Глава 1. За опыт сколько не плати…

— Прости, за то, что делаю тебе больно… — его голос шепотом разорвал уже погружающееся в сон сознание девушки.

— Что бы простить, надо понять, а я не понимаю!

Остатки сна моментально слетели с нее, и Алина скорчила недовольную гримасу. У Сашки была странная привычка выяснять отношения по ночам. Она вздохнула. Сегодня был тяжелый день, она наконец-таки подала на развод, и была совершенно не уверенна в том, что сделала все правильно, но кажется, иного выхода не существовало. «Нам надо расстаться, чтобы стать ближе…» строчку из этой, когда-то популярной песни, она упрямо распевала всю неделю. В последние два месяца она совершенно отчетливо поняла, что муж ей по-прежнему нужен, и больше всего на свете ей хочется его вернуть. И все же сегодня Алина сделала это, просидев два часа у адвоката Станкевича, слушая объяснения хода бракоразводного процесса с иностранным гражданином, с которым прожила два года, и о местонахождении которого сейчас понятия не имела.

— Последнее время мы только и делаем, что друг другу больно. Зачем?

Она почувствовала, как он напрягся под одеялом.

— Что зачем? — Сашкин голос звучал приглушенно. Алина прислушалась, затаив дыхание, она слишком боялась его слез. Слишком.

— Зачем это продолжать? Ты ведь все и так понимаешь.

— Понимаю.

— Тогда зачем? Дай Бог, через несколько недель я уеду из страны и начну все с начала. Ведь я сама во всем виновата, и готова расплатиться за свои ошибки, но я не стану тут жить. Не хочу и не буду. Ты лучше других это знаешь.

— Знаю. — голос звучал совсем обреченно.

Алина пыталась не терять терпение.

— Тогда что?

— Я слишком боюсь тебя потерять. Пусть две недели, но они отдаляют разлуку. Ты уедешь, и для меня настанет ночь.

— Саш. Прекрати….

Он протянул руку и обнял ее поверх одеяла, крепко прижал к себе и тут же отпустил, зная, что она будет возмущаться, и вырываться, объясняя, что не может дышать. Он давно не позволял себе ничего больше и их связывали только платонические отношения, но временами он не мог сдержать своей нежности и любви, выражая чувства хотя бы так, просто объятиями. Алина промолчала, чувствуя, что уснуть ей сегодня не придется. Молодая женщина, еще можно сказать, девушка лежала в постели, широко раскрыв глаза, и с тоской пыталась рассмотреть что-то за большими окнами веранды.

Ее часто мучили воспоминания, но прошедший день был перебором, даже для такой сильной как она. Она пыталась стереть Дамиана из памяти целиком: все светлые моменты, все их прекрасные путешествия, жизнь в Париже, рестораны и походы в кино, загородные вылазки, собаку, да мало ли чего было за несколько лет совместной жизни. Ей снова нестерпимо захотелось к мужу, к его сильным рукам, к ночам безудержной любви, к белозубой улыбке и постоянному громоподобному смеху. Алина не сомневалась, что проведет всю ночь за невеселыми мыслями, но через несколько минут она уже крепко спала.

Ей было всего двадцать четыре, а жизненного опыта, как ей казалось, на все сорок. И хотя так, наверное, кажется всем молодым девушкам ее возраста, Алинин путь был и в правду слегка тернистее и извилистее, чем обычно. В свои двадцать четыре она уже успела, как вам стало понятно, выйти замуж и расстаться с мужем, получить три диплома, прожить три года во Франции и вернуться в родной Санкт-Петербург, завести, по мнению прочих смертельно опасную псину и издать небольшой томик стихов. Все друзья и родственники считали ее слегка не в себе, странной, взбалмошной особой с неуемной энергией и неугасающим оптимизмом. Взбалмошной ее считали не без оснований — быстро вспыхивая и готовая сегодня свернуть горы, на следующий день ее стремления уже могли угаснуть сами собой или перекинутся на что-либо другое. Но уж если ее ум всерьез занимала какая-то идея, то спасения не было, почти всегда девушка добивалась своего, употребив на это все свои знания и умения, всю свою силу характера и частенько внешние данные.

Отец часто ругал ее за зря растрачиваемые таланты и возможности, которым другим и не снились. Она, частенько почти вылезши из кожи вон и совершив то, что, выглядело практически невозможным, тут же теряла ко всему интерес и искала что-нибудь новое, чтобы снова волновало кровь. Девушке были необходимы сильные и новые эмоции, чтобы дышать и двигаться, своего рода наркотик-адреналин, к которому непонятно кто ее пристрастил.

Нельзя сказать, что она была совсем уж бестолковым человеком, но определенная легкость в отношении к чему бы то ни было, красной канвой проходила по всем ее поступкам, и частенько потом, сжав зубы и упрямо нахмурив лоб, Алина не то, чтобы сожалела о содеянном, но думала, что, опять черт знает что, натворила.

Внешностью ни Бог, ни родители ее не обидели, а спорт, которому она посвятила немало часов своей еще жизни, только навел недостающий глянец, а без того не слабому характеру придал еще больше упрямства и силы воли. Красавицей она не была, но ее это давно перестало смущать. Лет в пятнадцать она поняла, что мальчишкам в классе она не нравится, потому что слишком длинная, потому что не блондинка, а рыжая. Глаза у нее были каре-зеленые, а уж нос так и совсем не вписывался в стандарты красоты — достался от мамы, с горбинкой.

Комплекс неполноценности от своей угловатости и высокого роста у нее так, впрочем, и не появился. Быть может, этого не случилось потому, что период гадкого утенка надолго не затянулся, и стройная по-мальчишески фигура очень быстро приобрела все нужные женщине округлости. А может и потому, что как раз в это время она получила свое первое признание в любви и не от кого-нибудь, а от чемпиона мира по акробатики, пепельноволосого красавца с иноземным именем Эрик.

Вообще к двадцати четырем годам она представляла собой высокую интересную женщину с непослушной гривой золотисто-рыжих волос, отличной фигурой и почти стопроцентной уверенностью в себе. Уверенность в себе таила изрядную долю реализма и пожалуй не совсем женского жестокого цинизма. Алина уже давно поняла, что взгляды на улице она притягивает вовсе не из-за знания трех языков или богатого внутреннего мира. Слишком часто она ловила взоры, устремленные не в глаза, а в декольте, и читала на лицах откровенное любование не ее задумчивой улыбкой, а своей пятой точкой, которую слишком тесно обтягивали джинсы.

Да и с собственным мужем, теперь уже правда почти бывшим, она познакомилась, будучи одетой в майку с надписью: «Говорите медленно, я блондинка», в насмешку над известным клише. Относясь, так или иначе, к светловолосому сословию представительниц слабого пола, она все же предпочитала смеяться над этим, чем злиться. Сейчас ей стало казаться, что все это было давно и быть может даже не с ней. Слишком уж разительной оказалась ее возвращение в Россию, от жизни во Франции. И как не уговаривала она себя, что это ее дом и что она со всем справится, выходило совсем иначе. Вернутся к тому, от чего убежала несколько лет тому назад, было совсем не просто, тем более, если учесть, что ни ее Родина, ни сама девушка практически за это время не изменились. Да и с чего им было меняться?

В России по какой-то неведомой причине ее утомляло почти все, но сегодня, приехав к Сашке на дачу, она чувствовала себя особенно усталой. Хмелевская казалась ей нудной и неинтересной, да и чему быть интересной в книге, которую она читала уже восемьсот раз. Но все, что она читала за последнее время, было, так или иначе, словно по иронии судьбы было связано либо с Америкой, либо с Парижем. Хемингуэй, Моем, Марлен Дитрих, Эдит Пиаф. Биографию последней она тоже уже читала раньше, но ее как и в первый раз ее снова потрясла и словно придавала сил история это великой женщины и певицы. Ее взлеты и падения, успех и разочарование, бесконечные любовники и настоящая любовь. Алине особенно нравилось то, что певица тоже жила по зову сердца, а не разума. И к чему же ее это привело? Алина не впадала в такие крайности, как алкоголизм и наркотики, но ведь она не была и гениальной личностью. Несколько раз она перечитывала часть, посвященную ее роману с Марселем Серданом, их знакомство, безумную страсть, его гибель… Девушка словно черпала силы в чужом горе, отнюдь не злорадствуя, но сравнивая собственные переживания с Пиаф и находя утешение в том, что ей ни одной приходится так мучиться.

Часто она думала, что ей должно быть легче, Дамиан ведь жив, и наслаждается жизнью, где — то далеко, просто очень далеко, а любимый Эдит погиб, но почему то легче не становилось. Алина гнала от себя мысли, что он смеется без нее, сверкая белозубой улыбкой, в которой не хватает одного зуба, с кем-то танцует, вертя партнершу, в короткой юбке, плавает в соленой воде, водит машину, покупает каждый день еду, ходит в рестораны, держит за руку… Все это уже не ей, а той, другой, Паоле, или уже следующей, а может нескольким сразу. Он рассказывал и о таких периодах в своей жизни.

Как то в начале их романа, они оказались в поезде, кажется, ехали в Пикарди к его кузену, или быть может в Бельгию в папе, и собираясь проникнуть в туалет, чтобы слегка побаловаться, он со смехом рассказал, что как-то с приятелем напившись, они поменялись партнершами. Алину тогда это повергло в шок.

— Ты и меня так когда-нибудь поменяешь? — с отвращением поинтересовалась она у явно довольного своим таким по-мужски знаменательным приключением.

Одного взгляда на лицо подруги ему оказалось достаточно, и он тут же сменил тактику, но время было упущено. Жутко разобидевшись, Алина вернулась на свое кресло, и остаток пути у Дамиана ушло на то, чтобы уверить ее в своих чувствах и загладить прошлую вину, которая для него самого таковой и не являлась. Никто, конечно, не идеал, но кое-кто был таковым явно в меньшей степени…

Алина потянулась и сжала виски руками. Устала, как же она устала за сегодняшний день. Целый день, отвлекаясь только на срочные звонки, она сначала отбирала, а потом рассылала резюме во все найденные ею агентства. То, что контракт уже был у нее на руках, делало Алину неимоверно счастливой, но все же это было не то, что ей нужно, и девушка по своему обыкновению решила довести дело до конца. Корабль, на котором она нашла работу продавцом, почти три месяца ходил по Европе, перед тем, как оказаться в Майями, где и была для Алины цель этого путешествия. Если рассказывать обо всем по порядку, то она просто снова решила сбежать. Непонятно от кого и непонятно куда, но оставаться в России она больше не могла, хоть и прошло то всего четыре месяца с того момента, как Рыжий забрал ее и Урикана из заваленного снегом аэропорта.

Прилетела она, полная благих намерений и начинаний, наконец, устроить свою жизнь там, где родилась, завести с Сашкой детей, отремонтировать квартиру и зажить нормально, что значило в ее понимании — как все люди. Сейчас Алина уже и не помнила, на каком моменте нормальное перестало быть нормальным, если вообще такое понятие можно было применить к человеку, который, мягко скажем, в общепринятые рамки не вписывался. Не помнила она и того, когда пришла к выводу, что муж все еще занимает в ее сердце свое законное место, несмотря на все старания ее и Рыжего, и того, когда подала документы на новую работу в США на круизном лайнере. Только одна дата вызывала у молодых людей шквал переживаний и впечаталась в память — восьмое августа, тот день, на который был назначен отъезд, или, если уж быть точным, отплытие, так как корабль, на который ее посылали работать уходил из ее родного Санкт-Петербурга. И эмоции у них были по этому поводу прямо скажем противоположенные, у одной ликование, с изрядной толикой сомнений, у другого — безысходность и боль.

Теперь знак вопроса в их отношениях стал еще больше. Дата расставания неумолимо приближалась, а они так и продолжали жить вместе, не зная, станет ли этот день конечным и в их истории тоже или нет. Ясно было и то, что разлука на как минимум шесть месяцев ни одним отношениям еще не помогал, как и то, что корабль будет стоять во Флориде, где жил, так сказать, супруг или почти еще. Для Сашки казалось невозможным ни снова потерять ее как тогда, когда она еще только уезжала во Францию, ни удержать. Превыше всего для него было ее счастье, а в России, похоже, счастлива она быть не могла. Или дело тут было не в стране? Так или иначе, сегодня она ехала к Рыжему на дачу после долгого и душного рабочего дня в офисе в попытках найти корабль, который шел бы в Америку сейчас, а не через полгода, ибо ждать так долго девушка была не в состоянии.

Явление русской дачи было непонятно ни одному иностранцу. Иметь дома загородом, часто даже не берегу озера, а просто ездить на участки косить траву, делать шашлык, или как они называли это, барбекю и пить водку? Выращивать странные крохотные замерзшие огурцы, закрывая парники на ночь и удобряя все это дело, сами знаете чем? Стонать от боли в пояснице, перекопав поле с картошкой и все это ради нескольких килограммов, которые можно за копейки купить в магазине или на рынке? Как объяснить, что свое вкуснее? А уж баня, посещение которая, неважно своя или соседская, с квасом или пивом, обязательно с вениками любому иностранному подданному показалась бы камерой пыток особенно, когда видишь распаренных до малинового цвета людей с выпученными глазами сигающих в снег или пруд. Нет, такое удовольствие было рассчитано только на русских, подумала Алина и заулыбалась про себя при мысли о сегодняшней парилке. Ничего они не понимают в паре!

Голова казалось квадратной, в электричке было уже не так жарко, ветерок, врываясь в раскрытые окна, овевал лица немногочисленных пассажиров, занятых своим делом. Некоторые читали газеты, разгадывали кроссворды, смотрели в окно, молодежь слушала музыку, льющуюся через черные провода телефонов и мптришек. Публика в электричке выглядела по-разному, кто-то уже был одет по-дачному: в рваные шорты, кепки козырьком назад и полинявшие футболки, из-под которых торчали лямки купальников, а кто-то еще ехал с работы и обмахивался газетами, задыхаясь в черных брюках и кожаных туфлях.

Ее внимание привлекла девушка, сидящая через сиденье. Она единственная выглядела по-настоящему красиво, одетая неброско и удобно. На ней были короткие спортивные шорты в серо-белую клетку, удобная однотонная серая майка в обтяжку без всяких там вычурных блесток и дурацких фальшивых брендов, короткие белые носочки, оттеняющие, кто бы мог подумать, здоровый золотистый загар ног и простые кеды.

Алина долго изучала ее и искренне любовалась, отдыхая взглядом. Частенько ей было обидно и противно видеть, как одеваются русские женщины. Кричащие цвета и лакированные туфли, отваливающиеся куски черной туши и расплывающаяся помада, вычурные шелковые платья на бретельках, которые темнели от пота в такую жару, а уж умением ходить на каблуках, так вообще, мало кто отличался.

В том, что Россия всегда ориентировалась на Европу, а особенно на Францию. Как и во всем, Алина видела в этом и положительные и отрицательные стороны. Сейчас русские девушки пытались вовсю походить на западных моделей. Они старались следить за собой, ходить в солярий и на маникюр и приобщаться к фитнессу. Но так же часто Алина с презрением разглядывала криво наращенные ногти, желтую от неправильного загара кожу, обувь, которую в Париже продавали б только на Пигаль, и джинсовые мини-юбки на целлюлитных ляжках.

Конечно, она продолжала считать, что именно в России живут самые красивые девушки, но именно девушки, ибо выйдя замуж, они настолько запускали себя, что ее вовсе не удивлял тот факт, что столько мужей изменяют своим женам. Хотя стоило посмотреть на этих самых мужчин. Чтоб далеко не ходить, она решила подсчитать, сколько мужчин, перешагнувших тридцатилетний порог, с нормальной фигурой она увидит сегодня на пляже. Не спортивной, с накачанным прессом, а просто нормальной, — уточнила девушка для себя, на всякий случай. Не стоило требовать невозможного, но, пожалуй, результат привел в шок и саму исследовательницу. Ни одного. Может, она просто не туда смотрела?

Мужики на Лемболовском озере все, как один, обязательным атрибутом имели золотую или серебряную цепь на шее, пивной живот, гордо нависавший над плавками, ребенка в одной руке и бутылку пива в другой, которая иногда заменялась сигаретой. Такая картина не то, что не радовала, но подтверждала ее невеселые мысли.

— А ты считаешь Америку здоровой нацией? — ядовито поинтересовался Рыжий, когда она поделилась с ним своими выводами.

— А что, надо всегда ориентироваться на худшее? Мол, мы еще ничего, а вот те вот да, они, конечно, совсем ужас. Так что — ли?

— Тут вон дамы, похоже, пришли к таким же выводам.

— Почему? — живо заинтересовалась она

— Местные ребята плавали по соседству. Думаю, можешь себе представить —, сморкались, окурки в воду, да и в выражениях не особо стеснялись, на что было высказано, что с собаками купаться приятней…

Алина скептически кивнула. ЧТД — что и требовалось доказать… И все же глядя на семейные идиллия, на голых карапузов в кепочках, на рыжую малышку в розовом купальнике, восторженно верещавшую неподалеку, на этих самых пузатых пап с колясками, в душу закрадывалось сомнение. Вот народить парочку, а то и тройку детишек, возить их летом на дачу, а осенью в детский садик. И готовить обед мужу, который будет ходить по квартире в семейных трусах с банкой в руке, и не думать ни о мотоцикле на авторуте, ни о глазах цвета морской волны, ни о том, чтобы плыть через океан, за мечтой, за …

Девушка вздохнула. Размышлять об этом было абсолютно бесполезно, она знала слишком хорошо, что от такой жизни она сбежит еще быстрее, чем из Парижа. Собака потрясла ухом, не открывая глаз, и недовольно обернулась на хозяйку. Мол, чего дуешь, спать мешаешь? Алина улыбнулась:

— Je vais venir te chercher, ne t’inquiète pas, mon petit bébé adoré, je te quitterai jamais. On va voir papa bientôt! — еле слышно прошептала она и добавила уже по-русски, — Все будет хорошо. Все будет хорошо.

— Это ты к чему?

Рыжий расслышал только последние слова, но Алина не потрудилась объяснить, молча, разбежалась и нырнула, подняв над водой тучу серебристых мелких брызг.

Наутро она поднялась раньше всех, хотя было уже 9 утра. Вода была только во дворе, и чтобы почистить зубы и умыться, нужно было выйти на улицу. Солнце было уже высоко, но от росы ногам было холодно. Урикан недовольно фыркал, обнюхивая серебристые капли, повисшие на листьях малины. Алина ласково усмехнулась и потрепала его по загривку. На этот раз он даже не дулся за то, что его на неделю оставили на даче с тетей Аней, Сашкиной мамой. Кто бы мог подумать, но эта собака умудрялась напустить на себя обиженный вид и не обращать никакого внимания на того, кто к нему обращался. В основном так бывало, если Алина оставляла его с кем-нибудь и уезжала, но в этот раз ему видимо понравилось. Тетя Аня сказала, что он даже начал самостоятельно заходить в воду, тогда как хозяйка каждый раз затаскивала его чуть ли не за шиворот, а тут сам… Удивлению Алины не было придела. Да и вообще, кажется, он стал намного спокойнее и физически выглядел отлично. Она со вздохом подумала, что Урикан совсем не скучал тут, но, наверное, это и к лучшему, ведь скоро им придется разлучиться на несколько долгих месяцев. Алина с удовольствием оглядела его лоснящуюся короткую шерсть и мускулистое тело, которое за неделю казалось постройневшим.

— Урик. — тихонько позвала она пса, тот отвлекся от чего-то интересного в траве, и вопросительно посмотрел на обожаемую хозяйку. Любили они друг друга безмерно, непонятно даже кто кого больше. Алина направилась к малиннику на второй половине участка, и пес потрусил за ней. Он никогда не отходил от Алины дальше нескольких метров за все то время, что жил у нее. Эту историю можно было с полным правом назвать любовью с первого взгляда.

Он стал подарком на ее день рождения, первый который они проводили вместе. Алина безумно хотела кошку, о чем сообщала Дамиану при каждом удобном случае, и в утро, когда ей исполнилось двадцать три, она развернула подарочную обертку и восхищенно вскрикнула, хотя и выглядел подарок несколько странно, картонная коробка с кошачьим кормом. Но это могло означать только одно.

— Одевайся, мы едем выбирать твоего котенка!

Алина не заставила себя упрашивать, и через час на их маленьком скутере они оказались в приюте для домашних животных города Женвилье, кстати, местом рождения Дамиана. Выглядело это заведение тоскливо — серые бетонные стены с колючей проволокой на верху, как будто тюрьма строгого режима. За высокими воротами сновали мрачные работники в резиновых сапогах со швабрами и шлангами, и единственное, что оттеняло невеселую картину — радостный детский смех, уже счастливых обладателей домашних питомцев. Правда, не обходилось тут и без слез, когда чей-то родитель не пожелал забрать больше одного животного или справедливо объяснял зареванному чаду, что собака размером с маленького пони не поместится в их городской квартире.

В кошачий отдел стояла огромная очередь, что и понятно, ведь было воскресенье и к тому же конец лета, время школьных каникул. Они пристроились в самом конце, с одной стороны девушку порадовал такой интерес французов к брошенным домашним животным, с другой Алина начала беспокоится — хватит ли и на них живого товара, ведь народу было не мало. Гавканье, лай и визг не прекращались не на секунду, и от всего этого девушка пришла в легкое замешательство, а Дамиан, который чувствовал себя всюду и везде в своей тарелке, весело улыбнулся и посмотрел на подругу:

— Может, пойдем пока собак посмотрим?

— Мы за кошкой приехали, как ты помнишь. — недовольно произнесла Алина. Стоять в такую жару в очереди с хнычущими детьми и разглагольствующими бабулями ей тоже не улыбалось. Девушка нерешительно повертела в руках шлем от скутера и вдруг решилась.

— Только посмотрим. — предупредила она.

Победно хмыкнув, Дамиан уже заторопился к вольерам, он обожал собак и дома, в Венесуэлле у него раньше жило две лайки, но сейчас осталась одна Кенни, старшая, ее сына еще в Штатах сбила машина, о чем горевала вся семья. Он до сих пор с восхищением и сожалением описывал рост и силу мальчика. А на правом предплечье красовалась татуировка в виде головы волка, но был ли это волк или лайка, сказать было трудно, а сам он, если и знал, то не говорил, не любил показывать свои чувства.

В каждой клетке было по несколько обитателей, которых отбирали по размеру, чтоб если уж чего не поделили, ущерб был минимальным. Маленьких собак держали по четверо-пятеро, больших по одному или двое. Лохматые, короткошерстные, коричневые, белые, серые и пятнистые спины прямо подпрыгивали при появлении посетителей. Розовые, бордовые, малиновые языки пытались просунуться между ячейками железной сетки, но где-то и зубы клацали в надежде отомстить нерадивым людям, за то, что предали и оставили, за потерю и свободы и хозяев, всего самого дорогого, что только может быть у домашней собаки.

Желтые, карие, черные и даже голубые глаза смотрели отовсюду с надеждой, ненавистью, безразличием, отчаянием или просто счастливым щенячьим восторгом, оттого, что никто не обижает и есть чей-то теплый бок рядом. Одни собаки понуро сидели в своей временной тюрьме, а другие не могли усидеть на месте в этом маленьком, выделенным на жизнь, пространстве, едва ли не бегая по стенкам камеры в ожидании того, когда же, наконец, придет «Его Человек», погладит, накормит и заберет с собой отчаявшееся одинокое существо. Алина остановилась у клетки с высокой непонятной дворнягой с лохматой челкой и мокрым носом, которым он, поскуливая, тыкался, ей в руки.

— Ну, что ты маленький? — у Алины дрогнуло что-то в душе. Столько живых существ находилось вокруг, столько маленьких сердец билось в поиске и надежде.

— С ума сойти. Тут и доберманы, и ротвейлеры, и пудели, и все что хочешь! — подошел Дамиан, — жалко лаек не видать.

— Хм… — неопределенно хмыкнула Алина, смущенно и радостно глядя на лохматого щенка. Собак она недолюбливала за слюнявое и сентиментальное обожание хозяина несмотря ни на что и не сомневалась ни на секунду, что кошки в данной ситуации в соседнем здании ведут себя по-другому. Эти самодовольные и независимые существа быстро превращают в свою собственность любую подвернувшуюся им территорию. Девушка была уверена, что тигры в миниатюре сейчас смотрят на пришедших людей, как на незваных гостей, невозмутимо поворачиваясь к ним спиной, и так же невозмутимо продолжают свой туалет, словно никого не желая замечать, в тоже время пристально следя за любым передвижением, как генерал на поле боя.

Но, несмотря на такое мировоззрение, щенок начинал определенно ей нравиться. Дамиан пошел дальше вдоль рядом и вдруг, остановился, присвистнув.

— Гляди-ка, твоя любимая порода.

Надо сказать, что бультерьер был любимой породой Алины чисто теоретически, практически же она ни разу в жизни не имела с ними дела, хотя всем и каждому заявляла, что если уж и стоит брать себе собаку, то исключительно этой известной английской породы. А корни такой любви уходили в ее детство, когда девочки десяти лет от роду бабушка читала на ночь рассказы Сетон-Томпсона, среди которых был всем известный «Снап». Хлюпая носом после печального финала, ребенок раз и навсегда решил, что, когда вырастет, заведет себе дом на берегу моря, а море было обязательным условием, и семью, то ей непременно нужен будет такой же храбрый и красивый пес, как описан в рассказе. С возрастом желание, как ни странно, не пропало, а лишь утвердилось, и дело было только за домом на море и семьей, а выбор собаки сделан был давно и навечно.

Так что, услышав эти слова, девушка подскочила на месте и в следующую секунду уже восхищенно рассматривала молодого, тигрового окраса, представителя семейства бультерьеров, который, кстати сказать, не то, что не пошевелился от ее восторженного вопля, но и вообще никак не прореагировал на приход уже не первых за сегодня посетителей.

— Ну и махина. — присвистнул Дамиан, оглядывая резко очерченные мышцы на задних лапах.

— Сам ты махина, — обиделась за собаку Алина и убежденно заявила — он очень элегантный.

— Особенно зубы элегантные, — кивнул ее парень, — полный набор. Как у крокодила прямо! Этакая элегантная машина для убийств.

— Ну, какая это тебе машина?! Он же бедненький потерялся, а ты его обзываешь. Смотри, какой у него несчастный вид. Не бойся, малыш… — с этими словами девушка плюхнулась на колени перед решеткой и просунула пальцы, погладив упругий коричневый бок. Предостерегающее шиканье молодого человека Алина пропустила мимо ушей.

Пес действительно был хорош. На вид ему можно было дать от силы года полтора. Короткая шерсть лоснилась в солнечном свете, белая полоса разделяла морду на манер переносицы у шлема, спускаясь к самому носу корчинево-черного цвета, а окрас вокруг глаз цветом напоминал тигра, попавшего в шоколад. Зубы, в остроте которых сомневаться не приходилось, сугробами тонули в молочно-розовой пасти. Белая полоса уходила на загривок и опоясывала шею на манер щегольского шарфа, лапы могли похвастаться такими же белыми носочками, да и кончик хвоста имел идентичный оттенок. Хвост, надо сказать, не подумал дрогнуть и в подобии приветствия, которым у всех нормальных собак принято выражать свою радость от близости человека.

— По-моему, он прекрасен! — тоном, не терпящим возражений, произнесла девушка, все пытаясь привлечь внимание собаки. Но и лесть не подействовала, пес все также сидел, холодно уставившись куда-то в пространство.

— А, по-моему, он нас игнорирует. Ну-ка, отойди.

Алина сперва послушалась, а потом спросила:

— Зачем? Эй, ты что собираешься делать… — обеспокоенно начала она, но Дамиан, уже разбежавшись, несся прямо на клетку, словно намереваясь плечом вышибить дверь. В самый последний момент он затормозил. Собака не сдвинулась ни на сантиметр, продолжая сидеть каменным изваянием преграждая вход с другой стороны.

— Нервы у него, похоже, тоже железные. Как и мышцы. — одобрительно прокомментировал молодой человек.

Алина внимательно вгляделась в собаку:

— Знаешь, тут дело не в нервах…

— А в чем?

— Кажется, по его мнению, мы вообще не заслуживаем его внимания. Он весь в себе. Его бросили, обманули и он никому не верит. Ему больно, но не жалуется. Он очень гордый и сильный.

— Силы то ему точно не занимать. — пробормотал он с подозрением поглядывая на Алину, а ответом ему уже был умоляющий взгляд, который молодой человек слишком хорошо знал.

— Не думаешь же ты… — осторожно начал он.

— Он такой хороший и несправедливо его здесь оставлять!

— Но мы же за кошкой приехали! — оторопело напомнил Дамиан.

— А возьмем собаку. — очень логично ответила она. — Что здесь такого?

— Действительно ничего. Кроме того, что у тебя собак, отродясь, не было, и бойцовая порода — это не то, с чего следовало бы начинать. Ты же говорила, что не любишь собак за то, что они раболепствуют!

— Говорила! А он не такой. Он гордый, и ему плохо. — Алина прижалась лбом к клетке, так что сетка отпечаталась у нее на коже. — Мы должны ему помочь!

Дамиан знал, что спорить уже бесполезно, собака понравилась и ему самому, но все же пытался привести хоть какие-то разумные доводы:

— Нас убьет квартиродатель.

— А мы его спрячем! И я буду гулять с ним рано утром и поздно вечером. Ты ж знаешь в нашем захолустьем в это время все спят. — Алину уже ничто не могло остановить, и голос разума был оглушен заявлением о том, что юг Парижа вдруг стал захолустьем.

— Но он же тебя и знать не хочет.

Девушка снова просунула пальцы сквозь решетку и погладила стоящее торчком ухо:

— Мы подружимся. Я это знаю. Его зовут Урикан. Харрикейн — по-английски.

— Ураган значит. Мда. Надеюсь, что съест он нас хотя бы не в первый же день. — с этими словами Дамиан последний раз окинул собаку взглядом, в котором одобрение мешалось с большим сомнением, махнул рукой и пошел выяснять, что требуется для такого усыновления.

Естественно история на этом не закончилась, а только началась. Оказалось, что нужных документов у них нет, что квартира, которую они снимали, не походит размерами, а зарплата недостаточна для содержания такой дорогостоящей собаки. Но французы просто не знали Алину, она была готова перелезть через стену, перегрызть колючую проволоку и похитить уже ставшего любимым пса под покровом ночи. А когда она узнала, что собак, попавших в питомник, и никому не приглянувшихся, через два месяца усыпляют, повергло ее в шок. Такой участи она не пожелала бы никому, даже таракану, а уж тем более такому красивому и несчастному существу, как Урикан.

На протяжении недели, каждый день девушка ездила к нему на скутере через весь город, везя в багажнике какой-нибудь гостинец, и медленно, но верно, лед тронулся. Через несколько дней Урик стал робко вилять хвостом при ее появлении, а в конце недели уже готов был снести дверь тюрьмы в нетерпении, когда же Алина откроет замок, и можно будет вылизать ей уши. Почему-то именно эта часть тела подверглась порыву собачьих чувств. И через восемь дней, ушедших на то, чтобы без зазрения совести подделать все нужные документы, Алина стала гордой обладательницей одного очень счастливого бультерьера. А уж сама новоиспеченная собаковладелица так и сияла, когда забирала его домой, так что, когда вопрос о переезде в Россию стал уже решенным, и речи не могло быть о том, чтобы собаку оставить во Франции. Сашка же был так упоен ее возвращением, что был согласен жить в одном доме даже с динозавром, если бы хоть один такой экземпляр сохранился до наших пор.

Доверяя досужим разговорам, страшным историям и неизвестно откуда берущимся новостям, люди думают, что любая собака бойцовой породы несомненно бросится на них при первой же встречи и если не убьет, то уж покалечит то наверняка. То, что вымысла во всем этом не менее, чем девять десятых, никого не волнует и любой прохожий перейдет на другую сторону тротуара, похватает все свои котомки на остановке или вообще повернет в противоположную сторону, даже если смертельно опаздывает, чуть вдалеке завидит пит-буля, стаффордшира или вообще этого дракона под именем бультерьер. Поэтому, Алина, вполне привыкнув к такой реакции на ее любимца, которая, впрочем, ее совсем не беспокоила, слегка удивилась, когда на Сашкином лице расцвела улыбка неимоверного обожания при виде здорового зубастого пса вылезшего из клетки, в которой он и провел весь полет.

А удивляться было, собственно говоря, и нечему. Рыжий любил ее так давно и так сильно, что поколебать это не смогли ни долгая разлука, ни расстояние, ни замужество и уж тем более ни собака, которая раз принадлежала ей, то и на нее распространялась его нерастраченная любовь. И когда он приехал забирать ее в заснеженный аэропорт, то и Урикан с этого момента стал частью его семьи.

Но их история началась намного раньше телефонного звонка, раздавшегося посреди ночи, и бесцветного от слез и отчаяния голоса, который произнес:

— Я развожусь. Послезавтра буду в Питере. Встретишь?

Этого-то можно было и не спрашивать. По его собственному утверждению, Рыжий готов был бегать по потолку при мысли о том, что после стольких лет, встреч и расставаний, она все-таки решила вернуться к нему. Алина была вовсе не так счастлива, хотя своими собственными руками долго и упорно разрушала то, что у нее было с Дамианом. Решить, кто именно был ей нужен больше, она была не в состоянии и тянула до последнего, пока уставший от скандалов и истерик муж не предложил пожить отдельно. И разъезжаться даже им не пришлось, Дамиан в то время находился в Америке по работе и просто решил не возвращаться. Случайно, а может и не совсем, прочтя письмо его матери о том, как правильно он поступил, и как сильно ей понравилась его новая подруга, Паола, Алина пришла в ярость и тоже собрала чемодан вместе, разумеется, с собакой.

Знакомы они с Рыжим были очень давно, с первого курса Института, и уже тогда длинноногая девчонка в короткой юбке, отбиравшая у него мячик в спортзале, где их команда играла в баскетбол, запала ему в сердце. Но тогда Алина была смертельно влюблена в капитана, а не в него, да и другие не оставляли ее без внимания, так что ему никак не удавалось с ней ни даже назначить свидание, ни даже просто поговорить.

Следующий раз жизнь столкнула их намного ближе, смешав карты так, что он оказался ее коллегой по работе. В этот раз она снова была влюблена и снова смертельно, на этот раз только расставшись с очередным молодым человеком, и не разбирая особо, закрутила роман с Сашкой. И если для нее это было лишь легким увлечением, то для него, однолюба по натуре, оказалось страстью на всю жизнь.

Повстречавшись какое-то время, она оставила его ради другого, тем не менее сохранив, и прежнюю влюбленность, причинявшей ей, привычные молодости, муки, и дружеские отношения с Рыжим, которому часто изливала душу. Так Сашка сам того не желая стал ее лучшим другом, в бесконечных беседах узнавая все сокровенные тайны ее души, влюбляясь все больше и больше, но скрывая это ото всех окружающих и даже частично от самого себя.

Цвет его волос, курносый нос и веснушки по всему телу, включая и лицо, не предавали ему вид Казановы, разве что зеленые, как крыжовник, глаза, могли бы принадлежать покорителю сердец, да и те прятались то за стеклами очков, то за линзами, но страдал он совсем не от этого. Алина и не подозревала о глубине его чувств, ей нравилось его упрямство и готовность всюду и везде ее сопровождать, даже в самых сумасшедших вылазках, когда в три утра в одной из иногородних командировок ей вдруг захотелось шашлыка. Его цинизм и черный юмор, профессиональную хватку, острый ум и образованность всегда ей импонировали. Надо сказать, что девушкой она была не глупой, а особо увлекалась чтением серьезной литературы, и если человек не знал, кто такой Томас Вульф, например, то и разговаривать, по ее мнению, с ним было не о чем.

С Сашкой они тогда вместе работали и много ездили по стране, живя в одном гостиничном номере. Часто спали в одной кровати, когда после долгого ночного разговора «за жизнь» ей было лень возвращаться к себе. В тот период своей жизни Алина начала выпивать, а он хоть и пытался этому помешать, но слушал. Слушал ее слезы о другом, ее жизнь, боль, обиду…

Разрывы с любимым человеком бывают, скорее всего, в жизни у каждого. Кто-то переживает это тяжелее, кто-то легче, но в двадцать с небольшим все кажется гораздо острее. Алине казалось, что она горела в медленном огне, хотя всеми силами пыталась этому сопротивляться, и так уж получилось, что Рыжий знал о ней такое, чего никогда бы не подумал даже ее родной отец. То, что девушка похоронила мать, едва ей только исполнилось восемнадцать, наложило на характер Алины ничем неизгладимый отпечаток. Если теряешь родного человека, одно это может изменить тебя навсегда, но сознание, пусть даже и порой не соответствующее действительности, того, что ты мог бы помешать этой смерти, грызет тебя изнутри настолько, что ты уже никогда больше не сможешь быть прежним.

Он не переставал удивляться, какой разной она была с людьми на работе и ним, днем, не расслабляясь ни на секунду, сохраняя на лице очаровательную улыбку, ни взглядом не выказывая того, что творилось у нее в душе, и ночью, сжимая кулаки до крови под ногтями.

В итоге он знал ее настолько, что мог сказать заранее понравится ли ей та или иная книга и угадать, что Алина ест в офисе перед компьютером, когда они переписывались по интернету. Но однажды девушка призналась, что в России ей все надоело, что жить в одной стране со своим бывшим она больше не в состоянии, что нужны новые ощущения, мечты, моря и страны. У нее возникла идея провести каникулы во Франции, которые как она правильно подозревала, могли несколько затянуться. В глубине души Сашка пришел в ужас, но ничем это не выказал. Характерами молодые люди были очень похожи, но в одном все же сильно различались. Если Алина была готова бороться до конца, даже если все вокруг кричали о бессмысленности этой борьбы, она шла напролом несмотря ни на что. Часто от этого набивая себе многие и даже чересчур многие шишки, но и также часто выходила с победой там, где другие уже давным-давно сложили оружие.

Рыжий же был от природы фаталистом, и несмотря на сильный характер и силу воли, всегда безразлично смотрел на то, как тонет его лодка. Вот и сейчас молодой человек не предпринимал ничего до самого последнего дня, когда вдруг то, что он ее потерял, встало перед ним неумолимым фактом. Тогда в пять утра дня, а точнее ночи перед отъездом, он позвонил в ее дверь, за которой только недавно утихла прощальная вечеринка, с признанием и просьбой остаться.

— Мне кажется, что я тебя люблю. Прошу тебя, останься. Я никогда не видел таких сильных как ты и никогда не полюблю никого другого. — так странно прозвучали его слова на лестничной клетке, куда вышла девушка, не желая тревожить только что уснувших многочисленных гостей.

— Тебе кажется? — от общения с ним Алина тоже получила долю здорового цинизма.

— Я уверен.

— А тебе не кажется, что сейчас поздновато для таких признаний. Я завтра уезжаю, и уже ничто меня не остановит! Я не хочу здесь больше оставаться!

И несмотря на его сбивчивые объяснения и непродолжительный разговор, она захлопнула за собой дверь, а наутро покинула страну. Он смирился, но не хотел совсем прекращать общаться: он написал, она ответила. Поначалу на новом месте никому не бывает легко, а тут еще прибавьте чужой язык, обычаи и образ жизни. То, что у нее не было документов на работу, места, где жить и даже французским она владела не очень уверенно, ее как раз не смущало, но оказаться первый раз одной, без друзей и родных, работая с высшим образование официанткой, оказалось даже для нее делом не совсем легким. Так и вышло, что его письма, наполненные тихой нежностью и заботливой грустью, стали для нее отдушиной, ниточкой, связывающей ее с прежней жизнью, и поддержкой в трудные минуты. Писем было столько, что можно было бы опубликовать целый роман, а для девушки они стали необходимыми, как воздух.

Он никогда не звал ее обратно, зная, что во Франции Алина счастлива гораздо больше, чем была в России, но продолжал писать почти каждый день, ибо по-другому не мог. В их отношениях уже тогда светилась какое-то странное понимание друг друга и нежелание ничего менять. Она доверяла ему и дорожила им больше, чем кем бы то ни было в ее жизни, но в то же время и не думала хранить ему верность. Он знал обо всех ее любовниках, никто из которых не задерживался надолго, но это не мешало ему каждый раз вздрагивать и судорожно оглядываться всякий раз, когда на улице доносился запах ее духов, и продолжать надеется, что когда-нибудь они будут вместе.

Потом в жизни Алины, как и следовало ожидать, появился кто-то дольше, чем на несколько ночей, когда в баре ее пригласил выпить загорелый блондин с задорным взглядом зелено-голубых глаз. С Дамианом все, от начала их отношений и до их разрыва, было очень просто. Тринадцатого мая они познакомились, через неделю он переехал к Алине, в июне они поехали вместе в отпуск, а в августе решили пожениться. И все это притом, что с предыдущим своим молодым человеком девушка разошлась именно по той причине, что не хотела никаких серьезных отношений.

Дамиана можно было охарактеризовать так:

В четверг, придя с работы и моя руки в ванной, он мимоходом бросил:

— Знаешь, я тут видел одну классную штуку в магазине.

— Да? — Алина рассеянно подняла глаза от каталога к диплому по советскому дизайну. — В тысяча девятьсот восемнадцатом во ВХАТЕМАСЕ без присутствия спроса со стороны…Что именно?

— Кхм. — он кашлянул. — Да вообще-то ничего особенного. Я подумал, что неплохо бы было снова сесть на мотоцикл. Вот и приглядел один.

Алина чуть не подскочила на стуле:

— Ты в своем уме? Мы еще не выплатили кредит за мой скутер. Машина же на стоянке. Какой мотоцикл в Париже?

— Да, нет. Я же просто подумал…

В пятницу, приблизительно в то же время, Алина ответила на звонок мужа по мобильному телефону и услышала:

— Малышка, посмотри в окно. У меня для тебя сюрприз.

— Иллюстрация к Маяковскому «Разговор с фининспектором о поэзии». — Она все еще сидела над дипломом. — Иллюстрация к…

Безо всякой задней мысли, отодвинув от себя ноутбук, и собаку, которая уже минут пять сходила с ума при виде любимого хозяина за стеклом, она выглянула и так чуть оттуда не выпала. Внизу прямо посреди дороги стоял новенький спортивный мотоцикл «Ямаха Р1» и поблескивал синим глянцем на солнце. Кто разбирается хоть чуть-чуть в этих двухколесных монстрах, даже понять, что этот зверь был предназначен для гонок по автотрассе, а никак не для многомиллионного города с огромным количеством светофоров.

— Я и шлем тебе купил! Спускайся, надо его опробовать.

Алина еще несколько минут созерцала счастливого мужа, и мучимая плохими предчувствиями и размышлениями на тему, сколько денег уйдет на его обслуживание, помимо выплаты еще одного кредита, который явно не поможет их и без того не шикарным финансам, отлепилась от окна и молча сняла с вешалки кожаную куртку.

Их жизнь хоть и радовала девушку разнообразием, но уж чересчур было все неконтролируемым. Он мог забыть встретить ее с ресторана в 3 утра и заснуть, когда она одна возвращалась ночью по злачным районам Парижа. Мог заявить, что ему надо отдохнуть и уехать на выходные к другу. Мог преспокойно с восторгом и на полном серьезе принести домой визитную карточку режиссера порнофильмов. И хотя он был неисправимым оптимистом, с добрым сердцем и легким характером, Алина часто уставала от такой легкости, которая превосходя ее собственную разболтанность, периодически просто ее пугала, с одной стороны заставляя девушку быть более дисциплинированной, а с другой, задумываться все чаще, зачем ей это нужно.

Но все это было после. До этого была свадьба, много гостей, знакомство с пищащей от гнева и неприязни свекрови, и неимоверно радостным свекром, и остальным семейством и то, как Рыжий это воспринял, а точнее как не воспринял. Никак. Он просто перестал писать. Совсем, что Алине далось гораздо труднее, чем она себе представляла. В последнем письме он написал, что любит ее все равно и желает ей счастья, и если это тот единственный, которого она всю жизнь ждала, что ж, да будет так.

Девушка впала в панику и начала строчить одно письмо за другим, но ответа уже не было. Она вовсе не хотела так его терять. Терять человека, к которому так привыкла, и без которого уже не представляла свой день? Того, который любил ее, наверное, как никто и никогда в жизни ее любить не будет? Нет, она была не готова его отпускать, но все Алинины попытки, ни к чему не привели.

Безуспешно она пыталась объяснить, рассказать о том, что они могут и дальше быть друзьями, что нельзя терять друг друга, если они смотрят на жизнь одними глазами, что она не сможет без него обойтись и не понимает, что в сущности изменилось. Но в глубине души девушка все прекрасно осознавала: теперь она официально будет принадлежать другому человеку. Рыжий хотел ее видеть не другом, а женой, а теперь все его мечты и надежды пошли крахом, а продолжать страдать он больше не хотел, итак слишком долго тянулись эти странные отношения, и Алине ничего не оставалось, как смирится.

Хотя сейчас по возвращению в Россию она и пыталась себя убедить, что ее муж был ужасным человеком, ей с ним было хорошо. То, что они были абсолютно разными людьми, не мешало им вместе отлично проводить время, ходить по ресторанам и ночным клубам, посещать друзей и ездить загород на мотоцикле. Девушка разрывалась между работой, приработком и учебой, но даже несмотря на это у нее хватало времени тосковать по утерянной дружбе или, может, это было что-то большее? Ее часто смущало то, что с Дамианом она не могла поговорить ни о своей дипломной работе, ни о музее в котором мечтала работать, ни о прочитанной книге или увиденной картине. Его интересовали другие вещи: футбол, мотоциклы, машины, танцы и, пожалуй, еще немногое из политики той страны, которой он считал своей родиной — Венесуэлы.

Семейная жизнь Алины выглядела однобокой, она подсознательно это чувствовала, но как это изменить, не имела ни малейшего понятия. Старания научить мужа чему-то, что было важно для нее, словно растворялись в воздухе. Париж, город моды, живописи, литературы, архитектуры, кладезь музеев и библиотек, где даже на кладбище можно было прочесть не одну страницу истории французской столицы, почему-то не мог заинтересовать, казалось бы, не самого глупого его жителя.

Дамиан был французом по рождению, но родители его развелись еще, когда он был ребенком, и мать вышла замуж за венесуэльца по имени Жерар, в чьей огромной семье он и провел большую часть своей жизни. Характером он тоже никак не походил на вечно недовольных французов, являясь отличным примером веселого жителя Латинской Америки. Какое — то время она старалась жить его интересами, но научится танцевать меренги и сальсу или не вцепляться в водителя, когда они летели по ночной автотрассе, оказалось не таким уж сложным, а девушке все также чего-то не доставало, и она все больше скучала по Рыжему.

Можно ли ее брак было назвать счастливым или нет, об этом можно было судить, подсчитав, сколько раз за три года она была счастлива, на что девушка, если бы ее спросили, пожалуй, назвала бы цифру три. Воспитанную на всевозможных сказках со счастливым концом, на исторяих любви до последнего вздоха, Алина хотела и свою историю видеть таковой. Но ее взаимоотношения с мужем были похожи на Пизанскую башню с тем лишь отличием, что в Пизе башня стояла хоть косо, но крепко, а ее семейная жизнь, то и дело грозила рухнуть.

Женщина поопытнее, разумеется, не стала бы на ее месте заниматься хлопаньем дверей и высказываньями в духе «Ты настолько глуп, что даже не знаешь, кто такие импрессионисты?» и вела бы себя по-другому, ведь Дамиан был достаточно умен, просто необразован и неприучен к таким тонким материям. А Алина думала, что любой нормальный человек просто обязан интересоваться музеем Орсе, а уж образование — это личное дело каждого, в крайнем случае, дело родителей, если речь идет о ребенке. Дамиан ребенком не был уже давно, но и учиться особо желанием не горел, и тем для разговора оставалось все меньше и меньше, и под крышей дома на улице Перье все больше сгущались тучи.

Масла в огонь подливала свекровь, приезжающая навестить их, и в Париже, и в Венесуэле, куда в свою очередь молодая пара приехала провести каникулы. Скандалы продолжались уже по другую сторону океана. Элизабет и Алина, как ни странно, оказались похожими друг на друга не только внешне, но и внутренне. Обе были привлекательными блондинками сильным характером, обе любили спорт, море, сильные ощущения и Дамиана, а что самое главное, ни одна не привыкла отступать. Путешествие по стране, джунгли Амазонки, пляжи Карибского моря, загорелый и подтянутый мужчина рядом, все это было приправлено сочными ссорами со свекровью, напоминая настоящие бразильские страсти. И именно в этот прекрасный момент, спустя почти год молчания, снова пришло письмо от Рыжего.

«Привет… Этот раз следующий после последнего… я на грани все остальное сейчас не существует… Все остальные видят маску… Для того чтоб увидеть меня, ты, я помню, злила меня не в трезвом виде… я не могу без тебя… Я пытаюсь убить даже воспоминания, но продолжаю писать тебе письма… Когда лежу ночью, пытаясь уснуть. Прошу… Пожалуйста… позволь мне забыть тебя…»

Алина снова сидела перед компьютером и снова смотрела на монитор, улыбаясь сквозь слезы. О нет, это явно была просьба не забыть, а наоборот — вернуться. К чему? К тому, что было? И опять все завертелось по новой: звонки, письма, телефонные сообщения. Она здесь, он там, все было просто и понятно для девушки, но не для молодого человека. У нее была теперь и духовная и, если можно так назвать, материальная сторона жизни, а у него снова терзания и вопросы без ответов.

Так прошло еще полгода, и Алина окончательно поняла, что запуталась. Съездив пару раз в Россию, она также поняла, что жить там не хочет. Мрак и бюрократия родной страны, равно как и ее чудесный климат а-ля дождь со снегом ничуть не поменялись, и что Францию, где здоровались даже водители в автобусах, а Лазурное побережье несравнимое даже с Карибами, где уж там Финскому заливу, ей оставить будет очень тяжело.

К колебанию на чаше весов присоединились друзья и родственники, прекрасно обо всем осведомленные, ибо скрытностью девушка не отличалась. В основном они держали сторону Дамиана. Друзья, принадлежащие к сильному полу из мужской солидарности, девчонкам же просто импонировал гораздо больше голубоглазый блондин, чем сомнительный рыжий, и институт брака в России принято соблюдать до последнего, даже если оба супруга уже давно не живут вместе. Сам Дамиан как-то очень спокойно реагировал на сложившуюся ситуацию, по мнению Алины, потому что сам был не идеален. Один раз она нашла у него в машине чужую женскую помаду, а другой раз счет из отеля, когда он должен был быть у друга, на что у него, конечно же, находились объяснения, которым приходилось верить, за отсутствием доказательств. А сам он был настолько не ревнив и уверен в себе, что даже на секунду не мог представить уход жены, спокойно готовясь к новой работе в США.

Когда он улетел, и девушка осталась одна в их парижской квартире, над Алиной навис выбор с большой буквы «В», дипломная работа, продажа квартиры в Санкт-Петербурге, предполагаемый переезд в Штаты, и все это вместе взятое привело девушку к мощнейшему нервному срыву. Желудок абсолютно отказался воспринимать пищу, ее выворачивало наизнанку по несколько раз в день, она перестала спать по ночам, а если и засыпала на какие-то полчаса, то просыпалась с криком и в слезах.

Похудев на семь килограмм, она приняла решение. Так дальше продолжатся не могло. Столько миллионов раз она передумывала и снова возвращалась к одному и тому же. Здесь был ее дом, который она построила своими руками на пустом месте. Работа и учеба не свалились ей на голову неоткуда, она мучительно и упорно этого добивалась, а теперь ей нужно было все бросить? Муж, даже не образованный и не идеальный, но любящий и терпящий все ее недостатки, с которым она просыпалась вместе почти три года каждое утро, о котором она привыкла заботиться и делить невзгоды пополам, он все еще оставался ее мужем. Девушка поняла, что не готова уйти из этой квартиры, собрать все вещи и плюшевые игрушки, их общую собаку, выкинуть то белое платье, в котором выходила замуж. А самое важное, Алина просто не могла себе представить, как она объявит ему о своем уходе, не могла посмотреть в его глаза, не могла сказать, что уходит к другому. Решение оказалось не в пользу Рыжего. О том кого же она все-таки любит, Алина даже не хотела и задумываться.

Теперь уже девушка написала очередное прощальное письмо, стерев все предыдущие, и поставила блок на его адрес. То, что пережил он, читая это письмо, ее уже не волновало, так как решение это потребовало все оставшиеся силы, которых и так уже было не много. Алина постаралась придти в себя, но все стало только хуже. Муж был далеко, из родных поблизости никого не было, а обратится к Рыжему за поддержкой теперь было бы уже смешно. Если бы не собака, она бы просто перестала выходить из дома. Девушка ни с кем не хотела разговаривать из французских друзей, а русские приходили в ужас от звучания ее голоса по телефону. Когда звонил Дамиан, разговаривать без слез она была просто не в состоянии, и через какое то время, понимая, что не справится в одиночку, кошмары по ночам становились все реальнее, а есть она все также не могла, она попросила его вернутся, на что получила яростный отпор.

Каждый телефонный звонок теперь заканчивался скандалом, и он никак не мог понять, что нужен ей, как и не видел причин возвращаться в разгар рабочей командировки, которая тянулась уже месяц и должна была окончиться еще только через шестьдесят дней. У Алины был на руках купленный билет до Маями, но не было визы, а муж после серии разборок по телефону начал считать, что это присутствие нервной жены никак не поспособствует его карьере, так его заботящей на тот момент, так что высылать приглашение уже не горел желанием.

Так она и оказалась снова в России, куда так не хотела возвращаться и где совсем себя не представляла, однако жизнь сама все расставила по своим местам, всех заставив расплачиваться по своим счетам. Более или менее выздоровев, набрав нормальный вес, и перестав походить на узника Бухенвальда, Алина стала размышлять, что же произошло, кто виноват, и что теперь со всем этим ей делать. Поначалу она просто была счастлива потому, что ее больше не тошнит и не надо засыпать с телефонной трубкой в руке, слушая успокаивающий голос отца. Через какое-то время девушка устроилась на работу и буйная натура, требующая выхода, заставила ее начать ремонт в квартире. Они устроили перепланировку, прорубив стену на кухне, поменяли кафель, самостоятельно отдирая старые плитки, поклеили новые обои и покрасили стены там, где их не было.

Рыжий был и счастлив и нет одновременно. Пока любимая выздоравливала, он на цыпочках ходил по квартире, боясь нарушить и без того хрупкий сон, был готов не только собственноручно вырубать стены в доме, но и построить отдельную лестницу ведущую на седьмой этаж, если бы он только пожелала. Он полюбил бультерьера и считал его уже своей собакой, забирал ее с обеда на работе и привозил обратно, но никак не мог остановить истерики, причина которых, как он видел, таилась не столько в смене обстановки, но в изменениях в личной жизни. Когда они были на расстоянии, он с уверенность мог рассказать о ее чувствах, ведь это казалось таким естественным, иначе, зачем же было все это? Сейчас же, слушая давящийся слезами голос, рассказывающий о разорванных вещах и разбитых свадебных бокалах, он невольно спрашивал себя, сможет ли когда-нибудь снова сделать ее счастливой и что же сделалось с той любовью, которой дышало каждое ее письмо?

Через несколько месяцев исчезло и то бесконечное доверие, на котором строилась вся их история, а вместо него появился корабль, который снова должен был увезти ее от Рыжего. И снова он не пытался ей помешать, снова был готов ждать, так как с самого первого вечера, когда они ехали из аэропорта с Уриканом, он знал, что день, когда Алина снова пустится в путь, не за горами. От мужа не было ни слуха, ни духа, решительного поступка от Сашки, как всегда, ждать тоже не приходилось, и Алина чувствовала, что поступает правильно. Где-то подсознательно она соглашалась со словами отца, который слишком хорошо знал свое чадо о том, что ни один из этих мужчин ей не подходит: «Из одного быка ты своими руками сотворила теленка, который теперь будет плестись за тобой всю дорогу, а другой по интеллекту этому самому теленку ничем не уступает». Но для того чтобы удостоверится и вообще понять и саму себя и то, что ей вообще нужно было от жизни, этот корабль под названием Сенчюри подходил как нельзя более кстати.

Рассматривая фотографию лайнера на сайте в интернете, девушка пыталась хотя бы отдаленно представить себе, что ее ждет. Выходных контракт не обещал, но работа вроде б была не пыльной, так что этот момент ее не смущал. И вообще, после дней, когда с основной работы она сбегала на учебу, потом неслась на приработок, с которого в три утра возвращалась на роликах через весь город, Алине уже ничего не было страшно. Но предстоящее мероприятие на шесть месяцев, отличалось от всего, что ей раньше приходилось делать, поэтому девушка терялась в догадках. На подготовительной стадии куратор объяснил не многое: то, что комнату чаще всего делишь с соседкой, что с пассажирами нельзя поддерживать никаких отношений, что ходить нужно будет в форме и говорить преимущественно на английском. Пожалуй, это было все, что девушка знала о корабельной жизни.

Денис, парень, который занимался ее документами, как-то странно усмехнулся, говоря о том, что побывавший на корабле, никогда уже не станет прежнем. И что там быстро проходишь полную проверку. Алине такое описание только добавило сомнений. Проходя интервью, она познакомилась с четырьмя очень милыми девчонками из Питера. У каждой, естественно была своя история, но больше всего ее поразила Катька. Худенькая, как подросток молодая девушка уже три года встречалась, если можно было так назвать с чрезвычайно ревнивым американцем, а уехать к нему не представлялось возможности и молодые люди виделись только в отпуска, урывками. Так что для нее этот корабль был возможностью соединиться с любимым. Для остальных попыткой изменить жизнь к лучшему, а может и устроить ту часть, которая называлась личной.

Как ни странно, никто не ехал туда за деньгами, о чем всем клятвенно обещали на интервью. Ольгу, высокую брюнетку послали на Миллениум, а больше пока вызовов никому не сделали. Та тоже понятия не имела, что ждать от круизных лайнеров, для нее это вообще будет первый выезд заграницу. Что-то у кого-то спрашивать не имело смысла, народ там побывавший отмахивался от девчонок, как от назойливых мух. Мол, сами все поймете, рассказывать бесполезно. Становилось все интереснее.

Алина месяц назад уже предприняла попытку уехать из страны, но такую, вспоминать о которой было стыдно. По интернету девушка познакомилась с чернокожим тридцатилетним профессором из Лас-Вегаса и тот неожиданно приехал. За неделю между ними ничего не произошло, Алина позволила только поцеловать себя на прощанье, но скрывание от Рыжего, и попытка убедить самое себя, что стерпится — слюбится, потерпела полное фиаско. Крис хоть и соглашался на любые условия, в том числе и ночи на диване в соседней комнате, но сердцу не прикажешь. Он был очень интересным собеседником, внешне высокий и достаточно привлекательный, и что больше всего ей нравилось, что он умел, как и Сашка, играть в баскетбол. Но… Но девушка смотрела на него и ничего для себя не видела. Когда он улетел, она только вздохнула с облегчением.

С Сашкой к тому времени общаться ей тоже становилось все труднее и труднее. Мысленно девушка уже оставила его, но фактически они все еще продолжали жить вместе, и все друзья их считали парой. У Алины не хватало решительности, как и в случае с Крисом, расставить точки над и. И девушка лучше других знала, что, во-первых, так долго продолжаться не может, а во-вторых, ей еще придется дорого за это заплатить.

Когда-то в детстве ей рассказали про Страшный Суд и про то, что после смерти всем придется покаяться в своих грехах. Но девушка с ее не очень долгим, но красочным жизненным опытом давно пришла к выводу, что весь Страшный Суд происходит совсем не после смерти, а здесь и сейчас. Каждый новый день приносит расплату за ошибки предыдущих, и от этого некуда не убежишь. И думать, кому какая разница, что случится там, за чертой, главное вдоволь пожить сейчас, это очень и очень ошибочно. Жизнь всегда все расставляет по своим местам, а все ошибки и проступки оборачиваются тебе втридорога, и платить тоже придется на этом земном пути, а не неизвестно когда, на том свете.

Но пока расплата для Алины все еще запаздывала, а впереди на горизонте сияло новое и еще никем даже из друзей и знакомых неизведанное доселе приключение под названием Сенчюри. И девушка хоть и побаивалась немного, но кончики пальцев уже дрожали в предвкушении новых впечатлений, эмоции, мест, людей и стихов. Что тему она на корабле найдет и не одну, девушка даже не сомневалась.

 

Глава 2. «Сенчюри»

Алина не думала, конечно, что все будет просто и понятно, но таких сложностей не ожидала даже и она. Ее директор по кадрам, Денис, не предупредил ни о пропуске в порт, ни о лишней справке из поликлиники, ни о справки с работы, в общем, бюрократия и неорганизованность цвела прямо-таки пышным цветом, приведя девушку с утра пораньше в состояние ледяного бешенства.

— Что они, черт возьми, о себе думают, — шипела она Вале выходя из дежурного отделения больницы и размахивая флюорографией, как флагом. — Почему нельзя сразу все было сказать? Ну как можно не знать, что в порт нужен пропуск?!

— Расслабься, мы уже почти все закончили.

— Этого вообще не должно быть. Как это так можно отправлять человека на корабль, мало того, что документов нет всех, так еще и анализы тоже не все он мне сказал. Что это за горе-директор.

— Алина. Ты в России, — деликатно напомнил Валентин. — а послезавтра будешь в Амстердаме. Прекрати стонать. Ну побегали чуть-чуть за твоими бумажками, — это же обычное дело.

Девушка перестала размахивать снимком своих легких у лучшего друга перед носом и губы сами собой расползлись в улыбке:

— Валь…Ты представляешь, я увижу Ирландию и Карибы, Мексику… Я не поверю, пока корабль не увижу собственными глазами, честное слово.

— Увидишь уже совсем скоро. У меня, правда, ощущение, что ты за шесть месяцев на него так насмотришься, что и по дому скучать начнешь.

Алина посерьезнела:

— Дому? А где она этот дом? Уж не тут это точно. Знаешь, я вообще стала приходить в последнее время к мысли, что дом это совсем не место.

— А что? Мысли? Ощущения? Эмоции?

— Люди, — Алина грустно улыбнулась, — люди, которые тебя любят и ждут. А иногда может быть совсем один человек.

— Ну, что там? Сфотографировала свои внутренности? — нетерпеливо поднялась с поребрика девушка с палкой в руке.

Ритка, ее московская приятельница, которая не так давно перебралась жить в Питер, умудрилась на велосипеде столкнуться с мотоциклистом, и сейчас проходила период реабилитации, который, впрочем, не помешал приехать ей проводить любимую подругу. Рядом сидела Катя. Ее бойфренд жил в Техасе, и она по-хорошему завидовала сейчас Алинке, которая ехала за своей любовью. У нее такой возможности пока еще не было.

— Жарко до невозможности. Еще и папа курит. — раздраженно взмахнула она светлыми дредами. — а в ни в одном магазине нет ничего съедобного без животного белка.

— И слава Богу. — тихонько проворчал Романовский, который жизни без мяса не представлял.

— Вроде все, — неуверенно подтвердила Алина. — теперь дождаться Рыжего со справкой и я, если еще чего-нибудь не забыли, я готова.

— Позвони ему.

Алина в нерешительности взглянула на мобильник и обвела глазами друзей. То, что у Сашки со вчерашнего дня голос по телефону был абсолютно бесцветным, а полночи он, даже не пытаясь разговаривать, просто сидел, уткнувшись ей в плечо, этого друзьям не нужно было объяснять. Все и так все понимали.

— Он как, вообще? — участливо спросила Ритка.

Алина вздохнула:

— Не здорово, — и набрала номер. — Рыж, ты где?

— У офиса.

— Денис появился?

— В пробке стоит.

— Он тебе позвонил?

— Да.

— Ну? Мы закончили вроде. Ждем тебя.

— Я понял. — голос был, наверное, как у заключенного в день казни. Осталась одна тень, если так можно было бы описать голос. Ей было жалко и его и себя, но ведь говорят же, сердцу не прикажешь…

— Рыж…

— Что?

— Блин, хочешь, я останусь? — психанула она, в конце концов, и подумала, что ей ведь не так уж сложно будет это сделать, в сущности. На расширившиеся глаза друзей, девушка не обратила внимания, демонстративно повернувшись к ним спиной. Действительно, она ведь уже и к городу привыкла, и работа у нее хорошая и, в принципе, ну чего не хватает? И к Сашке она тоже уже почти хорошо стала относиться. Ведь можно жить и без любви, наверное. Дружба, да уважение.

А в ответ услышала все такое же бесцветное:

— Это ничего не изменит.

Алина почувствовала, что ее немного потряхивает.

— О Боже…

— Алина! Если ты не поедешь, я тебя в этот чемодан засуну, и багажом на корабль пойдешь. Виза у тебя есть, так что когда распакуют, ты даже не будешь контрабандой.

Девушка нервно хмыкнула.

— Ты хочешь упустить свой шанс? Ты, конечно, везучая сволочь, но пойми ты, что двери в жизни открываются не так часто, и не стоит совать голову вместо этого в ближайшую нору, какой бы привлекательной она тебе не казалась. А сейчас в тебе просто говорит страх. Не так ли? Намного ведь проще ничего не менять и остаться, а? ты, конечно, не перестанешь быть моим другом, но я в тебе разочаруюсь очень сильно. Алин, открой глаза. Это твой корабль. Только твой. Его тебе дважды дали и не просто так. Я понятия не имею, куда он тебя завезет, но одно знаю точно, — все будет хорошо! Прекрати нервничать.

Девушка с шумом выдохнула.

— Знаю. Ладно. Уже и побояться чуть-чуть нельзя.

Она обернулась на девчонок стоящих чуть поодаль, на зеленую машину Ритиного отца, на огромную сумку, с которой ей предстояло через несколько минут взойти на борт, и поняла, что до сих пор не осознает происходящее. Над головой шумели тополя, ветер поднимал маленькие ураганы из пыли на дороге, все выглядело таким привычным и знакомым, что казалось невероятным, что где-то совсем близко ее ждет совсем новая жизнь. Приключение под названием Сенчюри. Ее корабль. Теперь она принадлежала ему, как невеста принадлежит будущему супругу, и именно такое сейчас у девушки было ощущение. Боязнь нового и его желание, волнение, ожидание, предвкушение и безумная радость перемешались в клубок, который комом встал у Алины в горле.

Валя понимающе потрепал ее по плечу.

— Все, правда будет хорошо, он тебя привезет домой, где бы твой дом не находился, будет ли это место или, как ты говоришь, человек.

Вот когда у нее предательски защипало в носу. Так было всегда, когда она вспоминала о Дамиане, привычная боль в этот раз резанула из-за угла. Ведь это из-за него все планировалось, все последние месяцы она могла думать только об этом и вот, наконец, свершилось, она едет к нему. Вопрос только нужна ли она ему там, да и нужен ли он еще ей. От ее чувств оставалось много боли и обиды, а вот сколько в них было любви, это еще вопрос. Туту ее размышления прервались вибрацией в руке.

— Да, Рыж.

— Я забрал документы. Буду через десять минут.

— Ну, вот и все. Пора прощаться, дети мои. — улыбнулась она непослушными губами.

Ритин папа, кряхтя, поднял сумку с асфальтового покрытия и Валентин кинулся ему помогать. Девчонки остались в своем женском кругу, но явно кого-то не хватало. Со своей лучшей подругой Алина умудрилась поссориться незадолго до этого, причем по причине, противнее которой и не придумаешь, — из-за парня. Разумеется, никто никого не отбивал, до такого маразма они никогда не доходили, но, тем не менее, Лене пришлось делать выбор, но почему-то он оказался не в пользу многолетней дружбы, а мимолетного знакомства. Алине стало грустно, она искренне любила Ленку как сестру, они очень многое пережили вместе, знали друг друга не первый год, и сейчас ей бы очень хотелось чувствовать ее рядом, как всегда в трудных ситуациях, готовую выслушать, поддержать, а иногда выругать со всей своей искренней справедливостью.

Дурында, — мысленно обратилась к ней девушка, — надеюсь, твои мозги скоро встанут на место и мы снова начнем общаться. За все годы мы ссоримся всего второй раз, но уж зато на славу. И каждый раз почему-то это происходит именно перед моим отъездом куда-нибудь, а ты потом пишешь покаянные письма. Ты ведь и сама знаешь, что Влад не для тебя, и не потому что он мне не нравится, а просто по одной простой причине, что человек, настраивающий друзей друг против друга с помощью вранья и грязи, не может быть хорошим по определению. Бог знает, когда мы в следующий раз встретимся, но ведь не обязательно видится каждый день, чтобы знать, что у тебя есть друг…

— О чем задумалась? — Катя легко шагала рядом, одетая по-спортивному худенькая девочка, смотревшая на мир большими задумчивыми голубыми глазами.

— Да так. Обо всем понемножку.

— Я надеюсь, у тебя интернет там будет и ты не пропадешь опять на полгода, как этой зимой. — нахмурилась Ритка, вспоминая прошлые обиды. Эти слова были о том периоде, когда Алина только вернулась весной из Франции после расставанием с Дамианом.

Алина вздохнула:

— Рит, я тебе сто раз говорила. Я вообще не могла ни с кем разговаривать. Мои каждодневные истерики выслушивали только Лена, Рыжий и собака. И еще папа иногда.

— Лена-то была рядом.

— Ну, ты еще к собаке приревнуй. Рит…

— Ты же ко мне в больницу приезжала почти каждый день, когда меня сбили, и без тебя я бы не выдержала, может быть. А себе помочь не разрешала. Разве это справедливо?

— Утопающих не спрашивают, их спасают, — сказала глубокомысленно Алина и уточнила, — это я про тебя. Ну, как бы я к тебе не приезжала, скажи, пожалуйста? А мне нужно было самой выбираться. И вообще, то, что нас не убивает, делает только сильнее. И выдержала бы ты без меня, не говори глупостей. Ты намного сильнее, чем думаешь, иначе ты бы не была моим другом.

Ритка молча погрозила палкой в ответ, а Алина только со смехом увернулась.

— Давай заканчивай свою реабилитацию и едь в Индию уже. Я потом к тебе в гости приеду.

— И я. — присоединилась Катя. — Если меня Вест отпустит.

— А ты давай тоже пакуй чемоданы и лети к нему, а то вы друг другу все нервы истрепите скоро этими дурацкими расставаниями по телефону. Надо ж такое придумать… Ой…

Последнее относилось к Рыжему, который стоял у портовых ворот с бумагами в руке и лицом не выражавшим ничего вообще. Алина не знала, что ему сказать, потому что в сущности слова сейчас были уже не нужны. Но самое ужасное было то, что она знала, что молодой человек чувствовал в этот яркий солнечный день. Знала слишком хорошо и, наверное, предпочла бы не знать совсем. Это, продирающее до костей, чувство, когда дорогой человек уходит от тебя как песок сквозь пальцы, сыпется по песчинке и не удержать ни словами, ни любовью, ни даже силой. Когда вот он еще тут, но ты знаешь, что уже все, через секунду ваши дороги разойдутся в разные стороны, также легко и красиво, и самое страшное — естественно, как будто бы бабочка расправляет крылья. Также жутко и бессмысленно, как смерть стирает с лица последнюю улыбку, так же как сейчас она обнимет его в последний раз и уйдет за эти тяжелые кованые ворота. Да, так же…

И дело было конечно не в этих шести месяцах, ждать можно было и больше, если любишь. Это тоже было известно им обоим, и не в том, что ее надежды, когда она вернулась из Франции слишком во многом обернулись горьким разочарованием, и ни в том, что, в сердце еще живы чувства к другому, хотя может как раз таки и в этом. Видимо, у кого-то из них не хватило сил удержать, а у кого-то терпения и понимания, чтобы остаться. Да и нужны ли были такие отношения, чтобы удерживать или оставаться?

Она обняла всех по очереди: притихшую Катю, недовольную Ритку и даже ее папу, получила дружеский тычок под ребра от Валентина и только после этого подошла к Сашке.

— Не грусти, пожалуйста. Все будет хорошо. — она попыталась заглянуть в его зеленые с желтым глаза и внутренне ужаснулась, насколько мертвыми они ей показались. — Я буду писать и звонить. Я не могу иначе, ты же знаешь…

Алина протянула руки, чтобы обвить его за шею, как всегда, но он вывернулся и чуть ли не бегом бросился прочь. Она расслышала только последние слова, брошенные на ходу:

— Не надо ничего писать. Будь счастлива…

Что тут еще скажешь? Девушка помахала всем рукой, обвела последний раз взглядом высокие деревья и летящий в пыли пух, и повернулась навстречу неизвестному.

Глядя на ворота порта, уже находясь внутри, Алина видела их, как двери тюремной камеры, и ей только оставалось понять, с какой же стороны дверей она оказалась. Сумка была просто огромной, но благо были колесики. Девушка оглядела небольшую кучку людей на остановке, которая ничем не отличалась от обычной толпы на любой другой автобусной остановке, и все же ясно чувствовалась разница. Было ли дело в подчеркнутой женской нотке одежды слабого пола или количество мужчин, явно преобладающее, или же просто ощущение какого-то иного неизведанного еще мира, Алина не знала. Она оттащила свою сумку поодаль и стала ждать автобус.

Ее колотила мелкая дрожь от смеси нервного возбуждения, страха, счастья. Девушка глубоко вздохнула и сжала в ладонях ручку сумки. Корабль. До сих пор она видела корабли только на картинках рекламы, на сайте компании и еще иногда в портах, когда случалось оказываться рядом. Чувство предстоящего приключения заставляло ее сердце биться то быстрее, а то медленнее, а иногда казалось ей, оно останавливалось совсем. Вот как сейчас, когда подошел в автобус.

Кто-то помог ей поднять сумку, и девушка сбивчиво поблагодарила, не поворачивая головы. Все внимание ее было приковано к окну, но пока что за мутным и грязным стеклом были видны только огромные железные блоки, баржи у причала и сновавшие повсюду рабочие. Ой, мамочка, помоги, — взмолилась девушка. Она так сильно ждала своего корабля, так боялась, что ожидание превратится в вечность, в такой спешке и безумной радости собирала вещи, но сейчас готова была отдать все, что угодно только бы еще на пару дней задержать автобус, который вез ее сейчас на корабль.

Минут через пять монотонного шума мотора за окном вдруг показалось величественное белое судно, похожее на айсберг с огромной буквой Х наверху. Алина судорожно сглотнула. Может, это не мой? — мелькнула слабая надежда, — может мне еще можно чуть-чуть проехать в этом дурацком желтом автобусе? Но движение прекратилось, и надо было выходить. Помирать так с музыкой! — пронеслось в голове у бедной девушки и вот она, наконец, встала перед самым таможенным контролем и задрала голову вверх.

— Боже же ты мой, какой он огромный. — задохнулась Алина, и на смену страху пришло чувство восторга и упоения. — и я на нем поплыву! Я! На этом огромном бело-синем лайнере!

До нее все-таки дошло осознание происходящего, коленки перестали трястись, и осталось только легкое нетерпение и одновременно нежелание торопить события, словно хотелось медленно и с наслаждением разворачивать яркий шуршащий бант на подарочной коробке. Глубоко вздохнув и, несколько раз открыв и закрыв глаза, словно боясь, что корабль исчезнет, как сон, Алина поволокла сумку по направлению к крытому домику-палатке, который по ее заключению должен был служить входом.

— На работу. — гордо ответила она на вопрос таможенницы, проверявшей ее документы.

Пока осматривали ее сумку девушка, наконец, смогла немного оглядеть корабль. Сейчас он виделся ей даже еще больше, чем на первый взгляд. Золотыми буквами на темно-синем фоне сияла надпись Century. Самый верх корабля был почему-то застеклен, ниже шли ровные ряды балкончиков, которые, видимо, принадлежали каютам пассажиров, еще ниже были прицеплена целая цепочка оранжево-белых спасательных шлюпок, что сразу напомнило ей о Титанике, а над самым входом на нее смотрело множество квадратных окошек. На балкончиках кое-где стояли пассажиры, и девушка чувствовала, что они рассматривали ее с каким-то просто болезненным интересом. Тут осмотр вещей, к ее большому сожалению закончился, и силы снова оставили ее, — до судна, которому предстояло стать на полгода ее домом, оставалось несколько десятков метров.

— Возьми себя в руки. — прошипела Алина сама себе и изо всех дернула тяжелую сумку.

Она направилась к проему в боку Сенчюри, где, по ее мнению, и должен был быть вход на корабль, у выставленных трапов стояли люди с разным цветом кожи, и с улыбками до ушей наблюдали за девушкой. Она чувствовала эти взгляды, словно шарящие по телу руки, и впервые ей было так неудобно от обычных мужских ухмылок.

— Welcome back! Happy-happy? — раздался веселый окрик из проема, но измученной девушке он показался рыком из медвежьей берлоги. Она даже не попыталась понять, что от нее хотят, только улыбнулась неуверенной улыбкой.

Тут по трапу сбежал вниз крепкий белокожий парень с большим носом и показал все свои тридцать два зуба.

— Dont worry. It’s ok, he is always like this. You came to the gift shop, right? — и дождавшись неуверенного кивка в ответ, подхватил ее сумку. — My name is Sergio. Welcome on board.

Алина с облегчением вздохнула и последовала за своим неожиданным спасителем.

Через десять минут после очередной муторной проверки документов, паспорта, медицинских анализов и контракта, пришел филиппинец и забрал все бумаги для занесения ее в список персонала. Серж, который оказался ассистентом менеджера, или как он сказал по-английски assistant manager, усадил ее в кресло в большой светлой комнате с круглыми иллюминаторами, которые привели ее в безмолвный восторг и начал рассказывать охрипшим голосом опять же по-английски. Молодой человек весьма крепкого телосложения, с коротко стрижеными волосами был одет в синее поло с надписью «Сенчюри» и голубые джинсы. Ей бросилась в глаза какая-то военная выправка, резкость движений и нежелание улыбаться, словно он намеренно пытался казаться слишком серьезным. Но времени задумываться об этом не было, все внимание ушло на то, чтобы перестроится на новый язык, который, честно говоря, Алина еще с трудом разбирала.

— Сейчас я тебе покажу корабль и твою каюту. Мы вообще-то ждали тебя вчера, но там какая-то очередная заморочка с документами оказалась, перенесли на сегодня. Олену поставили вместо тебя на ликер-тест, но ничего попозже ее заменишь. Ким, это наша менеджер, будет позднее, у нас вчера была вечеринка на опен-деке, поэтому она спит. Жить будешь с Эстель, она из ЮАР. Я, кстати, сам из Хорватии. Слушай, я ведь даже не спросил, как тебя зовут? Я смотрел в документах, но уже забыл.

— Алина. — девушка не очень поняла, что значит опен-дек и ликер-тест, но уже немного привыкла к обстановке и начала оглядываться.

Было невыносимо жарко, футболка липла к телу, и она пыталась сесть так, чтобы не попадать, по крайней мере, под солнечные лучи, которые прожигали спину насквозь.

— Я, кажется, простудился от этого чертового холодного пива вчера. Ты чаю не хочешь? — совсем сипло спросил он. — Или ты кофе пьешь?

Ей было душно и горячего совсем не хотелось, но Алина сейчас не отказалась бы выпить и чашечку рыбьего жира, если бы ей предложили.

— Чай. — кивнула она и спохватилась. — пожалуйста.

Он исчез, и девушка смогла немного осмыслить услышанное. Похоже, вечеринки у них были в ходу, что ж скучать не придется, — поняла она и огляделась. Комната была большая и светлая, правда с низким потолком. Двери было две, одна через которую они сюда попали, а вторая, куда сейчас вышел Серж. Она повернула голову в другую сторону и тут же потупилась. За соседним столиком курили трое мужчин в темно-синей форме с погонами. Они заулыбались, явно оценивая ее внешность, но обычно привыкшая к такому вниманию девушка, сейчас не знала, как реагировать. Она помнила, что говорил Денис о сексуальном домогательстве на корабле. Алина предпочла рассматривать безопасные подсолнухи в маленькой вазочке на круглом столе, уж этот ей ничем не грозило.

— О-о! Ну, наконец-то, ты приехала. А то уже заждалися все. — типичный украинский говор вдруг послышался над ее ухом.

Она обернулась, перед ней стояла плотно сбитая девушка. Кровь с молоком, как сказала бы Алинина бабушка. Красивые голубые глаза были накрашены а ля буфетчица синими тенями на полвека, черные непослушные вьющеюся волосы свободно падали на плечи.

— Слушай, ты знаешь, как в вашу кошмарную Россию дозваниваться? Мне тут карточку дали, надо ее срочно вызвонить, а мне никуда не попасть, вашу маму. Шо такое, не пойму.

Про себя Алина улыбнулась такому красочному типажу и ярко выраженному акценту. Но девушка, казалось бы, еще и специально подчеркивала это. Вай нот, подумала про себя новоиспеченная морячка, уж в этот момент ей точно было не до всяких политических распрей между их странами.

— Куда тебе надо звонить и с какой карточки? На мобильник? Или на обычный. Там просто коды разные…

— Меня кстати Лена зовут. Мы работать теперь вместе будем. — Представилась ее новая коллега и протянула ей салфетку с номерами.

Потихоньку напряжение спало, один из номеров ответил и украинка побежала болтать в коридор. Серж рассказывал еле слышным голосом про корабль и компанию. Она с трудом понимала, но что-то все же разбирая, улыбалась и кивала. Пришел тот же филиппинец и сказал, что теперь все в порядке и она может идти в каюту. Серж взял ее сумку, и они пошли по длинному и широкому коридору, увитому канатами и уставленному странными машинами.

По пути им встречался персонал или как тут его называли стафф, все в разной форме, кто-то в комбинезонах, кто-то в брючных костюмах, кто-то в жилетках, разного цвета кожи и разреза глаз, но с одинаковой улыбкой на лице. Алину поразило еще и то, что все кого они встречали — здоровались с ними и спрашивали, как дела. Ей сначала подумалось, что все такое же фальшивое и не настоящее, как и во Франции, но она почему-то не чувствовала фальши. Здесь царила своя совсем иная и еще не понятная, но, тем не менее, дружелюбная атмосфера.

— Это лифт для гостей. Мы не имеем права им пользоваться — объяснял Серж на ходу, указывая на зеркальную поверхность сверкающих дверей.

— Почему? — машинально спросила Алина, пока они проходили мимо.

— Потому что там нет камер и неизвестно, чем ты там можешь заниматься.

Алина хмыкнула.

Из большого коридора они попали в маленький, со множеством дверей и ковром на полу, а потом еще через одну дверь на лестничную клетку, где находился другой лифт, не такой шикарный, как для пассажиров, но чистый и весьма просторный. Девушка подсчитала количество дверей и с некоторым ужасом поняла, что одна она бы уже наверняка бы потерялась.

— Ключ тебе даст Эстель. — Серж нажал на кнопку четвертого этажа и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Номер каюты четыре три четыре один.

— Четыре три четыре один. — повторила Алина и двери лифта разъехались в разные стороны. — Что уже приехали?

— Мы были на третьем деке. — объяснил хорват. — Ты первый раз на корабле?

— Первый.

— Тогда объясняю. Они вышли на лестничную клетку, ничем не отличавшуюся от той, на которой они зашли в лифт. И даже коридор тоже был абсолютно такой же. — Гангвэй обычно находится на третьем деке. Иногда на митшипе, зависит от порта. Там же месс и офицерская комната, где все курят. И все это не первый дек. Первый вообще в самом низу и туда кроме матросов и инженеров никто не ходят. В инжин рум вход тоже с третьего дека, но тебе это вряд ли понадобиться. Ну, вот мы и пришли.

Объяснил, называется, — недовольно подумала Алина, — гангвэй, инжин рум, месс и дек. Потрясающе, и что, спрашивается, все это значит? Ладно, потом у Ленки спрошу.

Серж тем временем уже стучал в комнату, дверь оказалась не запертой, и он осторожно приоткрыл ее, заглядывая внутрь.

— Да входи уже. Можно подумать ты меня голой не видел. — Серж сконфуженно оглянулся на Алину, но та и виду не подала и зашла следом за ним внутрь.

В крохотной комнатке сразу у входа висело зеркало, стоял стол с телевизором и огромный шкаф. Заднюю стенку занимала двухэтажная кровать, задернутая двумя занавесками в веселенький цветочек. Нижняя отдернулась и симпатичная блондинка с размазанным макияжем на лице, высунулась, зевая. Алине очень понравилась такая непосредственность. Здесь ей предстояло теперь жить. Она с любопытством уставилась на свою будущую соседку.

— Привет. Упс, вчера была большая партии, а так вообще-то я не пью.

Серж издал что-то среднее между кашлем и смешком.

— Меня зовут Естель, — представилась она, с трудом подавляя очередной зевок.

— Алина. — улыбнулась девушка и тоже чуть не зевнула.

— Сейчас я тебе полки освобожу, но сначала в ванную. — заявила она и сладко потянулась.

— Давай уже просыпайся, мы пока осмотрим корабль, так что у тебя есть время привести себя в порядок — осуждающе покачала головой ассистант менеджера, но в глазах у него мелькнуло что-то похожее толи на зависть, толи на желание. И Серж повел ее показывать Сенчюри.

Они шли по длинным коридорам, которые девушке казались нескончаемым лабиринтом, открывали тяжелые двери. Она поняла, что корабль весь разделен на три части: для стаффа, для офицеров и для гостей. Серж называл все подряд, но от волнения она почти ничего не запоминала, и только спустя дней двадцать она могла хоть как то ориентироваться и добираться до того места, которое ей было нужно и не кружными путями, а напрямую.

— Это одиннадцатый дек. — и в открытую дверь ворвался свежий поток ветра. — На одиннадцатом деке то есть палубе есть бассейн и вообще все находится на воздухе. по идее этот дек последний, но можно было подняться еще выше, там терраса и баскетбольный корт. На одиннадцатом бассейн, столовая, спортзал, фитнесс центр и спа.

Алина просто глазам не могла поверить. Все дышало своей жизнью, той, что русским людям обычно доводилась видеть в американских сериалах типа Санта-Барбары или на почтовых открытках. Она огляделась — небо было голубое-голубое, посредине огромной палубы размером с целое футбольное поле плескалась лазурная вода бассейна и примыкающего к нему джакузи. В двух барах на разных концах дека суетились чернокожие бармены, наверху ровные ряды шезлонгов с пледами и полотенцами так и приглашали отдохнуть в их тени. Но самое главное было не все эти роскошества, самое главное для Алины было море. Она вообще не могла жить без воды. Здесь говорил либо город, в котором она родилась, и не зря получивший имя Северной Венеции, либо тот факт, что все каникулы она проводила с мамой на море, либо просто ее свободная натура, или любовь к плаванью, но без моря девушка просто не представляла своего существования. И сейчас мысль о том, что все следующие шесть месяцев ей предстояло провести в компании ее любимого друга, и что, начиная с сегодняшнего дня, ей предстояло увидеть не только Балтийское и Средиземное моря, но и Атлантический и Тихий океаны, захлестнула Алину волной ее собственного счастья, безбрежного, как то самое водное пространство, окружавшее Сенчюри.

Серж смотрел на ее улыбку и сумасшедший блеск в глазах, и усмехался. Они снова спустились вниз. Он показал все магазины на пятом, шестом и седьмом деках. Театры, ресторан, казино, рандеву сквер и еще столько всяких названий, которые тут же вылетели у девушки из головы. И в нормальном то состоянии ей было всего не упомнить сразу, а тут еще от восторга Алине просто хотелось прыгать от радости и пищать.

Корабль изнутри показался ей еще больше, чем снаружи. И хотя Серж заявил, что это еще маленький, и бывают, чуть ли не в два раза больше, Алине хватало и этого за глаза и за уши. Она чувствовала себя блохой на слоне, если, конечно же, у слонов бывают блохи.

Вернувшись назад, она застала в кабине еще одну девочку со странной прической из наполовину черных, наполовину белых волос.

— Это моя герлфренд, — представила ее Эстэль. — Ну, не в плане герлфренд, как ты понимаешь, в плане просто френд. Она тоже из Саус Африки.

— Привет, я Марлен.

До сего момента у Алины было представление, что в Саус Африке живут чернокожие люди, но как оказалось, это было не совсем так. Времени удивляться не было, и вообще она чувствовала себя так, будто оказалась на другой планете. Все было настолько ново и не понятно, настолько иным и отличным, что ей оставалось просто принимать все, как есть и пока даже и не пытаться рассуждать. Машинально она взялась за кулон и, почувствовав в руке знакомые щербинки на гладкой поверхности кольца, наконец-то, вздохнула с облегчением, сняв его с кожаного шнурка, сделала то, что так давно хотела, но не имела права, — одела его на палец. Затем она раскидала вещи в шкаф и пошла искать Ленку.

Не успела она зайти к гости к украинке, как на пороге появился Серж, как всегда, сурово насупленный. В руках у него болталась вешалка с темно-синим пиджаком.

— На, держи. Это тебе на первое время. Потом привезут твой размер. Деливири как всегда задерживается. Черти что в этом офисе творится. — он озабоченно потер лоб рукой. — У тебя есть черные штаны?

Алина лихорадочно перебрала в голове все носильные вещи и испуганно покачала головой.

— Нет. И что теперь? Мне сказали взять только черные туфли.

Хорватец так осуждающе покачал головой, словно она уже умудрилась нарушить все корабельные правила вместе взятые.

— А где Наташа? Я помню у нее осталась старая форма.

Лена критически осмотрела свою новую коллегу и нахмурилась.

— Размерчик разный. Я б тебе свои дала, но в них ты утонешь.

— Кто тут меня ищет. Уже и на пол часа отлучится нельзя. — на пороге появилась рыжеволосая девушка, и в каюте стало не повернуться. Пока ассистант менеджера вместе с Наташей рассматривал форму и пытался прикинуть, налезет ли она на Алину, та тайком рассматривала новоприбывшую и почти умирала от зависти.

Алина никогда не считала себя хуже других, но ленина руммейт ее поразила, да и не без причины. У девушки было практически идеальное тело, облаченное на данный момент в обтягивающие бежевые брючки и красную майку, узкие бедра и тонкая талия, но больше всего ее восхитило нежное лицо мадонны в обрамлении неистовой гривы медных волос.

— Влезет конечно. — категоричным голосом заявил предмет Алининого восхищения, тем самым сразу заслужив ее симпатию. — нечего и думать. А я карту купила!

Серж тем временем улетучился, рассудив, что больше ему там делать нечего, и девочки остались втроем.

— Ты Алина, да? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Наташа. — Мы тебя вчера ждали.

— Мне об этом уже все сообщили, но я тут не причем. — Если б вы знали, как они там все напутали…

— Если бы ты знала, каким чудом я тут оказалась, — перебила ее Ленка.

— Да уж. У нее история, так история. — подтвердила рыжеволосая красавица, вытаскивая сверток из золотого цвета рюкзака, подобранный под такого же цвета кроссовки.

— Меня сначала послали в Англию, я приезжаю, а корабля нет, он прибывает только через три дня, а визы у меня и в помине нету. И я поросячьей трусцой отправляюсь назад в Херсон, чтоб они провалились. Симен бук не дает права оставаться в стране, — пояснила украинка, видя немой вопрос в глазах новенькой, у которой от незнакомых названий уже голова шла кругом. — Так мало еще. Приезжаю я домой, они мне новый контракт шлют — едете в Касабланку, здрасте-пожалуйста. Ну, в этот раз я не будь дуррой, решила проверить. Звоню в порт, еле-еле нашла кого то, кто по-английски разговаривает, так оказывается, Сенчюри, вообще, туда раньше сентября не идет. Очень мило. Короче говоря, только с третьего раза в Амстердаме села на эту долбанную лодку. Так что твое однодневное опоздание, — это, считай, еще цветочки. Ты чего там застыла, как статуя свободы?

Наташа, а это адресовалось ей, тем временем распаковала глянцевую цветную карту мира и прикрепляла ее магнитами на стену.

— Черт, еще один нужен, — озабоченно пробормотала она, возвышаясь на стуле.

Алине она как-то с первого момента стала симпатична, ее милая простота в общении непонятным образом сочеталась с сногсшибательной внешностью, чем словно притягивала к себе, и Алина не отдавая себе отчета, с готовностью оглянулась, чтобы помочь. Окинув взглядом комнату, она наткнулась на целую коллекцию разноцветных магнитиков, которые обычные люди вешают на холодильник. Но похоже, со словом «обычно» на корабле можно было попрощаться и больше не вспоминать до конца контракта. Девушка взяла один в руки и протянула своей новой коллеге, на этом было написано латинскими буквами Стокгольм.

— Фенькс. — послышалось со стула.

— А зачем вам карта и магниты?

— Чтоб не забыть где мы были. — сказала Наташа.

— Все в голове держать, так она и треснет. Поважней вещи есть, — проворчала Ленка. Записывать что-то тоже идиотизм, а так все учитывается.

— Ага, — почти у всех в каюте такие есть, американцы только не покупают.

— Почему именно они? — машинально поинтересовалась Алина.

— Экономят. — и она спрыгнула со стула. — Но их тут мало, в основном танцоры и певцы. А Тамару ты видела, кстати? У нас же еще одна русская есть. Скоро целая мафия соберется. А в джиме была? Господи, ты же ничего совсем о тутошней жизни не знаешь. — и увидев умоляющее лицо девушки, утешила — Ладно, не волнуйся, со временем привыкнешь, ты еще фреш мит, но скоро тебе придется стать морским волком. Иначе тут не выживешь.

— Да уж. — Ленка прикуривала сигарету с лицом, кислым как лимон. — когда-нибудь эти идиоты из офиса нам пришлют хоть одного профессионала? Ведь всех учить надо…

— Пойдем, покажу тебе джим. Это спортзал по-нашему. И опен дек за компанию.

Алина покорно последовала за ней:

— Окей. А что такое фреш мит?

— Свежее мясо. — и рассмеялась. Да ладно, не дрейфь. Добро пожаловать на борт! By the way, как у тебя с английским? Если не очень, то учиться придется на ходу, тут уже ничего не поделаешь. Нянькаться времени не будет, ритм жизни на корабле сумасшедший. Думать здесь не всегда успеваешь, но реагировать на все надо быстро. А если чего-то не понимаешь, по крайней мере, ты обязана улыбаться. И с такой же милой улыбкой срочно разыскать того, кто понимает, ну или хотя бы делает вид, что понимает. Вообще, я голодная как сволочь, может, хочешь чего-нибудь перекусить?

Алина наморщилась:

— Слушай если честно, я пытаюсь худеть.

— Да? — Наташка даже обрадовалась, — я тоже! Только времени не хватает в джим ходить, да и не с кем.

— Тебе-то куда? Совсем с ума сошла?!

Они прошли по небольшому коридорчику с множеством желтых дверей, теперь уже в другую сторону, и вышли на лестницу, где Алина сегодня еще не была.

— У меня на заднице слоновьи уши. — категорически заявила ее новая знакомая, — Я раньше танцевала, вот тогда у меня была почти хорошая фигура. — и вздохнула. — Не то что, сейчас.

— По-моему, она у тебя и сейчас идеальная, а не почти. — искренне сказала Алина, а про себя подумала, что, наверное, на этой планете не существует женщины, которая была бы на сто процентов довольна своей фигурой. — Это мы где сейчас?

— А Сержио тебе не показал?

— Сержио? А-а. Серж? Нет, по этой лестнице мы еще не проползали. Хотя ты знаешь, я не очень уверена. Я тут вообще уже потерялась во всех этих переходах, лифтах, палубах, или как вы их там называете — деках.

— Это ты его на французский манер окрестила? — поинтересовалась Наташа, спускаясь по лестнице. — Мы сейчас в носовой части. По этой лестнице вниз крю-бар, то есть для персонала, по соседней вниз — джим, а если пойдешь вверх, то попадешь сначала на опен дек, это палуба тоже только для стаффа, а потом на бридж. А про корабль, это ничего, привыкнешь. На самом деле все не так сложно. Дней через десять начнешь попадать туда, куда тебе надо, а еще через десять начнешь остальным объяснять.

— Слабо вериться. А Серж проще на мой взгляд, а может ты и права про французский. Я там жила три года.

— Да ты что? Во Франции? Серьезно?! А почему ты там не осталась? — они остановились перед тяжелой белой дверью. Наташка с трудом ее толкнула, и Алина предпочла помочь, нежели отвечать на вопросы. Вдвоем кое-как они все-таки ее распахнули.

Зал был не большим, с низким потолком, но все же Алина осталась довольна первоначальным осмотром. В джиме обнаружилась и беговая дорожка, и куча различных тренажеров почти на все группы мышц, и гантели, и штанги, и скакалки, и даже телевизор с магнитофоном. Окон не было совсем, что придавало легкое ощущение тюремной камеры, но даже это девушку не сильно смутило. Какая разница, где заниматься?

— Слушай, а очень даже не плохо он оборудован. Очень даже.

Наташа снисходительно усмехнулась:

— Подожди. Ты еще не видела джим для гестов. Вот он оборудован, так оборудован. Естественно, все, что для гостей — то самое лучшее. И месс у них как ресторан огромный, и суши там есть.

— Так. Стой. Тут и джим никакой не нужен, пару раз эти ворота потолкаешь и достаточно. — Алина кряхтя закрыла кошмарную дверь. — дай, я уточню. Значит гесты это пассажиры? Дек — это палуба? А месс это что? И еще что-то такое было, — она потерла лоб рукой, — А! Гангуэй.

Рыжеволосая красавица рассмеялась и бодро зашагала вверх по лестнице.

— Гангвэй. Это — то отверстие, через которое ты попала на корабль. Там еще стоит машина для пропусков и рентген для сумок. Или как там его по-научному зовут. Потом еще есть митшип. Это место типа для встреч на корабле. Там все экскурссионисты сидят, банк и вход в Мурано.

— Это отдельный департмент что-ли? — не поняла Алина. Она слушала предельно внимательно и старалась ничего не упустить из столь полезной информации. Наконец-то хоть кто-то сможет ответить на ее бесчисленные вопросы о корабле и жизни, о которой она ровным счетом ничегошеньки не знала.

Наташа на секунду остановилась и задумалась:

— Нет. Это что-то вроде места, где располагаются сразу несколько департментов и зона отдыха. Ты на седьмом деке была уже? Видела магазин?

Девушка кивнула.

— Ну вот. Все это выглядит так, будто в корабле прорубили дыру посередине с седьмого по пятый дек и пустили в ней лестницу. Вот то место, где большая винтовая лестница с красным ковром, и есть митшип. Теперь понятно? Объяснять на русском некоторые корабельные термины — это гиблое дело. Считай, непереводимый итальянский фольклор. Хотя вообще-то американский в основном, но это не суть. Привыкай, как есть. — и они двинулись дальше. — потому что пока ты выговоришь к примеру место встречи на корабле вместо митшипа, уже сама забудешь, что хочешь сказать. Ругательства тут в ходу на разных языках, в основном почему-то на испанском, ну и английском, разумеется. Что еще рассказать?

— Что такое Мурано?

— Ресторан. — и она мечтательно закатила глаза. — С самой роскошной кухней морепродуктов, которую тебе когда-нибудь приходилось есть. Но цены там… Одной лучше туда не ходить. Лучше всего с каким-нибудь греком.

— Греком? — ошарашено переспросила Алина. — а почему именно с греком?

— На этом корабле, да и вообще во всей компании весь бридж и инжин рум состоит из сплошных греков. Правило такое — брать в один департмент в основном людей одной и той же национальности. Так вот все управление кораблем… — она прервала фразу на полуслове и ухватила Алину, которая направилась в противоположенную сторону, — Нам сюда.

Теперь они спускались по узеньким ступенькам очень крутой лестнице, которая вела по расчетам Алины на третий дек, в чем она, правду сказать, была не до конца уверена. Открыв очередную белую дверь, которым девушка уже потеряла счет за сегодня, Наташа невозмутимо продолжала:

— Так вот. Бридж, то есть капитанский мостик и вся инженерия отдана им, капитан тоже грек, кстати, жена у него русская. А у них, как ты понимаешь, самые большие зарплаты тут, но особо не расслабляйся, потому что на тебя сейчас все набросятся, ты тут свежак, но с офицерами лучше поосторожней. Гуд ивниг. — поздоровалась она с незнакомой пожилой парой, шедшей им навстречу. Девочки шагали по широкому коридору с синим ковром, по которому Алина сегодня уже один раз проходила. — Мало того, что они в основном все женатые и с детьми, а кого не спросишь, так все сингл, так еще положение у них на корабле слишком высокое.

— Ты их знаешь? — шепотом поинтересовалась Алина у подруги, которая вдруг стала ускорять шаг.

Они прошли мимо большого проема, через который проходили смеющиеся и суетящиеся туристы. Филиппинцы, стоящие на входе, приветствовали всех и каждого, словно любимых родственников после долгой разлуки, помогали им с вещами, а некоторых даже сопровождали до главного лифта. Гангвэй, — уточнила про себя Алина, ганвэй, гангвэй, гангвэй, — как же это все запомнить-то?!

— Не знаю и знать не хочу. Но положено здороваться со всеми, кого увидишь, так или иначе. Персоналом, но это все ж не железное правило, и пассажирами, у которых попробуй не спросить как дела, живо получишь ворнинг. А три ворнинга, и тебя отправляют домой. Пошли скорее, это они с экскурсии возвращаются, час приодеться их пропускать. Кстати, чтобы понять кто перед тобой, всегда смотри на бадж. Там указано и как тебя зовут, и откуда ты, и твое место работы. Очень облегчает жизнь, если честно.

Не успев договорить, Наташа шмыгнула за дверь и Алина так же не став дожидаться потока людей оказалась в полутьме столовой. При первом рассмотрении это казалось первым место на корабле, которое мало чем отличалось от суши. Большой зал с круглыми иллюминаторами, уставленный столиками с белыми скатертями, действительно напоминал самую обычную столовую. Девушка присела на краешек стула, перевела дыхание и почувствовала, как мышцы лица почти свело от неестественной улыбки. Она машинально потянулась и приподнялась заглянуть в через окно наружу. А ведь мы еще в Питере, — удивленно подумала она, разглядывая портовые заграждения и суетящихся таможенников. — А мне кажется, я уже целую вечность тут, ну уж неделю-то как минимум. Интересно, смогу ли я ко всему этому привыкнуть или нет? Насколько же эта жизнь отличается от всего, что я видела раньше…

— Чешут старички? — Наташка шуровала на кухне, как у себя дома, через секунду появившись с двумя дымящимися кружками в руках, — Держи, сейчас хлопья принесу. Я опять часы забыла, а на этих уже неделю два часа. Если пассажиры возвращаются, значит скоро отплытие.

Алина оглянулась и заметила на стене круглые большие часы, стрелки которых замерли без движения, Наташа уже ставила на стол две мисочки шоколадных хлопьев, залитых молоком.

— Спасибо. — поблагодарила девушка и только сейчас почувствовала, что зверски проголодалась. — а как тут кормят?

— Вообще неплохо, только немного однообразно. Овощей много и фрукты всегда есть, сыр тоже разный, но зато много сладкого, так что растолстеть ничего не стоит. Особенно при условии, что на работе мы стоим.

— А работа тяжелая?

— Не тяжелая, но весьма не умная. Как только корабль отплывает, магазины должны быть открытыми, а наш рабочий день начинается за полчаса до отплытия, которые уходят на идиотское собрание, где тебе ровным счетом ничего не скажут, только нервы помотают разве что.

— Так получается, что нам уже надо идти одеваться? Если гесты почти все на борту…

— Именно. Жуй и пошли. Здесь на еду уходит в общей сложности минут пятнадцать в день.

Алина доела хлопья, отпила глоток из кружки и наморщилась:

— Это что?

Наташа лучезарно улыбнулась:

— Ромашка. Очень полезно для нервной системы. Тебе это здесь пригодится. Пошли дорогая. Сейчас тебе еще предстоит увидеть нашу чудесную и ненаглядную менеджершу Кимберли.

В магазине все сверкало и искрилось ярким светом, многократно отраженным в зеркалах. Передвижение было весьма ограниченным, потому что все свободное пространство было заставлено столами буквально заваленными янтарными украшениями. Поэтому все присутствующие столпились около кассы, ожидая «чудесную и ненаглядную менеджершу».

Сам магазин заполняли манекены, плюшевые игрушки, чашки, книги, какие-то керамические странные изделия и стойки с всевозможной одеждой: футболками с логотипом корабля, кепками, свитерами, спортивными штанами и даже вечерними платьями. Этажерки были завалены странного вида птичками с шведским флагом на хвосте, голландскими деревянными башмачками, куклами в литовских одеждах и норвежскими шерстяными шапками. А на каждом свободном сантиметре был прикреплен магнит либо с изображением Сенчюри, либо названиями стран Балтийского бассейна, откуда напрашивался вывод, что товар был явно связан с маршрутом корабля.

Внешне все выглядело в идеальном порядке, хотя и с несколько странной логикой. В углу стояла елка с надписью «Рождество на море», на полках морская тематика пыталась соседствовать с русскими сувенирами, матрешками, ложками и расписными пасхальными яйцами. Присутствие народных промыслов ее страны на корабле американской компании несколько удивило девушку, но времени раздумывать над этим не было. Впрочем, она уже давно пришла к выводу, что Наташа абсолютно права в том, что думать много на корабле не приходится, надо просто принимать все как есть и реагировать быстро, в этом Сенчюри напоминал армию.

Через минуту из маленького кабинета, прилегающего к магазину, появилась наконец-то властительница сего странного святилища и километровыми шагами направилась к кассе. Высокая шатенка с неприятным выражением лица говорила хоть и на очень правильном английском, но слов ее Алина практически не понимала, что привело ее в тихий ужас прямо с начала собрания. Кимберли начала с результатов вчерашнего дня и последующей вечеринки, следов которой она не желает видеть сегодня, о чем было заявлено железным тоном, нетерпящим даже и тени возражения. Следующей была очередь новоприбывшей, отчего душа у той ушла в район пяток.

— Алина из России, будет работать на промо. — девушка мысленно поблагодарила Бога за то, что здесь не требовалась никакая приветственная речь или что-то подобное. Она просто постаралась выглядеть максимально естественно и просто. — Ключи от каюты у тебя есть? Бадж с именем тебе сделают послезавтра, и не забывай одевать его каждый день на работу. Какие бы проблемы у тебя не возникли, обращайся сразу ко мне, Шону или Сержу. А теперь любимая, познакомься с нашим коллективом.

Такое обращение в другой момент заставило бы девушку вытаращить глаза, но сейчас она почла за лучшее со всем соглашаться. Даже если слово «любимая» очень странно звучало из уст мужеподобной англичанки, которая о существовании макияжа и парикмахера, видимо, была осведомлена только понаслышке.

— Бренда — наша косметишн, — представляла всех по очереди менеджер. Очень высокая и плотно сбитая симпатичная девушка с очень светлыми волосами и голубыми глазами помахала рукой. Она улыбнулась и сразу же потеряла все очарование, обнажив слишком крупные зубы для таких узких губ.

— Она из Саус Африки, так же как и Эстель. Тамара — твоя соотечественница, работает в ювелирном на шестом деке.

— Гречка. — подмигнул Алине наполовину лысый мужчина в костюме, который по возрасту был самым старым из всех присутствующих, лет около сорока.

— Шон! Сколько раз тебя просила меня так не называть. — шутливо замахнулась на него сидящая прямо на полу брюнетка. — и по-русски добавила. — Тьфу на тебя.

— С Оленой и Наташей вы уже познакомились, Младен — Хорватия, работает в ликерном отделе, прямо напротив.

Лицо молодого человека, испещренное оспинами, растянулось в улыбке, но он промолчал.

— Карла, Бразилия, — на кассе в магазине, слегка приподнявшиеся уголки губ бразильянки сказали Алине то ли о серьезности, то ли о заносчивости, но девушке сейчас было не до того.

— Флорина из Румынии, — Ким указала на черноволосую, депрессивного вида девушка, которую, казалось, мало интересовало происходящее, но она все же сделала над собой усилие и изобразила некое подобие улыбки.

— Раджив и Милан, Индия. Коллеги Тамары по ювелирному отделу.

Один из пары темнокожих индусов, стоявших несколько поодаль, поклонился, а второй, дождавшись момента, когда менеджер отвернется, к ужасу Алины согнул руку в неподобающем жесте. Тамара, сидящая рядом, не выдержала и прыснула со смеху.

— И Оливия. — в голосе Кимберли послышалось что-то похожее на неодобрение, хотя может Алине это только послышалось. — Уж не знаю, из какой страны, то ли Польша, то ли Австралия, но это она тебе потом расскажет, а сейчас приступим. Давайте дорогие. Заработайте побольше денежек.

Девушка на секунду задержалась, рассматривая полячку-австралийку, но не странная национальность привлекла ее внимание. Каштановые волосы до плеч были в легком беспорядке, длинные, дугой брови над живыми карими глазами, немного округлое лицо, выражение которого таило в себе хитринку и загадку, — такой Оливия показалась ее новой коллеге. Очень красивая, статная девушка со светящейся белоснежной улыбкой отличалась непосредственностью ребенка, все ее движения были наполнены детской грацией, той, которая заставляет взрослых улыбаться, глядя, как их чадо умильно шлепается на мягкое место. Сидя на столе, она умудрилось уронить стопку футболок, и сейчас усевшись по-турецки, не обращая ни на кого внимания, пыталась привести их в надлежащий вид, насвистывая при этом что-то очень знакомое. Девушка напрягла память, и любимая песня сама собой пришла на ум. Это была «Нью-Йорк, Нью-Йорк» Френка Синатры.

Алина оглянулась в поисках Наташи, чтобы спросить, но наткнулась глазами на Сержа, про которого, честно говоря, уже успела забыть. Он стоял у больших створчатых стеклянных дверях и колдовал над замком, пока остальные сгрудились в ожидании.

— А что теперь делать? — поинтересовалась Алина, в который раз за вечер одергивая колючую и неудобную форму.

— Стол бери и побежали. — и украинка подхватила стол с одной стороны, показывая что именно надо было делать.

— А куда?

— Туда!

Неся сравнительно легкий стол с янтарем, девушка почувствовала, что, то ли она уже всех достала своими глупыми вопросами, то ли у Лены была не слишком-то щепетильная манера общения. Они поставили стол прямо перед входом в магазин, и полноправная теперь работница гифт-шопа обнаружила, что все остальные столы уже стоят полукругом.

Свет с застекленного потолка голубой вуалью падал на все вокруг, первые пассажиры с интересом присматривались к украшениям на столах. Алина понятия не имела, что с ними делать и нервно сглотнула, глядя на приближающегося старичка, как на двухголового змея. Голос Наташи показался ей спасительным гласом с неба:

— Goog evening, how are you today?

— Very good, thank you. Youself?

— Good, thank you.

И умиротворенный таким общением старичок неторопливой походкой последовал дальше. Бренда ушла за свою стойку в косметический отдел, в царство кремов, макияжа и парфюмерии, который был виден прямо с промо. Младен расставлял бутылки в своем магазине, Карла заняла своем место за кассой, а Ленка с Оливией что-то бурно обсуждали на том конце столов. Девушка встала рядом с рыжеволосой подругой, решив на всякий случай делать все как она. Тут к ним подбежала Тамара:

— Все девочки, увидимся позже. Я вниз, а то Радж опять балаган устроит, не хочу пропустить. Нат, не забудь мы сегодня приглашены на вино. — и Томка заговорщицки подмигнула.

Алина с некоторой завистью поглядела вслед

— И что значит на вино? Радж — это который маленький? — поинтересовалась она, вспоминая не очень вежливое поведение жителя Индии, и наконец вздохнула, — И почему на Томе пиджак сидит по-человечески, а на мне как мешок с картошкой?

Девушка проследила глазами за Тамарой, спускавшуюся по огромной винтовой лестнице девушку остановил прекрасно сложенный молодой человек, картинно красивыми чертами лица похожий на куклу Кена, с таким же и губками бантиками и распахнутыми серыми глазами.

— Вот это вино и есть. — не очень определенно сказала Наташа, — Его зовут Вовочка, хотя вообще то Владимир из Хорватии. — А пиджак она ушивала.

— Где? На берегу что ли?

— Да нет, она тут второй контракт уже, ей форму дали на первом, так что ушивала Томка ее дома. А вообще на борту есть тейлор, но вот уговорить его, чтобы он тебе сделал что-нибудь нормальное, по-моему, невозможно. У него строгие рамки по поводу формы: ведь если кто-нибудь заметит, что юбка у тебя короче обычного, то стрелки все на него. А кому это надо?

— Ясно. Будем ходить уродами. Что поделать. А где все гости?

Действительно по седьмому деку гуляли редкие пассажиры, причем одетые весьма разнообразно — кто в вечерних костюмах, а кто в шортах и майке.

Наташа поправила волосы, убранные в хвост и начала расставлять янтарь по порядку:

— Скоро закончится шоу в театре и понабегут, как стадо на водопой. Так что, ты не пугайся, когда толпа повалит. Это нормально. Черт, Ким идет!

Алина не успела спросить, что такого страшного к приближении менеджера, как та собственной персоной оказалась прямо у нее перед носом. Выражение лица англичанки не предвещало ничего хорошего.

— Алина, я понимаю, ты тут новенькая и многих правил еще не знаешь. — сладким голосом прошипела она, практически не разжимая губ, — Так вот первое и основное — на работе мы разговариваем только и исключительно по-английски. Я очень надеюсь больше не слышать русскую речь, единственное, в тех случаях, когда ты разговариваешь с клиентами. А сейчас я оставляю Наташу ввести тебя в курс дела. По-английски, разумеется! А в следующий раз, если будете разговаривать на своем языке, то это будет уже дома!

Алина ошеломленно смотрела, как та после оглушительного монолога семимильными шагами удаляется вслед за Тамарой. Ее первый рабочий день еще только-только начинался.

Наташа безразлично пожала плечами:

— Вот так и живем. Не обращай внимания. — и тут же обернулась к подошедшим пассажирам. — Good evening.

Гесты оказались не такими страшными, как показались ей в самом начале. В основном престарелые американцы интересовались янтарем или «днем за десять долларов». Как всегда не без помощи Наташи Алина очень скоро смогла объяснять гостям, что распродажа «все по десять долларов» будет послезавтра, и что ассортимент товаров будет представлен часами, шариковыми ручками, шалями, сумками и бижутерией. Еще девушка узнала, что янтарь бывает четырех цветов: green, hanny, cherry и butterscotch, что черри — это самый старый, а баттерскоч самый дорогой. Также присутствовала коллекция мультикалор, если пожелаете на последнем столе. Язык престарелых американцев был ей намного понятнее, чем жуткий английский Кимберли, она даже умудрилась что-то продать, чем была неимоверно горда. В негласном состязании продаж, которое имело место быть в гифт-шопе, Алина сегодня заняла последнее место, но все же вышла не с нулем, что не могло ее не радовать.

Единственное разочарование, постигшее девушку за этот длинный-предлинный день было то, что она пропустила отплытие. Корабль был настолько огромным, что движение практически не ощущалось, и Алина заметила равномерный гул и чуть легкое поддрагивание перил лишь спустя час после того, как они отчалили от берега. Сенчюри шел ровно и плавно, но к ее великому сожалению, с промо не было видно абсолютно ничего, то есть не было видно воды и вообще никакие окна не выходили наружу, так что девушке пришлось утешиться мыслью, что у нее впереди еще столько отплытий сколько ее душе угодно, и уж в следующий-то раз она этого не пропустит.

После собрания, половину которого она опять не поняла, Алина зашла в каюту и толы и побежали. огляделась. Эстель не было, зато было дико холодно. Она вспомнила, что все собирались в бар, но ей почему то туда не хотелось. Было желание наоборот, побыть немного одной, и подумать обо всем, что сегодня произошло. Но больше всего на свете в эту секунду ей хотелось увидеть море. И именно этим она и решила заняться в первую очередь, а там и подумать можно — решила девушка и скинула, наконец, рабочие туфли. С опаской посмотрев на кондиционер, который, по ее мнению, поставил себе задачу запорошить всю комнату снегом, она предпочла его не трогать, ибо кто знает, как реагируют кондиционеры на корабле, сейчас винтик повернет, а все судно остановится. Зная свою везучесть, хотя и не веря в то, что сама сейчас придумала, Алина все же решила не тормошить непонятную машину, может Естель знает, как с ним обращаться.

— Надо идти на разведку. — скомандовала она сама себе и скинула с плеч форменный пиджак.

— Все- таки надо же такое уродство придумать, — снова удивилась девушка странному покрою одежды. — и наощупь не лучше. Фу!

Алина сбросила с себя все и осталась в нижнем белье. За этот длинный день произошло столько событий, что про незажившую тату она ни разу не вспомнила. Только сейчас глядя на вспухшую багровую спину, девушка слегка поморщилась от боли. Физическая боль для Алины не была чем-то особенным, так что она не стала обращать на это внимания. В зеркале отразилось молодое и здоровое тело, не лишенное приятных мужскому глазу округлостей. Но сама к себе девушка была беспощадна. Не то, что бы у Алины был психоз на почве похудания, но все же она четко знала, какими должен быть ее вес, а каким нет. Сейчас она явно выходила за рамки дозволенного. Девушка досадливо поморщилась, оглядывая себя в зеркале и вытащила из шкафа юбку подлиннее, скрывавшую ноги до щиколотки.

Со вздохом она вспомнила, что зимой она весила на семь килограмм меньше и что все штаны с нее падали. Нельзя сказать, чтобы ее это сильно украшало, особенно если учитывать причины, по которым она так сильно похудела, но зато есть можно было действительно все, что угодно, а не считать каждую поглощенную калорию. Но задумываться над собственными недостатками долго девушка не привыкла, тем более, что решение было только одно — спорт, сейчас ее ждало нечто чудесное и особенное: море и через секунду ее уже и след простыл.

Для начала она минут пять стояла около закрывшейся двери и думала, в какую сторону ей теперь надлежит отправиться. Подумав немного, она так и не вспомнила, и пошла наугад, что как ни странно оказалось самым верным потому что уже на следующем повороте увидела знакомую дверь. Мягкий ковер скрадывал звук шагов, и от этого ей еще больше хотелось быть незаметной и все это напоминало девушке прогулку по заколдованному лесу. Она не знала еще, что вся жизнь начнется через полчаса, когда все департменты закончат работу, казино соберут свои столы, официанты начистят до блеска барные стойки, офицеры снимут форму, а танцоры и певцы останутся без грима. Все соберутся в барах и коридорах обсуждать события прошедшего дня, проблемы на работе и перипетии личной жизни, коэффициент которых на корабле был выше раза в три, чем на берегу. Все это Алине еще предстояло увидеть собственными глазами, а пока девушка шарахнулась от открывающейся из каюты двери.

— Ой сори. — услышала она сильный, как ей показалось, испанский акцент. И вслед за голосом увидела уже невысокого бородатого паренька лет двадцати пяти и здорового парня с веселым лицом и широкой улыбкой, лет на пять старше. Оба были в костюмах и белоснежных рубашках, и если б она их встретила в другом месте, то приняла бы их за пассажиров. Потом спохватилась, и вспомнив Наташкины слова, посмотрела на баджи. Там стояло музыканты оркестра. Еще какие-то важные птицы, подумала Алина и вслух сказала.

— Ничего страшного.

Боком она протиснулась мимо них, и если первый посторонился, то второй, который был на голову ее выше и тяжелее, наверное, килограмм на пятнадцать, так и остался стоять столбом, словно наслаждаясь ее смущением. Щеки у девушки запылали и даже фраза, брошенная здоровяком, не доставила ей никакого удовольствия.

— Какая красавица! Рам, ты ее раньше видел? — это было сказано без малейшего акцента.

Алина юркнула за дверь и возмущенно фыркнула.

— Не видел он меня. Только приехала. Нахал. — высказала она все, что думала уже закрытой двери и услышала внизу музыку. Ага, догадалась она, это видимо крю-бар. На секунду вопрос встал, идти вниз к развлечениям или наверх к морю? Музыка звучала громко и призывно, снизу летели веселые голоса, и то и дело хлопала дверь, но девушка уже поднималась вверх по лестнице навстречу тому, что так долго ждала… На пятом этаже, или как она поправила тут же сама себя, деке, Алина остановилась и открыла тяжелую белую металлическую дверь. Тот факт, что выход, который показывала Ленка, находился выше, ее не смутил. Как всегда, ища приключений на свою задницу, по выражению ее папы, девушка решила исследовать незнакомую территорию.

За дверью оказался еще длинный-длинный коридор, уставленный вначале непонятными машинами в оранжевых чехлах, деревянный надраенный до блеска пол и свет в конце почему-то освещал только одну стену коридора, а вторая была завешена черным непонятным полотнищем. Корабль ровно гудел и Алина явно слышала плеск волн, только пока никак не могла взять в толк, откуда же доносится зовущий голос моря. И все же девушка в нерешительности остановилась. Море морем, а быть уволенной в первый же день на борту ей явно не хотелось. она тщательно осмотрела все надписи, но ничего типа «стой, дальше стреляют» не было.

— На инжин руме по крайней мере весит, что всяким посторонним вход запрещен, а здесь ничего, — вслух подумала Алина, опираясь на перила, и вдруг отдернула руку. Шершавое и неприятное белое вещество непонятными разводами покрывало синюю краску. — Что это еще такое? Хлорка?

И вдруг тихонько рассмеялась своей глупости. Это была обычная морская соль, только вот как она оказалась на перилах? Свежий ветерок трепал ее распущенные волосы и приятно холодил кожу. Значит, выход был с той стороны, откуда шел поток воздуха, — напрашивался вывод сам собой.

Она шагала по странному коридору и через несколько метров стена справа сменилась окнами, позволяя через незатемненные стекла разглядеть внутренности корабля. Все выглядело каким-то заколдованным: пустой зал кова-кафе с таинственно поблескивающими в полутьме перилами, ювелирный магазин со сверкающими витринами, черный рояль и огромная лестница посередине, укрытая роскошным бордовым ковром, которая соединяла пятый и седьмой деки. Внизу стояла непонятная металлическая скульптура и, подрагивая в такт судну, казалось, танцевала.

Алина оглядела пальмы в кадушках и пустоту залов, вспомнила, каким шумным и бурлящим было это пространство два часа назад, и подумала, что такая резкая перемена создавала ощущение мистики и таинственности, будто все люди разом исчезли с корабля.

Ветер трепал ее юбку и она, наконец, оторвавшись от созерцания пустых залов, вернулась к своему прежнему занятию. Море так и оставалось скрытым от ее глаз. Девушка задумчиво прошагала вдоль ряда белых шезлонгов, прошла по нарисованным прямо по дереву белым квадратам с различными цифрами, предназначавшиеся для игры, за которой обычно проводили время пожилые люди в Штатах, сейчас она никак не могла вспомнить ее названия. Алина растерянно опустилась на одно из пластиковых кресел у окна, которое с другой стороны выходило на лифты, и досадливо нахмурилась.

— Ведь вот же он — шум и плеск, ветер тоже есть, куда делась вода? Не летим же мы в небесах, в конце концов?! — возмутилась обманутая в лучших ожиданиях девушка. — и какого черта они прицепили тут эту дурацкую черную занавеску?! Это же сколько материала пошло?! А может, море снаружи за ней…

Она поднялась, подошла к перилам и отпрянула, повалившись на тот же стул, с которого только что встала, сгибаясь от хохота. То, что она приняла за занавес, было ничем иным, как просто воздухом, пространством над морем, по которому и шел корабль, неосязаемым полотном ночи. Просто цвет был таким черным, что девушке и в голову не могло придти, что это небо. Алина смеялась, зажимая рукой рот, и вдруг почувствовала себя бесконечно счастливой, в который раз за сегодняшний день. Девушка снова вскочила, перегнувшись через край, с наслаждением вдохнула соленый воздух и подставила лицо свежему ветру. Ей хотелось встать на руки или пуститься в пляс от вида долгожданных белых гребней волн и пенистой воды, которую Сенчюри исторгал из своего бока.

Берега не было видно и в помине, вокруг была одна чернота и море, только впереди висело что-то похожее на туман или белый дым, Алина подняла глаза к звездам, и отыскав большую медведицу, улыбнулась ей, как старому другу. Ветер спутал светлые волосы и словно большая ласковая собака топтался у ног, трепля юбку у колен.

— Господи, спасибо тебе за этот день… Только одного не хватает… Но ведь я к нему еду. Плыву. Иду. Лечу. Не знаю что. — девушка закрыла глаза и провела рукой по поверхности перил, вытирая белый порошок. Поднеся ладонь к губам, она почувствовала вкус соли. — Я твоя. Сенчюри, услышь меня сейчас. Приведи меня к нему. — она сглотнула, — пожалуйста, где бы он не был.

Можно считать это случайным совпадением, но корабль вдруг загудел так, что палуба содрогнулась, а сердце счастливо забилось в ожидании. Она была уверена, что ее услышали.

 

Глава 3. Шоппи и самая лучшая страна на свете

Следующие несколько дней на корабле прошли в уже знакомом ритме. С утра Сенчюри стоял в порту и девчонки вылезали в аутсайд. Правда в обоих портах Алина уже побывала, и это было не так интересно, как предстоящий Амстердам или Норвежские фьорды, но все равно Таллинн дал ей приятные впечатления сказочного города с замками, крепостями и мощеными мостовыми, а Клайпеда милые детские воспоминания о каникулах на море.

За это время она успела познакомиться с таким количеством народа, что даже успела забыть, как кого зовут. Плотно сбитый канадец с бритой головой и пирсингом в нижней губе звался Данни, симпатичный мулат Джейсон был из экскурсий, который прямо обмирал в присутствии Наташи, грек Адонис с бриджа, который в свою очередь нравился Бренде, менеджер казино Тайрон, дал ей кличку Пинки за вечный румянец на щеках. Эти и многие другие стали теперь ее соседями и коллегами если не по работе, то хотя бы по образу жизни.

А жизнь шла своим чередом. В Эстонии они долго гуляли с Наташкой, пили пиво, фотографировались, смеялись и разглядывали достопримечательности. Порт был совсем небольшой, и в тот день их судно нашло себе только одного коллегу, но все равно было здорово видеть два таких больших белых лайнера, стоящих друг напротив друга, словно рыцари, закованные в белую броню, похваляющиеся своей силой.

В этом городе, казалось, все было пропитано рыцарским духом: и крепостные стены, обвитые зеленым плющом, увенчанные золотом шпили, красные черепичные крыши с драконами и тяжелые деревянные двери, за каждой из которых должна была томиться прекрасная дама.

Проснулись они сегодня поздно, и к большому сожалению девчонок времени у них оказалось не так много, и посещение музея пыток пришлось отложить до лучших времен. Старый город и сам целиком был как музей, да еще и обслуживающий персонал был одет то в традиционные костюмы, то в одежды сказочных персонажей.

Периодически они натыкались на пассажиров, особенно в районах бизнес центров и отеля Таллинк, но си вумен уже не так просто было смутить, девчонки здоровались и бежали дальше. На площади у городской ратуши Алина оставила подругу пить какое-то особенное местное пиво, а сама побежала звонить домой. Нужно же было рассказать, как прошли ее первые дни на корабле.

Здесь так классно, так классно, — верещала она папе в телефонную трубку, — ты даже себе и представить не можешь! Угадай откуда, я тебе звоню? Из Таллина, корабль просто огромный, как небоскреб, а вокруг море, море, море!!!! Ну, нет, сейчас-то я на центральной площади стою, но все равно воды столько вокруг, когда мы плывем, это просто умереть можно! Глаз не хватает, все увидеть! А? Что? С английским, ну так. Вроде понимаю, а то, что нет — у подружек спрашиваю. Да здесь две русских девочки работают, если б не они, я б тут пропала, а так нянькаются со мной. Еда отменная, рабочий день, а точнее вечер — вполне терпимый, а днем у нас свободное время, так что можно гулять по портам. У нас следующий круиз в Норвегии будет, так что увижу родину викингов и фьорды. Андрюше? Да напишу обязательно, правда, я не уверена, что он сейчас дома. Он, кажется, в Данию собирался, но было бы здорово увидеться, это точно! А вообще пап, знаешь, я здесь очень счастлива! — и скорчила трубке недовольную гримасу. — Естественно я не знаю, что будет дальше, но счастлива — то я сейчас, а не потом. Потом что будет, то и будет, может быть все будет только еще лучше! Да, пап, я буду очень осторожна. — и на несколько секунд замолкла. — Нет, не звонила ему еще. Наверное, нормально. И я тебя целую. Пока.

