- Я не ослышался? - Генрих отложил вилку. - Вы намерены удерживать меня силой? Берете в заложники?
- Что вы, как можно? Мы заботимся о вашей же безопасности. Сегодня - третий день с прихода волны, как вы ее называете. Есть основания полагать, что эфирные возмущения достигнут пика.
- Эфирные возмущения?
- Колебания в структуре мира, если угодно. Он, мир, пытается переварить то, что Сельма ему скормила. Его лихорадит, словно больного. Приближается кризис, после которого либо наступит выздоровление...
- Либо?
- Либо реальность пойдет вразнос.
- Тем более нельзя отсиживаться за стенами, - сказал Генрих. - Надо действовать, что-то срочно предпринимать.
- Увы, мой друг, предпринять ничего нельзя. Мир должен справиться сам. Любое вмешательство лишь вызовет новые осложнения.
- Простите, но этот подход я не разделяю.
- Вот именно поэтому, - со вздохом сказал посол, - вам следует остаться у нас. Домик по-прежнему в вашем распоряжении. Постарайтесь расслабиться, герр фон Рау, и уповайте на лучшее. Да, кстати, во избежание ненужных эксцессов: охрана проинструктирована, так что не пытайтесь выйти через ворота. А теперь, с вашего позволения, меня ждут дела.
Кипя от злости, Генрих сбежал по лестнице и принялся мерить шагами внутренний двор. Это ж надо было там опростоволоситься! Попался, можно сказать, как ребенок. То есть, не попался даже, а сам прибежал - приютите, дескать, добрые дяденьки. Ну, они и рады стараться - накормили, напоили, спать уложили...
А Ольга? Тоже все заранее знала? Тогда совсем уж мерзко выходит. Хотя нет, вряд ли - вчера она искренне испугалась, услышав его историю. Или он просто раньше не сталкивался с таким уровнем лицедейства? Кто их разберет, этих промороженных интриганов.
Тьфу, не об этом следует думать! Надо искать, как отсюда выбраться. Всякие глупости вроде того, чтобы развалить стену с помощью дара, можно отбросить сразу - тут защита непробиваемая. Связаться с внешним миром нельзя - в домике нет ни телефона, ни подложки для светописи. Разве что через зеркало, но это работает только с Сельмой. Она этот трюк придумала и реализовала через чернильный свет, а Генрих лишь использует готовую схему.
Кстати, если ведьма до сих пор так умеет (откликается ведь на вызовы), значит, навыки она сохранила? Каким образом, интересно? Она в новом мире просто светская львица, а не фанатичка, потратившая годы на овладение светописью...
Ладно, об этом после. Насущный вопрос - что толку, если он снова вызовет Сельму? Попросит ее позвонить генералу? Положим, она согласится. И что тогда? Даже если Генриха вытащат из посольства, он просто попадет из одной клетки в другую - теперь-то генерал его не отпустит, пока не вытрясет все подробности.
Нет, это на крайний случай.
Думаем, ищем.
В дальнем углу двора Генрих обнаружил нечто вроде черного входа - неприметную дверь в ограде. Разумеется, тотчас ее подергал. Разумеется, она не открылась, лишь предостерегающе мигнули насечки.
Он прикинул на глаз высоту стены - футов пятнадцать, пожалуй, будет. Не перелезешь. Да и не в той он форме, чтобы решиться на такой обезьяний подвиг. Отрастил брюшко за последние годы, наел жирок. 'Кабан упитанный', как изволила выразиться Ольга Андреевна.
Высоко над гребнем стены в чистом небе плыл рейсовый дирижабль - продолговатый и лиловый как баклажан. Двигаясь с юго-запада, он держал курс на причальный порт, лежащий на окраине города. Генрих позавидовал пассажирам - им-то любые заборы и ограждения кажутся с высоты, наверно, игрушечными.
В районе гондолы что-то сверкнуло, будто брызнули светящиеся чернила.
Генрих всмотрелся, приложив ладонь козырьком. Да, похоже на сбой с технической светописью, которую применяют для усиления двигателя. Еще и над жилыми кварталами. Ну, упасть-то он, понятно, не упадет, но зрелище все равно неприятное.
