Додинастический Египет. Лодка у истоков цивилизации

Прусаков Дмитрий Борисович

Глава 1

В поисках элементарных конструкций

 

 

Ханс Винклер и его первобытные «цивилизации»

Петроглифическую лодочную «армаду» каменистых вади египетской Восточной пустыни первым попытался систематизировать сегодня мало кому известный немецкий этнолог и антрополог Ханс Александр Винклер [477–479]. В профессиональном обращении к наскальным граффити удаленного от Нила немноголюдного региона, от которых «никто не ждал важной археологической информации», он имел, не считая А. Вейгалла, хотя и единичных, но поголовно заслуженных или выдающихся предшественников, вошедших в анналы мировой египтологии: пруссака К. Р. Лепсиуса [299], русского В. С. Голенищева [11]Явный авторский крен к «литературности» повествования в ущерб его научной точности: имеются в виду прежде всего, конечно же, верхнеегипетские вади с кратчайшими выходами к Красному морю.
, англичанина Ф. Грина [225], француза П. Монтэ [154]. Однако лишь Винклер в 1936–1937 гг. открыл и задокументировал около полусотни местонахождений доисторических петроглифов в Верхнем Египте «между Кеной и Асуаном», главным же образом «вдоль трассы Куфт – Косейр и в примыкающих вади», включая, как одно из основных, юго-восточное направление на бывший грекоримский красноморский порт Беренику. Выбор физико-географического района для своих стартовых полевых исследований ученый логично объяснял тем, что «путь от Нила к Красному морю здесь кратчайший, и через пустыню ведет древняя дорога с водными источниками» [479].

У рассматриваемого района есть и другая существенная особенность. Он образован двумя крупнейшими в этой полосе Сахары системами пересохших речных русел: Вади Хаммамат и Вади Баррамийа. В целом Восточная пустыня покрывает 222000 км 2 , или ок. 22 % территории Египта. Суммарная водосборная площадь здешних бесчисленных вади составляет 147820 км 2 , или 66,6 % поверхности пустыни и ок. 15 % территории страны. Эти сухие русла, разделенные невысоким горным хребтом Этбая и короткой частью спускающиеся к красноморскому побережью, своей основной сетью (105580 км 2 ≈ 71,4 %) устремлены к Нилу Из слагающих ее весьма разветвленных «индивидуальных» водосборов обширностью бассейнов резко выделяются ал-Хаммамат площадью 7700 км 2 , с устьем близ Коптоса, и соприкасающийся с ним северными «ветвями» ал-Баррамийа площадью 6900 км 2 , с устьем напротив Эдфу [321]. По этим артериям через водораздел Этбая и пролегали одни из древнейших, наименее протяженных (всего ок. 160 и 200 км по параллелям 26 и 25 град. с. ш.) и самых обеспеченных естественными питьевыми ресурсами сквозных маршрутов, связывавших долину Нила с Красным морем, на которых остались следы человеческих стоянок и погребений по крайней мере уже ранненеолитической верхнеегипетской культуры Бадари [162; 388].

Карта 1. Египетско-нижненубийский Нил: основные археологические памятники и населенные пункты, рассматриваемые и упоминаемые в книге

Карта 2. Основной ореол «лодочных» петроглифов в Восточной пустыне Египта

Едва ли случайно, что именно в данном сегменте Восточной пустыни (см. карты) наблюдается максимальная плотность наскальных надписей и изображений с глубочайшей древности до наших дней, среди них в 65-100 км от Реки, словно некая художественная аномалия на этой безводной натуре камня и песка – уникальная территориальная концентрация знакомых нам загадочных первобытных петроглифов, акцентирующих огромные ладьи с высокими, перпендикулярными корпусу краями. Подобно графическим аналогам, зафиксированным Вейгаллом у святилища Сети I в Вади Аббад, своей еще большей «отчужденностью» от Главного Нила они вновь и вновь возвращают к мысли о его исчезнувших притоках, когда-то сбегавших с «Красноморских холмов». Чрезвычайная геоморфологическая развитость Вади Хаммамат и Вади Баррамийа подталкивает к умозаключению, что в голоценовые периоды глобального увлажнения климата и избытка атмосферных осадков в египетском нильском бассейне прежде всего именно они являлись вместилищами полноценных рек со стабильным стоком дождевого и грунтового питания. В раскидистых руслах Вади Хаммамат, причем как в складках рельефа, сохраняющих дневную тень и особенно удобных для отдыха людей, так и на открытых палящему солнцу участках Винклер обнаружил не менее двадцати четырех «лодочных» сюжетов разного содержания, в том числе гигантское наскальное панно на широко разрекламированной теперь «стоянке 26» в приточном вади Абу-Васил, где во множестве изображены большие и малые ладьи со стоящими на них антропоморфными колоссами, охотники с луками, антилопы, гиппопотамы, страусы, собаки, рогатый скот и др. [479]. Позднее немецкие археологи Вальтер Реш и, по его следам, Геральд Фукс нашли целый ряд скал с похожими картинами в Вади Баррамийа [207; 389]. Даже скоротечные автомобильные поездки в Восточную пустыню Тоби Уилкинсона сопровождались новыми находками петроглифических композиций, включающих лодки и относящихся к дофараоновскому времени, среди которых выделяется сцена в Вади Баррамийа с внушительной флотилией из полутора десятков судов [470]. Приумножение изобразительного материала такого рода стало возможным также благодаря поисковым проектам нескольких энтузиастов вроде Дэвида Рола, начинавшимся как любительские, но оказавшимся в результате небесполезными для развития археологического знания и отчасти востребованными наукой [167; 200].

С точки зрения Винклера, ранние наскальные рисунки «на всех континентах» характеризуются той степенью графического и тематического («животные и люди») примитивизма, которая придает им «общемировое» сходство, еще не позволяя говорить о выработанных особых, безошибочно узнаваемых художественных стилях, например, «династического Египта, античной Греции или Китая». Тем удивительнее показалось ему присутствие в египетской первобытной петроглифике лодок, к тому же в таком массовом количестве, которое до того он встречал только в Скандинавии с ее предопределенной самой природой мореплавательной культурной составляющей. В очертаниях ладей Восточной пустыни исследователь различил «специфические формы», послужившие ему основанием для версии, созвучной выдвинутой Флиндерсом Питри теории «цивилизующего» завоевания предфараоновского Египта «новой расой», что часть древнейших верхнеегипетских петроглифов оставлена не коренными обитателями до– и раннединастической долины Нила и ее окрестностей, а народом иноземного – «заморского» происхождения [479].

«Материал, собранный со скал» экспедициями Винклера, в целом демонстририует хронологический разброс «от современности до предыстории», включая (не считая новейшие «автографы» дорожных рабочих, военных, туристов и т. и.) «надписи», «знаки» и «рисунки» арабские, коптские, латинские, греческие, набатейские, арамейские и, конечно же, египетские эпохи фараонов с их неповторимым «художественным каноном» в обрамлении иероглифики, иератики и демотики. Однако абсолютное большинство найденных в Египте петроглифов лишено сопутствующих письмен и, хотя «не поддается точному датированию», по этому и ряду других внешних признаков (например, изображению «древней» влаголюбивой фауны) «явно старше»: рассуждая так, Винклер устанавливал их принадлежность четырем протоэтническим группам, которые он называл «доисторическими культурами» и даже «цивилизациями» [479].

Первыми в этой племенной череде описательно у него фигурируют «горцы-автохтоны», идентифицированные им как «хамиты» – предки всех последующих жителей Западной и Восточной пустынь Египта. Согласно Винклеру, они населяли «степи и горы, окаймляющие Нил», на протяжении нескольких тысячелетий, «возможно, вплоть до династических времен». По его трактовке рисунков, то были охотники, уже приручившие крупный рогатый скот и пришедшие в здешние края «очень рано», когда в Египте «выпадало достаточно дождей, чтобы обеспечить кормом жирафа и слона», и эти прожорливые фитофаги, к которым нужно добавить носорога, еще водились в нынешних пустынях вокруг Нила, служа первобытным «художникам» добычей и повседневной живой натурой. Именно данной «цивилизации» Винклер приписывал львиную долю петроглифов, обнаруженных им на территории Египта, подчеркивая такое свойство этого самого длительного изобразительного пласта, как полное отсутствие батальных сцен при том, что «горцы», судя по их охотничьим сюжетам, располагали эффективным метательным оружием: большим двояковыгнутым луком «в форме цифры 3». Главное же, «для этих людей судоходство не имело никакого значения», и «лишь однажды (быть может, дважды)» они ассоциируемы на наскальных рисунках с «серповидной лодкой», но в подобных случаях (примечательная деталь, зафиксированная Винклером) рядом уже нет «животных, любящих воду», в том числе столь типичных для древнего Египта речных обитателей, как крокодил и гиппопотам [479]. При всей бесспорной археологической неокончательности таких «зримых» свидетельств они, не будучи опровергнуты дополнительным петроглифическим материалом, теоретически могут только подтверждать мысль, что винклеровы «горцы-автохтоны» не были непосредственно связаны с упоминавшимися выше огромными ладьями с задранными носом и кормой в удаленных от Нила «глубинах» Вади Хаммамат и Баррамийа, а сами эти ладьи в тамошней доисторической наскальной изобразительности потеряли актуальность на климатическом этапе «терминального» голоценового опустынивания страны за границами плодородной нильской долины, «после того, как Египет покинули жираф и слон».

Долговечным «горцам-автохтонам», по реконструкции Винклера, «какое-то время пришлось делить свою землю с двумя чужими народами». Один из них оставил в восточных и, несравнимо меньше, в западных вади («бросающаяся в глаза черта наскальных рисунков этих людей») петроглифы лодок, своим «серповидным» абрисом очень сходных с теми, которые изображались красителем по единому графическому стандарту на так называемой «декорированной» керамике (D-ware Флиндерса Питри) из герзейских могильников Египта. Руководствуясь столь определенной «главной связью», Винклер квалифицировал эту «цивилизацию» как «ранних обитателей долины Нила», которые «хорошо известны» благодаря раскопкам в ней додинастических памятников и могут по объему петроглифики претендовать на самостоятельную «волну вторжения» в Восточную пустыню, где они обнаруживают свое присутствие вплоть до фараоновской архаики. Здесь в пещерах и на склонах вади ими запечатлены эпизоды охоты с собакой и луком «в форме буквы С», с веревочной петлей на крупных рогатых животных и гарпуном на гиппопотама. Изредка на их рисунках (предположительно, древнейших) еще попадаются слон и жираф; сцены войны не найдены. При этом, как для выходцев с великой Реки, едва ли когда-нибудь с ней порывавших, «лодки для них имели большое значение», и Винклер даже настаивал на ритуальном смысле по крайней мере некоторых из их петроглифов, в первую очередь тех, где на лодках или в другой обстановке изображены антропоморфные фигуры в «молитвенной» позе, с поднятыми «особым жестом» над головой руками.

