Глава 1. Путешествие в Миротечь

5341 год от Начала Времен

В этом заброшенном богами мире сияло три звезды. Рождение убийцы, третьего светила, когда-то превратило Миротечь в ад и обрекло все живое на мучительную смерть. Мир погиб. Но в глубоких пещерах, на дне Северного океана, в местах, далеких от огня, жизнь сохранилась, видоизменилась и стала вредна сама себе. Мир с прекрасным названьем опустился на иную ступень эволюции и превратился в один из Нижних миров.

Падение миров, их видоизменение, классификация существ, населяющих Нижние миры — темы крайне интересные, но сейчас меня больше волновало другое: как избежать встречи со стражами.

Приоритетной целью по-прежнему является сохранить себе жизнь, а если удастся, то и больным детям, поэтому надо сосредоточиться на поиске.

Я поднялась так высоко, что три звезды могли бы поджарить меня до коричневой корки. Но к счастью, сейчас я — шельт из трех тонких тел, и физический жар мне не страшен.

В бесконечное покрывало красного тумана, простиравшегося до самого горизонта, садился алый диск закатного Арлетта. Поднявшись над туманом, в противоположной стороне от Арлетта, в дрожащем мареве всходили две желтые звезды, отличные по диаметру, но обе опасные для планеты. Зрелище потрясающее. Нечасто предоставляется возможность наблюдать закат на фоне рассвета. Бронза плавилась вместе с медью, обжигая зрительное чувство, раскрашивая небо пугающими, и вместе с тем, волнующими красками.

Туман загораживал обзор земли. Существовало только два способа «обойти» преграду: перейти на эфирный уровень или спуститься вниз, во чрево алого пара. Что первый вариант, что второй — оба непредсказуемы и опасны. Но разве не за этим я сюда тащилась? Пощекотать себе нервишки? На самом деле я уже выбрала второй вариант, когда еще планировала путешествие. Потому…

Вместо медленного спуска, я прыгнула камнем в туман. Если вы когда-нибудь падали во сне, например, с отвесной скалы, то представите мои ощущения. Кайф заключался в отсутствии панического страха, потому как разбиться о землю мне не грозило. И сердце не обмирало в груди, в связи с тем, что сердце мое в надежном месте.

Туман вылинял, по цвету приблизившись к привычному. Звезды, наливаясь силой, просвечивали его насквозь, ослепляя. Все имеющиеся полувысохшие образцы природы выступали из него тенями. Стволы, скрюченные ветки, скелеты…

Наверное, пройдет еще десять лет, и болото превратится в пустыню, обжигающую и безжизненную.

Я зависла в трех локтях над выбеленным скелетом. Кости зверя наполовину погрузились в трясину. В таком же виде я застала другое животное, третье. Их было здесь очень много. Могильник.

Здесь я гостья. Надо помнить об этом. Хотя как тут забудешь? Если мертвые деревья, густой кисель бесконечного тумана, скелеты древних животных, яркий пронизывающий свет — все напоминает об этом.

С обглоданного крючковатого дерева смахнул падальщик, будто почуяв мое приближение, и крикнул, раскатисто и важно. Испугавшись неожиданного, но такого обычного крика, я очутилась за сотни миль от злополучной птицы и болота. Потеряла контроль — только и всего, а разум перенес в единственно знакомое место, где мне мало что грозило.

Я стояла в оружейном зале, ощущая твердую поверхность гранитного пола и стыд. Вот, пропасть. Нервишки шалят? От оружейного зала, славившегося на всю Гормарию редчайшей коллекцией, остались влажные стены, шершавый пол и туман.

Вспомнив очертания дерева и затхлый болотный запах, я трансгрессировала назад. У меня же было дело. Птица деловито копошилась в сухой земле между корнями. Рыжий хвост дергался из стороны в сторону. В раскрытом клюве мелькали тонкие иглы зубов.

— Опять пришла… Я поставил на то, что не придешь, — сказал страж, материализуясь передо мной.

Глаза его светились красным, изо рта торчали носорожьи клыки, из отверстий в шлеме росли огромные бычьи рога. Страшно? Ничуть. Внешность лишь прелюдия.

Над плечами стража торчали две рукоятки жезлов, — Всепронимов — так, чтобы их удобно было выхватить.

Всепроним — крайняя мера для путешественников между мирами. Результат взмаха — гибель души. Нет вам ни рая, ни ада, ни чистилища — короткий пшик, и тонкое тело, называемое душой, распадается фонтаном ослепительно белых сгустков, а физическому приписывают смерть при странных обстоятельствах.

— Здравствуй, Шиго, — я передвинулась левее.

Я так долго искала Моира, что теперь не отступлю. И почему он отказывается покидать этот мир? Его исследовательская душа жаждет новых знаний. И он их сполна получает, наблюдая за процессом уничтожения мира. Я согласна, что подобные знания — ценнейшее сокровище для человечества. Если бы только Моир, как и обещал, сам являлся в мой мир. Ведь он сам настаивал на записи столь важной информации. И сам же нарушает свои намерения. Причем еще меняет места пребывания так, что найти его все труднее.

— Этот мир закрыт. Убирайся из него, — слева от меня материализовался второй страж. Его взгляд обжигал — значит, третий ранг. Одно его присутствие заставит глупого мага убраться.

Миротечь — был одним из миров, в которые доступ был открыт любому, кто способен попасть в них.

— Я признаю вашу власть над миром. Но надо мной у вас нет власти, и не будет.

Они зарычали. Тряпка, закрывавшая половину лица «третьего ранга», слетела. Я закричала и отлетела назад — у меня возникло острое желание бежать отсюда без оглядки, лишь бы не видеть это лицо с дырками вместо носа и кости.

С Шиго слетел налет человечности, которой он увлекался в качестве хобби. Он медленно полетел ко мне в шаге от земли, руки-ноги по швам, лицо — маска слабоумия. Я похолодела. Шиго очень напоминал восставшего из могилы мертвеца. Уловив мои мысли, он протянул ко мне руки и напряг пальцы, будто сжимая ими чье-то горло. Я попятилась. Они хотели меня напугать, и им это удалось.

— Вы можете следить за мной, но вмешиваться не имеете права! — в отчаянии я попыталась воззвать к правилам.

Страж сжал копье. Смех, гортанный, с мелкими хлюпающими звуками прозвучал пощечиной.

— Имеем, Аquamarin, - смех оборвался.

По рогам Шиго потекла черная кровь, которой просто неоткуда было взяться. Он стоял от меня на расстоянии броска. «Третий ранг» дальше, но тоже близко. Пауза, сопровождаемая напряженным ожиданием, была заполнена действиями.

Стражи перекрывали потоки энергии, словно кто-то с завидной скоростью затыкал все щели в доме, лишая кислорода. И как только «кислород» мне перекроют…

Копье в руке Шиго просвистело у меня над головой — я пригнулась и трансгрессировала к дереву, под которым совсем недавно копался падальщик.

— Уходи, — сказал Шиго.

Видимо, это было последнее предупреждение. Рукоятки Всепронимов вздрогнули — я отшатнулась и тут же отругала себя за это.

Табачный запах улетучился. Меня окружила плотная пелена кошачьей вони с примесью паленного сахара.

— Взять! — крикнул «третий ранг». Вся сдерживаемая им ярость выплеснулась наружу — было даже больно подумать, не то, что шевельнуться. Шиго одним резким размытым движением повернул клыкастую морду ко мне, нет, передо мной. Я успела лишь заметить его профиль, в секунду ставший фасом.

Сознание сорвалось в жадную бездну безмолвного океана тьмы. Я уже слышала биение своего сердца где-то невообразимо далеко, но и очень близко.

Конечно, можно слиться с физическим телом. Но тогда все напрасно. Поиски, путешествие, риск — зря. Выпустить, разжать кулак, — и усилия рассыплются песком по пальцам, уйдут вместе с жизнью детей.

В моем распоряжении остался всего один слабенький энергетический канал — я ухватилась за него, думая только о том, чтобы слиться с его потоком, и проскользнуть по нему обратно.

Я вновь представила болото, дерево и запах тины. Мгновенье, за которое картина превратилась из воображаемой в реальность, глухо лопнуло. Стражи должны были вот-вот появиться. Я не стала их дожидаться, оставив физический мир, или первый уровень, я поднялась выше. Каждый уровень соответствует одному из тел мага. Всего их семь, по крайне мере для человека-мага. Я говорю о магах, потому что обычный человек осознает себя только в физическом мире. Остальные для него закрыты.

От скорости в моей голове что-то хрустнуло и полилось — в физическом теле, там, на холодной земле.

Стражи были рядом. Они отставали на доли секунды. Изображение расплывалось, звуки то исчезали, то возвращались, пугая, — еще чуть…

Я ощутила резкий табачный запах, на этот раз смешанный с кошачьим. Догоняют. Миновав эфирный и астральный уровень, я скользнула выше, на четвертый уровень духов. Стало легче. Мана потекла, заполняя пустоты, питая. Маленькая саламандра впилась в меня, пытаясь разжечь и выкачать огонь. Стараясь не обращать на неё внимания (так быстрей она отвяжется), я пыталась найти подпитку для себя. Небольшая ветка каналов находилась совсем близко — огромная поддержка для моих собственных энергетических запасов. Я погрузилась в неё, радуясь невиданному везению.

Когда энергия моя почти пришла в норму, появился снова тошнотворный пугающий запах — верный предвестник, что стражи меня чувствуют, запугивают и, если я не одумаюсь, вскоре схватят.

У меня было два выхода: вернуться в свой мир, либо подняться на следующий уровень — на данный момент опасный для меня. Для лечения мне вполне хватает четырех уровней — здесь я бывала не раз и свободно в них ориентируюсь. Высшие уровни для архимагов, как Моир. Неподготовленному магу сунуться выше означает рискнуть собственным рассудком.

Вот и скажи умирающему ребенку, что испугалась, что своя шкура дороже. Он поймет. И все будет хо-ро-шооо.

Я перескочила на пятый уровень, легко, плавно, скользя. Саламандра, присосавшаяся, как вредный комар, вспыхнула и погибла. Запах последовал за мной, но ощущался теперь как нечто скользящее и острое, словно коснувшись, можно порезаться.

Мысли отказывались подчиняться мне. Вместо них меня окружала серая пустота. Полная безграничная свобода, давящая со всех сторон. Легкость, полет, и, вдруг, жуткий страх — много раз в такой последовательности. Я застряла в этом кругообороте. Силой воли я подавляла страх и тогда летела в никуда. Я знала, что застряла. Но знание это было очень далеко, и вспоминалось, будто событие трехлетней давности, неохотно, размыто, в прошлом.

Вскоре я поймала себя на том, что забыла где нахожусь. Перед глазами потемнело. Еще немного и я потеряю зрение. А потом слух, осязание… Есть только один способ продержаться — тянуть силу без разбора. Очень тяжело оставаться в пространстве без времени, не имея опоры, не имея ориентиров. Если допустишь мысль, что можешь упасть, то обязательно упадешь.

Над головой появился слепящий треугольник — тот самый ориентир, который я так отчаянно искала. Фигура мигала, тускнея, исчезая и вновь наливаясь светом. Наконец-то! Я потянулась к треугольнику, и меня затянуло в водоворот белого света, на уровень боддхический.

У меня будет не более двух минут на то, чтобы найти эту заброшенную церковь. Две минуты.

Черные тени друг за другом появлялись передо мной. Из бесформенной массы вылепливались тела стражей, обрастая цветом и одеждой. Всепронимы вздрагивали в их руках. Жезлы чувствовали живую душу, желанную для них. Опять эта кошачья вонь. Я осознавала, что последствием моей ошибки станет не просто смерть, а растворение. Навсегда и без возможности реабилитации.

— Нет! Не трогайте меня! Я ухожу! Ухожу! — я подняла руки вверх.

Стражи опустили жезлы. Кроме «третьего ранга». Он протянул Всепроним к моей чакре эфира, в районе горла. Жезл вибрировал и тянул хозяина ближе.

— Если обманешь, можешь считать меня своим личным врагом, — он был полон холодной ярости, — я тебя найду и уничтожу.

— Я учту.

— Уходи и не возвращайся в ближайшие сто лет.

Я отступила назад, поставив свою жизнь на то, что ключ-портал появится в том месте, где я окажусь. К ступням прилило тепло — похоже, проклюнулся ключ на седьмой уровень. Треугольник должен быть перевернутым вниз, но убедиться в этом я себе позволить не могла — слишком уж он ярко светится. Меня затянуло в переход.

Седьмой уровень встретил меня золотистым мерцанием, которое было разлито в «воздухе» и напоминало отраженный от снега свет Эндимиона. В теории на этом уровне можно найти ментальные следы мага, побывавшего здесь. Если знаешь, как их отличить. Мысли учителя имели особенность — сиреневый отблеск на золотистых нитях тумана. Я постаралась как можно четче представить рисунок его мыслей и, как только картина в моем воображении стала целостной, потянулась к ней, вкладывая искру силы. Пространство седьмого уровня ответило слабой пульсацией. След мыслей Моира появился рядом, и мне оставалось только последовать за ним.

Ментальный след вывел к заброшенной церкви.

Я ввалилась через стену и рухнула на кислотно-фиолетовый пол. Тело стало невероятно тяжелым, будто ко всем конечностям привязали по тонне железа. Сила освежающим дыханием коснулась головы. Изображение перестало расплываться.

Пол расходился крупными трещинами, будто пережил серьезное землетрясение. Стены были приглушенного терракотового цвета. Кое-где на стенах между выбитыми окнами сохранились иконы. Имей я возможность оценить лики святых физическим зрением, то обнаружила бы в лучшем случае зачерненные временем, на веки утраченные шедевры. А в том, что передо мной шедевры, я не сомневалась. Каждая икона была пропитана магией — за края рамок расходилось золотое свечение, а святой, словно материализовавшийся призрак с суровым лицом, выглядывал из холста.

Я поднялась с пола. Стало значительно легче. Бьюсь об заклад, что церковь была построена на сильном источнике энергии. Вокруг стен чувствовался энергобарьер, защищающий от проникновения. Только благодаря разрешению создателя защиты я смогла проникнуть сюда. Надеюсь, что купол выдержит гнев стражей.

В сиреневых переливах под потолком парил Моир. Он умер, когда ему было пятьдесят четыре года, в самом расцвете магического Дара. Сильнейший маг из всех, кого я знаю. В отличие от моего отца Моир не спешил перерождаться, что меня радовало, хотя и не должно. В свое оправдание скажу, что он единственное существо, с которым я общаюсь без оглядки на человеческие условности, суеверия и страхи. Единственный с кем я могу общаться свободно и радоваться общению.

Оттолкнувшись, я взлетела под потолок.

— Вас с каждым разом все труднее найти, — я очень надеялась, что в потоке мыслей не просочилось раздражение.

Он был спокоен и умиротворен, будто происходящее за порогом его не касается.

— Но ты же справилась?

Я промолчала. Меня занимали мысли о причинах, которые побудили стражей к столь жестким мерам.

— Ты смогла их обмануть. Я видел… Ты молодец.

— Почему закрывают границы миров? — спросил я.

— Странно, что ты не чувствуешь причину.

Я задумалась. В последнее время я колесила по Смолянской губернии и лечила детей, которых поразила одна и та же болезнь. Дети лежали с высокой температурой без каких-либо признаков простуды. Температура сбивалась только концентрированным жаропонижающим настоем из трав, причем действия настоя хватало на сутки. После чего нужно было вновь делать настой. Я готова была впасть в отчаяние. Потому что разрывалась между болеющими детьми, которые находились в разных деревнях.

Положение спасали родители несчастных, которые готовы были сами ездить ко мне за настоем, преодолевая десятки верст пешком, борясь с суевериями, страхом, и старостами, которые решили собирать урожай раньше обычного.

Как ни странно, детям помог выздороветь ритуал единения с природой. Я пыталась успокоить свои нервы после того как побывала у еще одного ребенка, заболевшего этой странной болезнью. Для успокоения нервов во внутреннем дворике купца, чей сын стал моим пациентом, я провела ритуал. По книге отца этот ритуал был призван помочь магу слиться душой и мыслями с природой. Его часто использовали шаманы мира Эраш. Меня же он просто успокаивал.

В борьбе с болезнью ритуал сыграл ключевую роль. Стоило мне провести ритуал и подойти к постели ребенка, как тому чудесным образом стало лучше. Без настоя температура тела нормализовалась, и мальчик спустя какой-то час гонял во дворе гусей.

Я говорю «чудесным образом», потому как для меня осталось загадкой, почему благодаря самому рядовому ритуалу, не имеющему никакого отношения к исцелению, дети стали поправляться.

Неужели в гонке против смерти я пропустила нечто важное?

— Ты же маг.

Мне стало стыдно.

— Некто, скорей всего группа магов, вскрывают границы миров. Причем они делали это и раньше, но сейчас действуют очень нагло, перетаскивая принадлежащих мирам тварей. Сама понимаешь, что такого рода вмешательства нарушают потоки энергии вокруг планеты. Что в свою очередь влияет на людей, природу и тонкие миры.

— Кто это может быть? И с какой целью?

— Не знаю пока. Было установлено, что эти безумцы действуют в Элини. Понимаешь теперь столь враждебный прием?

Я чувствовала себя несмышленым ребенком, которому рассказывают очевидные вещи. Ведь я могла бы сама поинтересоваться энергетическими потоками Элини, а не ждать подсказки. Тем более, что распознавать потоки несложно.

— По этой причине стражи очень многих миров приняли решение закрыть свои границы. В первую очередь границы Нижних миров.

Значит, теперь нельзя покидать мир, в котором родился. Такого никогда не бывало, даже отец про такие методы не рассказывал.

— Идет охота на всех магов твоего мира — по этому поводу было особое распоряжение.

Защитный купол вздрагивал, вспыхивая то желтым, то белым, в зависимости от того каким заклинанием его пытались пробить стражи. Мне пора было уходить. Все, что я хотела узнать, я узнала. И даже больше.

— Значит, теперь мы увидимся нескоро?

Его дымчатое тело заколыхалось, из центра сущности вырвались алые сполохи, выдавая досаду и волнение.

— Я постараюсь сам к тебе придти, как только узнаю что-то ценное.

— Тогда до встречи, — я подлетела к нему. Мне хотелось его обнять на прощание, но это было невозможно, и этот факт просто разрывал мне душу. Знаете, это очень сложно забыть привычки физического тела. Очень. Представляю как трудно после смерти тем, кто ни разу не покидал свое земное тело.

— Будь осторожна.

 

Глава 2. Элини

Я упала в тело. Правая рука и шея затекли от лежания в неудобном положении. Я чувствовала свое тело процентов на двадцать. Но мне пока рано возвращаться. Основное внимание я сосредоточила на органах чувств тонких тел, а тел у меня шесть, впрочем, как у любого другого человека.

Кроме духа-хранителя, моего коня, и меня — никого не было. Обстановка спокойная.

Дух, вызванный и закрепленный возле меня для охраны, испытал облегчение: я вернулась здоровая, он выполнил свою работу, за что был заранее вознагражден. Контракт, который маг заключает с духом, погашен. Я освободила дух и стерла границы защитного круга. Во рту солоноватый привкус с металлическим налетом — я сплюнула и вытерла кровь с лица. Она не затекла в горло только потому, что голову мою поддерживал валик. Техника безопасности на первом месте, все остальное потом — золотое правило даже для тертого в магии калача. Согласитесь, пройти три круга ада, и умереть, захлебнувшись собственной кровью — глупо и обидно.

Вечерело. Акидон неспешно садился, окрашивая селадоновый луг и густой серебристо-синий лес мягким золотистым светом. Неспешно перекусив припасенным заранее молоком с капустным пирогом, я также неспешно поднялась. Нужно было спешить, но конкретно сейчас для меня спешка могла закончиться внутренним кровоизлиянием. Все-таки такого рода путешествия забирают уйму энергии и подрывают здоровье. Резко встал, вскочил на коня — и всё — не дождется Корик помощи.

В прошлый раз, побывав у мальчишки, я ничего сделать не смогла. Только сбить температуру настоем трав. Оставив несложный рецепт настоя матери Корика, я отправилась в село Ручеёк. Позднее, выяснив чудесный способ исцеления простым ритуалом, я принялась по второму кругу объезжать своих маленьких пациентов. В дороге меня то и дело догоняли гонцы с записками или просьбой приехать к ним в деревню. Если было по пути, то я сворачивала.

Вот и в этот раз, меня догнал крепкий здоровый кузнец на гнедом коне и умолял заехать к нему, проведать младшего сына.

Пук трав, закрепленный у седла для оправдания своей задержки, изрядно подвял. Надо же было как-то объяснить кузнецу, отцу Корика, зачем я отправилась в лес. Естественно за травами, чтобы сварить чудо-зелье для выздоровления его мальчугана. Ведь не сказать же ему, что мне понадобился совет могущественного мертвеца? Это было бы слишком для его нервной системы. Травки же мне пригодятся для отвара, восстанавливающего силы после долгой болезни. Главное, опустить их в холодную воду, реанимировать, так сказать.

Взяв Смирного под уздцы, я двинулась в сторону деревни. Силы потихоньку возвращались ко мне, что радовало.

Деревня готовилась ко сну. Мычали недоенные коровы, стрекотали кузнечики, заходился лаем пес, почуявший чужого у ограды. Когда я привыкну к этой идиллии?

Большую часть жизни я прожила в Арении, столице небольшого технически развитого королевства — Мон. Под ногами в Арении лежала брусчатка, по улицам ездили механизированные коляски, был построен акведук, практически во всех гостиницах и домах была проведена канализация. Город благоухал. Женщины могли учиться не только в домах благородных девиц и не только домоводству. Передо мной были открыты науки, искусство, музыка. Ум вызывал уважение и одобрение. А мои отличия воспринимались больше как странность. Как говорила мама, в королевстве, где больше всего цениться технический прогресс, никто не станет клеймить за магию. Её могут просто не заметить за бурными изменениями вещей и быта.

Мы часто ходили с мамой к пирсу, смотрели на корабли. Она мне рассказывала про отца, про Виргану, империю, в которую мне нужно обязательно съездить, пускай она и находится в месяце пути на корабле через океан. Я слушала в пол уха, зная точно, что останусь в Арении. Ведь причин покидать уютный дом, подруг, любимых учителей не было.

К тому же, с Вирганой были связаны возвращающиеся в кошмарах по ночам воспоминания детства. Мы с мамой успели застать то время, когда убили императора Павла, и регент слетел с катушек, что называется. Мне было четыре года, но я отлично помню, как горело крыло Георгиевского дворца императора, в котором маги пытались скрыться от гвардейцев. Как гвардейцы убивали духа-помощника отца Игли-Расса. Как мы с мамой и отцом бежали из столицы, и в нас кидали камни. Помню костры, горевшие в Крашене, столице Вирганы, вонь и жар.

Возвращаться в варварскую империю не было никакого желания, даже ради отца. Но пришлось.

Дар проявлялся в спонтанных выбросах энергии, от которых людей клонило в сон, либо они начинали смеяться без причины. Бывали случаи, когда вещи разлетались в стороны. Но это только когда я испытывала сильные эмоции: злости, гнева и раздражительности. Мама уже тогда готовила меня к мысли, что нужен учитель. Мне нужно было осваивать дар, потому как с каждым новым годом жизни, Сила росла.

К десяти годам я научилась контролировать эмоции, что значительно облегчило мне жизнь. К двенадцати я начала чувствовать энергетические потоки, которые проходили сквозь меня и связывали с вселенной, как и любое другое существо. Пытаясь «наладить контакт» с потоками я часто парила в воздухе. Во сне это случалось неосознанно и мне нравилось, до тех пор, пока не настало время пойти в частную закрытую школу лùкарских наук Невергейм. Известное и престижное учебное заведение, которое давало современное образование. Но получать это образование предполагалось пять дней в неделю и быть привязанным к пансионату.

Понятное дело, что мне приходилось скрывать магический дар. Все-таки до полетов человека науке Мона было далеко.

В шестнадцать дар набрал полную силу. Мне стало очень трудно его сдерживать. Я научилась видеть тонкие миры, летать, спонтанно управлять маной. Но как вести себя с сущностями этих миров, что можно делать, что нельзя, как управлять маной осознанно? Никто не мог мне подсказать. Я понимала, что нужно развивать свои способности, пока они меня не убили. Нужен был учитель.

Мама отправила меня к отцу в Виргану. Отец полжизни служил старому императору в должности мага-артефактора. Остальные полжизни он скрывался от преследований регента несовершеннолетнего наследника трона.

Отец был рад моему приезду-возвращению. Дикие времена гонений магов и сожжения их на кострах закончились. Молодой император, которому передали жезл власти от дяди-тирана, прекратил преследования. И вот уже три года было спокойно.

После вступления Николая на престол, он вернул отцу титул и поместье в законное владение. И даже приглашал занять вакантное место императорского мага. Но помня недавние события, когда регент его высочества, конфисковал земли Ячминских, лишил титула и приказал казнить по обвинению в убийстве брата, отец не спешил на службу.

Мы жили с отцом в тихом местечке у моря, Мерке. В Мерке я училась, практиковалась с даром под присмотром отца. Иногда к нам приезжали гости, друзья отца. Иногда гости залетали на магический огонек, материализуясь в специальной комнате, приманивающей призраков (во избежание сердечных приступов и нервных припадков обычных гостей). И те и другие хотели поболтать, развеяться, сменить обстановку и круг общения, впрочем как и мы с отцом.

Как только выучусь, я собиралась обязательно вернуться в Арению, к маме. И я так бы и сделала, но эпидемия, разразившаяся в Моне, унесла жизнь самого любимого и единственного человека, к которому я хотела вернуться. А без неё Арения стала напоминанием о том, что ушло и никогда не вернуть. Местом боли и скорби.

Так я и осталась в этом приюте сельхозугодий, лошадей и простого деревенского быта. В наследство от отца мне досталось поместье с лесными угодьями. Куда я переехала из Мерке после его смерти.

* * *

Корик проснулся к полудню. Черные круги под глазами исчезли, а в глазах появилось желание жить. Я выдохнула с облегчением, и вышла. Мальчик похудел из-за болезни, и казался хрупким и маленьким. Но теперь он пойдет на поправку. И все благодаря ритуалу единения с природой.

Какое отношение мог иметь ритуал к болезни, которая, к слову сказать, распространилась по всей губернии? Другое дело — природа. Могло ли истончение энергетических потоков, отвечающих за рост и развитие, повлиять на детей? Могло. И мне следовало раньше обратить на энергетические линии планеты свое внимание. Работаю я преимущественно с потоками целительскими, которые тонки и своенравны. Другие потоки рассматривать обычно некогда. Но после разговора с Моиром пришлось хорошенько изучить энергетическое поле планеты, в котором все мы черпаем энергию.

Выяснились интересные детали. Потоки роста и развития, благодаря которым росло все живое на планете, истончились. Детский организм отреагировал высокой температурой и упадком сил. Взрослым приходилось легче, потому как их организмы в гораздо меньшей мере пользовались этими потоками.

Попутно нашлось объяснение плохому урожаю и увядающим раньше времени стойким к жаре деревьям.

— Спасибо за помощь, госпожа, — сказал хозяин дома, отец мальчишки, и сел рядом со мной на ступеньке крыльца.

Я поморщилась.

— Верна.

Мужик улыбнулся, с хитринкой в ухоженных вислых усах.

— А что же говорят нынче про Марру?

Я пожала плечами.

— Люди много чего говорят, да не всему стоит верить.

— Да, это верно, госпожа, — он поймал себя на том, что снова назвал меня госпожой, но извиняться не стал.

— Люди-то, верно оно, — болтают. А что у вас говорят?

Я нахмурилась.

— Ну, у ведунов, — пояснил он.

Не стоит мужику знать, что все «ведуны», с которыми я общаюсь, мертвы. Им дела нет до пустых суеверий.

Я молчала. Как ему объяснить, что такого рода предсказания как конец света, либо пришествие века Марры-Морены, не более чем одна из миллиона вероятностей развития событий?

— Звезды выстроились в чудном порядке, цыгане баяли, что грядет век Марры. Придет она, окаянная, изведет нас с корнем.

Он нагнул голову так, чтобы видеть меня, впитывая малейший мимический жест, как признание. Может, он допускает, что я нарочно скрываю страшную «правду»? Ведьмам же положено радоваться чужим бедам.

— Верите в Морену? Разве новая вера не запрещает этого?

Насилие над народом, из которого вытравливали языческую поросль, возмущало, бесило, угнетало. Каждый имеет право верить в то, что ему ближе и понятнее. Зачем эти новые боги?

— Вы, госпожа, меня не стращайте, пуганные мы. Не долго мне жить осталось, чтобы коней менять на переправе. Со старыми доскакать бы! А там уж на Велесовом суде пускай решают боги мою судьбу — прав я был, так хорошо, не прав — значит, так тому и быть.

— Скажем так, Протопей Федотович… Время Морены наступить может. Звезды действительно приняли редкое сочетание, опасное и непредсказуемое. Но в какую форму выльется «Морена» — война, голод, наводнение, — не знаю.

В его глазах стояла обида и разочарование, как у маленького ребенка, которого обманули. «Что же ты! — читалось в его взгляде, — А еще ведьмой называешься?! Кто еще знает, если не ты?»

— Будьте здоровы, Протопей Федотович, — я встала, намереваясь покинуть дом кузнеца.

— Прощайте, госпожа. Да смилостивятся Род и боги над вами.

Мужик что-то хотел добавить, но не решался.

Я вышла в сад. Он за мной.

— Корик прикипел к вам. Он маленький, не понимает еще… Если будете в наших краях, заходите, будем рады.

Дети схожи в своей любви с животными. Любят тех, кому верят, в ком чувствуют доброту. Было приятно знать, что меня могут так любить. Значит, не все так плохо со мной.

Дольше злоупотреблять гостеприимством хозяев смысла не имело. Нет, конечно, они были мне признательны за спасение сына. Но благодарность тоже имеет свои границы. Переступать которые не следует.

Вся семья, от младших детей до тетушек, бабок и дедов, выстроилась на пороге широкого крыльца. Я вскочила на Смирного, проверила узлы на привязи подаренной лошади и тронулась в путь. Здесь важно было молча сесть и уехать, потому как проводить ведьму в дорогу собралась, как водится, вся деревня. Кто посмелее — стояли за плетнем, остальные наблюдали из окон, чердаков, подвалов и прочих мест, скрытых от моего взгляда деревьями, но открывающих сносный обзор дороги.

