Туалет института — наше все! Доморощенные конспираторы — Ниидзима и я — проводим новую конспиративную встречу. На подоконнике окна-форточки где-то на уровне моего роста лежит пухлый конверт. Хорошо так пухлый… заманчиво.
— Аванс. Гонорар. Чаевые. Половину аванса и гонорара я уже забрал. Чаевые целиком твои.
— И сколько там?
— Хватит, чтобы сводить своих в дорогой ресторан. Всех. Раза три-четыре. — Ниидзима застегнул ширинку и направился к раковинам. — Но все равно меньше, чем стоит та розочка, которую тебе подарили. На два порядка меньше. Чисто на всякий случай предупреждаю, если ты вдруг надумал выкинуть ее в мусорное ведро.
Черта с два! Розочка стоит в специальном растворе и накрыта специальной охлаждающей колбой. Сам не знаю почему, но мне показалось уместным так позаботиться об этом цветке. И — надо же! — угадал!
— А кто…?
— Шакти Рахманн. Далекая и загадочная Индия. Каста Араин.
— Садовники? — Удивился я.
Ниидзима тоже удивился. Сильно. Да что там — он был ошарашен! Я целых десять секунд наблюдал редкую картину — Ниидзима не знал, что сказать!
— Х-о-о… Сирахама-сан, вы меня удивили! Совершенно, верно — садовники. А еще воины-наемники. Шакти Рахманн является наставником бойца Ванадис, выступающего на Арене.
Воины-наемники? Странно, у меня была твердая уверенность в том, что каста Араин занимается охраной. И охраной узкоспециализированной — дворцов и поместий. Вряд ли это может называться наемничеством. Во всяком случае, так было… давным-давно — сейчас-то, да, многое могло измениться в «далекой и загадочной Индии».
Грохнула дверь. В туалет влетел председатель клуба каратэ Цукуба собственной персоной
— Вот ты где! Иди, утихомиривай свою… — Цукуба всерьез задумался, пытаясь подобрать термин. — Короче, иди…
Дрожащая волна страха ударила откуда-то из груди и ушла в ноги, а вторая волна — жгучей ярости — начисто вымела первую.
— Что? Кто?!
Цукуба отшатнулся от моего рыка.
— Она… там… Рююто… убивает!
* * *
Цукуба не успел сказать, ГДЕ Миу собирается убить Рююто… или уже убила. Потому что в следующую секунду у меня в ушах свистел ветер, в глазах мелькали окна, а сзади грохнула дверь в туалет. Ноги сами несли меня туда, где находилась Миу — средняя лестница между третьим и вторым этажами главного корпуса. Сейчас я совершенно точно знал, где находится девушка. Вот знал и все!
«Убить! Убить! Убить!» — Рычал Старик.
«Только бы с ней ничего не было… Только бы с ней ничего не было… Только бы…» — Причитал Малыш.
А с ней ничего и не было!
Сейчас лестницу выше и лестницу ниже заняла притихшая толпа студентов. Поскольку я находился на третьем этаже, то перелетел через головы и приземлился на площадке между маршами лестницы — в тот момент такой маневр показался мне легко осуществимым. Ну… я взял… и осуществил его…
Миу спокойно сидела на подоконнике и полировала ногти! И была крайне собой довольна! Только испытала легчайшее удивление, когда перед ней появился я. И не обращала никакого внимания на Рююто, который слабо хрипел, скрючившись у ее ног. Куда-то в живот она ему засандалила. И сильно, если даже он не смог защититься. И — в лицо. Но в живот, наверно, было больнее.
Передать словами не могу, какое облегчение я испытал!
Кто-то из зевак поднял мобильный с вполне понятным желанием… Но рядом стоял Охаяси. Неразличимый взмах рукой — мобильный испарился из рук и крошкой осыпался о ближайшую стену…
— Господин Асамия почему-то посчитал, что со мной можно обращаться так же, как привыкли обращаться со своими невольницами в его клане. — Чуть обиженно объяснила Миу, увидев мой вопросительный взгляд.