Следующие пару мгновений она в нерешительности слушала автоматический голос на том конце провода: «Наберите номер абонента и нажмите решетку». Девушка обвела взглядом площадь, словно та могла ей что-то подсказать, но ни позолоченный крест на длинном шпиле, который держал лев на ратуше, ни стройная колокольня напротив, увенчанная черной крышей, как траурной вуалью, не дали ей никакого ответа. Алина вздохнула и потеребив обручальное кольцо на пальце, набрала Сашкин номер. — Алле. — по голосу казалось, что он был сердит или очень занят, но он почти всегда так отвечал. — Привет. — девушка почти бессознательно улыбнулась телефонной кабине. Такая улыбка обычно бывает у людей, которые собираются просить прощения или просто знают свою вину. — Привет. — интонации сразу стали по-напускному безразличными. Плывешь? — Ну, почти. Мы сейчас в Талине. Здесь здорово. Много новых лиц, офицеры почти все греки, у нас есть своя палуба, куда гостям нельзя, даже с бассейном. Девчонки классные, у нас самый красивый департмент на всем корабле, а вообще впечатление такое, что весь Сенчюри, как одна большая деревня. Мужская часть населения периодически к нам наведываются. Все со всеми спят, живут или встречаются. А чуть заговоришь с кем-нибудь, так его сразу в твои бой-френды записывают. Иногда даже забавно, хотя сплетни и раздражают конечно, но того и гляди у меня весь корабль в любовниках будет. Все ж приходят знакомиться, я тут фреш мит. — выпалила девушка на одном дыхании, — а как у тебя дела? Как собак с мамой? — Фреш мит. — машинально повторил за ней Рыжий и словно, задумавшись, ответил, — Да вроде все также, изменений нет, если ты об этом. Мама села вязать Урикану свитер на зиму, видите ли, у него пузико будет мерзнуть, он пьет Антонову ряженку, так что за него можешь не волноваться. Шеф приволок свой домашний комп с требованием сделать так, как было, и его не волнует, что жесткий диск его десятилетнее дитя на хрен отформатировало. На выхи в Орехово собираемся, все как всегда, да и прошло то меньше недели. — Надо же, и правда ведь, меньше. А мне кажется, я уже всю жизнь тут. Столько всего случилось… — тут она увидела, как Наташка нетерпеливо вертит своей огненной головой и начала прощаться, — ну ладно, мне пора бежать, а то на работу опоздаем, будет суп с котом от Ким. Это наша менеджерша. Меня до костей пробирает от одной ее улыбки, а уж если чем ее недовольство вызовешь, так лучше по-моему сразу за борт прыгать. Давай не грусти. — Осторожней там с греками. — он помолчал, — и звони хоть иногда. — Я воль! — и Алина уже скакала по мощенной камнем старинной дороге, навстречу Наташке, солнцу и ее новому огромному белому счастью с большим иксом на боку.

— Пошли сегодня к грекам? — прошептала Эстель к концу рабочего дня, когда столы уже были убраны и все изнывали в ожидании Ким и ежедневного собрания, делая вид, что приводят в порядок магазин, переставляя предметы с места на место и в сотый раз расправляя складочки на манекенах. — К каким еще грекам? — удивилась Алина. — Тс-с-с. Не кричи. Потом сплетни по всему кораблю будут. К офицерам. Они в нашем коридоре живут. Там есть один парень, я ему давно нравлюсь, но никак не получается с ним поговорить. Он в крю-баре на меня все глаза проглядел уже, но там торчит мой почти бывший муж, а проблем мне не очень-то надо. У Алины чуть не выпала из рук модель Сенчюри, которую она вот уже минут десять безуспешно пыталась впихнуть на полку между тремя точно такими же. Не может быть, чтоб обе девушки в одной каюте находились в одинаковой жизненной ситуации:- Ты замужем? — Уже почти нет. Но это долгая история. Так пойдешь или нет? — К грекам? Хм… А это прилично? Эстель закатила глаза:- Ну, ты же не собираешься в жизни делать только то, что прилично. — В этом уж можешь не сомневаться. Ее руммейт весело подмигнула ярко-голубым глазом:- Я так и думала, что мы во многом похожи. — Даже больше, чем ты думаешь. Я вот тоже еще пока замужем. Хотя может уже и нет. Не знаю. Тут настала очередь Эстель удивляться. — И ты тоже?! Ну и ну. А почему ты не знаешь? И где сейчас твой муж-немуж? — она засыпала ее вопросами, но потом спохватилась: — Может тебе неприятно об этом говорить? Если не хочешь, то конечно, не рассказывай. — Она выползет когда-нибудь из своего подземелья. — простонала подошедшая Наташа, явно имея ввиду менеджершу, засевшую в закутке офиса и явно забывшую о времени и о своих подчиненных, как таковых. — Ведь час ночи уже. Совесть-то надо иметь. — Да нет, все о кей. Я на развод подала как раз недели две назад. Наташка вытаращила глаза:- Ты замужем? С ума сойти. То есть уже нет, раз на развод. А что не сложилось то? Алина теребила белый пластик кораблика, смущенная таким вниманием к своей особе:- Познакомились мы в Париже, в ночном клубе. Красивый такой статный парень с серыми глазами, приклеился ко мне как банный лист. Любовь с первого взгляда у него случилась, представьте себе. Ну, мы всю ночь гуляли по Парижу, причем была большая компания и в том числе его девушка, с которой он тут же расстался, потом встретили рассвет на Монмартре, и как-то так получилось, что через неделю он ко мне переехал. А через два месяца у меня кончилась виза и я купила обратный билет. Вот тут-то все и началось, он кричал, что я эгоистка, что никогда его не любила, что у меня нет сердца и так далее. Я вообще по натуре волк-одиночка в плане отношений, очень сложно мужчине доверять и при это спать с ним. Друзей-парней у меня сколько хочешь, а вот отношения… Это уже сложнее. Вообще, еще через месяц, не смейтесь, я стала мадам Пуаро. И ведь что самое странное, я ведь его особо не любила по началу, а вот когда стала женой, показалось, что вот оно, это уже навсегда. Захотелось постоянства, детей, готовить научилась. Завели собаку, купили мотоцикл. — девушка саркастически усмехнулась, но сквозь сарказм слишком явно проступала боль и горечь. — А ведь если подумать, с предыдущем парнем мы расстались только потому, что он хотел познакомить меня с родителями, и я в ужасе сбежала. Но Дамиан чем — то меня подкупил, то ли своей открытостью и оптимизмом по жизни, то ли безбашенностью, то ли сумасшедшим сексом, который потом как-то стал меняться не в лучшую сторону. Он хоть и француз, но вырос в Латинской Америке, а для латиноса одной девушки явно недостаточно, и начались странные желания, типа любви втроем, порно по ночам. Мда-а… Выходные якобы с другом, а потом счет за отель и губную помаду на заднем сиденье, как незначительные мелочи, я упускаю. Короче говоря, так или иначе, мы почти три года прожили, и во Франции нам стало скучно, и мы решили перебраться в Штаты. Отец нашел ему там работу, он стал ездить туда-сюда, а потом там остался. Нашел для нас квартиру и ждал, пока я закончу учебы и приеду через два месяца. И вот эти-то восемь недель решили все. Наташка негодующе встряхнула волосами:- Другую, небось, нашел, скотина? Алина закусила губу:- Знаешь, я ведь его в этом даже не виню. Это вроде как было нормальной реакцией на мое поведение. Было даже неизвестно, дадут ли мне вообще визу, и я в эти два месяца совсем распсиховалась. Постоянно плакала, истерики закатывала по телефону, ни один мужик этого не выдержит, но уж слишком много всего навалилось. Мы сдали нашу квартиру, я жила буквально на чемоданах у подруги, он уехал, а все проблемы с электричеством, банковскими счетами, собакой и так далее осталось, и прочем решать надо было мне. Плюс, что я на тот момент еще занималась продажей квартиры в Питере, которую так, слава Богу, так и не продала. При том, что я еще работала, училась и одновременно писала диплом. — Дурдом. — не выдержала Наташа, — извини, что перебиваю. — И потом еще у меня была полная раздвоенность в голове. Я ему ни разу не изменила, но последние полгода снова стала общаться с одним другом, который всю жизнь был в меня влюблен, и которому все время, сколько его знала, доверяла больше, чем себе самой. Но такое общение каждый день привело к тому, что я уже не могла без него обходиться, а при живом муже такая дружба явно не делала мне чести. Но с Сашкой у нас было слишком много общего, мы смотрели одни фильмы, читали одни книги, когда я говорила о чем — то, не нужно было объяснять, он всегда понимал. И любил он меня так, как, наверное, никто и никогда больше любить не будет. И все же для меня он был другом. Девчонки недоверчиво переглянулись. Дружба между мужчиной и женщиной была для них чем-то вроде зеленого неба, а то есть не совсем реальным. — Потом я стала требовать чтобы он вернулся, хотя бы до того момента, как станет известно с моими документами, он говорил, что я думаю только о себе. А в один прекрасный день я услышала, что буду плохой матерью его детям, что я психопатка и мне нужно лечиться, что он устал от моих слез, что бла-бла-бла ему надо побыть одному, а потом он примет решение. — По-моему это просто свинство. — вставила Тома, которая тоже пристроилась на полу с кучей футболок и слушала. Алина грустно на нее посмотрела и тяжело вздохнула:- Я собрала чемоданы, собаку, а Сашка просто встретил меня в аэропорту. Через полгода я подала на развод, но и в России не осталась, теперь тут. А корабль плывет в Майями, где должны были жить мы с Дамианом. Что дальше будет, я понятия не имею, но я хочу его увидеть. — И что, вы после этого так и не разговаривали? — Зачем, — ответила за подругу Наташа, — чтобы сказать, что он трус? Расставаться по-разному можно, но он же просто сбежал в трудной ситуации! — Да уж. И зачем тебе опять с ним видеться? Знаешь, как говорят? С глаз долой, из сердца вон. — вспомнила Тамара старую русскую поговорку. — Ты себе любого мужика найдешь, и красивого, и умного, и с деньгами. Жалко только, что капитан женат. — Фу, он старый. — скривилась рыжеволосая дива, пытаясь одновременно накрасить губы блеском из тюбика. — Но в принципе, все верно, жить прошлым не стоит, а особенно, прости, конечно, но дерьмовым прошлом. Эстель молчала, и Алине показалось, что только она одна смогла бы понять, что значит жить с мужчиной, засыпать и просыпаться с ним в одной кровати, делить радости и горести, строить планы о будущем. Она старалась не думать, сможет ли она простить неверного мужа, даже если увидеть его вновь, девушка тешила себя надеждой, что у них все-таки был второй шанс. Даже, несмотря на то, что девчонки были очень даже правы. Ей очень хотелось узнать историю этой немного загадочной девушки из Южной Африки, но на сегодня с нее было достаточно тоскливых размышлений, и она предпочла сменить тему. — Слушайте у нас уже не рабочий день, а рабочая ночь что ли? Ведь почти полвторого уже! — С Ким всегда так. Хорошо если к двум будем дома. У нас еще собрание, не забудьте. — Ленка знала англичанку лучше всего, она отработала с ней почти половину предыдущего контракта. — Даже я уже замоталась. — Так может ее позвать просто? — Ага, самая умная нашлась? Думаешь, она не знает, что ее тут пятнадцать человек ждет? Эта тетка, мало того, что трудоголик, так она еще живет по принципу: сама не сплю, и никто не будет. Мужика бы ей надо, так кто ж на нее позарится то?! — украинка скинула туфли и тяжело опустилась на ковер. — Какой все ж таки Майк был классный, с ним и собрание всего пять минут, и дей офф, и напиться можно было в крю-баре, и по-русски он никому не запрещал трепаться. — Что такое дей офф? — спросила несведущая Алина. — и куда этот Майк делся? — Выходной. — буркнула та в ответ, — а Майка черти взяли. То бишь уволили его. — Менеджера уволили? Ничего себе! — А знаешь за что? За секс в крю джиме на велосипедном тренажере! Причем всем было интересно не то, почему в джиме, а то почему именно на велосипеде. Наташа эту историю видимо слышала не первый раз, это только новеньким можно было хлопать глазами, поэтому продолжала гнуть свою линию:- Давайте хотя бы Шона попросим. Он не такой страшный, потому как к ее логову я даже на метр не приближусь. — Попробуй. — вздохнула Тамара, глядя на часы. Все давно уже стащили колючие пиджаки и противные красные галстуки. Младен болтал о чем-то с Оливией, даже не пытаясь делать вид, что работают, ребята хрустели арахисом, купленным тут же магазине. За стеклянными витринами бродили редкие пассажиры, разглядывая работников гифт-шопа словно диковинных зверей в зоопарке. Милан, Радж и Карла сидели на столе с футболками и над чем то весело смеялись. Впрочем, оставаться спокойным с этими индийцами, как поняла Алина, было невозможным, даже серьезная бразильянка улыбалась их пошлым шуткам. Шон с Сержем наполовину торчали в офисе, больше одного человека там не помещалось, а королевский трон уже был занят, так что им приходилось стоять в проходе, но кого-то все равно не хватало. Хлопнула дверь, и появилась Бренда с пачкой чеков в руках и усталым выражением на лице. — Ты чего так поздно? — вяло поинтересовалась Тома, так и не поднимаясь с пола. Бренда бросила все на кассу и подсела к девчонкам:- Я прекрасно знаю, что раньше двух она собрание не начнет, а скоблить магазин у меня желание особого нет, тем более, если б мы делом занимались, а то, так, дурью маемся. Серж широким армейским шагом прошел наконец-таки к кассе и зычным голосом спросил:- Кто-нибудь хочет еще что-нибудь купить? — В два часа ночи? — Лена язвительно усмехнулась. — Вряд ли. — Я закрываю кассу! — с угрозой в голосе проговорил хорватец. Это означало конец рабочего дня. Вздох облегчения пронесся по магазину. На часах было ровно два часа ночи. Через несколько минут после собрания три русских и одна блондинистая африканка собрались в каюте номер четыре три четыре один. Эстель стояла перед зеркалом, жирной черной чертой обводя левый глаз. На ней была черная с блестками кофта с открытыми плечами и голубые джинсы. Макияж получался более чем вечерним, Тома с Наташкой их не поддерживали, девчонки оставались в форме и забежали на секундочку, только покурить. Дверь в кабину была открыта, Наташка сидела прямо на пороге, так как по-другому четвертый человек в таком узком пространстве и не помещался. Алина сидела на нижней полке двухъярусной кровати и, чуть улыбаясь, слушала еле заметное покачиванию корабля, которое больше никто, кроме нее не замечал. — Ой, не знаю, как вам только еще хочется куда-то идти, завтра мало того, что си-дей, так еще и формула найт. — и Тома сладко зевнула. — лично я докурю и спать. — Ну и мы. Докурим и спать. Да, сестренка? — Эстель заговорщицки подмигнула Алине. — Опять непонятные слова. Что такое си-дей и что еще за формула найт? Через коридор пробежала парочка ребят в вечерних костюмах. Одному явно перевалило за тридцать, он был высокий и худощавый, и даже когда он улыбался, оставался немного печальным, второй наоборот был намного ниже со смеющимися умными глазами. — Привет фотографам. — махнула сигаретой Наташа. — А у вас вечеринка? — коротышка сунул нос к ним и тут же щелкнул затвор камеры. — посвящаете новенькую в шоппи? Алина привстала на кровати, насколько позволял второй этаж, и тут же плюхнулась обратно. — Привет. — Я Иван. — он сделал ударение на первом слоге, а не на втором, что явно свидетельствовало о его иностранном происхождении, несмотря на такое русское имя. — Алина. — Роберт. — поздоровался и второй, быстро оглядев комнату, так словно кого-то искал, но не нашел. — Ну спокойной ночи, девочки. — Вот и меня уже к женскому полу приписали. — его полностью бритая голова сверкнула в свете лампы, а грустный тон только заставил девчонок рассмеяться. — А что это вы не переодеваетесь? — Кто как. — Эстель начесывала волосы и у Алины завертелись неприятные мысли о собственном внешнем виде, так как она уже полгода не трогала ни тушь, ни пудру, а из одежды для сегодняшнего вечера она выбрала простую зеленую майку и дырявые джинсы. Но последние произнесенные слова заботили ее немного более, чем то, что о ней могли подумать какие-то неизвестные греки. Она легонько потолкала плечом сонную Томку:- Так что там завтра то? Та как раз собиралась зевнуть, но прикрыв рот рукой, все же собралась с силами:- А то, что завтра вставать в восемь утра, и мы работаем целый день. Си- дей — это значит день в море, то есть магазин открыт целый день. — И до скольки мы работаем? — До часу ночи, как обычно. Хотя, что я говорю! До двух ночи теперь, когда эта тут — она встала. — Нат, пошли по койкам, а то меня совсем зарубает. Та как раз завершала свою гневную тираду по поводу бесцельно потраченного вечера и поднялась, с кряхтением расправляя затекшие ноги. Иван уже стоял в коридоре, преждевременно потушив сигарету:- Спокойной ночи. — И представляешь, и даже дринка тебе нет нельзя после рабочего дня! Крю-бар же в два закрывают! Тома потянула ее за рукав, у нее глаза закрывались прямо на ходу. — Завтра выпьешь, завтра формула найт. — и они зашагали по короткому желтому коридору в соседний, где находились их каюты. Когда девчонки скрылись за поворотом, а Иван у себя, оказалось, что он живет прямо напротив, Алина уже в третий раз спросила:- Мне кто-нибудь скажет, в конце концов, что это за формула ночная то? — Слушай, да ничего особенного. Потом объясню. Мы пришли. Девушка даже не успела выказать свое возмущение, как они оказались в полутемной и слегка задымленной комнате, явно превышавшей их собственное жилье по размерам. Она как-то не успела настроиться на еще одни новые знакомства и вечеринку в целом, поэтому как уже случалось не раз в последние дни, приходилось реагировать по обстановке. На задней стене комнаты, а точнее каюты, зеленые в полоску занавески прикрывали самый настоящий круглый иллюминатор. Восторгу Алины не было предела, казалось бы, удивляться этому было равносильно изумлению при виде кровати в спальне, но для нее это стало чуть ли не первым повседневным подтверждением реальной жизни на корабле. С другой стороны ее тоже можно было понять — Сенчюри был настолько большим, что поневоле люди забывали, что находятся не на земле. За стеклом плескалась вода, и она, подавив импульсивное желание броситься к окну, быстро огляделась вокруг. Под иллюминатором располагалась огромная двух, а то и трехспальная кровать, на которой сидел молодой симпатичный, но ничем не примечательный брюнет, и куда тут же плюхнулась Эстель. У входа стоял платяной шкаф-купе, в углу стол с полками над ним, довершали картину огромное зеркало и телевизор, ничего особенного, если не считать, что в их с Эстель каюте ничего бы из этого не поместилось. На стене висела маленькая иконка, а тумбочка у кровати была заставлена таким количеством спиртного, что у Алины расширились глаза. — Мне казалось, что алкоголь в каютах запрещен. — такой была ее первая фраза в гостях, за которой последовал общий дружный смех. — А кто сказал, что это алкоголь? — парень, который сидел на стуле, со смешком протянул ей высокую металлическую кружку термос, — если хочешь, налей сюда и будет кофе. Для девушки стало ясно, что некоторые правила для некоторых людей на борту были не столь строгими, и ей вдруг стало весело:- Ну, налейте мне вашего кофе, так быть. Она с любопытством присмотрелась к сидящему, пока тот полез в холодильник, встроенный в высокую тумбу. С греками ей еще не приходилось сталкиваться по жизни. Он явно был небольшого роста, маленькие волосатые руки с большими кулаками, широкие плечи, аккуратно постриженные волосы и недельная щетина. Но самым удивительным были глаза, обведенные темными кругами, явно полученными от недосыпа, два огромных светло-серых волка жили у него на лице. — Меня зовут Адонис кстати, — и волки, жадно раскрыв свои пасти, уставились на новоприбывшую. В нем было что-то притягательно дикарское, очень близкое к животному, естественное и стремительное, как струи тропического ливня, от которых не хочется укрываться, и все же от его беззастенчивого раздевающего взгляда девушке стало немного не по себе. — Пиво, виски, баккарди? — Виски с колой, если есть. — и спохватилась, — И со льдом. А если есть кола лайт, так вообще прекрасно! Алина тем временем уселась на полу, что для нее было уже обычным делом, тем более что другого места не было. Хорошие манеры у греков были в присутствии только наполовину, но ее это не смутило. — А можно я посмотрю в иллюминатор? — застенчиво попросила она у Адониса. Тот только хмыкнул:- Первый раз на корабле? — это был не вопрос, а скорее утверждение. — Чего спрашиваешь? Иди, конечно. Девушка молча кивнула и полезла на кровать. Эстель кому-то яростно замахала рукой, но Алина не захотела поворачиваться новым гостям, ее внимание полностью поглотила ночная тьма за окном, из-за которого приглушенно шумело море. С другой стороны прочное двойное стекло было покрыто каплями и почти ничего не было видно, кроме белой пены волн идущих от разрезающего водную толщу корабля. И все же это было море — огромная, никому не подвластная стихия, властвующая на многие сотни километров вокруг маленького островка под названием Сенчюри. Когда она наконец оторвалась от чарующей темноты океанов, в комнате стояли Марлин и Шон. Подруга Эстель явно не впервые оказывалась тут и чувствовала себя как у себя дома, по-хозяйски кинув в бокал лед из большого ведерка, и залив это все баккарди и содовой. Девушка была одета в пижамные штаны, хотя макияж оставался при ней. Шон смущенно топтался у порога:- Вы, ребята, не против, если я присоединюсь к вашей шумной компании? Девчонки дружно подхватили его за руки и усадили на кровать, словно не замечая, как переглянулись между собой греки. Алина прочитала у него на спине — Я застенчивый, и с удивлением обнаружила, что все они — Марлен, Шон и Эстель разговаривали на одном языке, и это явно был не английский. Хотя удивляться, в сущности, было нечему, девушка просто забыла, что все трое — выходцы из одной и той же страны. Девушка, наконец-то услышала, как зовут второго грека — Димитрий, пока того представляли Шону. Но ее отвлек вопрос Адониса:- Слушай, колы лайт нет, я тебе сделал обычной. Думаю, от одного стакана ты не растолстеешь. У всех женщин бзик на почве сахара. — О да! От диабета умирают исключительно женщины. Ты прав. — скорчила Алина забавную гримасу, но стакан все-таки взяла. — Что-то ты не похожа на русскую. — А ты на грека! — Это еще почему? Девушка замялась. Ну, не объяснять же в самом деле про выражение «греческий нос», ведь у молодого человека нос был абсолютно прямой, может быть только ноздри были чересчур широкими, но это становилось заметно только когда он задирал голову, чтобы поднести бокал ко рту. — Так почему не похож? — У тебя глаза серые. И нос ровный! — не выдержала она. — Во-первых, у многих греков светлые глаза, бывают и зеленые и голубые, — было видно, что это замечание ему польстило, — А носы у нас что, должны быть кривыми? Такого я еще ни разу не слышал. Алина смутилась и, сделав большой глоток, попробовала пояснить свою мысль:- Ну, знаешь, о каждой стране есть свои клише, которые совсем не обязательно близки к реальности. Например, про французов у нас говорят, что они лучшие любовники и едят лягушек. Естественно ни одно, ни другое не правда, но все привыкли так про них думать, а потом когда приезжать в Париж и пытаются найти в ресторане это блюдо, которое, кстати сказать, не так уж и плохо на вкус или заводят роман, разочаровываются. Вот про греков говорят, что у них очень характерный нос с большой горбинкой. Вот собственно и все. — Возьму на заметку. А откуда ты про французов все знаешь? — Жила там три года. — Да? А где? И что делала? Болтать с Адонисом было как-то легко и приятно, прямота и непосредственность греческого офицера ей вполне импонировала, и даже показалось, что они во многом похожи, поэтому отвечая на его вопрос, врать не захотелось:- Да ничего особенного. Училась, работала, замужем была. Он неопределенно хмыкнул, сверкнув серыми глазами. — А теперь? — Что теперь? Теперь тут. — Тут замужем? — уточнил он. Алина рассмеялась про себя, виски приятно согревало душу и тело. Приятное чувство желанной женщины снова наполнило ее легкостью и игривостью, по венам словно заструилось летнее пьяное вино из светлого винограда. Легкий флирт, как манящее прикосновение пушистой кошачьей лапки, защекотал ее изнутри. Так бывало всегда, когда она покидала Россию, где и Тамара, и Наташа и сама Алина были одними из многих. Совсем не так встречал их Сенчюри, — здесь обычные девчонки становились вдруг королевами, выбирали не их, а они, и осознание собственной красоты делало их еще привлекательнее, но не делало в то же время гордячками или заносчивыми. — Теперь не замужем. — и впервые за долгое время этот ответ не принес ей знакомой боли, заставляющей сжимать побелевшие губы или стискивать кулаки. Вечеринка вообще-то не совсем оправдывала свое название, но всем было весело. Шон болтал с Марлен, Эстель напропалую целовалась с Димитрисом где — то в углу гигантской кровати, Алина с интересом расспрашивала Адониса о его стране. Очень скоро стало понятно, что Греция — определенно распрекрасная страна на свете. С самой древней культурой и философией, Египет и Мая в расчет не шли вовсе. С лучшей кухней и сыром, хотя ей всегда казалось, что по сырам в чемпионы выходила Франция или Голландия, по крайней мере. Самые, естественно, страстные любовники, самые опытные мореходы, и самые красивые женщины, хотя в последнем он засомневался:- Ну, может женщины не самые. Но музыка у нас стопроцентно лучшая. — он кинулся к компьютеру и через секунду вместо последнего танцевального хита из колонок полились немного заунывные странные звуки. Девушка даже не сразу определила, что это за инструмент. Пел мужчина сильным красивым голосом, что-то очень печальное, с надрывом. Слов, конечно, она не знала, но само звучание говорило о какой-то неведомой любовной драме. Голос певца проникал во все уголки каюты, во все уши и глаза, делая все вокруг тонким, словно прозрачным. Эстель и Марлен лица сделали непонимающие лица, а с греками стало твориться что-то невообразимое. Впечатление создавалось такое, что через секунду они пустятся в пляс или по меньшей мере станут слушать стоя, прижав правую руку к груди. Такая страсть и грусть была на их лица, неподдельным страданием отражалась эта песня на их чертах. Оба подпевали в полный голос, а Димитрий рывками поднимал и с силой опускал ладонь себе на колено. Наконец, все стихло, и на несколько секунд в комнате повисла полная тишина. — Фефго кья мено не ньосо кала… — повторила Алина слова песни, нарушая затянувшееся молчание. — Я ухожу, и так будет лучше. — глухо ответил Адонис и снова заиграла бодрая мелодия электронной музыки. И вдруг опомнился. — а ты как запомнила? — Еще бы, лучше. Вы всегда знаете, что будет лучше. — это было обращено к песне, но про себя она подумала, что этот корабль просто набит разбитыми сердцами, и грек, похоже, был не исключением, — а у меня талант. Налей-ка мне еще. Девчонки потащили Шона танцевать, и он не стал отказываться. Все присутствующие были весьма нетрезвы, но никого это не стесняло, скорее даже наоборот. Алина сидела на полу у кровати и покачивала бокалом, оглянувшись на нее, Марлен вспорхнула со своего места и схватила ее за запястья, смешно заглядывая в глаза. Девушка особо не сопротивлялась, и вскоре на импровизированном танцполе отплясывало, со смехом натыкаясь друг на друга, уже четыре человека. Греки сидели за компьютером, переговариваясь на своем языке и поглядывая на присутствующих дам. Шон не вызывал подобного интереса, но и негатива тоже, скорее сочувствующая усмешка адресовывалась южно-африканскому гомосексуалисту. Вдруг Марлен подскочила к Алине и, обвив свои руки вокруг талии девушки, нежно поцеловала ее прямо в губы. Та на секунду оторопела, но атмосфера и виски, сделав свое дело, окутав туманом ее сознание, заставили ответить на поцелуй. Голова у Алины кружилась, и она уже не разбирала, какого пола тот, кто сейчас владеет ее ртом. Да и по большому счету ей было все равно. Когда та с торжествующим видом, опустив до полу глаза, словно ничего не произошло, выпустила ее из объятий, в каюте второй раз за вечер повисла оглушающая тишина. Адонис забыл включить новую песню, у Димитрия, в буквальном смысле слова, открылся рот, и только Шон спокойно прореагировал на поцелуй. В затуманенном алкоголем мозгу Алины промелькнуло, что, пожалуй, начинает она слишком резво и неизвестно чем это закончится. Она подошла к столу смешать себе еще один коктейль, но не тут-то было. — Мне кажется, тебе сегодня хватит. Во сколько у тебя завтра дьюти? — Что у меня завтра? Адонис нетерпеливо махнул рукой: — Работаешь ты завтра во сколько? Но ответить ей не удалось, так как остальные как раз начали прощаться. Димитрий и Естель уходили вместе, Марлен подхватила под руку Шона и подмигнула Алине на прощанье:- Спокойной ночи. Девушка с трудом поднялась с постели:- Ну, мне тоже пора. На этот раз поцелуй был отнюдь не нежным, а по-животному страстным. Волки снова метались на его лице, и у Алины уже не было сил сопротивляться. — Мне вставать рано. — Я тебя разбужу. — прошептал он, не отрывая губ от ее кожи. — Слушай, так нельзя, я тебя даже не знаю. — У тебя еще будет возможность. Алина уже не понимала, что она делала, теряя разум под его жаркими руками. Майка валялась где-то на полу, а молодой человек возился с застежкой на джинсах с таким нетерпением, что Алина испугалась, что больше она их одеть никогда не сможет. Краем сознания она отметила, что грек был ниже ее, а когда он склонился над ней в постели, на девушку дохнуло виски и табаком, и все вместе взятое немного отрезвило ее. Она прижала ладонь к его губам и слегка отодвинулась:- Почему ты сказал, что я не похожа на русскую? Адонис откинулся назад и закинул руку за голову:- Слишком умная. Девушка непонимающе уставилась на него:- Прости? — В нашей стране и на всех кораблях, на которых я ходил, все русские девчонки красивые, глупые и жадные до денег. Сомневаюсь, что хоть одна из них знает, что такое диабет, в принципе, а от чего он берется, и подавно. Желания думать и рассуждать, почему же ее каждый раз принимают за смазливую идиотку, не было никакого. Девушке стало противно, да и жутко хотелось спать. — Спокойной ночи. Она не стала даже смотреть, какое впечатление произвели ее слова, а просто отвернулась к стене, и как ни странно, моментально уснула.

— Так я и знала, что ты здесь. Вставай. На работу пора.

Алина, даже еще не разлепив веки, пыталась осознать, что ей сказала трубка голосом ее соседки по комнате. Первым желанием было снова положить голову на подушку и досмотреть последний сон, который еще не успел до конца от нее ускользнуть в наступающее утро. Вторая мысль о Ким встряхнула ее получше электрошока: работа, си-дей, собрание! Черт бы все побрал, не хватало еще опоздать! Она подскочила на кровати и лихорадочно начала соображать, где она, и что это за комната. Следующие несколько минут заняли поиски одежды и панические попытки припомнить, как далеко от ее собственной кабины располагается то место, где она сейчас находится. Джинсы валялись на полу у кровати, майку скомканной она нашла под подушкой, а взявшись за ручку двери, и с облегчением сообразила, что ее дверь всего в нескольких метрах. Уже у себя в комнате, глядя на зевающую Эстель, она поняла, что даже не потрудилась убрать за собой кровать, но времени все равно уже не было, да и ключа, собственно, тоже. — У тебя аспирина нету случаем? — с надеждой поинтересовалась ее руммейт, старательно промокая лицо полотенцем, стараясь при этом не задеть ярко накрашенные глаза. — Ты что, так и не смыла мейк-ап?! Со вчерашнего дня?! — Со вчерашнего утра. — уточнила она, старательно поморгав. — Так нет? — Не, не взяла с собой. Я вообще таблеток не пью. Только витамины. У тебя ресницы так выпадут, если будешь так краситься и не мыться. — Пока же не выпали, — резонно возразила девушка, берясь за щипцы для волос. — Ты что делаешь? — Собираюсь завтракать идти. — Тьфу, я имею в виду, ты что одела? — А что? — Алина быстро окинула себя взглядом. Вроде все было на месте: лифчик, белая блузка, красный галстук, брюки и пиджак. — Что не так? — Поло одень! Утро же. — Эстель даже щипцы отложила. — Тебе пиджак вообще не понадобиться, вечером — формула найт. Дальнейшее напоминало разговор слепого с глухим. — Какое еще поло? Какая формула найт? — Не знаю какое: либо синее, либо белое. В расписании посмотри! Алина никак не могла выпутать из блузки, зацепившись волосами за пуговицу:- Какое на фиг расписание?! Нет у меня ничего! Эстель бросила в сторону щипцы, отцепила блузку и вынула ей футболку под названием поло: — Вот. Одевай и не морочь мне голову. Если хочешь завтракать, то иди сейчас, а то от Ким схлопочешь. — А ты? — Ну, уж нет, мне бы аспирину…Бурча себе под нос Алина походила к уже знакомой лестнице. — Доброе утро. Девушка недовольно подняла глаза и увидела жизнерадостную улыбающуюся физиономию. — Доброе. — буркнула она, желая мысленно побыстрее убраться. — Вы что-то сказали? Алина удивилась и повторила:- Доброе утро я сказала. Здоровяк в смокинге и безупречно белой рубашке слегка смутился: — Да нет, вы что-то говорили перед этим, но возможно это было не мне. Девушке показалось, что где-то она уже его видела. — Что такое формула найт? — ни с того ни с сего вдруг спросила она. — Значит, что все должны одеваться в вечерние костюмы и платья. Все, включая персонал. — А-а! Наконец-то хоть кто-то мне объяснил! Спасибо, — поблагодарила она, убегая, потому что впереди заметила рыжий хвост, который мог принадлежать только одному человеку на корабле. — Наташ! Стой! Молодой человек сжал в руке барабанные палочки и со вздохом посмотрел ей в след:- Я бы очень хотел узнать, как вас зовут…

Завтракать времени не было, Наташа утащила ее сразу же на седьмой дек. Обе девушки сонные и голодные, удивились, когда магазин показал им свои закрытые двери. Остальные расположились около входа и так же дожидались Ким. Серж спал прямо на ходу. — Мы в полчетвертого пошли спать. Представляешь! — пожаловался он Наташе. — Что, шумная вечеринка была? — поинтересовалась Алина, зевая. Серж злобно скривился:- Да вечеринка! Финансовых отчетов и деливири. Вчера рейтинги пришли. Ким в бешенстве. Наташа с испугом посмотрела на него:- Что совсем плохо? — Для нее да. — А для остальных? — Костелейшн вышел на первое место только благодаря рейтингам, а продажи у нас одинаковые. — О Боже. Ну, будет нам сегодня на орехи с этими отзывами, чтоб их черти взяли. Алина благоразумно не встревала в разговор, потому пока и понятия не имела, о чем идет речь. Одно она точно знала, если менеджерша будет не в духе, значит, сегодняшний день обещает быть адски веселым. Подошли Эстель с Оливией. — Серж, аспирина не завалялось? — В магазине, в аптеке есть. — с неодобрением и завистью в голосе отозвался помощник менеджера. — А что? Опять гуляла вчера? — Всю ночь глаз не смыкала, думала о тебе! Оливия уселась прямо на пол, держа в одной руке банан, а в другой пластиковый стаканчик кофе. У ее соседки в животе заурчало. — Хочешь банан? — А ты? — Я во-первых уже объелась, а во-вторых у меня еще есть. — и она показала на свой оттопыривающийся карман, откуда торчало яблоко и верхняя часть рогалика. Вдруг выражение ее лица изменилось, и полячка поспешно встала. Алина обернулась, и ее худшие ожидания подтвердились: на пороге стояла Кимберли с ключами. Девушка с трудом подавила зевок и вскочила вслед за остальными. Оказалось, что сегодня хорошая погода и по этой причине работать можно было на опен-деке, то есть на воздухе открытой палубы. Алину это несказанно обрадовало, во-первых, потому что намного лучше было на солнце и соленом ветерке, чем в полутемном магазине, но особенно сегодня, после бессонной ночи глаза закрывались бы сами собой. То, что по утру менеджер, видимо, решила не терроризировать персонал рейтингами, девчонки обсуждали уже в лифте, поднимаясь на двенадцатую палубу:- Не волнуйся, вечером все получим. — успокоила всех Лена. — Тьфу, сгинь, нечистая сила. Ну, что ты все каркаешь? — возмутилась Наташа. — Может, еще все нормально будет. — С этой нормально не будет. На секунду все замолкли, и тишину прерывало только жужжание мотора. — Да, — протянула Алина, невыспавшаяся Ким, это хуже цунами. — Нет. Если б ты видела настоящее цунами, ты бы так не говорила. — А ты видела? Да, ладно, не поверю! Где? — Помнишь Катрину, которая Новый Орлеан разрушила? Мы тогда как раз недалеко были. Я, правда, тогда на Карнивале работала. У нас на палубе стулья летали. — вспомнила задумчиво Ленка, — и шезлонги. Алина как-то вдруг сразу поняла, как мало она видела в свои неполные двадцать четыре года. Цунами, Новый Орлеан, летающие шезлонги. Иногда ей казалось, что все самое интересное всегда происходит не с ней, а с кем-то еще. Все ее заслуги и достижения стали вдруг выглядеть банальными и скучными. Она завистливым взглядом посмотрела на украинку, и хотела еще что-то спросить, но двери лифта разъехались в разные стороны и на них тут же набросился Серж:- Сколько можно ждать? — обращался он к Лене, как будто та была за все в ответе. — по голове от Ким мне получать, неужели нельзя быстрее?! Девчонки начали выгружать сложенные столы из лифта, а хорватец молниеносно оттаскивал их в сторону. — Давай тот сначала, иначе нам все на бошку рухнет. — махнула украинка рукой. Серж тут же встрепенулся:- И без болтовни! — А дышать тоже через раз? Алина и Томара переглянулись: запахло жареным. Лена не особо следила за языком, но и ассистант тоже перегибал палку. — Видно Ким ему тоже шею намылила, — тихо сказала Тома, уже когда они вынесли стол наружу. — Похоже на то. — Раньше он Эстель драл, как сидорову козу, хоть какая-то разрядка, а теперь она с греком, особо не подъедешь. Справишься дальше? Я полетела, а то и мне попадет. Брюнетка чуть ли не бегом побежала по деревянному полу, стараясь не стучать каблуками по деревянному полу, чтобы не беспокоить немногочисленных в утреннюю пору туристов, которые нежились на солнце, завернув ноги в плед. А Алина, раскладывая ножки стола, размышляла над ее словами о Эстель. Что имелось ввиду под «драл, как сидорову козу»? В смысле секса или просто придирался к ней? В принципе, подходили оба варианта, потому как грек означал и бойфренда, и протекцию одновременно. И по ассоциации на девушку разом нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере или скорее ночи. Она заново увидела себя в объятиях невысокого страстного грека с огромными серыми глазами, и задохнулась на мгновение. При дневном свете все выглядело по-другому. Одно дело, когда сознание затуманено алкоголем так, что кажется вполне естественным позволять целовать себя парню, с которым ты познакомилась пару часов назад. Картинки сменялись одна за другой: Эстель с Димитрием, Шон, Марлен… Марлен! Щеки у девушки запылали при осознании того, что вчера ей виделось просто забавными проказами. Она ругала себя последними словами и за поцелуй с африканкой, и за грека: хороша же у нее теперь будет репутация на борту! Хотя с другой стороны девушка поймала себя на мысли, что Адонис явно ей приглянулся. В нем чувствовалась личность и бушующая жизненная энергия, которая переполняла и ее саму. Первое решение никогда больше не появляться в радиусе десяти метров от его каюты, что уже выходило затруднительным, так как жили они в одном коридоре, сменилось явным желанием узнать его получше. Алину смущал только его рост, и это случалось далеко не в первый раз. Ее отец был тренером по каратэ, и так получилось, что девушка выросла среди спортсменов и идеальных атлетических тел. Привыкнув к определенным стандартам, она невольно подгоняла всех под одну линейку. И дело было не только в эстетическом подходе, но и в том, что Алина, проведя миллион часов в спортзале, знала, какое это удовольствие, получить тело греческой статуи. Часы нелегкой, а подчас и непосильной работы. Потом и кровавыми слезами достигался результат, и говорил он при первой встрече не только о том, что человек привык хорошо выглядеть, но о том, что он много, тяжело и долго работал в спортзале, а это значило еще и наличие силы воли. Конечно, можно всегда поспорить, для чего человеку нужна физическая красота и как он ею пользуется, но по счастливой случайности все ее друзья и знакомые еще и были хорошо образованными людьми. С Сашкой ее отношения застопорились именно по этой самой причине. Она знала о его чувствах еще тогда, когда три года назад оставила Россию. Ее всегда привлекала его внутренняя сила, упрямство, его начитанность и обширные знания в тех областях, о которых она и понятия не имела. Со всеми остальными он был груб и часто развязан, с ней же всегда оставался джентльменом, Алина всегда знала, что откинувшись назад, закрыв глаза и раскинув руки, она не упадет просто потому, что он всегда рядом. Так было и до ее отъезда и после до самого момента, пока она не сообщила ему, что выходит замуж. Она тянула до последнего момента, поддержка рыжего, ощущавшаяся постоянно, письмами и звонками, слишком много значила для девушки и она не хотела его терять, хотя и знала, что ее другом он никогда не останется, как и вышло впоследствии. И все же через год он снова написал. Написал о том, что так и не смог ее забыть, что постоянно сравнивает всех с ней, что она — одна единственная. Они снова начали общаться, но не получалось быть друзьями, как и не получалось быть вместе. И когда Дамиан ее оставил, получалось более чем логическим дополнить их многолетние платонические отношения тем, чего им не доставало. Но вот тут то и начались проблемы. Постоянно дурно пахнущие ноги, щетина, редкие волосы так сильно отталкивали Алину, что секс стал казаться ей не приятной частью отношений между мужчиной и женщиной, а скорее жертвой, которую ее заставляли принести. Со стороны, казавшись счастливой парой, как же далеки они были от счастья, но пересилить себя Алина так и не смогла. Стоя на соленом ветру, Алина вдруг вспомнила как, сойдя с самолета и оказавшись в крепких сашкиных руках, она с удивлением почувствовала от его волос запах, который помнила в бабушкиной квартире. Запах старости и затхлости. Ее передернуло, несмотря на теплое утро. Так или иначе, притяжение между людьми должно быть отчасти физическим, почти по-магически химическим, а этого между ними никак не возникло. И та влюбленность, которая привела ее к Рыжему после расставания с мужем, а отчасти и послужившей причиной, исчезла под прессом такой большой разницы между внутренним и внешним. А чувства к Дамиану вернулись с теми чудесными воспоминаниями, которые она хранила в своем сердце, несмотря на его предательство. — Послушай, дорогая, ты здесь мечтаешь или работаешь, могу я у тебя поинтересоваться? — девушка вздрогнула так, что выронила из рук скатерть, которую действительно задумавшись, уже несколько минут сжимала в руках. — Я скатерть стелю. — прилизанные волосы Ким не шевелились даже под порывами ветра. — Я за тобой наблюдаю уже достаточно долго и прекрасно вижу, как ты работаешь. И ничего хорошего я не вижу. Если ты думаешь, что мы тут отдыхать приехали, ты глубоко ошибаешься. Алина сглотнула:- Я так не думаю. — Я очень на это надеюсь. Иначе мы будем разговаривать по-другому. Иди в локер и привези товар. После такого многообещающего менеджер широким армейским шагом направилась к противоположному выходу с палубы, а напуганная девушка как можно скорее набросила скатерть на стол и бросилась разыскивать Наташу, где находится локер, она и понятия не имела. Рыжеволосую белоруску легко было отыскать даже в полной темноте, ее волосы почти что светились. Сейчас, правда, был белый день и Наташкины кудри развивались на ветру, пока девушка устанавливала последний стол. — Что такое локер? — вцепилась в нее Алина, как утопающий на спасательный круг. — Какой именно локер? — Я то откуда знаю? — застонала та. — она повелела привезти товар из локера. Какой товар?! Какой к черту локер?! — Спокойно. Кто что повелел? — Ким. Еще и прибавила, что я плохо работаю и все такое. — Ну, это нормально, у нее все плохо работают. Подержи вон ту ногу. Алина послушно схватилась за указанную ножку стола, пока подруга распрямляла другую. — Чертов стол. — пропыхтела Наташа, — Геркулесов бы нанимали. Фу. Ну, пошли. — Куда? — Что куда? В локер! — В какой? Наташа с сомнением посмотрела на растерянную девушку:- Так, не зли меня. Тут и так дурдом сегодня. По дороге объясню. По пути забрав с собой две тележки, девчонки спустились в лифте на девятый дек. — Локер — на ходу объясняла Наташа, шагая по длинному коридору- это склад. У нас их три, а может и четыре, кто их там разберет. Вообще — неважно, я знаю три. Два на девятом и один на восьмом. В каждом что-то напихано. На восьмом я не помню что, может быть карибские товары, а может еще что-нибудь. А на девятом — два, которыми мы пользуемся больше всего. В одном косметика для Бренды и десятидолларовая распродажа, а в другом — все для магазина, весь алкоголь, сигареты, кораблики, магниты, одежда и вся прочая дребедень. Нам как раз туда. А еще на четвертом есть. Нам потом туда надо будет тоже. Там дикое количество футболок и куча коробок, которые лежат со времен Всемирного потопа. Так стой. — Стою. А что? — То. Вот ты вообще представляешь, в какой части корабля мы сейчас находимся? Алина явно почувствовала какой-то подвох и не очень уверенно ответила:- Ну… На девятом деке. — Ну, это и ежу понятно. Спереди или сзади? — Чего спереди или сзади? Меня? Наташа схватилась за голову:- Корабля! Девушка наморщила лоб и попыталась сообразить, где находилась ее каюта, это пока был ее единственный ориентир, но и это у нее не совсем получилось. Наташа ткнула пальцем в картинку на стене. На ней был изображен Сенюри, как если б его разрезали вдоль сверху донизу. — Смотри. Это судно. — Спасибо. Это я и так вижу. — укоризненно вежливо ответила Алина. Она не считала себя полной идиоткой, просто слишком много и сразу абсолютно нового для нее приходилось держать в голове. Деки, офицеры, гости, работа, формула найт, теперь еще и локеры с передом и задом. — Не сердись. Лучше слушай, потому что тут никто ни с кем не цацкается, все приходиться соображать самому. На самом деле я сама тут меньше месяца и путаюсь не меньше тебя. — Меньше месяца? Ничего себе, я думала не меньше года. Ты тут все и всех знаешь! — Во-первых, ничего подобного, а во-вторых, контракт — максимум восемь месяцев, а в — третьих, ты и сама через недели две будешь тут бегать, как ошпаренная. Гуд морнинг! — это уже обращалось к пожилой паре, выходившей из каюты. Хотя выходившей было верно лишь наполовину, потому что женщина сидела на подобие маленького велосипеда с моторчиком, который управлялся небольшим джойстиком. — Убери тележку! — прошипела, не разжимая губ, Наташа уже по-русски. Девчонки нетерпеливо ждали пока пассажиры, при которых нельзя было разговаривать на любом языке, кроме английского, скроются из глаз. — Теперь, смотри. Такие картинки развешаны по всему кораблю, не только для нас, но и для таких же особо одаренных пассажиров. Хотя, как можно иначе разобраться, если все коридоры со всех сторон одинаковые? И лифты друг напротив друга точно такие же одинаковые. Ну ладно, это не суть. У корабля есть перед и зад, то есть форвард и афт. И в зависимости от того, где ты находишься, определяешь в какую сторону тебе надо двигаться. Локеры все в начале, там где опендек для крю, и где капитанский мостик. Теперь смотри сюда и быстро говори, куда нам надо. Алина уже поняла, что утро изначально не было легким и приятным, нужно было окончательно просыпаться, думать и работать. А то, что вчера была вечеринка, мало сна и много алкоголя, никого не волновало. Она напрягла мозг и уставилась на рисунок. Все оказалось не так сложно. — Мы в середине, а идти надо туда. Наташа удовлетворенно кивнула. — Правильно, вот и пошли. А то мы и так застоялись. Везти тележки даже пустые по узкому коридору оказалось не так уж легко. Мало того, что приходилось рулить, так еще и надо было следить, чтобы ничего не задеть, пропускать, пусть немногочисленных, но все же пассажиров и еще успеть поговорить о вчерашнем дне. — Слушай, я вчера сделала одну глупость. — нерешительно призналась Алина. — а может даже не одну. — Да? И какие же? — Я целовалась с девушкой. Наташа даже остановилась на секунду:- А ты что… — она запнулась, подыскивая нужные слова, — ты по этой части? Если да, то имей ввиду… — Да нет, что ты. — Алина даже не дала ей закончить, уже зная заранее, что та собирается сказать. Да она и сама тут же бы объявила себя принадлежащей к сексуальному большинству на ее месте. — это так, по пьянке. И по глупости. И вообще она сама ко мне пристала. — А кто? — Марлен. Подружка Эстель. — А-а. — махнула рукой девушка, — эта всех целует. Не обращай внимания. У нее это тоже бзик по пьяни. В принципе то она спит с кем попало, но в основном из мужиков. По крайней мере, то, что я знаю. Алина перевела дух и поинтересовалась, затормозив свою тележку:- А ты откуда знаешь? — Тьфу. Так его перетак! — Что случилось? — Ключи! Мы забыли взять ключи. — она безнадежно дернула ручку железной двери, последней в коридоре, и она неожиданно открылась. На пороге возник вездесущий Серж с коробкой в руках. Пиджак висел на ручке двери, а сам он вытирал пот со лба:- Опять копаетесь. Я все приготовил. Возьмете эти и вот эту. Здесь стекло и матрешки. Возьмите ключи и сходите на четвертый. Там футболки. Наташа, помнишь какие? Алина улыбнулась про себя тому, как он произносил русское имя. Ударение как всегда на первом слоге. Звучало забавно, но все же не теряло своей красоты. — Скандинавские с викингами и сенчюри круиз. Талин там и прочая ерунда. Эти? — Да. И постарайтесь в темпе! Девочки, пожалуйста, я уже устал выслушивать от этой… Голова от нее трещит. И впервые Алина увидела в нем что-то человеческое, хорватец вдруг разом перестал походить на машину или запрограммированного робота, и девчонки прониклись к ним сочувствием. — Конечно. — одна нога тут, другая там. — пообещала Алина. — Это еще что? — Русская поговорка такая. Не обращай внимания. — и подхватила пиджак, который оставил Серж. — ей, зачем ты вообще его одел? Утро же, мы в поло должны быть. — Расскажи это Ким- мрачно буркнул он и, пробормотав что-то явно не очень цензурное на своем родном языке, направился вперед по коридору. — Даже жалко его. Видно совсем его загоняли. Давай сюда тролль. — Тролль?! — Ну, тележку эту. Ее троллем зовут. — Приятно познакомится. — фыркнула Алина. — А эльфы тут есть? Наташка только хмыкнула:- Знаешь. Я уже ничему не удивлюсь. Может где-нибудь и завалялись. Ладно, давай грузить, а то опять крику не оберешься. — Да уж. — поежилась Алина, ставя первую коробку на тролль. — Та откуда ты про Марлен знаешь? Наташа потуже затянула хвост и схватилась за следующую:- Помоги-ка. Тут стекло. Тяжелая как сволочь. Про нее все все знают. Шипс лайф. — Корабельная жизнь. — еле приподняла Алина с виду такую невинную коробочку. — И что это значит? Что все со всеми? — И это тоже. Вообще здесь все очень по-особенному и ничего серьезного. Нормальная жизнь осталась у всех на берегу, но тут то жить тоже как то надо. мы заперты в узком пространстве с достаточно небольшим количеством людей но на довольно большой отрезок времени. Приходится выкручиваться. Имей в виду, серьезных отношений ты тут не заведешь, признаниям в любви не верь ни на грамм. У всех жены и подружки на берегу, но никто не откажется провести с тобой ночь на корабле. Скорее даже охотников будет, хоть отбавляй. А тебе решать, что и как. — Что? Все так плохо? — А что ты уже с кем-нибудь успела? — подозрительно уставилась на нее подруга. — уж не с Марлен ли? — Да нет. Я же сказала, мне девочки не нравятся. Она ко мне подошла, когда я уже на ногах не стояла. И потом не говори мне, пожалуйста, что с тобой такого никогда не случалось. По-моему, такой опыт у всех присутствует. — Ну, есть такое. А кто еще вчера был? — Димитрий с Эстель, Марлен, Шон и Адонис. Девчонки вывезли оба тролля в коридор, и Наташа протиснулась вперед:- Димитрий, это который за Эстель бегает? А Адонис маленький такой, вечно не бритый и с синяками под глазами? Алине не очень понравилось такой описание парня, с которым она чуть было не провела вчера ночь, но возразить было нечего. — А ты о нем что-нибудь знаешь? — Видела пару раз, но особо не интересовалась. Он же грек. — И что? — Блин, ну как тебе объяснить? Ну, это как спать со своим боссом. Плохой пример, потому как это не совсем так, но все же около того. Это значит, что про тебя все все будут знать, ему будут докладывать о каждом твоем шаге, но и в то же время серьезно к таким отношениям относиться будет нельзя, по причинам, ну я тебе уже говорила вроде. — она, не переставая толкать тяжелую тележку, — А что, он тебе приглянулся? — Слушай, он не идет совсем. Вихляет задом как-то. Наташа затормозила тролль и уставилась на подругу:- Кто вихляет задом? Адонис? А куда он должен идти? Алина вытерла пот со лба и возмутилась:- Какой Адонис? Тролль! Наташа оглянулась вокруг и махнула рукой: все равно они перегородили весь коридор, и подошла проверить Алинину тележку: — Так ты ж его задом наперед тащишь! На руках и то было б легче нести. — Я-то откуда знаю? — Переверни его! — Уже. Кошмар какой-то. — Да ладно тебе. Кстати мы приехали. Алина посмотрела вокруг и не увидела ровным счетом ничего, что могло бы считаться местом назначения:- Куда. — Сюда. Подержи дверь, я проеду. — с этими слова девушка открыла дверь, которая была абсолютно одинакового цвета со стенами, и непонятно было как вообще ее можно было различить. — А… — но Наташа ответила прежде, чем та успела задать очередной вопрос:- Вон наверху зеленый значок. Это значит, что за это дверью лифт. Как его находить я и сама не знаю, только приблизительно помню, что он сразу после пассажирских лифтов, так и определяю. Девчонки уселись прямо на тролли и стали дожидаться лифта. Впрочем, он не заставил себя долго ждать и через пару секунд приехал с четырьмя чернокожими официантами в синих жилетах. Алина и не подумала пошевелиться, прикинув, что они все равно туда никаким образом не поместятся, но видя, как подруга мило улыбнувшись парням, лихо толкнула свой тролль внутрь, тоже подскочила. — Он резиновый что-ли? Как это мы влезли? — Если мы будем следующего дожидаться, нас точно прибьют. С Ким и пешком по лестнице потащишь эти коробищи. Но вообще сюда много влезает, он же грузовой. Алина прикинула, что никто из присутствующих, кроме них двоих по-русски не понимает и продолжила свою линию:- Так вообще что ли ни с кем не общаться? — Почему? Общайся в свое удовольствие. Только имей в виду, что сплетни будут ходить по всему кораблю — это раз, неважно остановись ты просто сказать привет кому-нибудь, или составить кому-нибудь компанию за ленчем, его уже официально будут считать твоим любовником. И если не хочешь собирать свое сердце по кусочкам, постарайся никому его не отдавать. Лифт остановился на десятом деке и остальные вышли, вежливо попрощавшись и пожелав удачного дня. — Не получится отдать что-то, что уже принадлежит другому. — Это ты про мужа? Знаешь, конечно не мое дело, но он того не стоит и потом, — это шипс лайф, здесь ни от чего никто не зарекаются. Алина недоверчиво хмыкнула, думая, что уж себя-то она знает. — Спорим, сейчас откроются двери и оттуда выскочит… — Серж! Девчонки прыснули со смеху, когда в следующее мгновение хорватец буквально выхватил у них тролли и всучил следующий, уже пустой. — Живо за футболками! Через пятнадцать минут открываемся! Что смешного? Но отвечать уже не пришлось, двери закрылись прямо за его возмущенной физиономией.

Работать на открытом деке оказалось совсем не тяжело, а скорее даже приятно. Светило теплое августовское солнце, играла живая музыка, и все вокруг играло бликами от стекла и воды. Из бассейна летели брызги, а через большие окна виднелось бесконечное сине-зеленое море. Темнокожие официанты сновали туда-сюда с подносами, заполненными мороженным и запотевшими стаканами с ледяными коктейлями, украшенными маленькими бумажными зонтиками. Пассажиры ходили довольные и улыбающиеся, то ли от хорошей погоды, толи от низких цен. Они шутили и смеялись на разных языках, и все это вместе взятое создавало ощущение этакой пляжной вечеринки где-нибудь на Гавайских островах. Девчонки стояли за разными столами, недалеко друг от друга, бармены флиртовали с ними напропалую, но никого это не смущало, приходили и незнакомые офицеры в темно-синей, почти черной форме с погонами. Наташка называла Алине некоторых из них по имени и позиции, но она мало кого запомнила. Единственное, что она поняла, что все они были с бриджа и почти каждый из них косился на нее и как минимум на несколько минут притормаживал у стола рыжей красавицы. С каждым из них Наташа была одинаково любезна, как и с любым из ее клиентов, которых было хоть отбавляй. Когда один не очень молодой грузный мужчина в полном облачении и с кучей полосок на плечах, наконец, отошел от нее, та закатила глаза и прошипела, не разжимая губ:- Это капитан! Алина аж подпрыгнула от любопытства, ей не терпелось разглядеть его поближе, но отходить без спросу было запрещено. Капитан на корабле казался ей чем-то вроде президента на земле или что-то вроде того. — А чего ты такую рожу корчишь? И чего он к тебе приходил? — Того, что пусти козла в огород! Старый развратник! У него жена русская и двое сыновей, а он все туда же! Девушка собиралась рассмеяться, но вдруг заметила на верхней палубе Ким, склонилась над своим столом и стала с быстротой молнии приводить в порядок и складывать футболки. Не то, чтобы она совсем уже недобросовестно выполняла свою работу, но ее рабочее место выглядело, как после урагана. Но и держать его в идеальном порядке со всеми любопытными клиентами не представлялось возможным. Сейчас еще ничего, но еще час назад по двадцать человек окружало каждую продавщицу, заставляя ее одновременно улыбаться, здороваться, выписывать чеки, показывать товар, искать нужный цвет и размер, убирать с лица развевающиеся волосы, отвечать на глупые вопросы, типа: где находится ближайший туалет, и успевать перекинуться словечком с соседками. Краем глаза, сворачивая футболку просто гигантских размеров, а именно XXXL, Алина следила за тем, куда направляется менеджерша. Та застряла на верхней палубе с высокой женщиной в форме, а выражение ее лица было подобострастно-заискивающим. Для Алины это стало еще двумя открытиями на сегодня: оказывается, женщины тоже могут быть офицерами, и даже Ким может перед кем-то ходить на задних лапках. Та как раз развернулась и показала рукой на раскинувшийся внизу балаган под названием распродажа на опен-деке. Ким согласно закивала, та подхватила ее под руку и женщины стали спускаться в обнимку, словно две лучшие подруги. Незнакомка что-то властным голосом выговаривала англичанке, которая из королевы вдруг превратилась в молочницу, а Алина с немым удивлением рассматривала стройное гибкое тело, узкие ладони с длинными острыми ногтями, синие глаза в обрамлении черных, как смоль ресниц, и такие же черные идеально прямые волосы. Молодой женщине было весьма за тридцать, но возраст лишь добавлял чувственный аромат всему ее облику. На миг синие глаза задержались на Алине, и та слегка ей кивнула, словно запоминая. А у девушки от такого взгляда сердце ушло в пятки, как если б ее окунули в прорубь настолько же синюю и бездонную, как эти самые глаза. — Кто это? — махнула головой она, все еще чувствую мурашки по коже. Наташа посмотрела в указанном направлении и дернула плечами:- Бр-р. Это Никки. Наш супервайзер, и начальница общая в одном лице. Снежная королева, перед ней все должны раскладывать красную дорожку. Все кроме офицеров, конечно. — У нее такой взгляд, что до костей пробирает. — поежилась Алина. — И не говори. Еще один кошмар на нашу голову. С ней вообще надо быть предельно осторожной, думать, что говоришь, как выглядишь и что думаешь! Вон Шон идет. А он кстати был женат и у него даже сын есть. — Как это? Наташа развернула еще одну футболку, и ниспадая складками, та облепила ее ноги целиком до самых ступней розовым облаком с веселенькими зелененькими цветочками:- Слушай, кто вот это наденет? — Может, конечно, в Америки половые тряпки стоят дороже и для этих целей их тетки покупают такое, но на мой взгляд, они раскупают их очень даже активно. — Мне даже в голову ничего не приходит, чтобы это могло быть. Я бы даже корову в ней доить не стала, честное слово. Алина зажала рот рукой:- Между прочим, это верхняя часть спортивного костюма! — Для кого? Для слона?! — Может это для дойки слонов. А ты что умеешь доить коров? — Нет, естественно. Но предполагаю, что эта часть гардероба предназначена именно для такого занятия. Наташа сложила, наконец, бескрайний кусок синтетики, и Алина вернулась к интересующей ее теме:- Интересно как это Шон так умудрился? И сына заиметь, и женится, и сменить ориентацию? — Он был женат около семи лет, как он говорит. А потом попробовал один раз с мальчиком, ему-то понравилось, ну а его жене естественно нет, они развелись, и так наш помощник менеджера оказался на Сенчюри. — Вот выходи за таких замуж. А потом ему может еще кто-нибудь покажется интересным, козы или овцы! Так он сразу после развода тут оказался? Море терапия? — Знаешь, это, может, и совпадение, но он тут такой не один. У меня вообще складывается ощущение иногда, что у нас корабль разбитых сердец какой-то. Смотри: Шон, ты, Эстель, Карла, Милан. Это я только наш департмент назвала. А что в остальных делается — одному Богу известно. Но почему-то мне кажется, что и у других ситуация схожая. — Ну, хорошо. Я и Эстель с Шоном, а Карла-то с Миланом причем? — Карла развелась прямо перед контрактом, она десять лет замужем была, и Милан — то же самое. Про индийца особо не в курсе, знаю только, что у него дочку четыре года, а вот Карлиного бойфренда видела, месяц назад на каникулы отправился. Алина сощурилась на солнце и, с сожалением вспомнив о солнечных очках, прокомментировала:- А ты говоришь ничего серьезного. Наташа только плечами пожала:- Ну, если считать серьезными отношения на корабле, когда тебе двадцать восемь, а ему двадцать три, то тогда конечно… — Да откуда ты все про всех знаешь?! — Ты не подумай, что я сплетни люблю. Просто тут такая жизнь, покруче мыльной оперы. Все про всех все знают, я ж тебе говорила. Очень трудно что-то держать в секрете, почти невозможно. Если ты с кем-то встречаешься, то понятное дело, вы вместе куда-то ходите, а на корабле все остальные ходят в те же самые места. Спрятаться никак, словно муха под микроскопом. Вот и получается, что вас все видят, если он покупает тебе подарок или дринк, а потом с этим дринком или подарком видят тебя, то продавец скажет официанту, официант хаузкиперу, тот шоппи, та дансеру, дансеру певцу, ну и все вот весь корабль и в курсе. Я-то в этой компании первый раз всего, а вон спроси у Томы или Ленки что-нибудь, они тебе и про людей с других кораблей расскажет, все что захочешь, до самых интимных биографических подробностей. Кто от кого забеременел, кто спит с чьей бывшей женой, и как зовут любовницу капитана Констелейшн или еще какого корабля Селебрити. Алина машинально посмотрела в сторону украинки, раздумывая, сколько же ненужной или наоборот нужнейшей на корабле информации хранится в ее голове: — Там чего-то Ленка руками машет! Наташа обернулась, взмахнув рыжим хвостом, и кивнула своей руммейт, которая показывала девчонкам сложенные крестом руки:- Собираемся, значит. На сегодня опен-дек закончен. Пора уже, а то голодная как, не знаю кто. Через полчаса, когда девчонки закончили упаковывать, когда столы, скатерти, чеки, и товар были, в конце концов, убраны, девушка отпросилась выйти. Обалдевшая от голода, неуемных пассажиров и громкой музыки, Алина выбежала на шестой дек и посмотрела на часы. — Так, у меня есть семь минут. — скомандовала он сама себе и быстренько забежала за надпись «пассажиром вход воспрещен, если вы дошли до этого места и вы не принадлежите персоналу судна, вернитесь пожалуйста в пределы пассажирского ареала. Персонал приведший пассажира, будет немедленно подвержен самым строгим санкциям». Девушка с наслаждением скинула туфли и уселась прямо на деревянный пол. Ноги гудели. Наконец то, у нее появилось свободных несколько минут, чтобы привести в порядок свои чувства и подумать о прошедших событиях. За несколько минут много не надумаешь, но все же это было лучше, чем ничего. Особенно Алину мучили угрызения совести по поводу мужа, ведь в ее планы совсем не входило изменять хоть и неверному, но любимому супругу, а практика показывала совсем наоборот. Нужно было как-то упорядочить свои мысли и чувства, а одинокое сидение на деревянной палубе подходило для такого занятия, как нельзя лучше. — Тяжелое утро?! — раздался голос откуда-то сверху. Девушке он показался громом с ясного неба. Она недовольно подняла глаза и уставилась на великана, который заслонил ей солнце, снизу вверх. Похоже, и на этот раз одиночество и думы придется отменить. Баджа на нем не было, но он был стопроцентным греком, а следовательно офицером. Валяться на полу в присутствии офицера было не положено. Ну, принесло же его сюда за каким-то чертом, — подумала недовольно девушка и нехотя начала подниматься. — ни сна, ни отдыха! Есть на этой посудине место, где можно побыть одной?! — Сиди-сиди. — он словно прочитал ее мысли. Солнце светило так, что она не видела выражения его лица, чтобы понять шутка это или нет. — ты не куришь? — Нет. — оторопело прошептала она, разглядев все-таки его лицо, а грек, как ни в чем не бывало, уселся с ней рядом и с удовольствием затянулся. — Гифт шоп. Алина. Прочел он на бадже и похлопал себя по груди. — а у меня еще нет пока, я только со вчерашнего дня на борту, но я — Гарри. — Странное имя для грека. — ляпнула Алина первое, что ей пришло в голову и тут же прикусила язык. Гарри усмехнулся, выпуская дым, который ветер моментально уносил за белый борт корабля:- Обычное греческое имя. Фамилию я тебе называть не стану, а то ты язык сломаешь. Ты часто сюда приходишь? — Я не прихожу, я сбегаю. — уточнила девушка и снова вытянула ноги на нагретой солнцем деревянной палубе. — Сумасшедший дом, а не работа. Сегодня сидей, а значит, мы целый день пашем, но это еще ладно. А вот клиенты достали, просто сил нет. Только свернешь футболку, тут же прибежит и именно эту и развернет, не беда, если рядом целая куча развернутых навалена… Как так можно?!Гарри расхохотался, чем заставил девушку удивленно на него посмотреть. На ее взгляд, ничего особенно веселого произнесено не было, и тем не менее ей удалось его рассмешить. Новому знакомому было на вид лет тридцать пять, тридцать семь, у него были огромные бицепсы, волосы чуть длиннее положенного и очень нахальное выражение глаз. А еще Гарри до ужаса был похож на парня, с которым Алина когда-то давным-давно встречалась и даже собиралась за него замуж. Что-то тренькнуло глубоко внутри, заставив девушку еще раз оглядеть грека. Высокие скулы и испанская бородка придавали ему лихаческий вид, подбородок был треугольный, а нос естественно с горбинкой. Явно знает, что хорош собой, подумала девушка и спохватилась. Время, отведенное на отдых, неумолимо подходило к концу. Девушка поднялась, а на лице отразилось видимое сожаление, которое мужчина естественно принял на свой счет. — Ну, мне пора. — Еще увидимся, Алина из гифт-шопа. — подмигнул он ей-Что, простите? — Я говорю, что рад буду поболтать с тобой снова. Интересно, а у всех греков такой кошмарный акцент? — думала девушка, поднимаясь по лестнице, — ведь почти ничего не разобрать. Но какой красивый, подлец…

 

Глава 4. «Фреш мит и формула найт»

Первая половина си-дея пролетела почти незаметно, тогда как вторая тянулась просто бесконечно долго. Клиентов было очень мало, что было вполне логичным, ведь все нормальные люди предпочитали загорать и наслаждаться свежим воздухом, а не торчать в солнечный день в полутемном магазине. Алина просто засыпала на ходу.

— Хоть спички в глаза вставляй. — По ночам надо спать! — безжалостно заявила Лена, подпиливая ноготь, не вынимая рук из голубой косметички по вполне понятным причинам, заниматься маникюром на рабочем месте никому не разрешалось, но раз никто не видит… — А еще я ручку потеряла где-то. — В ящике возьми. — Есть хочу. Когда уже наш брейк будет?!Девочки остались вдвоем на промо вместе с Карлой, читавшей книгу в глубине магазина. Эстель одиноко скучала в косметическом отделе, заменяя, ушедшую на перерыв, Бренду. — Еще двадцать минут. И прекрати ныть. Думаешь, я меньше есть хочу? Не найдя никакого понимания со стороны Украины, девушка со вздохом одернула свое поло, которое на ее взгляд с утра стало на размер больше от того, что поесть ей сегодня так и не удалось, и пошла пообщаться к Южной Африке. Блондинка при виде девушке радостно замахала рукой: — Прикрой меня! Алине такая просьба не показалась странной, мало ли у человека чулок пополз или еще что-нибудь в этом роде. На секунду у девушке на лице промелькнуло удивление при мысли, что можно было бы для таких целей спрятаться за кассой или в магазине, но она, тем не менее, подошла к подруге, и повернувшись к ней спиной, старательно заслонила. — Да не по-настоящему! Я имею в виду: постой здесь минутку, я в туалет схожу! Ленка неподобающе заржала, вместе с тем напомнив:- Нас и так слишком мало, если Ким взбредет в голову проснуться и проверить, то я в этом не участвую, говорю сразу. Алина беспомощно почесала затылок, связываться с Ким ей хотелось меньше всего на свете. А то, что она ушла на перерыв, еще ни о чем не говорила. Лена была права, англичанка могла вернуться в любую минуту. — Может, потерпишь? Нас через двадцать минут сменят. Соседка по комнате скорчила рожу в след украинке и вздохнула:- А что еще остается? Умру от разрыва мочевого пузыря, и вам будет стыдно! — Скорее от недостатка никотина. Лена в карман за словом не лезла, это Алина давно уже поняла. Впечатление от украинской девушке у нее было немного двойственным. С одной стороны ее опыт и «наплаванность» вызывали зависть и уважение, хотелось завалить ее вопросами, получше узнать и ее, и до сих пор не понятную корабельную жизнь, дабы перестать походить на слепого котенка, с другой же стороны такая непримиримость и острый язык заставляли держаться от нее подальше. Было похоже, что казачьи корни Тараса Бульбы присутствовали в Ленкиной крови на сто процентов. Именно про таких говорили: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!». Алина со вздохом снова посмотрела вокруг, на пустынный в это время этаж, потребила пару футболок на столе и снова пошла к Эстель. Та висела на телефоне, и еще не дойдя до косметики, Алина услышала имя Димитрия. Подождав несколько секунд и поняв, что это безнадежно, девушка вернулась на свое место. — У всех личная жизнь на корабле бьет ключом… — мысль прозвучала вслух, на что ее коллега с грохотом захлопнула ящик и мрачно отозвалась:- У кого как…Это походило на начало разговора. — А ты что, никого себе тут не присмотрела? — Мой парень уехал на каникулы! — отчеканила Лена. Алина не стала обращать внимание на напускную озлобленность, и хотя на нее можно было повесить табличку «Не влезай — Убьет!», сочувственно протянула:- Скучаешь, наверное? — Еще как…Девушка уже давно поняла, что везде, не только на корабле, люди не часто оказываются тем, чем они пытаются казаться. Вот и у железной леди подозрительно заблестели глаза:- Вик улетел в тот день, как раз когда ты приехала. В Питере. Я так ревела, что меня даже пассажиры ходили успокаивать. Теперь он два месяца на каникулах в своей Индии, и еще не известно на какой корабль его пошлют в следующий контракт. — Он индус?! — Алина не могла скрыть своего удивления. — Да я и сама знаю, что индус вроде не вариант. И далеко и страна бедная, и порядки у них там странные, и вообще…Это «и вообще» навело Алину на странную мысль, но она промолчала. — Даже ростом он меня меньше! У меня всю жизнь парни были высокие, а тут даже на руки и то взять не сможет, но… — она мечтательно вздохнула, — с ним все так было здорово, как в сказке. Мне чуть только что приглянется, на следующий день он уже бежит покупать, чуть я о чем-то заикнусь, все как по волшебству. — И что, даже не ссорились никогда?! А сколько вы вместе были, шесть месяцев? Ленка покачала головой:- Больше. Я на предыдущем контракте с ним познакомилась, потом через два месяца вернулась сюда из-за него. Вот считай. Ну, ссорились, конечно. Даже еще как ссорились. Один раз я просто собрала все его подарки вместе с босоножками, принесла ему, на кровать положила и все. — Что все? — Сказала, чтоб искал себе кого-нибудь другого для таких развлечений. Алине очень хотелось спросить, что за развлечения, но она предпочла промолчать на этот счет и вместо этого спросила:- И как вы теперь? Больше никогда не увидитесь? Почему он не может сюда же вернуться, как ты? На сей раз вздох был уже не мечтательным, а тяжелым, и стало ясно, что это ее больное место:- Его повысили прямо перед отъездом, так что он теперь менеджер, а у них не так легко менять корабль. — Ну, так ты сможешь. Девушка кивнула, но как-то не слишком уверенно. Через несколько минут появилась Бренда, и у девушки просто рот открылся, как шикарно она выглядела. Специалист по косметике на этот раз была одета как принцесса в длинное шелковое платье темно-синего цвета с корсетом. Юбка, стянутая у талии, свободно ниспадала до пола, открывая лишь туфли лодочки на высоком каблуке. Молодая женщина из Южной Африки, очень крупная по строению тела, в таком одеянии сразу превратилась в хрупкую тростинку. Она убрала волосы наверх, и это придало ей вид настоящей светской львицы, а Алине она показалась настоящей красавицей:- Вау! Вот это да! С ума сойти! Бренда, тебя надо прямо сейчас послать на конкурс красоты! Та лихо взмахнула подолом и присела в шуточном реверансе:- Буду рекламировать сегодня что-нибудь. Надо использовать шанс побыть в центре внимания. Ленка фыркнула, и к ним подошла Эстель:- Все, я пошла тоже красоту наводить. Всем привет. — А мы? — Алина уже изнемогла стоять на одном месте и ничего не делать. — Тебе сейчас Наташа придет, а мне еще полчаса ждать. Хоть бы кто-нибудь появился, продать хоть что-нибудь. Бренда ушла, шурша длинной юбкой, к своим баночкам и бутылочкам, Эстель пошла ужинать и переодеваться, и девчонки снова остались в одиночестве. — Ну, какой вообще смысл открывать магазин, когда никого просто нету! — Для украшения. — рассмеялась появившаяся Тамара. — вот посмотришь, вечером сюда все офицеры прибегут. Будет народное гулянье деком ниже. Обычно они все сначала гуляют по шопу, потом чешут к Бренде, наверное, половину наших парфюмов уже скупили, а потом, напротив джюэльри садятся пить кофе. — А официантки там и остальные тоже будут в вечерних платьях, красиво, наверное — вдруг высказала вслух только что пришедшую мысль Алина. — И пальмы давайте оденем в кринолин? — подхватила Лена. — Ты совсем что ли рехнулась? Какие официантки? Они же с едой работают, какое там платье вообще? И вообще, ты вовсе не обязана наряжаться, как не знаю кто, можешь просто быть в форме или костюме. — Вот еще. Платье, конечно! Во-первых, нет у меня костюма, а во-вторых, я обожаю вечерние платья. И, в конце концов, хоть раз буду выглядеть нормально на работе, а не как пугало огородное. — Ой, я б лучше в костюме осталась, так е-мое, для ювелирки свои правила! Так о чем это я? — опомнилась хохотушка, — Я ж сюда есть пришла. В смысле, кто есть идет, а то мне одной скучно! — Вон Натаха явилась. Можешь идти — кивнула украинка в сторону лестницы, — если только она не заснет по дороге. Рыжеволосая красавица выглядела так, как если б ее только что подняли с постели: на щеке отпечатался след от подушки, глаза были сонные, хоть и накрашенные, а волосы в немного лохматом хвосте. — Расческа есть у кого-нибудь? — простонала она вместо приветствия. — Я ничегошеньки не успела, проспала весь перерыв как крот! Лена молча вытащила маленькую щетку из недр косметички и всучила своей руммейт, сопровождая это движение весьма красноречивым взглядом. — У тебя там что целый склад? — полюбопытничала Алина, пытаясь заглянуть в голубую диковину. — Есть пошли! — голодную Тому не слишком интересовал этот вопрос, и она потащила Алину к выходу. Но когда они спустились вниз, дверь в столовую оказалась закрытой. — Как так?! — возмутилась Алина, безуспешно дергая ручку двери, хотя на таблички и так все было сказано. — И что нам, совсем не есть прикажете? — Не дергай зря, все равно закрыто. — непонятно довольным тоном прокомментировала коллега. — Пойдем-ка отсюда. — Это издевательство, — бурчала Алина, покорно следуй за подругой по длинному коридору третьего дека, по пути как всегда приходилось здороваться с персоналом, — Добрый вечер, какого фига они дают брейки, когда месс закрыт, не поверю, что наше руководство не в курсе. Стой, давай хоть к официантом зайдем, у них хоть бутерброд какой-нибудь стащить можно? Я в голодный обморок упаду, если не поем! Алина встала посредине дороги, но Тома потянула ее за рукав дальше:- Идем, говорю. Покажу тебе, где нормальные люди питаются. — Хм. — девушка подумала, что особого выбора у нее не было, так что в очередной раз покорно последовала за более опытной коллегой. — Возьмем лифт. — прокомментировала Тамара. — Ну, как у вас там на промо сегодня? Тоже мертвый сезон? Я у себя еле выстояла, очень хотелось залезть под кассу и заснуть там где-нибудь. Так эта швабра все утро проверяла какие-то бумаженции, даже кофе попить не удалось. — А без нее удается? — не став уточнять о ком шла речь, и без слов было ясно, — Лифт взять — это у тебя обратный английский перевод что-ли? — Что? — переспросила соседка, нетерпеливо поглядывая на пару хауз-кипперов, затаскивающих огромные мешки с полотенцами внутрь. — А ну да, с английского на русский, так просто короче… — Можешь не объяснять, я уже поняла, что здесь вообще царит странный языковой микст. — Ну типа того. Пошли, я смертельно хочу кофе и пиццы! — Пиццы?!Девочки чуть ли не бегом выскочили из белого коридора и оказались в гостевой части, но Тамару это ничуть не смутила и она, не раздумывая, прошла в огромное помещение с высокими потолками, огромными окнами во всю стену, сверкающее всюду и везде чистотой и никелированными подносами. Алина на секунду замерла, пораженная видом из окна, так неожиданно открывшимся перед девушкой. Море, огромное бескрайнее однотонно-серое, покрытое рябью до самого горизонта, небо, вобравшее, в отличие от своего собрата снизу, все оттенки голубого и сиреневого, размеченное тяжелыми лиловыми облаками, низко нависшими и подсвеченными заходящим багровым светилом, которое в одном месте прорывалось ровным розовым ореолом, распространяющим вокруг слабое золотое мерцание. Да, тут было от чего затаить дыхание. Тамару, как ни странно, неземная красота вообще не тронула, она уже стояла, сверкая белозубой улыбкой перед стойкой с диким количеством макарон, овощей и пиццы. Алина нерешительно приблизилась, тоже взяла тарелку и чуть не пустила слюнки, такой запах стоял вокруг. — Тут так красиво, заворожено прошептала девушка, — Слушай, а что мы тут делаем? Это же для гостей… — Не задавай глупых вопросов. Едим. Мне с грибами, паприкой, луком, пармезаном, цукини, и… — она задумалась, быстро прикинув количества места, на сковородке, куда высокий негр в белом фартуке, послушно накладывал перечисленные ингредиенты. — Ну ладно, все, наверное. Ах, да и два куска пеперони, пожалуйста, Рамон. Повар ловко пристроил сковородку на огонь и уже клал два ароматно дымящихся куска с круглыми кусочками колбаски на протянутую тарелку. — С чесночным соусом? — Ммм. Ну, гулять, так гулять. С чесночным. У нас перерыв два часа, надеюсь выветриться!

— Хорошо вам, шоппи, у нас так сорок пять минут перерыв, и хоть убейся. — Зато у нас работа тяжелее! Сегодня формула найт, так придется весь вечер украшать собой магазин! — И она называет это работой. — Непонятно к кому обращаясь, покачал негр головой в сеточке. — порезать тебя что-ли вместо пеперони на пиццу? — А ты в вечернем платье и на каблуках будешь продавать шоколадные даймонды? — А что? — Подбоченился тот. — Держи, готова твоя паста. Приятного аппетита. Через несколько минут Алина, слово в слово повторив за Тамарой все составляющие ее блюда, познакомившись с сообщительным поваром и получив свою тарелку с горячими макаронами, которые здесь именовались пастой, присела за стол к подруге, которая уже вовсю уплетала пищу, от которой прямо пар шел. — Вкуснотища! — Да уж. Нас так не кормят. — с набитым ртом подтвердила Тома. — Слушай, а почему мы каждый день тут не едим? — А кто нас сюда каждый день пустит? Просто сегодня нам повезло, точнее не повезло, но это смотря с какой стороны посмотреть. Когда у нас перерыв на обед, а наш месс закрыт, значит, мы имеем полное право заявиться к гостям. А иначе, фиг. — Значит, повезло! — уверенно заявила Алина, обжигаясь горячим куском с тянущимся сыром. — нет, ну как вкусно! — Просто мы голодные. Ну и пиццу, в принципе, тут хорошую делают. — Ну как тебе корабельная жизнь? Освоилась? Алина задумалась, однозначно ответь было сложно. — Пока непонятно, если честно. Такое ощущение, что я на другую планету попала. Вроде люди, еда, одежда — все то же самое, что и на берегу, а только копни поглубже, все по другому. А про отношения между людьми я вообще молчу. Тамара покончила с пиццей и придвинула к себе тарелку с макаронами. Вся посуда была одинаковых цветов, словно один огромный сервиз, в котором чашки, тарелки, блюдца и все остальное составляли между собой одно целое. — Ты что конкретно имеешь в виду, мужиков, работу или дружбу? — Да все вместе. — Ну про работу и дружбу могу сказать одно: лично мне это напоминает армию. Здесь через все проходишь вместе и если уж друзья завелись, так это и на всю жизнь. — За шесть то месяцев? Ну, не знаю. Мне, чтобы человека назвать другом, надо годами с ним общаться, и пройти через многое, а не так, поболтаться по морю, один контракт. — Ты за один контракт, дорогая, увидишь и переживешь столько, сколько нормальный человек на берегу за не сколько лет не осилит. Алина недоверчиво посмотрела на соседку, и даже на мгновение оторвалась от своей пасты. — Как это? — А вот посмотришь. — пророческим тоном произнесла Тома и фыркнула, — но про мужиков — страсти мексиканские, а ноль на выходе. — И ты туда же. Все об этом твердят. А ты что, тоже на себе проверяла? — Типа того. Алина никогда не отличалась особой тактичностью, но с Тамарой как-то очень просто было общаться, с кем-нибудь бы, может, она и подумала, но тут спросила напролом:- И как его звали? Тома с минуту помолчала, якобы поглощенная кофе, и, наконец, немного нехотя, но все же ответила:- Джованни. — И? — И ничего. Любовь была, прямо отсюда и до небес. Он меня отбил у одного хорвата на прошлом корабле. Таскал цветы охапками, вечно торчал у меня в магазине, шоколадными сердечками обкладывал кассу. Мы с ним постоянно были вместе, и на работе, когда он заканчивал, и закрывали ресторан, в аутсайде. Вообще, прямо таки Ромео, даже я почти поверила. — А дальше? — допытывалась Алина, потому что Тамара снова замолчала. — А дальше мы разъехались на каникулы, он звонил чуть ли не каждый день мне в Пятигорск, письма писал, и на следующий контракт мы собирались вместе на один корабль. Пауза снова затянулась, и Алина собралась было снова бестактно поинтересоваться, но Тома закончила сама с невеселой усмешкой. — По закону подлости, а может так и правильно, его послали на Милениум, а меня сюда. Мне-то не перевестись вообще никак, а у него дядя в офисе работал и вот он оказался на Констелейшене, это все-таки тоже в Средиземном море плавает, сказал отсюда уже легче. А потом писать стал реже и реже, а я узнала, что там его бывшая с предыдущего корабля, которая уехала через несколько недель как я там появилась. Они на тот момент якобы расстались. Ну, в итоге, парочка там сейчас так и плавает, ясное дело назад сошлись, и любовь теперь отсюда до небес у него уже не со мной. — А ты?! — А я что? У меня тут вино… — Тьфу, — Алина аж поперхнулась ромашковым чаем, на который сама не заметила, как перешла, — какое вино?! Этот хорват что-ли, губки бантиком, или серб, кто его там разберет?! Ты что не можешь к Джованни на корабль сходить? Если мы в одних портах, как я понимаю, стоим? Тамара выразительно повертела пальцем у виска, одновременно умудрившись приподнять одну бровь:- Во-первых, мы только через месяц будем в Средиземном, но даже если и так, я еще не совсем гордость потеряла, чтобы как его бывшая, точнее уж актуальная мадам румынка, бегать за мужиком по всему белому свету. Алина тут же оборвала себя, готовая засыпать подругу аргументами в пользу того, что за любовь нужно бороться, что нельзя просто так опускать руки, и еще много чего в том же духе. Томины слова, такие простые и понятные, о том, что у женщины должна быть гордость, и это мужчины должны бегать за ними, а вовсе не наоборот, сразила ее наповал. А ведь ну ничего нового девушка для себя не услышала, но просто подруга, несомненно, тоже переживавшая, с таким достоинством высказала эту прописную истину, что возразить было нечего, да и не надо было. — Какая ты молодец. — с чувством покачала головой Алина. Тут уж настала Тамарин черед удивляться:- Я? Почему молодец-то? — Потому что ты не прошибаешь лбом стенки, чтобы оказаться затем в соседней камере. — не очень понятно выразилась та в ответ. — Пошли? Я бы еще поспать хотела, наверное, а то всего пару часов спала. — Да поскакали! Не забудь, что переодеться надо в вечернее платье. Тебя будить? — Да-да, будить. Обязательно, а то просплю все на свете. А что там? — на секунду замешкалась она и махнула рукой в противоположенную сторону. — Бэк. Или афт, или как там его, спроси у греков лучше, как задница корабля называется. — То есть там конец Сенчюри? — Угу. Ты идешь, или что? Я прямо в лифте засну сейчас. Алина потопталась на месте и смущенно попросила:- Ты едь, я только на секундочку гляну. Я ни разу не видела, что там. Быстренько гляну и приду. Тома уже вовсю зевала, но все же умудрилась высказаться в перерыве:- Через полтора часа ты должна быть при полном параде. Но я тебе пораньше звякну, вдруг проспишь. Девушка согласно закивала и во всю прыть помчалась к огромным стеклянным дверям, привлекшим ее внимание. Снаружи стояли столики и в целом меблировка повторяла столовую для пассажиров, разве что столики стояли прямо у самого края, за которым далеко внизу шумел пенный белый след корабля, затейливый хвост которого не исчезал сразу, как девушка помнила, бывало после лодки, а тянулся почти на сколько хватало глаз, исчезая где-то вдали. Как только автоматические двери распахнулись, на нее прямо дохнуло теплым вечерним воздухом, к которому как везде, здесь, примешивался слегка сладковатый йодный дух. Алина постояла несколько минут пытаясь охватить взглядом нескончаемую линию горизонта. Но какой там взгляд, даже если вертеть головой как страус и иметь такую же длинную шею, обзор ограничивался какими-то двадцатью метрами задней палубы, а море было всюду. Огромное и беспокойно шевелящееся, а через какое-то время девушке стало казаться, что оно наступает всей своей массой на маленький кораблик, и вот-вот его проглотит, словно зверь маленькую мошку. Алина затрясла головой, отгоняя наваждение, и вдруг осознала, что почти стемнело. Испугавшись, что простояла тут не меньше часа, она уставилась на часы и ничего не поняла. Прошло от силы минут десять, а стемнело буквально на глазах. Лиловый цвет целиком исчез с неба, уступая серому и темно-синему, и лишь в нескольких местах солнце последним усилием прорывалась в золотые трещины облаков. Девушка пожалела, что с собой не было фотокамеры, а потом подумала, уже идя к лифту, что никакое достижение человека не способно было передать всей мощи и красоты природы, всех оттенков и такого простого непостижимого величия, которого человеку не дано было достичь, наверное, никогда. Попробую описать это в стихах, решила она, если, конечно, из этого что-нибудь выйдет, но я просто обязана попытаться…Проснувшись после брейка и решив, что лучше было бы совсем не спать, она под бодрым руководством Тамары пыталась выбрать себе платье. — Ну, нет у меня черного, что мне теперь за борт прыгать? Черноглазая подруга вертела в руках длинное голубое на корсете, купленное когда-то в Париже. — Тогда это. В мини юбке тебе Ким голову оторвет, да и мне заодно. Одевайся!

Та с сомнением смотрела на коллегу, не желая признаваться в том, что платье у нее вызывало свои болезненные воспоминания, и конечно же, ни с кем иным, кроме как с Дамианом, не связанные. — Не знаю. Оно какое-то чересчур праздничное. Может все-таки пиджак? — Не морочь мне голову! Туфли есть? — Босоножки. — Кошмар… Ну, покажи! Как можно жить без туфель?!Алина вытащила из необъятной сумки пакет с новенькими, еще ни разу неодеванными, босоножками и протянула Томе. Та с пренебрежением вытряхнула содержимое на пол и чуть не задохнулась:- О-о-о! Алина повернулась, наполовину облаченная в голубое и застегивая молнию, с испугом посмотрела на пол. — Что?! — Красота какая! Ты где такие урвала? — Не пугай меня так, я думала, ты их выбросишь сейчас с такими охами. — С ума я сошла что ли, такое чудо! — возмутилась Тома и поставила одну к другой прямо на стол. Обувь, и правда, была хороша: тоненькая шпилька черного цвета переходила в элегантный замшевый задник, от которого завязки с маленькими кисточками должны были обвивать щиколотку. Передняя часть в виде простого ремешка украшенного подобием переливающейся рыбной чешуи обхватывали пальцы, и больше не было ничего лишнего. — Будешь русалкой! — неизвестно чему обрадовалась Тамара. — Кстати голубой тебе очень идет. Быстро шнуруйся и …А это еще что?!Алина проследила за ее взглядом и ожидая увидеть что-то очень страшное, как пятно на всю задницу или еще что-то похуже, так ничего и не нашла. — Слушай, прекрати свои вопли. У меня сердечный приступ будет, честное слово! — Сердечный приступ будет у Кимберли, кода она увидит твою татуировку! — А что нельзя? — обреченно спросила девушка, уже заранее зная ответ. — Черт, нужно какое-то покрывало. А Тома дополнила:- Которого, конечно же, у тебя нет. Вообще-то нужен шарфик, или… О знаю. — она моментально вскочила на ноги. — Стой, сейчас принесу. Не прошло и нескольких секунд, как она вернулась, тяжело дыша. — Фу. Надо бросать курить! Одевай. Белый сюда подойдет. А потом брось его где-нибудь в магазине, я его тоже одолжила на последнюю вечеринку, косички заплетала. — На вечеринку? — шарф действительно идеально сочетался с нарядом. — Ну, как я выгляжу? — Отлично, офицеров сегодня в гифт-шопе будет явно больше обычного. Пойдем скорее, наша дракониха уже наверняка на посту. Вечер действительно был чудесным. Алина начала приходить к выводу, что работа имела свои полюсы, причем их было не так уж и мало. Греческие офицеры действительно прогуливались парами, останавливаясь в магазине с какими-то дурацкими псевдопричинами. Разве можно было поверить, что человек, с восемнадцати лет плавающий на кораблях, может интересоваться браслетами от морской болезни. Посмеиваясь про себя, девушка не пыталась даже объяснять им то, что они без сомнения и так знали, отсылая их к украинской коллеге, которой не составляло труда громовым голосом читать им лекции на тему пульсации. Те не скрывая своего разочарования, убегали общаться с Брендой, которая мило улыбалась любому, и казалось, была совсем не против общения. Все шло свои чередом, и даже Ким особо не свирепствовала сегодня, снизойдя до того, что накрасив тушью глаза, под руку прогуливалась с Никки по пятому деку. Вдруг Алине стало жарко, и она заметалась:- Наташ. Я пойду выйду? Подруга и без того заметила, поднимающихся по лестнице, Димитрия и Адониса. Оба были в форме и сияли, словно два новеньких начищенных сапога так, что не заметить их было не возможно. — Стой спокойно. Не съест он тебя. Девушка постаралась придать лицу какое-нибудь пристойное беззаботное выражение, и повернулась к подошедшей пожилой паре, заслышав краем уха ворчание Лены:- Алкоголики приперлись. Вот не ждали. — Почему алкоголики? — удивилась она. — А ты думаешь, они за молоком пришли? Смотри, что сейчас будет. Алина и без того не отрывала от них глаз, хотя изначальным ее желанием было прямо противоположенное. Молодые люди подошли поздороваться к Этель и постояв там с пару минут, не заходя на промо прошли в ликер-шоп к Младену. Девушка почувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах, она была намерена гордо вертеть носом, будучи уверенной, что Адонис появился на седьмом деке только из-за нее, а он даже не соизволил подойти, тем самым смешав ей все планы. — Ты представляешь! — возмущение можно было почти потрогать. — Да за кого он себя принимает, турок мелкий! Наташа достаточно спокойно отнеслась к происходящему:- Алина, он же грек. Он в жизни при всех к тебе не подойдет, по крайней мере, пока не будет уверен в тебе на сто пятьдесят процентов, да и то еще не известно. И потом, он что, тебе, действительно, нравится? — Нет. — это больше напоминало шипение разъяренной гусыни. — Но как он смеет себя так вести?!Тем временем греки вышли из магазина с пакетом, из которого торчал блок сигарет Мальборо. — А Серж сегодня не работает? — как ни в чем не бывало, поинтересовался Адонис, а волки жадно уставились на нее, говоря все то, о чем слова молчали. — Он в локере на четвертом. — мило улыбнулась Алина в ответ и отошла к другому концу стола. Молодые люди переглянулись между собой и, громко переговариваясь на своем языке, направились к парадной лестнице.

— Вот на сегодня бутылка им обеспечена, — ядовито прокомментировала Лена, протирая кулон усыпанный мелкими брильянтами, а Наташа пояснила:

— Ну, они ведь не могут покупать алкоголь в открытую. Официально это запрещено, вот все и делается из-под полы. Серж им продает вместо чего-то по идентичной цене. Или Шон. Сомневаюсь, что Ким в этом участвует. Хотя кто знает. Вроде одна шайка-лейка…

Ее рассуждения были прерваны стройным хором, совершенно неожиданно рассеявший привычный гул из голосов, щелканий объективов, звоне чашек и восклицаний официантов. Алина так удивилась, услышав вдруг молодые задорные голоса позади себя, что совершенно позабыв и о греках и об их недостойном поведении, повернулась и стала разглядывать неожиданных певцов. Их было четверо, и они стояли на лестнице между шестым и седьмым деком, совсем близко от промо-эриа, так что Алина видела каждую черточку на лице и складочку на костюме. Два из них были темнокожие и два белые, все четверо выглядели очень элегантно и подтянуто, весело подмигивая посетителям, которые начали собираться вокруг при первых нотах.

— Кто это? — толкнула она локтем Оливию.

— Кто? — не поняла та по началу. Алина молча указала рукой. — Ах, А-капелла… Они из Америки. Все голубые, если ты об этом, и мне уже надоели до полусмерти, как та песня Синатры — «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

— Надоели? — не поверила она своим ушам. Как такое может надоесть?!

Песни были старые американские, но так по-доброму и искренне они звучали из уст юных улыбающихся певцов, что у Алины на сердце потеплело и ей захотелось запеть вместе с ними. Она вовремя спохватилась и повернулась к забытому гостю.

— Так вы говорили… — начала она с виноватым видом, когда поняла, что это не нужно.

Пожилой мужчины в бежевом костюме просветлел лицом и с упоением выстукивал такт своей тростью. Алина понимающе улыбнулась и, положив зажатый в руке кулон из зеленого янтаря, стала разглядывать квартет. Она стояла прямо напротив главного входа в магазин, а так как зрителей становилось все больше и больше, скоро ей совсем не стало видно, а только слышно: «I love coffe, I love tea …». Девушка перебралась на край промо, к самому последнему столу и оказалась прямо напротив них, при этом пытаясь делать вид, что работает.

Песни привели ее в неописуемый восторг, так мило и непосредственно они звучали. Ребята пританцовывали на месте, общались с публикой по ходу песен, щелкали пальцами, а один из них еще и временами подыгрывал на губной гармошке. Музыки не было никакой, хотя по сути это и была музыка во всем ее проявлении, но не было инструментального сопровождения, молодые люди с лихвой его заменяли, заставляя людей вокруг шевелить плечами, хлопать и подпевать.

— А нашу следующую песню для вас споет мой друг Марк Айлонд, — вышел вперед худощавый юноша в розовой рубашке и с удивительно подвижным лицом, на котором, казалось, отражались все чувства одновременно. Сейчас оно выражало сочувствие, сожаление, негодование и все это с легким налетом иронии и дьявольского огонька внутри. — И это абсолютная правда, а вот почему он согласился это терпеть — спросите его об этом после шоу. У Марка оказался чистый и высокий голос, мягко и без труда берущий достаточно сложные переходы. Он спел песню о девушке, которую он любил, но которая гуляла с каждым парнем в квартале вместо него. Молодой человек выглядел совсем мальчиком, он был по своему красив, тонкими чертами лица треугольного лица, хотя он и выглядел немного отрешенным и слегка печальным, а еще Алине почему-то показалось, что он явно ставит себя выше других в обычной жизни. Но песня ей понравилась, и зрители тоже долго аплодировали. — Ну а эту песню вы, конечно же, помните по известному мюзиклу — «Les Miserables». — и розовая рубашка картинно приподнял брови, коверкая иностранное слово. Алина успела подумать, уж не на французском ли они собираются петь, а он между тем продолжил. — и споет ее ваш покорный слуга в сопровождении, естественно моих дорогих друзей и вас, уважаемая публика!

Как ни странно спел он ее на чистейшем французском языке без малейшего акцента,

— Следующей будет песня «Останься со мной» наш солист — Шон Браун! Приветствуйте!

Похоже, эта песня была достаточно известна, судя по реакции публики, которая обрадовано захлопала при этих словах. И вдруг худенький немного курносый чернокожий певец запел так, что у девушки захватило дух. Она даже перестала выстукивать мелодию ногтями по перилам, а просто замерла, не шевелясь до самого конца. Он пел с закрытыми глазами, сверкая белоснежными зубами, не нуждаясь даже в микрофоне, которых впрочем, ни у кого из четырех и не было. Но голос Шона проникал в каждый уголок кова-кафе, промо-эриа, и даже на пятом деке люди стояли, задрав головы и прислушиваясь к удивительному тембру. Его голос заставлял задуматься, если не о вечном, но так или иначе, если присмотреться к людям, они менялись, словно по волшебству, с каждой нотой. Вот толстая рыжая толстуха, в несуразном чересчур обтягивающем платье цвета морской волны, вдруг показалась Алине почти красавицей призрачной жемчужной улыбкой, которая так вдруг озарила ее лицо. Пожилой сморщенный дядечка молодцевато распрямил плечи и с нежностью обнял свою немолодою и некрасивую жену в черно-белом платье. И быть может, она снова показалась ему той стройной ясноглазой девчонкой в короткой юбке, которая покорила его сердце раз и навсегда. Двум одиноким бабушкам, скорее всего тоже вспоминались ухажеры, выстукивая ритм вышитыми вечерними сумочками, они были готовы пуститься в пляс с первым встречным, лишь бы на секунду ощутить ту легкость и задорность, давно, увы, покинувшая их ноги. Он пел с закрытыми глазами, казалось, целиком отдаваясь музыке, а лица людей разглаживались и молодели на глазах, становясь из настороженных расслабленными, из злых и расстроенных нежными и романтическими. Глаза сияли светом воспоминаний и любви. «В сорок лет жизнь еще только начинается» — вдруг всплыла в мозгу у Алины фраза из старого русского кинофильма. Что ж, видимо так и есть, а больше подумать она ничего не успела, зал взорвался шквалом оваций. — Ты слышала? — Алина в возбуждении задергала Наташку за рукав форменного пиджака. Реакция подруги была попроще, несмотря на то, что даже серьезная Карла вышла из магазина послушать Шона:- Тихо ты! Оторвешь сейчас рукав. Я уже месяц их слушаю. Алина же была абсолютно очарована музыкой и тембром голосов, таких разных, но таки замечательно звучавших вместе. Она почти ничего не смыслила в музыке, но чувства подсказывали ей нечто иное, чем понимание. — Боже, они такие все лапочки! — В полном восторге зашептала девушка на ухо рыжеволосой красавице. — Ну да, ничего. Только, кажется, они все немного того. — Чего? — Нетрадиционной ориентации. — Да какая на фиг разница. — Алине действительно было все равно. — Они так поют… — Ну, поют вообще-то неплохо, я тоже с удовольствием слушаю. Особенно после Антона, который вечно скуку нагоняет. Подруга согласно затрясла головой, не отрывая глаз от четверки, которая начала финальную песню. — А тебе какой больше нравится? — поинтересовалась она и спохватилась, — ну я имею в виду, если б они не были голубыми? — Хм… Если б не были? Ну, наверное вот тот с края, — она указала на того самого, с треугольным лицом, который пел о изменнице-девушке. — Да ну. У него такой вид, как будто ему ковровую дорожку к самолету забыли расстелить. Наташка прыснула. — Есть немного. Этакая важная птица. Зато он симпатичный. И вообще люблю, когда мужчина за собой следит. А этот в костюме такой, в галстуке… — и она мечтательно улыбнулась. — Жаль только, что мальчиков любит. — Слушай, а как здесь вообще к этому относятся? Ну ты понимаешь? — Абсолютно спокойно, знаешь ли. Даже на вечеринках иногда целуются-обнимаются. Греки, правда, этого не любят, ну а остальные вообще и не замечают, тут и лесбиянки романы крутят. Вон наш супервайзер Никки тоже тут герлфренд имела. А та уехала через пару дней после меня, так она тут что-то начала пытаться, я еле ноги унесла. Алина вытаращила глаза, позабыв даже про А-капелла:- Никки — лесбиянка?! Да ты что?! — Ну, по ней не так видно, как по танцорам, например, которые кроме как про кремчики-лосьончики между собой не разговаривают, но в крю-баре присмотрись, поймешь. — Мама дорогая, куда это мы катимся? — Алина растерянно смотрела на невозмутимую Наташку и отказывалась верить собственным ушам. — А она, что и правда, к тебе приставала? Наташка захлопала в ладоши, потому что мальчики закончили петь и уже раскланивались со зрителями. Алина тоже машинально начала поправлять золотые украшения на столе, но от темы девочки так и не ушли. — Она, конечно, не приставала в прямом смысле слова, руки не распускала, она же офицер, в конце концов, но ясно дала понять, что я ей нравлюсь, и она была бы не против продолжить знакомство. Кстати я бы на твоем месте тоже б поостереглась. — Что?! А я-то тут причем?! — А при том. Нечего было с Марлин целоваться. Они же с Шоном дружат, вот расскажет он Никки, что ты по этой части и будешь потом от нее спасаться… — Мамочки… — задохнулась Алина, с ужасом вспоминая ее первую греческую вечеринку. — я же совсем не по этой, она сама ко мне подошла, это просто шутка была. — запротестовала девушка, но тут клиенты начали проявлять недюжий интерес к янтарю, так как больше рассматривать все равно было нечего, и пришлось возвращаться к работе, хотя дурные предчувствия не покидали ее до конца рабочего дня.

Продолжая присматриваться к пассажирам, остававшимся для нее все еще новым и непонятным, девушка пыталась составить свое мнение о тех, кто проводил свое время на Сенчюри. Возраст людей в массе превосходил пятьдесят пять, и это было в среднем, потому как очень многим из них было уже по семьдесят и более. В основном это были семейные пары, видимо, находящиеся в браке не первую двадцатку лет. Случались бабушки с детьми и внуками или такие перлы, как шестидесятилетний мужчина с девушкой лет слегка за двадцать, обязательно с силиконовыми вставками в нужных местах и длинными блондинистыми волосами. А еще достаточное количество смешанных пар, где женщина явно принадлежала к одной из азиатских стран, будь то Япония, Филиппины или Китай, а сильный пол — банальный американец. Ничего особенного в жителях Северной Америки, с которыми раньше Алине как-то не доводилось общаться, она не обнаружила за исключением, пожалуй, безупречно хороших манер, которые мужчины старательно демонстрировали и пожалуй показной глупости женщин, у которых иных тем для разговора, кроме как на какой этаж пойти обедать сегодня, сколько платьев она взяла с собой или какую покупку сегодня сделала, просто не существовало. Со стороны это выглядело немного грустно, тем более что даже судя по книгам выводы напрашивались неутешительные: слабый пол предпочитал, как всегда и везде, впрочем, женские романы и современные детективы, перемежая их за редким исключением Паэло Коэльо, а их спутники зачитывались «Историей второй мировой войны», «Культурой вин Средиземноморья» и «Лучшими партиями в покер», последнее, может и не содержало в себе историческую справку, но уж, по крайней мере, было чем-то интересным. Европейцев на корабле было совсем не много, от русских девушка просто шарахалась, как от чумы, зато выходцы из Латинской Америки доводили ее до изнеможения простотой и непосредственностью общения. То, что им беспрестанно приходилось мерить футболки, шляпы и ювелирные украшения для дочек-внучек-жен, было еще цветочками, а то, что никто из туристов не говорил на английском, а никто из команды, что и следовало ожидать, на испанском, их вовсе не смущало, зато девчонкам давало лишний повод для хохм. Сначала они пытались объясняться на общеизвестном языке, но скоро оставили эту затею, показывая размер на пальцах, складывая их крестиком для экстра ларж. А потом и вовсе освоили с десяток слов и вовсю ими оперировали, смешивая порой английский с испанским, русский с французским, что особо никого не смущало. Даже Ким сдалась сегодня утром, чему Алина самолично стала свидетелем. — Мира! Мира! Мария! — орала почтенная матрона в салатовом огромном балахоне своей подруге, переворошившей все через три стола от нее. — Ке линдо! Вторая матрона, с которой возилась Наташа, отличавшаяся от первой только цветом платья, которое было для разнообразия, убийственно малиновым, взглянув на демонстрируемое, захлопала в восторге в ладоши. Наташа же проследив за ней взглядом, чуть не села, прямо там, где стояла. На грозную властительницу гифт-шипа поверх ее обычного черного костюма дама натянула серебряную плиссированную юбочку и теперь накидывала фиолетовый шарф пассажирка, не переставая тараторить:- Ке линдо. Но. Муй гранде. Теньго покито? На Ким было страшно смотреть: цвет лица менялся от бордового до мертвенно бледного и обратно. — Вы говорите по-английски? — но не тут-то было. — Но инглес, но. Еспаньол? Аблар еспаньол? Мария, мария! Мира. Муй гранде пор Долорес. Теньго покито? Ким беспомощно оглядывалась в поисках хоть кого-то, кто бы мог понять, что от нее хотят, но юбочка стесняла ее движения, а две латинских дамы входили все в больший раж, пытаясь прикинуть, какой платок больше подойдет по цвету к юбочке. Постепенно менеджерша стала походить на декорацию к фильму ужасов про мумий. — Мадам, я вас не понимаю. Давайте я позову вам своего ассистента. — Но инглес, Еспаньол. Еспаньол. — доброжелательно улыбалась матрона, накидывая очередной платок. Наташа, уже не сдерживаясь, зажав рот, полезла под стол. Постепенно весь гифт-шоп стал наблюдать за происходящим, подталкивая друг друга локтями и пытаясь не ржать в голос. — Можно, я это сниму? Вы это берете? — Муй биен, муй линдо! — закивали согласно подруги, на что менеджер попробовала снять один платок и положить его в пакет. — Но, но! Муй гранде. Гра-нде. — по слогам повторила латиномариканка, начинавшая негодовать оттого, что ее не понимают и водрузила платок на место. Ким почти шипела:- Что гранде? Что это значит? Английский пожалуйста. Я не понимаю. Кто-нибудь может сказать мне, что ей надо?! — Но иглес!! — Матрона тоже разозлилась и начала тыкать себя пальцем в необъятную грудь. — Перу. Перу. Еспаньол, но инглес. — Это американский корабль, а я англичанка. Я не говорю по-испански. Наташа все еще хрюкала под столом, не желая оказывать никакой добровольной помощи, да и весь остальной персонал с интересом ждал результата интригующей сцены. Удовольствие испортила Лена:- Ке муй гранде сеньора? — О аблар еспаньол, ми чика бонита. Муча грасиас, ми аморсито белльо! Есте муй гранде. Есте. — Есте? — Есте? — и получив на остальное отрицательный ответ, она поснимала все платки с Кимберли, которая уже позеленела от гнева, но из юбочки выпуталась самостоятельно. Ленка тем временем протягивала счет на роспись покупательнице:- Уна фирма порфабор. — Кларо. Муча грасиас сеньорита. — рассыпалась в благодарностях пассажирка, получив наконец-таки свой платок меньшего размера, она погладила Ким по голове, хоть для этого и пришлось привстать на цыпочки, и поучительно подняв палец, удалилась:- Еспаньол, чикита, еспаньол. Ким почти в ужасе посмотрела ей в след и почти бегом покинула поле боя. Хохотали все, даже Ленка, а Наташа просто вытирала слезы, и Алина отсмеялась в свое удовольствие, потому как присутствие клиентов не позволило ей насладится до этого. — С ума сойти. — Ты думаешь, она возьмется за испанский? — Скорее повесит на корабль табличку: английский онли и три восклицательных знака! — Надо было еще подождать, зачем ты встряла, пусть бы сама выкручивалась. — Ага, а потом по полной отыгралась бы на нас на собрании. — Так вроде не за что пока. — возразила Алина. — Это ты так думаешь, у нее всегда найдется за что. И так эта матрешка ее до белого каления довела, еще бы чуть-чуть и лопнула бы от злости наша менеджер. — Ничего ей полезно, старой кляче. Мы так каждый день мучаемся, пусть хоть разок побывает в нашей шкуре. — Наташа оглянулась в поисках зеркала. — У меня тушь не размазалась? Боже, давно я так не смеялась. Чикиту нашла. Смех и грех, честное слово. Тут Алина случайно повернулась к стеклянному барьеру, у которого стояли столы, и юркнула за колонну. — Ты чего? — удивилась подруга. — Там грек! — девушка сделала большие глаза. — И что? У нас полный корабль греков. Это что новость? Внизу сидел Гарри с еще одним офицером, по телосложению такого же богатырского размера, только с длинными волосами. Он чем-то напоминал португальца, может тем, что волосы выгорели до светло коричневого и местами и вовсе пшеничного цвета, и выгодно отличали своего хозяина от всех остальных однотипных греческих брюнетов. — Так что, что там грек? Или там какой-то особенный грек? Ты вылезешь или всю жизнь теперь будешь там сидеть? — Я с ним сегодня познакомилась, а он уже пришел! — не совсем понятно объяснила девушка. — Слушай не пори ерунды. Даже если ты с ним сегодня познакомилась, и он пришел, это не повод, чтобы подпирать колонну теперь. А вообще нам пора заканчивать, уже ведь на полчаса больше стоим. Совести совсем нет! И как будто в ответ на просьбы красавицы, по лестнице почти бегом, по своему обыкновению, пронесся Серж и замахал скрещенными руками. — Вылезай давай, чудо в перьях. Складываемся. Алина нерешительно отлепилась от колонны и подошла к столу, стараясь не смотреть вниз, в кову. — Просто, ну, блин, понимаешь, — путано начала она, Наташа терпеливо пережидала вступление, одновременно складывая и упаковывая белые кожаные коробочки с невероятной быстротой. — Ну! — не выдержала она. Алина тоже решила не терять времени, и совмещала объяснения с работой: — Я и так уже тут дел натворила, Марлен, Адонис, а вообще еще не разведена до сих пор, ну и… Теперь еще этот до кучи и моей репутации вообще тут ничего не поможет. Наташа скептически посмотрела на подругу:- А ты всерьез думаешь, что вообще всей нашей репутации еще что-то может помочь? Я гифт-шоп имею в виду. Блажен, кто верует. Бери стол, пошли. — Как? — растерялась девушка. — вот так вот? На каблуках и в вечернем платье? — Теперь ты понимаешь, о чем я? Да вот так, на каблуках и в вечернем платье. Хотя быть может, он у тебя сам по себе побежит? Я была бы не против. Они подхватили стол с разных сторон, а Наташа по пути продолжала разглагольствовать:- А потом еще помойку убирать. И все также в вечерних платьях. Слушай это вообще все бесполезно, мы и так тут, как психи, выглядим. То как ненормальные с троллями по всему кораблю носимся, то вот как сейчас. ты просто не делай всяких таких поступков больше меры. Но и не пытайся выглядеть нормальной, это все равно бесполезно. — А кто тут пытается? — Томка появилась как всегда вовремя. — слушайте, давайте в темпе. У меня душа жаждет праздника. Причем уже давно. Я даже в ювелирке не сделала ничего, так все покидала и прикрыла, завтра разберусь. — Вот видишь, так что и не думай. Промо готово, а вот что Ким устроит, понятия не имею. Ким к удивлению всех не появилась вообще, а собрание быстренько провел Шон, у которого видимо душа тоже не желала сидеть в магазине, вместо того чтобы найти более приятное времяпрепровождение. — Все молодцы, прибыль сегодня нормальная. — скороговоркой начала он, — Круиз закончили прилично. Завтра эмбаркейшен, не забудьте дрилл и пошли нафиг отсюда сейчас же, чтоб я вас через секунду уже не видел, иначе заставлю весь магазин драить. Считаю до трех. На счет два под веселый хохот и крики «Шона в менеджеры!» внутри никого не осталось. Девчонки с хохотом ворвались в столовую для гостей уже ближе к часу ночи, все были зверски голодны. Пустая столовая мгновенно, оживилась, хотя кроме поваров и еще кое-каких поздно работающих крю-мемберов, больше никого не было. — Рамон! Пиццы нам! — И много! — И побольше! — И пасты! — Мне с грибами! — С сыром и пеперони! — А я хочу со шпинатом! — Морепродуктов оставьте кусочек! И общий единогласный хор:- Только без чеснока!!!Нельзя было даже разобрать кто, что хочет, но это было и не важно. Девчонки с приглушенным смехом расхватывали тарелки. Подошла очередь Оливии:- Рамон, можно тебя кое о чем попросить? Обалдевшего от запаха духов, декольте, юбок и шпилек, и вообще количества слабого пола явно моложе пятидесяти, шеф-повара можно было просить в эту секунду поймать и поджарить для них целого дельфина, а не ту мелочь на которую намекала черноглазая полячка с обворожительной застенчивой улыбкой. — Проше пани! Все, что угодно. — Ой, Рамон, ты не забыл, чему я тебя учила!!! — Ну, как я мог, — скромно потупился двухметровый детина, опустив огромную лопату на длинной ручке до полу, что, видимо, должно было заменить трофей, сложенный к ногам прекрасной дамы. Алина видя, что такими любезностями они будут обмениваться до закрытия, нетерпеливо подтолкнула полячку локтем:- Ей, я тоже голодная. Давай заказывай! Оливия опомнилась:- Ах, ну да. Я бы хотела томатный соус для пасты в тарелку для супа. — А для чего? — Алина нахмурилась странному рецепту. — Только соус без макарон? Ты его ложкой есть будешь? — Ну да! — счастливо подтвердила коллега. Алина все еще не понимала. — Отстань. Мне мама такой суп в детстве готовила. Я туда добавлю сметаны и получится, пальчики оближешь! Рамон уже протягивал тарелку почти до краев наполненную тягучей красной пастой, над которой вился сбивающий с ног аромат. Алина заколебалась, а тут еще и Наташа подлила масла в огонь, продефилировав мимо с чашкой ромашкового чая:- Не смей жрать пиццу на ночь! Мы же худеем! — Да, ну тогда, пожалуй, мне тоже самое. Имей ввиду, если я отравлюсь, тут есть свидетели! — Ты сейчас пальцы свои съешь, только сметаны возьми. Без нее не вкусно. Это Алина знала и не будучи полькой. Так она легко распознавала туристов со славянскими корнями, никто кроме них не ел салат из помидоров с огурцами со сметаной. Про таких можно было заключат пари: либо поляк, либо русский. Новоизобретенный суп превзошел все ожидания, всем видом и вкусом напоминая домашний помидорный или, как тут его звали, томатный. В России он, может, и не имел широкой известности, но в Германии, например, такой можно было найти в меню любой забегаловки или ресторана. Его невозможно просто сделать из пакетика, это блюдо варится из свежих помидоров без кожицы с различными приправами, что составляет великую тайну каждого повара, но в этот раз соус для пасты, как ни странно, выглядел бы достойно и на званном обеде. — Удивительно. — пробормотала девушка себе под нос, вычищая тарелку. — Буду теперь каждый раз такой себе брать. Как следует насладиться кушаньем, как обычно не удалось, Эстель вскочила первой, поправляя платье на идеальном бюсте:- Девушки, давайте-ка в темпе. Эмисферу закроют через час. Если мы хотим потанцевать, то еду оставляем на потом. И вообще, есть вредно! — А куда мы сейчас? — поинтересовалась девушка с набитым ртом, дожевывая по пути тайком прихваченный кусок пиццы. — Эмисфера. Это что-то похоже на бар-дискотеку, для гостей, разумеется. Там есть блади-мери… — мечтательно произнесла Наташа. Блади-мери была, наверное, самым простым коктейлем из тех, что она знала, в состав которого входила только водка и томатный сок с тобаско, поэтому Алина и удивилась:- А что, больше нигде нет? — Есть, только там где, есть, нам нельзя. Мартини-бар и Эмисфера. Больше нам никуда нельзя, а в крю баре, если только сок с собой притащить, да и то… Под столом разливать не хочется. Больше смахивает на алкоголизм, честное слово. Девушка еще пока не привыкла, что жизнь на корабле делилась на две части: для гостей и для персонала. И хотя разделений было куда больше, например, для офицеров, официантов и гифт-шопа правила были абсолютно разными, но ей еще только предстояло все это узнать. А пока что девчонки высыпали на опен-дек, и ветер чуть ли не сбил их с ног на открытом пространстве. Ночью тут все выглядело по-другому. Все шезлонги были убраны, вода в бассейне светилась голубым цветом, как озеро в сказочном лесу, соленый теплый ветер трепал волосы и норовил подхватить подол платья. Свет хоть и выглядел приглушенным, но лился почти отовсюду, подсвечивая края лестницы, голубые двери лифтов и края палубы. Там, где не справился дизайнер, луна восполнила упущение: огромное августовское желтое светлило изо всех сил, оправдывая свое призвание. Все, вместе взятое, походило на огромный отель где-нибудь на берегу моря и лишь равномерное гул и поддрагивание, и еще огромная труба с буквой Х, возвышавшаяся надо всем, напоминала о том, что место действия все же оставался корабль. С визгами и писками толпа девушек пробежала по палубе, подхватывая юбки, который вихрь так и норовил задрать повыше, как на всемирно известном плакате с Мерелин Монро. У Алины было полное ощущение нереальности происходящего, как будто все это происходило не с ней, а кем-то совсем далеким, а она лишь наблюдала картинку со стороны. Луна, ночь, корабль, несущийся на всех парусах, — все это походило на декорацию к фильму, или, по крайней мере, какому-нибудь популярному молодежному сериалу. Все, кроме мужчины, — подумала девушка и даже попыталась изобразить печальный вздох, но сильный порыв ветра налетел именно в момент избранный ля положенного мелодраматизма, хлестнул ее же собственными волосами по лицу, набился в рот, чем вызвал только взрыв смеха, вместо положенной грусти-тоски. — Какого черта там так мокро? — возмутилась, преодолев, наконец, весь путь, Алина, несколько раз поскальзываясь на влажных досках. — Палубу поливают из шланга вечером, она за ночь сохнет. Никто же не рассчитывает, что сумасшедший гифт-шоп будет тут околачиваться. Привет Ромео! Был симпатичный филиппинский охранник местной знаменитостью или объектом для шуток, но приветствия посыпались как из ведра на смущенного молодого человека в форме:- Привет самому сексуальному секьюрити. — Привет. — Добрый вечер, Ромуальдо. — Доброй ночи, леди. Все до одной дурашливо хлопали ресницами или отдавали честь, прикладывая ладошки к несуществующим фуражкам. Алина, будучи незнакомой с красивым азиатом, просто помахала рукой и, скользнув за распахивающиеся двери, последней погрузилась в царство музыки, манящей полутьмы, искусственно созданного дыма, круглых маленьких столиков, окон от пола до потолка и официантов в белых рубашках. Сердце забилось быстрее в радостном ожидании, и под неоновыми огнями девушка все больше приходила к выводу, что свободная жизнь не так уж и плоха, что совсем не обязательно быть замужем, чтобы чувствовать себя счастливой. Времени почувствовать себя несчастной и одинокой на корабле у нее катастрофически не хватало, а уж тем менее всего Алине хотелось этого сейчас, когда все расселись, шурша юбками, и наперебой теребили улыбающегося официанта. — Блади-мери! — Мохито! — Две водки с апельсиновым соком. — Почему две? Наташа в свою очередь тоже удивилась:- Ну, так мы ж не прямо сейчас уходим, а потом лови его…Бренда вдруг взяла слово:- Всем тихо. Все пьют кайперинью! Я плачу. — и сжалилась, — А потом все остальное. Кто что хочет. — Это еще что, — пихнула Алина Тамару в бок, когда все расхватали бокалы, а чернокожий молодой человек тут же удалился за новой порцией. — Кайперинья. Пей и не спрашивай. — она произвела какие то таинственные манипуляции над бокалом, девушка повторила и залпом выпила, особо не почувствовав никакого вкуса. — Я лучше старую добрую водку с томатным соком. Тамара вдруг сурово посмотрела на нее:- Особо не увлекайся? — Не буду. А почему? Та закатила глаза:- Ты когда-нибудь вобьешь это в свою башню? Мы не пассажиры, мы тут работаем, и хочется нам это или нет, хотя бы для видимости обязаны вести себя прилично. Между прочим, даже в крю-баре иногда проверки устраивают. Ох, чует мое сердце, с такими замашками ты тут долго не продержишься. Алина замотала головой и предпочла не отвечать, но на всякий случай села ровнее, сняла ноги с подлокотников своего же кресла, и чинно стала потягивать принесенный коктейль. Прощаться с Сенчюри ей никак не хотелось, и корабельная жизнь, несмотря на все предупреждения ее новых друзей, нравилась ей все больше и больше. — А сейчас, — раскатился голос ди-джея, идущий непонятно откуда — для прекрасных девушек прекрасного Сенчюри звучит моя любимая старая песня! — О, Данни сегодня диджействует. — завертели головами девчонки. — А это еще кто? — Я в этом платье прямо чувствую себя человеком, а не мешком с капустой! Дани он же айтишник вроде? Да? — и получив Тамарин кивок, продолжила — Но иногда здесь его ди-джеем ставят. Вон он, лысый за стойкой. Алина повернула голову, но музыка заставила ее остолбенеть на мгновенье. Песня действительно была годов девяностых, но от этого французский баритон никак не терял своего природного очарования. — Ecoute moi… — А-а! А танцевать нам можно? — и после утвердительного ответа, не слушая возражения, потащила девчонок на танц-пол. В баре кроме персонала гифт-шопа практически больше не было народу, а значит, и стесняться было особо не кого, если и заподозрить, что хоть одна особа женского пола данного департмента имела комплексы. На середине песне лихо отплясывали уже все. Алина подлетела в стойке диск-жокея:- Привет. — Бон суар, мадмуазель. — сверкнул насмешливой улыбкой полноватый бритоголовый молодой мужчина. Алина второй раз за сегодняшний вечер потеряла дар речи. — Если ты еще и по-французски говоришь… — предостерегающе начала она через пару секунд. — То что? — продолжая перекрикивать музыку, он взял со стола огромный черный наушник, чтобы прослушать начало следующего отрывка, с легким незнакомым акцентом поинтересовался Данни. — Не знаю еще, но что-нибудь ужасно хорошее! — Алина пришла в полный восторг, полгода молчания лишили ее одного из любимейших удовольствий, а тут такая оказия! — Я только никак не разберу, откуда ты. Я так соскучилась по этому языку, ты и представить себе не можешь. Теперь, можешь даже не сопротивляться, я буду мучить тебя долгими беседами. Возможно нудными и тебе не интересными. Данни рассмеялся:- Очень интригующее предложение. От такого сложно отказаться. Вообще я из Канады. А еще у меня есть невеста. — А я замужем, — счастливо крикнула девушка, — Так что можно общаться без дурацкого флирта. А-а! вот почему мне акцент не разобрать никак было. Я поняла, что ты не из Франции, но остальное уже фиг с два. Выше моих сил. — А ты явно парижанка? — Спасибо за комплимент. Я русская. Но там жила три года, факт. Значит, я еще не совсем забыла, это радует. — О чем болтаем? Она уже и тебя совращает? — над стойкой показалась рыжая макушка. — Имей в виду, он держится как партизан, уже не одна фея себя зубки обломала. Завидую я твоей второй половине. — Спасибо, обязательно ей передам. Совсем наоборот, мы как раз заключили дружеское соглашение. Ну, дамы, что же порадует ваши сердца сегодня ночью? — галантно спросил канадец уже нормальным голосом, потому что в песне наметилась пауза. — Таркана хочу! Под него хоть танцевать можно, потому как Максим у тебя ведь все равно нет. — Это турок что-ли? — Он самый. — Есть такой. А теперь, — это уже звучало в микрофон, — для самой лучшей девушке на борту звучит ее любимая песня. А ну, покажите, на что вы способны в танце? Дважды упрашивать не пришлось, потом по специальному заказу была Мадонна, и Тимберлейк, и столько танцев, что по возвращению в родной коридор Алина стянула босоножки и пошла босиком. — Да, вечер удался. Ответом было коллективное и не очень трезвое хихиканье. Эстель развернулась:- Ну, всем привет, я удаляюсь. — Счастливая, спит на двухспальной кровати. — проворчала Бренда, со второй попытки попадая в скважину ключом. — Нет, я посплю и на своей второй полке, но грека рядом терпеть не буду. Дом, милый дом, — и Тамарины туфли тоже полетели куда-то, вглубь кабины. — Сейчас меня Ленка прибьет, если я ее разбужу, а я ее обязательно разбужу. О, ты не спишь. — выражение лица украинки не свидетельствовало ни о чем хорошем, что вообще, было не слишком удивительно, стрелки на часах подходили к половине четвертого, и Алина сочла за лучшее незаметно исчезнуть. В собственном коридоре она вздохнула с облегчением, но не тут-то было, дверь к грекам была нараспашку открыта. Димитрий тут же вышел на порог, поигрывая четками:- А Эстель нет? Алина смущенно взглянула на свои усталые и немного опухшие от каблуков ноги, и открыла дверь в свою кабину:- Она как раз к тебе пошла, — в душе очень на это надеясь, потому как если б ее румейт отправилась к кому-то еще, то девушка ничего об этом не знала. Грека как ветром сдуло:- А, да? Тогда я пошел. Спокойной ночи. Девушка молча кивнула и собралась уже наконец-то снять с себя платье и умыться, но поежившись от пронзительного взгляда, еще не поворачиваясь, она знала что Адонис не спускает с нее глаз. — Заходи. — Зачем? Я спать хочу. — Ну, и спи здесь. Алина вдруг подумала, что пора расставить все точки над и. То, что время как-то не очень подходило ля выяснения отношений, ее ничуть не смутило. Она решительно зашла к нему и встала прямо напротив, уперев руки боки:- Слушай тебе баб мало? — Нет. — грек насмешливо смотрел на нее снизу вверх, сидя на кровати по-турецки. — Дверь не закроешь? — Адонис, я серьезно. В вашей стране, и я прекрасно даже понимаю почему, русская женщина заведомо проститутка. Но объясни мне одну вещь, какой тебе кайф спать со шлюхой? — Такой что со шлюхами я не сплю с семнадцати лет, а ты далека от того, чтобы даже казаться ею. — Во-первых, откуда тебе знать? — Алина смутно чувствовала, что говорит что-то не совсем то, но ей было как то все равно. — А во-вторых, тогда какого хрена ты себя со мной так ведешь? — Как? Я что-то неподобающее сказал? Алина не сразу нашлась, что ответить, блади-мери не очень помогали сосредоточиваться. — Тогда что ты меня зовешь в свою каюту? Чай пить? — Я собирался лечь спать. Но если хочешь чаю, не вопрос. Чаю она не хотела, Алина почувствовала, что смертельно устала. — Спать? Ок. — она стянула платье через голову и, даже не умываясь, юркнула под одеяло. — Калинихта. — сказал тихо грек и медленно провел кончиками пальцев ей по шее. — Ты сказал спать… — прошептала Алина в возмущении, а по телу пробежала сладкая дрожь. Столько долгих месяцев она не чувствовала настоящих мужских рук. — Калинихта, по-гречески значит спокойной ночи. — Алина ужаснулась своему разочарованию и постаралась поскорее уснуть, что сделать оказалось совсем не так сложно. Последней мыслью за сегодняшний долгий день стала о муже, но она мелькнула где-то, на краю сознания, и даже не дав себя рассмотреть, утонула в едва слышном плеске вол за окном и в ровном дыхании спящей девушки.

