Вздрогнув, он резко обернулся, но кресло рядом с ним пустовало. Несколько секунд Генрих тупо таращился на коричневую обивку. Наконец, преодолев ступор, поднял голову и оглядел вагон. Пассажиры занимались своими делами, никто не обращал на него внимания. Дородный господин, сидевший через проход, читал 'Приморский курьер'. Позади него две матроны в безвкусных шляпках чинно переговаривались.

Брюнетка же исчезла бесследно. То есть, вряд ли она вообще существовала в реальности - больше похоже на очередную галлюцинацию. Весьма убедительный, жизнерадостный морок.

На всякий случай Генрих снова глянул в окно, но тоже безрезультатно - стена снаружи отступила, стало светлее, и зеркальное изображение растворилось бесследно.

Проклятье, что же тут вообще происходит?

Дама со снимка четвертьвековой давности привиделась ему второй раз подряд. И это совсем не радует, если учесть, что профессор, которому красавица тоже не давала покоя, теперь лежит, разодранный в клочья.

Ясно одно. Под этой историей с чертополохом и фотографией погребена какая-то тайна - огромная и старая, перебродившая как тесто в квашне и прущая теперь неудержимо наружу.

И чтобы найти убийцу, придется копаться в прошлом. В том самом времени, которое Генрих так старался забыть - даже жалел иногда, что затворяющее клеймо, которое ему наложили, не блокирует заодно и память.

Впрочем, если отвлечься от личных переживаний, эпоха тогда была и в самом деле неординарная. Да что там - уникальная была эпоха, величественная и звонкая. Не чета нынешней сытой дреме. Перелом уже назревал, и что-то манящее, тревожно-неуловимое носилось в воздухе. Все понимали, что Старый Король не вечен, и шептались, увлеченно гадая, чем обернется его кончина. Реальность, правда, несколько превзошла ожидания.

Любопытно, что бы сказал о тех временах беспристрастный наблюдатель со стороны? Какой-нибудь иноземный исследователь, впервые в жизни услышавший про Девятиморье. Хотя где его, такого, найдешь? Страну Девяти Морей знают в каждом уголке ойкумены.

Но, предположим, наблюдатель все же сыскался. Смотрит он, значит, и записывает в блокнот - ага, есть столица, и есть король. Ну, это как у всех, ничего особенного. А вот дальше уже интереснее - король назначает канцлера, но не абы кого, а представителя одного из двух влиятельнейших родов. То есть человека либо из Железного, либо из Стеклянного Дома.

Ага, говорит себе наблюдатель, почесывая умную лысину. Чем же эти дома знамениты? И почему такие названия? С Железным понятно - он испокон веку делал лучшее оружие и доспехи, хитрые механизмы, а теперь вот взялся за вещи и посложнее. Паровозы, дирижабли, локомобили - все это его вотчина.

В Стеклянном же Доме мертвое железо не любят. Там приручают свет.

Люди, способные к светописи, рождаются порой и в других, самых обычных, семьях. Но лишь 'стекольщики' знают, как отточить умение до совершенства. Они - первооткрыватели. История о том, как свет впервые явил человеку свою чернильную сторону, достойна отдельной книги. Но это уже легенда, присыпанная пылью веков, а наблюдатель отвлекаться не хочет.

В текущем столетии канцлер несколько раз подряд назначался от Стеклянного Дома. Этой традиции придерживался и Старый Король, просидевший на троне почти полвека и почитавший светопись благороднейшим из искусств. Впрочем, и к технике он относился достаточно благосклонно - именно при нем появились рельсовые пути и первый воздушный порт.

А вот его сын, король Альбрехт, светопись почему-то не жаловал. Не запрещал, но задвинул на второй план. И канцлера сменил почти сразу. Линза - знак Стеклянного Дома - исчезла с канцлерской резиденции, а лязгающие машины полезли, как тогда показалось Генриху, буквально из всех щелей. Правда, Генрих, в отличие от гипотетического наблюдателя-иноземца, рассуждал, прямо скажем, небеспристрастно. Особенно после того, как получил клеймо...

И вот теперь его, заклейменного, привлекают к расследованию. Чтобы, значит, помог оградить августейшую семью от возможной угрозы. Как будто Генриху не плевать на Его Величество Альбрехта, а заодно и на всех его фавориток - прошлых, настоящих и будущих...

Генрих так погрузился в эти невеселые мысли, что едва не пропустил свою станцию. Но вовремя спохватился и пошел к выходу.

Он любил этот тихий пригород с маленьким уютным вокзалом. Люди здесь, казалось, никогда и никуда не спешили. Даже носильщики на перронах не мчались, как оглашенные, а катили свои тележки с достоинством романских патрициев. Только паровоз нетерпеливо пыхтел, дожидаясь конца посадки.