Воздушный гигант, казалось, растерялся и позабыл, куда лететь дальше. Постепенно отклоняясь от курса, дрейфовал, как раненый дельфин на волнах. Боковой ветер сносил его к центру города. Еще немного, прикинул Генрих, и эта туша пройдет прямо над посольством.
Значит, двигатель совсем отказал.
Гондола продолжала истекать темным светом. Оставалось надеяться, что среди пассажиров нет никого, кто владел бы чернильным зрением, и этот фейерверк не вызовет паники на борту. Сядут тихонько где-нибудь за городом, в поле. Устроят скандал, чтобы деньги за билеты вернули...
Чувствуя приближение незваного гостя, ограда дипмиссии, напичканная защитными формулами, заискрила. Между ней и гондолой проскочила ветвистая чернильная молния, и Генриха едва не стошнило от гнилостной вони, накрывшей двор. Насечки на стене ошеломленно вспыхнули - и погасли.
Разум еще не успел осмыслить увиденное, а инстинкты уже сработали. Генрих метнулся к двери, толкнул - она податливо распахнулась.
Не веря в свою удачу, он выскочил в переулок и захлопнул дверь за собой. А через миг охранный периметр восстановился и засиял с утроенной силой, будто оправдываясь за секундную слабость. Языки чернильного света облизывали стену по всей длине, проверяя на наличие повреждений.
Для воздушного судна контакт тоже не прошел без последствий. Выглядело все так, будто кто-то дунул в темный костер: сполохи, встрепенувшись, перекинулись с гондолы на сигарообразный резервуар, наполненный водородом.
Генрих с беспокойством подумал, что это уже чревато - размываются противопожарные знаки на оболочке. И если вдруг нарушится герметичность, то достаточно одной случайной искры...
Будто уловив его мысль, обшивка лопнула у хвоста, и в прореху рванулось пламя - уже не чернильное, а живое, слепяще-яркое. Шкура гиганта мгновенно вспыхнула, обнажая стальные ребра. Дирижабль стал терять высоту - словно нелепая медлительная комета он, сопровождаемый многоголосым воплем, заваливался куда-то к Прейгаре.
Генрих, миновав перекресток, побежал по улице в ту же сторону, и вместе с ним бежали другие люди, придерживая шляпы и вытягивая шеи вперед, чтобы не пропустить момента, когда корабль рухнет на землю.
Где-то на соседней улице зазвенел брандмейстерский колокол, и этот звук немного отрезвил Генриха. В самом деле, куда его понесло? Помочь все равно не сможет. Дирижабль уже довольно далеко от посольства. И пожарные, и полиция успеют к месту падения раньше, а он, Генрих, просто увязнет в толпе зевак.
Отойдя к стене ближайшего дома, он увидел, как скелет корабля, объятый огнем, скрылся за частоколом крыш - кажется, все же дотянул до реки. Лишь бы только упал на берег, а не на лед, чтобы не провалиться под воду. Может, пассажиры спасутся - у гондолы есть аварийная световая защита специально для таких случаев.
Вот уж действительно - страх небесный!
Из-за чего корабль вообще сгорел? То есть понятно - ветер вынес его к посольству, систему закоротило. Стечение обстоятельств, трагическая случайность. Но перед этим - почему он потерял управление? Свет на борту как будто взбесился. А ведь буквально за полчаса до того посол рассуждал о 'колебаниях в структуре мира'. Если они, эти самые колебания, принимают такие формы...
Ох, Сельма фон Минц, вопросов к тебе накопилось море.
Держась у стенки, Генрих двинулся навстречу зевакам. Люди выскакивали из подъездов и ресторанчиков, возбужденно галдя и вглядываясь в дымное зарево, разбухающее над крышами. Некоторые от избытка чувств выбегали на мостовую - возницы возмущенно орали, натягивая поводья. Лошади ржали, экипажи застревали в заторах.
