Мой портрет
Незабудки и запятки
Басня
Честолюбие
Кондуктор и тарантул
Басня
Поездка в Кронштадт
Мое вдохновение
Цапля и беговые дрожки
Басня
Юнкер Шмидт
Разочарование
Эпиграмма № I
Червяк и попадья
Басня [8]
Аквилон
Желания поэта
Память прошлого
Как будто из Гейне
Разница вкусов
Басня [9]
Письмо из Коринфа
Древнее греческое
«На мягкой кровати…»
Романс
Древний пластический грек
Помещик и садовник
Басня
Безвыходное положение
В альбом красивой чужестранке
Написано в Москве
Стан и голос
Басня
Осады Памбы
Романсеро, с испанского
Эпиграмма № 11
Доблестные студиозусы
Как будто из Гейне
Шея
Помещик и трава
Басня
На взморье
Катерина
Немецкая баллада
Чиновник и курица
Басня
Философ в бане
С древнего греческого
Новогреческая песнь
В альбом N.N
Осень
С персидского, из Ибн-Фета
Звезда и брюхо
Басня
Путник
Баллада
Желание быть испанцем
Древней греческой старухе, Если б она домогалась моей любви
Подражание Катуллу
Пастух, молоко и читатель
Басня
Родное
Отрывок из письма И. С. Аксакову
[13]
Блестки во тьме
Перед морем житейским
[14]
Мой сон
Предсмертное
Найдено недавно, при ревизии Пробирной Палатки, в делах сей последней
Необходимое объяснение
Это стихотворение, как указано в заглавии оного, найдено недавно, при ревизии Пробирной Палатки, в секретном деле, за время управления сею Палаткою Козьмы Пруткова. Сослуживцы и подчиненные покойного, допрошенные господином ревизором порознь, единогласно показали, что стихотворение сие написано им, вероятно, в тот самый день и даже перед самым тем мгновением, когда все чиновники Палатки были внезапно, в присутственные часы, потрясены и испуганы громким воплем: «Ах!», раздавшимся из директорского кабинета. Они бросились в этот кабинет и усмотрели там своего директора, Козьму Петровича Пруткова, недвижимым, в кресле перед письменным столом. Они бережно вынесли его в этом же кресле, сначала в приемный зал, а потом в его казенную квартиру, где он мирно скончался через три дня. Господин ревизор признал эти показания достойными полного доверия по следующим соображениям: 1) почерк найденной рукописи сего стихотворения во всем схож с тем несомненным почерком усопшего, коим он писал свои собственноручные доклады по секретным делам и многочисленные административные проекты; 2) содержание стихотворения вполне соответствует объясненному чиновниками обстоятельству, и 3) две последние строфы сего стихотворения писаны весьма нетвердым, дрожащим почерком, с явным, но тщетным усилием соблюсти прямизну строк; а последнее слово: «Ах!» даже не написано, а как бы вычерчено густо и быстро, в последнем порыве улетающей жизни. Вслед за этим словом имеется на бумаге большое чернильное пятно, происшедшее явно от пера, выпавшего из руки. На основании всего вышеизложенного господин ревизор, с разрешения министра финансов, оставил это дело без дальнейших последствий, ограничившись извлечением найденного стихотворения из секретной переписки директора Пробирной Палатки и передачею оного совершенно частно, через сослуживцев покойного Козьмы Пруткова, ближайшим его сотрудникам. Благодаря такой счастливой случайности это предсмертное знаменательное стихотворение Козьмы Пруткова делается в настоящее время достоянием отечественной публики. Уже в последних двух стихах 2-й строфы, несомненно, выказывается предсмертное замешательство мыслей и слуха покойного; а читая третью строфу, мы как бы присутствуем лично при прощании поэта с творением его музы. Словом, в этом стихотворении отпечатлелись все подробности любопытного перехода Козьмы Пруткова в иной мир, прямо с должности директора Пробирной Палатки.