Они пришли на рассвете. Возникли из лиловатого марева, сгустившегося над лоджией, шагнули через порог. Балконная дверь отворилась перед ними послушно, без малейшего скрипа, хотя с вечера была вроде бы заперта изнутри. Их одежда напоминала комбинезоны и едва заметно поблёскивала, отливая призрачной синевой. Черты их лиц расплывались - или, точнее, тотчас же стирались из памяти, стоило лишь на мгновение отвести взгляд. Будто не лица вовсе, а бездарные фотороботы, автор которых не сумел подобрать ни единой броской приметы.
Юра, только что проснувшийся, таращился на них, пытаясь привстать, но тело ему не повиновалось. Казалось, сила тяжести в пределах квартиры возросла многократно, наполнив конечности неподъёмным свинцом. Крик застрял в горле холодным комом, дыхание перехватило.
Вот безликие существа выходят на середину комнаты; их предводитель, стоящий чуть впереди других, поворачивает голову - медленно, словно несмазанный механизм. Вместо глаз - зияющие провалы, беззвёздная пустота, но в этой пустоте ощущается некое подобие отстранённо-брезгливого интереса. К разуму Юры тянется что-то опасное, чуждое, ледяное, а метка у него на ладони вспыхивает пронзительной болью.
Раздаётся звук, похожий на колокольчик; фигуры тревожно вздрагивают. Звон становится громче, и они отступают на шаг, потом ещё и ещё. Марево за их спинами темнеет и разбухает, вбирает непрошеных визитёров в себя, а потом вдруг схлопывается в точку и исчезает. Колокола звонят с издевательским торжеством, Юра вновь обретает контроль над телом, резко приподнимается на кровати...
...и выныривает в реальность.
Он отключил будильник и ещё с минуту сидел, приходя в себя. Небо за окнами окончательно просветлело, первый луч солнца зацепился за кленовые кроны. Коротко гавкнул соседский пёс.
Что ж, товарищ Самохин, вас, похоже, можно поздравить. Ваши ночные, с позволения сказать, грёзы приобретают новое качество, а точнее, переходят в разряд многослойного тяжёлого бреда.
Нет, серьёзно, это уже перебор.
Сначала ему, как обычно, снился дождливый мир, причём подробности проступали всё явственнее - поездка на воняющей бензином машине, мертвенно-голый парк, сигаретный дым. Чей-то могучий смех. Высохшее тело в тлеющем круге. И нелепое словосочетание 'консервированное солнце', засевшее в памяти, как заноза.
А потом приснилось, что он проснулся.
Да, проснулся, открыл глаза и увидел этих безликих, которые пришли с лоджии и принялись его изучать. Спасибо, будильник их распугал, как петушиный ор - тупую деревенскую нечисть.
Проблема в том, что они выглядели слишком реально. Слишком.
И ладонь до сих пор саднила, а в теле ощущались словно бы отголоски (если это слово здесь применимо), остатки той мерзкой тяжести-перегрузки, которая сковала его перед пробуждением. Как если бы гравитация, приручённая человеком, взбесилась и вздумала отомстить...
Сообразив, что от подобных мыслей можно и правда слететь с катушек, он поднялся, проковылял на кухню и включил чайник. Засветился телеэкран, затараторил диктор, но слова проходили мимо ушей. Юра, сделав над собой усилие, вслушался - просто чтобы отвлечься.
- Американская общественность с энтузиазмом восприняла визит главы советского государства, люди на улицах в Вашингтоне приветствовали кортеж. На переговорах в Белом Доме было заявлено о необходимости дальнейшего углубления сотрудничества во всех областях. В то же время, реакционные силы в Конгрессе не оставляют попыток испортить атмосферу добрососедства и взаимного уважения. Ястребы-неоконсерваторы, закусив удила...
С содроганием представив себе ястребов с удилами, он приглушил звук почти до нуля. Собрался соорудить себе бутерброд, чтобы перебить горьковатый табачный привкус, оставшийся после сна, но помешал оживший коммуникатор.
- Юра, - в голосе Тони чувствовалась тревога, - с тобой всё нормально?
- Вроде живой. А почему ты спрашиваешь?
- Не знаю даже. Проснулась и хожу сама не своя, только мысль почему-то крутится - надо обязательно позвонить, вдруг он там...
Она проглотила окончание фразы, и Юра, ощутив её смущение так явственно, словно стоял с ней рядом, поспешно проговорил:
- Ну и правильно сделала, я по тебе соскучился.
- Правда?
- А то. Сижу, на кофейной гуще гадаю: позвонит - не позвонит, плюнет - поцелует. Извёлся весь.
- Бедняжка, - она с облегчением рассмеялась. - Ну, раз дурачишься, значит, правда всё хорошо. Тогда до встречи, да? Жду тебя в нашем явочном тамбуре.
- Договорились.
На выходе из подъезда он снова столкнулся с соседкой-пенсионеркой, коротко поздоровался и хотел уже пойти мимо, но её откормленный сенбернар вдруг ощетинился и заступил дорогу.
- Чего ты, Барончик? - удивилась соседка. - Это же Юрик!
Пёс зарычал басовито и неприветливо.
- Фу, Барон! Фу! - она тянула поводок на себя. - Прекрати немедленно! Кому говорю! Юрочка, извини, он сегодня какой-то странный...
- Бывает.
Обогнув зверюгу, Самохин выбрался со двора и посмотрел на небо. Антициклон держал оборону, лишь за Змей-горой притаилась дистрофичная туча, да ветер дохнул прохладой, напоминая, что сегодня - первый день ноября.
Юбилейные торжества надвигались неотвратимо. Самый большой кумачовый флаг трепетал над входом в мясной кооператив 'Козерог' - на его фоне даже багряные клёны смотрелись бледно.
Едва студент взошёл на перрон, позвонил Фархутдинов.
- Итак, Юрий. Вчера вы требовали серьёзного разговора. Не передумали?
