Олег Кашин
Павла Пряникова я, как мне теперь кажется, знал всегда. Русская блогосфера начала нулевых была совсем не тем миром социальных сетей, в котором мы живем сейчас; собственно, главным ее отличием было как раз то, что мы в этом мире не жили, он еще был не приспособлен для этого. Жизнь тогда была совсем не виртуальная, а ЖЖ был – симпатичное и необязательное к ней приложение. Людей там было мало, вряд ли все хорошие, но все интересные, включая тех, кто на самом деле интересным не был; вот кто пошел бы сейчас в кино на «Прибытие поезда»? А тогда было именно «Прибытие поезда», и банальности и глупости, переводимые на язык html-разметки, становились откровением даже для самых искушенных людей. И ЖЖ-юзер hasid – ну да, я знал его всегда и даже знал, что его зовут Павел Пряников. В те времена он был каким-то деловым корреспондентом, писал какую-то абракадабру про рынок недвижимости, и, кстати, именно с тех пор у нас есть какая-то куча общих знакомых именно с того рынка. Пряников писал про ебитду их компаний, а я писал про Навального, который, тогда активист, вместе с рассерженными горожанами (впрочем, их тогда еще не придумали так называть) бросался под бульдозеры, спасая московские дворы от точечной застройки и нанося болезненные удары как раз по той ебитде, о которой в своих деловых газетах (я, кстати, действительно не помню, каких) писал Пряников. Это была достаточно стандартная судьба блогера в те времена. Где-то работаешь, следуешь формату или даже дресс-коду, а потом приходишь домой, включаешь компьютер и споришь до утра с кем-нибудь о Сталине. Утром просыпаешься и с красными глазами идешь на работу – до вечера больше никакого Сталина, ты снова деловой журналист.
Именно деловым журналистом Пряников пришел в журнал «Русская жизнь» вместе со мной в 2007 году – мы там оба были заместителями главного редактора. Первые месяцы он честно пытался реализовывать свои журналистские знания и умения, меняя только формат – ну, понятна разница между ежедневной газетой на розовой бумаге и двухнедельным достаточно толстым журналом. Что-то писал об экономике, брал интервью у социолога Дерлугьяна, ездил в Астрахань писать настоящий добротный репортаж о жизни астраханских рыбаков. Честно пытался следовать формату, не понимая, что в «Русской жизни» никакого формата нет, а это ведь и было главной особенностью журнала.
А когда понял – тут-то и началось. Из известных мне журналистов, а я их знаю очень много, поверьте, Пряников уникален именно по несоразмерности того, что он может делать «в формате», и того, что он хочет и способен сделать. Формат – да, хорошо, астраханские рыбаки. Но, сдавая «репортажик» об осетрах, он, я уверен, сидел на берегу Волги в лучах заходящего солнца, смотрел на вымощенную новой плиткой набережную и видел пристани, баржи с арбузами, бурлаков, татар, которые все давно умерли, – вот это была его стихия. Действительность, данная нам в ощущениях, для Пряникова – как оказалось! – легко расщеплялась на забытое прошлое и потаенное современное. На секты, диаспоры, левацкие кружки и черт знает что еще, вплоть до пресловутого петанка, который теперь для многих ассоциируется именно с Павлом Пряниковым. В какой-то момент, перестав стесняться, он обозначил несколько признаков честного человека, главным из которых, по Пряникову, является огород, и оказалось, что это почти безошибочный критерий – если человек огородник, то в нем и все остальное прекрасно. Пряников сам, как известно, знаменитый огородник-партизан.
Все эти истории – про староверов, которые и сегодня остаются людьми особого склада, сделанными из особого материала, и про брата Сергея Михалкова, знаменитого шпиона, и про несбывшийся русский мир с Мадагаскаром и «желтой Русью» Дальнего Востока, – даже если они не становились статьями в журнале, мы знали их наизусть, потому что Пряников даже не рассказывал их, но жил ими. Я знал: сегодня Павел старовер, и значит, нет более честного человека, чем старовер. А завтра он станет выращивать на подоконнике своего кабинета лимоны и томаты – значит, нет более честного человека, чем огородник. Я не вспомню, была ли у него в то время голубятня, но что голуби мясных пород могут прокормить народ – это я знаю твердо и знаю именно от Пряникова.
До Пряникова я не очень задумывался о том, кто такие русские европейцы, потому что это казалось мне очевидным – ну, понятно, люди, которые ездят на Запад и чувствуют себя там своими. Сейчас я понимаю, что ошибочно считал европейцами наследников советской номенклатуры, которые в Европе если и свои, то не более свои, чем мажоры из шахского Ирана. А европеец – это играющий в петанк огородник, человек не вертикальных, а горизонтальных связей, носитель максимальной внутренней свободы и, главное – глубоко русский человек, совсем не космополит. Из известных мне людей под это описание подходит только Пряников, но это все-таки лучше, чем пресловутое «в России правительство – единственный европеец». Пряников как единственный европеец мне нравится гораздо больше, чем правительство.
И вообще, мы еще посмотрим, чья Россия – параллельная.