Внизу о скалы лениво разбивались волны. Как любая тропинка в горах — эта петляла и терялась, но потом снова находилась. Шедший впереди Старейший посмотрел через плечо назад:

— Все очень просто, Кен-чан. Вначале мы поговорим, я тебе кое-что расскажу, тебе станет скучно, а потом… потом я буду тебя УБИВАТЬ!

* * *

— Na zdorovie, tovarischi! — Торжественно провозгласила Балалайка, встав и подняв рюмку.

Раскрасневшаяся «капитан аэромобильных войск Российской Империи» лихо опрокинула в себя водку и тут же схватила маринованный огурчик с тарелочки, поднесенной ее личным секретарем.

Огромный квадратнолицый сероглазый блондин не только успел поставить опустевшую тарелочку на место, но и подхватил шинель «капитана», соскользнувшую с плеч бизнес-леди. Через секунду шинель оказалась на плечиках на вешалке, а громила — снова был за спиной подопечной и ловко подвинул стул под почти упавшую Балалайку, подстраховав ладонью затылок женщины, чтобы та не ударилась о высокую спинку. Такое впечатление, что Балалайка рисковала вполне осознанно, получая удовольствие от этой защиты и заботы!

— Хакуби! Пятьдесят шесть композиций, золотой ты мой чайник! Пятьдесят шесть! Это ж Клондайк!

— Четыре миллиона двести тысяч иен… — Горестно качал головой лысый китаец в круглых очках. — Это ж почти четыре с половиной!

В кабинете Хакуби, кроме Балалайки и ее секретаря-телохранителя, находились два секретаря хозяина кабинета — парни с холодными глазами. Гибкие, как хлысты… или как ядовитые змеи. Семейное сходство было явным — или сыновья, или племянники. Больше никого не было в огромном помещении, обставленном в стиле богатых приват-комнат китайских ресторанов: золотые с красным вертикальные балки-колонны, нарочито грубоватая побелка стен, свисающие красные канаты, заканчивающиеся кистями, огромные веера, резные углы и фальшпанели, резная деревянная мебель, белый, «расчерченный» деревянными балками, потолок.

Хакуби, подперев голову рукой, печально созерцал подрагивающую поверхность в своей рюмке. Вздохнул, выдохнул, опрокинул… как воду — даже не поморщился. Сейчас даже его очки свидетельствовали, как же грустно их хозяину.

— А ведь у меня старое больное сердце! — Чуть не плакал он… не прикасаясь, впрочем, к закуске, которую осторожно и незаметно, с двух сторон, пододвинули к нему его парни. — Такие деньги, такие деньги! Ну, вот зачем они ему, скажите? Он же молодой! Молодой! У молодых не должно быть денег! Деньги… они же развращают! Пусть вернет, а! У него же уже есть три невесты! Три! Ну, вот зачем ему нужны эти смешные желтенькие кругляшочки, а?! Четыре с половиной миллиона — это же почти пять!

— Хакуби, ты меня удивляешь! — Весело хлопнула женщина ладонью по столу, который час назад был молниеносно превращен из рабочего в праздничный. — Пятьдесят шесть! Вдумайся! Пятьдесят шесть композиций! Одного дуэта! Там каждая вторая песня — хит! К каждой третьей — сценарий-раскадровка видеоклипа! И бонус — внешность исполнителей! С тремя видеозаписями выступлений!!! А какой типаж! Какой типаж! Никто ж еще не запускал таких няшек! Хм… кстати… — Она обернулась к своему телохранителю, тут же вытянувшемуся по стойке смирно… — Сержант… есть некоторое сходство… Как там ваша сестра поживает? Миша, да?

— Маша, капитан, — Поправил тот. — Прекрасно поживает. О публичной жизни не мечтает, капитан! И английского языка не знает. И муж у нее ревнивый… И работа интересная… И детишки… двое!

— Ну-у-у… — Прищурилась Балалайка. — Тайные желания — они на то и тайные, товарищ сержант, чтобы о них никто не узнал… Но когда две красивые женщины откровенно поговорят друг с другом… о своем, о женском… И — чтобы военнослужащая императорской армии не знала языка армии вероятного противника… Хитришь, Алеша! Ой, хитри-и-ишь!

— Так точно, товарищ капитан! — Едва заметно улыбнулся сержант.

Алексей Тополев после выхода на пенсию по инвалидности, не в силах усидеть дома, работал телохранителем у множества людей во множестве стран, но эта… эта женщина была самой интересной его работой: такое погружение в роль, перешедшее в ярко выраженное раздвоение личности… и находящееся уже где-то на самой границе с сумасшествием! Но именно работая на нее он снова ощутил себя «при деле», «на службе», как в старые добрые времена!

— И печень у меня никуда не годится! — Не слушая, всхлипнул Хакуби и подвинул рюмку к одному из своих секретарей для наполнения. — А если завтра будет сто песен? СТО! Это же семь с половиной миллионов! Почти восемь! Ну, так же нельзя! Он же нас разорит! По миру пустит! С котомкой! И будем мы как Кот Базилио и Лиса… как там ее звали-то? Знаешь, Балалайка, а главный бухгалтер ПЛАКАЛ, когда подтверждал перевод…

Алексей Тополев прищурился и внимательно посмотрел на своего работодателя… Не то, чтобы он был поклонником косплея, но… Лиса Алиса… Да, в образе Лисы Алисы что-то было… Еще и родинку ей на щечку… Моэ!

«Ну все, Алексей Семеныч, ояпонился! А ведь ржал, как конь, когда поймал Гаврилова за собиранием фигурок аниме-персонажей! Видимо, сумасшествие капитана заразно!»

— ЭТО умеет плакать?! — Неподдельно удивилась Балалайка. Она даже застыла, потрясенная, перестав аппетитно хрустеть квашеной капустой. — Какая же у вас, китайцев-корейцев, мелочная душонка! А ведь есть… есть великие народы с широкой щедрой душой…!

— Во-о-от… — Хакуби снова медитировал над поверхностью водки в своей рюмке. — У народов с широкой щедрой душой вечные проблемы с двести восемьдесят второй статьей — сплошной экстремизм и разжигание… За это надо выпить, а? Виолончель?

— Ты сейчас договоришься, сморчок лысый! — Без особой угрозы осадила Балалайка.

— Между прочим, это я завуа… зауа… скрытый комплимент хотел сделать… Виолончели они такие… — Хакуби сделал волнообразное движение рюмкой сверху вниз. — Такие… Но не хочешь — как хочешь… Будешь треугольным музыкальным инструментом, Балалайка! С широкой… душой. А ведь пять — это же уже очень близко к пяти с половиной! А это уже почти шесть! Шесть миллионов! Ну, куда это годится!

— Пожалуйста, не расстраивайте капитана, Ма-сан! — Тихо и веско попросил Алексей, заслужив благодарную улыбку капитана и настороженные взгляды секретарей Хакуби.

Хакуби еще раз горестно-горестно, со всхлипом, вздохнул.

* * *

Конечно, этот пляж не шел ни в какое сравнение с пляжем на острове Манагаха, откуда мы начали свое морское путешествие. Песок тут был более грубым, на пляже валялся мусор, выброшенный морем — водоросли, коряги, стволы деревьев… Зато тут не было людей и — подарок для некоторых городских жителей (и проклятье для других) — отсутствовала любая мобильная связь!

