1

Проигранная война как тяжелая болезнь – даже если осталась в прошлом, не может не иметь серьезных последствий…

В начале XX столетия Россия тяжко переболела проигранной войной. И тени погибших под Порт-Артуром и Цусимой, безмолвно вставшие за спиной стареющей монархии, надолго стали одним из самых главных определяющих факторов в ее судьбе.

…Если личный героизм солдат и моряков на поле боя ничего не может изменить в неудачном исходе сражения, значит, ошибка допущена еще до первого выстрела.

В штабе? Или выше?..

Добавим к этому экономический кризис, жестокость властей по отношению к собственному народу, неурожаи, недостойный великой державы застой в техническом прогрессе, падение уровня жизни трудового населения.

И мятежи сотрясали страну.

Революция 1905–1907 года не добилась свержения существующего строя. А после подавления царским правительством открытых народных восстаний многие решительно настроенные организации ушли в подполье и снова, как в восьмидесятые годы XIX столетия, начали подтачивать ненавистный режим террором.

Терроризм был тогда не таков, как ныне. Сегодня, для того чтобы устрашить министра или губернатора и добиться нестабильности власти, закладывают бомбу в жилой дом, населенный ни в чем не повинными городскими обывателями, или берут в заложники детей на школьном празднике. В начале XX века бомбы предназначались самим государственным чиновникам, генералам, министрам. А при случае – и государю императору, как однажды уже случилось за четверть столетия до описываемых событий.

И террорист тогда был – не полуграмотный горец, подталкиваемый на дело бешеными деньгами или религиозным фанатизмом, а, чаще всего, рафинированный интеллигент, выходец из образованных слоев разночинства, готовый за далекие перспективы «всеобщей свободы» пожертвовать в равной степени и своей мишенью, и собой. Решивший для себя сакраментальные вопросы «кто виноват?» и «что делать?» в пользу крови.

При хороших правителях революции не происходят. Об этом стоило бы помнить тем историкам, которые ныне сожалеют о временах Николая II. Но убийство, даже окрашенное в романтические тона перспективой благих перемен в обществе, остается убийством. Уголовным преступлением – с точки зрения Закона. Смертным грехом для человека с совестью в душе. А переступить через совесть во имя идеи всегда непросто…

2

Штабс-капитан Корпуса корабельных инженеров В. П. Костенко был еще молод. Но уже видел Цусиму. Мало кому из знатоков военной истории не известна ныне его неоднократно переиздававшаяся книга о путешествии броненосца «Орел» – через три океана, в составе Второй Тихоокеанской эскадры, с проигранной битвой в финале.

К 1908 году на счету инженера Морского технического комитета Российского Адмиралтейства стоял не только этот трагический поход и недолгое пребывание в японском плену, но и активное участие в деятельности Лиги восстановления флота, несколько небезынтересных, хотя и странных, проектов боевых кораблей и… немалый опыт подпольщика.

Еще до Цусимы, в студентах, он связал свою жизнь с антиправительственным кружком и теперь возглавлял боевую организацию эсеров-террористов, одну из секций «Центрального военно-организационного бюро социалистов-революционеров».

В 1908 году Костенко приехал в Англию – по заданию МТК Адмиралтейства наблюдать за постройкой на британском заводе Виккерса броненосного крейсера для Российского флота.

3

Крейсер уже был спущен на воду и стоял у заводской стенки судостроительной фирмы «Бирдмор» в маленькой шотландской гавани Далмуир – пригороде Глазго. Странный это был корабль. Крупный – 16 тысяч 933 тонны водоизмещением и 160 с лишним метров длиной, – он немногим уступал по размерам новейшему на тот момент британцу «Индомитэблу», линейному крейсеру нарождающейся дредноутской эпохи военного судостроения. Но «Индомитэбл» нес в четырех тяжелых башнях восемь страшных для любого крейсера, кроме линейных, двенадцатидюймовых орудий. А в облике русского корабля так и бросались в глаза все признаки уходящей в прошлое прежней военной доктрины.

Главный калибр – четыре 10-дюймовые пушки с длиной ствола в 50 калибров, достаточно дальнобойные, имеющие почти равную с английскими 12-дюймовыми орудиями скорострельность. Восемь восьмидюймовых орудий в четырех бортовых башнях, расположенных на длинном спардеке «коробочкой», – как у германского «Блюхера». Двадцать скорострельных 120-миллиметровых «стволов» в бортовых казематах. Такая формула вооружения, с использованием трех базовых калибров артиллерии, была характерна для последних представителей додредноутского класса и осенью 1908 года, когда крейсер готовился отбыть в Россию, смотрелась уже, по меньшей мере, слабовато.

Просвещенная Европа уже во всю прыть проектировала боевые корабли с турбинными ходовыми системами. При этом новый крейсер для России был заказан с обыкновенными паровыми машинами тройного расширения – мощностью около 20 тысяч лошадиных сил. В результате при неплохих с точки зрения гидродинамики обводах рассчитывать от него на скорость свыше 21 узла было грешно. А ведь в эту пору для броненосного крейсера считался нормой полный ход в 24 узла и даже выше!..

Бронирование корабля рассчитали английские конструкторы. Но – с учетом требований Российского Адмиралтейства – так, чтобы успешно противостоять в бою обстрелу фугасами с дальнего расстояния. По опыту Русско-японской войны известно было, что враг, как правило, старается в начале сражения вывести тебе из строя артиллерию, дальномеры и командный мостик, покорежить трубы – чтобы не было тяги, а значит, и скорости, – деморализовать экипаж обширными пожарами, отравить едким дымом и устроить массовые потери в палубной команде от осколочных ранений. А топить, пробивая броню, можно уже потом, когда противнику нечем будет целиться и стрелять. Когда у нактоуза встанет последний не убитый лейтенант из механиков. Когда недавно грозная боевая единица флота, гордость и надежда державы, будет представлять собой несуразную горящую мишень, не способную к активному сопротивлению…

Цусимскую «шимозу» никак и никому не позабыть! И чтобы впредь избежать в бою подобных ситуаций, МТК русского Адмиралтейства решил так: впредь броневая защита боевого корабля должна закрывать на корпусе максимальную площадь, даже если придется в некоторых случаях жертвовать ее толщиной.

В результате главный броневой пояс заказанного в Англии крейсера должен был иметь толщину около 150 миллиметров, в самой толстой части – 180 миллиметров. Артиллерийские башни, барбеты и рубки прикрыли восьмидюймовыми плитами. Тридцатисемимиллиметровой броней защитили палубу – по максимуму площади.

Год спустя, наблюдая нового флагмана Российского флота, возглавляющего колонну броненосцев на морском параде в Ревеле, вице-адмирал Нилов с усмешкой покрутил ус:

– В Цусиму бы его, ей-богу! Вот бы «Микасе», должно быть, не поздоровилось… Что поделать, умеют у нас на Руси готовиться к войне, проигранной вчера!

С фактом не поспоришь. Как ни странно, эти слова, пожалуй, – лучшая характеристика для корабля, опоздавшего на свою войну.

4

Нарекли новый крейсер «Рюриком» – в память о герое Русско-японской войны, погибшем в неравном бою под Фузаном 1 августа 1904 года.

Осенью 1908 года, впервые познакомившись с крейсером «вживую», а не по чертежам, инженер Костенко увидел в нем прежде всего не будущего защитника интересов державы, а флагмана грядущих революционных бурь. Того, кому, возможно, предстоит покончить в России с монархией. Или хотя бы лично с монархом…

Это стараниями скромного офицера Кронштадского Корпуса морских инженеров в кубриках «Рюрика» не переводилась доставляемая с берега от революционно настроенных русских эмигрантов нелегальная литература. Это он приводил на борт эсеровских пропагандистов под видом навещающих моряков родственников. Он подружил палубных с унтер-офицером Алексеем Новиковым-Прибоем, тоже в прошлом участником Цусимского сражения, баталером «Орла», талантливым литератором и… профессиональным подпольщиком-террористом. Он же во время увольнительной на берег познакомил на потайной «явке» матросов с представителями эсеровского ЦК – Савинковым и Азефом… Кто же тогда мог знать, что Азеф – провокатор, сотрудничающий с царской охранкой!

В конце концов, цель была почти достигнута: в экипаже «Рюрика» сложился крепкий революционный кружок. Два-три десятка молодых и горячих ребят, недовольных правлением Николая II.

5

По прибытии «Рюрика» в Россию неизбежно будет парад с царским смотром. И наверняка государь, как бы ни мало он смыслил во флотских делах, захочет познакомиться с новым крейсером поближе. Что, если в это время злосчастного самодержца и кончить?

Вопрос встал о способе цареубийства.

Поначалу Борис Савинков предложил, чтобы теракт провел профессионал, опытный подпольщик, умеющий и самодельное взрывное устройство изготовить, и скрыться после акции. Даже кандидат из числа эсеров-эмигрантов имелся. А если не он, то Савинков и сам готов был взяться за исполнение задуманного.

Но каким образом революционеру «со стороны» проникнуть на корабль и укрыться до времени высочайшего смотра. Переодеться в матросскую форму мало: надо еще и найти такое место для долгого пребывания, чтобы офицеры там бывали пореже…

Место вроде бы было даже найдено. В кормовом отсеке ниже ватерлинии, под румпельным отделением. Там, у самого днища, промеж длинных сильных валов винтов, конечно, темно, тесно и холодно. Зато оттуда вверх ведет узкий вентиляционный канал – длинная труба со скобами-ступенями внутри для удобства обслуживания. И проходит этот канал прямо за переборками кают-компании и адмиральского салона. Если дождаться, когда во время императорского визита государя пригласят в кают-компанию или к адмиралу и подорвать в вентиляционной системе бомбу, наверняка погибнет и сам царь, и находящаяся при нем свита золотопогонников…

6

Просто удивительно, насколько наивно выглядит этот, прямо скажем, откровенно дурацкий план. Надо совершенно не представлять себе жизни боевого корабля, чтобы предложить этакое…

Во-первых, не бывает корабельных помещений, где офицеры не бывают совсем. Льяла у днища, рулевые и румпельные отсеки – не исключение.

Во-вторых, физически достаточно трудно даже закаленному в подпольной борьбе конспиратору проторчать неделю или даже больше в полутемном холодном отсеке, где не выспаться толком и где питаться придется одной водой с сухарями. Хватит ли потом силы и здоровья у террориста пролезть по трубе с бомбой в нужное место?

В-третьих, неизвестно, в первый ли день по прибытии на русскую Балтику будет злосчастный императорский смотр. А то, может, царь через пару недель приедет?..

В-четвертых, взрыв бомбы в вентиляционном канале может и не убить конкретно императора. Зато исполнителя теракта прикончит почти с гарантией, да и немало непричастного к ненавистной власти народа на борту поубивать может.

В-пятых, товарищи революционеры, что вам все-таки конкретно требуется: чтобы «Рюрик» возглавил в качестве «флагмана революции» всеобщее восстание Балтийского флота после предполагаемого цареубийства или чтобы угодил в ремонт в результате взрыва в вентиляции?..

7

Может, подсадить в команду крейсера заговорщиков уже в Кронштадте? И не с бомбой, а с пистолетами – чтобы застрелили конкретно государя?

Но зачем тогда вообще подсаживать: среди своих моряков довольно найдется недовольных царской властью. Вот, например, корабельный инженер А. Прохоров – молодой офицер, член эсеровской «первички», – уже высказал готовность прикончить Николая даже ценой собственной жизни. Или трюмный матрос-машинист Герасим Авдеев – рослый, физически сильный и политически грамотный юноша, также готовый пожертвовать собой ради революции.

В конце концов Костенко решил задействовать Авдеева и даже на свои деньги купил ему на берегу хороший револьвер американской модели.

На случай непредвиденных обстоятельств был подготовлен второй террорист, матрос-вестовой по фамилии Каптелович, недавно вступивший в революционный кружок. Ему подарил револьвер сам Азеф.

Злосчастный смотр состоялся 23 сентября 1908 года на рейде Бьорке-Зунда.

Царь приехал со всем семейством. По серой стали трапов и переходов шуршали шелка великих княжон и их августейшей матери Александры Федоровны, любопытный наследник престола, сидя на плечах у дюжего вестового, просил разрешения заглянуть в «настоящий пушечный прицел»…

Император обошел парадный строй экипажа, спустился в машинное отделение, присутствовал при выстреле по щитовой мишени из восьмидюймовой пушки. Принял приглашение старшего офицера отобедать в кают-компании, где отказался от традиционной чарки. А потом сел со всем своим слащавым «семейным цветником» в паровой катер и отбыл на борт императорской яхты «Штандарт».

Во время этого визита оба матроса с револьверами за голенищами не раз находились от царя на приемлемом для выстрела расстоянии. Но оружия не вытащил ни один…

На следующем собрании революционного кружка инженер Прохоров напрямик спросил Авдеева:

– Что же вы, Гераша, неужто испугались?

– Боялся бы я за народ пострадать – не вызвался бы идти на царя с револьвером. Видите ли, дорогой товарищ, угробить коронованного негодяя на глазах у его свиты – это одно дело. А лишить жизни отца семейства на глазах у невинных дочек и несмышленого мальчонки – совсем другое. Да и, кроме того, ваше благородие, серьезные вещи так не делаются.

– За цареубийством должно было последовать массовое вооруженное выступление войск и флота, переменившее бы в России строй на республиканский.

– Восстание готовить надо. А то будет, как вышло у «Очакова». Шуму много, толку чуть, а в результате – раскол в эскадре. Стрельба по своим же братьям…

Инженер Костенко старался подобрать для подпольной организации серьезных, думающих парней. Вот они и подумали…

Логично: без всеобщего вооруженного антиправительственного выступления цареубийство смысла иметь не будет, текущее состояние дел на Балтике о готовности экипажей к восстанию отнюдь не свидетельствует, так зачем же прямо сейчас грех на душу брать? И вообще, в плане подготовки к смене власти насильственным путем большевики, кажется, куда как последовательнее и дальновиднее эсеров…

Жестокая игра в революционное подполье кончилась. Начиналась обычная работа боевого корабля в мирное время, и деятельность матросского комитета занимала в ней теперь далеко не самое важное место.

8

Сезон учений 1909 года начался для «Рюрика» с абсолютно тривиального занятия – выхода из Кронштадта на 40 миль в море с целью уничтожения девиации компасов. А по окончании краткого курса боевой подготовки крейсер получил почти традиционное для новейшего корабля в России назначение – в царский лейб-конвой, в охрану императорской яхты «Штандарт». В Британии, на Спитхэдском рейде, планировался в середине июля очередной международный парад, и «Рюрик» должен был принять в нем участие.

В состав дипломатического отряда, вечером 12 июля 1909 года покинувшего Кронштадтский рейд, были зачислены императорские яхты «Штандарт» и «Полярная звезда», броненосные крейсера «Рюрик» и «Адмирал Макаров», а также два миноносца типа «Эмир Бухарский». Двое суток спустя, 14 июля, отряд бросил якоря на рейде германского порта Эккернферде, где им предстояло ожидать лоцманов для прохода Кильским каналом.

Германские портовые власти усомнились в возможности безопасно провести узким, сложным фарватером довольно крупный крейсер с несплаванной еще командой и молодой, неопытной штурманской группой. Поэтому «Штандарт», «Полярная Звезда», «Макаров» и миноносцы лоцманов получили, а «Рюрик» – нет. Ему предписано было временно оставить пост предводителя дипломатической флотилии и добираться до Северного моря в обход датской территории – через проливы Каттегат и Скагеррак.

Это было немного обидно. Дело в том, что Кильским каналом, бывая в Германии в гостях довольно часто, русские моряки ходили регулярно, и среди штурманов «Рюрика» было немало тех, для кого это путешествие было далеко не первым. И вообще, помнится, «Рюрик»-старший в 1895 году ходил через только что открывшийся канал вообще без чужого лоцмана. А ведь он тогда тоже считался одним из самых крупных крейсеров в этих водах и едва вступил в строй, так что о большом опыте экипажа говорить не приходилось. Видимо, дело все-таки не в размерах корабля и не в уровне подготовки его команды, дело в отношении к ситуации местного портового коменданта…

9

…В германский город Куксхафен, где назначена была встреча со «Штандартом» и прочими участниками экспедиции, «Рюрик» прибыл раньше всех – в 8:45 вечера пятнадцатого июля.

На следующий день на рейд в устье Эльбы начали подтягиваться и остальные корабли русского императорского конвоя. Первым к якорной бочке подошел «Адмирал Макаров». За ним в небольшую и довольно мелководную бухту влетели на всех парах миноносцы «Москвитянин» и «Эмир Бухарский». Причем «Эмир» ухитрился при исполнении на тесном рейде полагающегося по уставу маневра «заходжение»… навалиться на флагмана. Зацепил надстройкой стволы 120-миллиметровых пушек в казематах, покорежил мостик «рюриковским» якорем, выворотил себе легкую палубную пушку вместе с тумбой, на которой она крепится.

Сам «Рюрик» получил лишь несколько царапин. Аварию решено было скрыть от государя. Тем более, что «Штандарт» в пути подзадержался, и никто из свитских свидетелем досадного недоразумения не был. Так что в дальнейшем помятый «Эмир» старался не попадаться императору на глаза, держась подальше.

После краткой стоянки в германских водах монарший конвой проследовал в Шербур.

10

Лето 1909 года выдалось пасмурным, и в середине июня в Ла-Манше стояли такие туманы, что порой с ходового мостика собственного гюйсштока было не разглядеть. По дороге во Францию русский дипломатический отряд даже вынужден был задержаться в пути, встав на якоря у мыса Гризнес и ожидая улучшения погоды. К полудню видимость чуть прояснилась, и эскадра продолжила путь.

Уже на рейде Шербура выяснилось, что навстречу царскому «Штандарту» из города выходил отряд французских крейсеров, чтобы салютовать императору в море и проводить на рейд. И что французы добросовестно ищут русских по всему Ла-Маншу до сих пор…

По возвращении встречающего отряда состоялся традиционный обмен высочайшими визитами, и Николай II вместе с президентом Франции обошли строй русской и французской эскадр на легком крейсере «Галиле». Неформальная часть встречи была весьма пышной: офицерский прием на берегу, банкет, фейерверк, шлюпочная регата, электрическая иллюминация…

Но всякому празднику рано или поздно приходит конец. 20 июля через три часа после рассвета русский отряд снялся с якорей и, провожаемый целой флотилией французов, отправился к берегам Британии.

11

Ровно в полдень точно посередине пролива французский отряд сопровождения «с рук на руки» передал полномочия английскому. Британское командование выслало встречать царя одно из самых сильных своих крейсерских соединений – с бывшими сотоварищами «Рюрика» по учебному отряду, линейными крейсерами типа «Инвинсибл» в составе. Крейсера-дредноуты, вооруженные восемью двенадцатидюймовыми орудиями каждый и значительно превосходящие русского флагмана по скоростным качествам, произвели на российского самодержца странное впечатление.

С одной стороны, их орудийная мощь вызвала восхищение. Но с другой, монарх не преминул отметить, что со своими асимметрично расположенными башнями, угловатыми марсами на треногах, трубами разного диаметра и «общей непропорциональностью сложения» англичане чересчур странно смотрятся. А ведь эстетичный внешний вид боевого корабля, как правило, свидетельствует о хороших боевых качествах…

В три часа пополудни монарший конвой вошел на Спидхэдский рейд.

Морской парад – всегда впечатляющее зрелище. Но, пожалуй, в начале двадцатого столетия никто не умел проводить настолько грандиозных парадов, как англичане. Благодаря первому месту в мире по численности военного флота, они ежегодно по праздникам выводили в огромный залив эскадры по 300–400 боевых вымпелов всех рангов – от линкоров до канонерок. И порой торжественный обход парадного строя королевской яхтой «Виктория энд Альберт» с Эдуардом VII на борту занимал несколько часов.

На этот раз, согласно парадному протоколу, сводный дипломатический отряд для обхода строя должен был, помимо яхты и эсминцев ее охраны, включать и русскую делегацию: за британским королевским кортежем в кильватер следовали «Штандарт», «Полярная звезда», «Адмирал Макаров» и «Рюрик». Эсминцы держались на флангах.

Парад – с постоянным обменом визитами, с торжественными обедами и показательными строевыми эволюциями – длился три дня. А вечером 22 июля все 400 присутствующих британских корабля расцветились иллюминацией.