Лишь минут через двадцать на улицах стало тише. Все, кому не терпелось, уже убежали, остальные, собравшись в группы, делились версиями. Генрих краем уха услышал что-то про обнаглевших бомбистов.
Трезвоня на всю округу, мимо промчалась пожарная кавалькада с баграми, шлангами и паровым насосом. Жирные голуби, сорвавшись с карнизов, в ужасе заметались над крышами.
Пройдя еще пару кварталов, Генрих приметил свободный таксомотор. Шофер только что высадил пассажира и теперь, похоже, прикидывал - может, тоже к реке? Но Генрих пресек эти поползновения, приказав:
- Пчелиная, 94.
- Сударь, а с дирижаблем что? Вы оттуда?
- Не оттуда. Поскорее, любезный, я тороплюсь.
Локомобиль катился ходко и мягко. Генрих уже начал прикидывать, как построить разговор с Сельмой, но его отвлек короткий чернильный проблеск - будто бестелесная змейка метнулась через салон. Машинально проследив за ней взглядом, он оглянулся и сквозь узкое окошко увидел, как темные ленты вьются вокруг котла.
- Стой! - заорал Генрих шоферу, высунувшись наружу.
Тот послушно ударил по тормозам. Генрих выскочил на дорогу, не отрывая взгляд от чернильных змей. Они, поплясав еще секунд пять, мирно сползли на заднее колесо, потом соскочили на мостовую, обвились вокруг решетки канализационного стока и ухнули в глубину.
- Что случилось, сударь? - спросил шофер. - Полагаете, с котлом что-то? Если так, то не извольте беспокоиться - работает как часы...
Из его дальнейшей тирады Генрих понял только два слова - 'поршень' и 'клапан'. Впрочем, особо он не прислушивался. Вспоминал, как почти такие же танцы свет устроил на дирижабле перед аварией.
- Держите деньги. Дальше я сам. Вам, кстати, тоже советую поберечься - погасите котел, переждите где-нибудь в закоулке.
- Но почему?
- День сегодня такой. Эфирные возмущения.
Шофер посмотрел на него, как на умалишенного, но Генрих не стал вдаваться в подробности. Развернулся и зашагал по улице, высматривая извозчика. С мотором - оно, конечно, быстрее, но лошадка надежнее.
Через пару кварталов наткнулся на очередную кучку зевак. Они стояли, уставившись на чей-то старинный особняк с колоннадой. Генрих, правда, не понял, что там можно было высматривать - вроде обычный дом, хоть и недешевый, конечно. Может, какая-нибудь знаменитость тут проживает?
Прислушался к разговорам:
- ...нет, говорит, не останусь, хоть расстреляйте...
- ...прямо из стены, черные, стелются по-над полом...
- ...плачет, трясется - в карету кое-как усадили...
- ...из подвала так тихонечко - у-у-у...
- ...да сами взгляните - склеп натуральный...
Уловив последнюю фразу, Генрих присмотрелся к дому внимательнее и тоже почувствовал беспокойство. Что-то неуловимо-тоскливое, неживое пряталось за помпезным фасадом. Ощущение было смутно знакомым, хотя Генрих видел эту постройку впервые в жизни.
Какой-то господин рядом обстоятельно объяснял:
- Несчастливый дом, что тут скажешь. Прошлый хозяин его продать собирался из-за долгов. Дом-то ветхий уже, под снос. И поставлен неудобно - из-за него дорога петляет. Говорили - и впрямь снесут, дорогу спрямят. Да вот не срослось. Теперь что-то непонятное тут творится...
Генрих, не слушая больше, двинулся прочь. Он, кажется, догадался, чем дело. Узнал эту мертвую пустоту, что поселилась в окнах. Такая же была в глазах у Франца и у барона.
В том, 'правильном' мире дом, наверно, снесли, как и собирались. А здесь он почему-то стоит. Еще один оживший покойник, только не из плоти и крови, а из камней и досок. Хозяева об этом не знают, но все равно ощутили потустороннюю жуть, вот и унесли ноги. Любой бы на их месте унес...