- Нет, я готов.
- Прекрасно. Приходите к полудню в контору, кабинет двадцать восемь. Пропуск я закажу.
- Понял, буду.
- Тогда до встречи. Антонине привет.
'Да иди ты лесом', - подумал Юра.
Электричка гостеприимно открыла двери. Он пропустил вперёд двух девиц спортивного вида в сопровождении угрюмого парня, вошёл вслед за ними в тамбур. Тоня улыбнулась ему, сделала шаг навстречу, но отчего-то снова смутилась. Тогда он сам шагнул к ней и, повинуясь порыву, наклонился к её губам. Двери за спиной тихо сдвинулись.
- Ух, - сказала Тоня, порозовев, - экий вы, Юрий, с утра... решительный...
- Не сдержался, - доложил он, - а сейчас опять не сдержусь.
Солнце хихикало за окном. Мелькали столбы.
- У тебя сколько пар сегодня? - она заглянула ему в глаза. - У меня всего две, а потом - свобода...
- А у меня - четыре, - он не признался, что в обед идёт к комитетчику, - плюс ещё тренировка, с которой хрен убежишь.
- Почему это?
- Тренер - горячий джигит, обидчивый. Зарэжэт, да.
- Ой, страсти какие! Ладно уж, тренируйся, ты мне ещё живой пригодишься.
- Зато завтра - другое дело. Ангажирую вас, сударыня, по полной программе.
- Боюсь даже уточнять...
Две пары он отсидел, будто на иголках. Лекторы что-то монотонно бубнили, выводили на экран иллюстрации, но Юра не запомнил ни единого слова, ни единой картинки. То думал о Тоне, то снова препарировал в памяти рассветный кошмар; прикидывал, как лучше построить разговор с Фархутдиновым. Взяв цифровое перо, рассеянно рисовал в планшете окружности и кресты, стирал их, а через минуту начинал заново. Хмурился, то и дело поглядывал на часы.
Дождавшись наконец большой перемены, вышел во двор. Воровато огляделся, опасаясь столкнуться с Тоней, и зашагал в сторону вокзала.
На вахте в здании комитета сидел дедок в цивильном костюме, но с таким взглядом, что перед ним хотелось вытянуться во фрунт, щёлкнуть каблуками и гаркнуть что-нибудь верноподданническое. Юра, сдержавшись, вежливо поздоровался, доложил о цели прибытия и поднёс браслет к сканеру. Дедок с полминуты сличал физиономию посетителя с фотографией на экране - что-то из них ему, похоже, не нравилось.
- Пропуск до семнадцати ноль-ноль. Второй этаж. Проходите.
Очень захотелось спросить, что будет, если он до семнадцати не уложится. В здании завоет сирена, и группа захвата, высадив дверь, положит первокурсника мордой в пол? Но он лишь сказал вахтеру спасибо и пошёл к лестнице.
Кабинет, где обитал Фархутдинов, ему неожиданно приглянулся - широкие отмытые окна с пластиковыми рамами, стол с клавиатурой и монитором, большой настенный экран и даже ковролин на полу. Удобные кресла для посетителей. Нет, Юра, конечно, не ожидал увидеть мрачный застенок с пятнами крови на бетонной стене, но всё же настраивался на что-то затхло-официозное, а тут - уютный минимализм, как в каком-нибудь рекламном буклете.
На двери, кстати, нет ни фамилии, ни должности - только номер.
- Садитесь, Юрий. На улице, я вижу, опять теплынь? Надеюсь, ещё недельку продержится. Лимонаду хотите? Вкусный, из холодильника.
Напиток приятно щипал язык. Чекист, налив и себе, приступил к делу:
- Вчера вы признались по телефону, что с вами случилось нечто, о чём 'в двух словах не расскажешь'. К счастью, теперь у нас достаточно времени. Приступайте, прошу вас, изложите подробности.
- Хорошо. Но вы мне тоже обещали всё объяснить...
- Я помню свои обещания, товарищ Самохин. Всему свой черед. Итак?
- У меня на ладони позавчера появилась какая-то непонятная хрень... то есть, простите, метка. Она иногда болит, вроде как воспаляется...
- Позвольте взглянуть?
- Сейчас почти незаметно, - он показал ладонь. - Только если специально присматриваться. Крест и круг, как на той скале. Я сразу не сказал, потому что... ну, не знаю даже, меня это с толку сбило...
- Вполне естественная реакция.
- Вы, по-моему, не особенно удивляетесь. Как будто заранее догадались. Так, погодите... Или не просто догадались, а сами мне эту штуку... блин...
Юра уставился на хозяина кабинета, тот спокойно кивнул:
- В каком-то смысле вы правы. То есть, конечно, мы не выжигали клеймо у вас на руке. Но факт его появления подтверждает, что вы - именно тот, кто нам нужен. Вашу метку, как вы её называете, мы зафиксировали двое суток назад, когда вы пересекли один из контрольных контуров на вокзале. Поэтому и пригласили вас к ректору.
- Почему не сказали сразу? - Юра чувствовал злость пополам с обидой. - Зачем морочили голову?
- Голову никто не морочил. Всё сказанное мной в эти дни - чистейшая правда. Я лишь умолчал про метку - надеялся, что вы сами заговорите о ней. Ждал, пока вы созреете для откровенной беседы.
От ловкости, с которой комитетчик всё вывернул наизнанку, неискушённый в интригах первокурсник Самохин несколько растерялся. Открыл было рот, но не сумел придумать, как возразить без мата.
- Поймите, Юрий, - примирительно сказал Фархутдинов, - вопрос очень специфический. Надо, чтобы вы сами захотели помочь - искренне, сознательно, добровольно. Иначе ничего не получится.
- Добровольно? То есть, по этой логике, я могу просто встать и уйти? И вы не будете меня останавливать?
- Да, можете. Нет, не буду.