Махнуть на прощанье славному Протопею Федотовичу или Корику, да что там, даже улыбнуться, — значило навсегда заклеймить имя семьи зажиточных Горевичей.

Одно дело в безысходном положении искать помощи ведьмы. Совсем другое — водить с ней дружбу.

В качестве оплаты мне досталась двухлетняя кобыла Маня. Отказаться я не могла. От бесов положено откупаться. Хуже было бы, если бы я отказалась, и семья кузнеца осталась в должниках у нечистой силы.

 

Глава 3. Вторжение

Элини посылала сигнал всем, кто мог его понять. Бедная, несчастная, огромная и беспомощная планета, она взывала о помощи.

Зря считают, что Элини все равно, либо она, великая и древняя, не обратит внимания на возню своих глупых детей. Даже если эта возня оборачивается их гибелью или пролитой кровью. Они большие — сами разберутся. Нет. Напротив. Как чуткая мать, Элини чувствовала приближающийся хаос. Она аккумулировала информацию, копировала её, и посылала импульсами всем, кто мог её услышать. Всем, кто хотел слышать и мог помочь.

Видение было ярким, насыщенным звуками и запахами.

Земля начала трястись от подземных толчков. Небо над Цветными горами потемнело. Поднялся сильный ветер, срывая листья, поднимая пыль и сухие ветки высоко над землей. Над пологим склоном горы начала формироваться воронка смерча. Вместо того, чтобы протянуть свое щупальце из набухшего неба к земле, воронка начала увеличиваться в размерах, зависнув над склоном гор. Из её чрева с воем и клекотом вылетели птерозавры. Вслед за птерозаврами вывалился норлук, будто его хорошенько пнули с невидимой стороны воронки.

Горы завибрировали, загудели. Вдалеке раздались первые звуки обвала.

Стоящие у подножия гор клетки начали распадаться, как карточные домики. Запертые в них норлуки, аронги, гомолускусы и косунклы — жестокие и изобретательные хищники, которые привыкли в своих мирах сражаться за кусок мяса с собственными сородичами, — выбирались на свободу.

Ящеры, летающие и ползающие, вырывались из впаянных в горы железных пут, которые обрывались легко, словно в нужных местах распались связи между молекулами металла. Летающие ящеры взмывали в небо над Цветными горами, разрезая крыльями воздух и тревожа криками раннее утро. Ползающие ящеры множества подвидов, шипя и рыча, убегали в леса.

Выпустив с десяток птерозавров и покалеченного норлука, воронка схлопнулась. Над противоположным склоном повторилась та же ситуация. Расширившаяся воронка клубящегося иссиня-черного тумана исторгла аронгов и змееподобных существ с щупальцами по всему телу. Аронги падали по склону, цепляясь когтями за базальт. Змееподобные существа присасывались щупальцами, тормозя падение.

Земля продолжала трястись. В воздухе летали уже тучи из листьев, камней, пыли и веток. Воронка схлопывалась, открывалась в другой точке над горами и выбрасывала новых хищников. Сталкиваясь, хищники разных видов грызлись между собой, проверяя друг друга на скорость, ядовитость и живучесть. Все они были голодными и свирепыми. Все были жителями других миров.

Когда закрылась последняя воронка, землетрясение начало утихать. Еще слышны были раскаты от обвалов гор, но и они постепенно сошли на нет. Участок Цветных гор, протяженностью в десяток верст, выбранный для варварства, превратился в серое месиво, заполненное сором, от неба до земли.

Орейтур сел в постели, долго тер виски и лоб, пытаясь снять боль и прогнать страшный сон. Он знал, что видел не просто сон, а видение. Образование и положение вынуждали его скрывать свой дар. У него хорошо получалось. Жена, дети, теща и тесть, сестра и брат, домашние слуги и возница — никто не знал. Только запереть дар было невозможно. Прольется кровь, погибнут сотни людей, — только, что он мог сделать? Один.

Урена, проснувшись от такого же жуткого реалистичного кошмара, лежала в своей постели и смотрела в узкое оконце. Она боялась засыпать. Боялась возвращения в кошмар. Рядом сопел молодой муж. За стеной лачуги, в сарае, шуршали мыши. Урена лежала, залитая белым светом, и смотрела на яркий, чуть откусанный, диск Каллы. Калла успокаивала и обманывала, обещая тем, что раз взошла этой ночью, то будет всходить еще тысячи ночей. Она будто говорила: «Все неизменно, нерушимо, все будет, как прежде».

Многие, чувствующие сильнее, видящие лучше, знающие больше, получали тревожное видение. Кто накрывался одеялом с головой, кто плакал, кто пил успокоительные отвары. Были те, кто бросал дела и пытался доступными силами узнать подробности, принять меры по защите своей семьи, друзей и знакомых.

Нашлись и те, кто пытался предупредить всех, кого могли. Или кого считали возможным предупредить.

* * *

Я плелась по пыльной желтой дороге, которой не было конца. Старый Эндимион был в зените, Акидон — ровно через четыре часа восемь минут займет такое же положение на небе. Этот факт сулил еще большую жару, которую нужно было пережидать в каменном доме, погребе или, на худой конец, в тенистом лесу.

По моим ощущениям воздух прогрелся до тридцати градусов. И продолжал нагреваться. Для начала страдня, последнего месяца лета, привычное явление. Как и быстрые ливни.

Очень скоро наступит межсезонье. Когда на улицу можно будет выходить только ночью, короткой и душной. Днем же температура будет достигать семидесяти градусов, что убийственно для всего живого. Водоемы начнут иссыхать, растения, кроме приспособившихся видов, увядать, земля трескаться. Длится межсезонье сорок три дня по календарю — два долгих тяжелых месяца.

К межсезонью стараются собрать урожай, все работы на поле поделать, и заготовить сено. Помещики, имеющие замок, на период жары собирают под каменной крышей своих крестьян. Все, кто имеет собственные каменные стены и крыши остаются дома и дают приют родственникам и соседям. Редко кто остается равнодушным к чужой потребности. Общая беда объединяет.

Ночью, когда жара спадала, начиналось развлечение. Отсидевшись днем дома, народ выходил гулять, купаться. Многие праздновали свадьбы, хотя храмовники не одобряли. К сожалению, в этом году привычный порядок канет в лету.

Великая Сила, ну и жара! Отвыкла я без лошади преодолевать версты сельских дорог. Ступни в суконных башмачках тонули в горячей глубокой пыли. Так и удар тепловой хватит. Хорошо в моей куртке есть капюшон, которым можно прикрыть голову. От жары он мало защищает, а вот от прямых лучей двух жадных звезд вполне.

Вдоль крупных трактов Вирганы были построены мегалиты, представлявшие собой сооружения из двух-трех каменных глыб, сверху накрытых каменной плитой. В мегалитах можно было спрятаться от жары, передохнуть и с новыми силами отправиться в путь. Если повезет встретить на своем пути мраморный мегалит, то помимо защиты от жары, можно воспользоваться магической защитой, при условии, что вы умеете её активировать. Маги в свое время постарались облегчить себе жизнь в долгих переходах. Впрочем, как и простому народу.

Только я брела по одной из проселочных дорог, вдали от тракта и соответственно мегалитов. Мегалиты были роскошью и диковинкой, оставшейся от магов, которых регент постарался истребить подчистую.

Об остановке можно было только мечтать.

От горизонта до горизонта ни единой живой души. Жара и пыль — вот мои спутники. Одна из причин, по которым я предпочитаю летом отсиживаться в своем лесу.

Смирный, мой верный конь, погиб в трясине на Желтых Болотах. Маню я успела продать и купить всякой снеди, которая пропала вместе с конем. Не везет мне с лошадьми. Может, и верно крестьяне говорят, что не любят они колдовства? А, следовательно, колдунов. Кажется, еще пара верст и я поверю во все суеверия, приписываемые магии.

Впереди залегли спокойные серые поля, перемежаемые серо-сине-черными лесами. «Серый» цвет луговой травы и листвы селяне обычно называли седым, но он не был ни светло-серым, ни белым. Это был цвет Моновской глазури, которой покрывали керамические изделия. Селадоновый. Светлый серо-зеленый цвет. Весной, когда появлялись первые ростки и первые листья на деревьях, это был очень нежный оттенок зеленого. Пастельный и мягкий для взора. Позднее, когда Акидон и Эндимион вытягивали влагу, и когда пыль оседала толстым слоем, нежная зелень тускнела и к концу лета исчезала совсем. Как сейчас.

На просторах Вирганы встречались растения и других цветов: бирюзового, переходящего в синий, и темно-зеленого, почти черного.

В Вирганской глубинке мало кто задумывался о таких мелочах, как цвет листвы. По большей части это было делом помещиков и прочей знати, у которых были средства и возможности выращивать чарующие сады.

Под воздействием маны деревья поражали своими размерами, цветовым разнообразием и красотой. Редко на просторах уездов встречались скромные по размерам магические сады. В столице и крупных городах выращивание разнообразных по цветовой гамме растений распространилось больше. Крестьяне и городские обыватели довольствовались тем, что дала природа.

Вернувшись мыслями в свой Чарующий лес, доставшийся мне в наследство от отца, пришлось с неохотой возвращаться к делам насущным.

За полдня пути я не встретила ни единой живой души, если не считать божьей коровки, запутавшейся в моих волосах, и мух. Хотя по логике меня должно это радовать.

Отчаяние приступами накатывало на меня. Мне хотелось то плакать, то кричать, то упасть посреди поля и будь что будет — что я одна могу поделать? Как я, леший просвети, могу предупредить о беде, которая застанет врасплох абсолютно всех?! Нет, один вариант у меня есть. Но он настолько дик, что я даже пытаться не стану. Только напугаю всех.

Со времен магов в некоторых деревнях и слободах уцелели защитные камни. Защитные камни представляли собой огромные куски мрамора, сточенные по углам, напитанные маной и наделенные заклинанием круговой защиты. Если старосты еще помнят, как активировать защиту, то у них будет шанс уцелеть. Я обрадовалась и одновременно огорчилась этому обстоятельству. Если бы в свое время народ не поддался панике и оставил хотя бы полезные магические изобретения, то у них был бы шанс выжить. В городах и крупных поселениях, управляемых воеводами, камни силы были уничтожены. Защитой им служит каменная стена, и то не везде.

На горизонте, на склоне холма, показалось стадо коров и скопище темно-серых каменных крыш. Над крышами домов села Страхоборье сиял золотой крест церквушки.

Страхоборье было окружено протяженными болотами, с одной стороны, и с недавних пор, одной из рот Семеновского полка, с другой стороны. Гораздо западнее Смолянской губернии квартировались солдаты Витягского полка. По официальной версии войска императора составляли подробный картографический план местности. По версии деревенских мужиков взводы были брошены к границе для подготовки к войне. Только против кого мы собирались воевать? Против Антирии, нашего военного партнера и главного поставщика огнестрельного оружия? Вряд ли. Больше было похоже на тренировку новобранцев, либо отработку боевых навыков служилых бойцов.

Можно было сказать, село было в относительной безопасности, если не считать летающих быстрых хищников, от которых вряд ли спасет даже самая элитная рота императора.

От предвкушения прохладной воды, я ускорила шаг.

От Цветных гор до Смолянской губернии примерно шесть дней верхом, если не спать и не отдыхать. Лететь и того меньше. Думаю, самые быстрые из тварей доберутся за три-четыре дня. Проклятье! За такое время я смогу предупредить разве что пару крупных поселений.

Село было живописным: в спокойствии и томлении раскачивались плакучие ветви ижги, пели птахи; на окнах резьба, кружевные ставни, вокруг домов ладные оградки, но больше для красоты.

Ко дворам зажиточных купцов и ремесленников с двухэтажными каменными теремами, обшитыми деревянными рейками, примыкали миниатюрные обложенные камнем домишки крестьян. Сказывалась близость Цветных гор. Иначе вольнонаемный крестьянин не смог бы себе позволить обложить стены и крышу камнем. Для большинства жителей всех губерний, кроме Гористой и Богазской, камень — дорогое удовольствие. Но необходимое. Уходить в пещеры, как это делали наши прадеды, никто не хочет.

Коровы, со свойственной им неспешностью, шли в хлева. Подгоняя кнутом и крепким словом, за ними следовал пастух. Тут же бежала чумазая ребятня, перекрикиваясь и махая прутьями.

Я накинула капюшон. Страхоборцы были народом сытым и ленивым, и по большей части равнодушным, но все-таки хотелось избежать подлого камня в спину.

Колодец, как я и ожидала, находился в центре, на вытоптанном до глянцевого блеска пятачке земли, с лавками по периметру.

Я запустила «журавля» в колодец. Кадка глухо ухнула в воду и с противным сосательным звуком вылезла на поверхность.

Пока я доставала кадку, ко мне подошел мужик с мятым лицом и красными глазами. Пожеванный вид не был естественным завершением веселой ночи, скорее вредного характера жены, выгнавшей его за водой. Он был не в духе — стоял и, молча, смотрел на то, как я, присев на корточки, пью дармовую воду. В мужике происходил внутренний конфликт. Ему очень хотелось выместить злость за потребление чужой водички. Но в тоже время, одолевало любопытство и жажда новостей.

— Места у вас красивые, — я решила перетянуть его настроение на свою сторону.

Стрельнув искоса цепкими глазами, он благодушно оставил дилемму: поругаться или поболтать.

— Да, места у нас хорошие, — он говорил нарастяг, — а ты, стало быть, откуда будешь?

Я прищурилась.

— Из Михловки.

Михловка была одной из трех деревень, принадлежащих Ячминским. Когда отца разжаловали и лишили земель, крестьяне разбежались кто куда. Позже многие вернулись. Трудно расставаться с обустроенным домом и хозяйством. Но статус слободы деревни так и не получили. Хотя в деревнях по сей день болтают об этом как о своем скором будущем.

Конечно, в Михловке я не жила.

— Слыхал-слыхал.

Я скинула капюшон. Голова и без того взмокла. Темно-каштановые волосы были уложены на затылке и непослушными жесткими прядями спускались по плечам — наследство от матери, вместе с карими миндалевидными глазами. Кожа сияла белизной, напоминая об аристократических корнях отца. Эндимион, если и оставлял след на ней, только в виде легкого золотистого загара, который за считанные дни смывался мылом. Внешность моя сочетала благородство голубых кровей отца-вирганина, потомственного дворянина, и заграничную красоту матери, столь непривычную в здешних краях. Среднестатистическая вирганка имела светло-русые волосы и светлые, голубые либо серые, глаза. Непривычная чуждая внешность в комплекте с даром к магии были взрывоопасным сочетанием для боязливого народа.

В анналах Акаши сохранились записи о том, что раньше наш мир помимо людей заселяли эльфы, гномы и вампиры. Расы людей вполне мирно жили бок о бок, не делая различий по цвету кожи и разрезу глаз. По прошествии веков все изменилось. Люди не признают магию, забыли другие виды разумных, и держаться обособленно. И даже такая особенность как разрез глаз настораживает и порой отталкивает вирганцев.

Мужик попятился, заостряя внимание на цвете волос и лице.

— У тебя, мужик, есть погреб или яма? — я решила пойти прямым путем.

Знаю, что защитный камень страхоборцы под воздействием непонятной мне радости скатили в болота. Что ж, таков их выбор.

— Есть, как же без ямы то? Под хатой, всё как у людей.

Он отдернул мятую рубаху с таким видом, будто это я помяла её.

— Ты девка молодая, видная… вижу не из простых. Купчихина дочка, али заморского торговца? — его вопрос потонул в моем равнодушном молчании. — Только вот ни к чему девкам шляться одним-то! Или, может, к жениху сбежала?

Я посмотрела в воду. По лицу шла рябь, искривляя довольно гадкую улыбку. Как никогда я сейчас была похожа на ведьму из страшной сказки.

— Графиня Ячминская. Слыхал про такую?

Он сглотнул, уже другими глазами окидывая лицо и фигуру.

— Т-та с-самая?

— Та самая.

У него сделалось лицо несправедливо обиженного ребенка. И сверкали мысли, подобно алмазам на пышной груди богатой дворянки, что им воспользовались и подло обманули.

Я отняла руки от ведра.

— Можешь считать, что сегодня самый счастливый день в твоей жизни.

— Это отчего же? Графинь мы не видели что ли?

— А ведьм лесных видали?

Он как-то сразу поник, вспомнил слышанное про меня, Чарующий лес, который крестьяне прозвали Ведьминым, и начал пятиться вдоль тропинки.

Я ему скажу, а дальше пусть сам решает слушать меня или к лешему послать (или кто там у него в почете).

— Если хочешь жить, мужик, то не позже завтрашнего утра полезай в яму и сиди в ней дня три, не меньше. Возьми с собой всех, кто тоже хочет. И обязательно предупреди всю деревню. Пускай прячутся и вооружаются.

— Ты-ты…

— Если бы я навела этих тварей, то не стала бы предупреждать — помни об этом, хорошо? когда будешь рассказывать байки про меня.

Мужик перекрестился и побежал так быстро, как позволил ему хронический ревматизм. Он ни разу не оглянулся — я следила.

Тучи набежали на голубое, до некоторых пор безоблачное небо. Вот и как потом обижаться на суеверный и наблюдательный народ, который уверяет, что как только я появляюсь на пороге, Эндимион и Акидон прячутся и киснет молоко?

Самое пикантное, что у меня даже нет оружия, чтобы защитить свою собственную шкуру.

Всю ночь я ворочалась у костра, но так и не сомкнула глаз. Близилась анархия смерти. Предотвратить нельзя, смириться не получалось. Подкладывала хворост, ворочала тяжелые мысли.

К рассвету я приняла решение больше не откладывать, а идти домой, в Чарующий лес. Всех не предупрежу, а если еще чуть задержусь, то удача отвернется от меня. Собравшись в дорогу, я с первой зарёй, по росе, свернула на медвежью тропку, на данный момент самую безопасную из возможных дорог.

 

Глава 4. Спасение солдата

Я шла напрямик вторые сутки, стараясь держаться под сенью деревьев. Вчера, ближе к ночи наступило то время, когда стало неважно по какой дороге идти. Ватага голодного зверья затопила каждый лес, овражек и укромную тропку.

От избы меня отделяла Крутейка, мелководная речка, и поле — рукой подать. Только на душе тоска и сосущая безысходность. Предчувствие, в котором мне не хочется разбираться.

Мне очень хотелось наплевать на конспирацию и полететь. Пускай полет забирает много сил, зато я очень быстро окажусь в своем родном лесу. И все же я шла пешком. Мало ли кто может прятаться в кустах или землянках, которые так уважают мужики — охотники и грибники. И если от зубов и когтей чужеродных тварей я спасусь, то от молвы и суеверных домыслов сельчан за всю жизнь не отмоюсь.

В лесу пахло грибной сыростью, а воздух, за счет близости родниковой воды, приятно холодил лицо и руки. Пели птицы, жужжали мухи, световые блики прыгали по гуще крон — лес жил обычной жизнью, как будто ничего не случилось.

Крутейка, располагалась в пышных зарослях ижг, обхвативших её со всех сторон плотным селадоновым навесом. Бурлящая речушка жизнерадостным потоком неслась вдоль леса, за что и нарекли её Крутейкой. Вода в ней была настолько чиста и прозрачна, что можно было с моста рассмотреть цвет мелких гладких камней на дне. Одно из моих любимых мест.

Деревянный мост уцелел. Приятная новость, казалось бы. Но беспокойство кисло шевельнулось в душе.

Продравшись сквозь жгучую, во весь мой рост крапиву, я выбралась на освещенную Эндимионом и Акидоном поляну. Идти стало легче и приятнее, но я замедлилась. Поляна представляла собой папоротниковую долину, перемеженную кое-где березами.

Сквозь просветы в листве мелькнула черная тень. Вторая, третья… Сердце тревожно застучало в груди. Ну, вот, и встретились.

Я нырнула в папоротник и осмотрелась. Пушистые листья, покачиваясь, сомкнулись над головой. Мое хлипкое укрытие выдавало утихающее колыхание веток. Из сухой красной земли бесконечным частоколом торчали стебли, открывая совершенно безобидный вид. Можно было утешиться тем, что твари не нашли своей добычи, но тяжелый запах резал нюх. Он пока не перешел в стадию невыносимого, но одно его наличие говорило о многом.

Рассекая воздух мощными крыльями, и крича высоким и протяжным голосом, срывающимся на зубодробительный писк, высоко над головой пронесся птерозавр. Сделав пару кругов, он затих.

Папоротник растянулся локтей на сто. Очень ненадежное укрытие. Прятаться, сидя на месте, в нем, в принципе, можно. А вот передвигаться незаметно — нет. Вспомнив, о милых карнолинках с острыми зубами, уважающих икроножные мышцы, я выбрала перемещение ползком.

Папоротник был высок, пышен. Стебли его сидели достаточно редко, чтобы пытаться их обползать, не задевая. В просветах виднелись белые стволы.

Луг, некогда радовавший глаз высокой сочной отавой, превратился в место кровавой сечи. Трава втоптана в грязь, земля в глубоких следах и лужах крови. Я покачнулась: ноги стали ватными, а тело налилось свинцовой тяжестью.

Около тридцати бойцов сложили головы на гостеприимном поле. На шестерых солдат приходилось по одному убитому ящеру.

Над истоптанным полем, в ста саженях от меня, кормились птеродактили. Одиннадцать тварей.

Битва, разыгравшаяся под Крутейкой, не была грандиозной по количеству солдат и оружия, не была решающей. Взвод схватился с тварями на смерть, сознавая, что помощи не будет — неоткуда ей было взяться. Только не кому было отдавать честь героям.

От птеродактилей меня загораживал сосновый перелесок, окованный пышными кустами. Куда я спешно направилась, стараясь особо не всматриваться в изуродованные тела.

В паре шагов, отброшенный в ходе сражения, валялся арбалет. Мешок с болтами пришлось снимать с трупа. Выстрелить? Убить одного, еще пятерых-шестерых. Против одиннадцати птерозавров мне не выстоять, даже будь я с Фортуной в родстве.

Среди кучи мертвых тел показалось смытое движение. Кажется, я схожу с ума, если трупы начинают шевелиться. Из той же стороны донесся еле слышный стон.

Не рассчитывая на собственную хладнокровность к резким запахам, я заткнула нос рукой. Дыша ртом, я все равно ощущала едкий запах разложения. Мухи беспокойным выводком ползали по телам, подпрыгивая шевелящейся черной тучей, перелетали на более лакомое место.

Над телами прозрачно-белым огоньком свечи болтались души: слепые и безмолвные, безучастные к происходящему и замкнутые в своем мирке. Души были не успокоившиеся — они страдали и отказывались шагнуть в новую жизнь. Если они продолжат упираться, то превратятся в проблему для тонких уровней планеты. Которую нужно решать кардинально и желательно в зародыше.

При удачном стечении обстоятельств через три дня души утилизируют. А пока… Они ведь никому не мешают?

За белесыми тенями просвечивался блеклый зеленоватый отсвет живой души. Подобравшись поближе, я всецело смогла оценить плачевность состояния воина. Удивительно, что с такими ранами, разбороздившими полгрудины, он до сих пор жив. Над телом бесстрастно парил ангел смерти. Он никуда не торопился. Не пытался выманить душу покоем. Просто ждал. Все правильно, ведь в его запасе была вечность.

«И давно ты здесь?» — я мысленно обратилась к ангелу. Ответа не последовало. Еще бы! Разговаривать со смертной — неслыханная глупость. Да и мне заводить беседы с ангелом смерти — глупость не меньшая.

Человеку осталось жить около часа… может, меньше. Можно попытаться вылечить его, но исцелить полностью за один раз… Ладно, допустим, подлечу я его, а что потом? Как я смогу перетащить его через поле, кишащее птерозаврами, незаметно? Риск слишком большой — не разумно. Предположим, мне каким-то чудом удастся его дотащить до избы. Но не факт, что он не скончается у меня на постели. Тем более ангел смерти уже пришел по его душу. Похоже, заждался даже.

Я дотронулась до призрака, провела сквозь. Рука без препятствий окунулась в серую тень, не встревожив ледяного спокойствия.

— Уходи. Его время не пришло еще.

— Нет, пришло… — прозвучал холодный голос у меня в голове.

Уже потому, что он сутки продержался между жизнью и смертью, отчаянно карабкаясь обратно в эту жизнь, заслуживало уважения. За смелость и упорство, ему надо дать шанс. К тому же, совесть моя сможет спать спокойно, не терзая меня угрызеньями.

Молодой мужчина, лет тридцати, может меньше. Сейчас трудно точно определить. Половина лица была залита спекшейся кровью. Сквозь шматки грязи, пленку крови просматривались светлые пряди волос. Голова цела, руки-ноги, хоть и покусаны, но на месте.

По грудной клетке проходили две широкие борозды, от косой мышцы живота до большой фудной мышцы. Сердце не задето. Легкое повреждено: рваный порез шел от косой щели до нижней доли правого легкого. Вторая рана задела печень, частично — слепую и ободочную кишки. Реберная дуга треснула, раскрошившись. Три ребра сломаны: пятое, шестое и седьмое. Дополняли картину разорванные пояснимные артерии. Как следствие, внутреннее кровоизлияние.

С чего же начать? Ясно, что работа предстоит серьезная и не факт, что я с ней справлюсь. Но раз я за неё взялась, надо определять приоритеты.

Можно задействовать Лили-Оркуса, но он слишком молод и неопытен. К тому же, среди душ, отказавшихся покинуть физический мир, могут найтись души, достойные бессмертия, и тогда ангелы откроют портал. Без защиты медальона, в котором Лили-Оркус живет, его может утянуть. Я не могу допустить такого исхода.

Сила отозвалась на мой зов, разливаясь теплом в грудной клетке. Постепенно всё тело окутали теплые волны. Участился пульс. Вызвав легкую вибрацию, я постепенно усиливала её, направляя в руки.

Но одно дело управлять энергией, а другое — зажечь её. Это получается не всегда. Я называю эту силу — Пятой силой, которая объединяет четыре стихии и управляет всем сущим.

Активировав аджну, «третий глаз», я ощутила привычное давление. Височные доли заныли, сковывая голову, желудок взорвался от охватившего его жара, — всё — можно приступать к работе.

Физические руки безвольно упали на колени. Вытянув прозрачные руки шельта, я потратила время, привыкая к раздвоенному состоянию сознания. Тяжело, но я свыклась. К тому же, в случае необходимости я смогу отреагировать на нападение.

Крупную грязь из ран я вытащила руками. Очистив внутренности от запекшейся крови, я вызвала горячий поток очистительного огня. Огня, который не обжигает, а дарит тепло и жизнь. Инфекция, распространившаяся по телу, стекалась быстрым потоком по артериям, венам, мелким капиллярам к моим рукам. Черная кровь хлынула из ран, поливая обильно и без того окровавленное тело.

Сосредоточившись, я, как опытный портной, кропотливо соединяла клетки легкого. Было трудно. Легочные ткани соединились, не оставив рубца — это успех. Минуту я наблюдала за работой легких. Дыхание выровнялось, воздух плавно циркулировал, насыщая кровь кислородом.

Печень сильно пострадала — пришлось повозиться. Единственный орган, который до определенного предела, но восстанавливается сам. На печени остался рубец, который может давать о себе знать, но со временем должен рассосаться.

Назойливые мухи облепили меня, кусая и закрывая обзор. Но в данный момент отогнать их — означало сбиться. А сбиться, значило, отнять у воина тот самый последний шанс на жизнь.

— Зачем ты это делаешь?

От неожиданности я вздрогнула. Вопрос от ангела смерти был немного не вовремя.

— Что делаю? — ответила я мысленно.

— Пытаешься спасти его.

Я пожала плечами.

— Ты же его не знаешь, — сказал ангел.

— Нет.

— Тогда тем более.

— Если я могу помочь, то почему я должна проходить мимо?

Он задумался.

Смерть растеряна? Нет, скорее заинтересована. Ему стало вдруг интересно. Ему или ей. Вообще, у смерти нет пола. Это мы, люди, привыкли определять пол. На земле так принято. В мире тонком нет пола.

— Как тебя зовут?

— Верна. А тебя?

Он поколебался, но ответил:

— Люциус… Я постараюсь придти за твоей душой.

— Зачем я тебе? Опять интересно?

— Да.

— Тогда я постараюсь оттянуть твой визит.

От него потянуло теплом.

— Ты меня забавляешь, человек.

— Не будь столь высокомерным.

Не знаю, оскорбила я его или нет, но теплая волна развеялась. Опять стало холодно и знобливо.

— Не хотелось бы, чтобы из-за нашей болтовни человек умер. Как ты считаешь?

На ответ я не рассчитывала, сомневаюсь, что он понял юмор. А если и понял, то промолчал.

Ему было все равно, умрет солдат или нет. Это его работа, в которой он бесстрастен. Это его суть, то для чего он создан. А работа заключается в том, чтобы проводить душу, помочь сориентироваться в изменившихся условиях реальности.

По лицу тек горячий липкий пот, попадая в глаза и щипля их. Зажмурив глаза, я продолжила. Ткани кишечника сходились неохотно — мана на исходе. Сделав над собой очередное усилие, я напрягла силу воли. Вместо приятного давления, аджна начала жечь, невыносимо, причиняя острую боль. Виски обдавало то огнем, то холодом.

Зачерпнуть ману извне в необходимом количестве я не могла — нет источника. Пришлось хватать её кусочками из пространства вокруг себя. Слишком мало. Сказывается то обстоятельство, что недавно огромное количество существ погибло в этой местности. Столько смертей за короткое время развеивает ману.

Нечаянно я втянула в себя энергию умирающего мужчины. Такое случается, когда маг растратил весь свой резерв, но умирать не хочет. Тогда он может вытянуть любую чужую жизненную энергию. Моральный кодекс целителей запрещает подобное, да и мой личный кодекс тоже.

Жизненная энергия мужчины успела впитаться. Хотя я забрала у него малость, но ему эта малость была нужней. Взамен я отдала ему самую чистую энергию, которая помогала мне исцелять людей. Сгусток белой массы обволок его сердце, но впитываться не спешил. Сердце мужчины забилось быстрее, отторгая мою энергию. Признаться, раньше я подобного не делала. Считается, что энергия мага содержит его Силу и не может подпитывать обычного человека. Когда я решила, что ничего не выйдет, сгусток энергии слегка замерцал и, окрашиваясь в цвета ауры мужчины, впитался в его тела.