От Рююто, приходящего в себя, плеснуло нешуточным изумлением. И даже возмущением! Понятно: спровоцировала и избила. Причем — и по лицу. А по лицу бьют, когда хотят унизить. Мастер, если хочет нейтрализовать противника, бьет в корпус или по конечностям. А Миу — мастер. Правда, корпус и конечности тоже не остались без внимания… вон как пациент жалобно стонет и шипит. А место инцидента говорит о том, что сюда — то ли Рююто ее привел, то ли она — его… И ведь радовался, наверно, ее покладистости…
«Вот так, Малыш, мотай на ус! Не я первый заметил, что по факту в наших мирах царит жесточайший матриархат — женщина априори права! Женщине, если она говорит, что ее обидели — верят охотнее, чем мужчине… дома было так и тут… кажется, тоже»
Я постарался говорить спокойно… удивительно, но мне это легко удалось — после почти мгновенного перемещения «туалет — лестница» я даже не запыхался:
— Возмутительно! Я даже не буду выпытывать у тебя подробностей, Миу! Тебе, наверно, неприятно об этом вспоминать!
— Спасибо, АНАТА! — Спокойно и внятно, так чтобы все расслышали, поблагодарила Миу, спрыгнула с подоконника и протянула руку. — Проводи нас в аудиторию, пожалуйста.
«Нас»? А-а-а… понятно. С другой стороны с отсутствующим выражением лица, будто она не здесь, а где-то очень-очень далеко… и, вообще, это не она… уже пристроилась Мисаки, вынырнувшая из-за спины брата. Тот недовольно поморщился, но промолчал.
Ну, понятно, идет интенсивная работа на публику. И она дает свои результаты — я впервые слышу, как на пол падают челюсти:
«Они что — уже?!», «Да это все знают!», «Ты посмотри на них — это уже даже не парочка-троечка! Скоро детки пойдут!», «Ой, бедненький Рююто-сама! Мне его так жалко!», «Этот Сирахама… бабник! Лоликонщик! Извращенец! Хентай!», «Погодите, а те две, с ушками… он уже с ними не…?», «Ему что, Фуриндзи мало?!», «Эта задавака Фуриндзи…», «Ой, мой телефончик… а что с моим телефончиком? Никто не видел?»
Когда мы уходили, я заметил, как сориентировались некоторые студентки — вокруг пытающегося подняться на ноги Рююто уже хлопотали девушки, причитали и что-то такое ворковали на тему «ах, она нехорошая, ах, она неблагодарная».
— Прекрасный прыжок и проход по стене, Кенчи. — Шепнула Миу, когда мы подходили к аудитории. — Повторить сможешь? Но ты прибыл несколько раньше, чем я рассчитывала. Я еще хотела изобразить что-нибудь трагическое в стиле драмкружка к приходу преподавателей. Хм, знаешь… — Она остановилась. — Мне нужно кого-нибудь потискать…
Но я не успел ни испытать надежду от этого заявления, ни обрадоваться… Миу щелкнула пальцами, и через секунду рядом уже тараторили «наши дракокошки»:
— Это же был знаменитый «дюймовый удар» мастера Ли! Мы все-все видели-ня! Но никому-никому не скажем-ня! Невероятно-ня! Волшебно-ня! Сногсшибательно! А вы покажете нам, Фуриндзи-онээээээээээ-сама? Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-ня!
Миу с умильной улыбкой гладила някающих девушек по головам между некоушками:
— Конечно, Маи-чан, Рен-чан. В спортзале-ня после последней лекции… Я покажу-ня. Какие ж вы няшечки-ня!
— Спасибо-спасибо-спасибо-ня!
Девушки запрыгали, захлопав в ладоши. Удивительные создания — возможность узнать новый прием приводит их, наверно, в еще больший восторг, чем покупка какой-нибудь «шмоточки» в магазине одежды.
— Кенчи, ты меня подождешь после лекций?
Тоже, что ли, ушки надеть? Кстати, Асамия вполне мог попытаться включить у Миу «неко-мод» вот таким же образом: Миу при виде кошачьих ушек или кошачьего разреза глаз теряет способность к сопротивлению. Как тот розовый слон — при звуках флейты. Но — куда ему — наследник древнего клана в некоушках — это ж «позор предкам» (раз), под «бэлы-бэлы» костюм не подойдет (два), и не солидно (три).
— Конечно… я бы и сам посмотрел… если можно.
