Гиглия! Не торопись, сыночек, Съешь немного хлеба на дорогу. Не успеют ускакать лезгины, Ты их до зари в горах догонишь!

Что ты говоришь, родная мама? Разве я на свадьбу уезжаю? Ты скажи: кто взял мои доспехи? Где мое ружье и мой франгули, Где кольчуга, щит и рукавицы? Что за вор хозяйничает в доме?

Мой сыночек, лишь бы ты не умер, Лишь бы мне не плакать над тобою! Люди в нашу дверь не заходили, Лишь Мквирали проскакал под утро. Были у него свои доспехи, И на лошади своей сидел он, Не сходил он с лошади на землю. О тебе он спрашивал Тамару, Для тебя оставил порученье: Пусть поскачет Гиглия к Ахаду. Встану я со стороны лезгинской, А Сахорнэ Гиглия закроет. У лезгин есть только две дороги, Не останемся в долгу пред ними. Дочь они украли у Годерзи. Если подойдут они к Сахорнэ, Пусть нем для Гиглия стреляет В лоб передовому дагестанцу.

Где моя любезная сестрица? Знаю, это все ее проделки.

В горнице сидит сестра Тамара, Чоху шьет тебе и горько плачет.

Мама, прикажи ей, пусть ответит, Где мои запрятаны доспехи? Предстоит далекая дорога, И постыдно будет промедленье.

Дочка! Должен Гиглия уехать, Ты не прятала его доспехов?

Брата я не выпущу из дому; Сон дурной я видела сегодня. Брата моего убьют лезгины, Небеса обрушатся на дом наш.

Будет проклят Гиглия народом, Если он, как трус, запрется дома. Дочь моя! ты разве чародейка? Почему тебе дурное снится?

Мать, я видела во сне сегодня, Что погасло утреннее солнце, Гиглии доспехи боевые На земле разбитые валялись. В нашем доме обвалилась кровля. Дом стоял, обломками засыпан. Каркали зловеще и кружились Низко вороны над головою. Я во сне рыдала неутешно, Волосы с корнями вырывала. Брата моего скакун ретивый Одиноко ржал в пустой долине.

Нехороший сон, но мы с тобою Из-за сна держать его не можем; Не впервые он гонцом назначен, Мой сыночек, мальчик мой  отважный. Тем от труса отличен мужчина, Что мечом он бранным опоясан. Что же делать? Ведь сама ты видишь, Как враги одолевают пшавов, Всех мужчин в Ахаде перебили, Пленников к себе угнали много И траву на пастбищах и скалы Обагрили снова нашей кровью.

Гиглия! Ты пшавских гор надежда, Поскорее, милый, возвращайся. Поезжай и покажи лезгинам, Что за юноши растут в Чаргали! Побросай стервятникам на завтрак Всех врагов, которых ты увидишь. Я молю Лашарскую святыню, Чтобы ты с победою вернулся, Чтобы, через плечи перекинув, Нес врагов отрезанные руки. Стыдно нам, что девушка Годерзи Пленницею стала дагестанской. Гиглия спасет ее из плена, Пшавского орла она увидит. Плечи развернет орел могучий И франгули молнией заблещет. Полюбуются седые горы Силою и ловкостью удара!

Все святые Пшавии помогут Мне дождаться возвращенья сына! Не упрямься, храбростью не хвастай, На войне всего сильней уменье. До свиданья! Будь здоров и счастлив!

Над Арагвой рассыпают искры Молодецкого коня подковы. Скачет Гиглия, обводит горы Пламенными львиными глазами. Только въехал Гиглия в Хомура, Не к добру плечо его заныло. Что ему недобрая примета? Как самец-олень, свирепый в гневе, Он рычит: Скачи, мой конь любимый! Силы прибавляй своим коленям, Сердце озари во мне надеждой, Принеси в Ахад меня до срока! Слушай, конь, как пленные рыдают, Ожидая нашего прихода, И на перевал горы Ахадской Смотрят все тревожнее и чаще, Говорят: Неужто в пшавских селах Доблестные вымерли мужчины? Остаемся мы в руке неверных, И никто не скачет нам на помощь!