Обиженного студента так и подмывало исполнить свою угрозу и хлопнуть дверью, но он понимал - это не решение. Клеймо-то останется на руке, и галлюцинации, надо полагать, не исчезнут.
- А Тоня? - спросил он. - У неё, значит, тоже такая метка?
- Нет, ничего похожего.
- Зачем её тогда привлекли?
- Она может помочь по-своему, но сейчас нам важнее то, что происходит с вами.
- Это клеймо - кто его поставил, если не вы? И каким образом?
- Мы не знаем, как оно ставится и активируется. Поверьте, Юрий, наши спецы очень многое бы отдали, чтобы выяснить принцип действия. В этом смысле я тоже надеюсь на вашу помощь. Вы не могли бы припомнить точное время, когда появилась метка? И при каких обстоятельствах?
- Позавчера утром, в восьмом часу. Вышел на лоджию, и вдруг обожгло. В ушах - звон, в глазах потемнело. Посмотрел на ладонь, ну и...
- О чём вы думали в тот момент? Перед её появлением?
- Да ни о чём особенном. Просто видами любовался, настроение хорошее было. За пару минут до этого как раз челнок стартовал.
- Угу. Настроение, челнок... Что ж, логично...
- Простите, я опять не понял.
- Не обращайте внимания, это я размышляю вслух.
Комитетчик поднялся и распахнул окно. Юра мельком подумал, что не видел на фасаде решёток. Хозяева, похоже, не опасаются, что какой-нибудь фигурант, доведённый на допросе до ручки, сиганёт через подоконник. Из чего, очевидно, следует, что либо фигуранты, либо допросы нынче пошли не те. Впрочем, может, стекло бронированное, или работает хитрое защитное поле, изобретённое втихомолку...
- А за эти два дня, - спросил Фархутдинов, выпустив за окно струйку сигаретного дыма, - клеймо себя ещё проявляло?
- Заболело, когда Тоню впервые встретил. Потом на скале, хотя уже не так сильно. Что это означает?
- Я бы ответил, что мать-история обратила на вас внимание, хотя и понимаю, что подобная фраза несколько диссонирует с обстановкой, - он небрежно обвёл рукой модерный интерьер кабинета. - Да, Юрий, вас 'заклеймили' не мы, а более... гм... стихийная сила. Мы мало понимаем её природу, но иногда имеем возможность пронаблюдать, к чему приводит её активность.
- К чему же, например?
- Вот, - комитетчик ткнул пальцем в окно, за которым раскинулся предпраздничный город. - Страна живёт и смотрит на звезды, хотя могло быть, поверьте, гораздо хуже.
- То есть результат - те самые чудеса, о которых вы говорили?
- Да, если вам больше нравится это слово.
Теперь уже Юра взял паузу. Мрачно допил лимонад, пытаясь осмыслить то, что услышал, потом пробурчал:
- Тогда повторю свой главный вопрос. Почему я? И что мне теперь со всем этим делать?
- Давайте прикинем. Значит, вы говорите, клеймо проявило себя позавчера, плюс вчера в горах...
- И ещё сегодня, - нехотя сказал Юра, - только я не уверен, что это тоже считается. Это вроде как сон был, кошмар под утро.
- Кошмар? Припомните, пожалуйста, детали.
- Ну, я проснулся рано. И вижу - с балкона идут какие-то трое. Лиц не разобрать, глаза - провалы чёрные, жуткое впечатление. Я лежу, шевельнуться не могу, они смотрят... Собственно, всё. Потом будильник зазвонил, и они исчезли.
- Они что-нибудь спрашивали у вас? Пытались что-то узнать?
- Нет, молчали. Только разглядывали, как будто под микроскопом.
- Вы точно уверены, кто это случилось ещё до звонка будильника?
- Ну, в принципе, да. Говорю же, звон меня разбудил. А почему вы спрашиваете?
- Так, на всякий случай, перестраховка. Юрий, я вас попрошу на будущее - если снова придут химеры...
Он сбился на полуслове, прислушиваясь к чему-то. Спустя мгновение Юра тоже уловил тонкий писк, а в кабинете сгустился сумрак.
***
Фархутдинов застыл, опершись на подоконник. Клубы сигаретного дыма неподвижно повисли в воздухе, небо над городом из лазурного стало кобальтовым, позолота на тополиных кронах будто потемнела от времени. Белая оконная рама выделялась на этом фоне с неестественной, болезненной резкостью. Казалось, кто-то (наверное, тот самый режиссёр-абсурдист, что издевался над первокурсником в последние двое суток) сделал стоп-кадр и обработал его в фоторедакторе, играя с красками и полутонами.
Потом наваждение схлынуло.
- Юрий, - спокойно произнёс комитетчик, - прошу меня извинить, но нашу беседу придётся продолжить позже.
- Вы издеваетесь? - прозвучало несколько истерично, но сдерживаться уже не было сил. - Вызвали, а теперь выгоняете?
- Обстоятельства изменились. Вы же сами только что наблюдали.
- Так объясните, в конце концов! Откуда эти световые эффекты? Что они значат? Прямо как позавчера, на балконе. И что это за химеры, про которых вы...
- Пожалуйста, Юрий, не надо, - попросил собеседник мягко. - Сейчас разумнее сделать паузу.
- Да что вообще происходит?!
- Пока, к счастью, ничего страшного. Мы не попали в фокус.
- В фокус? Товарищ Фархутдинов, простите, но меня от этих загадок уже тошнит, - Самохин поднялся. - Вы говорили - дело добровольное? Ладно, ловлю вас на слове, больше можете не звонить.
Эта тирада, однако, не произвела впечатления на хозяина кабинета. Присев на подоконник, он скрестил руки на груди и сказал:
- Вы правы, в ближайшее время звонки излишни. Вы услышали и усвоили вполне достаточно для того, чтобы сделать правильный вывод. Время терпит, у нас есть фора. Они шарят почти вслепую, не видят вас наяву.