Следует заострить внимание на теме лодочного волока, которая несколько раз наблюдалась Винклером в дистанцированной от Нила петроглифике этого народа [479]: данный сюжет, как бы предрекающий один из мотивов художественной отделки гробниц и погребальной утвари эпохи фараонов (божества, тянущие на веревке священную ладью Ра), ученые наиболее убежденно толковали в контексте первобытного оформления «классических» древнеегипетских культов, в частности, заупокойного и солнечного [470], – но если допустить, что за такого рода «изобразительно-мифологическими архетипами» все же кроется реальный мир египетской предыстории, то, возможно, наметится дополнительный подход к прояснению его природно-климатического характера в пространстве и во времени, ибо волок представим только там и тогда, где и когда водные пути прерываются или пересыхают [41]Здесь и далее подразумеваются исключительно вставные шипы.
. Забегая вперед, отмечу, что лодки в сценах волока на скалах Восточной пустыни разительно отличаются от «серповидных» в орнаменте герзейской посуды D-ware высокими «переломленными» краями (ср. рис. 59 и 62), и это, вероятно, свидетельствует о той или иной причастности «ранних обитателей долины Нила» Винклера к «загнутым прямоугольником» большим петроглифическим ладьям из Вади Хаммамат и Вади Баррамийа, относящимся к сложнейшим и интереснейшим археологическим проблемам египетской «Красной земли».

Ладьи подобного типа Винклер считал визитной карточкой второго установленного им по «почерку» рисунков народа, временно соседствовавшего с «горцами-автохтонами», который он назвал «восточными захватчиками». Их петроглифы встречаются «по всей Восточной пустыне» и не найдены в Западной, если не причислять к ней левобережные «утесы около Нила», будто «богатая нильская долина» и была настоящей целью «завоевания». Эта «цивилизация» на территории Египта охотилась уже известными нам средствами, с простым луком «в форме буквы С» и арканом, ее рисунки наполняет обычная для первобытности местная фауна, знакомая исследователям по художествам «соседних» племен: слон, жираф, гиппопотам, ибекс, антилопа, дикий осел, страус, крупный рогатый скот, собака и др. «Судоходство» для нее было «важно не меньше, чем для ранних обитателей долины Нила». Вместе с тем Винклер разглядел в ней «общность, резко выделяющуюся из народов, представленных петроглифами Верхнего Египта». Примета внешнего облика «захватчиков» – одно или несколько перьев на голове, но главное их отличие в том, что «они связаны с лодкой прямоугольной формы, чужеродной Египту» (курсив мой. – Д. П.) [479].

Рис. 3. Лодки египетской Восточной пустыни. Доисторические петроглифы

Изображения этих «иноземных» ладей Винклер оценивал как вершину своих археологических изысканий в египетских пустынях. «Их корпус ровный; нос и корма загнуты вверх под прямым углом»; многие имеют «команды, обозначенные маленькими штрихами и показывающие, что эти лодки были достаточно велики для перевозки значительного количества людей», уточню, в «штрихах» исчисляющихся десятками. Нередко над такими лодочными экипажами, существенно превосходя их ростом, возвышаются «капитаны» с вытянутой вперед рукой, словно указывающие направление плавания (рис. 3, слева; рис. 28). Проанализировав соответствующие петроглифы, Винклер заключил, что «захватчики» хорошо умели обращаться со своими судами и управлять ими: «Они, без сомнения, знали корабельное дело – были моряками» [479]. Однако на вопрос, откуда эти люди явились в Египет, внятного ответа у ученых как не было, так и нет.

Рис. 4. Лодки Месопотамии. Оттиски цилиндрических печатей

«Они пришли с Красного моря», выстраивал цепь рассуждений Винклер, вернее, из-за него, откуда-то «между Египтом и Месопотамией», возможно, «из Персидского залива» или еще более дальних мест, а то и «из неизвестной прародины» последовательно в Двуречье и на берега Нила. Их ладьи «с высокими вертикальными носом и кормой» весьма походили на судовой тип древней Месопотамии (рис. 4) и рассматривались как одно из доказательств ее культурного влияния на протодинастический Египет. Но и здесь наука увязала в противоречиях, вплоть до взаимоисключающих положений. Так, по едва ли не общепризнанной диффузионистами версии, организующее «месопотамское проникновение» в долину Нила произошло «довольно внезапно, непосредственно перед выдвижением египетских династий». С другой стороны, Винклер, установив для себя, что лодка «иноземного типа» посещала Египет только «в позднедодинастическое и раннединастическое время», на тех же страницах утверждал, что «связанный» с этой лодкой «народ Красного моря» появился в Восточной пустыне уже «в эпоху слона и жирафа». Между тем и сам Винклер, и прочие исследователи египетской петроглифики относили доисторические изображения слонов и жирафов к древнейшим в окрестностях долины Нила, в дополнение к палеоклиматическим доводам ссылаясь на оттенки патинации, которая по местам гравировки обоих животных обычно «настолько темна», что сливается с цветом скал, и археологи для разборчивой фотосъемки такого материала вынуждены прибегать к разного рода «техническим» ухищрениям, например, забеливать еле проступающие на поверхности камня рисунки пудрой [329]. В поисках выхода из этой фактологической ловушки Винклер постулировал, что «захватчики» все свое «чрезвычайно долгое» время пребывания в верхнеегипетской Восточной пустыне находились «в постоянном контакте с заморскими странами», образуя живой динамичный «канал», по которому достижения поднимающейся цивилизации Двуречья в нужный момент могли быть «стремительно перенесены» на Нил. При этом «мы, конечно, ничего не знаем» ни о расовой принадлежности и языке этих людей, ни о том, насколько «посреднический» статус приближал их к собственно «создателям» государства фараонов. Убедительности не слишком стройной, чтобы не сказать сомнительной, концепции оперативного вторжения в протодинастический Египет пришельцев-мореплавателей на диковинных «прямоугольных» кораблях, мне кажется, не прибавляет (если не служит полновесным контраргументом) и такое вышеупомянутое наблюдение Винклера, как присутствие судов того же типа на наскальных рисунках «ранних обитателей долины Нила». Давая этому «факту особой важности» простейшее умозрительное объяснение «взаимосвязью двух народов» [479], Винклер, однако, избегал вопроса, почему аналогичная межплеменная связь, олицетворенная теми же большими ладьями, не просматривается в количественно богатейшей петроглифике обитавших в той же «пустыне» и в те же времена «горцев-автохтонов»? Да и сам факт, что суда принципиально сходных корпусных очертаний и пропорций отражены в изобразительном творчестве, по Винклеру, народов физически разных земель и, добавлю, вод, один из которых проник в Восточную пустыню с моря, а другой с Реки, – не выходит ли он все же за рамки прямолинейно-тривиальных толкований?

Если «горцы-автохтоны», «ранние обитатели долины Нила» и «восточные захватчики» в археолого-искусствоведческой реконструкции Ханса Винклера имеют не этнокультурное, так хронологическое соприкосновение, то его четвертая «цивилизация» стоит особняком, отделенная от рассмотренных «разрывом во времени». Это «древнейшие охотники» Восточной и Западной пустынь (включая оазисы) и нильского поречья, они же – самые ранние высекатели египетских петроглифов, начинающихся с «каких-то спиралей и иных закрученных линий». Изображение человека для них «представляло мало интереса», зато слон и жираф «главенствовали в умах этих графиков» и были чрезвычайно распространены на их рисунках, преобладая над всей фауной, в отличие от художественного творчества «трех остальных культур», в котором оба травоядных гиганта встречаются «более или менее редко». Таков генеральный мотив помещения Винклером «древнейших охотников» в нижние (климатически сравнительно влажные) периоды его относительной датировочной шкалы, подобно тому, как петроглифический верблюд на скалах Нубии и Египта являлся для него хрономаркером блеммиев и арабов. Подтверждение доисторического старшинства «охотников» Винклер видел в максимально интенсивной патинации их петроглифов и в том, что везде, где он находил их рисунки в «суперпозиции» с другими, последние были выбиты или вырезаны «сверху». Впрочем, ему как археологу удалось нащупать в изобразительности этого народа, по меркам предварительных исследований египетской додинастики, уже почти точную датировку для материально-культурной привязки своих первобытных «цивилизаций»: обнаружив у «охотников» в Западной пустыне «между оазисами Харга и Дахла» и «между Армантом и Наг ал-Хамади» весьма специфические, «необычные» наскальные рисунки слона – с туловищем в линиях-«зигзагах» и ушами, одно из которых опущено, а второе торчит над головой, – Винклер указал на наличие у них аналогов в «орнаменте» амратских сосудов и палеток Верхнего Египта. «Отсюда мы можем сделать вывод, что “древнейшие охотники” жили до и во время амратцев» [479]. В сегодняшнем научном календарном выражении это равносильно периоду не позднее первой половины IV тыс. до и. э., когда, если вернуться к голоценовым колебаниям климата, еще не получила развитие катастрофическая для людей и животных аридизация Северной Африки, превратившая ее в Сахару, а Египет за пределами аллювиальной нильской долины – в «Красную землю» [см. 34]. Безусловно, «заслуживает внимания» отсутствие в петроглифике «охотников» осла и крупного рогатого скота, поскольку гипотетически оно отодвигает нижнюю хронологическую границу существования этих племен в несравнимо более глубокую, даже донеолитическую первобытность [ср. 40]. «Заслуживает внимания» и частота, с которой на их рисунках «в Восточной пустыне вдали от Нила» фигурирует крокодил, но не только потому, что она «доказывает» версию прошлой длительной жизни «древнейших охотников» «в близком контакте с рекой» и «предполагает» укоренение с тех пор этого пра-Себека в их «мифологии» [479]: «огромная важность» крокодила в ранней петроглифике верхнеегипетских восточных вади может с не меньшей вероятностью свидетельствовать о синхронном естественном обводнении их нильскими притоками, по датировке Винклера – на стадии амратской археологической культуры и ранее, в полном согласии с современными палеоклиматическими представлениями о глобальном увлажнении так называемого большого атлантического температурного оптимума последней трети V – первой трети IV тыс. до и. э. [17]В более поздней работе, однако, Питри пишет, что изображения лодок на сосудах начинают появляться ок. S. D. 45 [360].
. Тем примечательнее, что при такой акцентированной близости к речной воде и ее животному миру «древнейшие охотники» не оставили изображений лодки, как если бы это средство передвижения и жизнеобеспечения им, в отличие от позднейших доисторических обитателей нильского водосбора, было незнакомо. Дополнительных сведений немного: «охотники, никогда не появляющиеся со скотом», имели собаку и большой «С-образный» лук, причем лучников на их рисунках Винклер зафиксировал лишь дважды, и оба раза в сценах охоты на слона, из чего «мы должны заключить, что они пользовались отравленными стрелами». Откуда эти люди пришли на Нил и в его окрестности, неизвестно, но «похоже, что их след теряется в Египте» [479].