Всё Редзинпаку было в сборе. Когда мы с Мисаки рано утром (пришлось спать в лесу… снова в обнимку, снова в одном спальнике… и снова без продолжения — Мисаки после этой неправильной активации и многочасового перехода по джунглям сильно вымоталась… в том числе и морально… да и я был совсем не огурчик) вырвались из душных джунглей и вышли в указанную точку на побережье, веселье уже было в самом разгаре.

Редзинпаку играло на диком пляжу в Сепак Такро — волейбол ногами. О высоком и примерно равном уровне игроков говорил хотя бы тот факт, что ярко-оранжевый мяч из пластиковых лент уже три минуты находился в воздухе и ни разу не коснулся песка.

Апачай не был допущен к игре — во-первых, его преимущество в национальной игре было неоспоримым, во-вторых… у него по-прежнему были проблемы с «полегче» и после любого его удара мяч просто материализовался на площадке соперника… почти полностью зарываясь в песок.

Ну, я давно подозревал, что он имеет какую-то власть над подпространственными червоточинами местного континуума и ему, как любому уважающему себя Демону, подвластна телепортация… И, разумеется, он не может с ней «полегче» — потому что она либо есть, либо ее нет!

Остро переживающему свое подавляющее превосходство Демону Подземного Мира (его расстроенное «Апа-па!» мы услышали задолго до выхода на линию пляжа) компанию составляли Дайя и Хонока. Обе девушки внимательно следили за игрой, а Хонока еще и вела съемку огромным бронированным фотоаппаратом Кэнсэя… как она его удерживала-то?

Хонока, увидев нас, сорвалась с места и издалека защелкала фотоаппаратом. И запрыгала вокруг, рассказывая-рассказывая-рассказывая.

Игра, разумеется, была завершена. Старейший, констатировав, что теперь все Редзинпаку в сборе, вышел к кромке прибоя и, сложив ладони рупором, громко объявил этот пляж временным тренировочным лагерем Редзинпаку, хо-хо-хо! Океан, видимо, вняв, отправил особенно большую волну, которая с шумом разбилась о ближайшую скалу.

Миу с Ренкой подошли к нам и, никого не стесняясь, сначала поцеловали меня, а потом — Мисаки… Это было приятно. Чертовски приятно. А вот радостное «Вау! Братан, ты жжешь!» и щелканье фотоаппарата — раздражало!

«Глупый молодой дурак ты, Малыш!» — обязательно сказал бы в этом месте Старик.

Нас отправили на «Кролика», который покачивался у самого берега, переодеваться. Миу и Ренка увязались за Мисаки… Ну, понятно — последние новости и сплетни — их же надо синхронизировать! По той же причине следом увязалась Хонока… правда, у меня сложилось впечатление, что присутствие мелкого электровеника девушками замечено не было — Хонока сидела мышкой. А когда Хонока переходит в режим «я — маленькая незаметная серенькая мышка», то даже я ее замечаю далеко не сразу!

А после того, как мы переоделись в «пляжное» и нас в кают-компании накормили легким завтраком, Мисаки попала в оборот. Впрочем, судя по эмоциям, она особо не возражала… хоть и стеснялась вначале.

* * *

— А зачем тут взрывчатка, Сигурэ-сэнсэй? — Мисаки ткнула пальцем в прорезиненную сумку.

— Рыбку будем… удивлять.

— Как-то это неспортивно, Сигурэ-сэнсэй! — Улыбнулась дракошка, у которой с мастерицей оружия сложились довольно странные и непонятные отношения…

— Правильный взрыв… это… искусство… ученица! Займемся… инсталляцией? А потом… дам… на кнопочку нажать.

— Конечно! — Обрадовалась Мисаки.

— После… обеда… будь готова… подруга!

* * *

— А теперь — вот так! — Хонока показала КАК, и Мисаки неуверенно попыталась повторить.

— Не так! — Возмутилась Ренка. — Очаровывай, дьяволица! Взгляд откровенней! Чтобы у этих кобелей из ушей пар пошел! И крышу сорвало! И тогда мы их… тепленькими…

Фотосессия «Пистолеты на фоне красивой дракошки». Руководил Кэнсэй, с фотоаппаратом бегала Хонока… правда, через некоторое время бразды правления как-то очень естественно перешли к моей реактивной сестренке. И она развернулась!

Мисаки в черном топике, супер-коротких джинсовых шортиках, черных беспалых перчатках и «джанглах» смотрелась… как и должна смотреться красивая девушка в таком раздолбайски-сексуальном прикиде. А уж после того, как вошла во вкус… после того, как Хонока разогнала всю мужскую часть аудитории, включая Старейшего и… меня.

Хонока еще и возмутилась, задвинув что-то про мужской эгоизм (с Мурасаки в аське переписывалась, что ли?), когда я заикнулся про то, что если и есть мужчины, которых Мисаки стесняться немного поздно, так это ее брат Ким Охаяси, отец Сатоши Охаяси и… Я, Сирахама Кенчи — коварный похититель, пленитель и почти что официальный жених! А поскольку первый и второй тут, по вполне понятным причинам, отсутствуют, то…

Не помогло! Меня согнали из-под уютного тента и отправили успокаивать Апачая — играть с ним в Сепак Такро «один на один».

Через полтора часа, весь в синяках и шишках (да-да… то самое подпространственное «полегче» Апачая) я валялся на шезлонге под тентом и краем уха слушал, как Акисамэ, Кэнсэй… и Дайя Ниони все глубже погружаются в пучину дискуссии о биржевых сводках, котировках, «подогреве рынка», «шортах» и прочей невообразимой финансовой мути.

И с огромным интересом следил за фотосессией. Кажется, Мисаки раскрепостилась — во всяком случае, она больше не обращала внимания на мастеров, собравшихся под тентами всего в десятке шагов. И — самое главное! — перестала бросать на меня неуверенные вопросительные взгляды после каждой новой команды «встать вот так».

Более того, судя по эмоциям, Мисаки получала удовольствие от происходящего!

— Кенчи! Кенчи! — Девушки махали руками.

— Иди сюда, халтурщик! — Нетерпеливо пританцовывала Ренка. — Последний штрих! Мисаки… вперед! Покажи этим угнетателям!

Через секунду Мисаки оказалась у меня на руках.

— Отлично! Братан, стой так…

— Хм… Ренка-оне-сан… наверно, на твой день рождения я тебе подарю варежки! — Промурлыкала веселящаяся Миу, чуть наклоняя светоотражатель. — То-то мама удивится, когда ей такой заказ из Японии придет!

— Закажи сразу две пары! — Посоветовала Ренка из-за другого светоотражателя. — Уж поверь, тебе они тоже понадобятся!

— А интересная композиция получается. — Согласился Акисамэ из-под тента. — Обратите внимание, Дайя-сан: хорошо развитые мужские плечевые мышцы и мышцы спины, осанка… синяки, чуть-чуть прилипшего песка и мусора… и конечно же — эти многозначительные красноречивые царапины! На таком фоне изящные женские ручки с пистолетами смотрятся очень-очень-очень… Ми-тян, скрести руки у него спине… ага, вот так… стволы чуть вниз… да! Замечательно! Прекрасная композиция! Хонока — именно со спины фотографируй — там столько всего нафантазировать можно!

— Классно получилось, Акисамэ-сан! — Поблагодарила Хонока, щелкая фотоаппаратом. — Мисаки… ДАВАЙ!

В следующую секунду Мисаки впилась в мои губы…

— Аники, ЖГИ! — Приказала Хонока, включив покадровую съемку.

Ну… я и отжег.

— Тц… три пары… заказывай… — Недовольно проворчала материализовавшаяся за моей спиной Сигурэ, подхватывая, судя по звуку, у самого песка одну из «Сабель», выскользнувшую из ослабевших пальцев Мисаки. — Этой… тоже… понадобится… Нестойкая какая… ученица!

— Простите, Сигурэ-сэнсэй. — Пролепетала красная, как помидор, Мисаки, осторожно высвобождаясь из моих рук.

— Контролю… научу…

— Опасный старик! Зацени! — Хонока показывала Кэнсэю экранчик фотоаппарата.

— Ого! Жемчужина коллекции, Хонока-чан! — Похвалил Кэнсэй. — Обязательно защити водяными знаками — за права на эту фотографию издательства драться будут! М-да… выдержка подобрана просто идеально! Мастерство таки не пропьешь!

Кажется, приступ смелости и раскованности у Мисаки благополучно прошел, и она эдак невзначай спряталась за моей спиной… Захотелось набычиться, выпятить грудь и выдвинуть вперед челюсть…

* * *

— Потому что апа-па-жара! Достали апа-па-суши! Сам апа-па сготовлю! Насяльника! Костер, угли, мангал! — Мастера не удивились, а вот мы с девушками только глаза вытаращили — Старейший вихрем МЕТНУЛСЯ собирать сушняк. — Маленький акума! — У меня в руках материализовалось пластиковое ведро. — Рыбка сгоняй! Вознеси хвала большой акума перед охота: рыбка будет — апа-па!

Если кого в Редзинпаку и надо понимать буквально и слушаться безоговорочно, так это Апачая.

Так что я, перед тем, как забросить спиннинг с борта «Кролика», как умел, «вознес хвалу» Главному Демону Подземного мира (представляя его себе в виде краснокожего Хаято Фуриндзи с зеленой бородой с огромными прямыми рогами и кольцом в носу).

И рыбка стала «апа-па»! Я даже не удивился, когда стал выдергивать из воды по две-три увесистых рыбины за один раз с интервалом в минуту!

А вот девушки, увидев такое морское изобилие и похватавши спиннинги, остались ни с чем, хотя и встали рядом на таком, якобы, «рыбном месте»… Только лишь Ренка вытянула одну рыбку в полторы ладони, которую отдала коту, с намеком усевшемуся на самом видном месте палубы и устремившему одухотворенный взгляд в морские дали.

Девушки, судя по эмоциям, даже слегка обиделись на удачливого рыбака, за полчаса заполнившего рыбой ведро. Ну, и, возможно, их обиду усиливал ведущийся в режиме он-лайн репортаж «Соревнование-рыбалка Редзинпаку», которую вела Хонока.

— Видимо, Точимару более серьезно отнесся к словам Апачая, чем мы, девочки. — Задумчиво смотрела на урчащего от удовольствия кота, расправлявшегося с еще живой рыбкой.

— Акисамэ-сэнсэй… а почему Старейший… ну-у-у…? — Я затруднился сформулировать мучивший меня вопрос.

— Хоть и не в моих правилах отвечать на такие… «вопросы», — Вздохнул мастер джиу-джитсу. — Отвечу. Правда, в том же стиле, в котором был задан вопрос. Потому что готовка от Апачая! Потом поймешь.

И началась «готовка от Апачая»!

Принесенная мною рыба потрошилась уже на берегу. Без ножей и других вспомогательных инструментов. Руки одного из Старших Демонов Подземного мира мелькали с удивительной скоростью. Апачай что-то бормотал-напевал себе под нос и пританцовывал под какую-то, только ему слышимую, музыку. На сунувшихся было помогать девушек Апачай, находящийся сейчас в режиме «грозный тайский берсерк», так цикнул, что те попрятались за спиной Старейшего, мощным непрерывным «фу-у-у-у» (в течение трех минут!!!) раздувавшего костер.

Апачай бросил приготовленную рыбную смесь на фольгу, а фольгу — на угли. Через несколько минут над пляжем распространилось небывалое зловоние. Но после того, как Апачай, вскинув руки и что-то напевая, прошелся вокруг костра…

Запах, распространившийся после этого по пляжу… да-а-а…

Даже осоловевший Точимару, славно потрудившийся над кучкой рыбьих потрохов, встрепенулся и стал тереться о ноги Апачай, что-то вкрадчиво курлыкая… Но после того, как Апачай непререкаемым тоном произнес «мяу-у-у!» (в тональности «Да ты берега попутал, парниша!»), черный кот спрятался за Сигурэ и обиженно стал вылизываться.

— Ну-ну… на-на… купи-купи… — Почесала его за ухом пальцами ноги мастерица оружия. — Злой Апачай! Злой!

Нас призвали к «столу». Апачай снова был веселым наивным громилой с широкой улыбкой.

Ели прямо на пляже, не отходя от костра. Еда была уничтожена за несколько секунд. Некоторое время тишина над пляжем нарушалась только криком чаек и шумом прибоя — мы все переживали радостные сигналы из желудка и боролись с его намеками на то, что места, дескать, еще полно! Особенно, для такой вкуснятины!

— В некоторых источниках есть упоминания о том, — Прервал тишину Акисамэ, старательно вылизав поверхность фольги. — Что война восемьсот лет назад война, охватившая всю южную Азию, началась именно из-за того, что молодое государство Сукхотаи отказалось передавать кхмерам рецепт приготовления Демонической Задницы… как же я их понимаю! Я бы тоже начал войну!

— Апфа! — Насмешливо фыркнул Апачай.

— Если мне будет позволено заметить, Акисамэ-сан… — По своему обыкновению начала Дайя.

— Дашка! Прекрати! — Поморщился Акисамэ. — Давай тут без этих ваших замашек Асамия! Вот я тебя с одной зеленоглазкой познакомлю — она из тебя быстро эту дурь выбьет!

— Слушаюсь и повинуюсь! — Стараясь не улыбнуться, поклонилась Дайя. — Разногласия, связанные с Демонической Задницей связаны с неверием в то, что кто-то другой, кроме коренных жителей королевства способен уговорить участвовать в готовке даже самых слабых Демонов Подземного Мира. А без их участия блюдо получалось крайне отвратительным…

— Ап-па! — добавил Апачай, воздев палец.

— Кен-чан… не хочешь ли потренироваться? — Лениво спросил Старейший.

— Я всегда рад тренировке, Фуриндзи-доно… но конкретно сейчас — не знаю. Многие предыдущие тренировки были попыткой слепых объяснить глухому, что такое сладкое…

— Хо-хо-хо! Хорошо сказал, Кен-чан! Глупый человек обиделся бы! Ох-хо-хо, хорошо, что в Редзинпаку собрались люди умные и понимающие! Ну, а со мной, Кен-чан? — С интересом посмотрел Старейший. — Со мной не хочешь потренироваться? Вдруг я смогу тебе объяснить, что такое «сладкое»?

Судя по эмоциям, учителя удивлены не были — явно что-то задумали… к тому же, их эмоции я ощущал с большим трудом — видимо, это мое умение уже не было для них секретом.

И, разумеется, я отказываться не стал: если и есть в этом мире что-то круче личной тренировки с Хаято Фуриндзи, то я об этом не знаю.

* * *

— Дружище! — Поинтересовался Сакаки у Апачая. — Что ты в Задницу подмешал? Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь ТАК разговаривал со Старейшим! Ну, кроме Миу… но она ж по-родственному…

— Сакаки, апа-па! Не знать — крепче спать! Кишка змея — любить? Яйки лягушка — любить? Апа?

— Хм… я понял, Апачай! Дальше не рассказывай! Но крышу твоя готовка сносит, судя по поведению парня, конкретно!

— Крыша маленький акума апа-па давно-давно! Нямка — храбрость! Маленький акума ням-ням — храбрый смелый маленький акума! И апа-па!

— Апачай-сан, а почему на нас твоя готовка ТАК не подействовала? — Спросила Миу.

— Думаю, дело в том, Миу, — Задумчиво предположил Акисамэ. — Что Кенчи — единственный из нас, кто додумывается растягивать удовольствие от еды с помощью хлеба с маслом… И Апачай не мог не подметить этой характерной особенности «маленького акума». Возможно, масло или хлеб в сочетании с Демонической Задницей дают какой-то побочный эффект…

— Апа-па! — Подмигнул Апачай.

* * *

— А хочешь классный видеоклип, Хонока-чан? — Прищурился Кэнсэй.

— Учти, старый лысый извращенец! — Подозрительно поблескивала глазами Хонока из-за спины Ренки. — Если мои фотки попадут в интернет — брательник тебя найдет, пасть порвет, моргала выколет!

— Хо-о-о! Устами младенца глаголет истина! — Фыркнула Ренка. — Только, Хоночка, папа не лысый — там по окружности небольшой пушок есть… Но я тебе другого по-настоящему лысого старого извращенца покажу! Обязательно!

— В натуре, сестра! — Сакаки взлохматил волосы на голове Хоноки. — Ты видишь саму суть этих старых «бедных» китайцев! Даже мы не сразу вывели его на чистую воду! Кэнсэй, не смей обижать своими извращенскими штучками милую девочку-ромашку!

— Точняк, братан! — Важно приосанилась «девочка-ромашка». — Если чё, ты ж за меня впишешься? А если еще и «крыша» подъедет…

— Апа-па! — Веско добавила «крыша», скалой возвышаясь за спиной Хоноки.

— Ну, все! — Смешно набычившись, девочка смело шагнула вперед. — Ты попал, мужик!

— Ну, ладно бы просто «лысый» — это от большого количества тестостерона… Ну, «извращенец» еще куда ни шло — мужчина-«неизвращенец» — это ж смех один! Но почему же «старый»?! — Искренне расстроился Кэнсэй. — И — как грубо! Вот я расскажу Саори-доно, как ты разговариваешь со старшими!

— Ха! Не на ту напали! Меня такие зубры угрозыска допрашивали! Третья степень! Не чета некоторым!

— Вах-вах-вах! Таки шо ж у вас там, у Сирахам, за холокост дома творится-то, а? Ай-яй-яй! А какое самомнение! Я, вообще-то, не про твое видео говорю. А про твоего брательника видео… Если на «ютубу» выложишь — это полный эксклюзив будет… ТАКОГО там еще ни у кого нет.

Ядовито-оранжевая молния (Кенчи и девушки разработали и осуществили целый план, чтобы впихнуть Хоноку в «эту безвкусицу», аляповатую, но такую… заметную) метнулась к мастеру кэмпо, который даже рефлекторно ушел в сторону.

— Давай! А уж я придумаю, как это компромат заюзать, муа-ха-ха…!

— Вот еще! — Усмехнулся Кэнсэй. — Тут кого-то «старым» назвали. А у старых больных китайцев расценки…

— Тут кто-то скрытые камеры возле нашей «раздевалки» установил… — Все присутствующие потрясенно уставились на Хоноку — в ее пальчиках откуда-то появилась и замелькала керамическая пилочка для ногтей такого же кислотного, что и купальник, цвета. — Не знаешь, кто…? Ну, и ладно, у Сигурэ-онее-сан спрошу, когда они с Ми-тян вернутся!

— Ладно-ладно-ладно… только фоткать сама будешь — чтоб все по-честному… э-э-э… «по чесноку»! Ну, я тебе только «трех китов» помогу выставить и светофильтр подберу…

— Йаху-у-у! Школа допроса и вербовки семьи Сирахама не знает осечек!

— Чему там нашего ученика дома учат! — Возмутился Сакаки.

— Да-а-а… какая-то оч-ч-чень нездоровая обстановка сложилась в семье нашего ученика! — Покивал Акисамэ.

* * *

Внизу о скалы лениво разбивались волны. Как любая тропинка в горах — эта петляла и терялась, потом вновь находилась. Шедший впереди Старейший бросил через плечо:

— Все очень просто, Кен-чан. Вначале мы поговорим, я тебе кое-что расскажу, тебе станет скучно, а потом… потом я буду тебя УБИВАТЬ!

Хотя бы теоретически есть возможность, что я смогу сейчас от него удрать? Ну, или поставим вопрос по-другому: на сколько лишних секунд жизни я могу рассчитывать, если предприму сейчас что-нибудь активное?

— … Вот, обрати внимание, Кен-чан — мобилизация всех систем организма: выделение адреналина, частое поверхностное дыхание, зашкаливающий пульс. И — самое главное — начинается изменение состояния сознания: выделение главной цели «как выжить», сужение и сосредоточение внимания, обострение зрения, слуха, осязания, обоняния, памяти… И это только тысячная часть того, что происходит с тобой в момент смертельной опасности! Здорово, правда? Вполне нормально для любого живого организма. А уж если этот организм обладает хоть толикой разума… В такие моменты человек способен творить чудеса!

Сверхчеловек мечтательно покачал головой. Кажется, даже глаза зажмурил от каких-то приятных воспоминаний:

— И все эти чудеса — следствие измененного состояния сознания. Помню, как один умный человек очень правильно сказал: «Если веры в вас будет с рисовое зернышко…» Или рис у них там не рос тогда? Может, маковое зернышко? Или…? Совсем старый стал, кхе-кхе, забываю! Да и не важна точность фразы — главное, смысл! А смысл в том, что изменив свое сознание, человек способен на многое… «Многое» — это я сильно упрощаю… ну, в применении к тебе, Кенчи. На самом-то деле горизонты куда шире, и практически не ограниченны… в нашем мире. Ты уж мне поверь… Но тебя сейчас, наверняка, интересуют частности: такая ерунда, как стать сильнее, быстрее, выносливее. Да? Ну, для начала — сойдет и это… — Старейший вдруг оборвал себя. — Тебе как…? До этого момента — понятно?

— Да, Старейший.

— Ну, ты — умный мальчик, Кен-чан. — Довольно и даже гордо покивал Старейший, будто моя сообразительность — это его заслуга. — Ты не находишь странным, что мы не пытались научить тебя всяческим штучкам — «циркуляции ци», «энергетическим ударам»?

— По-моему, все эти «внутренние энергии» и «банкаи» — и есть ерунда, Старейший. Антинаучная ересь и самообман. Желание что-то сделать, не вставая с дивана. Как утверждение, что магия существует…

Старейший расхохотался искренне, весело:

— Хо-хо-хо-хо-хо! И кто это у нас тут отвергает существование магии! Смотри, Кенчи! — Старейший осмотрелся и показал пальцем. — Смотри вон на тот камушек! Внимательно! Пах!

Старейший, подкинул указательный палец, будто после выстрела. Камень, на который он показывал, где-то с футбольный мяч размером, хрустнул, покрылся сеткой трещин и осыпался щебенкой.

— Сигурэ? Из «Выхлопа»? — Неуверенно предположил я, оглядываясь.

— И откуда же? — Хитро спросил Старейший.

Действительно, мы как раз проходили узкий проход между двумя скалами. Стрелять тут можно было… ну, разве что сверху.

— Заминировали камень?

— Чувствуешь запах взрывчатки? — Откровенно оскалился Старейший. — Слышал звук взрыва?

М-да…

— К тому же эта смешная русская пукалка до сих пор не чищена после вашей возни в джунглях. А девочка без тебя категорически отказывается ее разбирать. А ведь Сакаки так ее уговаривал, так уговаривал… Он же такой винтовки никогда не видел! А все потому, что ты привык комментировать процесс разборки-сборки… Подсадил, можно сказать, хо-хо-хо!

Да. Вот это был более весомый аргумент. Но — это же мастера Редзинпаку! — с ними надо быть начеку! Они те еще фокусники! Я отошел от веселящегося старика подальше и под снисходительным взглядом поднял камень с кулак размером:

— А если этот попро…?

Старейший ласково-ласково прищурился, и через секунду с моей ладони осыпалась горсть мелких камушков!

И — столь же ласково посмотрел на меня. Я содрогнулся от этого разрушительного, как выяснилось, взгляда… М-да, видимо, убегать от него бесполезно — от таких «бякуганов» далеко не убежишь… Сколько между нами…? Метров семь? И не факт, что ему помешают всякие преграды в виде стен, камней и слоя земли!

— И этому можно научиться?

— Всему можно научиться, Кенчи! — Воодушевился Старейший. — Помни слова того умного человека! Есть, правда, один незначительный нюансик… ерунда совершеннейшая, хо-хо-хо…

Тропинка закончилась. Мы вышли на обрыв. Внизу было море. Слева — метрах в двухстах — пляж, на котором сейчас в уединении отдыхало Редзинпаку.

— Нужна вера! — Провозгласил торжественно Фуриндзи. — Сколько там до воды, Кен-чан?

— Метров семьдесят. — Я осторожно выглянул за край обрыва.

Я стал догадываться о том, что будет дальше.

— Да, Кенчи. Правильно догадываешься. — Прищурился Старейший. — Надо прыгнуть.

— Верная смерть, Старейший. Люди и с меньших высот, прыгая в воду, разбиваются. — Попытался я воззвать к разуму.

Наивный. Когда речь заходит о Редзинпаку, «взывать к разуму» довольно странно.

Собственно, хватило бы и двадцати-тридцати метров. При такой высоте — что вода, что голые камни — разница ни-ка-кой! Даже если солдатиком или головой вперед в воду входить. Разве что первыми ноги или голова сломаются.

— Это точно — верная смерть. Высота — семьдесят. Ускорение свободного падения — девять и восемь. Удваиваем, умножаем, извлекаем корень… Сорок метров в секунду. На такой скорости — что вода, что асфальт… И в этом — весь смысл данного действа. — Старейший помолчал, разглядывая горизонт. — Кенчи, ты осознаешь, что убить я тебя могу в любой момент?

— Гхм… Да. — Сглотнул я.

— Тогда ты должен понимать, что подобный способ тебя убить — сбросив вниз со скалы в море — для меня чреват некоторыми неудобствами… в первую очередь с внученькой. Это если даже забыть о том, что и мотивов-то у меня нет… если уж совсем формально и казенно, в стиле одной твоей грубоватой подружки, хо-хо-хо…

На это возразить тоже было нечего.

— Это имеет какое-то отношение к тому, что вы говорили, Старейший?

— Самое прямое, Кен-чан! Самое прямое! Для того, чтобы быстро разбудить в себе скрытые способности, нужно добровольно встать на самую грань, отделяющую жизнь от смерти. И — ерунда такая — просто поверить, что сегодня ты не умрешь.

— Но в Редзинпаку меня и так каждый день…

— Ты невнимательно слушал, ученик… — Огорчился Старейший

Херасе! Сам Старейший меня «учеником» назвал! Честь-то какая! Нет, безо всякого сарказма — это, действительно, круто!

— Тебя ставили на эту грань другие. И не всегда с твоего согласия. А теперь ты должен встать на нее САМ! Осознанно! А не подпираемый сзади непосредственной угрозой для жизни!

— Вот кстати, Фуриндзи-сэнсэй… — Я вспомнил «чертов канон». — А что мне за это будет? Должна же у ослика быть морковка?

— Хо-хо-хо! Ну таки я вам скажу, что вот ЭТО я и называю настоящим деловым разговором! — Обрадовался Старейший, совсем по-кэнсэевски потер ладонями и кивнул в сторону пляжа. — Вон, посмотри внимательно, ослик: целых две «морковки» бегают — беленькая и красненькая… А еще ж и третья есть… — зелененькая, кажется.

Я бросил взгляд в сторону пляжа. Вообще-то, мои разноцветные «морковки» не бегали. Во-вторых, зелененькой «морковки», действительно, не было — «ящерку» сразу после обеда куда-то увела Сигурэ… видимо, потренироваться. А Ренка и Миу стояли рядом и смотрели в нашу сторону… И самую малость беспокоились. Рядом ярко-оранжевая Хонока и «полосатый» Кэнсэй суетились над штативом с фотоаппаратом. Остальные мастера тоже посматривали на скалу. С любопытством и в нетерпении… А Дайя изящно держала у глаз театральный бинокль.

— Маловато будет, сэнсэй!

— Сигурэ не отдам — даже не проси! — Поколебавшись, решил Старейший.

— Я не это имел в виду, сэнсэй… Хотя — предложение интересное и заманчивое — мы к нему как-нибудь вернемся. Я хотел сказать, что ослику эти «морковки» даже укусить не дают!

Старейший на секунду задумался:

— Ладно, уговорил. Обещаю, что до начала летних каникул мы не будем устраивать ночные налеты на твою спальню… До начала летних каникул места твоего спального базирования получают статус автономных округов на территории государства Редзинпаку! — Старейший подумал и торопливо уточнил. — Но для этого ты должен прыгнуть в течение ближайших пяти минут! Время пошло!

* * *

— Пять минут, Сакаки. — Скрестив руки на груди, Акисамэ смотрел на скалу.

— Десять. — Сакаки с готовностью подставил ладонь, по которой Акисамэ быстро хлопнул. — Десять минут. Мой ученик так просто не сдастся!

— Ты молодой, Сакаки! Недооцениваешь дар убеждения Старейшего и степень болезненности этого вопроса для моего ученика.

— А ты недооцениваешь ершистость моего ученика, Акисамэ! Можешь уже сейчас идти на «Кролика» и доставать свой, а теперь уже мой ящик пива!

— Ne kazhi gop, tovarisch Сакаки! Давай посмотрим до конца… а то принесу я ящик своего пива — бац! — а он все равно мой… Не идти же мне на «Кролик» второй раз за твоим пивом, которое мое!

* * *

Сверхчеловек в своем репертуаре. С другой стороны — предложение щедрое и заманчивое. Но как же страшно!!!

— Десять минут!

— Семь!

Инстинкт размножение вступил в жестокую и кровопролитную схватку с инстинктом самосохранения…

— Договорились, Фуриндзи-сэнсэй! — … И победил! — Я прыгну!

— Хо-хо-хо! Молодец, Кен-чан! Прыгнуть нужно «солдатиком». Ножками вниз. И внимательно… очень внимательно следи за своими ощущениями! Запоминай их. Если выживешь — это тебе сильно пригодится! Хо-хо-хо!

Было чертовски страшно. Ведь это — верная смерть! Семьдесят метров! Но — надо! Очень надо! Или не надо? Может, обойдусь, а? Как-нибудь другими методами тренировки ограничусь? Менее смертельными. Ну, не буду я прищуром череп Рююто раскалывать — ничего страшного — как-нибудь кулаками обойдусь! А?

Но какой-то червячок, авантюрист и адреналинщик, точил — точил изнутри:

«А давай попробуем, Малыш! Давай рискнем!»

Но про «чертов канон» тоже забывать не стоило…

— Сэнсэй! В воде могут быть акулы — девушек в воду одних не пускайте. И за Хонокой проследите — она в воду, наверняка, полезет…

Старейший серьезно кивнул:

— Молодец, ученик! Приятно убедиться, что мы в тебе не ошиблись! Видишь, как смещаются приоритеты, когда подходишь к Грани? И, что характерно — у всех по-разному — сразу видно, кто есть кто… — Старейший пнул камушек, и тот полетел вниз. — Не волнуйся об этом: пока вы фотосессию устраивали, Сигурэ установила контейнеры с репеллентом на входе в бухту и по всей длине пляжа, а Акисамэ и Сакаки проверили у всех «Шарк-шилды»… А на этого маленького постреленыша даже целых два надели, взяв «на слабо»… В детской модификации — их без ключей снять нельзя, хо-хо-хо! И все круги и надувные матрацы нечаянно… забыли надуть… — И весело подмигнул. — Так что супа из акульих плавников вечером не будет — старенький я уже такую проблемную нямку добывать!

Он что… знает этот чертов «канон»?! А почему бы человеку, раскалывающему взглядом камни и управляющему подселением душ, и не знать такие «ерундовые мелочи»?

— И еще, Кенчи… — Старейший поозирался и, прикрывшись ладошкой, зашептал. — Я тебе всего этого не говорил! Это ж комедия! Тут не место таким пространным рассуждениям! А остальным скажем, что это — обычное пошлое «испытание на храбрость» и придурь сумасшедших из Редзинпаку! Согласен? — Старейший подмигнул еще раз — левым глазом, правым, снова левым. — Ну, давай! У тебя двадцать секунд осталось. Будет обидно — морковки есть, а кушать их нельзя. Хо-хо-хо! И — сам-сам! Я тебя даже подталкивать не буду! В этом же самая мякотка! Хо-хо-хо!

* * *

— Приготовься! — Скомандовал Кэнсэй. — Выдержка — один-тридцать, диафрагма — два и восемь, ИСО — один шестьсот.

— Йокай! — Отозвалась Хонока, приникнув к видоискателю и подкручивая объектив. — Зум — пять, интервал — ноль один, время съемки — десять секунд. Объект в рамке! К съемке готова!

Кэнсэй поднял руку, напряженно смотря в сторону скалы:

— То-о-о-овьс! — И легонько, пальцам, шлепнул Хоноку по плечу. — Пли!

Хонока щелкнула «дистанционником» и фотоаппарат зажужжал, делая серию снимков с интервалом в одну десятую секунды.

Маленькая фигурка отделилась от скалы и вертикально, вскинув руки вверх, полетела вниз…

* * *

Страх исчез, как только я оторвался от края скалы. Страх был уничтожен пониманием окончательности и бесповоротности совершенного действа. Смысла в страхе больше не было — были семь десятков метров пустоты под ногами. И страх тут уже ничем помочь не мог… Баста, карапузики!

В ушах засвистел ветер. Горячая сладкая волна из солнечного сплетения ударила по всему телу, достав, казалось, до кончиков волос. Дыхание… пропало… или стало незаметным.

Я смотрел на горизонт, отстраненно вспоминая, как инструкторы по ВДП в прежней жизни запрещали смотреть под ноги — дескать, момент приземления можно проворонить.

Пятки вместе, колени сомкнуть и чуть согнуть. Руки вверх — иначе их вырвет из суставов нахрен, когда я войду в воду. Если я войду в воду, а не размажусь по пленке воды кровавым паштетом. Нет, не думать об этом! Когда… КОГДА я войду в воду.

Это банально, пошло, избито и затасканно, но — время остановилось. Хотя, нет… не остановилось. Просто в эти считанные секунды я стал замечать больше, ощущать ярче, видеть глубже. Я мог успеть сделать гораздо большее количество действий, чем обычно… правда, толку-то от них, когда УЖЕ падаешь…

Внизу что-то басовито ухнуло. Вначале в пятки мягко ударил горячий воздух, потом — брызги, а потом — хлесткие струи поднятой взрывом воды. И я даже не заметил четкой границы «воздух-вода» — ее не было!

А когда вокруг уже была белая «кипящая» пузырьками вода, мозг, работая на бешенных оборотах, легко просчитывал ситуацию, объясняя произошедшее…

Смертельного соприкосновения со спокойной поверхностью воды на скорости в сорок метров в секунду не было — мастера устроили подводный взрыв за секунду до моего приводнения, чтобы «вспенить» воду до того, как я разобьюсь о тоненькую, но такую прочную пленку воды! И вошел я уже в воздушно-водяную смесь с гораздо меньшей, чем вода, плотностью. И без ярко-выраженной границы между двумя средами… Я даже смог сообразить и определить «авторство» подводного взрыва — Сигурэ! При помощи Мисаки… Вот куда они пропали сразу после обеда!

Гениально! Мастера Редзинпаку сумасшедшие, но они гениальны!

А я жив! Я жив! Жив!

* * *

Старейший с едва заметной улыбкой следил, как Кенчи мощным энергичным кролем идет к берегу. Ученик что-то время от времени радостно восклицал — невнятное. Следом (этого, правда, Кенчи не видел, хотя, может быть и чувствовал) правее и левее под водой двигались два темных силуэта — Мисаки и Сигурэ в аквалангах. До этого они висели на скале в метре от воды с двумя дублирующим друг друга пультами-взрывателями и вошли в воду сразу после взрыва.

— Вообще-то, на пятнадцать секунд передержал… но — ладно — не будем придираться. Все равно молодец, хо-хо-хо! Заслужил… «морковки»! Ослик! «Маловато будет…» Хо-хо-хо!!!

«Морковки» с визгом бросились в воду…

— Эй! Эй! — Нахмурился Сверхчеловек, когда девушки и Кенчи встретились в пятидесяти метрах от берега и устроили водяную «кучу малу», а прямо за спиной Кенчи выросла еще одна фигура в укороченном гидрокостюме, развернула Сирахаму спиной к Миу и Ренке, выдернула загубник и впечаталась губами в губы Кенчи. — Вы чего там удумали, охальники! Он же сейчас в таком состоянии, что прямо в воде и — всех троих…! Эх, молодеж-ж-жь — молодеж-ж-жь! Одна надежда на живительный электроразрядник Сигурэ! Им ведь не только акул отпугивать можно, хо-хо-хо!!!

* * *

Я слушал себя… Как только я вспоминал эти сладостно-ужасные секунды падения с обрыва, тело покрывалось мурашками, дыхание становилось поверхностным и горячие волны начинали гулять по телу…

День клонился к вечеру, девушки сейчас опять побежали в море, решив не трогать «героя», блаженствующего на шезлонге.

— Кенчи… — На колени мне лег тонкий открытый ноутбук. — Ты же шаришь…?

— Акисамэ-сэнсэй! Я не системный администратор! Системный администратор — это…

— Я знаю, Кенчи! — Покивал Акисамэ. — Я знаю. Ты не системный администратор. Я даже знаю, чем программисты отличаются от системных администраторов…

— И… чем же? — Осторожно спросил я.

— Разная степень покраснения глаз, Кенчи. Это все знают… Ты зря так ощетинился — я к тебе по твоему профилю, так сказать… Ты же сильный программист?

Это что? Вариация известного анекдота — «Раз ты сильный программист, то будешь сегодня таскать системные блоки!»? В любом случае, надо уточнить и устранить возможное недоразумение:

— Акисамэ-сэнсэй, сила программистов измеряется не в количестве килограмм, которые они могут поднять!

— И это я знаю! — Акисамэ широко улыбнулся. — Я даже знаю, чем сила программиста отличается от силы администратора.

О! Вот этого прикола я еще не слышал и заинтересовался.

— Разные единицы измерения, Кенчи! Это все знают… Сила программиста, например, измеряется соотношением количества исходного кода и количества багов… Я знаю, что такое «баги», Кенчи! — Поторопился уточнить Акисамэ. — Это такие программные насекомые… Формула может быть дополнена коэффициентом сложности программы и временем ее написания. Это повысит точность расчетов!

— Ну… наверно…

— Помоги написать макросик, Кенчи! Для ведения домовой книги! Уж не знаю, как Миу хватает терпения после каждой покупки заполнять столько ячеек! А чего, казалось бы, проще — на ноуте есть встроенный сканер — подставил чек из магазина и — апа-па! — данные попадают в базу данных… Ну, через промежуточный фильтр-интерфейс, конечно! — Акисамэ заговорил шепотом. — Такое впечатление, что она пропускает мимо ушей все, что ей преподают в институте! А ведь первейшая заповедь тру-программиста: «Лучше день потерять — и за пять минут долететь, птичка!». Ты же — тру-программист, Кенчи?

— Женщины и программирование… — На пробу забросил я удочку.

— Да! Да, Кенчи! — Обрадовано загорелся Акисамэ. — Ты исключительно прав! Строгая логика! Стройная системность! И — лень! ЛЕНЬ! Это все-таки удел мужчин! Разработка программного обеспечения — это не только искусство, но и склад ума! Характера! — Акисамэ воодушевился. — Состояние духа! Бусидо! Это — путь настоящего воина! Воина-мужчины!

— Шовинист… сексисит… бойкот… — Сигурэ свесилась с краешка зонтика. При этом зонтик даже не шатался под ее весом! — Кенчи… спорим… пять багов… найду!

— Кенчи, не спорь с ней! — Громко зашептал Акисамэ. — Женщины очень хороши в отладке программ! Вот уж чего у них не отнять…

— А на что спорим, Сигурэ-сэнсэй?

— Проиграешь — будешь… «бабочкой». Выиграешь: «бабочка» — я. Патроны… боевые… каждый второй…

Воспоминания об ощущениях во время прыжка со скалы еще не выветрились… И я кивнул, уточнив:

— Все. Все боевые, Сигурэ-сэнсэй! Согласен!

Сигурэ вдруг оказалась на песке и — вплотную — сгребла меня в охапку и крепко обняла. Кажется, даже поцеловала в щеку. Тут же отстранилась. Слева, из воды, полыхнуло удивлением девушек… и смутным ощущением, что на нас смотрят и через визир фотоаппарата. Глаза мастерицы всяческого оружия подозрительно блестели:

— Милашка… обожаю! Украду! Смертничек…

И снова, всхлипнув, прижалась… а ведь купальничек на ней — из тех самых — крохотные треугольнички на веревочках…

— Жди… ночью… милашка!

— Указом президе… э-э-э, распоряжением Старейшего, Сигурэ, — Вмешался Акисамэ, стараясь удержать серьезное выражение лица. — Наложен временный мораторий на несогласованные с администрацией автономного округа ночные визиты в спальню Кенчи!

— Тц! Облом… до лета… ждать… Печалька!

Хм… а не прогадал ли я с этим обещанием от Старейшего?

* * *

«Как же это…» — Чуть даже растерянно (чего с ним давненько не случалось) Рю Горо отложил материалы по «филиппинскому делу» и откинулся на спинку кресла.

Информация была шокирующей… Судя по видеозаписи, которую смогли достать «контролёры» из отдела по работе с клиентами (да-а-а, хорошо он их наскипидарил на последнем совещании… хорошо-о-о… специально организовал настоящую конференцию, без всех этих видеочатов!), заложников освобождал… Гасящий! Самый настоящий Гасящий!

В одном из джипов, на которых террористы перевозили заложников, не отключился видеорегистратор (Вот зачем?! Зачем террористам видеорегистратор одной из самых последних моделей? Зачем?! Разбирать спорные ДТП?).

И мясорубка у загона с заложниками была видна, как на ладони!

«Внученька, тоже красиво вступила! Даже гордость берет!»

Горо еще раз включил запись с метки «Появление фигуранта Б»: черная гибкая фигурка с двумя пистолетами в руках легко перемещалась в сторону «фигуранта А», полыхая вспышками выстрелов. Четко, красиво, танцующим шагом.

«Активация… Все-таки, методики Редзинпаку безотказны… Правда, насколько они безотказны, настолько и опасны!»

Две черные фигуры подошли вплотную друг к другу. На секунду застыли. Одновременный шаг вперед (когда Горо смотрел эту запись первый раз — в этом месте сердце отчетливо ёкнуло) и вот уже обе — выполняют танец одновременно! Одновременно! «Танец бабочки» в исполнении двух бойцов! То, что задумывалось, как абсолютно непредсказуемое перемещение, вдруг стало синхронным!

Мисаки сбросила опустевшие магазины, а Гасящий — ну, хватит уж деликатничать! — это же внучок наш, Кенчи! Кенчи ловко вбил в подставленные рукояти новые магазины. И — новые па танца! Мисаки стреляла, а Кенчи… да-а-а… Кенчи ОТМАХИВАЛСЯ лезвиями ножей от пуль!!!

«Надо будет дать команду — пусть учебный фильм смонтируют… Взаимодействие Дракона и Гасящего… Только для Старших, разумеется… Пусть представляют себе уровень Гасящих — а то совсем зажрались, вараны-переростки!»

А вот — материалы, полученные от филиппинских военных, очень сговорчивых после того, как драконы, якобы, освободили своих клиентов, уничтожив террористов… ТАК.

Фотографии двух черных фигур, расположившихся на крыльце какой-то хижины. Судя по ракурсу, некоторым деталям и прилагающейся карте, эти фотографии были сделаны из кабин вертолетов… И теперь понятно, почему Мисаки-тян не сообщила… Влюбилась, глупышка. Вся в тетю!

Ах, да… еще ж Саори… Получается, этот Мототсуги, оказавшийся хитрющим засранцем, обманул ВСЕХ. Вообще, всех, начиная с него, Рю Горо, и заканчивая Наместником! Нет, то, что Танимото отправился на свидание с предками — это правильно! Так в душу плюнуть! Но вот то, что и Драконов… натянули…

Хор-р-роший противник! Порвал бы! С огр-р-ромным удовольствием пор-р-рвал бы! Но — нельзя. Некрасиво это… не по-драконски! После драки кулаками не машут! Да и по смыслу… какой теперь смысл? Месть? Так ведь тогда все и узнают, как восемнадцать лет назад драконы позорно сели в лужу.

Рю Горо придвинул к себе другую папочку с надписью «Наружное наблюдение. Сирахама Кенчи»

«Кенчи, внучок… Что ж с тобой теперь делать-то, а? Ну, вывод напрашивается сам собой… зря ты на бои без правил сунулся. Ой, зря… Там же и убить могут! А не хочется-то как! Ой, как не хочется! Надеюсь, успеешь хотя бы Ми-тян обрюхатить… Ну, да это у вас, молодых Гасящих, быстро, судя по Саори и Мототсуги… Дело-то молодое… А самое обидное, внучок, что ты в этих делах вообще не причем!»

* * *

— Аники! — Двадцать секунд. — Аники! — Двадцать секунд. — Аники!

— М-м-м… — Я медленно выплывал на поверхность из чего-то неприятного, с множеством огней, там еще фигурировали какие-то огромные белые… чудовища? и доносилось неприятнейшее металлическое позвякивание… — Чего тебе, мелкая?

Красные цифры на часах свидетельствовали, что сейчас ровно полночь.

Поскольку экипаж «Кролика» значительно увеличился, произошли существенные изменения в размещении по каютам.

Девушек — Мисаки, Ренку, Миу — положили вместе в «каюте владельца» — там кровать, якобы двуспальная, вполне позволяла такое размещение.

Остальные мастера и Дайя заняли отдельные каюты… Сигурэ, как настоящая кошка, забралась повыше и легла спать в гамаке на мачте, а Старейший устроился в самом удобном в стратегическом плане месте — он занял диван кают-компании… И это было печально — путь к холодильнику, к которому я иногда любил попутешествовать ночью — оказался надежно блокирован!

Ну, а Хоноку, разумеется, положили со мной.

— Вау! Действует! Все как Сигурэ сказала!

Кажется, мастерица всяческого оружия нашла, как обойти запрет на вторжение в мою спальню… Использовать «пятую колонну»! Настоящая диверсантка, что ни говори!

— Я рад тому, что ты перенимаешь опыт старших… чему б хорошему научилась… Чего надо-то?

— А я все жду, когда ты пойдешь втихаря к своим невестам, аники! А ты все спишь и спишь! Бесит! Так и будешь один спать? Это недостойно настоящего мужика!

— Не один. Ты тут всю малину мне портишь.

«Какое громкое заявление, Малыш! И какое самомнение! Можно подумать, ты способен этим заниматься, зная, что за тонкими переборками типа „спят“ мастера… трое из которых так же могут ощущать твои эмоции… которые ты, мелюзга эдакая, так и не научился контролировать!»

«Старик, твою русскую бабушку! Где ты шлялся, сморчок старый! У меня тут столько всего…!»

«Забываешь специфику, Малыш — я уже знаю, что тут было. Рад, что мои мозги с тобой остались… И — ты молодец, хорошо справлялся. Даже обидно»

«А чего раньше-то молчал?»

«А „раньше каша нормальная была“, гы-гы-гы… Договорчик один выполнить надо — и мы с тобой свободны, как ветер… Эх, как же здесь хорошо!!!»

— А я к стеночке отвернусь. Или пойду на палубу и буду грустно-грустно смотреть на звезды, вздыхая над черствостью любимого онии-сама, который не замечает лучей любви и обожания, которые насылает на него его безответно влюбленная сестренка! — Хонока почти натурально всхлипнула. — Кенчи! Кенчи! А давай, Ренку позовем! Или Миу… А давай, всех троих! У тебя же инхуль… ингур… индульгенция от Старейшего — затащил в спальню любую — и дело в шляпе! Давай, а? Ну, дава-а-ай!

— Фантазерка…

— Ну, чего ты стремаешься, аники! Ты ж с Миской уже два раза в одном спальнике спал! И ей понравилось! Она сама говорила! Чесслово! Вот, ей-ей, не вру! Честное сирахамское! А почему ты ее — не «того»? Позоришь честное имя Сирахамы! Целых два раза! Не разочаровывай меня, братан!

— Подслушивала?

— Ни… сидела скромненько рядышком, пока они переодевались… Разве ж это «подслушивала». Вот если б под кровать залезла — тогда подслушивала бы…

— И не поймали?

— Поймали. — Вздохнула Хонока. — У Миски такая рука тяжелая… а с виду — такая худенькая… Но ты не думай, аники — у нее там все в порядке! Не хуже, чем у Миу и Ренки! Просто по-другому… ско… ско… ском-по-но-вано.

— В общем пендаль поймала от Мисаки…?

— Ну, да… — Огорчилась Хонока и встрепенулась. — А давай Миу украдем?! Я зайду — типа брательник выгнал, они все забегают-засуетятся… и пойдут к тебе права качать! А Миу — она ж спокойная — она останется и будет спать дальше. А ты такой ее — раз! — и сюда! А те придут… хм… придут… — Хонока задумалась. — Придут… а тебя нет… они ж и остаться могут… О! А ты тогда останешься в их каюте… А я этих тут запру! Или разговором заболтаю! А твоя спальня — это что! — это место, где ты сейчас спишь… ну, или не спишь, а занимаешься, чем мама с папой в своей спальне занимаются. Но ведь это же все равно называется спальней, даже если они в ней не всегда спят! А там — все просто! Тебе ж, главное, доступ к телу получить, а там — пальцами щелк — и все! Это Ренка рассказывала — говорила, что ты знаешь, где у женщины нужная кнопка расположена!

— И ты тоже сидела скромненько рядом и не подслушивала?

— Ни… тут я под кроватью спряталась… Я Точимару искала… а тут они… ну, я что — дура — вылезать и палиться… — Хонока вздохнула. — Правда, у Миу тоже рука тяжелая… Аники-Аники, а ты знаешь, где кнопка у мужиков расположена?

— У мужиков не кнопка, а манипулятор. Все! Отстань! Твой любимый брат устал и сейчас будет спать…

— Конечно-конечно, любимый братик! Спи! Спокойной ночи… Пусть тебе приснятся сиськи…

— Если разбудишь еще раз без веской причины — пойдешь спать в коридор!

Я стал уже засыпать, но по коридору быстро прошлепали босые ноги, дверь в каюту распахнулась, по нам мазнули лучом налобного фонарика. В следующую секунду фонарик погас, а в постель юркнула…

— Ящерка?

У девушки была истерика. Она была не просто напугана, она испытывала что-то близкое к животному паническому ужасу. Мисаки всю трясло, лицо было мокрое и она подвывала:

— Кенчи! Она опять пришла! — Скулила дракошка. — Спаси меня, Кенчи! Она меня высосет! Кенчи!

«Опять»? Значит, Ящерка все помнит… И ведь ни гу-гу… «Малыш! Спешу тебя обрадовать — в нас влюбилась еще одна девушка! Я таки вас поздравляю с троекратным увеличением количества проблем!»

Следом по коридору шлепали шаги и «двигались» озабоченные эмоции — Ренка и Миу. А мастера продолжали сладко спать…

«Фокусники, мать их!» — Малыш? Или Старик?