Сердцебиение уменьшилось, и я вернулась к исцелению.

Закончив с кишечником, я приступила к распоротому нерву, розовому в поперечнике. Следующие на очереди артерии и сосуды — их оставить без внимания никак нельзя.

Мышцы я трогать не стала. Потом. Кожа, сходящаяся кривыми рубцами, красными и большими, последнее, что я увидела, прежде чем потерять сознание.

* * *

Очнулась я от того, что занемели ноги. Еще не совсем понимая, где нахожусь, я поймала себя на ленивой мысли не просыпаться — может, само пройдет?

Лени не дали взять верх злобные протяжные крики, настойчиво пробивающиеся к моему сознанию. Они были поистине невыносимы и могли вывести из себя кого угодно.

Жуткая вонь, заменившая собой воздух, ударила в нос. Как я могла спать при таком отвратительном запахе?

Очередной вопль «птицы» разом собрал воспоминания. Низкие мыслишки об отдыхе растаяли в мгновение ока.

Стемнело. Это ж сколько я была в отключке? Часов семь, не меньше. Птеродактили кругами летали вокруг леса. Приземлялись на истоптанный луг, кричали, кусались — вели себя, как стая безмозглых канареек.

Троих птерозавров я насчитала на дальней стороне поля. Где же остальные?.. Вариант, при котором я не узнаю где, меня вполне устраивает.

Меня подташнивало, изображение перед глазами раздваивалось, голова кружилась и болела одновременно. Энергетическое истощение налицо. Степень четвертая, не меньше. Организм успел вовремя отключиться. Если бы схлопотала пятую, и последнюю, то подняться уже не смогла бы. Отец рассказывал, что мага, истратившего весь свой энергетический запас — по неопытности или по глупости — ждет тяжелая смерть. Неопытной я бы себя не назвала, а вот глупой… Нет, тоже не назвала бы. Потому как самопожертвование и глупость все же разные вещи, как ни крути.

Воин все еще был без сознания, но дышал более ровно. Лоб горячий — но в пределах норм — естественная реакция организма. Ангела Смерти я не ощущала. Хотя точно утверждать не могу, что он ушел, все-таки не в том положении я сейчас.

Вокруг ничего не изменилось, кроме запаха — он стал гуще, насыщенней. Разве на такую смерть рассчитывали эти герои, отдавая свою жизнь? Сомневаюсь. А что взамен? Даже похоронить по-человечески некому. С этими мыслями я небольшими натужными рывками продолжала тащить воина по земле. Тяжелый попался. Боевые рукавицы, ножи, огромный меч и шлем — все солдатское добро я оставила на поле боя. Но существенной убавки веса не было.

И вот сейчас бы я наплевала на конспирацию и полетела бы, подхватив воина под мышки! Причем с большим удовольствием. Только для полета требуется полный резерв энергии. Не говоря уже о полете с грузом!

Постоянно приходилось останавливаться передохнуть. Пару раз меня подмывало упасть в обморок, но каждый раз я сжимала силу воли в кулак, таща себя и солдата дальше. Сделав приличный крюк, чтобы обойти становище птерозавров, я обессиленная, но живая, часто дыша и слыша стук сердца в ушах, лежала под тенистым ольшаником Чарующего леса. Наконец, дома!

 

Глава 5. Чарующий лес

Мне снился растерзанный воин. Он лежал один в центре поля, и истекал кровью. Я бежала к нему, гонимая острым желанием спасти и, как назло, путалась в траве. Когда до мужчины осталась пара шагов, трава превратилась в непроходимые джунгли, как в Моне. На меня навалилось чувство отчаяния и страха. Проснувшись рывком, я села. Захотелось побыстрее избавиться от скверного чувства немощи.

Солдат, разбросав светлые волосы по подушке, крепко спал. Лоб был теплый, но не горячий. Отсутствие жара и крепкий здоровый сон, в отличие от бессознательного забытья, свидетельствовали о наметившемся исцелении.

Наволочка была измазана бордовыми штрихами, простынь и одеяло в засохших бурых пятнах. Осмотрев его раны, я убедилась, что следы на белье старые от затянувшихся ран.

Отворив ставни, я обнаружила, что далеко за полдень. В лесу царила умиротворенная атмосфера: пели соловьи, кружили слепни; огромные деревья, в два-три обхвата и высотой в тридцать косых саженей, чинно перешептывались друг с другом, одурманенные Эндимионом и Акидоном. У подножия могучего векового дуба вспух свежим бугром муравейник.

За мир и благодать в Чарующем лесу мне следовало благодарить духов леса. Не будь их, мой лес постигла бы плачевная участь. За красоту и величие прекрасного магического леса — прадеда, деда и отца. Именно они подпитывали молодые деревья маной, выдирали слабые побеги и подсаживали сильные селекционные саженцы. Мой прадед лично завез пару оленей и кабанов. Дед привез волчицу с волчатами. Медведи и прочие жители леса прижились сами. Площадь Чарующего леса в двести гектар вместила всех желающих жить мирно рядом с магами и духами.

Мана добавила деревьям силы и выносливости. Подпитываемые маной с саженца они приобрели оранжевые, брусничные, алые и сиреневые цвета. В сочетании с привычными цветами листвы: селадоновым, циановым и темно-зеленым, — лес поражал и завораживал.

На такую красоту следовало смотреть и не дышать, а перед величием преклоняться. И как только людям хватило низости вырубать деревья? Вытравить подчистую стадо кабанов? Ставить ловушки на медведей где попало, так что молодняк косулей и оленей ломали себе ноги?

До убийства императора Павла мало бы кто отважился покуситься на графские угодья. На то требовалось разрешение. Когда отца объявили вне закона, и ему пришлось оставить усадьбу без присмотра, браконьеры и лесорубы протоптали себе тропу в Чарующий лес. За ручьем вырубили около двух десятков деревьев, оставив поляну пней. Я уже не говорю, про выбитое стадо кабанов, расставленные ловушки на зайцев и капканы на медведей.

Я вышла на улицу и, держась за больную спину, прошлась до пруда. Страж леса был где-то поблизости. Я чувствовала его по ознобу, касающемуся рук и спины, и шевелящимся волоскам на затылке. Опять затаился. Каждый раз как я покидаю лес, Моркл думает, что навсегда. И каждый раз прячется, желая напугать и заставить пожалеть, что бросила их.

Не знаю, что происходило с духами леса после лишения Ячминских титула, земель и крепостных. Ничего хорошего, думаю. Отцу было не до присмотра за усадьбой. Стоял вопрос выживания, моей и маминой безопасности. Духи, привыкшие следовать приказам, и получать ману, остались сами по себе. Когда я вернулась в родовое гнездо, то обнаружила одичавшего Моркла и отвыкшего от общения с людьми духа леса.

Отныне нарушать границы леса могли только грибники и ягодники, либо заблудившиеся. Остальным вход был заказан. Морклу было приказано встречать и «радушно» провожать всех любителей халявы.

Желудок вновь напомнил о себе урчанием. При мысли о банальном куске хлеба с маслом текли слюни и живот наполнялся кислотой.

Я растопила печь, начистила картошки, из погреба достала вяленое мясо. Замесила тесто — испекла хлеб и ватрушки. От истощения очень хорошо помогает много вкусной и полезной еды. Свежие овощи с грядки, как по мановению волшебной палочки, оказались на столе. Но за столом никого не было. Что за шутки?

Я заговорила спокойным голосом.

— Я знаю, что обещала приехать к началу Зеленых святок. Но, как видишь, у меня есть уважительная причина, так что извиняться не буду.

Со скамьи послышался треск. Только спустя некоторое время, когда я уже хотела уйти на крыльцо, материализовался Путята — дух леса. Он оберегал лес и зверей, и отваживал путников. Возраст его приравнивался к семи векам.

Дух должен быть привязан к чему-то материальному, чтобы существовать в мире живых. У Путяты привязка — лес.

Он выглядел, как старик. Блестящая лысина в обрамлении седых волос, колючая седая борода, выбеленная рубаха, обшитая красными петухами у горловины. На ногах, уверена, лапти из лыка с онучами.

Я говорила, что духи любят менять облик? Так вот, мой Леший любил это делать особенно. Более всего увлекался одеждой и схожестью с человеческой внешностью.

Путята, когда хотел, на ощупь был материальным. Но главное, что он был очень силен, как и Моркл, и когда нужно они могли защитить мой лес и его обитателей от нападений. В этот раз на них легла большая нагрузка.

Слишком большая, даже для моих древних духов. Поэтому сразу же, как пообедаю, нужно заняться созданием защитного купола.

— Кто там лежит? — он продолжал сердиться.

— Посмотри.

— Кто он тебе?

— Никто. Он умирал — я его вылечила.

В звуках, срывавшихся с губ Путяты, слышался холодящий душу присвист.

— Неважно он выглядит.

Я старалась смотреть на лесовика как обычно, но на душе кошки скребли. Он прав. Выглядит мужчина неважно.

— Будь осторожней, деточка. Придушит, пока спать будешь.

— Я сама разберусь.

Лесовик с упреком посмотрел на меня. Черты его лица немного размазались по краям. Рубашка засветилась неживым таинственным светом.

— Не волнуйся. Все будет хорошо, — сказала я.

Я вышла на крыльцо, неся в одной руке тарелку, доверху наполненную горячей картошкой и мясом, а в другой — три крупных огурца. Двери пришлось открывать и закрывать ногой. Лесовик, не мудрствуя лукаво, прошел сквозь двери. Со стороны зрелище было то еще. Не зря же впечатлительные сельские жители обходят Чарующий лес стороной.

— Ты в который раз спас мой лес, Путята, — обратилась я к духу.

— Я старался. Почуял их еще у Крутейки, — он покряхтел и сел рядом.

— Что хочешь за помощь?

Путята вдруг напустил на себя важность: подбоченился и выгнул грудь колесом. Представление для одного зрителя.

Я засмеялась.

— Это мой дом, — ответил, наконец, Путята. И преисполнился еще большей важности.

— Но хорошо бы дополнительную защиту намагичить, — добавил Путята и покосился на меня с хитрецой. Он итак знал, что лес без защиты я не оставила бы.

— Тогда займись сбором трав для настоя. В полночь я займусь куполом, — сказала я с улыбкой. — И привяжи Моркла за прудом, во избежание. Сам понимаешь, — я кивнула на избу, в которой спал солдат.

Знакомство

Мужчина очнулся, когда сумерки окутали лес, а на смену соловьям пришли звонкие сверчки и орава голодных комаров.

Стоя у печки, я помешивала отвар. От специфических испарений слезы катились в два ручья. Мне было не до нежных забот о здоровье чужого мне человека.

— Где я? — голос его был хрипл.

— В моем доме.

Он обсмотрел убранство моей избы с некоторой долей обреченности.

Красного угла в избе у меня не было. Его заменяли полки с книгами и приколотые к бревнам обрывки пергамента с рецептами мазей, бальзамов и настоек. Единственная стена с окном была увешана пучками сушеных трав — их малой частью. На столе и вовсе не разберешь где что.

Я подошла к кровати и, вытерев влажную руку о фартук, хотела потрогать лоб. Он отшатнулся, поморщившись от резкой боли в переломанных костях.

— Как чувствуешь себя?

— Сносно. А ты кто?

И что можно умного ответить на этот вопрос? Ничего. Потому что вопрос глупый. Я вернулась к печи и принесла в кружке отвар.

— Вот, выпей.

Его губы пересохли от обезвоживания. Жидкость была ему необходима.

— Что это за гадость плавает?

— Пей, это клюквенное варенье.

Он отказался. Я пожала плечами. От лиц малознакомых или просто подозрительной наружности хлеб и воду не принимаем?

— Как я здесь оказался?

Он попытался встать, перенеся свой вес на здоровую руку, но с глухим стоном повалился на подушку.

— Я притащила.

— Ты? Такая маленькая? — его возглас сорвался на сип.

Я встала с кровати и пошла к печке.

— Я не хотел тебя обидеть.

Он закрыл глаза.

Я продолжила помешивать поварешкой жутко зловонный отвар. Слезы вновь потекли из глаз, и без того раскрасневшихся и опухших. От топившейся печки в избе стояла температура, почти как в бане. Открытая настежь дверь не спасала положения. По спине ручьями тек пот, щекоча кожу. Легкая льняная одежда насквозь промокла, прилипая к телу. Плотный шерстяной платок, туго повязанный вокруг поясницы, помогал снять острую боль, но не разогнуть спину. Из-за жары постоянно хотелось пить. К вечеру от колодезной воды, мой голос охрип и погрубел.

— Есть еще выжившие?

Я вздрогнула. Думала, что заснул.

Отстранившись от печи, я вытерла рукой слезы. Вспоминать сцену разорванных тел не хотелось.

— Нет, — просипела я, — если только они ушли раньше, что маловероятно.

Воин побледнел. Мысль о дезертирстве не понравилась ему.

— Ушли раньше? — его голос обрел силу, — это чушь собачья! Среди моих ребят трусов нет, — помолчав, он поправился, — …не было.

Откинувшись на подушки, он закрыл глаза:

— Мы ждали приказа. Нас должны были перебросить ближе к границе. Шел третий день нашей стоянки, ребята расслабились. Никто из нас не понял что случилось. Даже когда я видел эти огромные туши в небе, я не мог поверить своим глазам. Похватав оружие, мы заняли оборонительную позицию, только какая может быть оборона, когда многие были в одних шароварах и рубахах? Было бы нас человек пятьдесят, мы б еще продержались. Но тридцать бойцов, из которых половина новобранцев…, - он ненадолго замолчал, видимо, вспоминая случившееся. — Одну я убил, подскочила другая, и еще одна с жуткими когтями кинулась на Тихона. Он стоял спиной, я не мог позволить этой гадине располосовать его. Не знаю, откуда меня достали… пока я рубил одну, другая свалилась сверху и распорола меня пополам. Я думал, всё — конец.

Жизнь его стоила того, чтобы ёе спасти. Когда человек, или существо готов отдать жизнь за другого — это по-настоящему ценно.

— Тебе повезло.

Птеродактиль вытаскивает кишечник из трупа; белые черви вместо внутренних органов — воспоминания промелькнули, как в калейдоскопе, быстро и ярко. В душном стоячем воздухе как будто появился запах разложения. Я вышла на улицу и опрокинула на себя кувшин родниковой воды. Вода успела нагреться, но все же стало легче. Я протерла затылок, виски — тошнота отступила. Я некоторое время постояла в сенях и добровольно зашла в натопленную до банного кумара комнату.

Спасенный по-прежнему лежал на моей кровати, но теперь во взгляде читался интерес. А может, мне только показалось.

— Странная у тебя изба какая-то. Я бы сказал, напоминает пристанище знахарки.

Думаю, не стоит сразу в лоб.

— Травами можно вылечить очень многие болезни.

— Травами? Ты лекарь?

«Лекарь. Но без диплома».

— В некотором роде — да.

Он хотел что-то спросить, но не мог решиться.

— А где я конкретно нахожусь?

Это было не совсем то, что он хотел спросить, но очень близко к сути, я думаю. Голова у него не настолько пострадала, чтобы он не смог сложить два плюс два. Я сказала правду.

— Чарующий лес. Его еще называют Ведьминым.

Он помрачнел.

— Ты что та самая вед… то есть, люди говорили, мол, в здешнем лесу живет ведьма и…

— Я поняла. Да, это про меня.

Он нахмурился. Его самые страшные подозрения подтвердились. И я не собираюсь подслащивать пилюлю.

— Ты можешь уйти в любое время, только скоро ночь и я бы тебе не советовала.

Я отвернулась.

— Тогда, я должен поблагодарить тебя за спасение.

Он сказал так, будто я тянула из него благодарность клещами. Довольно паршивый способ сказать спасибо. Мне пора уже привыкнуть и стирать безжалостно с собственного лица натянутую улыбку.

Люди боятся, когда слышат обо мне. Но этот страх сродни безопасному, как в детстве, когда мать, чтобы уложить спать, рассказывает о злом дядьке, который забирает непослушных детей с собой. А ты лежишь под теплым одеялом и знаешь, что до тебя дядька не доберется.

Люди начинают бояться еще больше, когда получают от меня то, о чем просили. Теперь они знают, чего им бояться. И этот страх уже не кажется им безопасным. Успокаивает их страхи лишь то, что я далеко от них, в лесу, как та самая баба-яга.

Они знают, случись что, я помогу, но помогу лишь тем, кто действительно нуждается. Поэтому к страху добавляется ненависть.

— Ты мне ничего не должен.

Я вернулась к котлу.

— Как хочешь.

Пока я помешивала отвар, он молчал. Может, заснет?

— Вот деточка, собрал все что нужно, — сказал Путята, скидывая травы на стол.

Солдат лежал с закрытыми глазами. Сделаю вид, что поверила.

За стенами дома взвыл Архип, вожак волчьей стаи. Его поддержали сородичи. Заунывное пение поплыло по ночному лесу, разносясь гулким эхом.

Месяц бледной тенью взошел на небе, выглядывая из бреши облаков.

Надо спешить — времени в обрез, а работа предстоит серьезная. Скоро полночь. Нужный объем зелья готов, но линии пентаграммы — нет.

— Время поджимает. Пойдем во двор — я объясню, что надо сделать…

Защитный купол

Наступление полуночи — это особое, мистическое время. Внутренние силы начинают быстрее течь по тонким телам. Разум отступает перед чувствами. Это время когда труднее всего контролировать свои желания, когда сила бьёт через край.

Отвар надлежало разлить в строго определенных местах на равном расстоянии — за что отвечал лесовик. Каждый сбор отдельно. Всего было четыре разномастных сбора. Наибольшую силу получали эти травы в полночь. Идеальным сопровождением и подпиткой стал бы свет Каллы, темного близнеца Элини.

Заранее обломком камня я наметила на земле план разлива отваров.

При мне был небольшой ритуальный нож, выточенный из камня и Сила, которая успела полностью восстановиться. Если не считать поясницу, которая напоминала о себе болью, то я готова.

Разлить отвары следовало в шестнадцати точках.

Без крайней нужды для леса я не стала бы активировать столь мощную систему защиты. Потому как защита для одних оборачивалась уничтожением для других. Но на этот случай в лесу находился лесовик, в обязанности которого теперь вменялось слежение за нежданными гостями.

Всё было готово к ритуалу: отвары были разлиты по ямкам, я — в центре пентаграммы. Лесовику было поручено развлекать гостя, под любым предлогом удерживая его в избе.

Я лежала на мягком травяном покрывале леса. Земля, разогретая жадными страденьскими светилами, покорно отдавала остатки тепла, создавая ощущение уютной постели. Лес спал. Покой его нарушали редкие щелчки, невнятные шорохи и мимолетные скрипы. Черные силуэты деревьев тянулись в небо, которое было в серых дымных облаках. Надо ждать Каллу. С ней надежнее. Все ритуалы, требующие огромной концентрации Силы, легче проходят под её светом. Из-за облака, словно проникнувшись важностью предстоящего действа, лениво выползла надкушенная головка красавицы-Каллы.

В глубине души заворочался возбуждающий поток Силы, смешанный с безотчетным волнением. Сердце сладко сжималось в груди, усиленно гоняя кровь. Сила четырех стихий, разлитая в шестнадцати лучах, поплыла к центру пентаграммы. Только бы лесовик все сделал правильно! Иначе, горбатый холмик с деревянным крестом — будет служить ему вечным укором.

Я призывала Силы, тянула к себе. Тяжелая давящая энергия земли, невесомая струящаяся — воздуха, плавная стремительная — воды и неудержимая импульсивная — огня, потоком неслись ко мне. Важно было в правильной последовательности принять их.

Обжигающей взрывной волной огонь достиг центра, накрывая меня горячей влажной пеленой. Сердце галопом заколотилось в районе горла, подгоняемое одуряющей жарой. Еще немного и душа изжарилась бы в огне, вылетев из тела, как пробка. Потушив жар, энергия воды влилась в меня, усмиряя огонь и даруя прохладу. Сердечко получило короткую передышку. Образумившись, вода с огнем накинулись друг на друга, как кровные враги, разрывая мое сознание болью. Энергия огня и воды — две несовместимые противоположности, сводили с ума. Передо мной мелькали лучшие моменты жизни. Казалось, прошла вечность, прежде чем третья сила — энергия воздуха, достигла центра. Мягко вклинившись, воздух разделил врагов, нежно разведя по разные стороны воздушной баррикады. Тяжело втянув воздух в легкие, я открыла глаза.

Необходимо было реализовать защитную систему следующим образом: соединить, зафиксировав в материальном теле, силу трех стихий, подняться в шельте над куполом Чарующего леса, принять силу земли, сомкнув вместе все четыре силы, и овеществить желание.

Желание состоит в том, чтобы энергия земли материализовала защитный купол над лесом. Первые три стихии выступают в качестве защитных. Чем негативнее настроено существо, неважно человек или зверь, подступившее к границе купола, тем жестче будет отпор. Какая стихия ближе выразит озлобленность гостя, та и активируется.

Лес сиял, взрывая воздух оранжево-сине-зелеными сполохами.

Сила земли рвалась достигнуть центра шестнадцати лучевой звезды. Оттягивая момент соединения четырех стихий, я сознаньем потянулась вверх. Отделившись от тела, я поднималась, продираясь сквозь плотные вязкие слои. Нити силы цветными струнами, нехотя, оттягивались следом, норовя вмять, моментально приплющить в случае падения вниз.

Энергия земли достигла максимального натяжения, готовая сорваться, как стрела с тетивы. Ткань лесного пространства опасно затрещала, угрожая взорваться от невыносимого давления силы стихий. Деревья стонали. Немного осталось, еще чуть-чуть. Я застыла над лесом. Сила земли рвала мою волю, сдерживающую её. Необходимо было прорисовать линии пентаграммы до соединения стихий, иначе зря потратила силы и время.

Когда коричневая линия в пентаграмме соединилась с зеленой, сила земли рванула в центр пентаграммы, вонзаясь в мое пустое физическое тело, лежащее подо мной на земле. Изогнувшись дугой, тело безвольно обмякло. Паря над лесом, я всей силой воли тянула на себя тяжелую энергию. Коричневым потоком света она, медленно выплывая из центра пентаграммы, текла ко мне. Давай! Давай же! Подчинись Моей Воле! Лениво сила земли вошла в меня, соединяясь с первыми тремя. Грязно-серый туман окружил меня, облепляя коконом. Невесомое, легче воздуха, тело наливалось свинцовой тяжестью. Я не только не могла пошевелиться, я не могла даже думать! Мысли кружились роем, отлетая от твердеющего кокона, как от стекла. Надо было выпустить слившиеся энергии в лес, иначе трудно предсказать последствия незавершенного ритуала. Собрав крошки желания о защите леса, которое еще помнила душой, я с силой зацепилась за них. Тело, окаменев, падало вниз. Хватило доли секунды — я опять на земле, только ветер в ушах, опоздавший с воем, и тревожно ёкнувшее сердце.

Что произошло? Я на земле — не успела навести желание как следует?.. Перестроившись на внутреннее зрение, я долго осматривала пентаграмму, не веря в удачу. Силы, соединившись в единое целое, растеклись куполом. Пятая сила сама проявила себя, реализовав задуманное и зафиксировав защитный купол над лесом. Лес отныне под надежной защитой.

Разногласия

Ночью при свете Каллы лес кажется зловещим. Тени становятся длиннее, насыщеннее. Тишина изредка нарушается невнятными шорохами и скрипами. Воздух пропитывается серебристым светом, вместе со всем чего касается, добавляя еще большей загадочности времени и месту.

Я протянула руки вверх к Калле, впитывая Силу ночного светила. Наполняясь Силой Каллы, тело становилось легким, таким легким, что оттолкнувшись мысками от теплой земли, я взлетела. Покружившись в воздухе, я раскинула руки и расслабилась, наслаждаясь свободой, невесомостью, и так любимой мной стихией воздуха. Позволив воздушному потоку подхватить себя, я полетела вдоль тропинки. Воздушный поток создала я сама, я же и управляла им.

Тропинка терялась в чаще леса, петляла, огибая весь лес восьмерками. Полет захватывал и будоражил. Я засмеялась, увидев сонный взгляд моркла, моего сторожевого духа-пса, который пытался рассмотреть источник шума в лесу. Облетев весь Чарующий лес, я поднялась к макушкам елей, и полетела, дотрагиваясь ладонями до макушек, мягких и податливых. Детская радость прорывалась смехом, который разносился по лесу, тревожа сов. Совы ухали, свет Каллы отражался в их желтых глазах, пугая меня, отчего я сворачивала в сторону и летела как можно быстрее.

Налетавшись всласть, я опустилась на тропинку. Пора было возвращаться. Ступни приятно вибрировали, как и все тело. Ладони еще сохраняли силу стихии воздуха. Стоило ими взмахнуть, как тело подпрыгивало над землей. На душе снова стало весело и легко. Смеясь и прыгая, по тропинке я добралась до озера за моей избой. Надо было помыться, только время не подходящее. Купаться ночью не самое любимое мое занятие. Точнее — самое не любимое.

Остановившись у кладки озера, я осмотрелась. Озеро было окружено плотным кольцом ив и камышей. Свет Каллы рассеивался в листьях. Казалось, что озеро без дна. Тускло освещенное пятно в центе водоема — ребристая, черно-белая гладь воды — только ухудшали мой настрой. Страх на уровне животного, еще с детства.

Но уходить я не собиралась. Я до одури хотела помыться. Стянуть с себя грязную, пропахшую дымом одежду, и…

Разбежавшись, я прыгнула вниз топором. Вода была теплой и ласковой. Но страх остался, ужавшись до терпимых размеров. Комары липли голодной тучей, стоило вынырнуть из воды. Их менее удачливые собратья, задержавшись на мне, пополняли маленькое кладбище в густых волосах.

— Будто заново родилась, — я сказала вслух? Ну и ладно. Зачем разочаровывать тех, кто сомневается в моем психическом здоровье?

Накупавшись, я, покусанная, но довольная, вылезла из воды.

В комнате было темно. Отсвет догорающих в печи углей больше мешал. Я на ощупь отыскала рубаху, которую оставила на лавке перед уходом. Выбеленный лён ластился к мокрой замерзшей коже.

Керосин в лампе закончился еще вчера, оставалось надеяться на свечи, запас которых пополнялся зимой. В нижнем ящике лежал последний опалок свечи.

Перед сном осталось одно незаконченное дело, откладывать которое на завтра я не хотела. Мой подопечный.

Подпалив опалок об угли, я пошла к кровати. По потолку плясали густые тени, а предметы, которых касался желтый свет опалка, приобретали неприятный зловещий оттенок.

Мужчина резко сел, сжимая ребра и опухшую руку здоровой рукой. Во взгляде его читалось предупреждение. Можно подумать, я представляю серьезную опасность для него.

Широкоплечий, под загорелой кожей выделяются мускулы. Молодой человек был силен и красив. Резкий контраст между угольно-черными бровями, такими же черными ресницами, и светлыми взъерошенными волосами, выжженными Эндимионом, сглаживал загар. Морщины, залегшие возле уголков губ, выдавали в нем человека веселого и много смеющегося. Тяжелый подбородок компенсировался высоким лбом.

Не знаю как ум, еще не разобралась, но характер у моего спасенного имелся.

— Я думала, ты спишь.

Хорошо, что все ножи я спрятала в сенях.

Солдат настороженно смотрел на меня, будто ждал чего-то зловещего.

— Меня Верной зовут.

Он отвернулся. Может быть, он считает, что назвав свое имя, окажется в моей власти? Глупо конечно, но очень многие не только скрывают свое имя, но даже не смотрят мне в глаза. В некоторых деревнях и даже волостях жив обычай давать ребенку два имени. Первое — ложное, для всех. Второе — тайное, для самых близких.

— Дарен.

Интересное имя — из старых, означающее — «подаренный Богом». Старыми, или настоящими, именами называют теперь редко. Все больше имен, позаимствованных в Антирии, в королевстве Будьшир и даже с Зорских островов.

— Где моя одежда?

— Годны к носке только портки. Остальное разорвано, — я кинула «одежду» на кровать.

Под огромными пятнами крови и грязи с трудом угадывался светло-серый цвет портков. Одна штанина была разорвана до колена, но в принципе их еще можно носить. Учитывая, что ничего другого нет.

Он втиснулся в штаны.

— Ты изменилась.

Сквозь удивление просочилось обвинение и еще что-то.

— Помылась просто. Вот и все.

Он усмехнулся. Видимо, ему мое «превращение» из сгорбленной потной «старухи» в себя саму, простым не казалось. Наша слава идет впереди нас, подчас обгоняет на поворотах, чтобы сбить с ног, — любил повторять мой отец. Сказки, байки, страшилки — сыграли в формировании подобного отношения не последнюю роль. Хотя, может, люди и правы?

Атмосфера накалилась от взаимных подозрений. Мне тоже было чего опасаться. Физически я слабее.

Он следил за каждым моим движением.

— Я хочу, чтобы ты утром покинул мой дом.

— Что? — казалось, он забыл где находится. Он пробежался глазами по комнате и чересчур внимательно уставился на меня.

Я повторила сказанное.

— Я и сам не собирался здесь задерживаться.

— Извини, но ты мне мешаешь.

— Интересно в чем?

— Не в том, о чем ты подумал.

— Оно и видно.

— Послушай, — я вздохнула, — у меня много дел и…

— Я понял.

Он попытался спрыгнуть, но с переломанными ребрами надо мягче. Лучше, вообще, не шевелиться месяца два. Схватившись за бок, он сел обратно.

— Послушай, я предлагаю тебе полное исцеление и даже арбалет и кинжал, свое оружие.

Он засмеялся колючим резким смехом.

— А взамен душу?

Тоже мне шуточки.

— Ты мне не веришь. Мне это не нужно.

Ни от кого. Я скрестила руки на груди. Он слушал, но сидел по-прежнему боком.

— Я только закончу начатое, и ты уйдешь.

— Пока я в сознании и при памяти, я не позволю лечить меня, чем ты там лечишь! Это варварство оставь для полоумных крестьян! — речь он сопровождал активной жестикуляцией.

Я вскочила со стула — огонёк свечи колыхнулся, едва выжив от внезапного порыва ветра — и заходила по горнице.

