Ехали в открытом восьмиместном «газике». Капитан Байдалов держал на коленях развернутую топографическую карту и, время от времени заглядывая в нее, тихо говорил шоферу:
— Сейчас будем сворачивать вправо, Володя. Прибавь...
Володя Данилов, смуглый, худой парень, заядлый рыбак и охотник, исходивший горы вдоль и поперек, злился:
— Бросьте вы свою карту, товарищ капитан! Что я дороги не знаю, что ли? Обидно...
— Но ведь с картой легче, не ошибемся.
— Не ошибемся? — горячился Володя.— Ваша карта когда выпущена? Давным-давно. Ей в субботу сто лет стукнет. А местность у нас каждый год меняется. Вот вы говорили, что сейчас вправо свернем. Куда сворачивать? Поглядите. Здесь и дороги нет. Еще зимой была. А теперь кругом кукуруза. Вот проедем ее, потом пшеничное поле начнется, и за ним будет поворот вправо. А вы говорите карта...
— Признаю себя побежденным,— улыбаясь сказал Байдалов, пряча карту в планшетку,— и вверяю тебе свою душу. Только прибавь...
— Это можно.
Здесь, далеко за городом, дождя не было. Сухая земля потрескалась, словно по ней пролегли глубокие морщины, трава пожелтела и сникла. Серая пыль клубилась, за машиной, отсвечиваясь на солнце желтоватым шлейфом.
Долго ехали молча. «Куда мог деться запасной баллон? — напряженно думал Байдалов.— Или он мешал преступникам, или им заменили испорченный. А тот? Выбросили? Куда?..»
Молчание нарушил Гаевой.
— Оттиски следов сходятся, Алексей Тимофеевич? — опросил он.
— Абсолютно.
— Тогда надо арестовать Крейцера,— загорячился Саша. — Мне давно не нравятся его стиляжьи усики...
— Опять торопитесь, лейтенант,— улыбнулся Байдалов, откинувшись на сиденье.— А если он уже заменил рваную покрышку?
— Надо проверить.
— То-то же... Крейцером конкретно займется Синицын. Он уже в курсе дела.
Гаевой резко подался вперед, опершись на колени сидевшего рядом Тимонина, переспросил:
— Вы сказали — Синицын?
— Да, а что?
— Ничего, ничего, я просто так...— Гаевой выпрямился и, встретив любопытный взгляд Тимонина, хмыкнул про себя.
«Он что-то знает о Синицыне,— подумал Борис,— Надо будет порасспросить...»
Дорога запетляла между холмами. Подъем становился круче. Миновав неглубокую балочку, зеленовато-серый «газик» поехал по самому хребту Сунженского отрога. Невдалеке, на склоне хребта, паслась отара.
Показался густой кустарник. Из него вышли несколько человек в лохматых бараньих шапках и с длинными палками — чабанскими ярлыгами. Увидев машину, пошли навстречу.
— Останови здесь,— тронул шофера за плечо Байдалов и первым соскочил на землю.— Здравствуйте, товарищи,— поздоровался он.
— Салам, начальник,— загудели чабаны. — Посмотри, горе здесь большое... Иди туда, там ждут...
Старики поняли, что не зря сюда приехала группа людей на автомашине — значит, начальство.
Из кустов вышел офицер милиции. Он издали узнал Байдалова и ускорил шаги.
— Товарищ капитан...— начал было офицер, но Байдалов перебил:
— Показывайте.
Офицер в форме младшего лейтенанта милиции, видимо участковый уполномоченный из местного отделения, пошел вперед. За ним двинулась вся группа.
Метрах в десяти от кустов на земле лежал мотоцикл.
—Откуда? — спросил Байдалов.
— Мой,— пояснил младший лейтенант.— Я приказал чабанам дальше него в кустарник не заходить. Но тут уже много следов натоптано. Мне ведь сообщили о трупе с ближайшей фермы...
Из-под кустов, над которыми возвышался скрюченный дубок, виднелись ноги, обутые в красные туфли.
— Здесь он...— проговорил младший лейтенант, хотя и так было ясно.
Несколько минут все не решались подойти и стояли молча, словно отдавая дань памяти погибшего. Потом Байдалов заговорил сразу изменившимся, грубоватым, с хрипотцой, голосом:
— Начнем, товарищи. Вы, Илья Андреевич, с Рыбочкиным обследуйте местность вокруг, а мы с доктором Толоконниковым осмотрим труп...
Он повернулся к Тимонину:
— Останьтесь с нами, старший лейтенант.
Борис кивнул головой. Бледный, подавленный, он не мог выговорить ни одного слова и с завистью наблюдал, как привычно распоряжался Байдалов.
— Пригласите понятых,— сказал капитан, обращаясь к участковому.
— Они уже здесь.
— Тогда приступим к делу.
Сразу за первым кустом, возле дубка, оказалась небольшая поляна с примятой травой. Здесь и лежал труп лицом вниз. Голубая, в клетку, рубашка с засученными рукавами, черные брюки. На левой руке, вытянутой вперед как будто для упора,— часы. Казалось, человек пытался встать, но так и не смог, силы покинули его, и он упал на прижатую к груди правую руку...