Итак, тяготевшее к «пустыням» разноплеменное население додинастического Египта в глазах Ханса Винклера отвечало следующей очередности. Открыли ее «древнейшие охотники», жившие «в очень отдаленные времена» и едва ли преодолевшие хронологический рубеж верхнеегипетской амратской культуры (Нагада I). После их исчезновения появились никак с ними не связанные «горцы-автохтоны», «возможно, гораздо раньше цивилизации второй Нагады (герзейской)». С «горцами» поначалу соседствовали «восточные захватчики», а позднее к тем и другим подселились «ранние обитатели долины Нила», датируемые «цивилизацией второй Нагады (герзейской) и раннединастическим временем» [479]. Из такой периодизации, как вариант, может вытекать, что ладья «заморских гостей» предшествовала на Ниле лодке «коренных» жителей его бассейна и даже послужила ей прототипом. Это созвучно положению, которое я постулировал, завершая предыдущую монографию: «изображенные на скалах Восточной пустыни многовесельные ладьи… должны быть древнее своих речных “аналогов”, представленных орнаментами отчасти амратской и, уже в массовом порядке, герзейской керамики» [40]Не считая четырех вышеупомянутых брусьев для монтажа ложных «папирусных» штевней.
.

Продолжу исследование, посвятив настоящую его часть происхождению и «конструктивной эволюции» первобытной египетской лодки – на мой взгляд, еще не оцененного по достоинству «инструмента» изучения судьбоносных для фараоновской цивилизации изменений гидрологии постнеолитического Нила [ср. 37; 420; 421]. Подчеркну: я руководствуюсь рабочей установкой, что имею дело в первую очередь не с «абстрактно-художественными», а с «инженерно-техническими» объектами.

 

Лодки доисторических рисовальщиков: «многообразие типов»

На протяжении прошлого столетия всего несколько специалистов, опиравшихся, как и Винклер, на изобразительные памятники, предложили свои классификации древнейших лодок нильской долины и прилегающих пустынь [67; 144; 193]. За основу ученые брали гипотетическую конструкцию лодок, о которой судили почти исключительно по их петроглифическим и живописно-графическим очертаниям и деталям, а также предполагаемый конструкционный материал – речные осоковые и злаковые растения или древесину, чьим технологическим свойствам эти очертания и детали теоретически могли соответствовать.

Наверное, закономерно, что представленные разными авторами искусствоведческой специализации «ладейные типологии» существенно отличались друг от друга. Так, например, «развивая» наблюдения предшественников, со временем в изображениях лодок отыскивали и выделяли все больше «конструктивных нюансов», которые рассматривались как элементы или признаки самостоятельных, оригинальных изделий. Не было единства мнений и в вопросах о том, какие суда вязались из папируса, тростника или камыша, а какие имели деревянный – сборный (дощатый) или выдолбленный/выжженный из целого бревна корпус. Субъективность авторских подходов в данном случае была предопределена отсутствием в распоряжении исследователей археологических остатков непосредственно предмета классификации – самих первобытных ладей.

Мы уже заметили, что пионер этого научного направления Ханс Винклер изначально выделял два [12]«Two main types of boats are distinguishable» [479].
(а не четыре, как иногда ошибочно пишут [438]) основных типа доисторических лодок, изображения которых были собраны им в экспедициях по пустыням Египта: изогнутые, «как дуга окружности», и прямокорпусные с «более-менее вертикальными», сильно вытянутыми носовым и кормовым штевнями. Первые он назвал «серповидными» («sickle-boats», рис. 5), вторые – «прямоугольными» («square-boats», рис. 6). Между этими техническими «противоположностями», отражавшими и конструкцией, и материалом «две разные традиции судостроения», исследователь различал якобы производные от них «переходные формы»: «вогнутые (incurved) серповидные», нос и корма которых тем или иным образом завернуты «внутрь» лодки (рис. 7), и «вогнутые прямоугольные», у которых, при сравнительно вертикальном форштевне, ахтерштевень так или иначе искривлен в сторону корпуса (рис. 8) [479].

 Рис. 5. «Серповидные» лодки Винклера

Рис. 6. «Прямоугольные» лодки Винклера

Рис. 7. «Вогнутые серповидные» лодки Винклера

Рис. 8. «Вогнутые прямоугольные» лодки Винклера

«Серповидную» конструкцию Винклер априори рассматривал как архаичнейшую на Ниле, полностью состоявшую из папирусных связок. Уникальным хронологическим ориентиром здесь нам служит поддающийся относительной датировке аналог петроглифических «вогнутых серповидных» лодок, нарисованный углем на стенке красного керамического ящичка из додинастической могилы а41 в ал-Амре, Верхний Египет (рис. 9) [382]. Погребение датируется не позднее S. D. 36–41 по шкале Флиндерса Питри, т. е. концом амратского – самым началом герзейского периода, в календарном исчислении – примерно серединой IV тыс. до и. э.

Рис. 9. Рисунок лодки на доисторической керамике из ал-Амры

«Прямоугольная» конструкция, в представлении Винклера, имеет целую галерею разновидностей («derivations А, В, С, D, Е, and F»), которые доминируют в доисторической «лодочной» петроглифике Восточной пустыни. Лодки этого типа «в их наиболее отточенных формах» он считал выдолбленными из дерева пирогами, к тому же, повторю, восходящими к «восточным захватчикам», поскольку видел в их профилях близкое сходство с древними ладьями Месопотамии. Благодаря «различным изображениям» Винклер, конечно, знал, что месопотамские лодки вязались из камыша, но он не допускал саму возможность преодоления морей на камышовых судах! По его оригинальному толкованию данного противоречия, бунтовые лодки Тигра и Евфрата были «скопированы» с чьей-то «мореходной долбленки прямоугольных очертаний», после чего она же в «смешении элементов» с египетскими «серповидными» ладьями и, возможно, в ходе «расового перемешивания» породила «вогнутые прямоугольные» ладьи «ранних обитателей долины Нила»; при этом в Египте даже «некоторые правильные прямоугольные лодки, судя по неровности загнутых вверх носовых и кормовых законцовок корпуса и по их свисающим продолжениям на носу и корме, теперь делались не из дерева, а из гибкого материала, а именно, папируса» [479]. Однако, лишенный вещественной археологической аргументации, доказать свои судостроительные и этнодемографические теории Винклер не мог, поэтому вопрос о «высоконосых» деревянных пирогах, приплывших из-за моря с армиями на борту завоевывать Египет, остался открытым. Планировалась дальнейшая, более подробная публикация каталога найденных им петроглифов, но в октябре 1938 г. в Париже ушел из жизни богатый британский ученый-химик и любитель «всего египетского» Роберт Монд, один из меценатов египтологии, финансировавший поездки и публикации Винклера, чья научная деятельность без этой материальной поддержки практически прекратилась. Окончательный крест на ней поставила Вторая мировая война. 20 января (по другим сведениям, в марте) 1945 г. путешественник и исследователь, человек неровной судьбы, член сначала компартии Германии, а затем НСДАП, солдат вермахта Ханс Винклер погиб в бою под Торунем в Польше [272].

В своем главном труде, двухтомнике «Наскальные рисунки южного Верхнего Египта», Винклер обнародовал не более 40 % петроглифов, которые ему удалось найти, скопировать и сфотографировать в рамках «экспедиции сэра Роберта Монда» в Восточную и Западную (Ливийскую) пустыни, среди прочего – «большинство изображений лодок» в количестве ста одной репродукции [479]. Спустя почти полвека другой известный немецкий, чешского происхождения, специалист по наскальному искусству нильского бассейна, Павел Червичек, с разрешения лондонского Общества по изучению Египта заново проработал экспедиционные материалы – дневники, фотонегативы и цветные прорисовки – Винклера, опубликовав в виде кратких описаний и фрагментарных иллюстраций значительную часть не изданных предшественником петроглифических памятников [146]. При этом Червичек в своих «технико-технологических» реконструкциях пошел гораздо дальше Винклера: он распознавал не два и даже не четыре, а тридцать три типа ладей, когда-либо высекавшихся на скалах в первобытном и историческом Египте, из которых к до– и раннединастическому периодам относил одиннадцать.

Столь изрядное разнообразие в его систематизации проистекало из того, что Червичек принимал во внимание не только форму лодок, но и всевозможные детали их оснащения: весла, мачты, паруса, надстройки, украшения и т. и. Научно-исследовательская оправданность такого скрупулезного подхода, однако, сомнительна, и «пренебрежение» Винклера подобными «аксессуарами» едва ли случайно. При ближайшем «судомодельном» разборе создается впечатление, что предметно-экипировочная детализация, в той или иной мере применимая к лодкам всех корпусных типов, именно по этой причине вторична и лишь отвлекает нас от важнейших, качественных конструктивных особенностей, в которых, не исключено, кроется суть проблемы появления, эксплуатации и «сакрализации» лодок в додинастическом и фараоновском Египте.

 Рис. 10. «Тип 1» Червичека

Тип 1 по классификации Червичека – это ладьи с дугообразным корпусом и «бахромой» направленных вниз весел. На одной из них есть даже кормчий с рулевым веслом, а ближе к носу – прямоугольная «надстройка», изображающая не то парус (большая редкость для египетской доисторической лодочной иконографии), не то «каюту» (рис. 10). Так или иначе, вполне очевидно: если данное судно разоружить, избавив его от «вторичных признаков» снаряжения, то получится идеальная «серповидная» ладья Винклера, что не отрицал и сам Червичек [146].

Рис. 11. «Тип 1» Червичека и лодка из росписи доисторической «гробницы 100» в Иераконполе

К этому же типу он причислил лодку с корпусом малой кривизны, мачтой с горизонтальной реей (возможно, древнейшее в Египте изображение рангоута), но главное – с одним высоким штевнем (рис. 11, вверху). Такая лодка, казалось бы, даже отдаленно не напоминает винклерову «серповидную», одновременно не будучи и законченной «прямоугольной» конструкцией. Без оснастки она соответствует, скорее, типу 3 Червичека (см. далее), в известном смысле, действительно, представляя собой особый род ладьи, который у отдельных авторов фигурирует как разновидность «прямоугольного» судна. Лодка «конгруэнтного» профиля (по словам Питри, «иностранная» [365]) является одной из композиционных доминант знаменитой полихромной росписи так называемой «вождеской» «гробницы 100» из герзейского Иераконполя (рис. 11, внизу; рис. 22) [137; 345; 381].

