Квартира была чужая и незнакомая - две комнаты с желтыми обоями и откровенно убогой мебелью. У стены остывала цилиндрическая чугунная печка. За грязными окнами виднелся каменный переулок и лоскут голубого неба.

Генрих бродил из угла в угол в полном недоумении. Что это за халупа? На гостиницу не похоже, на дом кого-то из знакомых - тем более. Да и нет у него привычки оставаться в гостях с ночевкой. А если бы и была - куда пропали хозяева?

Как он здесь вообще очутился?

Напился вчера до беспамятства? Вздор. Во-первых, похмелья нет, а во-вторых, он, по крайней мере, запомнил бы повод для возлияний. Да и вообще, особой тягой к спиртному Генрих прежде не отличался.

Или у него - расстройство ума? Чем еще объяснить такие провалы в памяти? Он же забыл не только, как его сюда занесло, но и как вчера выходил из дома!

Что это, если не сумасшествие?

Страх коснулся липкими пальцами. Желтые стены как будто сдвинулись, потолок опустился, стало трудно дышать. Генрих в панике выскочил в коридор, схватил полушубок. Ключ торчал в замке, но повернулся не сразу. Генрих терзал его, боясь оглянуться. Что-то надвигалось из-за спины, темное и огромное.

Замок, наконец, поддался, жалобно щелкнул. Генрих выскочил за порог, захлопнул дверь за собой. Подпер ее плечом, воткнул ключ в скважину, повернул. Показалось, что там, за дверью, раздался разочарованный вздох.

Еще с полминуты Генрих стоял, напряженно вслушиваясь. Паника отступила, и он осознал всю нелепость своего положения. Выпрямился, надел полушубок, оглядываясь украдкой. Вот был бы номер, если бы вышел кто-нибудь из соседей...

К счастью, все было тихо. Он в полутьме спустился по узкой лестнице - деревянные ступеньки скрипели, перила слегка пошатывались. Выйдя на воздух, прочел табличку с названием переулка - оно ничего ему не сказало. Добрался до ближайшего перекрестка, проводил взглядом чей-то паровой экипаж.

Час от часу не легче - он, похоже, в столице. Почему? С какой стати?

Снова подкрался страх. Генрих отогнал его мучительным усилием воли. Но сохранять выдержку с каждой минутой становилось труднее.

И еще - была в окружающих декорациях странность, которую Генрих видел, но никак не мог сформулировать. Некая деталь, выпадавшая из привычной картины мира.

Он постарался сосредоточиться. Ладно, что у нас тут? Дом напротив - длинный, трехэтажный, из бурого кирпича, без балконов. В цокольном этаже - 'Кафе-кондитерская Креппа и Гайера' с фигурками из марципана в витрине. Рядом фонарный столб. Мимо тащится телега с углем. По тротуару семенят под ручку две барышни. Сам тротуар идеально выметен, под ногами у Генриха - крышка канализационного люка с дырками и надписью по периметру: '2-й чугунно-литейный'. Даже насечки есть против ржавчины - грубые, еле-еле мерцают...

Генрих пошатнулся.

Мерцают?

Он что - снова видит чернильный свет?

А вчера...

Мир перед глазами взорвался. Второй раз за сутки воспоминания накрыли волной. Боль раздирала, жгла изнутри - хуже, чем в те минуты, когда он снимал клеймо. Генрих упал бы, но успел схватиться за стену, распластался по ней, прижимаясь лбом к ледяным камням. Вытерпеть, только не отключаться, не утонуть в багрово-чернильной мгле...

- Молодой человек, вам плохо?

Он еще несколько секунд подождал, приходя в себя, потом оглянулся. Благообразный старичок, остановившись рядом, смотрел участливо.

- Нет, - сказал ему Генрих, - все хорошо. Минутная слабость.

- Может, все же к врачу? Тут за углом есть частная практика, доктор Шиндер - превосходный специалист...

- Спасибо. Это совершенно излишне.