Тимонин не мог долго смотреть на это до боли знакомое, когда-то сильное, а сейчас беспомощно согнутое тело, на красные туфли со стоптанными каблуками. Его слегка тошнило. Он отвернулся, достал папиросу.
После фотографирования труп перевернули на спину, и капитан Байдалов удивленно свистнул: в правой руке убитый сжимал пистолет «ТТ».
— Самоубийство?! — громко спросил Толоконников.
На его голос подошли Гаевой, участковый уполномоченный, Гигиев с овчаркой.
— Осторожно,— поднял руку Байдалов,— смотрите под ноги, ищите гильзы. Хоть одна должна быть.
— История...— опять проговорил доктор и вдруг резко наклонился к убитому: — Алексей Тимофеевич, записка.
— Где?
— Под локтем. Я подниму руку, берите...
Байдалов поднял измятый клочок бумаги. Это был путевой лист. На оборотной стороне его написано красными печатными буквами: «Простите, товарищи, совершил ошибку и сам за нее ответил. Орлов». Последняя буква «в» наполовину недописанная.
— Сломался карандаш,— сказал Байдалов и, подавая записку Гаевому, поинтересовался: — Илья Андреевич, вы не заметили в буфете цветных карандашей?
— Не припоминаю, —подумав, ответил следователь,—но если бы они были, мы, пожалуй, нашли бы их.
— Но ведь записку можно написать заранее, а потом застрелиться,— усомнился Толоконников.
— Вы правы, доктор. Но вспомните разговор с уборщицей из буфета. Она говорила, что Орлов приехал к Тоне веселым, с подарком. Но разве мог он шутить, если бы уже держал в кармане прощальную записку? — Байдалов усмехнулся.— Не надо быть психологом, чтобы понять это.
— Алексей Тимофеевич,— окликнул Гаевой,подойдите сюда.
— Что там?
— Следы карандаша...
В том месте, где на корточках сидел Гаевой, в траве краснели кусочки карандаша. Здесь, видимо, Орлов чинил карандаш, причем очень спешил, срезая быстро и крупно...
А забывший обо всем на свете Тимонин сидел на траве и жадно курил папиросу. В груди и висках звенела тупая ноющая боль. Не верилось, не хотелось верить, что вот здесь рядом, в пяти шагах, неподвижно лежит простреленный пулей Никита Орлов, славный парень, боевой друг, однополчанин. Застрелился сам? Нет, он этого сделать не мог! Кому же он встал поперек пути? Кто поднял руку на этого кроткого человека, который и во время войны, после боя, подсовывал пленному вражескому солдату свой котелок каши? Кто убийца? Где он, этот зверь, незаслуженно носящий святое имя человека?
Тимонин вдавливал в землю окурок и доставал новую папиросу. Курил непрерывно, делая по нескольку затяжек подряд.
Эх, Никита, Никита .. Что же теперь сказать Егорке? Как взглянуть в его чистые, доверчивые глазенки,чем успокоить трепетное детское сердце? Как объяснить ему непонятную гибель твою, Никита?
В душе Бориса закипала злость. Ему захотелось сейчас же вскочить и бежать на поиски убийцы, вывернуть наизнанку всю землю, но найти того сукина сына, кто оставил сиротой маленького Егорку, кто лишил жизни хорошего советского человека — Никиту Орлова. Убийцу нельзя оставлять на свободе.
До плеча Бориса кто-то дотронулся. Это Толоконников.
— Вы узнаете его? — до обидного буднично спросил судмедэксперт.
— Да, узнаю! — почти закричал Тимонин.— Это Никита Орлов, мой фронтовой друг!.. Слышите? Мой друг! Он спас мне жизнь! У него навылет пробита грудь немецкой пулей. Вы слышите, доктор? Эта пуля предназначалась мне!..
Толоконников промолчал. Борис тяжело поднялся на ноги, тихо произнес:
— Извините, доктор...— И закурил новую папиросу. Руки у него дрожали.
- Я вас понимаю,— вздохнул Толоконников. поправляя очки.
Подошел Байдалов.
— Доктор, помогите искать гильзу.
— Хорошо,— охотно согласился Толоконников.
Тимонин бросил окурок, поправил спадавший на лоб белокурый чуб.
— И я,— сказал он.— Что делать мне?
— Прежде всего собрать свои окурки,— строго ответил Байдалов.— На месте происшествия должны быть только следы преступников и ничего больше. Чтобы нам не путаться...
— Ясно.
Из кустов раздался звонкий голос Рыбочкина:
— Товарищ капитан, скорее сюда!
Когда Байдалов подошел, Саша, показывая пальцем на след машины, стал доказывать:
— Я вам категорически заявляю, что вот здесь была прорвана покрышка. Это точно...
Подошли Гаевой, участковый уполномоченный, понятые. Сашино предположение ни у кого не вызвало возражения. След автомашины, оттиснутый на траве, упирался в остро срубленный дубовый пенек. Вокруг была вытоптана большая площадка.
— Да, здесь меняли баллон,— сказал Гаевой.
«Как же так? — подумал Байдалов.— А ведь на серой «Победе» все баллоны целы...»
— А вот и гильза! — крикнул лейтенант Гигиев.
— И у меня!.. — отозвался Толоконников.