- Они - это те, безликие? Что значит 'шарят'? Можно, наконец, без метафор?
- Нет, Юрий, уже нельзя, - ответил комитетчик серьёзно, - в том-то и сложность. Я попытался говорить прямым текстом, и вы видели результат. Слово материально, иногда иносказание и умолчание - лучший способ защиты.
- Значит, мы в опасности?
- Пока, повторяю, ничего страшного. Большего сказать не могу. И поверьте - мне эта ситуация нравится ещё меньше, чем вам. Я то и дело вынужден самоустраняться и наблюдать, отдав инициативу неопытному подростку.
- Я не подросток! Учусь в университете, если вы не заметили!
- Что ж, - Фархутдинов улыбнулся, - это несколько обнадёживает. До свидания, Юрий. И, прошу вас, тщательно обдумайте всё, что я вам сказал.
Выходя, студент хотел хлопнуть дверью, но механизм-доводчик притворил её плавно, без малейшего шума. Дед в вестибюле проводил визитёра неприязненным взглядом - жалел, очевидно, что тот успел уйти вовремя, пока действует пропуск, и группу захвата вызывать не придётся.
Улица шумела всё так же многоголосо и беззаботно. Юра, подойдя к торговому автомату, взял баночку газировки и стал под деревом, чтобы солнце не светило в глаза. Злость отползала медленно, неохотно. Общение с махинатором из 'конторы' в очередной раз не принесло ответов по существу. То есть кое-какие ответы вроде бы прозвучали, но картина в результате запуталась ещё больше.
Возвращаться на лекции не тянуло. Позвонить Тоне? Она, скорее всего, уже укатила на электричке домой. На баскетбол, где можно выпустить пар, идти ещё рано - до тренировки три часа с гаком. Чем прикажете заниматься?
С ближайшего перекрёстка донеслась залихватски-звонкая трель. Из-за угла показался трамвайчик - красно-жёлтый, как осень, подчёркнуто старомодный. Ещё один заботливо сохранённый анахронизм, который с утра до вечера поднимает настроение горожанам.
Юра пробежался до остановки и вскочил на подножку. Устроившись на пластиковом сиденье, перевёл дух. Он не обратил внимания на номер маршрута, но так было даже лучше - пусть везёт наугад.
Как обычно, мерная смена пейзажей за окнами подействовала на него успокаивающе. Ум перестал генерировать нецензурные выражения в адрес товарища Фархутдинова, и постепенно удалось, абстрагируясь от эмоций, вычленить главные пункты не столь уж длинного разговора.
Итак, в Комитете знают про клеймо на ладони, но сваливают всё не некую 'стихийную силу'. С ней как-то связаны 'чудеса'.
Далее. Комитетчик не удивился, услышав про безликих из утреннего кошмара. Обозвал их химерами.
Этих 'химер' нельзя упоминать вслух. Иначе они скоро 'нашарят' Юру, и всё станет очень-очень хреново. Но у нас - какое счастье! - есть фора, а значит, бравый комсомолец Самохин как-нибудь разберётся...
Или всё-таки оставить сарказм и воспринять слова чекиста всерьёз?
Как-то пока не очень выходит, но попробуем.
Если следовать этой логике, 'стихия' - за нас, а 'химеры' - против.
Комитет при поддержке 'стихийной силы' и примкнувшего к ней Самохина ищет дорогу к звёздам. 'Химеры' пытаются помешать. Почему? Кто они такие вообще?
Фархутдинов вчера разглагольствовал о пришельцах...
Нет, стоп. Иначе получится голливудский ужастик - коварные инопланетные гады гнобят прогрессивное человечество.
С другой стороны, кто сказал, что пришельцы будут обязательно белыми и пушистыми? Нам, конечно, хочется верить, что на галактическую арену выходят исключительно те, что построил коммунизм дома. 'Великое кольцо', все дела. Но реальность - на то и реальность, чтобы отличаться от сказки...
Трамвай уносил его на окраину. Змей-гора придвинулась ближе; на склонах, поросших лесом, проявились детали - проплешины, выступы, пологие впадины. Впрочем, с этого бока гора смотрелась довольно благообразно - уродливый шрам карьера остался на другой стороне.
Объявили конечную остановку. Самохин вылез и проследил, как нарядный вагончик, миновав разворотный круг, уходит в обратный путь. Район был тихий и сонный, в пределах видимости имелись частные домики с двускатными крышами, стоянка для 'черепашек' и маленькая пекарня.
В животе заурчало, и Юра вспомнил, что ещё не обедал.
В пекарне было жарко и сдобно. Призывно румянились плюшки, калачи и прочие кренделя. Он замешкался, не зная, что выбрать, но тут мужик в белом фартуке вынес деревянный поддон с новой порцией пшеничного хлеба. Обычные 'кирпичи', неказистые и невзрачные, источали настолько одуряющий запах, что Юра чуть не захлебнулся слюной. Взял целую буханку - ещё горячую, хрустящую, но податливую. Вышел на улицу и сразу же оторвал огромный кусок; стоял, забыв обо всем, и вгрызался в золотистую корочку, в пористую белую мякоть. Может, дело было в недавнем стрессе, а может, в чем-то ещё, но в этот момент казалось, что он ничего вкуснее не ел. Живот наполнялся, в голове была блаженная пустота, а 'химеры' и остальные братья по разуму благоговейно ждали где-то на высокой орбите.
Добив последнюю горбушку, он крякнул и вздохнул полной грудью. Настроение улучшалось, теперь оставалось дождаться следующего трамвая, чтобы вернуться туда, откуда приехал.
Но трамвая всё не было. Юра лениво бродил вдоль рельсов, разглядывая дома, прочёл название улицы, уводившей дальше за город: Тепличная. Остановился, задумавшись. Что-то зашевелилось в памяти, хотя он знал совершенно точно, что прежде не был в этом районе. Или это было не здесь, а в том, другом Медноярске, который заливает дождём?