Боль и в самом деле почти утихла, отодвинулась куда-то за грань - словно пес, захлебнувшись надсадным лаем, заполз к себе в конуру. Восприятие изменилось, как будто убрали фильтр. Краски вокруг стали кричаще-яркими, звуки (даже самые обыденные, вроде скрипа колес и чириканья воробьев) звучали как музыка, запахи из кафе дразнили, заставляя глотать слюну.

Разыгравшийся аппетит мешал нормально соображать. Точнее даже не аппетит, а лютый, звериный голод. Ощущение было, что Генрих не ел дня три. Он двинулся было к кондитерской, но на входе притормозил. Пирожными сыт не будешь. Хотелось мяса - жареного, горячего, жирного, истекающего восхитительным соком, чтобы навалили целое блюдо с горкой, а потом принесли добавку. И картошки тоже хотелось, чтобы с румяной корочкой, прямо со сковородки, и свежего душистого хлеба...

Лишь час спустя, отвалившись от стола в ресторанчике, обнаруженном в двух шагах на соседней улице, Генрих понял, что способность мыслить к нему вернулась. Кивнул кельнеру, чтобы тот подал еще кружку пива, и спросил сам себя - что дальше, мастер-эксперт?

Как ни крути, ситуация становится угрожающей. Вторую ночь подряд он теряет память. А вот восстановить ее сегодня оказалось сложнее. Он ведь, проснувшись, так и не узнал ту квартирку, принадлежащую 'тройке'. Бродил, будто неприкаянный, а потом еще и позорнейший приступ паники...

Завтра, если так пойдет дальше, он может вообще ничего не вспомнить. Созданная ведьмой реальность закрепляется, вытесняет прежнюю память. Удивительно, что он вообще еще не забыл, как все было раньше. Очевидно, резкий всплеск дара, когда снималось клеймо, предохранил от забвения.

Вернее, как теперь выясняется, не предохранил, а только отсрочил.

А если еще учесть, что вспоминать с каждым днем не просто труднее, но и больнее...

В общем, медлить нельзя. Надо найти 'фаворитку' прямо сегодня.

Вопрос - как?

Да, однажды он ее почти обманул - вызвал на разговор, а сам пришел с револьвером. Но повторить уже не получится, Сельма не дура - просто откажется с ним встречаться. Тем более что ситуация изменилась. В те дни 'фаворитка' сама рвалась в драку (вспомним побоище с участием пугала), а сейчас залегла на дно.

С другой стороны...

Ведьма не знает, что Генрих убрал клеймо и сохранил память. По крайней мере, не должна знать. Если вызвать ее сейчас через зеркало, то она, наверно, будет удивлена. И пожелает выяснить, как мог случиться сбой в ее безупречном плане. А для этого нужно свидеться лично.

Логично? Пожалуй, да. Конечно, Сельма, если придет, будет начеку и во всеоружии, но и у Генриха найдутся сюрпризы.

Его разобрало нетерпение. Где ближайшее зеркало? В туалетной комнате? Он готов был мчаться туда немедленно, но сдержался. Лучше все-таки из квартиры, чтобы никто не слышал и не мешал. К тому же, несмотря на всю спешку, вести судьбоносные разговоры в отхожем месте - несколько унизительно.

- Счет, пожалуйста!

Расплатившись, он вернулся в переулок, взбежал по лестнице, отпер дверь. Сняв верхнюю одежду, зачем-то пригладил волосы и встал перед тусклым зеркалом, висевшим на стене в комнате.

Выровнял дыхание, настроился.

- Сельма, нужно поговорить.

Отклика не последовало, но Генрих и не надеялся, что все будет так просто. Вспомнив прошлый сеанс, зажмурился, выудил из памяти портрет 'фаворитки'.

- Сельма!

Опять никакой реакции. Ладно.

Представил, как ведьма появляется в комнате - с ехидной ухмылкой, в модном наряде, идеально причесанная, холеная...

Зеркало оставалось пустым.

- Покажись. Не прячься.

Секунды бежали, складывались в минуты, но он стоял, не отводя взгляд.

- Выползай из норы, змея.

Что-то дрогнуло в отражении.