 

Глава 5. Амстердам. Свобода нравов или сила традиций?

— Куда мы в следующий круиз плывем? — Алина не верила своим ушам. Черт, черт, черт! Только не это! — Во Францию, в Гавр, но экскурсии будут в Париж! Представляешь? Мы с Ленкой за неделю еще записались! — Наташа мечтательно прикрыла глаза. — Увидеть Париж и умереть! — Вот уж точно. Только Алина начала понемногу отходить и забывать свои занозы в сердце, как естественно, жизнь или кто-то там на верху неминуемо ее с этим сталкивали, ну если не в прямую, так вот такими небольшими порциями. Далась ей эта экскурсия, да она с корабля не сойдет не за какие деньги. Увидеть и помереть на месте, получив разрыв сердца от вида знакомых до боли тенистых улочек с каштанами, позолоченных фонтанов, площадей и ресторанных столиков на террасе, желтой воды Сены и мощеных набережных с ароматом Эйфелевой башни в воздухе. Город, который стал ее осуществившейся мечтой с одной стороны и ночным кошмаром с другой. Город, который она любила и ненавидела до потери пульса. Город с сумасшедшим ритмом жизни, который за несколько лет танцующей походкой дал ей все то, что она искала в течении всей свой жизни, а потом так же легко и изящно все это отобрал. Только, в последнем, может, винить стоило бы себя, а не столицу Франции. Париж…Наташа только сейчас заметила выражение лица подруги, пока они стояли в буквальном смысле слова под красным фонарем в городе Амстердаме и ждали остальных девчонок, покупавших мороженное. — Хотя тебе, может быть, не слишком приятно было бы туда ехать снова… Алина задумчиво молчала, вперившись взглядом в нескончаемую вереницу велосипедов, припаркованных на маленьком каменном мостике. — Не знаю. Невозможно ж, в конце концов, всю жизнь бегать от своего прошлого. — А почему бы тебе просто не поставить точку и не жить дальше в свое удовольствие? — Знаешь, сколько раз я уже пыталась? Просто мой кошмарный характер идти до конца и ломиться в закрытые двери с удвоенной силой никак не может мне этого позволить. Я уже и сама не понимаю, что это? Любовь или оскорбленное самолюбие, прошлое или просто воспоминания о прекрасных моментах? Или еще что-то в этом роде? — А зачем ты вспоминаешь о хорошем? Думай о плохом, так намного легче. Тамара с Ленкой почти вывалились из душной кафешки. — Фу, ну там и жарища, как у негра, не скажу где. — У него там темно, а не жарко. — машинально поправила Алина. — На кой им сдалось столько велосипедов? — А ты проверяла? — тут же встряла украинка. Тамара на секунду оторвалась от сахарного рожка:- А здесь все на великах раскатывают, начиная от малолеток и заканчивая монашками, престарелыми леди и отцами семейств. Кстати ко мне тут один все подкатывает. Даже не знаю, вроде симпатичный, но все-таки я сомневаюсь. — Кто? Отец семейства? — Алина разом выпала из ступора, проигнорировав даже Ленкин выпад. — Совсем рехнулась? — Тамара сделала попытку повертеть пальцем у виска, но вовремя вспомнив о сладком десерте, тающем на глазах, раздумала. — Негр. — Официант, что ли? — поморщилась Наташа. Мимо проехало совсем уже странное средство передвижения, где человек располагался лежа, а передняя часть напоминала гоночный автомобиль начала века. Тамара засмотрелась на странный транспорт и не сразу ответила:- Придумают же такое. А? Нет, не официант, он звукорежиссер с Тринидад. Ленка закончила осмотр местности и решила запечатлеть все на пленку. Тут же все захотели иметь фото под красным фонарем, хотя до одноименного квартала было еще далеко. Эстель с Брендой все не появлялись, тогда Алина предложила позировать в вчетвером: по принципу — русская мафия в сборе. Вместе действительно смотрелись все весьма колоритно. С утра было прохладно, но после двенадцати солнце разгулялось не на шутку, и все захваченные с собой куртки и кофты оказались глубоко в недрах сумок, либо повязанным на поясе. Алина была в драных джинсах и майке с надписью: «кто тут главный?», Тамара и вовсе в топе без бретелек, но, зато, в джинсах несколько более приличного вида, с меньшим количеством дырок. Наташа в зеленой футболке в обтяжку и вполне приличных бежевых штанах, и Лена в белоснежной рубашке резко с ними контрастировали. Учитывая фон и вообще место съемки, фотография получилась более чем оригинальной. Южноафриканки тоже получили свое мороженное, и теперь уже в полном составе гифт-шоп продолжил осмотр города. В Амстердаме было что посмотреть и если для остальных, бывавших здесь с кораблем уже не раз, город был не столь интересен, то Алина смотрела во все глаза. Несомненно, у столицы Голландии имелось свое неповторимое очарование, и заключалось оно далеко не в секс-музеях или гей-кинотеатрах. В этом месте органически и без малейших противоречий сочеталась порно-культура с историческими достопримечательностями, граффити с живописью импрессионистов, детские садики с кварталом красных фонарей. Атмосфера царила весьма дружелюбная, никто не возмущал общего спокойствия, несмотря на то, что легкие наркотические вещества были вполне доступны в любом кафетерии или киоске. Местные жители не обращали внимания на туристов, которые в несметном количестве разгуливали по узеньким набережным безо всяких перил. Туристы никак не реагировали на местных жителей и даже к проституткам относились весьма уважительно, сказано — не фотографировать, так никто и не пытался. И каналы, и нависшими над ними плакучие ивы, и снующие туда сюда катера-невелички, чем-то напомнили девушке старую часть Петербурга. А небольшой оркестр, играющий джаз на набережной, только усилил впечатление. Но стоило лишь взглянуть на здания и становилось понятно, что голландский стиль слишком отличается от русского барокко. Четырех и пятиэтажные дома повсюду стояли вплотную друг к дружке, изредка оставляя проулок, где с трудом протиснулся бы средней упитанности человек. Узкие фасады заканчивались белыми, украшенными лепниной портиками, и обязательной романтической мансардой с покатой крышей. Девушке сразу же представился живущий там поэт или трубочист, а может и то и другое одновременно. Алина быстро почувствовала себя тут, как дома, из-за маленьких местных рынков с огромным количеством цветов, и далеко не все были тюльпанами, и незатейливой одежды окружающих, которая состояла в основном из шорт, футболок и кроссовок, независимо от пола. От невысоких зданий, не загораживающих дневной свет, город казался удивительно солнечным и радостным, а после обнаружения единорога на верху городской ратуши и музея Ван Гога, Амстердам понравился ей еще больше. — Что же ты на нее так пялишься, — Алина даже пошла задом наперед, чтобы получше разглядеть представленную в витрине живую даму, на что украинка ее и упрекнула, — Неужели ни разу проституток не видела. — Вот так вот за стеклом? Не видела. Где их еще увидишь? — А что, в Париже проституции и в помине нет? Или в Питере? — Я вообще-то не только там была. Видела, конечно, хотя в Питере, моем районе в основном малолетние замерзшие наркоманки, на которых польстится разве что педофил, что само по себе отвратительно. В Париже всяких видела, в основном из Бразилии и, извините, с Украины. Только теперешний мэр их всех выгнал за пределы города, поэтому педики и трансвеститы в одном лесу, а обычные проститутки в другом. А вот Булонский или Винсенский, уже и не вспомню. На Украину Ленка насупилась и промолчала, сказать было нечего, почему то ее соотечественницы облюбовали эту профессию в разных уголках Европы, и чести это не делало никому. Саму Алину этот факт тоже не радовал, ведь для любого иностранца, что Украина и Россия никакой разницы не представляла, а уж мнение о них было и так никудышным. — А ты настоящего трансвестита видела? — непонятно чему обрадовалась Наташа. — Серьезно? — Знаешь, я бы даже и не поняла, что это не женщина, до того ухоженная, ухоженное, оно было. Мне муж показал, у них в Латинской Америке их больше, чем достаточно. И уж никакого отвращения у меня лично она, то есть он, не вызвал. Скорее даже наоборот. — Что восхищение? — не выдержала Тома и тоже вклинилась в разговор. — Что-то вроде. По-крайней мере, оно, она, тьфу, вообще, знает, как за собой следить. Вот будь бы я мужчиной, я бы на такое, как тут ни за что бы не позарилась. — девушка кивнула головой на очередную витрину, мимо которой они как раз прошли. За стеклом сидела на вертящемся стуле толстая негритянка и малевала губы жирным слоем губной помады. Из одежды на женщине оставались только фиолетовое нижнее белье и чулки с поясом. Она потянулась, а из подмышки мелькнул черный клок коротких волос. Девчонки поскорее отвернулись, а так называемая, ночная бабочка презрительно сплюнула на пол. — О боже. — Наташу передернуло, — Хотя может она умеет что-то такое этакое. Может с закрытыми глазами как-нибудь? — И желательно ничего при этом не трогать, да? Ты как себе это представляешь? А ведь не зря же они тут восседают, значит, какой-то спрос все же есть. А может и не маленький. Фу, даже подумать страшно. А травести просто обязаны следить за собой. Не то, что эта. Женщинам иногда стоит поучиться у гомосексуалистов. — Не знаю, кому и чему там учиться, но я вспомнила, мне нужен лосьон для тела! — Ну, что, к дому? — Эстель прервала обсуждение амстердамских гейш на русском языке, изнемогая под множеством пакетов — результата многочасового шопинга. — К дому было бы затруднительно. — проворчала Ленка, — а вот на корабль уже давно пора. — кто сегодня бутылки раздает? — Мы с Алиной. — Наташа взглянула на часы и обомлела. — слушай, палки-елки, нам через полчаса начинать. Совсем с этим шопингом головы потеряли. Побежали. Алина не очень-то поняла, куда они опаздывали, но сразу прибавила шагу. Девчонки перевели дух уже перед самым портом. — Тьфу, я же хотела в туфле сфоткаться. Теперь поздно уже. — расстроилась она. — В той деревянной? — Ну да. То есть она, по-моему, пластмассовая, но изображает деревянную. — Сейчас точно не успеем, надо было раньше со всеми. — Ага, со всеми. Я сначала всех фотографировала, а потом все смотались закупать магниты. — Ничего страшного, у нас еще два Амстердама будет, успеешь еще. Речь шла об огромном макете голландского башмака, который много лет подряд украшал сувенирный магазин на площади, через улицу от музея мадам Тюссо. А два Амстердама значило, что в этот порт они будут заходить еще дважды, как поняла девушка, уже привыкнув к такой манере разговора. Мысль, что если бы кто-то со стороны услышал их, то решил, что у девушек не все дома, давно перестала приходить в Алинину голову. На борту невозможно было жить, сохраняя независимость от корабельной жизни, ее привычек, жаргона и обычаев. Алина и сама не замечала уже, что как-то совсем незаметно перестала теряться в лабиринтах Сенчюри, уже могла объяснить что-то гостям, да и неосознанно чувствовала себя частью Сенчюри, неотъемлемой, хоть и не незаменимой. Оставалось выяснить хоть что-нибудь про бутылки:- Ленка там о чем говорила? Куда мы не успеваем? — Сплюнь, успеваем мы! На ликер тест. Алина перехватила удобнее свои пакеты, которых было не меньше, чем у Эстель и вдруг замерла на месте. — Бультерьер… — прошептала она. У подозрительного типа с дредами на голове на поводке крутился молодой пес белого цвета. Одно единственное пятно на ухе придавало ему пиратский вид, а в остальном мускулистое тело не могло усидеть на месте. Собака крутилась и вертелась вокруг хозяина и его приятеля, отчаянно требуя внимания. Пару раз подпрыгнув до уровня локтя и фыркнув от запаха сигареты, неприятно ударившей ему в ноздри он, наконец, успокоился и, зевнув, уселся на попу, как умеют только собаки этой породы. Восторгу Алины не было предела. Она тут же бухнулась на колени перед бойцовской собакой, которая запросто могла перекусить ей руку и тут же начала его тискать, правда, не забыв, спросить разрешения у хозяина. — Обычно, люди его к стороной обходят. Погладь, тебя не укусит. Нормальный человек от такого обещания вряд ли бы приблизился к псу больше чем на метр. Тебя не укусит, а кого укусит, и откуда известно, что меня не укусит? Но девушке, прожившей два года с Уриком, фраза была абсолютно ясна. Бультерьеры бывали крайне редко агрессивными с людьми, от которых не исходило никакой опасности для хозяина. Эти собаки не боялись никого и ничего, кидаясь на фейерверки, лошадей и машины, если понимали, что обожаемому божеству могло что-то угрожать. В тоже время никогда не прочь были поласкаться и поиграть, взобраться тебе на колени или устроиться между тобой и рулем, с детской непосредственностью на морде, не понимая, что кому-то не всегда удобно. Разве я кому-нибудь мешаю, я тут с краюшка присяду — можно было прочесть у них в глазах, когда он перекрывает проход между гостиной и кухней во время приема гостей или, пристраиваясь в районе головы, причем обязательно занимая всю подушку, когда тебе удалось таки добраться до кровати после очень долгого дня. Пес с радостью откликнулся на ласки и с удовольствием плюхнулся на спину, подставляя белоснежный живот с просвечивающей розовой кожей. — Ты мой маленький. Скучно мальчику, да? Давай пузико почешу. Я же знаю, ты любишь, у меня дома такой же…Энергия лилась у него, откуда только можно, он дважды взвился в воздух, лизнул девушку в лоб, положил лапы ей на плечи, снова повалился на спину, поерзал и, наконец, вскочил снова, бешено махая хвостом. А у девушки в глазах заблестели слезы, Алина вдруг резко почувствовала, как сильно ей не хватает ее собаки. Урикан был единственным существом на планете, за которого она отвечала. Он любил ее так, как только бультерьер может любить свою хозяйку, и она отвечала ему взаимностью. Пес доверял ей слепо и безоговорочно, ни разу не огрызнулся, когда его наказывали, хоть и за дело, смело бросался в воду, когда она уходила плавать, грустил, когда ее не было. Иногда он обижался прямо, как человек, отказывался брать еду, отворачивался, когда его звали, но обычно его хватало на несколько минут, после чего он с удвоенной силой начинал выказывать свою любовь. Алина никогда не любила собак, всю жизнь восхищаясь кошачьей независимостью, но эта собака целиком и полностью завоевала ее сердце и сейчас ей не хватало Урика почти так же, как если бы она скучала по другу или любовнику, а этот бультерьер до ужаса напоминал девушке о том, кто остался дома, терпеливо ожидая и веря в ее возвращение. Наташа боязливо наблюдала в сторонке за играми парочки:- Пойдем, пока он тебя не съел! Алина с сожалением оторвалась от прекрасного создания, запечатлев прощальный поцелуй на собачьем носу, и с неохотой поднялась на ноги:- Этот не съест, разве что залижет до смерти. — Крыса какая-то. — поежилась ее подруга. — Еще и бойцовская. Б-р-р. — Прекрати. Во-первых, он очень красивый, и совсем не как крыса, а скорее напоминает лошадь. А во-вторых, Это самые замечательные и сильные собаки на свете. Он за тебя порвет любого, как тряпку, даже если этот кто-то будет в десять раз больше него. Знаешь, бультерьеров выпускали на быков, кабанов и даже волков. Они бегать не умеют, но зато, как вцепятся, так уже все. С концами. — Не сомневаюсь. И что хорошего? Не собака, а машина убийца. — Так это же здорово, я с ним и по ночам не боюсь гулять. Ни один мужик подойти не осмелится. Они очень смелые, прямо безрассудно отважные. Понимаешь, он на секунду даже не задумается, если тебе что-то угрожает. И принимает тебя такую, какая ты есть. Намного лучше мужчин, между прочим. — Я могу еще согласиться, что йоркширский терьер — это не собака, но бультерьер это перебор. К тебе ни то что потенциальный ухажер, так вообще ни один человек на улице подойти не осмелится. — Это не так уж плохо, никто надоедать не будет. А между прочим, и зря. Если у тебя нет в голове плохих мыслей, он будет тебя обожать до конца жизни даже за одно почесывание за ухом, а уж если есть, даже если ты баллончик с газом где-нибудь в недрах рюкзака спрятал, то полруки не досчитаешься. Причем непонятно как они это распознают, инстинкты какие-то. Видела же, я к белопузому подошла, как он радовался? — Потому что ты такая же, как он без тормозов. Тебе надо было бы родиться бультерьером. — Нет уж, спасибо. Я не умею так любить, как они. Это же надо себя на сто процентов отдавать. Я бы лучше была кошкой, собак не очень признаю, но моя псина — это отдельная история. — Тебя не поймешь, — фыркнула Наташа, — а как он вообще у тебя оказался? Это же надо додуматься купить бультерьера? — А я и не покупала. Мне его подарили. Подруга так и остановилась посредине дороги, они почти подошли к вокзалу, а значит, и до порта уже было не далеко. Мимо по специально отведенной части тротуара проносились велосипедисты. — Ничего себе подарочек. Это кто тебя так порадовал? — Муж. — Алина тяжело вздохнула воспоминаниям. — Мы с ним во многом были похожи, только не в том, что нужно. А в том, что нужно были разные. Вот и результат. — Ну и не грусти. Помнишь, как в анекдоте: умерла, так умерла! — Да уж. — она отмахнулась от навязчивых мыслей, которые тут же полезли девушке в голову, — Так что там с ликер тестами? — она вопросительно посмотрела на подругу. Та как раз перекладывала все в одну руку, чтобы нажать на кнопку светофора, в конце концов, бросила это и ткнула локтем. — Это такая белиберда, типа представления нашего магазина. Минимум ненужного барахла типа пары кружек с логотипом, тестирование всякого алкоголя, кстати, и нами тоже, только, под столом, и сигареты. Только не забудь объяснять этим недоумкам, что даже если они что пожелают приобрести из высокоградусного, то доставят им это в кабину только в последний день круиза. И исключений быть не может, разве что сам капитан для них купит, хотя, по-моему, и он права не имеет. Но не уверена. Они прошли мимо очередной парковки велосипедов, на этот раз трехэтажной, прямо под отелем Ибис. Алина тут же представила себе, как по утрам выходит этакий респектабельный бизнесмен из отеля в костюме и галстуке, отыскивает свой двухколесный транспорт и едет на деловую встречу с портфелем подмышкой. Только вот интересно, как он велосипед свой отыщет? — Как ты думаешь, как они определяют собственное средство передвижения? Ведь их, наверное, тут не меньше тысячи. А то и больше. Наташа на секунду задумалась, оглядывая, казавшийся бесконечным, паркинг. — Запоминают, видимо. А еще может у них цепочка на сигнализации. Нажмешь, и она мигает, например. — Да даже если сигнальную ракету запустить, не найдешь. Странно как-то. Наташа тоже заинтересовалась этим фактом:- Ладно, отыскать, приблизительно можно найти, а вот как его потом вытащить оттуда…Девчонки простояли перед морем великов, высказывая одно предположение за другим, что чуть не опоздали на работу. Ким, слава Богу, не было видно. Магазин открыли самостоятельно и через несколько минут вытащили по очереди два стола на промо. — Вот и все. Стой теперь. — Стою. А сколько? — Пока не сменят. — Рыжеволосая подруга неопределенно пожала плечами, достала пирамиду миниатюрных пластиковых стаканчиков и расставила их на темно-синей скатерти. — Такие маленькие, чтоб сразу все не выпили? — Здесь им не бар, извините. А то некоторые так и считают, пробуют, пока их супруги за шиворот не оттаскивают, но иногда и тетки чуть не по десять стаканчиков тут хлопают. Ты наливай по половинке, нам больше останется. — А можно? — Нет, конечно. Но кому какая разница? Главное, чтоб не засекли, а так — делай, что хочешь. Особенно под столом. Пока пассажиры еще не понабежали, девушка задумалась, чего бы ей такого хотелось, раз уж можно, а под столом или на столе — ее не особо волновало. Дринков было много и не все известные: водка Смирнофф, естественно, была девушке знакома, а вот, например, коричневая бутыль со слоном и надписью Амарулла ее заинтриговала. Оглянувшись по сторонам, Алина плеснула немного в пластиковую тару и нырнула под стол. Выбравшись, на лице у девушки засияла довольная улыбка. — Это что такое вкусное? Как Бейлиз, только вкус немного другой. Язык проглотить можно! — Амарулла. — Читать я умею. Наташа хихикнула и пояснила:- Ликер из Южной Африки. Он из таких фруктов, понятия не имею, как называется, но похожи на маленькие апельсинчики. Я сама обожаю, но особо не увлекайся все- таки. Нас еще Ким проверять придет. — А почему пассажирам нельзя сразу забирать покупку? — Упьются. — коротко пояснила коллега. — и потом, даже если упьются, пусть упиваются в барах. Так они денег больше потратят. Политика компании. — Логично. Могла бы и сама догадаться. — Да ладно, это мелочи. А вот я хочу попробовать мятный Бейлиз. Уже сколько собираюсь, а все никак! Девушка вернулась на место через пару секунд, торопливо отерев губы. — Хм, ну так. Средне. Мне больше нравиться Шеридан. — Да ну, кофе заквашенный. Наташа вдруг потеряла интерес к обсуждению и улыбнулась своей самой обольстительной улыбкой, тут же воскликнула по-английски:- Добро пожаловать на борт. Не хотите ли попробовать наши ликеры? Гости вдруг повалили валом и, работы сделалось не впроворот. Мало кто отказывался от бесплатного алкоголя, и стол очень скоро заполнился пустыми стаканчиками, а промо любопытными туристами. Некоторые, действительно, вставали в очередь не по одному разу, а иные так и вовсе не желали отходить от стола, не попробовав весь ассортимент. — Я чувствую себя барменом, — не разжимая губ, прошипела Алина по-русски. — Это еще только начало, — предостерегающе ответила подруга, так же сохраняя приличествующее делу выражение лица. — А вот это новый кофейный ликер Старбокс. — щебетала Алина, всучивая очередную порцию. — Слушай, тут уже места нет. Почему эти обезьяны не могут выбрасывать стаканы в урну?! Вот же она стоит тут рядом! Ну не для страусов же она поставлена. — последнее было несомненно сказано на языке, который для остальных оставался загадкой. Наташа, молча, сгребла, заполонившие стол, пустые стаканы в кучу и, не теряя улыбки, швырнула все в помойку. До кого-то стало доходить, но терять место у стола, видимо не хотелось, поэтому через несколько минут места стало снова катастрофически не хватать. — Видимо, потому что они обезьяны. — и по-английски добавила. — Да, да две персиковых водки. Сию секунду. Алина воевала с очередным толстым американцем в летах:- Сэр, ну это же не бар, а просто… — она в отчаянии задумалась в поисках нужного слова, а и аргументы уже кончались. — тестирование ликеров, я не могу смешивать вам коктейль. — она увидела, как Наташа вздрогнула и зажала рукой рот после этих слов. Наташа, заметив, как очередной пожилой мужчина небрежно поставил пустой стакан на стол и пристроился снова в очередь за напитком, встала на дыбы, как породистая лошадь на скачках. Красивые глаза рыжеволосой дивы метали на сей раз гром и молнии. Она откашлялась:- Дамы и Господа, убедительная просьба отправлять ваши стаканчики, если конечно, вы не хотите хранить их как сувенир на каминной полочке, в мусорное ведро, иначе наши столы превысят коэффициент положенного загрязнения и прекратят свою жизнедеятельность. Изречение было встречено взрывами хохота и аплодисментами. Как ни странно американцы оценили юмор, хотя Алина с некоторым ужасом ожидала их реакции. На законопослушную подругу это было совсем не похоже, но на что ни способен человек, когда переходят границы его терпения. Ну и пара ликерных стаканчиков под столом тоже сыграли свою роль, подумала Алина и тоже похлопала одной свободной рукой, в другой была порция водки из дыни. Когда девушка заметила остальных коллег, открывающих магазин и занимающих рабочие места, она бросила взгляд на часы и не сразу поверила в то, что видит. С напитками они провозились почти три с половиной часа. На большом белом циферблате стрелки показывали ровно восемь тридцать. Собственно говоря, работать им оставалось всего несколько часов. Если Ким ничего больше не придумает, то в одиннадцать магазин закрывался. Скоро девчонок должны были сменить, и отправить на заслуженный перерыв в два часа, а потом уже собрание и начало нормальной жизни. Что делать вечером Алина еще не решила, но и сидеть в каюте ей не хотелось, и раздумывая, чем заняться в свободное время она вдруг увидела такое, что потеряла на секунду дар речи, и к счастью, как оказалось в последствие. По коридору шла огромная женщина, просто необъятных размеров. Но самое страшное было не в этом: одета блондинка была в белое же платье в облипочку, с трудом прикрывающее ей огромную пятую точку. — Ну и корова… — пронеслось у девушки в голове, хотя краем сознания она понимала, что так рассуждать не очень то хорошо. — и вообще без комплексов! Надо же такое нацепить? Я со своей задницей не одеваю мини, а она килограмм на сто меня больше. Какого рожна мы так мучаемся с диетами… — у Алины тут же возникло непреодолимое желание поделиться своими мыслями с подругой, но та была слишком занята. Пассажиры совсем навалились на стол, зажав бедный персонал магазина между прозрачными ограждением и своим товаром. Тут раздался сигнал с бриджа, и радостный голос оповестил всех, что внизу на пятом деке проходит еще одна бесплатная дегустация, и толпа как-то очень быстро начала редеть. — Сумашедший дом. Алина уже открыла рот, чтобы ответить, но толстая бабища вдруг оказалась прямо у столов, и у девушки язык не повернулся сказать что-то вот так вот, перед ней. — Да мадам. Желаете что-нибудь попробовать. Женщина, которая оказалась к тому же чуть старше их самих вдруг присмотрелась к Наташаиному нейм-тагу и сказала по-русски:- Ой, так девочки из Белоруссии. Ну, почти соседи. Мне водки, пожалуйста. Следующие несколько минут у девушки ушло на то, чтобы хоть немного прийти в себя. Алина уже представила, и что случилось бы, открой она рот на мгновение раньше, реакцию русскоговорящей дамы, ледяные глаза Ким, собранные чемоданы, и даже возвращение в Россию. Дрожащими руками неудавшаяся барменша налила ей сразу несколько видов в разные стаканчик и так же молча махнула рукой, мол, угощайтесь. Сама она протрезвела моментально. А тетка тем временем залпом хватанула стопку с малиновой и затем с дынной водкой и решила завести светскую беседу:- И как вам девочки тут работается? Что-то вы бледненькие какие-то. Тяжело, наверное? — в ход пошел апельсиновый и лимонный Смирнофф. — А вы только в баре работаете или, видно, еще и каюты убираете? А на берег-то вас пускают хоть иногда? — ее как-то совсем не смущало отсутствие ответов на вопросы, Наташа рот-то открыла, но вот вставить слово ей пока не удалось. Женщина, хлопнув последнюю классическую польскую, и кажется, не заметив между разными сортами никакой разницы, выдала:- А спите вы на корабле или на берегу? Ладно, девочки, спасибо вам, пойду вниз, там тоже что-то дегустируют. Я к вам забегу еще. — На вертолете нас туда-сюда возят каждую ночь. — вырвалось наконец у Наташи. — и она этот монолог называет — «поболтать»? И кто придумал эти дурацкие нейм-таги? Ни за что не признаюсь в следующий раз, что я понимаю по-русски. — Представляешь, я чуть вслух не сказала, какая она жирная, думала, не понимает все равно. Подруга чуть за голову не схватилась:- Аккуратней! Это ж такой скандал мог быть, следи-ка ты за языком, дорогая. Одно дело, когда мы их всех сквозь зубы костим, кто там разберет, а тут была бы личная обида, уже не отвертишься. Вылетела бы с треском. — Да у меня как-то автоматически чуть не вырвалось. Ты видела, во что она была одета?! — У таких на лбу написано — ни ума, ни фантазии! Чего ж еще от нее ждать, ты слышала, что она там несла? Типа мы должны одной рукой подавать напитки, другой пылесосить ее кабину, а третьей взбивать гоголь-моголь. — Я три насчитала. — А? Что? Неважно. — махнула рукой возмущенная девушка и скрылась под столом. Алина улыбнулась на разбушевавшуюся коллегу и стала приводить в порядок стол, который выглядел, как после атомной войны. В подтеках от ликеров и мокрая от водки, скатерть представляла собой жалкое зрелище. — Похоже, вам понадобится прачечная. — раздался голос у нее над головой. Алина развернулась с дежурной улыбкой, но вопреки ожиданиям, увидела вчерашнего знакомого, который стоял за колонной и, видимо, не первую минуту наблюдал за девчонками:- О Господи. Привет. А ты что тут делаешь? Гарри сверкнул широкой улыбкой:- У тебя что месячные? Такое предположение повергло ее в ступор, девушке показалась, что она ослышалась:- Что? Гарри услужливо повторил:- Знаешь, критические дни. У женщин портится настроение и все такое. — Это у тебя юмор такой? — ошарашено предположила она, и все его вчерашнее обаяние как-то сразу потерялось на фоне такого начала разговора. — Вроде того. Я пришел тебя проведать, а ты не рада. — Ну, надо же. А должна терять сознание от счастья? — он явно начал раздражать Алину. — Должна. Она скептически посмотрела на грека и подумала, как же все-таки он похож на ее бывшую любовь, такой же самонадеянный, но чтобы опять повестись на это ей, пожалуй, стоит вернуться на пару лет назад, а сейчас уже вряд ли…Тут Наташа закончила свои манипуляции под столом и предстала на свет божий:- Здравствуйте, как поживаете? — Спасибо, хорошо. Видишь, какая у тебя подруга вежливая. Учись. А вообще, я тебя пришел пригласить на вино и французский сыр. Завтра вечером. Ну, удачного дня. — и, не дождавшись даже реакции на свое предложение, он вальяжной походкой исчез за магазином. Алина только головой покачала:- Ну, какие у нас еще сегодня встречи предусмотрены? Дурдом на выезде. — Тогда уж на выплыве. А ему чего тут надо было? Это же, как его Тамарин бойфренд. Алина чуть не подпрыгнула от неожиданности:- Как Тамарин? Ты серьезно? Наташа защелкала в воздухе пальцами:- Не Тамарин, то есть, а ее подруги, ну, как там ее? Инга! Вот. С ее прошлого корабля. Он Томке еще письмо от нее привез. Так ты пойдешь? — Не пугай меня так! Нет, наверное. Он же явно ко мне клеится, только как-то странновато, на мой взгляд. А мне только проблем с Тамарой не хватало! Хорошо, что ты сказала, но вот ведь пусти козла в огород. Тут хоть у какого-нибудь грека есть совесть? Только корабль сменил и все?!Наташа вздохнула, и повеяло сладким духом амарулы:- А я тебе что говорила? Все они… одинаковые. Хотя это хоть выглядит прилично. Когда Эстель и Оливия пришли их сменить, девчонкам жизнь казалась просто прекрасной. Отчитавшись за пару проданных бутылок, они передали счета и запачканные столы в полное распоряжение смены. Покупателей практически не было, и Эстель занялась свои макияжем, а Оливия решила проверить что-то важное под столом. Они, не раздумывая, отправились есть в гест-месс, решив пробежаться по открытой палубе. — Опять я отправление пропустила. Отплытие, то бишь. — разочарованно протянула Алина, глядя на волны за бортом, пляшущие в солнечном свете. — Интересно, почему так светло? Вроде почти девять. — Лето еще. Поздно темнеет. Тоже мне, нашла чему расстраиваться, еще насмотришься на отплытие до того, что тошно станет. И потом все равно тут ничего нормального не увидишь, это нужно в других портах ловить. Здесь одни эти, как же их там? Ну типа таких огромных ванн, куда корабль вплывает, в нее напускают воду, а потом выплывает в следующую, и так далее. Город же выше уровня моря, вот они и придумывают, что могут. Посмотри, как-нибудь, когда мы подходить будем утром, часов в пять. Интересно. Алина тут же торжественно дала себе это обещание. Амстердам уже чуть виднелся вдалеке, сияя, несмотря на то, что было еще светло, огнями и маяками. Небо, куда не кинь взгляд, было затянуто темными тяжелыми тучами, а вокруг Сенчюри сияло солнце, и даже вода вокруг была удивительного светло-лазурного оттенка, который бывает только на Карибах, а уж никак не в Нидерландах. Но, может быть, такой эффект создавался именно благодаря солнечным лучам на контрастном фоне. Корабль шел не очень ровно, девчонки с трудом могли устоять на месте, от сильного ветра попрятались все пассажиры, и только одна единственная девушка плавала в бассейне. Вода перехлестывала через край в такт волнам, и пловчиху то и дело сбивало волной, но ее только смешило. Она кувыркалась в воде, словно дельфин и такое наслаждение было написано у нее на лице, что обе сотрудницы гифт-шопа невольно позавидовали, и правда, по разным причинам, но у каждой вырвался возглас восхищения:- Какая у нее фигура! — Я тоже плавать хочу! Алина ухватилась за перила, потому что в эту секунду налетел совсем уже сильный порыв ветра, заставивший девушку покачнуться:- Она же китаянка. Ты когда-нибудь видела толстую китаянку?! — Не видела, но почему некоторые должны полжизни угробить, чтобы хотя бы выглядеть наполовину, как она. А эта, голову даю на отсечение, ест все, что хочет и даже не задумывается! При упоминании о еде в животе у девушки заурчало, и она подтолкнула подругу все еще завистливо разглядывающую незнакомку. За те несколько десятков секунд, что им пришлось потратить на преодоление опен дека, начался дождь, и девчонки вбежали внутрь столовой вместе с первыми тяжелыми каплями. — Откуда он взялся? — Наташа недовольно пыталась стряхнуть капли дождя с рыжих кудрей. — Ветром надуло. Ты погляди, какой ливень. Дождь на борту выглядел совсем по-другому, чем на берегу. Тучи проносились мимо с какой-то нереальной скоростью, ветер сдувал капли под весьма странным углом так, что казалось, дождь идет чуть ли не горизонтально. Работники пула, ругаясь себе под нос, торопливо убирали последние разложенные шезлонги. Вода выливалась из джакузи, мелкими брызгами покрывая все вокруг на несколько метров, хотя и так благодаря потокам с неба деревянное покрытие пола сверкало, как зеркало. Кое-где мелькало солнце, да и облаков, собственно говоря, было совсем мало, а вот ветер еще усилился. Алина обернулся посмотреть на бассейн и увидела, что китаянка плещется с еще большим восторгом и дождь ее ничуть не пугает. В ограниченном пространстве начался самый настоящий шторм, уровень воды понизился в половину, а волны выглядели как настоящие. Плыть по прямой девушка уже и не пыталась, просто смеясь и повизгивая, качалась на волнах. Она, наверное, так и не вылезла бы до вечера, но подошедший охранник что-то сказал ей, перекрикивая порывы ветра, и девушка, кувыркнувшись последний раз, с недовольной миной стала вылезать из воды. Дождь уже лил вовсю, но несмотря на такую непогоду, к ней тут же подбежал высокий молодой человек, правда с большой лысиной, но обыкновенной европейской наружности, и заботливо стал вытирать китаянку полотенцем, совершено не обращая внимания, что сам стал намного мокрее, чем она. Алина глазам своим не верила: из смелой пловчихи, которой был не почем целый шторм, девушка вдруг превратилась в этакий божий одуванчик, которой и очки было не снять, и тапочки самостоятельно не одеть. Затем молодой человек, все так же укрывая полотенцем, как зонтом, повел китаянку под навес, чувствуя себя, по меньшей мере, Ланселотом. Алина саркастически хмыкнула, внутренне завидуя такому умению притворятся, но примеряя ситуацию на себя, решила, что если бы она и была способна на такие спектакли, то в каких-то исключительных случаях, а жаль… В столовой она продолжила наблюдение за парочкой, на руках у которой Алина заметила обручальные кольца. С одной стороны было непонятно, что такая красавица, хоть и китаянка, делает с полулысым весьма незаурядной внешности человеком, а с другой… С другой такому отношению позавидует и королева английская, когда мокрый с ног до головы муж бегает по столовой в поисках горячего какао для жены. Тут аппетитные запахи отвлекли внимание девушки, и она завертелась в поисках подруги, чтобы, наконец, пообедать. Столовая просто блестела чистотой, и заставленная разнообразными блюдами, являла собой полною готовность белыми шапочками поваров, начищенными столовыми приборами и дежурными улыбками на лицах персонала. Впрочем, заготовленные «гуд ивниги» так и не прозвучали, официанты улыбались уже человеческими улыбками, да и вопрос: «как дела гифт шоп?», звучал весело и непринужденно. Салаты из креветок, закуски из тунца, копченый лосось, всевозможные сырые овощи, если вдруг кто-то желал приготовить блюдо по своему собственному рецепту, запеченные индейки, свиной бок, жареные картофель и кабачки, картошка фри и рис с перцем, макароны всех цветов и размеров, соус итальянский, французский, караибский, бифштексы и свиные отбивные, цыплята табака и просто куриные грудки, — у Алины глаза прямо разбегались от такого изобилия пищи. Наташа, верная своей бесконечной диете, сидела, попивая бульон, и пришла в ужас от Алининого подноса:- Даже не думай все это есть! Ты вообще представляешь, сколько тут калорий? Это же слона можно накормить! — Не думаю, что слон будет есть ветчину, — засомневалась подруга, — и потом я только попробую, а есть буду не все. Обещаю. Она поставила все пять тарелок на стол, уселась сама и тут же подскочила снова. — Я вилки забыла. И нож. И ложку и вообще все на свете. — Я взяла. Так и знала, что забудешь. — Ох, спасибо. Да с памятью у меня проблемы иногда. Большие вещи помню, а маленькие постоянно забываю. И с днями рождения просто ужас ужасный. У моей лучшей подруги день рождения то ли четвертого, то ли пятого января, видишь, опять забыла. Надо проверить. И все года, что я ее знаю, я поздравляю ее дней через пять, а большей частью вообще, когда она сама напомнит. — Ты вообще какая-то несобранная, но с тобой, зато, легко и мне кажется, что ты такой человек, который в беде не бросит. Алина усмехнулась:- Для меня друзья слишком много значат, чтобы ими разбрасываться. Я сама по себе с восемнадцати лет, и мои друзья уже давно мне стали чем-то таким, чем по идее должна являться семья. Наверное, со мной иногда сложно, слишком уж много всяких фанаберий и завиральных идей у меня в голове. Я прекрасно понимаю, что долго меня сложно выдержать, и что людям нужен отдых. Но и сама признаю, что не нужно созваниваться каждый день, чтобы знать, что у тебя есть человек, пусть даже на другом конце света, но ты можешь называть его другом. — Алинино лицо стало вдруг напряженным, как будто затронули очень чувствительную струну ее души. — Если от меня требуется сто пятьдесят процентов, так я эти сто пятьдесят и дам, но кто знает, может еще больше и прошу. Мне нужно очень много времени порой, чтобы действительно назвать человека другом, я очень многое могу простить, очень многое, но не все. Но уж если этот предел человек перечеркнул, то назад дороги нет. И не будет никогда. — девушка задумалась на секунду, — один раз только…Наташа с удивлением смотрела на нее, так внезапно ставшую серьезной и немного далекой. Она даже есть перестала:- Можно спросить какой? — и тут же заторопилась добавить, — Если не хочешь не рассказывай, конечно! Девушка вздохнула, погрузившись в неприятные воспоминания, брови нахмурены, губы сжались в одну тонкую линию:- Это давно было. Почти шесть лет назад. Он просто не был со мной тогда, когда я больше всего в нем нуждалась. Хотя и был моим лучшим другом. И даже не совсем по отношению ко мне… Короче говоря, он просто не пришел на похороны моей матери. Сказал, что заболел и у него температура, а из всех моих друзей она его действительно любила и уважала, как человека, когда остальных считала детьми, что впрочем, так и было. — Ну, может он и, правда, заболел? — Я бы на его месте на инвалидном кресле приползла. Даже если бы мне вчера операцию сделали! — Хм. — сочувственно сказала Наташа, — действительно не здорово. — Знаешь, для меня это было предательство. А такого я не могу не простить, не понять. Но я слишком сильно его люблю и хотя это всегда между нами будет и никто этого не забыл, через год как-то незаметно снова начали общаться. Но он просто знает, что второго раза не будет, и для него-то это было исключение, для остальных и первого раза не бывает. Предательств не прощаю, — отчеканила девушка. Наташка согласно кивнула и снова принялась за бульон, чувствуя, что буря миновала:- Но сама же говоришь, бывают исключения. — Один раз, может и бывают. Только дружба на мой взгляд черно-белая. Либо так, либо никак. А если ты на человека положиться не можешь, то какой смысл в дружбе? Ой, смотри, какая радуга! Девчонки побросали еду и подбежали к окну, где официанты уже вовсю щелкали телефонами, потому как фотоаппаратов в столовой было естественно не много. А картина за окном поражала своей нереальной красотой. Огромная радуга, обоими концами уходя в море, переливалась всеми цветами в сумрачном небе, а около нее словно мама с дочкой, распускалась цветком еще одна, поменьше. Рожденная всего из нескольких солнечных лучей, в темном небе обе радуги выглядели еще ярче и казались такими плотными, что их хотелось потрогать. По всей столовой раздавались восхищенные возгласы: — Вот это да… — Смотри, смотри! Вторая, поменьше. — А говорят, под радугой тролли прячут золото. — Чушь какая, радуга должна быть на берегу! — Да нужен ей твой берег! Смотри, из моря и в море! — Ага, ныряй, а мы посмотрим! Девчонки стояли чуть поодаль, но тоже восторгались не меньше, хоть и тише:- Знаешь она даже вживую ярче, чем на картинках. — Ну, ясное дело. — И что тебе ясно, если на картинке, что угодно нарисовать можно! — Такого, как в природе не нарисуешь… — Может, и так. Красота какая…Подруги вернулись к столу, пространство вокруг которого потихоньку начало заполняться новоприбывшими пассажирами. Столовая стала слегка напоминать вокзал, только более претенциозный. Несмотря на чемоданы и детей, которые начали добросовестно выполнять свои прямые обязанности, а именно — носится вокруг столов, ронять стулья, кричать, падать и плакать, взрослые спокойно располагались, вставали в очередь и знакомились прямо тут же, на месте. То и дело слышалось:- А вы откуда? — О да, я южная девочка. — А это что? Свинина? Ох нет, я уже двадцать пять лет не ем красного мяса. Дайте, пожалуйста, грудку цыпленка. — А мы с женой празднуем наш юбилей свадьбы. — Нет, конечно, это не первый наш круиз, но в этот раз захотелось культурного отдыха, я уже не молод, знаете ли. — Мама, я хочу пиццы! Я не буду есть курицу! — Так мы с вами соседи! — А где вы сегодня ужинаете? Мы зарезервировали столик Мурано. Если хотите, присоединяйтесь! Алина с большим интересом слушала разнокалиберную дискуссию, особенно, когда рядом с ними расселась большая еврейская семья, которая к тому же говорила по-русски:- И вы представляете, так они и развелись, а такой мужик был хороший, ну такой хороший… — А причина-то? Причина какая? — Сарочка, не трогай дядю! Поди сюда я тебе дам конфетку…Тут Наташа не выдержала и выразительно потянула подругу за рукав:- Пошли отсюда, чего всякий бред слушать! Алина на секунду заколебалась, уж очень хотелось дослушать, почему развелась еврейка с таким хорошим мужиком, но заметя выражение лица Наташи, не предвещавшее ничего хорошего, послушно двинулась за ней.

Что делать будешь? — поинтересовалась Наташа в лифте. — Понятия не имею. Спать вроде не хочется. Даже странно как-то иметь свободное время, тебе не кажется? Привыкаешь как-то жить всегда бегом, и всюду опаздывая.

Это нормальное явление.

Алине пришла в голову неожиданная идея:

— А пошли в джим?

Подруга недоверчиво покосилась на нее:

— После работы в джим? А потом совсем пластом лежать? Не хочу!

Алине эта мысль все больше нравилась:

— Пойдем, все равно ведь не выспишься за полтора часа. И потом мы не сонные, сегодня встали поздно. Ты же говорила, что худеть надо, вот и вперед! А то одни разговоры получаются.

— Можно конечно. Сегодня даже в гестовый можно. Но ведь устанем как черти…

— Не устанем. Мы понемножку. Тем более в гестовом. Я его даже не видела еще!

Двери лифта разъехались в разные стороны и девчонки вышли на знакомую белую лестницу.

— И на что я подписываюсь? Кошмар. — Наташа махнула рукой и сдалась, — Ладно, зайду за тобой через десять минут. И не забудь нейм-таг прицепить.

— На футболку или спортивный костюм?

— Куда угодно, только чтоб его видно было.

Спортзал, находящийся на двенадцатой палубе, превзошел все Алинины ожидания. Она уже понемногу стала привыкать к роскошеству для пассажиров, но новейшие тренажеры, беговые дорожки и огромные, как в столовой, окна от пола до потолка с видом на океан, привели бы в восторг любого спортсмена.

— Вот это да. — выдохнула она. — Я, пожалуй, здесь жить останусь.

Наташка хмыкнула и бросила ключи на ближайший экран дорожки:

— Уборщики по ночам выгонять будут. Полотенце возьми, вон ящик слева.

Алина вытащила два благоухающих лавандой полотенца с надписью Сенчюри и повесила одно себе на шею. Из дверей на шум вышли девушка и молодой человек в спортивных костюмах:

— Привет девчонки.

— Привет Веро. — поздоровалась Наташа, — Что, совсем сегодня народу нет?

Девушка подошла к беговой дорожке и облокотилась со скучающим видом. Тело у нее было настолько плотно сбитым и мускулистым, что казалось, ткань при любом неосторожном движении затрещит по швам. А лицо, обрамленное, короткими каштановыми прямыми волосами, оставалось очень женственным и миловидным.

— А, сегодня же эмбаркейшен, если кто и появится, так попозже к вечеру, а то бы лучше и совсем не приходили.

Алина посмотрела на молодого человека, который с безразличной улыбкой махнул им рукой и скрылся за дверью. Сложен он был просто великолепно, и Алина по привычке стала раздумывать, каким видом спортом он мог бы заниматься. Плаванье? Нет, бедра у него не узкие. Бег? Тоже нет, ноги недостаточно накаченные. Возможно что-то из зимних видов, лыжи, к примеру?

— Он голубой, можешь даже не смотреть так. — по-русски заметила подруга, не прерывая дискуссии с Вероникой. Алина машинально прочла ее нейм — таг: инструктор по фитнесу, Канада.

— Я чисто с профессиональной точки зрения! — возмутилась девушка и взошла на черную упругую поверхность соседней беговой дорожки.

— И с профессиональной он голубой. — Рыжеволосая дива завязала волосы в хвост и нажала кнопку старта. — Давай-ка лучше начинать, времени у нас не так много. Я еще потянуться хочу, и в душ надо успеть. Кстати тут еще сауна есть.

— Сауна! — Алина мечтательно закатила глаза, переходя на бег трусцой. На экране замигали зеленые цифры. — Не жизнь, а сказка. Чего тебе еще для счастья не хватает? Слушай, а это что? Пульс?

— Я на тебя посмотрю через пару месяцев, — с паузами выдохнула Наташа. — Ага, пульс, давление и ритм. Можешь поставить километры в час, а можешь мили. Если хочешь тут еще телевизор есть. Каналы переключать кнопка плюс и минус. И наушники где-то сбоку должны болтаться.

— Телевизор на беговой дорожке, это, пожалуй, чересчур. Все, я умолкаю, побежала по-настоящему.

Девушка выставила на экране пять минут километр, с такой скоростью они всегда бегали на летних сборах. Правда, бег по резиновому покрытию и асфальту различался так же, как лежание на полу или на диване, но все равно не бегала она достаточно давно, и этой нагрузки сейчас ей вполне хватало. Через десять минут Наташкин тренажер запикал и она снова перешла на ходьбу.

— С меня хватит, пойду пресс покачаю.

Алина молча кивнула головой, ей оставалось еще пять минут, которые после долгого перерыва, девушка не была уверена, что выдержит. Смена ритма была равносильна манне небесной, и бегунья не стала дожидаться положенных несколько минут расслабления, а просто спрыгнула на пол и вытерла лоб полотенцем.

— У-ф-ф.

— Ты на какой скорости бежала? Я на девятке. — Наташа не выпуская из рук гантелек подошла к подруге.

— Четырнадцатая. Я последний раз бегала полгода назад. Ох. — дышала она тяжело, но выглядела весьма довольной собой.

— Откуда в тебе столько энергии? — поразилась подруга.

— Не знаю. Ой, смотри, корабль!

Они подошли вплотную к окну. Дистанцию на глаз было определить трудно, но просматривался их сосед отлично. По размеру было заметно, что он чуть больше Сенчюри, на трубе красовалась большая буква С, а палубы, каюты и балконы были сплошь расцвечены желтыми огнями.

— А почему он горит, а мы нет?

— Кто тебе сказал, что мы нет? Посмотри на опен дек.

Окна спортивного зала выходили на открытую палубу для персонала потому, как и зал и опен дек находились на самом носу корабля. Такие же желтые огни подсвечивали корабль по периметру, а по краям в некоторых местах сиял таинственным светом синий и белый неон.

— Карнивальский корабль. Ой, нет, вру. Коста. Итальянский. Такое ощущение, что он на месте стоит.

— Тогда может и мы стоим? А море плывет.

— Все так нереально красиво. Смотри, вон первая звезда.

— Положено загадывать желание. — Но делать этого Алине почему-то совсем не хотелось, вместо этого она уселась на тренажер для пресса.

— А вообще, смахивает на картинку для рабочего стола на компьютере.

— Вот-вот, все так думают. Нереально. А как на самом деле выглядит красота уже никто и не помнит. Какой смысл ехать на море, когда можно купить календарь с видом? Грибы никто не собирает, потому что они есть в магазине, цветы, так покупные розы, собаки — йоркширские терьеры, а на лыжном склоне люди пьют кофе, а еще лучше пиво.

Наташа улеглась на синий мат и тоже начала качать пресс:

— Ну, ездят же пассажиры на Сенчюри, например.

— Еще бы! Купить алкоголь в дюти фри и майку с надписью Барселона. Но эти еще куда ни шло, хоть какое-то продвижение, хоть и пенсионного возраста. Но в большинстве своем, людей просто перестало хоть что-либо интересовать! У скольких твоих друзей есть загран паспорт? Хотя тебя нельзя брать в пример, ты нетипичный человек. Но если посчитать какое количество человек ездило из России, Белоруссии или Украины куда-нибудь кроме Египта или Турции, можно за голову схватиться. А в Штатах только пятнадцать процентов населения имеет загран паспорт, мне друг рассказывал. Я еще могу понять позицию русского человека: пока у нас соберешь все бумажки на визу, состариться можно! У моей знакомой в английском консульстве спросили девичью фамилию бабушки, ты считаешь это нормальным? — Алинино возмущение только помогало ей в упражнениях, со злости девушка сделала вдвое больше, чем собиралась.

Наташа с кряхтением приподнялась и села по-турецки:

— Так ведь не у всех же есть возможность ездить, у кого-то банально не хватает денег.

— И что? Пусть учатся и меняют работу! Я во Франции официанткой зарабатывала больше, чем в России личным помощником директора. Заодно и язык выучила. Так что не надо мне объяснять, что это невозможно! Между прочим, когда я приехала в Париж, у меня в кармане было двадцать пять евро и ни единого знакомого, ни разрешения на работу, ни даже места, где остаться на ночь! И почему-то я не пошла на панель или не взяла пистолет, чтобы подстеречь богача в темном углу!

— Да ладно?! — Наташа недоверчиво нахмурилась, — это похоже на сказку. И что же ты сделала, как тебя вообще на работу взяли без документов, и ночевала ты, видимо, не на улице?

Девушка плюхнулась на пол вместе с подругой и недовольно уставилась в зеркало на свою красную физиономию:

— Мир не без добрых людей, но речь не об этом. — но увидев в зеркале, как коллега скептически закивала с выражением на лице «Так я и думала», передумала и решила все же поведать свою историю, — ладно расскажу, но быстренько.

Алина попыталась сесть в позу лотоса, но отвыкшие ноги не очень-то хотели слушаться. Совладав с непослушными конечностями через какое-то время, девушка заговорила:

— Сначала я приехала в Ниццу работать няней, и виза у меня была студенческая на год. Все было не так уж и плохо, мальчику был год и два, шкодный, но забавный. Днем мы с ним ходили на пляж и катались на карусели, а ночью гуляла с молоденьким испанцем. Дом стоял через дорогу от пляжа, и все выглядело просто замечательно, потом оказалось, что хозяйке не очень-то нравятся мои похождения, хотя правил я не нарушала, а мне тоже не пришлась по вкусу зима в окрестностях Монпелье, где до ближайшего населенного пункта, не считая булочной, двадцать километров. Вот я и стала думать, чем бы таким заняться. В Россию возвращаться мне совсем не хотелось, но чтобы остаться, нужно было где-то работать, а с языком на тот момент, документами и всем остальным у меня возникал большой знак вопроса.

— И? Как ты его разрешала- то?! — Наташа, выгнутая в мостик, повернула голову так, чтобы разглядеть лицо подруги, которая в свою очередь замолчала, в восхищении разглядывая чудо акробатики.

— Ах, ну да. — девушка поменяла ноги и снова уселась в лотос, — Во-первых, выбрала город. В списке у меня фигурировали Париж, конечно, Ницца и Монпелье, который маловат, но зато я там хоть кого-то знала. Только этот кто-то тут же перестал со мной общаться потому, как ее парень чересчур явно начал за мной ухлестывать. Короче говоря, я выбрала Париж. По интернету нашла комнату, хотя платить мне особо было нечем, я пообещала, что с первой зарплаты отдам, и мальчик араб поверил красивым глазам. Рядом с новым местом жительства увидела объявление о работе, хотя понятия не имела, как носят тарелки, или открывают бутылки, но научиться всему оказалось не так уж сложно, это тебе не ядерная физика. Даже сейчас могу в одну руку пять тарелок взять, а уж штопором орудую не хуже любого мужчины. А взять меня на работу им в итоге было выгодно, так я работала по-черному, то и налог за меня платить не надо было. Вот и вся история.

Наташа, уже стоя на ногах, покачала головой:

— Ты точно сумасшедшая. И, по-твоему, так должны жить все нормальные люди?

— Через полгода я снимала свою двушку, у меня появился маленький мотоцикл, и я поступила в Сорбону, на бесплатное обучение, которое не только является лучшим университетом во Франции, но и известно во всем мире. Да, так должны жить нормальные люди, у которых хватает сил и смелости изменить хоть немного свою жизнь!

На этот раз покачивание было, явно, восхищенным:

— Вот я и говорю: сумасшедшая! На такое нормальный человек не способен. Только такие, как ты. — она немного подумала, — ну и может самую малость, но и я тоже.

— Это только к вопросу о том, что делать, если нет денег. Одна из опций, а придумать можно миллион! Но я не об этом говорила, даже не знаю, как бы поточнее объяснить. Общая человеческая культура катится в тар-тарары! Мы читаем женские детективы без единой умной мысли, слушаем безголосых и бездарных певцов, дрыгаемся под музыку, которую и музыкой то назвать сложно. Сложил пару звуков на компьютере и вот, пожалуйста, новый хит. А мультики? Ты помнишь, что смотрели мы, и что сейчас показывают современным детям? У нас были ежики в тумане, русалочки и Винни-пухи с голосом Леонова, а сегодня телевизор страшно включить! Какие-то квадратные уродцы опять же только что сошедшие с экрана ноут-бука. Нет, я не против прогресса, но как с такими сказками у детей будет хоть малейшее чувство прекрасного? Плавать и то разучились! Выйдешь на пляж и дальше десяти метров от берега не видно ни одной головы! Залезут в воду и стоят, общаются все о той же популярной музыке.

— Так ведь это не только у нас.

— Не только, но вот посмотри на тех же пассажиров. Ведь эти америкосы и действительно хоть что-то увидят. Наши же пенсионеры дальше продуктового магазина не ходят, и не только потому, что банально денег не хватает или здоровья. Моя двоюродная бабка мотается по всему свету и работает в семьдесят три. Все можно, если захотеть. Проблема в том, что лениво что-то делать, да и не принято. «Что скажет княгиня Марья Алексевна?». Вот так и живем. Точнее проживает, потому что слово «живем уже не уместно».

— Пойдем. Поздно уже. На работу еще, — Наташа убрала выбившиеся из хвоста волосы и печально вздохнула, — все равно с этим ничего не сделаешь.

— Вот и будут твои дети есть гамбургеры и не иметь понятия, кто такой Хемингуэй, Моне и Эдит Пиаф. Скоро «Унесенные ветром» будут считаться только старым фильмом, в котором снималась Вивьен Ли, а кто такая Маргарет Митчел, уже никто и не вспомнит, раз ты так думаешь.

— И что ты предлагаешь? — Наташа встала на весы на выходе из спортзала и вздохнув еще печальнее, освободила место.

— Не знаю, но что-то делать надо. Надо что-то менять, учить! Хотя бы с семьей, где возможно, с друзьями, молодыми людьми и детьми. Вообще, там куда руки дотягивается. Иначе, можно и на себе крест ставить, а я не желаю!

В этом ее подруга и не сомневалась, еще раз удивившись внутри себя той бьющей фонтаном энергии, которая нашла отклик и в ее душе. Но легко сказать, что надо что-то делать, гораздо сложнее было сделать, а не сказать. Все о чем говорилось сегодня в спортзале, несомненно, требовало гораздо больше раздумий, чем эти полтора часа, которые к тому же нужно было еще совместить и с тем, для чего этот зал был изначально предназначен. Сейчас же на повестке дня стоял душ и каждодневное собрание в магазине, и хотя идти туда совершенно не хотелось ни одной, ни второй, но жизнь требовала свое и девчонки отдались более приземленным мыслям.

— Мне кажется, у нее совести нет, как таковой. — в половине первого, когда двери магазина закрыли с другой стороны, Ленкино негодование дало, наконец, выход, — Вот, когда Майк был менеджером, весь гифт-шоп уже был в крю баре поголовно пьяный. А с этой, — она даже задумалась как бы поточнее ее назвать, — чувырлой, мы вообще туда не доберемся!

— Ты туда и так не ходишь никогда, — машинально возразила Алина, еле стоявшая на ногах после джима, — но это издевательство.

— И нечего мне туда ходить, когда мой парень на каникулах!

Алина пожала плечами, поморщившись, все тело ныло.

— Не фиг было в спортзал в перерыв ходить! Я теперь пошевелиться не могу! — простонала Наташа уже на их этаже.

— Не умерли же? У меня тоже все болит, но и фиг с ним. Главное, перетерпеть первые три дня и не прекращать, потом уже все окей будет!

— Вы обе не в себе, в перерыв нормальные люди спят. Пойдем к грекам, — завела свою волынку Эстель.

— У нее свое представление о нормальности, — фыркнула Наташа и попробовала руками размять шею. — я лично спать. С меня хватит на сегодня!

За девчонками хлопнула дверь каюты, а Алина скривилась, идя дальше по коридору:

— Опять пить?

— Можно и не пить, если не хочешь. Ну, пойдем, пожалуйста, если ты не пойдешь, они опять будут полночи трепаться на своем, а мне так скучно слушать не пойми что.

— А почему они по-английски не говорят? — удивилась Алина, подавляя зевок и засовывая карточку в щель двери.

— А зачем? Когда я одна, им со мной и не о чем разговаривать. А так с нами двумя, по-крайней мере, они будут вести себя прилично, ну или мне не будет одиноко.

Последнее прозвучало почти трогательно, и хотя девушке не очень хотелось тупо идти и опять напиваться или слушать клише о русских, но пришлось пообещать. Девушка снова заскучала по своему четвероногому другу, шершавому языку в комплекте с бешено виляющим хвостом, его непосредственной бесцеремонности, которая всегда вызывала смех у окружающих. Ноги побаливали от растяжки, руки тоже отказывались слушаться, очень хотелось в горячую ванную, а потом завалиться в большую мягкую кровать вместе с Уриком, слушать его блаженное сопение и ничего не делать. Вместо этого она стянула с себя жесткую синюю форму и натянула джинсы с майкой, меньше всего ей хотелось сегодня выглядеть привлекательной для кого бы то ни было. Эстель, напротив, нарядилась как на парад: туфли на каблуках, черное платье без бретелек, которое непонятно как держалось.

— А у меня падает всегда, хотя вроде и грудь не нулевого размера. — позавидовала девушка, уже готовая, сидя на своей второй полке и болтая ногами.

— Они не настоящие! Неужели незаметно. — Эстель повернулась в профиль и подняла руки, а положение грудей не изменилось ни на сантиметр, — Мне операцию делали года полтора назад. Теперь все держаться, только шрамы небольшие остались.

— Где?! — Алина во все глаза разглядывала свою руммейт, словно в первый раз ее увидела.

— Вот подмышками, чуть видно. — Эстель продемонстрировала чуть видные, но все же присутствующие следы пластической хирургии.

— С ума сойти. А зачем?

— Ну как зачем, — Эстель удивленно подняла глаза и взялась за пудру. — за красотой.

Алина еще раз недоверчиво оглядела неподвижную и надутую, словно воздушные шарики грудь и подумала, что представления о красоте у них, наверное, разные:

— А-а. Ясно.

Еще поскучав какое-то время, пока Эстель старательно наносила макияж, Алина перебрала в голове весь сегодняшний день. Самым ярким воспоминанием стала радуга в море, и девушка еще раз пожалела, что не смогла запечатлеть такой кадр. Хотя стоп, хорошо, не было у нее с собой фотоаппарата, но кто мешает описать такое красочное событие на бумаге, а точнее на компьютере?

Так и получилось, что в этот раз к грекам Алина отправилась с ноутбуком подмышкой. Это никого особо не удивило, в комнате было, как обычно, накурено, играла музыка, из-за приоткрытой двери слышался громкий смех.

— Здравствуйте, девушки, — Адонис приподнял несуществующую шляпу. Димитрий полулежал на кровати с бокалом виски в одной руке, подпирая голову другой. При их появлении он даже не пошевелился, только махнув рукой с напитком, Эстель сразу пристроилась около него. Незамедлительно получив свои дринки, девушки только сейчас заметили в комнате незнакомца. Никто и не потрудился им представить молодого человека, Эстель он не слишком заинтересовал, и Алина решила заняться этим сама:

— Ты, естественно, тоже грек?

Он улыбнулся в ответ мягкой, но широкой белозубой улыбкой:

— Почему естественно?

Алина нахмурилась:

— Что за дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос?

— Это не привычка, а политика.

— Как это?

— Просто жизненная политика. Зачем давать человеку лишнюю информацию о себе?

— Ты же не в разведке работаешь и не в полиции!

— У нас в инжин почти тоже самое.

— Так я и поверила.

— А зря.

Алина позабыла про свое первоначальное намерение и заинтересовалась, как каждый раз, когда перед девушкой на горизонте появлялось что-то новое и неизведанное:

— А на что похож инжин?

— Контроль или само машинное отделение?

— А какая между ними разница? — у девушки вся жизнь протекала под гуманитарным знаком, и любое физико-химическо-машинное понятие оставалось для нее тайной за семью печатями.

Безымянный молодой человек слегка усмехнулся:

— Примерно такая же, как между человеком и его мозгом.

— Хм, — Алина вдруг заметила, как напряженно Адонис следит за их разговором, и машинально удивилась, уже как-то позабыв, что хозяин каюты явно питает к ней неоднозначные чувства, — То есть в контроль-руме находится мозг всего корабля.

— Не совсем, но похоже.

— Почему не совсем? Тебя, вообще, как зовут? — спохватилась девушка.

— Джордж.

— Чего? Ни за что не поверю, чтобы грека звали Джорджем.

— А почему тебе обязательно хочется услышать греческую версию?

Алина быстро уловила интонацию и решила немного поддразнить его:

— А почему мне нельзя ее знать? Это что, военная тайна? И потом, наверняка, тебе нравится слышать собственное имя на родном языке, а не на английском.

— Откуда ты знаешь? — на этот раз голос стал слегка удивленным.

— Не скажу. — девушка хитро прищурила один глаз и заглянула в уже пустой стакан. Такие выводы напрашивались сами собой и не являлись, на ее взгляд, чем-то сверхъестественным, если брать в расчет их генетический патриотизм и беспредельную гордость. — Догадалась. Так что там про имя и про контроль? Почему он не совсем мозг?

— Потому что у человека он в одном месте, а у корабля в двух. А контроль-рум просто отвечает за всю компьютерную часть машинного отделения. Для твоей информации.

Алина пропустила мимо ушей последнее учительское изречение:

— А вторая часть — это бридж? — вопросительно-утвердительным тоном уточнила она.

— Слушай, а зачем тебе вообще все это знать?

— Так бридж или нет? — она подумала, что если еще раз услышит что-нибудь на подобие того, что для русской она слишком много вопросов задает, то запустит в говорящего стаканом, пусть даже и пластиковым.

— Бридж.

— А что важнее? Без чего корабль не будет работать?

— Что в твоем понимании работать? Двигаться вперед или, например, чтобы у тебя вода в каюте была?

— То есть бридж двигает корабль, а вы смотрите, чтобы все внутренности работали? Вода, там, воздух, электричество?

Грек рассмеялся и покачал головой:

— И как тебя любопытную зовут? Бридж, корабль не двигает, а отвечает за навигацию и связь с кораблем и вообще является точкой связи для всех присутствующих. Никто же не может знать все номера телефона, к примеру, если что-то случается, пожар, скажем, то сначала сообщают на бридж, а потом там решают какие действия и кому предпринять, и оттуда же дают знать о произошедшем нужным людям.

— Алина. Меня зовут Алина. Теперь понятно, значит корабль двигается с вашей помощью?

— Можно сказать с нашей. Йоргес. — видимо, молодой человек решил, что особа, интересующаяся машинным отделением, может быть достойна его настоящего имени. — Ты мне тоже английскую версию сообщила?

— Вовсе нет. Меня бабушка так назвала. Папа хотел Галиной.

— Это больше похоже на русский вариант.

Алине очень хотелось спросить, откуда такие большие познания русского, но лишь продолжила:

— А мама не захотела, что, впрочем, понятно, потому что такое же имя было у первой папиной любви. В итоге назвали, как в стихотворении Пушкина, если слышал о таком.

— Что-то читал. Хотя на художественную литературу времени у меня нет.

Знания русского поэта на девушку не произвело должного впечатления, в конце концов, Аристотель и Платон тоже известен всему миру, о чем она не преминула сообщить собеседнику.

Зато Йоргес как-то по-другому посмотрел на Алину, ему такое знание, похоже, очень импонировало. Из угла, где сидел Адонис, чувствовались уже электрические удары тока, тот что-то зло сказал по-гречески, но девушке удалось разобрать только одно слово «малака».

— Что значит «малака»? — она тут же пристала к Димитрию, которого оторвала на секунду от Эстель.

— Не смей это повторять, — хором завопили греки.

— Малака, малака, малака, — с ангельской улыбочкой, уже уразумев, что это ругательство, затараторила Алина, чем вызвала просто бешеный смех у ее руммейт. — Пока не узнаю, что это значит, буду повторять.

— Хочешь потерять работу, можешь поинтересоваться у капитана или у шефа инжинеров, — процедил Адонис сквозь зубы, а на лице у Йоргеса появилось непроницаемое выражение лица.

— Я даже не знаю, как они выглядят, — пробурчала девушка и успокоилась.

В принципе, то, что сказал Адонис, было ей понятно и без перевода, она решила не нагнетать обстановку, но молодой человек с обширными познаниями в таких разных областях ее заинтриговал, и при случае она твердо решила продолжить знакомство. Пока что девушка пересела в другой угол комнаты и открыла, наконец, компьютер, чтобы заняться своей радугой. Бросая украдкой взгляд на ее нового знакомого, она постаралась изучить его. В целом Алина почувствовала к нему странную безосновательную симпатию.

Короткие черные вьющиеся волосы, с едва заметным хохолком, широкие, но редкие брови и немного курносый нос не давали ей никакой пищи для размышлений. Чисто выбритый подбородок с ямочкой, несколько седых волос на висках и чуть более пухлые губы, чем положено иметь мужчине. Она пришла к выводу, что выглядит он совсем уж обычно, разве что выражение карих глаз было настороженно-удивленным, но не по злому, а скорее, как у ребенка, который старается что-то узнать. Одет Йоргес был в синие джинсы и черную толстовку на молнии, но весь его вид, и одежда, и ровно подстриженные ногти, и гладкие щеки говорили о аккуратности и любви владельца к порядку, чему впрочем не мешала зажатая между пальцев сигарета.

Девушка задумалась и перевела взгляд на экран, на котором, словно по волшебству, стали появляться буквы. Не писав несколько месяцев, она бы могла сравнить творческий процесс со спортом, форма теряется почти мгновенно, а возвращаться к норме очень и очень нелегко. Но, не считая себя профессионалом стихоплетства, Алина могла облекать слова в рифму либо когда ей было очень плохо, либо очень хорошо, третьего не дано. Иначе стихи получались пресными и безынтересными, исключая те случаи, когда, как сегодня ей попадалось на глаза что-то совершенно исключительное, и требующее особого внимания.

Отец Алины любил упоминать об исключительных способностях дочери к языкам, и к поэзии, и к спорту, и ко многому другому, не переставая одновременно сокрушаться об отсутствии у нее желания заняться чем-либо серьезно. Слишком многие вещи давались ей легко, тогда как другие люди жертвовали на то же самое года жизни. Сознавая это, Алина, тем не менее, не считала нужным посвящать себя чему-то одному, когда узнать и увидеть хотелось так много. Все за что она не бралась, получалось у нее если не с первого раза, то со второго. Первый сборник стихов издался в одном из отечественных журналов, что потом не помешало затем ей бросить писание на несколько лет, потому что она увлеклась прозой.

Сейчас девушка сидела на полу каюты грека в сотнях километров от дома и семьи и не думала ни о чем, кроме своего нового творения. Как всегда, не замечая ничего вокруг, она пыталась словами воссоздать увиденное днем чудо. Подбирая слова и оттенки, она раскрашивала цветами нужные рифмы, порой даже меняя смысл знакомых слов. По опыту зная, что сегодня закончить ей не удастся, она просто пыталась передать то, что почувствовала при виде бультерьера, который удивительным образом появился в новой поэме о радуге. Вихрь слов еще предстояло увязать в нужный размер, и на это уйдет не один день, но и сегодня уже страница пестрела счастьем и болью, цветом и тенью молодого сердца.

Когда поток эмоции поиссяк, девушка подняла голову и поняла, что прошел почти час, и с неудовольствием перехватила взгляд хозяина комнаты, который словно пытался пронзить ее глазами. Он словно ждал, пока девушка оторвется, наконец, от компьютера, и тут же из колонок полилась греческая музыка. Алина фыркнула, Эстель зевнула, а все греки начали петь. И моментально с Алины слетело все ее пренебрежение, все презрительное легкомыслие, ее словно унесло вдаль от реальности страстными руладами певца. Девушка пригляделась к Адонису и, ей показалось, что таким она видит его впервые. Такая тоска и восторг слышались в его голосе, что вторил греческой песне. Светлая и легкая грусть переплеталась с тяжелой тоской по дому, тяжелая страстность и безудержное стремление, любовь и огромная жажда жизни слышалась в его голосе. Гордость и боль маленькой страны, столько лет находящейся под гнетом Турции, так воинственно и отважно отстаивающей свою независимость. Бархатные ночи, желтые песок и оливковые деревья, сплетались в песне, словно тела Афродиты и ее несчастного возлюбленного. Древние мореплаватели, желанный берег и долгое ожидание мужей и сыновей, мужественные атлеты и герои взиравшие теперь с глиняных амфор и вино, льющееся рекой. Все это вместе взятое, не нуждаясь в переводе, поведали девушке певец и Адонис.

Не только в голосе, но и во всех его движениях, что казалось бы вторили древнему греческому танцу, рассказывали Алине о исступленном желании любви, о родине, образы дома и семьи, друзья и вся его жизнь на берегу вдруг открылись ее глазам так, что ее и ужаснула и восхитила его внутренняя сила. Сила вулкана, скрытая до сей поры и вырвавшаяся наружу только на мгновение да и то по воле случая. Именно этой ночью Алина словно увидела настоящую греческую натуру, а увидев, замерла от восторга. Песня закончилась, а грек, от которого Алина даже против воли все еще не могла оторвать глаз, вдруг со всего размаху швырнул стакан с остатками виски об пол. Виденья моментально улетучились, оставив место грубой реальности. Эстель и Алина застыли на месте, совсем растерявшись и не зная, как реагировать.

— Кто-то перепил. — прошептала перепугавшееся африканка, — надо по быстрому валить. Совсем страх потерял.

Алина даже не нашлась, что ответить, настолько ее потряс беспричинный поступок грека. В эту секунду она поклялась сама себе никогда не иметь с ним ничего серьезного. Однако остальные греки, да и сам Адонис не проявляли никакого беспокойства или удивления, словно этот жест был чем-то, само собой разумеющимся. Йоргес встал и поднял стакан, и как будто ничего не произошло, протер его салфеткой. Тот, упав на ковер, мало того не разбился, так даже не треснул. Девушка все еще в шоке, молча наблюдала за ним. Эстель уже стояла на ногах, готовая к бегству, и тут до ее нового знакомого кажется, что-то стало доходить:

— Да вы не волнуйтесь так, — ухмыльнулся он, заметив таки выражение лиц обеих присутствующих дам, — Это просто старый греческий обычай, бить стаканы и тарелки под ноги танцующим. Сейчас, конечно, никто не танцевал, но просто песня напомнила… Ничего страшного в этом нет, и бокал целый. А иногда мы посыпаем лепестками цветов, тоже обычай, но тут цветов нет, — он извиняюще развел руками.

Девушки переглянулись, и Эстель медленно села на свое место, хотя Алина была готова поклясться, что ее просто не держали ноги. Она почувствовала, что с нее хватит.

— Да-да. — выдавила она из себя, — Ничего страшного, мы понимаем — обычай! Мне только надо ненадолго выйти.

Обычай! Сумасшедший дом, а не каюта! Предупреждать же надо. В следующий раз он запустит в них тарелкой и тоже окажется обычай. Попытавшись припомнить хоть какой-нибудь русский аналог, девушка почувствовала, что ей нужно что-нибудь покрепче. Пока она спускалась в крю-бар, в голове понемногу прояснилось, но возмущение осталось. Так ведь и сердечный приступ схватить можно. Если в следующий раз обычаем окажется неожиданно выдергивание стула из-под сидящего, разбивание люстры или еще что-нибудь такое же веселое в том же роде, то она пожалуй, совсем перестанет общаться с иностранцами.

Первым на кого она наткнулась в баре, оказалась Наташа:

— Ты что тут делаешь? — тут же заорала рыжеволосая красавица ей прямо в ухо, окутав ее клубом сигаретного дыма, которого тут и без нее хватало.

— Это тебя надо спросить! — также с помощью крика ответила Алина, — ты же спать собиралась.

— Да вот, раздумала. Душа праздника хочет.

— А почему ты с Ленкой не пришла?

— Вообще-то, она боится, что Вику расскажут, а у них с этим строго, он же индус. Хотя опять же все относительно, ему можно, а ей ни за что.

— Как это ему можно?

Наташа оглянулась, словно в таком оре и гаме их кто-нибудь мог подслушать. На Алинин взгляд, можно было орать благим матом, и то никто внимания не обратит.

— Вообще-то он женат. Только тссс. Она это тщательно скрывает, но разумеется, все все и так знают. А сейчас Ленка сидит с Виком в интернете, по клавиатуре щелкает так, что все равно не уснешь. Здесь, правда, все равно скоро закроют, но хоть какое-то развлечение.

Алина уже ничему не удивлялась:

— А Томка где?

— Спит, как сурок. Ей в крю-баре давно уже надоело. Тебе взять что-нибудь?

— Да, давай. — она вспомнила, что пила сегодня, — Виски с колой.

— В коле один сахар!

— Тогда с диететической, — махнула рукой девушка, ей было все равно.

Наташа, загасив сигарету, стала проталкиваться к барной стойке, вокруг стояло, танцевало и курило огромное количество народу, а Алина получила возможность оглядеться. Латинская музыка гремела из угла помещения, об акустических эффектах тут, похоже, не особо задумывались. Украшений тоже никаких заметно не было, если не считать постеров с импрессионистами на белых стенах, по углам расставлены голубые диванчики, высокие и низкие столики, и несколько десятков стульев, так выглядел бар для персонала на Сенчюри. Накурено, много народа, все галдят, словно стая чаек на берегу. Латинская музыка снова резанула воспоминаниями о Дамиане и о их встрече в ночном клубе, и о веселых вечеринках и зажигательных танцах.

Алина в раздражении на саму себя мотнула головой: неужели нельзя думать о чем-нибудь другом? Но разве это ее вина, что на каждом углу ее подстерегает прошлое? Ведь она и рада бы уже забыть и если не начать, то хотя бы попробовать что-то новое, так сколько можно подсовывать ей под нос все то, что было связано именно с ним. Или, может быть, она сама только и обращает внимания, на то, что ей хочется? Придает слишком много значения случайностям? Следующая песня опровергла ее тщательно выстраиваемые предположения о собственной невменяемости, ее девушка помнила из путешествия по Венесуэле, до Парижа, а уж тем более до России в тот момент «Газолина» еще не дошла. Стиснув зубы, девушка оглянулась в поисках чего-нибудь, что могло бы ее отвлечь, по крайней мере, на одну песню, и заметила Гарри, стоящего у стойки бара.

— Привет, — искренне обрадовалась Алина, после того как локтями расчистила себе дорогу. — Как дела?

— Вот стою тебя ожидаю.

— Что? А. Ну да, кончено, так я тебе и поверила.

Общались они уже не с помощью крика, но все равно слышимость была ужасная, а акцент грека только усиливал эффект непонимания.

— Серьезно. Хотел тебе сообщить кое-что. — Гарри вызывающе нагло посмотрел на нее, как будто она просила его о каком-то несуразном одолжении.

Алина слегка удивилась:

— Так сообщай, чего же ты ждешь. — ей стало любопытно, а о их разговоре днем она уже успела напрочь забыть, зато хотела спросить его о другом.

— Ты меня извини, но вино у нас с тобой не получится, и вообще я влюбился.

— Вино? — девушка чуть не переспросила, какое вино, и тут вспомнила о предложении. — Я, вообще-то и не … Влюбился? Поздравляю.

Она вообще перестала что-то понимать и тупо ждала продолжения.

— Спасибо.

— В кого же? — Алину уже начал забавлять такой разговор.

Этого грек не ожидал, по его мнению, оскорбленная в лучших чувствах, девушка должна была гордо удалиться, не задавая никаких вопросов. Он облизнул губы и завертел головой, словно в поисках подходящего объекта для чувств.

— Блин, на преодоление трех метров тут потребуется час. Просто полоса с препятствиями какая-то. — Наташка поставила на стойку бара два пластиковых стаканчика и вытерла пот со лба. — я ведь от тебя в нескольких метрах была, но когда руки заняты…

Гарри с облегчением указал глазами на ее подошедшую подругу и улыбнулся во все свои тридцать два зуба. Тут до Алины кое-что стало доходить, правда, еще не до конца. Нашел выход из положения, подумала девушка, ну туда тебе и дорога.

— Да? Отлично. Наташа, — и она ни мало не смущаясь ошарашенным выражением лица красивого грека, развернула подругу за плечи и поставила ее прямо перед ним, — Мне тут Гарри признался, что питает к тебе весьма определенные чувства и серьезные намерения. Тогда дети мои, я, пожалуй, вас покину. Наташа, это Гарри. Гарри, это Наташа. Спокойной ночи.

На сей раз ошарашенное выражение лица было у ее коллеги, но Алина предоставила им разбираться самим, в конце концов, не маленькие, а за слова надо отвечать.

На опен-дек она выскочила злая, но не расстроенная, а скорее окончательно запутавшаяся в собственных чувствах, и изо всех сил хлопнула дверью, даже не удосужась посмотреть, был ли там кто-нибудь еще. Девушка, почти ничего не видя, из яркого света она сразу же погрузилась в темноту, обогнула пустой бассейн и плюхнулась на пол, проигнорировав разобранный шезлонг рядом.

У стенки бассейна ветра почти не было, тогда, как на всем остальном открытом пространстве стоять можно было с трудом. Посидев несколько мгновений и чувствуя, что ее сейчас разорвет от эмоций, она подскочила, прошлась по палубе взад и вперед, подпрыгнула на месте и со всей силы затопала ногами. Получив таким образом разрядку, и чудом не проломив под собой пол, девушка немного пришла в себя и начала оглядываться. Ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем таких эмоций, глаза уже привыкли к ночной тьме и, оглядевшись, она никого не заметила.

— Козел. Нет, ну какая наглость! — разговаривала она сама с собой, — да плевать мне на Гарри, не нужен он мне совсем. А даже если б и был нужен, никуда бы он и не делся, я же знаю, что понравилась ему, это из-за этого козлища он так сказал. Один грек поговорил с другим, и тот сразу сдал права. А на Йоргеса он как зыркал?! Да какого хрена, если мы не то что не встречаемся, так даже не спим вместе! Нет, ну какое они право имеют вот так вот все делить на меня права?! Один сказал, другой отдал, а меня вообще кто-нибудь спросил? Или я тут корова бездушная и чемодан без ручки?!

Увиденный, как воочию, чемодан немного снял напряжение, недаром же говорится, никогда нельзя терять чувство юмора, девушку оно не раз выручало.

— Только этот друг его хоть какое-то человеческое отношение проявил, а для всех остальных я просто подстилка какая-то. И хоть ты десять дипломов имей или на двадцати языках говори, какая им разница. — девушка тяжело вздохнула. — А с другой стороны как можно серьезно относиться к человеку, который работает в гифт-шопе? Вот если бы я была инженером…Так я все равно в физике ничегошеньки не понимаю. Но неужели нужно быть ученым атомщиком, чтобы в тебе видели что-то кроме сексуального объекта? Или к физику тоже какой-нибудь лаборант будет заглядывать в декольте? Интересно, а к своим греческим женщинам они также относятся? Или у них как у кавказцев, при мужчинах — ты, баба, вот и молчи, когда мужчины разговаривают, а как остальные за порог, так сам в кухню, поварешкой по лбу получит и тут же интересуется, как бы она на его месте поступила?

Гречанка с ложкой в руке так ее насмешила, что девушка отвлеклась от черных мыслей и начала осматриваться вокруг.

— Как красиво… — вырвалось у Алины. Похоже, что разговор с самой собой стал входить в привычку.

Звезды огромные и низкие усыпали все небо, словно бриллианты черное бархатное платье средневековой красавицы. Алина отыскала сначала Большую Медведицу, затем Кассиопею, а потом пояс Ориона. Ветер у бассейна почти не чувствовался, но девушка знала, стоит ей выйти из-под прикрытия спасительной стенки, то потоки воздуха теплой стеной начнут сбивать с ног. Она оглянулась. Бридж горел несколькими лампочками, и таинственные тени нечасто переплывали с места на место. В этот час там могло быть от силы два дежурных офицера и может пара матросов, и ее присутствие уже, несомненно, было замечено. Под бриджем уютно светились еще несколько иллюминаторов кают, где жили артисты. Они тоже поздно не ложились спать. Алина подумала, как хорошо было бы иметь тут кабину и смотреть по ночам на нос корабля и кусочек звездного неба. Конечно, это было несравнимо с каютами пассажиров, с огромными балконами и окнами, но о таких удовольствиях приходилось пока только мечтать.

Тихое покачивание корабля, несмотря на сильный ветер, Сенчюри шел этой ночью очень спокойно, мягкий свет луны и соленый ветер, который урывками залетал в ее убежище, привели девушку в состояние умиротворения, и от ее злости почти не осталось и следа. Теперь Алине стало грустно и немного одиноко, романтизм этого места навевал желание не быть здесь одной, и не просто не быть одной, а быть с вполне конкретным мужчиной, и заноза в сердце снова дала о себе знать.

Вернулись мысли о предстоящей стоянке во Франции и о тех страницах ее прошлого, о которых она так и не решила, что с ними делать, забыть или продолжать бороться. Гавр, там она уже однажды побывала. Она вспомнила о поездке в Гавр всей тогда еще семьей, когда еще отношения со свекровью были более менее приличными, когда его бабушка души в ней не чаяла, когда Шарлотта плела ей браслеты на руку и когда муж смотрел на нее чистыми голубыми как небо влюбленными глазами… Сейчас все это казалось таким далеким и нереальным. А может, ей просто это приснилось, а на самом деле, в ее жизни и не было никогда красавца француза и всех этих лет в прекраснейшем городе на Земле?

Неужели, ее жизнь из настоящего превратилась в прошлое, и сухим листом оторвалась и как больше никогда не вернется, как осенняя опадающая листва никогда не прорастает снова, оставляя место новой весенней зелени? Что-то внутри нее подсказывало девушке, что так и есть, и что не стоит огорчаться по этому поводу, как не стоит плакать из-за прихода снега, ведь после зимы всегда приходит вешнее солнце. Но упрямство и привычка бороться не давали Алине покоя, в голове мелькнула безумная мысль навестить бабушку мужа, жившую в Нормандии, в полутора часах езды от Гавра.

Гордость не позволяла ей даже попытаться узнать что-либо о Дамиане, а с их последнего разговора прошло ни много ни мало, а уже целых полгода. Она понятия не имела, где он сейчас работает, с кем живет, чему смеется, а от чего на знакомое до боли лицо набегает тень грусти. Больше всего Алину, как и любую женщину, которая все-таки считает себя замужней, естественно интересовало, с кем ее муж проводит ночи в Майями. Головой девушка понимала, что если он не подает никаких признаков жизни, то соответственно, и желания общаться у него особого нет, но тогда ей требовалось знать, почему? А самое главное, что делать дальше? Никаких конкретных планов у Алины не было кроме одного: увидеть и поговорить. А дальше, как Бог на душу положит. Но предательство она помнила, и не была до конца уверена, что смогла его простить, даже несмотря на чувства. Ведь кроме чувств, в жизни есть еще и уважение, и дружба, и многое другое.

Остальное девушка додумывала уже в каюте, уютно забравшись на свою вторую полку. Мысли стали путаться и она незаметно погрузилась в сон. Где-то посредине ночи ее разбудил звонок телефона. Для того, чтобы поднять трубку необходимо было спуститься, а делать этого и вылезать из-под теплого одеяла совсем не хотелось. Алина зевнула и повернулась на другой бок, но вдруг включился автоответчик, и сон у девушки как рукой сняло.

— Шлюха, — заговорил путающийся пьяный голос, — грязная потаскуха. У себя ты не спишь, значит нашла кого получше меня, да? Думаешь, я без тебя не проживу? Думаешь, ты разрушила мою жизнь? Чертова блондинка и не надейся, я знать тебя больше не хочу. Гадина!

Алина в шоке уставилась в темноту. Говорящего она не знала, да и честно говоря, после такого знакомится с ним ей явно не хотелось. Через пару минут напряженного размышления, кто бы это мог быть, ей стало казаться, что сообщение ей просто приснилось, и девушка снова заснула.

 

Глава 6. Русский базар и африканские страсти

— Между прочим, сегодня у нас русский базар, распродажа последняя, я надеюсь, все в курсе? — такими словами приветствовала Алину на следующее утро ее рыжеволосая подруга.

Тома хлопнула себя ладонью по лбу:

— Ну, все, девочки, сегодня напьюсь… Я и забыла совсем. Опять деды Морозы с коробками для героина… Мама дорогая, когда же это кончится?! Кто-нибудь нашел перевод Снегурочки?

Алина недоуменно вытаращила глаза, думая, что ослышалась:

— Это еще что такое?

— Сама увидишь. Содом и Гоморра это, вот что. И даже еще хуже, потому что этот раз — последний, и народу будет, не продохнуть!

Все сидели и ждали менеджера, которая опаздывала в очередной раз. Не выспавшиеся сотрудники гифт-шопа заняли все ближайшие кресла, а кое-кто допивал кофе прямо на полу. Качало больше обычного, переход в Норвегию был неспокойным, и на некоторых лицах уже присутствовали признаки морской болезни. Украинка с отвращением наблюдала, как Алина дожевывала аппетитный рогалик, а Оливия грызла огромную зеленую грушу.

— Черт бы побрал эту Балтику. Все мозги вытряхнет такими волнами. Я вообще есть ничего не могу, — Ленка отвернулась от коллег с позеленевшим лицом. — Скорее бы бары открыли, хоть джинджиреллу возьму.

— А что это такое? — полюбопытствовала Алина.

— Огурцовый напиток. — рассеянно ответила Тамара, — от морской болезни помогать должен.

— Странно как-то, а почему я ничего не чувствую?

— Я тоже. — махнула Оливия огрызком груши, раздумывая куда бы его пристроить. Для полячки этот контракт тоже был первым. — А ты, Болена, — так она называла Ленку, — сколько лет на кораблях, а по сортирам бегаешь, когда всего-то чуть-чуть пол под ногами ходит.

— Я бы не сказала, что чуть-чуть. — Алина указала головой на Ким, пробиравшуюся по коридору странными зигзагами — от одной стены к другой. — просто мы сидим.

Лене от такой картины стало еще хуже, и она поспешно уставилась в другую сторону. А англичанка еще с середины коридора начала кричать:

— Так, а что мы сидим? Подъем, дорогие, спать надо по ночам. Почему магазин еще закрыт? Вы что забыли, у нас сегодня русский базар, мы должны сделать много денег. Нет времени сидеть!

— Энтузиастка хренова, — кряхтя высказала Наташа общее мнение, корабль качнуло так, что все стоящие вынуждены были ухватиться за что-нибудь, а те, кто только поднимался, поплюхались обратно. Ким, преодолевая очередной зигзаг, это только разозлило:

— Я, что, непонятно выражаюсь? Быстрее, рабочий день уже начался. Лена, Тамара, Радж и Милан — в локеры за товаром! Остальные — носим столы на пул-дек! Серж, ты сегодня откроешь дверь или мы будем до завтра прохлаждаться?

Хорват нерешительно затоптался на месте:

— Ключи у вас…

Ким сверкнула глазами и, выхватив ключи из карманов, оглянулась на остальных:

— Для столов вам тоже ключи нужны?

Младена, Оливию, Алину, Эстель, Бренду, Карлу и Наташу как корова языком слизала.

Мартини бар был одним из самых замечательных мест на всем Сенчюри. Ажурные белые занавеси, глубокие удобные кресла цвета яичной скорлупы, заиндевевшая задняя стена бара, на которой можно было рисовать или писать свое имя, каждому этот бар нравился по разным причинам. За исключением необычной обстановки, такой как бутылки, воткнутые в подобие снежных сугробов, непонятно каким образом не желающих таять, сиденья на любой лад, начиная от высоких барных табуретов, крохотных пуфиков и обычного размера стульев, и стеклянных столиков, там был потрясающий выбор напитков. Каждый из них, правда, стоил около пятнадцати долларов, но банановое или яблочное мартини того вполне стоило. К тому же блади мери, например, тоже продавался исключительно тут. Так что этот бар всегда был заполнен, и если не пассажирами, то гифт-шопом или дансерами, вообщем тем, кто имел право там находится. Крю, то есть официанты, бармены и их коллеги, такого удовольствия были лишены.

Но таскать столы даже и через это чудесное место делом было нелегким. Куда приятнее, конечно, было бы сейчас вместо этого выпить коктейльчик-другой, но об этом и речи идти не могло. До лифта им надо было пройти Мартини бар и протиснуться в узкую дверь. Пустой стол со сложенными ножками мог спокойно унести один человек, но вот умудриться удержать равновесие и не натыкаться на предметы мебели, как кресла, диваны, вазы, пальмы в горшках и стойки баров, оказалось совсем нелегко. Вся мебель на корабле была очень тяжелой, настолько чтобы при качке никакой из предметов обстановки ни то, что не шатался, но и вообще даже не пошевельнулся. Но вот к столам из гифт-шопа это никак не относилось. Кого-то это смешило, кого-то раздражало, а кое-кого и вовсе приводило в ярость.

Алина с Оливией естественно хохотали еще как:

— Пальма! Не сверни дерево!

— Отстань, лучше своему столу скажи, чтоб не приставал к барной стойке.

— Ой, гляди на Сержа! Он, кажется, танцует вальс.

Движения хорвата напоминали то ли конвульсии эпилептика, то ли профессионального танцора. Коленца и па, которые он выделывал в обнимку с двумя столами, превосходили всякое понятия. Он-то семенил наподобие гейши в узком кимоно, то широченными шагами скакал из стороны в стороны, то просто широко расставлял ноги памятником самому себе, пытаясь не удержать в равновесии свою ношу.

— Холера чертова, — то и дело слышалось из его угла. — чтоб вы все провалились! Везет как дрова, честное слово!

— Серж! Стул! — хором завопили девчонки. Мебель на корабле была расчитана на штормы, а не столкновения со столом, управляемым раздраженным хорватом. И тяжелый барный стул, покачнувшись от удара столом, поехал в сторону.

На его лице отразился ужас, и неимоверным рывком он схватил столы, которые было прислонил к внушающему доверие большому пуфу, и кенгуриными скачками преодолел последние несколько метров до спасительной двери. Однако открыть дверь ему не удалось, стул успешно преодолел полосу препятствий и со всего размаху наподдал ему под зад, заставив лбом врубится в белую железную дверь. Столы с грохотом повалились на пол, а гул разнесся по всему холлу. Серж сел на пол и одурело захлопал глазами. Девчонки зажимали рты руками, и все же не могли сдержать рвущийся наружу смех. Натыкаясь на столы и стулья, они короткими перебежками одолели дорогу до лифта и приехали на пул-дек, где их ждала картина еще веселее.

Ветер, словно взбесившись, пытался оторвать полы пиджаков и юбок при первом же шаге на палубу, а при втором практически сбивал с ног. Бассейн был едва наполовину наполнен, зато весь пол был щедро залит водой. Оставшиеся шезлонги, которые еще не успели, как следует расставить, подлетали в порывах ветра, хлопая матрасами, словно крыльями гигантских бабочек. Работники бассейна с трудом удерживали кепки и подхватывали разлетающиеся полотенца. Бармен с космической скоростью собирал трясущиеся и вздрагивающие как в лихорадке бутылки. Одинокий пассажир, непонятно каким образом попавший в такую рань наверх, настойчиво пытался пробраться в столовую с другого конца дека, обнимая столбы с непередаваемой нежностью и каждый раз приклеиваясь к ним навечно.

Эстель и Младен стояли и с интересом следили за его передвижениями:

— Любопытно, а что он дальше делать будет — столбы-то кончились?

— Поползет!

Младен решительно воспротивился:

— Его снесет. Лучше по дну бассейна, там воды немного, заодно и прикрытие будет. Как в армии!

Алина только что шагнула на открытое пространство и чуть не захлебнулась потоком воздуха. Развернувшись так, чтобы ветер дул ей в бок, она открыла рот:

— А ты что, в армии был?

— Мне вообще-то тридцать два. А в нашей стране раньше это было обязательно. И я был естественно.

Алина в изумлении воззрилась на него, на свой возраст молодой человек никак не выглядел. Тут же сзади раздался рык раненого зверя:

— Почему опять стоим? Быстро ставим столы!

Весь персонал гифт-шопа в недоумении воззрился на него, а Эстель осторожно спросила:

— Серж в такой ветер, не то что товар, столы унесет за борт.

— Значит, унесет за борт! Меня это не волнует. Сказано ставить — значит надо ставить!

Алина подумала, что еще неизвестно на кого из этих двоих армия повлияла хуже. Надо было совсем ума лишиться, чтобы пытаться что-то продать в такую погоду, ведь ни один пассажир не станет подвергать свою жизнь опасности даже из-за самой красивой безделушки. Опасности, как таковой, не было, но и на палубу выходить никто не собирался. Среж тем временем схватил Эстель за руку и смело вытащил из спасительного убежища стены и прилегающей к ней лестницы.

— Я не хочу умирать! — отчаянно сопротивлялась африканка. Ветер тут же вцепился в полы юбки Эстель, и попытался оторвать их вместе с надувшейся пузырем футболкой. Остальные с ужасом смотрели на происходящее.

— Слушайте, надо бы помочь. — неуверенно отозвалась Оливия. С остальными столами подошли, хотя вернее было сказать, высунули нос из-за стены Бренда и Карла.

— Что они творят? — ужаснулась бразильянка, ведь их сейчас снесет за борт вместе со столом.

— Да, ладно, — отозвался Младен, осторожно отодвигаясь подальше, — Не такой уж и ветер сильный.

Чтобы стащить человека за борт, ветер действительно был не такой сильный, и даже стол, наверное, мог бы удержаться, но чтобы пытаться поставить на него что-то менее крупное, это Алине представлялось уже с трудом. Скатерть точно улетит в ту же секунду. К тому же говорить при таком вихре было весьма и весьма затруднительно, не говоря уже о том, что температура воздуха на палубе заставляла мурашки толпами бегать по плечам и голым рукам. Тоненькая футболка-поло от холода никак не спасала, и девушка уже начинала ритмично постукивать зубами.

Серж и Эстель все сражались с одним единственным столом:

— Не тяни на себя! Просто ноги ему отогни!

— Сам отогни! У меня юбка улетает.

— Да что ты копаешься, — он рванул на себя стол и только что установленные ножки с другой стороны полетели в другую сторону. Серж со столом в объятиях шлепнулся на пятую точку, а все коллеги дружно заржали в один голос.

— Сам ставь! С меня хватит! — она покинула поле боя сначала мелкими шажочками, а под конец бодрым широким шагом. Когда она оказалась под прикрытием лестницы, зубы у девушки застучали сами собой.

— Я не понимаю, что у нас тут за сборища? — Ким появился как всегда неожиданно. Она протолкалась к завлекательному зрелищу — сидящему на мокром полу Сержу, пытающегося безуспешно приподнять безногий стол.

— Вы ума лишились? Что вы тут вытворяете? Не видите что ли погоду? Быстро столы в холл за казино! — и она удалилась, гордо хлопая полами пиджака.

— И долго мы их таскать будем? — меланхолически поинтересовалась Бренда? — Мне уже все это напоминает выгул собаки, только почему-то вместо собаки — стол.

— Собака на тебе не ездит. — пробурчала Алина, которую такой четвероногий любимец не очень-то устраивал.

— Вывели на прогулку столы! — непонятно чему радовался Младен, чем только усилил Алинину неприязнь.

— Похоже, только один человек находит веселым то, что мы как сумасшедшие таскаемся туда-сюда по кораблю в компании столов. — в полголоса поделилась она с подругой. Лифт медленно подъезжал к седьмому этажу.

— Не обращай внимания. — зубы у Эстель все еще постукивали, но губы приобрели уже нормальный оттенок вместо мертвенно-синего. — Он вообще со странностями. Вчера сообщил мне, что у него свидание с новой бритвой, причем с такой счастливой улыбкой, что я вообще решила больше с ним не общаться. Кто знает, что он с этой бритвой вытворит в следующий раз.

У девушки брови поползли вверх. Все это могло быть весело, но имело свои границы. При случае она все же решила поинтересоваться, что хорват имел этим ввиду. За спрос, наверное, не зарежет, думала она, пока с остервенением тащила надоевший стол через все казино.

Развлекательный департамент находился прямо за магазином и часы открытия у них были такие же, за исключением ночных. Казино работало в море, но и плюс к этому всю ночь, так что сейчас дилеры уже стояли по своим местам. У них ритм был другим: двадцать минут работы и столько же отдыха. Ответственность была иной, соответственно нужно было быть в приличной форме, чтобы мозг функционировал, а не спал.

Было ужасно шумно, но девчонки давно к этому привыкли и не обращали внимания, как и те, которые проводили там весь день. А так из каждого игрового автомата лилась веселая непрекращающаяся мелодия, тренькали ручками и кнопками пара ранних игроков, сверкали вишенки, медузы, карты и ковбои. Алина на секунду задержалась перевести дух и в глазах у нее замельтешили разноцветные огоньки от всего этого представления. «Как же можно тут работать?!» — удивилась девушка, у которой уже от нескольких секунд рассматривания экранов голова пошла кругом. Она помотала головой и тут же за что-то зацепилась.

— Чтоб ты провалился! — задев за рычаг игрового автомата, выругалась Алина по-русски. — Да сколько можно!

— Тяни уже! — послышался раздраженный крик с другой стороны казино. Толкай эту клячу, она меня уже достала. Как она может упираться? Она же не живая?! — она узнала Тамарин голос, и девушке полегчало. Когда знаешь, что мучения предстоят не только тебе, как бы эгоистично это не звучало, все равно становится легче. Алина оглянулась, через рулеточные и покерные столы лавировали, хотя это громко было сказано, скорее пытались протиснуть доверху нагруженный стол через все препятствия Томка с Наташей. Алина прислонила свое чудовище к ближайшему автомату и пошла к ним на помощь, но тут же в конце зала появилась вездесущая Ким. Словно сговорившись, девчонки общим усилием выдрали стол и тролль из тисков казино и бодрым шагом, приняв озабоченный вид, заторопились к уже близкому входу в холл.

— Как дела, любимые? — ангельской улыбкой одарила их менеджер, словно встретив их солнечным деньком на пляже.

— У меня от нее сердечный приступ будет. — проворчала Наташа и пнула со всего размаху тележку, которая имела несчастье оказаться у той на пути. Матрешка выпрыгнула из верхней коробки и весело поскакала по полу.

— Это еще что? Мы это продавать будем?

— Не просто продавать, а впихивать насильно, потому что еще одного базара я не выдержу точно. Либо отправлюсь вплавь домой, либо отправлю туда Ким.

— Ну, вы долго еще? — Ленка, появившаяся из темноты за дверями, могучей рукой выдернула опять застрявший тролль и в одиночку покатила его вперед.

— А день еще только начинается. — нервно сообщила Тамара, на что ответом ей были два таких мрачных взгляда, что девушка предпочла поторопиться за украинкой.

В холле работа уже кипела. Естественно, их тут же обругал Серж, который сновал между уже расставленными столами и раздавал указания. Но это не испортило настроения девчонкам, тем более они утешились, когда Наташа указала на огромное мокрое пятно у него на брюках, которое он пытался периодически прикрыть своей пятерней. Тогда уже с чувством полного удовлетворения они принялись раскладывать товар на столах.

Тут было на что посмотреть. Тамара не обманула, когда называла день русским базаром. Все что сейчас красовалось на столах, можно было увидеть или в глухой российской деревушке или на Красной площади для туристов. Здесь красовались румяные матрешки, раскрашенные деды Морозы, берестяные куклы, гнущиеся балерины, расписные шкатулки, деревянные ложки, фарфоровые яйца и еще с полсотни разных сувениров с родины Алины.

— Откуда у вас столько барахла, ты мне можешь объяснить? — Эстель раскладывала маленькие кулоны в виде яиц Фаберже, которые скатывались из малюсеньких коробочек, что не могло не выводить из себя. — Красота неописуемая, но чтобы столько?!

— Народное творчество. Не все, правда. — пожав плечами, пояснила Алина. — только вот откуда оно взялось?

— С прошлых круизов. Ты себе представить не можешь, что здесь творилось до этого, когда мы ходил в ваш Петербург. Люди с ума сходили, вырывали друг у друга из рук, чуть ли ни с кулаками кидались. Сегодня распродажа с последних портов, так что, надеюсь, меня не задавят в этот раз.

— А что, уже пытались?

— А ты представь себе стадо слонов, которые вдруг обезумели и решили зажать тебя в угол. — серьезно ответила ее руммейт, — тогда поймешь.

Девушка всерьез удивилась, когда в такую, по ее мнению, рань, начали появляться люди. И дальше пошел снова дым коромыслом, а ожидания Эстель не оправдались и в этот день:

— Сэр, это называется матрешкой, это деревянная русская кукла. Нет, она не открывается вдоль.

— Деды морозы тоже не открываются. — она вовремя отобрала у престарелого джентльмена фигурку, изображавшую деда Мороза, из цельного куска дерева. — Только матрешки и шкатулки. Для чего шкатулки? — и тут она поняла, почему Тамара окрестила их «для героина». Действительно, как ответить на такой вопрос? Для вставной челюсти или презервативов? — Понятия не имею, можете положить туда драгоценности, например.

Ленка стояла в нескольких метрах от Алины, обмотавшись несколькими шалями сразу, ее стол с горой разноцветных платков стоял прямо на сцене, украинку было очень хорошо видно отовсюду. Ким забрала Томару с собой, как самую профессиональную, и вместе они занимались самой дорогой частью базара — ручной росписью. Народ повалил валом, и скоро в зале стало жарко в буквальном смысле этого слова. Алина никак не могла взять в толк, для чего пассажирами с круиза по Норвегии нужны футболки с надписью Копенгаген. И для чего русские сувениры людям, которые там никогда не были и, может, никогда и не побывают? Видимо, это играет чувство толпы: как все — так и я. Все берут, значит, и мне пригодится. Через полтора часа у персонала начали заканчиваться чеки, на которых они выписывали номера и цену проданного товара, а еще через полтора толпа потихоньку начала редеть.

— Куда они все делись? — измученным голосом поинтересовалась Алина у руммейт, которая стараясь не трогать лицо пыльными руками, пыталась привести волосы в порядок.

— Сейчас пристанем. Они все высыпали на палубу смотреть, а потом пойдут в аут.

Алина завертела головой в поисках Ким, но та уже покинула поле брани, и девушка, с облегчением вздохнув, уже спокойно пересекла зал, периодически спотыкаясь о безделушки, и подошла к подруге:

— Яйца тоже открываются, но не все. — Тома стояла со страдальческим видом, объясняя покупателю механизм эмалированных шкатулок.

— Что же за мания у них такая, все раскурочить? — спросила Алина по-русски.

— Нет, это не настоящий Фаберже, — по-английски ответила она разочарованному таким состоянием дел покупателю и по-русски добавила, — на настоящий, думаю, можно было бы купить весь корабль с персоналом. Как можно вообще не иметь понятия о таких вещах? Иногда диву даешься. Я ж не прошу назвать мне какого-нибудь Святополка или Святослава, но уж такую фамилию могли бы знать?

— Бесполезно. Что потом делать будем?

— Гм, ну не знаю… В аут?

На сбор столов и уборку помещения ушло, как ни странно, не так уж много времени. Может вдохновленные солнечными лучами, пробивающимися сквозь тяжелые шторы на окнах, а может, взгляд англичанки, который излучал сладость и готовность помочь, нона практике обещал совсем обратное, сотрудники магазина работали с молниеносной быстротой.

И уже через час Алина сунула карточку в устройство и обольстительно улыбнулась филиппинцу из секьюрити. Наташка вылетела сразу вслед за ней, а потом не торопясь подоспела и Тамара. Настроение у всех было просто чудесное, светило ясное солнышко и небо было того самого чудесного и самого нежного оттенка голубого, который только бывает на свете.

— Земля! — закричала Алина и счастливо рассмеялась.

— Можно подумать, ты месяц не видела суши, — улыбнулась рыжеволосая красавица и подставила солнцу лицо. — Боже, как хорошо.

— Девочки, а мы где вообще? — немного сонно поинтересовалась Тамара.

— Ну, приехали! В Норвегии!

Тома замерла на секунду поправить кроссовок и девчонки встали, пропуская вперед фото департмент, у которого рабочий день в отличие от них только начинался.

— Что в Норвегии, это я и без вас знаю. А вот что за город?

— Это уже сложнее, — жизнерадостно пожала плечами Алина, — понятия не имею. Что-то очень странное с непроизносимым названием. Зато вид-то какой! Какая вообще разница, где он?! Это не страна, а заповедник какой-то, я бы, честное слово, тут жить бы осталась, так красиво.

И все втроем как по команде завертели головами. Только Наташа осталась не довольна увиденным:

— Отсюда ничего не видно. Все наша лошадь заслоняет. Пойдемте уже город смотреть.

— А, может, это и не город вовсе.

Наташа нетерпеливо махнула в ответ рукой:

— Вон дома стоят. Для Норвегии это уже город. Пошли уже.

И три русские девчонки отправились осматривать достопримечательности. Не успели они сделать и нескольких шагов, как Тока торжествующе воскликнула:

— А-а! Я знаю! Мы тут уже были. Все правильно, это город и называется он Алессунд. Там есть замечательная лестница и с нее все видно.

— Где там?

— Там. Ну, как я тебе расскажу? Ты норвежские надписи пыталась читать? А выговорить? Ага, то-то же. Но я территориально помню, где находится, но объяснить в жизни не сумею. Идти недалеко, минут пятнадцать.

— Я хочу фотографию на фоне Сенчюри. — вспомнила Алина, на что получила дружный протест.

— Насмотришься на него скоро так, что тебе плохо будет. — заявила Наташа.

И Тома поддержала:

— Давайте до парка дойдем и потом уже будем фотографироваться. Там старинная лестница ведет на самую вершину холма, откуда все видно, и Сенчюри тоже. А то камера на самом дне сумки, сейчас останавливаться придется и все перерывать. И холодно, между прочим, давайте-ка прогуляемся, чтобы согреться. Они забыли, похоже, что сейчас август.

Алина недовольно сморщила нос, но перечить не стала. Ее уже посетила новая мысль:

— А мы уже за Северным Полярным Кругом или нет?

— Понятия не имею, но, похоже, что до Полюса не далеко. Морозилка прямо.

Наташины слова были нескольким преувеличением, но для августа месяца было и в самом деле немного прохладно. Несмотря на солнце, пронизывающий ветер заставлял подруг кутаться плотнее. Тамара утром выудила из недр шкафа кепку, чему сейчас была несказанно рада. Это бежевое сокровище, сдвинутое набок, толстовка в тон и широкие джинсы клеш, делали ее немного похожим на Гавроша, но от этого она нисколько не теряла своего природного шарма. Наташе пришлось хуже, потому что девушка одела только легкий тигровый бадлон и пиджак, который сейчас никак не спасал от завывающего явления природы. Алина в свою очередь со вздохом завязала тесемки полосатого свитера с капюшоном, того самого, который подарил ей Дамиан незадолго до их последней встречи.

Далеко они не ушли, первый же мостик на выходе из порта показался им очень живописным, и девчонки кинулись перерывать сумки в поисках фотоаппаратов. И действительно, все вокруг так и просилось быть запечатленным на пленку. Вокруг стояли разноцветные невысокие дома всех оттенков: от коричневого до молочно-желтого с закругленными и вытянутыми черепичными крышами. Мощеная камнем круглая площадь была украшена бронзовыми ланями, спрятавшихся в тени торгового центра. В вышине выглядывала прямоугольная башня ратуши, тут и там раскиданы были изумрудно-зеленые газоны. Деревянные резные кораблики, словно сошедшие со страниц учебника истории, притягивали глаз, а между ними совсем не стесняясь такого соседства, проглядывали белоснежные яхты, свидетельствующие о далеко не бедственном положении жителей города. Впрочем, самих обитателей было не заметно, в основном по мостику щелкали камерами пассажиры с Сенчюри, от которых подруги постарались побыстрее убраться подальше.

Снявшись во всех возможных позах, подруги весело шагали по улице, удивляясь чистоте и тишине норвежского города, пока Томка, наконец, не замахала сумкой:

— Все, нам туда! За этой дорогой начинается вход в парк.

Они остановились у светофора, по привычке глядя по сторонам.

— Здесь машин и в помине нет, — нетерпеливо сказала Алина, глядя на красный свет.

— Да уж, не похоже, чтобы у них тут было оживленное движение, ну ладно подождем, как приличные люди.

Но терпением Алина никогда особо не отличалась:

— Вот еще. Я пошла.

Только она сделала шаг, как из-за поворота показался автобус. Девушка недовольно фыркнула и сделала шаг обратно на тротуар, но автобус плавно затормозил прямо перед тремя туристками.

— Как раз вовремя, — Тома подхватила двух других под руки, и они пересекли мостовую.

Только Наташа не переставала удивленно вертеть головой, и Алина, заинтересовавшись, но так ничего и не увидев, спросила:

— Ты что там углядела? Водитель симпатичный?

— Если я еще не совсем сошла с ума на этом лайнере, то автобус нас только что пропустил на красный свет.

Тамара недоверчиво на нее покосилась:

— Ну да?! Так я тебе и повери… — но девушка не договорила, потому что, переведя взгляд на оставшийся позади светофор, увидела то же, что и остальные: пешеходам все так же горел красный. — Я что, сплю?

— Может у него там остановка, — задумчиво предположила рыжеволосая дива.

Алин пробежала несколько метров в бок чтобы рассмотреть получше, но автобус уже сам подсказал ответ, остановившись там где ему и было положено, в десятке метров после площади. Несколько человек вышли и пошли по своим делам, даже и не подозревая, что стали объектом пристального наблюдения.

— Гмм… — неопределенно пробормотала Алина, — вывод один — хорошо быть русской блондинкой. Если теперь даже автобусы тебя пропускают. Интересно, а если бы тут было полно машин, тогда б он тоже нас пропустил?

Наташу это возмутило. Она раздраженно закинула свой неразлучный рюкзак золотого цвета за спину и язвительно поддакнула:

— И тот старичок, разумеется, тоже русская блондинка. — она указала рукой на седого мужчину, который только что подобно девчонкам был пропущен безупречным водителем. — Алина, иногда мне кажется, что у тебя мозги пудрой засыпаны. Неужели сложно поверить, что он не на внешность среагировал, а просто здесь вежливые люди живут.

Девчонки переглянулись между собой и всем трем почти одновременно пришла мысль о желтых монстрах, носящихся по улицам их родины, которые не то, что пропустить, так и задавив, наверное, не заметят.

— Нет. Я в такой стране не выживу. — через несколько минут заявила Тамара, — это же с ума сойти можно. Мы в городе, а хоть бы собака залаяла. Ведь тишина гробовая.

Предположения сыпались, как из рога изобилия:

— Может, у них собаки тоже вежливые?! И лают только в особо отведенные часы?

— Или кляпы им всем повставляли. А может быть все уехали на природу, потому что сегодня воскресенье? Какой сегодня день недели кстати?

— Вот ты спросила, — пробурчала Алина, — ты еще спроси какое число. Можно подумать, кто-нибудь знает. У меня, кстати, скоро вроде день рождения, не мешало бы знать когда, а то так и пропустить недолго. Надо у здешних спрашивать, на корабле все живут вне времени и вне пространства.

Наташа, взялась за ручку высоких кованых ворот и разочарованно протянула:

— Закрыто! Ну вот…

Томка только головой покачала:

— И куда тебя только тянет все время. — с этими словами она подошла к калитке, примыкавшей к основному входу. — и вторая туда же. Это уже было про вторую подругу. Алина тем временем решила в буквальном смысле слова узнать, какой сегодня день недели и число, с победным видом возвращаясь от случайного прохожего. Девушка и внимания не обратила, что тот удивленно смотрит ей в след, а даже бы если она и заметила бы, то не придала бы особого значения.

— Сегодня двадцать шестое и совсем не воскресенье. Тогда где все люди? Алиса в стране чудес какая-то! Сейчас белый кролик с часами выскочит или сумасшедший шляпник!

— Я хочу Чеширского кота! — Начала было Наташа, но Тамара не дала ей договорить.

— Слушайте, я же вам не рассказала, какое у нас шоу вчера было. Я с этими индусами больше не могу, у меня от смеха уже просто колени подгибались, — девушки вышли на узкую древнюю каменную лестницу и потихоньку начали по ней взбираться. Подъем был крутой, и не хватало перил, но все неудобства компенсировались окружающей природой и веселым рассказом.

— Вчера приходит клиентка такая на пальцах, — Тамара, как и другие ее сверстницы, часто использовала весьма красочные выражения. — Мои индусы тут как тут, естественно. Покажите, говорит, мне сережки. Хочу такие же к моему колье из танзанита санрайз. Не знаю, какую ей сказку рассказали на ее предыдущем круизе, чтобы продать, но Раджив посмотрел на нее, даром, что не словами, выразил мнение о ее умственном развитии, и выдает: «Ну, танзанит у нас есть». Встает с места, подводит ее к окну и я чуть не сползла со стула, а вот санрайз, — это снаружи мадам, ничем помочь не могу.

Девчонки дружно расхохотались.

— А мы над этим санрайзом снаружи ржали вообще полчаса, — фыркнула Томка, пытаясь отдышаться, — смотрите, пушка.

— Срочно фотографию! — скомандовала Наташа, и Алина полезла на тяжелое литое дуло орудия, направленное в открытое море.

— Как красиво…

Тома, однако, была настроена более прозаически:

— Сейчас свалишься красиво.

— Нет, ну серьезно! Вы только поглядите.

И действительно было на что: за зеленым обрывом, вокруг которого вились каменные, выбеленные временем, ступеньки открывался вид, редкий для Европы. Море лениво шевелилось, отливая такой синевой, что иногда разглядишь летом в ночных облаках где-нибудь на юге или кувшине с густым деревенским молоком. Небо очень низко нависало над ним, почти касаясь вершин холмов, буквально протыкающие тучи на другом берегу. Даже в августе месяце снег тут не таял, и на самом верху, кое-где, можно было различить снежные шапки. Лестница живописно опоясывала их сторону и уходила в заросли невысоких деревьев. Казалось, вот поднимешься до самого конца и сможешь потрогать пушистую белую вату, укрывающую небесный свод.

Сенчюри был чуть виден за разнообразными фигурными крышами домов и издалека корабль казался больше похожим на ту модельку, что девчонки продавали своим клиентам. Три молодых девушки, выглядели сейчас, как три грации, случайно забредшие на залитую солнцем каменную площадку. Глядя на камни, поросшие мхом, они отдыхали душой после хоть и не маленького, но все равно ограниченного пространства лайнера. Каждый выход в аут, как называл берег весь персонал, был глотком свежего воздуха, но Норвегия в этом плане была особенным местом.

Вся страна состояла из лесов, скал и моря. Города, расположенные большей частью на побережье невольно напоминали пустые аквариумы, где слышно, как на другом конце падает с дерева лист. Чувствовалось размеренное течение жизни, запах древности и спокойствия, шумели только сосны, да и то в общей симфонии тишины серых величественных скал, мимо которых когда-то, давным-давно, ходили викинги. Это место отличалось тем, что почти было не тронуто человеком. Не было ни уродливых фабричных труб с черным дымом, застилающим небо, ни шестиполосных автострад и развязок, где или снует туда-сюда, или стоит в пробке огромное количество гудящих и фырчащих машин, ни даже просто скопления народа, как в любой другой стране в часы пик.

Алина тут же дала Норвегии имя Северные Карибы, где хоть и стояли большие отели, жили аборигены и ходили корабли, вода оставалась прозрачной как стекло, песок на пляжах белым и чистым, а при выходе из туристического городка можно легко потеряться в настоящем тропическом лесу. Так же как в Норвегии легко увидеть косулю, лося или кролика, на Карибском море летали пеликаны и черные чайки, и жили крокодилы, и никого этим было не удивить. Девушка всем сердцем радовалась тому факту, что хоть где-то, хотя бы в нескольких местах на земле еще оставалась такая первозданная красота, такая девственная и чистая природа.

Наверное, всем троим пришло на ум что-то подобное, с горы девчонки спускались притихшие и задумчивые. Норвегия дарило свое умиротворенно-счастливое настроение. Подойдя к кораблю, они заметили Эстель, в одиночестве сидящую за столиком в портовом баре. Проза жизни разом стерла все поэтические настроения, и Алина разом припомнила странные звонки прошлой ночью:

— Хей! Ты что тут одна заседаешь? Там такая красота, а ты одна сидишь? — Девчонки, не спрашивая разрешения, моментально расположились рядом и схватились за единственное меню, вырывая его друг у друга. Прогулка разбудила волчий аппетит.

— Дай, я посмотрю!

— Ну, не выхватывай, думаешь, я так увижу что-нибудь, пока у меня буквы перед глазами мелькают?

— Я тоже голодная.

— Девочки, я уезжаю.

Еще пару секунд меню переходило из рук в руки, пока до них не дошло сказанное:

— Куда?!

— То есть, как уезжаешь?! Зачем?

— В каком смысле? У тебя же только второй месяц контракта пошел!

Эстель грустно посмотрела на них, и вдруг стало заметно, что сегодня на осунувшемся лице не было ни грамма столь привычного макияжа.

— Я больше не могу оставаться. Кузьмин совсем разошелся. Если останусь, ничем хорошим это не кончится.

Наташа и Тамара сразу посерьезнели и понимающе вздохнули, а Алина только нахмурила брови, ожидая разъяснений.

— Вот черт… — протянула Наташа, растерянно накручивая рыжие локоны на палец, — Что совсем?

— Он от кого-то узнал, что я с греком, грозится набить ему морду, а ты сама понимаешь…

Тома забарабанила пальцами по столу:

— Тогда вылетите с треском все трое. А ты с ним пробовала разговаривать? Он знает, с каким греком?

— Слава Богу, нет, но это только вопрос времени. Разговаривать бесполезно, знаешь эти румыны упрямые, как бараны. А он к тому же сейчас пьет как свинья. Тьфу, зоология сплошная. Так что, чем раньше я свалю, тем всем будет лучше.

— А мы? Допустим, мы ко всем не относимся. А твой грек? Ты ему сказала?

— Так стоп! Может мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? — Алине надоело быть пассивным слушателем при таких драматических событиях. А в довершении всего подошел официант.

— Два омлета с сыром, один без, но с зеленью — начала заказывать Наташа.

Тамара пока быстро ввела Алину в курс дела:

— Кузьмин — это ее муж, бывший почти что, но официально они еще женаты, хочет ее вернуть, а Эстель не хочет, так ведь? — блондинка грустно кивнула и меланхолически уставилась на стоявший прямо перед ними огромный белый корабль. — Вот он угрожает теперь греку, благо еще не знает которому, знал бы, давно бы уже подрались. А за драку на борту, представляешь, что бывает.

— А, так это он вчера ночью звонил? Такой бессвязный пьяный бред? — догадалась Алина, а Эстель еще раз кивнула.

— Нет, это ерунда какая-то! Получается, ты из-за него должна все менять?

— Не я, так за меня поменяют. Ему все равно уже, он понял, что возвращаться я не стану, а эта работа ему вообще не нужна, потому, если нас всех из-за него уволят, его только порадует.

— А почему возвращаться не хочешь? И как он вообще тут оказался?

Эстель вздохнула так, что странички меню перелистались сами собой:

— Мне вообще не стоило выходить за него замуж. Со злости глупость сделала после первого контракта, вот теперь и получай, называется. Я с парнем встречалась шесть лет, а он меня бросил из-за другой. Потом через месяц пал в ноги, а мне так противно стало, что я даже разговаривать с ним не захотела. Шесть лет вместе и вот так легко меня променять? Я и уехала при первой попавшейся возможности, а тут Кузьмин со своей любовью. Мне показалось, что он как бы неплохая замена, вот и решила замуж выйти сдуру. Свадьба, правда, красивая была очень: и платье и вся церемония. Но потом разъехались, чтобы в Англии вместе встретиться и там жить, а вот этого как раз и не получилось. Ну как жить с официантом? Который ни учиться ничему другому не хочет, ни работу менять. Опять разъехались, стали ждать контрактов, чуть не полгода ждали, встретились, и оказалось, что просто он мне стал совсем не нужен, если вообще когда-нибудь был. Возвращаться не хочу, потому что это просто чужой мне человек, абсолютно неадекватный к тому же. Да и вообще, мне кажется, что где-то в глубине души я все еще люблю своего первого парня, хоть это и бессмысленно абсолютно.

— А Димитрий как же? — вырвалось у Алины.

Эстель безнадежно махнула рукой:

— А что он? Я уеду, у него через неделю новая появится, он же грек. Шипс лайф.

— Да-а. — протянула Тамара, — Значит уже все? Точно решила?

— Вариантов нет никаких. Точно решила, да. Я уже заявление Ким позавчера отдала, обратно пути нет. И папе позвонила, чтоб он развод оформил задним числом, потому что этот, — она даже уже не называла мужа по имени, ограничиваясь презрительным местоимением, — ни за что не согласится.

— Уже и заявление подала? — охнула Наташа. — и когда?

— Не знаю, может в этом месяце, но скорее всего в следующем, смотря, как скоро место на другом корабле найдут. Вот так вот, девочки.

— Ну что за блин…

Официант принес тарелки, но девчонки даже не заметили дымящихся омлетов, хотя и проголодались. Они расстроено молчали, и каждая думала о своем. Тамара думала, кого же им пришлют на замену и с ужасом вспомнила про свою бывшую коллегу из Македонии, у которой именно сейчас заканчивались каникулы. Зычный бас Ренаты она не забыла до сих пор, и глохнуть снова ей совсем не хотелось. Наташа пыталась придумать какой-то выход из сложившейся ситуации, но у девушки получалось это не совсем удачно. Сочувствуя подруге, та машинально принялась за еду, причем за то блюдо, что было с сыром, а не с диетическим укропом, что больше всего свидетельствовало о ее переживаниях. Алина как всегда представляла себя на месте Эстель, и удивлялась, во-первых, безразличию с которым ее руммейт отдавалась судьбе, даже не пробуя хоть что-то предпринять, а во-вторых, некоторым похожим моментам в историях их замужеств, где роковую роль, по ее мнению, сыграло расстояние. Она все еще продолжала придерживаться такой точки зрения, хотя все чаще в рассуждениях на эту тему мелькали сомнения в верности такой теории. Как говорится, если кто-то боится, что корона у него с головы слетит, так может, она просто непрочно на голове и держится?

Эстель расплатилась за нетронутое пиво и ушла, сославшись на встречу с тем же Димитрием, кто, по ее словам, был ей безразличен, а девчонки остались переваривать новости и омлеты. Когда с обедом было покончено, Наташа решилась нарушить затянувшееся молчание:

— А меня Гарри пригласил на вино, если ты, конечно не против.

Тамара усмехнулась, но ничего не сказала, а Алина повертела пальцем у виска:

— Иди, конечно, если тебе хочется! Я-то тут причем? — а про себя подумала, что быть Джек Лондон не так уж и не прав, говоря, что в море черствеют. Проблемы Эстель быстро вылетели у рыжеволосой красавицы из головы, оставляя место своим собственным. Хотя Алина сказала бы чуть иначе, все же знаменитый писатель жил чуть ранее, и времена были намного жестче. Все больше девушка приходила к выводу, что в море видишь вещи такими, какие они есть, без ложных иллюзий и прикрас. Морские новеллы Лондона описывали тяготы жизни на море, борьбу за выживание со стихией и штормами, а девчонки все же находились не на пароходе или парусном судне, огромном комфортабельном лайнере, но Алина была готова поклясться, что жизнь здесь видится намного реальнее, проще и ближе, чем на берегу. Море берет свое независимо от времен и народов, с эти уже ничего не поделаешь.

— Ты чего замолчала? Ответишь или нет, в конце концов, — Наташа безуспешно пыталась растормошить подругу, задумавшуюся так глубоко, что даже не расслышала вопроса.

— Что? — очнулась она.

— Я говорю, ты точно не против? Я собираюсь, может быть, но еще не точно, но скорее всего, с ним замутить. Он вроде тебе нравился.