Рис. 12. «Тип 2» Червичека

Тип 2 в «судовом реестре» Червичека – не что иное, как «прямоугольные» ладьи Винклера (рис. 12). Червичек гипотетически прослеживал их существование от неолитического амратского периода (Нагада I) до I династии фараонов включительно, правдоподобно полагая, что именно этот «генеральный» конструктивный тип стал прообразом детерминативов «священных барок» в староегипетской иероглифике, в частности, «Текстах Пирамид». Сами же «прямоугольные» лодки, по его мнению, до Старого царства «не дожили», хотя в специальной литературе встречалась противоположная точка зрения [67]Для полноты картины, по эскизам и описанию Уорд, доска А9 из Лишта толщиной 11 см сохранила фрагмент шипа, застопоренного через перпендикулярное ему отверстие в гнезде крохотным трапециевидным клинышком 2,8х2х1,8 см , но тот входил в шип с одной стороны и не «прошивал» насквозь ни его, ни противоположную стенку гнезда [448].
, да и реконструированная «божественная» ладья Хеопса [264] как будто бы опровергает такое допущение, копируя абрис большой «вогнутой прямоугольной» первобытной ладьи (рис. 3, справа; рис. 8, внизу).

 

Хитросплетения хронологии и типологии

Что касается исторического возраста изобразительных объектов принильской петроглифики, инструментальная (радиоуглеродная и др.) датировка которой египтологам по сей день практически недоступна [ср. 258], заслуживает внимания следующее наблюдение Червичека. На изученных им петроглифических «палимпсестах», где имеет место наложение более поздних рисунков на ранние, «прямоугольные» ладьи никогда не наслаиваются поверх «серповидных», обнаруживаясь только «под» ними.

Данное заключение расходится с теоретическим тезисом Винклера о рекордной древности «серповидной» конструкции. Однако оно наталкивается на возражения ряда археологов, утверждавших с приведением конкретных дополнительных примеров, что на египетских петроглифических композициях лодочные «серпы» могут перекрываться изображениями судов любых прочих очертаний [67]Для полноты картины, по эскизам и описанию Уорд, доска А9 из Лишта толщиной 11 см сохранила фрагмент шипа, застопоренного через перпендикулярное ему отверстие в гнезде крохотным трапециевидным клинышком 2,8х2х1,8 см , но тот входил в шип с одной стороны и не «прошивал» насквозь ни его, ни противоположную стенку гнезда [448].
. Как итог этих разногласий, «палимпсесты» в целом не устанавливают единую последовательность вырезывания на камне вокруг Нила лодок того или иного типа, откуда можно было бы вывести бесспорное суждение об относительной хронологии «прямоугольных» и «серповидных» конструкций.

С другой стороны, нужно учитывать, что Червичек ссылался на петроглифы восточных вади Верхнего Египта, тогда как его оппоненты апеллировали к наскальным рисункам древней Нижней Нубии, т. е. египетской долины Нила выше 1-го порога (ныне затоплена водохранилищем Насер). Конечно, наблюдаемые «серийные» изображения одного лодочного типа «под» другими не являются убедительным доказательством его хронологического старшинства даже в рамках этих «серий», не говоря уже о петроглифической картине в масштабах страны. И все же, если в каких-то конкретных вади Восточной пустыни «прямоугольные» лодки при их изобразительном совмещении с «серповидными» всегда перекрыты последними, мы вправе предусмотреть вероятность того, что они и есть древнейшие зафиксированные здесь суда – региональный феномен, обусловленный специфическими социоестественными факторами и обстоятельствами, которые еще предстоит выявить и осмыслить.

Датировка «прямоугольных» лодок-петроглифов пустыни начиная с амратского периода, к чему склонялся Червичек, удостоверила бы, что они старше по крайней мере всех «серповидных» лодок-орнаментов, типичных для герзейской расписной («декорированной») керамики D-ware (рис. 13). В пользу этого косвенно свидетельствуют выцарапанные знаки, как принято считать [439], «прямоугольных» лодок на сосуде из амратской могилы 1471 в Нагаде (рис. 14) [367] и на черноверхом амратском (?) сосуде из малого Диосполя (рис. 15) [355]. Английский египтолог Тоби Уилкинсон, участник новейших экспедиций с целью поиска и изучения верхнеегипетских наскальных граффити, высказал убеждение, что лодки такой формы в амратский период не только представляли обычный петроглифический мотив некоторых вади Восточной пустыни, но и были хорошо известны на Ниле [470]. Их появление на Реке уже в те времена, т. е. в первой половине IV тыс. до н. э., может подтверждать фрагмент выполненного белой краской рисунка «месопотамской» ладьи с высоким вертикальным форштевнем на черепке характерной амратской «крестолинейной» керамики C-ware из Мостагедды (рис. 16) [120; 280].

Рис. 13. «Лодочный» орнамент герзейской керамик

Рис. 14. Граффити лодки на амратском сосуде из Нагады

Рис. 15. Граффити лодки на доисторическом сосуде из малого Диосполя

Рис. 16. Рисунок лодки на амратской керамике из Мостагедды

Рис. 17. Рисунок лодки на амратском блюде неустановленного происхождения

Та же керамика, однако, демонстрирует и полноценное изображение хорошо экипированной многовесельной «серповидной» лодки на богато расписанном блюде, хранящемся в Египетском музее Каира (рис. 17) [360]. Флиндерс Питри помещал это произведение искусства в относительный интервал S. D. 31–33, что соответствует началу амратского периода, т. е. раннему IV тыс. до н. э. На основании наблюдения, что вся совокупность запечатленных на нем символов или, скорее, североафриканских реалий влажной эпохи большого климатического оптимума голоцена [19; 40] – крупная ладья, антилопы, страусы, крокодил, гарпунированный гиппопотам и т. д., – тождественна доисторическому петроглифическому «микрокосму» Восточной пустыни, Уилкинсон датировал с раннеамратского времени и петроглифику египетских восточных вади. С учетом того, что в ее первобытных «горизонтах», как показал еще Винклер, господствуют, а где и присутствуют исключительно «прямоугольные» суда, наши скудные источники в целом позволяют сформулировать следующее предварительное допущение: древнейшие «прямоугольные» лодки, если они когда-то плавали по водам нильского бассейна, а не являлись плодом человеческого воображения – фантомами примитивного культа или «делирийного сознания» [см. 22], на ряде восточных притоков Нила оказались раньше «серповидных», по сути же, до какой-то поры были единственным тамошним судном. Собственно на египетском Ниле оба конструктивных типа впервые художественно зафиксированы в хронологических рамках одной археологической культуры (амратской = Нагада I), но, принимая во внимание ее как минимум трехсотлетнюю продолжительность, говорить об их синхронном здесь физическом появлении, по-видимому, не приходится. Вероятно, «прямоугольные» лодки и на Реке изначально были несколько старше, при этом их последующий параллелизм с «серповидными», засвидетельствованный до– и, возможно, раннединастическими изобразительными источниками, едва ли в точности отвечает понятию «сосуществование». Противоречивые данные о взаимоналожении, территориальном распределении и объектах нанесения изображений «прямоугольных» и «серповидных» ладей в Верхнем Египте и Нижней Нубии подталкивают к мысли, что ключ к проблеме происхождения и культурно-исторических перспектив двух конструкций не столько в абсолютном старшинстве той или иной из них (хотя этот вопрос чрезвычайно актуален и интересен), сколько в их особенных хронологических отношениях, имевших «переменно-смешанную» динамику.

За неосуществимостью радиометрии петроглифов, датировка гипотетических этапов производства и эксплуатации плавсредств различного типа в додинастическом Египте сегодня опирается прежде всего на изделия из долины Нила с ладейной тематикой и привязкой in situ к идентифицированным археологическим памятникам. Самыми ранними следами египетских лодок являются их маленькие, измеряемые сантиметрами примитивные модели из глины, найденные в общем количестве пяти-шести штук при раскопках поселений и могильников неолитических культур Меримде и Бадари [122; 240; 363], что указывает на V тыс. до и. э. [см. 40]. Для сравнения, древнейшая известная в Африке (и входящая в тройку самых древних в мире) лодка – полностью сохранившееся долбленое деревянное каноэ длиной ок. 8,5 м, обнаруженное в 1987 г. при рытье колодца у поселка Дуфуна в Нигерии, в бассейне озера Чад, с радиоуглеродными датами 7670 ± 110 и 7264 ± 55 14С л. и., или ок. 6606–6425 и 6169–6054 гг. до и. э. [114; 115].

Глиняные модели из бадарийских захоронений, редкие и малосопоставимые с позднейшими петроглифами и рисунками на керамике, дают слабое представление о лодочных конструкциях эпохи раннего неолита в долинном Египте. Только в поздненеолитический амратский период, как мы видели, здесь на отдельных бытовых или «магических» предметах появляются узнаваемые, вырезанные или выведенные краской, профили лодок обоих рассмотренных типов.

Для энеолитической герзейской культуры характерно преимущественное, массовое и даже стандартизированное изображение – обычно бурыми пигментами на светлоглиняной «декорированной» посуде, пережившей и заместившей амратскую «крестолинейную» керамику, – больших, основательно снаряженных и, вероятно, деревянных «серповидных» ладей (рис. 18). При этом их предшественница на каирском живописном блюде настолько родственна им своим корпусом-дугой с намечающимися рядами весел, двумя «каютами» и носовым «украшением», что вышеупомянутую относительную дату S. D. 31–33 Флиндерса Питри из «эволюционистских» соображений представляется резонным скорректировать, отнеся блюдо и, главное, изображенное на нем судно не к началу, а к концу амратского периода, ближе к середине IV тыс. до и. э.

 Рис. 18. Нильская герзейская лодка

Сосуды с ладейным орнаментом, согласно Питри, отвечают относительной датировочной «последовательности» S. D. 40–63, достигая максимального распространения на отрезке S. D. 46–47 [355]. Допустив соответствие «художественно-керамической» хронологии действительной речной эпопее крупной (до 60–70 весел!) «серповидной» ладьи в доисторическом Египте, постулируем, что эта грузоподъемная конструкция, имея уже амратский прототип, нашла самое широкое практическое применение в герзейской культуре, особенно на ее позднем этапе, и утратила господствующую роль в «революционизирующий» век протодинастики (Нагада III). Если тезис о первичности на египетском Ниле большой «прямоугольной» ладьи выдержит критику, то, развивая гипотезу, можно будет вести речь о вытеснении ее в герзейский период, или во второй половине IV тыс. до и. э., «серповидной», рядом с которой она как будто бы не фиксируется в нильской долине на протяжении нескольких столетий ни одним известным науке памятником.