То длинноволосая невестка Тинибека плакала в Ахаде: "Горе дому нашему родному, Лучше бы глаза мои погасли, Горе нашей крепости высокой, Возведенной из камней зеленых! Ты обрушилась и развалилась, Ты растоптана ногою вражьей! Свекора в воротах застрелили, Грудь отрезали моей свекрови, Сыновей отважных Тинибека Саблями кривыми изрубили" Солнце шло по краю гор далеких, Заходить за горы собиралось. Тени длинные холмам и рощам Трапезу готовили густую. К шлему шлем построились, как войско, Пшавии синеющие горы. Скачет Гиглия в глухой долине, Издали он кажется огромным. Конь его измученный дымится, И коня не освежает ветер. Бурный конь через холмы стремится, Переносится над пропастями, Скачет прямиком без поворотов. Из-под ног коня леса и горы, Скалы и долины убегают, От широкой конской груди пена Отлетает на песок горячий. Он оленю быстрому подобен, И ему подходит звон доспехов.

Потемнело, и теней громады Отошли от гор, пропали в небе. Пролетает Гиглия деревней, Скачет, не задерживаясь, в горы. Женщина, рыдавшая в воротах, Едущего громко окликает. "Не горюй, сестра, довольно плакать! Слезы смой с лица водой студеной. Полно проливать пустые слезы, Полно от врага терпеть обиду" Гиглия промчался, лишь во мраке От копыт коня взлетели искры. Он давно с врагами ищет встречи, Он живым ни одного не пустит И уедет с поля невредимый. Заслонит его собою в битве Крест Лашарский, давний покровитель. Всех неверных Гиглия изрубит, Кровью их обрызгает долины. Он в бою умеет повернуться, И рука его неутомима.

Полный месяц, утешитель мира, Выплыл из туманного ущелья. Слышится в лощинах затененных Говор водопадов и потоков. По лесам и по краям ущелий В темноте проходит волчья стая. Спит орел на темени утеса. Борбало ледяною вершиной Рассекает снеговую тучу, И ночная птица окликает За горой оставшегося брата. Дагестанцы, пленных подгоняя, Поднялись на перевал Сахорнэ, Но смутился, чувствуя опасность, Чародей лезгинский пред водитель. Он услышал щебня хруст далекий, Искры под копытами увидел. Он сказал отряду:."Стойте, братья! Слушайте, навстречу кто-то едет. Мы в набег не вовремя собрались, Пропадут геройство и добыча". Натянул Осман ременный повод Так, что посадил коня на камни. Меч кривой налево отодвинул, Пистолет на поясе нащупал. Чуял он, что наступает гибель, Бледностью лицо его покрылось. Будто с неба молния, примчался Юноша, большим мечом сверкая. Лезвеё и желоба для крови Отливали синим лунным светом. Налетел и крикнул, словно сокол: "Очередь моя теперь настала" Человека и коня он сразу Разрубил, земли мечом коснулся, И по желтой бороде Османа Кровь широким хлынула потоком. "Стойте! Не уйдете! Вы, злодеи, На грабеж последний раз ходили, Жен, детей и старцев беззащитных В Пшавии громили за Арагвой, Гиглия еще живет на свете, Сила Гиглии не умирала" Звон оружия наполнил горы, Крик ужасный подняли лезгины, Прыгают их головы далеко Под копыта лошадей смятенных. Гиглия неверных убивает, Их тела бросает друг на друга. Не увидят матери родные Сыновей своих, бойцов кичливых. "Помоги, господь!" — кричит, рыдая, Пленница, и все другие молят: "Помоги ему, святой Георгий, Нашему чудесному герою! Пусть в его руках благословенных Не иссякнет боевая сила" Цевять пало, четверо бежало, Пятый через пропасть перепрыгнул, В Гиглию он выстрелил оттуда И попал ему в средину груди. Горе вашей матери! воскликнул Гиглия и в пропасть покатился. Падал он, кустарники ломая, Меч сжимал в руках окостеневших. Осмелел лезгин, скликает братьев: "Выстрелом свалил его я в пропасть, Он на дне ущелья лижет скалы" Стонет связанная дочь Годерзи, Отрясает слезы на дорогу. За руку ведут ее лезгины, Говорят. "Иди, не плачь, девчонка, И волос не вырывай напрасно! Мы по перевалу снеговому Босиком тебя итти заставим". Впереди себя погнали пленных, Бьют плашмя тяжелыми мечами. Пленные по Гиглии горюют, Громче всех рыдает дочь Годерзи, Даже горы снеговые плакать Заставляет воплями своими. Утомясь, она едва плетется, Взглядов от ущелья не отводит, Видит Гиглию во мгле провала. Юноша! Твоя разлука с миром Горя моего мне тяжелее! Почему не умерла я раньше? Вечно будет о тебе убитом Непосильно мне воспоминанье! Гиглия, самец-олень, на глыбах Вверх лицом простертый, умирает. Умирает Гиглия, тоскуя, Что в могилу мщение уносит. А когда он умирал, садились Горы плакать, и вверху на скалах Старый, сумрачный орел сердился. Голова высокая Сахорнэ Раскололась в самой середине. Сверху падавший поток нагорный Высыхал от жалости к герою. Гиглии скакун осиротелый В головах хозяйских убивался. На глазах коня сверкали слезы, Гневно ржал он и ногою топал… В это время что Мквирали делал?