Генрих миновал кирпичное здание с часами во лбу и вышел на привокзальную площадь. Знакомый извозчик, завидев его, приподнял шапку.

- Домой, герр профессор?

- Домой.

Копыта цокали по булыжникам. Лошади мерно кивали, заранее соглашаясь со всем, о чем подумает Генрих. Дыхание уходило морозным паром. Улица катилась навстречу - вот уже показался тот самый двор с каштановыми деревьями. Солнце, вспоров лучами мглистую кисею, блеснуло над горизонтом, подкрасило обындевевшие ветки.

Флигель, где квартировал Генрих, стоял наособицу. На стук отворила Эльза - приходящая домработница, экономка и кухарка в одном лице. Сухонькая, в мышиного цвета платье и неизменно чистом переднике. Ей было сорок пять - и треть жизни она присматривала за этой квартирой.

- Обед готов, герр фон Рау. Я накрываю?

- Да, пожалуй.

Мысль о еде уже не вызывала прежнего отвращения. Не то чтобы кровавые картинки забылись, просто домашняя обстановка подействовала на него успокаивающе. А может, проснулся, наконец, защитный рефлекс, приобретенный когда-то на оперативной работе, но захиревший за годы кабинетных трудов.

- Так что там у нас?

- Айнтопф по-мадьярски, с телятиной.

- Гуляш, Эльза. Он называется гуляш. Почему вы так не любите это слово?

Достав из буфета початую бутыль коньяку, Генрих набулькал рюмку. Выцедил, блаженно зажмурившись, и только после этого сел к столу. Орудуя ложкой, он по инерции думал о фотографии, но потом мысли как-то незаметно съехали на библиотеку и 'птичку', которая там хозяйничала. Захотелось вдруг позвонить милейшей фройляйн Майреген - в чисто служебных целях, само собой разумеется. Уточнить еще раз список литературы. Вопрос ведь нешуточный, дело государственной важности...

Отобедав и приняв горячую ванну, Генрих еще раз наведался к буфетному шкафчику. Чувствуя приятное тепло во всем теле, опустился в кресло, вытянул ноги. За окном клубились сизые сумерки. Лениво подумалось, что можно полчаса подремать, а потом, пожалуй, почитать рукопись, раз уж обещал генералу.

Тишина взорвалась хриплым, надсадным звоном. Генрих подскочил в кресле и чертыхнулся в адрес того, кто снабдил телефоны таким сигналом.

Телефонную линию в пригород протянули пять лет назад - сначала в резиденцию бургомистра, потом в несколько богатых домов. Генриха это новшество нисколько не привлекало - он прекрасно прожил бы без чужих голосов в квартире. Но техники вдруг явились к нему. Оказалось, что домашние аппараты теперь положены всем университетским преподавателям. Отвертеться не удалось - идея исходила лично от ректора, который, словно бешеный бык, пер по пути прогресса.

- Слушаю вас.

- Генрих, вы уже добрались? Читаете рукопись?

- Да, Теодор, как раз приступаю, - соврал Генрих, не моргнув глазом.

- Хорошо. Хотел вам сообщить последние новости.

- Дайте угадаю. Четвертый труп?

- На этот раз - нет. Подробности об аптекаре. Прислали ответ из Дюррфельда - это деревня, где он вырос. Насчет матери подтвердилось - одна из местных селянок, прожила там всю жизнь. А вот с отцом не очень понятно. По документам, отец - деревенский плотник. Погиб еще до рождения мальчика. Однако старожилы говорят, что, по слухам, у женщины был некий богатый друг, чуть ли не из столицы. Откуда такое знакомство, толком никто не знает. Сам богач в деревне не появлялся, зато женщина иногда уезжала куда-то на одну-две недели. Куда именно - не рассказывала. Но началась эта 'дружба' как раз в те годы. Звучит, конечно, не слишком правдоподобно...

- Угу. Но если все-таки допустить, что аптекарь - внебрачный сын этого столичного гостя...

- ...то это, объясняет, по крайней мере, откуда у аптекаря взялись деньги на учебу и остальное. Но нас-то интересует другое. Кто именно был настоящий отец - вот главный вопрос. Если узнаем, то, надеюсь, проясним связь с убийствами. К сожалению, за эти годы в деревне все обросло таким количеством сплетен, что черт ногу сломит. Надо разбираться на месте. Я уже отправил туда нашего человека, к утру на поезде доберется. Ждем результатов.

- А механик? Которого на вокзале убили? Может, и у него в родословной какие-нибудь сюрпризы?