На следующем перекрестке Генрих наконец-то поймал извозчика и через четверть часа был на Пчелиной улице. Район оказался тихий и небогатый - промерзшие лужи, побуревшая трава на обочине, старые сады за заборами. Обиталище Сельмы на фоне соседей не выделялось. Оставалось только гадать, зачем ей подобная конспирация.
Служанка, отворившая дверь, проводила его в гостиную. Обстановка там была не то чтобы бедной - скорее, скудной. Пара кресел, диванчик, ореховый столик с гнутыми ножками. Унылый натюрморт на стене - ваза с лиловатыми астрами.
- Картину не я выбирала, - сказала Сельма, сидевшая в углу у окна.
- Не сомневаюсь, - подтвердил Генрих.
- Я надеялась, что эта хижина мне вообще не понадобится.
'Фаворитка' мало походила на себя прежнюю. Закрытое шерстяное платье до пят, волосы собраны в немудрящий хвост на затылке, никакой косметики на лице. Слова произносила тихо, будто экономила силы.
Генрих, не чинясь, подтащил второе кресло и сел напротив.
- Как самочувствие, баронесса?
- Голова кружится. Трудно сосредоточиться...
- Зачем вы перебрались в эту, как вы выражаетесь, хижину?
- Так было нужно.
- Поясните. Вы ведь хотите, чтобы я вам помог? Тогда, прошу вас, будьте по возможности откровенны.
По дороге сюда он долго раздумывал - можно ли применить против Сельмы светопись? Руну подчинения, например? Однако решил - нет, лучше не надо. Ведьма, как он уже выяснил, утратила память, но не способности. Враждебное воздействие она ощутит и может ответить - пусть даже неосознанно, на инстинктах.
- Давайте обсудим ваши видения, фрау фон Вальдхорн. Что они собой представляют?
- Откуда вы про них знаете?
- Вы мне сами рассказали сегодня. Помните, в полдень?
- Ах да, вы правы. Видения... Душные, вязкие... Не такие, как прежде...
- А прежде какие были?
- В юности - волшебные, светлые... - она, тяжело дыша, делала паузы между фразами. - Сны о будущем... О том, как встречу мужа... Как перееду в столицу... И ведь сбывались... Прекратились, когда повзрослела... Потом, с год назад начались другие... Тоже странные, но не страшные... Я засыпала и будто бы говорила сама с собой... С другой собой... Не знаю, как это объяснить...
- Я понимаю. Продолжайте, прошу вас.
- Деталей наутро уже не помнила, но точно знала, что надо делать... Купить этот домик... Он и стоил-то всего ничего... Заглянуть под половицу в кладовке... Дурацкий тайник, будто в каком-нибудь дешевом романчике...
- Что было в тайнике? - спросил Генрих.
- А три дня назад пришли кошмары... - она, казалось, его не слышала. - Я поняла, что от мужа надо уехать... Чтобы он меня не нашел... Потому что он стал чужой, жуткий...
- Тише, тише. Забудьте, какой он сейчас. Вспомните, каким он был раньше. Вы говорите, Роберт впервые приснился вам еще до знакомства? Помните, когда именно это было?
- Да, - она улыбнулась бледно. - Первый день осени, накануне королевского бала... Двадцать пять лет назад... У меня было платье... Летящее... Темно-красное, как гранатовый сок...
Речь ее становилась сбивчивой, слов почти нельзя было разобрать. Глаза туманились, на лбу выступила испарина. Генрих понял, что счет идет на секунды - она вот-вот отключится.
- Это была хорошая осень, Сельма?
- Хорошая... Лучшая...
- Тогда покажите мне ее. Пожалуйста, я очень хочу увидеть.
- Как показать?
- У нас очень сильный дар, мы обойдемся без длинных формул. Я лишь напишу две руны. Вы позволите?
- Да...
- Не засыпайте! Еще буквально секунду!
Он, торопясь, начертил над ее переносицей руну йера - 'добрый год', 'урожай'. Поверх - райдо, символ движения. Взял ведьму за руку.
- Смотрите мне в глаза, Сельма. Мы идем туда. В день накануне бала.