— Перелом руки будет срастаться месяц, потом месяц на разработку. И не факт, что кость срастется правильно. Ребра и того хуже. Естественное сращение процесс болезненный и долгий.

— Я уйду и так.

— Это верная смерть.

Он сел на край кровати, прижимая локоть переломанной руки.

— Тебе не все равно?

Мне надоел этот разговор. Надоело его упрямство. Отвернувшись к стене, я смотрела, как увеличенные тени от свечи пляшут по обрывкам пергамента, то съедая их, то вновь рождая на свет.

— Если бы так, ты уже умер бы.

Повисло давящее молчание. Он смотрел на меня тяжелым, очень тяжелым взглядом. Спиной и то я чувствовала этот взгляд.

Я подошла к маленькому оконцу и оттянула вниз веревку с занавесками. Из окна на меня смотрело мое собственное зачерненное тенями отражение. Из-под ракиты донесся еле слышный металлический лязг.

— Ты одна здесь живешь?

Я вздрогнула. Надо будет обязательно проверить цепь.

— В общем, да.

— А не в общем? — он уставился на пистолет, который висел на стене. Коллекционный экземпляр. Свойства оружия он утратил лет семь назад. Хранила я его исключительно для красоты и, может быть, для напоминания, что когда-то, в самом деле, жила в технически развитой Арении.

— Не твое дело.

— Мило, — он перевел взгляд на меня.

— Угу, — я кивнула.

Кто он такой, чтобы я уступала ему?

— Я ни черта не понимаю в этом бесконечном дерьме.

Он злился, отчего у него вздувалась вена на лбу.

— Слова не мальчика, но мужа!

Он стиснул челюсть так сильно, что губы побелили, а на скулах заиграли желваки.

Тупик?

Я подошла к кровати и застыла в нерешительности.

Дарен — ему идет это имя — уперся кулаками в кровать и смотрел на меня из-под лба, напоминая чем-то дракона.

— Ты выиграл.

— Что?

— Да. Можешь оставаться в моем доме, пока ребра сами срастутся. Но имей в виду, что с этой секунды я снимаю с себя всю ответственность за то, что ты здесь можешь увидеть. Да, и не смотри так. Ты сам выбрал.

— Она мне еще угрожает!

Я выдернула из-под него одеяло и забралась на кровать с намереньем протиснуться к стенке.

— Что ты делаешь? — он спросил так, будто я собралась его обесчестить.

— Я ложусь спать. Завтра мне рано вставать. Так что подвинься.

У него было такое выражение лица, будто его ударили обухом по голове.

Прошлой ночью я спала на печи. Но сегодня, когда печь полдня топилась, извините. Спать на лавке тоже удовольствие ниже среднего. К тому же, кровать у меня широкая и вполне годна для двоих.

Я накрылась стеганым одеялом, оставив Дарену второе, и легла головой к печи, ногами к голове мужчины.

Дарен все-таки поднялся с кровати. Боль тут же напомнила о себе. Он схватился за ребра и опустился со стоном на лавку.

В тишине было слышно его тяжелое дыхание и лязг цепи.

Ему стало хуже. Сломанная рука дергалась от болевых спазмов.

Я сползла с кровати и села напротив.

Мои мокрые волосы коснулись его горячей спины — он вздрогнул и поднял глаза. Болезнь делала его беззащитным.

— Позволь мне помочь тебе. Ты же ничего не теряешь, — сказала я.

Он промолчал. Я не стала торопить его. В какой-то момент мне почудилось, что он уснул, но это было не так.

— Я не спрашиваю, как ты собираешься это сделать. Если у тебя получится — я уйду завтра. Если нет…

— Не сомневайся во мне, хорошо?

Когда он поднял глаза, то в них не было злости. Скорее опять тоже неясное чувство, которое я так ненавижу угадывать в людях.

— Ложись — мне так будет удобней.

Он послушался.

— Начинай.

Я сходила за ножом и села на край постели.

— Для начала я осмотрю рубцы.

Он с опаской смотрел на нож.

— Только без глупостей.

— Если б я хотела покалечить тебя, то не стала бы спасать, не так ли?

Он пытался прочесть безумие в моем лице, но безуспешно.

Я разрезала повязку на груди. Рубцы обросли бордовой корочкой, заражения нет.

— Ни хрена себе! — он осторожно потрогал огромные засохшие рубцы.

Перестройка на внутреннее зрение прошла быстро. Глаза, рывком вдавило внутрь черепа и выдавило обратно. На полу раздавленных глазных яблок не оказалось — как всегда, они остались на месте.

— Вид сносный. Нагноения нет — уже хорошо. Легкое… почти в идеальном состоянии — кури поменьше. Печень — тоже неплохо, — говорила я для себя. Мой способ концентрации.

— Ты что… видишь мои внутренности? — он спросил с предыханием, будто его горло сдавливали цепкой хваткой.

— Не то, чтобы вижу… Постарайся расслабиться. Будет чуть неприятно.

Дарен продолжал всматриваться. На лбу выступила испарина, а между бровей залегла глубокая складка. Он не ожидал увидеть такие раны, не ожидал, что получив такие раны, можно выжить.

— Ты слышишь? Я тебе говорю.

— Убери нож.

Я и забыла про него. Чтобы Дарен перестал нервничать, воткнула нож в ножку стола.

Я убрала подушку, чтобы пациент лежал строго горизонтально.

— Имей ввиду, что я буду следить за тобой, — сказал он.

— Сколько хочешь.

Когда-то передо мной стал вопрос: чем я хочу заниматься. Куда я готова направить Силу, которую способна подчинять? Единственной восходящей областью применения было лùкарство. А мне хотелось расти, совершенствоваться, и вместе с тем, делать нечто полезное и нужное людям.

Я выбрала лечить людей. Тем более, что я училась в Школе ли́карских наук Невергейм и собиралась стать лекарем.

Отец рассказывал о магах, которые осваивали стихии. После успешного обучения они могли поднимать в воздух камни и даже дома, другие могли повелевать огнем, третьи — водой. Полученные навыки маги применяли как в строительстве, мореплавании, управлении государством, так и в быту, торговле. Одаренных людей было мало, но всем им помогали найти свою дорогу.

Да, маги и в те времена были особенными и даже избранными. Но тогда к магам относились с уважением. Сейчас же настоящие маги, если и остались, то прячутся, либо скрывают свой дар. По крайней мере, так обстоят дела в Виргане. После убийства императора, кровопролитных сражений магов за свою жизнь, большинство к ним испытывает ненависть и страх.

Бороться со страхом было особенно тяжело, учитывая то, что я маг-целитель и должна лечить.

Я сняла с шеи амулет из слоновой кости в виде скалящегося льва и положила рядом с головой Дарена. В спокойной обстановке собственного дома я могла себе позволить вызвать помощника. Ценность его была колоссальной, лично для меня как для мага-целителя.

Можно было воззвать к своенравной и своевольной пятой Силе, которая помогла мне вылечить Дарена на поле боя. Что довольно энергозатратно. Я сделала проще. Сконцентрировавшись, я призвала духа-помощника, привязанного к амулету. Его возможности позволяли мне задействовать целебные потоки Элини и работать с организмом пациента через посредника.

Скалящаяся морда льва подернулась дымкой. Уплотнившись, дымка превратилась в густой туман в виде львиной морды. Туман зашевелил головой, зарычал и выпрыгнул из амулета в виде маленького льва, который мог уместиться на моей ладони. Вместо передних звериных лап у Лили-Оркуса были человеческие руки — своеобразная награда за хорошую работу. Лев рыкнул и прыгнул к макушке Дарена. Любят духи эффектные зрелища.

Дарен вздрогнул, но видеть и слышать духа он не мог.

Тем временем дух Лили-Оркус, положив руки на голову пациента, подстраивался под его организм. Настроившись, дух сможет руководить химическими процессами.

Обычно я позволяла костям самим срастаться. Лечение ограничивалось жесткой фиксацией сломанной конечности и специальной диетой. Организм постепенно сам выделял строительные вещества, день за днем сращивая кость через образование хрящевой костной мозоли.

Но в данном случае мне требовалось ускорить этот сложный процесс. Я создала вокруг правой руки слабое электрическое поле и провела ею вдоль тела Дарена. Ему нужно было расслабиться и позволить Лили-Оркусу сделать его работу.

Тело от моей руки передавалось больному. Постепенно его мышцы расслабились, дыхание стало ровным и глубоким. Через несколько минут он окончательно заснул.

Я поднесла правую руку к амулету и сосредоточилась на духе-помощнике, подпитывая его своей маной. Подстроившись под организм Дарена, Лили-Оркус оставил десять процентов энергии тела пациента на функционирование всех систем, и направил всю оставшуюся энергию на срастание переломов.

Под контролем духа, в месте перелома запустился процесс образования и пролиферации клеток первичной фиброзно-хрящевой мозоли. Так же, как птица строит свое гнездо, притаскивая глину, веточки, листья, так и организм Дарена принялся строить в местах переломов новую ткань. Я слегка помогла, подтянув прозрачными пальцами переломанные кости друг к другу.

В межклеточном пространстве дух запустил синтез коллагеновых волокон. В хрящевой мозоли из окружающих тканей проросли капилляры, образуя сосудистую сеть мозоли.

Для ускоренного выделения из крови аморфного фосфата кальция нужно было помочь пациенту. Потому как в крови человека не содержится такого большого количества нужного элемента. Я продолжала удерживать сломанные кости вместе, пересев так, чтобы дух напрямую мог брать мою ману. Да, это было опасно, но я доверяла своему помощнику. Лили-Оркус растянул свое тело, превратив практически в веревку с львиной головой посередине, один конец которой крепился к макушке Дарена, а другой, проходя через мою прозрачную руку, в форме полой иглы проткнул его вену на руке. Вокруг иглы появилось серебристое искристое облачко.

В кровь Дарена по вене пошли питательные элементы и одновременно с этим дух ускорил рост аморфного фосфата кальция, завершая образование первичной костной мозоли. Далее необходимо было, чтобы структура костной мозоли, соединившая переломанные кости, стала твердой. Лили-оркус, продолжая вводить в кровь питательные микроэлементы, запустил процесс образования ядер кристаллизации, которые способны извлекать из тканевой жидкости неорганические ионы и, таким образом, увеличиваться в размерах. В отличие от образования первичной костной мозоли, минерализация произошла быстро. На этапе затвердевания от меня требовалось держать обломки костей максимально ровно.

Затем дух запустил образование межкристаллических связей — это вторичная минерализация кости. Кости срослись идеально. Выдохнув с облегчением, я убрала прозрачные руки от костей. Остались разорванные мышцы, которые дух соединил за считанные минуты. Лили-Оркус втянул веревки своих рук снова в тело льва и, зарычав, обе руки вновь положил на макушку Дарена. От духа требовалось вернуть работу тела пациента в привычное русло, чем он и занимался.

По завершении Лили-Оркус взмахнул руками, и все его тело окутало серебристое облачко. Сверкнула крошечная молния, облачко слегка увеличилось в размерах и растаяло. Мой помощник слегка подрос и превратился в полузверя-получеловека: с мордой льва и человеческим бесполым телом.

В кого превращаться — это был его личный выбор. Отец рассказывал, что духи, живущие рядом с магом, набираясь опыта и Силы, росли и крепли, могли менять внешний облик, то ли подстраиваясь под мага, то ли по своим личным предпочтениям. Взрослый дух, привязанный к магу, ценился очень высоко. Часто именно опытный дух-помощник становился целью врага. Потому их берегут, почти как детей.

Сращение заняло больше двух часов и отняло много сил, которые нужно было восстановить. Отправив Лили-Оркус в амулет, я легла спать.

 

Глава 6. Гонцы от императора

Разрывая ушные перепонки, дребезг поднимался вверх, пока не перешел на сверхвысокую частоту, от которой я начала раздваиваться в прямом смысле слова. Я закричала, но крик утонул в оглушительном писке. Я попыталась закрыть уши руками, но ушей не обнаружила. Мои прозрачные руки прошли сквозь тело. Сводящий с ума писк мешал соображать. Хорошенько тряхнув, меня выбросило из тела к потолку, как пробку из бутылки.

Склонившись над моим пустым телом, Дарен еще, видимо, не проснувшись, не мог понять, что произошло. Он тряс меня, но эффекта ноль — я же здесь, над ним, только он меня не видит.

Звук защитной системы леса стал мягче, но занудство, с которым он действовал на нервы, раздражало еще сильнее.

— Верна, к нам гости.

Путята завис надо мной, указывая пальцем направление.

— Не нравятся они мне…

Не дослушав лесовика, я представила себе окраину леса.

Эндимион всходил над горизонтом, золотя окружающие леса и поля. Густой туман покрывал луга толстым одеялом.

Облетев подступы к лесу, пригодные для прохода, я обнаружила трех наемников на гнедых жеребцах. Эдакие богатыри: маховая сажень в плечах. Кольчуга переливалась в лучах восходящего Эндимиона. Грязные патлы волос портили картину, вместе со стойкими запахами перегара и пота.

Путята в лаптях и рубашке вышел из-за дерева, перегораживая им дорогу. Всадники осадили коней.

— Здорова, дед! Не подскажешь где нам найти графиню Ячминскую, дочь императорского мага Никона Ячминского? — спросил высокий, широкоплечий мужик. Его квадратную голову украшала грязно-русая борода, требующая ухода большего, чем ей доводилось получать.

— А зачем она тебе, мил-человек, понадобилась?

— Император назначил её на должность императорского мага, в связи с кончиной Никона Ячминского. Указ при мне.

— Императорским магом, молвишь? С чаво бы это ей эдакая честь?

Всадники дружно заржали. Коренастый солдат, в яркой россыпи веснушек, отсмеявшись, ответил:

— Честь служить при дворе она унаследовала от покойного бати, старик! Так, где она, ведьма эта?

Император уже не раз присылал мне «приглашения» во дворец. После его вступления на престол Ячминским были возвращены все заслуги: титул потомственных графов, земли, золото и крепостные крестьяне. За крестьянами и грамотой на земли мне и надлежало явиться во дворец. Заставить меня он не мог. Но мог лишить снова титула и земли. Последнее меня особенно волновало. Потому как Чарующий лес стал моим домом.

Вернувшись в свою усадьбу, я нашла пепелище, заросшие поля, разворованное добро. Богатые лесные угодья и охотничья изба — все, что уцелело. Здесь я и обосновалась.

Император Николай доселе прислушивался к моему желанию (точнее уважал нежелание). Я обходилась без крепостных и без золота в Дворянском банке, он без моей службы на благо империи.

Только ранее в посыльных были его гвардейцы. До наемников властитель империи не опустился бы никогда. Кроме того, вызывало подозрение то, с какой поспешностью после разгула тварей они за мной явились. Может, конечно, я ошибаюсь, и с нашествием «приглашение» не связано…

Я спикировала вниз, облетела всадников вокруг, обсмотрев их. Мужиков обволакивал застарелый запах перегара. На лицах выступили капли пота — жара не щадила воинов в полном боевом облачении, да и возлияния брагой давали знать. Вооружены до зубов: у каждого по мечу за плечом, булава, луки и короткие метательные ножи за сапогом и на поясе.

— Пошли-ка ты их куда подальше, — сказала я лесовику.

Лесовик состроил скорбную физиономию:

— Не желает вас видеть госпожа, доблестные рыцари, — сказал Леший и развел руками.

Всадники снова засмеялись.

— Придется доставить её во дворец, хочет она этого или нет. Так что, дед, не мешай — проваливай с дороги!

Они всадили шпоры в коней, срываясь с места в галоп. Путята остался посреди дороги, но богатыри, послали коней на него, не тратя время на уговоры.

— Вот леший! Что за черт? — всадник, натянув поводья, обернулся в поисках деда. Лошадь начала беспокойно ржать, выбивая сухую землю из-под копыт.

Я поравнялась с богатырем. Лошади отличаются особой чувствительностью к магии, они видят то, что скрыто от людей. Почуяв мой шельт, лошадь дико заржала и встала на дыбы. Толстяк еле удержался в седле, осыпав конягу отборной руганью.

— Пошла прочь! Убирайся из леса! — я запустила в лошадиный круп электромагнитный импульс.

Лошадь, перепугавшись окончательно, понесла вон из леса. Богатырь качался из стороны в сторону, рискуя выпасть из седла; только ноги в стременах держались надежно, пружиня о лошадиное пузо.

— Думаю, нескоро возвратится теперь, — сказал Лесовик, материализовавшись под веткой липы.

— И зачем я Ему понадобилась?

— Кто его знает? Поди-ка пойми этих владык.

— Знаешь, я придумала как можно их вытурить по-быстрому. Держись рядом со мной, но не вмешивайся. Да и, я не хочу, чтобы они тебя видели!

Всадники подъехали к низкому деревянному забору и, спешившись, прошли во двор. Двигались они уверенно, перекатываясь с ноги на ногу, как медведи и, казалось, напрочь забыли про своего товарища. Сплюнув на траву, итак мокрую от росы, Высокий постучал кулаком в дверь.

— Щас поглядим на мага-шмага, — сказал Высокий тихо.

— Ага, — ответил Конопатый и хрюкнул от удовольствия, — Вот смех-то будет. Прошу любить и жаловать: госпожа-маг!

Конопатый ухмылялся. Его щеки порозовели, а лицо приняло мечтательное выражение.

— Утро, блин, а так душно! К обеду, на хрен, уваримся в доспехах.

— Не открывает.

— Зелье варит, поди, — ответил Высокий.

Конопатый услужливо заржал.

Высокий постучал еще раз.

Дверь открылась, жалобно скрипнув. В дверях мрачной тенью стоял Дарен.

— Вот те на! Капитан, охренеть, вы тут?!

— Блудов, Кочеврягин, — Дарен осмотрел гостей, — что вам здесь надо?

Дарен говорил требовательным командным голосом. Мне кажется или эти типы ему не нравятся?

Моркл рвался с цепи, готовый трансформироваться в самый жуткий кошмар незваных гостей. Лязгала цепь. Что посторонние могли спутать с наличием собаки. Только наблюдательный подметит отсутствие лая, что весьма странно. Ведь немых собак не бывает. Зато бывают духи-стражи.

Я наблюдала со стороны, вися в воздухе над всадниками. Лесовику было поручено достать с чердака арбалет и охранять мое тело.

— По приказу мы, императора. Ищем графиню Ячминскую.

— Не припомню, чтобы вас двоих возвращали на службу после разжалования, — сказал Дарен, всматриваясь в лица наемников.

— Сказали вернут, когда выполним указ, — ответил Высокий, но глаза его бегали.

— Что за указ? Показывай.

Высокий достал из-за пазухи сложенный вчетверо мятый пожелтевший лист пергамента.

— Как прикажите, капитан. Смотрите вот.

Дарен пробежался по строчкам указа. Указ заверялся сургучным оттиском печати императора.

— Весь дворец хочет поглядеть на эту магиню. Где она?

— Не знаю никакой, как там её, — он заглянул в указ, — графини Верелеены Ячминской. Так что — можете отправляться отсюда.

— А изба чья? Ваша скажите? — спросил Высокий.

— Не моя. Бабки местной, травницы, — ответил Дарен, пожав плечами.

Мужчины уставились друг на друга.

— Ты, что, Блудов, мне не веришь? — спросил Дарен.

— Да нет, что Вы. Зачем Вам нас обманывать?

— Верно.

— Но в Михловке четко указали, где она живет, и старый стручок тоже обмолвился о ней.

— Значит, вы ошиблись дорогой.

Высокий не поверил, но возражать не стал. Он оглянулся на товарища, тот в ответ пожал плечами.

— Устали мы с дороги, не пригласите в дом, отдохнуть на дорожку? — спросил Высокий.

— Нет, ребята. Император, думаю, ждет от вас исполнения поручения. Вам надо торопиться.

— Правда, правда, — сказал Высокий и вновь взглянул на товарища — тот еле заметно кивнул ему.

Конопатый с лязгом вытащил меч.

— Не глупи, падальщик, — сказал Дарен.

Конопатый в ответ стал красный, как рак, и грубо выругался.

— Мы все же осмотрим избу. Лучше не мешай! — пробасил Высокий и достал меч.

Я спустилась вниз, став между Высоким и Дареном. Мужчины смотрели сквозь меня. Агрессия волной текла в дом.

Обычно я так не поступаю, но сейчас это лучше, чем допустить резню.

— Ты не меня ищешь? — мой голос был созвучен со скрежетом металла о металл. Я материализовалась. Серая бесформенная масса с ослепительно-белыми светящимися глазами — добро пожаловать, гости дорогие.

Высокий дал назад, споткнулся.

— Блуд, что это?! — заорал Высокий, при этом голос его дрожал.

Конопатый сжал рукоять меча и пошел в мою сторону. В правой руке у Дарена сверкнул нож, кухонный. (Всё оружие было спрятано на чердаке.)

— Выметайтесь вон из моего леса! — я выделила каждое слово, добавляя голосу громкости и Силы. Каюсь, не рассчитала (все же редко приходится создавать слуховые иллюзии). Вместо убедительного пожелания получился яростный крик.

Лошади, заржав, сорвались с места и поскакали в ельник.

Конопатый спиной пятился к забору. Лицо перекосило от страха, а в глазах застыла обида. Такое ощущение, будто я его обманула: убедила, что чудовищ нет, и показала одного из них.

Высокий прилип к земле, не двигаясь и, казалось, не дыша. У него был шок. Его кислая физиономия приняла странное выражение, будто его укололи острой иглой в мягкое место.

— Кто ты?! — спросил Высокий.

— Смерть твоя, дуралей. Пойдешь со мной?

Лицо Высокого вытянулось.

— Уходим! — зашептал Конопатый умоляюще, — Уходим, уходим!

— Живей!!! — заорала я во всю силу, чем распугала воронье, лесное зверье и еще сильнее взбудоражила Моркла. Птицы посрывались с деревьев, за прудом в который раз лязгнула цепь, и прочий шум потонул в вибрирующем гудении.

Конопатый перепрыгнул забор, упал. Не оборачиваясь, он пополз на четвереньках, выкрикивая что-то напоминающее экзорцизм.

Высокий, поднявшись на ноги, — я видела с каким трудом он преодолел слабость в коленках — спотыкаясь, бросился бежать.

Когда они скрылись из виду, я повернулась к Дарену. Он стоял в дверном проходе, с ножом в кулаке. Во взгляде был страх, но тот страх, который подначивает решительность.

 

Глава 7. Объяснения и разборки

Тело было занемевшим: будто я отлежала сразу все части тела. Потолок по-прежнему был закопчен от печи, на «красной стене» болтался ворох заметок, на столе стопка книг — ничего не изменилось. Тогда почему меня выворачивает наизнанку? Ах, да: черная магия. Забыла я совсем, что это такое.

Боль острыми когтями раздирала сердце. Было больно дышать, говорить: в горле собирался колючий ком.

Вслед за раскаянием пришел стыд, смешанный с обидой. За что отдача?! Я хотела избежать кровопролития. Знаю, что спасла кому-то из них троих жизнь, не допустив поножовщины. Неподкупный голос возражал мне: я использовала магию во вред, перевернула людям мир вверх тормашками. Последствия моего поступка могут быть непредсказуемы: длительные запои, сумасшествие, самоубийство.

— Деточка, не расстраивайся ты так. Всякое бывает, — прозвучал около печи голос лесовика. Его не было видно — это правильно, если Дарен зайдет в дом, то лесовика здесь быть не должно.

Путятка прав. Надо взять себя в руки. Я не убила никого, не покалечила. Уроком будет. Может, даже на пользу пойдет: осмотрительнее станут, мягче…

— Путята, успокой Моркла лучше, и посмотри лошадей в лесу. Мне бы они очень пригодились.

В такие минуты он старался со мной не спорить. Знал, что потом я буду его задабривать.

Открылась дверь. На пороге стоял Дарен. Нож поблескивал у него в руке. Догадался ли он, кто был призраком? Я села, отведя руку за спину. Глаза его нехорошо блеснули, взгляд стал жестким и холодным. Заметив арбалет, лежащий на кровати около стены, он спросил:

— Откуда арбалет?

Я напряглась, готовая схватить заряженное оружие в случае необходимости.

— Путята принес.

— И где же он делся?

— Ушел.

Неверие скользнуло во взгляде, внезапно сменившись страхом.

— Он… призрак?

— Можно и так сказать. Но скорее разновидность духов — это ближе к истине.

Он пытался отыскать для меня определение. Честно пытался, но материалистам это сделать очень трудно.

— Кто ты?

Я не люблю давать себе конкретного определения. Прежде всего, я — маг. Специализируюсь на целительстве. И это самое главное, что кому бы то ни было нужно знать.

— Дарен, я тебе не враг.

— Я не знаю кто ты! Но вся эта чертовщина мне не нравится. СОВСЕМ не нравится. Я сыт ею по горло.

«Ты мне тоже не нравишься» — он не сказал, но это было очевидно.

— Верю. Но что делать?

— Я видел призрака. Это была ты?

— Я.

Он смотрел на меня, сверля взглядом.

— Вытяни болт из арбалета. И медленно, чтобы я видел.

— Сначала ты. Положи нож около двери.

— Нет. Так не пойдет.

Я выдохнула.

— Предлагаю компромисс. Ты оставляешь нож на пороге, я — арбалет на кровати. Садимся за стол без оружия.

Дарен криво улыбнулся. Переговоры, понимаешь.

Я добавила:

— И учитывай тот факт, что я буду без оружия, а ты в два раза сильней меня. Так что перевес на твоей стороне.

— Ладно, — сказал Дарен, когда его молчание, уже казалось, перерастет в отказ.

Когда он медленно, следя за моими действиями, положил нож на пол, я сползла с кровати. Дарен опустил взгляд вниз и на мгновение расслабился. Моя рубаха задралась, и я поспешила исправить оплошность.

Он сидел на корточках, зафиксировав руку над ножом. Я сделала маленький шаг. Сердце гулко прыгало в груди. Ладони стали влажными. Если он схватит нож и кинется на меня, я успею выстрелить. Если стрела попадет не в сердце, то он сможет дотянуться до меня. Если в сердце, то не сможет.

Он поднялся на ноги. Я сделала еще шаг. Под моей ногой скрипнула половица, отчего мы оба напряглись. Дарен шагнул в ответ. Стол был на расстоянии вытянутой руки. Я вытащила стул и замерла, ожидая его действий. Он повторил мои движения. Мы почти одновременно сели. Ну что ж, приступим к конструктивному диалогу.

Попытаться оправдать себя для начала? Потом объяснить на уровне грубых сравнений, далеких аналогий. И напоследок, чтобы приукрасить свою истинную суть рассказать про мою бескорыстную помощь? Мелко, глупо, пошло.

Кратко не получилось. Дарен перебивал меня, задавая вопросы, где-то кивал, соглашаясь, где-то качал головой.

— …так что, всё не так страшно, как ты думал.

— Угу. Все гораздо хуже.

И это притом, что я щадила его и оберегала от травмирующих деталей.

* * *

Среди склада книг я выбрала нужную, исписанную мелким почерком отца.

— Наш мир — одиннадцатый в цепочке обитаемых миров этой галактики. Первые десять миров потерпели серьезные разрушительные изменения. Чаще всего из-за самонадеянных магов. Но были и другие независимые причины. Фауна этих миров очень разнообразна и опасна. Вот посмотри, — я положила книгу на стол, развернув на странице с заголовком «Гомолускус». — Тварь Амброзии, шестого мира.

Дарен развернул к себе рукопись, пробежавшись по странице. Молча, принялся листать страницы.

— Ты сказала, что всего одиннадцать миров. Где еще два? Почему их нет в книге?

— Отец говорил, что они не подлежат анализу. Они просто есть, в них можно спуститься, но оттуда не возвращаются, — прогнав нахлынувшие воспоминания, я добавила, — Это не столь важно сейчас.

Я взяла со стола еще одну книгу «Мифы и предания».

— Вот здесь описывается древнее оружие богов. Как утверждает автор, способное останавливать время, рушить стены. А вот это, — я указала пальцем в рисунок, — артефакты, которыми, по моим сведениям, владеет император. Очень мощные вместилища Силы и знаний. Скорей всего они хранятся во дворце в охраняемом помещении. Если ими можно воспользоваться, это могло бы помочь.

— Вижу, ты хорошо подготовилась. Только зачем это всё? — он окинул взглядом книги, и также мои старания ввести его в курс магических штучек.

— Эти знания оберегаются и передаются только избранным. Ты же не думал, что я перед тобой распинаюсь забавы ради?

Он ухмыльнулся на мою колкость, отодвинул книгу и откинулся на скамье.

— Объяснять или сам догадаешься?

Он сощурился. Ухмылка стала мстительной. Он готовился мысленно втыкать в меня иглы.

Ему лет двадцать пять — двадцать семь. Учился он в последний раз лет десять назад. И, наверное, считает свою учебную стезю давно пройденной. А тут я со своими тайными знаниями. Не готов он. Не нужно ему это. Вникать, познавать что-то новое, пересматривать свои взгляды на мир. О чем я только думала?

— Зря я. Забудь, это глупости все книжные, — я закрыла «Мифы», подтянула к себе…

— Ну нет. Так не пойдет, — он вернул книгу на место.

— Каждая ложь содержит капельку правды. Тем более, что здесь — точные описания как убивать их, и прочее. Я посмотрю.

— Я тебе итак расскажу, как их убивать. Спрашивай.

— Ты все утро и полдня копалась в своих талмудах. Теперь моя очередь, а ты собирайся. Как стемнеет — нам в путь. Если ты забыла.

— Хорошо. Смотри, — я пожала плечами.

Как маленький, честное слово. Отбери скучную игрушку и потянется за ней с удвоенным рвением.

Я собиралась. Дарен изучал книги.

Вчера, выслушав мою отповедь, он выдвинул мне ультиматум. Хочу-не-хочу, я должна исполнить указ императора. Во-первых, потому, что маг. Во-вторых, потому что приказывает мне император. Также, чтобы доказать свою невиновность — вслух он не говорил об этом. Но это читалось между строк.

«Кто он такой, чтобы ему подчиняться? Еще несколько часов назад — путник в мир теней» — примерно так я решила, услышав его претензии.

Я была в такой злости, что выбежала, хлопнув дверью. И не только. Я оставила его одного на всю ночь. Мне нужно было подумать. И да, хотелось испытать его силу духа.