- Давай, давай, - прошептал он, сжав кулаки.

Сельма вышла из-за его плеча. Она была в шелковом пеньюаре, растрепанная и заспанная. Озиралась, будто никак не могла понять, что ее потревожило.

- Дрыхнем? - ласково спросил Генрих. - Отдыхаем от трудов праведных?

'Фаворитка' всмотрелась в зеркало, чуть вздернула бровь и поинтересовалась:

- Кто вы?

- Хватит придуриваться, Сельма. Это нелепо.

- Я не придуриваюсь, - сказала она спокойно. - Я действительно вас не знаю.

Генрих почувствовал, что голова идет кругом. Он готов был поклясться - ведьма не врет. Не водилось за ней актерских талантов, чтобы вот так сыграть. Притворяться, юлить - это ниже ее достоинства. Она, конечно, мерзкая тварь, но предпочтет в открытую плюнуть ядом, чем строить из себя невинного ангелочка.

И все-таки слишком трудно поверить.

- Хочешь сказать - не помнишь, что было позавчера?

Сельма лишь пожала плечами. Зевнула, потянулась лениво, разглядывая Генриха. Тот факт, что сама она не совсем одета, ее, похоже, не волновал.

Генрих пытался соображать. Если она тоже все позабыла...

Это совсем уж ни в какие ворота! Какой смысл проворачивать грандиозную комбинацию, если не можешь оценить результаты? С ее-то запредельным тщеславием?

- Так что же, таинственный незнакомец? - напомнила о себе 'фаворитка'. - Вы не соизволите объясниться? Я в первый момент подумала, что это - очередная идиотская выходка нашей золотой молодежи. Заглянуть в спальню к замужней даме - как остроумно! Но они чересчур тупы, чтобы такое проделать с зеркалом. Даже мой муж, пожалуй, так не сумеет. Вы меня заинтриговали. Итак, для начала - как вас зовут?

- Генрих, - выдавил он. - Фон Рау.

- Очень приятно, Генрих. Мне показалось, или вы на меня сердиты?

- Да, в некотором роде.

- Из-за чего?

- Видите ли, Сельма, - сказал он желчно. - Вы мне на днях стянули горло удавкой. Впрочем, и я чуть не всадил в вас пулю.

- О! - она улыбнулась тонко. - Теперь я заинтригована окончательно.

'Хоть с памятью, хоть без памяти - все одно ненормальная', - устало подумал он. Сельма продолжала:

- Горю желанием познакомиться лично, чтобы узнать, откуда у вас такие фантазии. Можно хоть завтра. Вы ведь этого добивались?

- Завтра? - тупо переспросил Генрих.

- Да. Сегодня я занята.

- Где вас найти?

- Судя по вашему вопросу, вы в курсе, что я не в семейном особняке. Как вы, кстати, узнали? Об этом я тоже хочу послушать. Давайте сделаем так. Если вы не утратите ко мне интерес, то завтра повторите ваш фокус. Например, в полдень. И я объясню вам, куда подъехать.

Генрих прикинул - настаивать на немедленной встрече будет неправильно, можно спугнуть змею. Поэтому буркнул:

- Договорились.

Отвел взгляд, а когда снова посмотрел в зеркало, Сельма уже исчезла. Генрих сел в кресло, все еще пребывая в растерянности.

Вроде бы, все получилось проще, чем он рассчитывал. Ведьма готова встретиться. Но она потеряла память - даже трюк с зеркалом ее удивил!

И как с этим быть? Ведь Сельма - единственная, кто знал, как запустилась волна. А что теперь с нее взять? Придушить? Она не поймет, за что...

Или все-таки врет? И это тоже - часть ее плана?

В любом случае, надо разбираться на месте. Если амнезия - не блеф, то он разбудит ее память насильно. Пусть даже для этого придется выжечь ведьме мозги. Ей будет больно? И поделом.

Главное теперь - самому не утратить память до завтра.

Надо что-то придумать. Сделать себе защиту - эдакий островок в океане новой истории. Руны на коже тут не помогут - Генриху сейчас, по сути, противостоит целый мир. Требуется иное решение, понадежнее.