«Слаженности действий англичан в парадном строю можно только позавидовать, – писал впоследствии русский дипломат Дм. Полянский, – а по части устройства электрического фейерверка они достигли весьма больших высот. Едва вспыхивала строгая линия огней на борту и мачтах одного английского броненосца, как у его соседей по колонне она гасла, и на фоне синего сумрака летнего вечера отчетливо вырисовывался выразительный силуэт каждого».

«Рюрик» тоже участвовал в электрическом фейерверке с англичанами.

12

На следующий день около 3 часов пополудни русский отряд покинул Спитхэдский рейд и вновь взял курс к берегам Германии. Во время стоянки в устье Эльбы снова возник вопрос о режиме прохождения отрядом Кильского канала. Немцы упорно не давали «Рюрику» ни лоцманов, ни буксиров, полагая, что крейсер слишком большой для такого путешествия. И это при том, что недавно канал был углублен и всего год спустя здесь вполне свободно чувствовали себя и первые германские дредноуты, и линейный крейсер «Фон дер Танн» – с осадкой несколько большей, нежели у «Рюрика».

Но не спорить же с комендантом чужого порта! Пока «Штандарт», «Полярная Звезда», «Макаров» и эсминцы принимали на борт германских лоцманов, «Рюрику» пришлось сняться с якоря и направиться вдоль датского побережья ко входу в пролив Скагеррак…

Дальнейший поход был без происшествий, и 28 июня отряд вошел на Большой Кронштадтский рейд.

Этот визит в Германию, Францию и Англию с царским дипломатическим кортежем стал для нового флагмана Балтийского флота России единственным запоминающимся эпизодом в кампанию 1909 года. До сентября крейсер участвовал с флотом в обычных строевых и стрелковых учениях. А с 1 октября вышел в вооруженный резерв в Кронштадте – для прохождения первого планового ремонта и переборки ходовых систем.

13

…Ледовый сезон в Балтийских водах долог и скучен. Зато есть время и возможность полностью привести себя в порядок перед новой навигацией. Тем более, что в процессе участия «Рюрика» в учениях предыдущего года выявился целый ряд конструктивных недоработок британского завода, подлежащих устранению перед дальнейшей службой.

Например, совершенно не оправдало себя покрытие металлических палуб линолеумом, а не тиковым деревом, как это ранее практиковалось в русском флоте. Линолеум за один сезон протерся в буквальном смысле до дырок, облез, отслоился и пошел пузырями. Мало того, он причинял значительные неудобства команде: еще по опыту строившегося в Германии «Аскольда», тоже получившего линолеум вместо тика, зимой в кубриках наблюдались слишком большие потери тепла, на подволоках помещений при остывании верхней палубы скапливался мерзкий конденсат, против которого мало помогала подшивка подволок деревянными планками. А на гладкой и мокрой поверхности линолеума еще и слишком легко поскользнуться, торопясь на боевой пост по тревоге. Поэтому, несмотря на то что деревянное палубное покрытие весит гораздо больше, решено было установить его.

Одновременно проводилась чистка котлов, переборка всех главных и вспомогательных механизмов, установка двух дополнительных муфт Дженни, еще масса работ по исправлению и улучшению самых различных вспомогательных систем.

К орудиям калибра 120 миллиметров в Англии заказали новые прицелы. В крюйт-камерах сделали более удобным расположение зарядных стеллажей. К началу сезона учений 1910 года «Рюрик» был вполне готов к новому плаванию и на послеремонтных испытаниях легко вышел на скорость 21,5 узла.

14

Для морской практики гардемаринов – будущих офицеров флота – еще в 1907 году на Балтике был сформирован особый учебный отряд в составе эскадренных броненосцев «Цесаревич» и «Слава», а также крейсеров «Богатырь», «Олег» и «Адмирал Макаров». С 10 апреля 1910 года «Рюрику» тоже предстояло в нем служить. Поэтому при ремонте несколько его кубриков были приспособлены под учебные классы и жилые каюты, рассчитанные в сумме на 40 человек.

Гардемарины прибыли в начале мая.

Необычно раннее в эту весну очищение Финского залива ото льда позволило раньше срока начать сезон учений, и уже к середине мая большинство боевых кораблей Балтфлота закончили программу ближних одиночных плаваний. Теперь впереди были большие маневры всей эскадры – крупномасштабные совместные учения по отработке комплексной обороны морских подступов к российской столице.

Для наблюдения за большими маневрами даже была создана особая государственная комиссия, в которую, помимо адмиралов и преподавателей Морского Корпуса, входила делегация депутатов III Государственной думы. Парламентарии намеревались оценить готовность флота к отражению массированной агрессии и… решить вопрос о дальнейшем финансировании его развития.

Расписание учений чем-то напоминало правила грандиозной ролевой игры. «Синяя» сторона – в обороне. «Красная» – в нападении. «Агрессорами» командовать назначили Максима Федоровича Шульца – бывшего командира порт-артурского «Новика», человека решительного и резкого. В его распоряжении находился многочисленный отряд балтийских минзагов, в том числе и переоборудованных из старых броненосных фрегатов. Эта, по признанию самого Максима Федоровича, «коллекция доисторических чудовищ» получила в адмиральских списках на учениях гордые имена британских линкоров и в сопровождении IV и V дивизиона эсминцев должна была… атаковать крепость Кронштадт.

Флагманом «синих» и, соответственно, предводителем обороняющейся стороны назначили «Рюрика» – под флагом вице-адмирала Н. О. Эссена. Удивительно, но факт: когда-то в Порт-Артуре именно Николая Оттовича Эссена и сменил на мостике «Новика» нынешний «главнокомандующий условного противника» – Шульц.

Утром 23 июня яхта морского министра «Нева» в сопровождении старого миноносца привезла на Бьоркский рейд депутатов Госдумы. Гражданское лицо на борту, да еще настолько высокопоставленное, это, считается, не к добру во время серьезного дела. Но депутаты не пожелали наблюдать маневры с борта яхты, а настояли на том, чтобы присутствовать непосредственно в «гуще событий». Решено было их распределить по кораблям всей эскадры – по жребию. И тут «Рюрику» «повезло» больше всех: ему «достался» сам председатель Думы А. И. Гучков, известный неуживчивым характером и вечным стремлением вмешиваться во все, что видит…

Старые минзаги выстроились в кильватер, честно изображая мощную и страшную линейную колонну, и, грохоча холостыми залпами легких орудий, решительно поползли на «обороняющихся» – примерно десятиузловым ходом. В ответ затрещали такие же холостые выстрелы.

Посредники, получая от артиллеристов данные о дистанции до «противника», курсе и целике, подбрасывали над широкими столами игральные кости – для проверки «фактора случайности». Заносили результат в специальные таблицы, вычисляли вероятность попадания и объемы повреждений. Борьба за живучесть отыгрывалась: механики и трюмные добросовестно подкрепляли переборки «условно затопленных» отсеков, палубные заливали «пожары», медики перевязывали и эвакуировали в корабельные лазареты многочисленных «раненых».

«Рюрик» с дистанции чуть больше 30 кабельтовых удачно обстрелял флагмана «противника», а потом, тонко воспользовавшись неравными условиями видимости, бросил в торпедную атаку эсминцы. Броненосцы «Цесаревич» и «Слава» «добили тяжело поврежденные торпедами линкоры врага» артогнем. Гучков аплодировал артиллеристам. Спектакль удался. И лишь въедливый Шульц на «разборе полетов» после учений не преминул заметить, что, будь на месте старого заградителя «Онега» настоящий британский линкор дредноутского класса, черта с два удалось бы такому крейсеру приблизиться к нему на дистанцию бронепробиваемости. А что касается эффективности просчитанного по таблицам торпедного залпа, то сомнительно, чтобы из десятка пущенных торпед шесть попадало, да еще и так удачно.

Впрочем, слуха депутатов Госдумы слова «условно потонувшего вместе с кораблем» флотоводца так и не достигли. И как бы это странно ни звучало, к счастью! Во время торжественной трапезы в кают-компании «Рюрика» Гучков заявил, что пробьет в парламенте дополнительные ассигнования на флот.

Что, собственно, от таких маневров и требуется…

15

13 июля 1910 года «Рюрик», «Цесаревич», «Слава» и крейсер «Богатырь» перешли с артиллерийского полигона под Ревелем в Кронштадт – готовиться к новому заграничному плаванию. Отряду предстояло отправиться на Средиземное море «для участия в праздновании 50-летия правления короля Черногории». Впрочем, помимо дипломатических целей, экспедиция преследовала и чисто военные: в последнее время в Адриатике активизировались австрийцы, и следовало продемонстрировать им «возросшую мощь русского флота и готовность России при необходимости прийти на помощь дружественным славянским народам».

Признаться, при наличии в большинстве европейских государств, и в Австро-Венгрии в том числе, программ строительства дредноутов, устрашать кого-либо «мощью» ветеранов Русско-японской войны и кораблей, опоздавших в Цусиму, по меньшей мере странно.

Но приказ есть приказ. Поход, сопряженный с интенсивной корабельной практикой гардемаринов, начался 18 июля. Проводить эскадру явился сам Николай II на яхте «Штандарт». Царь пожелал командующему, вице-адмиралу Н. С. Маньковскому, удачи. И в меру суеверный адмирал незаметно сплюнул: у моряков почему-то считается, что чем пышнее проводы в поход и чем более высокопоставленные персоны разливаются в благих пожеланиях, тем более вероятно, что какая-нибудь пакость непременно случится.

Она и случилась – всего двое суток спустя, во время перехода до Портсмута. Около 4 часов пополудни 20 июля возле острова Борнхольм из клочка сизой дымки, словно кукольный чертик из табакерки, возникло что-то мелкое, парусно-моторное, и… попыталось пробежать сквозь строй русского отряда между броненосцем «Слава» и следующим за ним в кильватер «Рюриком».

Для чего был этот откровенно идиотский маневр, чем руководствовался капитан датской шхуны «Эден» – бог ведает! Но боковой по отношению к курсу шхуны порыв ветра сперва прижал окаянную посудину к корме «Славы». А потом мощная струя от винтов броненосца едва не зашвырнула «нарушителя спокойствия» прямо под форштевень «Рюрика»…

К счастью, шхуна оказалась достаточно легка, чтобы быть попросту отброшенной спутной волной. «Эден» отделался сломанным бушпритом и легкими повреждениями надводного борта в носовой части. Он даже отказался от предложенной русскими помощи, утверждая, что сам доберется до Борнхольма.

– Ну и оставьте его тут! – выругался Маньковский, – в конце концов, сам виноват!

Но в море не принято бросать пострадавших, даже если они влипли в нехорошую историю по собственной глупости. С антенны «Рюрика» на береговые станции в Дании был передан нешифрованный сигнал о происшествии, и отряд продолжил путь, полностью уверенный, что в случае необходимости «Эден» так или иначе будет спасен.

16

Пройдя проливами Каттегат и Скагеррак, отряд пересек Северное море, и 24 июля на Спитхэдском рейде был встречен русским консулом в сопровождении военно-морского атташе в Англии капитана I ранга Л. Б. Кербера.

Атташе организовал экскурсию для гардемаринов по главной базе Королевского флота в Портсмуте, где мальчикам показали, в том числе, и строящиеся новейшие дредноуты, для которых уже начали завозить в заводской арсенал артиллерию главного калибра. Наверное, в этот миг будущие офицеры в полной мере смогли оценить слова Максима Федоровича Шульца о том, что поединок с британским линкором, вооруженным десятком 305-миллиметровых орудий, на дистанции 30 кабельтовых, скорее всего, кончился бы для «Рюрика» поражением…

Развлечений на стоянке в Портсмуте русским предоставили немало. Для нижних чинов местный театр давал бесплатные музыкальные спектакли. В береговых казармах флотского учебного отряда каждый вечер накрывали банкетные столы. Но через три дня пришла пора прервать «внеплановые каникулы» и сниматься с якорей.

17

В пути броненосец «Слава» потерпел аварию. Ни с того ни с сего вышли из строя питательные донки нескольких котлов. Из-за этого эскадренный ход пришлось уменьшить сначала до восемь, а затем и до шести узлов. Впрочем, задерживать отряд «Слава» был не намерен, его офицеры предлагали разделить отряд и просить для броненосца ремонта в Гибралтаре. Адмирал поддержал это решение, прекрасно понимая, что, по сути, все равно, будет эскадра «устрашать» австрияков одним или двумя додредноутскими линкорами, а вот опаздывать на парад по случаю полувекового юбилея правления черногорского короля в любом случае не стоило…

К вечеру у «Славы» отказало еще четыре донки. Оставление броненосца в Гибралтаре стало попросту неизбежным.

После короткого захода во французский Алжир эскадра перешла в Адриатику и к 2 часам пополуночи 15 августа прибыла в австрийский порт Фиуме. Здесь кораблям предстояло бункероваться, привести себя в порядок перед парадом и принять на борт делегатов из числа русских сухопутных военных, назначенных для участия в торжествах.

17 августа на борт «Рюрика» поднялись полковник В. С. Вейль и капитан А. Н. Лебедев – офицеры 15-го стрелкового полка имени короля Николая Черногорского. А сутки спустя в Фиуме прибыли русские великие князья Николай и Петр Николаевичи. Участие двух родных дядьев государя в предстоящем параде объяснялось тем, что оба они были женаты на дочерях черногорского короля и теперь торопились на «семейное торжество».

К счастью для «Рюрика», царские родственники выбрали для путешествия в Черногорию не его, а «Цесаревича». Присутствие на борту боевого корабля августейших особ, как правило, весьма утомительно даже для вышколенной команды…

18

Вместо выбывшего из отряда по причине аварии «Славы» 18 августа в эскадру пришел броненосный крейсер «Адмирал Макаров». Очередной русский корабль, строившийся по лишь слегка измененному проекту ветерана Русско-японской войны – порт-артурского «Баяна». Он даже не входил в гавань Фиуме и остался поджидать своих сотоварищей у острова Касса. И правильно: кого теперь в Австрии можно удивить или припугнуть откровенно слабым для своего класса крейсером?

19 августа русская дипломатическая эскадра вошла на рейд черногорского порта Антивари. Набережная была запружена народом, казалось, встречать русских вышел весь город. И был полагающийся по церемониалу салют. И долго отзывались эхом орудийным залпам нависшие над гаванью отроги знаменитых базальтовых клифов, давших название этой маленькой, но гордой стране…

На следующий день были составлены списки делегаций русских моряков для участия в торжествах на берегу. От каждого корабля предписывалось направить в столицу – город Цетинья – по восемь офицеров, шесть гардемаринов и три десятка матросов.

Пышные торжества продолжались с неделю. «Цесаревич» – единственный линкор в отряде – удостоился посещения самого юбиляра. Ордена и медали, именные часы и другие ценные подарки старый король, чья власть во многом держалась за счет русского политического и военного покровительства, раздавал экипажам буквально ящиками. Во время «открытого визита» стоящий у причала в Антивари «Рюрик» подвергся нашествию нескольких тысяч (!) интересующихся горожан.

19

Наконец 25 августа парадные церемонии завершились. Но лишь в Фиуме отряду удалось вздохнуть свободнее: великие князья с супругами и многочисленной свитой приняли решение возвращаться на родину по железной дороге…

От праздника порой устаешь не меньше, чем от сложной учебно-боевой программы! А если еще учесть и без того антимонархические настроения части команды «Рюрика», «Цесаревича» и прочих участников похода…

Впрочем, на данный момент все недовольство николаевским правлением до поры еще было наглухо задраено под свинцово-серую броню. Еще не пришло время ненависти.

В Фиуме вышел неприятный дипломатический инцидент. С рассветом следующего дня на рейд пришел австрийский крейсер «Кайзер Карл VI» – под флагом местного главнокомандующего. Австрийский флагман не мог не заметить, что на стоянках в бухте находится русский отряд, и с подъемом флагов вяло отсалютовал русскому адмиралу. Но то, что было дальше, как-то плохо вяжется с понятиями о мировых традициях военно-морского этикета.

По правилам, при встрече на рейде двух командующих из разных стран тот из адмиралов, кто младше по званию или чинопроизводству, едет к соседу в гости первым. Контр-адмирал Маньковский и поехал. Однако у трапа «Кайзера Карла» катер «Цесаревича» был встречен фалрепным офицером, который заявил, будто «Его Превосходительство Морской министр адмирал Монтекукколи очень занят и принять господина адмирала Маньковского в данный момент не может». Полагающегося по этикету салюта при этом не было. А духовой оркестр на шканцах «Кайзера Карла» вместо сигнала «Захождение» играл арию из кальмановской оперетты.

Маньковский рассердился не на шутку. И велел, что если «этот любитель оперетт все же захочет увидеться, тоже “завернуть” его от трапа, не салютовать и не оказывать никаких почестей, соответствующих его должности министра и княжескому титулу».

Часам к 15 князь Монтекукколи все же подъехал на катере к «Цесаревичу» и извинился перед Маньковским. Тот извинения принял. Но заставил «Кайзера Карла» салютовать Андреевскому флагу как положено. И надменный австрияк еще с добрые полчаса оглашал окрестности раскатистыми холостыми залпами…

Четыре дня эскадра по очереди бункеровалась в австрийском порту с борта зафрахтованного российским консулом транспорта «Пенарт». Погрузка угля мешками и корзинами – тяжелый труд. Порой под чумазый трехпудовый куль подставляют плечо даже офицеры. А жесткое требование командования проводить бункеровки как можно быстрее нередко приводит к тому, что во время лихорадочного аврала происходят несчастные случаи.

3 сентября в 8 часов к борту «Пенарта» подошел для бункеровки «Рюрик». И во время подачи грузовой стрелой связки угольных мешков из трюма парохода на палубу крейсера один мешок отцепился, и, упав с высоты, насмерть убил молодого унтера.

Травмы той или иной степени тяжести на аврале – дело, в принципе, не редкое. Но чтобы дошло до смертельного исхода!.. По поводу гибели на бункеровке унтер-офицера Дмитрия Курилко назначенная адмиралом особая офицерская комиссия провела расследование. Вывод был однозначен: причина трагедии в недооценке самим пострадавшим опасности работы под стрелой. Недавно произведенный в унтеры молодой моряк неаккуратно навесил связку на стрелу и не вовремя вышел под нее, чтобы подобрать пустой мешок с палубы.

Похороны русского парня на австрийском военном кладбище в Фиуме заставили высокие чины в золотых погонах на время оставить дипломатические распри. Австрийский морской министр прислал Маньковскому официальную бумагу с соболезнованиями и денежное пожертвование для семьи покойного. За гробом, плывущим на плечах товарищей над узкой мостовой старинной улицы, шли вместе моряки русской и австрийской эскадр. Во время панихиды в местной православной церкви присутствовали русский консул и мэр города.

20

Из Фиуме отряд ушел 4 сентября, получив из Петербурга предписание направится на остров Крит – с целью принять участие международных военно-морских учениях. Здесь уже поджидал своего командующего покинувший австрийские воды раньше «Адмирал Макаров», вместе с канонерской лодкой «Хивинец» отрабатывавший стрельбы по неподвижным щитам. Интересный момент: во время этих стрельб в качестве плутонговых командиров у пушек стояли гардемарины.

После учений отряд направился было в Неаполь, но заход в итальянские воды оказался сорван: город был на карантине. Холера! Причем портовые власти почему-то не разослали предупреждение об эпидемии по телеграфу, как полагается. И если бы не флагманский «Цесаревич», получивший накануне от русского консула радиотелеграфное сообщение, эскадра узнала бы о карантине по факту прибытия…

В 1903 году как-то раз в подобной ситуации оказался знаменитый «Варяг». С великим князем на борту, под вымпелами лейб-конвоя, он вошел на рейд китайского Шанхая. Салютовал, как полагается, флагу города, спустил под правый – парадный – трап паровой катер, чтобы доставить князя в русскую миссию, где его уже ждали. Князь благополучно отбыл на берег… И тут по волнам необычно пустынного для шумного восточного города рейда невесть откуда прискакал комендантский рассыльный – моторный баркас. С известием об эпидемии…

Только через несколько недель, по окончании карантина, паровому клиперу «Забияка» удалось извлечь царского родственника из русского представительства в Шанхае. И только год спустя – после жестокого и жаркого сражения за честь России против целой японской эскадры в Чемульпо – «Варяг» обрел славу героя. А в 1903 году в Артуре при упоминании его имени мало кто не добавлял:

– Это тот, который великого князя в чумной город засадил!