Моркл лютовал, выла волчья стая. Светила почти полная Калла. Он мог в любой момент убраться из моего леса…

Я сидела на обрыве, у подножия двухсотлетнего дуба, корни которого свисали над заросшим оврагом, и думала. О том, что должен найтись тот, кто проявит сознательность, кто захочет остановить войну. Ведь это была война, (политическая или идеологическая — не знаю) инструментом которой выступили хищники Нижних миров. Должен найтись тот, кто оценит ситуацию. Хищники чужих миров полностью изменят флору и фауну нашего мира, перевернут устоявшийся порядок. Что последует потом? Новые болезни, вирусы, голод — экологическая и биологическая катастрофа. Должен найтись способ исправить ситуацию. Или хотя бы смягчить.

И чем больше я думала об этом, тем яснее понимала, что никого нет. Нет никого, кто бы смог исправить ситуацию. Да, есть Дарен. Обычный воин, пусть и с крайней везучестью. Вот он бы подошел на роль героя. Ему бы знания и Силу! Он бы смог.

Чем больше я думала, тем острее понимала, что это мысли труса. Нужно хотя бы попытаться. Если Дарен так хочет восстановить справедливость и наказать виновных, то я могла бы помочь ему. У меня есть знания, которые могут помочь в истреблении чужеродных хищников. Знания можно передать и использовать на благо Элини. Может, этого мало, но иногда малость играет ключевую роль.

Если, конечно, Дарен выдержал ночь в Чарующем лесу…

А потом я летала, купалась в свете Каллы, в густой листве, в высокой влажной траве. Возможно, в последний раз.

По возвращении к избе с первыми лучами старого Эндимиона оказалось, что дверь заперта изнутри. Первую дверь в сени я открыла сама. Со второй дверью мне помог Путята. Дарен спал за столом над книгой отца, положив арбалет перед собой с натянутым болтом.

Путята толкнул ухват и тот с грохотом полетел в щель между печью и стеной. Дарен проснулся, и что ожидаемо, выстрелил из арбалета. Болт угодил в дверь. Теплая встреча.

Молча, я схватила арбалет и, выйдя в сени, закинула его на чердак. Чердак был застелен сеном, поэтому я не боялась повредить оружие.

С взаимной неприязнью мы смотрели друг на друга, пока я укладывалась спать. Он проявлял удивительное упрямство, вознамерившись исполнить указ императора. Подумать только, даже ночь в Ведьмином лесу не испугала его.

— Я не собирался убивать тебя.

— Знаю.

После обеда, когда мы оба выспались, поели, пришлось вновь вернуться за «стол переговоров».

— Значит, эти твари обитают в восьмом мире. Как они тогда попали сюда?

— Птерозавры? — я отвлеклась от выбора между стеганным покрывалом и шерстяной рубахой. С собой нужно было взять минимум вещей для удобства в дороге.

— Птерозавры, птерозавры, — гады эти летающие.

— Были открыты границы между мирами. Часть из них перетянули сюда, остальных скорей всего вывели. Маги нашего мира.

— Кто конкретно ты не знаешь? — Дарен спрашивал с полным пониманием того, что я знаю, но ему не скажу.

Я мотнула головой. Моир обещал дать весточку, если узнает что-то новое о нарушении границ. Но пока архимаг не объявлялся.

— Хорошо. Значит, их перетащили и вывели. Так же, как вот этого.

— Все возможно.

Он вздохнул, тяжко, со смирением.

— Я понял. А ты?

— Немного. Мало информации.

— Ты на чьей стороне?!

Я стиснула челюсть. Сам знает, что ни на чьей.

Отсутствие нормального транспорта для меня являлось проблемой. По ту сторону Южтимского океана в Моне, где я прожила большую часть жизни, ходили поезда, а в крупных городах, трезвоня на зазевавшихся прохожих, бегали желтые трамвайчики. Но здесь в империалистическом государстве вопрос о строительстве железнодорожных путей был закрыт еще до официального предложения от проектировщика. Оказались затронуты интересы крупных конезаводчиков, лиц приближенных к императору. Отринув удобство, за чаркой водки властители народа решили оставить всё как есть, и выкинуть блажь о поездах из головы. А нам, простым смертным, приходится передвигаться пешком или на лошадях.

— Пойдем пешком. Рядом с Кутяпово расположился военный гарнизон. Там лошадей одолжим.

— До Кутяпово десять верст. Ты в курсе?

— Угу.

— У меня есть идея получше, — уже с полчаса лесовик торчит в сенях, не решаясь прервать наш разговор, — Путята, проходи в дом.

Дверь приоткрылась. В проеме возник лесовик. Шаркая лаптями, он зашел в дом. На голове у лесовика красовалась соломенная шляпа, местами подгнившая, с торчащей из краев соломой. Шляпа принадлежала огородному пугалу. Зачем он её натянул?

— Добрый день, гостю и хозяйке.

— Не такой он и добрый, — ответила я.

Дарен напрягся, косясь на Путяту.

— Ты нашел лошадей? — я обратилась к лесовику.

— Нашел. Только они как почуют меня — деру дают, — ответил лесовик со злостью и обидой одновременно.

— Ладно, мы их сами поймаем. Ты со мной? — я обернулась назад.

— Да. Только… пускай он держится подальше от меня! — в его глазах проглядывал страх.

— Я здесь останусь. Чтобы не смущать никого, — сказал лесовик и крикнул нам вдогонку:

— На ручье они, у ключа!

Мы поймали лошадей на ручье, как и подсказал Путята. Напившись, наевшись и успокоившись, они рвали дикий клевер. К нам отнеслись благосклонно, и особо не сопротивлялись новым хозяевам.

В седельных сумках я обнаружила мужскую одежду, запасы еды и брагу. Дарен заметно обрадовался перспективе одеть чистую одежду. А она была действительно чистая, что, учитывая её владельцев, было подарком. На радостях он хлебнул из фляги и положил брагу поближе к себе.

Помимо всего вышеперчисленного в тайном кармашке сумки Дарен нашел документы офицеры лейб-гвардии императора. Документы принадлежали поручику Оганянцеву К.Л… Прочитав имя, Дарен помрачнел.

— Я знал его.

Выходило, что наемники украли лошадей гвардейцев. На что они рассчитывали? Что все забудут об офицерах, которых они обокрали? А может, не ровен час, еще и убили. В любом случае наемники просчитались.

Помимо лошадей — еще большего подарка судьбы для осуществления наших безумных планов — Дарен задумал, во что бы то ни стало, вернуть свою амуницию и оружие, оставленные на поле сражения. Я попыталась его отговорить, но он, словно бык, уперся рогом в косяк и ни в какую.

Я могла бы сказать ему правду, что в одиночку у него не было шансов на успех. Но услышав это, этот твердолобый тип, пошел бы один.

Мы приторочили сумки с одеждой и едой к седлам и привязали лошадей поближе к границе купола. По возвращении с поля братской могилы нам оставалось только вскочить в седла и поехать.

Почему мы не дождались дня? Дело в том, что Дарен настаивал отправиться как можно быстрей. Будто от того, чем быстрее мы попадем в Крашень, зависит судьба мира.

Кроме того, хищники Нижних миров привыкли охотиться в любое время суток. Многие из них ориентируются на острый слух. Другие по запаху. Дневной свет им не помеха, если они голодны. Так что особой разницы днем бы мы поехали или ночью не было. И я согласилась.

 

Глава 8. Вылазка за снаряжением

Ночь черным саваном лежала над землей, призрев надежду на прохладу. По воздуху был разлит запах душистой травы и полевых цветов, трещали кузнечики. Если лечь на спину и закрыть глаза, то можно представить, что вокруг прекрасная беззаботная летняя ночь. Ночь, без трупов солдат, и без аждархида, сбитого и лежащего в десяти шагах от нас.

Как выяснилось нами только что, к птеродактилям, хоть и крупным, но довольно глупым падальщикам, присоединились аждархиды. Аждархиды относились к семейству птерозавров, но были их венцом, королевским видом. Я видела их лишь однажды, на Обрыве Скользких Вершин мира Элтан, месте их безраздельной власти. Острые клыки, когти длинной в пол кисти и широкие крылья, позволяющие быстро достигать добычу. Кроме того, аждархидов отличал высокий интеллект.

Я лежала в высокой траве, стараясь дышать как можно тише. Сердце стучало слишком громко, казалось, если аждархид прислушается, то услышит его стук. Дарен лежал рядом, на расстоянии вытянутой руки. Птерозавр кружил вокруг нас, кидаясь на малейший шорох.

Птеродактиль решил испытать свою силу и напал. Я его сбила болтом в глаз. Но на жуткий ор, производимый подыхающим хищником, прилетела взрослая самка аждархида.

А шли мы на то самое поле, кишащее ящерами, и заполненное разлагающимися трупами. Лошадей мы оставили в моем лесу. Потом заберем. Хотя, насчет «потом», я начинаю сомневаться.

Арбалет лежал в траве слишком далеко, чтобы успеть дотянуться. Болт зажат в моей руке.

Хищница пронзительно кричала, когда кидалась к мнимой цели. Когти, задевая траву, рубили её не хуже наточенной косы.

Распарывая воздух, она пронеслась над нами, едва не задев траву, в которой мы прятались. Меня обдало жарким порывом ветра от крыльев. Я должна успеть!

Переставляя непослушные руки, я поползла к арбалету. Где он подевался, леший раздери его!?

— Нашла? — Дарен подполз следом.

— Нет… где он делся?

Наши поиски нарушил отчаянный крик, полный боли и злости, пробирающий до глубины души. Внутреннее зрение окрасило мир ярко-голубым светом, с белесыми тенями травы. Черное небо куполом висело над землей.

Слава Великой Силе!

Хищница наткнулась на ежа, словившего мышь себе на пропитание. Попытка птерозавра схарчить колючую зверушку и вылилась в крик.

— Вот он! — я схватила арбалет, лежащий рядом с нами.

Дрожащими руками я засунула стрелу в желоб, зафиксировав на пружину. Хищница, выплюнув ежа, взметнулась вверх. Злость красным туманом обволокла её зеленое тело. Белые без зрачка глаза нашли долгожданную цель. Нас.

— Стреляй! — крикнул Дарен.

Я выстрелила. Болт вместо головы распорол кожистое крыло.

Тварь, взвизгнув, кинулась в мою сторону.

Я упала в траву.

— Держи! — я кинула арбалет Дарену. Шнурок, перетягивающий мешочек с болтами, завязался мертвым узлом. Выдрав шнурок, я кинула мешок Дарену.

— Что ты задумала?

— Когда она решит, что я у неё в руках, то взлетит вверх. Не прозевай!

Хищница быстро сокращала расстояние между нами.

Поднявшись с колен, я побежала. Трава мешала, цепляясь за ступни. Хищница, раскрыв рот в молчаливом крике, летела за мной. Когда она опускала крылья, раздавался хлопок. «Давай, еще чуть-чуть. Уже близко» — обращалась я к Дарену, подбадривая себя тем, что он все поймет без слов. Я направленно бежала к оврагу. У Дарена будет удачная возможность выстрелить. И желательно попасть в голову. Великая Сила, я даже не знаю хорошо ли он стреляет! От этой мысли у меня заныло в области груди.

Я бежала изо всех сил, но птерозавр по скорости намного превосходил меня. Особенность аждархидов подниматься вверх в момент броска на жертву, я знала давно. Но не думала, что когда-нибудь поставлю свою жизнь на неё.

Хищница была близка, слишком близка. Легкие разрывались от неправильного дыхания. Я дышала ртом. И дышала слишком быстро. В ушах стучала кровь.

Я должна успеть! Овраг залег черным пятном. Еще немного. Птерозавр раскрыл две грозди заточенных когтей и взметнулся вверх.

«Дарен, ну что же ты? Стреляй!» — хотелось мне крикнуть, но горло пересохло.

Не успеваю… Где же? Где же!? Я прыгнула в долгожданный кукушкин овраг, птерозавр упал следом. Перед тем как мои руки почувствовали твердую почву, глухой выстрел болта раскроил воздух.

Птерозавр грохнулся о землю где-то наверху. Раздался хлопок. Дарен всадил в неё еще один болт. Я посмотрела вверх. Но кроме черного неба и крутого обрыва ничего не было видно.

Внизу оказалось мокро и сыро. Я стояла на карачках, по шею в болоте. Каждый вдох обжигал горло, а выдох сковывал легкие тисками. Жижа стекала с волос прямиком в воду.

Когда разгоряченное после бега тело поостыло, я полезла на холм. Подняться на ноги было выше моих сил. Я вскарабкалась на травяной берег болота и, раскинув конечности, обмякла на земле.

— Верна? — позвал Дарен.

— Я здесь.

— Ты сама вылезешь?

— Да. Сейчас.

Болотная жижа пропитала насквозь мои сапоги, брюки и даже рубашку.

Стерев с лица болотную тину и отжав волосы, я полезла наверх.

Дарен вырос надо мной, вглядываясь в глубину оврага. Наклонившись, он схватил меня за руку и все-таки помог.

У птерозавра из живота сочилась кровь. Болт застрял в позвоночнике, распоров кишки. Без этого болта я как-нибудь обойдусь. Второй болт угодил в сердце.

Став уверенно на ноги, я высвободилась из его рук.

— Тебе не стоило рисковать своей жизнью.

— Нет, не так. Нам не стоило сюда тащиться, тогда бы рисковать не пришлось.

— Там мое оружие.

— Ах, да, точно! Забыла совсем!

— Я тебя с собой не тащил.

— Знаю! Все моя глупость, да жалость… — я прикусила язык.

— К кому? К людям? Договаривай раз начала.

Из глотки аждархида вылетел хрип. Мы одновременно обернулись. И почему я сразу не проверила? Парализованные болтом конечности безвольно лежали на земле, но глаза смотрели цепко. Их иссиня-черную глубину заполнял разум. Я опустилась перед самкой на колени. Дарен стал у меня за спиной, не вмешиваясь. Должно быть, он считает мое поведение безрассудным. Но мои поступки продиктованы исключительно рациональностью и определяют меня саму.

На шее аждархида был повязан шнурок с амулетом подчинения.

Я обхватила ладонями её голову и развернула к себе. Она открылась мне сама. Даже не пришлось взгляд её ловить. Высокоорганизованное существо, хоть и хищница. Разборчива в пище. Может отличить дикое животное от домашнего. На людей не охотится в принципе, потому как считает себя выше этого.

На темно-зеленый сумрак её сознания накладывались флюиды прозрачно-синего волеизъявления. Чужая воля порабощала волю хищницы. Причем поводырь, настраиваясь на аждархида, перестарался и, теперь умирал, вместе с ней.

От сознания протянулись прочные надежные связи, образуя сеть. Связи имели обратную силу, поддерживая сеть в постоянном информационном контакте.

— Прости, что не могу вылечить, что не могу пойти с тобой. Твой путь завершится достойно, — я полоснула ей по шее ножом, быстро, наотмашь. Жизнь покинула её взгляд, оставив тусклый отпечаток в остекленевших глазах.

— Уходим! — я была слишком взволнованна. Дарен возражать не стал. Так же, как и расспрашивать об увиденном.

 

Глава 9.Погоня

Появления остальных аждархидов долго ждать не пришлось. Небо утыкали пять темных точек. Летели птерозавры низко, но увидеть меня не должны. Ночь все-таки.

Разделиться было самое разумное в сложившихся обстоятельствах. Тем более, когда от каждой минуты зависят наши жизни. Я отправилась в Чарующий лес, чтобы забрать лошадей и сразу тронуться в путь. Дарен пошел за своим оружием и амуницией.

Я вскочила на лошадь. Вторую схватила под уздцы, и обеих пустила в галоп. Конский топот разрывал тишину ночи, но тревожило меня другое. Тревожила меня безопасность Дарена. Не какое-то неврастеническое опасение, а предчувствие опасности, которая буквально закручивала его в плотный непроницаемый кокон.

Услышать поработители аждархидов меня не должны, они слишком далеко. Увидеть тоже. Я держалась лесной полосы, к тому же, собиралась гроза.

Небо опустилось очень низко, почти касаясь старых сосен. Раздался гром. Листва понурилась; букашки, птицы и звери смолкли и попрятались в укрытия. Нам бы тоже засесть в укрытии, а не играть с удачей на собственные жизни.

Резким шепотом меня догнал дождь и накрыл стеной ливня. Крупными каплями вода била по лицу, спине, плечам, затекала за воротник. Где-то в лесу ломались тонкие ветки, наполнялись канавы.

Ворвавшись в черноту леса, я осадила коней. Буйство стихии закончилось так же быстро и внезапно, как и началось. Во вновь наступившей тишине слышалось перешептывание мокрых листьев и неясные шорохи леса.

Над головой, сбивая с макушек листья, пронеслись крылатые туши. Их звериный крик, осязаемо лизнул меня по спине. На мгновенье среди звуков вселенной остались хлопки крыльев и топот копыт.

Твари были довольно неуклюжи для охоты в лесу. Их широкие крылья мешали протиснуться между часто посаженными деревьями. Но чем случай не шутит.

На поле боя неизбежно наступает время падальщиков и мародеров. Можно с уверенностью утверждать, что норлуки — одни из этих категорий, любители легкой добычи. Но сколько их еще, приманенных запахом гниения?

Самый голодный и глупый норлук попытался достать меня: он спикировал вниз, ломая тонкие ветки, и застрял где-то на полпути до земли. Я продолжала мчаться вперед. Высокие гневные крики и треск веток говорили о его голоде лучше слов. Пока более умные собратья парили над лесом, застрявший норлук продолжал рваться вниз. Распахнутые крылья цеплялись за тесно растущие ветки. Эта клетка его долго не продержит.

Звон метала и обрывки мужских голосов долетели сквозь шум, издаваемый птерозавром. Ад сорвался с цепи? Или я сошла с ума?

Этого не может быть… Просто не может быть! Не может быть все так плохо!

Дарен крутился волчком, нанося удары. Крепкие мужики в плащах с нашитыми листьями, ветками и кое-где вымазанные комьями земли, окружали его с трех сторон.

Высокие кусты Иван-да-Марьи пригнулись под весом двух мужских тел в закамуфлированных плащах. Тела лежали неподвижно. Головы неестественно запрокинуты, перерезанные глотки раскрыты в молчаливом крике. Уже пустые тела, души которых покинули этот мир.

Я сняла с луки арбалет и зарядила его.

— Эй!

Разбойники обернулись. Одному это стоило жизни. Чертыхнувшись, они продолжили сражение, атакуя Дарена теперь с двух сторон.

Усеянное шрамами лицо оглянулось на меня:

— Сучье отродье, молись, чтобы я убил тебя быстро! Сдеру кожу, пущу по кругу… — договорить он не смог. Дарен, выбив саблю у второго из рук, развернулся и проткнул его мечом. Что-то хрустнуло. Окровавленное острие на секунду мелькнуло из груди и со скрежетом скрылось внутри.

Стрелять в опасной близости от Дарена я не решилась. Приходилось просто наблюдать.

Второй подобрал саблю и, смотря из-под лба, жадно и с предвкушением расправы, бросился на Дарена.

— Сзади, берегись! — крикнула я.

Дарен кувырком откатился вправо, лишив противника возможности нанести подлый удар. Они закружились, делая выпады, подсечки, тычки.

Крутанувшись, Дарен упал на колено. Его меч скользнул по кольчуге мародера, но раны не нанес. Мародер по инерции сделал два шага вперед, но развернуться не успел. Дарен, поднявшись, развернулся и нанес смертельный удар в грудь.

С мародерами было кончено. Как следствие, разбавляя сумрак астрально-ментального поля, народилась сила смерти. Перед взорами умерших возникла старая цыганка в яркой цветастой одежде, с браслетами-украшениями.

Дарен запрыгнул в седло, отвязал поводья от луки, страховочную веревку от седел.

— Давай уносить ноги!

Я почти слышала тонкий переливчатый звон монет на её браслетах. Цыганка с нежностью смотрела на убитых, лежащих гуттаперчевыми куклами. Интересно, кого напомнила покойным цыганка? За жизнь они совершили много зла, но Смерть их встречала, как любимых внуков. Души убитых покинули тела. Цыганка-Смерть наметила им направление и те скользнули по нему.

— Да, хорошая мысль.

Лошади мчались во весь опор. Я впереди. Дарен следом. Самая разумная позиция, учитывая, что я знаю близлежащие леса вдоль и поперек.

Норлуки оставили нас в покое, переключившись на более легкую пищу. Сегодня было столько неудач, что по закону случайного выбора нам должно было повезти. Этот факт наглядное тому подтверждение.

Адреналин бурлил в крови. Мы проскакали через мост. Судя по воплям, доносившимся с противоположной стороны Крутейки, твари прочно осели за папортниковой рощей. Можно было повернуть удачу в свою сторону. Для меня одной этот фокус бы удался. А вот в компании чреват. Потому как, для одного — удача, для второго, учитывая ситуацию, — смерть.

Не сбавляя скорости, мы выскочили из-под хрупкой защиты леса. Нас ждал сюрприз. Дорогу преграждали крылатые головы размером с дыню, перерезанные пополам. Где вторая половина головы оставалось только догадываться. Ни глаз, ни рта в привычном представлении не было. Три дырочки только.

— Что за хрень? Верна, что это?

— Я не знаю.

— Надо валить отсюда как можно быстрее.

Дарен пришпорил лошадь. Я тоже. Из черноты деревьев вышли тела собак. Вместо головы была горизонтально срезанная челюсть с белыми слюнями. Тела стояли и ждали. Порхающие половины голов подлетели к собакам и опустились им на челюсть. С хлюпающими звуками два отдельно двигающихся организма соединились в один.

— Что ты там возишься?! — крикнул Дарен с дороги.

Я должна была это увидеть. Пришпорив свою смирную послушную лошадь, я направилась к Дарену.

— Тебе что жить надоело? — это было скорее возмущением, чем вопросом. Потому я оставила его без ответа. Животные не поддавались классификации. Они были совершенно отличны от тех, что я знала. Уровень двух первых Нижних миров. Тут было над чем подумать… потом.

Тучи успели рассеяться, оставив после себя рваные дымчатые облака. В чернильной поверхности небосвода загорелись бриллианты звезд. Выглянула Калла, набросив на подвластные богатства синеватую тень. Калла была большой и фиолетовой, и своим видом будоражила кровь. В Моне верят, что за тысячи лет до рождения второй звезды, Калла была живой и плодородной и жили на ней волшебные существа, Иях, которых оберегала богиня Кайя. Они должны были поклоняться Кайе, петь ей хвалебные песни, за что им была дарована способность питаться её Силой, летать на дереве Ирх и творить волшебство. Когда Калла погибала, богиня, чтобы уберечь свой народ, переселила двух существ на Элини.

Мама любила рассказывать мне сказки про Иях. Волшебные существа были внешне похожи на людей. Отличали их только глаза — перламутровые белки без радужки и зрачка. Иях проказничали по ночам и любили заглядывать в окна к тем, кто не спал. Детей, не желающих ложиться спать, часто пугали, что к ним придут Иях и заберут с собой.

Почему Калла погибла, мифы Мона умалчивают. Лишь несколько дней в декаду Калла освещает ночь своим сиянием. В остальное время, чистыми звездными ночами, виден её огромный испещренный вулканами и каньонами серый бок.

Центр меня, где-то между желудком и позвоночником, скручивался одновременно от возбуждения и суеверного страха. Наверное, Иях, когда поклонялись своей богине Кайе, испытывали схожие чувства.

«Псы» следовали за нами хвостом, то отставая, то нагоняя вновь. Убитых точным броском ножа или выстрелом сородичей они съедали. Наваливались кучей и жрали. Причем ели по очереди. Напоминает древний обычай у криотов. Племя верило, что, съев останки умершего, они получают чужую силу.

— Закончились?

Дарен всматривался в подвязанный к моим брюкам мешочек. Метательные ножи, которые он взял на поле, кажется, все, что у него были, он вогнал в «собак». Некоторые «собаки» так и бежали с торчащими из них рукоятками.

— Еще пять. Но на всех не хватит — будет лучше приберечь их.

Дарен впился в меня проницательным жгучим взглядом, с которым выбивают признания, лишают жизни и читают чужие мысли. Он бы смело наплевал на мои предположения и расстрелял всех, кого смог. Или заставил того, у кого арбалет и болты.

От долгой скачки и напряжения во время стрельбы у меня тряслись руки. Именно по этой причине я не стала больше стрелять в них, как и отдавать арбалет Дарену. Лучше сосредоточиться на тропинке, которая виляла из стороны в сторону.

Мы свернули к болотам, где нет жилых поселений. Не хватало еще привести голодную псарню к людям.

Облака затянули небо, проглотив Каллу и вместе с ней свет.

Близился рассвет. Чернота вокруг стала гуще, казалось, протяни руку и она свернется козьим пухом в кулаке. Глянцевые блики черной воды раздражали. Когда ничего не видишь, начинаешь ориентироваться на полутени, а мерцание — только отвлекает.

Интуиция меня направляла по безопасной тропинке. Впрочем, места здесь были дикие, но не гиблые. Хотя суеверные селяне предпочитают обходить болота стороной, лишь изредка захаживая за ягодами и грибами.

Лошади мчались во весь опор. Крепкие нам попались лошади: больше четырех часов на ходу, и не взмокли.

— Дарен, здесь недалеко заброшенный замок.

— В этих болотах?

— Да.

— Ты что-то не договариваешь!

— Тебе лучше не знать.

Он просверлил меня взглядом.

— Что С этим Чертовым Замком Не так?!

— Не знаю, ходят слухи…

Как бы сказать помягче?

— Слухи? И это говорит мне ведьма?… в смысле… ведунья?

Почему ему проще назвать меня ведьмой? Еще одна загадка природы?

— У тебя есть другие предложения? — В голосе против желания прозвучала обида.

— Верна, брось, я же оговорился!

Я не обернулась.

— Ладно, замок так замок… Других вариантов все равно нет, — буркнул Дарен.

Действительно.

— За тем бугром сворачиваем в лес, — сказала я.

— За которым? Их здесь десятки.

— Как доберемся — покажу.

Мшистый, мягкий и влажный покров под копытами лошадей сменился сухим, твердым лесным покровом. Редкие тонкие деревца встречали нас молчаливыми привратниками. Лес спал. Или вымер? Где же эта тропинка, о которой мне все уши прожужжала Любаша? Выходит, что я поставила две жизни на слова маленькой девочки, знавшей о тропинке с чьих-то слов… Да, глупо получилось.

— Куда дальше?

Лошади переминались с ноги на ногу, выписывая круги от страха.

Я вглядывалась в кромешную темень. Два засохших дерева, перекрестившись стволами, торчали слева от меня. Крестом расположенные деревья являлись тем знаком, от которого пролегала заветная тропка.

— Вон смотри — крест! — ответ вышел чересчур пылкий и радостный. Я отвела глаза и подавила вздох облегчения.

Сооружение, расположившееся в виде тоскливой косой тени на холме, язык бы не повернулся назвать замком. Даже капитальный ремонт не исправил бы положения. Половина замка отсутствовала: о её былом существовании напоминали полуразрушенные стены, съехавшие вниз под углом.

Складывалось впечатление, будто огромная дубина приземлилась на край замка, одним ударом развалив камень. Развалины окружала кирпичная крепостная стена, которая выпадала из общей картины разрухи. Стена свидетельствовала о наличии хозяина.

Псы, не смотря на справедливые ожидания, выбрались из топи в полном составе. Они смотрели на нас терпеливым взглядом хищника, ждущего кормежки. Я содрогнулась.

— Я думал, не выберутся, — Дарен говорил тяжело, с отдышкой.

Я тоже. Но вслух не сказала.

— Ты не видишь вход? — спросила я.

Замок располагался на холме, окруженном лесами. Трудно угадать в каком месте располагаются ворота. Зависит от времени постройки, также от личных предпочтений владельцев. Возможно, на восточной стороне…

— Нет. Мы слишком далеко, — ответил Дарен, когда я уже не надеялась на ответ. Твари дышали тяжело, хриплым мокротным дыханием — казалось, прямо в затылок. Треть от погони отсеялась, зато остальные будто хотели компенсировать слабость товарищей. Под налепленной лоскутами кожей прокручивались стальные мышцы.

До стены оставались считанные минуты. Лошади, хрипя, напрягали остатки сил, таща себя и нас. По моей спине текли ручьи, рубашку хоть выжимай. Сама себе я напоминала ученика на татами, которому на первом же занятии дали донельзя сильную нагрузку и он бедняга в шаткой боевой стойке решает сбежать или все же дождаться окончания урока.

Да, форму я подрастеряла. Но до отчаяния было далеко.

Стена была сложена из крупных брусков гранита. И ни единого намека на дверь! Я развернула Смирную вдоль стены, сжав бока бедного животного так, что у самой свело икры. Дарен оказался между мной и стеной. Смирной приходилось балансировать на границе обрыва. Погоня уменьшилась вдвое. Я боялась даже думать куда они подевались.

— Кажется, эти уроды разделились! — озвучил мое опасение Дарен.

Мы объехали добрую половину стены. Я задыхалась. В груди словно надули шарик и наполнили кипятком. Впереди послышался топот и тяжелое дыхание. Они вот-вот сомкнут цепь. О, Калла, только не это! Внезапно в стене образовался просвет.

— Сюда! Заворачивайте сюда! Скорей!

Я резко развернула Смирную, врезавшись в Дарена и едва не выбив его из седла. Сама не помню как влетела в крошечный проем вместе с лошадью, и умудрилась не свернуть себе шею. Массивная дверь громыхнула, щелкнул засов… и не один.

Голос принадлежал сгорбленному старику в длинной робе, подпоясанной цепью.

— Рад что представилась возможность встретиться, Верелеена, — сказал старик. Голос не соответствовал его возрасту. Скорее он мог бы принадлежать средних лет мужчине: раскатистый, чистый, незамутненный хрипами и одышкой — обычными приметами старости.

— Вы знакомы? — Дарен нетерпеливо поравнялся со мной, одним видом намекая, что для разговоров не время.

— Мы не знакомы… — ответила я старику.

На спекшемся яблоке лица черным светом горели ясные живые глаза, как омуты для доверчивых путников.

Несмотря на старческую сгорбленность, старик держался с аристократическим достоинством.

— Я наслышан о тебе, — он смотрел только на меня, — но на встречу не рассчитывал, тем более в таких обстоятельствах.

Он развернулся и похромал к узкой отвесной лестнице на крепостной стене. Только сейчас я заметила: у него на цепи болтался мешок с длинными болтами, раза в два больше моих.