Алина только отмахнулась:

— Забирай с потрохами. Лучше у Томы вон поинтересуйся, может ей сгодится, или как твою подругу там зовут? Инга, да?

Тома в свою очередь скорчила весьма скептическую гримасу:

— Мне он вообще сдался, как ухи от селедки. А Инге…

Но Алина не дала ей договорить:

— Как что?! — расхохоталась девушка, и вот уже и она позабыла про несчастья своей коллеги, а ведь ни одну из них нельзя было обвинить в бессердечии. Просто такой была корабельная жизнь, люди приходили и уходили, а тем, кто оставался на борту так или иначе приходилось отстаивать свое место под солнцем, а не печалится об уехавших.

— Ухи, ну уши. Дурацкое выражение, сама не знаю, откуда прицепилось, наверное, с Пятигорска. Так вот Инга тоже не ромашка, сама все прекрасно понимает и уж верности от него никак не ждет. Поэтому наслаждайся. Только…

— Что только?

— Ну, сама же понимаешь, не относись серьезно. Корабельная жизнь.

И все три девчонки криво усмехнулись почти одновременно.

— А ты что?

— Что я? — Алина на всякий случай решила прикинуться дурочкой, хотя прекрасно понимала, о чем идет речь.

— Признавайся, что у тебя с тем мелким греком?

Алина вздохнула и помолчала, недовольно наморщив лоб, пока официант все так же незаметно принес счет и удалился.

— В том то и дело, что мелкий, и в том то и дело, что грек. Что-нибудь еще надо объяснять?

Обе подруги отрицательно помотали головами, а Томка поинтересовалась:

— Значит, не пойдешь к ним больше?

— Пойду. — и в ответ на недоуменные взгляды пояснила, — там еще кое-кто есть, хотя это так, ерунда. Мне он интересен, скорее всего, с точки зрения личности. На этом корабле первый раз встретила кого-то умного, и к тому же такого, кто не лезет под юбку.

— Такого не бывает, — поднялась со своего места Наташа. — Пошли, пора к дому.

Тамара ее поддержала, но Алина, как человек из пословицы всегда предпочитала наступать на грабли сама, и поэтому решила проверить, что из этого получиться, самостоятельно.

А вечером после работы громом грянуло известие, что Эстель должна покинуть корабль всего лишь через несколько дней. Место на другом корабле нашлось очень быстро, офис работал оперативно только, когда не надо. Можно было бы и не говорить, что эта новость никого не обрадовала. В кабине у Адониса Эстель тихо разговаривала с Димитрием, опорожняя уже не первый стакан. Адонис сидел на полу, прикрыв глаза, и наслаждался массажем Марлен, одновременно поглядывая, производит ли это должный эффект на Алину. Та, в глубине души слегка разражаясь, как и любая другая особа женского пола на ее месте, всем свои видом выказывала полное равнодушие к происходящему, к тому же ее собеседник весьма в этом помогал.

— Это другое «О» — Омега. Но читается тоже как «О».

— Получается, что у вас в алфавите два «И». Два «О» и две «Т».

— Три «И». — поправил ее Йоргес.

— Слушай, но так же невозможно! Как вы сами-то их различаете?

— Обыкновенно. А еще у нас есть падежи, рода, и так далее. Окончания слов меняются, много всего. Если ты рассчитывала на что-нибудь вроде испанского, то лучше брось эту затею. Все-таки один из древнейших языков, это вам не шутка.

— Не брошу. А падежами ты меня, знаешь ли, не удивишь. И вообще, мне все это до боли что-то напоминает…

— Уж не Кирилла ли с Мефодием?

— Ладно, хватит. Я и сама знаю, что мы ваш алфавит и грамматику взяли за основу.

Так они сидели уже около часа, пока Йоргес объяснял ей азы и правила чтения греческого, ибо ночью они с Эстель снова оказались по известному адресу. Алина намеревалась не пить, но обстановка царила напряженная, Эстель рассказала о своем отъезде и все как-то разом погрустнели. Стакан за стакан все пытались что-то придумать, чтобы она не уезжала, но, тем не менее, выглядело все, как прощание.

Йоргес мягко улыбнулся и словно в подтверждение своих слов кивнул головой.

— Всем спокойной ночи.

У Алины на лице отразилось разочарование.

— Как? Ты уже уходишь?

— Без пяти четыре. У меня время только переодеться и на дьюти.

— Ну вот. А что уже и правда четыре? С ума сойти.

Естель с Димитрием тоже поднялись. Естель почти не стояла на ногах, ее молодой человек направил ее по направлению к двери и поднял с полу черные лодочки.

— Счастливо оставаться, — подмигнул он Адонису и Алине, задумчиво уставившейся в бокал виски с колой.

— Угу, кали… кала… калинихта… — с третьего раза попрощалась Эстель и вцепилась в руку Димитрия.

В комнате кроме них больше никого не было, но девушка тоже не собиралась задерживаться дольше остальных. Она поболтала осколок льда в бокале и залпом выпила содержимое. Адонис выжидающе молчал.

— Ну, мне тоже пора, — девушка встала с полу, опираясь на кровать.

Он молниеносно вскочил со стула.

— Останься. — он схватил ее за руку, а в глазах горел темный страстный огонь желания.

Молодой человек мягко подтолкнул ее к кровати, но она вывернулась из цепких объятий и потерла запястье. Грек был невысокий, но даже чуть ниже ее ростом, его плечи оставались все равно шире ее, а в руках таилась мужская несгибаемая сила.

— Я пойду. Адонис, не начинай.

— Куда ты пойдешь? Оставайся спать здесь. Пожалуйста.

— Мне, правда, надо идти, поверь.

— Куда тебе надо? К кому? — он мгновенно разъярился.

— Да, уж не к кому, это точно. Я на опен-дек. А потом спать. — девушка устало потерла лоб рукой. В голове шумело, и на ногах она стояла нетвердо, но решимости хватало за двоих.

— Спи здесь. Я тебя даже не трону. Я хочу, чтобы ты спала в моей постели. Я обещаю тебя не касаться, если ты не захочешь.

— Спокойной ночи. — Алина мягко отстранилась, подарив ему поцелуй в лоб и шагнула к двери, спиной чувствуя его бешенство и разочарование, словно воду из реки, всегда свободно текущую в глубоком русле, вдруг заперли мощной плотиной.

Алина аккуратно притворила за собой дверь и повернулась в коридор, ведущий к лестнице.

— Ты куда?

Девушка повернула голову и сквозь пьяный туман увидела Йоргеса, который уже успел переодеться в белый рабочий комбинезон.

— Я его уже мерила! — триумфально заявила она, тыкая пальцем греку в грудь. Каким-то краешком сознания, она отметила, что этот хоть немного, но выше ее. — Я на опен-дек. А что?

— Ничего. Тебе вставать во сколько? Не выспишься ведь. — инженер с какой-то странной заботой смотрел на девушку. Она поняла, что молодой человек в отличие от нее абсолютно трезв. — И что ты там забыла в такой час?

— А мне спать совсем не нужно. Я же железная. — захихикала Алина и вдруг серьезно посмотрела ему прямо в глаза. — Мне надо сказать морю «спокойной ночи». И звездам.

Девушка и понятия не имела, удаляясь по коридору нетвердой походкой, какое удивление читалось во взгляде второго инженера, провожавшего ее глазами, пока она не скрылась за поворотом. Йоргес опомнился только тогда, когда по соседству послышались веселые глосса и показались ребята из казино департмента.

— Сказать морю и звездам «спокойной ночи» — пробормотал он по-гречески себе под нос, — это же надо такое выдумать?!

Следующий день был морским, но на брейк ей в этот раз выпало идти одной. Второй брейк на ужин всегда был длинным, около двух часов, и обычно девушка в этот перерыв ходила в спортзал, но сейчас она была смертельно голодна, так что джим отменялся. Часы «Seiko» показывали половину девятого, значит работать осталось не так и много. Алина быстро пробежалась по столовой, взяла то, что ей показалось наиболее аппетитным, и стала подыскивать место, где бы можно было спокойно пообедать, когда заметила недавнего знакомого. Эта встреча ее весьма обрадовала, так как она уже давно собиралась его кое о чем попросить, но в суматохе дней, никак не могла найти на это времени.

— О! Отлично! — в полголоса завопила Алина, пройдя с полным подносом еды по столовой к уютно устроившемуся Ай-Ти менеджеру.

— Что именно? — улыбнулся бритоголовый канадец, жестом приглашая девушку присесть рядом.

— Наконец-то, я смогу тебя поэксплуатировать в личных целях!

С Данни они всегда общались по-французски, и эта встреча не стала исключением.

— Звучит загадочно. Боюсь даже предположить.

— Да, нет, не все так плохо. Я по делу. Ты что, совсем ничего не ешь? — удивилась она, заглянув в тарелку к молодому человеку, где одиноко лежали лишь несколько суши и больше ничего.

— Я слежу за фигурой, о чем некоторые, похоже, не очень-то думают.

Девушка, с аппетитом набросившаяся на салат из креветок, после этих слов с беспокойством оглядела свой поднос. Морепродукты соседствовали с пиццей, картошкой фри, здоровым куском индейки, йогуртом, томатным супом и грибной подливкой в отдельном блюдечке.

— Хмм… — неопределенно пробурчала она и беспечно махнула рукой. — Во-первых, всего этого я, конечно, не съем ни за что в жизни. А во-вторых, важно, не сколько ешь, а сколько энергии расходуешь! — потом подумала чуть-чуть и, видя саркастическую молчаливую улыбку собеседника, добавила — Хотя, пожалуй, ты прав. Но проблема в том, что я всю свою сознательную жизнь занималась каким-нубудь спортом, поэтому никогда не заботилась особо о калориях и прочем в том же духе. Зато вот теперь очень сложно, привычка есть осталась, а вот спорт я бросила…

— Да? — канадец закончил есть и аккуратно промокнул губы салфеткой. — А чем ты занималась? Танцами?

Алина от обиды даже есть перестала:

— Я, что, похожа на человека, который посвятил свою жизнь танцам?!

— Прости, пожалуйста, я не знал, что занятие танцами звучит как оскорбление. — с ним невозможно было понять, говорит молодой человек серьезно, или смеется. — Так чем мы занимались? Боксом?

— Почти. Вообще, в основном каратэ. Но также акробатикой, гимнастикой, плаваньем, теннисом, баскетболом, академической греблей…

Дани с интересом переспросил:

— Баскетболом? И давно играешь?

Алина не обратила внимания, что внимание канадца, из всех вышеназваных, не очень общепринятых для женского пола видов спорта, удивила именно ее любимая игра.

— С универа. То есть около семи лет уже. Я на первом курсе пришла в спортзал и все оставшиеся четыре года так из него и не выходила. Можно сказать, и училась с мячиком в руках. На экзамены приходила со списанным ночью конспектом и допытывалась у одногруппниц, как зовут преподавателя. У нас был огромный спортивный зал, размером с футбольное поле. Его делили на две части: в одной мальчики играли в баскетбол, а на другой мы изображали что-то похожее на аэробику. Я поначалу тоже с женским полом занималась, как человек, можно сказать. А потом вот затянуло баскетбольное болото. Девочки занимались в дальней части и чтобы пройти в раздевалку, нужно было пересечь баскетбольную поляну. Игра на тот момент, разумеется, останавливалась, но что меня заинтересовало, так это то, что парни дождаться не могли, когда же мы отсюда уберемся, при всем, при том, что все особы женского пола разгуливали в купальниках. И вот тогда, я помню, подумала, что же за игра такая, над которой женский пол не силен. И потом поняла, когда уже мячик в руки взяла, что ходи там Бред Пит голышом, я бы только попросила его поскорее свалить, вместо того, чтобы воскуривать фимиам и падать в обморок при одном его виде!

— Да. Баскетбол — это нечто особенное.

— Так ты тоже играешь? — спохватилась девушка, отставляя поднос, на котором большинство блюд так и осталось нетронутым.

— Уже нет. Колено повредил пару лет назад. Но я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. Здесь кстати площадка есть, ты в курсе? Я иногда хожу кидать, когда есть свободное время. Ребята играют тоже.

У Алины моментально загорелись глаза:

— Где? Кто?

— Когда. — добавил Данни. — Акапелла играют, филиппинцы иногда и активити департмент, правда у них это как работа, с пассажирами.

Филиппинцев девушка отмела сразу же, клиенты гифт-шопа ее тоже не обрадовали, а вот А капелла ее заинтересовали, правда, только с точки зрения поиграть. Девушка задумалась, в полупустой столовой наступила тишина, прерываемая только ровным гулом хода корабля, который давно уже никто не замечал.

— А какое у тебя было дело ко мне, если не секрет?

Девушка непонимающе посмотрела на него и вдруг сказала:

— Данни, извини я на секундочку.

Мимо прошел Шон с полупустым подносом в руках. Молодой чернокожий певец насвистывал какую-то веселую мелодию и не особо смотрел по сторонам, зато Алина успела подумать, что к ее просьбе могут отнестись весьма странно, если не подумать хуже. Но с другой стороны весь корабль знал, что он голубой, так что вряд ли он подумает, что смысл ее обращения будет иной. Все это пронеслось у нее в голове за долю секунду до того, как девушка быстрым шагом нагнала его и легонько потянула за рукав. Теперь думать было уже поздно.

— Привет.

— Привет.

Шон выжидающе взглянул на немного запыхавшуюся девушку через стекла очков. Молодой худощавый негр выглядел очень стильно в пиджаке с налокотниками, цвет которого очень красиво сочетался темной кожей.

— Слушай, кажется, я буду выглядеть немного странной, но я хочу кое-что спросить.

— Конечно.

— Ты играешь в баскетбол?

Как девушка и ожидала, он немного удивился, но тем не менее улыбнулся:

— Да, вообще-то, мы с ребятами играем иногда.

Алина удовлетворенно кивнула головой:

— Если я тебя попрошу меня позвать в следующий раз, когда вы пойдете, ничего? А то, я новенькая, но, наверное, самая большая поклонница баскета на корабле. — Тут она скорчила смешную рожицу.

— Без проблем.

— Ну спасибо Увидимся. — и просиявшая девушка почти бегом вернулась к Данни за столик.

— Все оказалось не так и сложно.

— Что именно? — полюбопытствовал Данни.

— Напросится с ними играть.

— А почему напроситься, а не просто попросить позвонить, когда они в следующий раз соберутся.

— Ну, так и есть, в сущности, но обычно, если я подхожу к мужчине что-то спросить, значит, мне либо нужно отнести куда-то что-то тяжелое, либо я его домогаюсь. Первое, впрочем, может тоже служить поводом для второго.

Канадец чуть не поперхнулся куском суши, который жевал.

— А ты мужчин в других смыслах вообще не рассматриваешь?

— Я не рассматриваю? Это они меня иначе, как куклу безмозглую, в расчет не берут. Кому вообще дело до того, например, что у меня коричневый пояс по каратэ или то, что я пишу уже второй по счету сборник стихов. У меня написано на лбу тупая блондинка, и ты от этого никак и никогда не избавишься.

— Ну, я бы не стал судить столь категорично. Я все же думаю, кого-то может интересовать кое-что иное.

— Да, кончено, и еще существуют деды Морозы. Или кто там у вас в Канаде. Пер Ноель?

Тут ее недавний чернокожий собеседник, неожиданно появившись у нее за спиной, вежливо поинтересовался, не занято ли.

— Кончено, Шон, присаживайся. — уже на-английском ответил он и снова повернулся к Алине, гревшей руки о чашку с ромашковым чаем.

— Я все же не думаю, что ты права. Мужчины естественно первый взгляд обращают на физические данные, это факт, но и то есть исключения. И с тем, что блондинки в моде, спорить не буду. Но опять же, многим нравятся брюнетки и вовсе не потому, что они могут случайно оказаться умными…

— Ну вот видишь, — перебила она. — вот вам и клише о том, что все блондинки тупые. Я же говорю, что на корабле при встрече пялятся на грудь, а не смотрят в глаза…

— Ничего это не значит. Ты же знаешь, что я шучу. Девушка обязана за собой следить, это нормально, принять женщину такой, какая она есть, может только сырая земля. Если у нее или у тебя привлекательная грудь, любой нормальный мужик это заметит. Или ты предпочитаешь, чтобы он в постели читал тебе Шекспира, а потом не дотронувшись, засыпал на лепестках роз, которыми сам же тебя и осыпал перед этим? А тем более, на корабле! Здесь по шесть, а некоторые и по восемь месяцев живут без секса. Ты можешь представить, какой становится взгляд у такого мужчины при виде молодой здоровой, да еще и привлекательной девушки? Так что не строй из себя кисейную барышню и не преувеличивай, дорогая.

Алина могла более, чем просто представить этот взгляд, потому что сама не так давно пережила именно такой период в своей жизни, но вот удержаться от смеха, представляя такую сцену, было уже сложнее и девушка расхохоталась, прикрывая рот рукой. Потом поняла, что неприлично смеяться, обсуждая что-то с одним человеком, если другой не понимает.

— Я думаю, что мы оба немного преувеличиваем. Но я все же предпочитаю, когда меня оценивают по какому-нибудь иному критерию, чем длинна ног или юбки. — Продолжила она уже на английском и ужаснулась, глядя на часы. — Боже, я опаздываю. Все. Всем привет.

Дани молча приподнял стакан с чаем, прощаясь, а Шон сказал:

— Привет, привет. Еще увидимся.

Она обернулась и напомнила ему, шутливо грозя пальчиком, и противореча всему, что буквально минуту назад говорила о клише.

— Не забудь о том, что я просила.

И уже на бегу Алина осознала, что сказаны последние слова певца были на чистейшем французском языке. Выругавшись про себя, она лихорадочно пыталась припомнить, что же такого она успела наговорить, привыкши откровенничать с Данни и в очередной раз, удивляясь наглядной иллюстрации к своим же собственным словам. И у блондинки может быть три диплома, и американцы могут разговаривать по — французски.

Она выходила, точнее, почти выбегала из столовой, когда мимо нее вдруг пронесся мужчина, на ходу сдирающий с себя пиджак и кричащий что-то с безумными глазами. Если бы это был пассажир, то девушка ничуть бы и не удивилась, но судя по форме одежды, это был один из менеджеров ресторана. Алина остановилась и с удивлением посмотрела ему вслед.

— Она прыгнула! Человек за бортом! Прыгнула! Скорее! — вдруг разобрала она сербский акцент.

От таких слов у девушки чуть сердце не остановилось. Как это, человек за бортом? Да такого просто не может быть. Ноги сами развернули ее прочь от выхода, но машинально девушка бросила взгляд на циферблат. Из-за Ким дисциплинированность теперь была у нее в крови. Правда, естественно, это касалось исключительно работы.

В столовой почти никого не было, Данни куда-то делся, и когда она выбежала на открытую площадку в самом конце корабля, то там, не смотря на крики, был только что увиденный серб и бармен, от неожиданности уронивший целый поднос со стаканами. Алина бросилась помогать, а менеджер тем временем швырнул оранжевый спасательный круг с зажженным фонариком куда-то в темноту. Алина вдруг почувствовала, как корабль стал резко замедлять ход.

— Значит, это правда?! — с ужасом спросила девушка у бармена, который ловил скачущие стаканы по всему бару. Хорошо, что они были пластиковыми, иначе сейчас им пришлось бы собирать горы осколков. У молодого человека странно постукивали зубы, Алина хотя и не ощущала ничего, но была бледная как простыня. Невольно они оказались почти что свидетелями несчастного случая. Девушка оглянулась. Менеджер так и стоял у поручней, вглядываясь темноту ночи, где на волнах весело подскакивал спасательный круг. Его, как такого, видно не было, но лампочка, вмонтированная в пластмассовое покрытие, освещала крохотный участок воды. Свет луны слабо освещал поверхность, и стало видно, что корабль описывает дугу, видимо, возвращаясь на место происшествия. Алина смотрела на этот маячок и гадала, почему же никто не появляется. Ведь должен же прийти капитан или его помощник. Почему ничего не происходит. Кто упал? Тут она вспомнила, что кричал мужчина: кто-то не упал, кто-то прыгнул прямо в холодное, бескрайнее море, кто-то решил свести счеты с жизнью. У девушки волосы на голове зашевелились, и где-то на краю сознания промелькнула мысль, что все это какая-то шутка или учение, но время шло, а желтый фонарик все также мигал, только теперь где-то сбоку.

— Почему нет никого? — шепотом поинтересовалась она у менеджера. Это был невысокий брюнет, ниже ее ростом с густыми бровями и очень выразительными глазами. Она вспомнила, что видела его пару раз в столовой. Девушка вдруг догадалась, для чего он снял пиджак, и от этого стало еще страшнее. Первым его позывом было ринуться спасть человека, но прыжок с тридцати пяти метров не оставлял ни малейшего шанса. Оба молча проследили глазами, как желтая петарда стрелой взлетела в воздух и взорвалась в ночном небе. От этого звука молодые люди вздрогнули, как по команде.

— Две минуты прошло, как я позвонил. С бриджа еще добежать надо. Они сейчас корабль останавливают. Но ведь уже все…Не реально что-то сделать, даже если найдут ее.

— Две минуты? Мне казалось уже час. — к ним подошел молодой человек с бара и теперь они стояли у прозрачного ограждения втроем. Трудно было поверить, что для всех остальных этот случай остался незамеченным.

— Это женщина была? Она что, — Алина запнулась. — и в самом деле прыгнула? Откуда?!

— Там, где выход с месса. Встала на шезлонг, перелезла и спрыгнула. Я вдалеке был. Там еще мужчина стоял поблизости. Пассажир. Это он поднял шум. О Господи.

— Я туда шла как раз. — растерянно проговорила она. — Если бы я вышла на минуту раньше, я бы ее застала. О Господи. Может, я бы могла ее остановить?

Тихие волны, которым ни до чего не было дела, продолжали катиться по черной поверхности моря. Легкие белые барашки резко выделялись в темноте. Серые облака на темном небе то открывали взгляду звезды, то снова их прятали. Казалось, ничего не произошло, только по всему кораблю зажглись красные лампочки, так зловеще и непривычно горели они во тьме, словно глаза, выискивающие очередную жертву.

Наконец-то раздался голос из громкоговорителя, одновременно с топотом шагов и появлением возбужденных офицеров.

— Просим всех сохранять спокойствие. — это был вовсе не капитан, а круиз-директор. Алина подумала, что в этот момент у главного лица корабля и без того хватало работы. — Корабль вынужден сделать небольшую остановку. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах.

— Кто был свидетелем? Где это произошло? Кто выкинул круг? Освободите место от посторонних. — стафф-капитан выглядел достаточно спокойным, в отличие от шефа секьюрити, у которого на лице было написано странная смесь решительности и отвращения. Алина молча, не дожидаясь, пока ее попросят удалиться, и одним ухом слыша ответы взволнованного донельзя серба, вышла из темноты в свет и тихую возню столовой. Ее тут же обступили немногочисленные в вечернюю пору официанты:

— Что случилось?

— Кто-то упал в воду?

— С какого дека?

— Его видно с палубы? Можно спасти? Кто-нибудь вслед прыгнул?

У Алины мурашки поползли по коже от такого допроса, а может просто сказывалась обстановка и вечерняя прохлада.

— Это не он. Это она. И она спрыгнула с двенадцатого дека. Больше ничего не знаю. — и девушка протиснулась мимо сразу же загалдевших людей и наконец вышла на пул-дек.

Там было еще хуже, оттого что теперь она знала откуда спрыгнула неизвестная женщина. Там уже толпились офицеры. Кто-то выглядывал вниз, кто-то смотрел в бинокль, другие перговаривались по рации. Палуба, несмотря на предупреждение, постепенно заполнялась людьми. Девушка встала в уголке подальше от перил и машинально посмотрела на часы. У нее оставалось еще сорок минут.

На бридже зажглись два огромных прожектора, начавшие описывать круги по воде круглыми пятнами желтого света, выглядевшими так неестественно и дико, как и все в этот момент происходящее. Через какое-то время прилетел вертолет и тоже с мощнейшим фонарем начал рыскать вокруг корабля. На Сенчюри к моменту появления спускали на воду еще очередную спасательную шлюпку. Две таких же уже бороздили водное пространство вдоль и поперек, спуск на воду этих двух Алина не видела. Девушка поразилась оперативности работы: за пятнадцать минут и вертолет прилетел, и люди в оранжевых спасательных жилетах уже светили фонарями в воду. И все это при условии, что на девяносто процентов женщины уже давно не было в живых.

Девушка вспомнила давно виденную передачу на канале Дискавери о том, что происходит с человеком упавшем в воду с большой высоты. Выше тридцати метров шансов не было практически никаких. В эксперименте, который проделали продюсеры, железный манекен сломал обе имитированные шейки бедра. Человек даже если и был еще жив, почти сразу погибал от болевого шока. Вопрос был даже не в том, умеешь ты плавать или нет.

На борту последней шлюпки она увидела шефа охраны и несколько филиппинских механиков. Лайнер окончательно заглушил двигатели. На бридже и мачте корабля, всюду теперь горел красный свет, от шума вертолета трещала голова, и начал дуть пронизывающий ветер, но несмотря на все это на палубу высыпал уже и персонал, которого даже никто не гнал назад на работу. Повара, официанты и клинеры стояли обособленно от пассажиров, но все вместе они смотрели вниз, в темную воду.

— Что туда пялиться, еще увидишь, не дай Бог, так потом всю жизнь кошмары сниться будут. — пробормотала Алина себе под нос, но тоже не могла оторвать взгляда от черной толщи воды.

— Все хорошо? — спросил ее кто-то по-итальянски. Она обернулась и увидела их шеф-повара, огромного итальянца бритоголового и с бородкой, которому харлей-девидсон подошел бы гораздо больше белого колпака. От волнения мужчина перешел на свой родной язык и даже этого не заметил. Алина не стала его переспрашивать, сейчас всем было не по себе, тем более что итальянский был очень простым, особенно если знаешь французский или испанский.

— Знаете, она прыгнула прямо за минуту до того, как я должна была там пройти. И вдруг я бы что-то могла бы сделать?! И так высоко. Вода такая холодная… — девушку передернуло от ужасной картины, вставшей перед глазами.

— Прекрати! — мужчина энергично встряхнул Алину, глаза у которой совсем стали бездумными, за плечо, — Перестань сейчас же об этом думать. Иди выпей водки. Если так рассуждать, сам за бортом окажешься. А ну возьми себя в руки. — Алина словно очнулась.

— Что-то я совсем нервная стала. Хорошо, что я поела, а то совсем бы аппетит отбило всем этим. — высказалась девушка и поежилась. Стало уже не прохладно, а холодно. Она снова взглянула на часы, оставалось чуть более двадцати минут.

Собравшиеся пассажиры коллективно обсуждали происходящее. Одни спокойно шутили, другие ругались, третьи в ужасе заламывали руки. Женщина сидела на краешке шезлонга и крепко прижимала к себе спящую маленькую девочку. Видно, мать всегда думает только о ребенке, чтобы и с кем не случилось. На ее лице можно было прочесть: «Не отпущу больше от себя ни на шаг, ни на секунду. Если нашелся такой сумасшедший что может сигануть в воду, так, может, найдется и другой, тот, кто туда другого скинет!». Одновременно покачивая младенца, она кидала нетерпеливые взгляды на мужа, стоявшего не вдалеке и о чем-то жарко спорящего и размахивающего руками. Младенец сладко спал, посасывая палец и не заботясь о происходящем.

Некоторые люди взгромоздились на шезлоги, чтобы лучше видеть, и Алина подумала, что хватает на свете ненормальных и сейчас еще кто-нибудь полетит следом. Мощный прожектор освещал темные волны. Несколько соседних кораблей, даже те которые были совсем далеко, зажгли сигнальные огни. Резко, рывками, переходя с места на место, он выхватывал темную воду, попадал на снующие лодки, и иногда попадал на одинокий круг, так и скачущий на волнах. Мало по малу всем становилось жутковато. Люди замолкали и уже молча смотрели вниз. Девушка тоже никак не могла уйти и стояла, прислоняясь лбом к холодному и мокрому стеклу заграждения.

Пробирало прямо до костей, когда она пыталась себе это представить. Ее почему-то преследовала мысль не столько о женщине, сколько о ее муже или подруге, том компаньоне, который сопровождал ее в круизе. А еще о том мужчине, который пытался ее перехватить, о том, как часто ему будет теперь снится один и тот же сон. Алина всегда считала самоубийство в первую очередь эгоизмом, и уже потом всем остальным. Оправдание всегда можно найти, особенно себе самому, и уйти всегда легче, чем продолжать бороться. Но как же нельзя не думать о тех, кто остается за тобой? Тех, чьи жизни такой поступок перевернет раз и навсегда. В том числе и тех, кого это коснется случайно, но оставит неизгладимый след?

Какая-то пожилая женщина подошла к Алине спросить, видела ли она случившееся. Та отрицательно покачала головой и собралась было уходить, но пассажирке не терпелось завязать беседу на эту тему. Существуют люди без грамма такта, но зато обожающие сенсации, но Алина к этому числу себя отнести не могла. Поэтому на вопрос, какого это семье спрыгнувшей, она просто пожала плечами. Слишком хорошо она знала какого…

День, когда нужно было забирать мамины вещи из больницы, вряд ли ей удастся когда-либо забыть. Когда в больничной палате на следующий день после смерти все осталось, как если б она просто вышла: вода на тумбочке, одежда на стуле, иконка, подаренная бабушкой и шерстяной носок.

Этот носок почему-то запомнился ей особо. Может, потому, что он был таким домашним, обыденным и простым, таким маминым, словно и не отсюда вовсе — предмет из другой реальности. Там, где не было больничных кроватей и желтых покрашенных стен, там, где никто не делал ей уколов морфина, где мама никогда не болела и ходила в лес в резиновых сапогах, чтоб принести маленькой рыжеволосой девочке черники к завтраку…

Есть люди, которые борются до конца, а есть, которые просто сдаются и уходят. Да, Алина лучше других знала, какого это собирать вещи человека, которого уже нет. Девушка посмотрела на пассажирку пустыми глазами и поняла, что шеф-повар был прав. Еще чуть-чуть в том же направлении, и можно смело впадать в истерику. Она извинилась и заторопилась к выходу, на сегодня с нее было довольно.

Прямо около лифта ее застало врасплох объявление о том, что все должны вернуться в свои каюты и на рабочие места, дабы произвести перекличку. Из громкоговорителя снова раздался голос Дрю. Тем же самым тоном, каким он рассказывал о программе дня, сейчас он коротко сообщил о происшедшем, используя именно формулировку «спрыгнул за борт человек». С одной стороны несчастный случай подтверждался, а с другой голос круиз-директора такой же беспечный и веселый словно вселял уверенность в счастливом конце. И в глубине души у девушки, несмотря на все доводы разума, шевельнулась мысль, что все закончится хорошо и, может, все же женщину найдут, если не невредимой, то хотя бы живой.

Алине на глаза попались часы, и она встрепенулась: пять минут до конца перерыва. Она отчаянно жала кнопку крю-лифта, рассматривая украшение на потолке в виде тысячи разноцветных кабелей и десятка, выкрашенных в белый, труб. На пассажирской части и розетку было днем с огнем не найти, а тут подключайся к чему душа пожелает. Наконец, двери потихоньку разъехались в разные стороны.

— Ты в порядке?! — кто-то выскочил из лифта и второй раз за сегодняшний день встряхнул ее за плечи.

— Да вроде. — не очень уверенно ответила девушка и узнала Йоргеса. — А что?

— Ничего. Я просто беспокоился. Ты такая странная, вечный опен-дек. Так что кто тебя знает… — и грек со странным облегчением на лице уже скрылся из виду. Алина удивленно подняла брови и зашла в лифт. У нее на душе потеплело, но девушка поспешно нажала свой этаж. Приятно, когда о тебе кто-то волнуется, даже называя странной, но все же Ким была страшнее всех самоубийств вместе взятых.

 

Глава 7. Уроки греческого

О несчастном случае, если его можно было так назвать, как ни странно, говорили очень немного. Не то, чтобы самоубийство было обычным явлением на борту, отнюдь, но весь персонал отнесся более, чем прохладно. Когда Алина вернулась на рабочее место, девчонки естественно завалили ее вопросами и выпытали все, что она видела, но не более. Никто не хватался за голову, никто не бледнел при упоминании, и ясное дело, никто не стал пытливо разглядывать японских пассажиров. К концу рабочего дня выяснилось, что женщине было шестьдесят лет, что она спрыгнула, а не упала и что пострадавшая была гражданкой Японии. Алина выпытала это у Йорго, когда он смертельно усталый вернулся с внеочередной яхты.

Молодой человек сказал, что шансов ноль, что на видео с камер, расставленных по всем всему кораблю, было видно, и то, как именно она перелезала через стеклянное заграждение, подвинув шезлонг и то, что тело вошло в воду, как пуля, мгновенно скрывшись под водой, уйдя по его мнению под дно судна. Лично у него по этому поводу не было никаких эмоций. Шеф секьюрити, вообще, сложил все проклятия на неизвестную, из-за которой он пережил худший день в его жизни. На маленькой спасательной шлюпке в жуткую качку ночью несколько часов подряд он бороздил один и тот же квадратный километр в поисках мертвого тела. Наверное, это и правда, были впечатления не из приятных. Алина передала весь этот рассказ подругам, но на следующий день на них это не произвело ни малейшего впечатления.

— Ну, найдут через недельку другую. — предположила Наташа, вытаскивая коробку из под стола. — Да где же эти чертовы хард-чеки. Я же приносила пачку и не помню куда сунула.

— На фиг это надо сводить счеты с жизнью в таком возрасте? — удивилась Оливия. — И так уже смерть не за горами.

— Не морочь мне голову, — отмахнулась Ленка. — У меня есть проблемы поважнее.

Девушка поняла, что сенсации из ее сообщения не получилось, и она задумалась, почему никого не волнует происшедшее. Не только гифт-шоп, но и ни в каком другом департменте не было слышно разговоров на эту тему. Весь Сенчюри отличался исключительной жестокостью? Ведь погиб человек. Чья-то жена, мама или бабушка. Да не просто погиб, а сознательно ушел из жизни.

Дело снова было не в отсутствии чувств, а все в том же обширном понятии, что заключали в себе слова «шипс лайф». На корабле каждый день что-то происходило: кто-то приезжал и уезжал, кто-то влюблялся или расставался, кто-то делал аборт или беременел, кого-то увольняли или повышали. Сменялись порта, города, страны, деньги и часовые пояса. Приходили доставки и случались инвентаризации. Приезжали проверки и начальство. И вся эта каша варилась в очень ограниченном пространстве. Ленка была права, у всех были проблемы поважнее, насущнее, чем тот, кто добровольно лишил себя всех радостей жизни.

Работа на корабле и развращала и дисциплинировала одновременно, но так или иначе диктовала свои, порою довольно жестокие правила. К ним можно было адаптироваться, под них можно было прогнуться, можно обойти, используя связи, но не следовать законам корабельной жизни было невозможно. А те, кто пытались, просыпались на следующий день на берегу, и мало кто этому радовался.

Разные люди оказывались здесь с разными целью. Один лечил разбитое сердце, другой бежал от наказания, третий хотел приключений и новых стран, четвертый в поте лица зарабатывал себе на жизнь, а пятый строил карьеру. От позиции кое-что, конечно, менялось, но это были лишь детали. Неважно, в каком лифте тебе разрешалось ехать, гостевом или для персонала, в какой столовой можно было сидеть за завтраком, и какую форму носить, и где стоять на дрилле. Все равно это был лифт, столовая и форма, для всех без исключения, и дрилл тоже. Даже для капитана.

Каким бы диким это не казалось, но для крю корабельная жизнь была частенько борьбой за выживание, если не в физическом смысле, то в моральном на сто процентов. Быть оторванным от семьи и друзей, от обычной, так сказать, среды обитания, разговаривать двадцать четыре часа в сутки на чужом тебе языке, выполнять порой неинтересную и нудную работу на жаре или наоборот где-то на складе, почти не имея свободного времени, и жить с посторонним человеком бок о бок шесть месяцев. Алине еще очень повезло с департаментом, гифт-шоп был практически самой легкой и непыльной работой на борту. У продавцов было время ходить в аут, право посещать рестораны на борту, носить вечерние платья на формуле найт, и в целом вести довольно свободный образ жизни. Все это не в пример, скажем, хаузкиперам, работающим с девяти до девяти, имея половинку выходного дня раз в круиз. О ресторанах и барах, речи естественно не шло, у них не было на это ни права, ни времени, да и свободных денег тем более.

Жизнь на корабле не была легкой, у всех были свои заботы, и выживали здесь только сильные люди, те для которых самоубийство не было решением проблем, но и даже поводом для разговоров. И жестокосердие тут было не причем, такова была реальность на борту. И несчастный случай не мог пошатнуть ее уставы. И удивляться тому, что на утро бармены заботились намного больше о том, что не хватало ананасового сока на новый круиз, чем о том, что произошло с телом, не приходилось даже в малой степени. На шипс лайф это никак не повлияло, только у пассажиров остался неприятный осадок, да у офицеров прибавилось бумажной работы, а на следующем круизе уже никто о происшествии и не вспоминал.

Для Алины новый круиз опять ознаменовался новыми знакомствами и новыми корабельными штучками, одним из которых стал для девушки трейнинг по безопасности, который были обязаны прослушать и уяснить для себя все вновь прибывшие члены экипажа. Так как девушка появилась на корабле с некоторой путаницей в документах, то и на данную лекцию ее записали позже. Первым ее чувством при посещении сего мероприятия стало большое сожаление, что ее имя и вовсе не затерялось среди прочих. Мало того, что вставать приходилось в половине восьмого, что у офицера грека был чудовищный акцент, так она к тому же настолько отвыкла от посещений такого рода мероприятий, что понять, о чем идет речь, было для нее выше всяких сил.

Держать глаза открытыми было уже для Алины сущим мучением, спать хотелось зверски. Если бы не Серж, который разбудил ее рано утром, она вообще бы не подняла голову от подушки. Лекция проходила в крю мессе, который на какое-то время стал аудиторией. Девушка постаралась забиться в самый дальний угол, чтобы хоть там ее оставили в покое, но увы, внешность ее к тому не располагала. Она и так была почти единственной особой женского пола среди официантов, электриков, техников, клинеров, вайперов, апрентисов и работников гарбидж рума, да еще и блондинкой, так что ее появление в зале сопровождалось поворотом голов практически всех присутствующих. Надо ли говорить, что такое внимание в несусветную рань невыспавшегося человека ничуть не радовало.

А хуже всего было то, что грек, от которого к тому же по неизвестным причинам страшно несло мокрой псиной, очень любил общаться, и самое страшное — шутить.

Алина даже не пыталась понять, о чем шла речь, прислонив гудящую голову к холодной металлической стенке столовой, она отключалась каждую секунду, безуспешно пытаясь держать голову в вертикальном положении. Голова же, несмотря на все усилия, периодически склонялась все ниже и ниже, и только шепелявый голос офицера вырывал девушку из сладкой дремы.

— Так. Ну, проверим как вы усвоили. — он радостно потер ладони. — сколько спасательных шлюпок помешается на Сенчюри?

Он ткнул пальцем в молоденького паренька азиатской внешности в клетчатом костюме уборщика. Алина воспользовалась паузой в скрипучем монологе и тут же провалилась в сон. Филиппинец, поняв, что от него что-то хотят, поднялся со своего места, одернув рубашку и вперив взор в пол.

— Так сколько? — приглашающе улыбнулся офицер. Белая рубашка, впрочем как и брюки, сидели на нем словно шкурка на ливерной колбасе — того и гляди, лопнет, а содержимое вылезет наружу.

Несчастный парень стоял истуканом, словно не понимая, о чем вообще идет речь. В зале зашипели на все лады подсказки, но реакции у стоящего они никак не вызывали. Зато вызвали, у офицера.

— Кто-то хочет выйти на его место? — приторным голосом осведомился он и сделал приглашающий жест, от которого пуговицы на рубашке угрожающе затрещали. — Прошу вас, не стесняйтесь.

Несмотря на то, что ответ на нехитрый вопрос, знали почти все, за исключением, может быть клинера и Алины, которая вообще сладко сопела, уткнувшись виском в стену, желающих выступить так и не нашлось. Офицер вернулся к своей жертве:

— Ну же. Ты предположи хотя бы? Не стесняйся, как тебя зовут?

Филиппинец и на это ничего не сказал, все так же буравя пол взглядом. Офицер, который на этой работе был не первый день, вздохнув, поинтересовался:

— А по-английски мы говорим? А, молодой человек?

Судя по затянувшемуся молчанию, ответ был очевиден.

Нормальный бы человек на месте грека отправил бы его на место, но видимо это было в не в правилах Диомидиса Скилояниса, что большими буквами было написано на листе ватмана, рядом со схемой эвакуации корабля. Он помахал рукой прямо перед лицом парня, заставив его таки оторвать глаза от плиток внизу.

— Ноу инглиш?

Тот со страхом затряс головой.

— О кей. Ноу проблем. — он с видом фокусника, обернулся к залу. Филиппинец рванулся было на свое место, но не тут-то было. Железная хватка грека настигла его на полпути. — Куда? Стоять. Мы еще не услышали ответа. Так сколько лайф боат находится на нашем судне?

На этот раз вопрос был обращен к залу, и смельчаков нашлось, хоть отбавляй. Офицера этот факт, наверное, сделал неимоверно счастливым, потому что широчайшая улыбка прочно поселилась на мясистом лице, украшенном кудрявым чубом, на манер донского казака.

— Замечательно. — он взмахнул одной рукой, так как вторая была все еще занята плечом несчастного азиата. — ну теперь, ваш выход.

Филиппинец стал походить на затравленного удавом кролика, которого к тому же перед этим хорошенько загипнотизировали. Грек выжидающе поднял брови. По залу раздались сдержанные смешки, на что он отреагировал все той же дружелюбнейшей из всех улыбок:

— О! Я вижу, все же кто-то хочет на его место. Итак?

В столовой моментально воцарилась такая тишина, которой позавидовало бы любое кладбище.

— Ты — бесцеремонно ткнул он пальцем в сторону. В направлении, указанным пальцем, к сожалению, сидела Алина. Впрочем, она еще ни о чем не подозревала.

— Прекрасная дама скажет нам, сколько лодок находится на Сенчюри.

Девушка не проявила должного внимания, вернее, она вообще никакого внимания не проявила, так что ее соседу пришлось невежливо пхнуть в бок.

— Шестнадцать. — не разжимая губ прошипел бородатый молодой человек.

— Что?! — Алина спросонья вообще ничего не поняла.

А грек с удивительной грацией лавируя между стульями уже схватил девушку за локоток.

— Вы нам скажете, сколько же лодок присутствует на Сенчюри?

— Э-э. Нет.

Тут даже грек малость опешил:

— Пардон? А почему же нет?

— Видимо, потому что я не знаю — раздраженно произнесла недовольная девушка, которую только что разбудили и спрашивали какую-то несусветную чушь, да еще и выставляли на посмешище.

— Ах, потому что вы не знаете. — сладко улыбнулся офицер, а у девушки появилось горячие желание сбросить его за борт. — Ну, что же спросите у зала.

Алина непонимающе уставилась на него, у нее появилось смутное ощущение участия в каком-то дурацком телевизионном шоу. Какого к черту зала?!

Офицер, явно наслаждаясь происходящим, подсказала:

— Сколько спасательных лодок…

Алина начала тихо ненавидеть и его, и всю безопасность и весь корабль вместе взятые, но делать ничего не оставалось:

— Сколько спасательных лодок…

— Насчитывает…

— Насчитывает…

— Сенчюри.

— Сенчюри.

— Ну спрашивайте. — развел он у руками.

Кое-кто смотрел сочувствующе, кое-кто насмешливо, но ответ при этом похоже знали все. Доведенная до белого коления, Алина, не глядя, махнула головой.

— Шестнадцать. — бодро ответил парень в белом комбинезоне.

Грека это явно не удовлетворило, и он выжидающе продолжал смотреть на девушку.

— Шестнадцать. — внутренне кипя, повторила она за ним, надеясь, что от нее наконец- то отвяжутся. Однако, этого не произошло:

— А какая у каждой вместимость? — коварно поинтересовался Диомидис.

И уже усевшейся девушке снова пришлось встать, но на этот раз хотя бы зная, о чем идет речь, она смогла повторить очередную подсказку бородатого соседа.

— Сто пятьдесят.

— Отличненько. — и он повернулся к своей предыдущей жертве.

— Козел толстый! — возмущенно пробурчала девушка и добавила по-английски. — Спасибо.

— Так, кто-нибудь переведите ему — пусть повторяет за мной.

Теперь та же участь постигла несчастного филиппинца, который кое-как с грехом пополам пробормотал непонятные иностранные слова, даже не поняв, о чем идет речь. Алина тем временем узнала, как зовут ее спасителя. Рамиру был родом из Аргентины, а на корабле работал пианистом, оказавшись на борту первый раз в жизни, равно как и Алина. Выглядел он соответственно своей профессии: невысокий, бледный юноша с длинными нервными пальцами. Темные волосы до плеч несколько не сочетались с редкой рыжеватой бородкой, а по-английски он говорил с сильным акцентом, вставляя родные испанские словечки.

— А теперь все вместе: на Сенчюри помещается шестнадцать лодок вместимостью…

Алина так и не поняла, издевался над ними, так называемый учитель или, действительно, у него была такая манера преподавания, но цели своей он добился, девушка на всю оставшуюся жизнь запомнила, сколько спасательных шлюпок находится на корабле.

Через полтора часа этого трейнинга, а потом еще сорок минут другого, по употреблению алкоголя и наркотиков на борту, смысла которого девушка вообще не увидела, ибо все время говорилось о том, что ничего никому нельзя. Алина упорно пыталась провести оба в бодрствующем состоянии, но нельзя сказать, что у нее это хорошо получалось. Единственное, что вырывало ее из сна, так это бодрый хор голосов, повторяющий информацию о судне, и тычки ее нового знакомого, оповещающие об очередной атаке со стороны преподавателя. Диомидис слишком часто по мнению девушки стал обращать на нее внимание, но в итоге, время, отведенное на образование, наконец, подошло к концу и Алина с Рамиру отправились погулять на берег.

Рамиру, как истинный латинос тут же предпринял попытки ухаживания, но Алину это никак не обрадовало, о чем она ясно дала понять. И после этого общение сразу перешло на дружелюбно — приятельский лад. После несколько часового общения у Алины появилось чувство дежавю. В Париже, двумя этажами выше жил очень похожий персонаж. Не то, чтобы они походили друг на друга внешне, скорее, совсем наоборот. Гидо, так звали внука довольно известного аргентинского писателя Сабато, был жгучим брюнетом с длинными волосами, бородкой эспаньолкой, и задумчивым, всегда печальным взглядом. Но оба молодых человеком, будучи абсолютно не знакомы друг с другом, выражали очень схожие подходы к жизни. Музыка, музыка и только музыка. И если Рамиру хоть и первый раз в жизни, но все-таки пошел на работу, кстати, ему оказалось, тридцать три, а не как думала Алина около двадцати пяти, то Гидо этот вопрос вообще волновал. Прилетев во Францию на крыльях любви к одной малоизвестной парижской актрисе, которая навещала семью в Буенос-Айросе, он, покинув в двадцать семь четырехэтажный фамильный особняк, осел в маленькой квартирке на улице Перье, и чаще всего его можно было застать, пощипывающим струны гитары в кафе напротив над вечной чашкой остывшего кофе и тлеющей самокруткой. За все три года, проведенные в Париже, кроме редких концертов в кафе на Монмартре, никакой другой работой он себя так и не обременил.

Клементина, его подруга, маленькая, худая брюнетка в вечном неимоверно длинном вязаном шарфе, который она носила независимо от времени года, с сильным низким голосом, ей особенно хорошо удавалась песня «Бесса ме мучо», изо всех сил старалась обеспечить им домашний уют с меню, хотя бы изредка выбивающимся из раздела макаронных изделий. Алина часто недоуменно вопрошала, как же ей не надоест одной тянуть такую лямку. Клементина молча пожимала плечами, выпускала клубы дыма, и объясняла девушке, что раз он приехал сюда из-за нее, то и ей это расхлебывать. Алина естественно придерживалась совсем иного мнения на правила семейной жизни, но советов не давала, ведь у нее самой на личном фронте не все шло идеально.

Они погуляли с Рамиру по набережной, пофотографировались на длинном мосту, безуспешно пытаясь снова выискать местных жителей, выяснили, что названия порта — Стравангер, и попав под дождик со смехом вернулись обратно. Пребывая в чудесном расположении духа и переодеваясь на работу, ничего не подозревающая девушка подумала, что ослышалась:

— Что ты хочешь сделать?

Эстель слегка покраснела:

— Слушай, я же сказала, только если ты не против. Я же в Амстердаме схожу, а ты остаешься, так что если у тебя планы, то я даже и думать не стану, но если… Мало ли… я решила спросить.

Алина слегка растерялась:

— Так это не у меня проблемы с ушами. Ты, правда, хочешь это сделать?

— Ну, да. Если тебе он не нужен, то я бы с ним переспала на прощанье.

Алина отложила белую рубашку, которую уже сняла с вешалки.

— Так. Стоп. А Димитрий?

— А причем тут он? — искренне удивилась Эстель. — ведь ясно же, мы все равно расстаемся, как я уеду. Так что, днем раньше, днем позже… Какая разница?

Алина молча одела рубашку и посмотрела на Эстель. Такая циничность с одной стороны убивала, а с другой, поражала простотой и логичностью.

— Они же лучшие друзья. — со вздохом упрека произнесла она.

— Слушай, ты мне нотации потом прочитаешь — весело улыбнулась южно-африканка. — давай колись. Хочешь его или нет.

Долго Алине думать над ответом не пришлось:

— Нет, — и она покачала головой. — не хочу. Но я даже примерно не представляю, как ты это собираешься провернуть. Честно.

— Гм-м. Ну, надо подумать. Но вряд ли это будет так уж сложно. В конце концов, все мужики одинаковые. Особенно ниже пояса.

— Сумасшедшая, — фыркнула Алина. — на работу пошли, искательница приключений.

Весь вечер Алина над предложением своей пока еще руммейт и в итоге пришла к выводу, что идея совсем не плоха. Для девушки в этом были собственные плюсы: не теряя собственного достоинства и не прибегая к грубости, она избавлялась от ненужного поклонника и позволяла заняться кем-то более интересным. Последняя часть мыслей пока не до конца сформировалась у нее в голове, но сердце заставляло биться немного быстрее.

Теперь вопрос был в том, как же осуществить задуманное, не оповещая об этом главного участника. Наташа покрутила пальцем у виска, услышав такое от подруги, и не выказав особого удивления, тем не менее, выразила желание узнать результат. Чем больше Алина раздумывала над предстоящим, тем сильнее девушкой овладевало нетерпение, словно предстояло нечто очень увлекательное и захватывающее.

Повторяя про себя греческие слова, которые она выучила за короткое время, она одновременно думала, насколько же хороша Эстель в женских чарах, и заключен ли интерес Адониса к ней самой в простой физиологи, или это все же что-то большее. Жаль было одного лишь Димитриса, который по всем пунктам оказывался пострадавшей стороной. Еще ей было любопытно, что скажет Йоргес по этому поводу. Думая о курносом греке, Алина сама этого не замечая, смущенно улыбнулась. Итак, вечер готовил много интересного.

Готовясь после работы к походу на греческую территорию, девушки из кабины четыре три четыре один оделись особенно тщательно и соответствующе накрасились. Тома с Наташкой, введенные в курс дела, откровенно потешались, но девчонки не обращали на них внимания. Пара стаканов из крю-бара уже перехваченных накануне придали им смелости, и море было по колено.

— Ты-то куда наряжаешься? — поинтересовалась Тамара, примостившись на краешке стула, который доверху был завален отвергнутой одеждой.

Алина, которой по плану полагалось теряться в свете ослепительной красоты Эстель, как-то вопреки своему желанию выглядела гораздо лучше, чем когда-либо на греческой вечеринке. Она сделала особенный макияж, а именно белым карандашом подчеркнула внутренние уголки глаз, что сделало ее взгляд немного кошачьим. Одела бежевый свитер с вырезом на спине, такого же цвета брюки и широкий коричневый пояс. Эстель напротив выбрала смелый топ зеленого цвета, коорый держался только на груди, вызывающе открытый, и короткую белую юбку, тем самым две девушки составляли две стороны женской сущности. Теперь осталось увидеть, на какую же из них клюнет Адонис.

— И не наряжаюсь я абсолютно. — вспыхнула Алина. — Видишь же все закрытое.

— Ха-ха. Мой бывший любил повторять, что эротично не то, что открыто. А то, что оставляет место для воображения.

Эстель озабочено вертелась перед зеркалом, и услышав такое, встревожилась:

— Что ты думаешь, это не пойдет? — но, готовую уже содрать через голову небольшой кусочек зеленой материи, девушку остановил телефон.

Наташа со смехом собралась ответить, но южно-африканка буквально выдрала у нее трубку. Однока в следующую секунду выражение лица молодой женщины сменилось с возбужденно-нетерпеливого на тоскливое и растерянное:

— Нет, Кузьмин, послушай, нам больше не стоит встречаться. Нет. Я не думаю, что что-то можно исправить. — она напряженно слушала, девчонки тоже притихли. Наташа со вздохом прикурила новую сигарету, наполнив каюту дымом. — Послушай, я знаю, что я все еще твоя жена, но ведь это только официально. Все кончено. Мы просто друг другу не подходим. — она еще немного послушала, скривилась и твердо сказала — Все. Я кладу трубку.

После щелчка она встряхнула головой и с облегчением произнесла:

— Господи, как хорошо, что мне больше не придется это терпеть. Как хорошо, что я улетаю так скоро.

— Что он там, никак не успокоится?

— Люблю, не могу, вернись, шлюха, ненавижу, стерва. Мне на тебя наплевать — скептически подняв брови, перечислила почти бывшая жена. — Сам не знает, что хочет.

— Да чего уж непонятного. — хмыкнула Тома.

Телефон снова зазвонил электронную мелодию. Эстель замахала руками и попятилась к двери:

— Меня нет. Я умерла и записки не оставила. Все, хватит с меня бреда.

— Да. — Алина успокаивающе покачала головой. — Мы уже идем. Это Димитрий. Пора!

И в тесной прокуренной комнате через мгновение уже никого не осталось.

Вечеринка, если ее можно было так назвать, как всегда оборвалась на том моменте, когда Йорго стал собираться на дьюти. Несмотря ни на что, их уроки греческого все же продолжались. В глубине души грека вовсе не радовала такая дополнительная нагрузка, но ему было интересно знать, как скоро ей это надоест. Но каждый раз в половину третьего утра он покидал всеобщее сборище, и Алина, зная это, заранее приставала к нему с просьбой об очередном задании.

Сейчас девчонки переглянулись между собой, уже хорошо набравшиеся, но еще больше напоившие греков, кажется только Йоргес был более ли менее трезв, да и то, потому что ему еще предстояло полночи нести вахту. Эстель тут же ущипнула Димитрия, они поднялись вместе, но прощаясь Эстель вдруг вспомнила что-то срочное:

— Иди, я сейчас приду.

— Да ладно, я подожду.

— Нет, иди.

— Нет, я тебя дождусь, мне ничего не стоит.

Алина безразлично слушая пререкания, все еще сидела на полу в не очень трезвом дурмане.

Эстель поднялась на цыпочки и шепнула что-то на ухо упрямому греку.

— А-а. — протянул тот уважительно. — Ну ладно, давай быстрей, а то я усну. Спокойной ночи.

Алине стало очень любопытно, что же как же все-таки ее подруга отправила спать молодого человека одного, но решила выяснить это позже. Пока все шло по плану.

— М-да. Я тоже пошел. Калинихта. — Йоргес легким кивком головы попрощался со всеми и вышел. Алина с легким сожалением проводила его глазами. Их осталось трое.

— Ладно, пошли и мы.

— Может, еще посидишь? — Адонис, кажется, решил сменить тактику.

Алина с деланным сомнением посмотрела на него.

— Х-м. — протянула она нерешительно. — даже и не знаю. В любом случае мне надо принять душ.

Эстель тем временем стояла на изготовке около двери и теребила в руках серебряный коболой Адониса.

— Тут есть душевая. — вкрадчиво произнес грек, подозрительно косясь на Эстель.

Алина на секунду растерялась, но тут же нашлась:

— Да? А жидкость для снятия макияжа у тебя тоже найдется?

Тут встрепенулась и Эстель:

— Ой и мою захвати пожалуйста, я здесь подожду. А то я такая пьяная, все равно не найду.

— Ладно, я быстро. — Алина моментально подскочила на ноги и скрылась за дверью, приглушив возмущенное — Эй, ты куда…

— Сейчас буду через секунду — беззаботно пропела она и осторожно защелкнула за собой дверь. Дело было сделано. Теперь очередь Эстель.

Алина победно улыбнулась и дойдя до своей двери даже позволила себе беззлобно посмеяться над предполагаемой ошарашенной физиономией Адониса. Оказавшись перед своей дверью, она почему-то недовольно окинула ее взглядом и развернулась в другую сторону.

— Привет. — смущенно потерла она переносицу.

— Привет. — немного удивленно, но все также добродушно отозвался Йоргес. — Забыла что?

— Гм-м. Да. Нет. То есть не совсем нет, — она проскользнула мимо ничего непонимающего грека и с любопытством осмотрелась. — так вот, как ты живешь. Мило. А штора зачем?

— Ну, мне так больше нравится, — он машинально погладил занавес, отделяющий кровать. — Алина, мне вообще уходить.

— Слушай тут такое дело… — замялась она, — Можно, я посплю эту ночь у тебя?

Молодой человек обалдело уставился на нее. С такой просьбой к нему обращались, пожалуй, впервые. Бывало, что женщина сама оставалась на ночь, но не тогда, когда прекрасно знала, что он уходит через секунду.

— Эстель там с Адонисом уединились, а ключ у нее. — на ходу соврала девушка. — не стану же я им мешать, а спать мне где-то надо. Вот я и подумала, что раз ты его друг, то я могу у тебя на полночи остаться, ведь тебя все равно не будет. Не бойся, я чистоплотная. — в довершении заверила Алина.

— Да, я не боюсь. Спи, конечно. А ты в порядке?

— В каком смысле? — теперь не понимала уже Алина.

— Ну, что твоя подруга с ним… Я думал, вы вместе.

— А! Ты про это. — Алина вовсе не выглядела расстроенной, скорее даже наоборот. Видом своим напоминая кошку, наевшуюся сметаны, еще чуть-чуть и замурчит, она протянула. — Да нет. Не были вовсе. И даже не спали. Слушай, я с ног валюсь. Ты не против?

Он молча покачал головой и повернулся к двери, стараясь не смотреть, как девушка стягивает свитер через голову.

— Ну, спокойной ночи. — нерешительно произнес он, взявшись за ручку.

— Калинихта. — сонно донеслось из его же собственной постели.

Грек еще немного постоял, пытаясь переосмыслить происходящее в его комнате, но взглянув на часы, бросил эту бесполезную идею и выскочил в коридор.

Когда Алина проснулась, в комнате все еще никого не было, хотя на часах стрелки показывали уже одиннадцать сорок пять. Так как иллюминатор был прямо над кроватью, то первое, что она сделала, проснувшись, естественно сладко потянувшись перед этим, это выглянула наружу. Удивительное ощущение возникает, когда с утра открываешь глаза и видишь море. Говорят, когда смотришь на воду, твой разум очищается. Алина сидела, обняв руками колени, и смотрела, какая синяя и спокойная вода в порту. Где бы они не были. Единственное, что она могла припомнить после пьянки, это то, что они были в Норвегии. День и число, и место нахождения, как обычно были недоступны. Любому нормальному человеку такой образ жизни показался бы сущим безумием, но девушка в который уже раз на корабле ясно осознавала, что счастлива. Именно такой жизнью, не зная где ты и что ты. Без понятия, в чьей комнате она просыпается, самым главным для нее было то, что за холодным стеклом было море. И солнце.

Голова ради разнообразия не болела, но пить хотелось все так же нестерпимо. Она напилась воды прямо из-под крана, на ходу пытаясь припомнить события прошедшей ночи. Она сразу припомнила, где и почему оказалась, и любопытство заиграло в душе со страшной силой. Она плюхнулась к телефону и схватила трубку. Подумав секунду, куда лучше было звонить, она поняла, что если трубку поднимет Адонис, то разговаривать с ним не было особенного желания, поэтому быстро набрала собственный номер. Покусав губы и послушав длинные гудки, девушка нетерпеливо бросила трубку и огляделась. Первым делом надо было одеться, но и убраться, конечно, тоже.

Девушка думала, пока поправляла простыни и подушки, что оставить ее спать в собственной каюте, вообще-то совсем ее не зная, было со стороны Йоргеса очень мило. Особенно учитывая тот факт, что она преспокойно выспалась бы и у себя дома, но греку об этом было знать не обязательно. Приведя в порядок большую двухспальную кровать, ее женская сущность снова дала о себе знать. Вдохнув запах незнакомого мужского парфюма, она вспомнила, почему оказалось здесь. Ей захотелось узнать немного больше о человеке, который тут жил.

Немного несмело, отлично зная, что поступает нехорошо, девушка открыла шкаф. В первом отделении ничего интересного не обнаружилось. На плечиках была аккуратно повешена синяя и белая форма, черные брюки. Белые рубашки и галстуки дополняли картину.

— Хм. Похоже, что ты чистюля.

Вторая дверца прятала за собой уже нормальную повседневную одежду. Алина провела рукой по ряду футболок:

— Армани, Долче Габана, Лакост. Не фига себе. Адидас тут видно не в ходу. — обалдело прокомментировала Алина, у которой отродясь не было таких дорогих вещей. В шкафу царил идеальный порядок: все выглаженные и чистые вещи лежали или висели просто так, как будто их только что принесли из химчистки. Все висело в соответствии с цветом и видом. Например, джинсы висели вместе, футболки с длинным рукавом и с коротким имели свое разделение. Девушка, которой такой порядок не мог и приснится, с трудом верила своим глазам.

— Да ты похоже педант, друг мой. — с ужасом протянула Алина. — вот уж не повезет твоей жене… Или уже не везет, кто знает?

Дальнейший осмотр показал, что в ящике у кровати лежали презервативы, а в баре стояла неизменная бутылка виски. Правда, нераспечатанная. Присутствовали и сигареты, насколько девушка, которая в жизни не сделала ни одной затяжки, могла судить, очень слабые. Перед тем, как подойти к святая святых для любого современного человека — ноут-буку, Алина сверилась с расписанием корабля, которое было прикреплено над столом.

— Бер-ген. — по слогам прочитала она. — Отплываем в четырнадцать ноль ноль. А уже двенадцать. Что ж идти в аут уже поздно. Значит, сий Берген проживет без меня. Ох, а завтра уже снова Амстердам, ну надо же. Прошло всего пара недель, а мне кажется, я здесь уже всю жизнь. Амстердам?! — спохватилась Алина вдруг. — Ведь тогда, получается, уже завтра Эстель уезжает!

Она растерянно перевела взгляд на иллюминатор и удивилась наличию еще одной любопытной детали — свечек, расставленных по периметру кровати. Мысль в тоже мгновение увела ее в сторону. Интересно получается, — подумалось девушке, очень аккуратный романтик — это же вещи прямо таки противоположные. Романтик должен быть немного рассеянным, художественной натуре не пристало следить за порядком, да еще как следить!

В компьютере, к ее большому сожалению ничего интересного обнаружить не удалось. Полазив несколько минут по рабочим папкам, она потеряв интерес, заметила, наконец, одиноко лежащий переносной жесткий диск.

— Ага! — с этим победным восклицанием, воровато оглянувшись вокруг, Алина подключила провод.

Но и тут ничего зазорного ей найти не удалось. Ни папок с порнографией, ни дневник с подробностями личной жизни. Наконец, она добралась и до фотографий, которые надежно были спрятаны в месте, для них совсем не предназначавшемся. Пара девиц с силиконом, пара поцелуев, но все так же ничего компрометирующего.

— Хмм. А это еще что? — Алина несколько растерянно смотрела на голубой экран с фотографиями темноволосой молодой женщины с новорожденным на руках. Она быстро пролистала несколько других изображений с уже двумя детьми — мальчиком и девочкой постарше все с той же самой женщиной.

— Так он женат… — печально протянула Алина и сама себе удивилась. — Здрасте приехали. А тебе то что? — и мысленно обругала себя всеми словами. — Ты ему даже не нравишься. Ладно. — она быстро захлопнула крышку ноут-бука. — проехали. Посмотрим, что там натворила Эстель.

И все же какая-то странная грусть с примесью сожаления витала теперь в душе у девушки. И хотя она, конечно же, ни на что особо и не рассчитывала, и ничего особо не ждала, но все же у нее было ощущение, что ее чего-то лишили. Чего-то, что могло бы быть, будь он свободен и, наверное, при условии, что она бы ему понравилась… и… Алина разогнала все подобные мысли и тяжело вздохнув, покинула чужую каюту.

Не найдя никого, до самого начала рабочего дня, а именно полтора часа, которые, тем не менее, показались девушке вечностью, ей пришлось оставаться в неведении. Получив несколько замечаний от Ким на собрании, она успокоилась, только получив от руммейт энергичный кивок, что означало только одно, а именно — их план удался. Детали она смогла выяснить только через час. Но до этого пришлось держать ответ ей самой.:

— Ты где спала? — набросилась на нее белоруска.

— Гм. Там. — невнятно ответила Алина, не ожидавшая такого вопроса. Она пока не желала признаваться даже себе, хотя и признаваться, кажется, было не в чем. Но все равно не желала.

— Где там? Я вам полночи звонила. Никого не было.

— Может я спала крепко.

— Ну-ка не юли. Признавайся!

— У грека.

— У какого? — неясно почему ужаснулась Наташка.

— Ну, у этого Йоргеса.

— А-а! — выдохнула рыжеволосая подруга. — То есть, э?

— Ни э. Ничего не было, он был на дьюти, я просто там спала, а ты чего спрашиваешь?

— Да так. Потом скажу.

— Блин, сплошные секреты. — так где Эстель-то? Ведь надо же спросить.

— Да там и спрашивать особо нечего. Вон она.

— Он говорил только о тебе. — возмущенно поделилась Эстель с девчонками, обступившими ее на промо. — Хотя сам секс вообще-то был неплохой. Я уже чемодан собрала. Ты кстати помнишь, что у тебя сегодня день рождения?

Алина несколько была потрясена, что Адонис все же был, оказывается, в ней заинтересован не просто так. Какое не просто так, тут же оборвала она саму себя, если от Эстель не отказался, потом до нее дошел смысл сказанного про день рождения, и она открыла рот, потом закрыла и так ничего и не сказала.

— Как день рождения? — удивилась Наташка. — А ты что молчишь?

— А какое сегодня число? У меня тридцать первого.

— Ну так сегодня оно и есть.

— Здрасте приехали. — вклинилась Оливия. — значит сегодня всеобщая явка в крю-баре.

— Ой, нет! — застонала именинница. Сколько можно, товарищи? Ну, пожалейте мою печень.

— А кто тебя заставляет?. Можешь пить минералку.

— Спасибо — облегченно поблагодарила девушка.

— Значит, ваш план удался. — констатировала Оливия, машинально перебирая стопку чеков, перевязанную резинкой.

— Удался, что тут не удастся-то. — украинка тут же отобрала у нее бумажки, которые освобожденные австралийкой от перевязи, были готовы разлететься по всему промо. — Тебе-то что?

— Да так… — неопределенно махнула она рукой, а сама сделала Алине страшные глаза. Девушка непонимающе подняла брови. Брюнетка оттащила ее в сторону:

— Слушай, мне нужна твоя помощь.

— Моя? Ну чем смогу — помогу, а в чем дело то?

— Ох, ладно потом расскажу. Длинная история, а сейчас нет времени. — так они отложили дело до вечера.

Рассказ южноафриканки не занял много времени. Адонис сопротивлялся не очень долго, хотя даже в постеле продолжал говорить об Алине. Ее саму это несколько поразило. Как говорится, никто ж не запрещал ему спать с Эстель, но какой смысл в такие моменты разглагольствовать о другой? Ну а если уж тебе так нравится одна, то зачем проводить ночь с ее подругой? В поступках мужчины, она вопреки всем утверждениям о логичности, таковой Алина как раз и не видела. Скорее даже наоборот.

К грекам в этот вечер естественно никто из них не пошел, а в крю-баре они не появились, что тоже никого не удивило. В баре внизу царил веселый гомон, всегдашние филиппинцы завсегдатаи, пластиковые стаканчики и пустые бутылки и сегодня являлись его единственным украшением. Если не брать в расчет девчонок из гифт-шопа, который, несомненно, заслуживал звание самого красивого департмента на корабле.

Празднование дня рождения оказалось довольно забавным, несмотря на то, что именинница пила, как и обещала только минеральную воду. Это, однако, не помешало ей повеселиться и потанцевать всласть. Гарри с другом, прилепившись к барной стойке кидали на развлекавшихся девчонок томные взгляды из-под бровей. Наташка оттащила Алину в сторону, недоев той доесть кусок своего же именинного пирога, заказанного, как ни странно, Сержем:

— Тебе его друг случаем не нравится?

Алина с набитым ртом уставилась в дымную темноту бара:

— Очередной мачо? Он, конечно, симпатичный, но у меня другие планы. И вообще он выглядит, как конь с яйцами. Мы уже такое проходили, хватит.

Грубоватое описание было не далеко от истины. Высокий и плечистый грек с длинными до плеч выгоревшими от солнца волосами, бронзовым загаром и черными глазами производил впечатление этакого племенного жеребца. Такое же точно впечатление произвел на нее когда то бывший муж, а больше она таких ошибок повторять не собиралась. И она вернулась назад к столику, где Шон в майке надписью «Я стеснительный» как раз произносил тост за здоровье именинницы.

Это празднование, где-то между Норвегией и Голландией, можно было присоединить к череде оригинальных дней рождений, которые следовали у Алины один за одним, после отъезда из России. Первое было где-то под Монпелье, на юге Франции. Следующее в Париже, в ресторане, где она работала, потом совсем оригинально — на пике Боливар, в Мериде, в Венесуэлле, и теперь вот посредине моря-океана. Алина с непритворным интересом пыталась предположить, где могло иметь место следующее.

Ким к тому моменту уже покинула всеобщее сборище, одетая, как на работе, так и на вечеринке в брючный костюм и белую рубашку. Пошел слух, что ее снова отзывают на какой-то другой корабль, где с рейтингами дела шли еще хуже, чем на Сенчюри. Рейтингом называлось количество положительных отзывов, который получал весь корабль в течении одного круиза. Для Алины, как и для многих других работников магазина, этот странный пункт оставался тайной за семью печатями. Даже до приезда Ким, Сенчюри всегда шел на первом месте по продажам, соперничая только с Констелейшн. Если люди покупали, значит, уровень обслуживания их устраивал, ведь не пойдут же за покупками в место, которое им не нравится? В конце концов, корабль — не тюрьма, и уж пассажиров никто ни к чему точно не принуждает. Так или иначе, но теперь и рейтинги и продажи сравнялись в счете, стало быть, Кимберли, известную вытаскиванием самой безнадежной команды на призовые места, снова собирались переводить, что несказанно радовало весь персонал.

Собственно, в этот вечер вместе с менеджером недоставало еще нескольких коллег Алины. Оливия можно было не считать, ибо она весь вечер, совершенно игнорируя виновницу торжества, проговорила с высоким, меланхоличного вида фотографом, которого Алина помнила, как Роберта. Карла и Лена придти не пожелали изначально, Бренда ушла в гест бар с офицером с бриджа, Эстель буквально несколько минут назад удалилась в компании бывшего супруга, который видимо после пары стаканов виски с колой уже не казался ей таким уж постылым. У посвященных во вчерашние события, этот факт не вызвал уже даже смеха, а может они просто мысленно попрощались с коллегой, тем более что длинных и печально-запоминающихся проводов как-то не получалось.

Собственно их совсем и не было. Подругам не удалось уйти с рабочего места чтобы попрощаться с покидающей их Эстель. Она забежала ненадолго, уже в повседневной одежде, что было так непривычно наблюдать на ней в обстановке корабля. Со своим вчерашне-обновленным макияжем девушка из Южной Африки сообщила, на какой корабль ее отправляют, расцеловалась со всеми и под сладкие обещания приятного полета от Ким, которые очень быстро сменились на грозные призывы к работе, упорхнула, как бабочка, вполне довольная жизнью.

Русские девчонки взгрустнули, остальные и вовсе пропустили это мимо, как момент, сопутствующий корабельной жизни. На промо с уходом Эстель совсем ничего и не изменилось. Сверху все так же лился голубой свет, перила не потеряли своего ослепительного света, пассажиры, лица которых для девчонок сливались в одно большое цветное пятно все так же задавали одни и те же глупые вопросы.

Да и Томе с Наташей и Леной грустить не было времени, начиналась дневная розыгрыш приза первого дня. В этот Амстердам начинался новый круиз, и Ким ради повышения рейтинга предприняла очередной шаг по учебнику менеджмента — бесплатная лотерея, проводить которую взялась Алена, ибо ее басистый, не лишенный приятности, голос был слышен с пятого дека по седьмой.

— Вы уже получили билет на бесплатную лотерею? — интересовалась Алина у каждого проходящего, а сама думала, что же сегодня скажут греки. Особенно ее интересовало выражения лица Адониса, хотя выражение кое кого еще, ее, пожалуй, интересовало больше.

— Получите, пожалуйста, билет на бесплатную лотерею, — взывала Наташа, мыслями уходя к платью, которое ждало ее на берегу в недоступном теперь уже магазине. Чтоб она провалилась, эта Ким, каждый раз что-нибудь придумает, теперь ждать до следующего Амстердама, а она в нем хотела с Гарри пойти ужинать.

— Призом будет удивительный сюрприз, но скажу по секрету, что в нем присутствует янтарь. — объясняла по ходу Тамара, мыслями гуляя где-то между Вовочкой и молодым чернокожим звукорежиссером, рассеянно раздумывая, стоит ли спать с обоими, или уже остаться с черненьким, ведь у хорвата все равно герлфренд где-то на каникулах, но скоро приедет.

Оливия с совершенно отсутствующим видом повторяла, как попугай:

— Лотерея. Лотерея. Лотерея.

— Ты не можешь что-нибудь другое твердить? — Алина наконец-то не выдержала, потому что, несмотря на весь остальной шум, именно это слово, как заевшая пластинка, мешало ей учить греческий. — Тебе твой фотограф совсем мозги затуманил?

— Какой-такой фотограф? — австралийка выглядела святой невинностью. — Ах, Роберт? Да мы просто разговаривали. Все равно, он скоро уезжает.

Но что-то подсказывало Алине, что совсем все было не просто:

— Так это он — помощь, которая тебе от меня нужна?

Кареглазая девушка покраснела, что сделало ее еще более очаровательной.

— Я просто думала, что раз ты Эстель того грека так удачно… Ну, понимаешь, я вообще не знаю, нужно ли мне это. Может, он мне и нравится, но ведь он уезжает, значит, смысла нет никакого. И я думала, раз ты ее подвигла, может, и я… ну мне надо бы немного решимости, а то я все думаю… и думаю. А прийти ни к чему не могу. А время все идет… и я уже не знаю что делать.

Алина несколько ошарашено смотрела на нее:

— Так это не я. Эстель сама хотела и я ей ни в чем не помогла вовсе, только исчезла в нужный момент. Ничего себе, какие сплетни про меня ходят, уж не Лена ли постаралась?!

— Нет, нет, ты не подумай. Она тут совсем не причем… и вообще забудь о том, что я сказала.

Тут Алина опомнилась, ведь человек попросил совета, а она неизвестно о чем тут разглагольствует:

— Ладно, неважно. Я пока только не понимаю в чем проблема? Ведь ты, кажется, ему тоже весьма нравишься.

От этих слов Оливия погрустнела еще больше, она отступила немного назад и прошептала из-за колонны:

— В том то все и дело!

— Я совсем ничего не понимаю? Ты ему нравишься, он тебе тоже. Он что женат?!

— Упаси Боже! Нет, конечно. Но это еще хуже!

— Что хуже-то?!

— Но у нас же нет никакого будущего!

— Да почему нет? Ты можешь по-русски, тьфу, по-английски объяснить?!

— Я боюсь что-то начинать, ведь он через неделю уезжает!

Теперь Алина наконец-то начала что-то понимать, хотя и не до конца:

— Так он же вернется, наверное?

— В том-то и дело, что он уже решил закончить с кораблями.

— Гм. Ну, так ты же не решила строить тут карьеру. Я имею ввиду, ты ж на корабль тоже приехала просто так и оставаться, кажется, не собираешься? Вот и приедешь к нему или он к тебе. Не вижу никакой проблемы.

Оливия недоверчиво смотрела на коллегу:

— То есть вот так просто взял и приехал? А если он не захочет?

— Значит не настолько оно ему и надо. Вопрос в желании. Один английский наследник отказался от трона ради любимой женщины.

— Да знаю. Герцог Винзборский, но так-то герцог. Да и я не герцогиня.

— Да причем тут это? Разве дело в титуле? Он же мог стать королем! А она была не такая уж и красавица! И вообще дело даже не в этом. Просто если чего-то очень хотеть, то можно и горы свернуть. Не то, что океан переплыть или перелететь! Вопрос в том, хочет ли этого он? И ты! Потому что когда речь идет о двоих, то одного желания, наверное, недостаточно.

— Я не совсем уверена в том, что ему это надо. Да и даже мне самой! И влюбляться я точно не хочу!

Алина внимательно взглянула на австралийскую полячку:

— Об этом, кажется, уже поздно беспокоиться! Но ведь ты даже еще не пробовала. Зачем сходить с ума раньше времени? Если б он тебе сделал предложение, вот тогда б стоило ломать голову, стоит ли переезжать из Австралии в Сербию, или где он там живет. Если уж на то пошло, то проблемы нет и вовсе: или он тебе нравится, и ты с ним встречаешься, или нет. А на нет и суда нет. То есть и проблемы.

— Так ты думаешь, стоит попробовать?

— Ничего я не думаю. Сама решай. Если он потом окажется маньяком-убийцей, а у тебя будет семеро детей, то я не хочу быть ответственной, но если б я была на твоем месте, я б не думала. Ну, или по крайней мере не очень долго. Сама ж говоришь, он скоро уезжает. Так чего время терять?! А вдруг это мужчина твоей мечты?

Девушка огляделась, словно что-то вокруг могло дать ей ответ. Но ни большие освещенные витрины, ни вид рассеянной Карлы на кассе, ни темные разводы на деревянных панелях стен магазина не подсказали ей ничего нового. Оливия нерешительно хмыкнула и, нервно поправив волосы, начала наводить порядок на столе с бутылками. Проще говоря, она сгребла все стаканчики и чистые и грязные в кучу и выбросила в мусорное ведро, стоявшее тут же.

Слова русской девушки хоть и соответствовали ее тайным мыслям, но пока реалистичная натура еще брала верх над чувствами. Почти каждый человек изведал горечь безответной или неудовлетворенной любви, и очень малое количество людей пожелало бы снова войти в ту же реку. Вот и Оливия продолжала раздумывать стоят ли две недели радости или даже счастья года или хотя бы и половины того горького разочарования, которое неизбежно придется вкусить в случае неудачи.

Тут к тому же ей на глаза попалась Ленка, которую Оливия очень полюбила за последние три месяца, и которая уже несколько дней подряд приходила по утрам на работу с опухшими красными глазами. Даже такую живую и с виду непробиваемую украинку, любовь жалила своими ядовитыми шипами. Оливию передернуло и она поскорей решила растормошить подругу, чтобы ее потухший взгляд снова сменился на грозный, но задорный.

Вечером, пока Алина собиралась с Наташкой и Тамаркой вниз, в каюте, где хозяйкой была уже только она, разговор зашел именно на эту тему. Тома стояла в одной голубой кофточке на бретельках, которая только-только прикрывала аппетитные округлости. В руках она вертела драные джинсы клеш, на которые только что пролила кофе, замыла пятно водой, а теперь пыталась его высушить.

— Черт, Рената приезжает на следующей неделе. Она мне уже написала.

— Это кто? — рыжеволосая девушка с неизменной сигаретой в одной руке, другой пыталась выпутать расческу из кудрей.

— Это македонский генерал с басом, до которого даже Ленке нашей далеко, — проворчала Тамара, вдевая длинную голубую сережку в ухо и берясь за тушь. Эти серьги она одолжила у Алины, уж больно хорошо сочетался цвет блузки с венесуэльскими украшениями.

«Почему когда женщина красит глаза, она при этом открывает рот?» — вспомнился Алине язвительный юмор Рыжего. Она совсем не слушала, что говорят девчонки, нервничая по неизвестной причине. Девушка сидела на краешке стола и машинально барабанила пальцами по столу. Последние несколько дней прошли совсем почти без переживаний на сердечном фронте. Точнее их было более, чем достаточно, корабельная жизнь не давала скучать в этом плане, но и муж, и Сашка все меньше всплывали в ее памяти. С одной стороны это не могло не радовать, но с другой ее это пугало все больше и больше.

Сенчюри, как любой круизный корабль, представлял собой целый мир со своими правилами, королями и войнами. Девушке он казался даже не отдельным плавучим городом или страной, а целой неизведанной планетой, на которой все без исключения было особым, дышало своей собственной неповторимой жизнью. Само по себе море и день за днем новые порты были частью самого настоящего приключения, о каких Алина прежде читала только в книгах. Ритм жизни: вечеринки каждый день, чересчур большое количество мужчин и алкоголя, все появляющиеся и появляющиеся новые лица, столкновения с культурой и обычаями различных уголков мира, все это не оставляло почти никакого места для скуки.

И все же не зря говорят, чаще всего чувствуешь себя одиноким именно на шумном празднике или в толпе, и это совсем иное чувство, чем праздная скука, чувство горького одиночества. Девушка всегда верила, что счастье не может быть целым, оно словно огромная искрящаяся и разноцветная мозаика, составленная из разных кусочков. Так вот на корабле почти все составляющие Алининого счастья были на своих местах: она нашла тут и новых друзей, с которыми можно было и поболтать и поделиться наболевшим. Ее спортивное «я» было почти удовлетворено корабельным спортзалом, любовь к танцам воплощалась в жизнь несколькими деками ниже. Авантюризму и жажде всего нового за глаза хватало и новых людей, которых она встречала каждый день и новых мест, о которых даже и не мечтала. Птица ее творчества расправила крылья под свежим летящим ветром всех этих ощущений вместе взятых. И даже тяга к знанию нашла себя в изучении греческого. Словом все, что она когда-либо желала, Алина нашла на борту белоснежного лайнера. Все кроме одного. Место в ее сердце незаметно начинало освобождаться, и это пугало ее все больше и больше.

Когда ты ни с кем не встречаешься, можно сказать, что тебе нужен перерыв, что тебе надо подумать и заняться собой, и все прочее в том же духе. Иногда это соответствует действительности, но чаще всего нет. Теоретически Алина любила быть одна, обожала одинокие прогулки и даже поездки. Она даже нуждалась в личном пространстве, но все это было при условии, что ей было куда, а вернее к кому, вернуться под теплой бок. Чтобы было кому рассказать о пережитом, у кого усталой, но счастливой уснуть на плече, а так — пожалуйста, время проведенное с самой собой могло доходить и до нескольких месяцев.

То, что Дамиан окончательно ушел из ее жизни, легко и просто вычеркнув их три года вместе, повергло ее в шок, но не заставило смириться. Сенчюри оказался частью плана по возвращению мужа, но и одновременно стал тем, что поставило над ним большой знак вопроса, которому, видимо, очень скоро предстояло превратиться в жирную точку.

С Сашкой дело обстояло сложнее. Рыжий был в ее жизни кем-то, кому она верила больше чем самой себе. И она с момента, как Алина по-настоящему узнала его, она уже не могла представить своей жизни без его рук, того, что он всегда был готов ответить на любой ее вопрос, их общего миллиона интересов, без их похожести а самое главное — того, что, чтобы ни случилось, он всегда был рядом.

Сейчас прошло уже несколько недель, с того момента, когда она слышала его голос. Девушка не беспокоилась о том, что ее место за это время могла занять другая, но то, что она словно научилась обходиться без него. Тот факт, что она все равно скучала по нему, ничего не менял. В ее сердце пока что по-прежнему жили образы двух мужчин, но каждый из них становился по-своему все слабее и слабее. В лице Дамиане для Алины сконцентрировалась почти вся ее парижская жизнь, ощущение дома, который она построила своими собственными руками и на пустом месте, потребность о ком-то заботится. Обожаемый Урикан тоже принадлежал к тому же миру, секс, свобода, и, конечно, то самое чувство ущемленного самолюбия, которое заставляет нас вечно желать то, что нам не принадлежит. Все это уходило медленно, но верно на задний план и Алина, привыкая к своей новой жизни и свободе, уже не столь страстно хотела вернуть свое прошлое.

В Рыжем же девушка имела и лучшего друга, которому всегда интересны ее дела, и которому не нужно ничего обьяснять, он поймет без слов, и вечного обожателя, в дверь которого стучишься после разрыва в поисках целительного утешения. Он в любой, даже самый плохой для нее день поднимет настроение непритворно восхищенным взглядом, а сбивчивым признанием легко вернет сломленную уверенность. Хотя это звучало весьма жестоко, но ни перед самой собой, ни перед другими Алина такого отношения к Сашке не скрывала. Напротив, как друга она глубоко уважала, любила его и ценила. И как мужчину, обожающего ее, девушка пыталась и полюбить, и если так можно выразиться, по-крайней мере, привыкнуть, но сердцу не прикажешь, или приказывать надо умеючи.

То, что и он уходил из ее жизни, смущало девушку намного больше. Но она пока не понимала, что и это было частью ее взросления. Алина хоть и увидела уже за свои двадцать пять лет много больше пожилого среднестатистического человека, но в душе все равно оставалась сопливой девчонкой, способной нарядиться в мини в тридцатиградусный мороз и отправиться на поиски счастья. Такой смелости завидовали многие ее друзья, но одной смелостью сыт не будешь. Где-то на уровне подсознания она уже понимала, что такой образ жизни не то, чтобы очень правильный, и долго так продолжаться не может, но осознать это целиком у нее почему-то все никак не получалось. А Йоргес кажется…

— Ты мне сегодня ответишь или нет? — Алина очнулась от размышлений, когда Тамарка больно ущипнула ее за бок.

— Видишь теперь, что я имею в виду? — обвиняюще ткнула в ее сторону пальцем Наташа.

— Ты о чем? — Алина прикинулась невинной овечкой.

— Ты последние несколько дней совершенно витаешь в облаках и глупо улыбаешься.

— Ничего подобного! — в ужасе запротестовала Алина. Эти признаки говорили сами за себя, а уж ничего подобного в ее планы не входило.

— Ладно. Пошли уже, а то скоро бар закроют.

Пока они спускались по лестнице, Наташа поделилась с Алиной той частью разговора, который подруга пропустила:

— Слушай, что мы придумали, Томке надо перезжать к тебе. Бренда, с которой та сейчас живет, списывается на берег, и прибывает эта кошмарная Рената. Ее подселят либо к ней, либо к тебе.

— А Тома со мной выдержит? — засомневалась Алина. — Я не аккуратная, не пунктуальная, не обязательная, и вкусы у меня странные, и распорядок дня тоже.

— Думаю, выдержит. Во всяком случае, она не педантка, ну а в остальном у каждого свои недостатки. Я бы ни с одной из вас не смогла.

— А Томка-то чем тебе не угодила? Вполне аккуратный и серьезный человек.

— Угу. А когда спит со своим Вовочкой, то обязательно на Брнединой кровати. Отряхивает потом, и как будто так и было. Ну, уж нет. Ленка хоть и вопит громко, но с ней зато жить можно спокойно.

— А почему именно на Брендиной?

— У нее полка нижняя. На верху корячиться приходиться.

Алина пожала плечами. Вполне логичное обьяснение.

Корабль слегка потряхивало с момента отправления, но после норвежского перехода Алине все было нипочем. Жаль, что назад они шли ночью, и развлечение качкой прошло для всех почти незаметно. Пока девчонки болтали, Тома их слегка опередила, и когда подруги появились в баре, она уже стояла у стойки, заказывая дринки. Наташа тотчас зажгла сигарету и стала рассказывать Алине про очередную книгу, которую она сейчас читала, о том, как надо бросать курить.

— Какой вообще смысл в том, что ты читаешь? Ведь ты так ни разу и не попробовала прекратить это делать?

— Ты не понимаешь, это не так просто. Ты ж никогда не курила.

— Не понимать то я могу, но ведь ты даже и не пытаешься.

— Я пыталась. — возразила Наташка, выпуская кольца дыма. — не фига не выходит, а так я хотя бы морально готовлюсь к этому шагу.

— Да ну, это как мертвому — припарки. Вот Гарри стоит с конем с яйцами. Ты к ним не подойдешь?

— Зачем? Мы с ним на людях не общаемся. Кстати конь с яйцами очень тобой интересуется.

— Какой-такой конь с яйцами? — поинтересовалась Тома ставя белые стаканчики на столик, около которого стояли девчонки. Столы были высоки даже для барных стульев, но раз их все равно не было, так что подруги просто стояли, облокотившись на столик локтями.

— Да вот Гаррин приятель, клинья к Алине подбивает. А может Томке его подкинуть? — девушка махнула кудрями в сторону сидящих греков и отхлебнула из пластикового стакана коктейль из водки и энергетического напитка «Red bull» так, словно это был чай.

— Вот спасибо, удружила. Грека мне еще не хватало. Я еще не совсем с ума сошла. Во-первых, у меня кое-кто уже есть, а во-вторых, я его знаю. Точнее не его, а про него. Мне Инга рассказывала. Она еще говорила, что с ним общалась намного больше, чем с Гарри, с которым вроде, как встречалась. Она еще говорила, что он очень классный друг и с ним обо всем можно поговорить, а Гарри в этом плане дуб дубом.

Наташа как-то странно хмыкнула, а Алина по-новому оглядела грека:

— Даже не смотря на рекомендацию, он выглядит, как конь с яйцами. А кто это у тебя уже есть? Вовочка?

— Да нет, — отмахнулась Тамара, — помните, я вам еще на прошлом круизе говорила, что повадился тут один черненький ходить. Звукорежиссер. Ну, вот я решила, что Вовочке слишком жирно будет. Вроде, как он со мной, а вроде, как у него и девушка постоянная есть. Хватит, обойдется. Или туда, или сюда.

— Давно пора, — заявила Алина, а третья подруга подтвердила энергичным кивком головы. — А черненький как?

— Поначалу все они просто сахарные. Посмотри, что дальше будет, но вообще-то я ни на что особо и не претендую. В большую любовь на корабле я больше не поверю, извините. А так мне с ним весело, а в постели он более чем. Так что меня все устраивает.

На это никто уже ничего не сказал, потому что говорить было нечего. Алина повернулась и еще раз окинула критическим взглядом ничего не подозревающего грека:

— А как его зовут хоть?

— Джордж. — в один голос ответили Наташа и Тамара.

— Йоргес, что ли?

— Понятия не имею, как это звучит на греческом, — фыркнула брюнетка, а рыжая подозрительно уставилась на Алину:

— А ты откуда знаешь?

Алина замялась, но отвечать ей не пришлось, потому что именно в этот момент Тамара ткнула ее локтем в бок и прошипела, не разжимая губ:

— Вот твои ненаглядные греки. Кажется, по твою душу.

Адонис и Димитрий, протолкавшись через толпу, за отсутствием стульев, встали прямо рядом с девчонками. Алина залпом выпила весь стакан и закашлялась. Наташа, несмотря на умоляющие Алинины взгляды, поспешила исчезнуть с горизонта, а Тому подхватил в зажигательном латинском танце темнокожий молодой человек. Алина осталась в одиночестве и мысленно зажмурилась, пока еще не очень понимая, чего именно ей надо бояться.

— Что ж, леди, ваш план удался.

— Какой- такой план? — не моргнув взглядом, удивилась девушка.

— Подсунула мне Эстель! Давай-ка, рассказывай, чья это была идея?!

— Уж не моя, это точно. А ты тоже хорош! Подсунули! Может тебе еще и ширинку расстегнули?

Адонис если и смутился, то тоже этого показывать никак не собирался. Присутствие молчаливого и мрачного Димитрия никого из них не смущало, а ведь единственной пострадавшей стороной-то был, как раз, он.

— В том-то и дело расстегнули.

Алина решила сыграть обиженную и оскорбленную примадонну. Лучшая защита — нападение:

— И кровать расстелили. Хватит уже. Тоже мне, мальчик безвинно изнасилованный. Тебе проверку устроили, а ты и обрадовался. Я была с самого начала уверена, что вообще с тобой дела иметь не стоит. Я человек серьезный, и мне такие бабники без надобности. Тебе ведь без разницы, с кем спать. Была бы юбка, и ладно. Даже девушкой лучшего друга не погнушался.

— Да какая это девушка?! Это не девушка, а шлюха! Она же перед отъездом еще и с бывшим мужем успела переспать! — завопил грек на весь бар. Алина поблагодарила Бога за то, что музыка перекрывала любой шум, иначе подробности личной жизни сидящих за столиком стали б известны всему кораблю. Хотя если задуматься, похоже, опасаться этого было уже поздно. Откуда грек смог узнать про последнюю ночь Эстель, было для нее загадкой. — А ты тоже хороша! Подложила мне ее в постель.

— Я хороша? — спокойно переспросила Алина. — А отказаться было очень сложно? — тут она изобразила горькое разочарование всем на земле мужским полом. — Тоже мне, герой-любовник. Поздно кулаками после драки махать. Я-то думала, ты чего-то, и правда, стоишь!

С этими словами девушка ушла, гордо подняв голову. Музыка кричала все громче, и девушка неожиданно почувствовала, что суть произошедшего не меняется от того, что Адонис был ей не нужен. Вся соль была в том, что она права в своих словах. И сама того не желая, проникнувшись собственным высказыванием, Алина снова ощутила грязь и тяжесть бытия, а точнее отношений между мужчиной и женщиной.

«Какие же они все же свиньи! — думала она, заказывая очередной напиток, для разнообразия попросив двойную порцию виски с диетической кока-колой, — и ведь пытается свалить всю вину на меня. Ну, допустим, я далеко не ангел, но ведь я не сплю с каждым, кто лезет ко мне в постель, по-крайней мере! Да, это я помогла Эстель, но не свечку же я там держала! Конечно, если рассуждать по-честному, то если голодному человеку сунуть под нос торт со взбитыми сливками, наверное, трудно будет ждать, что он его выбросит в помойку. И все-таки, это не одно и то же. — Девушка в раздумьях покачала головой. Ведь сидят же люди на диетах, и двадцатикилометровые кроссы бегают. И раны себе раскаленным железом прижигают. Может, это и перебор, конечно, но уж отказаться от женщины, которая ложиться к тебе в постель, — это, простите, более, чем реально.»

Ей стало грустно, она снова заскучала по мужу, по Сашке, по чувству защищенности, которое может дать только одна вещь на свете — объятия любимого мужчины. Она тоскливо смотрела, как танцуют филиппинцы и темнокожие, как хорваты-официанты пристают к девчонкам из спа, как официант весело крутит бутылки. В темноте она выхватила взглядом счастливое лицо Оливии, которая смеялась, запрокинув голову, а ее ладонь лежала на барной стойке под надежным прикрытием длинных пальцев Роберта. Девушка собралась сходить на опендек, развеять печаль, но вместо этого взяла еще стаканчик.

Алина потянулась, не открывая глаз, вдохнула запах мужских духов, витающий над подушкой, и вдруг разом все вспомнила. После еще пары стаканчиков и закрытия бара, ей захотелось с кем-нибудь пообщаться. Девчонки разошлись по кабинам, и на долгие дискуссии был никто не настроен. Вернувшись в кабину, она обнаружила свою новую руммейт в компании Кевона. Девушка уже поняла, что приобретя соседку по комнате, одновременно у нее появился и сосед, который на данный момент находился в одном нижнем белье. Молодые люди уже неофициально праздновали новоселье, что означало коллективную нетрезвость.

— Алина! — заорал молодой островитянин. — Ты как раз вовремя!

Девушка с сомнением остановилась на пороге собственной каюты. На ее взгляд она пришла как раз таки не вовремя, особенно учитывая Тамарино веселое хихиканье и розовые коленки, высовывающиеся из-под простыни. От Кевона сильно несло виски, особенно сильно девушка почувствовала это, когда он схватил ее за руки и потащил к кровати.

— Садись. У нас есть выпить. Что хочешь? Есть вино, клубничное мартини и виски с колой.

У девушки сомнения только усилились, но она все-таки присела на край, при этом опасно покачнувшись. Она потерла лоб рукой и попыталась вспомнить, зачем вообще туда пришла. Мозг и так был затуманен немалым количеством выпитого, но тут к тому же ей в руки всунули большую кружку из-под кофе. Девушка машинально сделала большой глоток и чуть не задохнулась. В кружке был чистый виски, а содой там даже и не пахло.

— Ты что?! — она закашлялась так, чашка чуть не выпала у нее из рук. — Это же для огнедышащего дракона. — сказала она с возмущением, когда голос наконец к ней вернулся.

— Ой, прости, забыл налить тебе колы. Сейчас исправлю.

Тамара захихикала еще сильнее.

— У нас теперь шведская семья! — высказалась брюнетка и натянула простыню себе на голову. Судя по всему под простыней на ней больше ничего не было.

Кевон такому высказыванию очень обрадовался:

— О-о! Девочки! Как я вас люблю! А давайте и правда устроим шведскую семью! Это же просто гениальная идея! — и он схватил в объятия обеих соседок по комнате, а девчонки с визгом принялись отбиваться. — У меня в одной кровати две русских девушки! — никого не слушая, горланил он, норовя потрепать одновременно обеими руками каждую по мягкому месту. — Я самый счастливый человек на свете!

Алина попыталась вскочить, стукнулась изо всех сил головой о верхнюю полку и со стоном плюхнулась назад на кровать. Она была пьяна, но не настолько, чтобы заняться любовью с подругой и ее парнем. Тамара была уже в том состоянии, когда наутро не вспомнишь ничего из произошедшего ночью. Алина еще что-то соображала, особенно ясно осознавая то, что пора уносить ноги. Однако это было не так-то просто. Большая черная ручища очень активно укладывала ее рядом с Тамарой. Вдруг раздался очень громкий и настойчивый стук в дверь. Три пары глаз молниеносно переглянулись между собой, и руки Кевона медленно разжались. Тамара снова накинула на голову простыню, судя по всему, ей так казалось безопаснее.

— Секьюрити. Откройте пожалуйста. У вас очень шумно.

— Твою ж мать. — свистящим шепотом выругался островитянин. — Стой! Я спрячусь за занавеской. Алина смотрела, как здоровый темнокожий парень в трусах мечется по их комнате. Она мельком посмотрела на себя в зеркало, пригладила волосы и стараясь не качаться пошла открывать дверь.

— Откройте, секьюрити! — уже активнее застучали по пластиковому покрытию.

Алина распахнула дверь и уставилась на незнакомого филиппинца в форме охраны.

— Что у вас происходит? — недоброжелательно поинтересовался мужчина, оглядывая каюту. — Кто здесь находится.

— Я и моя руммейт. — спокойно сказала Алина, дыша в другую сторону.

— Да? А кто только что кричал на весь коридор и почему занавеска задернута? — с этими словами охранник подскочил к кровати и быстро отодвинул занавес в цветочек. И всеобщему взору предстала руммейт Алины в виде черного парня в трусах, скорчившегося в три погибели на нижней полке. Штаны он так и не успел надеть. Алина зажмурилась и приготовилась к самому худшему.

— Кевон?! Ты что тут делаешь, бездельник?!

— Джет? — выдохнул парень с облегчением. — Черт. У меня сердечный приступ чуть не случился. Я думал, погорел с концами.

— Вы потише тут. Орете как резанные. Хотя и есть с чего. — немолодой мужчина с удовольствием окинул взглядом и торчащие Томкины ноги и спустившеюся лямку на плече Алины. — Ладно, не шумите больше.

Дверь закрылась. Оставшись одни, молодые люди немного протрезвели. Алина на всякий случай решила больше не рисковать и удалится, пока страсти в номере четыре три четыре один не улягутся. Она схватила первое, что попалось ей на глаза, а именно листок с заданием по греческому, и выскочила за дверь:

— Спокойной ночи!

Пока она шла по коридору и раздумывала, куда бы направить свои стопы, ув голову пришел ее учитель греческого. Совершенно случайно его кабина оказалась ей по пути, да еще и дверь была не закрыта. Листочек с выученными словами, не занимая много места, лежал у нее в кармане джинс, что тоже поспособствовало решению проведать Йоргеса в три часа ночи.

— Ты еще не спишь? — поинтересовалась голова девушки, которая как-бы невзначай заглянула в дверной проем.

Грек даже не казался удивленным:

— Ну, вообще-то, я уже не сплю. Мне на дьюти через 40 минут.

Алина недолго думая, зашла в комнату и уселась прямо на пол около стола.

— Проверишь домашнее задание?

Недоверчиво посмотрев на девушку и увидев, что говорит она вполне серьезно, молодой человек подумал, что более оригинального времени для подобного занятия, найти, наверное, сложновато. Тяжело вздохнув, Йорго тоже переместился на пол. Они одновременно склонились над смятым листком бумаги, и дальше все произошло само собой.

Вернувшись к реальности, но пока не зная, что именно она чувствует по поводу сегодняшней ночи, девушка села на постели. Затем на ум ей пришли фотографии девушки и двух детей, которые совершенно вылетели у нее из головы. Она скривилась, схватилась за голову и в тот же момент увидела грека, устроившегося напротив, на стуле. Девушка так растерялась, что даже не представляла, что сказать. Одно дело, когда делаешь то, что придет в голову на пьяную голову, а другое пришло в голову, что дурацкие ситуации не закончились вчерашним днем, это уже походило на диагноз.

— П-привет. — наконец выдавила она. — Я сейчас пойду. Тебе же надо спать, ты после смены.

Грек молча улыбнулся.

— Я… Ты не мог бы дать мне мою одежду, она там на стуле. А потом я пойду, а ты ляжешь спать.

— Пока ты тут, мне сон не нужен. Ты очень красивая, когда спишь.

Алина взяла протянутую аккуратно сложенную одежду, мучительно решая, как ей одеваться и необходимо ли смущение с тем, с кем ты только что провела ночь.

— А ты давно тут сидишь? — комплимент она расценила, как насмешку ибо растрепанная, с размазанным макияжем женщина, которая к тому еще не до конца протрезвела, может быть, всем чем угодно, но только не красивой.

— Только что пришел.

— Мне надо бежать. — она накинула одежду, стараясь особенно не разворачиваться. Алина постаралась унять бешено колотившееся сердце. Она торопливо чмокнула грека в щеку, и чувствуя себя абсолютно глупой, но странно счастливой, вылетела за дверь. Что за сумасшедший ритм жизни, подумала она на ходу. Или нечего на зеркало пенять?

 

Глава 8. Когда хорошего не ждешь…

Следующие несколько дней пролетели настолько быстро, что Алина не успела оглянуться. Совсем незаметно для нее корабль оказался в Англии. Вещи Тамары они коллективно перетащили в ее новую каюту, не забыв при этом отпраздновать уже более официальное и менее пьяное новоселье. В этот раз в битком набитой каюте девчонок, но и каюте напротив уместились и гифт-шоп, и Кевон, и Роберт с Иваном. Отношения фотографа и полячки находились все на той же стадии, что и Наташи с Гарри. Но если первые, так и оставшись на платонической стадии, всюду появлялись вместе, то вторые, общались исключительно тайком. Томку этот вопрос вообще не волновал, они с Кевоном получали обоюдное удовольствие от общения на полную катушку, так что по ночам застать ее дома было бесполезной затеей. Да и Алина пока не задумывалась, куда приведут ее ночи с греком, хотя фотография с молодой женщиной и детьми смущала ее все больше и больше. Спать с женатым мужчиной она не собиралась не под каким видом, но и признаться, что она лазала по его компьютеру, пока не представлялось возможным.

Эти дни девушка продолжала ходить на трейнинги, точнее продолжала спать на них, под постоянные окрики грека и еврея, который занимал пост шефа охраны. Теперь времени на сон оставалось еще меньше. Днем, который тянулся невыразимо долго, она пыталась держать глаза открытыми, что более или менее ей все же удавалось, и не могла дождаться конца рабочего дня, чтобы поскорее спуститься вниз, смущенно стучась в хорошо известную дверь. Ну, а ночи каким-то непостижимым для нее образом становились все короче и короче. Девушка не обращала внимания, что стала чаще смеяться, что дышать стало немного свободнее и что ей совсем не хочется больше лить слезы по покинувшему ее мужу.

При наличии всех этих очевидных признаков, если бы вы спросили Алину в этот момент о причинах, то более бурное непонимание представить было бы сложно. Ни под каким видом и ни за что на свете Алина не желала снова влюбиться. Да еще в грека, да еще на корабле, да еще и не будучи разведенной! Нет, нет, нет! Ей просто нравилось проводить с ним время, а ни о чем таком девушка думать даже и не собиралась.

Но все же ее моральное состояние улучшилось настолько, что в следующий аутсайд в Дувре, после долгого и ненавистного всеми си-дея, она отправилась вместе с Сержем. Временно было заключено мировое соглашение. Хорват наконец получил выходной от бумажной работы, коей его вечно нагружала Ким. Сейчас уже точно стало известно, что англичанка отправляется на другое судно, а в ее отсутствие менеджером будет Шон. Но к буйной радости всего коллектива примешалось легкое сожаление, что на этой должности веселого гея не оставят, а пришлют кого-то еще на замену.

Вне рабочей обстановке, да еще при такой радостной новости, что убийственно строгая начальница должна была в скором времени их покинуть, молодые люди вполне могли бы стать приятелями. Общаться без гнета работы Серж мог абсолютно по-другому, что для Алины не было особым достоинством, ибо она предпочитала людей, которые не делали разделения и старались на сколько возможно относиться ко всем одинаково.

Серж рассказывал ей о некоторых страницах истории собственной страны, о том времени, когда они были все объединены одним общим диктатором и назывались Югославией. Алина по-быстренькому искупалась в прохладной воде, на что немногочисленные люди на берегу смотрели с удивлением. Погода хоть и стояла солнечная, но вода была, прямо скажем, прохладной. Переодевшись прямо на пляже, девушка почувствовала себя просто прекрасно и с удовольствием слушала о том, что происходит сейчас в хорватской армии, о старых предрассудках и о несправедливости со стороны великих мира сего.

— Получить визу очень сложно. Нужно чуть ли не три килограмма разных бумаг и печатей. Не дай Бог у тебя срок работы меньше пяти лет, все, сразу отправят от ворот поворот. Нужны поручители, приглашения, гаранты из банков. И ведь это все при том, что у них студенты путешествуют без гроша в кармане, подрабатывают в забегаловках и ездят автостопом. Разве это справедливо?

Алина понимающе вздохнула. Эта тема была ей близка, как никому другому. Они стояли на вершине холма, забравшись сюда в поисках замка, чьи башни красовались, словно верхушка именинного пирога, и были видны еще с самого низу. Глядя теперь на неповторимый пейзаж порта, где две стены, поднимаясь прямо из воды, двумя огромными каменными ладонями ограничивали пространство для приходящих кораблей, на льющийся с небес свет, на маяки словно из старой сказки, на все это невероятное и настолько идеальное, что казалось ненастоящим, сияние и блеск летнего моря, она понимала, что, скорее всего, никто из ее друзей никогда этого не увидят. И не случится это именно по той самой причине, по которой сейчас сокрушался Серж.

— Ох. Блин. Знаю. У нас тоже самое, а иногда еще хуже. Девушкам нельзя, потому что они не замужем, а парням, потому что справки из военкомата нет, а в здравом уме, естественно никто ни замуж не пойдет в 20 лет, ни в армию, что вообще-то, равносильный идиотизм. И получается, что сиди дома и доказывай, что ты не верблюд. А пока дадут разрешение, так уже состариться успеешь. Кошмар.

— В России, думаю, пока все не так плохо. А у нас с этими военными действиями вообще труба. И если в Европу еще куда ни шло, то про Англию или Америку можно даже и не думать. Визы дают единицам, и то, если соберешь склад макулатуры.

— Угу. У нас все так замечательно, что у моей знакомой на приеме спросили девичью фамилию бабушки.

— Мда. — протянул Серж, которого это ничуть не удивило, ибо молодой человек и сам не раз был в идентичной ситуации. — Ладно, пошли уже музей смотреть. Может, конечно, через пару лет, что-то и изменится, хотя и верится с трудом.

— Представляешь, остальные сейчас в Лондоне…

— Зато мы посмотрим Дувр. — решительно заявил Серж и схватив девушку за руку, потащил вверх по склону.

Дувр, и правда, оказался очень красивым местом. Конечно с экскурсией в столицу Англии, в которой, как думала Алина, ей вряд ли еще удастся побывать, было не сравнить, но и в этом порту было, что посмотреть. Тем более, это был первый раз, когда девушка ступила на английскую территорию и она крутила головой не хуже берегового маяка, ведь все было таким интересным и по-особенному британским. Прибывая в новую страну, девушке тут же приходили на ум все литературные произведения, в которых они описывались или просто упоминалось. Сейчас она с любопытством разыскивала следы «Ярмарки Тщеславия», «Гордости и предубеждения» и «Шерлока Холмса».

Девушка не признавала современников, хотя и перечитала их немало. Современное искусство разочаровало ее еще в детстве. Скорее всего, это звучало глупо, но искусством она считала то, что не мог создать простой человек, что было неподвластно всем и каждому, то, что было сотворено гением, а не технарем. Еще будучи ребенком, на выставке импрессионистов, шепелявя из-за положенного возрасту выпавшего молочного зуба, она заявила маме, что голубя мира Пикассо и любой ребенок нарисует. Этот великий художник, конечно, не был ограничен одним полотном, но простота неприятно уколола маленькую девочку, и уже в более зрелом возрасте Алина отказывалась считать произведением искусства кусок обгорелого пластика, хоть он и находился на выставке современного дизайна центра Помпиду в Париже. Для нее искусством тут и не пахло, пластик был пластиком, и шедевром он никогда не станет, даже если его сожжет сам Пикассо.

Но персонажами Конан Дойля здесь и не пахло, скорее легендарным королем Артуром или даже периодом чуть пораньше. Они сделали фотку на скоростной трассе, ведущей в Лондон, и оказались в замке, построенном норманнами. Как ни странно, оказалось, и Серж тоже интересовался историей. Они вдвоем с восторгом бегали по комнатам с гобеленами и гербами, заглядывали за занавесы и балахоны, позировали у катапульт. На самом верху замка, на смотровой площадке, картинно и гордо развивался британский флаг. Тут Алина наконец-то ощутила, что она действительно оказалась на родине рыцарей Круглого Стола.

Пока молодые люди изучали внутренние покои, атмосфера казалась слегка подпорченной, ибо все надписи и звуковые комментарии были сделаны на французском. Для девушки, естественно, никакой проблемы это не представляло, и она с легкостью переводила своему попутчику. Язык Франции тут хоть и был исторически логичен, но все же, это было уже немного не то. Стопроцентная английскость была слегка подпорчена.

Спустившись вниз и обессилевши, устроившись прямо на траве, Серж и Алина решили просмотреть только что сделанные фотографии.

— Ну и как я буду объяснять, почему у меня двести твоих фоток? — недовольно пробурчал хорват.

Алина стащила серую кофту на молнии и растянулась под теплым солнцем прямо в чем была. Серж тут же щелкнул затвором.

— А тогда на фига ты меня фотографируешь?

— Ты красиво лежишь. — не задумываясь, ответил хорват.

— Чушь какая. — Алина промурлыкала, не открывая глаз. Греться на солнце было самым настоящим наслаждением, которое теперь стало не таким уж доступным. Корабельная жизнь заставляла по новому взглянуть на вещи. Даже на такие, повседневные, и незаметно-простые. Лежа на животе, она положила голову на скрещенные руки и болтала в воздухе ногами. Волосы девушке золотом сверкали в солнечном свете.

— Вообще-то, ты очень красивая и привлекательная. Я сначала думал к тебе подкатить, а потом решил, что не стоит.

— Да? И почему же? — Алину слегка удивила прямолинейность хорвата.

— По ряду причин.

— Ну, уж начал, так продолжай.

Серж не заставил себя упрашивать:

— Во-первых, слишком много мужиков вокруг тебя вьется. Драться тут нельзя, а такая ситуация меня бы не устроила. А во-вторых, ты одеваешься, как будто тебе вообще наплевать, что о тебе подумают. Я за тобой наблюдал. Нет в тебе этакого, знаешь намека. Джинсы все время, футболки какие-то, или юбка типа пояса. Девушка должна носить юбки, но не такие, а чтобы оставалось место воображению, чулки и платья.

Алина фыркнула, незаметно оглядев свой наряд. Желтая майка «Лейкерс» и рваные вышитые джинсы. А Серж между тем разошелся:

— И ведешь себя! Вот пока шли — купаться полезла! И даже без купальника! В нижнем белье!

— Так там не было никого. И белье у меня спортивное. Никто в жизни не разберет, что это: трусы или купальный костюм. Сам же меня подбивал!

— Так, то я. Я парень, мне можно.

— Ой. Слушай. — отмахнулась она. — нравлюсь и такая.

Серж насмешливо фыркнул и окинул ее бесстыдно оценивающим взглядом:

— Не сомневаюсь. Вопрос, кому?

— Что, кому?

— Какому типу мужчин ты будешь нравиться такая. А самое главное, зачем? Ты ж понимаешь, мужчина может искать себе женщину с разными целями. А ты с таким поведением и стилем одежды для серьезных и нормальных отношений не подходишь никак. А вот для других целей очень даже.

Алина молча посмотрела на него поверх солнечных очков и ничего не сказала. Другие цели ее перестали устраивать лет этак в двадцать два, но сейчас будучи на целых два года старше, девушке как-то не хотелось пересматривать ни собственное поведение, ни стиль одежды. Она задумчиво забарабанила пальцами по ноге, наткнулась на дырку и поджала губы.

Серж растянулся с ней рядом:

— Ох! Как хорошо-то! Чертова работа. Я бы сейчас поплавал, а еще лучше бы понырял.

— Между прочим, я еще замужем. Кому-то, значит, пригодилась и такая.

— И что, он был серьезный, правильный, ответственный и думал о семье?

Алина пнула его ногой и повернулась на спину:

— Но причем тут тряпки-то?! — возмутилась девушка. — Провожают, вроде как, по уму!

— Согласен. Только мужчина любит глазами, как ты знаешь. Так что до ума может дело и не дойти. Вроде ты девчонка умная, должна понять. Я не со зла, просто вы думаете, мы ничего не понимаем. Ведемся на короткие юбке и штукатурку на лице. Что ж это правда. На пару дней, а точнее ночей. Почему бы и нет. Или пока не надоест. А женится нормальный мужик на такой не станет.

— А на какой станет? — поддразнила Алина.

— Я, например, на такой, у которой в голове не пусто, и какую домой маме привести не стыдно.

— Маменькин сынок.

— Глупая ты. — вздохнул хорват. — Разве ты что понимаешь? Мать — это святое.

— Знаю. — прошептала девушка. — Знаю.

На обратном пути Алина сделалась задумчивой и тихой. Она размышляла не о своем неудачном браке, не о Сашке, который сделал из нее идола без недостатков, а о греке. О том, что именно привлекало в ней молодого человека и привлекало ли вообще. Последнее время она стала слишком часто о нем думать. Надо это прекращать. Из огня, да в полымя — совсем не дело. Потом она вспомнила о фотографии, и настроение у нее испортилось окончательно. Получив дружеский шлепок от Сержа по спине на прощанье, девушка вернулась в каюту. Тут прилетела Томка с Наташей и фотографиями из Лондона, и времени на раздумья не осталось совсем, потому что они как всегда опаздывали на работу.

Круглые часы фирмы «Seiko» отсчитывали минуты на белом циферблате, пока девчонки готовились открывать магазин. Почему-то каждые пять минут, когда передвигались стрелки на делении пяти минут, которое совпадало, как и на всех других циферблатах, с часовым, часы издавали звук, как будто кто-то очень быстро перелистывал страницы. Поначалу девушку это раздражало, потому что каждый раз она оглядывалась в недоумении, но со временем перестала обращать на это внимание. Тем более, сейчас, когда через несколько мгновений, а может быть, и уже, заканчивалось шоу в театре и клиенты валом шли в магазины. Сегодня на промо был выставлен Роман Гласс. Такое название носили серебряные украшения из зеленого стекла, которое, если верить аннотации, было античным римским, обнаруженным где-то в Италии.

Каждый день в гифт-шопе товар был отличным от вчерашнего. Такая смена не давала клиентам скучать, и привлекала внимание. Тут были и часы различных брендов, и сумки, шарфы, перчатки, кошельки, запонки, галстуки и еще миллион мелочей по десять долларов, иначе говоря — «Бижу Тернер», бижутерия Сваровски вместе со статуэтками, янтарные украшения и брильянтовые, золотые и серебряные. Вообще, почти все, что душе угодно.

Раскладывая блестящие побрякушки, Алина и думать забыла о разговоре с Данни в гест мессе. Вдруг после очередного выступления в кова кафе к ней подошел парень из квартета. Как раз тот самый, который казался ей всегда отчужденно-высокомерным, широко улыбнулся и что-то ее спросил. Видя, что девушка занята своими мыслями, он весело помахал рукой перед ее лицом.

— Привет. — она поначалу даже не поняла, что он обращается к ней.

Девушка держала в руках разлетающиеся подарочные пакетики для ювелирных изделий, которые так и норовили попадать на пол. Один все-таки улетел и девушка застыла, не зная, что предпринять — продолжить разговаривать, отнести те, которые уже были у нее в руках, или попытаться сначала поднять улетевший. Решение пришло от молодого человека, поднявшего дурацкий пакетик, который вслед за тем был аккуратно всунут ей в руки.

— Спасибо. — она облегченно запихала всю кучу в тумбочку и повернулась к молодому певцу. — Привет.

— Как дела? — улыбнулся он.

— Отлично, а у тебя?

— Все ок. Тебя ведь Алина зовут.

— Да. — продолжала не понимать она. — А откуда ты знаешь?

— А еще я знаю, что ты играешь в баскетбол. — его улыбка стала еще шире и девушке стало ясно, что он пришел не за тем, чтобы что-то купить. Зеленые глаза его словно сиял таким внутренним загадочно-соблазнительным светом, что смысл сказанного дошел до нее спустя какое-то время. Зеленые глаза всегда были ее слабостью.

— А-а. — через секунду догадалась она. — тебе Шон сказал. Да, я играю. Точнее, думаю, что играю. Но вообще, с ума схожу по этой игре.

— Меня зовут Марк.

— Ну, мое имя ты уже знаешь. — тут она заметила на лестнице, ведущей из кова, как всегда, бегущего Сержа. И пожелала про себя, чтобы его по дороге сьел тигр, желательно уссурийский. Но, увы, реальность была более прозаичной. — Слушай я, вообще-то, работаю прямо сейчас.

— Да-да, конечно.

— Вы собираетесь играть, да? — и не дожидаясь ответа, торопливо сказала. — Давай я дам тебе свой номер, и ты мне позвонишь.

— Окей.

— Ну, я имею ввиду, когда вы в следующий раз пойдете играть. — быстро добавила она, чтобы не казаться навязчивой и в итоге почувствовала себя полной дурой. — Погоди чуть-чуть, я найду что-нибудь, на чем пишут.

Она вихрем пронеслась мимо улыбающейся Оливии и схватила со стола первое, что попалось под руку-сертификат о качестве Roman Glass. Она быстро нацарапала четыре цифры и подписалась.

— Восемь ноль три восемь — и пояснил. — мало ли ты соберешься раньше меня? Позвони?

— Марк пишется через К или С?

— Через К.

— Супер. Ну, все. Мне надо бежать. Увидимся позже.

— Увидимся. — и помахал бумажкой с номером.

Алина увидела Сержа прямо у соседнего стола и на этот раз ее счастливая улыбка была далека от того, чтобы быть искусственной как обычно, и она повернулась к очередному клиенту.

— Добрый вечер…

— Он голубой. — сказала Оливия.

— Ты с Робертом переспала?

— Нет, но он все равно голубой! И вообще причем тут он?!

— Не при чем, и может, он и гей, но он так улыбался… И потом, мы просто идем играть, а не что-то там. — недовольно фыркнула она.

— Да ты посмотри на него. И потом, они там все голубые.

— Где там?

— В квартете.

— Хммм… — неразборчиво пробормотала она, пытаясь понять, разочарована она или нет, и решила, что определенно нет. Какая кому разница, если она будет играть в баскетбол?! Этот эпизод как-то незначительно придал ей решительности и не решаясь спросить раньше, сегодня ночью она должна была расставить точки над и. Мир греком не кончается. Есть и другие, ну и пусть, что голубые. Есть же!

Но все равно, если быть честной, то она очень боялась и в этот вечер шла к молодому человеку нога за ногу. Одевалась ужасно долго и раздумывала над каждой мелочью, словом тянула время перед решающим моментом. Ей вдруг как-то разом захотелось, чтоб у него не было никакой жены, а уж тем более детей, а еще лучше было бы, чтоб он с порога объявил, что влюбился в нее с первого взгляда. Вот так вот, раз и навсегда.

Алина мрачно окинула взглядом его желтую дверь, подняла руку, чтоб постучать, опустила, постояла, переминаясь с ноги на ногу и, в конце концов, рванула на себя приоткрытую дверь вообще без стука.

Йоргес сидел за столом и что-то печатал. При виде девушки лицо его освятила широкая и как всегда немного смущенная улыбка:

— Садись. Что-нибудь хочешь? Я сейчас закончу, мне по работе надо, не возражаешь.

Девушка присела на краешек кровати, открыла рот, ничего не сказала и уставилась ему в затылок, желая, чтоб он прочел ее мысли и сам, безо всяких вопросов развеял ее сомнения.

— Йоргос? — позвала она, сама не зная, что скажет дальше.

— Секунду. — он повернулся от экрана. — Да?

— Нет. Ничего — поспешно сказала она. — Работай, я подожду.

Алина рассматривала вышивку на покрывале и испуганно думала, почему ей это так важно. Проведенная ночь — еще не повод для знакомства. Именно таким принципом она всегда руководствовалась. Дамиану пришлось тащить ее на аркане под венец, а с парнем до него Алина рассталась именно потому, что ни в какую не желала знакомиться с его родителями. Растерянная девушка подумала, что может после разваливающейся башни с ее французским супругом, после воскуривания фимиама от Рыжего, после череды любовников и вереницы различных приключений, ей, может быть, захотелось чего-то нормального. Но как знать, чем ей грозит греческая авантюра? Может пока не поздно, надо уносить ноги?

— Йорго. Кстати. — грек улыбнулся и встал, потянувшись. — Я закончил. На сегодня хватит. Ну, как прошел день?

— Что значит Йорго? — не поняла она. — типа, как, короткий вариант?

— Вроде того. У тебя есть короткое имя?

— Нет. — отрезала девушка. Она ненавидела, когда ее звали Алей или еще как-нибудь так. — у меня только это имя. И не надо его коверкать!

Молодой человек поднял руки в защитном жесте:

— Хорошо. Хорошо. Так что у вас в магазине новенького?

Алина увернулась от поцелуя, подставив щеку, и пулей подлетела к компьютеру. Пора было приводить план разведки в исполнение.

— Можно я свой ящик проверю? — речь шла об электронной почте, что служило вполне невинный причиной подобраться к компьютеру.

Грек естественно разрешил, пока еще не подозревая, чем ему это грозит.

— А это кто? — Сердце девушки бешено колотилось, хотя внешне она выглядела абсолютно спокойной и даже улыбалась. Палец указывал, на, как ниоткуда появившуюся фотографию, с уже знакомой молодой женщиной и двумя детьми.

— Ох. А где ты это нашла? — молодой человек не выглядел ни пойманным врасплох, ни хотя бы на секунду смутившимся. Алина не отрывала глаз от его лица, но ничего такого рассмотреть ей не удалось. Пока же девушка с нетерпением ждала ответа:

— Да, открыла по ошибке. Думала это камера, а оказалось фотографии. Так ты женат?

Грек рассмеялся:

— Трудно быть женатым на собственной сестре. А это — он махнул рукой, — моя самая любимая женщина. Правда сложно спрятать от нее мои бумаги и компьютер, но в остальном, Елени — просто золотой ребенок.

Алина старалась не выдать своего облегчения ни единым вздохом:

— Все вы так говорите. Капитан вон тоже якобы не женат и к Наташке клинья подбивает.

— Алина, прекрати. Я вообще не вижу смысла в таком браке. Секс можно иметь и на берегу и на борту и без ложных обязательств. И если уж я найду женщину, которой посвящу свою жизнь, как-нибудь обойдусь без измен. Размениваться по копейкам — так и цена тебе будет такая же. И потом мне не так много лет, чтоб иметь жену и двух детей. Маргарита старше меня, и женщинам положено рано замуж выходить, а она и так припозднилась. Я ответил на твой вопрос?

— Более чем. — тихо ответила девушка. — Можешь меня поцеловать.

— Ну, спасибо за разрешение. В следующий раз подам письменный запрос.

Алина молча высунула язык и камень с ее души улетел куда-то в воду Атлантического океана или может уже Северного моря. В навигации девушка была не сильна.

Познание территории Английской короны продолжалось своим чередом. Следующим пунктом маршрута была Ирландия. Про эту страну девушка почти ничего, поэтому даже не знала чего ожидать или с чем сравнивать. Тем сильнее был ее интерес.

Дублин и Брелфаст поразили девушку прежде всего своей чистотой и просто сверкающей отмытостью улиц. Дублин оказался большим и шумным городом, с толпами туристов, футбольными фанатами и медными памятниками. У одного такого компания из Бренды, Ромины, Тамары, Раджива, Милана, Наташки и Алины застряла на добрых полчаса, пока все по очереди, а потом и все вместе фотографировались. Монумент был и правда слегка необычен: изображал женщину в длинной старомодной юбке и корсете с тележкой, заполненной корзинами. Это была торговка рыбой. Индусы естественно сразу же все опошлили, сделав пару кадров с ладонями на пышной груди женщины. Девчонки, уже привыкшие к такому, даже не обратили внимания. Впрочем, Молли Молон такое обращение тоже было не впервой, особенно, судя по текстам песенок и стишков, сочиняемых о ней уже много веков подряд.

Попутно гифт-шоп рассматривал и живые статуи, некоторые с удивлением, ибо первый раз видели таких раскрашенных мимов, другие со скукой и пристрастием артистических критиков. Опять же щелкали затворы многочисленных камер даже и у тех, кто уже не раз наблюдал такой вид заработка.

Следующие полчаса ушло на сувенирные магазины, в которых по сути продавалось одно и тоже: куклы с ярко красными волосами, вызвавшие немалый восторг рыжеволосой Наташи, зеленые шляпы, традиционные тролли с горшками золотых монет и клеверные листки в каком только было мыслимом исполнении, вплоть до туалетной бумаги бледно-салатового цвета.

Остальное время было посвящено поеданию бургеров и распитию темного ирландским пива. Такое развлечение упустить было никак нельзя. Под взрывы смеха и общее прекрасное настроение была убита оставшаяся часть дня. Алине, хоть и принесли просто чудовищных размеров горячий национальный бутерброд, тут же запечатленный для потомства, но все же было жаль упущенного времени, и в кафешке она уселась ближе к окну, чтобы немного понаблюдать за жизнью города.

Горожане, как зеркало, отражают уровень достатка, настроение и образ жизни страны. Алина всегда с удовольствием наблюдала за иностранцами. Немало путешествуя, девушка умела разглядеть за стилем речи, за внешним видом и повадками, глубину национального характера, стиль общения и некий социальный уровень.

Дублинцы приятно радовали глаз не только крепким телосложением, но и цветами одежды. Здесь так мало было, привычного по России, черного и серого. Люди одевались во все угодно, но только не в эти мрачные оттенки. То тут, то там мелькал красный и зеленый, голубой и бежевый, и довольно много белого. Нельзя сказать, что горожане одевались как-то по-особенному экстравагантно, совсем даже наоборот, все таки, это был не Париж или Барселона, где можно было увидеть все, что душе угодно. Но зато на улицах было полно живой музыки. На углу сидел заросший мужик с контрабасом, в переулке играл целый оркестр, а у памятника девушки с рыбой пританцовывал дедушка в кепке то ли с барабаном, то ли с бубном.

В общем и целом, Дублин произвел впечатление приятного, живого и дружелюбно настроенного города и вполне счастливого, но способного за себя постоять, народа, разъезжающего на двухэтажных красных автобусами, между цветущими клумбами и улыбающимися лицами.