«Прямоугольная» ладья в долине Нила вновь, причем весьма помпезно, заявляет о себе только в прото– и раннединастическое (архаическое) время. Тогда, на исходе IV тыс. до и. э., ее образ, подобно белой и красной коронам, становится важнейшим элементом иконографии и летописания первых фараонов, боровшихся за единоличную власть над Верхним и Нижним Египтом. Достаточно вспомнить резьбу на известняковой курильнице «нубийского правителя» из погребения L24 в Кустуле [472], рельеф verso иераконпольской «сланцевой» палетки Хора «Нармера» [379] или петроглифы в Гебель Шейх Сулейман, приписываемые Хору Джеру [190], не говоря уже об анналах Палермского камня, где иероглифическая формула регулярного плавания по стране («сопровождения») царей-Хоров smsw Hr детерминирована пришедшим из фараоновской архаики символом «священной барки» именно этого конструктивного типа [401]. Ближайшая ассоциация с обожествляемыми владыками Египта и причисление к знакам египетской «святописи» не оставляют сомнений в том, что изображения «прямоугольной» ладьи у самых истоков государства «Обеих Земель» имели для его основателей, помимо транспортного и военного, особый сакральный смысл.

Параллельно «серповидным» «прямоугольные» лодки протодинастического поколения запечатлены прежде всего на отдельных высокохудожественных, «престижных» артефактах, таких как резные костяные рукоятки тонко ретушированных кремневых ножей, появившихся в Египте, по оценкам археологов, на рубеже культур Нагада II/III [165; 315]. Взаимоотношение конструкций-«противоположностей» здесь варьируется от сдержанного пространственного размежевания, как на ножевом обломке, подаренном Метрополитен-музею Говардом Картером (рис. 19) [96; 474], до кровопролитного вооруженного конфликта, как на знаменитом ноже из Гебель ал-Арака (Лувр, Е11517) [95]В смысле «absorb», без аллюзии на приписывавшийся «амратцам» каннибализм [330].
, резьбу по рукояти которого неоднократно приводили в «доказательство» завоевания Египта иноземной «династической расой» (рис. 20) [440].

Рис. 19. Лодки в резьбе костяной рукоятки доисторического кремневого ножа неустановленного происхождения

Рис. 20. Лодки в резьбе костяной рукоятки доисторического кремневого ножа из Гебель ал-Арака

Рис. 21. «Тип 3» Червичека

Как предварительный итог, древнейшую историю судоходства на египетском Ниле в IV тыс. до и. э., возможно, характеризовал своего рода эпохальный эволюционный цикл «прямоугольных» лодок от амратского неолита до государственной архаики («Раннего царства»), разделенный несколькими столетиями если не монополии, то господства принципиально иных, «серповидных» ладей герзейского энеолита, с которыми изобразительно (и, несомненно, в действительности) пересекалась специфическая «полупрямоугольная» конструкция.

Эта лодка – тип 3 по классификации Червичека, «с высоким носом и полностью отсутствующим кормовым брусом», или ахтерштевнем (рис. 21). Ученый, прибегая к якобы достоверно датированным изобразительным аналогам, теоретически очертил для нее эксплуатационный интервал от позднегерзейского до раннединастического периода включительно [144].

Рис. 22. Лодки росписи доисторической «гробницы 100» в Иераконполе

На выбор нижней хронологической границы здесь, очевидно, повлияли превалировавшие в науке историко-культурные привязки живописного сюжета с «полупрямоугольной» и пятью «серповидными» ладьями из иераконпольской додинастической «гробницы 100» (рис. 22), возраст которой, однако, специалистами так и не был окончательно согласован. Эту на сегодня единственную известную расписную гробницу египетского «вождя» (чей костяк не обнаружен, а сам склеп, разоренный в далеком прошлом, после извлечения уникальной фрески утрачен) археологи по фрагментарным находкам поначалу приурочили к ранней Нагаде III: в датировочной «последовательности» Питри, S. D. 63 или 65 [365]. Затем ее «переатрибуировали» поздней Нагадой II, даже с конкретными календарными датами «ок. 3400/3300 г. до н. э.» [291] или «ок. 3300 г. до н. э.» [390], сочтя такого рода «богатое» захоронение признаком прогрессирующей иерархизации первобытных племенных элит и предвестником «надчеловеческой» погребальной обрядности и, в целом, культа протодинастических царей [ср. 278]. В отдельных случаях датировку гробницы с осторожностью понижали примерно до середины герзейского периода (Нагада Пс в относительных «стадиях» Вернера Кайзера), пока «точная» наука решительно не посягнула на эти пределы.

Рис. 23. Лодка в резьбе костяного гребня с именем архаического царя Хора Джета

Резко диссонируя с принятыми теоретико-сопоставительными хронологическими схемами, радиоуглеродный анализ раковины пресноводного моллюска Unio willcocksi из «гробницы 100» в Иераконполе показал результат 5000 ± 90 14С л. н. [126], который в календарном выражении (3900/3855-3680/3665 гг. до н. э.) практически совпал с «хрестоматийными» датировочными рамками амратского неолита (ок. 3900–3600 гг. до н. э.) [459]. Конечно, радиометрии одного образца недостаточно, чтобы уверенно привязывать «полупрямоугольную» конструкцию еще и к амратскому периоду: те же окружающие ее на иераконпольской фреске большие «серповидные» ладьи «в стиле додинастической расписной керамики» [345] ассоциируются прежде всего с герзейской культурой. Пусть и как исключение или раритет среди «прямоугольных» лодок, типичных для «официальной» изобразительности и иероглифических письмен фараоновской архаики, «полупрямоугольная» барка с сидящим на ней «божественным соколом» венчает резьбу костяного гребня с именем (<серехом) царя I династии Хора Джета (рис. 23) [189].

С другой стороны, в современной научной литературе и академическом Интернете можно встретить «прогрессивную» версию додинастической хронологии Египта, согласно которой кайзеровская «стадия» Пс имеет нижнюю границу ок. 3650 г. до н. э. и соответствует не середине, как привычно считали [142], а началу герзейского периода [463]. Однако, подчеркну, у Кайзера именно она обозначает важный археологический рубеж, на котором отвечающий предыдущей «стадии» Нагада ПЬ геометрический орнамент расписной керамики D-ware, ключевого идентификатора герзейской культуры, уступает место художественным композициям, в том числе самым знаменитым из них сценам с многовесельными «серповидными» ладьями [459]. Таким образом, амратскому «керамическому» периоду Флиндерса Питри в реконструкции Кайзера безусловно тождественна, вплоть до слияния с ним, лишь «стадия» Нагада Па, характеризовавшаяся «крестолинейной» посудой C-ware [ср. 467]. Как бы то ни было, в подобных скорректированных датировочных координатах «абсолютно неегипетское, безошибочно месопотамское судно» [390] экзотического «полупрямоугольного» профиля на фреске «гробницы 100» если и не «выплывает» непосредственно из амратского культурно-исторического контекста, то все же не демонстрирует безнадежную от него оторванность, как в хронологических построениях Червичека и его единомышленников.

Рис. 24. Доисторический петроглиф лодки в Води ал-Фарас

Помимо редчайшего живописного воспроизведения на стене погребальной камеры в первобытном Иераконполе, «полупрямоугольная» лодка типа 3 в додинастическом Верхнем Египте зафиксирована рядом петроглифов. Так, в небольшом Вади ал-Фарас на левом берегу Нила несколькими километрами севернее Асуана, где в свое время проводил изыскания Винклер [479], на скальном взгорке и его обломках среди эоловых песков запечатлены по крайней мере шесть лодок с укороченными или отсутствующими ахтерштевнями (рис. 24) [425; 426]. Их петроглифические профили длиной свыше метра, с многочисленными штрихами весел и/или схематических людских фигурок, с надстройками-«каютами» предполагают, что оригиналы были достаточно велики и сопоставимы размерами с весьма крупными ладьями иераконпольской фрески. Разница в том, что если на фреске «полупрямоугольная» лодка соседствует (взаимодействует или конфликтует – другой вопрос) с «серповидными», то в петроглифике Вади ал-Фарас «процессию» с ней составляет принципиально иная, эталонно «прямоугольная» конструкция (рис. 25).

 Рис. 25. Протодинастические (?) петроглифы лодок в Води ал-Фарас

Рис. 26. Протодинастические (?) петроглифы лодок в Наг ал-Хомдулоб

Эти петроглифы, в отличие от «гробницы 100», не имеют даже единственной ориентировочной инструментальной даты. Археологи, в очередной раз вынужденно апеллируя к стилистически и «информационно» сходному изобразительному материалу, постулировали их принадлежность рубежу Нагада II/III, а то и раннединастическому периоду [426]. В частности, основанием для такого заключения стало петроглифическое панно, находящееся менее чем в километре к югу, близ местечка Наг ал-Хамдулаб, где, по мнению специалистов, рукой одного мастера высечена флотилия в пять «прямоугольных» лодок, сопровождающая человека с посохом и в высоком колпаке наподобие белой короны фараонов, эскортируемого двумя штандартоносцами и прислужником с опахалом, причем одну из лодок тянут четыре «бурлака» (рис. 26) [246]. В качестве генеральной версии, этого «асуанского царя» отнесли к концу «0-й династии» (Нагада III), а его петроглифы объявили ближайшими предшественниками или даже современниками резной булавы «Скорпиона». Более того, на «прямоугольной» ладье в Вади ал-Фарас также разглядели «царя в белой короне», стоящего под штандартом. В итоге оба художественных комплекса (не в последнюю очередь из-за территориальной близости) ученые предложили рассматривать в общем информационно-смысловом контексте петроглифики района l-ro нильского порога, а их «царей» – как, возможно, одного и того же персонажа [211; 247].

 

Нюансы иконографии

Руководствуясь методом художественных аналогий, принятым наукой как основной для датировки доисторического наскального искусства Египта [158], нельзя, однако, не заметить, что лодки «протофараонов» из окрестностей Асуана внешне, своим детально-усложненным рисунком отнюдь не идентичны тем, которые мы обычно видим на ранних царских памятниках. Курильницы из некрополя L в Кустуле, палетка «Нармера», нубийские граффити Джера (?) и другие «официальные» артефакты начальных династий демонстрируют лодку лаконичных очертаний, лишенную весел, украшений и иных дополнительных элементов, по сути, имитирующую прежде всего профиль «прямоугольного» судна (рис. 27). И если применительно к названным и другим подобным ремесленным изделиям можно возразить, что воспроизвести на них большую ладью во всех ее конструктивных и декоративных подробностях было немыслимо из-за нехватки места и опасности повреждения рабочих поверхностей сколами и трещинами, угрожавшими тонкой резьбе по камню, то в случае скалы с петроглифами Хора Джера этот довод непригоден: уж здесь-το критического недостатка площади для желаемого художественного воплощения жизненных реалий не существовало.