Да, скорее всего - мелькнуло в последнем сне, но наутро забылось. Жаль.
Было бы неплохо изобрести какой-нибудь способ, чтобы запоминать дождливые сновидения не фрагментарно, а целиком, от и до. Поскольку есть ощущение, что они несут в себе какую-то информацию, способную пригодиться и наяву.
Однажды он уже почерпнул из сонного царства тему, которая помогла написать эссе. А вдруг теперь оттуда придёт подсказка насчёт 'химер'? Или насчёт отметины на ладони?
Секунду, а ведь действительно...
Юра замер. Стоило задуматься об этом целенаправленно, как появилась уверенность - в плесневеющем зазеркалье тоже встречался тот самый символ, крест и окружность. Причём встречался не раз. Теперь бы вспомнить ещё, в каком конкретно контексте...
Нужен более прочный контакт с тем городом, якорь, который удержит память.
Осмотревшись, Юра шагнул к ореховому дереву, растущему неподалёку, провёл рукой по гладкой коре и пожалел, что не носит с собой ножа. Придётся обойтись подручными средствами.
Ключом от квартиры он нацарапал окружность, перечеркнул крест-накрест.
Метка на ладони отозвалась мимолётной болью, словно бы подтвердила - действие зафиксировано, внесено в протокол.
Вспомнилось, кстати, что в кабинете, когда цвета потемнели, клеймо никак не отреагировало. Фархутдинов ещё заметил, что, дескать 'мы не попали в фокус', потому что нас ищут 'почти вслепую'. Ладно, будем надеяться, что 'химерам' пока облом...
Может, к рисунку на дереве ещё что-нибудь добавить? Для верности? Точное время, например. Или хотя бы дату - она сегодня красивая, три единицы в ряд. Первое число одиннадцатого месяца.
Он нацарапал три вертикальных чёрточки и разделил их точкой. Отошёл на пару шагов, оценил своё творчество - крест хорош, единички тоже, а вот точку почти не видно, надо выделить пожирнее.
- Что ж ты творишь, паршивец?
Студент оглянулся - рядом стояла сердитая дородная тётка.
- Ладно был бы хулиган малолетний, но ведь здоровый лоб! Школу, наверно, уже закончил, а мозгов как не было, так и нет! Зачем ты дерево портишь? Он живое! Представь, тебя бы вот так скребли! Приятно бы было?
Он сунул ключи в карман.
- Чего молчишь? Язык проглотил?
- Извините, я не хотел.
Краем глаза заметив долгожданный трамвай, Самохин обогнул тётку и припустил к остановке. Хранительница природы, к счастью, не стала поднимать крик, лишь стегнула негодующим взглядом.
Нелепость произошедшей сцены мучила Юру ещё какое-то время, но потом он махнул рукой - что сделано, то сделано. Будет, правда, обидно, если всё это было зря, и сны в результате не прояснятся. Но чтобы это проверить, надо дождаться ночи.
А пока займёмся, для разнообразия, спортом.
Университетский спорткомплекс был построен не так уж давно, лет десять назад, и отличался футуристической, но странноватой архитектурой. В сравнении с учебными корпусами он смотрелся как звездолёт рядом с кукурузником - фасетчатая стеклянная чечевица, отливающая зелёным.
- Ну что, Юрец, - спросил в раздевалке Костя с биотехнологического, - порвём сегодня этих жертв эволюции?
- Как два пальца, - рассеянно спрогнозировал Юра, натягивая спортивные шорты. - Если они нас первые не порвут, как в тот раз.
В ожидании тренировки он сгонял партейку в настольный теннис, потом заглянул в новомодный зальчик с уменьшенной силой тяжести - там, как обычно, визжали от восторга девчонки, а парни выпендривались по полной программе. Какой-то тип отнюдь не баскетбольного роста, разбежавшись, оттолкнулся у штрафной линии, взмыл вровень с кольцом и смачно вогнал мяч сверху. Самохин пренебрежительно усмехнулся. Так-то любой дурак сможет, а ты попробуй на нормальной площадке, когда в защите - шкафы трёхстворчатые...
Вообще, настроение было неспортивное, накатила хандра. Он сел с планшетом на лавочку в раздевалке, но толчея вокруг утомляла. Тогда Юра выбрался в вестибюль и пристроился в уголке.
От нечего делать просмотрел сводку новостей. Наш предсовмина всё ещё мотается по Америке, ястребы возмущённо кудахчут. Прошла репетиция парада на Красной площади - без танков и МБР, зато с межпланетным разведчиком класса 'Обь', который достроили в прошлом месяце. В Новороссийске открылся крупнейший в Европе океанариум. На Марсе завершилась экспериментальная посевная...
Последняя новость, впрочем, оказалась не то чтобы откровенной уткой, но некоторым лукавством. Семена и правда высаживались в марсианскую почву, только происходило это под куполом. Юра, включивший видеорепортаж, чтобы полюбоваться полями до горизонта, слегка разочаровался.
- Давайте не будем бежать впереди телеги, - увещевала костлявая агрономша. - Терраформирование и нормальное земледелие - это всё-таки дело будущего, колоссальный научный вызов...
- Однако, - наседал репортёр, - первую установку по глобальному изменению атмосферы собираются запустить уже к юбилею?
- Да, собираются. И запустят. Но прежде чем появятся реальные результаты, пройдут годы, десятки лет. Наука - не колдовство, нельзя взмахнуть палочкой и воздвигнуть дворец...
Агрономшу скоренько убрали из кадра, а репортёр продолжил:
- Работа кипит. Башню-терраформатор смонтировали с опережением графика, испытания завершились успешно...
На экране возникло сооружение, похожее на гигантский шуруп, поставленный вертикально посреди серовато-бурой равнины. Вокруг него сновали грузовые аэрокары, клубилась пыль.