— Ой, здравствуйте, Сирахама-сан-ня! Мисаки-онэ-сан-ня! Не заметили-ня! Простите-простите-простите-ня! До свидания-ня!
— Телепортация таки существует. — Оценил я скорость исчезновения девушек и на пробу добавил. — Ня.
За что заслужил обрадовано-удивленный взгляд с одной стороны и просто удивленный — с другой.
Я не стал говорить Миу, как испугался, как переживал… Зачем! Наши отношения не нуждаются во взаимных доказательствах и попытках «привязать» к себе через чувство вины. Она и так это прекрасно понимает: «За меня тоже не беспокойся. Чтобы про меня ни говорили!»
— Что планируешь дальше, Миу?
— Ты про этого? — Миу говорила равнодушно-небрежно, будто дело касалось чего-то незначительно. — Будем бить. Воспитывать. Возможно, даже ногами. Даже, если у нас не получится — будет дрессированный Асамия… Но у нас получится! — Твердо сказала она, посмотрев на меня. — У тебя получится, Кенчи!
«И только попробуй, если „не получится“»… но этого, разумеется, она не сказала.
А вот ее «неко-зависимость»… с этим надо что-то делать…
* * *
— Ну? Как? — Шепнула Фуриндзи.
— Не самовнушение? — Засомневалась Мисаки.
— Пф! Еще одна…
— Слушай, Миу… его глаза…
— Хм… значит, не почудилось.
— Вот как… а я уж подумала, что это мне что-то в глаза попало…
* * *
— Ужасно!
— Вы чем-то раздражены, Ниидзима-сан? Излагайте, не стесняйтесь!
Опять туалет. Как бы окружающие не решили, что у Сирахамы и Ниидзимы проблемы с пищеварением. А уж то, что мы тут зависаем вдвоем — и вовсе может породить кривотолки… тем более, если в деле участвует «хентай-террорист Сирахама».
— Ваша глупая реакция на опасность… Вместо того, чтобы в полном объеме получить информацию о произошедшем, вы, Сирахама-сан, очертя голову бросаетесь куда-то с налитыми кровью глазами. Отвратительно! Еще и портите имущество института — я изъял из вашего гонорара тысячу иен на ремонт двери в туалет… Но самое возмутительное — это ваше наплевательское отношение к этим замечательным хрустящим бумажкам! — Ниидзима показал свободной рукой на конверт, снова лежащий на подоконнике. — Вы решили заняться анонимной благотворительностью и осчастливить какого-нибудь студента? Оставив деньги вот так, в конвертике, в туалете? Видимо, они слишком легко вам достались, если вы столь небрежны, Сирахама-сан!
— Я понадеялся на своего агента, Ниидзима-сан… Неужели, зря?
— В списке людей, которым вам ни в коем случае нельзя доверять, своего агента надо поставить на первое место!
— Находящиеся на первых местах в моем списке, должны придумать что-то более изощренное и мерзопакостное, чем банальное умыкание конверта с деньгами. Не разочаровывайте меня, Ниидзима-сан, иначе не видать вам первого места в этом рейтинге.
От Ниидзимы плеснуло непонятным чувством, некоторую долю которого составляли изумление, согласие и одобрение… и что-то еще.
— Похвальная надежда на здравомыслие окружающих. — Наконец похвалил он.
— Когда следующее выступление? — Спросил я.
Ниидзима круглыми глазами уставился на меня:
— Ты… Сирахама-сан, вы не читали договор, который подписали?! — Даже воздух зазвенел от возмущения.
— А агент мне на что? Наша апа-па зуба выбивай, нога-рука ломай… а голова — мы туда ням-ням… гы-гы-гы… На чтение договоров у нас есть агент! Умный и образованный. Он даже очки без диоптрий иногда носит.
— Ну, ты и… — Ниидзима глубоко вздохнул, успокаиваясь. — Хорошо, Сирахама-сан. Я вас понял. Больше выступлений на первом этаже не будет. — Раньше, чем я успел нехорошо удивиться и возмутиться, «пришелец» добавил. — Ты так очаровал одну из зрительниц… сам можешь догадаться, которую… что она «пробила» разрешение участвовать в боях на Арене… Двадцать первое января, семь вечера — там же. Это суббота, Сирахама. — Со вздохом уточнил он, страдальчески закатывая глаза. — Это суббота.