Рис. 27. Лодки протодинастических и архаических царей

Похоже, что изобразительные и текстовые памятники первичного генезиса государства фараонов отличала особая, максимально упрощенная иконография судна с загнутыми вверх штевнями, причем, предположительно, не возникшая «случайно», как произвольная альтернатива единообразию «серповидных» герзейских форм, а восходившая к старинным «прямоугольным» прототипам и имевшая под собой осознанный – «идеологический» выбор ее создателей.

Наиболее разительно от лодок этого «архаического стандарта» отличается многовесельная ладья из Вади ал-Фарас с пассажиром «в белой короне», которого археологи отождествляли с безымянным «асуанским царем», помещенным ими в протодинастический период Нагада III. Своей линейной и штриховой графикой (рис. 25) ближе всего она ассоциируется с петроглификой «прямоугольных» ладей Восточной пустыни, как их представлял Винклер, принимавший такие «чужеземные» конструкции (рис. 6) за доказательство месопотамского морского вторжения в бассейн египетского Нила [479]. На ряде этих судов также присутствуют антропоморфные или человеческие фигуры в пышных головных уборах, однако здесь наблюдаются не шапки, а плюмажи, больше подходящие первобытным вождям (рис. 28). Если герои подобных мизансцен все же люди, а не какие-нибудь племенные прабожества (которые в Египте априори должны были иметь, хотя бы частично, звериный облик), то перья на голове почти наверняка устанавливают историческое старшинство их обладателей по отношению к петроглифическим «бигменам» Верхнего Египта, увенчанным на канонический манер фараонов.

Рис. 28. Доисторическая лодка Восточной пустыни (Вади Баррамийа)

Рис. 29. Лодки в резьбе протодинастической (?) каменной курильницы из Кустула и в доисторической петроглифике Восточной пустыни (Вади Абу-Васил)

Та же мысль возникает при сравнении одного из древнейших известных изображений «царя» в белой короне на резной курильнице из погребения L11 в нижненубийском Кустуле [472] с петроглифом «вождя» в высоком плюмаже из восточного Вади Абу-Васил (рис. 29) [470]. Хотя оба лидера явлены нам в однотипных ладьях простейшего «прямоугольного» профиля, характерного для архаической иконографии, а «вождь» еще и вооружен булавой со сферическим или грушевидным навершием, которая символизировала всевластие фараонов и входила в иероглиф «тронного» имени «объединителя» [ср. 34] Египта Хора Аха, едва ли кому-то придет в голову поставить между столь разноликими «флотоводцами» знак хронологического и социально-политического равенства. Руководствуясь в том числе визуальным впечатлением, полагаю, что «вождь», как и другие похожие на него рослые петроглифические антропоморфы на «прямоугольных» лодках в восточных вади (рис. 30), древнее «царей» из Кустула в долине Нила. Археологи утверждали, что последние появились в Нижней Нубии «за шесть или семь поколений» до египетской I династии [473].

Рис. 30. Доисторическая лодка Восточной пустыни (Вади Абу-Васил)

В таком случае, пустынные «вожди»-судовладельцы должны быть отделены от нее несколько более, т. е. весьма, продолжительным временем. Например, Уилкинсон, ссылаясь на современные палеоклиматические данные и фауну водоемов и влажных саванн, изображенную рядом с «прямоугольными» судами Восточной пустыни, датировал соответствующие петроглифы ранним IV тыс. до н. э. или, шире, периодом Нагада I с тогдашним, по-видимому, еще достаточно гумидным климатом рассматриваемой части нильского водосбора [470]. Выше говорилось о косвенных археологических признаках наличия в тот период «прямоугольных» лодок также в долине верхнеегипетского Нила (рис. 14–16). Именно такого рода амратские профили могли быть иконографическими прототипами «царских» лодок, запечатленных на художественных памятниках архаической территориальной сборки Египта.

Петроглиф в Вади ал-Фарас, однако, увековечил «царя в белой короне» на огромной «прямоугольной» ладье с множеством весел, которая, как я уже отметил, вызывает ближайшую ассоциацию не с раннединастическими артефактами нильской долины, а с наскальным искусством восточных вади. Если их доисторическая «лодочная» петроглифика гипотетически уходит корнями по крайней мере в амратский неолит, чему сегодня есть весомое палеоклиматическое обоснование, то персонаж в отличительном головном уборе фараонов как будто бы вступает в непримиримое противоречие с такой хронологической реконструкцией, побуждая исследователей «рефлекторно» датировать его не раньше протодинастики/архаики, куда «асуанский царь» и был определен археологами и египтологами [247; 426]. Штандарт на его судне, с одной стороны, согласуется с этой на первый взгляд безальтернативной точкой зрения, трактуемый как признак зарождения будущих административно-территориальных единиц – номов фараоновского и позднейшего доисламского Египта.

Рис. 31. Рельеф «красной короны» на фрагменте амратского черноверхого сосуда из Нагады

С другой стороны, штандарты разнообразной «геральдики» присутствовали уже в «серповидных» ладьях, которые появились в орнаменте египетской расписной посуды D-ware на «стадии» Нагада Пс Кайзера, т. е. в начале – середине герзейского периода или, по существующим календарным оценкам, во второй трети IV тыс. до и. э. (рис. 13, 18, 59) [459]. Мало того, древнейшее известное изображение предмета, похожего на фараоновский венец, принадлежит амратской культуре: фрагмент красно-коричневой черноверхой керамики В-ware из захоронения 1610 в Нагаде, которое Питри датировал интервалом S. D. 35–39 (Нагада Па по Кайзеру) [365; 367], демонстрирует рельефный абрис «красной короны» [447] традиционно понимаемой наукой как на фрагменте амратского символ царственного господства над Нижним черноверхого сосуда из Нагады Египтом (рис. 31) [ср. 391].

Рис. 32. Доисторические петроглифы мужчин в «красных коронах» в Вади Каш

Дополнительно к этому, в Вади Каш, части водосборного бассейна Вади Хаммамат в Восточной пустыне, на расстоянии 50–60 км от Нила Винклер нашел петроглифы двух мужских фигур в головных уборах наподобие «красных корон» и с крючковатыми посохами, как у «царя в белой короне» из Наг ал-Хамдулаб (рис. 32) [479]. Одна фигура имеет футляр для пениса, чем напомнила Уилкинсону мужские изображения на сосудах Нагады I [470]. Вторая, по наблюдению Беатрисы Мидан-Рейн, занята преследованием «крупных речных животных» (крокодилов и Др.), на которых обычно охотились с лодки [316], что логично продолжить тезисами о сравнительно влажном климате, еще не иссякших нильских притоках в восточных вади и, соответственно, вероятной принадлежности всей этой сцены в глубине пустыни тому же амратскому периоду.

Рис. 33. Доисторический (?) петроглиф мужчины в «белой короне» в Вади Махамид

Хотя первобытные корни «белой короны» по аутентичным памятникам не прослеживаются даже в таком ограниченном ассортименте, археологическая тенденция к удревнению здесь также налицо. Когда-то первыми изображениями этой «верхнеегипетской» регалии считались артефакты «0-й династии», прежде всего найденные в Иераконполе навершие булавы «Скорпиона» и палетка «Нармера» [390]. Открытие близ Наг ал-Хамдулаб петроглифов «асуанского царя» дало специалистам основание несколько понизить ее хронологию в рамках про-тодинастики [246], а находка «царских» резных курильниц в погребениях Кустула позволила заговорить о ее функционировании уже за несколько поколений до известных науке архаических фараонов [473]. Наконец, фрагмент очень примитивной петроглифической фигуры «царя» в треугольном колпаке на скалах Вади Махамид в районе ал-Каба (с Иераконполем на противоположном берегу Нила) склонил исследователей к согласию датировать данную «корону» (рис. 33) с одинаковой вероятностью архаикой и поздним додинастическим периодом [247]. Пусть более древние свидетельства пока не обнаружены или не признаны таковыми в авторитетных ученых кругах, теоретически ничто не мешает ожидать, что «белая корона» в итоге окажется ровесницей «красной», в частности, учитывая их историческое двуединство в короне

«Обеих Земель» фараоновского Египта. Вообще же, недостаточность археологической изученности и понимания хозяйственного, социального и территориально-«политического» уклада первобытной нильской долины (например, неумение объяснить, как головной убор, представленный в изобразительности додинастического Верхнего Египта и окрестных «пустынь», стал «нижнеегипетской» короной [80; 468 и др.]) сегодня вынуждает нас довольствоваться лишь рабочими гипотезами генезиса древнеегипетской цивилизации в его разнообразнейших аспектах, включая происхождение и развитие лодочного транспорта на Ниле.

С учетом изложенных соображений, не следует пока совсем отказываться от альтернатив «аксиоме», что петроглифический «царь в белой короне» на «прямоугольной» ладье из Вади ал-Фарас близ Асуана принадлежит непременно прото– или архаическим династиям, а не племенам или чифдомам предшествующих столетий. Если контрадикция «архаический (раннединастический) царь в амратской лодке», как абсолютная историко-хронологическая бессмыслица, в полной мере выражает бесперспективность исследования в обозначенном направлении, то, например, непротиворечивый тезис «архаичнейший царь (бигмен) в лодке древнейшего типа» намечает выход из этого логического тупика. Лодочный рисунок идеально «прямоугольного» профиля с рядами гребцов и весел, имея амратские аналоги в петроглифике Восточной пустыни, мог бы послужить аргументом в пользу отнесения «царя» из Вади ал-Фарас к додинастической эпохе, ближе к временам того же «вождя» – владельца иераконпольской расписной «гробницы 100». На ее фреске, как мы помним, из флотилии стандартных «серповидных» лодок выделяется экзотическая «полупрямоугольная» (рис. 22), и она же, в петроглифическом виде, сопровождает «прямоугольную» ладью «асуанского царя» (рис. 25). Наблюдаемая изобразительная сопряженность ладей этих трех типов, хотя пока и не поддается выстраиванию в точно датированную последовательность, согласуется с мыслью о конструктивном родстве и даже эволюционной взаимосвязи судов, осваивавших на разных этапах доисторический Нил. Допуская, в силу приведенных выше доводов, что древнейшим из них являлась «прямоугольная» ладья амратского периода, «полупрямоугольную» конструкцию герзейского времени можно гипотетически рассматривать как ее производную, которая к тому же своим корпусом пусть малой, но зримо вырисовывающейся кривизны словно эволюционировала в сторону «серповидного» профиля. Так ли уж «слеп» был Червичек, отнесший одну из «полупрямоугольных» модификаций к типу 1 в предложенной им классификации ранних древнеегипетских лодок?

Другими словами, как версия, «прямоугольная» доисторическая ладья, плававшая по Нилу в начале или первой половине IV тыс. до и. э., позже поочередно потеряла ахтер– и форштевень, т. е., по сути, исчезла при сопутствующем появлении ко второй половине IV тыс. до и. э. «серповидной» лодочной конструкции. Вероятно, эта предполагаемая техническая метаморфоза, вписанная в хронологические рамки культуры Нагада II с поправкой на «стадии» Кайзера, сопровождалась освоением первобытными египетскими «корабелами» нового конструкционного материала, что специалистам подсказывали, помимо профилей как таковых, некоторые графические детали и нюансы изображений лодок разных типов на скалах, керамике и т. д. [441]. Возможно, воссоздаваемая здесь «кораблестроительная» картина отражала какие-то специфические демографические, общественные и хозяйственные процессы, происходившие в смешанном ареале «прямоугольных» («заморских», по Питри-Винклеру) и «серповидных» (бесспорно нильских) ладей, или в повседневной жизни людей на Реке, или в природе самой Реки, ибо конструкция (включая материал и размерения) судна так или иначе определяется свойствами и состоянием воды, по которой оно ходит.

Тем интереснее «венценосное» явление «прямоугольной» ладьи на художественно оформленных памятниках времен египетского протогосударства, от погребального инвентаря Кустула до вотивов Иераконполя и др. Ее тогдашнее «главенство» наглядно подтверждается остатками резьбы на ножевой рукоятке из Метрополитен-музея, где «фараон» (фигура в белой короне), словно попирая нижний ярус «серповидных» лодок, плывет над ними в подобии «вогнутой прямоугольной» (чей профиль по ахтерштевню здесь, вероятно, обусловлен стандартно скругленной законцовкой рукояток этой серии, см. рис. 19). «Прямоугольные» лодки аналогичного рисунка, вырезанные опять же регистром выше, по-видимому, наносят военное поражение «серповидным» в батальной композиции, декорирующей нож из Гебель ал-Арака (рис. 20). Пусть это не доказательство победного вторжения в долину Нила чужеземной «династической расы» [43]В найденном комплекте их оказалось всего семь; современная реконструкция «Хуфу I» дополнительно задействует стальные палубные опоры.
– хотя изобразительный орнамент изделия и отличают некоторые «неегипетские» черты, – но недвусмысленный намек на превосходство «прямоугольной» ладьи в данном случае также налицо.

Явно неравностатусный параллелизм протодинастических «прямоугольных» и «серповидных» лодок, с подчеркнутым возвеличиванием первых над вторыми, в подобных художественных сценах с «заморским» акцентом выглядит как устойчивый итог некоего культурного отбора, возможно, отразившегося в египетской доисторической петроглифике. Например, относимое археологами к поздней додинастике наскальное «панно крокодилов» в Вади Магар внутри «фиванской излучины» Нила, с устьем на широте Нагады, демонстрирует звериные штандарты и лодки круто изогнутых форм с общим тяготением к «прямоугольному» профилю, в котором, однако, довольно выпукло проступают черты «серповидности» (рис. 34) [158]. Т. е., это не синхронные упрощенные аналоги ладей первобытной Восточной пустыни с их длинными прямолинейными корпусами, десятками гребцов и весел и антропоморфными гигантами-«флотоводцами» на борту, а именно позднейшие конструктивно-иконографические модификации, которые, как то удостоверяют прилагающиеся к ним, среди леса крокодильих, «царственные» штандарты быка и сокола, стали лодками архаических фараонов, запечатленными на известных культовых артефактах.

 Рис. 34. Доисторические петроглифы лодок в Вади Магар

Рис. 35. Костяной гребень с именем архаического царя Хора Джета

Так, петроглиф сокола над «полупрямоугольной» ладьей из Вади Магар – чем не прообраз резьбы на костяном гребне, содержащей «божественное имя» царя I династии Хора Джета (рис. 23, 35)? На большинстве соответствующих памятников, однако, преобладают «прямоугольные» лодки со штевнями разной кривизны, как на курильнице кустульского «царя в белой короне» (рис. 36), палетке иераконпольского «Нармера» (рис. 37), граффити тинитского Джера (рис. 38) и т. и. Штандарты или «тотемы» крокодилов, в особенности же сокола и быка, на рассмотренном панно додинастических петроглифов подсказывают, что предполагаемый поиск (выбор) канонической формы фараоновской «священной барки», в его изначальном сакральном контексте, являлся неотъемлемой составляющей «идеологической» тенденции к обожествлению древнейших царей Египта.

 Рис. 36. Резьба на известняковой курильнице ΟΙΜ 24069 (музей Восточного института Чикаго) из Кустула

Рис. 37. Verso палетки протодинастического царя Хора «Нармера»

Рис. 38. Петроглифы архаического царя Хора Джера в Гебель Шейх Сулейман

На быстроту, с которой «прямоугольная» лодка обновленных, «лаконичных» очертаний утвердилась (во всяком случае, художественно) в статусе царской, указывают уже резные курильницы из «предархаических» погребений Кустула. Возможно, этот раннеисторический феномен на Ниле зафиксирован также упоминавшейся выше петроглифической композицией близ Наг ал-Хамдулаб, изображающей привилегированную группу из четырех человек, с главным персонажем в «белой короне» под опахалом, в окружении пяти больших ладей «с высокими носом и кормой» (рис. 26) [246]. Четыре ладьи там имеют практически одинаковую, замысловатую конструкцию своих весьма массивных корпусов, которые завершаются массивными же вертикальными штевнями с закругленными концами, несут две надстройки-«каюты» на манер герзейских «серповидных галер» и, продольно, похожие на перила или фальшборты ячеистые изгороди («клетчатые полосы») неясного происхождения и предназначения, не обязательные, но и не редкие в архаической лодочной иконографии [ср. 245].

У пятой ладьи, высеченной ниже остальных, корпус заметно легче, штевни тоньше, форштевень сильно заострен, «каюта» одна, а изгороди отсутствуют. Это простейшее судно, скорее всего, было изображено последним; с учетом же вердикта археологов, что вся петроглифическая сцена выполнена одним камнерезом как целостное произведение, она могла быть «мгновенным снимком» египетской предгосударственной реальности, в которой буквально на глазах складывался художественный канон фараоновской цивилизации, включая, наряду с «изобразительными формулами» культа и высочайшего церемониала, облик царских и иных «божественных» лодок. Как отмечали те же исследователи, именно нижняя ладья первой привлекает внимание зрителя, поднимающегося к скале с петроглифами Наг ал-Хамдулаб, словно открывая ему всю картину или вводя в торжественное сопровождение «царя в белой короне» [246].

Итак, завершу гипотетическую мысль, согласно которой в Верхнем Египте на стадии перехода к государству имело место «второе пришествие» древнейшей «прямоугольной», связанной со «сверхчеловеческими» существами ладьи, что отразили петроглифика, прикладное искусство и письменность долины Нила от начального подражания многовесельным амратским образцам Восточной пустыни, как в Вади ал-Фарас, до сравнительно быстрой художественной «редукции», как на панно Наг ал-Хамдулаб, а затем в архаической орнаментации и иероглифике. При этом «конструктивно» цикл, на мой взгляд, исчерпывается тремя рассмотренными ладейными типами Червичека с их предполагаемой технико-технологической «трансформацией» в период Нагада II и итоговой «фараоновской» иконографической комбинацией минимально детализированного, склонного к кривизне корпуса и высоких штевней. Впрочем, напомню, в предложенных после Винклера классификациях древнейших египетских лодок это далеко не полный «модельный ряд»; продолжу его обзор.

 

Лодки доисторических рисовальщиков: «многообразие типов» (окончание)

Тип 4 у Червичека [144] представляет крупная «серповидная», может быть, даже «вогнутая серповидная» ладья с надстройками бытовой или (та, где головошея животного) алтарной функции и невнятными здесь наростами на закраинах носа и кормы (рис. 39). Ее корпус своим базовым профилем, однако, идентичен большим герзейским лодкам, запечатленным на фреске из гробницы иераконпольского «вождя» (рис. 22) и в росписи керамики D-ware на «стадии» Нагада Пс (рис. 13). От последних, как и от ладьи типа 1, она отличается прежде всего отсутствием «бахромы» весел, но так ли принципиально это или другое внешнее расхождение в оснастке, и достаточно ли его для выделения данной лодки в особый конструктивный разряд?

Рис. 39. «Тип 4» Червичека

Пусть, например, суда с различным рангоутным и парусным вооружением подразделяются на пяти-, четырех-, трех– и двухмачтовые барки, шхуны или бриги, – их объединяет то, что все они являются кораблями дальнего океанского плавания, т. е. имеют корпуса соответствующих форм и габаритных пределов (главных размерений), по каковому критерию их логичнее всего свести в отдельный судовой класс. В свою очередь, двух– и одномачтовые фелюки, тартаны или тендеры, независимо от того, что на них погрузили, сколько весел придали и каких украшений добавили, останутся суденышками для ближних и каботажных морских перевозок, чем и будут качественно отличаться от всех прочих. Баржи мелкой осадки, плоскодонки, плоты и т. и., как их ни снаряжай и ни вырисовывай, сохранят и неизбежно обнаружат принадлежность речному транспорту. Иными словами, тип плавсредства определяется его техническим назначением, а не деталями экипировки или изысками «дизайна», которые способны разве что отвлечь и запутать исследователя-классификатора, опирающегося на ограниченный, а то и случайный ассортимент археологических изобразительных материалов и при этом игнорирующего «судостроительную», инженерную сторону дела.

Так, к типу 4 Червичек присовокупил ладью, имеющую отчетливо выраженный почти вертикальный, немного отклоненный наружу форштевень и заворачивающийся внутрь корпуса ахтерштевень, оба с характерными «рогатыми» законцовками (рис. 40). Бросается в глаза, что это не «серповидная» и даже не «вогнутая серповидная», а принципиально другая лодка, весьма похожая на ту, которую Червичек, продолжая свою систематизацию, выделил в тип 5 (рис. 41). С поправкой на «авторские индивидуальности» или разное мастерство первобытных художников, перед нами, несомненно, одна и та же конструкция, которая чрезвычайно близка винклеровой «прямоугольной» или «вогнутой прямоугольной» и, за исключением дугообразного корпуса, в остальном демонстрирует общие черты с «иноземными» ладьями на рукоятках известных додинастических ножей (рис. 19, 20).