В Брелфаст, следующий порт Ирландии, в аутсайд вышли только Алина с Наташей и почти сразу заблудились в схеме метро, размером напоминавшую московскую. Времени у них было совсем немного, но первый пункт назначения в списке достопримечательностей выглядел немного странно — легендарная пивная «Робинсон». Дойдя до места уже пешком и сфотографировавшись у входа, девчонки зашли внутрь, не зная чего ожидать. Конечно, девчонки заказали темный «Гинес» и «айриш» кофе со сливками и виски и, задрав на пару головы, долго рассматривали удивительную деревянную резьбу, покрывавшую и низкий потолок, и колонны с капителями, и дубовые высокие перегородки между столиками.

Старинный бар был далек от того, чтобы выглядеть даже как высококлассный ресторан, скорее как музей или даже фойе оперы. Львы, перевитые цветами, мозаичный пол и красное дерево никак не вязались с залитыми пивом столиками, и ассортиментом подаваемых напитков. Кроме немногочисленных туристов, постоянных посетителей, отличающихся широкими плечами, через одного темно-рыжими, почти медного цвета, вихрами, волосатыми руками и квадратным подбородком, это никого особо не интересовало.

— А с чего бы им на эту красоту пялиться, если они ее каждый день видят?

— Может и не с чего, но ведь это уму непостижимо. Они тут пиво пьют, футбол смотрят, чипсами и орехами сорят! А ведь это национальное достояние!

Наташка беззаботно махнула рукой:

— Может, они и понятия об этом не имеют. Может у них принято лить виски на столы девятнадцатого века.

— Восемнадцатого. — машинально поправила ее подруга. — Вот твой кофе. — и глядя, как рыжеволосая подруга соломинкой размешивает сливки, добавила, — Я, конечно, понимаю, что в Риме тоже одни сплошные руины и на них играют дети. А в Ватиканском музее половина экспонатов валяется на полу и даже не прикрыты стеклом, но они же хотя бы в музее. А это уж слишком.

Она обвела рукой вокруг и аккуратно поставила бокал на желтый подстаканник, никак не решаясь поставить его на древнюю поверхность стола:

— В Лувре я помню голову лошади. Одну единственную голову лошади в целой экспозиционной зале. Только голова и больше ничего!

— Так может она была размером с Эйфелеву башню. — резонно заметила подруга. — Классный кофе, кстати. Попробуй?

— Нормального она была размера. В натуральную, так сказать, величину. — Алина вздохнула. Все же искусствоведческое образование не давало ей спокойно жить. — просто есть страны в которых о культурном наследии заботятся, а есть в котором пьют пиво.

— Слушай, ну что ты к ним прицепилась? В конце концов, эта кафешка не мокнет под дождем в руинах, тут все чистенько и аккуратно. Не нести же ее по частям в музей, честное слово? Так даже гораздо нагляднее. В каком еще музее можно экспонат руками потрогать? А тут, пожалуйста, почувствуй себя на триста лет моложе. Разве не увлекательно? На мой взгляд, это почти как музей под открытым небом.

— Это пивная под открытым небом. — пробурчала девушка в ответ. Алина все никак не могла успокоиться, хотя подруга, наверное, была права.

Наташка знала, как сменить тему и коварно поинтересовалась:

— Новые джинсы?

Алину такой вопрос не мог не заставить растеряться. Сердце ее так робко пыталось надеяться на что-то хорошее, что рассудок с легкостью отвергал все его чаяния. И ни в коем случае, не признаваясь самой себе, но машинально подчиняясь своему вездесущему оптимизму, и более, чем естественному желанию, быть к своему новому возлюбленному, как можно ближе, девушка утром как-то машинально надела джинсы Йорго. К ее стыду размер они носили один и тот же.

Молодой грек был настолько худощав и невысок, что брюки оказались девушке как раз в пору, что немало ее смутило. Всю свою сознательную жизнь Алина встречалась с рослыми и большей частью спортивного телосложения ребятами, и теперь рядом с Йоргесом, раздумывая, как они выглядят со стороны, чувствовала себя немного неуютно и стесненно. Но исключительно из-за этого и ничего больше. Все остальное: языковые сложности, разница в возрасте, разница культур и многое другое ей ничуть не мешало. Девушке было с ним комфортно и легко, настолько, что хотелось быть маленькой девочкой с ромашками в волосах, наивной и беззаботной.

Эти несколько дней, а скорее ночей, ведь они проводили вместе все лишь несколько часов поздно вечером, сделали Алину абсолютно счастливым человеком. Но панический, почти животный страх возвращения пережитой боли не давал ей ни на секунду поверить в то, что ее сердце снова сможет дарить кому-то одну радость на двоих. Если раньше она бы запросто подумала, что, какая разница, чем все закончится, если сейчас это просто замечательно. У девушки и раньше бывали черные полосы в жизни, беды и огорчения, и даже настоящие несчастья, но никогда до разрыва с Дамианом она не теряла веру в себя и во все хорошее, что есть на земле.

Нет, конечно, она не замкнулась в себе после пережитого, не перестала смеяться, для этого Алина была слишком молодой и слишком сильной. И, что самое странное, девушка даже не перестала верить в любовь, она верила в нее, но для других. Внутри же нее самой словно что-то сломалось. Треснула какая-то жизненно важная веточка на дереве мечты. Она больше не ждала ничего хорошего для себя, только плохое, но это плохое она ждала, упрямо стиснув зубы и уже не склоняя голову. Ей стало все равно, кто и что скажет, кто прав, а кто виноват, словно вынеся себе приговор — ничего радостного и счастливого в жизни больше не будет. Счастье для тебя больше не доступно, дверь для плохого отперта и ее некому закрыть, а значит, тебе придется жить, как есть.

Вот почему, она отказывалась думать о Йорго, как о причине своего счастья, насколько бы очевидным всем это ни казалось. Даже в Корке, в котором корабль стоял вчера, в соборе, поразившем ее до глубины души, в разговоре с самой собой и с Создателем, она не смогла в этом признаться. На исповедь девушка не ходила ни разу в жизни, но откровенные беседы, как бы разбор всего содеянного и произошедшего за истекший период в церкви и еще на могиле матери стали ее привычкой. Это было время для стопроцентной искренности. Но вчера, глядя на огромные, так величественно возвышающиеся стены, белые и почти кружевные, девушка, мысленно разговаривая с греком, продолжала отрицать собственные чувства.

Кстати сказать, собор в Корке заслуживал отдельного слова. Жилые здания во всех виденных Алиной британских городах, которых надо сказать было совсем не так много, внешне напоминали друг друга. Невысокие, максимум в пять этажей, а чаще всего в пару, разноцветные, стенами примыкающие друг к другу без малейшего проулка. Не в пример Амстердаму, где были улицы, в котором два человека не протиснутся ни за что, да и толстый-то, наверное, с трудом. Высокие и широкие окна обычно состояли из нескольких частей, а еще одной довольно характерной чертой являлась выдающаяся часть фасада, похожая на балкон трапецией, но все же остающийся внутри постройки.

Так вот на фоне такого пейзажа протестантский собор в этом маленьком городке прежде всего выделялся своими размерами. Но дело было не в этом. Собор святого Финбара внешне был похож на собор Парижской Богоматери, по своему готическому строению, но отличие было в атмосфере и цвете. Здесь все было странного, чудесно — серебристого оттенка, почти белого, с примесью пепельного и цвета стали. Как изнутри, так и снаружи здание казалось воздушным, словно архитектор заменил камень на тончайшую шелковую нить.

Строение явно было восстановлено, но это не мешало его очарованию. Мозайки, витражи, колонны, но самое главное, все того же призрачного цвета барельефы и резные статуи святых приоткрывало завесу между землей и небесами. Была ли это задумка строителя или же так получилось случайно, но все вокруг было овеяно трогательной аурой чистоты и всепропрощения. Именно такой, по мнению Алины должна быть атмосфера в церкви, а не как, не в обиду было сказано в Сан-Пьетра в Ватикане, где величие и украшения подавляют, смущают и создают ощущение ненужности и ничтожности себя самого.

Финбара был совсем иным. Он как бы давал возможность поучаствовать с Богом в беседе на равных, если можно было так выразиться, или скорее, почувствовать, что значит быть услышанным. Поверить в чудо, получить немного счастья бесплатно, как нежданный подарок, как солнечный луч посредине дождливой недели, таким был это собор. А может просто таким был момент жизни Алины, в который она его увидела.

А вопрос Наташи, естественно, застал ее врасплох, потому что девушка еще не была готова ответить на него даже самой себе, собственно говоря, в первую очередь самой себе.

— Это не мои. Так напялила, что под руку попалось.

Наташа внимательно посмотрела на Алину, ей очень захотелось съязвить, но что-то заставило ее промолчать. Вид подруги, комкавшей бумажную салфетку и упрямо отводившей глаза в сторону, говорил сам за себя. Наташа еще ни разу в жизни не испытавшая ничего подобного, частенько завидовала подругам, но еще чаще вздыхала с облегчением. Страдания ее не привлекали, а незамутненной любви, как известно, не существует. Она молчала с минуту, раздумывая, как бы выразить потактичнее то, что было у нее на уме:

— Слушай. Ты, конечно, сумасшедшая, хотя с тобой и здорово весело. Но. — она сделала многозначительную паузу. — Может, все же не стоит снова бросаться в омут с головой. Ты ведь даже его не знаешь. Сердце-то у тебя одно. И даже если ты потом снова соберешь в кучу осколки, то шрамы остаются на всю жизнь. Оно тебе надо? Это же…

— Да знаю я. Шипс лайф. И вообще невозможно снова разбить то, чего уже нет! — Алина замотала головой и скорчив рожу, почти залпом выпила свой темный Гинесс.

— Ладно, ты девочка большая, поступай, как знаешь. Может, ты и права?

Алина молча смотрела в стакан на остатки пены. В глубине души она прекрасно знала, кто прав.

— Ты к капитану завтра идешь? — поинтересовалась она сумрачно. Больше для того, чтобы уйти от ответа.

— Можно подумать, у меня есть выбор. — съязвила подруга. — Вцепились в меня, как клещи.

— Так ведь так хочется посмотреть на капитановы покои изнутри. Говорят, там джакузи есть.

— Оно и на опендеке есть. Не стоит для этого тащиться к боссу. Вот уволят тебя, и посмотришь тогда.

— Сплюнь, дурында. — испугалась Алина. — А что, увольняют исключительно в его присутствии?

— Скорее он сам. — Наташка лениво потянулась и отпила большой глоток кофе. — И дались вам его апартаменты.

Дело было в том, что отчаявшись покорить девушку всеми доступными способами, главное лицо на борту Сенчюри решило идти на абордаж. Но одну белоруску почтить вниманием совсем уж в открытую он не мог, да она бы и не согласилась бы ни за что в жизни, засим весь департмент гифт-шопа под предлогом благодарности за поднявшиеся рейтинги и отличную работу был приглашен на, так сказать, парти. Девушка вздумала было отказаться, но на нее насели все коллеги разом, и пришлось рыжей красавице подчиниться требованию коллектива. Но выглядеть она собиралась потрясающе. Нельзя же было ронять статус первой красавицы корабля. Это обязывает, даже если поклонник старый и страшный. Алина естественно тоже принимала участие в мероприятии. Поэтому весь следующий день заведомо посвятился раздумьям и подготовке. Ночь же она по привычке проводила у грека.

— Это что за звук?

Молодй человек прислушался, но ничего не услышал:

— Какой?

— Ну вот: скрип-скрип.

Грек нахмурился и покачал головой. Алина еще секунду слушала, потом встала и пошла искать источник непонятного скрипа. Так она оказалась у шкафа.

— Можно? — вопросительно посмотрела она на него.

— Прошу тебя. Только мне кажется у тебя галлюцинации.

Девушка распахнула дверцы шкафа и победоносно вскрикнула:

— Ага. Сам ты галлюцинация. Я же слышу — скрипит!

На коротком железном шесте мирно покачивались вешалки в такт кораблю и тихонько поскрипывали, ударяясь друг о друга.

— С ума сойти. Как ты это слышишь? — восхитился грек. — у меня после инжин рума вообще с этим проблемы.

— А что там так шумно? — девушка вернулась на свое место.

Молодой человек усмехнулся. Для него это было равносильно вопросу: «А вода очень мокрая?».

— Надо будет тебя как-нибудь туда сводить. Сама увидишь. Точнее услышишь.

У Алины загорелись глаза:

— Серьезно, меня туда пустят? С ума сойти. знаешь, когда я только приехала, нас на секунду пустили на бридж. Там так интересно. Только офицеры какие-то не очень умные работают. Я у одного такого пухлого, может, ты его знаешь, спрашиваю: «Почему вода разного цвета? Пятнами такими?». А он мне ответил, что из-за водорослей. Я, конечно не моряк, но, извините, знаю, что у растений есть корни и им нужна земля там или песок. А таких гигантских корней нет на свете, чтобы быть длинной в восемь метров, ведь столько метров корабля находится под водой, еще не выросло.

Йорго от души рассмеялся:

— Вот уж точно дурачок тебе попался. Цвет воды зависит от солнца. Тень от тучи падает на воду и получается пятно. И цвет меняется. Еще от глубины зависит. Там где мельче — светлее. А если в порту, то цвет может быть почти желтым от песка, который со дна поднимается пропеллером при отплытии и прибытии. Можешь ему в следующий раз объяснить.

Алина с уважением посмотрела на него:

— Я так и думала, что он ерунду сказал. А ты молодец, столько всего знаешь.

— Для этого не надо быть моряком, чтобы догадаться. А в инжин я тебя все-таки свожу, посмотришь, что к чему.

Они болтали еще много о чем. В каюте были зажжены свечи, тихо играла музыка, и ситуация была романтичнее некуда. Он никогда не задавал вопросов о ее прошлом и личной жизни, но девушка сама ему все рассказала, для нее это не было чем-то постыдным. Однако, как она поняла из реакции Йорго, разведенная женщина в Греции не производила хорошего впечатления. Алину не слишком это задело, выходить замуж во второй раз она еще не скоро собиралась, а уж то, что думали в стране, где она даже ни разу не была, вообще ее не заботило.

— А мужчине естественно нормально?

— Мужчине много что нормально, то, что для женщины немыслимо.

Алина хмыкнула. Она ожидала что-то в подобном духе.

— Значит то, что Гарри был женат, не должно Наташу настораживать?

Йоргос почему-то вздохнул с облегчением, не снимая руку с Алининой спины, так что она прекрасно это ощутила, хотя и не поняла.

— Если ее не настораживает то, что у него ребенок родится через месяц, то о чем говорить?

— Через сколько? — машинально поинтересовалась Алина, наслаждаясь массажем, а в следующую секунду девушка аж подскочила на кровати, когда до нее дошел смысл сказанного. — Какой-такой ребенок? Ты о чем?

Йорго слегка смутился.

— А что, она разве не в курсе? — осторожно поинтересовался грек, почесав затылок.

— Не в курсе?! Да она понятия ни о чем таком не имеет! Ну, вы греки и свиньи. Это как же так можно?! Значит, он все врал про развод?

Йорго с сомнением смотрел на девушку. Слова о свиньях, кажется, не слишком его задели, его беспокоило что-то другое:

— Да нет, врать то он не врал. Вроде он действительно свободен, если можно назвать свободной такую ситуацию. Просто есть у него одна знакомая, которая, кстати, приезжает завтра в порту… Она, кажется претензий не предъявляет, но я подозреваю, что, наверное, лучше бы Наташе там не мелькать…

Алина в полном возмущении уселась на кровати по-турецки:

— Значит, ты все это знал с самого начала?! — зловеще начала она.

Йорго на всякий случай отодвинулся, красный занавес заколыхался, чуть не задев свечу, горящую на полочке. Он подхватил ее и нервно задул пламя.

— Слушай, я тут вообще не причем! Вечно я не умею людям отказывать. Что такое. Пусть сами разбираются. Он попросил — я передал. Все. Умываю руки.

— Он тебя попросил, чтоб ты сказал мне, а я — Наташе?! — девушка ушам своим не верила.

Грек остановился на секунду и нерешительно посмотрел на подругу, словно раздумывал, стоит ли признаваться, уж слишком осуждающим было выражение ее лица.

— Типа того.

Девушка откинулась на подушку, с ужасом раздумывая, как это сообщить подруге. Теперь она поняла странный вздох — молодой человек просто не знал, как начать неприятный разговор. Он осторожно вернулся на свое место и начал тушить свечи вокруг, одну за одной. Его миссия была выполнена, а вот ее только начиналась. Девушка с негодованием думала о том, каким идиотом надо быть, чтобы в таком возрасте не быть в состоянии объясниться с собственной подружкой. По поводу Наташи она была спокойна, великих чувств к Гарри у нее не было, но все же известия были более, чем неприятные. «Не хотела бы я оказаться в ее шкуре» — подумала Алина. Между тем погасла последняя свечка, и комната погрузилась в полную темноту, нарушаемую только слабым светом луны из иллюминатора прямо над кроватью. Йорго с нежностью смотрел на девушку, которая в этот момент и думать о нем забыла. Спать ему оставалось полтора часа, но он ни за что не согласился бы променять эти волшебные мгновения на сон. Алина же была совсем иного мнения.

— Я пошла. — соскочила она с кровати, натягивая платья на голое тело.

— Куда? — ошарашено вытянул шею грек, чьи романтические мысли были прерваны самым грубым образом. — сейчас половина третьего утра!

— Куда-куда? Какая разница сколько времени. А кто теперь с Наташей будет разговаривать? У вас, греков, все через одно место. Приходится самим разбираться с вашей кашей. И потом, все равно никто не спит. Я почти на сто процентов в этом уверена.

Девушка поцеловала своего молодого человека на прощанье и направилась к выходу. Йорго даже сказать не успел ничего, как она уже исчезла за дверью. Он только поглядел на нижнее белье, разбросанное по комнате и аккуратно сложив, положил его на стул.

— А ходить по кораблю без трусиков у нее считается нормальным. И при этом, мы греки — сумасшедшие. Кто мне что объяснит?

Как ни странно, Тамара не спала, и в каюте под номером четыре три четыре один появилась уже через пять минут. Она сразу же согласилась, что ситуация требует немедленных мер, как только узнала о чем речь.

— Ничего, что я тебя оторвала? — девушка в который раз вынимала и снова одевала в ухо сережку. Ничего путного ей в голову не шло, о чем она не замедлила признаться подруге.

— А что тут рассусоливать. Решать не нам, это, во-первых, нам надо только просветить ее. А во-вторых… — она зевнула. — вообще-то, во-вторых я еще не придумала.

— Что так прямо позовем ее и скажем?

— А ты письмо ей планируешь написать?

— Сейчас будем?

— Лучше сразу. По-крайней мере я лично предпочитаю узнавать все незамедлительно. Не люблю казаться другим дурой. Думаю, и она также.

Алина внутренне с ней согласилась, но все равно не представляла, как ей это все рассказать. У нее в прошлом был только один такой опыт, после чего ее подруга таковою быть перестала. Повторения Алине никак не хотелось. Корабль слегка качнуло, и девушка машинально схватилась за прикроватную лестницу.

— Когда она приезжает?

— Кто?

— Ну, эта. Которая беременная. — в голосе руммейт явно звучала неприязнь, хотя неизвестная будущая мама заслуживала только сочувствия. Молодые девчонки были целиком на стороне подруги, и понимать сложность ситуации никак не хотели.

— Завтра вроде.

— Так тогда говорить надо сегодня — времени на принятие решения все меньше и меньше.

Алина во второй раз за ночь подумала, что у нее проблемы со слухом:

— Какого решения?! Да ты о чем говоришь? Гнать его надо в шею. Чего уж тут решать?

Тома скорчила скептическую гримасу и выглянула за дверь, чуть не столкнувшись нос к носу с секьюрити-филиппинцем:

— Доброй ночи.

— Что, опять у вас вечеринка? — охранник уже грозно нахмурил брови, положив руку на желтую дверь.

— А вот и не угадали. Спать ложимся.

— Поздновато ложитесь для гифт-шопа. — хмыкнул он, все же заглянув мимоходом в проем, на что Тамара с удовольствием отошла на шаг, предоставляя мужчине полный обзор завалов из женских вещей, груды обуви и косметики, валяющихся на столе, обеих кроватях и даже на полу. Посредине бардака стояла Алина и задумчиво смотрела на него.

— Прибраться бы не мешало.

Алина усиленно закивала головой, а тот пошел дальше по коридору, где в районе казино слышались смешки и музыка.

— А прибраться и правда не мешало бы. Ладно, звони Натахе.

— Нас Ленка убьет.

— Выхода нет.

— А как?

— Что как? — рассердилась Тома, — кнопки нажимай!

— Чего орешь? Я не про телефон. Скажем как?! — Алина тоже разнервничалась. Она в раздражении пнула пару обуви, стоявшей около кровати, и одна из босоножек скрылась где-то под нижней полкой.

Наташка пол проклятья и ругательства украинки, обещавшей всем троим устроить завтра веселую жизнь, была безжалостно вытащена из кровати и поставлена на ковер.

— Вы совсем сдурели. Чего вам надо в три утра?

Растрепанная, но выглядевшая от этого ничуть не хуже белорусская красавица сидела, хмуря брови, перед двумя подругами, а они обе возвышались над ней, уперев руки в боки:

— Так я начну. Рассказывай, что у тебя с Гарри?!

Наташа в полном недоумении воззрилась на Алину:

— Вы совсем рехнулись?! Вы меня с Ленкой разбудили, чтобы об этом спросить?

Она попыталась встать и уйти, но не тут-то было. Девчонки заново усадили ее на место. Несколько минут перед этим они специально разгребли стул от завалов именно для этих целей.

— Сиди! От твоего ответа зависит способ, которым мы будем тебя извещать.

Тамара отступила назад и оглядела Алину с ног до головы:

— Теперь уже все говори. Тоже мне. Мисс деликатность.

— Сама бы начала. Откуда я знаю?!

Наташа внимательно посмотрела на препирающихся подруг и медленно закинула ногу на ногу с видом, как если бы была одета в элегантное вечернее платье, а не пижаму в цветочек.

— Та-а-ак. — протянула она. — Кто из вас с ним переспал?

— Дура! — немедленно отреагировала Алина. — Никто, конечно.

Наташка сразу приняла нормальную позу и перевела дух.

— Уже легче. Тогда, что стряслось?

— Ты на вопрос не ответила.

Подруга снова предприняла попытку слезть со стула, но и в этот раз ей не удалось:

— Кончайте этот балаган. Он мне нравится, но не больше. Как будто сами не знаете. Давайте выкладывайте уже!

Алина с Тамарой переглянулись:

— К нему кто-то завтра приезжает. — начала девушка из далека.

— Кто? Жена?

— Нет. Но подруга.

— Невеста что ли? Чего темните?

Алина еще раз подумала, какой же Гарри дурак, чтобы все так усложнить и выдала:

— Насколько я поняла, между ними ничего нет, кроме общего ребенка. Который, — она немного замялась, но деваться было уже некуда, — который появиться через месяц.

Наташа больше не пыталась подняться, она осмысливала сказанное. А потом очень спокойно заявила:

— А вы знаете, мне что-то подобное Карла говорила. Но я особого значения не предала, думала сплетни. Вот козлина же.

— А нам почему не сказала? Мы тут чуть голову не сломали, как тебя поделикатнее просветить.

— Тоже мне деликатные, — фыркнула девушка, проводя рукой по кудрям. — Ладно, завтра подумаю, что с ним делать. Главное сам не сказал, вас подослал. Ну, детский сад. Вы закончили? Я спать хочу.

— Неужели тебе совсем все равно? Ой. — поразилась Алина, вдруг обнаруживая на себе отсутствие нижнего белья. — я пошла переоденусь.

— Нет, не все равно, но биться головой об стенку не буду. Тем более чему тут удивляться, если он грек, да еще и моряк. Знаешь же поговорку: «У моряка в каждом порту жена». Просто я изначально к нему серьезно не отношусь. Но он у меня за это дорого заплатит.

— Шипс лайф, — пожала плечами Томка. — Я тоже спать хочу, умираю. Пятый час, девушки.

— Ладно. Завтра поговорим. — Алина выбралась из душа уже в более подобающем виде: майке и пижамных шортах. — Но я б низачто на свете не стала встречаться с чужим мужем или вообще будущим папочкой. Мерзко это. Просто я была замужем и знаю, какого жене. — она заметила выражение лица подруги и спохватилось. — ну я не про тебя, конечно. Ты ж не знала. И потом, все сказали, что между ними ничего нет. — она снова поправилась. — ну, кроме ребенка.

— Умеешь ты утешить. — покачала головой Томка. — Всем спокойной ночи.

И девчонки разошлись все трое по разным направлениям.

На следующий день, засыпая на ходу, так как поспать удалось всего три часа, девушка снова сидела очередном скучнейшем трейнинге по безопасности на корабле. Наташку она, естественно, не видела, поэтому понятия не имела, что та решила относительно Гарри. Сегодня был день вечеринки у капитана, и Алина, впрочем, как и все остальные, с утра уже прикидывали, чтобы такое одеть. Лицом в грязь ударять никому не хотелось, а уж присутствие Наташи частенько давало лишний повод привести себя в порядок. Женская натура не измениться от времени или местоположения, даже в пятитысячном году где-нибудь на северном полюсе, дама из будущего застынет рано по утру перед электронным каталогом собственного гардероба в долгом-долгом раздумье, особенно если вчера ее коллега удостоилась комплимента со стороны общего знакомого.

Алинины думы к Наташке не имели никакого отношения, она не то, что не завидовала, девушка даже в тайне гордилась такой красивой подругой. А фигура рыжеволосой красавицы только подхлестывала ее в спортзале. Сейчас сидя в столовой перед листом ватмана, на котором были написаны какие-то цифры, Алина пропускала мимо ушей все то, что не относилось к предметам одежды. Она никак не могла сделать выбор между двумя платьями: одним длинным и одним коротким.

— Мастердек указан на карте у каждого крюмембра. Мастердек — место в котором вы должны собраться молниеносно по сигналу тревоги. Все помнят, какой у нас сигнал тревоги? Правильно! Шесть коротких, один длинный. Все вместе повторяем еще раз…

«Блин, были бы они хотя бы разного цвета, было бы намного проще решить. Длинное, в принципе, скрывает все недостатки фигуры, и оно в греческом стиле, Йорго понравится, наверное.» При упоминание о греке сердце затопило приятное тепло, от которого девушка тут же отмахнулась. «Хотя короткое с корсетом, там тоже ничего торчать не должно. Все утягивается. И ноги видны, так может все-таки его одеть? Обувь уже понятно, босоножки и к тому и к другому подходят. Черт, до чего же тяжело выбирать!»

Алина вдруг очнулась от рассуждений, потому что почувствовала себя как-то неуютно. Она поежилась и оглянулась: все взгляды снова были устремлены на нее. Девушка обреченно вздохнула, по-видимому, этот толстый старый греческий осел снова до нее докопался, а она, снова даже не удосужилась обратить внимания на вопрос.

— Я, кажется, не расслышала. Не могли бы вы повторить?

— Что повторить? — эта гора мяса как всегда мило улыбалась.

«Ах, чтоб ты провалился!» — мысленно пожелала она, но вслух пришлось выдавить из себя другое:

— Ну, этот вопрос. — она мучительно покопалась в обрывках услышенного, — про мастердек.

— Ах, так мадмуазель желает вернуться к предыдущей теме. Как пожелаете! — он картинно развел руками в знак своей полнейшей готовности услужить даме. «Того и гляди, присядет в реверансе» — пронеслось в голове у девушки. Она почувствовала, что начинает краснеть.

— Тогда давайте повторим все мастердеки, а затем вы ответите и на то, что я только что спрашивал.

— Эй, Би, Си, Ди, И, Ф, — это она как-то умудрилась запомнить, да и то, наверное, только потому, что номера соответствовали первым буквам латинского алфавита.

— Да что вы говорите? А мне почему-то кажется, что у них еще есть названия.

Девушка тупо глядела на него. Названия, естественно, у них присутствовали, но ни одного из них Алина никогда в жизни ни слышала. А если и слышала, то соревноваться с важностью сегодняшнего наряда у них никак не выходило.

— А вы знаете…

«Ну, давай, ошметок цивилизации, спроси у меня еще что-нибудь, о чем я понятия не имею!» — лицо девушка против воли хозяйки приняло прямо-таки угрожающее выражение.

— Что сегодня у нас заключительная встреча? — дело принимало неожиданный оборот.

— Нет. — честно ответила она.

— А что-нибудь из моего трейнинга вы вообще знаете? — Грек выглядел слегка удивленным.

— Нет. — покачала головой Алина. Ей стало вдруг все равно, как он на такое отреагирует.

— Нет. Хм. — задумчиво повторил полный мужчина. — Что ж, по крайней честно. Но раз так, то вам следует прийти на следующей неделе и начать все сначала. Я буду очень рад видеть вас снова.

В столовой, которая на данный момент являлась аудиторией, взволнованно зашушукались. К начальству, каким бы карикатурным оно не казалось, на корабле было принято относиться с уважением. Или хотя бы делать вид.

— Значит, все сначала.

— Да-да! И даже много, много раз, если пожелаете. Хотите, мы весь контракт будем встречаться?

Алине очень захотелось другого, а именно запустить в эту довольную, улыбающуюся физиономию чем-нибудь потяжелее. Можно было даже пару раз. Но неожиданно ей в голову пришла совсем иная идея.

— Значит, мне прийти на следующей неделе?

— Буду счастлив составить вам компанию.

— Хорошо. — Алина так же приторно улыбнулась и подхватила свою сумку. — Увидимся на следующей неделе. Чао.

У грека даже рот открылся, а пуговицы на белой рубашке, казалось, вот-вот отлетят от негодования, но он сдержался, видимо, предвкушая совершенно особенные издевательства в расплату, и приподнял несуществующую шляпу.

— Ты что сделала? — Йорго просто не поверил своим ушам. Так, как рано утром все, включая ее соседку по комнате еще спали, и поделиться переживаниями можно было только с греком, то она и направилась прямиком в хорошо известную каюту. И сейчас сидела на столе, яростно болтая ногами в воздухе. Молодой человек случайно оказался дома, забежав в перерыв к себе по каким-то своим делам, а теперь сидел на стуле рядом и успокаивающе гладил девушку по колену.

— Развернулась и ушла. А что мне еще оставалось? Это самый мерзкий на свете тип, которого я когда-либо в жизни видела! — Алина буквально кипела. — Он специально до меня докапывался!

— Он-то может и специально, а ты хоть что-нибудь слушала?

— Можно подумать, там кто-нибудь что-нибудь запоминает. Не смеши меня.

— Все может и не слушают. Но у тебя есть свои обязанности. Есть такое слово, как ответственность. Ты на корабле. Не на суше. Ты должна хотя бы примерно представлять, что делать в случае опасности. Ну, скажи, что ты будешь делать? Прыгнешь за борт? Между прочим, вокруг океан, если ты до сих пор этого не поняла! Какое тебе дело до остальных, о чем ты вообще только думала?

Девушка недоверчиво посмотрела на него. Похоже, понимания или сочувствия тут было не дождаться. Как обычно, она устроилась на своем любимом месте, на столе, грек же на стуле. Она сбросила его руку со своей ноги:

— Ну, давай, теперь еще ты мне нотации почитай. Какие еще к черту обязанности?

— Ты девушка греческого офицера, и должна вести себя прилично.

— Что?! — раздраженно переспросила она. — Интересно, почему это я веду себя неприлично?! И что это еще за бред?

Девушка спрыгнула со стола и заходила по каюте, как разъяренная тигрица. Пространство было подходящим, как раз размером с большую клетку. Йорго спокойно, хотя и с некоторым удивлением наблюдал за ней:

— А ты всерьез считаешь, что нормально уходить посередине трейнинга, который, между прочим, ведет мой коллега. И одевать такую короткую юбку тоже нормально? То, что ты зачет не сдала, тебя не волнует? Тогда то, что он подумает? И что потом об мне скажут?

— Кому, простите, какая разница? А если он идиот? Мне и перед каждым дураком расшаркиваться, только потому, что он твой коллега, а я с тобой сплю? — Алину понесло. Смутно она понимала, что не до конца права, а может быть, даже и совсем нет, но остановиться было уже выше ее сил.

— Почему ты так себя ведешь?

— Это не я так себя веду, а ты. Ты мне даже с того момента, как мы познакомились и не позвонил ни разу. Про совместные выходы куда-то или что там еще полагается при нормальных отношениях, я вообще молчу! Ты считаешь, если от тебя никто не беременел, и нет на берегу жены, так я должна падать перед тобой ниц?! Я, может, и не знаю ничего про эту самую безопасность, на фига оно мне надо! Если начнем тонуть, вроде уж не Титаник, как-нибудь разберусь, куда бежать. Так ведь ты бы спокойно мог с этим своим жирным соплеменником поговорить, чтоб он от меня отстал. А то гораздо легче звать меня своей девушкой, какие-то обязанности приписывать, но ничего при этом не делать! Пальцем не пошевелить, не то что телефонную трубку поднять. Ведь это же просто верх перенапряжения! Четыре, даже не семь раз нажать на кнопку!

— Ну, причем тут это? — Йорго пытался утихомирить тайфун в своей кабине, но не тут-то было. И все же при этом у него был вид, что все это он выслушивает далеко не в первый раз. — Мы только неделю вместе. Будет тебе все. И с сейфти я поговорю.

— Уж спасибо, как-нибудь сама разберусь. Не надо только из меня делать неизвестно кого. Я как раз на тебя не претендую! Я, если хочешь знать, даже еще официально не разведена, и меньше всего на свете я хочу снова одеть на себе на шею это ярмо! Это ты что-то требуешь, взамен ничего не давая. Мне от тебя ничего не нужно, но уж извини меня, если ты пытаешься называть меня своей девушкой, то одну минуту в день можно найти, чтобы позвонить и узнать, как у меня дела! Тем более, что у тебя даже на работе телефон всегда под рукой. А не ждать, когда я ночью сама к тебе приду. Или уж оставим это все под грифом шипс лайф, но не надо тогда приписывать мне какие там обязанности.

И девушка, выпалив несколько сумбурно на одном дыханье все то, что ее беспокоило эту долгую неделю, вылетела за дверь, с трудом подавив в себе желание, как следует ее хлопнуть. Молодой человек остался с застывшей в воздухе рукой, поднятыми бровями и открытым ртом, готовым исторгнуть множество аргументов, которые были уже, к сожалению, никому не нужны.

— Ты где целый день шлялась? — задыхаясь, поинтересовалась Алина у своей руммейт, когда случайно они оказались наедине в каюте. Не было ни Наташи, которая обычно курила у них, ни Кевона, постоянно околачивающегося вокруг, пока Тома приходила переодеваться, ни фотографов, которые распахивали дверь без стука, но с воплями. — Ты в курсе, что мы опаздываем? У меня есть время на душ?

— А когда мы не опаздываем? Времени, естественно нет. — резонно заметила Тома, по которой не было заметно ни малейшего признака спешки. — Сейчас поставлю музыку и буду собираться.

— Так где была-то? — Алина пришлось кричать, чтобы заглушить шум льющейся воды.

— Танька на корабль приходила, я сестре, наконец, показала наше корыто и все то, чем я последние два года занималась. Они вместе с Терри приезжали. Мы наверху поели, в кова попили кофе, полазили всюду. И я ей отдала подарок.

— О-о! Лучше бы ты мне его отдала. А Танька давно в Англии торчит?

— Почти четыре года уже. И столько же с Терри вместе. Знаешь, она вместе с подругами подавала визу в Штаты. Всем дали, а ей отказали, тогда она уехала в Англию работать и почти в первую же неделю встретила там Терри. Теперь говорит, что хорошо, что ее судьбу кто-то там вовремя взял в свои руки и визу не дали, а то неизвестно как бы все сложилось. — Томка на секунду замолчала, выискивая песню Челентано на компьютере. — Они живут недалеко от Лондона, а сюда приехали на день, чтобы меня повидать. А кулон я ей уже давно купила, отстань.

— Почему мне сестра голубые бриллианты не дарит, интересно? А почему она раньше не могла приехать? В Дувр же наверное было бы удобнее подъехать.

— Удобнее, но в Дувре мы были посреди недели, а сегодня воскресенье.

— А сегодня воскресенье, а я и не знала.

Время было собираться на работу, а Алина только что прибежала с двенадцатого дека. Корабль стоял на Уэльских островах, на которых по определению девушки, царила скукота смертная. Быстренько пробежавшись по главной улице, скептически оглядела обряженных в доспехи из фольги рыцарей, встречающих туристов, ужаснулась ценам, которые при переводе в доллары возвышались над всеми крышами, девушка так и не нашла в этом кусочке Британской короны ничего интересного.

Разобравшись таким манером с собственностью принца Чарльза, Алина еще какое-то время вынужденно потратила на тендер. Такой способ входа и выхода с корабля оказался для русской сивумен очередным новшеством. Тендором называлось что-то типа большого катера вместимостью около ста пятидесяти человек. Когда порт не считался достаточно большим, чтобы принять корабль, то судно оставалось на расстоянии от берега, и к нему курсировали те самые лайфботы, о которых говорилось на сейфти трейнинге. Их спускали на воду с корабля и вместе с портовыми катерами они возили пассажиров с берега на борт и обратно. Все это, конечно, было интересно, но занимало слишком много времени, которого у крюмембров никогда не было. Приходилось не только ждать очередной тур, если катер только что ушел, но и пропускать на входе и выходе всех пассажиров, как того требовала политика Селебрити.

По пути назад Алина с трудом пыталась припомнить, какое сегодня число. Если она не ошибалась, то было как раз одиннадцатое сентября. День становился по-осеннему коротким везде, а уж на севере особенно. Час не был поздним, но солнце уже висело в багровых тучах. Закат всегда лучше смотреть на море, а уж когда плывешь, то все становится еще более особенным. Ей было грустно, но не мрачной, а такой светлой грустью, которая появляется, когда прочтешь печальное стихотворение или когда просто уже смирился с причиной тоски. Как уже говорилось, Алина не ждала от жизни ничего хорошего, и вчерашний финальный разговор с греком лишь подтвердил ее прогноз. Девушка даже не сомневалась, что он ни то, что никогда больше не появится, но и даже не позвонит.

Огромный желтый шар на глазах погружался в уже серые облака. Слева уже сгустились сумерки, а справа все еще властвовал день. Усталые пассажиры довольно переговаривались между собой. В воздухе парили несколько чаек, изредко оглушая воздух пронзительными криками. Все дышало миром и спокойствием. Все было так, как и должно было быть. Она даже не была разочарована, тихо качая головой в такт плеску волн. Крутя, откуда не возьмись, снова появившееся на пальце кольцо, которого еще вчера там не было, Алина пыталась думать о муже, но что-то ей мешало.

Ей снова захотелось к Сашке. Просто поговорить. Увидеть зеленые глаза, всегда глядящие на нее недоверчиво, с прищуром. Она отчаянно по нему скучала, всегда, где бы и с кем бы не находилась. «Может Серж прав?», — подумала она меланхолично глядя в небо, пока катер швартовался у борта корабля. Может быть, вокруг нее слишком много мужчин? «А ведь мне не нужно много, я вовсе этого не ищу. Они сами вокруг вьются, я же их не зову. Я хочу только одного. Единственного. Раз и навсегда. Так почему же так сложно его отыскать?!»

Девушка машинально прошла вперед по трапу, даже не обратив внимания на учтивый жест молодого человека из квартета, пропустившего ее вперед. Она понятия не имела, как его зовут, и пошла вверх вся в своих думах. Молодой человек с высоким лбом, живым лицом и слегка вьющимися волосами походил на героя романов прошлого века. Одет он, разумеется, был по сегодняшней моде в розовую футболку, бежевые брюки и полицейского типа солнечные очки. Но его лицо как раз бы подошло для книги Джен Остин или Шарлотты Бронте очень выразительными чертами лица и романтическим взглядом. Однако Алина в тот момент была очень далека от произведений классиков, да и такое лицо по ее мнению не заслуживало ничего хорошего по причине слащавости. Девушка думала совсем о другом, она думала о баскетболе.

Через пятнадцать минут бросков с трехочковой линии Алина перестала, наконец, чувствовать себя не в своей тарелке и огляделась. Идею, поставить баскетбольную площадку почти на саму высокую точку корабля, девушка нашла восхитительной. Вид открывался великолепный, хотя солнце уже ушло с горизонта, было еще достаточно светло, и к тому же площадку освещали четыре мощных прожектора. Единение шума волн и стука баскетбольного мяча представлял для девушки сладчайшую музыку. От плохого настроения не осталась и следа, на губах у нее играла счастливая улыбка и, больше от жизни ей больше ничего было не нужно. Соленый ветер с неповторимым йодным ароматом развевал волосы, собранные в хвост и девушка чувствовала себя на седьмом небе. Казалось, никто на свете не мог испортить такую минуту.

— А я и не знал, что ты играешь? — удивленно протянул Димитрий, глядя через сетку, как Алина в майке и шортах, кидает мячик на поляне.

Девушка недовольно посмотрела на грека. С недавней поры эта национальность не вызывала у нее положительных эмоций.

— Какие люди. — присвистнул Гарри, появляясь тоже словно откуда ни возьмись.

— Да что вы все сюда понабежали? Неужели нельзя здесь побыть спокойно одной? — Алина рассердилась. Особи мужского пола слетались как мухи на мед, на ее это больше совсем не радовало. Всему есть предел.

Гарри, невозмутимо заходя в дверной проем, как всегда был в своем язвительном репертуаре:

— Интересно, как это ты хочешь играть в баскетбол в одиночестве? Это какой-то особый русский вид спорта.

— А что твоя невеста уже ушла? Как назовете малыша? Если дочка, так может, Наташей?

Гарри, если и был задет, то ни показал вида.

— Ребенка она сама будет называть, я только биологический отец. Между нами ничего нет. Тут нет причин ехидничать.

— О да! И поэтому она приехала тебя навестить?

— Мы друзья. Друзья иногда общаются.

— Стоило тогда Наташу с подругой познакомить. — приторно улыбнулась девушка.

— Может и стоило, только она со мной не разговаривает.

Алина обожгла его взглядом и швырнула мяч в корзину.

— И правильно делает! — Злость всегда придавала ей сил: три очка.

— Неплохо-неплохо. Ну-ка дай-ка мне.

Алина тяжело вздохнула и отдала пасс высокому мужчине в комбинезоне, который всегда вызывал у девушки мурашки по коже, так сильно он походил на ее бывшего. Димитрий тем временем нерешительно посмотрел на начальство в виде Гарри, и получив снисходительный кивок тоже присоединился к компании.

Какого черта, — подумала девушка и с головой ушла в игру. Каждый был сам за себя, но азарта меньше от этого не становилось. Через пять минут все игроки тяжело дышали, но останавливаться, похоже, никто и не планировал.

— Три, два, два. — прокомментировал Гарри, уперев руки в колени и согнувшись, пытаясь отдышаться.

— Три, два, три. — поправила его смеющеюся русская баскетболистка, которая не собиралась поддаваться всяким европейцам, даже если не так давно они взяли кубок этой самой Европы.

— Вот отвернись на секунду, — Димитрий уже брал подбор с кольца, и Гарри пришлось поторапливаться, чтобы счет окончательно не сравнялся.

— Играем до семи.

— С ума сошли? Жарища плюс тридцать, мы без кроссовок и в комбинезонах…

— Солнце уже зашло и играешь ты с девчонкой, нытик! — весело перебила его Алина.

— И, между прочим, она тебя только что сделала. — Гарри, как ни странно ее поддержал. И борьба закипела с новой силой.

— Вот так вот малышня. — Дышал победитель все-таки тяжело. — Не суйтесь к папочке.

— Семь, шесть, шесть. Ну, по-крайней мере, я не на последнем месте.

— Будь у меня твои кроссовки…

Но Алина не дала Димитрию закончить:

— Будь у меня лишние пятнадцать сантиметров росту, вы б у меня поплясали.

Девушка уже снова стояла у кольца, тренируя руку.

— Между прочим, — Димитрий явно обиделся, — я уже полгода не играл.

— А я месяц! — Алина вспомнила матчи с Рыжим.

— А я года два. Вставай, отпрыск, пошли работать.

— А сколько времени? — спохватилась Алина, ибо часов у нее никогда не было.

— Без десяти шесть.

— О, черт! Почему я никогда не могу что-то сделать вовремя?

Гарри молча покачал головой, поставил ногу на оранжевый мяч и одним глазом наблюдая за Димитрием, который вернулся к отдраиванию какой-то железки в трансформаторном шкафу, вторым увидел как девушка чуть не столкнувшись с Сержем, беседовавшим с Никки на опендеке, сломя голову понеслась к рабочему лифту корабля.

Гарри приподнял брови в знак приветствия, ничего большего особа женского пола, не дарящая себя мужчине, у него заслужить не могла. Никки улыбнулась милой улыбкой, от которой за версту веяло ледяным ветром, и стала что-то быстро объяснять по телефону, сжимая его длинными пальцами с острыми ногтями. В эту секунду у нее был вид ястреба, высматривающего добычу. Гарри поморщился и стал разминать затекшую шею. Алины уже и след простыл к тому времени.

— Надо же, она во время.

— Надеюсь, что она хотя бы душ приняла.

Алину словно окатили ледяным душем, когда она услышала такой обмен репликами между менеджером гифт-шопа и ассистентом. Девушку аж передернуло. С последнего разговора с хорватом, она стала считать его если не другом, то хотя бы приятелем или хорошим знакомым. И уж никак не ожидала такого ножа в спину. «Хотя по большей части, какая разница, что он ябеда, сплетник и кулацкий подпевала. Иногда он нормальный, но оказывается, свинья порядочная. А может, он просто завидует? Ему явно нужна подружка, иначе он всех загрызет. Даже этот сердитый жеребчина не испортит моего отличного настроения. И эта старая страшная кобыла, которая завтра уезжает.» — девушка гордо подняла голову проходя в магазин, где на собрании Ким припасала последнее напутствие.

Но у менеджера, похоже, были другие планы по поводу настроения своей подчиненной. После короткого и холодного напутствия Кимберли приторно улыбнулась и сказала:

— Все по местам. Алина, а тебя я попрошу ко мне в офис.

Алина вопросительно посмотрела на Сержа, но молодой человек быстро отвел взгляд. На работе он не хотел иметь с ней ничего общего. Тем более, что девушка сегодня явно была не в фаворе. На тычок от Наташи Алина ответила таким же недоуменным поднятием бровей. Она и понятия не имела о чем пойдет речь со строгой англичанкой, поэтому ничуть не испугалась. Она встала в дверях маленькой каморки, в которой помещался только стул и стол с компьютером. Второй человек войти туда никак не мог, поэтому она остановилась на входе, ожидая. Ким делала вид, что не замечает девушку, по-другому это назвать было никак нельзя, потому что не заметить второго человека на 2 квадратных метрах было практически невозможно. Алина постояла еще чуть-чуть, оглянулась, увидела Оливию и Наташу, с озабоченным видом выглядывающих из-за дверей магазина, и тактично кашлянула.

— А это ты. Ты могла бы прийти побыстрее. Ты же знаешь, сегодня последний день круиза, у нас много работы.

— Я уже…

Ким устало улыбнулась, как будто русская подчиненная докучала ей последние полгода:

— Послушай, я бы попросила меня не перебивать.

Алина молча закусила губу:

— Так вот. Мне позвонили, и поверь, я меньше всего люблю получать такие звонки. — Ким сделала многозначительную паузу. — Мне позвонили по поводу твоего неподобающего поведения.

Алина продолжала ничего не понимать. За последнее время, кроме отношений с греческим инженером, ничего предосудительного она за собой не помнила.

— Ты должна понимать, что уорнинг, который я тебе даю, соответствует тому, что ты сегодня сделала. Надеюсь в будущем, этого больше не повторится. Корабль, не берег, здесь строгие правила, и тот, кто не следует им, очень быстро окажется дома. Это я повторяю всем и каждому.

— Я не понимаю… — Алина по-настоящему растерялась.

— Тебя сегодня видели на баскетбольной площадке, играющей с офицерами при исполнении служебных обязанностей.

Алина даже задохнулась от несправедливости, не найдя сразу, что ответить.

— Но я же не была там в свое рабочее время. Я-то не сделала ничего плохого?! Почему уорнинг должны давать мне?!

Ким удивленно посмотрела на мошку, осмеливающуюся ей перечить:

— Ты была в неподобающей одежде.

У Алины глаза на лоб полезли:

— В какой одежде, вы полагаете, люди играют в баскетбол? Неймтаг у меня был. Спортивная форма одежды…

— Ты находилась в пассажирской части.

— Но я имела право там находиться!

— Но ты не имела права играть с офицерами. Они были на дьюти!

— Но ведь я не… — Алина никак не могла понять, что же она-то нарушила. — но ведь это нечестно. Просто несправедливо…

— Дорогая. Жизнь вообще несправедлива. — Алине даже на секунду показалась нотка сочувствия в железном голосе англичанки. — Подпиши вот здесь. И возвращайся на рабочее место.

Она машинально подчинилась. А потом девушка еще секунду стояла, глядя, на блестящие темные волосы Ким, собранные в тугой пучок. Она так и не поняла, что ей делать смеяться или плакать. Алина ясно видела свою правоту, в отличии от тысячи других случаев, когда она была неправа или поступала не по правилам, и прекрасно это осознавал. И сейчас в ее душе твердо присутствовала уверенность в полной невиновности. Эта бумажка в руке с собственным предупреждением стала явным свидетельством власти, а точнее бессилия гордой лесбиянки. Похоже, что по-другому достать Алину никак не получалось. Когда девушка это поняла, то и злость ее исчезла без следа. Хотя, откровенно говоря, ее почти и не было. Еще давно Алина прозвала такие случаи синдромом мелкой шишки. Когда у человека было власти с ноготь, но уж использовал он ее на полную катушку. А с тем, что жизнь была несправедлива, Алина познакомилась уже очень давно, так что девушка пожала плечами и криво усмехнувшись, проследовала на промо.

— Ну что? Что она тебе сказала? Зачем вызывала? — вопросы посыпались на нее градом.

Алина молча помахала листом у них перед носом.

— Уорнинг. — презрительно констатировала украинка. — Допрыгалась. Я тебе говорила.

— Как уорнинг? За что? — Оливия распахнула свои карие глаза и задергала подругу за рукав. — Ты что такого натворила?

Наташа отреагировала как всегда спокойно:

— Добро пожаловать в наш клуб.

Тут настала Алинина пора удивляться:

— Да ты что? У тебя тоже есть?

— Я ж тебе говорила, кажется, еще в самом начале. Не помнишь? За курение в коридоре, кажется. Или меня со стаканом там же застукали, что-то в этом роде. Уже даже и не помню.

— Обе идиотки. — констатировала Ленка. — загремите обе с корабля. — Вот тогда сообразите, что не на суше.

— А на суше, подумать можно, не увольняют.

— За что тебе его дали? За неподобающую форму одежды в общении с офицерами? Тебя, что Ким голую застукала у грека в рабочее время?

Ленка громоподобно расхохоталась.

— Дура. В баскетбол я играла, а там твой Гарри приперся. Мне из-за него дали уорнинг. Вполне логично. Я, как нормальный человек, была в нерабочее время в спортивной одежде на площадке, а эти двое в рабочей форме и на дьюти. И кому дают предупреждение?

— А кто тебя еще при этом видел? И кто был второй?

— Никто. А этот Естель бывший был. Ах. Да. Никки там проходила.

— Мда. Еще вопросы есть? Нет, ну, пошли продадим что-нибудь.

Оливия горячо доказывала Лене несправедливость ситуации, а та отмахивалась от нее, как от комара. Наташа молча сортировала лотерейные билеты на следующий круиз. Алина скомкала свой первый шаг по дороге на берег и выкинула его в помойку.

— Выкинула? Правильно. Туда ему и дорога, — прокомментировала рыжеволосая подруга. — Вот ведь коза тощая. Всюду следит. А Гарри я скажу пару ласковых. Когда он заслужит прощение, естественно.

— Так ты решила все же с ним остаться? — Алина почти не удивилась.

— Знаешь, он клянется, что она сама решила, что у них когда-то была шипс стори, что теперь давно все кончено, и они просто друзья. Не то, чтобы я верю, но мне это не так важно. Но, разумеется, он будет прыгать до посинения, чтобы я снова его пустила в свою постель.

— Ясно. Может, ты и права. А кстати сегодня он в принципе был непричем. Там и Йорго мог быть и вообще кто угодно!

— А вот и он, легок на помине.

— Кто?

— Твой ненаглядный, кто еще?

Алина непонимающе повернулась и застыла с открытым ртом. Перед ней стоял донельзя смущенный грек и мял в руках черную шаль с прилавка:

— Так вы это продаете.

Алина молча смотрела на него. Было очень странно видеть молодого человека в синем форменном пиджаке с погонами и таких же брюках, она же все время лицезрела в спортивных штанах «Адидас» или комбинезоне.

— Ты сказала, что я не могу позвонить или спросить, как у тебя дела? Ты, наверное, права, я не очень силен в таких вещах. Но я пришел спросить, не хочешь ли ты сходить со мной в Мартини бар, после работы? Я для тебя одел форму, которую за весь контракт одевал, наверное, раза три или четыре. Я побрился. — он потер щеку, словно в доказательство сказанного. — А еще я принес тебе кофе. Я не знал, какой ты пьешь, поэтому принес два: холодный и горячий. Но твоя подруга у меня один взяла, сказав, что ты пьешь холодный. Поэтому, вот он — холодный. — грек протянул ей пластиковый стаканчик, а Алина его взяла все так же молча, потому что дыхание у нее перехватило. — Еще я поговорил с сейфти. Тебе не надо будет приходить на следующий круиз. Я попросил его поставить зачет моей девчонке.

Девушка все так же стояла с кофе в руке и молча слушала. Наташа, тактично ничего не говоря, вынула напиток у коллеги из руки и поставила его под стол, так как никто еще не уполномочивал гифт-шоп пить кофе на работе.

Грек начал переминаться с ноги на ногу, не зная, что еще сказать:

— Вообще, я пришел узнать, как у тебя дела?

Девушка, наконец, нашла в себе силы что-то сказать, и первым, что ей пришло в голову, стало:

— Знаешь, просто замечательно! — и на тот момент оно действительно так и было.

Вечером, точнее время уже было почти полночь, Алина сидела, поджав ноги в огромной столовой, и смотрела в окно. Иллюминатором это было назвать сложно, потому что размер его явно превышал нормальный. Стекла почти в человеческий рост открывали вид на море. Ночью и днем только море и лишь иногда далекий берег. На подносе стоял поднос с только что принесенной едой. Здесь легко можно было растолстеть, поэтому она старалась есть только овощи и мясо, но пицца пахла так аппетитно, а уж от креветок она никогда не могла отказаться. Сегодня выбор пал на куру в молочном соусе, зеленый салат с сыром фета и кусочки неизвестной ей рыбы. Было уже поздно и пассажиров было немного. Подумав, она взяла еще кусок пиццы и чай с ромашкой. Такой из всего гифт шопа пила только она и Наташка.

Рабочий день подошел к концу, но она почему то не чувствовала себя сегодня ни усталой, ни разбитой как обычно после, почему то было легко и спокойно, девушка чувствовала себя расслабленной и словно наполненной.

Она смотрела на море и улыбалась. Внезапно ей пришло в голову, что вот такие минуты стоят всего рабочего дня, да и вообще всей работы вмести взятой, что наконец то за последние полгода она чувствует себя на своем месте. Пусть она понимала половину из того, что ей говорят, пусть Дамиан был все также далеко, как и прежде, и не было Рыжего, на которого всегда можно было опереться, пусть работа была тяжелой и жизнь на борту напоминала армию. Все это было ничем по сравнению с этим ужином с видом на море.

Хотя если быть честной, то магазин обещал стать гораздо милее с уходом Ким, английский ее становился лучше день ото дня, а молодой греческий офицер, появление которого сегодня сделало ее такой счастливой как-то незаметно помогал не думать о муже и о Сашке. А еще было море.

Каждый раз когда она смотрела на море, сердце замирало. Все вставало на свои места. Счастье было спокойным и безграничным, как это вода с бархатной пеной, выходящей из под носа корабля. Повара тихонько переругивались на испанском, официанты убирали оставшуюся еду, а Алина быстро справившись с ужином, держа в руках пластиковый стакан с горячим чаем, ощущала каждым нервом тихий ход корабля, едва заметные поддрагивания пола, словно стараясь слиться с ним, стать одним целым. Пусть мечта остается мечтой, но ее жизнь сейчас удовлетворяла ее на все сто процентов, ведь за исключением главной ее цели, того ради чего она пустилась на это приключение, все остальное было именно тем, к чему она всегда стремилась.

Снова, как и в Париже, она узнавала что-то новое, снова учила новый язык, да еще и не один, теперь каждый день она видела, если ни новую страну, то новый город, ее окружали улыбающиеся лица и люди, с которыми ей искренне хотелось общаться. Как ни странно, тут она поняла, что теперь толпа вовсе ее не утомляет, а скорее ей даже и не хочется быть одной. Было ли это следствием двух лет жизни с мужем, искренне любившим людей, который разговаривал со всеми и каждым, или то, что только наедине с самой собой ей приходили в голову грустные мысли, или что-то иное, но ей начало нравится то, что рядом всегда кто-то был, а уж на работе рот вообще не закрывался.

В конце концов, девушка пришла к мысли, что если б она не разошлась с Дамианом, то ей никогда б не пришлось изведать этой странной, чарующей и такой непохожей на береговую, жизнь на борту, этот удивительный эксперимент и ее любимое и бесконечно родное море. Боль, которую она пережила, изменила ее во многом, и до того, как попасть на Сенчюри, она, разумеется, предпочла бы никогда в жизни не испытывать, того что ей довелось, но теперь Алина не была так уверена. Ведь она могла бы и никогда не увидеть капитанский мостик и огромную выскобленную деревянную палубу, белых медуз и соленого ветра, ночных облаков, сливающихся на горизонте с морем, новых стран да и просто ее двухэтажной кровати с занавеской.

— Good evening

— Hello- улыбнулась она вчерашним клиентам, которые купили янтаря на пятьсот долларов, а потом вдруг вспомнила, что они испанцы и по-английски не понимают. — Buenos Tardes seniores, como estas?

А самой главной цели, которую до сих пор она считала таковой, кто знает, может и ей суждено измениться?

 

Глава 9. «Я позвоню тебе в Испании»

— Ты в курсе, что у нас инвентаризация скоро? Меня вот Лена сегодня обрадовала!

— Это еще что такое? — кто прибежав с аутсайда, а кто и только что проснувшись, департамент гифт шопа сидел и стоял в развалку на втором деке, наблюдая за погрузкой их собственного товара. Кучка филиппинцев в синих комбинезонах очень ловко грузили внушительные деревянные подставки, которые по-английски назывались палетами. На каждую такую могло запросто поместиться коробок двадцать.

Наташа закатила глаза:

— Это ужас смертный, твой самый страшный ночной кошмар и Содом и Гоморра вместе взятые.

— Звучит увлекательно. А поподробнее можно?

Тут подключилась Тома, которая, в буквальном смысле слова, еще не проснулась. Но, даже зевая во весь рот, она сделала над собой усилие и ответила:

— Можно. Это значит, что нам надо пересчитать весь магазин и все локеры. И нам же лучше, если это совпадет с тем числом, что нам пришлют из офиса. А то придется начать все сначала. Я уже на Констелейшене на такой гемор попала один раз. Это значит, что один криуз целиком мы не будем ни есть, ни спать, а как «кощеи над златом» — чахнуть над этими коробками.

— А что у нас так всего много? — Алина пока еще не совсем понимала, что ей грозит.

Украинка просто повертела пальцем у виска:

— А ты попробуй подумать, если, конечно есть чем, сколько у нас в магазине одних магнитиков или ручек, или скажем шоколадок? И сколько их в локере? И как это все лежит? И есть ли там место это все считать. — видимо, у Алины на лице отразилось, то что девушка в эту минуту себе представила, ибо Ленка воскликнула торжествующе, — Смотрите-ка, дошло.

Локеры были малюсенькие, туда с трудом входило два человека, но зато коробками они были завалены от пола до потолка, а в некоторые никто не заглядывал с прошлого года и понятия не имел, что в них лежит. По мнению Алины, работа предстояла адская. Впрочем, такого же мнения придерживались и все остальные.

— Ну, поздоровайтесь с новыми членами нашего департмента. — такое приветствие немного смахивало на детсадовское, но именно так Шон начал свой первый рабочий день в качестве менеджера гифт-шопа, наконец появившись на гангвее. Каждое его слово сегодня неизменно встречалось восторгом и взглядами, полными обожания. Все это было просто по одной только причине, что он не Ким.

— Это Флор Мария Миранда, она из Перу. Думаю, одного имени будет достаточно. Ее чемодан потерялся, так что девочки вы должны немного ей помочь. Она встанет на место Карлы.

Невысокая худенькая латиноамериканка с милой улыбкой и копной очень длинных, ниже талии, кудрявых черных волос, приветливо помахала рукой всему коллективу. Она определенно вызывала только положительные эмоции. Вторым был такого же низкого роста мужчина, ибо парнем его уже назвать было сложно. Морщины и несколько помятый вид явно свидетельствовали о том, что ему было весьма за тридцать.

— Мариус. Румыния. — Шон пытался казаться предельно дружелюбным, что ему и так без труда удавалось, но он просто из кожи вон лез, не в пример Сержу, выражение лица которого с мрачно-усталого только сменилось на мрачно-безразличное. — Он будет работать в ликер-шопе.

Алина без интереса оглядела румына и ждала продолжения. Тома пихнула ее локтем в бок. Следующая была кошмарная Рената, от житья с которой и сбежала ее руммейт. Алина повернулась сказать что-то Наташе, но остановилась на полуслове. Ее заинтриговал вид украинки, стоявшей рядом, как-то разом подобравшейся, расправившей плечи и выставив грудь вперед. Она исподтишка посматривала на нового члена команды, мечтательно накручивая на палец непослушные волосы. Алину так поразила эта картина, что она прослушала представление Ренаты, и очнулась девушка только от громоподобного привета македонянки, от коего вздрогнула не только она, но и весь корабль завибрировал.

— Вот о чем я вам говорила. — предостерегающе отметила Тамара. — мало нам Лены было. Теперь мы все оглохнем.

Шон тоже несколько стушевался от такого гласа, но быстро взял себя в руки и продолжил:

— А Зара у нас займется косметикой. — очень маленькая и пухлая девушка из Новой Зеландии телом напоминала аппетитный пончик, который так и просился в рот, а лицо нового специалиста по косметике неплохо бы смотрелось на обложке плейбоя, только вот насмешливо-вызывающее выражение лица немного мешало. Алина дала ей на вид лет двадцать восемь, может быть двадцать девять.

— Хорошо что она невысокая, а то конкуренции нам не миновать. — шепнула Наташка Алине.

Тут же оказалось, что в Новой Зеландии люди обладают вдобавок прекрасным слухом:

— Не волнуйся, бейби, у меня есть жених. Он через неделю приезжает. Так что я вам не конкурент, да и по возрасту мне уже поздновато.

Наташа, что с ней случалось очень редко, покраснела:

— Я не то имела в виду… Боже, какие у нее белые зубы… Интересно, а что имелось в виду под словом возраст?

— Тихо ты… — Алина дернула ее за полу юбки, ибо сидела по своему обыкновению на полу, а сейчас в тихом ужасе взирала на Шона, который смущенно протягивал кипу поясов для носильщиков.

— Что по лестнице?

— Ребята, я не виноват, что лифт сломался именно сейчас, проблема не только у нас — в основном у хаузкиппинга. Так что, одевайтесь и с музыкой.

Энтузиазма на лице не отразилось ни у кого, только Ленка решительно выхватила у временного исполняющего менеджера одно из приспособлений из ремешков и резинок, и натянула на себя. Ей, похоже, было не привыкать, так ловко украинка с ним справилась. Остальные только разбирали пояса, подозрительно растягивая их или только рассматривая. Южноафриканец украдкой вздохнул с облегчением, ибо совесть у него присутствовала в нужном количестве, и он в отличие от любого другого начальника с пониманием относился к своим подчиненным, входя в их положение.

То, что сейчас им предлагалось, а точнее, приказывалось выполнить, выходило за их прямые обязанности. А именно, так как сломался один грузовой лифт, а второй был безнадежно занят привозом чемоданов, то сотрудникам гифт-шопа предстояло вручную и пешком перетащить две палеты полностью нагруженные коробками с новой деливери с второго на седьмой этаж. Гостевыми лифтами пользоваться естественно не разрешалось.

Однако выбора не было. Злой и не выспавшийся гифт-шоп принялся стаскивать коробки с деревянного настила, сумрачно переглядываясь и поминая нехорошими словами и новый товар, который какой-то чересчур заботливый человек выслал им в таком количестве, и лифт, сломавшийся как-то удивительно вовремя. и судя по выражениями, отпускаемым сквозь зубы, на эту работу естественно никто и никогда больше не собирался подписываться. Шон куда-то испарился. Впрочем, никто и не ждал, что он, засучив рукава, вместе со всеми станет пыхтеть под тяжестью нового груза. Он хоть был и временным, но все-таки менеджером

— Это издевательство. — профырчала Алина, вооружившись ножом для открывания почты, который был очень кстати, потому что коробки были примотаны к деревянному ящику огромным количеством полиэтилена. — какой козел это прислал? Ведь инвентаризация на носу.

— Да хоть на двух носах. Нам еще продажи делать надо. — рявкнула уркаинка, лихо отдирая пленку при помощи зубов и ногтей. — о даймонды приехали.

— Какие еще даймонды? — нервно поинтересовалась Томара, все еще пытаясь застегнуть сопротивляющийся пояс. — Только не говори про «фифти офф». Мне старые уже складывать некуда. И буковки на этикетках микроскопические — я уже все глаза сломала!

«Фифти офф» — так коротко персонал магазина называл бриллианты со скидкой в пятьдесят процентов. Их почему-то всегда было слишком много и для множества белых маленьких коробочек никогда не находилось достаточно места.

— Зачем сломала? Я вот думаю, как же можно иметь такие зубы? — полюбопытствовала Наташа, единственная из всех свежа как ландыш, девушка явно была соловьем и раннее вставание приводило ее в чудесное расположение духа, независимо от того во сколько он легла спать. И то, что день уже давно наступил, ей никак не мешало.

— Курить надо меньше. Я же заранее все переписываю. Слушайте, как эта штуковина работает? Осьминог какой-то, а не пояс.

— Повернись. — Алина быстро затянула на ней это странное подобие корсета, и Тома тоже вцепилась в одну из множества коробок. Однако не тут-то было. Ей не удалось даже сдвинуть ее с места, хотя с виду та выглядела вполне безобидно.

— Ничего себе. А как мы это потащим?

— Обыкновенно. — подошедшая Оливия с небывалым энтузиазмом схватилась за нее и тут же охнула от усилий.

— Карибское стекло — прочитал Серж на упаковке. — ладно брысь отсюда, это работа для мужчин. Он с кряхтением поднял ее, но все же поставил себе на плечо и замаршировал по коридору.

— Вот бы он все так перетаскал. — хмыкнула Алина ему вслед. Настоящий мужчина только на это и годится.

— Не только. — с загадочным видом опровергла австралийка и блаженно улыбнулась, потянувшись.

Алина внимательно посмотрела на нее:

— Ну и ну. Кажется, свершилось.

— Тома, — пхнула Наташка локтем подругу. — она переспала таки с Робертом.

— Ну и что? — в этот момент она отрывала большой пласт, державший вместе сразу несколько коробок, и не сразу отреагировала должным образом. Через секунду до нее дошел смысл сказанного — О-о! О-о!

— Не О! — История Оливии и Роберта уже много недель занимала почти весь слабый пол магазина, украинка тоже повернулась к ним, глядя одновременно и укоризненно и насмешливо. — Ведь он завтра уезжает, так?

Счастливую улыбку Оливии тут же словно мокрой губкой стерли:

— Не завтра. Сегодня. И вообще, без тебя знаю, отстань. Он пообещал приехать на круиз, а еще есть следующий контракт, может, мы сможем попасть на один корабль, или вообще вместе переедем в Австралию… — на этом мысль девушки оборвалась, и она обвела взглядом сочувственные, но в тоже время довольно скептические лица, что подействовало на нее отрезвляюще. — Думаете, это конец, да?

— Увы — ответ был довольно однозначным.

— Нет! — это, конечно, могло исходить только от Алины.

Тома махнула рукой и стала стаскивать на пол верхние коробки, одновременно изучая надписи на них. Наташа тоже словно бы потеряла интерес к дискуссии и поволокла огромную, но очень легкую ношу волоком по коридору.

— Лучше сразу выбрось из головы глупые мечтания. Поверь мне, так легче. — Ленкин парень после многих обещаний сделать все, для того, чтобы они были вместе, все также оставался на другом корабле. Может быть, поэтому Лена и начала поглядывать в сторона Мариуса.

— Вот именно легче. А кто сказал, что то, что легче — правильнее?

— Ага. Слушай больше — с отвращением отвернулась Ленка. — А потом будешь ночами в подушку реветь. — и с остервенением стащила вниз последнюю оставшуюся коробищу.

Оливия беспомощно посмотрела на Алину. Может украинка по своему и была права, но сейчас после первой романтической ночи, проведенной вместе, и самого начала отношений, девушке совсем не хотелось думать об их конце.

— Черт. Я совсем не знаю, что делать. Все было так… и он такой…

Судя по выражению лица украинки, она с удовольствием бы плюнула прямо на пол и хорошенько встряхнула подругу за плечи, но тут на горизонте появился румын, и девушка моментально переменилась, словно ничто человеческое ей было не чуждо.

— Я помогу? — Лена не отпустила ни единой шпильки по поводу несвежего вида румына, и хоть от любой помощи она всегда, презрительно вскинув брови, отказывалась, в этот раз удивленные Алина и Оливия смотрели, как они вместе понесли следующую коробку, оживленно переговариваясь.

— И она еще что-то говорит! — вырвалось у Алины. — Не слушай ты никого. Делай так, как считаешь нужным.

— Кто бы мне сказал, что будет нужным.

— Да никто. Черт бы тебя взял!

— Ну знаешь ли… — Оливия обиделась на такую реплику, не так уж она и навязывалась.

— Ой. Да я же не тебе. Помоги мне вот это доволочь. — она оперлась рукой на коробку с магнитами, которая была просто нечеловечески тяжелая.

— Ничего себе. — Оливия, и улыбка снова вернулась на ее счастливое лицо. — понапихали же.

— Ты сама-то что думаешь?

— Ничего. Я устала думать. Я стока передумала до этого, что сейчас у меня думалка перегрелась.

— Сегодня уезжает?

Полячка тяжело вздохнула и посмотрела куда-то в даль: сквозь снующих хаузкипперов, офицеров, руководящих очередной погрузкой, фотографов, которые торопились на работу. Ответ был очевиден, можно было и не спрашивать. И все же Алина порадовалась таким глубоким переживаниям и пусть короткому, но все же настоящему счастью.

— А он что?

— А? — Оливия совсем замечталась, но ответить ей не удалось, потому что из-за угла вдруг показался Шон с группой казино.

— Вот девочки, вам помощь.

— Э-э?

Два из четырех парней казино, хоть на их лицах и не было написано особое желание потрудиться, подхватили их коробку, оставив девчонок с пустыми руками.

— Ничего себе.

— Интересно, что Шон им пообещал за это? — спросила вернувшаяся Тамара. — Кстати, нам прислали шоколадные брильянты. Надо Наташке сказать, она умрет на месте.

— Может, и я умру? Только, как брильянты могут быть шоколадными?

— Они еще и голубыми бывают. — усмехнулась ее руммейт.

— Одни открытия сегодня. голубые я уже видела. Пошли, — потянула она за рукав, застывшую на месте, Оливию и тут заметила, наконец, куда смотрела с таким странным видом полячка. У офиса рядом с лифтом стоял высокий серб и держал рукой огромных размеров сумку на колесиках. Алина понимающе переглянулась с Томой и молча двинулись за оставшимся грузом.

— Воч ер степ. Воч ер степ. Воч ер степ.

Данни повторял это на пару с Веро все последние десять минут без перерыва.

Алина наблюдала за ними у входа на шестой дек. Вся компания стояла на борд дрилле, что было сливками на торте сейфти трейнинга. С круиза, который начинался с сегодняшнего дня, Алина стала полноправным крюмембром и теперь должна была участвовать в каждом дрилле, устраиваемым на корабле. С застывшим доброжелательным выражением на лице, которое полагалось демонстрировать гостям, девушка наблюдала поток пассажиров, постепенно заполняющих рандеву сквер.

Они усаживались, устраивались, знакомились, пытались нацепить спасательные жилеты, запутывались в лямках, ругались, одобрительно покашливали, осматривались, фыркали, жаловались, хвалились. И в общем и целом, чувствовали себя настоящими моряками. По-настоящему, это называлось трейнингом для новоприбывших, во время которого всем и каждому объяснялось назначение спасательного жилета, направление, в котором полагалось уносить ноги в случае потопа, и прочие очень нужные вещи. Что-то вроде того, что вам показывает стюардесса перед полетом. Только длиннее. Алине все это напоминало стадо баранов пришедшее на водопой.

— Ну, скажем, не надо так грубо. Может быть быков или, может быть, ослов?

Разговаривали они по-французски, надеясь, что никто их не понимает. Алина прыснула:

— Данни, ты всерьез считаешь ослов умнее баранов? О да, ты настоящий джентльмен.

— Знаешь, мне остался последний месяц на этом корыте. Поверь, это будет мой последний контракт.

— А теперь, наши помощники покажут вам, как правильно надевать лайф жакет. — загрохотал голос круиз-директора из громкоговорителя.

Данни выразительно закатил глаза.

Алина привалилась к дверному косяку и, пытаясь не уснуть, смотрела, как пышная блондинка из активити стафа с улыбкой во все тридцать два зуба показывала, как правильно пользоваться свистком. Целый день прошел в бегах, а ночь накануне снова была уже совсем бессонной, так что сейчас девушка зевала раз за разом. Днем, еще до деливери, они с Йорго ездили в Роттердам, ради чего пришлось проснуться ни свет, ни заря. А легли они за пару часов до этого.

Город девушке как-то не приглянулся, зато все ее время было занято молодым человеком, старавшимся изо всех сил загладить свою вину. Может быть, поэтому Алине запомнились из всего города исключительно черные небоскребы со светоотражающими стеклами, бесшумные трамваи и ветряные генераторы в окнах поезда, едущего из столицы Голландии. Эти трехлопастные ромашки на длинных столбах показались обтекаемыми, бело-матовыми и инертными выходцами из будущего. Они стали самым ярким впечатлением из путешествия. На грека они правда никакого впечатления не произвели, он их даже и не заметил, потому, что, то и дело засыпал по дороге. За последние несколько суток ему удалось поспать от силы несколько часов. Работа инженера вместе с личной жизнью скучать не давала, но и спать, к сожалению, тоже.

В Роттердам молодому человеку требовалось поехать по делам, и времени на осмотр достопримечательностей у них не было, но по магазинам пройтись они все-таки успели. Как всегда немного смущаясь, Йорго заявил, что Алине необходимы новые джинсы, ибо ходить в его он больше не позволяет. К новым джинсам присоединились баскетбольные кроссовки, обед в неромантическом, но сытном «Бургер Кинге», и вместо цветов — фруктовое мороженное. Молодой человек не позволил девушке потратить и копейки, вернее и цента. По всем параметрам можно было сказать, что первое свидание состоялось. Этот факт удовлетворил девушку на сто пятьдесят процентов. Однако, к удовлетворению теперь примешивался легкий испуг с вопросом: а все ли правильно она делает? И то ли это, что ей было надо?

Алина пристала к канадцу, как банный лист:

— Тебе так тут не нравиться?

— Дело не в этом.

— Попробуйте застегнуть жилет на себе…

— А в чем? — Алине, и правда, было любопытно. Девушке жизнь на корабле в последнее время казалась просто райской.

Толпа пассажиров защелкала карабинами на жилетах.

— Ты, что, нигде не можешь выполнять своих обязанностей?

Прервав зевок на половине, Алина покосилась на выходящего из себя Сержа.

— Боже, что тебе сейчас надо?

Пассажиры, привлеченные окриком хорвата, казались заинтересованы гораздо больше в их дискуссии, чем в правилах нахождения на борту.

Алина приторно улыбнулась ассистенту и сделала приглашающий жест. Хорват оглянулся, заметив удивленные взгляды, взял себя в руки:

— Ты должна помогать гостям. — прошипел он, сверкая глазами, не имея возможности, как следует рявкнуть.

Девушка откровенно развлекалась. «Улыбайся, — это раздражает» — таким был частенько ее девиз.

— Я вроде всем помогла. — она безразлично пожала плечами.

— Значит, разуй глаза и посмотри еще раз.

Девушка вздохнула и оглянулась. Данни со странной ухмылкой указал глазами в соседний угол. Алина перевела взгляд и сразу поняла, что означало такое непонятное выражение лица ее приятеля.

— Как ты предполагаешь это сделать?

— Я не предполагаю это сделать. Потому что это, — подчеркнул он, — это твоя работа.

— Серж!

Но хорват широкими шагами уже покидал помещение, проверяя остальных и раздавая указания на ходу.

— Можно подумать, мы уже тонем. Господи, ему бы в морской пехоте служить, а не на круизе.

Алина закусила губу, размышляя, что предпринять. Девушке в голову, даже и на секунду не закралась мысль, что будь такой трейнинг на Титанике сто лет назад, может статься, выживших было бы больше.

— Сэр, могу ли я вам помочь? — она подошла к пассажиру без жилета и потрогала его за плечо. — Лайф жакет нужно надеть на себя во время дрилла.

— Гм. Я попытался, но, юная леди, кажется, что это приспособление слишком мало для меня.

Алина замялась, не зная, что сказать, так как мужчина был настолько велик, что жилет не влез бы ему и на нос. Но нельзя же было заявлять об этом во всеуслышание.

— Ну, может быть, это просто не ваш размер. Может, просто и не… — девушка хотела было сказать, что не стоит и заморачиваться на этот счет, но тут же заметила Сержа, наблюдающего за ней из-за колонны.

— У меня есть идея. — Алина оглядела еще раз пожилого человека, настолько толстого, что самостоятельно передвигаться он уже не мог. Сидя, на подобии скутера для больных людей, он был одет в рубашку с веселенькими пальмами и щорты таких размеров, что в них, пожалуй, можно было завернуть матрац. Застегнуть жилет обычным способом не представлялось возможным, он просто бы на него не налез. Девушка захватила второй такой и же и накинула оба на человека, скрепив их между собой. Выглядело это странновато, но по-крайней мере, сооружение можно было использовать. Алина торжествующе хмыкнула несколько обескураженному таким отношением джентльмену, но тем не менее, он тоже улыбнулся в ответ.

Серж, наблюдая все это, тер переносицу с таким видом, как будто все это не имело к нему никакого отношения, потому что не имел ни малейшего понятия, правильно ли она поступила. Шон с озабоченным видом поправлял жилеты на сидящих в холле, и до Алины ему не было никакого дела. Это был его первый день в качестве менеджера, и гей старался изо всех сил. Алина пожала плечами и вернулась на свое место. Голос круиз директора, который, кстати, был канадцем с русской фамилией Павлов, объявил, что дрилл закончен, и пассажиры могут вернуться в свои каюты. Девушка вздохнула с облегчением.

— Потому что жизнь на борту — не настоящая. А я скучаю по своей реальной, земной жизни.

Алина с удивлением обернулась на голос Данни, абсолютно не помня, о чем они говорили до этого, но он уже проходил к лифту, снимая на ходу лайф-жакет. А девушка осталась раздумывать над его словами.

Перед закрытием магазина Оливия бродила, как привидение и выглядела ничуть не лучше. Девчонки с сочувствием смотрели на то, как полячка то роняла что-то на пол, машинально поднимая, то пыталась наводить порядок на столах, но большей частью пыталась расчесывать волосы собственной пятерней, выдирая целые пряди и даже того не замечая.

— Уехал. — констатировала украинка. — как Вик уехал. И я точно так же… Нет, я ревела в три ручья. Эта еще ничего держится.

— Так и что?

— Что-что? — фыркнула Лена. — Он уехал, ей как-то надо с этим жить дальше и лучше сразу смириться и забыть, чем сходить с ума и надеяться, непонятно на что.

— Ты случайно не знаешь телефона акапеллы? — нервно спросила Алина совсем не в тему.

— Что, простите? — Лена непонимающе вытаращилась.

— Да, что, простите? — присоединилась Наташа. Оливии вообще не до чего не было дело.

— Кто-нибудь знает телефон акапеллы? — нетерпеливо повторила девушка.

Наташа испуганно посмотрела вниз в кова кафе, как если бы ребята из квартета сейчас выступали там.

— Зачем тебе это? Они же голубые все?

— Марк сегодня позвонил и оставил сообщение, что хочет поиграть в баскетбол, я потеряла бумажку с его номером. А его сообщение прерывается, я уже пять раз прослушала! Я хочу играть в баскет и мне все равно, будь он хоть зоофилом!

Наташа только головой покачала:

— Ты абсолютно сумасшедшая! Тебе одного уорнинга мало?

— Вылетит еще быстрее. — пожала плечами Лена и прошла по направлению к ликер-шопу.

— Ты что оденешь к капитану?

— Тигровое. А ты?

— Черное, но еще не знаю короткое или длинное. Данни, ты не знаешь номера акапеллы?

Проходящий мимо канадец, закусил губу, чтобы не рассмеяться:

— Нет, Алина, у меня его нет, но спроси у Сета.

— Гуд ивнинг. — она подождала, пока пройдет мимо пожилая пара, и снова вцепилась в ай-ти, — а это кто?

— Ну, он занимается светом и музыкальной обработкой. Точнее он это контролирует. Такой толстый блондин, очень милый, он тебе еще и свой номер даст. — подмигнул канадец, закончив свою речь на-французском.

— Данни! — Алина умоляюще посмотрела на него. — Ну, пожалуйста!

Молодой человек потер лысину и укоризненно высказал:

— Когда ты так смотришь на особь мужского пола, у него нет выбора.

Таким образом, Алина под полное осуждение подруг договорилась с Марком на завтра, и все стали собираться на долгожданную вечеринку. Сборы перетекали из кабины в кабину, от шкафа к шкафу, включали в себя обмен вещами, коллективным макияжем и общими укладками волос. Алина, будучи так и не в силах решить, тем более, что мнения подруг тоже разделялись, отправилась к греку. Молодой человек по своему обыкновению сидел за компьютером.

— Длинное или короткое? — запыхавшись, вместо приветствия выдала она.

— Смотря что. — Йорго понемногу начинал привыкать к тому, как Алина себя вела, хотя и не переставал удивляться. Он выглядел немного рассеянным и задумчивым.

— Платье!

— Какое?

У Алина совсем не было времени объяснять, какое, поэтому она просто испарилась. Грек помотал головой, словно отгоняя навязчивое виденье, и повернулся к экрану. Буквально через полминуты девушка появилась снова с двумя нарядами в руках.

— Длинное. — и девушка прикинула на себя платье без бретелек с корсажем в греческом стиле и свободно-ниспадающей юбкой, начинавшейся прямо под грудью. Тонкие белые цветы придавали ему дополнительную таинственность и шарм.

— Короткое. — это доходило лишь до середины бедра и было украшено шнуровкой на спине и бисером повсюду. Если бы не строгий черный цвет, то оно как раз бы подошло для кан-кана. Это было вызывающим и сексуальным, оставаясь при этом не вульгарным и элегантным.

Йорго не стал спрашивать, почему и что она предпочитает, не стал оправдываться в незнании и плохом вкусе. Заводя отношения с русской, надо было быть на уровне, в том число и участвовать в выборе платья.

— Длинное, — ткнул она пальцем. Алина подняла на него счастливые глаза и чмокнула в щеку.

— Спасибо. — и она уже натягивала его в кабине, где Тамара чесала нос, глядя на свои идеально прямые волосы, которые стали таковыми после получасовой работы Зары:

— Это как-то странно.

— Хей, бейби, тебе нравится или нет?

Тамара подумала пару секунд и махнула головой:

— Это не я. Но мне нравится. Просто моя грива выглядит прямо как на рекламе. Вот, что значит профессиональный косметишн.

— Бейби, я уже тридцать лет этим занимаюсь. Так уж позволь мне делать мою работу.

Наташа поперхнулась сигаретным дымом. Она единственная сидела со стаканом водки и редбула, собранная и готовая с извечной сигаретой:

— Тридцать лет ты этим занимаешься, так сколько же тебе лет?!

— Я пошла на работу в тринадцать. Вот и считай. Не думай, я свой возраст не скрываю, как и то, что Джиму на десять лет меньше. И все же мы женимся в Новой Зеландии в этом году. Вот так-то.

Все без исключения девчонки, находящиеся в эту секунду в каюте с восхищением и недоверием смотрели на женщину, у которой не было ни единой морщинки на лице. Она окинула всех насмешливым взглядом:

— Кто-нибудь еще желает причесаться-накраситься?

Желающих было много, а Наташа просто потеряла дар речи. Пока они шагали вереницей прекрасных видений в вечерних нарядов, издающих чарующий аромат и приглушенные смущенные смешки, рыжеволосая красавица никак не могла пережить ее возраст:

— Если б я так выглядела в ее возрасте, мне бы больше ничего в жизни было не надо. Это же просто с ума сойти! Я ей больше тридцати никогда бы не дала! А ей сорок! Сорок! Даже не сорок, а сорок три! Я просто не понимаю. Может мне переехать в Новую Зеландию, потому что там такой замечательный климат?

— Тихо. Мы пришли. — Лена, как всегда предводительствуя, завернула в нужный коридор. — Дверь всегда открыта, так что все заткнулись и сделали умные лица!

Как и следовало ожидать, капитан встречал их не один. Офицеры, коих в каюте обнаружилось три, выстроились в одну линию, приветствуя девушек. Каютой это было назвать сложно, скорее это походило на, приличных размеров, квартиру. В углу стояли два накрытых белой скатертью овальных стола, один большой и один маленький. Окно тоже не было похоже на иллюминатор, оно было нормальных размеров и прямоугольное, завешенное дубового цвета занавеской. Такого же цвета кресла стояли вокруг столов. Всю дальнюю стену занимали дипломы и лицензии корабля, гербы и флаги, где главное место занимал, конечно, греческий.

Деревянные этажерки с модельками парусных судов прошлых столетий, кожаная обивка диванчиков, круглые журнальные столики с белоснежными салфетками, девчонки от всего этого почувствовали себя на приеме у миллионера. По сути апартаменты капитана напоминали хорошего достатка обычную европейскую квартиру, но на корабле, после месяцев жизни в крошечных каморках, где с трудом могли повернуться двое, такая обстановка казалась им неповторимой роскошью.

Столы тоже радовали глаз. Нельзя сказать, что в крюмессе их плохо кормили, в меню всегда были фрукты и овощи, говядина и свинина, копчености и десерты. Но все же клубники со сливками, шашлычков и баранины даже в гест мессе никто никогда не предлагал. А здесь, напротив, за ними ухаживали по-королевски. Оливия, по понятным причинам, прийти отказалась, отправившись на опендек с полулитром текилы, залитым в кружку из-под кофе. Так что, оставшиеся из сотрудниц гифт-шопа, Алина, Наташа, Лена, Флорина, Тамара и Зара, на этот вечер превратились в леди с идеальными манерами и светскими замашками. В конце концов, в каждой женщине, девушке или ребенке женского пола с самого рождения живет актриса.

Стоило посмотреть теперь на грацию и лучезарную улыбку каждой присутствующей.

— Да, немного ребрышек и салата.

— Ну что вы, что вы!

— А вы никогда там не бывали! О вам стоит посетить это место, поверьте мне, это будет незабываемо!

— О да вы правы, к мясу нужно подавать исключительно красное!

В таком духе начался ужин. Внутренне посмеиваясь, Алина с искренней радостью участвовала в спектакле. Но звездой вечера являлась совсем не она, кое-кто с рыжими волосами превратился в принцессу на высоком-высоком троне, вокруг которого прыгал капитан. Наташу с первой секунды препроводили к месту во главе стола, естественно, рядом с главным лицом корабля. Алина, искоса поглядывая в их сторону, подумала, что если уж он был намерен завоевать сердце гордой белоруски, то костюм можно было выбрать и поприличней. На немолодом греке была простая белая футболка и такого же цвета льняные летние брюки. Хотя, наоборот, это был как бы противовес всей вечеринке, и так, устроенной в Наташину честь, что если б он был при галстуке, как остальные офицеры, то пожалуй, это было бы чересчур.

Так и не вернув странные греческие бусы Адонису, еще одни взяв у Йорго, третьи она прихватила с полки у капитана, Алина уплетала клубнику со сливками, запивая ее белым вином.

— Так ты хочешь еще один коболой для коллекции? Не слишком ли много для одной девушки? — хмуро спросило главное лицо, дела на любовном фронте у которого шли не так, как он предполагал.

Алина прекратила наблюдать за Флориной, расточающей флюиды совершенно седому стафу, и хитро поглядела исподлобья:

— А если и так? — ей тоже захотелось пофлиртовать.

— А если и так, то моего там не будет. — холодно проинформировал ее капитан и вернулся к месту подле рыжеволосой дивы.

Алине словно вылили за ворот ведро холодной воды. В первое мгновение она растерялась, но помогла всегдашнее чувство юмора.

— Придется покончить жизнь отвергнутой девы прыганьем за борт с именем Сенчюри на устах. — прокомментировала она ядовитым шепотом на ухо Заре, лениво отмахивающейся от назойливого первого офицера. Удивленный молодой человек, все попытки которого не терпели крах, воспрял духом подумав, что, наконец-то, заинтересовал новозеландку, раз она так расхохоталась.

— Девчонок из гифт-шопа так просто не возьмешь. — подошла Томка, которая тоже уже была навеселе. — А что он думал, все так просто?

— Похоже, весь стол обсуждает провал капитана.

— Не весь. Флорина в данный момент охмуряет другого старика.

— Ты серьезно? Он же совсем седой.

— Знаешь я тут три месяца, а у нее это, может, уже двадцатый по счету. Но я одно не могу понять, либо она слишком плоха в постели, либо такая унылая, что все от нее сбегают. Потому что за все три месяца, что я здесь больше одной ночи с ней никто не продержался.

— Может этот старый как раз подойдет.

— Не-а. Стаф-капитан на той неделе уезжает. Обещают какого-то нового, Инга сказала, у них на корабле все девки по нему сохли.

Подошедшая украинка фыркнула:

— Ну-ну, очередного Казанова пришлют. Видали мы таких.

Тут непонятно откуда возникло леопардовое платье и Наташа возмущенно вклинилась в разговор:

— У этого старого козла есть джакузи в каюте! Вы себе это представляете?!

— А что ты там делала? В джакузи?! — подозрительно уставилась на нее Ленка.

Наташа махнула бокалом, чуть не расплескав все красное вино на пол:

— Писать ходила. Отстань. Нас зовут на бридж.

— Мда… — Алина потерла лоб рукой. — хорошо, что нас никто не понимает. На леди мы по разговорам явно не потянем…

Пока девчонки, зевая и переговариваясь, расползались, кто по своим каютам, кто по чужим, Алина наткнулась в коридоре на Адониса и Димитрия, шедших, судя по насупившемуся виду, из крю-бара.

— Где Йорго?

— И тебе доброго вечера. Ему сегодня дьюти поменяли и он только в четыре вернется.

Адонис сверкнул глазами, и волки на его лице злобно ощерились:

— Напрыгалась у капитана?

— Вообще-то, я там не одна прыгала.

— Еще бы! Вам только дай хвостом повертеть. Все одинаковые.

Алина только удивленно посмотрела на захлопнувшуюся перед самым ее носом желтую дверь:

— Он явно не в духе.

— Да я тоже. — высокий грек тяжело вздохнул. — Я только одного понять не могу. Если я ей на фиг был не нужен, то зачем было врать? Ведь секс никому не мешает, а мне так последнему. Я бы мог просто с ней спать безо всяких там россказней. Зачем она сказала, что сразу подумала обо мне, когда объявили о ее переводе? Зачем все это было нужно?

Алина с трудом верила своим ушам. Неужели и у мужчин иногда проявляются чувства? Неужели и этого красавчика грека задели-таки за живое. Она уже собралась пошутить на этот счет, но Димитрий с тоской вздохнул и спросил:

— Вы же с ней в одной комнате жили? Тебе Эстель что-нибудь обо мне говорила?

Алина была так устроена, что всегда помогала и там где ее просили, а иногда даже там, где нет, что приводило к дурным последствиям. Она махнула рукой и открыла дверь теперь уже своим ключом:

— Пошли. У Йорго есть виски, заодно и поговорим.

Димитрий машинально последовал за ней и вдруг остановился на пороге, как вкопанный.

— Э-э. Ты что?! — страх отразился на его лице. — Это же не моя каюта, а Йоргеса. Как я туда пойду без него?!

Алина непонимающе посмотрела на него снизу вверх, потому что в этот момент развязывала босоножку:

— И что?

Она нахмурила брови в полном недоумении и вдруг ее озарило:

— Ха-ха! Ты думаешь, я тебя сейчас начну соблазнять? Димитрий! Ну я же не Эстель! Ха-ха-ха. — ей стало так смешно, что она просто не могла удержаться и расхохоталась.

Грек с сомнением взирал на девушку, которая сидела на полу в вечернем платье босиком и смеялась, запрокинув голову. Похоже, увиденное совсем ему не понравилось, потому что он поспешно сказал:

— Я, пожалуй, пойду. Мы, мы потом поговорим и все обсудим. Да-да, ты не Эстель. То есть нет-нет. В общем, спокойной ночи.

Парень запнулся за порог и чуть не упал, Алина только головой покачала. Она подумала, что мир встал с ног на голову. Мужчина в панике убегает, девушка соблазняет и бросает, на корабле, оказалось, действующие лица выполняли роли, которые не всегда им соответствовали. Девушка зевнула и пошла в ванную смывать макияж. Посмотрев на свое отражение и вспомнив лицо Димитрия, она снова рассмеялась во весь голос и достала зубную щетку. Отношения с греком, смущали и пугали ее, но они сделали ее жизнь снова наполненной, и уж кому-кому, а Димитрию в них места не было.

Она почистила зубы, и глядя на две щетки в одном стеклянном стакане на полочке, девушка почувствовала, что наконец-то все идет так, как надо. С одной стороны она хотела снова испытать те чувства, когда ты принадлежишь кому-то сердцем и душой, что кто-то не может дождаться конца рабочего дня, чтобы тебя увидеть, что для кого-то можно выбирать подарки и знать, даже не видя, что кто-то сейчас не отрываясь, смотрит на тебя, затаив дыхание. Всего этого ей безумно недоставало, а теперь к тому же девушка слишком часто теперь ловила себя на мысли, что далеко не столь уверена в том, что этому кому-то положено быть Дамианом или Сашкой. А с другой стороны ее пугало то, что свобода, которую она возненавидела в ту минуту, когда он сказал, что все кончено, вдруг стала доставлять ей радость, будоражить кровь, пьянить сильнее вина.

Но все это вместе взятое наполняло ее до краев и заставляло улыбаться без причины. Девушка еще раз посмотрела на щетки, послала им воздушный поцелуй и отправилась спать почти счастливой.

— Вставай! — настойчивый голос ее подруги пробился сквозь сладкую утреннюю дрему. Алина заворчала и повернулась носом к стене. Наташе, висящей на стремянке, и пытающейся добудиться подруги, такой оборот дела не понравился.

— Вставай, говорю. Даже я проснулась. Мы же в Бельгии. Хочу в аут!

— Ну, а я тут причем? — сонно поинтересовалась Алина и нехотя открыла глаза. — Бельгия — самая скучная страна на свете. Там абсолютно нечего делать!

— Ты говоришь по-французски. Мне одной не интересно. И вообще, так все важное проспишь. И так нас не выпустили во Франции, Бельгию я не пропущу!

— Вот уж не думала, что знание языка такое неблагодарное дело. Что может быть важного в этом захолустье?

— Какое захолустье? Мы в столице! В Брюсселе!

— В Брюсселе моря нет, чучело. Говорю тебе, мы в какой-то дыре опять. — Она отказалась от мысли сесть на кровати, ибо в таком случае, как следует стукнулась бы головой и зевая, сползла вниз. — А Томка где?

— Ясно, где. У Кевона опять. Сейчас буду ее будить… — с этими словами, полная решимости рыжеволосая девушка уселась перед телефоном.

Алина пыталась окончательно проснуться под душем, рассеянно слушая, как ее руммейт таким же образом разбудили, поставив перед фактом утренней прогулки.

— И дался ей этот Брюссель — пробурчала невыспавшаяся Томка на пороге кабины.

Наташка зажгла сигарету и подтвердила:

— Если я вас не разбужу — вы до завтра спать будете. Дался. Да. Погода между прочим супер!

— Откуда знаешь? — Алина опередила Тому, уже занесшую кулак, чтобы забарабанить в дверь душа, и появилась сама, вытирая волосы. — На опен дек выходила?

— Вот еще опен дек. В телеке канал есть специальный. Даже два, один вид с бриджа — там можно увидеть кусок погоды, а второй — с погодой и есть. Так что ходить никуда не надо. Ты где вчера была, что такая сонная? Тому я даже и не спрашиваю — у нее чернокожая личная жизнь бьет ключом.

— Интересно что бы это значило — кусок погоды? Я пошла купаться. И раньше получаса меня не ждите.

Но вопреки угрозе Тамары в аутсайде они оказались все же раньше. Позавтракать им не удалось, так как месс естественно был уже закрыт, так что девчонки решили отправиться напрямик в Брюссель, заменив прием пищи экскурсией, но не тут-то было. Алина оказалась права, корабль стоял в порту, который располагался минутах в сорока от столицы. Но так как времени на поиски вокзала и дорогу туда-обратно у них конечно же не оказалось, что впрочем их как то не огорчило, то девчонки решили отправиться на пляж, совместив это дело с пикником. Но это тоже оказалось не так-то просто.

— У нас нет денег. — сумрачно заявила Алина, вдруг резко остановившись посреди дороги.

— У меня есть. — достала кошелек одна.

— У меня тоже. — подтвердила другая.

— Какие?

— Гмм. Доллары.

— И норвежские кроны.

— Вот именно. Я так и думала. Норвежские можно, вообще, вместо туалетной бумаги теперь использовать.

— Ничего подобного! На корабле меняют!

— Где? У нас, что там банкир завелся? — съязвила Алина. После ссоры с Йорго она принципиально одела серьги, которые подарил ей Дамиан и футболку, которую она когда-то давно купила для него. Однако джинсы, одетые сейчас на девушке, оставались подарком грека. Она как раз раздумывала о том, что на втором этаже кровати спать было непривычно жестко и одиноко.

— Ты, что совсем оглохла?

— А? — очнулась Алина.

Девчонки переглянулись:

— Ну-ка давай рассказывай? — начала Наташа.

Алина тяжело вздохнула:

— Давайте сфоткаемся лучше, потом устроим беседу. За завтраком. Я слишком голодная для дискуссий на голодный желудок.

Пока девчонки позировали перед камерой, предаваясь своему излюбленному занятию, Алина машинально улыбаясь объективу, смотрела по сторонам и кусала губы. Бельгия после Франции снова и снова возвращала ее в прошлое, но дело уже было не только в этом. Она не знала, желала ли она теперь столь сильно возвращения этого самого прошлого, ибо ее коробила сама мысль о том, чтобы снова жить той жизнью, которой, казалось, ей так недоставало еще месяц назад.

Когда Йорго вернулся в четыре утра, бесцеремонно разбудив спавшую сладким сном девушку, они зверски поссорились. Сдавленным от злости голосом, грек осведомился, по какому праву девушка решила пригласить в его комнату постороннего мужчину. Алина, как и в ситуации с Димитрием, сначала не поняла и решила свести все к шутке, но когда поняла, что грек говорил всерьез, то уже рассердилась. Как можно было подозревать ее в каких-то грязных намерениях и относительно кого?! Его друга! Девушка не брала в расчет, что ее руммейт поступила именно таким образом всего несколько недель назад, причем Алина сама приняла в этом участие, и это не могло не навести на размышления.

Они долго выясняли отношения, пока девушка не надоело и она не ушла, как следует хлопнув дверью. Алина не могла поверить, что ее можно заподозрить в измене. Или скорее в ее попытке. Как ни смешно это было, но дожив до двадцати пяти лет, она так никому и не изменила. Да, бросать — бросала. Уходить к другому — уходила. Но изменять — никогда. Ей всегда казалось низким и бессмысленным иметь аферы на стороне, когда можно было делать то же самое, но в открытую. Поэтому такие обвинения разозлили ее так, что она даже не стала оправдываться, посчитав это ниже своего достоинства. В итоге спать она легла уже во второй раз у себя в каюте с полным ощущением того, что мир отвратительная вещь, где справедливость отсутствует по определению.

— Валера! — вдруг не своим голосом закричала Наташа, заставив Тому подпрыгнуть на месте.

— Блин, ты чего так кричишь?

— У него же есть деньги! — отсутствие кофе влияло на девушку убийственно, заставляя перебрать в голове все пути их получения, вплоть до грабежа. К чему впрочем, прибегать не пришлось, потому что у сорокапятилетнего русского саксофониста из оркестра корабля наличности оказалось более, чем достаточно для кофе, завтрака и даже бутылки вина.

— Здравствуйте девочки. Гуляете на свежем воздухе? Пра… — договорить ему не удалось, и он растерянно замолк под откровенно хищными взглядами трех особ женского пола.

— Валера, — заканючила Наташа, — плииииз. Нам очень нужны деньги.

Вопрос денег обещал стать критическим. Не то, чтобы здесь можно было рассчитывать на приобретение платья Шанель по дешевке, но без утреннего кофе Наташа не могла существовать вообще, а Тома возжелала попробовать бельгийского вина. Алина, у которой после очередного возлияния накануне всегда просыпался волчий аппетит и которой, надо сказать, позавтракать, конечно, не удалось, мечтала о чем-нибудь съедобном, а уж раз они были почти на французской территории, то о круассане. Несмотря на отрицательные чувства, которые, хоть и незаслуженно, но продолжала вызывать у девушки эта страна, от некоторых вещей отказаться было невозможно. Вот только если у Валеры их не окажется, то ничего из вышеперечисленного им не грозило.

Тома презрительно посмотрела на подругу и взяла инициативу в свои руки:

— Мы как три идио… — бодро начала она, но подумала, что такие выражения как-то не пристали в разговоре с почти пожилым мужчиной. — гмм… глупые гмм…

— Короче, — Алине это надоело, — в общем, у нас есть кроны, доллары и что-то еще. Но нет евро. У тебя есть? У вас, то есть.

Валера с облегчением вздохнул:

— Да есть, конечно! Сколько вам одолжить: пятьдесят, сто или больше?

Девчонки счастливо замахали руками:

— Пятидесяти хватит более чем, но на всякий случай возьмем сто. — решила за всех Тамара.

— Если хочешь, хотите, мы вам прямо сейчас отдадим долларами.

— Нет. Ничего страшного, на корабле рассчитаемся. — седеющий, но совсем не выглядящий на свой возраст мужчина вручил Томе деньги и замахал рукой.

— Хорошо вам погулять. Я возвращаюсь, а то у меня репетиция. Тут кстати очень красивый пляж.

— Ура! — Тома потрясла купюрами, как найденным пиратским кладом, — Все! Пошли пить вино.

Алину замутило:

— Нет уж. Если я сейчас даже понюхаю что-нибудь алкогольное, то мне станет плохо.

— Я кофе хочу — завела свою песню белоруска. — умру без кофе, а вы будете виноваты.

Тома посмотрела на обеих и подхватила их под руки:

— Пора-пора-порадуемся на своем веку красавице и кубку…

Алина только обреченно вздохнула и дала себе увести под украшенными цветами фигурными фонарями. Девушка оглянулась вокруг: вокруг все дышало чистотой и спокойствием. Повсюду стояли гигантские вазы с живыми цветами, аккуратно мощеные мостовые, невысокие здания. Место, название которого она даже не удосужилась узнать, напоминало ей одновременно и Дублин и Онфлер в Нормандии. Когда вы посещаете одно из таких мест, у вас появляется ощущение, что время если не застыло, то движется оно в десятки раз медленнее. Кажется, что ничего не меняется уже многие годы, а то и века. Здания все те же, мощеные улицы ничем не отличаются от таких же улиц пару столетий назад. Все те же мясные лавки с сотней копченостей, подвешенных к потолку, аптеки со упитанными продавцами, глядящими на тебя поверх круглых очков, винные магазинчики с большими бочками, вделанными прямо в стены.

А когда на пляже вы видите женщину с волосами, убранными в высокую прическу и одетую в купальный костюм почти до колен, никому и в голову не приходит тыкать в нее пальцем, просто потому, что никто не видит в ней ничего примечательного. Тут она как бы является частью пейзажа, дыханием времени наших бабушек и дедушек, давно ушедшим в прошлое и только здесь все еще оставаясь, самым что ни на есть, настоящим.

Они шли уже с полчаса, причем их как всегда не обогнала не то, что ни одна машина, но и даже ни одна собака, и очутились на пляже. Вот где началось веселье: отличное французское вино, только что снятый с гриля цыпленок, с которого стекал прозрачный золотистый сок, а запах шел такой, что учуять можно было из-за угла, свежий сыр, купленный на маленьком деревенском рынке, крепкий кофе и фруктовое мороженное в хрустящих вафельных рожках. Покупки, правда, составили некоторые трудности, ибо местное население в основном говорило по-фламандски, вместо ожидаемого французского. Но девчонки осилили и это.

— Пир горой. — удовлетворенно заявила Тома, вцепившись в хребет бельгийской птицы.

— Одни сплошные калории. — вздохнула Наташа.

— Не ешь.

— Вот еще! Разве на корабле так поешь? Да еще с таким видом!

— В зале все сбросишь. А вид, и правда, очень привлекательный. Жаль, что на борту таких нет. — вздохнула Алина, уплетая клубничное мороженное за обе щеки. — Черт, оно так быстро тает, что я не успеваю есть.

— Не пойду больше бегать. Слушай, а может подойти познакомиться?

— И что? Заберешь их собой в кармане?

— Почему не пойдешь? — речь шла о молодых ребятах, которые практиковались в винд-серфинге прямо у них перед глазами. Загорелые тела и вздувавшиеся от напряжения мускулы сложно было не заметить, а уж картинные длинные волосы, которые то и дело трепал ветер заставлял сердца всех девчонок на пляже биться чуть быстрее. Но Алину в данный момент интересовало другое.

— Да надоело. В зал ходим только, когда в море. А в это время бегать в три раза тяжелее. На волнах то вниз, то вверх. То, как дурак, язык на плече, в гору бежишь, то с летишь вниз, надоело!

— Слушай, а что это ты на мальчиков заглядываешься? Гарри надоел уже? Не к капитану ли решила переметнуться? Он, кстати, как на это отреагировал?

Наташа глубокомысленно окинула пальцы босых ног и зарыла их в песок.

— Вообще-то мы с ним только сегодня первый раз…

Две пары глаз в выжидании уставились на нее:

— Ну и?!

— Да ну. Вообще тухляк. Если честно, мне совсем не понравилось.

Тома вцепившись зубами в упаковку камамбера, посоветовала:

— Подожди до второго раза. Первый обычно всегда через пень колоду.

— Гарри только выглядит внушительно и форма на нем так хорошо сидит, а в постеле совсем не такой. Придется в следующий раз брать все в свои руки. А лучше бы вон того кудрявого с собой в рюкзак забрала. — девушка мечтательно откинулась на локтях, чуть не опрокинув пластиковый стаканчик с белым «Моелё». — А по поводу капитана, я вам раз и навсегда сказала! Хватит, будь он хоть президентом, он старый противный и склизкий. Хватит меня ему сватать! — и подставив лицо с закрытыми глазами солнцу, добавила, — А Гарри, наоборот, сказал, что гордится, что у него такая девушка. На которую сам капитан виды имеет.

— Все бы такие были. Не ревнивые. — Алина так и не рассказала, что произошло у нее с греком, все девчонки растянулись на песке, пользуясь редкой возможностью никуда не бежать, не опаздывать и не пытаться выглядеть прилично. Одной рукой Тома выставила будильник на мобильном телефоне и все трое, искоса поглядывая в сторону серферов, замолчали, наслаждаясь тихим летним полднем.

На следующий день Алина, наконец-то, пришла на поляну. Йорго она не видела уже два дня, да и думать о греке в этот день девушке совсем не хотелось. Впрочем, вчерашний день прошел под тем же знаком. Каждый раз вспоминая о ночной ссоре, девушка морщилась от отвращения. Ей все время казалось, что ее сунули головой в помойное ведро. Все это было грязно и низко, и больше Алине не хотелось иметь с ним ничего общего. И даже, если по факту, не произошло ничего такого, из-за чего можно было поссориться, каждый из молодых людей считал себя пострадавшей и отвергнутой стороной. И первый шаг пока делать никто тоже не собирался.

Выйдя на свежий воздух, девушка вздрогнула. Город, который встречал их сегодня, был Гавром. На секунду ей показалось, что колени у нее сейчас растают, как масло на батарее. Стало страшно, как если бы сломав ногу и пролежав, не вставая пару месяцев, надо было снова наступить на больное место. Франция, а тем более Нормандия, где они сейчас стояли, пугали ее словно самый страшный ночной кошмар. Те бесконечные бессонные ночи в Париже стали таким сильным, а самое главное нежданным ударом, что Алина еле оправилась. Девушка секунду постояла, раздумывая, не лучше ли обратиться в позорное бегство, но тут же возмутилась сама себе, взяла мяч, который сразу же придал уверенности, и просто перестала смотреть по сторонам, пытаясь представить, что находится сейчас в другом месте.

На площадку она пришла раньше, чем договорилась с Марком. Девушка немного стеснялась выглядеть не на уровне. На всякий случай, она быстро оглядела палубы, однако, вместо Никки или Гарри, которых она так боялась снова встретить, девушка обнаружила стоящий бок о бок с Сенчюри другой такой же огромный белый корабль. Только труба была совсем другая, — красно-синяя, в виде приплюснутой буквы У.

— Зад к заду встали. — пробормотала Алина себе под нос и взяла мячик. Она и раньше видела стоящие рядом круизные лайнеры, иногда сразу по несколько штук. Девушка не находила в этом ничего интересного, только одни неудобства. Во-первых, из-за большего количества людей в порту, во-вторых, случалась постоянная путаница с входами, и последнее, это дурацкое сталкивание нос к носу с пассажирами соседнего корабля где-нибудь на балконе или в окне туалета, например. Один раз произошел очень забавный случай, когда мужчина, привыкший к тому, что в море его никто не видит, вышел на балкон голым, что вызвало фонтан рукоплесканий у соседнего судна.

На белом борту соседнего лайнера было написано «Карнивал Леженд». Размером он явно превосходил Сенчюри, хотя нос был короче и шире, а задняя часть более обтекаемой и не столь квадратной.

— А неплохо они устроились, — она с некоторой завистью рассматривала водную зеленую горку на верхней палубе. — Аж три завитка. Вот, наверное, веселье там! Вечеринка у бассейна. А хотя, какая разница? Ни за что не поверю, чтоб персоналу разрешалось ею пользоваться. Все равно без дела пропадает.

Девушка махнула с досадой рукой и стала разминать кисть. Постепенно Гавр вылетел у нее из головы. Но тут же вздрогнула, выронив оранжевый мячик. Их сосед вдруг оглушающе загудел. Один раз, второй, третий.

— А-а. Отправляется! — догадалась она.

Девушка подошла к краю поляны и, вцепившись руками в сетку, стала смотреть, как медленно-медленно корабль отделяется от причала и двигается боком. Полоса воды между белым боком и бетонным пирсом понемногу росла, а вода кипела и бурлила так, словно ее грели с глубины огромным кипятильником. Девушка на мгновение забыла про тренировку и засмотрелась на отправление. Она и не знала, что корабль может плыть во все четыре стороны, не разворачиваясь при этом. За отбытием наблюдала не только сотрудница гифт-шопа, но и несколько десятков людей на борту уходящего судна. Они махали руками, поднимали бокалы, чокались, а кое-кто даже танцевал. С судна лилась громкая зажигательная громкая музыка, пассажиры веселились и выглядели очень счастливыми, постепенно становясь все меньше и меньше. Карнивальский корабль отошел на достаточное расстояние от берега и прогудев еще несколько раз начал выходить из порта.

— Эй! Привет.

— А вот и ты. Вы. — поправилась девушка, глядя, как на площадку заходят огромных размеров афро-американец и невысокий и очень молодой с виду белый мальчик.

— Как дела? Филиппа ты, наверное, уже видела? А это Роберт, его, гмм — зеленоглазый парень на секунду замялся, — друг. Он дансер.

На Марке была одета черная футболка с надписью «секс-инструктор». Алина хмыкнула, но в тот же момент оказалась без мяча.

— Ну, что начнем? — легко поинтересовался певец, тренируя дриблинг.

— Эй! — но тут же сменила тактику, — Два на два? Кто с кем?

— Ребята, я думаю будут играть вдвоем. — он покосился в сторону Филлипа, объясняющего правила стрит-бола своему приятелю, и Алина мгновенно догадалась, что этих двоих связывала не просто дружба. Ее на секунду посетили сомнения о технической стороне дела, потому что вес Роберта составлял едва ли половину от его бойфренда. Но тут Фил перехватил пасс, и ей стало не до раздумий.

— Значит, мы вдвоем. Не возражаешь?

Он был весь такой мягкий и стройный, с такой пружинистой походкой, как у кота, загорелый и молодой, просто король выпускного бала. Да еще и играл в баскетбол. В этот момент девушка почти пожалела, что он гей.

— Начнем без очков. — попросил Филипп, — Роберту нужно подучиться, — и он потрепал по затылку невысокого блондина в майке, доходящей ему почти до колен и еще более длинных шортах. Филипп одел на игру простую синюю безрукавку, и на что Алина обратила внимание, так это на то, что кроссовки на всех троих были обычные. То есть обувь не имела ни малейшего отношения к этому виду спорта. Девушка же, напротив, носила исключительно баскетбольную, причем не только на площадку, но и просто на прогулку. Так поступали многие профессионалы, ей же просто хотелось хоть в чем-то походить на прославленных игроков.

— О’кей!

Филипп, несмотря на свой рост и вес, играть почти не умел, а Марк играл по-настоящему хорошо и все время подыгрывал девушке.

— Ты где так играть научился? — с некоторой завистью выдохнула Алина, забирая в очередной раз подбор у высокого, но медленного чернокожего.

— В школе в команде был. Да ты тоже отлично бегаешь!

— Да уж, конечно. — девушка не строила иллюзий по поводу своих способностей. Она брала только резкостью и быстротой, и еще пожалуй тем, что могла долго бегать, когда другие уже уставали. А техники у нее как нет, так и не было.

— Хватит комплименты расточать, — Роберт играть почти не умел, но этот молодой человек старался компенсировать недостаток столь неуемной энергией, что Алина боязливо отпрыгивала, боясь ампутации ступни такими прыжками. Марк только улыбался, от чего день казалось становился еще более солнечным. Алина из-под тишка наблюдала за всеми троими. За Филом, как ласково называл друга Роберт, потому что никогда не общалась с голубыми, а за Марком потому, что ей совсем не хотелось, чтобы он был именно таким.

Алине было странно видеть его в спортивной одежде, да и вообще, странно видеть его рядом с собой. Он выглядел и двигался, как звезда кино или так, словно каждую секунду позировал перед камерой. Даже когда забивал в кольцо. Причем такая пластика выглядела у Марка очень естественно, не наигранно, как это обычно бывает. Алина, сама того не замечая, любовалась бегающим по красной площадке красивым молодым человеком, которого до этого видела только в костюме и галстуке.

Человек, выступающий на сцене, с детства казался девушке чем-то недоступным, кем-то очень возвышенным и далеким, существом из другого мира. То, что он был одного с ней возраста, и точно так же, как и Алина, работал на корабле, значения не имело. Был он геем или нет, но сегодняшняя игра оставила у девушки такое странное ощущение, как если бы первый парень школы пригласил именно ее на выпускной бал. О греке она вспомнила только на работе, да и то мимоходом, ибо больше думать о нем девушка не хотела. Да и места в мыслях на него не хватало, там майка «Лейкерс» волшебным образом превращалась в выпускное платье.

Работа с приходом Шона к власти стала просто сказочной. Продажи у них и раньше были на достаточном уровне, рейтинги, правда, ниже, но сам рабочий день без присутствия Ким и вечной боязни окриков с замечаниями стал спокойным и даже радостным. Улыбки перестали быть наигранными, советы вдруг превратились в искренние, и слушали девчонки своих клиенток по-настоящему заинтересованно, а не бездумно кивая.

Под столами поселились стаканы с виски и кофе, косметички и пилочки лежали на столах уже в открытую, а лотерейные билеты отправились прямиком в мусорное ведро. Весь коллектив не мог нарадоваться на нового менеджера. Даже Серж наконец-то расслабился, хотя временами все еще случались эксцессы.

— Ты коза! У тебя у единственной есть виза во Францию, и ты не пошла на берег!

— Чего я там не видела? И вообще, у меня плохие воспоминания. И что-то я сегодня устала.

— Наташка тебя еще за это не прибила? Она у всех клянчила магнит с Парижем, а ты не пошла. Носиться меньше надо было, как оголтелая. — Тома упаковывала последние чеки, а Алина, предполагалось, ей помогала, но на самом деле, торчала у зеркала, примеряя янтарь в титановой оправе. — Сегодня тебя никто не запалил? Вот не сидится же на заднице ровно.

— Кому еще не сидится? — девушка наклонила голову и задумчиво рассматривала фиолетовое украшение в форме лилии с маленькими тычинками из янтаря. — Я смотрю, ваши губки бантиком опять под боком ходит?

— Вот и ходит, что ему больше не обламывается. Обижается, понимаете ли. Заловил меня тут в коридоре и чуть ли не с ножом к горлу. Ты, говорит, меня на эту обезьяну променяла?! Мне так смешно стало. — девушка откинула волосы со лба и выбралась из-за кассы. — А вообще, не фига не до смеха. Его официальная девица у нас должна быть следующей менеджершей. После Шона. Причем она то ли болгарка, то ли еще что-то в этом роде, и по-русски прекрасно понимает. Так что, девочки, осторожнее.

— А, что, это мы осторожнее? А ты?

— Я, дорогая, уже к тому моменту надеюсь быть дома!

— Как так? Ты, что, уезжаешь?

Тома укоризненно посмотрела на нее, протягивая коробку:

— Ты хочешь, чтобы я тут навечно поселилась? Я же на два с половиной месяца раньше тебя приехала. Снимай барахло, пошли наверх. Мы сегодня с Кевоном в Мартини бар идем, пойдешь с нами?

Алина стянула с себя драгоценности стоимостью в две тысячи долларов и накинула на одно плечо пиджак с небрежно торчащим из кармана красным галстуком. В дверях они столкнулись с Сержем.

— Пиджак одень. — сумрачно кинул он, вытаскивая ключи. — Я закрываю.

— И так дойду. — отмахнулась она.

— Я сказал, одень пиджак.

— Слушай, отстань уже, ведь идти один лестничный пролет. И времени двенадцать ночи.

— Нет, это ты меня послушай. Я ассистент менеджера, ты должна подчиняться.

Алина так выразительно на него посмотрела, что сразу стало ясно и без слов, как далеко и как на долго девушка желает ему удалиться, а уж про направление не стоит и думать.

— В общем так, без пиджака ты отсюда не выйдешь! — разъярился хорват, как бык, у которого перед носом замахали красной тряпкой.

Тома попыталась предотвратить катастрофу:

— Да одень ты, черт с ним…

— Ты в жизни не станешь хорошим менеджером! Ты даже разговаривать не умеешь, кроме как в приказном тоне! Тебе бы в армии служить! Солдат гонять по грязи, и сортиры мыть! Кроме как орать, ничего больше не умеешь!

Серж аж задохнулся от возмущения:

— Не смей со мной так разговаривать! Ты! Ты! — он даже не знал, что сказать.

— Все так думают, не я одна. А что я такого нового сказала?

— Ну, увидишь завтра! — Серж изо всех сил захлопнул дверь, щелкнул замком и взбежал вверх по лестнице, просто трясясь от ярости.

— Зря ты его так, он все-таки помощник Шона. — покачала головой ее руммейт, на всякий случай, напяливая жесткий и неудобный красный галстук.

— Да, он меня вывел. Почему нельзя сказать нормально? Зачем сразу рычать? — оправдывалась Алина, уже десять раз жалея о своих словах. — Что теперь будет?

— Думаешь, он меня уволит? — слабо поинтересовалась Алина у Наташи, когда девчонки устроились на опен деке с виски, замаскированным в кофейных кружках. Было тепло, хотя полночь уже давным-давно прошла. Они даже не переодеваясь, сидели на деревянном полу, сбросив пиджаки и босиком, в рубашках, белеющих в ночи размытыми пятнами.

— Не думаю. Но в следующий раз будешь думать головой.

— Я не могу думать, когда на меня орут.

— Серж всегда орет. Пора бы уже привыкнуть. А гнуть свою линию бесполезно, он какое никакое, но начальство. Ты хотя бы изображай, что ты работаешь.

— Я работаю. На сегодня рабочий день уже закончился.

— Ладно, не валяй дурака, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Ведь у него тоже свои обязанности. Просто он не умеет с людьми совсем общаться, а уж с девчонками так особенно. Ну, ты сама посуди, он мужик в бабском коллективе, с начальником геем. Попробуй его понять. А будешь так дальше продолжать, выкинут тебя и вся недолга. Имей ввиду, я тебе по-дружески говорю, а не критикую.

Алина махнула рукой и горестно засопела. Ее несдержанность не раз мешала ей по жизни. Девчонки молчали, слушай ровный ход корабля и подставляя лицо теплому ветру. Каждая думала о своем, растирая усталые ступни. Ноги гудели после рабочего дня по-настоящему, массаж только немного снимал напряжение. Девушка вдруг почувствовала, что силы ее покинули. Алина уткнула лицо в колени и подняла только, когда Наташка с кем-то удивленно поздаровалась. Девушка не сразу поняла, кто пожаловал, во-первых, потому что было темно, а во-вторых, она так устала за целый день, что сидя на опен-деке и на минутку прикрыв глаза, почти совсем уснула.

— Привет. Я не помешаю?

— Ой.

На опен деке стоял Марк собственной персоной, напевающий себе под нос.

Алина молча посмотрела на Наташу, ту как ветром сдуло. Напоследок она прошипела Алине в ухо:

— Он голубой!

А они остались разговаривать.

— Вы уже закончили на сегодня, — спросила она, даже не зная о чем с ним говорить. Сил придумывать тоже как-то не было. После ссоры с хорватом ей вдруг показалось, что последние дни она все, просто совсем все, делает не так. В основном, конечно, это касалось личной жизни, но перспектива быть уволенной испугала ее не на шутку.

Марк улыбнулся в темноте:

— А мы сегодня и не работали.

Алина нахмурила брови:

— Как так не работали? Я думала…

— Просто шоу не каждый день.

— Жаль, что я не умею петь.

— А ты попробуй! Вдруг получится?

— Издеваешься? Тогда весь корабль нужно будет эвакуировать.

— Ты смешная. И классно играешь тоже.

Алина села по-турецки и положила голову на бортик бассейна:

— Да, конечно. А еще есть Санта-Клаус.

— Я серьезно. А Санта-Клаус должен существовать обязательно. Иначе, кто же будет на рождество приносить детям подарки.

Алина насмешливо посмотрела на него:

— Можно спросить? А тебе сколько лет?

— Можно. Двадцать. Послезавтра двадцать один. Уже смогу официально покупать виски в баре.

Алина мысленно покачала головой. Не зря же он показался ей героем школы. Она почти угадала. Школу он закончил совсем не так давно.

— Ты первый раз на корабле?

— Да. А ты?

— Я тоже.

— Я сегодня первый раз побывал во Франции.

— А я тут жила три года.

— Серьезно? Вот это да! С ума сойти. мне думается, это самая романтичная страна в мире.

Алине очень хотелось съязвить на счет того, что по этому поводу думается ей, но он лишь произнесла:

— Гм. Наверное.

— А что ты там делала? — Марк переменил позу, непринужденно, как будто, так и надо, встал на руки и сделал несколько шагов. Если молодой человек рассчитывал произвести впечатление, то ему это полностью удалось.

— Это ты что делаешь? Я… — девушка замялась. Врать ей не хотелось, но и рассказывать всю подноготную Алина тоже не собиралась. Пришлось ни вашим, ни нашим, — Да ничего особенного. Училась. В Сорбоне. Ты вернешься в нормальное состояние или мне тоже надо перевернуться, чтобы с тобой разговаривать?!

— Неизвестно, чье положение более нормальное? Ты серьезно считаешь, что учиться в Сорбоне, это ничего особенного?! Это же лучше университет в Европе и почти самый древнейший! С ума сойти, а в Этрета ты была? Мы сегодня там были на экскурсии. Алебастровый берег, еще его зовут.

У Алины тоскливо заныло сердце. Ну почему прошлому всегда надо вмешиваться в настоящее?

— Этрета? Я?

— Ну, это место еще многие художники рисовали. Там есть такой утес…

— С дыркой. И внизу можно пройти и утес поменьше. Его импрессионисты часто, как сюжет использовали, и у Гюго на рисунках он есть. — Алина вздохнула и вынесла сама себе приговор. — Была.

— Гюго же писатель. Кажется. А где ты еще была?

— Он рисовал тоже. Много морских пейзажей. А ты? Что мы все обо мне?

— Просто ты такая исключительная и особенная. — Марк повернул к ней сияющее лицо. — А я до корабля почти нигде не был. Так по Штатам слегка с семьей путешествовали, у сестры был. Она на Гаваях живет. Хотя это тоже Америка. Значит, получается, совсем нигде.

— Америка тоже большая. А где ты родился?

— В Калифорнии, Сан-Франциско. Это маленький штат. А какой птицей ты бы хотел быть?

— Что?

— Ну, птицей? Я, наверное, орлом.

Она усмехнулась, потому что он ничуть и не напоминал эту гордую и величественную птицу. Скорее на чайку.

— А я ласточкой-стригунком. Они летают быстро. Или, на худой конец, голубем.

— Да? Почему?

— Меня звали паломой, когда я была в Венесуэлле. Это на испанском.

— А ты часто смотришь на звезды? Знаешь на корабле так мало времени смотреть на звезды.

Алина фыркнула:

— Здесь мало времени вообще для всего. Для жизни, для баскетбола, для сна. Да для всех нормальных вещей, а уж про звезды и говорить нечего.

— Ты, наверное, хочешь спать.

Алина покачала головой и тут же зевнула. Глаза предательски слипались сами собой.

— Завтра пойдем играть?

Алина улыбнулась, играть она готова была круглые сутки:

— Конечно, пойдем. А где мы будем завтра?

— В Испании. А потом в Лиссабоне. Ну, значит, я позвоню тебе в Испании.

Алина рассмеялась, и на душе у девушки потеплело. Марк непонимающе поднял брови.

— Звучит, как будто мы специально едем в Испанию, чтобы поиграть в баскетбол. Разве не забавно?

Марк тоже заулыбался, и они оба поднялись с дощатого пола опен-дека. На выходе он повернул.

— Ты куда? — удивилась Алина.

— А я здесь живу. — показал он на коридор, каюты которого выходили прямо на палубу.

— Вот это да! — позавидовала она, и поняла, что если сейчас не доберется до кровати, то уснет прямо тут, на ковре. — Ну, спокойной ночи.

Прошло два дня. В Лиссабоне с самого начала что-то пошло не так. Когда они гуляли по Ла Коруне вчера днем, Марк так восхищенно и смотрел на девушку, так легко им было разговаривать, так ярко светило солнце. Все было по-другому. Они снова болтали обо всем на свете и в то же время ни о чем серьезном. Они фотографировались всюду и везде: у забавного фонтана с толстым котом на большом шаре, на гранитных скамейках с такими же гранитными, сидящими на них людьми, и на выставке под открытом небе, посвященной почему-то Икару. Алина попыталась рассказать ему этот миф, но ее английского явно было не достаточно для древнегреческой литературы. И даже так, все это было с шутками и смехом, а не с вежливой отчужденностью, которой ее встретил Марк в прекрасной столице Португалии.