21

Эскадра вышла в Тулон. По пути провели еще серию артиллерийских учений – стрельбы на ходу по буксируемым щитам. К пушкам вывели практикантов, и лучший результат по проценту попаданий продемонстрировали гардемарины «Рюрика», едва ли не с первого залпа завалившие щит, который тянул «Цесаревич».

По требованию врачей «Рюрика» отряду пришлось ненадолго зайти в греческий порт Пирей – сдать в береговой госпиталь заболевшего моряка, нуждавшегося в операции. Задержались в Пирее всего на сутки и уже 16 сентября вошли на Тулонский рейд. Французы приняли союзную эскадру со всеми полагающимися почестями: с салютом и эскортом дежурного отряда миноносцев, с проводкой лоцманами до бочек.

Здесь «Рюрику» предстоял небольшой ремонт. На французском заводе «Форж э Шантье» заказали частичную замену труб водяной магистрали. Работы получились чуть более долгими, нежели рассчитывал Маньковский: восьмерых заводских специалистов-слесарей даже пришлось взять с собой на переход из Тулона в испанский порт Виго.

После долгого похода моряки порой «идут вразнос» в ближайшей увольнительной. Портовых комендантов давным-давно, еще с парусных времен, не удивляют массовые попойки экипажей на берегу, нередко заканчивающиеся дракой с соседями и полицией, опоздания к вечерней шлюпке для возвращения на корабль и тому подобные «развлечения». И чем больше численность команды, тем, ясное дело, больше и дисциплинарных проступков. Во время серии заграничных визитов эскадры Маньковского на борту «Рюрика» раз двадцать созывали офицерскую дисциплинарную комиссию – считайте, специальный трибунал, в обязанности которого входило разбирать дела о всякого рода нарушениях устава и законов на эскадре.

Наказывали, впрочем, не слишком строго. На пять месяцев успокоились в береговой тюрьме матросы Григорий Галанов и Тихон Небогатов, которые во время стоянки в чужом порту пошли гулять на берег без разрешения. Матрос 1-й статьи Петр Дорофеев был осужден на три месяца строгой изоляции, потому что, поленившись стирать свои вещи перед увольнительной, взял без спросу рубашку товарища, а ведь такой поступок, в принципе, можно приравнять и к краже. Ученика-кочегара Концивенко, прогулявшего на берегу весь день накануне и с похмелья прикорнувшего в неположенное время на дневальстве, на два месяца списали в береговой дисбат. В отношение последнего командир подозревал, что парень еще и нечист на руку: соседи по кубрику жаловались, что у них порой пропадают вещи. Но в ходе судебного следствия вина кочегара не подтвердилась: вскоре все «потерявшиеся» предметы волшебным образом обнаружились аккуратно сложенными в ящик и задвинутыми под железный комод в том же кубрике. Кто это сделал, осталось неизвестным. Решающим словом для Концивенко на суде явилась реплика корабельного священника, поведавшего, что недавно истинный виновник таинственных пропаж был у него и искренне покаялся, обещав все вернуть. Но имени поп не назвал, сославшись на то, что обязан хранить тайну исповеди. И пожалуй, правильно сделал, иначе крупной драки было бы не миновать: «крысенка», который тащит у своих, помимо официальной отсидки в дисбате, неизбежно наказали бы сами матросы: отлупили бы ночью по традиции – скрученными в узлы мокрыми полотенцами.

Заметим, большинство «дисциплинарных» дел не касалось ни драк с чужими экипажами, ни пьянства на борту или на берегу, ни конфликтов с местным населением.

22

В Виго эскадра стояла 12 дней – с 5 октября. Потом – возвращение домой с краткой стоянкой и угольной бункеровкой в Шербуре. Грузились фактически в штормовых условиях: влияние свежей погоды чувствовалось даже на внутреннем рейде. При этом «Рюрику» приходилось труднее, чем прочим: вместо достаточно высокобортного парохода-бункеровщика ему досталась совершенно плоская и абсолютно неудобная в работе баржа.

26 октября после полудня эскадра вышла в Северное море. Здесь русские корабли ждало суровое испытание осенней непогодой: шторм около 9 баллов, муторная качка, тугие и тяжкие удары холодных волн по стальным бортам. Амплитуда бортовой качки «Рюрика» достигала 16 градусов, бак заливало.

Здесь обнаружились последствия еще одного строительного недочета: часть люковых крышек и горловин крейсера английские заводчики установили… без полагающегося по штату резинового уплотнения. Теперь через них в подпалубные помещения начала попадать вода. Конечно, критического количества затоплений через «фильтрующий» люк не наберешь. Но все равно приятного мало. Маньковский составил гневное письмо в технический комитет, весьма нелестно отзываясь о «законодателях мод в морском деле, не способных учесть той якобы мелочи, которая мешает спокойному и безопасному плаванию крейсера в свежую погоду».

Устанавливать уплотнители «Рюрику» предстояло уже в Кронштадте, куда он прибыл 2 ноября.

25 февраля 1911 года в Кронштадте была сформирована Первая линейная бригада в составе ветерана Порт-Артура «Цесаревича», линкора «Слава» и заканчивающих построечные работы последних русских броненосцев преддредноутской эпохи – «Андрея Первозванного» и «Императора Павла I». Командовать бригадой поставили все того же адмирала Н. С. Маньковского.

К этой эскадре приписали и «Рюрика». Казалось бы, что делать крейсеру в одном строю с медлительными тяжелыми «сундуками»? Но в главном штабе сочли, что коль скоро по составу и мощи артиллерии «Рюрик» гораздо ближе к «Андрею», нежели к крейсерам типа «Баян», то пусть с линкорами он и проходит полигонную практику.

23

Сезон учений 1911 года «Рюрик» начал с того, что едва не сел на мель. 1 мая крейсер выдернул из вязкого ила на Большом Кронштадтском рейде свои якоря и через створ Николаевских маяков вышел в открытое море – курсом на Ревель, где уже ждали его линкоры. Однако в 6 часов 35 минут утра, при проходе пятой нордовой вехи фарватера, в первом, втором и третьем котельных отделениях кочегары услышали, как корабль скребет килем по дну…

Скрежет и редкие глухие удары металла о камни раздавались по отсекам вполне отчетливо. Но обшивка, кажется, повреждена не была: фильтраций воды и течей не обнаружили.

Идя точно по центру хорошо известного, почищенного нынешней весной фарватера, напороться на мель, не имея превышения нормы осадки? Что-то здесь не то! По счастью, обошедшееся без серьезных последствий происшествие решено было тщательно расследовать. Офицерская комиссия, изучившая ход событий, установила, что при осадке 28 футов 4 дюйма, или 8 метров 63 сантиметра, «Рюрик» должен был пройти этот фарватер совершенно спокойно. Вода стояла всего на 20 сантиметров с небольшим ниже ординара. Кроме того, за пару суток до этого крейсер ходил на пробу машин. Тем же фарватером прошел туда и обратно, и вроде бы никакой мели не было…

Старший штурман «Рюрика» взял катер и с лотом поехал мерить глубины в месте касания крейсером грунта. Вернулся совершенно обескураженным: глубин, меньше чем 31 фут, обнаружить не удалось.

28 мая снова искали злосчастную мель – и снова не нашли. Чудеса, да и только!

Осмотр «Рюрика» в доке выявил несколько свежих царапин на обшивке днища. Значит, все-таки не показалось… В конце концов на поиск мели просто плюнули, решив, что крейсер, видимо, попросту разрушил ее, размыв винтами.

Закрасив в доке последствия от загадочного происшествия, «Рюрик» вместе с «Цесаревичем» все же отправился в Ревель, где принял участие в разнообразных строевых и стрелковых учениях в составе эскадры.

24

На середину июля были назначены Большие маневры – с участием не только флота, но и сухопутных вооруженных сил. Причем в качестве наблюдателей должны были выступить сухопутные офицеры – участники Общества ревнителей военных знаний.

Ранним утром 17 июля транспорт «Рига» доставил в Ревель 250 «армейских ревнителей», и гостей начали распределять по кораблям. Главнокомандующий Балтийскими морскими силами Н. О. Эссен отправил в море два минных заградителя – готовить полигон у банки Аякс.

Медлительно и величаво, длинным кильватером, эскадра вытянулась за створ Екатеринентальских маяков. Впереди – «Адмирал Макаров» и «Паллада», затем – флагманский «Рюрик» с парой миноносцев на правом траверзе. Четыре линкора, минзаги, эсминцы… Шли десятиузловым ходом, держа курс на Лапвик и стараясь поддерживать идеальный рисунок строя – на зависть удивленным сухопутчикам, которым для полноты впечатлений раздали мощные морские бинокли. А в это время в Гангэ 1 и 2 минные дивизии готовились к кульминационному событию маневров – ночью им приказано было устроить «показательную торпедную атаку» на этот железный строй…

Миноносцы явились на полигон к полуночи – в точном соответствии с программой учений. Налетели серой стаей, врубили прожектора, затрещали холостыми залпами малокалиберной артиллерии. Эскадра шла в боевом освещении, малым ходом, – десять узлов, не более, – и при этом держалась на постоянном курсе, что, в принципе, выгодно для торпедной атаки. При появлении эсминцев был открыт интенсивный огонь малыми и средними калибрами – естественно, тоже холостыми зарядами…

Эссен дал «отбой тревоги» – мол, атака сорвана, «сражение» завершилось. И мало кто из сухопутных наблюдателей понял, каким образом адмирал пришел к такому выводу. Посредники в рубках, подбрасывающие игральные кости с целью выяснить, кому и куда «попали» условные торпеды и снаряды, так ничего и не объяснили.

Непонятно, но… красиво!

Как только прозвучал сигнал отбоя тревоги, корабли, перестроились в две колонны и ушли в Гангэ – на «разбор полетов», закончившийся обильным пиром в кают-компании флагмана. А на следующий день состоялись еще и стрельбы боевыми снарядами по щиту на полигоне, в которых приняли участие «Рюрик» и «Цесаревич». Старый артурский снайпер вдребезги разнес свой щит с третьего залпа, работая с дистанции около 30 кабельтовых. А «Рюрик» взялся продемонстрировать «армейским», как вести бой на пределе дальности. И тоже попал, хотя и не сразу.

Пройдет совсем немного времени, и артиллеристам, получившим призы на этих учениях, станет ясно: век изменился, и реальный противник – не смоленый щит на ревельском полигоне…

25

Вечером 26 июля флагманский «Цесаревич» и «Рюрик» снялись с якоря и отправились в очередное заграничное плавание. На сей раз им предстоял визит в небольшой германский порт Травемюнде – военную базу неподалеку от Любека. В Травемюнде состоялся скромный парад по поводу дня тезоименитства наследника российского престола – царевича Алексея, которому в эти дни исполнилось 7 лет. Контр-адмирал Маньковский пригласил на борт «Цесаревича» русского консула, а на следующий день сам отправился с визитом в городской муниципалитет. А русские корабли у причальной стенки подверглись самому настоящему нашествию гостей с берега.

Стоянка в германских водах продлилась всего пять дней. Потом последовал отзыв отряда в Ревель и участие в плановых стрелковых учениях балтийского флота. А через полтора месяца «Рюрик» участвовал в походе всей балтийской эскадры из Ревеля в датский порт Киеге – впервые в качестве флагмана вице-адмирала Эссена. Этот пост остался за крейсером надолго – почти на всю жизнь.

В апреле 1912 года у «Рюрика» сменился командир. Вместо капитана I ранга И. А. Шторре прибыл Михаил Коронатович Бахирев. Молодому и талантливому офицеру, уже имевшему за плечами опыт боев под Артуром, суждено было впоследствии дослужиться до адмиральского звания.

26 апреля «Рюрик» вместе со своим вечным спутником «Цесаревичем», линкором «Слава» и дивизионом эсминцев перешел в Ревель для участия в учениях. Однако почти сразу же крейсер отозвали из эскадры и начали готовить к постановке в док в Кронштадте: кто-то в штабе вспомнил, что в кампанию 1912 года корабль еще не проходил полагающегося по служебной инструкции планового осмотра подводной части.

Осмотр и мелкий ремонт полученных во время ледового сезона царапин на обшивке длился две недели. А потом началась уже привычная учебная работа – маневрирования и стрельбы, как одиночные, так и в составе эскадры. И почти незамеченным прошел в июне визит в Кронштадт немецкого отряда кораблей во главе с яхтой «Гогенцоллерн» – с императором Вильгельмом II на борту.

26

Вскоре после немцев в Кронштадт прибыла английская эскадра – с линейными крейсерами в составе. И глядя на длинные, высокобортные силуэты крейсеров-дредноутов, русские моряки в очередной раз пожалели о том, что отечественная программа строительства сверхмощных боевых кораблей с единым главным калибром реализуется уж слишком неспешно…

После ухода англичан «Рюрик» участвовал в сопровождении императорской яхты «Полярная звезда», доставившей вдовствующую императрицу Марию Федоровну с визитом в Копенгаген.

Сопровождать императрицу выделен был многочисленный и грозный отряд. «Рюрик», линкоры «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Цесаревич» и «Слава», крейсера «Громобой», «Адмирал Макаров», «Паллада», «Баян», минные заградители «Амур» и «Енисей», транспорт «Океан», два дивизиона эсминцев…

13 сентября на рейде праздновали день рождения датского короля. Все многочисленное население Копенгагенского рейда – в пестрых лоскутах флагов расцвечивания, с командами в парадной форме, выстроившимися на шканцах, – добрые полтора часа оглашало горизонт орудийным салютом. Во второй половине дня вдовствующая императрица Мария Федоровна нанесла визит «Рюрику».

Из воспоминаний бывшего гардемарина «Рюрика» Н. А. Монастырева:

«Ее Величество медленно проходила вдоль строя офицеров, каждому подавая руку. Потом она поприветствовала матросов, кивнув им головой и произнеся несколько любезных фраз».

Казалось бы, обычное дело – визит представительницы царствующего дома на борт флагманского крейсера. Но, пожалуй, именно для Марии Федоровны исполнение положенных по этикету парадных формальностей было сопряжено с не самыми приятными воспоминаниями. Еще в 1895 году во время визита императорской фамилии на борт броненосного крейсера «Рюрик» – прямого «предка» нынешнего флагмана – Мария Федоровна пожелала осмотреть некоторые механизмы корабля, считавшиеся на тот момент самыми современными. И по неосторожности зацепилась за какую-то малопонятную ей деталь, изорвавшую в движении кружева на платье императрицы. Только своевременное вмешательство офицеров крейсера, освободивших царское одеяние от зубцов зловредной шестерни, уберегло высокую особу от травм…

С тех пор Мария Федоровна зареклась от излишнего любопытства и больше экскурсий по механическим отсекам никогда не предпринимала. И на этот раз тоже ограничилась приветствиями на шканцах и беседой с офицерами в кают-компании.

Потом к высокому борту флагмана, жарко дыша короткими широкими трубами, подвалил эсминец «Новик», чтобы забрать императрицу. Вместе с адмиралом Эссеном Мария Федоровна обошла на «Новике» строй эскадры.

На следующий день виновник торжества – король Дании – и сам прибыл на Копенгагенский рейд. Яхта «Данеброг» под штандартом монарха обошла строй. Адмирал Эссен и все командиры кораблей 1 ранга были представлены королю. Дипломатическая рутина, казалось бы… Но по окончании предельно официозной церемонии «Данеборг» не удалился, как планировалось, в гавань, а бросил якоря в двухстах метрах от борта «Рюрика». Датского монарха явно интересовал русский флагман. Эссен, естественно, немедленно пригласил короля на борт.

И снова экипаж стоит навытяжку на шканцах, снова бьет в глаза блеском золотой чешуи орденов на офицерских мундирах… Все как всегда? Как бы не так!

Говорят, датский король несколько дней заучивал слова приветствия по-русски. Но, видимо, учитель монарху попался неважный. Речь монарха звучала с таким уморительным акцентом, что матросы на шканцах «Рюрика» едва сдерживали хохот, дружно усмехаясь в усы…

Позже, во время традиционного угощения кофе с коньяком в кают-компании, король особо отметил, что щеголеватый вид и дружелюбный настрой команды крейсера ему очень понравились:

– Эти парни так искренне и открыто улыбаются!

Эх, знал бы король почему…

На третий день парадных торжеств русский флагман устроил… бал для датских гостей. С приглашением градоначальника, местного дворянства и дипломатов – числом около 500 человек. Танцзал устроили на свободной части палубы юта. На леерах развесили гирлянды и лампы электрической иллюминации. Если гость прибывал с дамой, фалрепные подсаживали ее с катера на трап на руках, вручали букет цветов и прикрепляли на рукав ленту с тисненым золотом именем корабля. Танцевали до утра. А наутро отряд уже покинул Копенгаген и Большим Бельтом отправился назад – на Балтику. «Рюрика» с эсминцами ждала бункеровка в Либаве, линкорам и минзагам предстояло присоединиться к эскадре в Ревеле.

21 ноября 1912 года, после участия в плановых артиллерийских учениях, «Рюрик», исчерпавший в текущем сезоне цензовый лимит на плавания, вступил в вооруженный резерв.

27

В 1913 году весна была дружной и ранней. Быстрая очистка акваторий от ледового крошева позволила начать сезон учений пораньше, и «Рюрик» вступил в кампанию уже 1 апреля.

Короткая профилактика, сопровождающаяся неизменной переборкой основных механизмов и испытаниями машин. Пополнение запасов в Кронштадте – и 21 апреля крейсер вместе со своим вечным товарищем – броненосцем «Цесаревич» – начал готовиться к выходу на артиллерийские стрельбы. Но инженерная комиссия порта по каким-то одним ей ведомым соображениям настояла на повторном осмотре крейсера в доке. Заодно на перекраску подводной части загнали в док и «Цесаревича».

Осмотр «Рюрика» в доке не выявил никаких дефектов в состоянии обшивки, так что все работы свелись к избавлению корпуса ниже ватерлинии от водорослей, снижающих скорость, и к подкрашиванию. 8 мая «Рюрик» вышел из дока и вместе с броненосцем отправился в Ревель – к эскадре.

Весь июнь крейсер опять занимался тем, что руководил учениями линейной бригады в составе «Славы», «Цесаревича», «Павла» и «Андрея». Лишь один раз, 10 июня, корабли оставили полигон ради визита в Кронштадт, чтобы поучаствовать в освящении новопостроенного Морского собора и торжественной службе «во здравие плавающих по водам».

В мирное время результатом учебно-артиллерийской программы, как правило, являются «призовые стрельбы». На полигоне выставляются щитовые мишени. Посмотреть на то, как их «завалят», приезжает сам император…

В сезоне 1913 года призовые стрельбы назначены были на 4 июля. На борт флагманского крейсера, стоявшего на Ревельском рейде, поднялись император Николай II и Морской министр адмирал И. К. Григорович. Около 9 утра «Рюрик» снялся с якоря и во главе полубригады линкоров отправился на полигон, устроенный всего в двух часах пути от базы, десятиузловым ходом.

Здесь его уже ждал миноносец «Всадник». За кормой у него на длиннейшем буксирном конце плясал на мелкой утренней зыби плотик со щитом. Согласно программе показательных стрельб, «Всаднику» предстояло протащить мишень через полигон на скорости около 20 узлов, а перед «Павлом Первым» и «Андреем Первозванным» стояла задача догнать и обстрелять щит. «В условиях, приближенных к боевым», как пишут в рапортах. Честно говоря, «приближение» это было во многом весьма относительным. «Всадник» имел право вертеться как заблагорассудится, но не мог контратаковать. Да и вообще его маневры были очень ограничены леером с мишенью. К тому же от деревянного щита не дождешься ответного залпа…

«Рюрик» молчаливо повис в дрейфе на границе полигонной зоны – в роли наблюдателя.

Флагманский артиллерист бригады капитан II ранга Н. А. Вирениус рассчитал стрельбу достаточно точно. И мишень упала после четвертого залпа. Как записал в своем дневнике адмирал Григорович, «стрельба была отменно хороша, и Государь остался очень доволен».

Царь отдыхал в кают-компании «Рюрика» после обеда, когда колокола громкого боя возвестили о новой учебной тревоге. Вынырнувшие из наползающего со стороны берега тумана эсминцы тремя дивизионами пошли в имитационную атаку на «Рюрика» и его линкоры. Эта «неожиданность» в действительности была запланирована программой показательных учений и стала сюрпризом только для высоких гостей.