Выше трех лезгинских перевалов Над туманом показался всадник. В шкуру он одет поверх кольчуги, Кружится он по дорогам горным, То к утесу голову приложит, То глядит в глубокие провалы, У ружья сухой меняет порох. Беспокоен всадник одинокий. Слышит всадник женские рыданья, Скачет он туда, где стон и вопли, Откликаются леса густые, Горы наверху, внизу долины. Лунный свет рассеян над седыми Отуманенными ледниками. Рвется в руки из ножон франгули, Острый, глубоко прожелобленный. В грудь себя рукой ударил всадник, Горькие слова себе промолвил. "Горе мне! Быть может, дагестанцы Побратима моего убили! Как позор на голову надену? Как снесу людское осужденье? Как останусь я с живыми, если Ты, мой Гиглия, лежишь в могиле? Смерть, возьми меня вослед за братом, Если я врагу спущу обиду"

Тяжело перелетает горы Сытый ворон, каркая лениво. Пшавы, будьте вы благословенны За обычай ваш! Пока вы живы, В трупах мне не будет недостатка. Печень вырывал я у героев, Клюв окрашивал геройской кровью. Гиглия девятерых сегодня Уложил и сам ушел за ними. А для ворона большая радость, Если умирают молодые. Я Мквирали пожелал удачи, Пятерых за одного убил он, Пленников назад привел в Ахаду; Радовались пленники свободе, Только молодая дочь Годерзи Плакала дорогой неутешно, И от слез ее туманы встали, И следы я потерял в тумане.

Утром с неба облака спустились И над головой Чаргали встали. Возле дома Гиглии собралось Опечаленное войско пшавов. Девушки Пшаветии рыдают. Плачет мать над Гиглией убитым. Ворон руку расклевал герою, И успел из груди вырвать сердце. Гиглия лежит в гробу дубовом, На груди положены доспехи, По бокам лежат, черней гишера, Срезанные полосы девичьи. Отовсюду слышно: Что нам делать? Лучшие герои умирают, Старики и дети остаются! Говорит народ: "В ущельях скачет И ретиво ржет скакун: " Ай, где же Гиглия, хороший мой хозяин?"