Девушка не могла понять, что изменилось. Звонить первой — так она не звонила, не звала вместе пойти в аут ни первый раз, ни сегодня. И не она пришла к нему после работы, чтобы снова пригласить на опен-дек. Девушка, в принципе, не строила относительно молодого певца решительно никаких планов в твердой уверенности, что девушки его не интересуют. Именно так, в ее представлении Марк был геем до того самого момента, как вчера он не поцеловал ее совсем уже не по-дружески, чтобы пожелать девушке спокойной ночи.

Но и после этого, на следующий день, она хоть и очень обрадовалась, но никак не ждала его звонка. Так что же все-таки изменилось за то короткое время, что прошло с утреннего взволнованного звонка в ее каюту и просьбой не уходить без него?

Может то, что на них смотрел весь автобус, его смутило. Рядом сидели танцоры, девчонки и парни из одного с ним департмента. Не одна Алина приписывала ребятам из ансамбля нетрадиционную ориентацию, и то, что сейчас он сидел рядом с девушкой, вызвало немало перешептываний между кресел и любопытных взглядов исподтишка. Но эту версию девушка отмела, как бессмысленную. Для нее с определенного момента стало безразлично, что подумают, и как посмотрят на нее окружающие. И девушка как-то не допускала мысль, что для кое-кого это все еще имело значение. Пока они ехали, он сказал ей от силы пару слов. Девушка приписала это его нежеланию выставлять все на показ, и стала ждать, пока они останутся наедине. Алина болтала с каким-то черным парнем о его бабушке с Украины, которая в другой ситуации непременно бы стала для нее объектом насмешки, но сейчас она была рада и этой дурацкой трепотне. Неловкое молчание она тихо ненавидела, и все же девушка была горда и счастлива, вспоминая вчерашние поцелуи.

Марк рассказывал кому-то с соседнего сиденья про руины, по карте пытаясь отыскать собор, который хотел посмотреть. А Алина тем временем попробовала незаметно оглядеть себя со стороны. Алина стала раздумывать о своем внешнем виде, как о причине такого непонятного его поведения, потому что с момента выхода из автобуса на главной площади молчание с его стороны прерывалось исключительно лаконичными «да» или «нет». Да, пожалуй, немного откровенно, но, кажется, не вульгарно. Алина оделась специально для него: короткая бежевая юбка с оборками, купленная в свое время для мужа, который только радовался, когда его жену преследовали жадными взглядами, коричневая майка на бретельках и желтый купальник, на случай, если попадется пляж. Пока она одевалась, наряд виделся ей привлекательным, теперь же девушка чувствовала себя слишком толстой для мини и вообще ощущала себя не в своей тарелке.

Они стояли на огромной площади Коммерции с каменным всадником Жозе Первым посередине и триумфальной аркой, с прилегающими к ней невысокими желтыми зданиями с галереями-аркадами на первом этаже, которые образовывали букву «П». Напротив арки виднелась лестница, спускающееся прямо к реке. Она перебрала в голове все события прошлого дня: гуляние по испанскому порту, где Алина в поисках супермаркета вспомнила все, что она знала по-испански. Потом возвращаясь, он долго уговаривал ее пойти еще поиграть перед работой, и девушке ничего не оставалось, как бегом переодевшись, снова подняться на баскетбольный корт. Когда она смотрела в его зеленые глаза, то отказ вообще не представлялся возможным.

А поцелуй… Это было так несмело и нежно, так романтично и естественно, несмотря даже на то, что он смущенно извинился сразу же после. Но все равно к Алине снова вернулась ощущение королевы школьного бала. Только, сейчас оно испарилось, как будто его и не было, а что конкретно произошло, девушка не могла понять, хоть и старалась изо всех сил.

Неужели все дело было в одежде? До этого она ни разу не показывалась ему в юбке, так может ему не понравились ноги? Такие бредовые мысли преследовали девушку всю дорогу, пока они вместе шли дороге взбиравшейся круто вверх. Остальные разошлись, деньги были поменяны, а Марк все так молчал и едва слышно насвистывал. Алина попыталась что-то у него спросить, потом рассказать, но молодой человек мыслями витал явно где-то в другом месте. Пока они все так же молча выбрались на смотровую площадку с видом на море и встали по стойке смирно, Алина вспоминала, как вчера по пути в порт он прыгал с одного бетонного заграждения на другое и смеялся, и тут она, наконец, окончательно поняла, что больше никого вокруг нет, а между ними так ничего и не изменилось. Девушка не выдержала:

— Что-то не так?

Марк упрямо не отводил глаз от моря:

— Я не знаю. Извини.

Алина все ожидала услышать, но только не извинения:

— За что?

— Ты знаешь, это просто корабль… Шипс лайф…

Этим он убил все. Ей больше не хотелось ни о чем говорить. Шипс лайф так шипс лайф, только вот откуда это взялось так вдруг?

— Слушай, если тебе хочется, иди на руины один. Или с друзьями.

— Может, так будет лучше. Извини.

— Слушай, я ведь не прошу ничего. И не просила. Что случилось?

— Я не знаю. Извини.

— Прекрати извиняться, это глупо.

Он пожал плечами. Она посмотрела на него:

— Могу я тебя спросить? — и не дожидаясь разрешения, задала вопрос, — Почему ты меня поцеловал?

— А почему ты меня поцеловала?

Она закрыла глаза и усмехнулась.

— Потому что хотела.

— Я думаю, мы оба хотели.

— Ладно, проехали. Шел бы ты, правда, отсюда.

— Извини.

Она не ответила. Просто смотрела, отвернувшись, на море и чаек. И все же она не могла поверить, что он вот так вот может уйти. Она смотрела, как он поднимается по залитой солнцем мощеной дороге и тут ей пришло в голову, что это вполне закономерный конец красивой сказки. Ведь все было слишком красиво, чтобы быть правдой. В это момент ей очень захотелось расплакаться, но она просто одела солнечные очки и стала смотреть на море. Нет, уж ее слез он не стоил. Она повернула голову, увидела белый нос Сенчюри с синей полоской по краю и покачала головой. Шипс лайф, надо же… На другом берегу, соединенным длинным предлинным мостом, девушка заметила огромную статую Иисуса с раскинутыми руками, какую вечно показывали в заставках в бразильских и португальских сериалах. Эта была около двухсот метров и была возведена в благодарность Богу за то, что Португалия осталась в стороне от Второй Мировой войны. Корабельная жизнь имела и положительные и отрицательные стороны. Кто знает, побывала бы она когда-нибудь в Лиссабоне, если бы не тот самый корабль?

Надо было хотя бы осмотреть столицу, но настроения не было никакого, от чего ей стало вдвойне обидно, потому что город, действительно, был очень красивый. Подойдя к замку, девушка вдруг осознала, что в голове все еще пытается что-то доказать Марку, что-то объяснить. Она бесцельно побродила по улицам и вспомнила, что они хотели посмотреть руины.

На нее смотрели все мужчины, но сейчас девушке только хуже становилось от этого. Ей предлагали помощь, видя ее с картой, но Алине не хотелось ни с кем разговаривать, и все особи мужского пола вызывали одно раздражение. А вообще португальцы были как на подбор красивые жгучие брюнеты с оливковой кожей, но кому какая разница? В замке Сао Хорхе, она долго сидела, просто разглядывая внизу оранжевые крыши старого и нового города, спешащих горожан и суетливых туристов, чьи разноцветные толпы сновали как караваны муравьев по всем улицам города. Переводилось название замка как Святого Георгия. Внутренние покои не сохранились вследствие землетрясения в середине восемнадцатого века, но зато здесь открывался чудесный вид. А наверху ветер трепал красно-зеленый национальный флаг.

«Лисбоа, как называют его коренные жители, — зеленая, живая и веселая столица, одна из самых древних в Европе и одна из самых живописных» — прочитала она в карте, выдаваемой пассажирам на Сенчюри, и подумала: «Это неправильно, все неправильно! Сегодня должен быть чудесный день, солнце светит, небо голубое! Ну, какого черта так паршиво на душе?! Что я делаю не так, что у меня ничего не выходит?! Сначала грек, потом этот певец. А у него завтра день рождения, между прочим». И вопреки всем законам здравого смысла девушка вдруг решила, что на корабле, может быть, никто не знает, что у него день рождения, а именинников следует поздравлять.

Очнувшись таки от грустных размышлений, она вышла на маленькую круглую площадь, почти сквер с собором с одной стороны и четырехарочным фонтаном посередине. Сочтя обязательным заглянуть в археологический музей, девушка сначала прошла в библиотеку с высоким-высоким каменным сводом. Древние томики в шкафах из красного дерева темнели за стеклом, а сверху их украшали мраморные бюсты королей и королев великих династий. Она задумчиво осмотрела резные старинные фонари, готические закругленные окна в два ряда и скелет человека, замученного святой инквизицией, но ничего из того, что она увидела, всерьез девушку не заинтересовало. Мысли все вились вокруг подарка. Сама не зная как, девушка зашла в маленькую сувенирную лавку на выходе, и первое, на что она там наткнулась, было маленькое изображение орла.

— Ну, уж нет. Орел из тебя, как из мухи. Только на чайку и потянешь. Трусливую и кричащую.

Но, тем не менее, она купила ему серебряный брелок в виде скрипичного ключа. Это единственное, что ей показалось подходящим, да и этого подарка, по ее мнению, он не сильно заслуживал. А выйдя на улицу, девушка наткнулась на то, что не заметила на входе. Кусок старых рельсов. Они были втиснуты, как и положено между камнями мостовой. Так странно: без начала и без конца. Настолько символически выглядели эти две полосы железа, когда-то явно служившие людям, будучи незаменимой частью дороги, путями, по которым трамвая вез тысячи человек с работы, домой или на свидание, а в какой-то момент ставшие просто ничем. Просто частица старого металла. Именно так выглядело то, что произошло между ней и Марком. Что-то, без начала и без конца. Просто странный кусок, что когда- то было чем-то, но уже больше им не будет. Никогда.

Она усмехнулась кем-то подброшенной иллюстрации для страницы ее жизни, и достала камеру. А отведя глаза от объектива, не поверила своим глазам, перед ней стоял певец из акапеллы.

— Так ты тоже нашла их?

— Что?

— Руины.

Алина обернулась. Перед ней был вход в те самые руины, которые молодые люди собирались посмотреть вдвоем. Оказывается, развалины стояли прямо за дверью того, что она приняла за католический собор. Собственно говоря, это и был собор, точнее монастырь Карму. Высокое здание ничем не отличающегося от классического церковного сооружения того времени, кроме того, что у строения не было крыши, а колонны, поддерживающие свод, уходили прямо в траву. Эти руины стоило посмотреть, зрелище, уходящих прямо в небо готических арок, было неописуемым. Девушка моментально забыла про Марка, как только оказалась внутри. Обросшие мхом и кое-где даже небольшим кустарником, стены все еще оставались белыми. Там, где должны были стоять скамьи для молящихся, теперь росла изумрудная трава.

Это место напомнило девушке древний амфитеатр недалеко от центра Рима. Там не сохранилось ни арены, ни каменных скамей, только один неглубокий овраг, но атмосфера была именно такая же. Природа, победившая человека физически, но не сумевшая сломить духовное величие. Культурное наследие поколения гениев, которое не подвластно даже времени. В таких местах нужно сознавать мощь человечества и в то же время думать о тщете всего сущего. Для одного дня впечатлений и переживаний стало слишком много и Алина поставила на этой истории точку, набросав от руки записку и заставив подруг развесить воздушные шарики на двери кабины именинника: «In Russia this symbol represents the musical key. I give you this in the hope that it will help you to open the heart of the others as you could open mine.» День в Лиссабоне стал худшим изо всех, проведенных ею на Сенчюри.

 

Глава 10. «Если ты настоящий…»

В оставшиеся несколько дней круиза Алина решила-таки примириться с Йорго. Она встретила его случайно в коридоре после сумасшедшего веселого рейда в Марокко и такой же вечеринки в крю-баре на следующий день, а так как настроение у нее было распрекрасное и, честно говоря, девушка начала уже и скучать по нему, то гнев сменился на милость. И еще один момент повлиял на такое решение, а именно то, что вчера, идя в свою каюту, она заметила двух девиц из спа, распивающих вино у него на кровати. Девицы были весьма внушительных размеров, и только поэтому она не кинулась сразу выяснять отношения, ведь нет ничего хуже уязвленного самолюбия. И эти толстухи были ей не конкурентки, но вот та, что могла появиться вслед за ними, уже представляла более серьезную угрозу. Поэтому девушка и подумала, что пора усмирить гордость, ну или, по крайней мере, изобразить что-нибудь в этом роде.

После неудачи с Марком молодой грек снова показался ей милым и желанным. Певца же из акапеллы она пару раз встречала на опен-деке, и оба делали вид, что не видят друг друга. Точнее это делал он, Алина же насмешливо не обращала на него ни малейшего внимания. Она думала, что человек, который не в состоянии сказать спасибо за подарок на день рождения, достоин только такого обращения.

В Марокко потащила всех именно она, заявив Оливии, которая уже начала приходить в себя после отъезда Роберта, Флорине, унылой, как всегда, и Томке, которая волей-неволей участвовала во всех Алининых приключениях, что это прекрасное место, и все французы там отдыхают. Такое заявление было встречено некоторым недоверием со стороны девчонок, усилившимся после недоуменных взглядов секьюрити.

— Девочки. Вы в своем уме? — с ужасом вопросил Ромео на гангвее. — У них же рамадан. Вы в мусульманской стране и в мини-юбках?

Девчонки неуверенно переглянулись.

— Ничего страшного. Ну и что, что рамадан. Это же туристическая страна, они привыкли. Да не волнуйся ты так, все будет окей!

И в самом деле, на удивление всем, кто остался на корабле, эти четверо провели восхитительный день. Благодаря Алининому французскому, они нашли гида, за символическую плату согласившегося возить целый день во всех угодных им направлениях. Так они побывали на традиционном базаре сук, увидели центр города, где как ни странно оказалось чисто и полно полиции, потом оказалось, правда, что готовились к приезду короля. Для Алины такой факт стал некоторым откровением, до этого она считала, что короли остались исключительно в Великобритании.

Несколько часов вся компания по единодушному решению провалялась на пляже, а завершением прогулки стал ужин в ресторане, естественно, нелегальный, но это мало кого смутило. Девчонки нафотографировались всласть и в купальниках, и с бутылками колы с надписью на арабском языке, и с мешками пряностей на базаре. Там девчонкам отвесили небывалый комплимент, предложив караван верблюдов за такой гарем. Алина переводила всякую ерунду на вывесках, а когда, давясь от смеха, перевела подружкам и это изречение, то восторгу их не было предела.

Надо сказать, что их гид, беззубый и бородатый араб всюду держался от них в некотором отдалении. Совсем бросить на произвол судьбы он их не мог, но и идти рядом не позволял пост, вот он крутился вокруг, то забегая вперед, то плетясь где-то позади, следя, чтобы они не потерялись. Так что пока он водил их по рынку, все вместе они выглядели, как настоящая арабская семья, где жены шли позади господина. Только вот одеты девчонки были не совсем подобающе, но удовольствие от этого меньше не стало.

Алина полная самых разных впечатлений, как раз собиралась рассказать Йорго о белых маленьких домиках с мозаичными стенами, стоящих на желтой песчаной земле, о колючих кустарниках, поедаемых смешными облезлыми двугорбыми, и еще о многом, как до девушки дошло то, что молодой человек сам говорил уже несколько минут и совсем о другом. Она закрыла рот и посмотрела на него. Грек тяжело вздохнул и заходил по комнате:

— У меня нет ни малейшего желания никуда ехать. Абсолютно. Я на это корабле уже восемь месяцев и если я куда отсюда и уеду, так только домой. Меня ни капли Квест не волнует. И все это Селебрити тоже. Я пошел работать на криузник только потому, что меня попросил Костас. Он тут стаф первый контракт и ему нужна была помощь. Мне вообще работать тут не нравится, пашешь как лошадь, корабль старый, все время что-то ломается, а большинство инженеров полные идиоты, которые не знают, в какую сторону заворачивать гайку. А теперь они хотят послать меня на Квест, по той простой причине, что они купили еще один корабль, и там нужны люди. Вот я и спрашиваю, какого черта?!

Алине хотелось сказать то же самое, только слова были бы совсем уже непечатные. Выпитое в крю баре виски с колой мешало рассуждать здраво, но это был гром среди ясного неба:

— Так ты не уезжаешь?

— Я не собираюсь никуда ехать. Но я не могу отказываться. Это моя работа!

— Значит, едешь. Когда? — она потерла лоб рукой. — в этом месяце? В следующем?

Молодой человек посмотрел на нее и покачал головой:

— Через три дня во Флоренции.

Девушка даже не знала, что и сказать. Алкоголь хоть и затуманивал мозг, но одно она знала точно: неважно, как долго вы вместе, неделя или год, но если в планах нет ни одного «Мы» или «Я и ты», или хотя бы «Ты», все на свете было бесполезно. Тем более, что они вроде как расстались. То, что она решила сделать первый шаг к примирению, теперь уже абсолютно ничего не значило. Но желание что-то доказывать, объяснять и бороться двумя руками вместо четырех, у девушки пропало уже давно. По ее собственному опыту одной любви на двоих не хватало. У кого-то, может, и получалось вот так, а ей было не достаточно. Алина на секунду отвернулась, заморгала глазами, потом изо всех сил закусила губу и улыбнулась. «Хорошо, что темно,» — подумала она, а вслух весело сказала:

— Значит, у нас не так много времени? Так не будем его терять, — и расстегнула молнию на джинсах, которые он ей подарил, в следующую секунду наступив на них каблуком, с той же силой, с которой стиснула зубы, чтобы не расплакаться.

Алина не поднимала больше вопрос отъезда и всячески избегала даже заговаривать об этом. Грек, похоже, придерживался такого же мнения. Заключив перемирие, молодые люди на следующий день отправились на берег в Марселе вместе. С этого круиза домашним портом Сенчюри становилась Барселона, но естественно, в этот раз никому выти не разрешили, по причине очередной гигантской доставки. Так что гифт-шоп увидел этот испанский город только с палубы, да и то пришлось довольствоваться видом порта. Поэтому в Марселе все толпой повалили в аутсайд.

Чтобы добраться до города, снова нужно было воспользоваться услугами шатл-баса. Гифт-шоп оккупировал всю заднюю часть автобуса. Томка сидела с Кевоном, наслаждаясь убийственными взглядами от Вовочки, скрипящего зубами от злости через два сиденья. Наташку вовсю обхаживал новый работник казино, которого все прозвали собачкой, ибо от нее он просто не отходил. Ленка препиралась с Оливией, новенькая Флор о чем-то беседовала с Рамиру на испанском. Серж, перед которым, кстати, девушке пришлось-таки извиниться на собрании перед всем честным народом, в самом углу о чем-то громко ржал вместе с румыном. В общем и целом, коллектив производил впечатление людей вполне довольных жизнью. Остальная часть автобуса была забита дансерами, официантами, сомелье и разумеется пассажирами, которых впрочем, было не так много, ведь основная часть давно разъехалась по экскурсиям.

— А ты знаешь, кто основал порт, где мы сейчас стоим?

Алина быстренько перебрала в голове всех Шарлеманей, Медичи и Тюдоров, но ничего путного в голову так и не пришло:

— Не-а. только не говори, что греки! — девушка скорчила гримасу пока еще своему парню, державшему ладонь у нее на колене.

— А вот именно греки.

— Ты смеешься, да? Извини, конечно, но мы на территории Франции, и Марсель греческим отродясь не был. И войны у Франции с вашей солнечной Элладой тоже в учебниках не отмечено. Не надо ля-ля!

Йорго только улыбнулся:

— А я и не говорю, что был. Просто мы основали порт. При переселении с Афин. Точнее древние греки основали.

Алина отмахнулась от такой несусветицы, ее заинтересовало другое:

— А что древние греки и современные, это не тот же самый народ.

— К сожалению нет. У древних греков были свои Боги, другие принципы и политический строй. Увы, даже и тот не сохранился.

— Как это? Разве у вас не демократия? Или мне так казалось…

— Настоящая демократия возможна только в городе с населением не более десяти тысяч человек. Поэтому в древней Греции, когда в Афинах численность становилась больше дозволенного, люди просто переселялись и основывали новые города. Об этом еще писал Аристотель. Он вообще был гением.

— Ну, сейчас сложно представить себе столицу с населением меньше пары миллионов. Хорошо. А религия? Так все изменилось с приходом христианства?

Молодого человека аж подбросило на сиденье:

— Да половину Греции разрушили христиане. Византия так ничего создать и не сумела, скопировать скопировали и назвали по-другому. Афродита стала Венерой, Арес Марсом. Смешно же! Акрополь и тот несколько веков ломали, пока, наконец, не приехали англичане и не растащили остатки.

— Как целого здания? И куда они эти куски дели?

— В Британском музее стоят. Юнеско постановило вернуть, но мы все так же ожидаем. Все пытаются копировать древних греков, а сами знать о них ничего не знают! Македония совсем с ума сошла — назвали аэропорт в честь Александра Македонского, и заявляют, что он был македонянином. Ведь это же уму не постижимо. Естественно Греция никогда не согласится после такого принять их в Евросоюз. Пусть сначала признают, что он был греком, а такой страны на тот момент и в помине не было. И эта пресловутая Македония испокон веку была греческой, как Константинополь, к примеру.

Алина пыталась сдержать расползающиеся в улыбке губы, уж очень Йорго был сейчас похож на разозлившегося петуха. Надулся, нахохлился, не подходи — заклюет! Девушка не могла удержаться, чтобы не поддразнить его слегка.

— Велика важность, какой стране он принадлежит? У нас вон вся царская фамилия на три четверти немцы, так что ж с того? Теперь не считать их русскими царями?

— Ты не понимаешь! У них полстраны говорят так, что ты их должна понимать. Они славяне! Откуда там взяться великому полководцу, который писал, говорил по-гречески? Ты думаешь в Александрийской библиотеке тексты были на каком языке написаны?

— В основном греческие, но были и египетские и французские и много чего. Теперь мы уже этого никогда не узнаем. Сгорело же все. Но даже если они это и утверждают, все же знают, что это не так. Неужели, аэропорт может стать причиной для не допуска их в Европу.

— И еще какой. Это оскорбление. И больше скажу, воровство!

Алина уже не сдерживая улыбку, с трудом утихомирила разошедшегося молодого человека. Девушка, не убирая радостного выражения с лица, с горечью подумала, как сильно она будет по нему скучать. О ком еще на этом корабле она могла поговорить о Александрийской библиотеке или создании Марселя? Автобус выпустил пассажиров в старом порту с тысячей и одной маленьких яхт, качающихся на поверхности голубой воды. Водное пространство по периметру окружали желтые и белые здания с оранжевыми крышами, на небе было ни облачка, отовсюду слышалась французская речь. Алину на секунду бросило в холодный пот, она торопливо сглотнула и взяла себя в руки. Этот день она не могла позволить своему прошлому безнадежно испортить. И все же эта страна для девушки была равносильна костру для пострадавшего в пожаре.

Молодой человек торжественно подвел ее к мемориальной доске чуть возвышающейся над землей, а точнее бетонным покрытием. Девушка глазам своим не поверила.

— Так значит, это правда?! Греки по-настоящему основали Марсель! Я думала, ты шутишь!

Молодой грек с видом фокусника молча развел руками. На лице было написано: «Я же говорил». Алине оставалось только покачать головой. Она старалась не обращать внимания на вывески и кафетерии, на названия улиц и банков, на одежду людей и жаргонные словечки, все то, что не так давно было ее родным, до мелочей знакомым, настоящим, а теперь таким болезненным прошлым. Девушка повела своего молодого человека в обменник на правах гида, потому что во Франции по-английски почти никто не говорил, и найти обменник без языка было не так-то просто. Евро у них как всегда не было.

— Давай тебе что-нибудь купим? — неожиданно предложил Йорго, когда дело первоочередной важности было сделано.

Алина никогда не имела ничего против шоппинга, но не в такой ситуации. Он же уезжал через несколько дней, так зачем было тратить на нее деньги? Для Алины его отьезд означал конец отношений, но молодой человек вел себя, как ни в чем не бывало.

— Спасибо, конечно. Но зачем?

— Затем, что девушкам положено делать подарки. — и не слушая больше возражений, он подтолкнул подругу в сторону ближайшего магазина.

Изначальное нежелание предаваться разгулу в покупках вылилось в целый ворох пакетов, когда они, наконец, проголодались и стали искать, где бы перекусить.

— Тома! — закричала Алина, завидев подругу на другом конце проспекта. Расстояние ее ничуть не смутило. — Вы куда?

— Мы есть! — также при помощи крика ответила ее руммейт. Кевон бешено замахал рукой в знак того, что они не против пообедать вчетвером. На том и порешили.

Девчонки, устроившись на террасе маленького французского ресторанчика с видом на старый порт, тут же отобрали у мужчин меню, и стали совещаться.

— Тут же один си-фуд? — с сомнением в голосе произнес молодой островитянин.

— Это как раз и замечательно!

— Если ты думаешь, что я стану есть какую-то студенистую кракозябру…

Но его подруга, подмигнув Алине, успокаивающе потрепала его по жестким мелким кудряшкам. Так как официант по-английски ничего не понимал, то Алина разошлась по полной программе:

— Два подноса с морепродуктами. Креветки, устрицы, ракушки, Сан-Жак и эти, которые как эскарго, но морские. Знаете, наверное. Биск из лангуста на всех. Гмм… если взять еще лобстера, то мы, пожалуй, лопнем? Ладно. Бутылку белого сухого и пока все.

— Ну, все. — тоскливо протянул Кевон. — наша песенка спета…

У грека тоже на лице, когда принесли их заказ, не отразилось ни малейшего энтузиазма. Два огромных двухэтажных подноса еле поместились на столе. Супам в маленьких мисочках пришлось довольствоваться углами, а сервировкам к первому блюду просто не нашлось места, так тертый сыр с маленькими прожаренными крутонами и сливками, ребята сразу высыпали в темно-оранжевый суп и отдали посуду официанту.

— Блин, у меня подруга тут живет недалеко. Хотела ей дозвониться и встретиться, а она трубку не берет. Обидно. Сколько мы в Марсель ходить будем?

— Да, по-моему мы тут до Кариб, и будем по одному маршруту шляться. Надо проверить. У меня где-то интенери ваяется дома, то есть в каюте.

— О! Отлично, тогда успею еще. А то я думала сегодня и все. Слушай, что-то как-то наши мальчики си-фуд не оценили. — Алина критически оглядела нетронутый поднос молодых людей и пустые тарелки из-под супа.

— Давай-ка открой ротик. Устричку за ма-а-му… — Томка отскребла ножом содержимое большой заросшей водорослями серой ракушки и на вилке протягивала своему молодому человеку. Кевон отодвинулся насколько позволяло расстояние до соседнего стола и вытянул шею, как страус, только в обратную сторону.

— Не буду есть. Отстань от меня. — чернокожий парень отмахивался от подруги, словно от нечистой силы. — Не уговаривай. Она же шевелится, как живая!

Алина хотела было его обрадовать тем, что она действительно живая, и что мертвой устрицой можно было страшно отравиться, но решила оставить такую ценную информацию для себя. Ей было даже интересно, получиться ли у Тамары заставить его проглотить хоть кусочек.

— Даже под страхом смерти…

Йорго пока снисходительно похвалил суп:

— Биск вообще ничего, но рыбу готовить умеют только в Греции.

— Откуда у вас рыба? Разве что морская, так она не очень-то. — пожала плечами Алина, одним глазом косясь на манипуляции Кевона. Пока у подруги выходило не очень успешно.

— Ты что?! У меня дома самая вкусная рыба в мире. Ее жарят целиком, например, ципуру, и потом снимают кожицу, вынимают хребет, а дымящееся белое мясо поливают лимоном. Тебе обязательно надо попробовать! Но это возможно лишь при условии, что ее только совсем недавно, буквально этим утром вынули из воды.

— Ты очень вкусно рассказываешь. — грустно улыбнулась она. — Может быть, когда-нибудь и попробую.

Но грек ее уже не слушал. Он продел пальцы сквозь прядь ее волос и смотрел, как они переливаются на солнце. Алина, не дыша, наблюдала за ним и снова и снова сожалела, что все хорошее так быстро заканчивается. Девушке не хотелось думать о том, что он уезжает так скоро и больше они уже никогда не увидятся, но и в то же время нельзя было совсем не думать, чтобы потом полностью оказаться неготовой к его отъезду. По молодому человеку не было заметно, чтобы его хоть на секунду занимали подобные мысли, и это только подхлестывало переживающую Алину. Она запуталась в клубке противоречий из, казавшихся, прощальными, подарков, его полнейшим равнодушием и игнорированию предстоящего расстояния, и все же непонятным и неприкрытым восхищением.

Йорго нужно было возвращаться на четырехчасовую вахту, и он покинул веселую компанию. Тамаре так и не удалось втолкнуть ни куска устрицы в, продолжающего отнекиваться, Кевона, и она переключилась на свою руммейт:

— Так вы вместе или он уезжает. Я что-то не пойму?

Алина помрачнела:

— Я сама не знаю. Шмоток накупил, да еще и подначивал брать. Я у него спрашиваю: взять серую или фиолетовую? Ну и что я слышу в ответ? Бери обе!

— Две сумки, одни штаны, две юбки, две майки. По-моему ты оборзела, девушка.

— Что я то? Я ничего не попрошайничала. А дарят, так что ж теперь отказываться?

— Нет, наверное. — подумав, сказала Тамара, пока они шагали к автобусу. — Но это, по-моему, чересчур. Как-то слишком уж. Хотя не знаю. С другой стороны у них в месяц зарплата такая, как у нас за год. Может у греков так принято?

— Гм. — неопределенно отозвалась Алина и подарки в свете их ссоры навели девушку на совсем нехорошие мысли. Может у них так принято расплачиваться? Благодарить за приятно проведенное время? Девушке на секунду поплохело и она чуть было не выкинула все сумки на мостовую, но Тамара вовремя ее остановила, повертев пальцем у виска. Алина не стала выкидывать покупки, но чувство неприятного осадка не покидало ее весь вечер. Между тем он снова не позвонил, и ночью девушка, отключив телефон, легла спать в своей уже пустой каюте. Она попробовала придумать хоть что-то, но кончилось дело тем, что она просто уснула в обнимку со своим любимым Хемингуэем.

— Через десять минут на гангвее для крю. Можно в свободной форме одежды. — злорадный голос Сержа был совсем не тем, что она предпочла услышать с раннего утра, распахнув дверь в ответ на неистовый стук.

— Чтоб тебя черти взяли. — пробормотала Алина захлопнувшейся двери и снова упала на кровать. На этот раз уже на Томкину, которая пустовала много ночей подряд.

— Вставай. — ее обладательница появилась на пороге и первым делом посмотрелась в зеркало. — Ужас какой.

— Придумай что-нибудь поинтересней. — пробурчала Алина. — Каждый день одно и то же. Вставай, да вставай! Почему никто не говорит: ложись и поспи в свое удовольствие? Что за несправедливость?

— Ты бы еще завтрак в постель попросила.

— Что нам еще приперли, и где мы вообще?

— Мы в Каннах. А приперли что, понятия не имею. Но если снова в ювелирку, то я повешусь. Мы с Наташкой намеривались выйти погулять, а тут это скотство, да еще и дрил этот не к месту. Наверное, с этим тендером мы вообще никуда не попадем.

— Фу. Что вы вообще в Каннах не видели? Красный половик?

— Вот именно его, и не задавайся. Ты там сто раз была, так что если успеем, то в твои обязанности входит нам все показать!

— О да. Три километра красного ковролина. Ладно. Хотя там совсем нечего делать. Я вас предупредила.

— С опендека выглядит очень даже ничего. Я пока от Кевона шла, выглянула. Такие домики миленькие, яхточки. Все такое французское…

— Ну-ну. — У Алины такого вдохновения не было. — Ладно, я хоть искупаюсь там. Помниться пляжи там песочные и довольно приличные.

Как только они спустились вниз, оказалось, что пришла всего одна палетта, и присутствие всего персонала совсем не обязательно. Так что уже через полчаса, вместо, как обычных двух, весь гифт-шоп сидел на полу, разбирая новую доставку. Серж потонул в листах документации, которой было мало, но зато как обычно она прибыла ошибочной и непонятной. Хорват, пытаясь разобраться, что к чему, тихо матерился на своем языке. Перепутанными были все листы ко всем коробкам, что было уже даже не смешно, настолько они привыкли. Оливии не было на месте, но так как ее отсутствие не было замечено руководством, то и остальные молчали, даже вездесущая Ленка сменила гнев на милость. Наташка с Флор тем временем наперебой восхищались шоколадной коллекций.

— Все! Беру все сразу. — категорически заявила белорусская красавица, нацепив сразу четыре кольца на одну руку. — ради такого прощаю даже, что меня зря разбудили ни свет, ни заря.

— Угу, — вздохнула Флор, — только сначала надо выйти замуж за миллиардера.

— Миллионера хватит. — великодушно разрешила хозяйка ювелирного отдела. — А вот от этого кулона я бы тоже не отказалась.

— Почем? — полюбопытствовала Алина, тоже, напялив кольцо с тремя линиями шоколадных и обычных брильянтов. — Красивое, сволочь, но даже на цену смотреть не хочу.

— Отчего же. Всего две сто. Буквально даром. — ухмыльнулся Милан. — можешь попросить скинутся своего бойфренда.

Алина прожгла его уничижающим взглядом так, что если б у индуса было бы хоть чуть-чуть совести, то он тут же бы провалился сквозь землю. Однако же, этого не последовало.

— А что, правда, попроси своего грека. — подхватила Наташа.

— А ты своего — ответила в том же тоне Алина.

— Я бы попросила, но у нас, знаешь ли, не те отношения. А жаль, а жаль. А вот твой вполне бы на такое подписался бы.

— Если я его увижу поблизости, я ему намекну! — подмигнул Милан девчонкам, сидящим на полу.

— Да отстаньте вы, он уезжает послезавтра.

— Я проспала. Слушай, что он на нас так пялится? — Оливия протиснулась в полураскрытую дверь и тут же упала перед коробкой на колени, замерев, как будто сидела тут уже с утра. — я иду, а он все смотрит и смотрит.

— Кто? Грек? — Наташа недовольно оторвалась от созерцания так идущих ей драгоценностей и пожала плечами. — А-а. Этот? Понятия не имею. Любуется, может.

— Ну да, сидим тут как звери в клетке, — передернула плечами Тома, — а каждый дурак считает своим долгом прилепиться к стеклу. Между прочим, его потом мыть приходится.

Около окна от пола до потолка, так, что его скорее стоило бы назвать витриной, стоял худенький молодой человек из акапеллы и чего-то ждал.

— И этот по твою душу? — Тамара подозрительно покосилась на Алину. Ты вроде с другим общалась, если я не ошибаюсь?

— Понятия не имею, что ему здесь надо. Я даже не помню, как его зовут.

Певец переминался с ноги на ногу, но по внешнему виду, казалось не испытывал ни малейшего чувства неловкости. Его очень живое лицо выражало крайнюю степень заинтересованности и доброжелательности. Алинино же лицо ничего хорошего не предвещало. Стоило ли говорить, что к акапелле у нее не осталось ни единого доброго чувства. Ей очень хотелось спросить прямо, что он тут забыл, а еще лучше посоветовать убираться подобру-поздорову, но пришлось вспомнить о том, где она находиться:

— Привет.

— О! Привет! Как дела?

Девушка скептически взглянула на него:

— Тебе правду сказать, или ты просто хочешь услышать, что дела у меня идут просто фантастически хорошо? — таков был самый популярный ответ крю-мембров на корабле. В основном его использовали, не трудно догадаться, для пассажиров.

— Марк просил передать спасибо.

— Вот теперь я с полной уверенностью могу сказать, что лучше не бывает.

— Только вот лицо выдает.

Девушка моментально скорчила что-то очень отдаленно напоминающее улыбку:

— Теперь похоже?

— Не очень. А ты всегда босиком работаешь?

— В очень исключительных случаях. — девушка даже не обратила внимания, что подошла к выходу босой. Надоевшие рабочие туфли валялись под каким-то из столов, а так как рабочий день официально еще не начался, а менеджером все так же оставался Шон, то никого это и не трогало. Девушка начал гадать, неужели он пришел только за тем, чтобы принести благодарности от этого недоросля?

— А когда у вас продаются пашмины?

Алина вытаращила на него глаза:

— Так ты за этим пришел?

— Вообще-то, да.

— А Марка зачем приплел?

— Он попросил, хотя я считаю это очень глупым. Знаешь, в принципе, он хороший парень, но абсолютно не знает жизни. Только на корабле что-то увидел, да и то, так и остался в своем пушистом розовом мире. Но не стоит его за это винить.

Алина фыркнула, в глубине души удивляясь такому точному описанию ее бывшей симпатии.

— И потом, мне показалось, что ты грустишь. Поэтому я, как ты выражаешься, его и приплел.

— Я просто не выспалась. А пашмины сегодня вечером будут. Приходи, если тебе так они понадобились.

— Меня зовут Бен.

Алина, улыбаясь, кивнула. Улыбка молодого человека была слишком заразительна. Так они и стояли, молчали и улыбались, глядя друг на друга.

Тут Наташа позвала Алину из глубины.

— Не грусти больше. Все будет хорошо.

Девушка кивнула, а Бен, развернувшись, танцующей походкой зашагал в сторону мартини бара.

Наташа довольно саркастически оглядела ее светящееся лицо.

— Алина! Он гей!

— Да? Ну и что. При чем тут это? Мы просто разговаривали…

— О Боже! Теперь мы этому будем на дверь шарики вешать!

Дрилл для крю для Алины стал еще одним вариантом абсолютно бесполезной потери времени корабле. Опять они бегали с лайфжакетами, снова голос круиз директора вещал что-то с капитанского мостика, а сам капитан в сопровождении свиты из офицеров с важным видом проверял спасательные шлюпки. Все крюмембры выстраивались в ряды перед небольшими оранжевыми лодками и ждали, пока их посетит начальство. Иногда стаф останавливал одного из участников и задавал каверзные на взгляд девушки вопросы. Чаще всего с подсказками, а иногда и без, но помощник капитана был вполне удовлетворен ответами. Алину же такая участь миновала. Она-то уж точно ни на один из вопросов бы не ответила.

Вайперы, которые не прекращали работать, мыли верхнюю палубу, и миллионы мельчайших брызг летели с шестого этажа. Было жарко, хотя все и стояли в тени палубы. Температура на Лазурном берегу в бархатный сезон редко была прохладной. Алина откровенно скучала. Та сторона корабля, на которой они все сейчас стояли, была к тому же повернута к морю, так что даже смотреть кроме небольших волн, было не на что. Пока все собрались, пока правильно застегнули жилеты, пока капитану вздумалось проверить работу электронной лебедки и лодку начали спускать на воду, все это заняло около двух часов. Тем временем стрелки часов уже показывали половину четвертого. Последний тендер уходил в четыре тридцать, а по правилам компании на последний крю уже не имели права садиться, значит, нужно было успеть раньше.

Алина попыталась в толпе отыскать хоть кого-то из девчонок или Йорго, но среди греков его не было видно, а подруги были на разных с ней мастерстанциях. Когда, наконец, все закончилось, девчонки поджидали ее уже на изготовке.

— Побежали!

— Куда?

— В тридевятое царство! Ну, куда-куда?! На красный половик! Хочу постоять там, где Джоли! Пошли скорей! Времени в обрез!

Несмотря на Алинины протесты, которой Канны виделись довольно неинтересными, фотографироваться девчонки начали уже на тендере.

— Иначе не успеем, — объяснила Тамара в зеленой футболке и темно-розовых брюках клеш, позируя перед камерой во всевозможных позах.

Наташка, не изменяя своему любимому золотому цвету, присутствующему сегодня в босоножках и рюкзаке, в красной майке и зеленых спортивных штанах обнималась со спасательным кругом. У того, кто управлял корабликом, наверное зарябило в глазах от такого колористического эффекта. Потом все вместе девчонки поставили фотоаппарат на таймер и уселись на носу маленького судна. Алина одела новую голубую юбку и белую футболку с глубоким вырезом на спине, все это из подарков грека, в том числе и серая сумка, которую она небрежно закинула на левое плечо. Сначала девчонки снялись на фоне Сенчюри, затем корабля Косты, присоседившегося рядом с ним, и только когда уже стали подплывать к берегу в ход пошли и виды Канн.

— Какие яхты… — восхищенно протянула Наташа. Тут, и правда, было на что посмотреть. Тендер, пройдя мимо невысокого маяка с большой красной лампой на узком пирсе и яхт, от сверкающего вида которых у девчонок захватывало дух, причалил к родине самого известного в Европе кинофестиваля. Алина оглянулась на море, где в лучах вечернего солнца сияли белизной огромные современные, обтекаемые, словно акулы или, скорее, космические корабли, дорогостоящие плавучие дома и вспомнила порт миллиардеров в Пуан Ле Кан. Тогда, первый раз увидев в живую этих белоснежных, серебряных, а порою даже черных, красавцев, трудно было поверить, что такое может принадлежать одному человеку. Миллион для девушки всегда казался краем той суммы, которую можно потратить на все на свете. Век живи, век учись. Как сказал Йорго, пятидесятиметровая яхта стоит около пятиста тысяч, плюс нужно было платить за горючее, обслугу и персонал. Вода Средиземного моря, видимо, стоила дороже суши.

Слоняясь по порту, терпеливо поджидая, пока девчонки осуществят свои давние мечтания и вдоволь находятся по длинной лестнице с красным покрытием, Алина обнаружила Сержа, Ленку, Оливию, но что хуже всего Никки. Девушка обалдело наблюдала, как та под руку с Сержем прогуливается и фотографируется на набережной. Тут имело место либо смена ориентации со стороны женского пола, либо полное подхалимство со стороны мужского. Второй вариант почему-то виделся девушке наиболее вероятным.

Искупавшись в теплой соленой воде, она задумчиво сидела у шестиугольного фонтана в виде девушки окруженной морскими коньками. У нее в альбоме уже давно лежала фотография на этом фоне, только трехлетней давности. Девушка меланхолически думала, что ритма ее жизни хватило бы, по крайней мере, человек на трех. За это время она успела выйти замуж и развестись, получить один русский и два французских диплома, обосноваться во Франции, вернуться в Россию, снова уехать и начать работать на корабле. Про поклонников и любовников, девушка даже и не вспоминала. Не то, чтобы их количество ужасало, но все же, видимо, чтобы ее такую принять, надо было быть каким-то очень особенным. А ей попадаются простые и обыкновенные.

Белые дома Канн, высотные отели, дорогие бутики Диора и Шанель, голубая вода и песчаное побережье, все это уже не казалось ей чем-то запредельно-недоступным. Все как-то примелькалось и уже не поражало никак, даже совсем чуть-чуть. Даже смена страны каждые сутки стала совсем обычной, в порядке вещей. Она прикинула, кто смог бы это понять? Дамиан бы пожал плечами, Рыжий повертел бы пальцем у виска, а тот, для кого все это тоже было чем-то нормальным, уезжал навсегда всего через несколько дней, да и снова не подавал никаких признаков жизни.

— Побежали! — девчонки примчались с засахаренными рожками с огромными шапками из разноцветного мороженного.

— Что опять? — возмутилась Алина, вздрогнув от такого нашествия, оторвавшего ее от задушевных мыслей.

— Через пять минут отходит наш тендер. Хватай, это тебе, и ходу! — Наташка впихнула ей огромную порцию, политую сливочной карамелью, и припустила так, что сверкали только подметки ее золотых босоножек.

Через несколько минут они, тяжело дыша, стояли на причале и смотрели, равно как и красные Серж, Оливия, Ленка, Мариус, Никки, Иван, и еще пара сомелье из Мурано, как их кораблик, весело пыхая, идет по волнам в красных лучах заходящего солнца, покидая порт.

У украинки было такое лицо, точно она готова была съесть собственную шляпу. Румын успокаивающе гладил ее по руке, Оливия с виноватым видом что-то ей шепотом объясняла. Тамара с Алиной переглянулись и все исподтишка кидали взгляды на Никки. То, что они все опоздали, грозило уорнингом, но то, что они оказались в весьма подходящей компании, могло спасти шкуру каждого крю-мембра, который сегодня пропустил последний для них тендер.

Пассажиры имели возможность опоздать и прибыть на борт с самым последним тендером, даже позже указанного времени, со столами, стульями, бидонами и полотенцами, которые увозились последними. А вот крю-мембру это было недоступно: заход и выход с корабля учитывался в тот момент, когда вставляешь карточку в машину. Компьютер было не обмануть, так что предупреждение они схлопотали, но как быть с таким большим начальником? Неужели ей тоже дадут уорнинг?

Серо-голубые сумерки опустились над Лазурным побережьем, но мало кто из крю смог это заметить. Думы были одна другой мрачнее, а на побережье тем временем зажгли фонари, и высокие мачты яхт покачивались в такт волнам, словно махали им вслед на прощанье.

— Люди. — с устало-каменным лицом обратился к ним Шон на собрании. — мне осталось быть менеджером всего две недели, из которых одна — инвентаризация, от которой у меня уже болят уши. — почему именно уши, никто не понял, но персонал гифт-шопа старался друг на друга даже не смотреть, не то что обмениваться комментариями. Южно-африканца обидеть считалось равносильно отобрать конфетку у ребенка. Его все очень любили. — Я и так вам все позволяю, неужели нельзя вести себя прилично? С кем бы вы думали, я разговаривал пять минут назад? Со стафкапитаном. Совесть у вас есть? Ну, как можно опоздать на последний тендер? Причем всем сразу?! Вы же знаете, что за такое полагается? Почему только гифт-шоп опоздал и никто больше? Какого хрена мне это выслушивать от офицера? После работы вы все идете к нему общаться. Понятия не имею, что вы ему там скажете, но чтобы рыдали там на коленях, как от килограмма лука! Иначе вылетите к чертовой матери! Серж! К тебе это тоже относится!

Ленка собралась было просветить Шона по поводу личности еще одного, вернее одной опоздавшей, но ассистент рявкнул таким голосом, что заглушил даже бас украинки:

— Все по рабочим местам! Быстро!

Девчонки вытащили столы на промо с бижутернером, иначе все по десять долларов, и встали на изготовку. Шоу в театре шло своим чередом, и пассажиров пока не было, поэтому дискуссия била ключом. Всем хотелось высказать свое мнение. Оливия ругалась с Ленкой. Эти двое так самозабвенно ссорились, что человек со стороны никогда бы не подумал, что девчонки были лучшими друзьями.

— Я не согласна! Если уж нам дадут уорнинг, так пусть всем дают! И этой тощей лесби точно также. Или никому. Потому как я ни в жизнь не поверю, что кто то вручит предупреждение на ее-то посту! Отродясь, такого не видела!

— Да только интересно, как ты это стафу объявишь.

— Языком! Видала, наверное, во рту такое приспособление?

— Это ты сейчас такая смелая, а вот посмотрим после рабочего дня.

— Ой, как нехорошо, что Шона подвели. Ему потом влетит, если мы все уорнинги получим. — переживала Флор, а Наташку с Алиной волновала совсем другая проблема:

— У нас это будет второй. Как бы третьего не дождаться…

— Короче говоря, допрыгались…

— Так у нас накладка. Кто то повыше и похудее?!

Девчонки с недоумением глядели на заместителя менджера, возникшего на промо, как из-под земли. На словах «кто похудее» Ленка саркастически ухмыльнулась, выпихивая вперед Наташку.

— Вот тощая — самое то.

Девушка в свою очередь схватилась за Алину:

— Она высокая.

У Шона времени было очень мало:

— Так. Хорошо. Наташа, Алина — быстро к себе. В вечерних платьях через пять минут. — и увидев, что девчонки стоят, не двигаясь, рявкнул, — Мигом!

Пока девчонки бежали, сломя голову по лестнице, более опытная подруга вводила Алину в курс дела:

— Показ драгоценностей. бродишь, как манекен ходячий, и всем в нос камушки тыкаешь. Надо в вечерних платьях и хорошо выглядеть. Раньше танцовщицы ходили, а сейчас непонятно, нас позвали.

Торопясь, как на пожар, Алина с Наташей, запыхавшись, уже через три минуты были у Томки в магазине:

— О! Как вы быстро. А показ только через десять минут. Могли б не торопиться.

— Свинья. Он нам сказал через пять быть. — только и выдохнула Наташа. Девушка даже покраснела от взбегания по лестницам, потому что лифт, как всегда в нужные моменты, отсутствовал.

— Ладно. Надевайте побрякушки. Наташка, тебе твои брильянты шоколадные. А тебе янтарь. И не вякать мне тут, а то, как эти кикиморы тощие придут и начинают: «Ой, а к моей прически сапфиры не подойдут, дайте мне что-нибудь другое». В прошлый раз эта швабра отказалась одевать норковую накидку, так Шон их разогнал, сказал сами справимся. Так что нацепляйте и тихо!

Наташа в общем-то ничего против даймондов не имела, а вот Алине достался странного вида кулон, которым на взгляд девушки легко можно было прибить средних размеров быка, если сбросить ему на голову. Но она без прекословий застегнула на шее янтарь размером с кулак, щелкнула застежкой уже чуть более приличного браслета. Оставалось кольцо и серьги. Уши сразу принялись ныть от непривычной тяжести, а палец украсился перстнем в фалангу величиной.

— Я начинаю их понимать. — сказала Алина, увидев себя в зеркало, получив на плечи дорогущую русскую шаль ручной работы, но поймав грозный взгляд повелительницы ювелирки, умолкла. Ее внимание привлекло пение за пределами магазина. Высокие и низкие голоса по очереди: отдельно и все вместе, заполняли пространство ковы. Пение без микрофонов звучало всегда по-особенному.

Сначала она захотела выйти послушать, но потом вспомнила Марка и свой внешний вид, и эта идея ей перестала казаться подходящей.

Тем не менее, когда подошла ее очередь выходить под рукоплескания аудитории кова-кафе, первого, на кого девушка наткнулась глазами, был, слава Богу, не Марк, но Бен, что тоже не доставило ей много радости. Он стоял у барной стойки и всем своим видом выказывал намерение смотреть шоу до конца. С пылающими, как ей казалось, щеками, под комментарии Тамары в микрофон, девушка прошлась, демонстрируя престарелым леди и джентльменам янтарные ценности на тысячи долларов и бочком вернулась в магазин.

— Тебе надо было сплясать в присядку, тогда бы точно не было отбоя от покупателей.

Алина молча возвела очи горе. Его только тут и не хватало.

— Но выглядела ты ослепительно.

— Ты издеваешься, да? Что ты вообще тут делаешь?

Бен широко улыбнулся и поднял яркие брови:

— У нас сейчас шоу в театре, а я не успеваю купить маме пашмину. Ты сказала, что бижутернер у вас последний раз на этой неделе, а на следующей меня уже здесь не будет. Хотел тебя попросить взять одну, а я бы естественно потом отдал. Или прямо сейчас. Если тебе не сложно. Ты, правда, очень красивая.

— Я возьму тебе твой шарф, не стоит для этого подхалимничать.

— Не знал, что искренний комплимент считается за подлизывание.

Алина подумала, что за то время, пока он здесь с ней беседует, он бы десять раз успел бы купить маме накидок самых разных расцветок. Кстати о расцветках: рубашка на нем была одета розового цвета, что навело девушку на соответствующие мысли.

— Бен, нам пора. — в дверь сунулась голова Шона из квартета. — Привет Алина.

— Господи, откуда он-то знает мое имя?

— Тебя теперь у нас все знают. Ты очень хороший человечек., я бы не хотел, чтобы ты грустила. — вдруг тепло сказал Бен, протянул руку и сжал ее плечо. — Ты меня своим поступком очень удивила. Ладно, я пошел. Увидимся после.

Алина покачала головой и сделала для себя вывод, что ничего не понимает. Но интерес от этого стал только больше. Милан с другого конца магазина прыснул в кулак, о чем-то живо беседуя с Раджем. Это быстро привело Алину в чувство и она поспешно стала сдирать с себя украшения весом в тонну. В это время вернулись и остальные участницы шоу, и подруги опять разбежались по кабинам. Только теперь уже вечерние наряды надо было быстро сменить на обычную форму. Впереди еще была целая рабочая ночь, и неприятный, неизвестно что несущий разговор у стаф-капитана.

Убираясь поздно ночью на промо, Алина пришла к выводу, что не только ее вина в том, что в ее жизни происходит слишком много событий, причем не всегда приятных. Сейчас ритм корабельной жизни смешивался с ее собственным, что создавало гремучую смесь, но, по крайней мере, здесь она была не одна. Никакого уорнинга никому не дали. Как только Ленка собралась начать долгую дискуссию с именем Никки на устах, несмотря на угрозы Сержа, которого, кстати сказать, даже не вызвали к барьеру, стаф решил свести все к вербальному предупреждению. Украинка торжествовала, справедливость тоже, но, все равно, таким разделением возмутились все присутствующие. Ясное дело, что наказание и не должно быть одинаковым, но чтоб так, даже не появившись, выйти сухим из воды?! Это выглядело нечестным, с какой стороны не посмотри. Особенно потому, что разговор в таком тоне у стаффа, ощущение себя провинившимся подростком, все это впечатления не из самых приятных.

Из-за выговора работу закончили почти как при Ким, без пяти два. Убрав скатерть с последнего ненужного для завтрашнего дня стола, Алина с удивлением прислушалась: где-то внизу все еще играл рояль. Наташка закрывала на ключ входную дверь магазина, Тамара лениво протирала тряпкой одно и тоже место на стекле, Серж забивал в компьютер последние чеки. Девушка подняла с полу какую-то бумажку и, пока никто не видел, высунулась посмотреть, на полночного музыканта.

Внизу сидел Рамиру. Его длинные тонике пальцы словно играли в пятнашки с клавишами, едва касались их, и тут же срывались снова. Алина заворожено наблюдала сверху, она и понятия не имела, что он может так красиво играть. Девушка знала, что молодой человек был пианистом, но это как то ускользнуло из ее памяти. Девушка перевела взгляд с рук на лицо, — оно было одновременно и сосредоточенно и расслабленно. Выражения лица можно было бы описать словами: «весь в своих мыслях», настолько он был погружен в игру. Вдруг за спиной у нее кто-то мечтательно вздохнул:

— Он такой красивый…

— Кто? Рояль?

Флор, откинув тяжелую косу за спину, мечтательно сложила руки на груди.

— Рам.

Алина посмотрела на чилийку и покачала головой. Эпидемия любви какая-то, — подумала девушка и недовольно фыркнула. Уж ее-то это не касается, хотя так, как он играл, не могло оставить ничье сердце равнодушным.

— Ох, Бен. — сразу же вспомнила про пашмину, которую отложила, будучи уверенной, что певец именно за ней и пришел. Однако к ее великому удивлению он даже не поднял головы. Алина хотела позвать его, но раздумала. Работать они закончили, так что можно было не торопиться. Девушка стояла, опершись на колонну и, затаив дыхание, слушала, как он поет. Как Маргарита у Булгакова, Алине нужно было чем-то восхищаться в мужчине. А если это к тому же было недоступно самой девушке, как, например, музыка, то стоило ли говорить…

Голос у Бена был в разы сильнее Марка, чистый и достаточно сильный, и хотя ничем особенным не отличался, девушке он казался красоты неземной. Слов она не разбирала, но песня медленным и звенящим в тишине туманом обваливала все ее мысли и буквально уносила ее прочь. А Рамиру давал певцу особый романтический ореол и звучание, как огранка добавляет драгоценному камню блеска. Так они и стояли две девушки у колонн наверху и два молодых человека внизу. Флор позвали в магазин, а Алина, не удержавшись, захлопала.

Молодой человек улыбнулся, взглянув в верх, одновременно пытаясь отдышаться. Это тоже стало очередным открытием для Алины, оказывается, певцы после исполнения дышат, как после хорошей пробежки. Отечественная эстрада никогда таким не отличалась, так как все пели под фонограмму, а у зарубежных исполнителей Алина приписывала всегда такую движениям, ведь они еще успевали и танцевать на сцене.

Поскольку кова уже пару часов, как было закрыто, все столики естественно были свободным. В итоге девушка почти бегом сбежала вниз и робко присела в уголке. Сверкающая черная поверхность рояля отражала пианиста, а певца она видела только спиной, а иногда боком, но девушка вся превратилась в слух. Девушка старалась даже не дышать, чтобы не мешать представлению. Ей казалось, что ничего более изумительного в своей жизни она не слышала. Ребята репетировали и поэтому, все было кусками, не целиком, с остановками, поправками и шутками. Но то ли декорации пустынного корабля, то ли улыбка Бена, обращенная исключительно Алине, как единственному зрителю, то ли его музыка сама по себе, а может быть все вместе, создавало атмосферу волшебной сказки.

А голос все лился и лился, словно нескончаемый лунный свет, и все вокруг, казалось было заполнено только его песней. Ей хотелось кружиться в вальсе или петь вместе с ним, или просто раскинуть руки и взлететь высоко-высоко и никогда не возвращаться на землю. Ей слышались трепетные ноты любви и дальние страны, теплые ливни и брызги соленого моря, звонкое лошадиное ржание и дыхание ребенка. Вдруг куплет оборвался на середине. Алина словно очнулась от сна, а музыкант тем временем что-то спросил Бена. Тогда еле слышно она поднялась со стула, и перебралась так, чтобы быть лицом к происходящему. Ей не хотелось пропустить ни секунды магии. Бен пел, закрыв глаза, а девушка глядела то на пальцы Рамиру, то не на миг не замирающие губы певца. В какой-то момент в голове у нее пронеслась фраза из книги об Эдит Пиаф, сказанная боксером Марселем: «Такая кроха, а такой голос!». Девушке казалось невозможным, что простые люди, в какой-то мере ей знакомые, способны создавать что-то настолько чудесное. Это был момент творчества, и он был прекрасен.

Через какое-то время она наконец-то стала разбирать слова. Одна из песен называлась «Silver night», еще одна — «I don’t care about many», и последнюю для себя Алина окрестила «Danny boy» по часто повторяющемуся куплету. Но с остальной терминологией дело было хуже, слова были музыкального характера, что было равносильно китайской грамоте, но в принципе девушке они были и не нужны. Прошло где-то около часа, а девушке показалось минут пять, и когда аргентинец собрал ноты, Алина с трудом разогнула ногу: все это время она сидела, ни разу не пошевелившись, и все конечности затекли. Но даже, несмотря на это и сосущее чувство голода и усталости, она была готова сидеть так всю ночь и слушать, слушать, слушать.

— Я теперь твой самый большой фанат, — застенчиво сказала девушка, ничуть не скрывая искреннего восхищения.

— Спасибо, но это только репетиция. Запись послезавтра, — озабоченно потер он лоб рукой. — Должно быть более или менее прилично.

— Да ты что! — Алина чуть не захлебнулась словами, — Это уже просто непередаваемо! Неповторимо! Твой голос и музыка, это же просто с ума сойти! Все так проникновенно, так красиво! Я даже не могу рассказать…

— Ну, ты меня засмущала совсем. Значит, правда, неплохо звучит?

— Неплохо? Да ты даже представить себе не можешь! Это просто гениально!

Молодой человек был польщен:

— Мне кажется, ты немного преувеличиваешь!

Алина упрямо и серьезно покачала головой:

— Нет.

Бен сел рядом с ней в кресло и вытянул ноги.

— Тогда спасибо. Кстати ты была первым слушателем.

— Я теперь всегда буду твоим слушателем. Знаешь, это даже не объяснить я ваших специальных слов не знаю, но я как зритель, так что это важнее. Ведь ты поешь не для музыкантов, а для таких, как я. Наверное, это еще потому, что оно здесь и сейчас. Тут так таинственно и тихо, никого нет и перила блестят. — она провела рукой по золотому металлическому краю стола, — И твой голос, и ночь, и пустой корабль, и море вокруг. Во всем этом есть что-то нереальное. Что-то фантастическое. Если это покажут в кино, то никто и не поверит, скажут — напридумывали. А оно вот. Творение. И бездна романтики. — Алина наморщила брови и посмотрела на певца, — я все запутала, и ты ничего не понял, да?

— Напротив, это самая лучшая для меня похвала. Ты ведь права на сто процентов. Меня такая обстановка тоже вдохновляет, все так чарующе… — он снова улыбнулся, — и ты рядом.

Этого Алина никак не ожидала. В ее сознании он все еще оставался геем, и она поспешила сменить тему:

— Ты где-то пению учился, да?

— Конечно, в Калифорнии.

— Как Марк?

— Гмм. Ну почти. Только Марку учебу родители оплачивали, а я в Старбоксе каждый день кофе разливал. Но впрочем, какая разница.

— По нему заметно. А вообще ну его. Что у тебя за запись будет?

— Да демо диск небольшой, вот к нему и репетировали сегодня. Рамиру спасибо, очень мне помогает. Филу он тоже аккомпанемент делал. Очень профессионально получилось. А моя запись послезавтра. Приходи обязательно.

— О-о! Даже не сомневайся! А можно мне и Фила послушать? — и в этот момент у девушки предательски заурчало в животе, да так громко, что Алина покраснела до корней волос.

— Кажется, кто-то проголодался. Ты не ужинала? На ночь, конечно, наедаться не стоит, но, по-моему, иначе твой желудок устроит забастовку. А диск я тебе дам послушать, если хочешь. — он встал и подал ей руку.

— Не хочешь составить мне компанию?

— Я по вечерам не ем. Вредно для голоса.

— Первый раз вижу парня, который так думает. Тогда спокойной ночи?

— Сладких снов, дорогая. — его движение нельзя было истолковать иначе, на что девушка полностью на автомате увернулась и подставила щеку, одновременно раздумывая целуют ли геи девушек.

Бен как-то очень по-мужски усмехнулся и пошел в сторону казино. На входе он помахал ей рукой:

— Приходи на запись! Я был бы очень рад!

«Не обиделся,» — тупо подумала Алина, но она вообще перестала что-либо понимать. Только когда он скрылся из виду, девушка вспомнила про пашмину.

После таких переживаний на нежданном концерте девушка спала, как младенец, и проснулась с улыбкой на лице. Вернувшись в пустую каюту, ей вдруг до смерти захотелось кому-то об этом рассказать, поделиться. Несколько раз она протягивала руку к телефону на стуле и несколько раз отдергивала. Потом все-таки набрала номер Йорго и с бьющемся сердцем стала слушать гудки. С каждым новом гудком она все плотнее сжимала губы.

— Значит не судьба. — девушке взгрустнулось, но все равно легла она с мыслью, что это был самый романтический вечер в ее жизни. Все ночь ей снилось что-то радостное и солнечное, такое, что даже смеялась во сне. На удивленье, ее никто не будил, никто не орал о подъеме в телефонную трубку, никто не выносил дверь с требованием о разгрузке каких-то там паллет, и даже настойчиво не тащил в аут. Впрочем, о последнем они вчера уже договорились: вчетвером вместе с Кевоном пойти обедать итальянской пастой. В это утро корабль стоял во Флоренции, а значит что-что, а уж национального блюда в ресторанах можно было найти более, чем достаточно. Алина посмотрела на часы у удивилась еще больше. Двенадцать часов, а Наташка еще спит. Обычно это белоруска тормошит всех ни свет ни заря, а сегодня рыжих кудрей почему-то не видать. Девушка, зевая, спустилась на первый этаж и набрала номер ее кабины:

— Ленк, привет. Натаха, что, дрыхнет еще? А-а, она у Гарри. А ты телефона его не знаешь случаем? Ага, спасибо, сейчас я ей позвоню.

Еще раз набрав номер и приготовившись услышать шепелявый греческий акцент, Алина обрадовалась, заслышав хоть и сонную, но родную речь:

— Ну, кто там в такую рань?

— Ты время видела? Рань? Ты чего еще валяешься? Мы же собрались идти есть макароны. И вообще, с какого перепуга ты стала у Гарри личным секретарем? Чего трубки хватаешь, и еще и по-русски? А вдруг это его?

Судя по звукам, в кабине у грека что-то то ли упало, то ли и вовсе разбилось, на что Наташа витиевато выругалась:

— Отстань от меня. Сама звонишь мне и спрашиваешь, зачем я отвечаю? У Гарри мобильник есть, если он нужен, звонят на трубку, а если в кабину — значит по мою душу. А что, мне с вами теперь по-китайски разговаривать? Сейчас я приду.

Там опять что-то упало, судя по всему сам аппарат, Алина фыркнула, отказываясь видеть логику в словах подруги, и отправилась умываться.

— Ты бы ее видела, — с удовольствием рассказывала Алина, — в вечернем платье, босиком, с туфлями в руках, вся пропахшая сигаретами и коньяком. Вот такая наша первая красавица является под утро домой. А потом нам морали читает.

Тамара и Кевон заржали в один голос, а главное действующее лицо повествования невозмутимо отпила из бокала с белым вином и махнула кудрями:

— Гарри потребовал меня в том виде, в котором я была на шоу. Пришлось переодеться. А как мне утром возвращаться-то иначе? Либо голой, либо в его форме. Так что платье было оптимальным вариантом. А вчера коньяк был неплохой, да. И вино тоже. — девушка зевнула. — Только спать мы легли под утро. Еще какой-то порнографии на камеру наснимали. Надо бы стереть от греха подальше. Как он неудобно живет, блин. Каждый раз приходится переться через пассажирский коридор. Хорошо еще, что я либо ночью иду, либо днем. Никогда никого в это время нет, а то попало бы мне по первое число. И вообще, где мои макароны? Я есть хочу! А вы чем вчера занимались?

— Неотложными делами. — заявил Кевон и защекотал Томку, заставив брюнетку подпрыгнуть на месте.

Алина неодобрительно на них посмотрела:

— Мне так все горазды нравоучения лепить, а Наташке никто слова не скажет. Где справедливость?

— У нее голова на плечах есть, а у тебя нет. Кевон кстати уезжает через два круиза.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Между прочим, Бен тоже контракт заканчивает, а очень жаль.

— Вот поэтому тебя все и учат. — постучала Томка себя по лбу, — зачем тебе этот педик сдался? Опять будешь страдать? Тебе Марка не хватило? Люди искусства все стукнутые, а тут еще и…

— Знаю-знаю, — скривилась Алина. — наша любимая шипс лайф.

— А что Кевон уезжает, ну тоже не новость. Он мне тут все в любви признается, зовет к себе на каникулы.

— А ты? — жадно спросила Алина. Ее никогда не покидала надежда на хеппиэнд. Если не для себя самой, то кто-то же должен был на него рассчитывать.

— А я слушаю и снимаю лапшу с ушей.

Девчонок никак не смущало, что тот, о ком идет речь, сидит с ними за одним столиком. Он все равно ничего не понимал. Кевон лениво теребил лямку Тамариной светло-зеленой майки и пил белое вино. Разговор его ни в малейшей степени не интересовал. Итальянцы тут были на высоте: в среднего сорта забегаловке, которую они выбрали поближе к порту, были и высокие бокалы, и цветы на столе, и самый разнообразный хлеб: с томатами, чесноком и просто запеченные хрустящие палочки. Тратория, как гордо прозвали себя владельцы, хоть и имела вид из окон на помойку в маленьком дворике и жестяные жалюзи соседнего дома, но судя по меню, существовала аж с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года.

Сюда ребята пришли, вдоволь набродившись по Ливорно, именно там они стояли, а не во Флоренции, указанной в списке портов. Видимо составитель решил, что американским клиентам такой город неизвестен, а Флоренция звучит более внушительно. Экскурсионные автобусы действительно отвозили пассажиров сразу по месту назначения, без обмана, но все равно, так по-дурацки менять названия казалось девчонкам несолидно.

Народу им встретилось мало, зато это компенсировалось огромным количеством голубей. Кевон пугал стаи пернатых, а девчонки разбегались с визгами, пугаясь, естественно не маленьких серых птичек, а содержимого их желудков, которым они так и норовили одарить туристов. Узкий канал с зеленой водой был забит малюсенькими белыми катерочками, и они постояли недолго, любуясь колоритным бельем, развешенным на просушку, протянутым с одного берега на другой. Морская набережная напротив, была просто неимоверно длинной украшенная аккуратно подстриженными газонами, ухоженными клумбами и высокими каменными беседками. Постройки в городе особого впечатления не производили, будучи в основном новоделом, но сам городок был приятный и чистенький. И как всегда в Италии, и Ливорно не стало исключением, на улице можно было встретить прямо антикварные экземпляры автомобилей. Когда размером с рюкзак туриста, а когда занимающий почти обе полосы движения.

Принесли еду, и все погрузились в сосредоточенное поглощение итальянских макарон, которые были невообразимо вкусные. А может, девчонкам, ничего не евшим со вчерашнего вечера, показался бы верхом гастрономического искусства даже кусок хлеба.

— Ужас. — удовлетворенно сказала Наташа, отставив от себя пустую тарелку. — Теперь неделю сижу на фруктах и сыре. Это же надо так объесться?!

— Пойдем покурим?

— Отличная идея.

Алина, оставшись наедине с Кевоном, тут же вцепилась в него, как клещ:

— Ты ведь у них будешь на записи?

— На какой записи? У кого?

— Не придуривайся! У акапеллы. У Бена. Значит, ты их всех хорошо знаешь? Признавайся, он гей?

— Да я-то откуда знаю? Я вообще исключительно девочками интересуюсь. Филипп точно имеет приятеля, а остальные, понятия не имею. Тебе-то это зачем?

Алина не знала, стоит ли признаваться ему во вчерашнем, или он, как и девчонки повертит пальцем у виска. Кажется, ее энтузиазма на корабле вообще никто не разделял. Так и не придя ни к какому выводу, девушка все же решилась:

— Он вчера пытался меня поцеловать.

Кевону этого оказалось мало:

— Что значит пытался? Поцеловал или нет? Он что, на полпути раздумал?

— Нет, это я отвернулась. А теперь сижу и думаю, стоило ли?

— Теоретически голубые девушек не целуют, ибо незачем. А на практике, у меня таких друзей нет, так что не могу сказать точнее. Возьми, да проверь. Что-то тебя в последнее время на музыкантов потянуло.

— И тебе уже доложили?

— На корабле сплетни бегут раньше волны. Только по-моему ты не там ищешь. Ты настроена на серьезные отношения, а люди искусства гммм… Как бы это сказать, они все в искусстве. А уж музыканты и подавно. — Кевон развел черно-розовыми ладонями. — у них сначала идет творчество, а потом уже все остальное. Обычно женщин это мало устраивает.

Алина хотела возразить, но промолчала. В конце концов, все равно Бен уезжал в этом круизе, так что особой разницы не было. Как и любая особа женского пола, она предпочитала быть на первом месте, но и человек, который от творчества далек для нее тоже не представлял интереса. Девушке хватило жизни с первым мужем, который прочитав за двадцать семь лет одну книгу, как собеседник был равносилен деревянному полену. Алина до сих пор не могла с этим смириться, хотя она все еще продолжала по нему скучать.

— Пойдем посмотрим, как там девочки.

Алина молча кивнула. Выйдя во дворик, они застали странную картину. Невысокий прилично одетый седеющий мужчина тыкал в Наташу пальцем, а Тамара, изнемогая от хохота, не могла выговорить ни слова. Кевон двумя прыжками оказался рядом с ними:

— Я могу вам чем-то помочь?

На лице джентльмена при виде чернокожего юноши отразилась облегчение, и он повторил свой вопрос:

— Комо?

Услышав это, Алина тоже согнулась в три погибели. Наташа непонимающе вертела в руках пачку сигарет и хмурила брови. Глядя на Томку, которая тоже отлично поняла, в чем было дело, Алина хохотала до слез. Кевон обескуражено глядя на подруг, все же попытался прояснить обстановку:

— Я вас не понимаю. Вы говорите по-английски?

Отсмеявшись в волю, девушка потянула его за рукав футболки:

— Кончай, пошли отсюда. Он спрашивает, сколько ты за нее хочешь.

Когда до Кевона наконец дошло, что Наташу по каким-то неясным причинам приняли за девушку легкого поведения, а его за сутенера, то выражение лица у молодого человека стало таким, что старик припустил из маленького дворика в буквальном смысле сверкая пятками.

— Я же говорю. Пора ее учить морали. А одета вроде прилично, так и не скажешь. — сказала Алина, вытирая слезы. — Да, докатились мы.

— Добро пожаловать в Италию. — хрюкнула Тома, а Наташа просто покачала головой.

Вечером, а точнее ночью, а уж если совсем точно, в половину второго утра, Алина в пашминой в руке и колотящимся сердцем направилась не куда-нибудь, а прямиком к Бену в каюту. Несмотря на всеобщее легкомысленное отношение к отношениям, такой уж каламбур, сама девушка не за что бы на такой шаг не отважилась, если бы не нашла на автоответчике сообщение Бена. Радостным и легким тоном он напоминал ей про обещанное и просил занести ему в каюту под номером восемь три восемь пять, если это ее не слишком затруднит. Ко всеобщему веселью, так как вся компания, как обычно засела после рабочего дня и дыма крю-бара с дринками в кабинах напротив друг друга, расположившись на полу в составе гифт-шопа, фотографов и одного звукорежиссера, Алина согласилась пойти на разведку.

— И имей ввиду, нам нужны доказательства! — Иван откровенно потешался над происходящим. У него подружки не было, но зато он очень активно утешал Оливию, пребывающей в непонятном статусе.

Алина высунула язык Кевону, который на правах хозяина развалился на нижней кровати и тряс воздетыми вверх кулаками в знак победы, и пошла по коридору. Выходя на лестницу она оглянулась на группу индусов в одинаковых футболках с надписью «Итали» и не трезвую Марлен, сидящую между двух кают казино и, что-то с жаром рассказывающую сразу на обе стороны. Как странно много делений людей было в этом ограниченном кораблем пространстве. По национальностям, по департаментам, по позициям, и все равно всегда находились те, которые, как Марлен, стирали все границы и правила. Алина знала, какая у нее репутация, этой молоденькой и очень привлекательной южно-африканке было наплевать на то, что о ней говорят, на то, как на нее смотрят. Она могла запросто постучать в любую дверь или пойти купаться голышем. Алина на секунду задумалась, что ей бы хотелось быть такой смелой, но только что лежало за такой беспечностью? Пережитая боль? Предательство? Одиночество? Глупость? Потом ей пришло в голову, что грек бы сбежал от такой девушки, куда глаза глядят. И подумала, что может для всех своих друзей она выглядит сейчас именно так. И Алину, в отличии от Марлен, это волновало. Девушке захотелось выкинуть дурацкий шарф за борт, развернуться и уйти. Она воровато огляделась и обнаружив, что оказалась уже на этаже, на котором живет акапелла, решила уже пройти мимо, но вспомнила его голос и сделала шаг вперед.

— Алина! Ой! Привет. Я уже расстроился, что ты не придешь.

Сомнения девушки куда-то делись, она разом почувствовала себя спокойней и уверенней, и с любопытством огляделась. в комнате царил первозданный хаос.

— Вот это бардак. Даже я такой не устраиваю. Творческие люди никогда не обращают внимания на приземленные вещи, но судя по обстановке ты должен быть гением.

Молодой человек подобрал носок, валяющийся посреди комнаты, и демонстративно отнес его на противоположную кровать. В их кабине койки не висели одна над другой, как в их с Тамарой, тут спокойно помещалось две в нормальном положении, и еще было полно места.

— Это не я, это Фил. Кстати вот диск его, пока помню. — с достоинством ответил он и поклонился. — А бардак, тут я не причем. Я проездом. Лежу себе и кино смотрю.

— Никого не трогаю, примус починяю. — расхохоталась девушка.

— Что?!

— Да так. Это из одной из моих самых любимых книг. Но ты, наверное, не читал. Булгаков.

— А ты читаешь?

— Ты так спрашиваешь, будто речь идет о верховой езде или сноуборде.

— В наше время это практически равносильно.

— Ты тоже это видишь?

— Да что тут видеть, все глупеют просто на глазах. Мне их жаль, ведь они столько теряют.

— Я тебе шарф принесла. А что ты смотришь?

— Вот спасибо. — он сразу же полез за кошельком. Хотя речь шла о десяти долларах, но Алину этот жест обрадовал. Она не любила разговоров о деньгах. Тем более со знакомыми или около того. — Скари муви. Полный бред, но смешно. Тупой американский юмор.

— Как ты можешь так говорить, если ты сам американец? — удивилась девушка, машинально засунув десятку в карман. Она присела на краешек кровати и с любопытством посмотрела на хозяина комнаты. Тот стоял посредине, важно выпятив грудь.

— Если я родился в Штатах, это не значит, что я к примеру согласен со всем, что там происходит.

— С войной в Ираке, например. — ей стало любопытно что такой американский мальчик думает о политике.

— Знаешь. — он на секунду задумался, вскинув руку. — Я очень рад был американцем. Это если брать в расчет Макдональдс, дорожки для велосипедов, большие дороги, и Гранд-Каньон с Диснейлендом. Но в последнее время я перестал этим гордиться.

— О-о. — только и сказала девушка. Теперь задумалась и она. — Тогда я скажу так: я горжусь быть русской, если говорить о культуре, литературе, Романовых, и Второй мировой. Если при этом забыть о водке, Сталине и Катыне. Но если б ты знал, как я этому не рада. Слушай, я тебя буду цитировать теперь. Вообще-то говоря, ты даже не имеешь права на существование. Хотя нет, пожалуй, имеешь.

Молодой человек наклонил голову и с интересом посмотрел на нее:

— Почему имею, и почему нет?

— Потому, что ты слишком совершенен в моем понимании. Значит, тебя быть не может. Хотя, если по-честному, то мне Марк показался тоже сначала таким, а потом… Но то, что ты уезжаешь, меняет дело. Тогда можешь оставаться совершенным, ибо все равно считай, что тебя почти уже нет.

— Можно, я тебе скажу один секрет? Ты удивительная. — вдруг сказал он, заставив девушку зардеться. — Но еще больше не предсказуемая. Никогда не знаешь, что от тебя ждать в следующий момент.

— Тогда давай смотреть кино.

Несколько минут молодые люди и правду пытались смотреть фильм, но Алина постоянно ловила на себе взгляд Бена, и в конце концов не выдержала и рассмеялась.

— Тс-с-с. Ты знаешь, кто живет у меня за стенкой?

Алина в испуге прикрыла рот рукой:

— Кто?

— Священник. — такого ответа девушка, наверное, ожидала меньше всего.

— Кто еще не предсказуемый. — проворчала она и откинулась на кровати. — А что он там делает?

— Живет. — прошептал Бен ей прямо в ухо. — поэтому, тс-с-с…

Словом…Словом он оказался не голубым, хотя Алина так до самого конца и не была в этом уверена.

К четырем утра усталая, но вполне довольная жизнью, с полным сумбуром в мыслях девушка возвращалась к себе в каюту. Она сбросила с себя джинсы и майку, полностью пропахшие Беном, с наслаждением потянулась и вдруг увидела на зеркале, сделанную карандашом для губ, надпись. Она гласила: «Тебе еще одно послание. Сердцеедка. Ха-ха». Внизу была пририсована смеющаяся рожица. Алина непонимающе нахмурилась и взяла сначала красную розу на коротком стебле, а затем и сложенный в четверо листок бумаги. Начало напечатанного на компьютере письма было следующим: «Для девушки, которую я считал своей…». Быстро пробежав глазами содержимое письма и самое главное подпись, Алина пришла в ярость. Она молниеносно переоделась и без стука распахнула дверь по соседству.

— Значит, попрощаться по — нормальному у тебя не было времени? Или желания? Решил послать письмо, да еще и в последнюю ночь. Ты и так дал мне понять, что для тебя вообще не это не так уж много значит, тогда зачем утруждаться?

— А для тебя это что-то значит? — спросил тихо молодой человек. Он, не спал, сидя за столом с бокалом баккарди, одетый для работы в обычный белый комбинезон.

— Ты мне хоть раз позвонил с того ужина? Ты вообще хоть раз зашел в мою каюту?

— У тебя есть ключ от моей. Я звонил. Тебя никогда нет на месте.

— И где я работаю, ты тоже не в курсе. А что до ключа, так вот он. — девушка вытащила синюю пластиковую карточку и швырнула ее на пол. — мне она все равно больше не понадобится.

— Что у тебя появилось другое место посещения?

— А какая тебе разница? Если тебе вообще не интересно, жива я или нет. Ты ведь завтра уезжаешь, между прочим.

Грек встал, поднял карточку с ковра и аккуратно положил на стол:

— Между прочим, уехал Адонис. Вчера. А я остался. Остался из-за тебя.

Алина осеклась на полуслове:

— Ты что? Как не уезжаешь? Ты остаешься? Ты, правда, по-настоящему остаешься?

— Не похоже, чтобы ты этому обрадовалась.

У девушке на лице отражалась растерянность, озабоченность и сожаление. Все, что угодно, но только не радость.

— Я рада.

— Я вижу. — голос молодого человека был саркастическим, но Алина явно расслышала в нем разочарование. Девушка опомнилась. Она подскочила к нему и повисла у него на шее. Но и она была разочарована. Разочарована и обижена. Как можно было вот так вот ничего ей не сказать, не обсудить, вообще забыть? Оттолкнуть ее, а потом снова приблизить? Что она, игрушка какая? Приятное времяпрепровождение? Или так и должен реагировать настоящий мужчина? Принимать решения в одиночку, ни на кого не полагаясь?

— Я рада. Но и зла. Я тебя не понимаю. То ты пропадаешь, то говоришь, что остался из-за меня. — Йорго отстранил ее и посмотрел в глаза. Алина с великим трудом выдержала взгляд грека и не отвела глаз. Чувствовала она себя более, чем странно.

— Мне пора идти. Я уже опоздал на десять минут.

Алина поразилась, как в такой момент он думал о работе. Следующая фраза окончательно ее добила:

— Ты много для меня значишь, как ни странно, хотя и не веришь этому. Но я не могу бегать по всему кораблю в поисках своей девушки. Я офицер. Я не могу позволить себе быть в центре внимания и сплетен. Если ты хочешь быть со мной, тебе придется поменяться. Моя девушка должна быть стабильной. — с этими словами он поцеловал ее и вышел за дверь. — ключ на столе.

Дверь закрылась, а девушка обессилено опустилась на кровать. Она просто положила голову на подушку, собираясь встать, и все как следует обдумать, но так и заснула, не раздеваясь.

— Видела твоего сегодня. — сурово сказала Наташа утром, складывая очередную майку. Следующий день был морским, но его начало три девчонки проводили на складе. Локер на четвертом деке размером был два на два метра и снизу доверху забит различными предметами одежды, сваленными, как попало, серыми пластмассовыми ящиками, которые год не открывались, и мелкими сувенирами, торчащими из самых неожиданных мест. Троих: Оливию, Наташу и Алину, сослали готовиться к инвентаризации и пересчитывать весь хлам, но у них были несколько другие проблемы.

— Где? Во сколько? Что он сказал? — у Алины даже быстрее забилось сердце.

— Да вроде ничего такого. Только посмотрел как-то смущенно и улыбнулся.

— В плане, странно? — с ужасом спросила девушка. — Как будто клеится?

— Ты что, совсем с ума сошла? — с таким же ужасом отреагировала подруга — Нет, конечно! Как будто ждал от меня какой-то реакции или еще что.

— Хмм…Поздоровался хоть?

— Ну да, со своим дурацким акцентом.

— У него вроде не было акцента.

— Да ладно, шепелявит, как все греки.

— Тьфу, стой. — замотала головой Алина. — ты про кого вообще говоришь? Я думала ты про Бена.

— А я думала, что официально ты с Йоргесом еще не рассталась. — поддела ее Наташка.

— А-а. — поскучнела Алина. — Ну, да. Тогда ясно, почему он на тебя так смотрел. Мы так и не поговорили потому что. Может он ждал, что ты что-нибудь передашь. А вообще, кто его знает?

— Понятно. А ты вообще когда его последний раз видела?

— Вчера. Правда, минут пять, не больше.

— А он что?

— Да не знаю. Говорит, остался из-за меня. Фигня, наверное. Мне сейчас не до него. Веришь?

Наташа, наверное, верила, но не похоже было, чтобы девушку это сильно радовало:

— Так нельзя! Ты скоро со всем кораблем спать будешь! — так восприняла ее подруга произошедшее.

— Слушай, я тебе уже говорила, что не знала, что Йорго останется. Что ты ко мне прицепилась? С собачкой так ты общаешься, и одно другому не мешает.

— Я не сплю с собачкой!

— Я тоже! Чтоб ты знала, на данном этапе я встречаюсь с Беном. А к Йорго вернусь на следующей неделе, когда тот уедет. Так что все честно, я не сплю с обоими. А на твоем месте было бы честнее спать с ним, а то Гарри у тебя для постели, а казино для души. Кто тут еще заслуживает порицания!

— Ну, знаешь! Я… — Наташина раздраженная реплика оборвалась на середине и девчонки, являясь свидетелями ссоры, так и не узнали, что рыжеволосая красавица намеревалась добавить к уже сказанному. Она в раздражении хлопнула дверью и вышла. Оливия, сидящая на полу, покачала головой, проводив мелькнувшие рыжие кудри взглядом.

— Может у нее тоже какие-то проблемы?

— Ага, с головой. — рассердилась Алина. — Кому какое дело, с кем я сплю?!

Оливия сидела посредине локера, до пояса заваленная футболками. На полу валялась ручка с листком бумаги, открытая банка колы и недоеденная шоколадка. Пахло, однако, совсем не колой.

— А ты что молчишь? — подозрительно осведомилась девушка, втягивая носом воздух.

— Футболки считаю. — с совершенно невинным видом ответила полячка. — Ты, может, тоже приступишь уже?

Алина заглянула в абсолютно чистый лист, и хватила большой глоток из банки.

— Смотрю, много насчитала. О! Виски. Отлично. Это то, что мне сейчас надо.

— А что случилось?

— Мой грек не уехал!

— Это я уже и так поняла и, кстати, я его сегодня видела днем.

— Вот именно. Его все видели, только я, как идиотка ничего не знаю.

— Так это же хорошо? Разве нет? Тебе же он так нравился!

Алина с отчаянием во взгляде посмотрела на коллегу и отпила еще из банки:

— Нравится! Только я же не знала, что он остается!

— И что?

— И то…

— Значит, мы товарищи по несчастью. Я переспала с Марком, барменом. Вчера. Потому что Роберт сказал, что он не сможет вернуться, что он устал от кораблей. А сегодня он написал, что ищет билет, любит и жить без меня не может. Что я ему скажу?!

— Ничего! Хватит! Сами не мычат, не телятся, а мы потом виноваты.

— Думаешь?

— Уверена!

На самом деле, конечно, девушка не была так уж уверена в своих словах, но кое-что в ее словах, все-таки, походило на правду. Из общения с греком она поняла, что молодой человек всегда и все знает лучше нее, и доверяет тоже, похоже, только себе самому. Он не захотел говорить ей о своих планах, и вот он — результат. Может, не стоило, конечно, забывать о нем вот так сразу, но ведь Йорго не дал Алине ни малейшей надежды на продолжение отношений, на то, что они вообще когда-либо еще увидятся. Но вот как относиться к его словам «остался из-за тебя»?

— Горазд после драки кулаками махать. До этого так кишка тонка сказать была. Какие же вы все мужики ссыкуны! Что Рыжий, что ты! Ждете до последнего. А потом уже слишком поздно…

— Что? — не поняла Оливия, целиком в своих горестных думах.

— Да так. — неопределенно ответила та.

Нет, если подумать хорошо, она была очень рада, что он снова был тут рядом, снова можно было открывать дверь его ключом, выгибать шею под поцелуями, и просто чувствовать себя защищенной. Это чувство она испытывала далеко не с каждым. Все это замечательно, но это никак не повлияло на мысли девушки о Бене. Его она тоже бросать не собиралась, да и был ли в том смысл, когда певца на борту не будет уже через пару дней. Алина задумалась, каким же разными были два ее молодых человека: упрямый и уверенный в себе грек, и романтический и веселый американский певец. Они совсем не вязались между собой. Черное и белое.

— Давай считать эти чертовы тряпки.

Оливия закатила глаза к потолку:

— Боже! Что же мне делать с Робертом?

— В сортир на гвоздик повесь. — Алина мрачно рванула на себя пачку футболок, застрявших в куче других таких же. — Пусть сначала хоть что-то сделает, а потом будешь думать. Чтоб они все провалились!

На следующий день настроение у нее исправилось. В аутсайд Шон никого не отпустил, заставив сидеть на складах и в магазинах за подсчетами, так что Валенсию персонал гифт-шопа не увидел даже с палубы, но девушку как-то не расстроилась. Откровенно говоря, ей это было только на руку, не надо было решать, с кем отправляться на прогулку. Да и избегать грека тоже получалось намного лучше. День пролетел незаметно, а ночью, сразу после работы, даже отпросившись пораньше, девушка отправилась на долгожданное событие.

Алина устроилась в первом ряду, но все же с края, так чтобы и никому не мешать, но и видеть все, до мельчайшей детали. Она немного робела от всей серьезности происходящего, от того, что все были в смокингах и галстуках. Сцена была освещена зелеными и желтыми софитами, а Кевон суетился на сцене, подключая колонки и провода, остальные тоже настраивали свои инструменты. Все было совсем настоящим, и не похожим ни на что, что ей раньше приходилось видеть. Здесь все хоть и были молодыми, но работа и творчество было абсолютно не детским, а серьезным и для нее просто завораживающим. У девушки сладко замирало сердце от красоты пустого театра, от того, что именно ее парень находился сейчас на сцене в самом центре событий и от того, что сама она оказалась причастной к такому священнодействию.

Сидя здесь, в первом ряду, она не помнила, да и не хотела помнить ни о чем кроме Бена. Двойственность ситуации ее смущала, лгать она ненавидела, и даже сейчас предприняла честную попытку позвать второго молодого человека с собой в театр. Зная процентов на девяносто, что тот откажется, такого ушата призрения даже она не ожидала. Грек отказался в таком тоне, что его возмущение буквально можно было потрогать. Алина вздохнула с облегчением, пожала плечами и теперь со спокойной душой могла наслаждаться.

Свет неожиданно погас, но в следующий момент зажегся снова. Алина начала осматриваться, заметила Филиппа в шортах и расслабилась. Парадная форма одежды была обязательна только для тех, кто был в кадре. Она установила свою камеру и с удовольствием скинула рабочие туфли. На сцене пока репетировали, девушка взяла свой стакан с блади мери и вздохнула всей грудью, — в эту минуту она была абсолютно и полностью счастлива, и улыбка уже не сходила с ее лица.

Бен ходил по сцене и раздавал указания, впрочем, равносильно и советуясь с музыкантами. Девушка узнала Рамиру за роялем, Ника с гитарой и смутно ей показался знакомым и барабанщик, хотя она не была уверена. На ее парне, которым в тот момент так гордилась, был одет черный костюм и такая же в тон рубашка. Он выглядел целиком погруженным в работу:

— Так, Рамиру, ты понял. Значит вступление и затем пам-па-па-па пам-па-па-па. — он пропел строчку из той песни, которую она уже слышала на репетиции. «Мне не нужны твои деньги» — припомнила она.

Кевон наконец закончил настройку сценического оборудования и пошел к себе в рубку, а это значило, что скоро начнется запись. Проходя мимо девушки, она заговорщицки ей подмигнул, и Алина тихонько рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. Бен тем временем изображал какие-то шаги из кордебалета.

— Фил. Тебе нравится? Включить это?

Фил что-то неразборчиво пробормотал сверху, Алина не расслышала, но видимо, реакция была негативной.

— Нет? Хм. — повторил певец, и наконец вспомнил о девушке — Алина, а ты что скажешь? Тебе тоже не нравится?

Она только смущенно покачала головой. По ней, так эти странные па больше подходили какой-нибудь танцовщице из мюзикла. Он пронзительно взвизгнул и подобрал полы пиджака наподобие юбки, будто угадывая мысли подружки.

— Вот-вот. Ужас. — себе под нос сказала девушка.

— Ну и пожалуйста. Не буду их делать. — и с этими словами он взял микрофон, — А как я вообще выгляжу?

Алина молча показала большой палец и картинно закатила глаза, Бен успокоено улыбнулся. Было заметно, как он переживает.

— Ну что там, Кевон? Ты готов?

— Дай мне пять минут — раздался голос чернокожего звукорежиссера прямо над сценой.

— Завтра начнем, не волнуйся. — сказал барабанщик и рассмеялся так заразительно, что Алина засмеялась вместе с ним.

Девушка вспомнила о своем напитке, но оказалось, что в бокале пусто, от волнения она допила его, даже этого и не заметив. Тогда она встала поправить камеру, и в этот момент ей пришлось удивиться еще больше.

— Алина! Алина камеру поставь так, чтобы крупным планом мое лицо. Да-да. Именно так. — снова раздался громоподобный голос барабанщика, и девушка в изумлении воззрилась на него, впрочем он этого видеть не мог.

«Здрасте, я ваша тетя. А этот откуда меня знает?» — подумала девушка. А тот все не успокаивался:

— Алина! Алина хочешь спеть? Давай, не стесняйся, давай к нам на сцену!

Она растерянно посмотрела на Бена, а тот в свою очередь только рукой махнул, не обращай, мол, внимания.

— Нет уж. — весело крикнула она.

Ник заново начал проигрыш ко второй песне, певец в такт качал головой, щелкая пальцами.

— Джош, теперь ты.

Тот отбарабанил свою партию, эффектно завершив ее ударом в тарелки. Бен снова запел ту же часть и вдруг оборвал на полуслове.

— Стоп, стоп. Стоп. А что если ты вступаешь не тут, а после? Вот на этом месте. — и он с легкостью перешел опять со слов на музыку, которую тут же подхватил рояль Рамиру. Девушка немела от восхищения. Так слаженно и без слов понимали они друг друга, словно общаясь на каком-то ином, неизвестном ей языке. Языке, имя которому было музыка.

Так, значит, его зовут Джош, подумала Алина и тут же забыла, потому что Бен начал петь. Все мысли улетучивались из головы, когда девушка слышала его голос. Чистый и сильный, ей казалось, он проникает в каждую клеточку ее тела, проносится вихрем, касаясь каждого сантиметра кожи, электризует каждый волос и наполняет неземной энергией все ее существо. Словами она никогда бы не описала того, что чувствовала, для нее этот голос был верхом совершенства. Девушке мучительно хотелось толи подпевать, толи танцевать, так все вибрировало у нее внутри, отзываясь сладкой дрожью в кончиках пальцев.

— Окей, ребята, давайте еще раз. Теперь все вместе, по последней версии. Готовы?

— Готовы. — отозвался гитарист, так и не двигаясь со своего места.

— Да давно уже. Давай детка. — Алина даже и не сомневалась, что это сказал Джош.

Рамиру просто кивнул.

Для единственной зрительницы в темном зале театра Селебрити все, что происходило, было в новинку, а для всех остальных оставалось просто рабочим моментом. Весь в черном, он казался строгим и печальным, прекрасным и далеким. Вдруг и она почувствовала себя совсем особенной. Так, словно в эту ночь в лице Бена она нашла своего прекрасного принца, пусть только и на одну ночь. «Я так люблю тебя, мальчик Данни», — выводил Бен, застыв изваянием в зеленом свете софитов, и Алине пришло в голову, что ничего прекраснее в жизни она раньше не видела. Первая песня была не очень длинной, и через пару минут в воздухе уже растворились последние звуки барабана, а Бен замер, застыв изваянием во внезапно наступившей тишине пустого театра. Девушка внимательно следила за каждым его движением, готовая придти на помощь, если таковая вдруг понадобиться. Для нее, как для бывшей спортсменки происходящее виделось чем-то вроде состязаний. Соревнований, где Бену нужно было показать, что он умеет, выложиться на полную, придти к финалу первым, даже если кроме него, на старте больше никого не было. Он тяжело дышал и вспотел, как после быстрого бега. Она почувствовала это всеми фибрами души, словно сама пела вместо него, затем увидела, как он сглотнул и поднял руки. Финал. Алина перевела дух, ей очень хотелось зааплодировать, но она не стала, боясь помешать.

И тут девушке сделала неожиданный даже для нее самой поступок. Она выбралась из кресла, куда забралась с ногами, босиком подошла к сцене и, закусив губу от волнения, поманила пальцем своего певца.

Бен сначала не заметил Алину у края сцены, а затем недоуменно- вопросительно посмотрел на нее, не двигаясь с места. Кровь прилила к щекам девушки, но она осталась стоять, где стояла. Тогда он прижал ладонь ко лбу, пытаясь увидеть, что там делает Кевон и не пора ли начинать, и только после этого подошел к подруге.

— Можно я скажу тебе один секрет? — прошептала она в самое ухо, когда Бен опустился на одно колено, чтобы быть с ней на одном уровне.

— Можно. — также таинственно ответил певец, слегка удивленный.

— Ты самый удивительный!

Бен не смог не улыбнуться от таких, пронизанных искренностью, слов, и в тот же самый момент его укутало, как мягким пледом волной нежности и спокойствия. Он вдруг перестал волноваться, легко вскочил с колен и уверенной походкой прошел в центр. Скоро можно было начинать.

Происходящее на сцене яркой стрелой вырывалось из нормального течения времени и пространства Алины. Кое-что еще выбивалось из рамок обычного. Барабанщик.

— Отлично, парень! — он одобрительно бахнул в тарелки так, что у девушки в голове зазвенело. Вот уж кто точно не стеснялся. — Давай детка, скажи, что ты нас любишь! И поехали!

— Я люблю вас, парни! — это прозвучало чисто по — американски, но все же тепло и искренне.

— Окей. Бен. — снова зазвучал голос Кевона.

Бен поднес микрофон ко рту.

— Можно записывать?

— Да. Слышимость отличная. Звук в норме. Готовность пять минут.

Это всего лишь была репетиция. Бен устало поднял брови начал грызть ноготь на большом пальце. Он настраивался на песню.

— Леди и джентльмены, — раскатился под сводами театра сценический голос барабанщика. — Добро пожаловать на шоу Бена!

Джош затянул ту же песню, только его голосовые связки выдавали что-то близкое к басу. У этого человека энергии было столько, сколько хватило бы на целую армию. Он ходил по сцене, пел, смеялся, подсаживался к Рамиру за рояль, буквально не мог усидеть на месте. Однако Кевон скоро вернул его на место. Звукорежиссера барабанщик слушался беспрекословно.

— Пять, четыре, три, два, один… Запись!

Последняя песня была окончена в половину третьего ночи. Музыканты еще прослушивали, выбирали нужные варианты, и только затем начиналась вторая часть — монтаж, дело для Кевона. Ему предстояло обрезать, сшить, и вообще привести в порядок то, что сегодня было сделано. Работы было на несколько дней, это Кевон сообщил Алине, когда она заглянула в рубку. Он дал ей послушать кусочек последней песни, это была «Silver nights». Алина, замирая от восторга, почти самая первая слушала результат многочасовой работы. Ей все еще не верилось, что это поет ее парень, тот маленький и худенький мальчишка, младше ее по возрасту.

Песня закончилась, а девушка все сидела, не шевелясь, словно боясь нарушить очарование волшебства, и улыбалась, глядя через стекло, как оркестранты не торопясь убирали инструменты, переговариваясь и весело болтая между собой. Бен подходил к каждому, благодарил и помогал убирать сцену.

— Я пойду туда. — бабочкой вспорхнула она вдруг со стула, на что Кевон только мотнул головой, потому что во рту у него были зажаты разноцветные кабели.

Она шла по проходу между рядов красных кресел, обитому мягким ковром, но ей казалось, что она парит в воздухе, шагает по облаку, мягче и нежнее которого нет в целом свете. Все чувства девушки были обострены до предела, ей хотелось смеяться и петь, танцевать и еще, наверное, плакать, но плакать от переполняющей ее светлой радости.

На лице Бена таких эмоций явно не наблюдалось, скорее он выглядел просто усталым и довольным. Вместе с гитаристом они зачем-то откатили рояль ровно на середину сцены. Часть пола вдруг медленно поехала вниз, увлекая за собой гигантский музыкальный инструмент. Певец картинно помахал рукой:

— Он ушел, но обещал вернуться. — трагически театрально произнес он.

Алина не выдержала и подбежала к краю сцены, заглядывая вниз, в проем.

— А когда вернуться? — поинтересовалась девушка, любопытно осматривая внутренности помещения под сценой. Ничего особо интересного там и не оказалось: какие — то тряпки, провода, бумаги и картонные коробки.

— Совсем скоро. — и часть сцены уже ехала назад, возвращая ребят на место. Хотя слово «ребят» тут можно было применить весьма условно, Нику было уже тридцать восемь.

Бен, проезжая мимо, щелкнул ее по носу, как маленького ребенка, и поинтересовался:

— Ты еще тут остаешься? Я просто с ног валюсь.

— Да кончено, спать я тут буду. Мне, пожалуй, понравилось.

Алина спрыгнула со сцены, где висела почти вниз головой, с жутким неудовольствием напялила холодные и противные туфли, и повесила на руку пиджак. Музыканты, попрощавшись, уже давно покинули театр, Ник вышел последним, и молодые люди остались вдвоем. Бен в выжидающей позе стоял на сцене и она поняла, что возвращаться они будут другим путем, видимо существовал еще один вход, о котором она не знала.

Девушка с некоторой опаской забралась на сцену, освещенную только аварийным светом, который не гасили даже ночью, и огляделась. Весь пол был исчерчен линиями и полосами от обуви танцоров, размечен крестиками и точками, служащими для постановок, и от всего этого веяло новым и неизвестным.

— Идем?

— Секунду…

Девушка вдруг вышла на середину сцены, где еще недавно пел Бен и несмело огляделась. Певец с улыбкой наблюдал за ней. Ему, давно привыкшему к миру театра, она казалась милой и непосредственной, словно ребенок, которого первый раз привели в зоопарк.

— А как это? — ее тихий голос неожиданно громко прозвучал в нависшей тишине.

— Что как?

— Когда люди смотрят на тебя из зала? Неужели не страшно, когда столько тысяч глаз наблюдают за каждым твоим движением, каждым шагом, каждым вздохом. Ведь тут не спрячешься, просто негде…

— А зачем?

— Что зачем? — она все обводила взглядом пустые ряды кресел, представляя рукоплескания зала, крики браво, улыбки и цветы. Ей вдруг показалось, что зал ожил, и что тысячи восторженных глаз смотрят на нее, ей аплодируют, готовые нести на руках, в каждом углу встречая восхищенными взглядами.

— Зачем прятаться? — Бен подошел и встал рядом с ней. — Ведь если ты выходишь на сцену, значит, ты выходишь, чтобы что-то дать им, подарить свои чувства, свою боль, свою любовь. Ты выходишь что-то сказать, поделиться, заставить их почувствовать.

— По-настоящему?

— Если ты настоящий.

— А как же театр?

— Ты думаешь там одна ложь? Нет. Мы живем моментом, но все же живем. Играя ту короткую роль, ты все равно вкладываешь часть своей души, отдаешь самого себя, вживаешься внутрь другого человека или персонажа, болеешь его проблемами, радуешься его счастьем, умираешь его смертью.

— А песни?

— В песнях тоже самое, только они короче, зато концентрация там выше.

— Я, кажется, совсем ничего в этом не понимаю. А так хочу …

— А я не говорю по-русски, и по-французски тоже, не занимаюсь каратэ, не играю в баскетбол… Милая, у всех своя дорога.

— Но ведь это так красиво… Я хочу быть…. — она задумалась на мгновение. — частью всего этого!

— И будешь, если захочешь. Ты сегодня ею была. Пойдем?

Она молча кивнула, на прощанье кидая взгляд в полумрак красно-синего зала, словно прощаясь без надежды на новую встречу, пытаясь запомнить на всю оставшуюся жизнь это ощущение красоты и гордости, чувство причастности к сотворению, к чему-то прекрасному и незабываемому. Так чаще всего и случалось в жизни: что кому то велико, то мало другому. Что для кого-то просто одна ночь, для другого — любовь на всю жизнь. Для одного это ненужная вещь, а иного она сделает счастливым на целый месяц. Для Бена это вечер был записью демо диска, а Алина верила, что этот он запомнится ей на всю жизнь.

На Бене лица не было от усталости, и Алина решила оставить его спать. Как бы ей не хотелось продолжить эту волшебную ночь, но ей приходилось мириться с тем, что человеку после работы нужен отдых. Мысли о том, что им так мало осталось быть вместе, девушка старательно от себя отгоняла. Она зашла в каюту, поздороваться с девчонками, взяла плеер и решила сходить на опендек. Надо было привести чувства в порядок. Проходя по коридору в сторону лестнице, она чудом избежала ударом двери по лбу.

— Эй, тише там.

В коридор вывалился разгоряченный Рам.

— Ну здрасте, пожалуйста. Ты когда набраться успел? Пятнадцать минут, как расстались?

— Я и не … это… не набрался вовсе. — далее последовала не очень разборчивая речь по-испански.

— Ну, все ясно.

— Ты куда? — раздался вопль по-английски из глубины каюты. На пороге каюты появился Джош.

— Это еще кто? — удивилась девушка. — Я и не знала, что ты тут живешь. Мы с тобой, оказывается, соседи. Прикольно.

— Мы пьем вино! Хочешь стаканчик?

— По-моему вы его уже давно пьете… А ты что, тут живешь?

— Тут? Живу!

Алина рассмеялась.

— Заходи. Можно предложить самой красивой девушке на корабле нашего скромного напитка?

Самая красивая девушка на корабле несколько удивилась, но от вина не отказалась.

— А что ты слушаешь?

Она вдруг с удивлением обнаружила, что барабанщику явно приятно ее общество, и он готов продолжить беседу.

— Ты же знаешь Филиппа?

— С акапеллы?

— Ну да. Такой большой и добрый.

— Как Тедди медвежонок. — закончил он с ней в один голос.

— Ей, это моя фраза!

— Я слышала, как ты ее подумал.

Он восторженно оглядел ее с ног до головы:

— А что ты еще слышишь?

— Что ты хотел бы знать, что у меня в плеере.

— Это не честно, я уже задал этот вопрос вслух!

Алине стало вдруг легко и приятно, настроение после сегодняшнего вечера было игривым и солнечным, ей хотелось улыбаться. Она заглянула в каюту:

— Ну и где обещанное вино?

Джош аккуратно взял пластиковый стаканчик:

— А вот и оно! Ловкость рук и никакого мошенничества.

Она молча протянула ему наушники, в плеере как раз началась ее любимая с самого детства песня «Summer time».

— Это самая лучшая! Послушай вот. — взяла она стакан, но от последующего вопля вино чуть не выпало у нее из рук

— Откуда у тебя это?!

— Ты чего так кричишь, ведь инфаркт же хватит!

— А как тут не кричать, если я на этой записи играл и у Фила прошу ее уже неделю, а тут приходишь ты и …

— Я с боку припеку, а у меня они уже есть? Так, да?

— Ну не совсем, но…

Она только расхохоталась и, наконец, попробовала вино, которое оказалось препротивным.

— Фу, гадость какая. Это из крю-бара? Не иначе.

— Ты и это знаешь? Ты вообще получаешь все, что хочешь? И узнаешь все, что хочешь, да?

Девушка только загадочно улыбнулась.

— Я пошла. А вообще есть такая песня…

— Какая?

— Look at this staff… — ей захотелось пропеть это, но девушка вовремя вспомнила, что ей медведь на ухо наступил, и решила не портить впечатления. Вместо этого она сказала, — Увидимся позже.

— Вино оставь.

— Здрасте, пожалуйста. Почему?

— По коридору с напитками нельзя, ты новенькая что ли?

— Ну, не то чтобы совсем новенькая, но не так давно тут.

— А где таких, как ты, выращивают?

— В России! — донесся голос уже из коридора.

Оставшиеся несколько дней пролетели незаметнее сумерек в летний вечер. Казалось, — это так много, и вот уже наступала пора прощаться. За эти дни девушка проводила с ним все свое свободное время. Он приходил в магазин, махал рукой с лестницы на выступлениях, кормил ее с ложечки мороженным, показывал звезды, пел для нее, и делал все то, что положено делать влюбленному человеку на первых свиданиях. Но, несмотря на все это, он не был в нее влюблен. По крайней мере Алина этого не чувствовала, иначе на ее вопрос, почему между ними все выглядит так идеально, он не ответил бы: «Потому что мы оба знаем, что все скоро закончится…». может только это и позволило девушке удержать чувства и не потерять окончательно голову, чтобы потом еще на долгое время чувствовать себя несчастной.

— Завтра у нас последний концерт.

Это была ночь перед Барселоной. Последний сидей и наутро он покидал Сенчюри. Они стояли на опендеке, и Алине было уже все равно, что их могли увидеть с бриджа.

— Заткнись, пожалуйста.

— Ты придешь? — было так темно, что они даже не различали лиц друг друга, но Алина знала, что сейчас он вопросительно поднял брови. Она просто знала это и все.

— Не знаю.

— Почему? Я бы очень хотел тебя видеть.

У Алины все сжалось внутри:

— Во сколько?

— В пять сорок пять или восемь пятнадцать. Как тебе удобнее?

— Не знаю. это все в рабочее время. Я постараюсь подгадать как нибудь

— Оки-доки. Я буду ждать. Рандевусквер.

— Я приду. Знаешь, у меня еще до конца в голове не укладывается, что мы больше никогда не увидимся.

— Никогда не говори никогда. — девушка кивнула, грустно улыбаясь. Ей вдруг захотелось закричать, растормошить его от этой невозмутимости, начать горячо в чем-то убеждать, или нет, чтобы он ее убеждал, рассказывал, заставлял поверить… Но он просто стоял и смотрел на звезды, обнимая девушку одной рукой. Теплый ветер тихо шевелил их волосы, а небо было высоким и очень звездным.

— Обними меня.

Молодой человек выполнил ее просьбу:

— Тебе пора спать.

— Выгоняешь опять?

— Си дей завтра, а тебе вставать рано. А у меня тоже два выступления.

Девушка с большим удовольствием не спала бы всю ночь, и лучше даже обе оставшиеся, но почему-то это было никому не нужно. Она через силу улыбнулась:

— Тогда спокойной ночи?

— Спокойной. Красавица.

Они прошли, взявшись за руки мимо бассейна ко входу. Бен поцеловал ее на прощанье в коридоре, и вдруг потянул за руку:

— Пообещай мне кое-что.

Алина так старалась не расплакаться, что побоялась что-то говорить. Она просто кивнула.

— Я знаю, что у тебя будут другие ребята. — торопливо начал Бен. — и это нормально. Такая девушка, как ты, не должна оставаться в одиночестве. Но я бы хотел, чтобы ты не смотрела с ними на звезды здесь, на опендеке. Пусть, это будет только для нас. Обещаешь?

Девушка глубоко вздохнула, закусила губу и, выдавив из себя что-то утвердительное, вылетела в коридор. Слезы градом хлынули у нее из глаз.

Эти несколько строк она торопливо нацарапала на магазинном чеке рано утром, когда настала пора прощаться. Все было просто: он уехал, а она осталась. Все хорошее слишком быстро кончается. Вот конец наступил и в их короткой истории. Да, Бен оставил ей свой электронный адрес и заверения в том, что будет писать, и это хоть как-то удерживало девушку от депрессии. Она так и не смогла понять, чувствовал ли он вообще хоть что-нибудь по отношении к ней? Имел ли значения в его жизни этот короткий роман или это был очередной виток под названием «шипс лайф»? Как бы то ни было, но для нее он был важным и настоящим, пусть и коротким.

Девушка не умела жить наполовину, она была рада пережить это приключение и если бы ее спросили, она бы согласилась на это вновь. Но все же Алина вздохнула с облегчением оттого, что не пришлось собирать осколки столько раз уже разбитого сердца. Бен сумел каким-то непостижимым образом сделать так, что девушка не почувствовала себя брошенной или обиженной. Не было даже разочарования оттого, что он не стал просить ее быть ему верной или что-нибудь еще в том же духе. Может в этом была его заслуга, а может просто Алина начала воспринимать шипс лайф такой, какой ее видели все окружающие.

 

Глава 11. «Из песни слов не выкинешь»

Бен уехал, и пора было возвращаться к нормальной жизни, что означало к греку. Но как же сложно после выходных возвращаться к трудовым будням! Она уже не испытывала радости при их встречах, и дело было не только в певце. Общение с Йорго стало сводиться к нравоучительным беседам, каждый раз после которых девушка бушевала, словно проснувшийся вулкан. Постоянные нотации, в конце концов, навели ее на мысль о том, что, может, они слишком разные. Она никогда не была правильной, не поступала, как нормальные люди, но даже если бы захотела измениться, то не смогла бы этого сделать вот так просто, в несколько недель. Тем более, что и желания, как такого, у нее не было.

Наоборот, Алина вдруг осознала, что ни перед кем у нее не осталось обязательств, что никому она ничего не должна. Мужу было не интересно, что с ней происходит, бойфрендов было два, что значит, ничего серьезного ни с одной стороны. И девушка неожиданно снова почувствовала себя семнадцатилетней, свободной и счастливой, почувствовала себя готовой делать глупости. Но если в семнадцать это было простительно, то как это выглядит, когда тебе двадцать три, девушке еще предстояло узнать.

Корсика Алину слегка разочаровала, хотя ничего особенного девушка про этот остров не знала, но родина Наполеона представлялась ей чем-то совершенно исключительным, таким, как и сам прославленный император. Но ничем, кроме невероятно большого выбора кораллов, порт Ажасьо похвастаться не мог. Алые украшения, зато были тут повсюду, начиная от ювелирного магазина, где любому посетителю предлагались бесплатные напитки, до обшарпанного ларька с сувенирами. Корал использовался не только для колец, браслетов и ожерелий, но и для таких предметов, как, например, ложки. Цены, разумеется, были тоже очень разными, но вполне можно было найти что-то себе по карману. В остальном городок ничем не отличался от любого прибрежного французского города. Пляжи, кафешки-брассри, маленькие частные лавки. Все, как везде у французов.

Йорго с Алиной сидели в маленьком ресторанчике с видом на море и ждали, пока им принесут заказ.

— Расскажешь, где ты вчера была?

Алина вздохнула. Сейчас начнется:

— Танцевала.

— Спасибо, это мне уже доложили.

— А что тогда спрашиваешь? — вспылила она. — Я и не скрывала, и тебя звала между прочим.

— А дома нельзя один вечер остаться?

— Я полгода сидела дома. Хватит с меня. Теперь хочу развлекаться.

— А обязательно надо это делать так, чтобы все об этом знали?

Алина с тоской огляделась: вдалеке синело море, вокруг на террасе, где они сидели грело солнышко, и все дышало беззаботностью и радостью. Ну почему надо было обязательно ссориться в такой прекрасный денек?!

— А причем тут я? Твои греки описывают тебе каждый мой шаг. Даже если бы я просто пила сок в мессе, ты бы уже об этом знал.

— Никто за тобой не следит, просто ты каждый раз ведешь себя так, что привлекаешь внимание всего корабля! Кто позавчера загорал на опендеке?

— А что тут такого?

— А то, что на вас с Тамарой пялился в бинокль весь бридж? Это тебя не волнует?

— Если честно, то очень мало. Если я хочу загорать, то почему я должна думать о тех, кто на меня пялится? На пляже всегда кто-то пялится.

Йорго тяжело вздохнул:

— Ну как ты не понимаешь? На пляже ты этих людей никогда больше не увидишь, а с офицерами с мостика мне придется еще, может, полгода работать в замкнутом пространстве. Так почему я должен слушать еще полгода от каких-то посторонних людей, какие ноги у моей девушки? Пожалуйста, не надо так больше делать. Я не хочу на корабле быть таким образом знаменитым!

Для Алины он снова превратился в учителя, а она сама — в непослушного ребенка:

— Слушай, если я так сильно тебя не устраиваю, ну так может нам лучше расстаться попросту? Все, что я делаю, тебе не нравится. По-моему тебе нужна послушная греческая женщина, а лучше арабская. Чадру на голову, а то и вовсе ведро, и порядок. Прикуешь ее за ногу к плите. Хорошо я придумала?

Грек молча изучал скатерть на столе. Алина тоже замолчала, внутренне кипя от негодования. Так они просидели вплоть до прихода официанта.

— Тангер идет. Пустой.

— Что такое тангер? — машинально поинтересовалась Алина. Ей уже не хотелось ни есть, ни разговаривать.

— Судно, которое нефть перевозит. Сейчас оно пустое. Видишь красную линию на борту. Если ее не видно, значит, корабль сидит низко в воде, и он заполнен. Ну и наоборот, соответственно.

— Откуда ты знаешь?

— Я с восемнадцати лет на тангерах работаю, а на круизнике вообще первый раз, да и то только потому, что Костас попросил. Мне тут не нравится.

— Почему? — девушка искренне удивилась. Для нее корабль был одним из самых чудесных мест, в которых она бывала.

— Почему? — он усмехнулся. — Работа совсем другая. Коллектив другой. Все эти формы, полоски, формулы найт, — это же смешно! Крю-бар! Да у меня половина команды работает на круизнике только для того, чтобы ходить в крю-бар. И на тангере проще все, и распорядок совсем другой, неделями в море. Но и портах по несколько дней стоим. И каюты другие — у меня на последнем была размерами не меньше капитановой, разве что обстановка похуже. Да и деньги тоже. Разница внушительная. Вообще, не знаю, что я тут делаю. Сначала из-за Костаса. Теперь вот ты.

— Что я?

— Ничего.

Алина все пыталась уловить какую-то мысль, которая никак не давала ей покоя:

— Если ты говоришь, что я для тебя столько значу, то почему я этого не чувствую? Почему я с тобой все время ощущаю себя, как провинившийся ученик у директора? Ты думаешь, это нормальное ощущения для начала романа?

— А как с тобой иначе разговаривать? Я же пытаюсь тебе помочь! Ты же такая… — он запнулся, подбирая слова, — ты вся сумасшедшая и… и нестабильная. Невозможно угадать, что ты выкинешь на следующий день. Вчера Костас внизу в инжин контрол руме у меня спрашивает: «Где она?». А что мне остается ответить, если я понятия не имею, где моя девушка сегодня ночью? Это ты думаешь нормально?

— Я думаю, что ничего такого тут нет. Я была в крю-баре и танцевала, и тебя я до этого тоже с собой звала. А еще я думаю, что мы с тобой друг друга не понимаем.

Обед закончился в очередных препираниях, но остров девушка покинула с колье и серьгами из кораллов.

— Ты сама-то знаешь, чего хочешь? — поинтересовалась Наташа, пока они шли на работу. — Кораллы хороши, но фигли ты от него принимаешь подарки, если думаешь с ним порвать?

— Я не думаю, но он меня вынуждает! Я не могу постоянно слушать, какая я плохая и какой, по его мнению, мне надо стать. Какого черта, тогда он вообще со мной остается? Я же даже внешне не его тип. Он предпочитает брюнеток с пышными формами. А я? Я не знаю…

— Вы опаздываете. — Голос тридцатипятилетнего начальника, присланного из головного офиса Майями контролировать проверку магазина, звучал тоскливо и словно тускло. — Почему я каждый раз должен вам повторять? У нас подготовка к инвентаризации, вы не могли бы быть более серьезными?

Девушка развернулась в дверях и схватила подругу за руку:

— Вот. Вот он точно такой же! Понимаешь, о чем я? Все! Хватит, я его бросаю!

Подготовка к инвентаризации занимала половину этого круиза и начало следующего. Для этого Иен, по национальности англичанин, в своем возрасте был лыс, как колено, и от этого и без того маленькие глазки делали его похожим на очень грустную свинку. Он выглядел всегда усталым и озабоченным, с самого момента приезда, и хотя Шон боялся его, как огня, но на его подчиненных, босс такой внешности как-то не производил подобного впечатления. Наташа с Алиной присели в самом конце магазина, пропуская мимо ушей то, что говорил Иен.

— И вообще я уже почти решила с ним расстаться. Неужели теперь под греческую дудку плясать?! Не дожду…

Но договорить она не успела, равно, как и англичанин прервал свою пространную речь на полуслове. Вдруг все вокруг: фигурки и украшения сваровского, стоявшие на столах, поехали вниз, сами столы вдруг накренились под углом в сорок пять градусов, стоящие ребята, покачнулись, а кое-кто и вовсе от неожиданности осел прямо на пол, как если бы его не держали ноги. Девчонки похвастались за этажерки, у которых сидели, и с тревогой переглядывались, ожидая, что за этим последует.

— Капитан, похоже, упился в вдрызг. Уже корабль вести не может. Что еще за новости? — Ленка выразила всеобщее мнение, сразу после чего весь корабль, как следует, тряхнуло, в магазине раздался звон стекла, и медленно все вещи приняли свое нормальное положение.

— Ядро все полетело. Фарфор к чертовой матери. — спокойно констатировала Оливия выставляя на стол спасенные стеклянные розы. — думаете еще дальше будем прыгать?

— Понятия не имею, — проворчала Наташа, выбираясь из-за подкосившегося стола, одновременно расправляя подогнувшиеся металлические ножки.

— Вы в порядке, мадам? — Алина помогала подняться престарелой леди, которая аккуратно расправив юбку, сочла за лучшее отсидеться на полу прямо у стеклянных дверей магазина.

— Я-то — да. Но вы уверенны, что уже можно подниматься? Это волна такая была?

— Капитан у нас сегодня не трезвый. — бодро повторила Алина Ленкины изречения.

Женщина совершенно искренне пришла в ужас от такого заявления:

— Да вы что?! А что же нам тогда делать? Вызывать вертолет и эвакуироваться?

— Что-то вроде, но, может, старший помощник сегодня не пил, тогда все обойдется…

Закончив издеваться над бедной доверчивой женщиной, Алина зашла внутрь магазина, где Шон, чертыхаясь, уже осматривал ущерб:

— Не было печали, теперь описывай тут все дамаджи. С инвентаризацией на носу. Что они там, на бридже, о себе думают? Совести нет никакой!

Через некоторое время из громкоговорителей послышался шепелявый голос капитана:

— Добрый вечер дамы и господа. Говорит капитан с капитанского мостика. Прошу прощения за причиненные неудобства и спешу вас заверить, что подобное не повторится. Причиной небольшого крена послужили некоторые технические неполадки. Желаю приятно провести остаток дня.

— Очень мило. — проворчал Шон. Иен просто пожал плечами. Протянул ему лист с ручкой и вышел. Шон переправил это все в руки Сержа, а тот в свою очередь Флор, потому что именно она сейчас работала на кассе в лого-магазине.

— Выносите столы, описывайте дамаджи, мы на пересчете в ювелирке. Гречка живо! — последнее было обращено к Тамаре. Та, подхватив пиджак, спрыгнула со стула и выскочила за дверь. В магазине остались только Флор и Лена, остальные вытаскивали столы на промо.

— Олена. Как записывают дамаджи?

— Сюда смотри, горе ты мое. Вот тут номер. Это ску-намбер, он на каждом предмете. Его записывай и как выглядит тоже. Тьфу, козлы, русалку разбили. Такая красивая была! — украинка повертела в руках отколотый рыбий хвост от фигурки маленькой девочки, лежащей на спинке и чему-то весело смеющейся во весь рот. Выражение у нее на лице было чисто детское и счастливо-озорное, Алине она всегда очень нравилась, но все же не настолько, чтобы платить почти четыреста долларов за фарфоровую статуэтку. Итальянский фарфор фирмы Ядро имел баснословные цены.

В эту ночь Алина спускалась в бар уже навеселе, — после пары виски, которые Наташка захватила неизвестно где, настроение было почти отличное. Где-то в глубине сердца она чувствовала, что вроде ей полагалось скучать по Бену, или мучиться вопросом, правильное ли решение она приняла о расставании с греком, которому девушка, кстати, об этом еще не удосужилась сообщить, но сейчас ей не хотелось думать о грустном.

В баре орала латинская музыка, было накурено и битком набито народу. У стойки торчала Оливия, и Алина, недолго думая, протолкалась к ней.

— Ого, ну и народу сегодня.

Австралийка разговаривала с кем-то из фотографов, но услышав Алину, оба оглянулись и поздоровались.

— Ого, ну и платье. — парень повернулся и девушка узнала Ивана, невысокого паренька из каюты напротив, очень обаятельного и веселого. Бритая голова сверкнула в неоновом свете бара, и Алина показала ему язык:

— Я не на работе.

— Я только за! — подмигнул Иван.

— Лучше бы ты в течении рабочего дня так ходила, — в свою очередь ответила Оливия, перекрикивая музыку, — глядишь, Иен бы так не бесился.

— Видела новую акапеллу?

Оливия засмеялась, покачав головой:

— Господи! Ты никогда не успокоишься? Бен же только несколько дней, как уехал.

Алина на минуту погрустнела:

— Я же никогда больше его не увижу. Помнишь, ты мне сама говорила, — нужно быть реалистом.

— Ну-ну, а помнишь, что ты мне отвечала?

— Что?

— То, что мечты никто не отменял!

— С греком я решила расстаться. Хватит! Только он еще об этом не знает. А в данный момент, я предпочитаю мечтать вот об этом рыжем двухметровом чуде! — и она тряхнула волосами в сторону двух молодых людей, возвышавшиеся над всеми филиппинцами и чернокожими официантами, которые были завсегдатаями в этом заведении.

— Все. Пошли отсюда, мы мешаем рыбной ловле. — Оливия подтолкнула Ивана.

— Чему мешаем?

— Неважно! Пошли, говорю.

Алина прыснула со смеху и замахала рукой, пытаясь привлечь внимание бармена, ребята уже отошли в другую сторону, и она принялась раздумывать, как бы так невзначай пойти к ним познакомится. В принципе, она уже готова была и сама подойти, но тут взгляд девушки наткнулся на парня, размахивающего какими-то листками бумаги, это был Джош. В голове созрел план и, недолго думая, она уже шла к нему, расталкивая толпу народа. Встав у него за спиной, она легко, словно играя, провела рукой по непослушным коротко стриженым вихрам.

— Привет.

Он обернулся, прервав лихорадочное объяснение, предназначающееся одному из поваров, и обернулся.

— Алина!

— Как дела?

— Отлично. — и он потянулся к ней то-ли обниматься, то-ли целоваться, и девушка почувствовала явственный запах спиртного.

— Ты уже совсем хорош. А вечер только начинается.

Он совсем ее не слушал, только почему-то восторженно смотрел на ее волосы.

— Я всегда пьян. Но дело не в этом.

— Ты видел новую акапеллу?

— Да. Вон они стоят. Ты должна подписать мою петицию. У меня уже сто сорок семь человек.

— Что? — не поняла девушка? — Петицию? Какую петицию?

— Я собираю подписи в пользу смены питания.

Алина нахмурила брови:

— А старое чем тебя не устраивает?

Он был не настолько пьян, чтобы ясно не высказать свои мысли:

— Ты видела, как нас кормят? Мало того, что каждый день одно и то же, так еще и холодное, а наверх в наш ужин мы права ходить не имеем. Это нельзя допускать. Мы должны отстаивать наши права!

Алине очень хотелось рассмеяться, с таким жаром и серьезностью он говорил, ей, лично, было абсолютно все равно, чем их кормят, лишь бы было б что поесть, но может, она просто была неприхотлива в еде? А для других, оказывается, это было, чуть ли не вопросом жизни и смерти. По большему счету ее это не волновало, но все же она спросила, пытаясь казаться заинтересованной:

— И что? Много соглашаются?

— Я же сказал, сто сорок семь. Подписывайся!

Она с сомнением посмотрела на протянутую ручку и замусоленные листки бумаги, но все же поставила и свое имя под сто сорок восьмым номером, и в свою очередь поинтересовалась:

— Так что, видел уже певцов?

— Ну да. Вон же они с пивом. Знаешь, ты сегодня отлично выглядишь. Впрочем, ты всегда отлично выглядишь, но сегодня особенно.

Она рассеянно кивнула.

— А ты меня с ними не познакомишь?

— Что?

Она ей пришлось наклониться к самому его уху, чтобы он смог ее расслышать из-за музыки.

— Представь меня!

— А-а. Пойдем.

Только вместо того, чтобы пустить ее вперед или, по меньшей мере, попытаться расчистить ей дорогу, он попросту подхватил ее на руки.

— Ей, ты что?! — заголосила девушка от неожиданности, находясь где-то под потолком. — поставь меня на место! Джош! Слышишь! — она замолчала только, когда, наконец, оказалась на полу.

— Смотрите, кого я вам принес, ребята. Самая красивая девушка на всем корабле. Прошу любить и жаловать, звезда гифт-шопа почтила нас своим присутствием.

— Грант. — представился тот самый высокий со светлыми волосами, от тембра его голоса у Алины во рту пересохло.

— Видите — ли, звезды иначе чем на руках, передвигаться не привыкли. — и она скорчила забавную рожицу. — кстати, меня зовут Алина.