— Ниидзима, купи мне мотоцикл!
Я снова с удовольствием наблюдал круглые глаза «пришельца». Да, сегодня мой день!
— А ты совершеннолетний, Сирахама?
— Ну, тогда и права мне купи!
— А ты умеешь водить мотоцикл?
— Ну, тогда и уметь ездить мне… А хотя, ладно, это я сам. Даже знаю, у кого. Так купишь?
— На дурака ты сейчас не похож… Так-так-так… Интересный способ отрываться от наблюдения. — Ниидзима сходу определил цель, для которой мне нужен двухколесный скоростной транспорт. — Пара недель на то, чтобы достать и оформить… И месяц… Нет, полтора. Полтора месяца на то, чтобы сделать водительское удостоверение. Но, может, и быстрее. «Черное», разумеется — на другое имя, так как по базам тебя провести не получится, и более-менее тщательную проверку документ не выдержит. Со всеми вытекающими юридическими последствиями, как ты понимаешь. Для тебя.
— Плевать.
— Ну, плевать, так плевать. — Пожал плечами Ниидзима. — Тогда этот конвертик я забираю — новогодние подарки купишь на свои. А «учиться ездить»… купишь у кого-нибудь другого. Я такие вещи не продаю… знаешь ли.
* * *
— Сакаки-сан. — Двадцать секунд. — Сакаки-сан. — Двадцать секунд. — Сакаки…
— Лаурочка, еще пять минуточек. — Промямлил Сакаки, натягивая одеяло на голову.
— Сакаки-сан… Сакаки-сан…
— Лаурочка, еще пять минуточек.
Сакаки Сио просыпаться не пожелал — видимо, Сигурэ выработала иммунитет к такому способу пробуждения у всего Редзинпаку. Придется использовать запрещенный прием… Только надо быть очень-очень осторожным.
— Сакаки-сан… кто-то уводит ваш мотоцикл со стоянки. — И тут же метнулся в другой угол комнаты, постаравшись не пересекать линию «кровать — дверь».
Вспышка «жажды крови». Подкинутое одеяло еще висело в воздухе, а смазанная тень уже унеслась в коридор в предусмотрительно открытую мною дверь… Раз… два… три… четыре… пять…
— Ученик! — Послышался «ласковый» рык из-за спины, и тяжелая лапа упала на плечо. Но «жажда крови» от «сотого дана» придавила куда сильнее, чем рука. — Тебе, верно, жить надоело? Ну, ты обратился по адресу!
— Никак нет, Сакаки-тайчо! Жить, наоборот, хочется долго и счастливо. Потому и решил обратиться именно к вам, как к человеку, который разбирается в вопросах выживания!
— Ксо-о-о! Четыре часа утра… — Сакаки принялся натягивать штаны. — У тебя минута, ученик. Время пошло.
— Научите меня ездить на мотоцикле, Сакаки-сэнсэй!
Кто-то хихикнул под потолком… видимо вид ошарашенного Сакаки, застывшего на одной ноге в одной штанине, доставил удовольствие не только мне.
* * *
Акисамэ не верил своим глазам… И Сакаки с Кэнсэем разделяли, судя по всему, это чувство.
Огромный Санта Клаус с мешком подарков за плечом сверкал очами. Блеск глаз Старейшего, переодевшегося в новогодний костюм Санты, вполне мог соперничать с сияющей елочкой, установленной ровно в середине обеденного зала главного здания Редзинпаку.
Елочку эту украшали все вместе. Даже девочки — Миу, Ренка и Мисаки — ради такого события позволившие себе чуть-чуть (самую капельку!) оттаять, участвовали в этом волнительном предновогоднем процессе. Разумеется, украсили и стены, развесив гирлянды и мишуру, прилепив бумажные снежинки.
Ровно в полночь мастера воскликнули «Кампай!» и сделали глоток недорогого шампанского… из кружек для чая.
— А у меня для вас подарки, детишки! Хо-хо-хо!
Сказать, что мастера были удивлены, значит, сильно приуменьшить. На их памяти это был первый Новый Год, на который Старейший вел себя так.