Думаем дальше.

Островок, заповедник... Такое место, где общие законы не действуют...

Вспомнилась почему-то статья про взрыв, прочитанная накануне в газете. Расследование, домыслы, соболезнования... Что-то там было такое... Некая мелочь, способная навести на идею...

Ха, ну конечно!

Посол Зимней Империи, которого там цитировали.

Посольство - это экстерриториальность. И не только в юридическом смысле. Дипломатическую миссию защищает изнутри светопись, причем не наша, привычная, а имперская - чуждая, диковатая и от этого еще более грозная. Вполне резонно будет предположить, что тех, кто сидит за стенами, внешние пертурбации не коснулись.

Иначе говоря, посольские - до сих пор в старом мире.

Любопытно, как они восприняли то, что сейчас творится вокруг? Строчат, наверно, донесения в поте лица - туда, за Белую Реку...

Рассказ Генриха их, надо полагать, заинтересует.

Как с ними связаться? Позвонить отсюда в посольство?

Генрих с сомнением покосился на телефон.

А если они узнают, откуда идет звонок? У них же, по слухам, шпионы всюду - от резиденции канцлера до канализационного треста. Наверняка и на коммутаторе тоже. Вот и выяснят, что квартира принадлежит конторе. Не примут ли за хитрую провокацию? Да и сама контора тоже пожелает проверить, что тут за разговоры.

Нет, лучше звонить с почтамта.

- Площадь Равноденствия, центральная почта, - сказал Генрих извозчику.

- Путать изволите, сударь. Коли центральная, то Площадь Бертрады.

- Бертрады? С каких это пор?

- Так лет пятнадцать уже, поди, а то и все двадцать будет. Как молодой король-то пришел, так и переназвали. А и правильно, я считаю. С нее, с Бертрады, все и пошло. Ну и с сынков ее, известное дело...

Новости топонимики Генрих воспринял стоически - начал уже привыкать, что в мире, рожденном по воле Сельмы, древние герои в почете.

Сам почтамт, впрочем, не изменился - монументальное здание с контрфорсами, пинаклями и высокой угловой башенкой. Генрих вошел, огляделся. Кабинок с телефонами оказалось немного, и все они были заняты. Зато внимание привлекла длинная стойка, усеянная темными искрами. Приблизившись, Генрих рассмотрел подложки для светописи.

Еще одно новшество? Высокое искусство стало ближе к народу?

- Желаете бланк? - осведомился молодой клерк. - Какой вам - приватный, административный, посольский?

- Посольский, будьте добры.

- Стандартный? Двадцать пфеннигов.

- А если вон тот, высокой важности?

- Десять марок.

'Неслабо', - подумал Генрих. Это, наверно, чтобы всякая голытьба не отвлекала заграничных господ. Ну, ему-то сейчас не до экономии.

Слева на бланке были перечислены в столбик названия стран, чьи посольства имелись в столице Девятиморья. Зимняя Империя значилась первой в списке. Взяв перо, Генрих поставил жирную галочку. Правее были пустые строчки, чтобы вписать непосредственно текст послания.

Он задумался. Читает ли контора ('двойка', 'тройка' - неважно) эти депеши? По идее, должна, но без особого рвения - вряд ли там всерьез ожидают, что шпионы и прочие изменники родины будут пользоваться официальными бланками. И все же осторожность не помешает. Надо сформулировать похитрее, в манере баснописца Эзопа.

Хотя...

Генрих усмехнулся. Правда, которую он собирается изложить, сама по себе настолько невероятна и похожа на горячечный бред, что нет смысла рядить ее в одежды иносказаний. Скорее, наоборот.

Он вывел: 'Его превосходительству чрезвычайному и полномочному послу Великой Зимней Империи лично в руки'.

Ниже: 'Ваше превосходительство! Имею честь сообщить вам наивернейшие сведения из надежных источников. Королевский советник барон фон Вальдхорн - мертвец, который дерзновенным и возмутительным образом выдает себя за живого...'