— Браен. Мой коллега. — улыбнулся Грант мягкой улыбкой, представляя приятеля, который приподнял несуществующую шляпу с таким серьезным видом, что девушка весело рассмеялась.

— Парни только приехали, а уже при полном параде. Вы подписывали мою петицию?

— Они вообще-то всего несколько дней на борту. — к ним подошел худощавый молодой мужчина на вид лет тридцати. — как, собственно, и я. Мало того, что на вечеринке не говорят о делах, так ты еще и не представляешь своего босса местной звезде.

Алина мысленно пожелала Джошу провалиться сквозь землю за такое представление.

— Это вообще-то была шутка.

— Это Люк, наш новый круиз-директор.

— Прошу любить и жаловать, — добавил он сам себе и чокнулся с девушкой пластиковым стаканчиком.

Музыка все надрывалась, народ прибывал, виски постепенно согревало кровь все больше и больше, и Алина чувствовала себя в баре, как рыба в воде. Она непринужденно болтала с четырьмя мужчинами, каждый из которых смотрел на нее вполне с определенными желаниями, а ее это лишь веселило. Грант казался ей безумно привлекательным, но, похоже, было, что не только ей. Она вдруг уловила чей-то взгляд и увидела высокую смуглую танцовщицу из Австралии, которая смотрела с завистью и любопытством. Алина только усмехнулась про себя. Дура длинная, подумала она, а вслух сказала:

— Так значит, новенький на корабле? Ну и как тебе здесь? Я в свой первый день была просто в телячьем восторге, бегала всюду и просто прыгала от радости.

Он улыбнулся своей мягкой улыбкой на такую непосредственность:

— Да я тоже первый раз. Мне нравится. Столько новых людей, ощущений.

— Как первый раз, мне сказали, что вы уже здесь были до этого.

— Ребята были, я только заменяю одного. У них там как-то не сложилось.

— Ничего себе не сложилось, ведь контракт шесть месяцев. Столько же они тут были.

— Вот так получилось. А в этот раз я вместо него. Правда, на меньший срок.

— На меньший? — у Алины упало сердце.

— Да. Всего на два месяца.

— А-а. — она постаралась не выказать своего разочарования. — Зато, чувствую, вы тут развлекаться будете на славу.

— Почему? — удивился он, не скрывая, любуясь ее открытыми плечами.

— Предыдущая группа в бар не спускалась ни разу за весь контракт, а вы уже тут как тут.

— Это только в честь начала контракта. Больше ты меня здесь не увидишь. — он чиркнул зажигалкой.

Алина чуть стакан не выронила от изумления:

— Так ты еще и куришь?!

Он с удивлением посмотрел на сигарету, как если бы она сказала, что за нее уцепился всеми четырьмя зелеными чешуйчатыми лапами крокодил.

— А что? Тебе это мешает? Если да, то я не буду. Просто тут все курят, я думал…

— Да нет. Что ты. — она тут же вспомнила Бена, который даже спать шел раньше, заботясь о завтрашнем представлении, но у нее не было не малейшего желания просвещать его об источнике информации, — Все в порядке, просто я думала, певцам полагается заботиться о голосе и все такое.

— Одна сигарета не помешает. — он с удовольствием затянулся, — а ты не куришь?

— И один виски. — сзади очутился Браен и поправил ей упавшую бретельку платья. — и еще парочка. Вы что не танцуете?

— Люк-то зажигает просто.

— Как-то он не похож на круиз-директора совсем. — недовольно покосилась Алина. Люк отплясывал на танцполе с подружкой Никки, которую они с девчонками втихаря прозвали порностар. Тамара утверждала, что у нее лицо — точь-в-точь сниматься в порнухе, Алина не опровергала. Вокруг нее, действительно, что-то такое витало бесстыдное, хоть и не враждебное, но противное женскому взгляду, несмотря на то, что и их никак нельзя было назвать святошами.

— Почему не похож? Кто что будет пить? Я пошел к бару.

— Виски и кока-лайт.

— Пиво.

— Так почему? — снова улыбнулся ей Грант, и Алина почувствовала себя так, словно ей преподнесли жемчужную диадему на конкурсе красоты.

— Потому что директор должен выглядеть более серьезно.

— Хе! А певец не пить и не курить! — подхватил тот. — у тебя на все такие жесткие рамки?

— Рамки? Что ты! У меня их почти совсем нет.

— Как это?

— Очень просто. — Для меня есть очень не много действительно важных вещей в этой жизни.

— Какие?

— Слушай, эта какой-то не тот разговор, который положено вести в крю-баре. — и тут она поняла, что даже этот разговор пытается вписать в рамки. Девушка рассердилась и пошла в А-банк. — Море. Баскетбол. Друзья. Стихи. Путешествия. Все это часть меня, а например, мне абсолютно все равно, что подумают обо мне люди. Любой мужик смотрит на меня как на куклу Барби, и им невдомек, что у меня три диплома, что я говорю на трех языках и что я уже издала один сборник своих стихов.

Грант с восхищением покачал головой:

— Знаешь, я тоже играю в баскетбол. А еще я терпеть не могу куклу Барби.

Девушка почувствовала, что почва уходит из-под ног, но помощь пришла тут же.

— Виски с колой лайт, хоть я никогда и не видел такого коктейля. Пиво и баккарди. Разбирайте. Где Люк? Он уже натанцевался, или наш круиз директор завтра будет лежмя лежать от таких плясок?

— Спасибо. Она играет в баскетбол. — без особых церемоний заявил Грант другу. — Ты когда-нибудь видел более совершенное создание?

Браен шутливо выпучил глаза и завопил:

— Что я слышу! Завтра же идем играть, и я вздую эту прекрасную задницу!

— Кто кого вздует, еще посмотрим. — обрадовалась девушка. — ой, у меня же нет команды.

— Какой команды? — Алина вдруг почувствовала мокрый поцелуй в шею. — кто собирается обидеть самую прекрасную девушку на корабле? — она повернула глаза с досадой и увидела совсем уже пьяного Джоша.

— Фу. Прекрати меня целовать. — отмахнулась девушка, — мы завтра идем играть в баскет. Ты все равно не умеешь!

— Я не умею? Ха — ха. Я еще как умею. А кто играет? Я вам всем задницы надеру.

— Дались вам эти задницы! Так что? Серьезно, давайте завтра устроим турнир?

— Если ты будешь призом.

— Слушай не смешно уже. Прекрати! Ты совсем пьян.

— Да, и что? Зато у меня уже почти двести подписей. — он махнул стаканом и чуть не вылил содержимое на Алину. Она вовремя отпрыгнула.

— Если к завтрашнему дню протрезвеешь, пойдем играть. На двенадцатом деке.

— Ничего себе, я уже тут почти три месяца, а про площадку не слышал. И вообще, — вдруг обиделся он, — к завтрашнему дню я буду как огурчик, — пригрозил он и пошел, расталкивая людей и размахивая смятыми бумажками у себя над головой. — Кто еще не подписывал петицию?!

Алина с ребятами переглянулись.

— Он вообще-то безобидный и хороший. — и видя красноречивые взгляды, уточнила. — Когда трезвый.

Браен опять поправил девушке бретельку платья.

— Заботишься о моей нравственности? — иронически поинтересовалась она.

— Что?

Чтобы повторить ему в ухо, ей пришлось встать на цыпочки, а ведь каблуки были больше десяти сантиметров.

— Вот такое вот ценное знакомство, — развел он руками в ответ. На это раз девушка не успела отскочить, и пиво выплеснулось ей прямо на те самые бретельки, которые он так заботливо поправил секунду назад.

Алина взвизгнула, от ледяного пива на разгоряченной коже.

— Ценнее некуда. Знаешь, меня купали в шампанском, посыпали солью для текилы и мазали именинным тортом, но что бы пивом поливать, это первый раз. Вот спасибо.

Браен растерянно посмотрел на нее и чертыхнулся. Первым движение его было попытаться вытереть рукой, но от этого Алина рванулась и спряталась за спиной у Гранта.

— Ты посмотри на этого нравственного. Он собирается лапать меня за грудь под предлогом помощи! — она не рассердилась, скорее ее насмешила обескураженное выражение лица виновника холодного душа.

Грант расправил плечи, как любой мужчина, за спиной которого укрылась молодая и красивая женщина:

— Спокойствие. Я пошел за салфеткой.

— Теперь ты обязан будешь меня ублажать весь оставшийся вечер в расплату за испорченное платье!

— Могу тоже носить тебя на руках. — покаянно предложил он.

— Я умею ходить, если ты не заметил, но вот если завтра ты попытаешься избежать матча столетия… — зловеще начала она и шутливо замахнулась на него салфеткой, принесенной Грантом.

— Думаю, теперь у него нет иного выхода. — подтвердил молодой человек. — А если серьезно, то, во сколько у нас тренинг?

— А если серьезно, то я совсем не хотел тебя облить. Сорри.

— Да ладно, чего уж там. Принесу тебе его гладить.

— Идет.

— Меня, что тут игнорируют? — возмутился Грант невниманием к своей особе.

Алина рассмеялась:

— Доктор, меня игнорируют! Следующий, заходите! — и видя их непонимающие лица попробовала объяснить, а потом просто махнула рукой. — ладно проехали. Русский юмор, видимо, еще хуже английского. А вас на каком этаже поселили?

— Не успеешь зайти в бар, а девчонки тут же номер телефона клянчат. — Браен неодобряюще нахмурил брови, заставив Алину прыснуть со смеху от своего псевдосерьезного вида.

— Ну и пожалуйста, не стану тебе звонить, и в баскетбол играй сам с собой. Только если завтра не сидей, а то я не помню. Хотя, в принципе, если не будет волн…

— Так, я чего-то не понимаю, а причем тут волны и баскетбол? Мы же не в воде играть будем.

Алина с Браеном переглянулись.

— Сразу видно новичок на корабле.

— Мда, не моряк.

— Да что там, просто сухопутная крыса!

И они снова расхохотались. Грант даже и не подумал обижаться:

— Ну так мне кто-нибудь объяснит?

— Если будут волны, то особо не побегаешь. А то площадке превратится в полосу препятствия. Будешь то в гору, то с горы бегать. Так можно играть, но стремно.

— Кстати нас в восемь три восемь пять поселили.

У Алины как-то разом сошла улыбка с лица.

— Как восемь три восемь пять? — глухо переспросила она.

— А вот так вот. Прямо рядом с опендеком.

Она молча кивнула, номер каюты был слишком хорошо ей знаком. Там еще пару дней назад жил Бен, значит, новую акапеллу поселили в освободившиеся комнаты. Ничего удивительного в этом не было, просто ей как-то сразу расхотелось и строить глазки, и вообще продолжать беседу. До чего же несправедливо все в жизни. Конечно, Грант был красив, с этим не поспоришь, но что решала физическая красота рядом с чуть слышными словами: «Ты удивительная…»?

Девушка вздохнула, и словно против своей воли, оглядела Гранта с головы до пят. Он был наделен той правильной, почти идеальной красотой, которую часто можно встретить на страницах модного журнала или рекламной афиши. Широкие плечи, атлетический торс, прямая осанка. Похоже, про баскетбол он не наврал. Правильный овал лица, светлые брови вразлет, бесхитростные голубые глаза и мягкая улыбка придавали лицу беззащитное и по-детски доверчивое выражение. Она безуспешно попыталась найти хоть какой-нибудь самый маленький недостаток. Девушка вздохнула и нахмурилась, не отдавая себе отчет в том, что пристально разглядывает молодого певца. Зато Грант явно почувствовал себя неуютно под таким изучающим взглядом:

— Что? — забеспокоился он. — Что-то не так?

Алина рассеянно взглянула на него, думая уже о другом:

— А? Да нет. Ничего. Просто ты дьявольски красив.

Он смущенно свернул двумя рядами белоснежных зубов.

— Ну, спасибо за комплимент.

Алина усмехнулась без улыбки:

— Это не комплимент. Это правда. Да ты и сам это знаешь.

Грант покачал головой:

— А ты странная.

— А вот это комплимент.

— Ты, действительно, пишешь стихи?

— Да. — просто сказала она.

— А о чем?

— О жизни. — девушка пожала плечами. — О любви. О дружбе. О путешествиях. Обо всем понемногу.

— И сейчас пишешь?

— Допустим прямо сейчас, это было бы затруднительно, — Алина с улыбкой помахала стаканом.

— Я имею в виду… — открыл рот молодой человек. — Постой, ты надо мной смеешься, да?

— Совсем чуть-чуть.

— Так о чем ты сейчас пишешь?

— А что тебе так интересно? — и смягчилась. — Ладно. Сейчас пишу о корабельной жизни. О странах, которые вижу, о судах. Обо всем, что происходит на борту: об отношениях между людьми в замкнутой системе, о разности культур, краткосрочности эмоций, и… — она помолчала — и о море.

Грант недоверчиво смотрел на нее. В Алинины планы входило произвести впечатление на молодого красивого певца, но тут ей показалось, что ситуация странным образом уходит из-под контроля. К тому же новый певец оказался приятным собеседником. Алина выяснила, что он из Калифорнии, что Браен — лидер группы, что у солиста Дэвида есть невеста Мелисса, и что четвертый участник акапеллы очень стеснительный, и его зовут Нейт. Он был слишком красив, девушка чувствовала, что понравилась ему, но все равно что-то шло не так. Что именно Алина пока не разобралась. Может просто кроме красоты, требовалось что-то еще, что-то больше, чем модельная внешность.

Они так и стояли у стойки бара, мило болтая, потягивая Алина виски, а Грант очередное пиво, когда их внимание привлек шум у выхода, перекрывающий даже музыку.

— Что там такое?

— Не знаю.

Алина поставила стакан и привстала на цыпочках. Она разглядела только спину секьюрити и вихрастую голову барабанщика.

— Черт. Слушай, я сейчас вернусь. Кажется, у Джоша проблемы.

Пока она протискивалась через народ, секьюрити уже покинул бар. У двери стояла немолодая женщина и возмущенный до глубины души музыкант.

— Джош! — крикнула Алина, но он толи не расслышал ее, толи не обратил внимания. Барабанщик стоял у самой двери и лихорадочно доказывал что-то Элени из Ейч Ар. Девушка никак не могла до них добраться.

— Да пропустите же, черт возьми. — она изо всех сил толкнула двух стоящих прямо перед ней филиппинцев и увидела, как Джош смахнул с себя руки, пытающейся успокоить его Элени, и рванул на себя дверь.

Через секунду она была уже снаружи:

— Эй, что тут у вас? Джош, ты в порядке?

— Он забрал мою петицию, черт его дери! — барабанщик был в бешенстве. — он ее забрал вот так вот просто. Почти двести подписей!

— Ну, хватит. Не кричи так. — Элени умиротворяющее гладила его по плечу. — Просто, так дела не делаются. Пойми, мы на корабле. Если тебя что-то беспокоит, приходи ко мне в офис утром, мы поговорим.

Ее голос звучал негромко и успокаивающе, по годам она годилась ему в матери, и уж, наверное, он был не первым в ее практике юнцом, который пытался сделать мир лучше.

— Я не собираюсь ни о чем разговаривать, я сейчас пойду и заберу ее назад! Ты понимаешь, он не имел права ее брать! Ее подписало почти двести человек!

— Что ты заберешь?! — Алина подскочила прямо к нему. — Ничего ты не заберешь! Ты с ним драться что — ли станешь? Совсем рехнулся?

— И стану! И набью ему морду! — сейчас он так был похож на обиженного мальчишку, что Алина постаралась скрыть улыбку.

— Набьешь, конечно. Но в другой раз. А сейчас ты пойдешь со мной, протрезвеешь и успокоишься.

Алина переглянулась с Эленией и кивнула ей в ответ на вопросительный взгляд. Это означало, — не волнуйтесь, все будет нормально, я побуду с ним. Сорокалетняя, но все еще красивая женщина сочувствующе сжала плечо барабанщика и открыла дверь в бар. На секунду их накрыло волной музыки, но дверь снова захлопнулась, и девушка осталась один на один с разбушевавшимся двадцатичетырехлетним ребенком.

— Ну, ты чего? Не принимай ты это так близко к сердцу. Подумаешь, какая-то петиция.

Она попыталась перевести все в шутку, но не тут-то было.

— Это не какая-то петиция. Это мнение людей, которые мне доверили свои подписи. — неожиданно четко сказал Джош. — и я сейчас пойду и заберу ее.

— Никуда ты не пойдешь. Успокойся! — реакции на эти слова не было никакой, ей пришлось загородить ему дорогу, видя, что он делает шаг вперед. — Хватит, я сказала.

Он был явно сильнее ее и легко отодвинул ее в сторону. Надо было что-то делать, причем быстро. И Алина сделала то, что сделала бы с любым расстроенным малышом, — попросту его обняла.

— Ну, хватит. Пожалуйста.

Но он рванулся из ее объятий:

— Я должен ее вернуть. Как ты не понимаешь?!

— Ничего ты никому не должен. Успокойся, слышишь меня?

Он не хотел ничего слышать. Алина лихорадочно думала, что предпринять. Ей было его не удержать, но отпустить его было гиблым делом, одна лишь встреча с секьюрити грозила моментальным увольнением. Барабанщик, покачиваясь, стоял перед ней, от него шел четкий аромат виски, через который чуть пробивался мужской парфюм. Он снова сделал движение по направлению к лестнице.

— Джош! Посмотри на меня! — его взгляд в пьяной дымке блуждал вокруг, ни на чем не останавливаясь. — Посмотри на меня! — Он снова повел плечами и вдруг его глаза натолкнулись, словно, случайно на ее лицо, их взгляды встретились, и теперь уже девушка в шоке дернулась, как обжегшись.

Не задумываясь, что почувствовал он, Алину в тот момент просто обдало жаром. Его карие, почти черные, глаза, превратившись в лучи прожектора, окатили ее потоком света, полностью ослепив. Они прожгли ее насквозь ненормальной энергией, морской бурей и ураганом вместе взятым. За кратчайшие доли секунды, которые не сосчитал бы самый точный в мире хронометр, Алина увидела в его глазах весь порыв, бунт, ненормальное стремление и сумасшедшую безграничную энергию, сродни огню в лесу, такому, всепожирающему и бесконечному, что не остановить и всем водам Средиземного моря. Ее захлестнуло странной неведомой силой, которую таил взгляд нетрезвого барабанщика, и колени почти подкосились. Она уже не могла отвести взгляда, в голове бился мыслью почти животный инстинкт самосохранения, бежать, спасаться!

Девушка окаменела, когда он протянул руки и взял ее лицо в ладони. Прошла, казалось, целая вечность. Сердце колоколом билось где-то внутри. Когда в следующее мгновение он стер последнюю границу, те несколько сантиметров, что еще оставались между ними, неловким движением головы, наваждение спало с нее. И она рванулась вверх по лестнице быстрее, чем пламя свечи взвивается от поднесенной спички.

На четвертом этаже он остановилась перевести дух, единым махом одолев несколько пролетов лестницы. Девушку била крупная дрожь, руки тряслись, хотя спроси ее кто-нибудь сейчас, она ни за что на свете не смогла бы объяснить, что же конкретно так ее напугало. Прежде всего, она не смогла объяснить этого и самой себе.

Затравленно она посмотрела вокруг и, сжав виски руками, опустилась прямо на ступеньки.

— Господи. Господи Боже.

Все это заняло не более секунды, но ей казалось, вечность сменяет вечность, когда она услышала его голос, прерываемый гремящей музыкой из бара:

— Алина!

У него была манера произносить ее имя на американский манер, с твердой буквой «Л». Это всегда сводило ее с ума, потому что напоминало о Бене, но в этот раз она даже и не вспомнила бы имя своего бывшего любовника. Мимо кто-то прошел, но девушка не хотела даже поднять головы.

— Эй. Ты что? Ты в порядке? — и Алина с трудом узнала голос Наташи. — Чего тут расселась? Перепила что ли? Да что с тобой? — тут Алина постаралась придать лицу человеческое настроение, ибо подруга просто шарахнулась в сторону, заглядывая ей в глаза. — Быстро говори, что случилось?

— Да нет, я в порядке.

— Точно?

Алина закивала так, что голова у нее чуть не отвалилась.

— А чего ты тогда тут уселась? Давай не темни, я же вижу, у тебя лицо такое, будто ты привидение увидела.

Алине очень хотелось сказать, что собственно, так оно и было, но она сдержалась:

— Да так просто задумалась. — сказала она и добавила для убедительности — не ожидала никого увидеть.

— Ага. Именно тут не ожидала, на лестнице, где все ходят туда-сюда? — подозрительно поинтересовалась Наташка.

Тут в довершение снизу опять донесся окрик Джоша. Алина посмотрела на подругу с мучительным сомнением и вдруг успокоилась.

— Слушай, все нормально. Я тебе потом объясню, ладно?

Наташка хоть и не очень твердо стояла на ногах, но такта и понимания ей было не занимать.

— Ладно. Если что, зови.

— Окей.

Они обе спустились вниз, Алина к тому моменту уже почти спокойно смогла протянуть руку драммеру, хоть и старалась не смотреть ему в глаза.

— Пошли уже, вояка.

— Почему ты не хочешь быть со мной? — вдруг спросил он, послушно шагая за ней по лестнице, так и не выпустив ее руки.

Алина усмехнулась, теперь самообладание к ней уже вернулось:

— Протрезвеешь, расскажу.

— Останешься со мной сегодня? Я же видел, ты…

— Совсем с ума сошел?! Спать иди. — и она втолкнула его в дверь кабины. — Спокойной ночи.

Сумасшедший дом, подумала девушка, прислонившись к двери с другой стороны. Она затаилась и решила немного подождать, а то у него хватит мозгов выйти и пойти буянить дальше. За дверью все было тихо, как впрочем, и в коридоре. Она вздохнула с облегчением и сделала шаг по коридору. Наверное, вечеринка уже заканчивается, интересно, Грант еще там? Но на следующем шаге Алина почему-то замерла и медленно повернула голову. Она с сомнением посмотрела на каюту Джоша, оглядела ядовитый мухомор, наклеенный на желтом пластике, и вдруг ужаснулась собственному сожалению при виде закрытой двери.

— Вот только ненормального драммера тебе еще не хватало, идиотка, иди-ка и ты спать! — сама себе скомандовала Алина и заспешила вперед.

Спать вообще-то еще не хотелось, и девушка решила, как обычно, перед сном сходить на опендек. Выпитое виски давало о себе знать, и хотя Джош ее хорошенько встряхнул, но протрезветь до конца не удалось. Йоргес, Джош, Грант, Бен — слишком много для одного вечера, от всех этих мыслей ей еще больше захотелось на воздух. Коридор вдруг показался неимоверно длинным, каблуки высокими, а голова тяжелой-тяжелой. На площадке, чуть только хлопнула дверь, она села на корточки и непослушными пальцами стала развязывать босоножки.

— Раздеваемся прямо на лестнице?

Кого еще принесло, раздраженно успела подумать Алина и замерла в неудобной позе под бесстыдным взглядом голубых глаз.

— Ты так и не вернулась, баскетболистки рано ложатся спать?

— Да. Вот только пижаму никак не найду. — огрызнулась Алина.

— А что тут музыку в два заканчивают?

— Угу. А сейчас сколько?

Он элегантным движением вскинул руку:

— Полтретьего. Внизу почти все разошлись уже.

— Ничего себе. Спать-спать-спать.

— Ты тут живешь?

— Да, на четвертом деке. — она махнула рукой и с кряхтением выпрямилась, зажав в руках босоножки на шпильке.

— Так и пойдешь босиком?

— Ноги устали, — нетерпеливо пояснила она. — Ну что? До завтра?

— До завтра. — улыбнулся он, и в который раз за вечер девушка поразилась его красоте.

Мимо горным козлом проскакал Браен. Он заговорщицки подмигнул парочке и шагнул к левой лестнице. Алина помахала ему босоножками и открыла дверь в коридор.

— Спокойной ночи.

Теперь ей уже не хотелось ни на опендек, ни куда-то еще. Смертельная усталость навалилась на девушку и лишила ее последних сил.

— Привет. — она открыла дверь в кабину Йоргеса своим ключом и прошла мимо сидящего за компьютером грека. У нее из головы как-то совсем вылетело то, что она решила с ним расстаться.

— Привет. Ты где была?

— В баре. Я спать пойду. Ладно? — одним движение она стащила с себя мокрое платье и рухнула в большую двуспальную кровать. Ответа девушка уже не слышала, девушка уже спала.

На следующее утро Алина проснулась с таким чувством, что сегодня рождество и пора открывать подарки. В комнате никого не было, а часы показывали без десяти двенадцать. Солнце заливало комнату, проникая через толстое стекло иллюминатора. В каюте было тихо и прохладно, Йоргес на ночь включал кондиционер. Девушка откинула одеяло, и села на постели, улыбаясь в предвкушении прекрасного дня. Настроение было великолепным, только жутко хотелось пить, и она потянулась, спуская на пол босые ноги.

— Хм. А с чего это я такая довольная? — она задумчиво окинула взглядом свое отражение и прошествовала в туалет.

Девушка взялась за зубную щетку, открыла воду и буквально подпрыгнула в воздух. Неожиданно она вспомнила. Баскетбол! Они же сегодня идут играть с ребятами из акапеллы и Джошем. Она молниеносно плеснула себе водой в лицо, выдавила чуть ли не полтюбика пасты на щетку и выскочила из ванной.

На ходу не вынимая щетку изо рта, она попыталась отыскать свою одежду. На босоножки наткнулась почти сразу же, — они аккуратно стояли около стола, а вот платье, девушка никак не могла отыскать, куда же она вчера его засунула.

— Черт. — Алина встала посредине и задумалась. Время шло, скоро должен был вернуться Йоргес, а ей совсем не хотелось ничего объяснять. И тут ее осенило: девушка рывком распахнула шкаф и торжествующе завопила. Платье весело на плечиках прямо перед ней. Алина схватила свой вечерний наряд и наморщила нос от запах табака, которым пропиталась одежда. Делать было нечего, она бросила щетку на раковину, предварительно, прополоскав рот, и вылетела за дверь.

Тамары естественно не было дома, она никогда не просыпалась в такую рань, а уж после ночи с Кевоном и подавно. Алине это было только на руку, быстренько приняв душ, девушка застыла перед открытым шкафом. Что одеть? В животе предательски заурчало. Шорты, ясное дело, майка, но какая? Кроссовки, трусы, носки, лифчик. Или лифчик лучше не одевать? Задача простая: нужно выглядеть спортивно, но при этом сексуально. Ликвидация бюстгальтера — явно плохая идея, придется прыгать и бегать. Короткие шорты? Тоже не подойдут. Она вынула серые в сеточку баскетбольные шорты, которые приходились ей по колено.

— Да, в баскете трудно хорошо выглядеть. — вздохнула Алина, одеваясь. В животе тем временем снова заурчало. К тому же после выпитого вчера алкоголя, с утра ее мучила дикая жажда. — и в месс!

В столовой совсем никого не было и завтрака как такого тоже, ну в принципе и не стоило набивать себе живот перед тренировкой, решила девушка. Оставалось только захватить мячик из кабины, и она уже прямо предвкушала отличную игру и всеобщее восхищение, но ее сладкие мысли были нарушены весьма прозаичным способом:

— Твою мать!

Алина закрывая дверь каюты, и пытаясь удержать в другой руке оранжевый кожаный мячик, в недоумении оглянулась. Говорили по-английски. На входе в лондри стоял Джош и в такой же оторопи оглядывал девушку.

— Твою мать! — только и мог выговорить он при взгляде на ее баскетбольные кроссовки и майку. — Твою мать!

Барабанщик выглядел так, словно секунду назад вылез из постели. Растрепанный, с опухшими после вчерашних излияний, красными глазами, в мятой майке и с кучей грязного белья в руках, увенчанной коробкой стирального порошка. Алина уперла руки в боки и окинула его с ног до головы презрительным взглядом. Правда, презрительного не получилось, потому что, без пяти минут баскетболистка не выдержала и расхохоталась. Насмеявшись вволю, она погрозила музыканту пальцем

— Еще раз скажешь про мою мать, сделаю что-нибудь нехорошее.

— Ну, ничего себе. — покрутил он головой. — А что еще сказать?!

— А ты что, думал, что я шучу про игру?

— Я вообще не думал, что ты умеешь играть.

Алина прищурила глаза.

— Ах, так? Ну, хорошо же. Сейчас мы посмотрим, кто умеет играть, а кто нет. У тебя есть три минуты, чтобы закинуть белье в стирку и три минуты, нет, пожалуй, двух хватит, чтобы переодеться. И я жду тебе на четырнадцатом деке. — она повернулась и зашагала по коридору, улыбаясь так, что казалось, солнечные зайчики разлетались в разные стороны.

Джош открыл рот, что запротестовать, но из глубины коридора донесся звонкий смех:

— И ни слова больше. Время пошло.

Барабанщик закрыл рот и кинулся в прачечную.

Играть он совсем не умел, но Алину, почему то, это особо не смутило. Ей вообще с этим музыкантом было очень легко и приятно, ощущение словно, встретила очень близкого и старого друга после долгого отсутствия, которое не изменило ни одного из них. Девушка не задумывалась о природе своих чувств, она просто отнимала мячик и скакала юлой вокруг него.

— Ну, попробуй, отбери. Давай-давай, лентяй! Кому-то явно надо сбросить вес.

Это была только малая часть того, что услышал Джош в свой адрес, но он почему-то не обижался. Глядя на стройную девушку, сновавшую туда-сюда по площадке и явно наслаждавшуюся движением, он словно набирался живительной энергии. Все вокруг становилось простым и понятным, не хотелось ни о чем думать, поддаваться депрессии или искать смысл жизни, весь мир сконцентрировался и вращался вокруг нее и оранжевого мяча, отчего Джошу хотелось просто улыбаться.

— Мазила, кидай еще, — она подняла мячик с резинового упругого пола и бросила музыканту на трехочковую линию.

— Ах, ты русская звезда баскетбола, ну смотри! — он размахнулся и послал мяч в корзину. И торжествующе завопил — Ага! Видишь! Леди и джентльмены, прошу приветствовать, впервые на площадке восходящая звезда Лос-Анджелес Лейкерс — Джошуа Сэмюэлс!

— Ха-ха. Восходящая звезда, — Алина снова убежала в дальний конец за мячом, — а кидаешь то из-под юбки, — донеслось оттуда.

Джош повернулся и прикрыл глаза рукой, солнце палило беспощадно, хоть и был уже октябрь месяц.

— Как это из-под юбки?

— А вот так, — она встала и изобразила мяч, вытаскиваемый из-под изображаемой юбки. — Так девчонки бросают.

— Как ты что ли?

— Я как раз так не бросаю, а вот ты — да!

Он тем временем еще раз промахнулся и вдруг неожиданно посмотрел на нее:

— А ты в Бога веришь?

Она с кряхтением разогнулась под кольцом и удивленно ответила:

— Ну, верю. А что?

— Просто захотелось узнать.

— По-моему, просто такие вещи не спрашивают. — она задумалась, засмотревшись на кольцо, сквозь сетку которого было видно голубое небо. Становилось жарко. — Я, наверное, верующий человек, но не религиозный.

— Я понимаю.

— Правда? — усмехнулась она, и мяч снова оказался в корзине.

Теперь уже музыкант поднял его с пола и отдал пас.

— Правда.

— А ты в тюрьме была когда-нибудь?

Девушка уже решившая ничему не удивляться, чуть не поперхнулась.

— Что?

— Ну тюрьма, решетка. Это когда ты что-нибудь незаконное сделал, тебя сажают в тюрьму. Наручники, все дела. Понимаешь о чем я?

— Я еще не разучилась по-английски разговаривать, я просто ума не приложу, почему ты об этом спрашиваешь?

— Ты не ответила.

— Да нет, конечно. Не была.

— А я был. По глупости.

Алина поправила шорты и стерла пот со лба.

— И что? Ты меня этим поразить хочешь? Давай-ка бегай, а не болтай. Наверное, с копом подрался?

— Да нет, вождение в пьяном виде.

— Просто отлично. А зачем ты вообще столько пьешь?

— Честно говоря, и сам не знаю. Проблем много.

Мячик покатился в другую сторону, и она отправилась за ним.

— Отлично решение всех проблем — алкоголь! Ну и дела. Тебе лет то сколько?

— Двадцать четыре.

Алине, в которой раз за это утро, приходилось с трудом верить своим ушам.

— Сколько?!

— А на сколько я выгляжу?

Она вплотную подошла к нему и обошла вокруг, как экспонат на выставке. Он был высокий и весьма крепкого телосложения, если не сказать больше. На ее взгляд ему стоило сбросить килограмм десять, но дело было не в этом. Она ни за что не дала бы ему его возраст, на ее взгляд ему должно было быть где-то под тридцать, двадцать восемь или двадцать девять. Но на самом деле она пыталась судить по лицу. Морщинки вокруг глаз, несколько поперечных морщин на лбу и синяки под глазами, если убрать все это, тогда, пожалуй, он будет выглядеть на свои двадцать четыре. У него был правильный овал лица и крупные, но довольно аккуратные черты, прямой нос, густые, но ровные брови, широкие у основания и деликатно сужающиеся на кончиках так, что девушка даже позавидовала. Ее росли, как душе угодно, и приходилось корректировать их пинцетом каждую неделю, — процедура, которую она ненавидела.

Барабанщик стоял на залитой солнцем баскетбольной поляне и не шевелился. Он даже и не пытался сдержать улыбку, а Алина тем временем продолжала осмотр. Она отметила небритость, которая только добавляла ему лет, и чуть заметный, но все же присутствующий второй подбородок. Родинки были рассыпаны по всему лицу, одна прямо на переносице, другие менее заметные на щеках, на лбу, под глазами. Девушка улыбнулась. Как веснушки — подумала она, — ямочки на щеках и губы бантиком. Боже, ну и ну.

И последнее что она сделала, хотя с этого начал бы любой другой нормальный человек, — это заглянула в его глаза. В ярком солнечном свете цвет показался ей странным, коричневым с голубым. Дальше она не стала рассматривать, ее словно продрал вчерашний озноб, девушка с силой толкнула музыканта баскетбольным мячом, оставив его в объятиях музыканта, и отпрыгнула в сторону.

— Пить надо меньше и выглядеть будешь лучше. Отсюда попадешь?

Они еще с час бегали под палящим октябрьским солнцем, море волновалось, и вода около берега из зеленой превращалась в коричневую, с песком и водорослями, и рваными клоками белой пеной. Корабль стоял в порту, где волн почти не было, и гигантские лайнеры снова теснились, как машины на автостоянке, один за одним. Некоторые были больше Сенчюри, некоторые меньше, были и совсем невелички. На береговой линии волны словно впитывались в песок и исчезали навеки. Солнце сияло в каждом гребне металлическим оттенком, в каждом брызге, в каждой соленой капле. Было так странно находиться на такой высоте, чувствовать рядом океан и играть в баскетбол. Девушка даже забыла, что пришла сюда, чтобы покорить певца из новой группы, который, впрочем, так и не появился. Время текло медленно и сонно, а ее наполняло чувство спокойного счастья, и ленивого умиротворения.

— Тебе не кажется все это нереальным?

— Даже слишком. — она запустила пальцы в веревочную сетку, которая вместо стены обтягивала весь баскетбольный корт, — А тебе когда — нибудь хотелось задержать мгновение?

— Думаешь, мы никогда не сможем это повторить?

— Наверное, нет.

— Никогда не говори никогда.

— Я имею в виду, даже если мы и сумеем, все будет уже иным, и мы сами в том числе.

— Становится грустно, если об этом думать.

Алина обернулась, и оказалось, что они стоят совсем рядом. Девушка заметила капельки пота на его скуле и пушистые серые ресницы, в голубых с коричневым глазах отражалось море. Ей больше не было страшно заглядывать в них, море было ее другом и от такого цвета не могло исходить ничего плохого.

— Ну, ведь мы можем приходить сюда каждый день, если захочешь? Я буду твоим персональным тренером и, может, тогда кто-то перестанет кидать из-под юбки.

— Я могу тебе задать один вопрос?

Алина подозрительно посмотрела на него и, отцепившись от сетки, пошла за кофтой и часами, брошенными в углу:

— Скажем так, задать-то ты его можешь, но вот отвечу ли я, это еще не известно.

Джош вытер лицо принесенным с собой полотенцем и спросил:

— Чем тебе Бен понравился?

Алина почему-то догадывалась о природе вопроса и все же ее очень заинтересовала мышление человека, который в одну секунду думает о баскетболе, в другую о тюрьме, а в третью о ее бывшем парне.

— Знаешь, у нас в стране говорят: если знаешь, почему любишь, то значит, что уже и не любишь вовсе.

— Ты хочешь сказать, ты в него влюбилась?!

— Я хочу сказать, что нам пора идти. У меня в отличие от некоторых рабочий день начинается через час, а мне еще поесть и в душ надо. Ты сегодня работаешь кстати?

— Работаю. В рандеву-сквер играем. Придешь посмотреть?

— Ага, только отпроси меня у моего менеджера?

Они спустились по лестнице и вышли на двенадцатую палубу, где загорали престарелые пассажирки с их мужьями, которые не отправились на экскурсии.

— Устала?

Девушка пропустила вопрос мимо ушей, ее внимание привлекло кое-что другое:

— Нет, ну вы только полюбуйтесь!

Барабанщик посмотрел в сторону вытянутой руки и увидел Браена и Нейта, выходящих из гест месса. Девушка уже направилась к ним.

— Ой, какая милая школьница. — приветствовал ее высокий брюнет. Я и не знал, что тебе так идет хвостик.

— Школьница, в отличие от вас, посещает занятия по физкультуре, а не халявит, как здесь присутствующие.

— А вы, что, играть ходили?

— Представь себе. — встрял Джош.

— Черт. — Браен досадливо поморщился, Нейт хранил молчание. — Ладно, в следующий раз, у нас сейчас весь круиз будут эти тренинги

— А пресс зе бутон, которые?

Алина прыснула, вспоминая сейфти офицера с этой фразой.

Браен скорчил рожу:

— Вижу он на слуху. Ну, воняет же от него, скажу я вам.

— Да ладно, — перебила его Алина, — ты еще его жену не видел, вот это кадр. В кошмарном сне не приснится!

— Даже и представлять не хочу. Кстати, сегодня вечеринка у Люка, не хотите присоединиться?

— Посмотрим. — Алина увидела Никки на другом конце палубы, вспомнила о том, что имеет право находиться здесь только в форме, а никак не в шортах, и резво замахала всем рукой. — Ребята, мне пора. Всем приятного дня. — и девушка уже юркнула за дверь, оставив мячик в руках у Джоша.

Тамарка привычно открыла дверь каюты карточкой-ключом и, зевая, зашла внутрь. Внутри было темно и душно, она ощупью нашла выключатель и сморщилась, комната выглядела, как после погрома.

— Алин. Вставай уже. Давай дорогая, на работу пора, чтоб ее черти взяли.

Девушка потянулась и машинально посмотрела на себя в зеркало.

— Ну, почему по утрам всегда так кошмарно выглядишь? — поинтересовалась она у отражения и со вздохом повернулась в двухярусной кровати. — Алин, вставай, говорю. Если опоздаем, Иен опять орать будет… — тут она осеклась и замолкла.

Из-под синей в цветочек занавески закрывающей первый ярус кровати торчала нога такого размера, что никак не мог принадлежать ее руммейт. Девушка осторожно отодвинула занавеску и чуть не рассмеялась. На ее собственной кровати уместились, ни много ни мало, два метра рыжего певца из акапеллы и Алина у него под боком. Тамара тронула ее за руку, и подруга, наконец, проснулась.

— Ей блудная дочь, поднимайся.

— Боже. — Алина открыла глаза, сонно посмотрела на Тому и только в следующее мгновение поняла, что лежит не одна. Она с некоторым ужасом посмотрела на красивое спокойное лицо парня, обнимающего ее за плечи во сне, и тихонько выскользнула из-под одеяла. — Тамара!

— Чего? — та уже натягивала на себя форму.

— Что он тут делает? Мама моя родная!

— Это у тебя спросить надо. Одевайся, давай. Опоздаем, блин.

Алина все еще недоверчиво смотрела на молодого человека, который почувствовав свободное пространство, вытянулся во всю длину. От Томкиных слов она встрепенулась и шмыгнула в душ. Раздеваться было не нужно, из постели она, понятное дело, выбралась, в чем мать родила.

Тамара даже ухом не повела, аккуратно задвинула занавеску и взялась за косметичку.

— Ну и как это было? А почему вы тут решили? — спросила она, накрашивая один глаз.

Дверь душа оставалась открытой, и из-за шума воды донесся смущенный голос Алины:

— Слушай, не поверишь, я почти ничего не помню. Мы вроде у Люка были, а потом как-то само по себе. Блин, я даже самого секса то не очень помню. Помню только, что он меня на руках носил.

— А грек как же?

— Дай полотенце, плиз. Я уже решила его бросить. Но теперь уже так не думаю. А с этим я сначала хотела, а потом уже нет. И вообще…

Тамара захватила полотенце и зашла в душевую, Алина как раз выключала воду.

— Пасибки. Да уж. Чего-то я, кажется, не то сделала.

Томка подавила смешок и снова взялась за тушь

— Одевайся елки-палки! Чего с ним делать лучше скажи? Будим или как?

— Погоди. Дай и, вправду, одеться сначала что — ли.

— А ночью не стеснялась? — подколола подруга.

Алина прыгала на одной ноге, натягивая форму. Мокрая ткань прилипала к коже, и налезать брюки никак не желали. Она застегнула крючки лифчика и быстро накинула рубашку.

— А что ночью было, я не помню. Не приставай. Где пудра?

— Вон на столе. Так у вас серьезно или так?

— Секс по пьянке — серьезно? С ума сошла?

Алина пудрилась со скоростью света, Тамара уже стояла в дверях. На Гранта девушка даже и не взглянула, погасила свет и кивнула Томе.

— Готова?

Разговор пришлось продолжить уже на бегу.

— Ну, рассказывай! — потребовала она, когда они спускались в месс по служебной лестнице. Времени на завтрак оставалось ровно пятнадцать минут. Обычно, это для них было больше, чем достаточно, — хватало и на еду и на разговор.

— Да что рассказывать? Мы у Люка напились так, что на ногах еле стояли. Та еще были какие-то танцоры фламенко. Два парня, которые не говорили вообще по- английски, и один постоянно клеился по-испански, а я ничего не понимала. Потом мы оказались всей толпой в Майкл-клабе, и Грант играл на белом рояле, фламенко на гитаре и этих там-тамах. Все было ужасно романтично и так красиво. Импровизированно! Никто ничего не планировал, и вдруг, раз и все поют. А Люк все время плясал и меня тянул, но я не пошла. — девушка запнулась, что-то припоминая — туда, между прочим, вообще никто права не имеет ходить. А мы пошли! И там виски в тяжелых стаканах со льдом и все так серьезно выглядит. Жуть! Как в музее или мэрии, честное слово. И Грант в смокинге за белым роялем… Ну, как здесь устоять?! А еще эта Кейт все время к нему лезла, так что и дух соревнований витал в воздухе. Нельзя было его просто так ей отдать?! А потом он меня вроде провожать пошел…

— Ну и?

— Что, ну и? Ну и проводил… Иди тосты сделай, я, как обычно возьму, да?

— Ага. И кофе мне. Я твою отраву травяную не пью.

— Не отрава, а ромашковый чай. Очень даже полезно.

Грант и приключения отошли на второй план. Девчонки были жутко голодные, так что день вступил в свои права, не оставляя ночи никакого шанса. В стаф мессе в ранний час было не очень много народу. Сидели фотографы, кто-то из музыкантов собирался в аутсайд, завтракали Серж с Миланом, Наташка допивала такой же ромашковый чай над пустой тарелкой, и девочки подсели к ней.

— Доброе утро.

— Привет. Ты, как всегда, ничего не ешь? — Алина плюхнулась на стул и ругнулась. — черт, я вилки забыла. Тома!

— Чего орешь? — вежливо поинтересовалась она совсем рядом, — Я уже пришла.

— Вилки забыла. Сходи, пожалуйста, а то я уже села.

— Тьфу на тебя. Поесть спокойно не даст.

— Ты это все съешь? — ужаснулась Наташка, глядя на дымящийся омлет, картошку, сырники и тосты.

— Во-первых, это на двоих, а во-вторых… Во-вторых, я еще сыр забыла. Тома! Сыр захвати!

— Еще что-нибудь попросишь, я тебя стукну. — предупредила подруга, с грохотом отодвигая соседний стул, и они начали завтракать.

— А ты вчера чем занималась? — поинтересовалась Алина с набитым ртом у Наташи.

— Потом расскажу. Хуже всего то, что протрезветь мне пока не удается. Я — курить. Пять минут осталось. Ешьте быстрее. Я побежала.

— Гутен морген. — в столовую влетела Оливия. — сколько времени?

— У тебя есть пять минут. — обрадовала ее Наташка и с кружкой чая пошла на выход.

Австралийка бросила к ним на стол красный форменный галстук и заспешила к столу, заставленному едой. Она взяла йогурт, банан и вернулась к девчонкам, Алина с Тамарой уже заканчивали есть.

— Что у нас сегодня?

— Локеры. Сегодня все демеджи надо переписать и запаковать, и весь русский стаф туда же.

Алина скривилась, она уже и думать забыла обо всем, что произошло ночью. Начинался новый рабочий день, и работы предстояло немало, до инвентаризации оставалось все меньше времени. К столу подошел Серж с кислым выражением лица.

— Не опаздывайте. Сегодня Иен собрание ведет.

Милан подмигнул им за спиной у Сержа, и они втроем прыснули со смеху. Серж подскочил на месте, только заслышав смех.

— Я что, сказал что-то очень смешное?

— Мы не на работе. — и Алина совсем уже невежливо показала ему язык.

— А следовало бы.

— Бесячий тип. — высказалась Тамара ему вслед, ни мало не заботясь о том, что он может ее услышать. — ладно, пойдем.

Оливия на ходу дожевывала банан, пока остальные относили посуду.

— Я пошла лифт вызывать.

Алина махнула ей рукой и повернулась к Томе:

— Про то, что ночью было, молчи!

— Могла бы и не говорить. Наташке можно?

— Только ей. Интересно, а он так и спит у нас в каюте?

Тут донесся окрик Оливии.

— Лифт пришел!

Утреннее собрание заняло минуты три. Иен посчитал бесполезным тратить на разглагольствование время, которое лучше употребить на дело. Он попросту разделил весь гифт-шоп на команды и раздал задания. Нужно было собрать, записать и запаковать почти весь русский стафф. Обычно он старался разделять одноязычных в процессе продаж, чтобы девчонки не болтали между собой в рабочее время. Но сейчас был, явно, не тот случай, и все четыре представительницы русской мафии оказались вместе.

Локер на девятом этаже уже через несколько минут после начала представлял собой самый разгар Мамаева побоища. Все разбросано по полу, огромные картонные коробки открытыми стояли, где попало, выходя за пределы локера, и с легкостью заполоняя гостевой коридор. Повсюду валялись несметные полчища матрешек, причем разных мастей, размеров и что самое худшее все они оказались разобранными на две части: верх и низ. И все это предстояло собрать вместе, чтобы совпадал рисунок и размер, верх и низ, а еще и те меньшие матрешки, которым полагалась быть внутри. И девчонки принялись за дело…

— Дайте мне клубнички. Ну, дайте мне клубнички кто-нибудь. — взывала заваленная кучей деревянных русских сувениров, Ленка.

Алина в этот момент сражалась с ненормальных размеров коробкой с шалями. Она сдула волосы со лба, потому что руки тут же стали серыми от пыли и живо поинтересовалась:

— Что еще за клубнички?

Ленка помахала раскрашенным куском дерева у нее перед носом и пояснила:

— У этой матрешки на заднице нарисованы клубнички, а мне нужна верхняя часть.

— Ищи, заодно если кому-нибудь попадутся ножницы. — Алине никак не удавалось одержать верх над коробкой. — Дайте знать. Самурайский меч тоже подойдет.

Томку же интересовало совсем другое:

— А где эта рыжая дура? Кто-нибудь видел?

— Тут я. Чего тебе? — Наташка сидела сбоку и пыталась соединить две части, которые не совсем друг другу подходили, но она не сдавалась. Невежливое обращение подруги она пропустила мимо ушей.

Тамара только рассмеялась:

— Да не ты! Мне матрешка нужна вот такая с оранжевой косой.

— А-а.

Алина, наконец, осилила коробку и, подхватив ее, пошла в локер, бросив на прощанье:

— Мда. Знаете, все это весьма напоминает передачу «Найди меня».

Никто не ответил, потому что никто уже ничему не удивлялся, все были слишком заняты. Через два с половиной часа Алина со стоном разогнулась и выглянула в коридор, по пути наподдав ногой деревянную часть какой-то очередной поделки, которая с веселым грохотом поскакала вдаль.

— Черт. — выругалась она и поспешила за убежавшей игрушкой, пока какой-нибудь пассажир не поскользнулся на ней по закону подлости.

— Теперь дайте мне дуру с челочкой. — донеслось ей вслед.

Через секунду она вернулась, подхватив низ какой-то большой матрешки.

— Ну, как вы тут живые?

— Относительно. Я бы даже сказала весьма относительно. — зловеще пророчествовала Ленка. — Мы скорее всего тут поселимся. Пора переносить манатки. Дайте мне маму.

— Какую еще маму?

— Большую матрешку. — пояснила Тамара, забирая у Алины из рук русскую поделку.

— Наташка, а ты уже трезвая?

— Нет. Но я сижу и пишу. Поэтому никто не видит, что я пьяная с вечера.

Алина покачала головой и вернулась в свой локер. Флорина в коридоре разложила расписные яйца и с молоденьким хауз-киппером пыталась их пересчитать.

— А ты как?

— Я заснула прямо на гостевой двери. Можешь себе такое представить?

— А если б ее кто-нибудь открыл?

Она безразлично пожала плечами в ответ, ясно давая понять, как сильно ее это волнует.

Из коридора тем временем донеслось:

— Отдай мне эту морду. Это, вроде бы, моя.

Речь тоже шла о матрешке, догадалась девушка и вернулась к своим шалям, от которых ей уже становилось дурно. Интересно, когда люди осознают, что сошли с ума… — подумалось ей.

Тут в проеме показалась голова Сержа.

— Вы что, еще не закончили? Побыстрее нельзя? Там Иен ждет. — он осуждающе покачал головой и снова исчез.

У девушки появилось непреодолимое желание запаковать его в одну из коробок и отправить куда подальше. Как можно быть таким противным? Не видно что — ли, все же работают, так нет же, обязательно надо прийти и сказать гадость. Она уже открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь колкость в ответ, но ее перебил вопль, раздавшийся где-то по соседству:

— Я ее нашла почти всю! Ура!

— Давайте скорее. До брейков вам надо закончить.

В воздухе повисла неприязненная тишина, но ассистент менеджера, словно ничего не почувствовав, уже шагал назад по коридору широким мужским шагом. Алина перешагнула кучу наваленных на полу набивных кукол с фарфоровыми лицами. Лица девчонок ничего хорошего не выражали. Все молча переглянулись, а потом заговорили одновременно.

— Господи, как же он уже достал! Девочки, да дайте же ему кто-нибудь. Ему просто необходимо кого-то трахнуть.

— Иначе он затрахает нас.

— Морально.

— Do it for the team! — резюмировала с жаром Алина и девчонки дружно заржали.

— Кого отдадим на заклание?

— Жертвоприношение, блин…

Даже перерыву сорок пять минут вместо часа уже никто не возмущался — просто не было сил. Они спустились на третий дек, быстро перекусили, и снова нужно было приниматься за работу. Времени хватило только поесть и ничего больше. После брейка все вернулось на круги своя. За исключением того, что Грант так и остался спать в каюте Алины и Тамары. Когда первая по привычке широко распахнула дверь, то застыла на пороге. Она совершенно забыла то, что произошло этой ночью. Девушка знаками показала Томке, что у них гости. Подруга не выдержала и прыснула со смеху, зажимая рот рукой. Алина осторожно притворила дверь и растерянно посмотрела на нее:

— Слушай, и что делать будем?

Тома покачала головой:

— А что, ты всерьез думаешь, он у нас решил навечно поселиться?

Тут уже и Алина не выдержала, и расхохоталась. Подошла Наташка, пряча сигарету за спиной:

— Открывай быстрей, я курю.

В коридорах было строжайше запрещено находиться с едой, напитками ил сигаретами. Если кто-то из секьюрити бы заметил, дело грозило увольнением.

Алина схватила ее за плечи и живо развернула в обратную сторону:

— Курить будем у вас. Шагай, а то еще на секьюрити нарвемся. Пулей!

— А у вас то что?

— А у нас занято.

Наташа даже развернулась на ходу:

— Да ладно? Как так занято?

— Только не вставай на проходе. Я случайно переспала с Грантом.

Разумеется, подруга сделала прямо противоположенное и встала, как вкопанная:

— С каким Грантом? — сделала она большие глаза.

Алина смущенно развела руками:

— Ну с тем, который с аккапеллы новой.

Карие глаза, подведенные фиолетовыми тенями, распахнулись еще больше, их обладательница сурово взмахнула ресницами:

— Да ты что? А чего молчишь, блин?

— Я не молчу, я забыла, что он у меня в каюте спит. То есть я думала, что он уже проснулся и ушел… и вообще.

— Ну, мать ты даешь. Ты забыла, что с ним переспала? Ну и как?

Девчонки наконец-то ввалились в каюту, но там уже пускала колечки дыма Наташкина руммейт, и дискуссию пришлось свернуть. Ленке они почему-то все не слишком доверяли. Только что посвященная в дело подруга прямо раздувалась от любопытства и возмущенно пыхтела, пока они поднимались назад на восьмой дек. И все закрутилось по новой.

— Это не она, — покачала головой Алина, и Наташка мрачно скривилась. — Там цветочки другие. А тут вообще вишенки. Иди меняй.

— Эта нормальная? Положи обратно. — командовала Ленка над горой упаковочной бумаги. На очереди стояли все демаджи, которые точно так же надо было отделить от целых, зарегистрировать и убрать с глаз долой. Все это предназначалось на отправку в Майями, чему весь департмент гифт-шопа был несказанно рад. Русские сувениры уже так намозолили глаза, что казалось, скоро будут сниться им в кошмарных снах. Наташа подошла к Ленке и замерла на месте. Последний сувенир оставался в руках, а коробка была заклеена тремя полосками скотча, отлепить который не было никакой возможности:

— Блин!

— Что?

— Так они запаковали уже все.

— Блин! — выругалась и Ленка, вслед за подругой и растерянно почесала затылок. — Ну, не распаковывать же коробку из-за одной хреновины?

— Может разбить ее и в демаджи?

— Угу, мне уже все равно.

— Наташ, сходи. — заканючила Алина. — я вся завалена этой гадостью.

Под гадостью в этот раз подразумевались расписные лаковые шкатулки, каждая стоимостью минимум двести долларов, а некоторые несколько тысяч.

— Кто сказал, что это не она? Самая, что ни на есть она. — триумфально заявила Наташа, появляясь в дверях локера с другой найденной матрешкой в руках, заново обретшей обе свои половины. — слушай, а где Оливия?

— Она в четвертом локере.

— Ясно, дай мне вон ту жопу, пожалуйста. Ну, все это последняя. Давай записываем это и все.

— Ты хочешь сказать все с матрешками. — скептически закивала Ленка. — У нас еще куклы и шкатулки, шали, какие-то идиотские украшения и …

— Шали давно запакованы, надписаны и убраны. — возмутилась Алина. — или вы думаете, я тут загорала, пока вы работали?

— Я уже ничего не думаю. У меня мозг атрофировался. Кстати, эта не та жопа, это еврейская жопа. — задумчиво протянула Ленка, разглядывая последний круглобокий русский сувенир.

Алина в прострации воззрилась на нее.

— То бишь от той матрешки с еврейской картинкой. Ну, что непонятного? — разозлилась она, — Звезда там шестиконечная, как мне еще ее называть?

— А-а. — выражение Алининого лица без слов говорило, что она думает по этому поводу. — а я всегда думала, что матрешка — это исконно русский предмет искусства. Слушай, может, завтра закончим это? Я уже не могу больше

— А не поцелуешь меня в задницу? — вежливо поинтересовалась украинка. — Я тут еще и завтра сидеть не собираюсь. Давай хотя бы с этим закончим.

— Поехали. — вздохнула Алина.

Теперь оставалось только записать все номера, к чему они и приступили.

— Передай это. Три шесть один пять восемь. Спасибо, восемь семь пять четыре один. Осторожно, три шесть восемь пять два четыре.

— И двадцать восемь.

— Почему двадцать восемь? Разбитое? А-а.

Со стороны, наверное, такой диалог выглядел, по меньшей мере, странно, но две девчонки, сидевшие на полу в куче матрешек, пасхальных яиц, расписных шкатулок, шалей, понимали друг друга с полуслова. Ленка упаковывала, опротивевшие за целый день, матрешки в огромную картонную коробку, а Алина записывала номера, которые ей называли.

— Интересно, кто ее потащит? — меланхолически бросила она, ожидая, пока подруга отыщет следующий номер.

— Знаешь, мне все равно. Три шесть один восемь пять. Все! Пошли девкам помогать.

— Мать моя женщина… — застонала девушка, поднимаясь. — когда все это кончится?

— На следующей неделе.

Алина послала ей убийственный взгляд. Намного больше бы ее устроил ответ, что конечная проверка будет завтра утром. Она вышла в коридор, пока Ленка отряхивалась от упаковочной ленты и обрывков скотча.

Тамара с Наташей тем временем обсуждали, как бы сбегать поесть так, чтобы начальство не засекло.

— Сихорс один. — Томка кинула в большую коробку другую, — маленькую, с морским коньком на этикетке. Она считала пресс-папье. — а может просто сбегать сэндвич взять и тут его съесть? Две морских звезды.

— Ага, а как его возьмешь? Восемь, девять, десять, двенадцать. Ты мне лучше другое скажи…

— Руками. Чего непонятного? Отпрашиваешься в туалет и быстренько до месса. После десяти идет одиннадцать.

— Ну, да и на Шона там напороться. Я две сосчитала сразу.

— А-а. Я так не могу. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать. Я иначе собьюсь.

— Еще три хорса запиши. Я что-то спросить хотела.

— И еще пять. А что?

— Теперь уже не помню.

— Совсем уже мозги работать перестали. — тут, наконец, рыжеволосая красавица заметила Алину с Ленкой в дверях.

— Мы вниз — Оливии помогать.

— Двадцать пять, двадцать шесть. — кивнула девушка, снова углубившись в подсчет.

— Пошли уже. — махнула рукой Лена. — скоро мы вообще разучимся нормально разговаривать.

У Оливии на четвертом этаже дела шли не лучше.

— Открываешь коробку, чекаешь, сравниваешь с тем, что нарисовано, если не совпадает, то пишешь скунамбер, который на этих сумках наляпан.

— На этой вот не наляпан. — недовольно нахмурилась Алина. Ей уже надоело быть милой и во всем находить положительные стороны.

— Наляпан. Его только разглядеть надо. — Оливия уже собаку на этом съела.

— Тьфу, черт.

— Именно.

— А еще что осталось?

— Хмм, кроме тех кошмарных косметичек?

— Ну?

— Еще это сумасшествие за десять долларов.

— И что?

— А то, что сегодня мы его считать не можем. Нам его продавать, а потом…

— А потом полночи считать еще.

— Нет уж. — Алина решительно отказалась. — На фиг. Давайте его все продадим.

— Ага. Вы берете одну кошмарную сумку и три еще страшнее получаете в подарок.

— Те, которые колбасой воняют? — поинтересовалась Оливия.

— Ага. Протухшей. Надо же такую солому вонючую найти, наверное, специально искали.

Тут в комнату заглянула рыжеволосая голова. Четыре пары глаз, принадлежащих Алине и Лене, воззрились на нее в ожидании. Никому не хотелось заново открывать гигантскую коробку, заново переписывать четыре листа номеров и запаковывать это все назад. И все ради одной дурацкой матрешки, про которую все забыли. Проще было сделать вид, что ее вообще не существовало в природе.

— Ну, как? Выкинула?

— Ага, — махнула Наташка рукой и вытерла руки о футболку с ближайшей полки. — Пришла с помойкой, посмотрела, никого нет. Как размахнулась и захреначила. Посмотрела потом, тьфу — не разбилось. А тут этот филиппинец, который на помойке работает, приходит, я ему хелло пробормотала, сама пакетик об уголок и бежать. Надеюсь, никто не заметит.

Ленка расхохоталась, а Оливия тут же потребовала перевода, так как Наташка по привычке выпалила это по-русски. Украинка начала переводить, а Наташка скорчила за ее спиной уморительную физиономию, которая явно должна была означать «Что?» и относилась к прошедшей ночи с Грантом. Алина замахала руками и прошипела только одно слово, указывая на Ленку:

— Потом!

Подруга разочаровано скривилась и потерла нос рукой.

— Ладно, девушки, я на восьмой, мы с Томой почти закончили.

— Ленк, я с ней загляну, нам же наверняка что-нибудь сверху нужно?

Та задумалась и выдала через секунду:

— Скотч принеси. Тот, который побольше.

Оливия согласно кивнула.

— Точно. У меня больше нет.

— Ну, и отлично, я скоро вернусь. Одна нога тут, другая там.

— Знаю я эти ноги, — проворчала украинка, принимаясь разворачивать груду футболок. — Опять провалится на полчаса.

Наташа с Алиной тем временем шагали по коридору по направлению к лестнице.

— Ты с ума сошла? Даже не заикайся при Ленке. Дойдет до грека и опять мне выслушивать потом…

— Ты же решила от него уходить. И я же ничего не сказала.

— А я еще ничего не решила. Точнее даже я думаю, что наоборот, мне надо успокоится и вообще как-то прекратить это гулянье. А ты пыталась!

— Ничего я не пыталась, давай рассказывай лучше! Я чуть от любопытства не умерла. Когда ты успела, и самое главное, как он в постели? Выглядит то он на все сто, даже я заметила, хоть он немного и не в моем вкусе.

Алина неожиданно остановилась и нерешительно посмотрела на подругу.

— Я ничего не помню! Ни-че-го!

— Совсем ничего?

— Совсем. А знаешь, что самое ужасное во всем этом? Получается, что я изменила Йоргесу, а ради чего, спрашивается? Ради секса? Так я ничего из этой ночи не запомнила. А ради чего еще? Сама не знаю…

— Зачем тебе вообще он нужен? Вы же постоянно ссоритесь, секс у вас раз в пятилетку, из-за денег что- ли? Как-то это не очень здорово…

— Да нет, я не до такой степени свинья. Он мне нравится в чем-то, он надежный, я в нем уверена. С ним ни о чем не надо думать, понимаешь? И он правильный, и мне кажется, это то, что нужно. Потому что муж у меня был абсолютной противоположностью, и результат не замедлил сказаться.

— Значит грек — идеальный муж и будущий папочка, ну так не собираешься же за него замуж?

— Да я и не развелась еще. — уныло пробормотала Алина. — и точно никуда не собираюсь. Я и сама не знаю, почему я с ним.

Слова подруги заставили ее в очередной раз задуматься. Корабль качнуло, и девчонки машинально ухватились за поручни лестницы, куда они только что вышли. Жизнь на корабле приучала относиться ко всему философски: к качке, на которой не обращаешь внимания, даже если приходилось перебирать ногами в душе, к обеду, который иногда приходилось проглатывать за пять минут, к вечному гулу, который уже давно не мешал спать и ко всем остальным бортовым прелестям. Алина пропустила подругу вперед и поднялась на один дек выше, ей хотелось просто подышать на секунду свежим воздухом. Корабль снова повернулся в волнах, и краем сознания она удивилась, почему так качает, если они стоят на месте.

Быстренько взбежав вверх по лестнице, она ошарашено замерла, не зная, что предпринять. Ей вдруг отчаянно захотелось провалиться сквозь землю, — через узкий проем выхода на палубу пролезал высокий блондин в джинсах и футболке, обтягивающей идеальный торс. Солнечный свет бил ему в спину и четко обрисовывал контуры тела.

— Привет, Грант. — у Алины неожиданно пересохло в горле, и привет получился несуразно сиплым.

Голубые глаза вспыхнули ярким светом.

— Ой, привет. Как ты?

— Замечательно. Работаю с утра. Я тут шш… шла. Хм. Ну, буквально мимо проходила. — она нервно взмахнула руками и боком попыталась протиснуться мимо него. — Мы сейчас в локере работаем. Прямо тут. Ну не прямо тут, но на этой лестнице. То есть не на лестнице, а рядом. Вообще, тут.

— Понимаю. — он опустил глаза, и девушке показалось, что где-то погасили свет.

— Ну, увидимся. — она выскочила на палубу и прижала ладони к пылающим щекам.

«Черт подери, ну надо ж было ему тут оказаться». Это было первой мыслью. Тот факт, что его каюта находилась прямо рядом с выходом, как-то выпало из внимания девушки. «Я выглядела полной идиоткой». Эта мысль стала второй, и вместо того чтобы насладиться мгновениями отдыха, Алина начала мерить шагами дек.

С одной стороны ей было жутко неудобно перед Грантом, она переспала с ним и теперь просто пыталась вести себя как мужчина, то есть просто не замечать объект предыдущей ночи, и у нее это явно плохо получалось. Ей было стыдно и перед Йоргесом за то, что она опять ему изменила. Боже, опять! И действительно, какого черта, она остается с этим греком, от которого ничего, кроме хорошего, в общем-то, не видела. Разве что нервы ей мотает, так тоже ведь, не без повода.

Она попыталась разобраться в своих чувствах к Гранту и в причинах, по которым она провела-таки с ним ночь. Он был неописуемо привлекателен, но ведь это было не все. И Алина к своему ужасу вдруг поняла, что ее двигал практически спортивный интерес, получить то, что желают все остальные, стать победителем, а как человек, он ей был не интересен.

— Я стала действовать, как мужчина… — вслух резюмировала она и разозлилась, — просто прекрасно, девочка, давай продолжай в том же духе. Помнишь, как папа говорил? Будешь размениваться по пятакам, пятак тебе и цена!

На этом моменте своих рассуждений она тяжело вздохнула и повернулась, наконец, посмотреть на берег. Девушка задумчиво почесала щеку и попыталась подсчитать в каком же порту они стояли, потому что береговая линия ей ни о чем не говорила, хотя и казалась смутно знакомой. Порта, как такого, не было и в помине, а значит сегодня если их и выпустят в аутсайд, то это будет тендеринг, маленькие лодки, перевозящие пассажиров с корабля на берег.

Тут она чуть не хлопнула себя рукой по лбу. Ну, конечно же, они в Вильфранше. Поэтому и тендеринг, ведь там порт только для яхт. Не смотря на то, что все французское вызывало у нее гримасы, как от зубной боли, это название заставляло ее улыбаться. Этот город был связан с тем периодом ее жизни, когда она еще не знала Дамиана. На Лазурном берегу Алина провела свое первое лето во Франции и воспоминания были самыми чудесными: пальмы, золотой песок, голубое небо, загорелые и улыбчивые люди, и волшебное ощущение новизны, молодости и счастья.

Несколько мгновений она смотрела на берег и улыбалась, разглядывая яхты и зеленые холмы, но тут неожиданный оглушающий звук колокола заставил ее подскочить. Она оглянулась и показала кулак бриджу. Там радостно махал биноклем Адонис.

— Засранец! — весело крикнула она, немало не заботясь о том, что такое обращение никоем образом не подобает по отношению к офицеру. Но слышать ее грек никак не мог, а уж понимать и подавно, так что девушка могла быть спокойна по этому поводу. Однако колокол опендека напомнил ей, что пора возвращаться, и она поспешила к выходу. Грант и Йоргес, вместе взятые, вылетели у девушки из головы при мысли о том, что устроит ей Серж, если не застанет ее на месте. Деревянный настил гулко зазвучала у нее под ногами, пока она торопливо бежала с, залитой солнечным светом, палубы в электрический полумрак коридора.

По дороге она порадовалась, что все-таки есть работа — занятие, которое отрывает ее от этой ставшей какой-то очень длинной и запутанной череды мужчин. То, что в самом начале ее так не привлекало в корабельной жизни, сейчас, кажется, захлестывало с головой и начинало всерьез ее пугать.

— Простите, я чуть-чуть задержалась, — пробормотала она себе под нос, хотя обращалось это к Сержу, и собиралась было скользнуть куда-то за спины девчонок, но тот схватил ее железной рукой за плечо.

— Подожди. С тобой тут желают поговорить.

Алинино сердце снова куда-то ухнуло. Допрыгалась, сказала она самой себе. С тяжелым вздохом она развернулась, но на удивление ни Иена, ни Шона вокруг не обнаружила.

— Тебя тут спрашивали.

— Кто?

— Один джентльмен.

Алина с недоумением вышла с крю-части в коридор, и тут у нее в буквальном смысле слова опустились руки. «Это последний гвоздь в крышку моего гроба» — больше мыслей у нее не осталось. Перед девушкой стоял смущенный и взволнованный донельзя молодой человек, высокий, чернокожий и на костылях. Одна нога у него была в гипсе. Алина схватилась за голову:

— Крис! Господи Боже мой!! Что ты тут делаешь?!

 

Глава 12. Инвентаризация

— Да, Крис, я, правда, очень устала. Конечно, я очень рада, что ты тут, но елки-палки, надо ж было выбрать из всего сезона именно круиз с инвентаризацией! Да, я понимаю, естественно, ты не мог знать. — она помолчала, слушая монолог на том конце провода. Томка вопросительно смотрела на нее, зажав пальцами сигарету.

Алина отрицательно помотала головой, и Томка разочарованно пожала плечами и пошла в ванную:

— Ладно, Крис, у меня глаза уже закрываются. Я спать пойду, хорошо. Спокойной ночи. Да. Да. Целую. Ты тоже.

— А-а! — заорала она. — Тома! Ну что за идиотизм?!

— Чего кричишь? — появилась она в дверях, вытирая полотенцем лицо. — Какой именно?

— А ты чего умылась?

— Косметику смыла.

— А в бар?

— Да ну. Не хочу. Кевон скоро придет.

— Том, что мне делать? У меня сейчас голова треснет. Ну, чего он приперся-то сюда? Мне вот только его не хватало для полноты картины. Грек, Грант, Бен, а теперь еще и он.

— Ты забыла Марка и хм… Можешь еще сюда этого барабанщика приплести.

— А он-то тут причем?

— В последнее время я что-то часто слышу имя Джоша.

— Да нет. А вообще не знаю. И причем тут он?! Мне с Крисом разобраться надо как-то! Наверное, надо ему честно все сказать!

— Что? — иронически ухмыльнулась подруга, убирая волосы, чтобы не замочить в душе. — Ты знаешь, дорогой, я как то не поставила тебя в известность об окончании наших отношений, которых, собственно говоря, и не было, как таковых. А вообще, у меня на борту один официальный бойфренд, которого я почему-то редко вижу, неофициальный любовник, от которого бегаю, другой только что уехал, я ему пишу письма, и ко всему мне безумно нравится один сумасшедший драммер. Ах да, а на корабль я села, чтобы вернуться к бывшему мужу, которого все еще люблю. А так все в порядке, заверю я тебя. Зря вино отказалась пить, кстати. — сменила она тему под конец и протянула руку. — дай халат, там на кровати валяется. Все я пошла купаться.

Алина молча протянула халат и почувствовала, что все, с нее хватит. Без пол-литра не разберешься, пришла девушка к выводу, и не переодеваясь, вышла за дверь.

«Ну как же я ему это скажу? Он ведь сюда прилетел через океан, но ведь я не виновата, я же его не звала! Но у меня смелости не хватит. Ну как же в тридцать лет можно быть таким глупым? Или влюбленным? Да е-мое, что же он любит?! Во что они все влюбляются? Ведь ни один из них меня не знает, да и кто вообще знает? А вообще нужно ли оно, это знание для любви? Если нет, то, что же тогда мы любим? Даже мой собственный муж не знал меня на самом-то деле, а ведь мы почти три года вместе прожили… Господи, а я-то его разве знала? Если б знала, догадалась ведь, наверное, не отпускать его так, а если б знала, что он способен так со мной поступить, осталась бы я с ним? Какая может быть любовь без доверия?»

Девушка, как во сне, открыла дверь и зашла внутрь. Она прошла к бару, уселась на стул у самой стойки и даже не расслышала вопроса, который ей задали.

— Алина, с тобой все в порядке?

Она еще секунду смотрела в пирамиду бутылок на этажерке позади бармена и только после этого скосила глаза:

— А? Что?

— Назови мне какой-нибудь пирог.

— Чиз-кейк. — ни на секунду не заботясь о смысле вопроса, ответила девушка и, наконец, повернула-таки голову.

Рядом за стойкой сидели барабанщик и тромбонист. Она машинально оглянулась и поняла, что в баре почти никого кроме них не было. Музыка играла какая-то на ее взгляд весьма странная, что-то типа транса, в углу сидели завсегдатаи филиппинцы, бармен вопросительно смотрел на нее.

— Виски и кока лайт. — сказала девушка, а про себя подумала. — «Его тоже зовут Марк, с ним переспала Оливия. Интересно, других имен на корабле не нашлось? Неужели я, и правда, никогда не любила Дамиана по-настоящему по одной единственной причине, что я и знать-то его не знала, равно как и он меня?»

— Вот, что мы забыли! — хлопнул себя по лбу Джош, кидая свою карточку на мокрый стол. — На меня запиши, Марк. Мы перебрали все названия разных десертов, а чиз-кейк забыли. Слушай, у тебя такое странное выражения лица…

— Как мешком пыльным по голове огрели? — продолжила его мысль она. — Привет Бен.

Немногословный тромбонист поднял в воздух бутылку с пивом, как бы замещая этим приветствие. Барабанщик в свою очередь поморщился от прямолинейности переходящей в грубость, так не звучавшей в устах молодой и красивой девушки, которая сидела от него по правую руку, но все же подтвердил:

— Что-то вроде этого.

— Ну, так и есть.

— А я сегодня ходил играть. — укоризненно начал он, — А ты не пришла.

— А я работала. — в тон ему ответила девушка, начиная злиться. И тут ей не было покоя. — У нас инвентаризация, знаешь ли, и я вообще на ногах не стою.

— Да нет, я понимаю. Я просто ходил один кидать.

Алина вдруг опомнилась, он ведь ни в чем перед ней не провинился.

— Извини, пожалуйста. У меня просто голова кругом. Правда, ходил? — улыбнулась она недоверчиво.

— Да. — он, явно, был доволен собой.

У девушки вдруг потеплело на душе, все же что-то хорошее у нее, кажется, получалось.

— Я тобой горжусь. Скоро будешь играть лучше меня! — девушка подмигнула Бену. — Хотя вряд ли, конечно. — добавила она, посмеиваясь, предвидя его следующую фразу.

— Что?! — завопил он, вскочив со стула. — Вот увидишь! Я тебе докажу, что я могу. Однажды приедешь ко мне в Лос-Анджелес, а к тому времени я буду играть не хуже Коби Браянта, и мы с тобой сразимся!

Алина расхохоталась, ее ожидания подтвердились на сто процентов.

— А ты мечтатель.

— А вот посмотришь, — он вдруг заглянул ей в лицо и кивнул. — однажды ты просто не сможешь сказать нет.

Снова что-то такое промелькнуло в его глазах, что Алину тряхнуло как зарядом электричества. Каждый раз под его взглядом она чувствовала, что этот пухлый барабанщик будто видит ее изнутри, читает самое сокровенное и знает то, что ей не подвластно. Она изучающее посмотрела на него, но тут же отвела глаза в сторону, предпочтя снова спрятаться за стеной колкости и напускного безразличия:

— А ты опять пьян.

Он грустно улыбнулся.

— Не пьян, а пью. И что? — в бутылке, которую он держал в руках, почти ничего не оставалось, а на столике стояло уже несколько пустых.

— Могу я спросить, зачем?

— Потому что я несчастлив здесь. Вот зачем. — ни малейшей грубости не прозвучало в его голосе, скорее, только отрешенная усталость. — а вот ты, скажем, счастлива?

Алина отхлебнула виски и задумалась. Море, солнце, опендек, звезды, новые люди, язык, и даже работа. Слишком много мужчин, этот факт ее смущал, но пока еще забавлял. Да, она была счастлива, причем счастлива так, как может никогда не была счастлива с мужем, которого, как ей казалось, она любила всем сердцем.

— Да. Очень!

— Серьезно? — удивился Джош. — Нас погано кормят, вы работаете, как черти, каюты маленькие. Еще и осень уже почти. И ты счастлива?

— Глупости какие. Ни один из перечисленных тобой моментов не может сделать меня несчастной. По-моему это глупо расстраиваться из-за еды. Кормят и ладно. Ты посмотри вокруг. — Джош невольно оглянулся, и девушка смутилась. — Да, нет. Я не имею в виду бар. Я в общем. Ты представляешь мы на корабле. На огромном белом корабле, плывущем посредине Средиземного моря, ты выходишь на палубу и чувствуешь соленый ветер, брызги, видишь звезды и туманы… Да ради одного этого стоит тут находиться! А шторм! Ты когда-нибудь выходил в шторм на палубу?! Это же вообще неописуемо, видеть взбесившуюся стихию, быть в самом центре событий, чувствовать дрожь судна, прижимаясь к стене, когда ветром тебя готово снести в воду и почти невозможно дышать, прячась от волн, но стоять и замирать от восторга… Это ли не счастье? Ты думал о том, сколько людей лишены этого в жизни? И как счастлив ты, имея возможность жить жизнью океана?

Джош, затаив дыханье, слушал ее и описанные девушкой картины проносились у него перед глазами, а девушка между тем продолжала:

— А люди. Джош. Тут встречаются такие люди, которых ты никогда бы не встретил на берегу, артисты, певцы, музыканты, писатели, фотографы… Я столько интересных личностей за всю свою жизнь не встречала.

— Это уж точно. — одними губами произнес барабанщик, откровенно любуясь девушкой, которую задел за живое его вопрос. С сияющими глазами она доказывала ему то, что он знал и чувствовал сердцем, но в тоже время этих причин сейчас ему почему-то было не достаточно.

— А баскетбол? Где еще можно играть посреди моря в баскетбол? А порта? А новые страны? Ты вот сам откуда?

— Калифорния. Штаты.

— Ты, сидя в своей Калифорнии, когда бы ты выбрался в Норвегию? Увидел бы ты когда-нибудь серые скалы, глубокие фьорды, прозрачные озера, где викинги ходили. Викинги! Представляешь? И Ирландия? Англия? Да мы же тут всю Европу проплыли! Голландия, Италия, Франция! Сколько песен можно об этом написать, в конце концов, ты музыкант или кто? Ну, что не согласен? Это все не повод для счастья?

— Тихо- тихо, — согласен, конечно. Тебе стихи писать нужно, ты не пробовала? У тебя бы получилось.

Этот совет вызвал у Алины вполне понятную скептическую усмешку:

— Ага. Возьму на заметку. Просто иногда люди не понимают своего счастья. — она помолчала, криво ухмыльнувшись, — всегда кажется, что лучше там, где нас нет, а трава зеленее на газоне у соседа.

— Да нет. Дело не в этом.

— А в чем?

— Иногда боли слишком много бывает. Столько, что и солнечный свет не видишь, не то, что страны другие.

— То, что нас не убивает, делает только сильнее. Я этой зимой чуть не умерла, ну так не умерла же. — пожала она плечами. — у всех бывают трудные моменты. Тебе, похоже, просто нужен друг. И… — тут она хитро улыбнулась. — Баскетбол.

Джош повертел в руках бутылку и покачал головой:

— Пообещай мне одну вещь.

Алина слега удивилась:

— Какую?

— Оставайся всегда такой, какая ты сейчас. Пожалуйста. Так я буду верить, что где-то рядом живет счастливый человек.

Она вздрогнула и пытливо посмотрела ему в лицо, словно пытаясь разглядеть, что же ее так волновало в этом человеке. Что-то в нем было такое, близкое и далекое одновременно, что-то родное и что-то до смерти пугающее.

— А какая я сейчас? Откуда ты знаешь?

— Ты живая. И твоя энергия из этого бара выливается прямо. Ты… Ты, похоже, действительно счастлива.

— Счастлива. — проворчала она, вдруг вспомнив, почему она тут, и залпом выпив оставшееся виски, — Марк! Повтори, пожалуйста. Влипла я, как муха в паутине.

— Хочешь поговорить?

— А мы чем занимаемся? — попробовала она опять схамить, но махнула рукой. — Да что тут говорить, в мужиках запуталась совсем…

Джош вопросительно приподнял бровь, давая ей выбор, продолжать или нет, тема выглядела деликатной.

— Скучаешь по Бену?

— И это тоже.

— Я так и думал, что ты его девушка.

— Была, пока он тут был. — поправила его Алина. — Мы ведь вряд ли когда-нибудь увидимся. Но и дело не в этом. Есть еще один человек тут, а потом еще сегодня приперся на корабль мой бывший. Точнее, даже не совсем бывший. Он в Штатах живет, в интернете познакомились, он один раз ко мне в Питер приезжал, ну и все. Я ему потом не писала, не звонила, думала, он сам все поймет, а он вот взял и приехал через весь океан. А что я теперь скажу? Я не умею говорить — все кончено… Да с ним и не было ничего! Абсолютно! Просто планы на будущее, но одни слова! Это моя проблема… Большая.

Алина вздохнула, а Джош только хмыкнул.

— Я же говорил, что ты получаешь все, что захочешь. Я не удивляюсь, почему мужики за тобой толпами валят.

— Потому что выгляжу, как кукла Барби. Скучно.

— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть. Ты очень гордая, это сразу видно. И очень сильная, хотя наверняка, хрупкая внутри. Ты как ветер — сегодня здесь, завтра там. Попробуй, удержи, а всем и хочется попробовать, вдруг именно ему повезет. Ты такая, на которую каждый посмотрит и позавидует.

Алина с трудом верила своим ушам:

— Ты… Ты кто вообще? Откуда ты знаешь? И вообще, глупости все это, меня тоже бросали. И не раз. Забудь. Ты просто романтик.

— А ты уверена что бросали, потому что лучше нашли? Или просто, потому что знали, что долго им тебя не удержать?

Девушка ошеломленно подняла на него глаза и Сашкины слова: «С того самого момента, как ты вернулась, я боялся, что ты снова уедешь. Но я это знал и ждал…»

— Но ведь я тоже любить умею…

— По-настоящему?

— Я не знаю… — едва слышно сказала она и поняла, что теперь ей действительно это неизвестно. Девушка вертела пустой пластиковый стаканчик в руках и думала о муже. О том, чего же было больше в ее переживаниях о Дамиане: любви или просто тщеславия вперемешку с болью и обидой.

Джош тем временем расплатился за очередное виски, однако сам больше пить не стал. Его немного задели слова Алины об алкоголе, он расписался и вдруг тихий вопрос застал его врасплох.

— А ты? Ты любил когда-нибудь по-настоящему?

— Любил. Но мы никогда не были близки, редко разговаривали о чем-то важном, не делились чувствами, мыслями. Она была, как на предыдущем от меня уровне развития, но все же я любил ее. Да.

Алина насколько все происходящее казалось ее нереальным. Этот разговор напоминал сцену из кинофильма. Ах, вот они и нашли друг друга, они слушают одну музыку, читают одни книги и думают одинаково. Теперь положено упасть друг другу в объятия и голливудский поцелуй в диафрагму. Единственное, что ее успокаивало, так это его внешность. Он хоть и был высоким, но лишнего веса у него было предостаточно. Лицо было все таким же самым заурядным, никакой мягкой белоснежной улыбки, как у Гранта, да и в баскетбол играть он почти не умел. И глаза, она снова уставилась ему в лицо, чтобы и глаза тоже подвергнуть жесткой критики, и тут ее бросило в дрожь. Странные, карие с голубым оттенком, глаза музыканта отражали ее саму, ее поиск творчества, ее бунт и вызов обыденности, абсолютно схожий во всем взгляд на окружающее. Ей снова стало страшно.

«Так не бывает. — подумала она. — Я не хочу в него влюбляться. Что за бред? Он же пухлый. А вообще причем тут это…»

— Но я, наверное, никогда не был в нее влюблен. — Джош вклинился в ее мысли своим немузыкальным голосом.

— А ты понимаешь разницу между любить и быть влюбленным?

— А как иначе? А ты понимаешь между верить и доверять?

Алина не отвечала, молча глядя на него и выражения ее лица было близко к отвращению. Для нее, он не имел права на существование, невозможно думать, так как она сама, и мерить мир теми же мерками, каким она всю жизнь сама измеряла мир. Разницу между верить и доверять она придумала для себя когда-то очень давно, и почти никто не понимал, что она имеет в виду.

— Ты ужасен!

— Прости?!

Алина смутилась и чтобы уж совсем не выглядеть дурой, продолжая эту мысль, предложила:

— Слушай, давай о чем-нибудь другом. — и с нажимом добавила, — Пожалуйста.

Барабанщик реагировал молниеносно:

— Хочешь сняться в фильме?

Снова девушка решила не удивляться:

— Хочу. А в каком?

— Мы с Беном решили снять фильм и пишем сценарий. С убийством — поднял он вверх указательный палец.

— Прямо с убийством, — иронически протянула девушка, глядя, как Марк играет бутылками. — а кого убили?

— Пассажира.

— И?

— Что и?

— Ну, кто убил-то? Я? В смысле моя героиня?

— Мистер Хаппи.

Алина ошарашено посмотрела на него и расхохоталась. Такое ей в голову и придти не могло.

— Ты просто гений. А ведь никто бы и не догадался. Ведь отличная идея, действительно!

— Правда?

— Правда! — подтвердила девушка и почувствовала, что пьяна. — Я, кажется, набралась.

— А я протрезвел.

— Ну, хоть в этом мы различаемся. Я, пожалуй, на опендек и спать.

— А в чем не различаемся? Можно с тобой?

Алине вдруг захотелось пойти с ним не только на опендек, но и, вообще, куда угодно. Потом она подумала про Йоргеса, Криса и Гранта и отрицательно помотала головой.

— Я Бену обещала.

Он разочарованно втянул в себя воздух:

— Ты что, влюбилась в него, и правда?

Она молча повертела пальцем у виска.

— Я обещала ему ни с кем больше не смотреть на звезды, а спать могу с кем угодно.

— Интересная постановка вопроса.

— Спокойной ночи.

— И тебе сладких снов.

Джош повернулся и проводил ее взглядом, пока девушка нетвердой походкой пересекала зал. На часах было уже половина третьего ночи.

Прошла неделя. Девушка также жила у Йорго, общалась с барабанщиком, и работала в локерах на подсчете товара. Алина бежала по коридору вполне довольная жизнью. Очередной рабочий день закончился, ночь вступала в свои права. На выходе из магазина в мартини-бар она увидела Гранта за столиком с длинноногой танцовщицей из Австралии. Кажется, ее Кейт зовут. Молодые люди так были увлечены друг другом, что даже не обратили внимания на прошмыгнувшую мимо Алину. И слава Богу, — подумала она, и хотя ее тщеславию был нанесен урон, но настроения это почти не испортило. Она порадовалась, что ее не заметили, когда она так кошмарно выглядит в форме. И все равно я красивее, можешь забирать его, я его уже попробовала — мысленно показала она язык Кейт и почти тут же забыла об этом.

Бросив девчонок объедаться пиццей, она почти бегом сбежала по лестнице. Сейлс ассистант еще даже не переоделась, так ей хотелось увидеть Джоша. За целый день девушка уже успела соскучиться по сумасшедшему барабанщику, за которого после того случая с петицией, Алина чувствовала ответственность с примесью бесконечной нежности и восхищения, хотя пока и не отдавала себе в этом отчет. Если бы она дала себе труд задуматься над теми чувствами, то, скорее всего, описала бы их фразой Сент-Экзюпери «Мы в ответе за тех, кого приручили». Но сейчас ей просто хотелось снова увидеть восхищенные глаза и ощутить буквально кончиками пальцев, идущую от него живительную энергию.

Она стащила ненавистный красный галстук уже на входе в стаф часть и на ходу расстегнула форменную рубашку. У кабины барабанщика толпился народ. Наверное, снова какую-нибудь песню записывают, успела подумать девушка. Она заметила Ника, Кейти, стоял звукооператор, имени которого она не помнила и даже Кевона.

— Всем привет. — весело поздоровалась она. — Ну как дела?

Она поначалу не обратила внимания, что взгляды были сочувственные и даже виноватые. Ничего плохого Алина не заподозрила, протолкалась внутрь и чмокнула Рамиру в щеку:

— Привет. Чего делаем?

— Привет, дорогая.

На стуле сидел Бен, так что она плюхнулась прямо на пол. Джош стоял у шкафа, почти скрывшись за открытыми дверцами, она не могла дождаться пока он, наконец, ее заметит.

— Не сиди на полу. Садись на стул. — спохватился тромбонист.

— Да ну, на фиг. Я привыкла. Ты там поселился? — это предназначалось уже барабанщику.

Он медленно закрыл дверцы и взглянул сверху вниз на девушку так, словно ничего тяжелее ему в жизни делать еще не приходилось.

— Вещи собираю.

Улыбка медленно ушла с Алининого лица, словно стертая ластиком.

— Что? — так же медленно спросила она, — что ты сказал?

— Меня уволили.

Она никак не реагировала, просто сидела и смотрела на него, Джош не отвел взгляда, но на щеках у барабанщика заходили желваки.

— Вот так вот. — очень неуверенно произнес музыкант. В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая только гулом разговора снаружи. Он подошел к столу, где сидел Рамиру, и взял тетрадку с надписью «Селебрити».

— Я тут адреса собираю. Электронные. Напиши мне свой, пожалуйста.

Она все также безо всякого выражения смотрела на него.

— Дашь мне свой адрес? Я тебе письмо напишу. — подумав, что она не поняла или не расслышала, повторил Джош, но заметив ее глаза, замолк.

— Ни за что! — отчеканила девушка и опустила глаза в пол. На глаза попался большой черный чемодан на колесиках, открытый, как пасть неведомого чудовища. — Твою мать. — с чувством произнесла она по-русски, не отдавая себе в этом отчет, а потом уже по-английски. — Неужели совсем все?

Он молча смотрел на нее. Остальные тоже притихли, словно, почувствовали что-то серьезное. Девушка все также медленно поднялась и машинально отряхнулась.

— Иди ты со своим адресом! — рявкнула Алина со слезами на глазах и отвернулась. — Господи, как же мне это надоело.

— Что?

— Что? Что? — передразнила она его. В эту секунду она так была на него зла, что даже не задумалась, что может чувствовать он сам. — Ничего. Иди, собирай чемодан. Едь в свою Америку. И делай что хочешь!

— Но Алина…

— Забудь, что я вообще существую! — она почувствовала, что еще мгновение, и она разрыдается прямо у всех на глазах. — Ты действительно думаешь, это именно то, что мне нужно, — получать от тебя поздравления на рождество по мылу?! Да пошло все…

Джош положил руку ей на плечо, но она нервно скинула ее, толкнула все еще сидящего Бена, и зашагала по коридору. До слуха долетели слова утешения, которыми сердобольная Кейти, пыталась подбодрить друга. Джош шагнул из каюты, и ребята расступились, пропуская его, но он только посмотрел вслед. И хотя ему очень хотелось догнать ее, но он и понятия не имел, что сказать, Алина уже скрылась за поворотом.

— Да вернется она, не переживай. — сказал Рамиру. — она же такая, отходчивая. Зато уж ясно, что ты ей далеко не безразличен. Иначе бы так не расстроилась.

Джош повернулся к нему и с отчаяньем сжал кулаки.

— Да какая теперь разница! — и он ударил стену так, что она загудела.

Тем временем девушка в полном расстройстве уже рвала на себя ручку каюты, а та, естественно, не поддавалась. Она нервно пихала карту в замок снова и снова, но безрезультатно. Алина закусила губу и уставилась в потолок, прогоняя злые слезы, нервно убрала прядь волос и снова попыталась попасть в кабину. Дверь медленно распахнулась.

— Черт, черт, черт! — ничего умнее в голову не приходило. — не может быть! Господи, ну почему?!

В каюте никого не было, да и не могло быть, девочки ели в гест мессе, но это было и к лучшему, Алине нужно было сейчас побыть одной.

— Я ведь могла его спасти. — чувство вины и злоба на саму себя захлестнули с головой. — Могла! Легко. Твою мать.

Алина в отчаяние замолчала, но мысли лихорадочно неслись в голове. Мы ведь могли играть в баскетбол. Разговаривать. У меня почти получилось его отвлечь от выпивки! Ну, неужели я теперь больше его не увижу, как и всех остальных. Какого черта? Почему все так не справедливо?! Сначала Бен, теперь он. Почему я должна прощаться, даже не узнав ничего, как следует?! Почему именно сейчас? Почему не через полгода? Хотя бы несколько месяцев. Я не могу так отпустить его. Так запросто попрощаться и жить, как ни в чем не бывало.

Тут она вспомнила его глаза, и ее прошиб пот. Только сейчас девушка поняла, кого он ей напомнил. Глаза ее собаки, когда она нашла его в приюте. Гордые до лютости, и несчастные до глубины души. Глаза раненого на охоте тигра, который готов драться до последней капли крови, но который так никогда и не поймет, за что же его убивают. Звериная душа рвалась наружу — честная, открытая и бесстрашная. Убивать ради пищи, жить только на свободе, драться насмерть и любить, отдавая всего себя. Вот, что прочла она тогда в его взгляде, вот, что так сильно напугало ее. Все те идеалы, к которым стремилась она сама и которые предпочла забыть после боли и предательства. Та вера, которую она предала, те принципы, от которых отказалась, все это жило в нем и рвалось наружу с такой же силой, что была и у нее. Сейчас ей казалось, что это было так давно, что она с трудом бы вспомнила, если бы ее не заставили, если бы она никогда не встретила Джоша, если бы никогда не заглянула ему в глаза.

От пришедшего понимания стало еще хуже, но слез не было. Что-то ломалось в душе, что-то, чему теперь нужно было срастаться заново, что-то чему ей заново предстояло учиться. Да получиться ли? Алина не знала, но и времени думать сейчас у нее не было. Если уж ему суждено ее покинуть, как бы пафосно это не звучало, она решила насладиться каждой секундой пребывания с этим странным воплощением дикости, свободы и смелости. Девушка дернула дверцу шкафа и начала лихорадочно перерывать одежду.

— Вот это подойдет. — с этими словами она вытащила розовую кофточку, в которой когда то гуляла с Марком, и джинсы. Она одним махом сорвала с себя форму и тут на нее накатила волна удушливого стыда и раскаяния. Припомнились подробности ночи с Грантом, от которых ей захотелось убежать так далеко, чтоб никто никогда не нашел. Девушка неслышно застонала, и запустив ладони в гриву распущенных волос, опустилась на стул.

— Господи, прости меня. Сбереги его, пожалуйста. Пусть у него все наладится. Господи, ну не дай всему так закончится. Я ему помогу. Я… — и тут на нее нахлынула горькая реальность.

Помогу? Ты уже попыталась. У тебя был шанс все исправить, спасти, помочь кому-то достойному, заблудившемуся. Помнишь, как ты плакала в жилетку Сашке, когда тебе было плохо, как до трех ночи мучила вопросами Валентина, как часами молча сидела с Ленкой. Тебя всегда поддерживали, любили, холили и лелеяли, а ты? Ничего лучше не нашла сказать, как послать его куда подальше? То была лишь часть из выводов, которые Алина сделала в одну секунду. Девушку замучила совесть, но это только подхлестнуло ее. Она словно пробуждалась от долгого сна.

— Черт бы все побрал! — громко и размеренно произнесла она, оделась, прицепила ключ и уже меньше, чем через минуту она стояла перед его дверью.

Вокруг никого не было, все куда-то подевались. Алина несколько секунд собиралась с духом и наконец, постучала, в голове, заранее, заготовив извинения, зная, впрочем, что так их и не выговорит. Они чуть-чуть подождала, но никто не отзывался. Алина постучала еще раз на всякий случай, но она догадывалась, где он может быть.

На лестнице ей на глаза попался Кевон все еще в форменной одежде.

— Ну, ты чего? — участливо поинтересовался он. — Так сильно расстроилась?

Алина не стала отвечать, а просто сделала то, в чем так сильно нуждалась, подошла и спрятала голову на груди у чернокожего режиссера.

— Ну-у — протянул он, с готовностью ее обнимая. То, что произошло с ними несколько недель назад, уже, казалось, все забыли. И у каждого на душе было то, по сравнению с чем, неудавшееся любовь втроем, казалась глупым недоразумением. — Так дело не пойдет. Нельзя так раскисать.

— Кевон…

— Что, малышка?

— Мне страшно. — и это было правдой.

— Глупенькая. Все будет хорошо. Слышишь меня? — уверенно сказал молодой человек. — он тебе так сильно нравится?

— Не знаю. — честно ответила девушка. — правда, не знаю. Я даже думать боюсь, а что если, правда, нравится?

— Если правда нравится, значит, вы обязательно встретитесь! Земной шар такой маленький. Смотри я с Тринидат, а ты из России, а мы вот стоим тут, посредине моря, не пойми в какой заднице. Так что, ничего нет невозможного.

Она немного отстранилась и благодарно заглянула ему в лицо. Он улыбнулся в тридцать два зубы и потрепал по голове, как щенка.

— Ну что? Получше стало? Пойдем, выпьем что-нибудь?

Она усмехнулась и кивнула, спохватившись только перед входом в бар:

— Ты же в форме еще! Тебе ж переодеться надо.

Он только рукой махнул и открыл дверь в бар.

— Леди вперед.

«Да уж, леди», — подумалось ей и тут же оглушило музыкой, сигаретным дымом и запахом алкоголя.

— Что пить будешь? — нагнулся он к ее уху.

— Как всегда. — здесь приходилось кричать, чтобы хоть что-то слышать. Она боялась и в то же время до смерти хотела увидеть Джоша, надеясь, что он тут.

Кевон протискивался к бару, а Алина вертела головой в разные стороны, но барабанщика нигде не было видно. Вместо него, она заметила Оливию.

— Ку.

— Ку.

Это выражение часто служило им вместо приветствия, и никто не удивлялся. Алина тоскливо посмотрела на подругу:

— Олив, представляешь, Джоша уволили.

Она, как ни странно не удивилась:

— Знаю, видела его. Свинство полнейшее.

— Слушай, а где ты его видела?

— У Кейт в каюте. Там сейчас все собрались.

Черт, как же ей это в голову не пришло?

— А они в бар потом собирались?

— Ему же нельзя. Ты что, не знаешь?

Девушке не хотелось показаться не в теме, но Оливии было не стыдно признаться, поэтому она просто сказала:

— Не понимаю. Почему нельзя? Он же всю жизнь ходил.

— Его уволили по причинам безопасности. Он же все-таки подрался с охранником. Засим он вообще до отъезда не имеет права покидать каюту. Он и у Кейт права быть не имеет, по идее.

— Тьфу, черт! Тогда я пошла.

— К нему?

Она горько усмехнулась:

— А что? Есть варианты?

— Помнится, у тебя еще был бойфренд. Хотя он тебе все прощает. Наверное, и на драммера не обидится.

— Тьфу. — опять плюнула девушка, — Я и забыла. Боже, дай мне силы…

Оливия сочувствующе покачала головой.

— Ладно. Неважно. Придумаю что-нибудь. Все, я побежала.

— Ну, давай, может, сегодня еще увидимся.

Алина бросила взгляд на часы, подаренные Йоргесом.

— Сегодня уже кончилось. — и пошла к выходу.

Но стоило ей развернуться, как она наткнулась никого-то высокого. Алина подняла глаза, готовая выругаться и вместо этого чуть не застонала. Прямо перед ней насмешливо улыбался человек, с которым она не так давно провела ночь. Сбежать было невозможно, и она попыталась изобразить подобие приветствия:

— Добрый вечер. Как дела?

— Отлично, а у тебя?

— Все хорошо. — она чувствовала себя полной идиоткой, но ничего не могла поделать.

— Ну, еще увидимся.

— Да — да. — а про себя пробормотала, — чтоб ты провалился!

Протолкавшись через филиппинцев, она поднималась по лестнице, чувствуя себя несчастной до глубины души. Не обращая ни на кого внимания, добрела до каюты Йоргеса и без стука открыла дверь.

— Я сегодня не приду. — дальше дверей она не пошла. — драммера уволили. Ему плохо и сегодня я побуду с ним. Завтра он уезжает. Он мой друг.

— Привет.

— Привет. — ответила Алина. Казалось, хуже чувствовать уже некуда, но оказалось, никогда не говори никогда.

— Ты опять занята, значит. Мило.

— Его уволили.

— Я знаю.

— Тогда не обижайся.

— Обижаться? На что? На то, что у тебя всегда есть люди, которые для тебя важнее меня? Какие уж тут обиды.

— Йоргес…

— Что?

— Не начинай, пожалуйста.

— Не буду. Все равно в этом нет никакого смысла. Зайти не хочешь?

— Я нужна ему.

— А ты не думаешь, что ты и мне нужна.

— Он завтра уезжает.

— И что?

— А ты остаешься. Поговорим попозже? Ладно? — она шагнула внутрь, чмокнула его в сжатые губы и тихо прикрыла за собой дверь.

Алина шла по коридору, по которому ходила столько раз и думала, почему жизнь стала из простой и приятной, вдруг превратилась в такую сложную и болезненную? Ее не сильно волновало количество мужчин вокруг, но ее волновали те, которые ее покидали один за другим. Не то, чтобы ей страшно было остаться одной, но Джош был тем человеком, которого она совсем не готова была вот так легко отпустить. Все так неожиданно и странно, думала она, проходя мимо своей каюты.

— Ты куда?

Она непонимающе оглянулась, из- за двери высунулась Тамарка.

— Куда пошла, спрашиваю?

— Том, Джоша уволили.

— Барабанщика? Да ты что?!

— Его завтра домой отсылают. Я у него сегодня буду.

— Вот блин… — она растерянно посмотрела на подругу. — Он заходил кстати. То-то я думаю, у него лицо было, как на поминках. А за что хоть?

Алина вопрос проигнорировала:

— Когда он заходил?

— Да только что. Сказал — будет у себя. Вот же черт…

— Даже хуже. Вообщем, меня сегодня не ждите. — бросила на ходу девушка.

— Куда тебе звонить-то?!

— Я будильник заведу.

Тамара посмотрела ей вслед и вздохнула.

— Ну и дела.

В который раз я здесь сегодня? В третий? В четвертый? — тяжело подумала Алина, поднимая руку, чтобы постучать. Но дверь, обитая пластиком, открылась, будто по мановению волшебной палочки. На пороге стоял Джош собственной персоной, и у Девушки сердце заколотилось так сильно, что ей показалось это слышно абсолютно всем.

— Ты пришла? — он не поверил своим глазам. — а мы песню записываем.

Она молча кивнула и постаралась справиться с дрожью в коленях. Все стало слишком запутанно.

— Я к тебе заходил. Там Тамара…

В каюте сидели Бен и Рамиру. Один настраивал камеру, а другой синтезатор, все были заняты. Говорить никому не хотелось. Алина опять кивнула, толи в ответ на его слова, толи в качестве приветствия, и протиснулась в уголок.

— Я не буду мешать. Я тихо.

— Окей. Только сядь вон туда на кровать, пожалуйста, а то ты так выглядишь, что я не то, что петь, — дышать не смогу.

Барабанщик улыбнулся уголками губ и повернулся к камере. В другой раз Алина бы похвалила б сама себя за выбор одежды, но на этот момент радости ей не было никакой. Она неопределенно повела плечами и, сбросив шлепанцы, забралась с ногами на кровать.

Песня была грустной, но очень красивой, она чувствовала себя и очень счастливой, и безумно несчастной одновременно. Было больно и сладко, сердце ее словно находилось на острие ножа, в голове шумело. Повисла тишина, означающая конец, но девушка так и сидела с закрытыми глазами на его кровати. Алина уже не в состоянии была следить за выражением лица, поэтому просто отвернулась к стене и обняла руками колени. Джош оглянулся и кивнул ребятам.

— Спасибо вам огромное.

— Ну, я пошел. — тут же сказал Бен, — я еще зайду попрощаться. Завтра. — уточнил он и протянул руки барабанщику.

Ребята обнялись, и тромбонист вышел за дверь, Рамиру возился с проводами на столе. Джош посмотрел на часы и преувеличенно веселым голосом спросил:

— Ну чего, Алин, давай по-быстренькому?

Девушку словно кипятком ошпарили, она подняла голову и даже не нашлась, что ответить. Рамиру тем временем собрался, в одной руке у него был компьютер, а другой он многозначительно постучал музыканту по голове.

— Ладно, я пошутил.

— Я пошел. Спокойной ночи.

Алина слабо помахала рукой, девушке все никак было не выдавить из себя ни слова. Внизу кто-то хлопнул дверью бара, и до них донеслась музыка. Джош закрепил дверь, чтобы не было так душно и сел рядом с ней на кровать. Алина, наконец, заметила, что он переоделся, сейчас на нем было одета футболка и джинсы. Взгляд девушки упал на оголенные руки. На левой от запястья до локтя руку покрывали странные шрамы. Она пересела на пол и молча погладила их ладонью. И тут поняла, что они означали.

— Девушка?

— Откуда ты знаешь? — ошеломленно дернулся он.

— Я не знаю. Я просто чувствую.

— Старые глупости. Молодой был и тупой.

— Скучаешь по ней?

— Абсолютно нет.

Она кивнула, усмехнувшись, другого ответа она и не ждала.

— И именно поэтому разодрал руку. Мазохист, да?

Джош отвернулся.

— Знаешь, — произнес он после непродолжительного молчания. — Ты как Доменик. Ты дала мне надежду.

— Это ее имя? Доменик? Красиво… — Алине больно укололо разочарование, но она ничем его не выказала. Она подумала одновременно о глубине чувств и о детскости их выражений. А потом о том, что было б, если это имя принадлежало ей.

— Красиво, но Доменик, увы, я никогда не видел вживую. А все, что было связано с той, поверь мне, не столь уж красиво.

— Верю. — Алина улыбнулась, но улыбка вышла невеселой, как и все в этот вечер. — Как ни странно, так чаще всего и бывает.

Он долго-долго смотрел на нее.

— У тебя ведь много боли было в прошлом. Больше, чем у меня.

— А что ты еще думаешь?

— Почему ты такая?

— Какая?

— Умная.

— Я?! Да я вообще блондинка.

— Не говори так. Ты. Ты особенная.

У Алины какая-то железная рука сжала горло.

— Ты, и в самом деле, как она. Тебе не нужно ничего объяснять. ты и так все понимаешь. Почти без слов.

— Если не твоя девушка, то… — она пытливо посмотрела снизу вверх, — Кто она, Доменик?

— Это героиня моего романа.

Алина внутренне застонала. «Он еще и пишет. Я же ничего еще о нем не знаю. Не уезжай, пожалуйста. Останься.» — молча молила она его, но так и не смогла сказать вслух.

— А ведь мы похожи. — усмехнулась девушка вместо этого и поджала под себя ноги.

— Мне тоже так кажется, но ведь я совсем ничего о тебе не знаю. Совсем ничего.

— Спрашивай.

— Все что угодно?

— Все. — губы сами собой разъехались в улыбке, и на этот раз улыбка вышла теплой, как солнечный лучик.

— Я столько хочу о тебе узнать. Долго получится.

— У нас вся ночь впереди. — пожала плечами девушка.

— Тогда сегодня мы всю ночь будем разговаривать. И… — он встал, и Алина внутренне напряглась, ожидая очередной пошлой шутки, но вместо этого он подошел к столу и жестом фокусника вынул бутылку красного сухого, — и пить вино.

— Мне, кажется, я бы слушал тебя часами, но я не знаю что спрашивать? Расскажи мне историю. — вдруг попросил он.

Алина не удивилась, но и не задумалась. У нее над ухом как вживую прозвучали мамины слова, — хочешь, сказку расскажу? Про танк! В глазах защипало, но она зажмурилась и усмехнулась, повторив:

— Про танк.

— Давай. — он протянул ей стакан, — пересесть не хочешь?

— Я на полу люблю. — она сделала глоток и почти не почувствовала вкуса. — мне ее мама рассказала. Моя команда тогда участвовала в соревнованиях по стритболу, первый раз для меня, я была жутко горда и взволнована. Знаешь я ведь первый раз мячик в руки взяла, когда мне уже семнадцать лет было. Я ведь и по росту подходила и по физподготовке, и родители спортом занимались. А мама так вообще профессиональной баскетболисткой была, и папа играл периодически, а ребенок почему-то всем, чем можно только было, занимался, но не баскетболом. Я об этом потом всю жизнь жалела, и каратэ и гимнастика, и акробатика, и плаванье, и теннис, в ообщем, прямо весь набор. А вот чем я по-настоящему хотела б заниматься, так это этим. Но только на первом курсе университета до меня дошло, что оранжевый мяч — это навсегда.

— Да ладно, ты же классно играешь.

— Классно, это тебе не профессионально. А в тот год я вообще с ума сошла, мне так хотелось научиться, что я в шесть утра вставала и бегом бежала на площадку, чтобы бросок поставить. Помню, у меня еще ухо болело, но меня это только больше раззадоривало. Руки днем отнимались, но радости было просто море. И вот на следующий год уже я, как самый великий активист, но при этом, наверное, самый худший игрок в команде, подрядила своих девок участвовать в соревнованиях. Их тогда каждый год проводили на Дворцовой площади. Ты там был кстати.

Он кивнул, не желая перебивать, Алина оценила это и продолжила. Сложно было рассказывать по-английски, и временами ей приходилось на несколько мгновений умолкать, подбирая нужное слово, но Джош был идеальным слушателем.

— Ну вот, я счастливая, всю неделю бегала, подбирала название команды, регистрировала там и все такое, и наконец, вывесили сетку игр. Зато, когда я ее увидела, то честно говоря, вообще, раздумала продолжать свои занятия баскетболом. Мы во второй день попадали прямиком на Волну. Это, для справки, была команда города, то есть национальный уровень.

Джош присвистнул:

— Так это же стритбол. Уличные соревнования? Откуда там национальный уровень?!

— А вот. Дуракам закон не писан. Я приехала домой, игры были только на следующий день, а меня маму тогда только из больницы домой отпустили. На выходные. Она похудела ужасно, на лице одни глаза остались. Слабая стала, а характер ничуть не изменился. Мне иногда, хочется верить, что в этом я на нее похожа. Она меня всегда учила, что нужно бороться, чтобы не случилось. Вот и в этот раз. Я когда ей рассказала, даже тренироваться не пошла, кроссовки с порога в угол зашвырнула, а она так посмотрела на меня хитро и говорит. Хочешь, я тебе сказку расскажу — говорит. Про танк. Я ей — мам, ну какой танк, ты издеваешься что ли? А она смеется и спрашивает — вот ты думаешь, в танке главное что? Я сначала отвечать не хотела, вся расстроенная была и обиженная на весь мир, потом, наконец, что-то такое сказала, танкист, или что-то вроде этого, не помню. А мама так рассмеялась. Так я и думала, говорит. А в танке главное совсем не это.

Тут Алина наклонила голову.

— Вот, а ты бы что ответил?

— Хм. Это же явно какой-то подвох. Пушка?

— Не-а. В танке главное — не обосраться. — и триумфально пояснила. — Со страху.

Барабанщик рассмеялся.

— Боевая у тебя мама. И что дальше было, ты пошла на игру или нет?

— Пошла. У меня руки были до локтей расцарапаны. Знаешь, с девчонками играть не сахар. А уж с такими, я бы и тебе не советовала. А только мы выиграли. Представляешь? Одно очко, правда, и в таком бою, что ого — го. И явно не благодаря мне, но все же участие я приняла. Вот так то.

— Серьезно выиграли? — он недоверчиво поднял брови. — У команды города?! Ох, ничего себе.

— Да. — подтвердила девушка безо всякого выражения. — А мама умерла через три месяца.

В комнате вдруг стало очень тихо, но все же он не сказал традиционного — мне очень жаль, и Алина была ему за это благодарна.

— От чего? — негромко спросил он.

— От рака легких. Эти слова говорил мне смертельно больной человек, и я их запомнила на всю оставшуюся жизнь. — она подняла на него глаза. — И тебе советую

— Я запомню. — Джош кивнул — Обязательно. Она, наверное, у тебя была очень красивая.

— Очень. Намного, красивее меня. У нее были огромные голубые глаза, светлые волосы и губы как у Джоли. И фигура у нее лучше была. — со вздохом закончила девушка.

— А вот в это я не верю.

— Честно! Мы иногда с ней выбирались куда-нибудь, так нам парни кричали вслед: «Девчонки, подождите, давайте знакомится.» А мама только хохотала. А ведь ей сорок семь было.

— А тебе сколько было?

— Когда она умерла? Девятнадцать. Четыре дня как исполнилось.

— Мда-а. протянул он. — знаешь я уверен, она бы тобой гордилась сейчас.

— Скорее сказала бы, что я дубина.

— Почему?

— Потому, что мне уже двадцать пять, а я в третий раз начинаю жизнь заново.

— Первый тогда, второй — после мужа, да?

— Да. — скривилась Алина. — если можно его так назвать.

— Ты ведь его еще любишь?

Она молчала. Этот вопрос всегда заставал ее врасплох. Ведь и на корабле она была только для того, чтобы найти его и вернуть, и Крис был частью ее плана, многое уже было сделано для этого, но в последнее время она все чаще задавала себя иной вопрос. А смогла бы она его простить? А если нет, то к чему все это?

— Это его подарок, да?

— Что? — переспросила девушка.

— Кулон. — Джош протянул руку, и она поняла, что машинально теребила его все это время, и закрыла его ладонью.

— Нет, не подарок. Но он принадлежит ему. Ему его дал вождь племени индейцев Амазонии, и я должна его вернуть. Но знаешь…

— Знаешь что? — потому что девушка опять умолкла.

— Ты думаешь можно любить, когда не уважаешь человека и больше не веришь?

— Если ты о настоящей любви — то нет.

— Тогда я уверена, что не смогу опять быть с ним. Даже если еще люблю. — девушка сжала кулаки, что не укрылось от взгляда музыканта. — То, что я еще что-то чувствую — это вполне естественно. Он ведь был моим мужем, и я думала, что это навсегда. Я и он. В счастье и в горести. И все такое. Засыпать и просыпаться вместе, есть и пить, смеяться и плакать, навещать родню, кататься на мотоцикле. И еще миллион разных дел. Мне казалось, он идеально мне подходил, понимаешь, нам всегда было весело, в постели все было просто супер, путешествовали часто, танцевали, вообщем, никакой рутины. Я была с ним очень счастлива, но сейчас я все больше понимаю, что мне с ним, не как с личностью было хорошо, а от жизни, которую я вела. Понимаешь о чем я?

— Думаю, да.

— У меня в Париже было почти все, о чем я мечтала. Красивый муж, любимая собака, друзья, работа, учеба, я писала свою первую книгу. Мотоциклы, театры, музеи, выставки, рестораны, ночные клубы. Все, чего душа пожелает. Только море, пожалуй, было далеко, но ведь мы собирались переезжать. А потом, так вот, раз. — она с ухмылкой развела руками. — И он меня предал. Я все же думаю, я была хорошей женой. Не изменила за два года ему ни разу, а стоило б. У меня был один друг… В этом, пожалуй, я виновата, но ведь все было платонически, понимаешь. Мы просто общались. — краем мысли, не останавливаясь, перечисляя свои достоинства, она вдруг поняла, что первой в их браке предала она. И тогда, когда утренним ритуалом была смска для Рыжего, и даже тогда она это знала. Сердцем знала, и с этим ничего больше нельзя было поделать. — Представляешь, он не знал, как стиральная машинка включается. В семь утра вставала, чтоб ему обед приготовить. Ни разу не было, чтоб он домой вернулся, а в шкафу чистой рубашки нет или на плите пусто. У меня только характер ужасный. В этом разводе я сама была во многом виновата и возможно заслуживала наказания, но не такого… я ведь, правда, чуть не умерла. Меня три вещи спасли — отец, собака и друзья. Я сейчас поняла, такого никогда не смогу простить. Да и зачем?

— А ведь ты выглядишь такой счастливой. По тебе ни за что не скажешь, что ты такое перенесла. Ведь некоторым за всю жизнь такое не выпадает, а тебе всего двадцать пять.

— Во-первых, целых двадцать пять. А во-вторых… Во-вторых, я не выгляжу счастливой, я здесь, действительно очень счастлива. У меня, если хочешь, ощущение, что я толи из тюрьмы, толи из больницы вышла. Мы с ним были очень разными людьми, хоть нам и было хорошо вместе. Он за всю жизнь одну книгу прочел. А мне человек нужен, чтобы я могла и о книгах с ним разговаривать, и чтоб он морду сумел набить кому-то за меня. Мне его не хватает, но я в тоже время я почти ничего о нем и не помню. Хмм. А корабль… Для меня корабль, это как коридор со множеством выходов, ну точно, как этот. — и она мотнула головой в сторону двери. — я снова дышу, а как вспомню, что зимой было, страшно становится. У меня тогда два желания было — нормально проспать хотя бы одну ночь, не вскакивая каждые пять минут от рыданий, и поесть так, чтоб на изнанку потом не выворачивало. Я на семь килограмм похудела. Зато, какая диета.

Он допил вино и потянулся за бутылкой.

— То, что нас не убивает…

— Делает только сильнее, — закончила она. — и мне налей тоже.

— С удовольствием.

— Так что, кто знает, может, то, что тебя уволили, это тоже не просто так. Это обязательно должно привести к чему- то очень хорошему. Ты ведь из другого теста, понимаешь, о чем я. Ты можешь творить. У тебя есть твоя музыка, у тебя есть, что сказать миру! Ты бунтарь, но только от таких и рождается красота, кровью тех, кто бросает вызов обыденности. — она раскраснелась и возбужденно продолжала, — Ты просто обязан писать. Музыку или книги, это не так важно. Важно сам процесс творения и красота, которая получается в результате. Не пей больше. Ведь, это только мешает, а ты не имеешь на это права.

— Почему? — он даже дыхание затаил.

— Потому что ты иной. Знаешь во Франции даже фраза такая есть — boulot, metro, dodo, дословно, если переводить, так это — работа, метро и баю-бай. Так ведь почти все люди живут… А ты талант. Когда есть, что сказать, молчать ты не имеешь права. Представляешь, если б Хемингуэй так жил — в офисе, на работе и с детьми на выходные к морю? Чего бы мир лишился, представь хоть на минутку? И ведь все пьют и даже все напиваются, но нельзя же менять солнечный свет на бутылку! Даже лунный нельзя. — Алина частенько вставляла в разговор странные ассоциативные ряды, и часто ей приходилось пояснять, что она имеет в виду, но сейчас это не требовалось абсолютно точно. — У тебя столько сил, энергии, столько стремлений, а на что ты их тратишь? На алкоголь? И всего лишь потому, что ты тут несчастен, как ты говоришь? Посмотри на меня, даже я на это права не имею, а уж ты и подавно! Господи, да возьми ты мяч и вечером кидай, вместо бара. Это знаешь, как помогает, я ведь видела, что тебе это нравится. Джош, не трать свою жизнь понапрасну, пожалуйста! Ты столько всего можешь достичь. Слушай свое сердце и твори…

Она выдохлась и замолчала, во рту пересохло, и она опять потянулась к стакану. От вина язык у девушки развязывался все больше, но пока она четко осознавала, то, что говорила.

— Я ведь даже ни о чем не жалею. Веришь?

— Не верю. — Джоша поразила искренность и жар этой тирады, и тем более ее справедливость до такой степени, что музыканту стало стыдно. Он на минуту почувствовал себя школьником, и был втайне рад смене темы. — Жалеешь о баскетбольной школе. — напомнил он девушке, касаясь краем собственного пластикового стаканчика о ее.

— Только о баскетбольной школе. Так что, то все, что не делается, все к лучшему. Иначе я ведь никогда б не узнала этого.

— Чего?

— Корабля. Моря. Удивительных людей. Абсолютно иной жизни. — она подняла на него глаза. — Тебя.

— Меня?

— Я обязательно напишу про тебя в своей книге.

— А я про тебя!

— Нет. — Алина залпом выпила вино и надула губы. — Не хочу.

— Я и спрашивать не буду. А интересно почему?

— Потому что я хочу получить от тебя кое-что другое.

— Не вопрос.

— Ты же не знаешь, что я попрошу.

Он тоже одним глотком осушил свой стакан и разлил остатки вина.

— Все, что угодно. Хочешь куплю тебе Сенчюри, покрашу в розовый цвет и назову в твою честь?

Алина расхохоталась.

— Ну, еще бы. А в розовый, это потому что я блондинка, так?

— Нет, не потому. Просто так. Так чего желает моя королева?

— Тогда уж назови его Палома. А еще мы желаем, чтобы ты написал для нас песню. — застенчиво попросила «королева».

— Легко! А что значит Палома?

— Честно?

— Честно. Так что?

— Спроси у Рамиру, когда вернется. Это на испанском. Я так хочу дочку назвать, когда она у меня будет. Слушай, а сколько времени? — спохватилась девушка, подавив зевок.

Джош посмотрел на часы и вытаращил глаза:

— Половина седьмого.

— Мда. Мне осталось спать полтора часа.

Возвращаться к реальности никому не хотелось, но проза дня вторгалась в свои права с наступлением света. Алина покачнулась и поднялась на ноги. Взгляд упал на стол, на котором теперь лежали только вещи Рамиру. И все же один из предметов явно принадлежал не пианисту, и она взяла в руки барабанные палочки. Поверхность была гладкой и отполированной, на боку чернела полустертая надпись, которую девушка тихонько погладила рукой. Ей казалось, что они были живым существом.

— Надо же, никогда не держала их в руках, а ведь даже администратором группы когда-то была.

— Возьми на память. — предложил он, видя, с каким трепетом девушка держала их на ладони.

— Серьезно?

— Конечно, серьезно.

— Спасибо. — ей захотелось прижать их к груди, как плюшевого мишку. Слова были излишни, он словно подарил ей частичку самого себя, своей души, своего творчества.

Девушка подошла к барабанщику, встала на цыпочки и крепко обняла. Джош содрогнулся всем телом, и руки сомкнулись на ее талии.

— Какую надежду я тебе дала? — едва слышно спросила Алина, и так зная ответ.

— Что в этом мире все-таки существует женщина, которая способна меня понять.

Алина еще крепче прижалась к широкой груди, а затем легко оттолкнулась и обернулась на пороге.

— Спокойной ночи.

— Доброе утро. — ее глаза рыскали по его лицу в поисках улыбки, но он оставался абсолютно серьезен.

Алина повернулась и пошла прочь. Ее так и не покинуло чувство, что только что случилось что-то непоправимое. Спиной девушка чувствовала, как он смотрит ей в след, звука закрывающейся двери она так и не услышала.

Отвратительный посторонний шум громко и настойчиво трещал где-то совсем рядом. В голове отвратительно шумело, но глаза все же пришлось открыть, ибо звук повторялся с омерзительной периодичностью. Алина с трудом повернула голову и тут же зажмурилась от яркого света. «Твою мать. Этого дня я не переживу…»

Кошмарное бренчание издавал телефон, сменившийся на голос Тамары после поднятия трубки:

— Ну, ты что там, умерла? Я уже пять минут звоню. Вставай, давай.

— Еще не умерла, но сдается мне, ты не далека от истины.

— Вставай, говорю. Сегодня предпоследний день этого ужаса.

— Встаю. — пробормотала Алина — если получится. Я спать легла полтора часа назад.

— А я два. Так что день будет просто чудесный. Пошли хотя бы позавтракаем, если поспать не удалось.

— Иду. — и она нажала на отбой.

Девушка душераздирающе зевнула и тупо уставилась на пальцы ног. Интересно где мы сегодня, и почему так ужасно хочется спать? Это была единственная здравая мысль, которая приходила в голову. Она спала у Йорго, так что сейчас было время возвращаться к себе. Алина перевела взгляд на подушку, и ей вдруг страстно захотелось, чтобы весь вчерашний день был дурным сном, от которого она только что пробудилась. На простыне из-под одеяла торчали скрещенные барабанные палочки. Она с минуту молча смотрела на живую картину, потом нерешительно погладила твердую поверхность, глубоко вздохнула и натянула брюки.

— Пить хочу. Умираю. — объявила девушка на пороге своей каюты.

Томка молча подала ей открытую бутылку с минералкой. Она стояла растрепанная, но уже в белой футболке и форменных брюках. Алина, оглядев ее, открыла шкаф и вытащила такое же форменное поло.

— Ну, как вы вчера посидели? Было чего-нибудь?

Алина жадно пила воду и только отрицательно покачала головой.

— Уф-ф. Боже, почему так пить хочется после пьянки? Нет. Мы только разговаривали.

— И поэтому ты вылакала почти литр воды? — подозрительно поинтересовалась подруга.

Дверь душа открылась, и в комнату зашел Кевон. Алина, немало не смущаясь, натягивала футболку прямо при нем. Для девчонок он был чем-то вроде предмета мебели в плане стеснения.

— Привет. Ну как оно?

— Отстань, мы только разговаривали. — повторила она, нашаривая ногой туфли. — И вообще иди давай, нам пора.

— Окей. В аут сегодня пойдем после ланча?

Девчонки переглянулись между собой.

— Шел бы ты правда отсюда. — нехорошо покосилась Томка на своего бойфренда. — можно подумать, ты не в курсе, что мы вообще уже забыли, как берег выглядит. До Барселоны можно об это даже и не думать. Сегодня полдня работать, полдня в локерах, завтра си-дей, а потом двадцать четыре часа инвентаризации. А из-за тебя я еще и не выспалась не фига. Ты-то сейчас дрыхнуть пойдешь, зараза…

— Ладненько, приятного дня девочки. Повеселитесь на работе. — Чернокожий парень успокаивающе поднял руки, показывая розовые смешные ладошки, и ретировался — Алина, кстати, к тебе Джош с утра заходил. — донеслось уже из-за двери.

— Что?! — поперхнулась она водой, — Сюда?! Утром?!

Тамарка завязывала свои буйные волосы перед зеркалом и через плечо встревожено посмотрела на подругу.

— Ну да. А что?

— Епть… А что ты ему сказала? Давно он приходил? Ну что за черт…

— Кевон дверь открыл. Он пришел ни свет ни заря. Мы только-только закончили, ну сама понимаешь что, а тут стук в дверь.

— Ну и?

— Ну, он и сказал, что тебя нет.

— Тьфу ты, мать твою за ногу… ну зашибись. И что же я ему скажу теперь?

— Так у вас было чего, давай говори уже.

— Да не было. Честно, я же сказала, ну и что с того. Он мне нравится, Том. Он очень особенный. Я серьезно.

Тамара только рукой махнула и словно потеряла всякий интерес.

— Понятно. Еще один особенный.

— Тома, не издевайся, мне и так плохо. Он сегодня улетает.

— Шипс лайф. Пойдем-ка завтракать, дорогая.

Они вышли за дверь, но Алина все же забежала в коридор, где жили музыканты. В каюте толи никого не было, толи кто-то очень крепко спал. На Сенчюри начинался тем временем новый день.

Шон только поздоровался и смылся на задний план, оставив дела вышестоящему по должности. Департмент гифт-шопа в полном составе выглядел, как отряд узников на галерах. Осунувшиеся и невыспавшиеся лица, унылые взгляды и никакого энтузиазма. Даже Серж, обычно державшийся по стойке смирно, предпочел присесть на край стойки для футболок. Сил не было уже ни у кого, Алина вообще все собрание просидела с лицом, на котором было написано «Меня нет. Вернусь через сто лет». Иен даже сделал ей замечание, но так или иначе, ум сейлс ассистант был занят совсем иным. Как объяснить Джошу ее отсутствие в собственной каюте. Она так долго ломала голову, что и не расслышала, как ее зовет Зара.

Та вопросительно смотрела на нее и, кажется, ждала какого-то ответа.

— М-м?

Новозеландка нетерпеливо дернула головой. Алина машинально отметила, как всегда идеально нанесенный макияж сорокатрехлетней женщины, которая выглядела едва ли старше ее самой.

— Ну, ты еще не проснулась что — ли?

Все остальные подходили к столу, брали какие — то приборы и покидали магазин. Только Алиса и Рената оставались у касс, последняя своим обычным громоподобным голосом объясняла чилийке, как пересчитывать шоколад и чипсы. Алина отказалась от мысли сориентироваться по обстановке и виновато призналась:

— А что надо делать? Я все прослушала.

Зара вздохнула с видом великомученицы и за руку подвела девушку к столу.

— Бери счетчик и пошли уже.

Иен подозрительно посмотрел на последнюю выходящую пару:

— Вопросы есть?