Кадр снова сменился. Перед зрителем предстал холеный дядя в костюме, белозубый и подозрительно загорелый. Он излучал такой оптимизм, что изображение чуть заметно мигнуло.
- Безусловно, - заверил дядя, - мы решительно против шапкозакидательских настроений и какой-либо штурмовщины, но объективные показатели дают основание утверждать, что задачи, намеченные партией и правительством, будут выполнены в полном объёме. В долгосрочной перспективе Марс должен стать самодостаточным регионом. Именно так, товарищи! Для этого есть все необходимые предпосылки. Кроме того, имеется богатейший потенциал в области туризма. Взять хотя бы наше величественное нагорье Фарсида! Напомню уважаемым телезрителям, что именно здесь расположена вторая по высоте гора Солнечной системы, двадцатикилометровый вулкан Олимп...
С орбиты вулкан напоминал прыщ, зато снимки с поверхности действительно впечатляли - громада в броне из застывшей магмы едва вмещалась в пейзаж.
- Программа для экскурсантов широка и разнообразна, - продолжал загорелый живчик (титр подсказал его должность: пресс-секретарь Фарсидского райкома КПСС). - Нагорье таит в себе множество загадок, которые ставят исследователей в тупик. Например, природный феномен, шутливо прозванный посадочной площадкой пришельцев...
Юра, отвесив челюсть, уставился на экран, где торчал обтёсанный скальный выступ - такой же, как тот, что был на Кавказе.
***
Закат догорал. Лазурная эмаль с небосвода крошилась, осыпаясь за горизонт. Апельсиновые дольки фонарей засветились, брызнули соком на деревья, тротуары и крыши. Воздушные 'черепашки', слетаясь к посёлку со всех сторон, подмигивали сигнальными огоньками.
Юра сидел на кухне, не зажигая света. Чай в чашке давно остыл, настенный телеэкран был выключен; мысли ворочались тяжело, будто пропитались за день неправильной гравитацией.
Он так и не определил для себя, как относиться к увиденному днём репортажу. Кадры намертво впечатались в память. Нет, площадка на марсианском нагорье не выглядела безупречно ровной и гладкой - её изъязвили трещины, запорошила пыль. Площадку эту, при желании, в самом деле можно было принять за прихоть местной природы, но Юра-то видел земной аналог, поэтому не мог ошибиться.
Тогда, в спорткомплексе, досмотрев репортаж, он хотел было позвонить Фархутдинову, но представил себе очередной разговор-шараду и только махнул рукой. Настроение испортилось окончательно. Он отпросился с тренировки, сославшись на самочувствие, и поехал домой, а теперь вот гадал - что дальше?
Слетать на Марс, посмотреть своими глазами? Технически - не проблема, раз уж рекламируются экскурсии. Предположим, он там отыщет такой же символ. И что? Сфотографирует и полетит обратно? Полная глупость.
А вдруг знак на скале - некий ключ? Не в фигуральном, а в прямом смысле? Артефакт, который можно задействовать, активировать, и способен на это только первокурсник Самохин? Говорил ведь хитрозадый чекист, что Юру выбрала 'мать-история'...
Комсомолец! Береги историю - твою мать!
Обхохочешься.
Всё-таки комитетчики подобрали к нему подход. Психологи, блин, чтоб им всем икнулось. Подвели к жгучей тайне, позволили прикоснуться, а дальше - сам, мол, решай, как совесть подскажет. Знали ведь, гады, что не такой у него характер, чтобы бросить и отвернуться, притворившись, что ничего не видел.
Ладно, вот он додумался до того, что надо 'активировать' символ. Но как это должно выглядеть? На Кавказе он притрагивался к скале, даже ножом поскрёб, и ничего не произошло. С какого перепуга на Марсе будет иначе?
Может, всё-таки придёт подсказка во сне? И наутро он будет знать, что делать с этой наскальной росписью? Допустим. Но тогда не проще ли будет слетать ещё раз в Кабардино-Балкарию, чем на Марс?
Нет, не проще. Чтобы найти дорогу к той кавказской горе, придётся снова обращаться в 'контору'. Есть такое желание? Нафиг, нафиг. Это во-первых. А во-вторых, неизвестно ещё, чем закончится 'активация'. Перемкнёт там что-нибудь, условно говоря, сдетонирует и бабахнет на весь Кавказ. В такое, конечно, не очень верится, но...
В общем, раз уж есть выбор, ставить эксперименты желательно подальше от дома - и вообще от Земли.
Вот прямо завтра и смотаться. Чего откладывать? Собственно говоря, на Марс он давно хотел, но всё время что-то мешало - то городская спартакиада, то экзамены, то ещё какая-нибудь фигня. А тут - пожалуйста, повод представился. Хорошо бы Тоню с собой взять, но увы. Вдруг там и правда будет опасно? Лучше не рисковать - разобраться с этими постылыми тайнами, а потом гулять в своё удовольствие.
Да, лететь надо одному - пропустит ещё несколько лекций, но вряд ли это осиротит большую науку. А в случае чего, комитетчики отмажут перед деканом, хоть какая-то от них польза.
Надо только Тоню предупредить, что свидание откладывается.
Он поднялся из-за стола и принялся бродить по квартире, подбирая формулировку. В темноте изумрудно светились цифры на настенных часах, мерцал рубиновый глазок под телеэкраном, игриво подмигивал оранжевый индикатор на моноблочной восьмиядерной 'эвке' (по паспорту - ПЭВМ 'Ветлуга-16Д'), подаренной дедом по случаю окончания школы.
Прикоснувшись к браслету, он послал вызов.
- Привет, - сказала Тоня. - Что, закончилась твоя тренировка? И как успехи?
- Успехи блистательные, публика рукоплещет. Слушай, тут такое дело... В общем, мне надо уехать на пару дней. Так что завтра опять не получится, извини.
- Случилось что-то?
- Нет, ничего такого. Долго рассказывать - потом, когда вернусь, дам тебе подробный отчёт. Может, даже с картинками.
