И. К. Монастырская. Как говорят студенты, не сразу врубилась. Что это за «человек-эхо»? Поняла сначала буквально: что ему скажешь, он в точности повторит. У детей бывает такой период, когда они повторяют за взрослыми каждое слово. Есть еще, вроде бы, болезнь такая: человек попугаем воспроизводит чужую речь. Таких лечат, а тут здорового вгоняют в идиотское состояние. Вы, говорю, шутите, Эдуард Павлович. Кому и зачем это нужно, уродство какое-то. Хотите, предлагаю, я буду вашим эхо? И затеяла с ним игру — в детстве все в нее играют — кто кого переговорит. До того расшалилась, дура, что пригласила в экспедицию: поедемте вместе, уж там, в горах, ох и нааукаемся.

Посмеялись от души, причем Эдуард Павлович громче всех. Это только представить, как ему было весело. Смех у него неожиданный. Кажется открытым, даже простоватым, с хохотком, а потом начинаешь понимать — с подтекстом смех, со значением, только значения сразу не угадать, когда же дойдет — уже поздно, и оказываешься дурак дураком. Смеялись вместе, но по разному поводу, и тут уж не до смеха.

Простить не могу своей тупости. Вспомню — кровь в лицо. В младенчество впала, в дразнилки поиграть захотелось. Какой же непролазной тундрой я ему показалась! Хохочет, прямо давите^ от смеха, а сам выговаривает: «Вы, милочка, не сЬвсем поняли, точнее — совсем не поняли. Аукаться приглашайте физика, я же, простите, психолог. Эхо у нас не звуковое, а психическое. Есть отраженный звук и есть отраженные эмоции, ответные, так сказать, душевные состояния. Это, ха-ха, милочка, совсем из другой оперы». Смеется и говорит, говорит, а меня будто по щекам, по щекам… Илья опрокинул тарелку, вскочил, салфетку в соус сует, промокнуть хочет. Не суетись, говорю, оставь как есть, и к Эдуарду Павловичу: благодарю за лекцию и за «милочку», ах какой вы симпатяга, бездна такта… Откровенно шла на скандал, вконец разъярилась,