Рис. 40. «Тип 4» Червичека

Рис. 41. «Тип 5» Червичека

Тип 6 Червичека имеет профиль незначительной кривизны со штевнями различных углов наклона и высоты, дополненный надстройкой-«каютой» в точности как у «типа 5» (рис. 42). Это, безусловно, не самостоятельные формы, а лишь очередные простейшие графические версии базового «прямоугольного» судна, рисунком очень сходные с лодочными силуэтами на памятниках архаических фараонов (рис. 27).

Рис. 42. «Тип 6» Червичека

Рис. 43. «Тип 7» Червичека

То, что Червичек отнес к типу 7, обладает довольно любопытной конфигурацией (рис. 43). Сам исследователь был склонен видеть в ней модификацию «прямоугольных» лодок своего типа 2 (рис. 12). Действительно, ее резко и высоко загнутые края легко принять за конструктивные носовой и кормовой штевни. С другой стороны, она как в целом стилем изображения, так и атрибутами «экстерьера» – надстройками посередине корпуса, штандартом-«тотемом» на шесте, «плюмажем» из пальмовых листьев (?) на носу, – практически копирует «серповидные» ладьи с расписных герзейских сосудов (рис. 13, 18, 59). Вместе с тем штрихи, которыми к древнейшим рисункам египетских лодок причерчивались то весла, то схематические гребцы, в ее случае направлены не вниз, как у классических «серповидных», а вверх, как у исконных «прямоугольных» форм. Наблюдаемый «гибрид», конечно, может быть чистым недоразумением, например, гипертрофированной по небрежности или неумелости художника передачей «серповидного» корпусного изгиба, но кто знает, не отразил ли этот уникальный эскиз конструктивно-технологические метаморфозы основных типов лодок на герзейском Ниле? В любом случае, своими «эклектичными» внешними очертаниями это судно не выходит за рамки двухчастной лодочной классификации Винклера.

Тип 8 Червичека предусматривает всего два профиля, которые, однако, далеко не каждому покажутся тождественными, да еще и пригодными к объединению в особый «подвид» (рис. 44). Их сближают отчетливые «прямоугольные» изломы носа и кормы, но в одном случае штевни почти вертикальные, с завитками на концах, а корпус образует зримую дугу, тогда как в другом отогнутые наружу штевни сочетаются с корпусом идеально ровной линии. При всех этих частных нюансах, включая надстройку с шестом (едва ли парус) на второй ладье, ничего принципиально нового и оригинального в плане конструкции по сравнению с уже рассмотренными судами данная пара нам не сообщает.

Рис. 44. «Тип 8» Червичека

Тип 9 Червичек считал развитием «папирусных плотов» своих типов 4 и 5. Последние, на мой взгляд, со всей ясностью представляют качественно разные, «серповидные» и «прямоугольные» лодки, а потому, помимо прочего, не могут безоговорочно реконструироваться в привязке к какому-то одному строительному материалу.

Тип 10 по Червичеку – родственная его типам 7 и 8 поздняя эволюционная версия «прямоугольных» ладей (рис. 45). Лодка аналогичного рисунка, обнаруженная среди петроглифов близ ал-Каба в Верхнем Египте, была датирована концом додинастического периода [257].

Тип 11 Червичек рассматривал как вариацию типа 1, что странно, поскольку там мы наблюдаем правильный «серповидный», а здесь асимметричный, но не менее убедительный «прямоугольный» профиль с укороченным ахтерштевнем (рис. 46).

Рис. 45. «Тип 10» Червичека

Рис. 46. «Тип 11» Червичека

Таким образом, составившие «реестр» Червичека многочисленные первобытные и архаические лодки-петроглифы нильского бассейна с судомодельной точки зрения представляются разновидностями чисто художественными, т. е. мнимыми, в действительности же, со всеми своими внешними аксессуарами, сводящимися к двум основным конструктивным типам Винклера, между которыми выступает «полупрямоугольная» форма, получившая широкую известность благодаря фреске в иераконпольской «гробнице 100».

Для сравнения и дополнительной объективности нужно сказать, что классификации Червичека предшествовала другая, вдвое-втрое менее развернутая, которую предложил австрийский исследователь Рейнхольд Энгельмайер по итогам археологических работ на территории древней Нижней Нубии, между первым и вторым порогами Нила. Изучив от 400 до 500 лодочных изображений на 22-х петроглифических памятниках по обоим берегам Нила в районе Сайалы, он различил 12 типов судов, датировав их от первобытности до Средневековья и отнеся половину к додинастическому периоду [193].

Свой тип 1 в «нубийском» петроглифическом исполнении Энгельмайер ассоциировал непосредственно с герзейскими «серповидными» ладьями, чьи хорошо узнаваемые контуры в расписном орнаменте украшали египетскую керамику D-ware «стадии» Нагада Пс. Ученый включал сюда как изображения качественной, тщательной резьбы (рис. 47, слева), так и грубые или небрежные подражания этим более или менее завершенным «стандартным» формам (рис. 47, справа).

Рис. 47. «Тип 1» Энгельмойера

Оппонировавшие Энгельмайеру в данном вопросе испанские археологи, которые работали в том же регионе, считали последний «примитивный» вариант самостоятельным, причем исторически старейшим типом нильской лодки, поскольку на «нубийских» петроглифических «палимпсестах» его якобы нередко видели перечеркнутым граффити ладей других типов [67]Для полноты картины, по эскизам и описанию Уорд, доска А9 из Лишта толщиной 11 см сохранила фрагмент шипа, застопоренного через перпендикулярное ему отверстие в гнезде крохотным трапециевидным клинышком 2,8х2х1,8 см , но тот входил в шип с одной стороны и не «прошивал» насквозь ни его, ни противоположную стенку гнезда [448].
. Винклер, как известно, в принципе усматривал в «серповидном» профиле древнейшую, цельнопапирусную конструкцию, которая, по его мнению, предшествовала на Реке деревянной «прямоугольной» пироге «интервентов», вторгшихся в Египет откуда-то с востока [479]. Наскальные рисунки, однако, устанавливают, что на отдельных участках нильского водосбора – например, в Вади Хаммамат, по которому через Восточную пустыню вел кратчайший путь от Красного моря в верхнеегипетскую долину Нила, – «прямоугольные» ладьи, пересекаясь в местной петроглифике с «серповидными», массово, если не полностью, относятся к подлежащему изобразительному «горизонту» [144; 146]. Это может указывать на их хронологическое первенство в здешних краях, да и на Ниле их чрезвычайная древность как будто бы подтверждается рядом дошедших до нас изображений на артефактах амратского времени (см. выше).

Рис. 48. «Тип 2» Энгельмайера

Тип 2 Энгельмайера объединяет «прямоугольные», часто с укороченными кормовыми штевнями, и «полупрямоугольные» конструкции (рис. 48). Специалисты датировали эти лодки весьма продолжительным интервалом от неолита Нагады I до I династии включительно [67]Для полноты картины, по эскизам и описанию Уорд, доска А9 из Лишта толщиной 11 см сохранила фрагмент шипа, застопоренного через перпендикулярное ему отверстие в гнезде крохотным трапециевидным клинышком 2,8х2х1,8 см , но тот входил в шип с одной стороны и не «прошивал» насквозь ни его, ни противоположную стенку гнезда [448].
. Действительно, их аналоги встречаются в росписи амратской «крестолинейной» керамики C-ware (рис. 16), в позднедо-династической петроглифике Вади ал-Фарас, Вади Магар и др. (рис. 24, 25, 34), наконец, на различных художественных памятниках прото– и раннединастических царей, в том числе нераспознанных пока «фараонов в белых коронах» из Кустула и Наг ал-Хамдулаб (рис. 26, 35–38). Лишь об их бытовании в разгар герзейского периода нельзя говорить сколько-нибудь определенно, если не принимать в расчет фреску из гробницы «вождя» в Иераконполе с ярко выписанным «полупрямоугольным» лодочным профилем среди доминировавших тогда в изобразительном искусстве Долины и, вероятно, на самом Ниле больших «серповидных» ладей (рис. 22).

Тип 3 Энгельмайер квалифицировал как «серповидный», но отличавшийся от классических герзейских «галер» экипировкой: отсутствием двух или, иногда, более «кают» (их место здесь могла занимать широкая «куполообразная» надстройка), двух плотных рядов весел, штандартов на высоких древках, пальмовых ветвей на носу и проч. Еще раз выскажу сомнение в том, что художественно зафиксированные детали такого рода дают основание для теоретического воссоздания принципиально разных судовых типов. Конечно, отсутствие на рисунках, например, множества весел может означать, что соответствующие лодки имели меньшие размеры, но в равной степени и не означать ничего, кроме отсутствия весел. Древнейшие лодочные типы на египетско-нубийском Ниле и его неолитических притоках, на мой взгляд, качественно разобщает или сближает не то или иное снаряжение или убранство, а прежде всего форма корпуса, отражающая их навигационные возможности и технические функции. Без ее «генерализации» и постоянного учета как базового конструктивного критерия неизбежна субъективная «типологическая» путаница, которая налицо и в данном случае: лодка, выбранная Энгельмайером для иллюстрации типа 3 (рис. 49, слева), совсем не похожа на «серповидную», зато очень напоминает позднюю «прямоугольную» (рис. 49, справа), отнесенную исследователем к его типу 4 (рис. 50), и никакие весла и т. п. не могут повлиять на эту картину.

Тип 5 Энгельмайера также «прямоуголен» (рис. 51), и снова непонятно, зачем он был выделен особо. Тип 6 считается «серповидным» (рис. 52), хотя с этим можно поспорить, причем альтернатива напрашивается единственная.

Рис. 49. «Тип 3» и «тип 4» Энгельмайера

Рис. 50. «Тип 4» Энгельмайера

Рис. 51. «Тип 5» Энгельмайера

Рис. 52. «Тип 6» Энгельмайера

Как окончательный вывод этой части моей гипотезы, в главном совпадающий с наблюдениями Ханса Винклера, первобытные и раннеисторические изобразительные памятники Верхнего Египта и Нижней Нубии с окрестными пустынями и вади – петроглифы, керамика, вотивы, – запечатлели, при всех художественных вариациях «кривизны», «вогнутости» и «дизайна», две основные самобытные судовые конструкции у истоков древнеегипетской цивилизации.