Трескучие залпы легких и средних калибров, приземистые серые тени, мечущиеся у самой воды, дымы, яркие снопы искр из коротких труб форсирующих скорость миноносцев… Картина, весьма напоминающая реальный бой. Только в настоящем бою попадания не определяются посредником при помощи тривиального подбрасывания игральных костей!

Во второй половине дня корабли вернулись в Ревель. На этот раз участие «Рюрика» в учениях, по сути, свелось к роли наблюдателя и противоминным стрельбам, но царь все равно щедро одарил плутонговых командиров и офицеров сигнальных партий.

После съемки императорской яхты «Штандарт» с якоря бригада линкоров в течение суток сопровождала ее до Кокшера, а затем вернулась в Ревель.

28

«Помни войну!»

Слова горят золотом, выбитые на холодном камне, поднятом со дна моря и установленном на городской площади в Кронштадте. Несколько лет назад этот камень едва не послужил причиной тяжелой аварии. На скорости около двенадцати узлов на него прямо на фарватере напоролся флагман царского конвоя – «Штандарт». У яхты, конструктивно принадлежащей к семейству паровых клиперов, водоизмещение и осадка сопоставимы с таковыми у некрупного крейсера. Значит, коварная мель залегала на глубине всего около пяти метров по верхней части. А ведь еще минувшей осенью никакой опасности на фарватере не было…

Вылизанный подводными течениями темный базальтовый валун, обнаруженный столь «оригинальным» способом, вырыли земснарядами из вязкого илистого балтийского грунта и отдали в обработку хорошему ваятелю. Теперь камень, украшенный славянской вязью лаконической цитаты, высится посреди старинной площади. А на лаково-черном его гребне стоит, глядя в туманную морскую даль, бронзовый адмирал в распахнутом форменном пальто. Автор слов, выбитых на постаменте, – погибший на минах под Порт-Артуром Степан Осипович Макаров.

22 июля 1913 года «Рюрик» и «Цесаревич» участвовали в открытии этого монумента. Кем был для них покойный адмирал? Героем минувшей войны? Да, разумеется. Харизматическим лидером, способным в одночасье поднять боевой дух экипажей после первых сумбурных схваток с врагом? Несомненно. Но, пожалуй, лишь для немногих в личности Макарова существовали не только приукрашенные молвой идеализированные черты. Михаил Коронатович Бахирев был в числе тех, кто помнил предельно неуживчивый характер адмирала. Он знал о подлинных причинах его ссоры со знаменитым ученым Менделеевым – по поводу проекта ледокола «Ермак». Да и саму гибель «Петропавловска» с большей частью команды и штаба эскадры Бахирев справедливо приписывал личной тактической ошибке Макарова…

Впрочем, без малого десяток лет спустя после своей гибели адмирал был для большинства балтийцев всего лишь чем-то вроде романтической легенды – с трагедией в финале.

«Помни войну!»…

А стылый ветер над свинцовым морем уже носил в себе пороховую гарь стрелковых полигонов. Европа откровенно ждала новых войн. Прямо с парада по случаю открытия памятника Макарову «Рюрик» и «Цесаревич» отбыли на ставший уже привычным полигон под Ревелем.

29

Большие маневры Балтийского флота начались 18 августа – с массового боевого развертывания на условных минно-артиллерийских позициях. Броненосцы степенным кильватером шествовали за маяк Михайловский, грохотали главными калибрами на стрельбах по береговым целям. Серые стаи эсминцев душными летними ночами бродили без огней в шхерах между Гангэ и Гельсингфорсом, терпеливо ждали в засадах добычу. Минзаги добросовестно и педантично сооружали в каждом подходящем проливе условные заграждения. Крейсера поодиночке «условно блокировали» стратегические коммуникации. А флагману приходилось тщательно координировать все эти действия, на первый взгляд кажущиеся самым настоящим хаосом…

…Ни при чем здесь хаос! Все идет по плану. Только хитроумный этот план в полном объеме известен исключительно флагману. Часть сил, в особенности вспомогательных, откровенно используется «втемную». Получил приказ – выполняй, а зачем и для чего – то уж дело адмирала!..

Учения, приближенные к боевым, не обошлись без настоящих ранений. 20 июня во время учебной тревоги вывихнул ногу один из артиллеристов первой башни главного калибра «Рюрика» Георгий Яскевич. Второпях при заряжании десятидюймового орудия парня придавили зарядным столом. А накануне императорского смотра 4 июля юный гардемарин Прасолов подстрелил сам себя при чистке собственного револьвера. К счастью, пуля только пробила юноше руку. Честно говоря, наскоро чистить заряженный револьвер гардемарин явно взялся именно перед императорским смотром…

Едва завершились большие маневры, как «Рюрик» с частью своей боевой группы был вновь отозван для заграничного плавания. В составе смешанной группы, которой предстояло нанести визит в Портсмут и Брест, было четыре линкора, крейсера «Громобой», «Адмирал Макаров», «Паллада» и «Баян», транспорт «Рига» и полудивизион эсминцев.

Поход начался в половине пятого утра 27 августа – для этого даже побудку экипажам сыграли раньше. Эссен планировал по пути устроить масштабные маневры. Но выяснилось, что портовый комендант в Ревеле ухитрился недодать «Андрею Первозванному» и «Славе» положенного усиленного запаса угля. Теперь, по подсчетам флагманского инженера, им должно было хватить топлива только на сам переход экономической скоростью – без каких-либо «лишних» дополнительных перемещений. Так что пришлось, по сути, отменить маневры и ограничиться практическими упражнениями в радиотелеграфировании на близких дистанциях.

Несколько раз эскадру в пути задерживала «Паллада». У относительно нового крейсера, еще не успевшего как следует измотаться на службе, ни с того ни с сего дважды за сутки вышел из строя главный рулевой привод. В конце концов Эссен уже приказал «Палладе» возвращаться домой. Она быстро исчезла в тумане за кормой эскадры. Но перед самым входом в Каттегат неожиданно появилась снова и телеграфом рапортовала, что с ней все в порядке…

Последнее было немного сомнительно. Впереди лежали опасные узкости проливов, соединяющих Балтийское и Северное море. Что там делать крейсеру с непонятной неисправностью рулей, проявляющейся с непредсказуемой периодичностью? Тем более что предстоял ночной переход проливами без лоцмана… Но Эссен, пожалуй, лучше других знал, как негативно действует на общий настрой команды подозрение в ненадежности их корабля. «Паллада» осталась в эскадре.

30

30 августа русские корабли вышли в Северное море, и в три часа пополуночи 1 сентября прошли меридиан Дувра. В Ла-Манше был шторм, но Портленд был уже близко – в половине суток пути экономическим ходом.

В три часа пополудни отряд обменялся салютом с береговой батареей в окрестностях Портсмута. На городском рейде русских поджидала британская эскадра под флагом вице-адмирала Бриггса, и возглавлял линейный строй сам «Дредноут» – родоначальник поколения «сверхлинкоров».

Есть у англичан интересная традиция. Если приходят гости, хозяева берут их под своеобразное покровительство. За каждым кораблем иностранной делегации закрепляют одного представителя британской эскадры. Экипажи таких «побратимов» общаются лишь между собой, почти не вступая в контакты с соседями. Зато «хозяин» обеспечивает «гостя» лоцманской проводкой, экскурсиями в город и регулярной практикой в сигналопроизводстве. Таким образом, «Рюрик» по статусу флагмана имел дело в основном с «Дредноутом».

Программа визита предусматривала традиционные парады и совместные учения союзников по Антанте, переговоры и торжественные обеды. Кроме того, русские экипажи получили возможность обычным порядком сходить в увольнительную в город – по 45 душ ежедневно. Английские полицейские не без удивления отметили, что, несмотря на традиционное обилие в припортовой зоне кафе и пабов, ни один из русских моряков не был доставлен в участок пьяным…

Тем не менее из увольнительных возвращались не все. К моменту завершения визита 59 моряков русской эскадры числились «в нетях», а проще говоря – сбежали на чужом берегу. Львиную долю дезертиров составляли новобранцы 1913 года призыва, многие раньше были замечены в крамольных настроениях по отношению к действующей власти.

Около десятка пропавших молодых матросов были из экипажа «Рюрика». Эссен решил не оставлять их в эмиграции и снарядил поисковую экспедицию – совместно с местной полицией. В результате все беглецы были выловлены и преданы офицерскому «суду особой комиссии» – за дезертирство и сбыт на берегу казенного обмундирования.

Промежду прочим, выяснилось, что некоторые из беглецов остались на английском берегу не вполне по собственной воле. Они попались на прием, бытующий в Англии со средневековых времен. Матрос идет в увольнительной в портовый кабачок. Там к нему за столик под видом земляка подсаживается вербовщик коммерческого рейса. Щедро угощает алкоголем… Наутро парень просыпается у барной стойки с тяжелой головой на плечах и с контрактом частной судоходной кампании в кармане. И милый на вид человек сообщает несчастному, что вчера тот по пьяни не только подписал эту бумагу, но и попросил в счет будущего жалованья аванс. Который, мол, тут же с новыми друзьями и прокутил… Для убедительности предъявляется долговой вексель.

Вербовщик доволен. Юноша, естественно, в шоке. И как после того возвращаться на свой корабль?

На суде Особой комиссии русской эскадры нередко раздавались голоса офицеров в защиту таких «нетчиков». Мол, здесь речь скорее не о дезертирстве, а о хитрости вербовщиков. Но Эссен склонен был к «лопухам», давшим себя обмануть, относиться с еще большей строгостью, чем к крамольникам, поддавшимся на уговоры политэмигрантов.

– Права поговорка: не пил бы детина – не стал бы скотина!

И… велел наказывать завербованных обманом еще и за пьянство.

31

7 сентября эскадра отправилась во французский Брест. Здесь состоялся торжественный прием с участием российского посла во Франции.

После бала в честь посла последовала изнурительная авральная погрузка топлива. А по окончании бункеровки полагается приборка, баня и поочередная отправка тех, кто хорошо поработал, в увольнительную на берег – партиями по 40–50 душ с каждого корабля. Естественно, что многие «отдохнули» на берегу до состояния полного «нестояния». Кондуктор с «Паллады» Басанин в нетрезвом виде спровоцировал драку с уличными хулиганами и был ранен пулей из пистолета в ногу. Один из матросов «Рюрика», тоже будучи навеселе, пытался в кафе покурить на подоконнике и в результате свалился со второго этажа на мостовую. По заключению корабельного врача, если бы парень не был изрядно пьян, он, скорее всего, получил бы тяжелые травмы. Но в данном случае, упав полностью расслабленным, как мешок, матрос отделался только парой синяков.

На обратном пути планировался заход в порты Скандинавии. 14 сентября у маяка Сварте эскадра разделилась – линкоры взяли для связи два миноносца и степенно поползли по засвежевшей волне в Христианзанд. «Рюрик» с крейсерами и оставшимися миноносцами отправился в Ставангер.

Именно благодаря юрким и шустрым эсминцам «Рюрику» удалось почти в полной темноте отыскать на скалистом берегу вход в Ставангер-фьорд. Маяки были слишком плохо видны в тумане и их приходилось в буквальном смысле слова разыскивать с огнем, обшаривая скалы прожектором в надежде на ответный сигнал. Только к полудню 15 сентября крейсерам удалось проникнуть во фьорд и отдать якоря на внутреннем рейде Ставангера.

Во время визита в Ставангер офицеры «Рюрика» посетили на катере удивительную бухту Лизе – узкую, шириной не больше 7 кабельтовых и длиной около 20 миль, щель среди высоких просоленных скал. Длинный извилистый коридор был для русских моряков не только интересной природной достопримечательностью – в большей степени им нужен был дивизион норвежских эсминцев, использующий эту бухту в качестве базы. Их штурманы имели бесценный опыт ориентирования в шхерах в условиях ограниченной видимости и располагали очень хорошими картами региона. Собственно, эти карты и интересовали Эссена.

18 сентября на пути к балтийским проливам крейсера воссоединились с покинувшими Кристианзанд линкорами. Впереди было еще двое суток пути – до Ревеля.

После похода полагается проходить осмотр портовой инженерной комиссией. Проверка показала: «Рюрик» находится практически в идеальной форме. Механизмы исправны и хорошо ухожены, экипаж овладел ими в совершенстве и может вовремя отслеживать и устранять любые признаки неполадок. Поэтому после двухнедельной стоянки в порту крейсер принял участие в очередных флотских маневрах. Учения состояли в попытке отражения прорыва условного противника в Финский залив. Эссен остался доволен работой и самого «Рюрика», и взаимодействовавшей с ним бригады из четырех броненосцев. Но в отчетном докладе Морскому министру не преминул отметить, что его, как командующего Балтийским флотом, тревожит факт отсутствия в действующей эскадре линкоров-дредноутов.

За время стоянки в Портсмуте адмирал смог вплотную познакомиться с английским родоначальником этого нового поколения боевых кораблей, чуть раньше имел возможность изучить германскую серию линкоров типа «Остфрисланд». И теперь ему было совершенно ясно, что флот без дредноутов был бы в случае войны обречен на оборону на минно-артиллерийских позициях. Да и то с сомнительным результатом! Правда, на Балтике строятся четыре линкора типа «Петропавловск» – с двенадцатью 305-миллиметровыми орудиями в залпе. Но когда они еще будут в строю? Да и защита их по проекту уступает, скажем, крупповской броне «Нассау» и «Остфрисландов»…

2 ноября на рейде Гельсингфорса состоялась шлюпочная парусная регата на приз имени капитана I ранга Е. Р. Егорьева – командира крейсера «Аврора», погибшего под Цусимой.

Для того чтобы продемонстрировать искусство управления парусом, у всех участвовавших в регате шлюпок были демонтированы рулевые перья. Первым пришел на финиш парусный баркас «Цесаревича», которому в итоге и достался кубок с портретом героя-каперанга. Впрочем, через три дня «Рюрик» заполучил такой же – во время гонок унтер-офицеров на парусных яликах.

Сезон учений завершился проводами в запас матросов срочной службы 1908 года призыва. И кто мог знать в начале ноября, что пройдет всего чуть больше полугода – и эти запасные приедут обратно на эскадру, призванные по мобилизации в связи с началом боевых действий…

32

9 апреля 1914 года. Финский залив. Холодный ветер, ледяное крошево шуги на острых коротких волнах. Осторожно раздвигая высоким форштевнем изжелта-синий подтаявший снег, «Рюрик» ведет на стрелковый полигон под Гельсингфорсом свою линейную бригаду. С мостика «Цесаревича» монотонно трещит киноаппарат: подробности этих учений будут сохранены на пленке.

Удобно! Потом, в тепле берегового штаба, серьезные люди в золотых погонах подробно изучат киноролик. Скрупулезно сочтут все ошибки маневрирования отряда, сделают выводы и наметят кандидатов на строгий выговор. Посекундно сопоставят съемку с записями артиллерийской стрельбы и вахтенными журналами. Наградят отличившихся плутонговых командиров и наводчиков.

И – спишут документ в архив. Чтобы, столетие спустя, мы с вами восхитились величественным зрелищем полного бортового залпа «Андрея Первозванного». Увидели, как при сильном боковом ветре осуществляется уход под поставленную эсминцем дымзавесу поворотом «все вдруг». Почувствовали гордую и строгую красоту ушедшего века…

До наших дней сохранится всего несколько десятков секунд этого документального фильма. Из них примерно сорок – маневрирование и образцовая стрельба балтийского флагмана, броненосного крейсера «Рюрик». Сорок секунд… Мало? Но если учесть, что от большинства из нас на этом свете останется только черное тире между двумя датами…

…Война началась странно.

С убийства. Так начинаются бульварные детективы, а не войны.

В безвестном большинству русских моряков городке Сараево некий серб, анархист, романтик-студент со странной на славянский слух фамилией Принцип, застрелил из револьвера австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда. И тем самым открыл сезон смертей длительностью в четыре года.

Заинтересованные державы вдохновенно посып́али друг дружку гневными дипломатическими ультиматумами, скатываясь к неизбежному вооруженному конфликту. Командующий Морскими силами Балтийского моря адмирал Н. О. Эссен на свой страх и риск, не советуясь с инертной машиной Морского министерства, предпринимал все меры, чтобы в случае открытия боевых действий не потерять инициативы. Он хорошо помнил, чем обернулся внезапный набег японских эсминцев на русскую эскадру в Порт-Артуре десять лет назад. Например, «Цесаревич» тогда «поймал» торпеду и простоял под кессонами в ремонте до весны…

Сегодня снова на счету – каждый вымпел. А император боится второй Цусимы, и если дать ему повлиять на Морского министра…

Паника заразительна, особенно если это паника в самом высоком из военных штабов державы.

Еще в начале двадцатых чисел июля из Ревеля, Либавы и Гельсингфорса ушли крейсера. Как будто – на маневры. А на самом деле в устье Финского залива и на важнейших балтийских коммуникациях был установлен постоянный крейсерский дозор. Минных заградителей в строгой секретности подняли поголовно – от относительно нового «Амура» до почтенного бывшего броненосного фрегата «Минин» (он же «Ладога» – после перемены имени на более приличествующее минзагу). Им дано было задание провести полную ревизию минных запасов и составить карты районов будущих оборонительных заграждений. Эсминцы во главе с «Новиком» начали по ночам дежурить на внешнем рейде важнейших портпунктов. Прочим на всякий пожарный случай велено было поменьше общаться по радио – чтобы не пропустить условный сигнал флагмана о том, что война все-таки началась.

А она уже и не могла не начаться!

15 июля император Австро-Венгрии объявил войну Сербии. 17 июля с необходимостью присоединиться к союзным австриякам согласился германский кайзер Вильгельм II. Тут выяснилось, что Австрия ведет мобилизацию не только против Сербии, но и против России, решившейся Сербию защищать. Далее дело не стало за Францией, Англией, а потом и Турцией. Из великих держав молчали пока лишь только итальянцы в Европе да японцы в Азии. Не шевелилась по ту сторону земного шара Америка. Но и то – до поры…

33

«Дым. Дым. Дым…»

Подумаешь, кто-то путешествует Рижским заливом в светлой балтийской ночи 17 июля, и на едва белеющей восточной стороне горизонта видит чьи-то дымы. Обычное дело! Должно быть, патрульные крейсера бродят по заданному маршруту. Что же, кричать об этом по радио на все море?..

Однако странный этот сигнал так и летает по Балтике от антенны к антенне. И на затемненных рейдах в тугой тишине кают-компаний командиры ломают сургуч на запечатанных синих пакетах с лиловыми чернильными штампами «совершенно секретно».

Боевые инструкции вскрыты. Счет звенящего ожидания пошел на минуты.

«Дым. Дым. Дым… Всем оставаться по местам!» – бьется в ночном эфире морзянка.

Невидимый во мгле флагман уже начал приводить в движение сложный и хитрый механизм, имя которому – война.

Согласно секретным инструкциям, поступить следует ровно наоборот. На местах не оставаться, разводить пары. Идти в море. Ставить мины. Патрулировать фарватеры на подходах к Финскому заливу. Чтобы не дать врагу проникнуть в восточную часть Балтики и обеспечить спокойное развертывание сухопутных сил на рижском направлении и мобилизацию Петроградского военного округа.

Это для непосвященного стороннего слушателя, какого-нибудь мирного нейтрала – дым. А здесь – в Ревеле, в Гельсингфорсе, в Кронштадте – все давно знают, что нет дыма без огня…

С рассветом «Рюрик» поднимает линкоры. До полудня они примут дополнительный боезапас, завершат предпоходную ревизию по механической части, и к 16 часам будут готовы выйти к Наргену. В боевом походе не будет участвовать «Андрей Первозванный», стоящий в ремонте в Кронштадте. У него берут лучших артиллеристов, пополняя резервом расчеты других кораблей.

Задерживает выход «Павел Первый». К шести часам он все еще не готов, под тяжким бортом болтается на зыби, стуча в кранцы, баржа с боеприпасами. Быстрее! Командующий не желает начинать первый боевой поход новой войны с выговора подчиненному.

Отряд выходит в море только в девять вечера. Броненосный крейсер, три додредноутских линкора и двенадцать эсминцев. Предвещая назавтра ветреную погоду, закат пламенеет густым алым заревом. На фоне этого заката любой, кто покажется с западных румбов, будет рисоваться на горизонте отчетливо и контрастно. Как черная картонная декорация. А идущий с востока будет проецироваться на синевато-серую сторону горизонта – тенью, чтобы противнику было целиться труднее.

Но дойдет ли сегодня до стрельбы? Через три часа на Балтику обрушится душная и влажная летняя ночь…

34

В 4 часа пополуночи «Рюрик» принял радиотелеграмму главнокомандующего вооруженными силами России великого князя Николая Николаевича. С распоряжением о постановке мин в устье Финского залива.

Знал бы князь, что балтийские минзаги уже вовсю делают эту развесистую «банку» – основу будущей обороны! Конечно, начать минировать подходы к заливу до официального объявления войны – дело практически подсудное. А ну как дипломаты все-таки договорятся о разрешении конфликта мирными средствами? Тогда – международный скандал. Тогда командующему – эполеты с плеч долой! Хорошо, если не вместе с буйной головушкой, а то ведь от такого позора честный офицер и воды в ствол своего пистолета налить может – чтобы гарантированно череп разнесло…

Через три часа после радиотелеграммы «Рюрик» выслал в устье залива еще одну бригаду минзагов, стоявшую до поры в резерве, – вроде бы во исполнение полученного приказа. Пожалуй, Николай Николаевич до конца жизни так и не узнал, что его распоряжение начали выполнять еще до официального получения…

Покуда минзаги работали, линейная бригада с «Рюриком» во главе ходила в ожидании врага вдоль меридиана Пакерорта. Да так и не дождалась, через сутки убравшись в Ревель, а потом в Свеаборг. Здесь, на радиостанции Александровского поста для «Рюрика» уже лежала принятая в 20 часов 20 минут депеша от Морского министра, начинавшаяся словами «Германия объявила нам войну…»

В традиционную вечернюю молитву корабельным священником были включены слова о «даровании Господом победы над супостатом». На общем построении экипажа «Рюрика» адмирал Эссен произнес краткую речь, суть которой сводилась к словам, ставшим впоследствии девизом балтийцев в первую военную кампанию: «Отступления не будет!»

В полночь 20 июля Эссен отдал приказ о новом выходе в море на боевое патрулирование. Линкоры оказались готовы только с рассветом… Как всегда! Пока их допинаешь – сапог развалится!

С того дня на эскадре потекли муторные военные будни.

Месяц спустя после начала боевых действий «Рюрик» с крейсерами «Россия», «Богатырь» и «Олег» вознамерился провести разведку боем Данцигской бухты.

Взяли с собой и «Новика», не столько ради вероятных торпедных атак, сколько для исполнений обязанностей флагманского форзейля, по сути – адъютанта.

В этом не было пустой прихоти командующего. Эсминец был что надо в техническом отношении: и скорость, и мореходность, и маневренность, и артиллерийское вооружение – все на месте, не хуже, а порой и лучше, чем у заграничных собратьев. Но вот торпеды у него, мягко говоря… со скоростью хорошо если 27 узлов. Приличный крейсер просто взять и сбежать из-под удара может – даже если прицелиться правильно!

Утром 19 августа «Рюрик» покинул Ревельский рейд концевым в кильватерном строю. «Пост надежности», вполне достойный флагмана и сильнейшего корабля в соединении. Правда, острый на язык балтийский народ не преминул заметить, что впереди отряда парами тащатся тральщики… Может, хитроумный Эссен опасается, что они могут мину проворонить?

На траверзе Хоборга отряду предстояло разделиться. Однотипные бронепалубные крейсера «Олег» и «Богатырь», опытные ветераны Русско-японской войны, в сопровождении «Новика» должны были влезть непосредственно в бухту. И если повезет, обстрелять город. «Рюрику» и «России» отводилась роль группы артиллерийского прикрытия ударной пары.

Ночью отряд перестроился. «Пост надежности» достался «России», а в голову колонны перешел «Рюрик». «Новик» плелся где-то сзади – в роли элемента обороны тыла отряда от подводных лодок.

Впрочем, никаких лодок замечено не было. Зато в полночь справа от колонны, идущей на зюйд-вест, мазнуло по прозрачному небу дымами. «Рюрик» увидел их и хотел было отправить на разведку «Новика». Но неизвестные корабли стремительно ретировались куда-то к югу. Лишь по завершении операции, уже на берегу, Эссен узнает от разведчиков, что, по всей видимости, разминулся в ночи с флагманом германской разведки, германским крейсером «Аугсбург». Тот, с адмиралом Берингом на борту, шел в Данциг в сопровождении форзейля-эсминца и ретировался, едва опознав на огромном для темного времени суток расстоянии представительную «Россию» – высокобортную и четырехтрубную.

Выполняя приказ «Рюрика» о преследовании неизвестных кораблей, «Новик» понесся вслед удаляющимся дымам. Но те уже потерялись на темной стороне горизонта. Перед самым разрывом контакта «Новик» пустил торпеды. Но разве могли они поразить врага с дистанции под 40 кабельтовых, да еще и при стрельбе «в угон», когда мощная струя от винтов отступающего неприятеля может сбить с курса и куда как более быстроходную торпеду!

Встреча с «Аугсбургом» повлияла на дальнейшие планы Эссена. Судя по тому, как быстро убежал за горизонт противник, он понял, с кем имеет дело. Пошел на юг. И теперь, как пить дать, предупредит всех в Данциге о приближении русской эскадры. Стало быть, фактор внезапности потерян, и есть ли смысл теперь лезть черту в зубы?

Так и не добравшись до неприятельских берегов, крейсера повернули обратно.

35

14–16 сентября «Рюрик» в сопровождении «Паллады» и «Баяна» попытался провести разведку у Бронхольма. Врага не нашел…

Еще бы там были какие-то немцы: в устье залива бушевал одиннадцатибалльный шторм! Видимость на нуле. Качка такова, что артиллерией эффективно воспользоваться просто невозможно. А у большинства немцев мореходные данные будут похуже, чем у «Рюрика»… Так что толку бродить здесь четырехузловым ходом? Больше дать все равно не получается, поскольку на волнении начинают периодически вылезать из воды винты, а такие колебания сопротивления на валу опасны для машин.

В конце сентября от дозорных эсминцев все чаще стали приходить рапорта, что в море у створа Финского залива видели перископы подводных лодок. Только их тут, в балтийском «минном компоте», и не хватало!!!

Утром 28 сентября «Паллада» вместе с однотипным «Баяном» сменилась в дозоре, сдав позицию в устье Финского залива «России» и «Авроре».

Сменившиеся крейсера отправились в порт на бункеровку, сняв дополнительные наблюдательные посты, уставшие во время патрулирования.

В 11 часов 30 минут у борта «Паллады» раздался взрыв. Точнее, серия из трех взрывов, если верить рапорту «Баяна».

Он не успел даже подойти поближе. Не прошло и двух минут, как его напарница завалилась в 90-градусном крене и в считаные секунды исчезла под водой. И вроде бы в густых слоях дыма над острыми гребнями зыби, перемешанных с белым паром от взорвавшихся котлов «Паллады», скользнул черный тонкий карандаш перископа…

«Баян» не спас никого из экипажа своей напарницы. По версии его командира, моряков «Паллады» почти сразу затянуло в воронку после гибели крейсера. Но вполне возможно и то, что «Баян» просто не стал искать уцелевших. На этой войне уже успел родиться жестокий закон: если в зоне боя присутствует подводная лодка, останавливаться для спасательных работ нельзя. Иначе сам станешь следующей жертвой.

Как бы то ни было, «Паллада» погибла со всей командой. Согласно германским документам, субмарина «U-26» пустила торпеду с дистанции всего около 500 метров. Взрыв произошел на уровне первой или второй трубы примерно на 2 метра ниже ватерлинии и, видимо, вызвал детонацию боезапаса среднего калибра с последующим разрывом котлов. Поэтому «Баян» и слышал три взрыва…

Для дальнейших боевых действий эта трагедия имела лишь одно значение. Отныне крейсера выходили на патрулирование с противолодочном охранением в виде полудивизиона эсминцев.

36

В октябре 1914 года по инициативе Н. О. Эссена было сформировано новое оперативное соединение – Первый крейсерский Отряд специального назначения. Поначалу в его составе числились только «Рюрик», «Олег», «Богатырь» и минный заградитель «Амур». В качестве первого задания для них контр-адмиралом Л. Б. Кербером была разработана операция по тайной постановке минного заграждения у отмелей Штольпе. Для того и мингзаг в эскадре!

Выход назначили на 4 ноября. К полудню отряд был уже в районе Наргена, а в 17 часов 30 минут миновал остров Оденсхольм. Для того чтобы не быть опознанным каким-нибудь случайным встречным, «Амур» прибег к забавному способу маскировки. Перед рассветом следующего дня силами корабельных плотников из фанеры, брезента и жести была скручена фальшивая труба. В этом гриме минзаг стал издали похожим на трехтрубный крейсер типа «Диана» – если, конечно, не заглядывать сзади.

Достигнув к вечеру 5 ноября острова Эланд, замаскированный минзаг приступил к постановке заграждения. А крейсера разошлись для охраны района.

За ночь «Амур» поставил около 250 мин. А в 8 часов 15 минут 6 ноября отряд вновь собрался вместе в заранее условленных координатах для возвращения домой.

Первая дальняя операция по минированию германских коммуникаций была завершена успешно. Но наступили холода. Ночи стали лунными и ясными, в прозрачном воздухе на фоне светлого балтийского неба стало видно очень далеко. И во второй раз скрытный выход мог и не состояться. Поэтому Эссен начал поручать постановки менее заметным издали эсминцам.

Следующая заградительная операция состоялась только в конце ноября, когда погодные условия стали благоприятнее для минных постановок. Проще говоря – погода начисто испортилась.

Теперь предстояло выставить банки на маршрутах между Данцигом и Пиллау и на линии Рикегефт – Данциг. В штабе Эссена полагали, что это значительно воспрепятствует снабжению левого фланга германской сухопутной армии, действующей на рижском направлении.

К этому времени к Особому отряду были причислены дополнительные силы – минный заградитель «Енисей», крейсера «Адмирал Макаров» и «Баян». Причем перед походом крейсерам тоже поставили на палубе минные рельсы – чтобы, в случае чего, можно было и самим мины ставить.

Ночь была мглистой – из хвоста колонны «Рюрик» едва различал дымы идущих впереди кораблей. К тому же после полуночи поднялась самая настоящая пурга. Самое время мины ставить! Но дело в том, что «Енисей», «Олег» и «Богатырь» в условиях непогоды не смогли присоединиться к отряду. В начале операции они находились на другой стоянке и по причине совершенно отвратительной видимости просто не вышли в море.

Контр-адмирал Л. Б. Кербер решил пока их не задействовать. А банку поставить теми силами, которые уже вышли.

Во время приема минного запаса «Рюрику» достались мины образца 1909 года, а прочим крейсерам – образца 1912 года. У этих мин принципиально разная система взрывателей. Гальваноударные мины 1909 года считаются более опасными в постановке, чем ударно-механические 1912 года. А если учесть, что опыт «Рюрика» в самостоятельных минных постановках на тот момент исчерпывался единственными учениями, Кербер предпочел, чтобы крейсер поставил свою часть заграждения в одиночестве – ради безопасности прочих. Поэтому «Рюрику» предстояло отделиться от отряда.

К тому же в темноте из кильватера ухитрился потеряться «Баян». Он объявился только утром, выйдя на связь вопреки приказу о радиомолчании, и сообщил, что, пытаясь отыскать свою колонну во мраке, полночи бегал полным ходом и на этом изрядно потратил топливо. И теперь ему попросту не хватит угля, чтобы благополучно вернуться с места минной постановки.

Кербер, всю ночь тревожившийся за судьбу крейсера, пропавшего неизвестно куда, буквально рассвирепел, узнав, что с «Баяном» все относительно в порядке:

«Немедленно домой! Под надзор коменданта порта!!! Встать на якоря у брандвахты, угольной погрузки не производить. Шлюпок под борт не принимать и своих не спускать. Команду в увольнительную не свозить, дежурить по режиму готовности № 1, ждать моего возвращения»!

«Баяну», конечно, потом крепко попало. Командиру пришлось долго оправдываться перед назначенной адмиралом ревизионной комиссией. Но в момент самой радиосвязи существовал только один факт: в соединении отсутствует еще одна боевая единица, способная ставить мины…

Это, в принципе, еще не повод отменять операцию!

37

1 декабря «Рюрик» достиг назначенного района и в координатах 55°08,5' N, 18°30′ О поставил мины в шесть линий общей длиной в пять с половиной миль. К этому времени ему доложили, что из Утэ все-таки вышли «Енисей», «Олег» и «Богатырь». На следующий день утром флагман нашел их и воссоединился со своим отрядом. Некоторое время спустя должен был подойти и «Макаров», накануне ночью выставивший заграждение из 64 мин.

…Следующим режим радиомолчания нарушил береговой штаб. «Рюрик» принял депешу от агентурной разведки, что в северной части Балтийского моря находится «германская эскадра значительной численности». Крайне туманное сообщение! Однако продолжать заградительную операцию, рискуя быть замеченными, было уже нельзя. Крейсера отошли к Хоборгскому рифу и держались там до наступления темноты. По завершении постановки «Енисеем» еще одного минного поля отряд вернулся в Утэ.

В течение декабря Отряд особого назначения еще не единожды выходил на минные постановки. Ушедшего на повышение Кербера сменил на посту начальника бывший «рюриковский» командир Бахирев, до срока произведенный в контр-адмиралы.

На минах, поставленных в это мрачное предзимье, подорвалось несколько германских транспортов.

А 13 января на минном заграждении, устроенном крейсером «Россия», подорвался «Аугсбург». Выжил, но в ремонт угодил надолго! В тот же день во время охраны тральной партии зацепила мину «Газелле» – легкий крейсер устаревшей серии, боевое значение которой в условиях этой войны было невелико. Порвало «Газелле» весьма тяжело: из ремонта она так и не вышла.

Когда в начале 1915 года германский маршал Гинденбург пошел в наступление, перед Балтийским флотом была поставлена задача нарушить снабжение его армии через порт Данциг. «Рюрику» и его крейсерам вновь предстояло заняться минными постановками на германских коммуникациях.

Мины приняли «Олег» и «Богатырь». «Макаров» и «Рюрик» должны были идти налегке – в качестве прикрытия. Памятуя о несчастной судьбе «Паллады», Бахирев позаботился и о противолодочном патруле, приписав к отряду группу эсминцев в составе «Пограничника», «Охотника», «Сибирского стрелка» и «Генерала Кондратенко». Возглавил дивизион «Новик» – под командованием флаг-капитана по оперативной части штаба флота капитана I ранга А. В. Колчака.

Крейсера должны были обновить и расширить уже имеющиеся минные банки под Данцигом. Эсминцам поручалось скрытно заминировать непосредственно вход в данцигскую бухту, а потом, освободившись от опасного груза, заняться противолодочным патрулированием в отряде.

Операция началась 30 января. Накануне ночью «Олег» и «Богатырь» взяли в Ревеле у «Енисея» по сотне мин каждый. С рассветом крейсера вышли в море и после дня пути заночевали на якорях у Наргена.

В 10 часов утра 30 января «Рюрик» собрал в кают-компании военный совет, в котором приняли участие все командиры кораблей и офицеры штурманских партий. Через полтора часа вышли к Суропскому проходу. Головным двигался «Макаров», чьи штурмана хорошо знали маршрут. Флагман шел за ним в кильватер. Далее равнялись в колонне «Олег» и «Богатырь»…

38

1 февраля ранним мглистым утром «Рюрик» заметил сквозь пургу огни маяка Хальмудден на северном мысе Готланда. Флагман дал приказ лечь на курс 190 градусов. «Макаров» заявил, что тоже видит слабый свет маячного фонаря. И предположил, что на самом деле эскадра находится к берегу значительно ближе, чем рассчитывалось по первоначальной прокладке курса. Штурман «Рюрика» старший лейтенант Б. Страхов был вполне согласен с предположением головного в строю. И Бахи-рев распорядился довернуть еще на 30 градусов влево.

Отряд начал уже поворачивать, когда в 4 часа 7 минут «Рюрик», по прежнему следующий в кильватер «Адмиралу Макарову», что-то зацепил на дне. В нижних отсеках команда услышала скрип металла по камню, впрочем, настолько легкий, что поначалу его приняли за шорох льдины у борта.

«Рюрик» дал сигнал отряду разворачиваться синхронно, сломав строй, и уменьшить ход с 16 до 12 узлов. Маневр должен был завершиться минуты за три.

В это время резкий порыв ветра отогнал черную снеговую тучу. И прямо по оптике флагмана ударил внезапно открывшийся мощный луч маячного фонаря. Прав был «Макаров»! Остров оказался на добрый десяток миль ближе, чем рассчитывалось.

Крейсера сбрасывали ход. Но скорость была еще не менее 15 узлов, когда под днищем «Рюрика» раздался жуткий скрежет. Могучая сила инерции бросила огромный корпус в сторону, послышался оглушительный, рокочущий удар в борт, и сотряс буквально все шпангоуты.

Рванувшись машинами, крейсер буквально содрал себя с мели, оставляя на коварном камне клочья обшивки. Не обозначенная на карте каменная гряда осталась позади…

…Десять минут спустя третье котельное отделение «Рюрика» было уже полностью затоплено. К счастью, оттуда вовремя удалось вывести кочегарную партию. В первом и втором котельном отделении тоже появилась вода. Но здесь хотя бы удалось стравить пар из котлов! А третья кочегарка оказалась затоплена «по-горячему», с неспущенным давлением. Естественно, несколько котлов просто разнесло на контрасте температуры. К тому же вода в отсеках почти сразу нагрелась почти до кипения, и многие отделения выше затопленных через эвакуационные люки наполнились паром.

Старший офицер «Рюрика» через 15 минут после аварии доложил адмиралу, что в междудонном пространстве вода стоит на протяжении… от 8-го до 222-го шпангоута! Затоплено два десятка угольных ям как нижнего, так и верхнего яруса. Общее количество воды в отсеках достигает 3000 тонн. Спасательными работами в отделениях руководит трюмный механик лейтенант С. К. Рашевский.

Медленно дрейфуя к северу от острова, «Рюрик» лежал в крене. Остальные в замешательстве толклись поблизости, не зная, что предпринять.

По мнению Бахирева, отчасти вина за все происшествие лежала на «Макарове». Крейсер уверенно шел через подводную гряду, не замечая ее, поскольку имел осадку на метр меньше, чем у «Рюрика»… А флагман сдуру последовал примеру напарника!

Связавшись с командующим флотом, Бахирев попросил выслать на помощь водоотливные буксиры и ледоколы. Примерно через полчаса после аварии трюмной партии «Рюрика» удалось ввести в действие несколько неповрежденных котлов в единственном оставшемся полностью сухим отделении. Крейсер стал понемногу «приходить в себя» и сразу же… снова приступил к исполнению флагманских обязанностей. Для начала определен был ордер строя: головным «Рюрик», за ним в кильватер «Адмирал Макаров», «Олег» и «Богатырь». К половине седьмого отряд смог двинуться и шестиузловым ходом потащился в сторону от готландских мелей.

Около семи утра «Рюрик» сигналил поднять ход до 9 узлов. Но уже через несколько минут Бахирев понял, что переоценил возможности тяжело поврежденного корабля. Выгнутые давлением воды переборки затопленных отсеков начали давать течи, и скорость пришлось уменьшить до 4 узлов.

К вечеру 1 февраля началась оттепель. Над морем опустился густой молочно-белый туман, столь плотный, что с мостика не было видно собственного гюйсштока. Отряд, не рискуя продвигаться далее, встал на якоря.

«Ночь прошла относительно спокойно».

За лаконичной строкой рапорта – адский труд аварийной партии в полузатопленных отсеках. Изнурительное напряжение наблюдательных вахт. Бессонная ночь портовых инженеров и мастеровых, на скорую руку готовящихся к приему погибающего корабля.

Через льды и туманы к вечеру 2 февраля отряд добрался до Ревельского рейда. Но в город надо было еще войти! За зиму течения натащили на фарватере немаленький песчаный бар. Замер глубины показал, что наибольшая глубина на входе в гавань не превышает 9,5 метра. А «Рюрик» из-за затоплений просел почти на 10, и осадка продолжала медленно увеличиваться…

Он все-таки рискнул самостоятельно войти в порт. И естественно, сразу же сел на мель еще раз. К счастью, поверхность бара была занесена толстым слоем мягкого ила, и новых деформаций корпуса не появилось. Но буксиры и земснаряды еще три часа размывали отмель под днищем флагмана.

Под собственными машинами крейсер еще дополз до своего штатного стояночного места – у северного больварка гавани. Но зайти на швартовку, как полагается, уже не смог – так и «повис» почти перпендикулярно серой гранитной стенке, отдав только носовой швартов.

39

Сразу же по прибытии «Рюрику» учинили осмотр с водолазами. Это только кажется просто – в безопасной акватории родной гавани спуститься под воду и изучить корпус корабля снизу. Но, думается, стоит вспомнить и о том, что температура воды в зимние дни не превышает четырех «подледных» градусов по Цельсию, а теплоизоляционные свойства жесткого скафандра оставляют желать много лучшего. Ревельские и кронштадские водолазы работали, в общей сложности, сутки. В этом уже есть что-то от настоящего подвига…

То, что эти водолазы доложили, повергло Бахирева в шок. Длинная «царапина» с расходящимися, зияющими краями рваного металла простиралась почти на две трети длины корпуса «Рюрика». Немедленное докование могло снизить нагрузку на деформированные части набора и исключить нарастание вторичных повреждений. Но в Ревеле не было дока, способного принять столь крупный корабль. Спасение возможно было только в Кронштадте. А туда еще надо попасть – по ледовым фарватерам, в февральскую вьюгу, под угрозой вероятной атаки неприятеля!

Специальная техническая комиссия под председательством начальника Кораблестроительного отдела ГУК генерал-майора П. Ф. Вешкурцова полностью подтвердила предварительные выводы адмирала. Поставить крейсер в строй смогут только в Кронштадте – и то, наверное, не раньше, чем через полгода-год. Переход неизбежен. Портовые ремонтные бригады приступили к снятию с корабля лишних тяжестей, чтобы максимально разгрузить корпус.

В первые же дни работ были сняты стволы орудий десятидюймового главного и восьмидюймового второго калибра. С башен подняли броневые крыши. Подрезали мачту. Одновременно подкрепили переборки в котельных отделениях, а водоотливные буксиры отсосали из угольных ям и первой кочегарки около 800 тонн воды. В итоге осадка «Рюрика» уменьшилась почти на метр, но крен практически сохранился.

Переводом крейсера в Кронштадт должны были заняться ледоколы – знаменитый макаровский «Ермак», «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий» под общим командованием начальника 2-й бригады крейсеров контр-адмирала П. Н. Лескова.

В 7 часов утра 17 февраля ледоколы подняли якоря и вышли на внешний рейд. Здесь они стали ждать, пока портовые буксиры аккуратно выведут на рейд «Рюрика». К 9 часам буксиры, наконец, справились. Взяв флагмана на буксир, «Ермак» повел отряд к створу Екатеринентальских маяков.

В открытом море ледоколы «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий» вышли фронтом в голову ордера. Льда было немного, и три ледокола расчищали достаточно широкий фарватер, чтобы «Рюрик» не испытывал проблем даже от мелко крошеных льдин.

Но за Вульфским фарватерным буем ледовое поле оказалось сплошным. И достаточно толстым. Скорость отряда, с трудом пробивающегося через торосистый пласт, значительно упала. К тому же ветер достиг 8 баллов, а видимость из-за снежных зарядов упала до 5 кабельтовых.

Удивительно, но факт: в это время «Рюрик» двигался самостоятельно. Буксирный конец не заводили после нескольких подряд его обрывов, и крейсер просто пошел скоростью около 4 узлов вслед ледоколу.

Честно говоря, для эффективного проламывания льда надо иметь несколько больший ход. Обыкновенно ледокол «с разбегу» наваливается на ледовое поле и раздавливает его весом своего мощного форштевня. По расчетам «Ермака», ломать конкретно это поле удобно было бы как минимум с десяти-узлового хода. Поэтому ледоколы периодически отрывались от «Рюрика» на довольно большое расстояние и потом возвращались, чтобы отогнать обломки льда от бортов медленно ползущего в пурге крейсера.

Шли весь день и всю ночь. Правда, в 11 вечера пришлось ненадолго остановиться. Впереди было ледовое поле вдвое толще предыдущего, а экипажам требовался отдых.

За время этого отдыха «Рюрик» все-таки примерз к сплошной нерасколотой льдине, и, чтобы двигаться дальше, ледоколы несколько часов пытались его освободить.

Следующую ночь провели на якорях у Гогланда, а к часу дня 19 февраля отряд вынужден был остановиться на дневку – экипажи ледоколов выдохлись и не смогли бы трудиться дальше без отдыха.

Шторм не утихал. Льды сплывались вокруг отряда, громоздились друг на дружку, смерзаясь в единый непрошибаемый торос. И чтобы «Рюрика» не раздавило, ледоколы попросту окружили его с бортов, прикрывая собой.

Ночью грянул мороз под двадцать градусов. Поврежденные паровые магистрали крейсера были частично заблокированы, отопление части отсеков было невозможно, а мощности действующих котлов стало не хватать на поддержание постоянной температуры в паропроводах. Образование ледовых пробок в магистрали следовало непременно предотвратить – а то разорвет! И ледоколы подключились к системе теплоснабжения крейсера, целые сутки напролет отогревая его своим паром.

Только утром 20 февраля погода позволила двигаться дальше. Еще сутки неимоверно трудного пути, и к рассвету на горизонте открылся маяк Толбухина. В 11 часов 10 минут отряд вошел на Большой Кронштадтский рейд.

40

«Рюрик» самостоятельно ошвартовался у стенки Алексеевского дока. В порт немедленно прибыл генерал-майор Корпуса корабельных инженеров Шебалин, назначенный ответственным за проведение ремонта, и с двенадцатью помощниками приступил к осмотру корабля.

Генерал дал «добро» на постановку крейсера в док. Немедленно стали готовить кильблоки – с особым расчетом, так, чтобы не увеличить деформаций от посадки на мель и вместе с тем обеспечить свободный доступ мастеровых к ремонтируемым частям. По расчетам Шебалина, работы по исправлению основных повреждений в доке могли занять около двух месяцев – при круглосуточной посменной работе всей доковой артели. Удаление смятых и разорванных фрагментов обшивки, вырезание нескольких перебитых шпангоутов с последующей заменой, установка более ста новых стальных листов днищевой обшивки и столько же – листов переборок и второго дна… Долгое и трудное дело. Одновременно механики крейсера и заводские мастеровые займутся полной переборкой ходовых систем и восстановлением всей поврежденной энергетики. Особенно много работы предстояло в третьем котельном отделении, которое было затоплено в течение трех недель и где во время аварии пошли трещинами коллекторы котлов.

Одних только электропроводов для замены закоротившей в воде системы освещения отсеков заказано было более 300 метров!

Два месяца докования, потом еще от трех до пяти – ремонта на плаву. А ведь идет война!..

Бахирев решил воспользоваться вынужденным простоем своего флагмана в ремонте и совместить восстановительные работы с модернизацией вооружения крейсера. Во-первых, следовало заменить потерявшие кучность боя из-за износа нарезов артиллерийские стволы. Затем улучшить поворотливость башен установкой более мощных электромоторов и чисткой поворотных и подъемных механизмов.

Для увеличения точности стрельбы на носовой рубке поставили новый дальномерный комплекс, изготовленный на Ижорском заводе с использованием английской оптики. В кормовой рубке смонтировали резервный комплект приборов управления огнем главного калибра.

«Рюрик» еще находился в ремонте, когда в мае 1915 года не стало адмирала Эссена. Последнего флотоводца «макаровской школы» не убили в бою – его прикончила самая обыкновенная простуда.

А «Рюрик» вернулся в эскадру к концу июня, вполне восстановив боеспособность и вновь приняв адмиральский флаг. Командиры меняются, а война идет – и конца ей пока не видно в стылых балтийских туманах…

41

В начале лета на крейсерской эскадре Бахирева возникла идея «уважить немцев их же оружием». На Северном море линейные крейсера Франца Хиппера еще осенью четырнадцатого тревожили оборону англичан. Совершали набеги на второстепенные портпункты их восточного побережья. Фактического вреда неприятелю от этого, прямо скажем, было немного, но зато моральный урон получался неплох.

Шутка ли: обладая первым по численности и мощи военным флотом мира, Британия не могла обеспечить покой своим рыбацким поселкам. В какую маленькую бухту в следующий раз заберется двухсотметровый серый разбойник, какой курортный городок сотрет с белых холмов огнем одиннадцатидюймового калибра?..

Так почему на Балтике не устроить то же самое – только уже для немцев? Обстрелять, например, Мемель… Порт небольшой – зато к линии фронта ближе всего.

План операции разработали офицеры оперативного отделения русского штаба Н. И. Ренгартен и А. А. Сакович. Новый командующий флотом – вице-адмирал В. А. Канин – вполне его одобрил и назначил исполнителей. Крейсерский отряд Бахирева плюс 6-й дивизион эсминцев с «Новиком» во главе, под прикрытием линкоров «Цесаревич» и «Слава».

М. К. Бахирев поднял адмиральский флаг на фоке «Адмирала Макарова», исправно исполнявшего флагманские обязанности все время пребывания «Рюрика» в ремонте. Теперь «Рюрик» вернулся. Но Бахирев пока не спешил возвращать ему штаб.

18 июня 1915 года в 2 часа пополуночи крейсерская бригада снялась с якорей. Курс взяли на банку Винкова – там в патруле в одиночку носился в тумане «Рюрик», стартовавший из Ревеля. Около 5 утра он сам нашел отряд и встал в кильватер концевым – за «Олегом».

Туман сгущался. Адмирал Бахирев подумал, что неплохо бы перенести обстрел Мемеля на вечер 18 июня. И отослал в базу эсминцы – все, кроме «Новика», оставленного при флагмане в привычной роли форзейля.

К 18 часам «Рюрик» и «Новик»… потерялись. Видимо, проворонили в тумане поворот. Искать отряд? Но как, если сам адмирал приказал придерживаться строжайшего радиомолчания?..

Сутки корабли блуждали в жемчужно-белой пелене между Мемелем и Готландом, буквально наугад пытаясь просчитать курсы друг друга. К утру 19 июня туман начал рассеиваться. И разведка доложила, что в 60 милях севернее одинокого пути «Рюрика» курсом на юг идет германский отряд во главе с легким крейсером «Аугсбург».

Опять этот чертов «Аугсбург»! Неугомонный, вездесущий и хитрый разведчик адмирала Беринга, уже сорвавший однажды Бахиреву боевую операцию… Немедленно навязать бой, порвать осточертевшего всему Балтфлоту нахала из главных калибров! Офицер оперативной службы Ренгартен получил приказ немедленно расшифровывать радиообмен германской боевой группы и сдавать координаты врага крейсерам Бахи-рева. Режим радиомолчания кончился.

Около половины восьмого утра «Адмирал Макаров» увидел впереди по курсу смутные тени. Некрупный трехтрубный крейсер. Пара эсминцев. И еще кто-то непонятный, коптящий туманные небеса двумя тонкими карандашиками высоких труб.

«Аугсбург» тоже увидел противника и тут же начал увеличивать ход, стремясь на юг. Неужели опять удерет, оставив русских «с носом» и без фактора внезапности?..

Как бы не так! «Макарова» второй раз одним и тем же способом не провести! Флагман Бахирева слегка довернул влево, приведя противника на курсовой угол 40 градусов правого борта, и пустил сигнал по колонне готовиться к открытию огня всем бортом.

Дистанция первого залпа, грохотнувшего над серыми водами в 7 часов 35 минут, составляла всего около 40 кабельтовых. Вполне достаточно для восьмидюймовой и шестидюймовой артиллерии русских крейсеров, но немного далековато для 105-миллиметровых пушек «Аугсбурга». Позволить себя догнать и отходить, отстреливаясь? Но ведь и в самом деле «порвут» – огневое превосходство русских слишком очевидно.

Германский разведчик чуть довернул влево и буквально дал деру полным ходом. Его миноносцы рванули врассыпную, и перед прицелами «Макарова» остался лишь странный некрупный двухтрубный кораблик…

– Э, да это минзаг! – Бахирев опустил бинокль. – Всыпать ему, пакостнику, по первое число!

Германский минный заградитель «Альбатрос» полтора часа бегал от русских крейсеров и в конце концов получив некоторые повреждения от снарядов, спасся в водах нейтральной Швеции, выбросившись на мель у острова Готланд…

Зато на грохот канонады явился потерявшийся «Рюрик». «Адмирал Макаров» услышал в эфире его позывные. Бахирев тут же велел командиру крейсера капитану I ранга А. М. Пышнову искать остальные германские корабли. Но «Аугсбург» с миноносцами пропали, словно их здесь и не было…

Около 10 часов справа по курсу «Макаров» заметил дымы. Это шли на выручку «Альбатросу» броненосный крейсер «Ро-он», легкий крейсер «Любек» и четыре эсминца, вызванные «Аугсбургом». Но «Альбатрос» уже безжизненно замер на мели у Готланда. И спасти его было, по сути, невозможно.

В 10 часов 2 минуты «Роон» опознал неприятеля и с дистанции 72 кабельтовых первым открыл огонь. В качестве мишени он выбрал силуэт идущего концевым «Баяна». Удивительно, но факт: «Любек», чьи боевые качества были не лучше, чем у «Аугсбурга», отважно кинулся на «Олега», превосходившего и по вооружению, и по защите.

Перестрелка длилась двадцать минут. За это время «Роон» добился одного попадания по «Баяну». Впрочем, не слишком опасного. А тот обменял одну рану на две, в свою очередь, засадив врагу два восьмидюймовых снаряда. Впоследствии немцы отрицали факт каких-либо серьезных повреждений у «Роона». Но в ремонте он после похода стоял!

Бахирев вновь вызвал по радио «Рюрик», приказывая ему лечь на курс 40 градусов от Эстергарна и «вступить в бой в квадрате 408». Через восемь минут справа по курсу одинокого крейсера открылся противник. Причем «Рюрик» видел немцев значительно лучше, нежели они его. «Любек» даже предположил, что имеет дело… с эсминцем типа «Новик»! И стал подбираться ближе, чтобы обстрелять его.

Оглушительный залп десятидюймовых пушек обозначил ошибку германского разведчика. «Любек» метнулся в сторону, коордонатом выходя из-под удара. Легкие 105-миллиметровые орудия зарокотали ответными залпами. В 10 часов 42 минуты дистанция между противниками составляла 66 кабельтовых. «Рюрик» стрелял и из 8-дюймовых орудий, и даже из 120-миллиметровых. Правда, все 120-миллиметровые снаряды падали в воду с недолетами.

Увы, приходится признать неоспоримый факт: «Любек», располагавший только 105-миллиметровой артиллерией, пристрелялся первым. Один из снарядов упал под борт у бака «Рюрика». И высокий белый выплеск холодной водой окатил носовой дальномерный пост. Оптику залило, электричество закоротило. И на добрые 10 минут дальномеры были выведены из строя. Следующий немецкий снаряд вонзился в палубу в носовой части и причинил пожар в узком отсеке кастелянной. Сгорело всего несколько комплектов матросской униформы, но противный дым от тлеющего текстиля заволок носовую часть крейсера, вновь помешав работе оптики.

Ближайшие 7 минут попадания сыпались на «Рюрика» одно за другим. Десять снарядов! Слава Богу, что таким отменным снайпером оказался всего лишь небольшой бронепалубный крейсер-разведчик со слишком легкими пушками, не способными пробить английскую броню «Рюрика»!

В 10 часов 50 минут к месту поединка явился «Роон». Вот, наконец, достойный противник! Огонь главного калибра был сразу же перенесен на более крупную цель. И 7 минут спустя «Рюрик» добился попадания. Десятидюймовый снаряд впился в основание четвертой трубы «Роона» и, судя по тому, что из-под трубы выбило не только черные клубы дыма, но и светлые струи пара, разворотил осколками паровую магистраль в котельном отделении.

Противник начал терять скорость. Что, в принципе, логично: все-таки германский крейсер лишился четверти суммарной паропроизводительности котлов. Но в это время «Рюрик» прекратил огонь носовой башней. Артиллерийская установка не была повреждена вражеским снарядом. Просто крейсер развил скорострельность на грани технического предела и во время очередного открытия затвора не сработала система продувки ствола правого орудия в башне. Через затвор в башню пошли пороховые газы. Весь расчет во главе со своим плутонговым командиром лейтенантом Г. А. Алексеевым получил что-то вроде слезоточивой струи, после которой человека преследует резь в глазах и тошнота. Где уж тут целиться и стрелять!

Подбитый «Роон» повернул на зюйд-вест и, отстреливаясь, начал уходить. «Рюрик» лег на курс преследования. Но в это время крейсер принял сигнал концевого в основной колонне бригады – «Баяна»:

«Внимание! Вижу перископ подводной лодки!..»

В 1914–1915 годах этого невразумительного вопля было вполне достаточно, чтобы в одночасье опустело любое поле боя. По тонкому стерженьку, торчащему из-под волны в обрамлении белой манжетки пены, национальность не определяется. А самая страшная смерть на войне – это та, которой нечего противопоставить, против которой не играет роли ни размер орудийного калибра, ни мастерство управления артиллерией…

«Рюрик» заложил противолодочный зигзаг – на случай внезапной атаки. Тем более что в это время его собственная наблюдательная вахта доложила командиру, что прямо в кильватерной струе крейсера «в воде что-то движется». Неужели – еще одна лодка?

«Роон» воспользовался моментом и нырнул в полосу тумана. Ищи теперь!.. Безуспешная погоня за немецким крейсером продолжалась почти до полудня.

В бою «Рюрик» истратил 46 десятидюймовых, 102 восьмидюймовых и 163 пятидюймовых снаряда. Убитых в команде не было, но один из девяти раненых, матрос 1-й статьи М. Шиянов, умер в корабельном лазарете от кровопотери. Что же касается артиллеристов, надышавшихся пороховым газом, то тех даже в лазарет класть не пришлось. Врачи рекомендовали только освободить парней на 10 дней от тяжелых работ по корабельному хозяйству и прибавить к их стандартному пайку по порции молока и красного вина, хорошо выводящих яд из организма.

Дорога домой была благополучна, словно в невозвратное мирное время. Только уже в устье Финского залива «Баян» снова попытался поднять панику:

«Вижу перископ подводной лодки!..»

На этот раз никто, кроме него, никаких перископов не видел. И что взять с «Баяна», который был единственным свидетелем гибели «Паллады»? Да ему после такого любая вешка на фарватере перископом кажется! Что же, у всех есть свои странности, особенно на втором году Великой войны…

После тяжелых потерь во время августовской операции – попытки прорыва в Рижский залив – германское морское командование, по сути, отказалось от дальнейших активных действий на второстепенном Балтийском театре. Самые сильные из германских кораблей ушли в Гамбург и Вильгельмсхафен. В Северном море нарастало противостояние немцев и англичан. Это обстоятельство давало русским реальный шанс перехватить инициативу на Балтике. Но новый командующий В. А. Канин считал, что вместо крейсерских набегов разумнее развернуть на германских коммуникациях отряды подлодок.

Он словно не замечал, что русские лодки практически не приспособлены к нормальной рейдерской работе!

А крейсерам вновь отводилась роль первых помощников минных заградителей…

42

«Рюрик» снова водил отряд, ставил мины сам, выгонял на постановки минные заградители. Осенью в линейной бригаде наконец появились первые вошедшие в строй русские дредноуты. Но Государь, опасаясь новой Цусимы, строжайше запретил и Канину, и адмиралу Керберу использовать их в бою. И вообще не разрешил новым линкорам удаляться дальше чем на 100 миль от Гельсингфорса.

В результате огромные монстры, несущие по двенадцать 305-миллиметровых пушек каждый, коптили небо на стоянках, проедали паек и тихо копили злобу… на царя, поступающего, с их точки зрения, совершенно по-дурацки! В этих условиях достаточно талантливого агитатора с республиканскими взглядами, чтобы популярно объяснил матросам, кто тут в силу трусости своей пытается проиграть вторую за 10 лет войну!

«Рюрику» было не до агитаторов. Он дольше двух недель кряду в городе не стоял – даже зимой. Вся тяжесть обороны легла на крейсерский отряд – немногочисленный, укомплектованный в основном или пожилыми ветеранами прошлой войны, или конструктивно несовершенными для изменившейся эпохи кораблями, часто делающими к тому же совершенно несвойственную крейсерам боевую работу. Он, самый сильный и молодой в этом отряде, жизнью своей отвечал за товарищей.