- Мысль, конечно, напрашивается, но пока не успели выяснить. Копаем дальше.

- Понял, Теодор. Спасибо за информацию.

- Все, Генрих. Больше не отвлекаю.

Генрих перешел в кабинет, сел за стол и разложил перед собой 'трофеи' - рукопись, книжку про Жженый Лог и список дворянских семей, у которых есть чертополох на гербе.

Начнем, пожалуй.

И в ту же секунду снова грянул телефонный звонок.

'Да сколько ж можно', - страдальчески подумал Генрих, снимая трубку. Женский голос на том конце провода звучал взволнованно и очень знакомо:

- Алло? Герр фон Рау, вы слышите?

- Да-да, я здесь.

- Это Анна, Анна Майреген! Мы с вами разговаривали сегодня в библиотеке...

- Конечно, Анна, я помню, - он машинально назвал ее просто по имени, но вроде бы это не прозвучало слишком бестактно.

- Я только хотела... - она запнулась. - Простите, что беспокою вас дома, но, может быть, это важно...

- Не волнуйтесь, пожалуйста, - сказал Генрих. - Я очень рад, что вы позвонили. Скажите только, вы сейчас у ректора в кабинете? В библиотеке, насколько я помню, нет аппарата.

- Нет, я с почтамта! То есть, у ректора в приемной мне подсказали ваш номер, но оттуда я не стала звонить, чтобы никто не слушал.

- Вы все правильно сделали. Так что же стряслось?

- Понимаете, когда вы ушли, мне стало интересно. Я еще раз задала поиск по слову 'чертополох'. И, представляете, нашла новую книжку! Ну, кроме тех трех, что вы уже видели. Даже не знаю, как мы в первый раз ее пропустили...

- Так, - сказал Генрих. - И что за книжка?

- Фольклорный сборник. Баллады всякие, легенды, сказки. И вот в одной балладе чертополох как раз и упоминается. Я переписала строфы...

- Строфы?

- Да, там в стихах, - она почему-то снова смутилась.

- Прочтите, если не затруднит.

- Ладно, только не смейтесь!

- Обещаю, - он улыбнулся.

И Анна прочла:

Рвет ему кожу

люто и зло

чертополох шипом.

Душу тревожит -

что привело

в ведьмин постылый дом?

Дослушав, Генрих почесал в затылке. Спросил:

- А что за ведьма? Там дальше где-нибудь объясняется?

- Ну, по сюжету, злая колдунья заманивает путников в чащу и убивает. Они идут одурманенные, ничего не соображают. И один храбрый рыцарь тоже вот так попался. Шел, как во сне. Но, к счастью, у тропинки рос кустик чертополоха. Колючки разодрали рыцарю руку, и от этого он проснулся. Вытащил меч и зарубил колдунью. И в самом конце уже... Секунду... Ага!

Она продекламировала:

...будет он помнить -

спас ему жизнь

колючий чертополох.

- Вы красиво читаете, - похвалил Генрих.

- Я просто очень люблю баллады. И старые песни тоже. Могу их часами слушать! Вот завтра, например, у нас в парке будут гуляния...

- А знаете, - сказал Генрих неожиданно для себя самого. - Давайте сходим и послушаем вместе. Я вас приглашаю. Если вы, конечно, не против.

- Давайте! - кажется, она и в самом деле обрадовалась. - А как мы встретимся?

- Я подъеду к университету - надо только условиться, в котором часу...

Повесив трубку, он еще минут десять сидел, бездумно глядя в окно. Работать не было никакого желания. Не хотелось даже зажигать свет - вечерний сумрак как раз пришелся под настроение.

Во входную дверь постучали. Генрих слышал, как Эльза открыла и обменялась с кем-то парой коротких фраз. Потом она заглянула к нему в кабинет:

- Герр фон Рау, письмо для вас. Мальчишка принес, посыльный.

- Спасибо, Эльза. Давайте.

Пришлось-таки зажечь лампу. На конверте он не обнаружил ни марки, ни обратного адреса. Внутри - короткое послание: 'Дорогой Генрих! Наконец-то мне представился случай лично связаться с вами. Ведь это довольно странно - знать вас почти полжизни, но ни разу не перемолвиться словом. Пожалуйста, не удивляйтесь. Скоро вы все поймете и согласитесь, что принятое мною решение было вынужденным и единственно верным. Ваш генерал хоть и солдафон, но сформулировал точно: шторм уже близко, идет волна. Впрочем, надеюсь, это не помешает нам с вами плодотворно сотрудничать'.

И ниже с игривыми завитушками: 'Ваша фав-ка'.