Не сговариваясь, мы с Дареном спешились и за ним. Старик, не оборачиваясь, взбирался по неудобной лестнице вверх, на стену.

— И что, Вы тут в одиночестве живете? — Дарен лез впереди меня, норовя заехать мне пяткой в нос.

— С недавних пор у меня гости. Правда, боятся они, поэтому отказываются выходить.

Между бойниц был приделан огромный арбалет. Минусом таких арбалетов являлось то, что двигался он в основном вертикально и лишь слегка по горизонту.

— Чувствуете? — он отвлекся от прилаживания стрелы и повел носом, словно пытался унюхать очень тонкий аромат.

— Что именно? — Дарен оглянулся вокруг и многозначительно посмотрел на меня.

— Верелеена, разве ты не ощущаешь границы?

— Границу чего?

— Нет? — в голосе прозвучало разочарование, — Прислушайся, ты почувствуешь.

Под стеной возились твари. В остальном было тихо. Слишком тихо. Можно было сказать, что воцарилась просто мертвая тишина. Такая тишина бывает перед бурей, либо перед рассветом, когда у природы самый крепкий сон. Обычное явление природы, ничего особенного. Старик не стал бы заострять на нем внимание. Только если…

По замку было разлито напряженное ожидание свободы. Рассвет здесь для кого-то играл роль тюремщика. Силы ночи, силы тьмы, своеволия и хаоса отступают — воцаряется свет, порядок.

— Сейчас Эндимион взойдет, — я посмотрела на черноту вокруг.

У старика расширились глаза. Он ждал продолжения. Я молчала, осматривая горизонт.

Старый Эндимион восходит первым, через триста восемь минут — Молодой Акидон.

Твари недовольно заурчали.

— Если мы хотим прикончить их, то не будем медлить. Или рассвет будем встречать?

Одно неуловимое движение планеты и чернота сменилась серым утром.

При свете дня твари смотрелись еще более дико. Шкура была словно склеена из заплесневелых, местами в струпьях, тряпок кожи с жуткими участками скукожившегося меха. Я зарядила арбалет и прицелилась. Вместо глаз на меня глядели две крошечные дырочки, стянутые по краям гладкой кожей. Руки задрожали. Быстрый выдох и стреляю. Сбоку просвистела стрела и угодила точно в голову твари. Я дернулась окаменевшим от перенапряжения телом и вышла из ступора, в котором пребывала. Тварь взвизгнула и замерла, распластавшись в полевых цветах. Остальные твари сбились в кучу, и словно после краткого совещания, дали деру.

— Возьми, — я пихнула Дарену в руки арбалет. Он без вопросов схватил оружие. Убивать, защищая свою жизнь, я еще могу, мне приходится.

Стрела сорвалась с пружины и угодила в затылок гибрида, петлявшего среди высокой травы. Дарен зарядил снова арбалет. «Лоскутники» мчались к топи.

— Нет. Далеко, — сказал Дарен и опустил арбалет к ногам.

— Думаю, не стоит здесь задерживаться, — сказал старик.

Дарен присел.

— Ты как? В порядке? — Он хотел дотронуться до меня — его рука зависла над моей спиной — но передумал.

Я посмотрела ему в лицо. Но увидела там совсем не то, что ожидала — в нем ясно читалось сочувствие и… облегчение.

— Все нормально.

Я встала с корточек и заметила нечто странное. Окна замка были забиты с внутренней стороны досками, кое-где полностью заложены кирпичом.

— Надо поторопиться, — старик озвучил общую для всех мысль.

Мы схватили лошадей под уздцы и пошли к замку. Конечно, можно было запрыгнуть в седло и преодолеть путь гораздо быстрее. Только запрыгнуть было еще труднее, после часов непрерывной скачки.

Преодолев половину пути, я натолкнулась на неправдоподобно густой воздух и застыла в нем. Сердце дернулось, а потом забилось быстрее обычного. Духота проглотила меня, пробуя на вкус влажным шершавым языком. Я пересекла невидимую границу, которая пыталась оттолкнуть меня, выбросить наружу. Движения казались медленными, как под водой. Я оглянулась на Дарена. Его лицо взмокло и покраснело — он был в состоянии близком к удушению и двигался так же медленно, как и я.

Хозяин замка спешно хромал в нашу сторону. Когда он пересек границу, то я смогла не только дышать, но оказывается, и вновь слышать. Мощные приближающие хлопки, раздражающие крики, ржание перепуганных лошадей и голос старика — звуки ворвались в мое сознание с бешеной силой. Я покачнулась. В небе, в ста пятидесяти маховых саженях от меня, летел птеранодон.

 

Глава 10.Заброшенный замок

Ящер вошел в пике. Видимо, он задался целью, во что бы то ни стало поймать нас. Вряд ли у него это получится. Старик, судя по защитному куполу, подготовился к встрече с нежелательными гостями.

Обменявшись с Дареном взглядами, мы отвели лошадей поближе к траве. Вряд ли им перепадет овса, хотя было бы неплохо накормить усталых животных.

В небе, над нашими головами раздался высокий протяжный крик. Я оглянулась. Ящер повис над пустым двором в защитной прослойке, головой вниз. Купол его не пускал. Защитные силы душили непрошенного гостя и мне совсем не хотелось на это смотреть. И слушать тоже. Однако не буду ханжой: смотреть со стороны все же лучше, чем удирать от кровожадного хищника.

Мы привязали лошадей у коновязи с обрушенной стороны замка. Под защитой купола им ничего не грозит.

Старик не стал нас дожидаться. Дарен дернул ручку на себя. Массивная, оббитая железом дверь с тяжелым вздохом отворилась.

— Помоги мне, — сказал старик и принялся подтаскивать к двери тяжелый каменный засов. Дарен взялся с противоположного конца, и они вместе уложили его на штыри.

Подождав пока глаза привыкнут к темноте, я вошла в гостевую залу замка. Её центр прожигала черная дверь. Она притягивала внимание подобно магниту — была пропитана черной магией. Очерчивая дверь ровным прямоугольником, по стене и на полу, вились крупные виргалейские руны.

— Ну и дверь, — высказал свои подсознательные опасения Дарен.

Гостевая была в таком же запущенном состоянии, как и двор. Окна заколочены досками. Освещение — пыльные лучи дневного света из щелей и догорающие опалки свечей. Из обстановки — длинный обеденный стол, стулья и потертое кресло, стоящее само по себе.

В комнате была тяжелая гнетущая атмосфера. Страх витал в воздухе и клеился ко всему живому, как сорная трава, которая растет на огородах.

С затемненной половины залы доносилось чавканье, прерываемое сухим немощным кашлем. Тот еще антураж.

Глаза, наконец, привыкли к мраку, и я смогла разглядеть в силуэте крупного мужчины сгинувшего на болотах купца Погодина. Он был живехонек и вполне здоров, только бледен… впрочем, как и все присутствовавшие.

— А, графиня!.. — Купец сузил поросячьи глазки. — Какими судьбами? Для нас такая честь принимать у себя столь известную особу. Может, колданете и испепелите тех людоедов за воротами?! — он брызгал слюной и махал рукой так сильно, что казалось удивительным, что он до сих пор не вывихнул руку или не захлебнулся.

— В другой раз.

Он захихикал, но поймав взгляд старика, подавился своим ехидством.

За столом на двенадцать персон сидели еще трое. Сюрприз неприятный во всех отношениях. Помимо щуплого мужичонка с бегающими глазками, которому подходила роль служка по мелким поручениям, за столом сидели Высокий и Конопатый. Они оторвались от поедания костей и переглянулись.

— Это же та ведьма, наверняка, — намеренно растягивая слова, произнес Высокий.

Конопатый смотрел, распахнув глаза.

— А она ничего. Мила-а-ашка, — сказал Высокий и облизнулся. В чертах его простецкого лица проступило вожделение.

Конопатый хрюкнул.

— Проходите. Будьте желанными гостями в моем доме, — сказал хозяин замка.

Высокий вытер рукавом жирный рот и, сделав знак Конопатому, встал из-за стола.

Дарен вытащил меч. Я боролась с желанием сделать то же самое.

— Капита-а-ан, — сказал Высокий, словно ругательство. — Давненько не виделись.

Огромная ладонь коснулась моего лица. Кожа покрылась мурашками, а волосы на затылке встали дыбом. Невидимые пальцы прошли сквозь меня и двинулись к Дарену. Они обследовали всех присутствующих и остановились на Высоком. Он даже не заметил вторжения.

Конопатый снова хрюкнул.

— Теперь ты не такая сильная и быстрая?

Поразительно, что он, с виду тупая машина для исполнения приказов, правильно разобрался в том, что случилось около моей избы.

— Тебе лучше заткнуться. Или я отрежу твой болтливый язык, — ответил Дарен.

Я вытащила кинжал и стала вровень с Дареном.

Высокий заржал. Конопатый тупо смотрел то на меня, то на Дарена.

— Прекратите! — прошипел хозяин замка так громко, что его шипение разошлось эхом. Гремя цепью, он встал между нами, — Я же говорил, что в моем доме следует соблюдать тишину… — он переводил взгляд с одного лица на другое и пытался подобрать слова так, чтобы все поняли.

— Держать отрицательные эмоции под контролем, — помогла я старику высказать мысль.

Старик с надеждой посмотрел на меня.

— Я знал, что ты поймешь.

Пол содрогнулся от сильного толчка. Если здесь имеются подвальные помещения, а я уверена что они здесь есть, то толчок мог идти оттуда.

В комнате стало душно, будто кто-то выкачал кислород до последнего глотка.

— Что находится за той дверью? — я не могла оторвать взгляд от черной двери по центру глухой стены.

— Богор.

Это скопление духов, которых держат в заточении и используют для личных, чаще аморальных целей. Когда духов не пускают к Прародительнице, возвращаться к которой заложено при рождении, они дичают. Так или иначе, а финал у этой истории один: духи разрывают связь с Матерью, набирают силу и выходят из-под контроля. Я отвернулась от старика. Знакомство вдруг резко перестало быть приятным.

— Что это значит? — Дарен спросил так, чтобы услышала только я.

— Что мы зря сюда свернули, — сказала я.

Высокий протиснул ладонь в штаны и оттянул тугой ремень, который поддерживал круглое пузо.

— Не бойся, малышка, я позабочусь о тебе, — сказал Высокий и осклабился.

— Верелеена, я могу надеяться на твою помощь? — старик буравил меня своими черными глазами. Воцарилась тишина.

— Смотря в чем.

— Я хочу освободить их.

— Поздно спохватились.

— Знаю, — ответил старик с покаянием.

Освободить, означало просто напросто выпустить их немногим раньше на волю. Если таким образом старик надеялся на прощение, то он, либо ослаб рассудком, либо задумал что-то, что еще крепче их привяжет к его воле.

— Мне надо подумать.

— У меня всё готово к ритуалу.

— Всё?

Он кивнул, не отрывая своих магнетических цепких глаз от моего лица.

Мужичок, который на протяжении всего разговора сидел за столом, заерзал на стуле и зашелся сухим кашлем.

— Мне надо выспаться, тогда мы сможем взвесить наши силы.

Его плечи опустились, будто он долгое время нес непосильную тяжесть, которая внезапно испарилась.

— Тогда до ночи.

— Опустите мечи — пока вы под моей защитой, вы в безопасности, — сказал старик. Он посмотрел на Дарена тяжелым змеиным взглядом.

Мы опустили оружие, но не убрали.

— Можете занять комнаты на втором этаже в конце коридора.

Хозяин замка сел в кресло.

Мы пошли к лестнице. Внутри меня все дрожало.

— До встречи, милочка, — донесся голос Высокого.

— Держи себя в руках, гавнюк, — рыкнул Дарен и развернулся обратно, чтобы добавить аргумент повесомее, но я, схватив его за локоть потащила к лестнице.

Мы поднялись на второй этаж. Было темно, хоть глаз выколи. В конце коридора одинокий, с иголку, луч пробивался из забитого окна.

— Он хочет убить того мужичка, — я говорила очень тихо, так чтобы не услышали внизу.

Дарен остановился.

— Ты думаешь? — мы сгрудились в углу, как что-то замышляющие дети, только сейчас это не казалось забавным. Противный липкий пот растекался по спине.

— Наверняка. Ты видел, он слабый и, Великая Сила, мне кажется, он знает, что его хотят убить.

— Расскажи-ка все по порядку, — сказал он угрожающим голосом.

Мы по-прежнему держали клинки наголо, время доверия к хозяину замка и его обитателям прошло.

— Старик занимается черной магией. За той дверью он насильно удерживает духов и тот толчок — это богор, скопище духов, пробует свою силу в физическом мире. Дверь является сдерживающим элементом, но, я думаю, ненадолго.

— Что он хочет от тебя?

— Думаю, он надеется запечатать дверь кровью жертвы, а я должна усилить «замок», — я усмехнулась.

В наступившей тишине было слышно лишь дыхание Дарена.

— А ты можешь справиться с духами без жертвы?

Я опасалась отвечать вслух. Меня не покидало ощущение, что нас подслушивают.

Вместо слов я покачала головой, отрицая.

Он какое-то время не шевелился, потом резко выдохнул и, я бы подумала, упал духом, но это было не так. Скорее короткая передышка, чтобы осмотреться.

— Думаю, нам надо поспать пару часов и выбираться отсюда, — сказал Дарен после тишины, которая грозила взорваться от потока сдерживаемых эмоций.

Мне не хотелось задерживаться в замке ни одной секунды, но здравый смысл победил.

— Да. Так будет лучше. Я мертвецки устала.

Мы пошли вдоль коридора, разрубая сгущенную темноту клинками.

— Почему ты сказал тогда, что не знаешь меня?

Он напрягся.

— Может, я не хотел, чтобы ты попала в их компанию.

— Вот как?

Что-то неуловимо изменилось в том, как он разговаривал со мной. Хочется верить, что больше я не кажусь ему беглецом из преисподней.

— Они мерзавцы каких еще поискать. Дерьмо на ножках, одним словом.

Мы уперлись в тупик. Раньше в конце этого коридора было окно — ныне кирпичная кладка. Напротив друг друга расположились двери с врезными замками.

— Мы можем ночевать в одной комнате.

Я вопросительно посмотрела на Дарена.

— В этом нет необходимости.

Он проигнорировал мой ответ.

— Я серьезно. Будет безопаснее, если я буду рядом.

— Я их не боюсь и могу за себя постоять.

Он хотел сказать что-то неприятное для меня, но не решился.

— Ладно. Если что, я — напротив, — он показал большим пальцем на дверь позади него и вошел внутрь.

Моя комната представляла собой тесную квадратную коробочку с затемненными углами и узкими полосками дневного света сквозь забитое окно. Я закрыла дверь на ключ, который был встроен в круглую ручку. Одно радовало — в комнате было прохладно. Я упала на кровать, которая занимала почти всю комнату. Глаза слипались. Перед тем как заснуть я собиралась обдумать план своих действий, но сон затуманил голову и утянул в свои уютные объятья.

* * *

 

Стало вдруг очень неудобно лежать, будто на меня упал потолок. Ни вздохнуть, ни повернуться. Самым страшным оказалось, что обрушение здесь не причем. Я дернулась, но тот, что лежал сверху, был тяжел, огромен, и вдобавок, от него воняло помойной ямой.

Мои руки он прижимал к подушке, скручивая ежовой хваткой. Свободной рукой он шарил у меня под рубашкой. Его липкая борода колола мне кожу, в то время как слюнявые губы облизывали шею. Я хотела крикнуть, но голос застрял где-то в районе желудка.

Он нащупал грудь и сжал сосок колючими толстыми пальцами.

— Проснулась, дьяволица? — его голос был так же отвратителен, как и его руки, — Сейчас повеселимся!

Я заорала и дернулась изо всех сил. То же самое, что пытаться сдвинуть с места скалу. Меня бросило в жар от страха и отвращения.

— Убери свои грязные руки! — я попыталась просунуть коленку между его ног, чтобы врезать ему хорошенько, но он меня опередил. Прыгнув на мне, так что чуть не раздавил, он втиснулся между моими ногами.

— Тебе нравится? — Он облизал мне плечо и полез вниз. Ощупывая, хватая до боли, он пытался снять мои штаны, только мешал пояс.

Я задыхалась под его весом. Говорить приходилось из последних сил.

— Ты что, недоумок, не умеешь штаны снимать? — он замер, продолжая тяжело дышать, — Как же ты справляешь нужду? Прямо в штаны?

Я могла ожидать какой угодно реакции, но только не такой. Он вгрызся в меня зубами. Я продолжала орать до тех пор, пока он не вытащил челюсть из моего плеча. В коридоре послышался грохот и треск ломающегося дерева. Как я могла забыть? Там же Дарен, и он может мне помочь.

Высокий снова дернул за пояс. Затрещали швы. Чему он был очень рад, судя по рычанию.

Из коридора доносились крики и отголоски завязавшейся драки.

— Колян задержит капитана, пока я не закончу с тобой. Ты должна быть наказана за то, что сделала, сучка!

У меня же есть оружие, очень острое оружие, которым можно отрезать кое-кому яйца. Проблема в том, что кинжал подо мной в спинных ножнах.

В дверь кто-то врезался. Послышался хруст то ли дерева, то ли костей.

Вспомнив об оружии, я почувствовала тупую ноющую боль в спине. Ножны, о которых я забыла, втыкались в позвоночник, грозя переломать его в поперечнике.

— Твоя взяла, — я пыталась сказать надломленным тоном, — ты слышишь! Я сдаюсь! — я перешла на крик, чтобы отвлечь его от разрывания и стягивания моей одежды.

— И что? Нужны мне твои сдаюсь! — он засунул руку под рубашку и ухватился за грудь, больно сжимая её. Я задержала дыханье, опасаясь послать его матом.

— Если б ты сказал… я могла бы… добровольно.

Он заржал, окатив меня ароматом нечищеных зубов.

— Мне и так неплохо, — он принялся усиленно тереться затвердевшим комком мне между ног и перешел к следующей груди.

— Могло бы быть… гораздо… лучше, — голос мой больше напоминал полузадушенный, но Высокий поверил.

Чтобы ему быстрее думалось, я обвила его ногами.

— Какой ты горячий!

Он ослабил хватку.

— Ах ты, сучка, а строила из себя недотрогу! — «сучка» звучало, словно комплимент.

Он отпустил мои руки, задрал рубаху и принялся стаскивать с себя штаны.

— Раздевайся, — он сказал так, будто оказывал мне честь.

В коридоре снова что-то грохнуло и ударилось в дверь. Треснуло дерево. Я заметила блеск лезвия, которое вылезло из двери. Время замедлилось. Следующие события я помню в отрывочной последовательности. В комнату кто-то вошел.

Высокий обернулся на шум. Превозмогая мышечную дрожь, я выхватила кинжал.

— Блуд! — крикнул Высокий. — Блуд!?

Я с размаху резанула по его шее. Меня обожгло чем-то горячим и скользким. Над ухом раздался горловой булькающий крик.

Черный силуэт вырос в полный рост. Я неимоверным усилием высунула ногу из-под Высокого, который стал еще тяжелее, перекатилась по кровати и свалилась на пол. В голове зашумело. Я хотела только одного, чтобы это поскорее закончилось, и чтобы этот силуэт держался от меня подальше. Я вжалась в стену. Руки стали горячими, словно я их окунула в кипяток. Как горячо! Кипяток двинулся к локтям, предплечьям. Мужчина двигался ко мне, огибая кровать.

— Стой! Не двигайся! — мне, казалось, я крикнула изо всех сил, но не услышала собственного голоса. Рукоять кинжала, которую я сжимала так сильно, что перестала чувствовать пальцы, превратилась в магму. Я выбросила вперед руку и отпустила кинжал. Кинжал остался висеть в воздухе. Я чувствовала связь с кинжалом так остро, будто он до сих пор находился в моей руке. Черный силуэт попятился. Я развернула кинжал острием к нему. В любую секунду лезвие могло проткнуть человека.

В дверях появился еще кто-то. В его руке дрожала свеча, освещая складчатое одеяние. Свеча оторвалась от блюдца, зашкварчала, задымила, но послушно полетела к скрытому чернотой лицу мужчины. Свет был до того ничтожный, что рассмотреть лицо было невозможно. Сплошные черные тени на желтом лице. Надо больше света. Огонь вспыхнул и оплавил свечу.

Дарен закрылся рукавом, но я успела разглядеть, что это именно он. Именно в его шею было направлено острие.

Кипяток вытек из меня мгновенно, оставив лишь жжение на кончиках пальцев. Кинжал свалился на пол. Огонь потух.

— Я думала, это не ты, — теперь я слышала собственный бесцветный голос.

Старик испарился. А приходил ли он?

— Прости, я бы никогда, никогда… Прости, — я вглядывалась в его лицо, вновь скрытое темнотой, и пыталась разобрать его выражение.

Дарен опустился рядом со мной.

— Вставай, я помогу тебе, — Дарен подхватил меня на руки и посадил на кровать. Брюки сползли мне на бедра лохмотьями.

— Все закончилось, слышишь? — он еще пытался утешить меня, после того как я чуть не убила его.

Он прижал меня к себе дрожащими руками. Моя голова сама опустилась на его плечо, и он стал меня гладить по макушке. Наверное, он ждал от меня истерику. Только глаза мои были сухи, голова пуста, а душа безразлична ко всему.

— Я его убила… Он ведь умер?

— Да, можешь не сомневаться.

Он говорил мне в ухо, щекоча дыханием. В его объятиях было очень уютно. Против воли я стала обращать внимание на лишние детали: его запах, колючие щеки, мягкие губы, которые могли бы меня целовать. Наверное, это извращенство в такой ситуации.

— А второй?

— Тоже мертв.

— Старик. Он приходил сюда? — спросила я, машинально посмотрев на дверь.

Темнота стала гуще, и увидеть что-либо в ней было сложно обычным зрением.

— Приходил, а потом ушел.

Я встала с его колен и попыталась собрать штаны в единое целое. Ничего не вышло. Скинув их на пол, я осталась в рубахе, которая прикрывала ягодицы, и трусах. Сапожки должны стоять с той стороны кровати.

Ноги были слабыми и будто не моими.

— Что он с тобой… в смысле…

— Ничего. Не успел.

Пошатываясь, я одела сапоги, стараясь не смотреть влево, где около кровати огромной темной кучей лежал Высокий.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да. Бывало и похуже.

Я подобрала валявшийся на полу кинжал и вышла в коридор. Находиться в комнате стало невыносимо.

— Надо убираться отсюда, — сказал Дарен. Он закрыл дверь. Темнота по сравнению с прошлым разом стала гуще.

— Сейчас день или ночь?

— Думаю, что ночь. Темнее как-то стало.

Под ногами прокатилась судорога, будто под замком заворочался до этого спавший крепким сном гигант. Я покачнулась и чтобы не упасть оперлась руками о стену. Сердце испуганно ёкнуло и понеслось гонять кровь в учащенном темпе.

— Что это значит? — спросил Дарен. Меч уже поблескивал в его руке. Он с трудом, но, кажется, смог удержаться на ногах.

— Только не это. — От страха свело дыхание. — Богор освободился! — я оглянулась в слепую темноту коридора, залегшего перед нами.

Настроиться на внутреннее зрение, чтобы хоть в чем-то опережать противника, не получилось. Голова закружилась, появилась тошнота, не имевшая ничего общего с недомоганием. Подобные симптомы кричали об энергетическом истощении, до которого как я надеялась еще далеко. Сейчас, когда мне так нужны мои силы, я их растратила впустую. К тому же, едва не убила Дарена. Угрызенья совести — я согласна на них, лишь бы избегать непоправимых ошибок.

— Что случилось? — он придвинулся ближе ко мне, пытаясь угадать мои мысли.

— Я на нуле. У меня истощение и мы можем рассчитывать только на наше оружие.

Стены задрожали мелкой дрожью, которая перешла в толчок, сбивший нас с ног. Все обиды и раздражение как рукой сняло. Единственными звуками в наступившей тишине было наше учащенное дыхание, которое казалось слишком громким, как бой курантов в обеденной тишине Мона. Я боялась пошевелиться. В последнее время я так часто обращалась к магии, что сейчас чувствовала особенную уязвимость, будто вышла из дома голой.

— Давай уберемся отсюда, — сказал Дарен, вставая и хватая мою руку.

— Если сможем, — добавил он чуть слышно и усмехнулся.

По правой стороне прокатилась мощная вибрация, словно огромный червь пронесся внутри туннеля в стене. Мы побежали. Тряска и быстрые толчки сопровождали нас вплоть до лестницы.

Длинная крутая лестница вела себя хуже самого дикого быка. Временами я теряла ориентацию в пространстве: лестница приобретала размыто-золотистую окраску, как при свете Эндимиона, и начинала уходить из-под ног. Пару раз Дарен подхватывал меня, но в основном я падала… Или мне казалось, что я падаю, потому что через минуту лестницу поглощала тьма, а я стояла на месте, сжимая пальцы обоих рук на кинжале.

— Ты как? — голос Дарена был сухой и хриплый. Но это мелочи. Главное мы преодолели лестницу. Ноги подкашивались — я прислонилась к холодной поверхности стены. Сам Дарен выглядел так, будто его сейчас стошнит.

— Еще не решила, — мысль оборвалась. Я продолжала стоять с открытым ртом. Только сейчас я сообразила, что смотрю внутренним зрением. От этой мысли живот скрутился в трубочку.

Комната, некогда служившая гостиной, купалась в золотисто-желтом свете. На полу валялись подсвечники, опалки свечей, осколки посуды и вилки. Черная дверь была приоткрыта, а стол, занимавший почти половину комнаты, стоял на потолке. Два стула, которые, наряду с остальными десятью, как и положено стульям, стояли рядом со столом, со скрипом выдвинулись из-за стола.

Они приглашали нас за стол. Шутили, прекрасно сознавая, что естественным образом принять приглашение мы не могли. Не могли ответить на «вежливость». Мы были лишними, потому что были живыми. Значит, заслуживали злость и возмущение хозяев.

Дарен, как загипнотизированный, наблюдал за стульями, которые начали выезжать один за другим, будто соревнуясь. Он, как и я, сейчас видел в физической тьме. Тогда, возможно, у нас есть шанс выбраться. Духи еще только осваиваются, пробуют свою силу и разбрасываются ею, как грязью.

— Держу пари, что его держат духи. Они хотят напугать нас, — я обращалась к Дарену обычным голосом. Потому что как бы тихо я ни шептала, они все равно услышат.

Он задержал на мне взгляд, и я впервые поймала себя на том, что невероятно приятно чувствовать его взгляд на себе.

— Что?

— Стол. Он стоит на потолке, потому что духи держат его за ножки, так же как и стулья.

Его глаза приобрели нормальный размер, но он продолжал смотреть на стол.

— Они что хотят нас ТУДА усадить?

— Возможно, — я пыталась сохранять хладнокровие, но почему-то ноги стали деревянными и прошиб пот. Высота потолков была внушительная — больше четырех косых саженей.

Стулья, предназначенные для нас, упали на пол и разлетелись в хлам. Я отскочила назад, загородив лицо рукой.

Когда я вновь посмотрела наверх, стулья не шевелились. Парадный вход был завален кирпичами, обломками мебели и землей. В углу этой вспученной кучи лежал хозяин замка. Его лицо покрывали синяки и кровоподтеки, рука беспомощно свешивалась с живота. Я обвела взглядом комнату, ожидая в любой момент увидеть перед собой призрака. Стены были целы. Откуда тогда взялись кирпичи?

Я поймала взгляд Дарена и кивнула на старика, которого скрывала тень от завала.

— Надо проверить, жив ли он, — сказал Дарен.

— Да…

Мы продолжали стоять. Во рту пересохло, рукоять кинжала скользила в мокрых ладонях, а в ушах стучала кровь. Замок кишмя кишит одичавшими призраками, на уме у которых хрен знает что. За стенами замка «лоскутники» плюс, возможно, ящеры. Но это всё потом. Сейчас надо пересечь полкомнаты.

Я пошла первая, предощущая каждой клеточкой своего тела удар стула по затылку, будто чертова мебель уже врезалась в меня. Дарен шел позади. Хочется верить, прикрывал мне спину.

— Если бы они хотели нас убить, то уже убили бы, — сказала я.

Он не ответил. Меня саму эта мысль нисколько не утешала.

Старик лежал на спине, приобняв здоровой рукой поврежденную руку, которая выглядела отмершей. Пульс слабый, но прощупываемый. Жив. На виске глубокая полукруглая вмятина, из которой просачивалась кровь. Если б у меня были силы, возможно, я бы вылечила его.

Мое запястье кто-то больно сжал хваткой удава. Я дернула руку на себя, но жилистая рука с сухой шершавой кожей держала крепко. Старик приоткрыл глаза, которые даже сейчас излучали порочную силу.

— Я проиграл, — сказал он хрипящим голосом. Он зло усмехнулся, будто издеваясь сам над собой, — Они хотят помучить меня, перед тем как убьют! Но ты тоже не выйдешь.

Он кивнул в сторону черной двери и застонал от резкого движения головой. У меня все внутри обмерло. Из двери на меня смотрела чернота, глухая и зыбкая, как трясина, из которой не выбраться назад.

Старик засмеялся ненормальным кудахчущим смехом.

Я с силой дернула руку на себя.

— Отпусти, — сказала я и поймала себя на том, что мой голос единственный звук в давящей тишине.

— Я не хочу умереть в ИХ компании, не хочу! — прошептал старик. Его сухая ладонь стала влажной. На покалеченном виске запульсировала вена, отчего усилилось кровотечение.

— ОТПУСТИ меня, — я пыталась делать вид, что могу в любой момент выдернуть руку, что ситуация под контролем. И понимала, что моя угроза схожа с детским лепетом.

Дарен опустился на одно колено и взвел меч над рукой старика.

— Если не отпустишь, то придется отрубить, — Дарен не шутил. В комнате стало еще тише. Он замахнулся мечом…

Старик разжал пальцы и попытался спрятать руку в складках своей робы. Я вскочила на ноги, но вздохнуть с облегчением не успела. Легкие скрутило стальным обручем. Ноги оторвались от пола и меня очень больно швырнули о стену. Перед глазами запрыгали слепящие красно-желтые круги. Я была готова отключиться. Дарен подхватил меня под мышки и потащил за собой, чем помешал хлопнуться в обморок.