25 ноября на минах, выставленных русскими крейсерами, подорвался легкий крейсер «Данциг». Не насмерть, правда, но достаточно серьезно, чтобы надолго выйти из строя.

1 января 1916 года нашел свою мину и неустрашимый «Любек». Ремонта оказалось месяца на три, и его решили совместить с модернизацией по артиллерийской части. Чтоб уж, если кидаешься на любого встречного противника, не взирая на его размеры, хоть вреда побольше нанести мог!…

Весной из агентурных источников в Швеции, действующих через английских дипломатов, русскому командованию стало известно о готовящейся в ближайшее время отправке из Стокгольма и Оклезунда в Германию более 80 тысяч тонн железной руды. Транспортный конвой, дату выхода и маршрут которого удалось выяснить достаточно точно, охранялся лишь эсминцами и вспомогательными крейсерами.

Вице-адмирал В. А. Канин приступил к разработке рейдерского набега…

Любопытный факт: крейсера, которые, вообще-то, своим происхождением предназначены в том числе и для операций по перехвату и уничтожению транспортных конвоев, занимались у него минными постановками и обороной проливов. А в рейдерские походы на вражеских коммуникациях ходили, например, эсминцы или подводные лодки.

На этот раз дело все же решили поручить «профессионалам». В состав группы перехвата вошли «Рюрик», «Олег» и «Богатырь». Правда, в качестве сопровождения к ним был прикомандирован дивизион эсминцев во главе с «Новиком» – с Колчаком в качестве начальника соединения. В оперативном резерве остались «Макаров» и «Баян».

Развертывание всех сил, задействованных в операции, началось 27 мая. В 2 часа пополудни бригада крейсеров снялась с якорей в Ревеле и вышла в море, держа курс на Лапвик. Шли малым ходом, соблюдая незаметность, и до Лапвика добрались только к 21:00. Потом отряд отправился к Гангэ. «Адмирал Макаров» и «Баян» перешли в Люм – на резервную позицию, где им предписывалось ожидать известий о походе.

«Рюрик» повел остальных искать конвой. В условиях почти полного отсутствия видимости! Дело в том, что на подходах к рейду Бокула отряд вошел в полосу такого плотного тумана, что в мутной белизне из кильватера едва не потерялся «Олег». С его-то опытом штурманской группы!!!

Некоторое время крейсера простояли на якорях, ожидая, что утренний ветер развеет белесую завесу. Но к полудню с мостика «Олега» все еще не было видно кормового флагштока соседа – «Богатыря», стоявшего всего в полукабельтове… Скрепя сердце, адмирал отменил операцию.

У исследователей бытует мнение, что последней каплей, переполнившей чашу терпения нового начальника бригады Трухачева, стал доклад Колчака о том, что эсминцы фактически не смогли развернуться. И теперь возвращаются домой в Рогекюль, сопровождая угодившего в аварийную ситуацию «Орфея»…

43

Продолжить поиск конвоя решено было двое суток спустя. В самом деле, крейсера в тумане не смогли прокладывать точный курс по счислению! Но наверняка и транспортные пароходы, чьи экипажи по войне укомплектованы в основном нестроевыми резервистами, тоже где-нибудь пережидали это отсутствие видимости…

31 мая, в 1 час 35 минут пополудни отряд покинул Люм вместе с эсминцами. К шести вечера корабли были уже у шведских берегов. Вернее, между этими самыми берегами и отмелью Копперстенарне. Здесь три крейсера – «Рюрик», «Олег» и «Богатырь» – разошлись во фронт для поиска транспортов.

Единственным транспортным судном, встреченным в тот вечер, была небольшая парусно-моторная шхунка под шведским флагом, крысой шмыгнувшая в какую-то прибрежную щель…

Подумаешь – испугали кого-то из местного населения! Но вскоре в эфире послышался тонкий писк морзянки. Шхуна была еще и радиофицирована! И теперь с ее антенны передали радиограмму сначала на шведском, а затем и на немецком языке. Предупреждение о встреченном крейсерском отряде.

Около 22:00 «Рюрик» отпустил эсминцы. А через полтора часа в той стороне, куда они ушли, послышались звуки артиллерийской канонады и вспыхнули частые отблески залпов легких орудий. Стрельба продолжалась минут двадцать. Немного позже «Рюрик» перехватил германскую радиограмму…

…Еще в 1914 году на подходах к Оденсхольму германский легкий крейсер «Магдебург» ошибся в ночи при движении по счислению и плотно угодил на мель, страшно при этом искалечившись. Его еще хватило на попытку самоподрыва, когда поутру следующего дня к месту аварии подошли русские крейсера. Но на то, чтобы уничтожить свои радиошифровальные книги, – уже нет…

«Богатырь» доставил отнятые у немцев шифры и радио-документы офицеру оперативного отдела штаба Ренгартену. Потом русские щедро поделились секретами врага с союзниками по Антанте.

С тех пор шифр у немцев, конечно, несколько раз менялся. Но если уж ты понимаешь саму математику способа шифрования, расколоть очередную версию можно достаточно быстро…

В депеше, которую перехватил «Рюрик», немцы сообщали о появлении в районе Норчепинга русских миноносцев. При этом «Новик» на запрос, не требуется ли ему содействие крейсеров, ответил, что его дивизион справится и сам!

За ночь крейсера поймали и досмотрели четыре шведских каботажника. Небольшие пароходы – типичное мирное население фьордов – вели себя при задержании настолько спокойно и уверенно, что не дали ни малейшего повода заподозрить себя в работе на немцев. Пришлось их отпустить.

Через час прибежали эсминцы. Колчак доложил о «предположительном потоплении в бухте одного вспомогательного крейсера и двух миноносцев». Впоследствии агентура подтвердила лишь часть этого доклада. Можно было бы сделать и больше! Дело в том, что пока Колчак добросовестно уничтожал слабую охранную группу, искомый конвой разбежался и попрятался в шхерах.

Отряд счел свою миссию выполненной и отправился в Утэ. В течение дня наблюдательные вахты крейсеров трижды докладывали о том, что видят в волнах перископы. Каждый раз отряд дружно закладывал противолодочный зигзаг. Но ни одной атаки замечено так и не было.

Как показывает опыт предыдущих войн, если рейдер ловит один транспорт, с десяток других транспортов попросту задерживает выход в рейс. А если рейдеры ходят целой стаей, транспортная навигация на какое-то время прекращается совсем. Даже если никого поймать вообще не удалось! Достаточно, чтобы первый же мимохожий рыбак или тихий каботажник, случайно их увидевший, рассказал в ближайшем порту о том, что видел в море крейсера…

Рейд балтийских крейсеров заставил немцев на полмесяца приостановить поставки металла из Швеции. Это значит, на полмесяца, а то и больше притормозились ремонтные работы на верфях Киля и Данцига, на две недели были перенесены даты ввода в строй заканчивающих достройку кораблей.

44

После рейда командование дало «Рюрику» несколько недель отдыха, сопряженного, впрочем, с мелкими ремонтными работами и очередной модернизацией. Крейсер ушел в Свеаборг.

Первым делом решено было привести систему подачи 10-дюймовых снарядов в соответствие с фактической скорострельностью артиллерии. А то что толку в хорошей пушке, если в бою снаряды поступают из погреба реже, чем можно стрелять! Рельсы для новой подачи заказали… мостостроительному заводу в Гельсингфорсе. Расширили подачный канал. Установили шкивы для более удобного подъема боезапаса к орудиям.

То же самое сделали и для второго тяжелого калибра – в 8-дюймовых башнях. Кстати, заодно поменяли и боезапас – на новые полубронебойные снаряды с наконечником и трубкой Семиля.

Ревизия артиллерии выявила, что у 120-миллиметровых пушек износились нарезы. Часть противоминной батареи была полностью заменена.

Торчащее казенной частью прямо в адмиральскую каюту орудие № 18 было снято. Поначалу планировали его не ставить, но потом все-таки заказали новое. Семь пушек для замены батареи на левом борту привезли из резервного арсенала в Кронштадте.

До войны аэропланы показывали в авиационных цирках – на потеху почтенной публике. Теперь выяснилось, что трескучие многокрылые «кофемолки» годятся не только для показательных полетов. Они ведут разведку и даже бомбят! А еще из числа воюющих держав разве что только Россия не делает серийно боевых бомбовозов-дирижаблей…

Как раз в шестнадцатом году начинается массовое оснащение боевых кораблей легкой зенитной артиллерией. Правда, «массовое» здесь не вполне точное слово. Русские зенитки делались по индивидуальному штучному заказу. Так «Рюрик» при этой модернизации должен был получить… всего одну 2,5-дюймовую пушку, для которой подготовили площадку на баке.

Саму пушку при этом пока не дали!

45

В середине августа «Рюрик» вместе с остальными кораблями 1-й крейсерской бригады был направлен в Або-Аландские шхеры «для ознакомления с новым стратегическим фарватером, позволявшим проводить развертывание сил в наикратчайшие сроки». Заниматься этим надлежало две недели, после чего крейсера вернулись в Гельсингфорс, где на тыловом полигоне приступили к учебной программе под руководством готовящегося к адмиральской должности капитана I ранга Дмитрия Вердеревского.

Здесь у «Рюрика» обнаружилась деформация фланца одного из торпедных аппаратов с легкой фильтрацией воды. Видимо, опять где-то зацепился… Командование распорядилось отправить крейсер в Кронштадт – для выявления других последствий незамеченного касания мели и возможного ремонта в доке.

В 15 часов 15 минут 6 ноября отряд крейсеров вышел из Свеаборга в Кронштадт – проводить «Рюрика» в док. Адмирал А. К. Небольсин, известный участник Цусимы, поднял флаг на линкоре «Андрей Первозванный», тоже уходящем в Кронштадт. К полуночи корабли рассчитывали миновать южную оконечность Гогланда.

Линкоры путешествуют с комфортом! Для «Андрея» и сопровождающих его сил зажгли на маршруте все маяки, фарватеры прочесали с тральщиками. Но тральные работы практически не затронули самого опасного участка – узости южнее острова, поскольку, по словам командира «Баяна» капитана I ранга С. Н. Тимирева, «трудно было предположить, чтобы немцы набросали там мин перед самым походом».

Предположить-то трудно, а вот мину подцепить, как выяснилось, легко!..

По выходе из пролива Густавсверн «Андрей» распорядился сигналами идти 14-узловым ходом с дистанцией 3 кабельтовых между мателотами. У маяка Грохару к отряду присоединились четыре эсминца VIII дивизиона, державшиеся впереди по курсу до первого маяка Эрансгрунд. Потом эсминцы окружили концевого в строю «Баяна». Не иначе, чтобы опять «перископную панику» не поднял!

В 9 часов 15 минут при проходе маяка Южный Гогланд «Андрей» скомандовал перемену курса на 83 градуса и начал поворачивать влево. «Рюрик» последовал за флагманским линкором.

Через мгновение у самого форштевня крейсера выбило вверх мощный белый фонтан брызг. И тяжкий удар в корпус волной прокатился по всему набору отчаянной тугой вибрацией. Мина!..

Путевой компас выкинуло из нактоуза. Вахтенного штурмана сбило с ног и окатило целой ледяной Ниагарой, так что он едва не захлебнулся прямо на ходовом мостике. Не завершив поворота, крейсер застопорил машины, но могучая сила инерции продолжала тащить его влево – прямо на свежее минное поле, которого, казалось, не было здесь еще вчера…

«Рюрик» дернулся в попытке дать малый задний ход, чтобы остановить это неуправляемое движение, и лег на курс 340° – носом точно на Южный Гогландский маяк.

…Как это не подорвался шедший головным тяжеловесный «Андрей» – одному Богу известно!..

Пробоина была велика. В считаные минуты все придонные отсеки от 8-го до 30-го шпангоута крейсера оказались затопленными. Мгновенно пробили водяную тревогу, ввели в действие турбинные водоотливные насосы. Но турбины, по сути, качали воду из моря в море, почти не уменьшая объема затоплений.

Переборку на 30-м шпангоуте выгнуло и растянуло, пришлось поставить около 30 аварийных брусьев, чтобы ее попросту не разорвало. Под люками тросового и шкиперского отделений вколотили 27 деревянных подпор, – хуже нет, если напором воды эти люки откроет!.. Аварийным работам, проводимым под общим командованием старшего офицера капитана II ранга Белецкого, сильно мешала загазованность отсеков выше места повреждения. И чем только таким поганым немцы мины набивают?.. Шутка ли дело – «дивизион живучести» отравился почти поголовно, в течение нескольких часов после аварии в лазарет обратились 130 моряков с симптомами тошноты, головокружения и изнурительного кашля. Даже своевременно розданные противогазы не помогли!

Трюмного механика старшего лейтенанта С. К. Рашевского, того самого, что фактически спас крейсер во время памятного «пробега по мелям» в феврале минувшего года, три раза под руки поднимали на свежий воздух в полубессознательном состоянии. Но отдышавшись и сменив фильтр противогаза, он упорно возвращался в отсек над пробитым – руководить борьбой за живучесть на своем участке. Дело кончилось тем, что лейтенант упал и поднялся только через несколько суток, проспав все это время на лазаретной койке тяжелым, болезненным сном, больше похожим на беспамятство.

Только в 9 часов вечера «Рюрик» смог самостоятельно двигаться. Осторожно, скоростью всего в два узла. Попытался было дать больше, но переборку шпилевого отделения снова начало выгибать дугой…

К 4 часам пополуночи 7 ноября отряд достиг острова Лавенсаари, где решено было встать на якорь в ожидании высланных из Кронштадта буксиров для подбитого «Рюрика». Буксиры пока не появились. Зато прибыла пара тральщиков и минный заградитель «Константин», который, по слабосильности своей, вряд ли мог помочь в буксировке. Предложение тащить «Рюрика» кормой вперед за флагманским линкором, которому, скорее всего, хватило бы мощности, было совершенно категорически отвергнуто.

Адмирал послал эсминец за подмогой, и после полудня к Лавенсаари приплелись старые знакомые «Рюрика» – ледоколы «Петр Великий», «Силач» и «Могучий» в сопровождении двух медлительных, но сильных портовых водоотливников.

К тому времени, как спасатели прибыли, «Рюрик»… начал опять двигаться сам. Так и не приняв конец от ледокола, он самостоятельно достиг Большого Кронштадтского рейда, только здесь подпустив к себе водоотливников для работы.

10 ноября последовал осмотр портовой инженерной комиссией под председательством начальника кораблестроительного отдела ГУК генерал-лейтенанта П. Ф. Вешкурцова.

Ремонтную ведомость «Рюрика», составленную этой комиссией, читать – и то страшно!

«1) Нижняя часть корпуса до нижней броневой палубы от переборки на 20 шпангоуте до форштевня совершенно оторвана, причем вертикальный киль с набором и обшивкой в этом районе отогнут под прямым углом на левый борт.

2) Нижняя часть форштевня, образующая таран, также оторвана ниже нижней броневой палубы.

3) Поперечные переборки на 8 и 20 шпангоутах разрушены полностью.

4) Две платформы совершенно разрушены, а листы настилки нижней броневой палубы получили разрывы.

5) В междудонных пространствах замечена течь, что дает полное основание предполагать нарушение водонепроницаемости таковых.

6) Поперечные переборки в котельных отделениях на 100, 118 и 130 шпангоутах поведены и получили гофрировку листов в поперечном направлении, причем на 108 шпангоуте гофр более значителен.

7) Все помещения, равно как их оборудование и системы в районе взрыва до жилой палубы (верхней броневой) подверглись значительному разрушению.

8) Флоры котельных фундаментов получили прогибь по высоте со стрелкой, доходящей до 1 дюйма».

Отсутствия последствий повреждения комиссия не гарантировала даже при особой тщательности ремонта…

46

Сформировать носовые обводы крейсера решили в точном соответствии с первоначальным проектным чертежом. При этом пришлось предварительно укрепить изнутри сварными накладками шпирон тарана, а киль собрать «коробочкой». Удивительно, но факт: к 31 декабря 1916 года удалось полностью восстановить весь разрушенный набор и наружную обшивку. К новогодним праздникам крейсер мог выйти из дока для продолжения ремонта на плаву.

Вместо прежнего легкого фока «Рюрик» получил в ходе ремонта высокую треногу – как у английских дредноутов и линейных крейсеров. На тяжком марсе был установлен дальномерно-корректировочный комплекс. Индивидуальным дальномером снабдили каждую башню. Из мелкой, практически бесполезной артиллерии сохранили только 40-миллиметровую «автоматическую» пушку английской системы «Виккерс» на юте, два 47-миллиметровых орудия и два пулемета на носовом мостике и спардеке. Правда, посадили эту мелочь на зенитные лафеты.

В это время возникла странная для военного периода идея попробовать оснастить «почти линейный» крейсер новой энергетической установкой – турбинной, как у большинства европейских дредноутов. Придумал это флагманский механик 1-й бригады крейсеров капитан I ранга П. А. Федоров, очень уважавший за своевременное введение во флоте турбин тех же англичан.

Менять ходовые – это трудно и долго. Но раз уж влип в ремонт – терпи, пока другие воюют! Тем более что если совершить предложенную модернизацию, самый мощный в артиллерийском отношении крейсер Балтфлота мог значительно расширить свои возможности. Но турбину надо еще сделать. А с этим российская промышленность до сих пор справлялась откровенно плохо. Ни один из русских турбинников-дредноутов не избежал аварий ходовых систем по причине некачественного выполнения точных деталей. Ни один не показал хорошей скорости. Да и для знаменитого «Новика», славившегося выносливостью и отменными ходовыми данными, силовую установку заказывали за границей…

Идею флагмеха Федорова поддержал инженер В. Я. Долголенко. Он же и разработал проект под ремонт, выполнил чертежи паровых турбин с подробными пояснениями. Согласно этому проекту, решено было сохранить двухвинтовую схему «Рюрика», поставив на каждый вал по турбине высокого давления активно-реактивного типа и по турбине низкого давления, выполненной в едином корпусе с турбиной реверса. При этом соединение с гребными валами осуществлялось через «зубчатую передачу системы Парсонса» – по сути, разновидность нового для тех лет редукторного аппарата.

Долголенко предположил, что питаться паром эти турбины будут от новых котлов «усовершенствованных Бельвилля», часть из которых была рассчитана на использование угольного, а часть – нефтяного топлива. В прежних котельных отделениях крейсера можно было поставить 33 таких котла с общей площадью нагревательной поверхности, включая экономайзеры, 6210 квадратных метров. При этом общий вес ходовой установки должен был составить на 300 тонн меньше прежнего.

Мощность ходовых «Рюрика» возросла бы с 17 800 до 42 000 лошадиных сил. Как у британских «Инвинсиблов». Да и скорость, вернее всего, получилась бы как у них – до 26 узлов.

По окончании разработки проект переоборудования «Рюрика» был представлен на рассмотрение флагманскому инженер-механику штаба командующего флотом генерал-майору В. А. Винтеру, а затем и начальнику Механического отдела ГУК генерал-майору И. М. Петрову, которые выразили свое полное одобрение. Поддержал проект и новый командующий Балтийским флотом адмирал А. И. Непенин. Он лишь заметил, что лучше было бы сделать вообще все котлы нефтяными.

Гладко было на бумаге!.. Планы – планами, а ремонт близился уже к концу. Обстановка на морском театре осложнилась. И командование решило, что работы следует отложить, тем более что прекрасные новые котлы и турбины существовали еще только в виде чертежей. Решили отправить крейсер в зону боевых действий таким как есть, а для плановой модернизации отозвать с позиций в ледовый сезон – зимой 1918 года.

47

17 января 1917 года с ледоколами «Ермак» и «Царь Михаил Федорович» вполне восстановившийся «Рюрик» отбыл в Ревель. Через несколько дней на крейсере произошла очередная смена командира. 6 февраля приказом по флоту капитан I ранга А. М. Пышнов был назначен командиром 2-й бригады крейсеров с присвоением чина контр-адмирал. Вместо него командиром «Рюрика» был назначен капитан I ранга В. И. Руднев, ранее командовавший эсминцами «Пограничник» и «Изяслав».

…А потом было стылое и тусклое утро – первое утро ледяной балтийской весны. И оголтелый эсминец с алыми треугольниками на мачтах, прискакавший по тяжелой зыби из Кронштадта с оглушительной до абсурда вестью:

– Царя скинули!

– …Вас не понял, повторите сообщение!