Алина уже открыла рот, но ощутив чувствительный тычок под ребра, выше Зара дотянуться не смогла, тут же его и закрыла.

— Нет. Нам все ясно. — и мило улыбнувшись аккуратно прикрыла за собой дверь.

— Ты чего дерешься? — возмутилась девушка уже снаружи, пока они спускались по лестнице.

— А ты хочешь выслушивать все по пятому разу? Чем ты на собрании слушала?

— Понятия не имею, но я вообще ничего не поняла про эту штуковину. — и она с большим сомнением взвесила на руке внушительный прибор непонятного назначения.

— Короче. — они остановились перед витриной с янтарем. — нам нужно это пересчитать и записать.

— О Боже.

— Именно. Можем начинать. — и Зара вынула у Алину из рук счетчик, нажав какую-то кнопку сбоку, отчего тот засветился противным зеленым светом.

— Как старый мобильник. — непроизвольно вспомнила девушка.

— Похоже. Эта хреновина работает так. Берешь стилос и набираешь номер отсека. Его смотришь на витрине, — Иен их вчера развесил, потом количество предметов на полке, а потом детально по ску-номерам, которые по идее должны быть сзади. Понятно?

— Нет, но неважно. Сейчас попробуем.

— Никаких попробуем! С ума сошла? — новозеландка тут же отобрала у девушки счетчик. — Чтобы сбросить, надо идти к этому выскочке.

— К Иену?

— К Иену. Причем пойдешь к нему ты. Я вообще отказываюсь общаться с этим лысым малолеткой.

Алина хрюкнула, поспешно закрыв рот рукой, потому что вышеозначенный «лысый малолетка» прямо сейчас шел в их сторону.

— Ну, как дела девочки?

— Все в порядке, Иен. — Алина помахала счетчиком, чуть не заехав им в стекло дисплея.

Но он, похоже, не зря был высшим менеджером, обмануть бдительность им не удалось:

— Аккуратней, пожалуйста, с аппаратурой. Если в порядке, почему еще не начали?

На сей раз Алина пихнула, готовую съязвить, Зару, и поспешно сказала первое, что пришло в голову:

— Мы смотрели с какого отсека начинать. Ведь дисплеев много, — она развела руками, уже более успешно попытавшись протаранить дисплей, так что стеклянный шкаф жалобно зазвенел. И попыталась улыбнуться, чтобы сгладить впечатление. — Ой. Извините. Я его Заре отдам.

— Хорошая идея. — по лицу Иена было видно, что он, кажется, засомневался в правильности выбора команды для описи ювелирных украшений, но вспомнив про какое-то неотложное дело, зашагал дальше, не удостоив их даже кивком головы на прощанье.

Девчонки прыснули, как только он скрылся из виду.

— Надо покидать эту гадость за борт, и считать не надо.

Алина с неудовольствием оставила мысль так и поступить, сейчас даже это не доставило бы ей радости. Девушка вздохнула, ни о чем другом, вернее ни о ком она думать была просто не в состоянии. Джош улетает сегодня, и ей обязательно нужно с ним поговорить до отъезда с корабля. Но как это сделать? Чертова инвентаризация…

— Ладно. Пошли.

— Куда? — удивилась Зара. Мы тут сегодня целый день. Видела сколько дисплеев?

— А открывать ты их чем будешь? — поддразнила Алина женщину, которая была почти вдвое ее старше.

— А черт. Точно. Надо в джюэльри за ключами идти.

Тут Алину осенило.

— Зара, я вниз сбегаю быстро, а ты пока за ключами сходи, ладно. Я нейм-таг забыла.

— Только быстро.

— Пулей. — заверила ее Алина и воспряла духом. Кажется, еще не все потеряно.

Но перед коридором, где жил оркестр Сенчюри, она запаниковала и свернула по направлении в свою кабину. Лучше, я ему позвоню, подумала девушка, и подперла дверь внизу, чтобы та не захлопывалась. Она подошла к телефону, подумала и отдернула протянутую руку, нервно побарабанив по столику пальцами.

— Сначала в туалет схожу. — сказала она самой себе, пытаясь хоть на минуту отсрочить объяснение, которое могло свести на нет все. Алина и самой себе не была готова признаться, насколько важным мог оказаться в ее жизни этот странный, пухлый барабанщик с глазами раненного тигра. Она зашла в ванную, закрыла дверь на замок, словно это могло отгородить ее от окружающего мира.

— А ведь сама во всем виновата. Сама. — сказала девушка, машинально оглядывая белые полотенца, новую занавеску в душе, принесенную уборщиком, целую гвардию бутылочек с различными косметическими средствами, выстроившуюся по краю раковины. И внезапно решившись, она дернула ручку двери.

— Тьфу, ты, ну, ты. — девушка уже успела забыть, что сама заперла дверь несколько секунд назад.

Алина щелкнула замком, и торопливо вышла, вернее, только попыталась выйти из туалета, потому что на выходе натолкнулась на предмет своих утренних раздумий.

— Джош?! — просияла она. — Что ты тут делаешь?

Барабанщик однако не совсем разделял ее радости.

— Это тебя стоит спросить. Тебя тут так редко можно застать.

Алина сделала вид, что это было в порядке вещей:

— Ой ладно тебе, не дури. Я сплю у своего бывшего, когда он на работе. Там постель большая. Он, конечно, думает, что я вернусь, однажды, но вообще мы друзья. — плела она и внутренне сгорала от стыда.

Джош теребил в руках свисающий пояс тамаркиного халата.

— Да, конечно.

— И потом, у моей руммейт есть бойфренд. Иногда нужно входить и в их положение тоже.

Он молча кивнул, и Алина разозлилась.

— Отлично, то есть ты предполагаешь, что мне и полтора часа спать — это чересчур. Я же лошадь. Мне обязательно нужно было в оставшееся от общения с тобой время заняться сексом! Еще бы.

— А чего ты так разнервничалась? — спокойно спросил он, а в глазах светилась тихая грусть.

Алину такие слова окатили как ведром холодной воды, и она опомнилась.

— Пожалуйста.

— Хорошо. Я тебе верю. — просто сказал музыкант, словно спор был о том, какого цвета море, а вовсе не о том, где Алина сегодня ночевала. — У меня в час самолет.

«Вот и все» — проговорила про себя девушка, — «Вот и все». А вслух сказала:

— Я буду около ковы. Зайди за мной попрощаться?

— Я буду у себя в кабине, ну мало ли если у тебя пять минут будет свободных до того. — торопливо пояснил он. — Представляешь, мне даже выходить нельзя.

Алина закатила глаза к потолку:

— О боже. Бред какой. — и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу. — Меня же Иен убьет.

Джош резким движением повесил шелковый поясок на вешалку рядом со шкафом и глухо спросил:

— Неужели мы больше не увидимся?

— Я в это не верю, — твердо ответила девушка. — И все зависит от нас.

— Хочешь, я приеду к тебе в Майями? Возьму машину и приеду.

Алина тем временем взяла со стола ключ. Стоя к нему спиной, девушка не смогла сдержать расплывающиеся губы, с ног до головы ее затопило солнечное счастье. Затем она быстро посерьезнела, повернулась к нему лицом и ласково пригладила ему вихрастые волосы:

— Я зайду еще ладно? Мне пора бежать.

На бегу она подумала, что в спортзал сегодня уже можно, в принципе, и не идти, свою норму за сегодня она выполнила сбеганиями вверх вниз по лестнице. Хорошо хоть в служебной части корабля такие скачки были не запрещены, иначе тем, кто опаздывает, пришлось бы не сладко: по гостевой половине корабля так уже не поносишься, сломя голову. Мимолетно поздоровавшись с кем-то из хауз-кипперов, и тяжело дыша, но стараясь делать вид, что она ничуть не торопится, Алина затормозила рядом с новозеландкой.

— Я пришла.

Зара с любопытством подняла брови:

— Ну, и где ты была?

Алина подтянула хвост на затылке и сомнением глянула на коллегу:

— А куда я уходила?

Зара только фыркнула:

— Я уже две полки пересчитала, вот ту и эту. Бери машинку и забивай номера. Твое счастье, что Иен в бутике застрял.

— Так его не было?! — Алина с облегчением перевела дух. — Вот уж, точно, слава Богу.

— Терпеть его не могу. Он меня младше, а пытается учить уму-разуму. Представляешь приперся ко мне в косметику вчера и начал советы давать, как семинар проводить по кремам. А у меня в руках как раз банка с грязевой маской была. Так я чуть было ему глину на физиономию и не намазала. Руки так и чесались.

Алина хмыкнула, пытаясь не сбиваться.

— Ой, да что ты на него так взъелась, у нас предыдущая вот менеджер была, Ким, это просто ужас. У меня поджилки тряслись, когда она шла только из-за поворота.

Зара положила блокнот и ручку на стеклянную полку дисплея и уперла руки в боки:

— Алина, мне сорок три года. У меня двое взрослых детей, и какая-то там тля на десять лет меня младше станет меня учить жизни?

— Вообще-то, верно, конечно. — посочувствовала она и спросила, чтобы сменить тему. — А где твой муж? Как он смотрит на то, что ты на корабле?

— Да мы развелись уже лет десять как. Так что, думаю, никак не смотрит. Я вообще-то замуж собираюсь за Дейва.

— Это тот, который приезжает?

— Да. Через две недели — и новозеландка пустилась в пространный рассказ о своем бойфренде, о том какой он был замечательный и любящий.

Через двадцать минут Алина не выдержала. Она, в принципе, представляла, как будет выглядеть ее просьба, но надеялась на снисхождение. Джош так и не появился, а больше бездействия выдержать она была не в состоянии. Инвентаризацию за дело, девушка, естественно, не считала.

— Зара… Можно я еще на пять минут отойду?

— Я так понимаю, тебе просто очень надо?

— Зара. У меня друг через час улетает. Может быть, насовсем…

Глаза женщины сразу подобрели.

— Иди, конечно. Только не долго.

Алину два раза просить не пришлось. Проходя кову, она наткнулась на Ленку с целым подносом янтарных украшений.

— Это ты нам? — Алина на мгновение остановилась и с отвращением оглядела ювелирные изделия.

— Да, нет. Это в ювелирку, потом считать будем.

— А-а. Там что творится? — она мотнула головой в сторону джюэльри и помогла ей открыть дверь.

Ленка боком протиснулась внутрь, бросив на прощание:

— А там наш менеджер часы ломом бьет.

Алина, готовая бежать дальше, ошарашено остановилась, не поверив своим ушам:

— Что делает? Да, ладно?

Лена высунула голову и шепотом объяснила:

— Прохладно! Сидят там Шон вместе с Иеном и бьют швейцарские часы молотком.

— Все. Я даже комментировать не буду… — Алина покачала головой. — Это уже просто клиника неврозов. Не знаю, как мы эту инвентаризацию переживем.

Украинка только плечами пожала и скрылась внутри магазина. Для нее это была целая трагедия. Дорогие и абсолютно новые часы, вместо того, что бы поправить ремешок или приклеить страз, колотили вдребезги и отсылали назад, как демадж. Алину это не столько взволновало, сколько ошарашило. Но по-настоящему ее интересовало только то, что происходило в каюте барабанщика.

Дверь как всегда была нараспашку открыта. Рамиру сидел за компьютером, записывая для Джоша фотографии на диск.

— Трям. — она постаралась выглядеть веселой.

— Привет Алина. — отвлекся Рамиру на секунду от экрана.

— Привет дорогая. А я уже почти собрался.

— С чем тебя и поздравляю. — она не знала, что говорит.

— Так эмэйл мне и не оставишь свой? — безнадежно поинтересовался он, вытаскивая чемодан и прислоняя его к стенке.

Она отрицательно замотала головой.

— Оставь мне ты свой. Только не электронный, а обычный адрес.

— И ты однажды позвонишь в мою дверь?

— Да.

— Ты удивительная. — он посмотрел на девушку долгим-долгим недоверчивым взглядом, — я до сих пор не могу поверить, что ты существуешь.

Алина смутилась и от смущения выпалила вслух то, на что ее натолкнул взгляд музыканта:

— Ты похож на мою собаку!

Рамиру удивленно поднял голову и пробормотал себе под нос:

— Ничего себе, комплимент.

— Потому что смотрю на тебя такими же влюбленными глазами?

— Нет.

Как было объяснить ему характер Урикана? И то, сколько для нее значила эта собака? То, как они познакомились. И то, что он был единственным существом на земле, за которого она чувствовала, что несла ответственность.

Тут ее осенило:

— Я тебе сейчас его покажу, и ты поймешь.

Когда она вернулась в обнимку с компьютером, то чуть не натолкнулась на Кейт.

— Ты тоже сюда?

— Да, вот кофе Джошу принесла.

— Спасибо дорогая, — поблагодарил ее барабанщик, забирая бумажный дымящийся стаканчик.

Слух Алины неприятно царапнули такие нежности. До сих пор девушка слышала такие слова только при обращении к ней самой. Мысль, а может он всех так называет, а может все, о чем они говорили и все его выражения, это у него так со всеми, промелькнула в голове, но девушка от нее отмахнулась. В конце концов, Рамиру ее тоже также зовет, а их ничего, кроме дружеского общения, не связывает. Девушка раскрыла лаптоп и стала копаться в старых фотографиях.

— Это не то, это… Это Нормандия, а это вообще мы без собаки были. — перебирала она разные папки и быстро листала картинки.

— А это что? Капитан?

— Где? — удивилась девушка. — какой капитан?

— Ну вот, — показала Джош, — это вы у капитана?

— А-а. Ну, да. — безо всякого интереса подтвердила Алина, — Он глаз на Наташку положил, и мы все оказались приглашены на этакую парти. Клубника со сливками, белое вино и греческий салат. — скорчила она забавную рожицу. А что?

— А ты можешь дать мне эти фотки?

Алина уже не в первый раз слышала такую просьбу и мгновенно поняла, о чем идет речь. В прошлый раз ее просил об этом Димитрий, но она сразу же отказалась. Но теперь речь шла не о греке. Девушка пытливо посмотрела на музыканта, пытаясь понять, о чем он сейчас думает.

— Я же знаю, что они тебе не для украшения рабочего стола, и не меня ты на них лицезреть собираешься.

— Отдаю дань твоему уму. Но этот человек уволил меня за то, что сам проделывает ежедневно и с удовольствием. — со сдавленной яростью выговорил он, выдерживая ее взгляд.

Алину еще раз поразило его сходство с Уриканом. Сердце заныло, она уже знала, что не сможет ему отказать, но все же хотела оттянуть этот момент.

— Ты точно как он. Абсолютно. Такой же сумасшедший, такой же искренний, веселый и нежный. То тигр, то котенок. Сейчас я тебе покажу своего любимого мужчину. — с этими словами она закрыла одну папку и открыла совсем другую. — Вот, любуйся.

Нахмуренный барабанщик склонился над компьютером, а Алина, затаив дыхание, наблюдала за ним. Рамиру тоже сунул нос в экран и охнул от неожиданности.

— Я думал у тебя пудель какой-нибудь, а у тебя — это…

— Это — повторила девушка со смехом, — Это Урикан.

— И он тебе напоминает меня?

— Ты мне напоминаешь его. — поправила Алина, но в общем, это не столь важно. Просто вы похожи.

— Могу я спросить чем?

Алина испытывающее взглянула на него — она не могла понять, задело музыканта такое сравнение или заинтересовало, или может быть, тут было что-то другое?

— Душой. — тихо ответила она. — и тем, что я о вас должна заботиться, — но этого она не могла произнести вслух.

Но и того, что она сказала, оказалось достаточно, чтобы Джош простонал:

— Рам! Ну как мне ее оставить? Я же никогда в жизни не смогу такую найти…

— Алина, прыгай в чемодан? — Рамиру попытался разрядить обстановку.

— Да уж в таком бауле и еще место останется.

— Ребята, мне пора. Компьютер я оставлю, перепиши ему фотки, Рам. Я и так тут слишком долго.

Вот и наступил тот самый миг прощания. Алина лихорадочно пыталась придумать, как отдалить то, что было неизбежно, хоть на минуту, хоть на несколько секунд.

— Ты мне адрес не написал, — напомнила она.

Это было ужасно. Время уходило, как песок сквозь пальцы, и забирало от нее человека, который вдруг стал ей безумно дорог, а она ничего не могла сделать. Раз в жизни ей уже пришлось такое пережить, но и в этот раз надежда исчезнет только со смертью. Бороться надо до конца.

Алина молча протянула ему листок со стены, и он чиркнул несколько строк. Не глядя, девушка убрала бумагу в карман пиджака, ей никак нельзя было дольше задерживаться.

— Я буду ждать.

— Я приеду.

Они встали в дверях. Джош прижал девушку к себе так, что Алина чуть не задохнулась. На секунду ей стало тепло и спокойно и неожиданно пришло чувство, что теперь все будет хорошо, что где — то далеко с места стронулась маленькая снежинка, и нарастая, однажды она превратится в огромную белую лавину, ту, что снесет все старую боль, обиды, разочарование, ту, что разрушит стены и тюрьмы, в которые мы все друг друга заключаем. Ту, что даст яркому солнечному свету пролиться на жизни двух людей, таких непохожих на остальных, встретившихся всего на несколько дней где-то посреди океана и сейчас расстающихся против своей воли. Они прощались, но она готова была поклясться чем угодно, что не навсегда. И в этот миг ей стало все равно, кто мог их видеть, девушка приподнялась на цыпочках и поцеловала его. Он удивленно открыл глаза, и губы дрогнули, отзываясь, но девушка тут же оттолкнув его, уже исчезла, подарив болезненное нытье в низу живота.

— Тебе всю папку качать? — поинтересовался Рам, вырывая музыканта из оцепенения.

— Рам?

— Все фотки нужны или отберешь, спрашиваю.

— Рамиру, а что значит палома?

— Вообще голубь, ну а еще иногда так зовут перелетных птиц.

Она стояла напротив дисплея с янтарем, каждый за несколько тысяч долларов, и рассеянно слушала рассказы Зары о Майями. Она пыталась записывать номера, но то и дело ошибалась, путалась и начинала опять сначала. В голове роились целые стаи вариантов, один не лучше другого. Она почти была готова уже впасть в отчаяние, но тут ее словно что-то толкнуло, и она оглянулась, почувствовав чей-то взгляд. Резко обернувшись, девушку бросило в жар. Еще за сотую долю секунды до поворота головы, она уже знала, он здесь, и все же увидев барабанщика, сидящим на стуле, Алина все равно удивилась. Девушка сглотнула, а он просто сидел и, не отрываясь, глядел на нее.

— Привет. — нерешительно сказала она, так и не двинувшись с места.

— Привет.

Ей пришло в голову, что прощаний на этом корабле едва ли не больше, чем встреч, но иные даются слишком дорого. У Алины все сжалось внутри, когда она увидела его взгляд.

— Как дела?

— А у тебя?

— Ну, если часа должно хватать на нормальный здоровый сон, и говорить прощай дорогим тебе людям должно быть легко и приятно, то все отлично.

Он усмехнулся, но вышло это как-то невесело.

— Я тоже всего полтора часа спала. — а про себя добавила «И мне, может, еще тяжелее, чем тебе!». А вслух сказала:

— В самолете отоспишься.

Он сжал зубы, и Алина готова была оторвать себе слишком длинный язык. Можно подумать, он и сам не знает, что совсем скоро он будет уже так далеко от нее.

— Отосплюсь.

— Извини. — едва слышно пробормотала она.

— Так что вы тут считаете? — словно и не заметив ее слов, поинтересовался Джош.

— Янтарь. — скривила физиономию Зара. — причем примерзкий.

Джош подошел взглянуть, как будто его и на самом деле это интересовало.

— Какой тебе больше нравится?

Губы против воли расползлись в улыбке, и она с теплотой посмотрела на него:

— Ни-ка-кой. Они все — сплошное уродство. Ты только посмотри. — и девушка указала шариковой ручкой на открытую витрину. Этот экспонат представлял собой ярко желтый квадрат на кожаном ремешке, что, по-видимому, надлежало носить на запястье.

— Хм. И правда. Слушай, а что это?

— Браслет. — пожала плечами Зара.

— Хочешь я его тебе куплю? — вдруг прошептал он Алине прямо в ухо и подхватил ее на руки.

— Ты что? Хочешь, чтоб и меня уволили за компанию? — закричала она тоже шепотом. — Поставь меня сейчас же. — хотя на самом деле ей хотелось только одного, чтобы он никогда больше ее не отпускал.

Зара была уже взрослой женщиной, хоть и не менее способной на всякие безумства, но тут она заметила:

— Если Иен сейчас придет, тебя точно отсюда выкинут.

Джош медленно разжал руки и бережно опустил ее на пол:

— Поехали со мной?

Все ее существо кричало, хоть на край света, но реальность была иной.

— В следующей жизни. — и она улыбнулась.

Он молча кивнул.

— Я все равно буду ждать. В конце концов, это не так долго.

Ей вдруг захотелось бросить весь этот дорогой янтарь за борт и снова бросится к нему в объятия, так чтобы никто и ничто не могло их разъединить.

— Мне пора. Ты придешь меня проводить?

— Я…. - она заметалась, глядя на стеклянный шкаф и скептические глаза коллеги. — я постараюсь, хорошо?

Он снова кивнул, потом открыл рот, чтобы что-то сказать, передумал, круто развернулся и вышел. Прошли невыносимо долгие десять минут.

— Я сейчас приду, ладно?

— Аккуратней. Правда, ведь, проблем, не оберешься.

— Я быстренько. — и буквально через мгновение ее уже не было.

Она выбежала на палубу и посмотрела вниз. Ей не впервой было смотреть за уезжающими, но машины уже не было. Это значило, что барабанщик уже где-то на подъезде к аэропорту. Девушка даже не стала об этом думать, просто уголком сознания констатировала факт и все. Ни моральных, ни физических сил у нее больше не было. Он уехал окончательно и бесповоротно. Шипс лайф снова вступала в свои права, словно ночь, наступление которой, как бы ты не желал, отсрочить было не под силу никому из живущих.

 

Глава 13, последняя. То, что осталось важным…

Именно сейчас она вдруг поняла, как же сложно отыскать того самого своего человека. И для нормальных-то людей это казалось сложным, а уж для таких как она и Джош? Кому рассказать, что ты слышишь песни моря даже сквозь закрытые двери, что пальмы танцуют на берегу, что по ночам не хочется спать, а глядеть до рези в глазах в пугающую и тем чарующую пустоту ночи, ожидая или надеясь, на что? Именно сейчас она ощутила, как же сильно она скучала по этому сумасшедшему, по детски пухлому барабанщику. По тому, кто смотрел на нее взглядом, в котором всполохи огня сменялись прибрежными волнами, тот который мог слушать ее всю ночь напролет, а потом, когда она вдруг замолкнет, устав, продолжить ее же мысль. Но быть может, именно поэтому, им никогда и не быть вместе, потому что они так похожи, потому что их мысли как одна река, текущая в одну сторону. В эту секунду она была согласна на целый гарем его девушек, на простую дружбу, да на все, что угодно, только бы снова видеть его глаза, говорить с ним, слушать его безумные для любого постороннего человека идеи. Для любого, но не для нее. Они оба были творцами и не могли жить по правилам, оба искали в жизни что-то искреннее, по-настоящему важное, настоящее! Спорить, ругаться, и слушать, слушать, слушать… Вот, чего ей так недоставало в последние дни: его голоса, его слов, его мыслей.

Она так устала от обыденности, от нормальностей людей, от того, что все должно быть по правилам, подчиняться каким-то условностям. Прошла уже неделя с того момента, как он уехал, а вестей от него все не было. Она часто думала, что же его останавливало, и почему он молчал? Ее сердце было разбито не единожды, но каждый раз находились силы, находилась надежда, находилась новая любовь…. Неужели его драма была настолько больше ее? В это она не могла поверить. До сих пор с дрожью она вспоминала, как страшно ей было попросту оставаться одной в комнате, как она прятала лицо в собачьей шкуре и как мечтала просто уснуть или просто спокойно поесть, без того чтобы просыпаться в холодном поту через пять минут или ощущать каждый раз рвотные позывы. До такого Джош, наверное, не доходил. И хотя она абсолютно четко сейчас понимала, что по большей части это была ее собственная ошибка, но ведь она выжила и даже теперь уже пережила окончательно свою драму. Каждому, так или иначе, когда то разбивали сердце, каждый когда то был неудачно или безответно влюблен, каждого когда то предавали. И что ж теперь, ходить и разбивать чужие сердца только потому, что когда то сделали больно тебе?

Бен писал дружеские письма, и она отвечала ему в том же духе. Алина так и продолжала жить с греком, превратившись, наконец, в то, что он так старательно и так долго пытался из нее изваять. Она больше не ходила на вечеринки в бар, не бегала по ночам на опендек, не ходила играть в баскетбол. Девушка проводила с Йорго почти все свое свободное время, и хотя спала она теперь практически нормально, но выглядела все равно смертельно усталой. Казалось, в ней погас какой-то внутренний огонь. Она сняла и спрятала далеко в сумку все вещи, которые когда-то связывали ее с мужем: фотографию со стенки, кулон, кольцо и серьги. Больше она в них не нуждалась. Неизвестно, что таило ее будущее, но с прошлым Алина окончательно попрощалась. Как ни странно складывалась жизнь, но произошло это именно тогда, когда до трансатлантика оставалось не более десяти дней. Собственно, начинался последний круиз перед Штатами.

Инвентаризация закончилась успешно, Иен уехал и гифт-шоп обрел нового менеджера. Точнее менеджершу, ту самую, которую им предсказала Тамара, Вовочкину девушку. Алинина руммейт, как всегда ошиблась в расчетах и приехала она на неделю раньше, что дало им все-таки возможность познакомиться. Правда Дженни, а именно так звали их нового руководителя, ни о чем не подозревала. Но характер у нее и без того оказался ужасным. Она откровенно грубила всем подчиненным и всем своим видом давала понять, какие они для нее незначительные людишки. К тому же то ли из-за патологической ревности, то ли по каким-то своим неизвестным остальным причинам, ее начинало трясти при виде любой симпатичной особы женского пола. Первым делом она запретила открытые платья на формуле найт и всех девчонок одела в уродливые черные пашмины. Стоит ли говорить, какое отношение к себе заработала новоприбывшая. Ее полюбили почти так же, как и Кимберли, за тем исключением, что страха она ни у кого не вызывала.

Тамара же готовилась к отъезду и, хотя до него оставалось еще дней восемь, ее чемодан был практически собран. Алинина руммейт уезжала с корабля до перехода через океан, что радовало саму Тамару и безумно огорчало Наташку с Алиной. Кроме этих изменений, им прислали замену Никки, — толстую добродушную блондинку по имени Барбара.

Наступил декабрь и вовсю близился новый год, хотя в Европе это было совсем не заметно. Зима здесь была такой, каким в Питере порой бывало лето. В Барселоне, последний круиз остававшейся домашним портом для Сенчюри, светило солнце. Девчонки вытащили Алину развеяться, а она естественно потащила всех смотреть знаменитый собор Гауди. Без этого посещение города не имело никакого смысла. Этот архитектор нарядил Барселону в платья с цветами и животными, с незабываемыми узорами и неповторимыми ярчайшими красками, поставил здания, формы которых напоминали сказочные замки или домики фей. А собор Саграда Фамилия, хоть и недостроенный, но выполненный все в том же уникальном стиле, был единственным в своем роде. Алина много раз видела фотографии и изображения фрагментов творчества знаменитого испанца и всегда удивлялась, как ему разрешили построить дом Господа, всегда и везде подчиняющийся строгим канонам, в таком необычайном виде.

Из судьбы архитектора Алина знала совсем немного. Только то, что эксцентричный человек почти жил в соборе, а умер тоже неподалеку, по-дурацки попав под трамвай. Вообще-то собором Саграда Фамилия официально нельзя было называть, по статусу он был только церковью, но и назвать церковью такое внушительное и единственное в своем роде произведение искусства у девушки никак не выходило. Его можно было рассматривать часами, так не похож он был ни на что вообще. Внутри колонны напоминали деревья, снаружи башни выглядели, как скалы. В вышине на кресте сидели голуби, всюду.

Если смотреть издалека, то Саграда Фамилия не выглядела даже как человеческое творение, скорее как скала выточенная водопадом со сталактитами и сталагмитами, как муравеник, если вы в состоянии увидеть совершенство его линий. Собор казался сделанным из песка, что тоже приближало его к природе, а уж лестницы, как улитки и витражи, словно цветы все больше выбивали его из ряда обычных строений.

Еще издалека Алина, Наташка, Ленка и Тамара рассматривали удивительное сооружение среди подъемных кранов и строительных лесов. Алина выдавала те факты, которые помнила о соборе. То, что строили его на пожертвования прихожан и только сейчас стали вкладываться инвесторы, поэтому строительство длится уже больше века. Потом то, что долго спорили после смерти архитектора, стоит ли вообще его достраивать, потому что чертежи сгорели во время испанской гражданской войны. Последнее, что пришло ей на ум, было то, что все в соборе что-то означает: двенадцать башен — апостолов, высота ниже на один метр самого высокого холма Барселоны, чтобы подчеркнуть преклонение человека перед творением Создателя и все в том же духе.

Когда девчонки преодолели километровую очередь за билетами, которая, однако, двигалась достаточно быстро, они застыли минут на десять все, как одна, задрав головы перед главным входом. Тут было на что посмотреть, — помимо оживших в камне иллюстраций к Библии, каждая мельчайшая деталь притягивала взгляд. Колонны опирались на черепах, всюду ползали ящерки, летали гуси, высовывались чьи-то головы со странными украшениями, цвели цветы, плавали рыбы и ползли змеи. Алина долго рассматривала голову коровы с длинными изогнутыми рогами. Она вспомнила, что после смерти архитектора в городе велась бурная дискуссия, стоит ли продолжать строительство? Так как планы архитектора были никому неизвестны, то люди сомневались, сможет ли кто-нибудь повторить его стиль. В итоге, как они прочитали на табличке, строительство намеревались закончить к двадцать шестому году, так что идея, оставить храм незавершенным, канула в небытие.

Девчонки посмотрели и первый этаж с огромными тенистыми сводами, поднялись по винтовым лестницам на башни, окна которых выходили прямо на зеленое возвышение с красным крестом и голубями. Внизу тень от собора лежала на огромном куске земли, дорогах со снующими машинами и людьми, небольшом пруду и казалось, что она живет своей собственной жизнью, паря в воздухе, не касаясь земли. Тут и там можно было увидеть вазы с цветами, башенки с фруктами, витражи и изречения из Библии. Когда девчонки вышли наружу, почти полностью забив фотоаппараты снимками, у них осталось странное ощущение, что они побывали в замке спящей красавицы, а не строгом церковном учреждении. Гауди, по слухам, был глубоко религиозным человеком, но так как он был еще и талантливейшим и неповторимым архитектором, то собор получился единственным в своем роде и сказочно-волшебным.

Даже Ленка, меряя улицы Барселоны своим широким шагом, настроилась на романтический лад. Гифт-шоп притих, и каждый думал о чем-то хорошем, так что с полной уверенностью можно было сказать, что архитектор достиг своей цели. Правда, такое настроение у них продлилось не долго. Как только вся компания вышла на улицу, в простонародье носящей название «Проспект живых статуй», они только и тыкали с хохотом пальцами то в один, то в другой персонаж. Мимы или, как их еще называли немые артисты, стояли здесь на каждом шагу. Непомерно толстая тетка, не поместившаяся бы ни в один грузовой лифт, то и дело приседала в реверансе на умильно коротеньких ножках. Ангел, устроивший себе перерыв, опустив белоснежные крылья и сдвинув нимб на бок, мирно курил в уголочке. Зомби с кровавой пастью и стекающими по подбородку чьими-то внутренностями показывал дорогу по карте заблудившимся китаянкам-туристкам. Эльф пил пиво, немало не стесняясь проходящих мимо людей. У каждого рядом стояла тарелочка для так называемых подношений, что и составляло их дневную зарплату. В конце улицы им встретился Милан с Раджем, уморительные и пошлые замечания коих только добавили развлечений в программу.

Время, отведенное на прогулку, медленно подходило к концу. И лотки с самыми разными сластями и небольшой птичий рынок пришлось оставить на следующий раз, равно как и парк… В порту Алина немного отстала под предлогом звонка папе. Собственно говоря, это так и было, но ей не хотелось, чтобы кто-нибудь слышал, о чем они будут говорить. Точнее о ком.

— И никаких признаков жизни он не подает, но мне кажется, что это именно тот человек, которого всю жизнь ждала! Ты даже представить себе не можешь, насколько мы похожи. Но почему он не отвечает, я никак не могу понять? — речь шла естественно о барабанщике.

Папа на этот счет был очень реалистичен, особенно потому, что слишком хорошо знал свою непутевую дочь.

— Если он на тебя похож, сгорите оба. Неужели тебе не хватило опыта с бывшим мужем? Может, все-таки пора признать, что имея такую сумасшедшую голову на плечах, в супруги тебе можно брать только рационального и практичного человека. Такого, который будет о тебе заботиться. Того, кого должен тебя уравновешивать, а не тянуть за собой в бездну. Мало того, что он пьет, так он еще и психически не уравновешен. Спасти ты его не спасешь, пропадете оба.

Алина шокировано молчала. Она ждала от единственного родителя понимания и поддержки, а услышала полностью тому противоположное.

— Судя по всему, твой грек именно тот человек, который тебе нужен, а совсем не барабанщик. И потом. Если он тебе не отвечает, сам первый не написал и не позвонил…

— Да куда он мне позвонит? — с негодованием перебила девушка.

— Алина. — наставительно сказал папа на том конце провода. Девушка прямо воочию увидела, как он поднял палец. — Когда мужчине надо, он тебя найдет на луне, не то, что на корабле. А когда не надо, то найдется тысяч причин, почему нет. И не надо искать белый гриб посреди Невского проспекта. Его там просто нет. И в психологии ты тоже ничего нового все равно не изобретешь, уже все написано до тебя. Так что если от него ни слуха не духа, значит так ты ему и нужна. Да и вообще, мне кажется, ты его просто придумала. Никакой он не удивительный замечательный, а просто алкоголик с проблемным характером.

— Неправда! — злые слезы набежали на глаза. Ей хотелось затопать ногами, как в детстве.

— Ну, тебе виднее, я сказал свое мнение. Ты бы лучше получше узнала своего Георгия, или как его там. Может быть, он вовсе не такой зануда. Я не верю, чтобы у него совсем не было никаких интересных черт. Но опять же. Решать тебе.

— Да уж не сомневайся. Решу как-нибудь без сопливых. — девушка швырнула трубку на рычаг, даже попрощавшись.

Она шла и против воли думала, что может быть, отец был прав, они вместе взорвали бы корабль и погибли бы оба? Ну, так что же, — злобно подумалось ей, почему нет? Чем хуже такой конец, чем существование во имя того, чтобы с утра думать, что бы такого приготовить на обед и ругаться из-за канала в телевизоре. Девушка не считала себя или Джоша кем-то исключительным, ей нравилось думать, что они не такие как остальные. По большей части это так и было, но она не обольщалась, думая, что они одни такие в целом свете, подобно четырнадцатилетним подросткам, стоящим на пороге первого любовного переживания, и думающим, что до них никто и никогда так не любил. Тут даже она путалась, то думая, что только он один может ее понять, то обижалась на его затянувшееся молчание… и все же. Все же сейчас ей сильно его не хватало. И как мужчины, но прежде всего, как собеседника. Думать о том, что есть шанс, никогда больше его не увидеть, она просто не желала.

Потом естественным путем мысли у девушки закрутились вокруг грека. Он был положительный, правильный и тем самым скучный. Куда более захватывающими были переживания и тернии вокруг барабанщика. Грек ей нравился, но как можно было полюбить такого педанта. Ведь кроме своей работы ничего в своей жизни больше не видел. Именно так думала девушка, делая выбор не в пользу второго.

Вечером они отправились в Мурано, но почти никакого удовольствия девушка от похода в знаменитый ресторан не получила. Там всего было слишком много: людей, золотого цвета, разговоров. Стоя перед стойкой метроди напротив огромных стеклянных дверей, пока готовили их столик, девушка чувствовала себя неуютно от фальшивой учтивости и наигранной вежливости. Единственное, что в этой демонстрации было настоящим, так это уважение к погонам Йорго. Офицеры имели власть повсюду на корабле, и девушке не могло это не льстить. В остальном же радости Алина не видела. Каждому официанту было что-то от нее надо. То узнать, как прошел сегодня день, то хочет ли она хлеба, вина, воды, и если да, то, какого именно. Разговаривать было практически невозможно, но девушка была даже этому рада. Накануне ночью Йорго признался девушке в любви, что не стало для нее откровенностью, но тем не менее, как на это реагировать Алина до сих пор не знала. Он просил ее поехать с ним после окончания контракта в Германию, где Селебрити строила корабль нового класса. Что ему ответить, девушка не знала. Она рассеянно вертела в руках длинную и тяжелую сверкающую вилку, в пол-уха слушая, о чем говорит молодой человек. Они уже заказали еду, выбрали вино, и им принесли воду, когда какое-то слово заставило девушку оторваться от мыслей о барабанщике.

— Боксер? Да ладно!

— А что? — настала его пора удивляться.

— Да так.

— Ничего. Точнее ничего себе!

— Что тебя так удивляет?

— Это!

— Что именно? Что я был боксером? Что в этом такого?

— Для меня это важно. — Алина машинально теребила в руках край бело-кремовой скатерти.

— Почему?

— Потому что для меня важен спорт. Почему ты никогда мне этого не рассказывал?

— Между прочим, в своем весе я был одним из лучших.

Алина недоверчиво смотрела на него. Она всегда считала его дохляком. Он весил, наверное, столько же, сколько и она, будучи выше ее всего на несколько сантиметров, и казался как бы физически не дотягивающим до ее уровня. А тут бокс. Такой истинно мужской спорт, да еще и один из лучших. Сомнения с новой силой заскреблись у нее в душе. Да что же это такое!

— Что именно?

— А?

— Ты сказала: да что же это такое?

— Я подумала. — И тут она поняла, что произнесла на самом деле последние слова вслух, да еще и на английском. Вот дурацкая привычка! — хорошо еще имя Джоша не всплыло.

Пламя свечей играло на блестящих тяжелых столовых приборах, на золотых обивочных гвоздях, утопленных в бархате стульев и пуфов, и на лицах сидящих. В другой ситуации все вокруг показалось бы девушке непередаваемо романтичным, но сейчас она ни на что не обращала внимания.

— Просто я подумала, что почти ничего не знаю о тебе. А впрочем, наверное, до конца узнать человека невозможно. Я вот с бывшим мужем жила, а потом оказалось, что он мне вообще чужой, да и незнакомый. Вот так и теперь. Только мне покажется, что я уже составила о тебе свое мнение, как ты говоришь или делаешь что-то, что все переворачивает с ног на голову.

— Это плохо?

— Это странно. — ответила она и в очередной раз вспомнила папины слова о том, что Джоша она на самом деле придумала. Боже как же мне принять верное решение? Что еще она еще не знала о Йоргесе?

— Нас японец тренировал, как ни странно, и было по две тренировки в день. У меня тогда была совсем другая жизнь. Меня очень многие знают именно по этому периоду. Знаешь, я же упрямый очень и если что захочу, то все сделаю, но добьюсь! Я один раз увидел парня, который к нам в спортзал пришел в спортивном костюме с надписью «Эллада», это значило, что он из национальной сборной, и меня встряхнуло. Почему я такой не могу иметь?! Потом пришел один раз в таком. Добился. — он помолчал, а Алина с трудом верила своим ушам. — тут, как у Коэльо, хотя ты его и не любишь, если ты чего-то хочешь, то все вокруг будет с тобой в твоем стремлении. Но это давно было, как в другой жизни. У меня и мечты были иные и друзья, все. Костас вот недавно звонил мне, а я как раз сидел кофе пил с одним из тех, с кем раньше тренировался. Так они друг другу за три часа сидения не сказала ни слова, а Костас, только тот ушел, спрашивает, кто это еще такой? Откуда, мол, ты его выкопал?! — он усмехнулся и бросил взгляд в боковое зеркало. — что за малака? Что, дальний свет руки отвалятся выключить?! Совсем уже! А недавно он бомбу подложил. Да.

— Как бомбу? — растерялась Алина.

— А вот так. Бомбу. Ты себя считаешь сумасшедшей, а думаешь, у нормального человека могут быть такие друзья?

Алина задумалась. Своим друзьям она могла простить и понять очень многое, если не все, предательство тут в виду не имелось. Но бомба… и… Коэльо?

— Знаешь, почему я этого писателя не люблю?

— Почему?

— Потому, что он глупый. Если уж ты пишешь такие коротенькие вещи, так тем более будь точен в своих высказываниях. Если ты чего-нибудь хочешь… А если я хочу убить вот того человека. — девушка мотнула головой в сторону пожилого, если не сказать старого грека, одетого в светло-голубой пиджак и судя по всему работающего зазывалой в ресторане. — Что же все на свете мне помогать будет? Чушь собачья. Просто есть истинные мечты, а есть так желания, заботы, цели, это же все разное. И нельзя так писать, как он. А все читают, потому что это модно. На мой взгляд, это отвратительно, уж лучше Гарри Поттера тогда взять…

— Это уже просто потеря времени.

— Коэльо тоже.

— Ты, наверное, думаешь, что это плохо, что я не читаю художественную литературу, как ты.

— Если б ты совсем ничего не читал, это было бы не просто плохо, а вообще ужас. А ты же читаешь, просто другое, чем я. Мой бывший муж за всю жизнь прочитал всего одну книгу, что-то там про побег из тюрьмы с главным героем, у которого имя было как-то связанно с бабочкой. О, до сих пор помню, представляешь? А для меня литература — это огромная часть моей жизни, моего мира, и с ним мне этого безумно не хватало. Кстати, это одна из причин, по которой все развалилось, ну или по-крайней мере, по которой, начало разваливаться. И я вовсе не хочу повторения, понимаешь? В отношениях мне это нужно, а если мы такие разные, то мне придется это искать на стороне…Звучит, правда, как гулять на стороне. Но вот кому-то секса не хватает, а кому-то разговоров о книгах. Да и не только в книгах дело, я хочу быть уверена, что со мной человек, который не только понимает, что мне нужно, по-настоящему, но и как бы может вести меня за собой, учить чему-то, и чтобы мы по духу были близки. Понимаешь, что я имею в виду? В общем, разговоры с кем-то другим ни к чему хорошему это не приводит. Я же не говорю о том, что мы обязательно должны увлекаться одним и тем же, и быть одинаковыми. Но понимать, что важно друг для друга, мне кажется, мы обязаны, иначе отношения будут постельно-домашними, ни о чем. Я уж лучше одна буду, чем так. Большинство ведь так живут. — она возбужденно взмахнула руками, высказывая, наконец, что у нее накипело на сердце. — я вообще смотрю на людей и не понимаю, для чего живут восемьдесят, а то и даже девяносто процентов. Каждый божий день одно и то же. Ужины, кастрюли, гараж, пиво, работа и все. Для чего? Для детей? Прости, но я не хочу так… Лучше найди себе греческую домохозяйку…

— Я понимаю. Но попробуй и ты меня понять. Я люблю тебя. Я даже не боюсь говорить тебе это, зная, что ты меня не любишь. Я всегда был самым гордым, а с тобой?! С тобой я слаб. Я как слепой. Мой друг, даже мой лучший друг сказал, что ты не серьезная. Как это по-английски? Не стабильная. Не логичная. Я даже про корабль не говорю, я пытался понять, что на корабле все другие, хорошо. Я даже на это согласен! Я люблю тебя. Такая, какая ты есть.

Пламя свечи осветило на миг его лицо и дрогнуло так, словно он собирался заплакать. Ничего такого не произошло, но словно по иронии судьбы, именно об этом он и заговорил в следующий миг:

— Я не плакал с четырнадцати лет, понимаешь. Последний человек, который видел меня плачущим, была моя мать. Это было шестнадцать лет назад. Шестнадцать, понимаешь? И ты, а не кто-нибудь, заставила меня снова вспомнить, что это такое. Смейся. Я слаб. Я у твоих ног.

Алина не смеялась, но не могла сдержать улыбки горькой нежности. Как же сильно он ее любил. И все же, ей все время казалось, что он любит не ее, а какую-то картинку, которую он сам себе придумал. Но Боже, насколько бы мир стал проще, если б она просто потянулась сейчас и поцеловала его. Этот мужчина отдавал себя ей на растерзание и ни секунды не сожалел об этом.

— Если б несколько лет назад кто-нибудь сказал мне, что так будет, я бы рассмеялся ему в лицо. Может это мое наказание. Кто знает? Наказание за Ванессу, она сказала на прощание — когда-нибудь ты поймешь. — грек сжал губы и безнадежно покачал головой. — вот и понял.

— Йорго…

— Что Йорго? Мне тридцать лет, малышка. Ты просишь у меня время, и не чувствуешь, что у меня внутри все горит, что ты делаешь? Я взрослый состоявшийся мужчина, а люблю пигалицу, которая сама понять не может, что хочет. Ты просто подумай, мне какого? Ты думаешь, что ты центр вселенной?

Девушка отдернула протянутую руку, и это не укрылось от его взгляда. Злые огоньки засветились у нее в глазах.

— Так что же ты во мне любишь? Что? Куклу Барби? Каждый раз, когда я тебя слушаю, я чувствую себя монстром. — бросила она ему, вставая, а про себя подумала, — так может, так оно и есть? — я развратная, я эгоистка, я думаю, что я центр вселенной, я холодная, к тому же. Так что же, черт возьми, ты во мне любишь? Знаешь, что странно, я ведь всегда судила людей по поступкам, а не по словам, ты столько делаешь для меня, что я чувствую, что ты действительно любишь меня, но когда ты открываешь рот, то будто змея, постоянно пытаешься меня ужалить, сделать больно.

— Сядь и не кричи, не забывай где мы, и кто я.

Алину от этих слов аж затрясло, но все же она села на место, еле сдерживая льющийся наружу гнев.

— Я тебя пытаюсь пробудить от того сна или кошмара, в котором ты находишься. Ты вообще помнишь, как ты себя вела? А-капелла, драммер… Половина бриджа думает, что ты появилась то ли с кабаре, то ли со стриптиз-бара. И между прочим, я тебе должен кое-что сказать. Мне Костас сообщил, что с гифт-шопа должны уволить в этот круиз двух человек. Подумай, кто это может быть, и что мы можем сделать?

— Да плевать мне, что кто думает. Мне вообще фиолетово, что обо мне говорят, пойми ты это!

— Мне не плевать! Даже капитан корабля говорит со мной с уважением, называя на вы. Селебрити вызвала в Германию только лучших из лучших, и я среди из них. И ты думаешь, я заслуживаю, чтобы о моей девушке сплетничал весь корабль? Ты вообще слышала, что я сказал про увольнение.

Алина словно очнулась:

— Слышала. Я такая, какая есть. Я говорила тебе, что не горжусь своей жизнью, но и не жалею. — глухо сказала она. — Наверное, меня уволят. Кого еще-то? Ничего я делать не собираюсь. Может, пронесет.

— Прости, ты сама заговорила. Я не хочу, чтобы ты уезжала. Я не хочу тебя терять. Но вот опять… Я гордый, малышка, а из-за тебя я ломаю свою гордость. Столько раз, сколько вообще даже не позволено думать нормальному рациональному мужчине. Я уверен, люди не меняются, но и в другом я уверен тоже. Ты не такая. Сначала ты была нормальная, а потом что-то снова случилось…

— Спасибо, что хоть это понимаешь. Особенно после того, как я миллиард раз тебе это говорила. А что произошло, тебе надо спросить у тебя самого!

— В каком смысле?

— В таком! Я хотела быть с тобой нормальной, да я весь рабочий день поначалу думала, как бы поскорей доработать и бежать к тебе в каюту. Мне казалось, ты такой умный и добрый, совсем не как все, ты меня учил греческому, помнишь? Я влюбилась по уши, а ты помнишь, что ты мне сказал, когда я разговаривала с Димитрием? Мне даже мой бывший муж доверял, а уж он латинос до мозга костей! Я могла до трех утра у Рауля сидеть, а потом позвонить и сказать, чтобы он меня ехал забирать. Оба моих самых лучших и любимых друга — мужчины. И я столько раз спала у Валентина дома и даже в его постели и никогда, слышишь, ни разу не было даже намека на что-то такое! Мы нашу дружбу ценим и никогда так по-глупому ее не разрушим. А второго Костю, я вообще с пеленок знаю, он мне как брат. Мне было четыре, а ему три, когда мы познакомились. Я не говорю, что Димитрий мой друг, нет, конечно, это глупо, но просто иногда мужчина женщина могут еще и разговаривать. А ты меня вечно подозревал, ревновал, смотрел на меня, как на тупую блондинку, у которой в голове только крутить юбкой перед каждым встречным. Не все то золото, что блестит, но и не все женщины — дуры.

— Я этого не говорил. Тем более о тебе.

— Тогда ты так думал. Именно обо мне.

— Но я же не знал тебя тогда. Ты бриллиант, малышка, ты даже этого не понимаешь. Ты женщина моей жизни.

— Да какой я бриллиант, — отмахнулась Алина и тяжело вздохнула. — я просто запутавшаяся женщина. Вконец запутавшаяся.

— Ну, хотя бы ты это признаешь.

— Что именно?

— Что ты не стабильная.

Алина с саркастической улыбкой посмотрела ему в глаза, в которых плясало пламя свечи:

— Дорогой мой, скажи, пожалуйста, а какая рационально-стабильная женщина с тобой выдержит? А? Скажи своей сестре, мы едем в Германию, потом нет, мы едем в Сингапур, а еще через день, это будет корабль, который останавливается в Нью-Йорке. Так ты в серьез думаешь, что рациональная женщина, такую, какую ты желаешь, ответит тебе: «Да, любимый, только упакую лучше еще и зимнюю обувь, а то мало ли, еще через неделю тебя вызовут на Северный полюс!». Скажи-ка, ты действительно в это веришь?

Йоргес не выдержал и рассмеялся.

— Пожалуй, она пошлет меня подальше.

Алина серьезно кивнула:

— А теперь скажи мне еще одну вещь. Смогла бы я выжить, если б я была рациональной и правильной в городе не знаю никого вообще, не говоря на языке, без денег, без работы и без места даже, где спать? Просто свалившись, как снег на голову, своей мечте? А в другой ситуации? Смогла бы я выжить тогда, если мой мир два раза рухнул? Мир, который я знала, в котором жила и двигалась? Первый раз, когда умерла моя мама, а второй раз, когда я развелась? Когда за один день теряешь все. Совсем все. Когда не понимаешь, как жить дальше, как дышать, даже как смотреть на солнце-то и то не знаешь.

Она прямо и без улыбки посмотрела на него:

— Я не рациональная и не хочу ей быть. Я выжила, потому что, как кошка приземляюсь на четыре лапы, потому что меня учили никогда не сдаваться, а еще, потому что есть люди, которые меня любят. Но уж я есть такая, какая есть и мое прошлое — это часть меня, понимаешь? Я счастлива жить и бороться, и уж поверь мне с тобой или нет, но рук я не опущу! И то, что я выстрадала, я не собираюсь похоронить под немецкими кастрюлями или твоими чертежами поршней. У меня есть свои мечты, и я хочу их реализовать, а не тратить бесценный дар жизни не пойми на что!

— Да за это я тебя и люблю, глупая девочка! Не нужна мне домохозяйка, я в состоянии оплатить домработницу!

Алина все никак не могла поверить, что то, что он чувствует — правда на самом деле. Она смотрела на большие и маленькие столы, покрытые жесткими накрахмаленными скатертями, на огромную, в человеческий рост икебану посреди уже пустого зала, и поняла, что люди уже давно разошлись, оставались только они с Йорго.

— Хочешь посмотреть инжин-рум? — вдруг спросил он.

— В вечернем платье и на каблуках? — растерялась она.

— А почему бы и нет? Ты же никогда не видела, где я работаю. Пойдем, это будет даже интересно!

Он расплатился и потянул ее за руку. Девушка послушно пошла за ним, совсем не представляя, чего ей ждать от такого посещения. Они прошли мимо галереи фотографов, где пестрели самые разные люди в самых различных позах. Были живые снимки, когда пассажиры были засняты в бассейне или джакузи, смеющимися или корчащими рожи, были и вечерние платья и голливудские застывшие улыбки, много фото было с капитаном или главным инженером. Тут же продавались камеры, фотоаппараты, пленки, карты памяти и прочие аксессуары. Йорго вдруг опомнился и отпустил ее руку: на корабле это не приветствовалось. Алина так глубоко ушла в свои мысли, что даже этого не заметила. Она даже не увидела Ивана, отчаянно махавшего ей рукой снизу. Очнулась девушка только при звуках знакомых песен. Она удивленно повернула голову, но разочарованно сморщилась. Без Шона и Бена, акапелла звучала совершенно не так. То ли не было больше той волшебной сказки, которую подарил ей певец, толи без чистого сильного голоса Шона, песня теряла свою красоту, а может присутствие Гранта ей мешало, но девушка не задержалась даже на секунду. Больше акапелла не имела для нее никакого смысла или очарования, как если б из пирога вынули всю начинку.

Из лифта молодые люди вышли на этаже нулевом этаже, где Алина оказалась в первый раз за все ее пребывание на корабле. Йорго вставил свою карту в замок и сделал приглашающий жест:

— Прошу. Экскурсия начинается.

Алина с сомнением оглядела свое короткое черное платье с корсетом и со вздохом шагнула в открытую дверь.

На грека было приятно смотреть, он расправил плечи, по-деловому подхватил ее, когда она споткнулась, все его движения, манера держаться стали вдруг резкими и уверенными. Казалось, что он и с закрытыми глазами мог легко там ориентироваться. Алина следила за ним с невольным восхищением, раньше девушка никогда его таким не видела. Здесь он был в своей среде. Здесь им можно было восхищаться. И хотя шпильки застревали в решетчатом полу, и было невыносимо жарко, так что девушка не могла представить себе, как вообще можно там находиться более получаса, у нее захватило дух от количества машин, дизелей, пропеллеров, кнопок, измерителей, очистителей и тому подобного оборудования. Здесь точно было сердце корабля. Здесь очищался воздух и подавался с помощью кондиционеров во все доступные места. Тут вода проходила полный круг очистки от той, что спускалась в раковины до той, которую пили в Мурано. Основные моторы, с помощью которых двигался корабль и производил энергию, все это тоже находилось в инжинруме. Йорго показал ей места, используя которые, как в фильме можно было погрузить всех пассажиров в сон или вообще отравить. Мало по малу девушка начинала понимать, какую огромную ответственность несли инженеры. Только от перечисленных названий у Алины голова пошла кругом, а ведь нужно было знать нормы, время, процессы и уметь починить, если что-то придет в негодность. За этот вечер девушка еще раз, по-новому оценила своего парня. Ее стихи и рядом не лежали. Какой мозг надо было иметь, чтобы во всем этом разбираться? А грек и не замечал ее восхищенного взгляда, бегая от одного аппарата к другому, перечисляя функции, особенности и возможности. Это было его царство, где молодой человек чувствовал себя полноправным и заслуженным правителем.

Утром грек ушел на работу, и Алина выспалась в свое удовольствие. Пять минут она валялась на постели и думала, чем бы заняться и где они находятся. Ответом стал обычный звонок по телефону.

— Спишь?

— Уже нет. — Алина зевнула в трубку. — завтракать идем?

— Да, давай, чего-то тебе расскажу. — каким-то странным голосом сказала Томка и тут же добавила. — пошли есть наверх.

— А что такая торжественность? — но подруга уже повесила трубку.

Алина пожала плечами своему отражению и начала одеваться. В столовой народу было немного, и девушка устроилась в уголке, в их с Томкой законном месте. Тут же до нее донеслись звуки родной речи, и Алина вся сморщилась. Русских на корабле она терпеть не могла. Девушка уже налила себе чашку кофе, взяла несколько английских маффинов, копченого лосося и белого сыру и со всем этим добром переезжать на другой стол ей не хотелось. Против своей воли она начала слушать чужую беседу без начала, без конца. Однако довольно скоро девушка стала стараться не пропустить ни единого слова, ибо тема оказалась ей очень близкой.

— Вот и получается, что я, чтобы приехать к нему, причем неважно, в Грецию или на его корабль, я должна окончательно бросить работу и либо сидеть на корабле, ничего не делая, либо точно также сидеть в этих кошмарных Афинах.

— Афины не такие уж и кошмарные, к ним просто надо привыкнуть. Там ест свои прелести. Ночные клубы, например и море.

— Мне всего этого хватает и во Флориде. И там нет выходных по полдня, людей, которые сворачивают на тебя головы, и языка, который я не понимаю! И мусора на улицах нет! — невысокая очень привлекательная брюнетка с живым лицом была явно возмущена до глубины души. Ее же собеседница, молодая женщина, флегматично, одной ногой покачивающая коляску с младенцем, лицо имела треугольное и типично британское, была спокойна и расслаблена.

— С мусорной забастовкой просто тебе очень повезло. Что магазины у них работают до обеда, это конечно минус, но ведь такое не каждый день. Просто Грецию надо понять — это страна каникул, а не работы. Там все всегда шито-крыто, все делают, что хотят, жены изменяют мужьям, мужья делают махинации на работе, вся гуляют и при этом еще орут друг на друга. Очень весело.

— Да что же тут веселого? Это же с ума можно сойти! Янни при его же собственнной матери отпускает шуточки об отце, который в последнее время любит работать на кораблях, ходящих исключительно в Бразилии, и многозначительно хохочет. А мама улыбается. Ты серьезно считаешь, что это нормально? Мне такое «нормально» в кошмарном сне не приснится! А деньги? У него ни квартиры, ни дома — живет с мамой, зато купил себе порш новый! Как так можно жить? Ему же тридцать уже?!

— О! Мама в Греции — это святое. Мужчина там из дома мамы переходит в дом жены. Как же он может жить один? Ты что? А кто же будет стирать, убирать, готовить? Разве это мужская работа?

Стройная девушка всплеснула руками и в ужасе уставилась на говорящую:

— Джоди, ты серьезно или шутишь? Я уже ничего не понимаю. Так он меня за этим в Грецию зовет? Стирать ему и готовить?

— Дорогая, с его зарплатой ты можешь легко завести себе две домработницы, а то и три. Но я не к тому, я тебе просто объясняю, почему он не живет один в тридцать лет. И нет, я не думаю, что он зовет тебя за этим. Янни хоть и чумной, но мне кажется, он тебя действительно любит. По крайней мере, мой Костас, да и все остальные знают тебя, как его невесту.

Девушка устало подперла рукой голову:

— Да, конечно. Все знают, что я невеста кроме меня. Это как понимать? Никакого официального предложения, да и даже разговора об этом у нас за три года никогда не заходило. В последний раз, когда я у него была на каникулах, мама как раз высказала свои опасения, что в случае развода я детей заберу в Америку, и она их потом не увидит. Это все при условии, что мы даже не помолвлены и тем более нет и намека на детей! И вообще, даже если все это когда-нибудь произойдет, то что? Жить мы в таком случае тоже будем с мамой?

Джоди усмехнулась:

— Не совсем, но по близости, так точно. Греки от мамы далеко не уезжают. Тем более моряки. Это мне исключительно повезло, она живет в глухой деревне, за шесть часов езды от нас, и переезжать не собирается. А так, все, кого я знаю, женившись, живут либо в том же здании, либо на соседней улице. И с этим ничего не сделаешь, у них такие порядки. А уж по поводу помолвки, тут совсем беда. Колец они не покупают, только те, которыми обмениваются на свадьбе. Костас мне пообещал бриллиант в карат, но я все жду… Уже ребенок родился, а мы все ждем-с. Жан, хочешь знать, как он сделал мне предложение? Мы ехали на машине куда-то, и он сказал, поворачивая к ларьку, купить сигареты: «Завтра идем расписываться. А то у тебя будут проблемы с визой». Да и то моя свадьба проходила в полном секрете от всей родни и друзей, мы им только через пару лет рассказали, не имею понятия по каким причинам. Просто потому, видимо, что я канадка. Как же это, он женился не на гречанке? Позор! Так что если ты ждешь, что твой Янни встанет на колени, чтобы преподнести коробочку, то это возможно только в одном случае: он сломал ногу и не может встать. Другого варианта быть не может.

Жанна рассмеялась:

— Вот-вот. Этого я вообще не понимаю. Всегда, когда мы куда-то идем, он шипит, чтобы я молчала, что я русская. Можно подумать, так не заметно.

Канадка решительно замотала головой:

— Нет, на гречанку ты точно не похожа. Они в основном страшные: длинноносые и толстозадые. Поэтому, все мужики, у которых есть возможность, ищут жен и подруг за бугром. Все моряки, кого я знаю.

— То-то он меня вечно просит потолстеть! Чтобы я точно походила на гречанку! Она будет растить ему детей и сидеть дома, пока он гуляет.

— Ты всегда можешь плавать с ним. Это не так плохо. Делать ничего не надо. Готовят, стирают, убирают за тебя. Каюта огромная, даже есть мальчик по вызову. Что хочешь — принесет. Что тебе еще не хватает?

Жанна наморщила лоб и оценивающе посмотрела на Джоди с ребенком, который мирно сопел в коляске, словно прикидывая, смогла бы она делать то же самое.

— Знаешь. Я так не могу. Мне нужна работа. Как можно рассчитывать только на мужа? А если с ним что-нибудь случится. И вообще я привыкла работать, я с 12 лет на сцене, не умею по-другому. Что тут еще сказать? А ребенок. Вот Электра твоя пойдет в школу, и что ты будешь делать? Ждать мужа домой по шесть, а то и больше, месяцев? Он уехал, ребенок ползал, он приехал ребенок уже говорит и на горшок ходит. Ты издеваешься что — ли? Мне такая жизнь не нужна. Я так не смогу ни за что, ты уж извини.

Джоди пожала плечами:

— Я не собираюсь плавать с ним до тех пор, пока ребенок не пойдет в школу. Мне и на берегу очень хорошо. Есть магазины, подруги, парикмахерские и бебиситеры. А так же ночные клубы, пляжные вечеринки, и ди-джеи.

— И Костас это тебе позволяет?

— А Костасу не обязательно обо всем этом знать. Он мне звонит в одиннадцать. Я говорю, что ложусь спать и спокойно иду гулять. А если ему вдруг вздумается проверить ночью, где я, так я всегда отключаю телефон, тем более, что теперь у меня есть на это уже официальная причина. Нельзя же будить маленькую. — и она с нежностью посмотрела на розовую мордочку, торчащую из кружевного пледа.

Девушка покачала головой:

— Тогда зачем вообще муж и ребенок, если за одним следит бебиситер, а другой плавает на другом конце света. Нет, Джоди, я хочу иметь нормальную семью. Хочу видеть любимого каждый день и самой ухаживать за бебиком. По крайней мере, первый год точно.

Канадка вздохнула с некоторым сожалением, видимо от того, что убедить брюнетку ей никак не удалось:

— Может, ты еще подумаешь?

— Я подумаю, если он выберет работу в офисе и будет в семь вечера приходить домой. Да, тогда я подумаю. В таком случае я бы даже согласилась на Грецию. Но иметь мужа моряка я не хочу. После трех лет таких отношений я это уже точно поняла.

Алина не съела ни куска своего замечательного бутерброда, таким увлекательным показался ей разговор. Девушка за десять минут узнала для себя просто бездну интересного и с неудовольствием повернулась к подруге, тянувшей ее за хвост:

— Ты что уснула что — ли? Я же тебя полчаса уже зову, за волосы тяну. А ты все не реагируешь. Ты о чем думала? О квадратуре круга? Не иначе!

— Я вообще не думала, я слушала. А ты что так долго?

— Вещи домой затаскивала.

— Какие вещи? — не поняла Алина, все еще пытаясь уловить обрывки такого важного разговора.

— Ну, Кевон уезжает послезавтра. Забирала шмотье. А еще он сегодня стал папой.

— А вещи, понятно. Много накопи… Кем он стал?! Ты что такое несешь?

Если Тамаре и хотелось отвлечь подругу от греческой темы, то ей полностью это удалось.

— Ничего. Ему сегодня сообщили, что у него родилась дочка Кева.

— От кого? Какая дочка? На корабле что- ли? Ты-то как об этом узнала?! А как же вы? Ваши планы?

Тамара с показным безразличием отмахнулась и налила себе кофе.

— Какие планы? О чем ты? Это все шипс лайф, сколько я тебе об этом твержу? Есть только сейчас, а планов нет, и не будет. Он мне об этом очень смущенно сообщил. Я его поздравила и пошла завтракать.

Алина оправилась от шока и недоверчиво посмотрела на руммейт

— И что? Тебе все равно? А как же вы?

— Мы? А что мы? Нам осталось пара дней вместе, и собственно говоря, «мы» на этом заканчиваемся.

— Но он же зовет тебя на каникулы и потом на корабль вместе?

— А я как-то не уверена, что поеду на третий контракт. Мне тоже хочется чего-то нормального, а не эту лоханку вместо дома.

Алина грустно взмахнула рукой и пролила кофе на стол. Впрочем, внимания на это никто не обратил:

— Вот так всегда! Когда мы сидим дома, нам хочется приключений и романтики, когда мы плывем на корабле и имеем экзотического бойфренда, мы плачем о нормальности и простоте. Всегда все не слава Богу!

Тома задумчиво повертела сэндвич с лососем.

— Может ты и права. — она откусила здоровый кусок и беззаботно добавила — А может, просто, это не моя судьба? В аут пойдем?

— А где мы сегодня? — Алина оглянулась на огромное окно и сразу узнала знакомый порт. — А-а. Ливорно. Снова. Что давайте, как в прошлый раз?

— Спасибо. Я до сих пор не отдышалась от такого скоростного возвращения на корабль. Хватит с меня. С тобой вечно влипаешь в какие-то истории.

— А причем тут я? Кто тогда захотел смотреть Флоренцию?

— Вроде Наташка.

— Вот она и виновата.

Действительно, в прошлый раз их поездка в этот маленький итальянский городок запомнилась не только им. Взбегание на гангвей под свист и подгоняние всех секьюрити в последние минуты перед дедлайном обсуждалось многими работниками корабля. Первой, красной, как рак, бежала Алина, и воткнув карточку в машину, радостно заорала отстающим, что осталось две минуты. Тут уж даже неспортивная Тома активизировалась. Девчонки забежали на корабль в последние секунды, и попадали, кто где стоял. Но впечатлений им хватило на всю оставшуюся жизнь. А дело было в том, что от Ливорно до Флоренции ходил поезд, но понадеявшись разобраться сами, они вышли на станцию, раньше положенной, и пробродив больше часа по закоулкам, помойкам и гаражам, девчонки долго не могли понять, где очутились. Плюс к этому, отправление обратного поезда, естественно не догадался посмотреть никто. В итоге, взяв такси и, потратив ровно пять минут на осмотр достопримечательностей, гифт-шоп в неполном составе еле успел запрыгнуть в последний вагон последнего на сегодня поезда в сторону Ливорно. И все же, как ни странно, по общему мнению, Флоренция оказалась чудесным городом.

— Кстати, прикинь, мне мой грек сказал, что двоих наших в этом круизе должны уволить.

Девчонки стояли на вокзале перед киоском с мороженным и выбирали, что повкуснее.

— Да ты что? Слушай… — Томка вытащила свою трубочку и посмотрела на подругу.

— Да я тоже думаю, что меня и Оливию. Больше некого.

— Да ну, как так взять и уволить. За что? А уорнингов у тебя сколько?

— Один. Письменный. И один устный.

— Забудь. Устный не считается. Вот черт. Надо бы с Сержем поговорить. К Дженни я естественно и на милю не подойду. Может ты? Или с этой толстухой Барбарой?

— Ты издеваешься, да? К толстухе еще можно. А эта Дженнифер… Ты же сама видела, как она с нами разговаривает. Если Ким хоть еще была похожа на менеджера, по крайней мере, она рейтинги поднимала и продажи, то эта швабра просто строит из себя невесть что, и постоянно хамит. Даже если она что и знает, то в жизни ни словечка не промолвит. Слушай, те парни уже полчаса на нас пялятся. С того момента, когда мы расписание изучали.

— Какие? Да ну, у них на морде написано. Коренные итальянцы — это же ужас, хуже латиносов.

— Я тебе что, их в мужья пророчу? Просто говорю, что пялятся.

— Чао, рагаца. — невысокий, но очень жгучий брюнет, наконец, отважился подойти ближе.

— Я так знала, что мы опять во что-нибудь вляпаемся. Имей в виду… — зловеще начала Тамара.

— О девчонки — русские! — незнакомец мгновенно перешел на английский, который хоть и звучал в его устах с некоторым акцентом, но разговаривал он на нем вполне свободно. — А меня зовут Иван. — ударение вновь прозвучало на первой букве. — видите, у меня даже русское имя. Как здорово. В Италии мы очень любим русских. Ждрастуте! Вот я тоже говорю по-русски. А куда вы направляетесь? Может быть нам по пути. У меня вот там стоит друг, он тоже очень любит русских, его зовут Андре.

Девчонки переглянулись, и Алина незаметно толкнула подругу локтем. Та почти зашипела от возмущения.

— Не вздумай, я никуда не поеду с ними! Ты сдурела? Они нас похитят, изнасилуют и бросят. Продадут в притон, отберут паспорт, и мы никогда отсюда не выберемся! Не смей даже и думать.

— У нас нет паспорта. А мы в Пизу. Хотели посмотреть на башню.

Иван просто заурчал от удовольствия, извергаясь фонтаном красноречия:

— Так и мы туда же! Мы вас отвезем и все покажем. И назад привезем. Вам во сколько надо вернуться?

Так, несмотря на все Томкины возражения, девчонок эскортировали к новенькой сверкающей альфа-ромео, что поколебало даже ее. Они обе уже давным-давно не ездили на хороших машинах. Да что там говорить, вообще ни на каких машинах не ездили целую вечность.

— Имей в виду, если с нами что-нибудь случится…

Алина только махнула рукой. Ее захватило чувство скорости и летящих за окном пейзажей. С такими условиями она согласилась бы и на водителя Квазимодо. Угроза увольнения и прочие проблемы вылетели у нее из головы, как только она подставила лицо солнцу и встречному ветру. Почему-то в Европе, даже не зная языка, и неизвестно, где находясь, она чувствовала себя в безопасности.

— Девушки, девушки. Андре не говорит по-английски, но давайте же знакомиться!

— Алина.

— Тамара.

Андре при первых звуках картинно повалился на заднее сиденье и закрыл голову руками. Из неясных восклицаний можно было разобрать только «Мамма мия!». Девчонки с любопытством переглянулись. Иван захохотал и включил музыку погромче.

— Не обращайте внимания. Просто его бывшую тоже звали Алина. Она родила ему близнецов и оставила без копейки денег. Так что хорошо, что ты сидишь на переднем сиденье, иначе бы он выбросился их машины.

Так они и ехали около часа по извилистой трассе, залитой солнцем, слушали итальянскую музыку, и болтали обо всем подряд одновременно на трех языках. Томка тоже расслабилась и даже предвкушала, как похвастается поездкой Наташе, которая с ними ехать отказалась, предчувствуя очередную авантюру. С Алиной было не соскучиться, это точно, Томка с этим смирилась, и больше не протестовала. В конце концов, это всяко было лучше, чем сидеть на корабле в обществе парня, который только что стал родителем.

— Это что? — поинтересовалась Тома, вылезая из машины.

— М-да. Загадочное зрелище. — девчонок высадили прямо у входа в ансамбль с долгожданной башней, а молодые люди отправились парковаться. Взглядам девчонок предстал вид, по меньшей мере, сотен людей замерших в одной и той же позе. Такой, как будто они толкают что-то невидимое.

— А-а. Я поняла! — Это они вроде как пытаются поддерживать башню. Знаешь, как еще делают фотки с кораблем на ладони, откуда-нибудь издалека если снимать.

— И что, вся эта толпа будет дома иметь абсолютно одинаковые фотографии. Совсем все с ума посходили.

— Дело вкуса. Пошли скорее смотреть.

Башня была видна во всей своей красе уже издалека.

— Слушай, и правда, кривая!

— Не кривая, а падающая! Наклонная. У нее наклон почти пять метров. Прикинь, там почти триста ступеней.

— А ее специально так строили, интересно, а почему она не падает?

— Ничего не специально. Она потом покосилась. Кажется из-за проседания почвы.

— А ты откуда это все знаешь? — Томка подозрительно покосилась на подругу, огибая толпу восторженных азиатов. От количества вспышек на их камерах можно было запросто ослепнуть.

— Институт Культуры, как-никак. Только так мое образование мне и пригодилось.

— Да ладно, а у меня вообще красный диплом финансиста. Пошли собор смотреть!

— Внутрь уже точно не успеем. Но вокруг пробежимся.

— Имей в виду, если мы снова опоздаем…

— Хватит болтать, пошли, пока есть еще минутка.

Собор был удивительно красив. Тамара даже прекратила причитать над будущим опозданием и стала читать надписи, сделанные на табличках.

— Как жаль, что мы не захватили камеру. Давай хоть пару фоток на телефон? Только не становись в эту дурацкую позу, а то я тебя стукну.

Аркады на фасаде, одна над другой делали собор непохожим на обычные католические строения. Из белого мрамора с темными вкраплениями, собор походил на замок из слоновой кости. В форме креста и куполом в центре он являлся только частью всего ансамбля, о котором девчонки до приезда сюда и понятия не имели. Самой известной достопримечательностью являлась башня, а остальное как бы уходило на второй план.

Символ Пизы тоже впечатлял. На самом деле, оказалось, что это даже и не башня, а восьмиярусная колокольня, тоже состоящая из аркад. Девчонки стояли, задрав головы, и во все глаза разглядывали нонсенс архитектуры. Было очень странно видеть людей, которые шли по наклонным этажам. Вопрос о посещении башни ими самими отпал сам собой, при виде огромной, извивающейся очереди, которая хоть и не стояла на месте, но двигалась достаточно медленно.

— Я бы и сама туда не полезла. — поежилась Тамара, пока Алина снимала ее на телефон. — Нам только сверзится оттуда еще не хватало.

— Девочки! Американо! Американо!

— О отлично! Кофе! — девчонки обрадовались своим итальянским знакомым, которые вдруг появились на горизонте, неся по пластиковому стаканчику в каждой руке.

— А мы пока собор осмотри… — брюнетка хлебнула из стакана и вдруг сделала большие глаза и закашлялась. — Это что такое?! Это же вино крепленое!

Алина отказалась пить и осторожно понюхала:

— Ну да. Американо и есть. Только это не кофе. Это такое питье, вроде вина. Я помню, мы его во Франции продавали. Точно. Весьма неплохой кстати.

Ребята расположились на травке с видом на Пизанскую башню и неторопливо потягивали вкусный терпкий напиток.

— У нас осталось пять минут на сиденье. Какой он все-таки крепкий, у меня уже голова закружилась.

— Да успеем. — Алина лениво махнула рукой. — Наслаждайся, когда мы еще сюда попадем?

Тома подпрыгнула, как будто ее ужалили:

— А ну все встали живо! Я не хочу снова нестись по пирсу! Я к твоему сведению в прошлый раз чуть инфаркт не получила. Быстро в машину!

Так закончился их день в Пизе. Но попав в пробку по дороге, пробежаться пару метров им все-таки пришлось. В этот раз они уложились в последние пять минут. А секьюрити еще долго обсуждали машину, влетевшую на причал, визжа тормозами. И парочку сотрудниц гифт-шопа, вылетевших из нее, сломя голову. И пару итальянцев, долго-долго махавших вслед кораблю на фоне заходящего солнца. Всем филиппинцам казалось, что у этих девчонок будет, что вспомнить. Впрочем, так оно и было.

А вечером сразу все изменилось. Серж не орал, как обычно, а вообще старался к промо не приближаться. У Алины тоскливо заныло сердце. Сообщив Оливии всем остальным, естественно по секрету, неприятную новость, девушка попробовала отловить Барбару. Начав разговор издалека, ее сомнения только усугубились ответом толстухи:

— А знаешь, не стоит воспринимать это, как конец света. Меня несколько лет назад уволили из компании, где я провела почти двадцать лет. Мне очень не хотелось оттуда уходить, и конечно, я считала происходящее ужасной несправедливостью. А прошло полгода, и я поняла, что это лучшая вещь, которая когда-либо случалась со мной в жизни. Я нашла другую работу — на кораблях, и полностью изменила этим свою жизнь. — женщина улыбнулась. — Так что, быть может, все будет хорошо.

— Да-да. Спасибо. — пробормотала Алина себе под нос. Она-то явно придерживалась иного мнения, и мозг лихорадочно работал, но решения все не было. И вот теперь противная Дженни уверенно и легко вела ее по кораблю, а Алина шла за ней и прощалась с каждой мелочью. В душе девушки еще теплилась надежда на благополучный исход, но разум подсказывал обратное. Она провела ее по нижней палубе мимо гест-релейшн с вечной толпой недовольных пассажиров, где в баре рядом играл на черном пианино Рамиру. Она сразу вспомнила Бена и полутемное кова кафе, заполняемое бесконечно прекрасным чистым голосом. Затем по ассоциации она подумала о Джоше и болезненно улыбнулась. Дженнифер тем временем зашла в паспорт бар, где туристам, не принадлежащим Европейскому Союзу, ставили штампы, и взяла программу на следующий день. «Для любопытных», — объяснила она. Вообще, менеджерша вела себя, как ни в чем не бывало. Алина пересилила гордость и спросила, для чего ее вызывают, но та только пожала плечами. Девушка была готова поклясться, что ей давно уже все известно, но за всю дорогу не вымолвила больше ни слова.

Первый и последний, по ее мнению, раз она зашла в гостевой лифт. Окинув взглядом барменов тащивших троль, доверху забитый коробками и бутылками и бархатные с золотыми кисточками канаты, отгораживающие бюро экскурсий, Алина с удивлением услышала женский голос. Он объявлял о закрытии дверей и следующем этаже. Девушка старательно и в который раз поразилась вниманию, оказанному американцами людям с ограниченными способностями, то есть инвалидам, слепым и просто пожилым. Вместо того чтобы гадать на каком этаже откроются двери лифта в следующий раз, можно было просто внимать размеренному отчетливому пояснению, несущемуся из громкоговорителя. В общем-то, это был далеко не первый знак такой заботы, и уж точно не последний. Алина вспомнила о туалетах, открывающихся по нажатию кнопки и номерах кабинах вместе со всеми другими надписями на корабле, где под обычным шрифтом был сделан комментарий для незрячих на специальном языке.

Лифт остановился прямо напротив дверей в Майкл-клаб, место, где Алина когда-то сидела вместе с Грантом. Надпись была сделана золотыми буквами на белом, а весь бар пропитан истинно английским стилем. С глубокими креслами, тяжелыми портьерами, белым роялем, и огромным выбором виски, здесь, пожалуй, не хватало только камина для полноты картины. Она вспомнила, с каким замиранием сердца входила туда, зная, что вообще не имеет на это права. Даже из офицеров здесь могло появляться только пять человек, включая капитана. Перед Алиной за эти короткие минуты пронеслась вся ее жизнь на корабле и тогда она совершенно отчетливо поняла, что совсем не готова с этим расставаться. Что как бы она не скучала по Сашке, по собаке и по друзьям, она всем сердцем сейчас принадлежала Сенчюри, а то, что сейчас над ней нависла угроза увольнения, сделала это чувство еще более острым.

У входа в каюту капитана, девушка, разумеется, сразу же припомнила вечеринку, но увидев зареванную Оливию, которая вылетела и ни на кого не глядя, помчалась по коридору, сердце у девушки упало окончательно. Надежды больше не осталось. Единственное о чем она сейчас могла думать, это о том, чтобы не дать воли слезам, особенно, когда губы предательски начали подрагивать.

— При наличие у вас письменных уорнингов…

— Увольняют за три, а у меня их только два.

— Нам поступило сегодня распоряжение из офиса…

— А как быть с тем, что я об увольнении знала еще днем, а уорнинг мне дали вечером и то, только за то, что я задержалась на несколько минут?! Почему бы не сказать, что вам просто нужна была причина и что это увольнение не законно?

— Простите, я не понимаю, о чем вы говорите.

Алина зло смотрела в глаза капитану, который лгал прямо ей в лицо. Она даже не помнила о его высокой позиции, ей хотелось зашипеть по-кошачьи и изо всех сил вцепиться когтями ему в физиономию. Все остальные присутствующие смотрели в пол, кто лицемерно сочувствующе, кто скучающе, кто откровенно насмехаясь. Торжествующий злой огонек мелькал и на невинно сложенных губах Дженни. Алине вдруг стало все равно. Биться здесь не имело смысла, все давно было решено без нее, и приговор обжалованию не подлежал. «Да вы же просто колода карт!» — безмолвно закричала она и вышла за дверь. Ее трясло крупной дрожью от омерзения и несправедливости, но сделать она ничего не могла. Сенчюри для нее закончился, на руках был билет домой.

Долго-долго Алина сидела на опендеке, чтобы успокоиться и, в конце концов, стала спускаться вниз. Она позвонила Йорго прямо из коридора в инжин-рум, и деланно насмешливым голосом сообщила о случившемся. Ей стало немного легче, когда она услышала, как сильно он переживает. Но и это ничего уже не меняло. Значит, приходилось делать хорошую мину при плохой игре.

Сколько людей на этой планете или хотя бы на этом корабле, который тоже, по сути, является маленьким миром, сколько людей не боялись быть самими собою или хотя бы говорить правду в глаза. Сколько? Был ли тут хотя бы один человек, способный на это?

Она поднялась и подошла к краю опендека. Слева сияло неправдоподобное солнце, закатными лучами окрашивая море в оранжевые цвета. Палуба была холодная, но не настолько, чтобы лишать себя удовольствия походить босиком. Концентрация таких удивительных людей как Дэвид и Рамиру, Йорго, Грант, Тамара, Бен, Джош… Смесь красивейшей и талантливейшей музыки, песен, настоящих, непридуманных чувств, и все тот же банальный людской страх, прошлые обиды, любовь и ненависть, боль и разочарование, счастье… А возможно ли тут истинное счастье? Такое, каким оно должно быть? Хотя кто же может ответить, каким должно быть счастье? Девушка даже усмехнулась про себя. Эту фразу она ненавидела с детства. Так не должно быть. А как должно? Кто знает, как должно быть? Для чего вообще придумывать все эти рамки и правила, каноны и глупые нормы. Для того чтобы оправдать свое неверие? Свой страх? Свое что? Свою боязнь быть счастливым? Она вспомнила голос Йорго по телефону. Любил ли он ее на самом деле или все было оттого, хотелось недоступного?

Закат становился все более нереальным, вода постепенно превращалась в розовое соцветие, и уже нельзя было различить, где кончалось море и где начиналось небо. На опендеке никого не было.

Вдруг она отчетливо поняла, что устала и, кажется, больше уже ничего не хочет. Совсем ничего. Ей смертельно надоела вся эта фальшь и вся эта иллюзия жизни. Все эти пьяные разговоры, бар, разборки и скандалы с Йоргесом, маслянистые взгляды филиппинцев и негров, переписка с Беном, ожидание Джоша. Осталось ли в ней самой хоть что-то искреннее и настоящее? Корабль закончился. Что же он ей дал? Все опостылело. Ей захотелось плюнуть в темные воды моря, но она сдержалась. Почти перевесившись через край, она сжала зубы и посмотрела в отражение своих собственных глаз в блестящей поверхности перил. Время на корабле закончилось, а вот куда он ее привел?

В коридоре девушка услышала голоса и разобрала Тамарин и Наташкин среди прочих. Как ей было их оставить? Алина так привыкла к ним, что девчонки стали ей, как сестры за эти короткие три месяца.

— Довели меня сегодня до белого каления! Ну как так можно? Пришла парочка американских русских и полчаса выбирали фарфор в подарок чьей-то маме. Это? Или может быть это? Или все же вот это, но уж точно не это! Через полчаса решили-таки. Выбрали какого-то дурацкого клоуна от Ядро. Ну ладно, клоун то в магазине, а вот коробка от него лежит в локере на другом конце корабля. Пришлось бежать. Подождите десять минут плиз, говорю. И бегу, как угорелая, с седьмого этажа на десятый. Прибегаю вся в мыле, лезешь в этом долбанном локере через коробки, переворачиваешь все, конечно же, нужная коробка обнаруживается в самом углу. Где- то под потолком пролезаешь, чуть все не обрушив, и подхватив в самый последний момент. С триумфом несешься назад по коридору, потому как лифт, конечно, где-то застрял. Вбегаю, нацепив перед этим улыбку под номером один, выдавая дежурное «спасибо за ожидание», и тут они мне выдают, ни мало не смущаясь, что все же решили выбрать другую. После чего, поборов вполне естественное желание запустить эту самую коробку им в рожу, все, также тупо улыбаясь и с заверениями: «Что вы, что вы, никакая это не проблема, я просто обожаю бегать по лестницам вверх-вниз, буквально хлебом не корми, дай только побегать вот так вот, тем более для таких приятных людей…». И бежишь назад с мыслью, что если они еще раз свое мнение изменят, так лучше им самим прыгнуть за борт, а коробка эта им вслед полетит не без моей помощи.

— Да ладно у меня сегодня тоже приколы были такие, еще почище твоего. — встряла Томка под взрывы хохота фотографов напротив. Вот сидим, считаем кольца в джюэльри. Только все разложили на полу, телефонный звонок. У меня сапфиры просто везде — на коленях, в руках, под мышкой пакет зажат. Я, чертыхаясь, пытаюсь все это не растерять и сложить нормально. Думаю, может, перестанет звонить. Где там. Ладно, беру трубку. Тамара спикен, джюэльри спешиалист. Деловая такая. Гест релейшен. Блин, думаю, этим-то, что еще понадобилось, на ночь глядя. А они мне — с вами хочет поговорить кабина номер восемь шесть семь пять. Блин, думаю, ну все. Начинаю лихорадочно вспоминать, что же я сегодня такого продала или сказала. Рука уже к сбросу потянулась, а потом вспомнила, что представилась. Придется отвечать. Музыка полчаса играет, Флорина уже там бубнит начала, а я все вишу на телефоне. Потом все-таки соизволили соединить. Ну, я снова — Тамара спикен, джюэльри спешиалист. Разговор был примерно такой:

— Хелло, меня зовут мистер Смит.

— Очень приятно, чем могу помочь мистер Смит

— Я говорю с джюэльри?

— Про себя думаю, нет, блин, обычно ювелирные специалисты обычно работают на кухне. Вслух, конечно, сказала другое. Да мистер Смит, вы говорите с джюэльри.

— У меня к вам, Тамара, вопрос.

— Да, мистер Смит.

— Это немного личное.

— Конечно, мистер Смит, я постараюсь сделать все, что смогу.

— Тут меня уже любопытство взяло, что же может быть такого личного в ювелирке. Пояс целомудрия с бриллиантовым ключиком? И тут он мне выдает: «А есть ли у вас в продаже купальные трусы?». Я, наверное, с минуту думала, что ему ответить, хорошо, что он в тот момент не видел выражения моего лица. Ну, ведь еще два раза спросил, в джюэльри ли он попал…

Все долго не могли успокоиться. Алина сглотнула и подумала, что скучать она будет просто непереносимо. Она глубоко вдохнула и вышла из-за угла:

— Ну, что ребята? Меня уволили.

Когда утихли все возмущения, крики, хлопанья по спине, и прочие сопутствующие моменты, когда девушка собрала сумку, попросту закинув все, как попало, она оказалась у грека. Полулежа, полусидя на постели, Алина думала о том, что последних ночей в ее жизни становится подозрительно много. На этот раз расставаться приходилось с Йорго. Девушка даже не пыталась понять, чувствует ли он что-либо по этому поводу. У нее было ощущение, что от количества переживаний за последние несколько недель она вдруг оглохла и ослепла. Тоже самое случилось и с ее сердцем. Оно словно онемело и перестало биться. Йорго что-то говорил-говорил, но она слушала вполуха. Она посмотрела на любовника и тут ясно поняла, как сильно он сейчас волнуется. Уголки губ у него дернулись, это была далеко не улыбка. Так дергаются губы, когда ты пытаешься скрыть, как сильно ты волнуешься, и девушка испугалась, что сейчас произнесется тот вопрос, на который ответа у нее не было и в помине.

Алина прижалась к нему всем телом и случайно бросила взгляд в зеркало. Такой красивой она никогда себе еще не казалась. Длинные ресницы бросали тень на глаза и делали взгляд таинственным и словно беззащитным, волосы светились в тусклом свете лампы, лицо было таким трогательным чарующим, что она удивилась самой себе. Любовь делает чудеса? «Лучше быть любимой, чем любить? — подумалось ей, — я ведь никогда так не думала. И не стану, но боже, как же важно иметь человека, на которого ты можешь опереться в трудную минуту, особенно тогда, когда чувствуешь себя одинокой.»

— Я хочу, чтобы мы попробовали жить вместе у меня в стране.

Алина усмехнулась такой осторожности и все же почувствовала легкое разочарование. Он хоть и боялся ее потерять, но не на столько, чтобы сразу предлагать руку и сердце. И Слава Богу.

— Не знаю, Йорго. Я уезжаю и неизвестно, что будет дальше. Время покажет.

Он отстранился.

— Что? — спросила она, потягиваясь словно кошка.

— Просто хочу на тебя посмотреть.

В его глазах была такая неизбывная нежность, что ей вообще расхотелось о чем-либо думать. В конце концов, делать кого-то счастливым, значит не так уж мало…

И вот так за один день сияющее море и белоснежный лайнер сменился на снег и слякоть родного города. Девушка, хоть и казалось, была уставшей от корабельной жизни с ее странными законами и правилами, но корабль на это время стал ее жизнь, и возвращать домой она не была готова. Конечно, было здорово увидеть родных и друзей, показать фотки почти со всей Европы, похвастаться визами в паспорте и новыми платьями. Но не чувствовать больше качающегося пола под ногами, не бежать, сломя голову, на завтрак-обед-ужин-дрилл или работу, не говорить больше по-английски и, что самое главное не иметь возможности в любой момент выйти на опендек и забыть обо всем на свете, подставляя лицо соленому ветру, для нее стало невосполнимой потерей.

Почти самое первое, что она сделала по приезду, отправилась на интервью в кампанию Карнивал. Вопреки всем заявлениям, с кораблями Алина не хотела пока еще расставаться. Для нее шипс лайф еще не закончилась. Йорго звонил каждый день и звал ее к себе на каникулы. Они разговаривали по часу каждый день, но к окончательному решению девушка пока не пришла. Зато абсолютно четко и ясно она поняла, что Дамиан больше ей не нужен, если вообще когда-нибудь был. По греку она скучала, но ему требовалось что-то большое и серьезное, а Алина никак не могла для себя понять, готова ли она снов начинать подобное.

Тамаре продлили контракт, и подруга была в тихом бешенстве, но вот уже со дня на день Алина ждала ее в Россию. Расстояние дружбе не помеха, и теперь девушка четко осознала, что значит на корабле — как в армии. Девчонки думали, что делать дальше, ибо в России оставаться никому не хотелось. Кому интересно родное болото, когда вокруг целый океан! И даже если по опыту они напоминали еще лягушат, только отбросивших хвост, идей было пруд пруди. Но все это пока еще сияло хоть в обозримом, но будущем, а пока что Алина переживала, так сказать, трудовые будни.

По приезду домой девушке пришлось жить с родней, ибо по причине ее отъезда ее собственная квартира сдавалась, и хотя она всех их любила и ценила, но гораздо лучше это происходило на расстоянии. И вся обстановка настолько затягивала, что казалось нереальным видение белого лайнера на бесконечных водных просторах…

— В календаре пишут: выпить одну таблетку аспирина…

— Ты тупая деревенская скотина! Житья от тебя никакого нет! Замолчи немедленно!

— Вот видишь, ты меня всегда зовешь алкоголиком, а я до такого еще ни разу не напивался.

Алина попыталась прошмыгнуть в ванную бесшумно, но не тут-то было.

— Заткнись сейчас же. Алиночка встала.

Девушка посмотрела в зеркало над ванной и обреченно вздохнула. Сейчас начнут кормить или выпроваживать замуж, — подумалось ей.

— Ну, раз встала. Тогда я пошел. Что с тобой еще ругаться?

Румяный и довольный жизнью крепкий старик прошествовал, наконец, по коридору и удалился в спальню, по пути заглянув в маленькую комнату:

— Алина, мы уже пообедали, и ты иди.

Кажется тот факт, что девушки в комнате не было, его ничуть не смутил. Боже! Сколько можно! Это канун Нового года! И ведь они не со зла! Она помнила саркастический смех отца в тот момент, когда вернулась от Рыжего с решением порвать с ним и остаться мужем. Это было давно, но она как сейчас слышала насмешливые слова: «Она страдает. И есть идти не может», слова человека для которого обед важнее, чем все ее переживания вместе взятые, которые лезвием острого ножа рвали и без того кровоточащее сердце. Помнила и полные ненависти глаза одной бабушки, обращенные на зятя, который ее кормил и поил. И сочащиеся ядом фразы другой, полные призрения и отвращения к третьей жене отца, только что потерявшей и отца и мать. За что они всех ненавидят? Ведь это какие-то ущербные люди. Папа в меньшей степени, на нем это отражается только временами, но ведь поколение бабушек и дедушек было попросту искалечено. Искалечено жизнью до самого настоящего морального уродства. «Похороните меня за плинтусом» — ведь не придумка автора. Так было на самом деле. Так и есть до сих пор. Сколько несчастных семейств и людей было изувечено политическим строем и уровнем жизни? Были ли они виноваты или это жизнь под гнетом советской власти превращала людей в монстров и нелюдей, в которых изредка, проглядывали остатки гуманизма.

В русских людях этого поколения жило что-то страшное. То, что заставляло их относиться негативно заранее и ко всему. Не зная о ком, идет речь, они уже завидовали ему или ненавидели. Радовались чужим несчастьям и удовлетворенно поджимали губы. Что-то точило их изнутри, не давая жить спокойно. А уж быть счастливыми и подавно. «Вы, русские боитесь быть счастливыми» — эту цитату из «Сибирского цирюльника» девушка помнила очень хорошо. Она все пыталась понять природу этого явления, сравнивала людей из разных стран. Не было никого идеального, но в России что-то прогнило давным-давно и только сейчас потихоньку начинало исправляться. Видимо исторически сложившаяся ситуация, когда врагом народа объявляли отца или брата, когда писали доносы на соседей, еще долго будет напоминать шрамами на коже целой нации. Ненависть и подозрение впитывалось тогда с молоком матери.

Алина подумала, что родители, быть может, никогда бы не развелись, не будь так сильна взаимная неприязнь тещи и свекрови к зятю и невестке. Что мама, не слышавшая бы каждый божий день, как неудачно она вышла замуж, быть может, не завела бы любовника, и может быть, не заболела бы раком. И отец, к которому не приходила бы мамочка, желающая ему только добра и проверяющая его постельное белье, не слушал бы о своих достоинствах и недостатках своей супруги, может, проявлял бы к ней больше внимания и проявлял бы свои чувства, ведь он по-настоящему любил жену. И кто знает, как сложилась бы тогда и жизнь девушки.

Алина со священным ужасом вспомнила свою тетку, к которой на старости лет переехала ее бабушка по маме. В свои восемьдесят бабушка имела просто ворох различных болезней, от которых на последние деньги лечили ее дочь и зять. Но все равно, даже, несмотря на еле-еле теплящийся огонек жизни, она находила в себе силы скандалить каждый день и с ней и с человеком, на деньги которого она жила. Девушка вдруг подумала, что имея все это перед глазами, трудно оставаться с такой семьей в одной стране, несмотря на то, что каждый в отдельности ее очень любил. Они только друг друга ненавидели. От перспективы превратится в такое существо со временем, у Алины волосы на голове начинали шевелиться сами собой. От такой судьбы она была готова бежать и дальше, чем через океан.

— А я мечтала стать певицей. Слава богу, не сбылось, — сказала бабушка с папиной стороны, накладывая Алине сразу десяток сырников. — Только подумать какая ужасная у них жизнь, только единицы пробиваются наверх, а остальные…? Остальные так и мотаются по стране, с гастролями, с выступлениями в маленьких залах, едой в местных завшивленных забегаловках… Смотри, чтобы все доела!

Алине на секунду показалось, что она права, но потом… Потом ей вспомнился ее любимый фильм «Малышка за миллион долларов». «Я видела свой успех, толпу, которая скандировала мое имя. Я ни о чем не жалею, и будь у меня второй шанс, я прожила бы точно также, даже и зная, что все будет так недолго».

Все возвращалось на круги своя. Так жить она не хотела. Оставался только один невыясненный момент и тогда больше ее ничто не удержит. Как всегда после возвращения в Россию ее пугала и отталкивало то, что она видела. Наверное, грязь, пьянство и убожество можно встретить в любой стране, но увиденное на родине всегда задевает больше. Как говорится своя рубашка ближе к телу, хотя в этот момент Алине явно хотелось бы, чтобы она была подальше.

Она закончила читать пьесы Теннеси и взялась за его рассказы. Первый же прочитанный, поразил ее до глубины души. Название было поле голубых детей. Естественно, она отождествляла себя с Майрой в этом рассказе, а поразило ее простая манера описывать чувства. Не только, впрочем, ее собственные, а те, которые рано или поздно, осознанно или нет, но испытывает каждый человек. Хотя каждый ли? Она задумалась, оторвав взгляд от окна, в котором высматривала пообещавшего сию же секунду вернуться водителя такси, и машинально обвела глазами кафе у метро, куда зашла погреться. Поначалу девушка попыталась себя убедить в том, что нельзя судить целый народ по публике, заседающей тут, и все же то, что представало перед взором, удручало. За соседним столиком сидело трое: молодая, лет семнадцати девушка, которая, несмотря, на жуткие темные тени на веках и выкрашенные в ярко-рыжий цвет волосы, показалась Алине очень красивой и трогательно беззащитной. Очень чистая и белая кожа, тонкая девичья фигурка не очень-то вязались с грубым голосом и бессмысленным от алкоголя взглядом. Паренек, сидящий рядом, и нежно обнимающий ее за талию, был не трезвее подруги, да и не намного старше. Третий годился им в отцы, но явно им не был. У мужчины был азиатский разрез глаз, и Алине даже задумываться не хотелось, что могло их связывать. Она перевела взгляд на стол, засыпанный окурками и уставленный банками с дешевыми газированными коктейлями, и по привычке подняла голову при звуке чьего-то мобильника.

— Алле. — и голос девчушки с грубого перешел на приторно-сладкий. — Да малыш. Ой, прости, забыла.

Молодой человек никак не отреагировал, и рука продолжала покоиться на молочной белой спине, а девушка тем временем продолжала, кажется, немало не смущаясь называть в его присутствии малышом того, кто был на другом конце провода.

— Да приеду я, только, наверное, не сегодня. — протянула она, с сомнением глядя на вереницу банок на столе. — и отметим мы все с тобой, прямо все вместе и отметим. Обязательно. — заверила она и замолчала, слушая ответ. — я тебя тоже тебя целую, и племяшку мою поцелуй.

Алину слегка передернуло. Она почти с искренней радостью увидела пожилого армянина, машущего рукой рядом с красными жигулями. Через секунду она уже залезала в теплое нутро машины.

— Ну и мороз. Б-р-р!

— Новый год, что ж вы хотели?

— Есть места, где и в Новый год тепло. — вздохнула девушка, обнимая себя за плечи.

— Так то места далекие. И что вам там делать? то ли дело в Орехово. Вы туда правильно собрались. Новый год да с настоящей елочкой во дворе. Вам куда надо то именно? Орехово, оно большое.

— Поехали. Покажу.

Девушка вовсе не была уверена, что она правильно туда собралась, но пришлось, как говорится лезть в кузов. В Орехово собралась вся компания Рыжего и кроме него, пожалуй, там ее больше видеть никто не хотел. Алина пожала плечами. Да наплевать ей и на толстую пафосную Подосинникову, которая живет полностью за папочкин счет. И на высохшую и желтую от солярия Степанову, которая жила со своим парнем только исключительно из-за денег. Любопытная Федорович, вечно совершающая попытки загулять, но так и не набравшаяся для этого смелости, тоже принадлежала избранному обществу. Друзья Рыжего мужского пола тоже недолюбливали Алину, ибо считали, что ничего хорошего она ему не принесет, постоянно заставляя страдать. На это, правда, девушке нечего было сказать. По приезду они снова поссорились, и когда Алина приехала к своему псу, то расстались, даже не попрощавшись.

Вообще то что ее не было несколько месяцев на домашней обстановке никак не сказалось. Ей казалось, что на корабле она прожила целую жизнь, а дома все так ничего и не изменилось. Девушка смотрела на друзей, знакомых и родных, и не понимала, как они могут так бездарно терять время, превращая существование в серые будни без эмоций, мечты или какого-то минимального интереса? И все же это было так, и что самое страшное, по мнению девушки, никого это не беспокоило. Сашка был иным, совсем иным, но среда, в которой он вращался, затягивала его как болото. Давно, когда она только еще вернулась из Франции, молодой человек попросил у нее год. Девушка пожала плечами, она не верила, что и десять лет сдвинут с места монотонный образ жизни из пяти дней в офисе и стабильно пьяных выходных на даче. Она почти уже поставила на нем крест, но что-то ее удерживало. Что-то, что заставило и в самый канун Нового года оставить родню и теплый дом и ехать по заснеженной дороге в Орехово, которое она так не любила.

В девять часов вечера Сашка написал смс, она ответила. Естественно завязался разговор, в результате которого она спросила: «Если хочешь, мы можем увидиться?». Он хотел, но считал, что момент был отнюдь не самый подходящий. Так и было, но Алину это не сильно волновало, и сейчас она сидела, глядя на замерзшие ветки деревьев, проносящиеся мимо. Сашка всегда был для нее кем-то, ради которого она могла делать почти любые глупости. Он всегда был рядом, даже если знал, что она не права, даже если был с ней не согласен, все равно подставлял плечо. Он был больше чем другом. Но чем-то большим так и не стал, и девушку до сих пор это смущало. Ей все казалось, что что-то она в нем проглядела. Вдруг они все же созданы друг для друга? Ее никто и никогда, так как, он не любил. Девушке казалось невозможным, что человек, так кристально чисто ее видящий, знающий, понимающий и любящий, мог быть в ее жизни просто эпизодом. Хоть и затянулся он на семь лет, но все же оставался эпизодом. Папа Алины, к которому она как всегда обратилась за советом, охарактеризовал все просто: «Снова наступаешь на те же грабли. Он тебя не может удержать. Сила воли у вас разная, и ничего ты с этим не сделаешь. Люди меняются в одном случае из миллиона, что вообще-то значит, что не меняются вовсе. Съезди. Убедись». Именно этим девушка и занялась — поехала убедиться. Хотя на самом деле она просто очень-очень по нему соскучилась и надеялась, что его обида на то, что она оповестила о своем приезде постфактум, уже прошла, и они наконец-то смогут нормально пообщаться.

— Спасибо, — расплатилась она с водителем и вышла на заснеженное шоссе. Сашки еще не было.

— Счастливого нового Года! — и красное жигули оставило только вихрь снежинок за собой.

Стало удивительно тихо. Один единственный фонарь освещал рекламный щит с надписью «Ваша дача без нас плачет», на шоссе не было видно ни единой души и было так тихо, как только может быть тихо в зимнем лесу. Чернели стволы деревьев, облепленные белыми хлопьями. Лунный свет проливался над вершинами, заставляя их сверкать и переливаться. Алина залезла на твердый сугроб и вдохнула полной грудью. Нос начинало пощипывать от мороза, но тут раздался визг тормозов. Темная восьмерка буквально вылетела на шоссе с проселочной дороги, машину развернуло, и она замерла прямо посередине пути. Алина вздрогнула от такого представления и немного подождала посмотреть, кто из нее выйдет. Несколько минут прошло в напряженном ожидании, и тяжело вздохнув, спрашивая себя, во что она снова ввязалась, девушка зашагала вперед, выдирая ноги из снега.

— Свинья какая! Я тут прусь через полгорода, чтоб его увидеть, а он из машины выйти не может!

Девушка плюхнулась на сиденье и сразу попала под колючий взгляд недобро прищуренных глаз. И все же это был Сашка. Ее родной, близкий, любимый человечек. Девушка повисла у него на шее.

— Привет. — прошептала она, зарываясь носом в мех сноубордической куртки.

— Поехали. — тихо бросил он и повернул ключ зажигания.

Алина закусила губу. Так было каждый раз, когда ей приходилось его «возвращать». Только в это раз девушка была уже совсем не уверена, что ей это надо. Они часто ссорились и несколько раз переставали общаться надолго, но Алина знала его, как свои пять пальцев и знала, как сделать так, чтобы он снова был рядом. Но сейчас? Сейчас многое изменилось. Прежде всего, она сама. Снег скрипел под колесами, а свет фар пронзал ночную темноту, на часах было без двадцати двенадцать.

— Я соскучилась…

Он молча посмотрел на нее. Разговора не получалось. Пока он парковался и они заходили в дом, Алина, наконец, не выдержала:

— Слушай, я приехала, чтобы слушать твои молчаливые упреки. Тебе есть, что сказать? Если ты все время молчишь, зачем ты хотел меня видеть?

— Потому, что я не могу от тебя избавиться! Потому, что ты у меня все время перед глазами. Потому, что я не могу без тебя! Когда ты далеко, мне кажется, что я могу забыть тебя, но когда ты рядом…

Теперь замолчала девушка. Она боялась даже поднять глаза. В его голосе была уже не любовь, ей почудилось что-то близкое к ненависти. Но ведь это был он, ее Рыжий. Или уже нет?

— Пойдем? — нерешительно открыла она дверь машины. — Почти двенадцать.

— Тапки одень. — бросил он ей в предбаннике огромного деревянного коттеджа. — И имей в виду, там тебя готовы сожрать.

Девушка сглотнула:

— Да, пошли они…

Девушке повезло, что Новый год почти наступил, и все суетились, разливали водку, держали наготове бутылки с шампанским. Ваня подкидывал дрова в камин, хозяйка дома и Федорович, обе в вечерних платья, шушукались на бежевом диване, недобро глядя на вошедшую. Алина высоко подняла голову, будучи одета в сноубордические штаны, и подумала, что одна вырядилась, словно на корпоратив, а другая, как ее не одень, выглядит по-коровьи. Подосинникова была довольно миловидная, если б ей удалось скинуть килограмм пятнадцать. Ваня объяснял это гормональными сбоями, на что даже Рыжий, который ей весьма симпатизировал, вспоминал про каждодневное посещение Макдональдса. Остальные попереглядывались между собой, но на этом дело и кончилось. Двухметровый Федя был в сером свитере и джинсах, его жена Катя в красном пуловере, Костров в ярко-оранжевой толстовке. Кто во что горазд, так что Алина на их фоне не выглядела странно, да и ей было неважно. К тому же мало кто еще оставался трезвым. Девушка поняла, что зря сюда приехала, ей стало противно и скучно, и сразу захотелось напиться.

— Куранты! — заорали вдруг со всех сторон. — Шампанское скорее!

— Да не тычь мне в морду бутылкой!

— Не лейте на диван, идиоты! Мне убираться потом!

— И мне не забудьте.

Шампанское девушке в пластиковый стаканчик налили последней, но даже она не обратила на такую мелочь внимания. Кислый напиток она выпила, отвернувшись к окну. Во дворе компанию взглядом черных глаз ей составил надувной белый снеговик рядом с настоящей елкой. За спиной вещал президент, и веселились люди. Вот все высыпали во двор с ящиком петард и бенгальских огней. Да, тут умели радоваться жизни. Водка лилась рекой, а Алине было одиноко, неуютно и хотелось домой.

— Пить будешь? — поинтересовался Рыжий, уже разливая по стопкам.

— А запить?

— Шампанское.

Алина пожала плечами. За окнами рвались фейерверки, и гостиная то и дело освещалась то синим, то красным. Кому-то было плохо в туалете.

— Зачем ты приехала?

— Ты же сам сказал, что хочешь меня видеть?

— Я имею в виду в Россию. Ты снова уезжаешь?

Девушка отвела глаза.

— Какая тебе разница? Ты даже говорить со мной не хочешь.

Взорвалась последняя петарда и шумное сборище ввалилось в дом.

— А вы тут сидите?! — заорал Ваня с порога, — и в тишине! А ну-ка музыку!

Алине показалось, что он как-то слишком внимательно на них посмотрел. А может, ей только показалось. Водка с шампанским уже сделала свое дело, голове стало легко и бездумно, и мир уже не казался таким уж враждебным. Еще пару глотков из каждой бутылки и девушка уже понеслась в пляс парнем хозяйки дома. Играла песня из гардемаринов, непонятно как затесавшаяся между «Максим» и «Ласковым маем». Федорович в черных колготках с дырой на колене засеменила к своей подружке с другого конца огромного зала.

— Да мне все равно. Пусть хоть в чилаут отправляются. — повела мощным плечом Анька. Она развернулась и схватила за плечо пробегавшего мимо Илью и, прижав к себе, тоже вступила на танцпол.

— Ой, люблю эту дуру. — шепотом признался Ваня Алине на ухо. В полутьме и отсветах Алина успела разглядеть выражение удивительной нежности на его лице. Краем сознания она поразилась чувству, которое присутствовало в их отношениях. Даже Рыжий говорил, что Подосинникова — не баба, она просто прячет где-то свои железные яйца. Девушка пихнула нетрезвого героя-любовника в объятия своей второй половины, где он был моментально взят железной хваткой.

Она вернулась на диван, а Сашка невозмутимо налил ей очередную порцию. Девушку замутило уже от одного запаха, но она зажала нос и опрокинула содержимое в рот. В глубине души она уже знала, знала и до приезда сюда, знала и много лет назад то, что, наконец, захотела понять только сейчас. Она никогда не любила его и не смогла бы полюбить, так как мечтал об этом он. Он был ей больше чем другом, он был ей братом, отцом и даже матерью. Он любил ее так, как может любить только родной человек, принимая ее всю, с достоинствами и недостатками, так как никогда и никто ее любить больше не будет. Это чувство на протяжении многих лет поддерживало ее, давало силы, питало энергией и согревало. Без него, может быть, она сломалась бы после разрыва с Дамианом, который не был спровоцирован Сашкой, он был его следствием, но не причиной. Без него она могла не справиться во Франции в первый год, когда его письма давали ей каждый день заряд энергии и любви. Она была благодарна ему всем сердцем, она пыталась, но она его не любила. В ее сознании воцарилась кристальная тишина, хотя вокруг надрывалась музыка, взрываясь голосами и хохотом. И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, заиграла ее любимая песня группы Металлика. Кто-то обнял ее за плечи. Девушка знала, что это был только один человек, для которого в этот момент в зале тоже стояла тишина.

— Пойдем?

— Пойдем.

Она чувствовала его неумелые губы и жесткую щетину у себя на коже. Ей захотелось быть с ним последний раз, после которого все кончится бесповоротно, как тогда, все лишь три месяца назад, когда она в первый раз увидела лайнер с названием Сенчюри. Непонятно как они оказались в соседней комнате, на пол полетели свитера, футболки, и вдруг Сашка остановился и заглянул ей в лицо. Алине казалось, что не бывает большей тишина, чем так, которая оглушила ее секунду назад, но после его вопроса умерли вообще все звуки. Не осталось ничего живого вокруг этих двух полураздетых людей:

— Я не хочу. Не могу. Ответь мне на один вопрос. Ты была тогда с Маратом?

Сначала девушка не поняла, вообще, о ком идет речь, но в глубинах памяти засветился тревожный огонек. Марат, Марат, кто такой Марат? О чем… Ах, Марат! Этот прыщавый недоросль, брат Чистякова, которого зовут только потому, что он его брат.

— Ты брала в рот у Марата?!

— Что?! У тебя совсем крыша поехала.

Девушка лихорадочно припоминала тот день рождения, на котором Рыжий напился так, что в бесчувственном состоянии у него на лице нарисовали фломастером усы и бороды его же любимые друзья. Она тогда ушла общаться с менее пьяным участником праздничных шашлыков. И хотя он и был еще подростком, но хотя бы еще мог держаться на ногах, тогда как остальные похвастаться этим не могли. Вот они, старые грехи. Как интересно все обернулось.

— Скажи.

— Нет!

— Скажи!

— Я тебе уже сказала. — она глянула ему в лицо и встряхнула волосами, глаза уже не были глазами человека, там светилась бесконечная боль и ненависть. И тут она решилась:

— Тебе от этого станет легче? Да. — и тут же щеку обожгла резкая боль. Девушка в недоумении обернулась, не понимая, что произошло, и прижала ладонь к щеке. Это боль, и боль от пощечины. Первый раз мужчина в Алининой жизни поднял на нее руку. Девушка сглотнула, подхватила с полу свой пуловер и рванулась к выходу.

— Алина! Стой!

В дверях она столкнулась с Ваней:

— А я вас ищу… — с пьяной улыбкой начал он протягивая бутылку. — а то там стало скучно и выпить не с кем… А что тут у вас случилось?

В другой бы ситуации Алина просто разорвала бы на части парня, которой осмелился ее ударить. Да еще как?! По лицу! Но сейчас… Ей было его искренне жаль, боль от удара уже утихла, а вся та боль, которую она ему причинила, может, не пройдет никогда. Пусть это будет ее расплатой. И точкой. Она усмехнулась. Так вот тот поступок, который она так ждала все эти годы. Вот, как он изменил и свою жизнь и ее, вот то, как он завоевывал ее сердце, пощечина. Что ж, да будет так. Она отпихнула приятеля и выскочила во двор. Рыжий и Курса рванули за ней:

— Алина, что случилось? Вы что с ума посходили. Рыж, стой.

Сашка подбежал к девушке и схватил ее за руку:

— Шлюха!

Она вырвала руку и толкнула его изо всех сил, так что он почти свалился в сугроб.

— Ненавижу.

У девушке в голове шумело, она уже перестала что-то понимать и только отмахивалась от Вани, который как назойливая муха повторял один и тот же вопрос:

— Алина, было или нет?

Их обступили, кто-то толкнул ее в спину, а девушка вдруг почувствовала, что ноги у нее медленно стали превращаться в ледышки. «Черт, носки моментально промокли от снега. — Она вырвалась из кольца восклицающих и взволнованных знакомых и пошла в дом. — Надо кончать этот балаган и ехать домой. Хотя где он теперь, этот дом? Неважно, но точно не здесь».

Она зашла в предбанник и с трудом стала отыскивать свои кроссовки. Первый нашелся быстро, а второй просто пропал под грудой туфель, сапог и ботинок. С другой стороны дверь распахнул Рыжий. Мутный взгляд был похож на человека, который близок к истерике. Одновременно в дом вваливается Ваня и захлопывает дверь перед носом у любопытных:

— Что случилось? Так она с Бушуевым спала?

— Да не с Бушуевым, дурак, а впрочем, может, и с ним тоже.

— Да она же вообще ни с кем не спит?

— Кто?

— Чего кричим?

— Где бутылка? Пора пить, совсем забыли про праздник!

— О! Остались еще петарды!

— Пустите меня в дом, тут холодно!

— Они там дерутся? Или у них любовь втроем?

Дальше все было, как в тумане: Рыжий сквозь слезы обвинял ее во всех смертных грехах, она отнекивалась и кричала, что ничего не было. Ваня пытался разрядить обстановку, но у него ничего не получалось. Гремела музыка, за окном снова начали взрывать петарды, в дверь пыталась прорваться Подосинникова под предлогом ревности к своему парню, но Ваня стойко никого не впускал. У Алины голова шла кругом. Наконец, девушка отыскала второй кроссовок и надела его прямо на мокрые ноги.

— Ненавижу тебя! Шлюха! Я никогда для тебя ничего не значил!

Алина вдруг почувствовала, что ее терпению пришел конец. Слишком много оскорблений за одну ночь. Она знала, как ему больно, но больше оправдывать этого не могла. Девушка, не глядя, сложила кулак и, размахнувшись, ударила его в челюсть. Парень отлетел на метр и во все стороны полетели осколки.

— Черт, это был любимый столик Анькиной бабушки.

— Сколько стоит? Я оплачу. — кажется, Рыжему удар помог. Он встал, отряхнулся и выглядел чуть-чуть протрезвевшим.

— Он выставочный, да фиг с ним. Забей.

Алина без сил опустилась на диван:

— Вань. В какую сторону до электрички?

— Ты с ума сошла? Тут четыре километра пешком. Ляг, поспи до утра и потом поедешь.

Девушка слабо усмехнулась:

— Спасибо за гостеприимство, я уж как-нибудь обойдусь.

Рыжий подошел и упал перед ней на колени. Ваня и девушка молча смотрели на него. Он обнял ее за ноги и, уткнувшись лицом ей в сноубордические штаны, плача, прошептал:

— Не уезжай. Пожалуйста, не уезжай.

Ваня хотел что-то сказать, но молча махнул рукой. Да, ему не за что было любить Алину, но и выставить ее из дома ночью он не мог. Надо было отдать ему должное.

— Ладно. Я пойду, а вы разбирайтесь.

— Не надо. Я поехала. Позаботься о нем, пожалуйста.

Сашка, услышав эти слова, еще крепче схватил ее за ноги. Девушку уже начинало трясти от всего происходящего, сейчас ей хотелось оказаться, как можно дальше отсюда. Она положила руку ему на спину и тихонько попыталась отлепить его от себя. Вдруг она почувствовала на руке что-то теплое и мокрое. Она непонимающе поднесла ладонь к глазам и увидела кровь.

— Твою мать!

Ваня остановился уже в дверях. Девушка рывком задрала на молодом человеке толстовку и задохнулась. Спина была вся в крови, порезах и кусках стекла.

Дальше Ваня взял инициативу в свои руки, послав Аньку за йодом и бинтами, кого-то за чистой водой, они уложили Рыжего на диван и принялись оказывать ему посильную помощь. В суматохе Алина выскользнула за дверь и пошла к воротам. Больше ее здесь ничто не удерживало.

Через несколько шагов она перестала слышать песни, перестала видеть огни петард и наконец, смогла хоть немного сбросить липкое сумасшествие этой Новогодней ночи.

— Вот уж отпраздновала, — сказала она сама себе. — Кошмар какой. О боже, ну что еще?

Это было обращено к мобильнику. Она посмотрела на экран и сморщилась, звонок шел от Рыжего.

— Меня на скорой везут.

— Значит, с тобой будет все в порядке. Извини, что так вышло.

— Я сам виноват. Где ты?

Она посмотрела на трубку, словно не веря своим глазам. Девушка немного помолчала и ответила, одновременно нажимая на сброс:

— Меня, Саша больше нет. Хватит.

Она устало покачала головой и посмотрела на заснеженную дорогу, подумала немного, припоминая расположение дома, и в результате зашагала наугад. Телефон снова затренькал. Девушка, не глядя, сбросила звонок и потом только посмотрела от кого. На экране мелькал маленький конвертик смски.

«Я звонил, но наверное, ты празднуешь и не отвечаешь. Я желаю тебе счастья в Новом году и только счастья. Если ты позволишь, я бы хотел в этом году дать тебе свое имя. Йоргес»

Алина читала текст сообщения, не веря своим глазам. Вот так просто. Сказал и сделал. Кому-то на решение требуется годы и заканчивается оно пощечиной, а кто-то после трех месяцев знакомства может сделать предложения. Алина смотрела, улыбалась, и больше не о чем не думала. Тихо-тихо падал снег, она шла по сказочному зимнему лесу, даже не имея понятия, куда, и в голове у девушки не было ни одной стоящей мысли. Она крепко сжимала в руке телефон и улыбалась. Новый год кончился, новая жизнь начиналась…

Послесловие…

— Девочки, мешочек мой не забудьте! — в который раз напомнила Томкина мама своей дочке, которая бегала по дому в нижней юбке и толстовке, но зато со сногсшибательным вечерним макияжем и высокой прической из сколотых на затылке локонов.

Дочка посмотрела на маму и ничего хорошего в ее взгляде не выразилось. Алина, знавшая подругу не первый день, схватила проходящую мимо Таньку за руку. Старшая Тамарина сестра уже при полном параде сбиралась на второй этаж с мешком украшений в объятиях.

— Угомони маму, иначе Томку сейчас кондрат схватит.

Таня со своей фигурой фотомодели и платьем, от которого у любого нормального мужчины рефлекторно начинала капать слюна, раздраженно взмахнула рукой, но увидев сестру, выходящую из туалета, передумала.

— Девочки, ме-шо-чек… — по слогам, словно боясь, что ее не понимают, иначе, как можно было объяснить полное равнодушие к пожиткам, мама снова завела свою песню.

— Какого такого хрена, в конце-то концов, невеста в день собственной свадьбы должна постоянно думать об этом чертовом мешке! Мама!

— Где Эш? — сидя в кресле, поинтересовалась Алина, чтобы разрядить и без того напряженную обстановку.

— Где Эш? Я бы тоже очень хотела это знать! Они с папой поехали забирать смокинги от портного!

— Ты шутишь, да? Венчание через час, а жениха нет?!

— Мне уже все равно! Опоздает — поеду выходить замуж без него!

В такой обстановке проходила подготовка к Тамариной свадьбе, собственно не подготовка, а свадьба, как таковая. Гости собрались. Парикмахер уже всех причесал. Только вот дом, что первый этаж, где разместились приехавшие друзья и семейство, что второй, где официально должны были собраться все перед церковью, выглядели, как после урагана, или может, даже хуже. Платье, которое девчонки выбирали несколько недель, висело на манекене посреди полнейшего хаоса из чьих-то пальто, разнообразных бумажных голубей, коробок с подарками, косметичек, подушек, принесенных стульев и тому подобным прелестям. Невеста с отчаяньем огляделась, наступила на юбку, и в изнеможении упала в соседнее кресло.

— Почему? Скажите мне, почему даже такая вещь, как свадьба, не может пройти в моей жизни, как положено. Запланировано! Нормально, по расписанию, без сумасшествия и заковырок?!

Алина успокаивающе похлопала ее по руке:

— Выходила бы замуж, как я: в джинсах и футболке. Самое то. Но теперь уже поздно об этом думать. Твои двести пятьдесят гостей ждут, не дождутся, увидеть девушку в белом. Так что давай, шевелись дорогая, нам еще твой корсет завязывать полчаса.

Только девушка встала, послушно, хотя и нехотя следуя этому совету, как двери распахнулись, и ввалился жених собственной персоной, уже в смокинге и даже с розой в петлице, все как полагается.

— Нам выезжать пора, мамочка, ты что, еще не готова?

Мамочка развернулась, наполовину одетая и грозно сверкнула очами, вопросила про смокинг, но убедившись собственными глазами, что все в порядке, так и не закончила свою фразу. Хотя это было и не важно, ибо ее реплика потонула в протестующих воплях всех присутствующих:

— Кыш отсюда!

— Тебе нельзя видеть невесту до свадьбы!

— Заберите его! Прикройте Тому!

Невеста возмущенно отмахивалась от тех, кто пытался ее загородить:

— Да, что вы, с ума что-ли посходили?! На что не смотреть? Нам с ним в одном лимузине ехать в церковь! Отстань!

Последнее относилось к Машке, ее старой школьной подруге, которая мощным бюстом пыталась спихнуть ее со стула, который выставлял девушку на всеобщее обозрение.

— Они тебя так не отпустят. Эшу либо придется ехать отдельно, либо он пешком пойдет, в лимо девки его точно не пустят.

— О боже. — только и сказала невеста. — ну и денек.

Алина пожала плечами, вынула трезвонящий телефон и, выходя на улицу, потому что дома уже ничего не было слышно, посоветовала:

— Если бы все шло по правилам, я бы сильно удивилась. Даже очень сильно. Относись ко всему философски. Але. Привет малыш.

Она вышла за дверь и оказалась на улице, где, как ни странно было намного тише. Малыш, как оказалось, был чертовски зол:

— Алина, ты уехала к подруге на свадьбу и не отвечаешь на телефонные звонки. Что, по-твоему, я должен думать?

— Может быть, я пропустила, или не услышала. Знаешь, тут такой тарарам творится. Приехали Томкина подруга, мама, сестра с мужем, дядя с семьей. И все живут на первом этаже у нее дома. Тут временно цыганский табор. — сказала она, рассеянно наблюдая за белкой, которая с абсолютно обнаглевшим видом, пыталась оторвать орех от букета на сверкающем белом лимузине.

— Пока ты одна, я имею право думать все, что угодно. У вас вчера был девичник и я…

— Йорго. Пожалуйста. — Алина устало покачала головой. — Ну, сколько можно?! Я же на седьмом месяце? Ну, какой к лешему девичник? Меня даже в подружки невесты не взяли из-за пуза.

— Ничего не знаю, и вообще, мне эта идея со свадьбой не нравилась с самого начала. Беременная женщина должна сидеть дома, а не шляться по всему мира. Ты же за семь месяцев уже девятый раз садишься в самолет.

— Надо было тебе точно на арабке жениться. — подумала девушка, но вслух этого не сказала. Пожалуй, Тамара права, так ничего с корабля и не поменялось: слово «нормально» к ним не относится. Она, как могла, успокоила мужа и пошла внутрь смотреть, правильно ли зашнуровали корсет ее любимой подруге.

Тамара вышла за Эша пятнадцатого февраля, чуть больше года после возвращения с Сенчюри. На данный момент она тоже ждет малыша и живет в Нью-Йорке в очень счастливом браке.

Кевон никогда не написал Тамаре и никак не объявился. По слухам, он продолжает плавать на кораблях Селебрити.

Наташа поменяла несколько круизных компаний и все еще работает на борту. Она стала блондинкой, слегка поправилась и бросила курить. По словам Тамары, ее персоналите наполовину потерялся с исчезновением сигарет и рыжего цвета. Алина, встречавшись с подругой в Афинах, куда заходил очередной ее корабль, придерживается иного мнения.

Гарри все также работает на Селебрити, по карьерной лестнице не продвинулся ни в зад, ни в перед. Его ребенок родился здоровым и проживает во Франции. С Наташей они общаются, но чрезвычайно редко и в основном по интернету.

Капитана Сенчюри уволили после описанного контракта за сексуальные домогательства. Он перешел работать в другую компанию.

Лена поклялась больше никогда не работать на круизниках, но через год свое обещание нарушила. На следующем контракте ее уволили. Причина стала достаточно банальной. В очередной инвентаризации не став считать остатки «Инч оф Голд», она по привычке его попросту выкинула, что впоследствии было обнаружено менеджером. Пока она работает на берегу, но в мыслях возвращение к корабельной жизни.

Мариуса уволили за пьянство. С украинкой они виделись пару раз на каникулах, но серьезного у них так ничего и не вышло.

Рената вышла замуж за своего молодого человека и родила девочку Кристину. Сейчас они живут в Хорватии, а муж так и работает на борту.

Вовочка расстался Дженнифер по той причине, что уличил ее в измене.

Адонис, на корабле, куда его вместо себя послал Йоргес, встретил свою будущую жену из Новой Зеландии. Сейчас они растят дочку и живут в Греции. Сам он сменил работу, и теперь инженер на маленькой яхте.

У Димитриса тоже родилась дочка от румынки из казино, они не поженились, но все вместе тоже живут в Греции. С Адонисом контакта не поддерживает.

Бен живет и работает в Лос-Анджелесе, хотя ездит с гастролями по всем Штатам и даже Европе. Он также поет акапелло в небольшой группе, причем довольно успешно.

Марк до сих пор работает на кораблях и не похоже, чтобы ему это не нравилось.

Данни тоже изменил своей клятве, несколько раз возвращался на Сенчюри, и сейчас работает на Селебрити, на различных лайнерах. С девушкой своей он расстался окончательно.

С Жанной Алина подружилась и сейчас они очень тесно общаются. Та разорвала болезненные отношения со своим греком и сейчас помолвлена с англичанином Диззи, тоже цирковой профессии, который ее обожает. Живут во Флориде.

Янни, бывшего парня Жанны, уволили из компании в связи с темной историей о сексуальных домогательствах. Как раз незадолго до того, как его собирались повысить. Вместо него на повышение пошел Костас, муж Джоди.

Ариана родилась через два года после Сенчюри. На имя Палома Йорго не согласился, да и Алина не настаивала. Мужа она глубоко уважает и любит, отношения между ними со временем наладились, хотя на это ушло немало времени. Проживают в Майями, по месту работы мужа. Дамиана она так и не встретила, но больше ее уже это не волнует. Даже напротив, когда после трех лет молчания он пытался ее разыскать, Алина сделала все, чтобы у него это не вышло.

Джош погиб в автомобильной аварии почти сразу же после приезда домой. Содержание алкоголя в крови превышало норму в три раза. Алина об этом никогда не узнала.