— Давай, шевели ногами! — Дарен.

— Невежливо так быстро уходить, — прокаркал тягучий до чесотки, гнусоватый голос.

Голос отражался эхом от обглоданных каменных стен.

Составляя адский дует, старик снова рассмеялся булькающим смехом.

Мы достигли противоположной стены, кажущейся безопасной.

— Хотите выбраться?

Складывалось впечатление, что призрак стоял в проеме черной двери, ростом с дверной проем.

Мы промолчали. Вопрос-ловушка.

— Конечно, хотите. Вижу, что хотите. Если хотите, ТО ОТВЕЧАЙТЕ, КОГДА К ВАМ ОБРАЩАЮТСЯ!!! — меня приморозило к полу. Казалось, для того, чтобы пошевелиться надо приложить огромное, нечеловеческое усилие.

— Чего ты хочешь? — спросил Дарен острым, как бритва, голосом.

Меня окутал ощутимый, как дуновение ветра, скользкий смех призрака.

— Я собираюсь оказать щедрую услугу одному из вас. Кто это будет, решите сами.

— Какую услугу?

Неужели это я сказала?

Черная дверь открылась, мягко, без скрипа, будто её периодически смазывали.

— Выпущу на свободу.

Мы переглянулись с Дареном.

— Кто ты, чтобы давать такие обещания? — вопрос задал Дарен.

— Я скромный слуга, который пытается вам помочь.

— Скромный слуга с возможностями хозяина, — сказала я.

— У вас есть некоторое время, чтобы решить, кто уйдет, а кто останется.

От многолетнего заточения, похоже, у него съехала крыша. Комната затряслась. Над головой, обсыпая пылью и грязью, прополз червь.

— Свобода. СВОБОДА, — он причмокнул, — как звучит сладко. Вслушайтесь: сво-бо-да. Итак, КТО?

Червь достиг центра потолка, где стоял стол. Мебель затряслась и еще один стул сорвался вниз. Мы находились на безопасном расстоянии, но я все равно дернулась.

— Уходи ты, — сказал Дарен. Он смотрел на дверь, стремясь увидеть говорящего.

— Нет.

— Уходи, пока не передумал.

Он мне угрожает? Вот глупый.

— Так, передумай! — я повысила голос.

— Легко! — сказал Дарен и пошел к двери. Вот и умница.

Дойдя до середины комнаты, он обернулся.

— Давно хотел спросить, в кого у тебя настолько упрямый, дурной характер?

Сердце билось где-то между горлом и ушами. Воздух стал душным, будто шерстяным одеялом укрыли в жару с головой. Странная, медленная песня из вздохов, протяжных отголосков, похожих на завывание ветра на крыше, пробивалась сквозь толстый камень пола.

— Это так важно сейчас?! — Песня просто наваждение. Песня всего лишь наваждение.

Он пожал плечами.

— Ну, раз мы больше не увидимся, — он произнес это так, будто рассуждал о погоде.

Я сглотнула. Перспектива умереть через несколько минут предстала в ином, более обыденном свете.

— Думаю, в деда.

Бывший хозяин замка хрюкнул и снова рассмеялся, но на этот раз приглушенно.

— Ты совершаешь ошибку, — сказал призрак. Я приняла его слова на свой счет.

— Имею право.

Из нутра замка, из погребов, я услышала страдающие безумные голоса. Они просили о помощи — одни шептали, другие срывались на тревожный птичий крик.

Дарен побледнел и решительным, немного ломанным шагом вернулся ко мне.

— Хватит игр, убирайся отсюда! Слышишь! — он кричал, стараясь заглушить хоровое пение призраков.

Ещё один стул сорвался с потолка и грохнулся на то место, где только что стоял мой защитник. Я поплелась на шатающихся ногах к нему навстречу.

— Бросай его! Бросай! — говорящий призрак отбросил вежливый тон.

Дарен обхватил меня, зажав мне руки, и поволок к черной двери.

— Что ты делаешь! Я… я не уйду одна!

— Уйдешь!

Старик лежал неподвижно в луже крови, которая собралась под запрокинутой головой в неестественном для живого положении.

— НЕТ!

Я укусила Дарена за шею. Но укусила слишком гуманно. Он меня не отпустил, а только ругнулся. Я вырывалась изо всех сил. Когда до черной двери оставалось меньше шести локтей, Дарен споткнулся и мы упали на пол.

— Как мелочны эти люди, как низки.

— Ты прав, брат. Он хотел её бросить. Хо-тел!

— Да, это низко.

— Останется он!

Дарен пихнул меня к двери. Все волосы на теле встали дыбом. Дверь была черна, но черна не от краски или времени, а от крови. Стены, пол, потолок пронзали древние символы, которые утратили свою силу.

— Он заслуживает смерти.

— А ты как думаешь, Фельдери?

— Пускай оба остаются.

— Нет! Ты не видел??

Дарен сидел на полу, ощупывая голову. Прежде, чем он успел подняться, я навалилась на него со спины, обнимая.

— Бежим вместе, — я шепнула ему в ухо, опасаясь, что меня подслушают.

— Нет!

— Они играют с нами. Им нравиться мучить нас. Давай, уходим!

Мы подорвались с пола и побежали к двери. Черная дверь с грохотом захлопнулась перед нашими носами. Тряска, стоны, ползание червя — все звуки оборвались и словно остались по ту сторону заклятой двери. Наступила тишина, прерываемая только нашим дыханием.

Ноги будто приросли к полу.

Водяная субстанция сбила нас с ног, подняла над полом, и стала сжимать легкие холодом, методично так, и проникновенно. И это мой конец? Вместе со смертельным холодом в вены моих тонких тел втекала Сила. Смерть и жизнь. И я на этой грани. Надо мной же вязь из рун, воротами разделяющая эти великие начала. Надо только заставить их вновь работать, разжечь. Я воззвала к огню, вкладывая Силу в будущее пламя. Сквозь голубоватый воздух руны ожили и засветились огнем. Сначала тлеющим на углях, но постепенно разгорелись, накалились. Сила, так бездарно выбрасываемая духами, стала действовать против них. Древнее заклятие, державшее богор в подчинении, вновь обретало силу.

Потолок перед глазами сделался черным, а место тупому злому отчаянию уступила боль и тишина. Я ждала продолжения, но ничего не происходило.

Дарен лежал на полу, стискивая ребра рукой, и старался вмять боль в себя, так чтобы даже стон не вырвался.

— Верна? — голос хриплый, но принадлежит ему.

— Я здесь.

Он встал, поставил меня на ноги и позволил держаться за его покусанную шею.

Темнота была настолько густая, что я не видела собственных рук. Голоса, наконец, заткнулись.

Рука была пуста и легка. Должно быть, кинжал отлетел в сторону. Без него я тоже не уйду.

Я прокашлялась, чтобы говорить громко и четко.

— Я думаю, что настала пора нам уйти. Будет благоразумно с вашей стороны не препятствовать.

Ответом мне стал нервозный рефлекс Дарена, который сжал мне локоть так сильно, что кости затрещали. Я выдернула руку. Мне захотелось пнуть его, но я справилась с этой слабостью.

— Откройте, эту хренову дверь! — мой крик утонул в безграничном пространстве укутанной в ночь комнаты.

Двойная дверь медленно распахнулась, напоследок грохнув об стены. Послышался легкий навязчивый шепот сотен голосов. Они не хотели отпускать нас. Некоторые возмущались, некоторые просили остаться.

Мы пошли в ту самую трясину, которая заполняла узилище духов. Про себя я считала шаги и молилась о том, чтобы они не могли прочитать мои мысли. Я задела ногой какой-то предмет, который с металлическим лязгом проехал вперед. Сохраняя ритм, я подобрала свой кинжал. Дарен ни о чем не спрашивал, только чересчур крепко сжимал мою ладонь. И правильно делал.

Сворачивать с пути, сомневаться, даже нуждаться в помощи воспрещалось.

Я выставила перед собой кинжал, чтобы не врезаться в стену лбом.

Мы шли и шли. Казалось, проклятой комнате не будет конца.

Сердце гулко стучало в ушах. Мне хотелось уменьшить его громкость, так как начинало казаться, что я могу прослушать собственную смерть. Хотелось предостеречь, посоветоваться. Но произнести что-то вслух, также как сбиться с ритма, означало, нарушишь негласные правила игры.

Кинжал врезался во что-то твердое, по звуку похожее на камень. Я высвободила свою ладонь из руки Дарена и потрогала стену. Шлифованный камень. Здесь должна быть еще дверь. Пока я искала выход, Дарен нашел его первым. Нащупал раньше, разбежался и со всей дури врезался в стену.

Снова отошел. Прежде чем он попытался вышибить стену, я успела потрогать её. Дерево. Сырое, мягкое, значит, есть шанс разломать его. Когда Дарен в очередной раз врезался в стену, дерево хрустнуло.

Я замерла, ожидая удара от призраков. Но было тихо. Только стук собственного сердца. Я тоже разогналась, но толку от меня было чуть. Я растерла плечо и уже вдвоем с Дареном мы принялись выбивать дверь. С пятой попытки выломался кусок, открывая путь к свободе. Свет резанул по глазам.

Дарен подтолкнул меня, чтобы я лезла первая. Шестое чувство, как любят говорить люди, мне подсказывало, что первым должен быть он. Я одернула его руку и толкнула вперед. Он упирался, но полез. Внутри все сжалось. Если мои предположения верны, то я спокойно выберусь следом. Однако предположения — есть предположения, а факты неумолимы и порой жестоки.

Пока пролезала через дыру, расцарапала спину и затылок.

Снаружи был серый угрюмый вечер, но воздух! Воздух был свеж и вкусен, как никогда в жизни! Небо было затянуто грязно-синими облаками. Совсем недавно прошел сильный ливень, оставив после себя влажные стены и лужи.

Под ногами валялись осколки кирпичей. Мы находились в разрушенной части замка, откуда выбраться можно без проблем. Страх, как цепляющийся мохнатыми лапками паук, ослабнув, оторвался от сердца.

— Кажется, мы свободны, — сказала я, первой нарушая негласное правило. Теперь оно не работало.

— Если доберусь до столицы, поставлю свечку храмовникам! — ответил Дарен.

Он меня обнимал, чтобы я не упала на сколотых мокрых камнях. Свалиться вниз на, пускай, крутом спуске, было бы очень обидно. После того, как мы выбрались из преисподней живыми и практически невредимыми.

Горизонт был чист. В радиусе видимости на полях и близ лесов движения хищников не видно. Мог ли их распугать богор? Нет, это вряд ли.

Лошадей мы обнаружили на том же месте, где и оставили. Они нервно похрапывали. Когда я подошла к Смирной и хотела отвязать узду, лошадка попыталась цапнуть меня за пальцы. Я вовремя отдернула руку. Кажется, она сильно переволновалась. И её можно понять, учитывая происходящее в замке безобразие.

Из седельной сумки я достала флягу с водой. Сбросив грязную рубашку, я принялась отмывать с лица и шеи кровь. Знаю, что кровь отмывается плохо, но я должна была попытаться хотя бы создать видимость чистоты.

Дарен, спасибо ему за тактичность, занимался собой и своей лошадью.

Переодевшись в чистую рубаху и старые кожаные штаны, которые хорошо защищают ноги от крапивы и колючих веток, я вновь почувствовала себя живым человеком. Учитывая прошлые ошибки, я заправила штаны в сапоги и приладила с внешней стороны небольшой нож. Мне понадобилось столкнуться с мерзким мужиком, чтобы набраться опыта собственной безопасности. Хорошо бы еще пару ножей на руки и один на пояс. Чем больше, тем лучше. Только у меня небольшая проблема: нехватка ножен и ножей.

У Дарена с этим дела обстояли лучше. На поле битвы он не только успел отбиться от мародеров, но и запастись оружием.

Напоив лошадей из корыта со сточными водами и покормив их лепешками, мы сами наскоро перекусили и отправились в дорогу. Хотелось скорее покинуть это проклятое место. Я несколько раз проверила, как ходит кинжал в наспинных ножнах, прежде чем мы пересекли черту купола. Я взяла Дарена за руку, на тот случай если понадобится моя помощь. После смерти хозяина замка давление в куполе ослабло. Какое-то время защита будет работать, но без подпитки скоро развеется.

Моя помощь не понадобилась, но отпускать его руку не хотелось. В груди разливалось тепло. И чем дольше наши руки были сомкнуты, тем теплее становилось на сердце.

Ворота были открыты. Хорошо, что помимо нас замок удалось покинуть еще кому-то. Плохо, что за воротами нас ждали испытания такие же жестокие и опасные.

 

Глава 11. Заслон

Старым трактом мало кто пользовался. Молодой император Николай снизил ввозные пошлины, стимулируя приток заграничных товаров и соответственно золота в казну. Иностранные купцы потянулись за прибылью, прокладывая новый тракт ближе к торговым точкам империи. Вдоль нового тракта, как грибы после дождя, расплодились постоялые дворы и харчевни. Старый тракт постепенно зарос травой.

О былом назначении напоминали выбоины от тележных колес и мегалиты. Зато была меньше вероятность встретить хищных тварей.

Самая быстрая и выносливая лошадь может выдержать десять-одиннадцать часов непрерывной скачки. Из известных мне местных пород такими качествами могла похвастаться Вирганская верховàя. Наши лошади не относились к этой категории. Выносливее крестьянской породы, но не более.

Путь до замка они выдержали. Примерно, шесть часов. От замка до столицы порядка ста пятидесяти верст. Расстояние раза в три больше того, что мы преодолели.

Небо по-прежнему было обложено тучами, из тех, что затягивают небосвод, но дождя с собой не несут. Стояла спокойная, безветренная погода. Благодатная для длинного перехода. Только радости по этому поводу мы не испытывали.

В двух верстах от тракта мы заметили разоренную деревню, в которой пировали птерозавры. Наверняка, помимо ящеров там кормились и другие твари. Гнаться за далекой добычей они даже не подумали. Чувствуя отвращение к себе и к аморальным ублюдкам, устроившим анархию смерти, мы проехали мимо.

Что бы стоило старосте или знахарю, который порой приживался в деревнях, сохранить защитный камень? Активировать камень проще некуда: положил на землю у ворот, налил воды в желоб, прочитал надпись на камне и всё. Деревню бы окружила защитная стена, которая уничтожала бы всякую тварь. Пускай у защиты было бы слабое место: открытый для нападения верх. Все же шансов на выживание было бы больше.

Серый вечер постепенно переходил в ночь. В сумерках, проезжая в полуверстовой близости от нового тракта, нам попалась перевернутая карета. Карета лежала посреди участка нового тракта. Проверять раненных смысла не было. Карета была расколота, как орех. Внутренностями наружу. Были заметны следы борьбы, но ни хищников, ни их жертв не осталось.

Ближе к столице старый тракт соединиться с новым. Нужно будет решать: рискнуть и продолжить путь, либо свернуть в Курьевские топи.

Ночью, слепой и тихой, такой, что, кажется, будто время замерло, мы сделали остановку вблизи ручья. Отдых вышел ни то ни сё. И мы с Дареном, и лошади дергались от каждого шороха. Дав лошадям остыть и напиться, мы тронулись дальше.

Через пять верст старый тракт и новый станут единым. Нужно было решать, как ехать дальше. Я была за то, чтобы свернуть в топи. Не то чтобы я часто по ним ездила, но доводилось, и не раз. Смолянская губерния граничила с Ново-Крашенской. Чтобы сократить путь и объехать пропускные заставы, жадные до крестьянских медяков, я пользовалась народной тропой. Поначалу ездила с проводниками, потом освоилась и наловчилась одна.

Полушепотом, сталкиваясь лошадиными боками, мы спорили с Дареном о том, какой выбрать путь. Дарен был за новый тракт и категорически против топи. Он увещевал, что темной ночью, когда ни зги не видно, лучше иметь твердую землю под ногами, чем утонуть в трясине. Отчасти я была согласна с ним, но моё чутье вопило о том, что на новый тракт лучше не соваться. Костей потом не соберем. Лучше выбрать топи. Выжить там больше шансов.

Выбирая между смертью от зубов хищников и смертью от утопления, я выбрала бы второе. Да, страшно, но не больно. Последнюю мысль я высказала Дарену. Он покрутил пальцем у виска. На большее у него не хватило времени.

Разбавляя цокот копыт в тишине, из близлежащего оврага вылезла стая урциев. Хищники внешне напоминали гиен, были падальщиками, но гораздо глупее. Мы пустили лошадей в галоп. Оторваться сразу не получилось. Приближаясь к новому тракту, мы слышали грызню, скулеж и прочие звуки борьбы за пищу. Над пролеском, который шел вдоль тракта, ломались ветки и доносился звук хлопков.

Если мы даже и проскочим через «засевших» впереди хищников, то нацепляем на свой хвост еще лешеву кучу тварей. Дарен считал так же.

— Сворачиваем! — сказал он так, чтобы я услышала.

Болтов в мешке не было, как и арбалета, потерянного в проклятом замке, зато оставались мой кинжал и меч Дарена. Вот ими-то мы и отбивались, как могли.

Свернув в Курьевские топи, мы сократили дорогу и заодно отделались от урциев. Глупые животные попытались нас окружить. И просчитались. Утонули очень быстро.

Руоргам повезло больше. Один спрыгнул с дерева и располосовал мне спину острыми когтями. Большой, неуклюжий и тяжелый, с мощной челюстью и цепкими лапами. Такой, если поймает, раздерет в минуту. Задумка его была проста: свалить меня с лошади. Я удержалась. Руорг остался без ужина. Слишком он медленный, чтобы догнать. Потому и охотиться, поджидая на деревьях.

Тема везенья превалировала над силой, быстротой, ловкостью. По-моему, так всегда в подобных ситуациях. Либо ты перетянешь Удачу на себя, либо умрешь. Может, так обстоят дела только с моей, ведьминской, точки зрения? Возможно. Как говорил мой отец, кто обладает силой — тому есть чем управлять.

От Курьевских топей было рукой подать до столичных ворот. Лузга, быстрая мелководная река, опоясывающая северо-западный берег Крашеня, подпитывала эти самые топи.

Мы с Дареном еле держались в седлах. Наверное, будь ветер посильнее, нам бы этого вполне хватило, чтобы упасть.

Так всегда. Когда думаешь, что хуже быть не может и даже начинаешь малодушно поругивать злодейку-судьбу, вот тогда неприятнее всего понять, что может быть гораздо хуже. И ловишь себя на мысли, что еще ничего, совсем не плохо тебе было.

Наше везенье вмиг отвернулось от нас. Лошади еле волочили ноги. Особенно моя, еще и прихрамывала. Приветливые, хоть и корявые, болотные березки проводили нас печальными кивками, передавая в лапы, дежурившей стае хромкулов. Эти твари всегда соперничали друг с другом за лидерство. Вроде кусачих падальщиков, обитающих в местах охоты более крупных и свирепых хищников.

Трех мы зарубили с ходу. Четвертый лишился крыла. Больше они не пытались поднимать свои туши вверх, чтобы вцепиться в нас.

Они бежали рядом, как псы-забияки, целясь в лошадиные бабки.

— Смотри по сторонам! — крикнул Дарен и рубанул по пегому хромкулу.

Тот взвизгнул, откатился. Его место тут же занял следующий.

Я попыталась достать кинжалом «пса». Уж очень он близко подобрался к задней ноге. Когда какой-то проворный гад впился лошади в переднюю раненую ногу. Лошадь заржала, высоким отчаянным голосом, сбавила темп и начала оседать.

— Прыгай! Прыгай давай! — Дарен вырвал меня из седла. Медленно, мучительно медленно, из последних физических сил, я всползла на его седло.

Мне не хотелось оборачиваться. Это вышло автоматически — о чем я тут же пожалела. Хромкулы рвали добычу всем скопом.

Впереди в предрассветном сером тумане виделась возня темно-серых фигур. Быстрых, вертких. Наверняка, фигуры ревели, кричали, но пока виделись лишь тени.

Я прислонилась всей спиной к груди Дарена, положила голову ему на плечо. Он тоже видел смазанную возню на горизонте. Мышцы его твердели, напрягались.

— Ты только держись, хорошо? — прошептал он.

Начали долетать отголоски громких страшных голосов. Впереди шла битва, на которую не хотелось смотреть. Когти, зубы, мечи, человеческие тела, тела хищников.

Я закрыла глаза. Дарен тут же перехватил меня под грудью крепким захватом.

Можно было объехать, попробовать прорваться там, где меньше скопление хищников. Прорваться в дальний проход. Можно, но не нужно. Наша сила и наша удача сейчас была в стремительности и в риске.

Похоже, Дарен тоже так считал. Он подался вперед, прижимая и меня и себя к лошадиному хребту.

Я шептала, что-то шептала над черной жесткой гривой и видела перед собой свои белые, в засохшей крови, пальцы. Только их. По обе стороны — бесформенный туман. Сверху Дарен прижимает так, что трудно вздохнуть.

Нас заметили и открыли узкую кованую дверь. В секунде от нас сверкнули огромные оскаленные пасти, заросшие шерстью спины.

Ободрав колени, мы уже были внутри заслона. Дыхание перехватило, сдавило легкие, сплющило больное усталое тело и мы оказались на оборудованной для скорой медицинской помощи поляне. Радость уступила место ощущению, что я вторглась на чужую территорию.

— Куда вы?! Ну, куда вы полетели? — где-то далеко и одновременно близко надрывался картавый хриплый голос. — В «давилку» только с бабкой или Марьяном! Вон тот, у колодца! Там же навес есть. На-вес!

Меня перевернули на живот.

— Скажите спасибо, что живы остались, сукины дети! — вычитывал все тот же голос.

— Вот и рана, — в брань вклинился приятный женский голос. — Кровопотеря и… сколько времени в седле?

— Часов пятнадцать.

— Без отдыха?

— Сутки.

— Сейчас я обработаю раны, перевяжу и пускай спит, бедняжка, — сказала женщина.

— Так что, переутомление? Давилка ни при чем? — уже тише осведомился крикун.

— Да какая давилка? У нее раны на полспины. Ты же видишь — я-то живой! — тихим голосом выговаривал крикуну Дарен. Он был в сознании, значит, сам все объяснит, решила я, отключаясь от этой пугающей реальности.

* * *

Просыпалась я тяжело, толчками. Словно выбиралась из сваленных на меня мешков с мукой. Дарен сидел на широкой лавке, опустив лицо на руки — ему так же тяжело давался подъем. Из-под тента из мешковины пробивались лучи Старого Эндимиона и Юного Акидона, жаркие, беспощадные, равнодушные.

Сколько мы проспали? Часов пять-шесть, судя по положению Акидона.

Спина болела так, что просто протянуть руку к амулету казалось невыносимой мукой.

Я прикрыла глаза, делая вид, что сплю. Вряд ли Дарен станет будить меня. Обхватив ладонью амулет, я мысленно позвала духа-помощника. Это было нежелательно заключать сделку с духом. Во-первых, с ним придется рассчитываться. Во-вторых, он еще слишком мал и слаб, чтобы обойтись своей Силой. Но выбора у меня не было. Мне придется позволить, чтобы Лили-Оркус подстроился под мой организм. И без моего управления затянул раны.

Для начала я попросила дух сохранить скрытность и настроиться на меня. Пока он настраивался, я пыталась рассмотреть внутренним зрением раны от когтей. Глубокие, но ровные. Идет воспалительный процесс, но без заражения. Значит, лекарское дело в Крашене не так дурно, как в провинции.

— Тебе нужна кровь, — сказал Лили-Оркус мысленно, чем удивил меня. Для того, чтобы начать общаться посредством человеческой речи, дух должен окрепнуть и подрасти. Моему помощнику еще рано, но он смог, что делает ему честь. Значит, шансы на успешное лечение велики.

— Искать донора долго, у меня нет времени, — ответила я так же мысленно.

Поделиться с ним энергией я не могу.

— Я попробую, — ответил он.

Нужно было очистить кровь от токсинов, которые неизбежно попадают в неё. Лили-Оркус разжег огонь, который жаром пробежался у меня под кожей. Меня бросило в пот. Я чувствовала, как огонь проносится под моей кожей, по венам, опаляя и выводя вместе с кровью токсины.

Пока огонь циркулировал в моем теле, поднимая температуру, Лили-Оркус переместился на спину прохладным обезболивающим компрессом. Раны зачесались так, что я сбилась, и вместо процесса срастания мышечных тканей, увидела свежие доски под собой. Когда вслед за мышечной тканью, срослась кожа, я почувствовала огромное облегчение и благодарность духу.

Лили-Оркус еще какое-то время находился на моей спине, разливаясь холодом по ней. Закончив лечение, он, уменьшившись в размере, перетек по плечу на грудь и вернулся в амулет, который так же стал холодным.

Я попыталась согреть амулет своим теплом.

— Чуть позже, — я обратилась к духу мысленно, — Чуть позже, Лили-Оркус, я дам тебе энергию.

Я еще немного полежала на животе, приходя в себя, и, следуя примеру Дарена, села на лавку.

Суеты вокруг было гораздо больше. Новая группа рекрутов готова была ринуться на защиту Крашеня. Молоденькие парни, мужики и профессиональные войны, разбившись по пять-шесть человек, выстроились под деревянными навесами, которые тянулись вдоль полукруга оградительной стены из бревен. Крестьяне перетаскивали с телег выточенные каменные бруски и оставляли у стены, которую те же крестьянские руки начали обкладывать этим более надежным материалом. Раненых сваливали на лавки. Тяжелых — на солому. На тех, кто застревал в невидимой стене купола, не дождавшись сопровождения, кричал все тот же грубый картавый голос.

Под охраной молоденького канонира, артиллериста низшего звания, подозрительного ко всем проходящим мимо, стояли пушки. Антирийское огнестрельное оружие, которое Виргана закупает по договору о военном сотрудничестве. Их накрыли парусиной и поставили охранный пост. То ли закончились снаряды, то ли берегут? Ответ помог получить босой мальчуган, подбежавший взглянуть на чудо оружейной мысли. Мальчуган поднял край парусины, чтобы рассмотреть пешку.

Канонир махнул на него рукой:

— А ну, пошел отсюда! Кому сказал, не вертись тут!

— Да я посмотреть только, — ответил мальчишка. — Чего они тут стоят-то? Такое оружие мощное!

— Снаряды кончились! Пошел, пошел! — снизошел до ответа канонир.

Впрочем, ничего удивительного. Может, снаряды и есть, но их берегут. Пока работает купол, эту роскошь император мог себе позволить.

Купол представлял собой мощную смесь огня, магии камней и защиты духов воздуха. Нити-привязи уходили глубоко под землю, сжимая плотность «прослойки» каждые десять секунд. Очень похоже на дыхание, да и сердце у купола тоже имелось — красное, пылающее в самом центре, в недрах земли.

Добраться до сердца можно было через грот в пещере.

Бабка вполне могла быть знахаркой — потому знать приемчики. Марьян же на днях вышел из-под мамкиной опеки. Белокожий, розовощекий, с прямым бесхитростным взглядом. Он и знать не знает ни про какое колдовство. И если допустить лишь мысль о его причастности к братии магов, Марьян будет бежать отсюда без оглядки — такое складывалось впечатление.

Бабка с Марьяном от природы были невосприимчивы к магии. Присмотревшись, я увидела еще четырех проводников, рассредоточенных вдоль заграждения.

— Как дела? — медсестра, пробегая мимо, наклонилась надо мной.

— Хорошо. Спасибо…

— Выздоравливайте, — кинула медсестра нам обоим и поспешила к раненым.

Дарен отнял руки от лица, осмотрелся больными заспанными глазами.

— Идти можешь?

— А ты? — спросила я.

— Нужно убираться от…

Договорить Дарен не успел. Появился тот самый крикун и сел рядом.

— Оправились, голубчики? — и кинул взгляд на мои плечи, накрытые какой-то тряпкой.

Дарен пожал плечами, осматривая заваленные лавки раненных. Над головами громыхнуло, точно тучи сошлись, оборвался высокий крик — в голубом безоблачном небе завис птицеглот.

— Еще один змей, — прокомментировал крикун, как оказалось в звании подполковника. — Потом они падают, когда подохнут.

Место возможного падения начали расчищать от лавок и палаток.

— Ну, так что? — перешел на тот же напирающий тон подполковник, — Откуда будете? Кто такие?

— Местные мы, — ответил Дарен.

— Ага, понятно. Сейчас все местные, потому как других не пускают. И что? Выкладывай, боец, как на духу!

— Скажи чего надо, — предложил Дарен, кивая мне на сапоги.

Тряпка оказалась сомнительной чистоты. Но выбирать не приходится — пришлось завязать её вокруг плеч. Пока я не достану из седельной сумки жилет, нужно беречь спину от любопытных глаз.

— Женка твоя?

Дарен посмотрел на меня с сомнением.

— А, не важно, — махнул рукой подполковник. — Не хватает нам провожатых, кто через купол провести может. Вы прошли, значит…

Дарен ухмыльнулся находчивости подполковника и достал свернутый приказ императора.

— Все-то ты угадал, командир. Только не тебе одному провожатый нужен.

Подполковник всматривался в бумагу, потом перевел вмиг помрачневший взгляд на меня.

— Так, стало быть?

— Так, — ответила я.

— Ну что ж… — подполковник поднялся. Мы тоже встали, прилаживая оружие. — Идите коли так. Идите, пока не передумал. Я ведь и передумать могу. У меня здесь свое государство и своя власть. Ежели хотите, то…

— Нет, спасибо, командир. Мы спешим.

Заикнувшись о лошадях, мы убедились, что здесь действительно отдельное государство, потому как лошадей наших изъяли. Взяли плату за вход в столицу, так сказать. Ведь денег-то у нас нет. Мы согласно кивнули. Деньги были — несколько монет, но и те остались в седельных сумках.

Покидая полевой госпиталь, я столкнулась с медсестрой. Она была искренне удивлена, что мы уходим. Успел разойтись слух о том, что в лагере появился еще один проводник.

Посмотрев на тряпку, повязанную на плечи, женщина попросила подождать её минуту.

Ждать пришлось дольше. Но ожидание стоило того. Медсестра принесла мне жилет из моей седельной сумки. Помимо жилета в сумке была куртка и немного еды. Не так чтобы сильно много, но и с этим расставаться не хотелось.

— Извините, что так получилось, — женщина попыталась оправдаться сразу за всех.

— Вы не виноваты. Спасибо за жилет!