– В Питере восстал народ. Николай II отрекся от власти в пользу Его Высочества князя Михаила. Михаил венца не взял.

– И что теперь?

– Временное правительство! Республика… Да здравствует республика!!!

Как было не вспомнить невозвратные времена 1909 года в английском испытательном отряде, когда члены эмигрантского крамольного кружка всерьез видели в «Рюрике» флагмана будущих революционных бурь? Тогда предполагалось, что именно он царя и «скинет» – с парадного трапа в воду, с горячей револьверной пулей в голове…

А тут – сам отрекся?..

В Гельсингфорсе кроваво и шумно бесились в мятеже засидевшиеся в тылу дредноуты.

Почтенный ветеран Русско-японской войны «Громобой» развешивал в эфире эсеровские лозунги.

В Кронштадте хитрый старый подпольщик из учебного отряда, штрафной еще с прошлой неудачной революции, крейсер «Память Азова», он же «Двина», рассылал по экипажам умных и опытных большевистских агитаторов.

В Питере на ремонтной стоянке пребывала «Аврора», точившая зуб на императора едва ли не со времен Цусимы. Теперь она первым делом учинила братание экипажа с заводскими мастеровыми, а вторым – избавилась от собственного командира, последовательного монархиста и изрядного самодура. Избавилась жестко – расстрелом…

В Ревеле «Рюрик» не допустил лишнего кровопролития. Он просто моментально взял ситуацию под контроль – без митингов и расстрелов. Ни один «золотопогонник» не угодил «за борт с вещами». Только начальник бригады контр-адмирал В. К. Пилкин выстроил команды кораблей на шканцах и обстоятельно объяснил, в чем суть нынешней смены власти.

«Царя свергли – и ладно. Неважнецкий, стало быть, был царь, при сильных монархах такого не происходит. Я бы ему, сказать по чести, не то что державой рулить – ротой новобранцев командовать не доверил! Сколько народу в двух войнах положил, а серьезной победы не было ни одной! Может, без него только лучше дело пойдет»?

Обязанности нашей родину защищать никакое Временное правительство отменить не в силах.

48

В экипажах появились выборные матросские комитеты, начавшие устраивать жизнь на эскадре по-новому. Например, приходили к адмиралу с предложениями изгнать наиболее несимпатичных нижним чинам офицеров. Лучше уж некомплект в среднем и младшем командном составе, чем зеленый мичманок, регулярно являющийся из увольнительной пьяным и способный залепить рядовому затрещину вместо положенного по Уставу ареста в канатном ящике!

Одновременно с такими «зубобойцами» часто списывали и чуждых всякой демократии сторонников жесткой субординации. Флот начал терять не только случайных людей, занесенных сюда войной, но и старых опытных специалистов. Плюешь на Устав – «зубобоец», «барин», «стервец». Соблюдаешь до буквы – того хуже: «шкура», «падла», «контра»… И какого офицера этим матросам надо? За пару недель с бригады изгнали чуть ли не четверть командного состава.

«Рюрик» в этих условиях ухитрился кают-компанию сохранить. Почти! Списать на берег по инициативе матросского комитета пришлось только мичмана Б. Петренко, молодого артиллериста, славившегося туповатым умишком и пудовыми кулаками, не раз оставлявшими синяки на физиономиях нижних чинов. О нем не сожалели и офицеры.

Кстати, хотели в это время заодно прогнать с флота и Колчака – за «аморалку». Кто не знал, что странноватый энглизированный потомок севастопольского турка вовсю ухлестывает за супругой Тимирева, красавицей Анной. Не возжелай жены ближнего своего, особенно с учетом того, что с этим ближним тебе может случиться погибать в одном бою!

Но главнокомандующий решил, что влюбиться в чужую жену – это еще не повод к списанию на берег…

Впрочем, комитетчики не только гнали «лишних». Из письма председателя матросского комитета крейсера «Рюрик» В. Вырвича командиру корабля:

«На Ваш запрос о производстве товарищей офицеров в очередной чин судовой комитет …вполне присоединяется к Вашему представлению и также ходатайствует о производстве в старшие лейтенанты – лейтенанта Николаева, в лейтенанты – мичманов Славянского, Шаховского, Омельяновича, Мамонтова, Александрова, Златогорского. Кроме того, судовой комитет просит также о производстве в лейтенанты мичманов Сидорова и Абрамова. Ходатайство о производстве всех вышеуказанных товарищей офицеров было вынесено на обсуждение общего собрания команды, и таковая также к нему присоединяется…»

К лету обстановка на фронте вновь начала накаляться. Началось новое наступление кайзеровских войск в Прибалтике. За кем теперь останется Рижский залив?

Балтийский флот сражался уже у Моонзунда. 29 сентября немцы высадились на Эзеле. Для противодействия противнику вышли «Слава» и «Цесаревич»…

Простите, «Слава» и «Гражданин». Какие уж теперь Цесаревичи! Но новое революционное имя не прибавляет артурскому ветерану-броненосцу ни числа орудий главного калибра, ни скорости хода. А в прежнем, отвергнутом под нынешними переменчивыми политическими ветрами имени – память погибших на Дальнем Востоке товарищей, намек на бесценный боевой опыт минувшего. Зря ли говорится: за одного битого двух небитых дают.

«Рюрик» упорно адресовался к линкору старыми позывными. Хоть сигнальщика прибей! И с легкой руки того сигнальщика пошла по эскадре беззлобная, но едкая шутка:

– «Гражданин Цесаревич», ваш курс ведет к опасности!

Жестокая двусмысленность получилась. «Цесаревич» теперь уходил драться, и с ним уходили «Баян» и «Адмирал Макаров». А «Рюрик» оставался, намертво пришвартованный к постылому городу приказом вышестоящего начальства оставаться до поры в резерве.

Наступила бы она, что ли, эта пора!

49

… «Аврора».

Кто бы мог подумать?..

Еще при зачислении в активный состав флота в 1903 году ее мало кто на Балтике принимал всерьез. Откровенно неудачный проект! Слишком крупная для бронепалубного разведчика. Слишком мало хороших 6-дюймовых пушек, зато почти бесполезных 3-дюймовых – хоть завались. Слишком медлительная: 20 узлов хода всего-то. С маневренностью и выносливостью – вечные проблемы. Ей хороший транспорт в рейдерстве только так «нос натянет» и с кормы конец покажет!

Потом «Аврора» выдержала поход с эскадрой Рожественского через три океана, на войну, и геройски сражалась в Цусиме. А там выжить – уже достижение. Кстати, кто уж слишком хотел выжить, сдались. А она – нет.

Далее она как-то тихо и незаметно существовала в учебном отряде. Проходила модернизации, не особенно, впрочем, повлиявшие на уровень боевых способностей. И как-то между делом намотала в мирное время на винты маршрут длиной чуть ли не в три кругосветки…

В новой войне – первой большой войне дредноутской эпохи – ей и делать-то, по большому счету, было нечего. Разве что с другими морально и физически устаревшими крейсерами минзаги в проливах пасти…

И вот теперь, засев в столице в длительном ремонте, она исхитрилась поучаствовать, ни много ни мало, в очередной смене власти в России… Чересчур активно поучаствовать! И большевистское воззвание «К гражданам России» именно с ее антенн разлетелось по стране – в первый день обновленного мира.

На Черном море первым принял эту радиограмму «Алмаз». Тоже участник Цусимы. И погнал по зыбким волнам переполненного шумами эфира дальше и дальше…

Она что, там, в Цусиме, и началась, эта нынешняя революция? Или просто проектом своим рассчитана на тех, кто знает: одну войну проиграли – вторая будет последней?

А ее теперь, наверное, и не будет, войны…

Декрет о Мире застал «Рюрика» в Лапвике. Он все еще ждал приказа бить врага.

На туманных мелях Кассар уже лежал мертвый остов «Славы». Крейсера, притихшие в выражении революционных настроений, попрятались в заливах…

«Немедленный мир без аннексий и контрибуций».

Какие слова! Они означают прежде всего то, что закончится время смерти. 20 ноября новая власть вступила с немцами в переговоры в Брест-Литовске. Делегацию возглавлял Л. Д. Троцкий. Сын едва ли не единственного в России еврея-помещика. Профессиональный ниспровергатель старого режима.

И этот, как в газетах пишут, «пламенный революционер» своим упрямством местечкового ростовщика, торгующегося за польский грош, переговоры сорвал…

С 18 февраля война пошла по новой. Враг стоял уже у Ревеля. Выйти и обстрелять? Но командование Балтийским флотом объявило приказ: отступить в Кронштадт и Гельсингфорс.

Те, кто попал в Кронштадт, могли считать, что им, пожалуй, еще повезло…

«Рюрику» и некоторым другим кораблям достался Гельсингфорс.

В заливе жесткой желтой коростой вставали небывалые льды. «Ермак» отвел по ним в Гельсингфорс 22 февраля два транспорта и пару подводных лодок. И вернулся. А через несколько дней германские сухопутные войска отрезали Ревель от Петрограда с суши, захватив железнодорожный узел.

Немцы были уже в городских предместьях. Того и гляди, противник возьмет батареи на Наргене и острове Вульф и начнет обстреливать эскадру в порту. Как японцы под Артуром… Разве что нет блокады еще и с моря.

В половине одиннадцатого утра 25 февраля над стылым рейдом застрекотал мотор. Из небесной мути осенним листом выскользнул германский бомбардировщик. Эскадра задрала в мокрый воздух все немногочисленные зенитные калибры. Стреляли много и часто, но попасть так и не смогли. Зато коварный бомбер успеха добился.

Из шести сброшенных им бомб одна досталась «Рюрику», взорвавшись на броне первой правой восьмидюймовой башни. Брони не взяла. Но шесть моряков на палубе, вышедшие встретить аэроплан винтовочным огнем, получили ранения. Еще одна бомба поразила один из транспортов, был убит матрос.

А к вечеру стрелковый бой начался у самых причалов. В это время эвакуация шла уже полным ходом: в порту оставались лишь «Рюрик» и «Адмирал Макаров», обеспечивающие прикрытие отступающих. Около 17 часов немцы предъявили «Макарову» ультиматум: если кто-то хоть раз выстрелит по городу, начнутся ответные действия. Будто они уже не начались? Или аэроплан с бомбами тут всем померещился?

Немцы потребовали возвратить вывезенное портовое имущество. Угрожали стрельбой. В ответ «Рюрик» сообщил, сколько в этом случае намерен потратить десятидюймовых снарядов на этот несчастный город…

50

Ночью крейсера ушли, шурша обшивкой по колотому льду. «Ледовый поход». Так назовут этот путь историки будущих времен. Враг был позади, но порой балтийская зима хуже всякого врага. Ледоколы не справлялись с 70-сантиметровыми торосистыми пластами. Перерасход и без того скудных запасов топлива шел невероятный.

В 9 часов утра крейсерский отряд – «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Богатырь» – достигли Гельсингфорса, войдя на внутренний рейд. Спустя несколько часов туда же прибыли «Баян», «Олег» и минный заградитель «Волга», а к концу дня и остальные корабли.

Помощник народного комиссара по военно-морским делам Ф. Ф. Раскольников в Петрограде предложил «освободить Эстонию от кайзеровской оккупации силами революционных матросских отрядов». Для этого планировалось задействовать в Ревеле десанты с линкора «Республика» (он же «Император Павел I») и крейсера «Рюрик». Сами корабли должны были обеспечить десанту артиллерийскую поддержку.

Но «Рюрик» на эту авантюру просто не пошел. И «Павла» убедил ерунды не творить. Малочисленный десант против целой сухопутной армии – это лишняя кровь, не больше. А ведь еще Нельсоном сказано: «Моряк, атакующий форт, – дурак»!

3 марта 1918 года Брестский мир был все-таки подписан. Россия согласилась на кабальные условия, очень похожие на настоящую капитуляцию. Например, ее вооруженные силы следовало демобилизовать, а флот отвести в русские гавани – «до заключения всеобщего мира».

А кто не может уйти, например, из того же Гельсингфорса, пусть остается там в режиме интернирования – с сокращенными командами и снятыми в арсенал замками орудий. Ясное дело – кто останется, того немцы попросту захватят. Советская власть не могла этого допустить. «Рюрику» предстояло возглавить эвакуацию эскадры в Кронштадт.

51

Начать решено было с линкоров. Один за другим тяжко выползали на рейд дредноуты «Петропавловск», «Севастополь», «Гангут» и «Полтава» и строились в кильватер ледоколам. Крейсера «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Богатырь» тоже готовились выйти в ближайшие часы.

В это время «Рюрик» лишился своего командира. Капитан I ранга В. И. Руднев сошел вроде бы по делам на берег. Да так и не вернулся. Видимо, не верил в успех похода…

Немцы арестовали его и объявили… пленным. Словно и не был подписан мир!

На Гогланде, Соммерсе и Лавенсаари высаживались «белофинны». Установленные на этих островах 6-дюймовые и 10-дюймовые береговые батареи попали в руки противников советской власти и были готовы открыть огонь по русским кораблям. А если выстрелить в ответ, развяжешь руки немцам: скажут, что мирный договор нарушаешь!

Эскадра все-таки ушла из города.

Двигаться за ледоколами решили только днем. Ночевали на якорях, среди льдов, нещадно стискивавших борта. Во главе растянувшейся колонны в узком канале, пробитом «Ермаком», продирался через ледяное стекло «Рюрик».

14 марта утром его затерло льдами до полной невозможности пошевелиться. Едва «Ермак» обколол льды, как отряд остановился снова: на этот раз в холодную западню угодил линкор «Гангут». А главные трудности только начинались…

На следующий день перед эскадрой простерлось ледовое поле, которое оказалось способно… выдержать «Ермак»! Ледокол в предельном напряжении машин выползал на лед чуть ли не на треть корпуса, но продавить его не мог! Узенький фарватер едва прокрошили «тандемом»: в кильватер «Ермаку» встал «Волынец», сцепился с ним намертво буксирными концами. И принялись давить льды вдвоем. Так к вечеру добрались только до острова Сескар.

Наутро «Рюрика» с двумя другими крейсерами опять зажало льдами. Пока освободили, прошло еще часа четыре. Лишь к 19 часам эскадру все же удалось вывести на траверз Шепелевского маяка.

17 марта первый эшелон кораблей из Гельсингфорса прибыл в Кронштадт. А уже 25 марта ледоколы должны были отправиться обратно – за остальными эвакуантами.

«Рюрик» должен был пойти с ними. Это жестокое право флагмана, ответственного за всю операцию, – обеспечить выполнение приказа любой ценой… Но «Ермак» затратил бы в одиночку меньше драгоценного угля. И командование отменило выход крейсера.

Это едва не обернулось трагедией. У Лавенсаари «Ермака» обстреляла береговая батарея, оказавшаяся в руках белофиннов. Еще через сутки прямо на маршруте в него стрелял сбежавший к финнам вооруженный ледокол «Тармо». Попасть не попал, но вернуться в Кронштадт вынудил. Не поддаваться же на провокации, рискуя срывом шаткого мира!!!

Право, интересно, рискнул бы «Тармо» стрелять в присутствии «Рюрика»? Вопрос риторический…

52

Вывести второй эшелон удалось только 4 апреля. «Павел Первый» (он же «Республика»), «Андрей Первозванный», крейсера «Олег» и «Баян», три подлодки шли с ледоколами «Силач» и «Город Ревель». 7 апреля навстречу им из Кронштадта под защитой «Рюрика» вышел «Ермак».

Казалось бы, весной льды должны таять… Уже у Лавенсаари выяснилось, что в этом сезоне весна запаздывает. Зато не дремлют расчеты береговых батарей! В 10 часов 40 минут финны с предельной дистанции обстреляли копошащегося во льду «Ермака». Счастье, что все 12 залпов легли недолетами!

Финны еще и начали открытым текстом по радио… орать на «Рюрика». Мол, немедленно ступай обратно в Кронштадт, а то обстрел ледокола продолжится!

С совершенно непоколебимым спокойствием крейсер проигнорировал провокацию. Очевидно же, что не попадут!

В 21 час крейсер и ледокол связались по радио с отрядом из Гельсингфорса. Но в наступившей темноте искать встречи не стали, заночевав у северной оконечности острова Гогланд. Объединение отрядов произошло только с рассветом.

И снова – скрежет льдин по ободранным бортам, снова встречный ветер с колючей снежной пылью, начисто забивающей оптику, снова аварии в надорванных котлах… Только к полудню 10 апреля все корабли благополучно достигли Кронштадта. А в Гельсингфорсе уже готовился к выходу третий эшелон, с не меньшими трудностями прибывший только через 16 дней…

«Ледовый поход» слишком многого стоил «Рюрику». Ходовые крейсера были серьезно надорваны. Обшивка в носовой части у ватерлинии и вдоль бортов в клочья ободрана льдами. Деформации гребных валов были таковы, что при любой попытке самостоятельного движения корпус сотрясала отвратительная вибрация, чем-то смахивавшая на тяжелую малярийную дрожь. Без серьезного ремонта эффективно служить он был просто не в силах. А какой теперь ремонт?..

В Финский залив рвались англичане. Интервенция бывших союзников по Антанте против советской власти набирала обороты. 18 августа 1919 года на Кронштадт совершили налет английские торпедные катера. Около 3 часов пополудни восемь торпедных катеров вышли из Бьорке, тихо пролезли мимо форта и в 4 часа 20 минут приблизились к входным воротам Средней гавани. Их заметил эсминец «Гавриил», одного утопил, а четверых обратил в бегство. Однако два катера проскользнули в порт. Их жертвой стал старик «Память Азова», торпедированный прямо на стоянке. Еще одна торпеда досталась «Андрею Первозванному». На выходе из базы все тот же «Гавриил» расстрелял и эти катера.

Некоторых англичан удалось пленить, и у рыжего мокрого сублейтенанта найдена была боевая инструкция, согласно которой во время набега погибнуть от торпед должны были и «Петропавловск», и «Андрей Первозванный», и «Аврора», и «Рюрик»… Однако предназначенные «Рюрику» торпеды до него просто не были доставлены: катер, который их нес, получил аварию двигателя еще на подходах к городу и не смог поучаствовать в атаке.

Для полноценного ремонта у разоренной войнами страны не хватало средств. Решением Штаба морских сил Республики от 21 мая 1921 года «Рюрик» выводился в резерв, из которого ему уже не суждено было выйти.

53

Здесь, на резервной стоянке в Кронштадте, он пребывал до начала 1923 года, когда портовые буксиры отвели его в Петроград к Адмиралтейскому отделу Балтийского завода. Здесь заводская инженерная комиссия признала бывшего флагмана Балтики непригодным к дальнейшей службе.

Состояние крейсера, отмеченное комиссией в акте, можно было одним словом охарактеризовать как «никакое». Вода стояла от нижних отсеков у форштевня до котельных отделений. Затопления обнаружились под левым машинным отделением, в отделении вспомогательных холодильников, в левой машине и левом коридоре гребного вала. Кингстоны за зиму разорвало намерзшим льдом. Если бы по весне ледовые пробки оттаяли сами, корабль мог просто затонуть от обширного распространения затоплений. При этом в подбашенных погребах оказался… почти полный комплект боезапаса. И как это его не отобрали в Кронштадте во время стоянки в резерве?

5 апреля 1923 года последовал еще один осмотр корабля. Целью работы комиссии было «обсуждение вопроса о принятии мер к сохранению крейсера «Рюрик» на плаву». Нет, речь уже не шла о восстановлении. Просто на плаву показалось легче снимать артиллерию…

14 сентября 1923 года на заводе было получено предписание за подписью предсовнаркома А. И. Рыкова «Об упорядочении и ускорении передачи негодных судов Морведа для ликвидации». 17 ноября 1923 года в приложение к этому документу прислали список из 535 имен. Одним росчерком пера была решена судьба многих уцелевших в войне. Например, «Цесаревича», «Баяна», «Макарова».

Имя «Рюрика» тоже было в этом списке. 25 февраля 1925 года представитель Северо-Западного отделения Фондовой комиссии корабельный инженер А. И. Прохоров приехал подписать документы на его ликвидацию. И круг судьбы замкнулся: именно Прохорову в свое время пришлось в качестве представителя приемной комиссии сопровождать переход «Рюрика» после испытаний из Британии в Россию. Тогда молодой инженер даже принял участие в так и не реализованном эсеровском заговоре против короны…

А новому времени, уже вынашивавшему в мыслях новые войны, были не нужны ветераны минувших боев.