Акисамэ подумал, что старик пытается таким образом развеселить внучку. Или задобрить ее.
* * *
А задабривать надо было срочно!
Неслыханно — в Редзинпаку за две недели два раза лично приезжал декан Токийского Технологического Института и слезно умолял найти управу на студентку Фуриндзи! Девушка избивала Асамия Рююто! Каждый день! Наследник клана Асамия был вынужден даже пропускать лекции! И хотя жалоб от Асамия не поступало, но… это все равно не порядок!
И это тишайшая скромная вежливая девушка, какой знал ее Акисамэ! Образец настоящей японской женщины! Можно даже сказать — идеал!
Воспитательные беседы с Миу не помогали: девушка корректно и холодно-вежливо донесла до слушателей свое удивление тем фактом, что жених, предназначенный ей по договоренности между Асамия и Редзинпаку, оказывается, слабее ее, своей будущей супруги! («Над нами будут смеяться, одзи-сама!»)
Старейший попытался провести параллели: вот Сирахаму Миу почему-то не бьет! Хотя, он еще слабее Асамия Рююто!
На это Миу совершенно серьезно заявила, что Сирахама — не жених, а любовник. А это совсем другие расклады, одзи-сама! И, поверьте, одзи-сама, если бы договор был заключен с семьей Сирахамы, не поздоровилось бы и ему!
Старейший накрыл Редзинпаку мощнейшим выбросом «жажды крови», но на Миу это не произвело никакого впечатления!
Звонок Сирахаме тоже не помог: Кенчи удивился, почему он должен ограничивать свою любимую девушку в том деле, которое — и это видно невооруженным взглядом — ей нравится и не наносит вреда окружающим? Ах, наносит вред Асамия Рююто? «Фуриндзи-доно, наверно, я чего-то не понимаю… но разве Рююто не официальный жених Миу? Супруги принадлежат друг другу… в конце концов, пусть привыкает к нормальной семейной жизни! Адаптируется, так сказать, к непростому характеру будущей супруги…»
Старейший послал «жажду крови» по телефону… Сирахама на том конце провода закашлялся и сдавленным голосом, уже без «дипломатии», сообщил, что именно он думает об идиотском, дебильном, олигофренском, жлобском, долбо…ском обычае договорных браков вообще и о тех, кто этому обычаю следует, в частности. А так же отправил их, этих ретроградов, по каким-то заковыристым координатам, посоветовав загуглить, где это находится. Правда, умудрился ни разу прямо не причислить Хаято Фуриндзи к этим самым ретроградам…
Хаято Фуриндзи ничего не оставалось, как лично отправляться к Асамия и о чем-то с ним говорить… Результатом был больничный, взятый Рююто на месяц и слухи, забродившие по институту.
Акисамэ, конечно, мог и ошибаться, но почему-то ему казалось, что за недовольством Сверхчеловека тщательно скрывается удовлетворение произошедшим.
* * *
— А у меня для вас подарки, детишки! Хо-хо-хо! — Санта-Клаус осторожно поднял одной рукой огромный мешок. — Начнем мы, пожалуй, с детишек, которые в этом году вели себя ХОРОШО!
Старейший заглянул в мешок и достал большой конверт:
— Апачай Хопачай!
— Насяльника?
— Держи! Это тебе! — Старейший усмехнулся в усы. — Наверно, от кого-то из ваших… из подземных… Кенсэй-сан, прочтите Апачаю, что там написано.
Старейший вручал подарки, а Акисамэ удивлялся все сильнее: например, стоимость подарочного сертификата для Апачая на 61 тройной обед из сети ресторанчиков «Ёси-ноя» с доставкой в Редзинпаку тянул на весьма ощутимую сумму.
Пройдясь по «детишкам», которые вели себя ХОРОШО, Старейший приступил к тем, кто, по-видимому, вел себя ПЛОХО.
— Сигурэ. Это — тебе. Тут написано «Распаковывать в одиночестве».
Получив подарок — огромную коробку, мастерица всяческого оружия ожидаемо испарилась из зала…
— Ну, и последний подарок — нехорошему, злому, коварному Хаято Фуриндзи! Нет такого? Наверно, стыдно! Ну и ладно… тогда мы его сейчас откроем, а вы потом ему передадите, хо-хо-хо! Что же ему такое подарили-то, а?
Санта Клаус открыл коробку (Акисамэ почему-то посетила мысль, что для Старейшего содержимое его коробки — такая же загадка, как и для всех остальных):
— Хо! Хо-хо-хо!!!
На стол из коробки были извлечены: шляпа-цилиндр, полосатые брюки, сюртук, сапоги-ботфорты со шпорами, плетка и… книжка «Золотой ключик (перевод с русского языка)».
Сакаки закашлялся и торопливо надел свой подарок — мотоциклетный шлем — опустив щиток.
Кэнсэй… Кэнсэй получил до этого странный подарок — какую-то записку, прочтя которую, сразу же куда-то исчез. И вот сейчас он входил в зал со своим фотоаппаратом… ну, не совсем входил — углядев «подарочный набор» Старейшего, он сейчас осторожно пытался проползти по стеночке, тряся плечами в беззвучном хохоте.
Акисамэ усиленно применял дыхательную технику и другие методики самоуспокоения — текст «Золотого ключика» (причем в оригинале) он знал лучше всех в Редзинпаку!
И только Апачай, прижавший к груди заветный сертификат, оторвавшись от созерцания потолка (наверно, отправлял благодарственную молитву кому-то Самому Главному в Подземном Мире), обвел собрание недоуменно-радостным взглядом и еще раз поделился своим счастьем с окружающими:
— Апа-па-а-а-а!
— Видимо мы, девочки, вели себя в этом году ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ плохо! — Задумчиво заметила в пространство Миу. — Но лично мне это «плохо» ТАК понравилось!
Девушки с большим энтузиазмом закивали, соглашаясь.
— Почему, внуч… — Санта Клаус оборвал себя и поправился. — Почему, девочка, хо-хо-хо?
— Это логично, Санта-сан, — Пожала плечами девушка. — Очень-очень плохие девочки ведь подарков не получили.
— Да-а-а… — Важно покивал головой Санта Клаус. — В списке людей, которые вели себя плохо в этом году, имя Миу Фуриндзи находится на третьей строчке после Хаято Фуриндзи и Косаки Сигурэ. Но…
В этот момент Кэнсэй вскинул фотоаппарат и прицелился куда-то за спину Миу. Сакаки и Акисамэ поперхнулись, Апачай обрадовано-приветственно выдохнул «Аппа!», а Рэнка с Мисаки придушенно пискнули.
— … оглянись!
Миу оглянулась и обомлела…
В двух метрах за ее спиной сидела… большая черная пантера!
На несколько секунд в зале установилась непрошибаемая монолитная тишина. У Миу медленно увеличивались глаза… Пантера склонила голову на бок, чуть оскалилась, тихо-тихо рыкнула и облизнула нос большим розовым языком.
А после этого, подняв лапу, сказала знакомым женским голосом:
— Типа… ня… вот…
Наваждение исчезло. И стало видно, что это, оказывается, Сигурэ в обтягивающем черном костюме с мелкой шерсткой, в полумаске, закрывающей верхнюю часть лица, с подрисованными усиками, с обручем-ушками на голове… и — да — сзади был черный пушистый хвост!
— С Новым… годом… ня…
В следующее мгновение Миу, Ренка и Мисаки метнулись вперед — Сигурэ-пантера дрогнула, но осталась на месте… зажмурившись, правда. Акисамэ представил, каково «мастерице всяческого оружия» давить сейчас свои боевые рефлексы, и искренне ей посочувствовал.
— Какая прелесть-ня!
Девушки облепили Сигурэ, гладя ушки и теребя хвост, о чем-то щебеча и что-то обсуждая.
А Сигурэ вела себя так, как должна вести себя любая нормальная воспитанная кошка, которую тискают дети — она с выражением обреченности и жертвенности на мор… лице не шевелилась и — Акисамэ прислушался и потрясенно выдохнул — старательно урчала!
Акисамэ уже догадался, кто выступил спонсором Нового Года в Редзинпаку. Он вопросительно посмотрел на Старейшего, а тот подмигнул — «Это еще не все!»
Мастера с огромным интересом наблюдали за происходящим.
— Вот… тебе… подарок… ня
Сигурэ пододвинула к Мисаки небольшую плоскую коробку, обтянутую коричневой кожей, с закругленными краями и ручкой-петлей… И с оттиснутой серебром эмблемой — Веселый Роджер над двумя скрещенными саблями… По форме коробки все прекрасно поняли, что внутри… Но когда дело касается таких подарков, то тут главное — детали… хотя, эмблема уже намекала на удивительное и невероятное…
— Акисамэ, она что…? — Потрясенно прошептал Сакаки, подняв щиток. — Решила отдать свою ПРЕЛЕСТЬ?! Она ведь даже Кенчи их не показывала!
— Думаю, на днях у них уже была ночь… совместной чистки этой пары. — Тихо предположил Акисамэ и с намеком покосился на Сакаки… — Есть у меня сильное подозрение, что ученик посещал Редзинпаку в последнее время… не через ворота.
Щиток вернулся на место, и мотоциклетный шлем загадочно промолчал.
— Современная молодежь такая ветреная и легкомысленная. — Не отрываясь от фотоаппарата проворчал Кэнсэй.
Щелкнули замки, и присутствующие вытянули шеи, пытаясь разглядеть содержимое кейса…
— Беретта… — Прошептала Мисаки, прижав ладошки к щекам. — Девяносто два эф… Ограниченная эксклюзивная серия «Абордажные сабли»… Всего десять пар… удлиненный магазин на восемнадцать патронов… удлиненный ствол… хромированный корпус… Это… мне?
Драконочка потрясенно смотрела на Сигурэ огромными-огромными глазами, отказываясь поверить.
— Тебе… ня… — Кивнула Сигурэ, посверкивая из-под маски глазами. — Документы… вон… ня…
Действительно, в специальном зажиме под крышкой были документы. Справка о постановке оружия на учет, с проведением контрольного отстрела и прочих формальностях. И дарственная на имя нового владельца — Никодари Охаяси… И официальное разрешение на ношение конкретно этой пары для Мисаки Охаяси.
— Боги… Спасибо, Сигурэ-сан… — Шептала девушка, принимая коробку… ее глаза предательски блестели.
Мисаки, осторожно, будто он был сделан из стекла, вынув один из пистолетов, ласково провела пальчиком по гравировке на затворе. Сигурэ, ревниво следя за действиями девушки, чуть оттаяла и, кажется, даже успокоилась… Акисамэ только головой покрутил.
«Охренеть!»
— Ты… теперь… — Она посмотрела на Ренку, и та заинтересованно подобралась. — На… сама знаешь… от кого… ня…
В руки Ренки была передана довольно объемная, но нетяжелая коробка… Какая-то одежда? Кэнсэй крутанул кольцо зума на объективе и фыркнул:
— Ну, зятек… Наш человек!
— Ой. — Ренка стремительно краснела… а потом пунцовела… а потом всем телом закрыла от любопытных взглядов присутствующих огромную коробку с надписью…
Акисамэ усмехнулся. Он тоже успел прочесть надпись «108 комплектов» и — сквозь прозрачную упаковку — разглядеть надпись на крохотных трусиках-бикини «Первая брачная ночь». Сто восемь комплектов нижнего женского белья…
— Я его прибью… когда-нибудь! — Ренка выбежала из зала…
Вот тебе и отсутствие всяческих комплексов у поп-идола!
— Миу… — Сигурэ серьезно смотрела на Миу… — Тоже… сама знаешь… от кого… Вот! На… ня!
Она подвинула большую черную коробку к Миу, и та сняла крышку.
— Мяу?
— Ой!
Миу осторожно извлекла из коробки черного большеглазого котенка… примерно месяцев двух, если судить по общей лохматости и крупной головке. Черный котенок лениво рассматривал Миу голубыми глазами и сонно щурился от яркого света.
— А как нас зову-у-ут? — Задыхающимся от счастья голосом спросила Миу, прижимая лохматый комочек к груди.
— Точимару… — сан…
— Спасибо, Сигурэ! — Девушка порывисто обняла хладнокровную «мастерицу оружия».
— Хо-хо-хо… какой молодец у нас ученик, детишки… А какой он делает чай… Ня.