- Юра, я слишком надоедливая, наверно, утром тебя уже дёргала и вообще, но мне опять неспокойно. Как будто что-то плохое вокруг сгущается, а я никак сообразить не могу...
- Ну, перестань, не выдумывай. И не читай больше на ночь свою 'Кассандру', она на тебя неблаготворно влияет.
- Шутишь ты всё, Самохин, - она вздохнула, - разговор переводишь. Ладно, езжай уж, раз говорить не хочешь.
- Тонь, ты только не обижайся. Как приеду, сразу тебя наберу...
- Да поняла я, поняла. Буду ждать.
- Ну, спокойной ночи тогда.
- Пока.
Нахмурившись, он нажал на кнопку отбоя. Разговор оставил неприятное чувство, будто Юра сделал что-то не то, а менять теперь уже поздно.
Он сел за монитор, вышел в сеть. Сделав пару запросов, без труда отыскал турфирму с прозаическим названием 'Фарсида-Вояж'. Удостоверился, что 'посадочная площадка пришельцев' в программе есть, и забронировал место в группе.
Теперь оставалось ждать.
Юра попытался читать конспекты, но в памяти ничего не задерживалось. Взяв пульт, пробежался по десятку телеканалов - предпраздничные концерты с эстрадными мастодонтами, репортажи со строек, сериал про юного Ильича, про Ильича в зрелости, про пожилого Ильича в Горках...
Можно было бы запустить на 'эвке' какую-нибудь игрушку - благо экран большой, семьдесят сантиметров в диагонали. К примеру, авиасимулятор. Суборбитальный МиГ-33 - это у них круто получилось, надо признать. Интерфейс, если верить знатокам, почти как в реальности, пейзажи детализированы просто на удивление. Вот только Юра совершенно не испытывал склонности к манёврам над облаками, где надо ловить в прицел 'Фантомы' и 'Еврофайтеры'. Он предпочёл бы фэнтезийно-бодрую глупость в буржуйском стиле - с орками и горными троллями, которых надо крушить волшебным мечом, но такого в Союзе не выпускали.
Да, у нас не глупости не размениваются. Если игрушка - то обучающая или хотя бы патриотичная, если бытовая техника - то простая, без прибамбасов. Казалось бы, чего стоит запустить в производство домашнего уборщика-кибера, который присутствует в каждой фантастической книжке? Но нет, не доходят руки. Не до киберов нам, когда на повестке дня - терраформирование Марса.
А в Америке они есть. Судя по рассказам, прикольные, с интеллектом щенка - ползают по дому, старательно объезжая препятствия. Урчат тихонько, глотая пыль, развлекают детишек...
Впрочем, хрен с ними, с киберами. Это вы, товарищ Самохин, с жиру беситесь, извините за прямоту. Вы, ещё раз простите, пришли домой, пожрали от пуза, сибаритствуете в тепле и уюте, а завтра летите на экскурсию в космос. Но вам, блин, всё мало. Щенков-уборщиков подавай...
Прикинем лучше программу действий.
Чартерный межпланетник стартует с орбитальной платформы 'Центр-4' - завтра, в восемь с четвертью по Москве. А до этой самой платформы можно добраться рейсовым челноком с медноярского космодрома. Встать, правда, придётся рано, деваться некуда.
Раз уж такое дело, можно и лечь пораньше, тем более что во сне он рассчитывает на подсказку из зазеркалья.
Рассудив таким образом, Юра поплёлся в душ. Вернувшись, завалился в постель и включил аналитическую программу 'Постфактум', надеясь, что тамошняя дискуссия подействует как снотворное. Умники-политологи, пережевав последние вести из Вашингтона, пустились в воспоминания.
- Первый такой визит состоялся ещё в пятьдесят девятом, - сказал молодой ведущий в модных очках. - Наш тогдашний предсовмина Хрущёв посетил не только столицу Штатов, но и Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Де-Мойн в Айове...
- Я всё же хочу напомнить, - заметил собеседник, седой усач, - что Никита Сергеевич был в те годы не только председателем совета министров, но и первым секретарём ЦК. Именно этот партийный пост делал его главным человеком в Союзе. С тех пор, как вы знаете, ситуация изменилась - партия, при всей своей идеологической значимости, отошла от непосредственного управления государством. Был также упразднён ряд дублирующих структур, в том числе президиум Верховного Совета СССР. Совмин стал реальным средоточием власти, что значительно повысило эффективность работы...
Поток банальностей продолжал неторопливо журчать. Юра почувствовал, как тяжелеют веки. Он выключил телевизор и перед тем, как провалиться в сон, успел ещё удивиться, что балконная дверь распахнута настежь.
Как только экран погас, лиловатое марево над лоджией всколыхнулось и замерцало сильнее. Безликие фигуры шагнули в комнату, и Юра, глядя на них, вдруг вспомнил, что до звонка будильника ещё далеко, а значит, колокола в этот раз его не спасут. Эта мысль привела его в такой ужас, что он закричал и отчаянно, что есть силы, рванулся в явь...
Комната была пуста и тиха, дверь на лоджию надёжно закрыта. Судя по часам, он проспал всего минут десять.
Юра встал и, пройдя на кухню, заварил себе кофе.
Слегка успокоившись, он сообразил, что видение было не таким реалистичным, как утром. И свинцовая тяжесть не ощущалась - то есть, похоже, это был просто сон, банальный результат стресса, а не чьи-то злобные происки. Но всё равно мысль о том, чтобы снова закрыть глаза, вызывала тревогу и дискомфорт.
И телевизор смотреть не хотелось, лучше уж почитать - причём не с планшета, как он привык в последние годы, а на бумаге. Чтобы страницы шуршали умиротворяюще-мягко, а запах щекотал ноздри.
Пройдя в рабочий кабинет деда, он порылся на книжных полках. Чехов? Куприн? Нет, лучше что-нибудь поновее, поразухабистее. 'Двенадцать стульев'? Неплохой вариант. Или вот, ещё лучше...
Взяв томик с 'Белым Ферзём' Стругацких, Юра опять прилёг и погрузился в приключения Мака Сима, который внедряется в Островную Империю. Белые субмарины на базе, офицеры группы флотов 'Ц' в увольнении, подходы к Адмиралтейству...
Минуты складывались в часы, а он всё читал, и спать не хотелось. Иногда возникала мысль - а как же подсказка из дождливого мира, которую он хотел получить во сне? Как он справится без неё? Но Юра отмахивался от этих вопросов, как от надоедливых мух, и уверял себя, что разберётся по ходу дела. Лучше обойтись без подсказок, чем лишний раз встречаться с 'химерами'...
Он был на предпоследней странице, когда зазвонил будильник. Пробежав оставшиеся абзацы глазами, студент отнёс спасительную книжку на место и принялся собираться. Голова слегка гудела, но в целом самочувствие было вполне терпимым и бодрым. Одна-единственная бессонная ночь - это ведь, по сути, сущая мелочь для 'здорового лба', как его обозвали давеча.
По утренней темени Юра вышел на станцию, доехал на электричке до Медноярска, а на вокзале пересел на маршрутку. 'Черепашка', поднявшись в небо, развернулась к востоку, где наливалась краской заря. Космодром в Плакучей Балке сиял впереди по курсу, увитый гирляндами разноцветных огней. Корабли на бетонном поле казались сверху игрушками, разложенными под ёлкой.
У стойки регистрации в полусферическом здании терминала он оплатил заказанный тур. Нужная сумма, прощально пискнув, списались с его браслета. Впрочем, получилось недорого - любая экскурсия обходилась студентам в четверть цены, а денег ему дед оставил более чем достаточно.
Он отошёл от стойки - и нос к носу столкнулся с Тоней.
Юра даже испугался немного - не спит ли он до сих пор? Но нет, всё было реально; девчонка смотрела спокойно, с лёгкой ехидцей.
- Ты что здесь делаешь? - спросил он.
- А вот угадай с трёх раз.
- Как ты меня нашла? Откуда узнала?
- Ты, Самохин, конечно, любишь рассказывать сказки невинным барышням, но врать всерьёз совсем не умеешь. Я всё же не дурочка с переулочка, могу сложить два и два. Сам подумай - нас вызывают из Комитета, вещают что-то с многозначительным видом, а потом ты вдруг заявляешь, что должен срочно уехать. И я поверю, по-твоему, что это - случайное совпадение? Ага, разбежался! Я их там всех поставила на уши!
- Вот прям-таки всех?
- Ладно, ладно, не цепляйся к словам. Не всю 'контору', конечно, а только нашего дорогого товарища Фархутдинова. Позвонила ему сразу же и сказала - или вы мне говорите, где Юра, или я не знаю, что сделаю!
- И как он отреагировал?
- По-моему, даже испугался немного, - она хихикнула чуть смущённо, но с ноткой гордости. - Перезвонил мне через десять минут, сказал, что ты экскурсию забронировал. Я чуть от возмущения не задохнулась! Ай да Самохин, думаю, ай да сказочник! 'Срочно уехать надо', ага. Но потом чуть подуспокоилась, посмотрела, что за экскурсия, фотки полистала. И вижу - там эта скала с площадкой...
Тоня замолчала, нахмурилась, лицо её стало вдруг очень взрослым. Шагнув ближе, она спросила тихо, почти шёпотом:
- Юра, зачем ты туда летишь?
- Я не знаю, - сказал он, - правда не знаю. Просто подумал, что там тоже есть этот символ, как на Кавказе. Хочу поэкспериментировать.
- Почему меня не позвал?
- Ну, это...
- Решил поберечь, герой? А меня саму спросить не подумал?
- Блин, да пойми же...
- И слушать ничего не желаю! Нас вместе в это втянули - значит, вместе будем выпутываться. Понял, Самохин? Вместе! Можешь злиться, сколько угодно, но билет уже у меня. Имею право лететь, куда захочу.
- Понял, понял, - он обнял её. - Не ругайся, отважная эскапистка.
- И не смей обзываться! - пискнула Тоня.
- Молчу как рыба.
Орбитальная платформа 'Центр-4', куда их через полчаса доставил челнок, была похожа на крестьянские дровни для великана, которые кто-то сдуру вытянул в космос. Суда и судёнышки, подсвеченные неутомимым солнцем, роились вокруг снежинками.
Студенты, миновав шлюз, побродили по коридорам с искусственной силой тяжести и без особого труда отыскали свой марсианский чартер. Корабль - толстенький, тупоносый и обманчиво неуклюжий - стоял за прозрачной стеной в ангаре. Бойкая дамочка в оранжевом мини-платье собирала туристов у светящегося табло с названием рейса.
- Проходим, товарищи! На посадку!
Их провели по 'кишке' в салон. Народ рассаживался, оживлённо переговариваясь, из динамиков раздалось:
- Товарищи, командир корабля приветствует вас. Наш рейс выполняется по маршруту 'Центр-4' - Марс/Орбитальная. Время в пути - одиннадцать часов пятнадцать минут. Просим занять места, пристегнуть ремни. После старта и ускорения вам будет предложен завтрак...
Корабль выплыл из ангара, и сбоку в иллюминаторе Земля блеснула синей щекой Индийского океана с бакенбардами облаков. Тоня сказала: 'Здорово, да?' Самохин кивнул и продолжал смотреть попеременно то на неё, то на удаляющуюся планету.
Потом они болтали и завтракали, разглядывая салон и соседей. Наконец, когда первое возбуждение схлынуло, Тоня достала планшет, а Юра откинулся на спинку сиденья и смежил веки. Он сам не заметил, как провалился в дождливый мир, помеченный буквой 'тет'.