Я сбросила с себя тряпку, которую тут же подхватила медсестра, и одела жилет. Все произошло быстро, но женщина успела заметить в прорезях рубахи зажившие раны.

Она побледнела, но быстро взяла себя в руки.

— Нам нужна любая помощь. Мы будем рады, если Вы облегчите страдания воинов.

Я не знала, что ждет меня дальше. А она просит о помощи. Что я могла ей сказать?

— Спасибо за помощь.

— Нам пора, — сказал Дарен, ставя жирную точку в обмене любезностями и обещаниями «как только, так сразу».

Он обнял меня за талию и, сжав, повел в город.

 

Глава 12. Ночлег

Столица обескураживала своей целостностью. Мне кажется, или город миновала участь всего Северного материка? Ни одного разрушенного или мало-мальски пострадавшего здания — кругом размеренный быт и чистота, насколько вообще может быть чисто в порту.

Настороженность и подозрительность — вот какие чувства роились в нас, во мне и в Дарене.

— Что скажешь? — сказал он, и все-таки вложил меч в ножны.

Я пожала плечами.

— Вот и я о том же.

Мужики с рынка, отдыхающие под заплесневелым тентом от жарких лучей Эндимиона и Акидона и от работы заодно, принялись на нас коситься. Один из этой одношерстной компании накинул на голову кепку, подвязал фартук и, подхватив заполненную повозку, двинулся к нам. Дорога была одна. Мы подвинулись, чтобы он проехал.

— Чего встали? А ну, отойди, не мешайся под ногами! — прокричал мужик в грязной, некогда белой кепке и красных шароварах, проходя мимо нас и толкая перед собой повозку. В такие одежды купцы наряжали своих подручных. Повозка была до отказа забита молодой картошкой и морковкой. Мы провожали тележку голодными взглядами, пока, грохоча и дребезжа на весь порт, купеческий подручный не скрылся за сараем.

— Дорогу! Дорогу, идиоты!

Мы отодвинулись. Еще один поджарый мужик в грязном фартуке, грязно-серой кепке и красных шароварах провез мимо нас свою тележку. Подручные купцов считали себя высшим классом среди крестьян. Многие из них имели откупную грамоту, дарующую им свободу, и почитали себя наравне с ремесленниками, привилегированным классом простонародного общества.

— Тебе что места мало? — крикнул вслед хамоватому типу Дарен.

Многочисленные постройки, сарайчики и склады Дарен рассматривал с донельзя удрученным видом. Может, он и знал столицу, но в этом районе был впервые.

Узкая рыночная улочка, ведущая в город, была вплотную засажена сараями, складами и неказистыми одноэтажными домишками. Мощеная гладким булыжником, с непрерывным углом подъема — она казалась вырезанной, то ли из детских воспоминаний, то ли из прочитанной сказки про бедную, но счастливую жизнь.

Впереди катилась телега, груженая свежей рыбой. Тягловая лошадь, запряженная телегой, во главе с мужиком, вынырнула сбоку из ответвления улицы. Телега занимала всю, и без того скромную, ширину дороги.

Можно было подсесть на край телеги, облегчить себе путь. Только я всерьез полагала, что сев, уже встать и идти дальше не смогу. А надо.

Дарен похоже придерживался того же мнения. Потому шел, с тупым безразличием передвигая ноги. Несколько часов сна в полузабытьи только растравили наши измученные тела.

Где ушлый торговец мог раздобыть свежую рыбу?

Вопрос я задала вслух. Вызвав улыбку Дарена и недовольство мужика, который заметил нас, услышав вопрос, и принялся коситься.

— В столице много водоемов, где специально разводят рыбу на продажу. Если часть Лузги под защитой, то ловят речную. Это тоже разрешено. Но не всем. Купцам, состоящим в рыболовецкой гильдии, или с грамотой на отлов рыбы. — Дарен дал мне исчерпывающий ответ.

Выбравшись из тесного переулка, мы оказались на широкой базарной площади. Площадь была забита торговыми рядами со всякой всячиной: начиная от куриных потрохов и заканчивая шпильками для волос.

Дарен увидел кого-то в толпе и свистнул так громко, что в ушах зазвенело.

— Мне надо отойти. Ты побудь здесь. Хорошо? — сказал Дарен и отпустил мою руку.

Что я могла сказать?

— Я скоро вернусь.

Он исчез в толпе.

На прилавке аккуратными пирамидами были выложены зеленые и красные яблоки, апельсины, груши, виноград. Над аппетитным товаром бдела хмурая торговка.

Если нас пустят во дворец в таком виде, то я рухну и просплю сутки, как минимум.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я пробралась на задворки рынка, надеясь подремать. Пенек, на котором я устроилась, выглядел, как только что срубленный. Но в целом, удобный, как и заборчик. Старый Эндимион загородили облака. Теплый акидонский свет ласкал кожу, а свежий ветерок ворошил волосы. И даже скотобойня, где я вынуждена была притулиться, не омрачала мгновений спокойствия. Я задремала.

— Ты что тут сидишь? — над ухом будто проревел медведь. Я подскочила, как ужаленная, и выхватила кинжал.

Подобно горе надо мной нависал широкоплечий былинный богатырь ростом с добрую маховую сажень, а то и выше, с топором в руках.

— Сдурела что ли?

Мужик выронил топор. Тупой стороной тот грохнулся о мысок его ботинка. Заорав, мясник схватился за пострадавшую стопу и принялся прыгать вокруг, производя небольшое землетрясение. У него были золотистые курчавые волосы, круглое и симпатичное лицо.

Его счастье, что он стоял на достаточном расстоянии, иначе бы я проткнула его кинжалом.

— Вот блин, как больно! Едрить твою налево!

— Нечего было орать над ухом! — немного поостыв, мне стало неловко. Заняла его рабочее место, да еще травмировала.

— Вот, зараза, теперь на ногу не ступишь, — сказал мясник. Он сел на пень и осмотрел ушиб. Я переборола желание зажать нос — портянка, которую он снял с ноги, воняла чем-то отвратительно кислым.

Я спрятала кинжал, а он продолжал причитать.

— Извините, я не хотела вас так напугать, — это была не совсем правда.

— Да, ладно, бывает. Я тоже, гусь, бабы испугался. — Он засмеялся низким добродушным смехом.

— Спокойно у вас тут больно, — я села на облюбованный мною пень. Я очень надеялась, что мужик окажется охоч до разговоров.

Его словно разрядом шибануло. Он нервно посмотрел на небо, будто опасаясь увидеть воплотившуюся в жизнь декорацию к аду. Когда он убедился, что небо чисто, то пожал плечом и спокойным тоном, будто это не он только что испуганно таращился на горизонт, сказал:

— Да, здесь-то спокойно… А начиная от Маковок совсем другая жизнь. Рядом, в Чернушках, всю деревню истребили, — он опять содрогнулся. — Людские кишки на деревьях висели — сам видел. Все бегут сюда, никому не хочется помирать раньше времени. Только сейчас в город никого не пускают, говорят, что и так народу через край, — во время монолога, он посматривал на меня, будто опасался, что я буду возражать. Я внимательно слушала рассказчика и не перебивала, что ему пришлось по душе.

— С людьми, как со скотиной все равно! — он сплюнул.

Он мельком глянул на меня и зачесал волосы назад широкой, как грабли, ладонью.

— А что такая милая девушка делает здесь? Ты же не из местных? — он поправил фартук, но кровяные пятна остались на месте.

— Тоже ищу убежища, как и все.

— Да тяжелые времена настали.

— Верно. Ладно, я, наверное, пойду.

— Мой прилавок около колодца слева через два ряда. Я сам себе хозяин теперь. Надо мной только управляющий рынком! — он ждал от меня другой реакции. В ответ на столь любезное предложение я пообещала при возможности сразу зайти и смешалась с толпой.

Да, хороша пара — мясник и ведьма. Знай он кто я, то не стал бы так неосмотрительно набиваться в женихи.

Народу было действительно полно, но бездомных я не заметила. Рынок помещался в широком кольце между ремесленными лавками и деревянными складами. Проходы между домами были забиты досками. Каждую лазейку охранял солдат.

На рынок можно было попасть либо через городские ворота и склады, либо из города. У чугунных резных ворот с позолоченными пиками, выглядящих так, словно их срезали от императорских оград, крутились солдаты. Одиннадцать человек. Они проверяли наличие входных грамот. В случае отсутствия их, либо компенсации в виде денежной мзды, вышвыривали людей в канаву.

— Надоело! Почему мне?

— Потому что я так сказал, Люмха!

— От этой чертовой ямы несет, как от сточной канавы!

— Сказано тебе, дурню, и чего я с тобой нянькаюсь? Всех бродяг вышвыривать вон!

Я развернулась назад. Для начала нужно отыскать Дарена.

Сквозь поток серого люда мелькнул взлохмаченный, золоченный лучами светил, светлый затылок. Работая локтями, я сумела пробраться через толчею. Но Дарен к тому времени исчез. Осталась лишь вывеска, под которой я его видела: «Таверна Дика».

— Ты не меня ищешь, красотка? — у помойной кучи сидел пьяный мужик. Он улыбался от удовольствия и был не прочь поболтать, перед тем как отключиться.

Я еще раз прочесала взглядом толпу, но нет. Дарен, как в воду канул.

— Зачем же так набираться! — над моим плечом прозвенел высокий девичий голос, который принадлежал худой девушке с острым носом и круглыми живыми глазами. У неё были детские плечи и неправдоподобно тонкая талия.

— Вы, девушка, если не хотите познакомиться еще с каким-нибудь ТАКИМ, лучше не стойте возле «Дика».

— Я произвожу впечатление беззащитной?

Она попридирчивее вгляделась в меня. Я, в свою очередь, в неё.

— Я не знаю как Вам и ответить. Про таверну эту ходят дурные слухи… И, Вы же — девушка, а девушка всегда беззащитна перед хамством и грубостью.

Ей нравилось учить и лезть с советами. Еще больше — защищать и опекать. Огонь кипел в её крови. Но очень скоро остужался смирением. Вода редко уживается с огнем, и необходимо прикладывать массу воли для их мирного сосуществования. А сила воли у неё была, потому в душе соединились основные стихии. Самые сильные стихии. Душа её за счет такого соседства имела мягкую нежную полусовершенную структуру.

— Вы ранены?? — воскликнула она.

— Немного.

— Здесь недалеко развернуты палатки, рядом с лазаретом. Я бы Вам советовала пойти обработать раны. Могу проводить, я как раз туда направляюсь…

— Вы со всеми так любезны?

— Почему Вы спрашиваете?

— Очень многие сочли бы меня не заслуживающей помощи.

Я улыбнулась. Очень не хотелось рушить её доверие. Вместе с тем, девушка начала хмуриться — почувствовала, наконец.

— Екатерина Гречникова. Лекарь, — представилась она, чтобы узнать мое имя.

— Графиня Верелеена Ячминская.

— Графиня Ячминская?

Дверь со скрипом распахнулась. В дверном проеме возник Дарен — вот и ответ, куда он мог так внезапно исчезнуть.

— Вижу, ты не скучаешь без меня.

— Где ты был?

— Давай позже. Я умираю от голода.

Из таверны пахло жаренным луком и картошкой. Я сглотнула. Девушка испытующе посмотрела на меня.

— Позвольте вас представить. Екатерина Гречникова. Дарен… по фамилии не знаю, мы не слишком хорошо знакомы для этого.

Моя колкость не осталась без внимания.

— Командир первой роты, Дарен Казимов. Очень приятно.

«Ну, теперь — всё?» — говорил его взгляд.

— Рада встрече. Много слышала о Вас.

— Извините, мы очень спешим. Ты идешь, Верна? — спросил он с нажимом. Дарен открыл дверь и теперь стоял на пороге.

— Иду. Извините нас.

Тушеная картошка со свининой были выше всяких похвал. Нам хватило воли оценить еду, но удержаться от переедания. После суточного голодания это может закончиться расстройством желудка или даже заворотом кишок. Хотя очень хотелось заказать вторую порцию.

Хозяин таверны выделил нам комнатушку до утра. По давнему знакомству, в уплату былого, как я разобрала, достаточно крупного долга. Нам требовался отдых, так что выбирать не приходилось. К тому же, он добавил Дарену двадцать серебряников.

— Где ты была?

— Осмотрелась. А ты?

Он пожал плечом.

— Встретился кое с кем.

Комнатка была настолько маленькая, что узкая кровать занимала её всю. Без окна, с запахом пыли и слежавшегося белья она могла совсем недавно использоваться под кладовку. Сейчас же приносила доход и служила вполне желанным местом отдыха. И даже, я бы сказала, роскошным, после ночи в проклятом замке.

Дарен вздохнул. Ему хотелось спать и совсем не хотелось ни о чем говорить. Мне, в общем-то, тоже. Что было необходимо, я узнала. Об остальном могла догадаться. Если же я чего-то не знаю, то узнаю завтра.

 

Глава 13. Знакомство с городом

Помывшись и поев, ранним утром мы покинули таверну. День обещал быть жарким и ветреным. Странное сочетание для северных широт. Но вполне объяснимое для города под мощным магическим куполом. Нездешний для этих мест ветер гнал сухой жаркий воздух. Внезапные порывы этого магического ветра сбивали прохожих с ног и поднимали вверх шляпы и дамские зонтики.

Было смешно наблюдать, как дородная богато одетая купчиха носится за кружевным ридикюлем. Поймав изящную сумочку, купчиха треснула ею по голове мужа, который, в силу своих еще больших габаритов, не мог так шустро бегать.

Периодически раздавались возгласы про чертовых магов, по вине которых с погодой творится неразбериха.

— Не было их двадцать лет и не надо! — бурчала себе под нос сгорбленная старуха.

— Намагичили непонятно что!

— На улицу не выйдешь! — сокрушались благородные дамы и господа.

Я засмеялась, чем привлекла к себе внимание. Дарен покосился в мою сторону, но промолчал. Смех мой был горький с нотками злости. Оказывается, в Виргане есть люди, которые не имеют представления об ужасе, творящемся по ту сторону купола.

Поставленный купол защищал от тварей. От страшной смерти. В данном случае проще перетерпеть аномальный ветер, чем умирать в когтях иномирных хищников.

Пентаграммой этот купол не ограничивался. Привязь была к подземным залежам цветных металлов, и своенравным джинам, духам воздуха. Связь со стихией земли через цветные металлы и со стихией воздуха через джинов ощущалась почти физически.

Я отдохнула, восстановила свои силы и теперь могла по-новому взглянуть на столицу и в полной мере ощутить ее магический фон. Фон был нестабильный, магически созданный. От природного не осталось ничего. Баланс элементов нарушен магией купола, что впрочем, можно исправить, разрушив купол.

Улица, ведущая к рыночной площади, была многолюдна. Мелкие торговцы спешили с товаром, слуги за продуктами, купцы по своим торговым делам, переругиваясь с лавочниками, отказывающимися покупать по завышенным ценам. Полным полно было военных, как пехотинцев, кавалеристов, так и городской стражи в синих мундирах. В шаге от нас прошли два солдата. Они обменялись замечаниями, при этом глядя на нас.

— Уходим, — сказал Дарен одними губами.

Солдаты сели на лавку. Единственное что их останавливало от того, чтобы не схватить нас прямо сейчас — дворянская чета и купеческие матроны с детьми и слугами. Они хотели избежать огласки.

— Завернем за угол — и бежим.

Дарен обнял меня за талию. Хотя кого мы обманываем, эти молодчики не дураки, и явно нацелились нас изловить.

Мы завернули за угол голубого дома и пустились наутек. Мелькали дома в разноцветном хороводе, заборы, ржали лошади, ругались возничие. Свернув за пекарню, мы остановились перевести дух.

— Кажется, оторвались.

Еще бы. Сбили булочника, проскочили перед экипажем, запряженным двумя кобылами. Выиграв время, затерялись между тесно настроенными хозяйствами. Я прислонилась спиной к шершавой стене. Легкие обжигало кислородом.

В окне, через дорогу, показалось пухлое, морщинистое, как печеное яблоко, лицо старушки. Огромная серьга, в бирюзовых камнях, звякнула о стекло. Старушка прислонилась к стеклу, чтобы рассмотреть любопытными глазками кто шумит. Мы поспешили уйти.

Дарен посматривал на меня со смешанным чувством тревоги. Завидев знакомых, сворачивал в переулки, якобы сократить дорогу.

— Дарен, что ты вчера узнал? — спросила я, не выдержав.

— Ты сама все видела. Тебе требуются пояснения?

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я. — Мы ждали, пока проедет украшенная разноцветным шифоном карета экзальтированной восточной дамы. У меня была возможность надавить на него прямым взглядом. Он скрывал что-то касающееся лично меня. Посмотрев мне в глаза, он вздохнул.

— Отлавливают всех местных… знахарей.

Он замолк, ожидая моих возмущений. Я тоже молчала, ожидая продолжения.

— Думаю, твою братию подозревают в причастности.

— Скорей всего они правы. Но тогда куда еду я?

Его мускулы лица напряглись, уподобляясь камню.

— Тебя вызвал император. Значит, с тобой ничего не случится. Главное попасть на аудиенцию.

— Хорошо, — согласилась я, может, чересчур послушно.

— Я обещал тебе безопасность — так оно и будет. Не смотря ни на что, — он произнес это с таким чувством, что у меня защекотало под ложечкой. Взгляд соответствовал — мрачный и решительный.

Дорога во дворец лежала через площадь Трех Повешенных. Как напоминание о лихих временах и предупреждение о законе, в центре площади стояло три виселицы с болтающимися на ветру веревками. Площадь напоминала медный пятак — круглый, выпуклый, всем нужный. У помоста торговали булками и молоком вольные крестьянки, гуляли в нарядных платьях дворяне, просили милостыню нищие, кричала ребятня.

Дарен свистнул, вложив два пальца в рот.

— Маа-акс!

На зов повернулся мускулистый черноволосый офицер, чья спина была похожа на знак вопроса, а волосы топорщились почти так же, как и у Дарена. За тем исключением, что Дарен не носил тонкой косички на затылке.

Когда офицер увидел кто его зовет, то его смуглое лицо посерело. У офицеров, стоявших рядом, появилось то же испуганное выражение. Макс сделал гребущее движение телом, как пловец, который сопротивляется толще воды, когда в неё заходит, чтобы потом быстро поплыть.

— Ах, ты, мерзавец! — они крепко обнялись, — Я-то думал… черт, возьми!…Я думал, ты погиб!

— Можешь считать, что так и было, — ответил Дарен, похлопывая его по спине.

— Ну, ты и плут! Никакой весточки столько времени! Я даже не знал где ты служишь толком, а тут это вторжение…

Макс мне улыбнулся, но вместо того, чтобы с той же вежливостью отвернуться, принялся рассматривать, выискивая из-за чего я его так заинтересовала. Дело было в ауре мага, более плотной и более темной энергетике. Она подавляла чужую волю, а мужчин — обычно привлекала.

Офицеры подтянулись следом.

— Капитан? Вот так встреча — грех не выпить!

— Вы откуда?

— Как здесь?

Мужчины здоровались за руки, обменивались приветствиями, но так же, как языком, ощущаешь соль, можно было почувствовать фальшь. Воздух пропитался невысказанными подозрениями.

— Как обстановка в Карплезире? — спросил Дарен, пресекая череду вопросов.

— Переменно. Да, ты сам увидишь, — ответил Макс.

— Дворец стоит. А вот дальше… — молоденький капрал покачал головой.

— Замолчи, Филимонов. Не позорь мундир.

— У нас тут такое говорят. Сказатели отдыхают! Одни слухи, да бабские страхи — вот чем владеем, — сказал пузатый рыжебородый офицер.

Солдаты переглянулись.

— Что там, вообще, твориться? — спросил все тот же рыжий офицер.

— Все тоже, что и на подступах к столице, — ответил Дарен.

С обречением и тяжестью офицеры покивали, сплюнули.

— Нас всех по очереди посылают к заслонам. Мало кто возвращается целым… да и вообще, мало кто возвращается.

Снова замолчали.

— Капитан… — обратился к Дарену молоденький парень, с месяц назад натянувший мундир. Было что-то болезненное в его взгляде, что заставило всех притихнуть, — мой отец, прапорщик Филимонов, он служил в Витягском полке, третьем взводе. Что-нибудь знаете?

— Нет, сержант. Витягский полк стоял гораздо западнее.

Он кивнул в знак согласия, но было видно, что он очень надеялся.

— Ты сам-то где служил? — Макс глянул хмурым взглядом отчего-то в мою сторону. — И что, как?

— Семеновский полк. Тренировал взвод новобранцев. Как назло, полк успели раскидать по взводам. Выжил я один.

— Смолянская губерния, кажется, — сказал капрал вслух.

— Первый?.. Нет, есть еще два выживших.

— Кто?

— Да какая теперь разница…

— Кто?! — Дарен схватил пузатого офицера за грудки и даже слегка приподнял.

— Пусти! Ты что?!

— Успокойся, говорю тебе, — Макс вцепился в руку Дарена. — Юнцы — подумаешь, испугались! Они сейчас на заслонах без отдыха бьются. Так что неизвестно, что было легче!

Но Дарен и сам ослабил хватку, выпуская офицера.

— Дезертиры… в моем полку!..

Офицеры молчали, понурив головы, либо поглядывая с тенью вины. Мало кто мог вот так бросаться на хищное зверье, забывая о себе, семье и прочем, что очень крепко держит в жизни. Когда вопрос встает ребром и есть возможность, люди, как правило, выбирают жизнь.

Я обошла Макса, тихо и осторожно, чтобы не потревожить их тяжелые нравственные дилеммы.

— Ты бы предпочел, чтобы твои солдаты погибли? — спросила я очень тихо.

— Конечно же, нет. Не делай из меня чудовище! — так же тихо, но с шипением и сталью в голосе ответил Дарен.

— Я хочу, чтобы ты посмотрел иначе, — я смотрела ему в глаза. Ярость в них уступала место раздражению. — Нашествие было неожиданным, быстрым. Большинство даже не знали, как с ними толком бороться. Испугались, попытались рубить мечами — не вышло. С близкого расстояния вообще бесполезно, сам знаешь. И если кто-то нашел в себе силы спрятаться, спастись, не стать пушечным мясом…

Дарен длинно выдохнул. Раздражение ушло, уступив место боли.

— Смерть одна. И жизнь одна, — добавила я.

— Может быть…

— Расклад был не в вашу пользу.

Дарен усмехнулся, пронзая меня насмешливым жестоким взглядом прямо в глаза. И почему он ставит мою тогдашнюю везучесть себе в вину? Я смогла, он — нет. Ведь ценно не то, кто сильнее. Сила достигается закалкой, тренировками. Но душа, её способность любить, жертвовать… прощать — либо есть, либо нет.

Я касалась его, потому что стояла очень близко. Я глядела ему в душу, и мне нравилось то, что я вижу.

— Убедила. Только не думай, что я… — начал Дарен.

— Я и не думаю, — оборвала я его эскападу, и отстранилась.

Тишина вокруг начала смущать, прежде всего, самих молчавших.

— Дарен, немедленно представь нас, — сказал Макс, понимая, что гроза миновала.

— Графиня Верелеена Ячминская. Спасла мою шкуру, — сверкающие взгляды офицеров сошлись на мне.

Я протянула руку Максу.

— Верелеена.

Он поцеловал мою руку.

— Поручик Максимилиан Донской, — представил мне своего друга Дарен с нотками раздражения.

— Очень приятно познакомиться с графиней Ячминской. Ваше имя окутано загадкой, Вы знаете?

— И какой же?

— Вы избегаете столицы, избегаете светской жизни. Живете в глуши. Хотя Ваше имя в числе высших привилегированных особ государства…

— Все верно.

— Чем же можно заниматься в глуши, среди крестьян и коров?

— Например, спасать раненных офицеров.

Моя серьезность сыграла мне на руку. Офицеры восприняли мои слова с уважением и почти благоговением.

— Давай, дружище, — Дарен протянул руку Максу, — нам пора.

— Еще увидимся, — Макс пожал Дарену руку.

— До скорой встречи, спасительница, — он снова поцеловал мою руку. — Я теперь Ваш должник.

— Эй, Сладков, быстро сюда возницу с коляской! Нужно подвезти капитана Казимова! И поторопись, лентяй! — прокричал Макс.

Сладков, молоденький капрал, в зеленом мундире пехотной армии, отдал честь поручику Донскому и побежал искать коляску.

 

Глава 14. Карплезир

Карплезир находился в северо-западной части города в окружении буйной растительности и двух колец чугунной ограды. Удивительно неуместное название для резиденции Вирганского императора, но место красивое. Резиденция состояла из Престольного дворца, Георгиевского дворца, гвардейского корпуса и прочих хозяйственных, административных и эстетических построек, обеспечивающих нужды императора и, кроме того, радующие внутреннее чувство прекрасного. На территории Карплезира были собраны растения со всего света, разбиты Малый и Большой парки, построены удивительные фонтаны, композиции их декоративных кустарников и цветов. Красоты Карплезира опоясывала быстрая речка, Ольшенка, местами переходящая в широкий ручей.

— Совсем не глупое. Переводится как узы дружбы. Скорее романтическое, — ответил Дарен на мое замечание об уместности названия «Карплезир».

Пока мы ждали разрешения пройти в Карплезир, Дарен освежал мои детские воспоминания об этом месте. Он был хорошим рассказчиком. Карплезир был ему дорог, хотя он прямо об этом не сказал.

— Ну-ну. Антирийское название для резиденции Вирганского императора. Патриотично.

— Мы тогда совершенно не думали о политике. Голова была забита всякими глупостями о вечной дружбе, верности…

Шестисаженные чугунные ворота с позолоченными пиками распахнулись. Странным образом ограда напоминала ворота на рынке. И я бы не удивилась, увидев дыру в первом оградительном круге Карплезира.

— Советник разрешил вам пройти, — сказал стражник с некоторой долей разочарования. От его громкого поставленного голоса звенело в ушах.

— Вас проводят к малым воротам. Не знаю, кто вы такие, но во дворец уже два дня никого не впускают, как приехал министр.

В переводе это означало: «Что таким голодранцам могло понадобиться в Карплезире?». Стражник, прищурившись, переводил пытающий взгляд с меня на Дарена. Поняв, что ничего от нас не добьется, впустил.

Мы пересели в креолку с открытым верхом. Солдаты разместились по бокам и без того тесного экипажа. Десять минут умеренной рыси по лесопарковой зоне и перед нами огромные резные ворота с позолоченными пиками на вершине. Император всерьез беспокоится за свою жизнь, раз выставил солдат через каждые пятьдесят саженей вокруг ограждения.

— Вам придется подождать Советника. Он весьма занятой человек, — сказал низкорослый хрипловатый унтер-офицер, перед тем как уехать на пост.

Нас высадили перед воротами второго оградительного круга. Когда креолка скрылась за поворотом, я повторила свой вопрос. Всю дорогу мне не давали покоя слова Дарена. Какое он имеет отношение к императору?

— Я с ним учился в Академии Гуады, столице Антирии, в одной группе. Тогда он еще не был императором. Нам было по семнадцать, когда в Гуаде самозванец объявил себя законным наследником. Для подавления мятежа привлекли все боеспособные силы, в том числе и студентов военной академии, невзирая на титулы и звания. Заварушка та еще была. Наследный князь Антирии — Ромул — учился также вместе с нами, но до последнего скрывал свое происхождение. Самозванца взяли с большими потерями среди наших, но мы с императором (тогда еще кронпринцем) и наследным князем выжили и даже предстали к государственным наградам. — Дарен рассмеялся тихим благодушным смехом, погрузившись в далекие воспоминания. — Какой потом скандал разгорелся у нас в Виргане! Антирийский князь еще долго заглаживал свою оплошность. Ромула посадили под домашний арест. Посольства ездили туда-сюда, то Антирийское в Виргану, то Вирганское в Антирию. Так получилось, что скандал перерос в крепкие торговые и дружеские связи, был подписан договор о сотрудничестве в военной сфере.

Значит, Дарен — лицо, приближенное к императору. Тогда каким образом он оказался в глуши Смолянской губернии? Мог бы служить в столице в лейб-гвардии императора и горя не знать.

— И он назвал дворец в честь дружбы будущих правителей?

Дарен кивнул.

— Когда принял Власть.

— Что ж, это действительно романтично. Но император-романтик — тебе не кажется, что для народа это сулит беду?

Он пожал плечами.

— Николай изменился, если тебя это утешит.

— Когда стал императором?

— Да. Ему пришлось стать жестче и тверже. И романтизм давно вылетел у него из головы.

К воротам с внутренней стороны приближался конный экипаж, запряженный двойкой. Карета была обтянута серебристой дорогой парчовой тканью, ручка на дверце и спицы на колесах позолочены, лошади одеты в бархатные попоны и золоченую упряжь. На дверце был выбит фамильный герб Ворошиных, с совой и перечеркнутым скипетром. На задниках, с мечами и арбалетами, стояли наемники. Возница тоже был наемник.

— Тпрууу…

Лошади затормозили. Наемники осмотрелись.

— Проверь их, — крикнул возница со шрамом через все лицо.

— Они отберут у нас оружие? — произнесла я очень тихо, одними губами.

— Еще бы, — сказал Дарен.

— Тогда ничему не удивляйся.

Дарен не повернулся, хотя мышцы на шее напряглись, словно он переборол это желание в зачатке.

Я закрыла глаза и сконцентрировалась.

— Заместитель командира личной охраны Советника. Кожемякин, — сказал скороговоркой наемник.

— Капитан Казимов. Командир первой роты Семеновского полка…

В ушах монотонно запищало. Я вслушалась в писк. Он становился все громче, оглушая, пока не распался на семь мысленных потоков.

— Уснула, дамочка? Эй!

Я сощурилась от неожиданно яркого света.

На меня смотрел краснолицый наемник с выпуклыми коричневыми губами.

— Ну что вы, господин Кожемякин. Дурно мне что-то, — я ему улыбнулась самой очаровательной улыбкой великомученицы, на которую была способна.

Кожемякин выдал подобие ответной улыбки. Мое обращение «господин» пришлось ему по вкусу.

— Работа у меня такая.

— Мы понимаем, — сказал Дарен.

— Можете убедиться, у нас нет никакого оружия, — я протянула Кожемякину руки ладонями вверх, не переставая концентрироваться на чужих мыслях.

И снова улыбнулась. Дарен посмотрел на меня более внимательно.

— