Дормидонт, Великий князь Лодимерский, лежал на лавке, скрестив на груди пухлые ручки и задрав кверху пшеничную бороду. Короткое пламя свечи бросало на Дормидонта дрожащий трагический свет. На полу лежала здоровенная книжища в кожаном переплете. Толстые страницы дыбились и распирали книжку изнутри, словно населяющие ее герои хотели вырваться на свободу. В тереме было тихо, только издалека, с верхнего яруса доносились неразборчивое девичье бормотание и чей-то восторженный бас: «Это чей такой животик? А ножка чья? А это что у нас такое, черненькое…»

За дверью послышались вкрадчивые, подхалимские шаги, и через минуту в горницу заглянула завитая голова с круглыми глупыми глазами и по-лакейски загнутыми вверх усиками. Голова сладостно улыбнулась и паточным голосом произнесла:

— А не желает ли ваше величество отведать рахат-лукумчика? А шакир-чурекчиков не хочет ли откушать? Есть бухалово из Бухарин — по-ихнему шербет!

С минуту голова вслушивалась и вглядывалась в полутьму. Обычно в ответ раздавалось: «Давай, Ульрих, тащи, да побольше!» Реже: «Уйди, сволочь, не видишь, мы с царицей заняты!» И совсем уж редко звучало загадочное: «Ты есть хто? Тварь дрожащая или право имеющий? Альзо шпрах Заратуштра!»

Каждый раз, услышав такое, лакей Ульрих на цыпочках уходил к себе в каморку, съедал от волнения весь рахат-лукум и предавался размышлениям о свойствах человеческой души.

Но сейчас ответа не последовало. Ульрих сделал шаг вперед и ахнул. Вот он, царь-надежа! Лежит, аки младенец, ручки на груди, головка задрана, и бороденка так жалобно торчит! Ульрих облился холодным потом и попятился. Захлопнул дверь, привалился к ней спиной и только тогда взвыл с паскудным надрывом, перемежая всхлипывания жеванием рахат-лукума:

— Помер царь-батюшка! Скончалси!

— Что ты мелешь, дура-лошадь?! — из темной ниши выдвинулся стрелец, дыхнул на нежного Ульриха луковым перегаром. — Спит небось государь!

— А ты сам погляди! — зашептал Ульрих. — Лежит как полено, и книжка на полу. До смерти зачитался, соколик!

Услышав такие слова, стрелец переложил бердыш в левую руку, а правой заехал Ульриху прямо в зубы:

— А вот тебе за государя, вша позорная!

Отняв у лакея рахат-лукум, стрелец заглянул в горницу. Затем осторожно прикрыл за собой дверь, вдумчиво доел восточное лакомство и бросился к Кощею.

Великий канцлер сидел за фамильным столом из черного дерева и с интересом рассматривал стоящего перед ним человека. Человек был темноволос, ростом сугубо невелик, но, видать, силен и глаза имел бойкие, словно он не книгочей-многознатец, а трактирный драчун. Человек был гладко выбрит, одет в ладное немецкое платье и башмаки имел совершенно необыкновенные: с огромными золотыми пряжками.

— Так ты и есть знаменитый Петрович? — произнес Кощей и кисло улыбнулся, словно невзначай покосившись на стоящего в сторонке лакея. Причина кислой улыбки была многосложной, не последнюю роль играло и то, что великий канцлер никому не доверял, всех и вся подозревая в предательстве. Личный лакей давно вызывал у него тихую ненависть, но лучше иметь одного старого наушника, чем двух новых.

— Между тем алхимик Петрович спокойно вынес игру в гляделки, которую устроил ему великий канцлер.

— Совершенно верно, ваше высокопревосходительство! — тонко улыбнулся ученый, словно подыгрывая канцлеру в какой-то только им двоим понятной игре. Лакей, стоящий в сторонке, забеспокоился, задвигал ушами, но на лице изобразил полное равнодушие и даже как бы отвернулся.

— Я наслышан о тебе! — Кощей сплел пальцы и кивком указал на кресло. — Присаживайся. Садиться не предлагаю… пока.

— Петрович улыбнулся, словно оценил кощеевский юмор, и сел в кресло.

— Ты вот чугун в золото превращаешь, механического мужика изобрел. А сейчас чем занимаешься?

— Изобретаю железные лучи, — коротко сказал Петрович.

— Что?! — испугался Кощей.

— Железные лучи, — повторил алхимик и пояснил: — Сии лучи глазом не видимы, но ежели такой луч направить на рыцаря в латах, то он мгновенно сварится вкрутую.

От самой идеи и оттого, что Петрович сказал это тихим, будничным голосом, у Кощея прошел мороз по коже. Он даже забыл на мгновение, зачем вызвал к себе этого многознатца.

— Неужели не жалко?

— Кого? — не понял ученый.

— Рыцарей…

— Я об этом не думал, — отмахнулся Петрович, — для меня важней красота идеи!

Кощею захотелось немедленно отправить этого умника боярину Матвееву на правеж, но он сдержал естественный и вполне понятный порыв.

— Вот что… э… Петрович. О железных лучах пока забудь. Есть дела поважнее. Ты должен выполнить срочный заказ.

Кощей на секунду замолчал, словно ожидая ответной реакции, но ее не последовало.

— Так вот, — продолжил великий канцлер, — ты должен изготовить точную копию царской короны и скипетра. И чтобы к утру сии символы государственной власти были на столе. Бери себе сколько хочешь рабочих, помощников, но исполни. Золото и самоцветы получишь из казны.

— Очевидно, Петрович все схватывал на лету. Он кивнул головой и коротко осведомился:

— Я могу вернуться к себе в лабораторию?

— Ты будешь работать здесь, в подвале! — мстительно бросил Кощей. — Все необходимое тебе доставят!

— «Ну, наконец-то можно вздохнуть спокойно, — подумал Кощей, когда чрезмерно любопытный лакей захлопнул за алхимиком дверь. — Ишь ты, железные лучи изобрел… хотя, если вдуматься, в этом что-то есть!» Он расположился поудобней в кресле и щелчком правой руки затушил все свечи, кроме одной, дежурной. Однако отдохнуть великому канцлеру не пришлось. Со всех сторон послышались топот ног, возбужденные голоса. Наконец в дверь постучали.

— Ваше высокопревосходительство!

— Что случилось?

— Ничего не случилось! Царь-батюшка помер!

— Врешь, собака!

Через минуту Кощей уже вбегал в царские хоромы.

— Все назад! — крикнул он страшным голосом, закрывая за собой дверь и оглядываясь. Дормидонт по-прежнему лежал на лавке, и бороденка торчала точно так, как сказал стрелец. «Неужели и впрямь?.. — мелькнула в голове великого канцлера страшная мысль. — Что же теперь будет с Русью? Снова смутные времена? Снова боярин Бунша со своей разноцветной революцией? Русь, куда несешься ты, дай ответ? Не дает ответа!»

Он подошел ближе, склонился надДормидонтом и невольно отпрянул назад. За всю свою долгую и беспокойную жизнь канцлер не видел покойников с румянцем на щеках. Вдобавок от царя сильно несло самогоном.

Кощей поднял руку, чтобы щелкнуть пальцами, призывая челядь, но тут Дормидонт открыл глаза и, мучительно сморщившись, простонал:

— Кощеюшка, мне бы того… лекарства!

Кощей вытащил из кармана фляжку, сделал глоток сам, шумно выдохнул и передал Дормидонту. Дормидонт, покряхтывая, принял сидячее положение, вытащил из кармана малосольный огурец, разломил и половину протянул канцлеру. Кощей послушно захрустел. Дормидонт сделал приличный глоток и прищурился:

— По какому поводу тревога?

— Да где же тревога? — удивился Кощей.

— Везде! — убежденно прошептал Дормидонт. — И вот я не выдержал. Перебрал с расстройства!

— Я вас понимаю, ваше величество, но все будет в порядке. Меры уже приняты.

— Какие меры? — удивился Дормидонт — Ты о чем?

— О символах государственной власти! — поклонился Кощей. — К утру будут готовы фальсификаты… пардон, дубликаты!

— А… это? Фигня! — твердо сказал Дормидонт. — Пле… ик… вать! Нет короны — и не надо. У меня от нее голова лысеет. Буду носить шляпу, как король франкмасонский.

Тут он хитро прищурился и поднял с пола растрепанный том:

— Быть или не быть, вот в чем загвоздка! Кощей бросил беглый взгляд на книгу и просиял:

— Так вы по этому поводу расстроились? Вам жалко бедного принца?

— Жалко! — кивнул Дормидонт. — Ты только подумай, что с ним железные лбы сделали? А короля-то как ухайдакали хитро, яду в мозги накапали!

— Ваше величество, не обращайте внимания на импортных извращенцев, у нас своих хватает!

— Извращенцев хватает, а вот Шекспьеров что-то не видно! — надулся Дормидонт.

— Вы просто не туда смотрите, ваше величество! — вздохнул Кощей. — Тут мне из тайной канцелярии стихи принесли, замечательное произведение! Там прямо так и сказано, что, мол, может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов земля Лодимерска рождать!

— Может, да не рождает, — не сдавался Дормидонт.

— Позвольте мне с вами не согласиться, ваше величество, — сказал Кощей. — Есть и у нас фанатики науки. Петрович, например. Он изобрел железные лучи. Если их направить на рыцаря, закованного в доспехи, тот сварится, как курица в духовке! А еще он смастерил механического мужика, который может и землю пахать, и службу нести.

— Тьфу ты, мерзость какая! — государь даже сплюнул в сердцах. — И как такая дрянь в голову приходит? У нас что, натуральных мужиков мало? Механического захотелось! А он не того, часом…

— Любитель восточных сладостей? — намекнул, ухмыляясь, Кощей.

— Во-во. Любитель. Вот ежели бы он бабу смастерил, да помягше… — тут Дормидонт мечтательно вздохнул, но тут же перевел разговор на другую тему: — Ты вот, великий канцлер, все знаешь. А скажи мне, к примеру, куда все девается? Вот мы тут сидим, полную горницу слов наговорили, а все равно пусто! Так я, слышь, думаю: а куда все ушло? Как в прорву! — Дормидонт выкатил на Кощея честные круглые глаза и замер в ожидании ответа. От этих слов у великого канцлера едва не заехал ум за разум, но он быстро нашел выход из положения:

— Ваше величество! Давайте лучше поговорим о бабах!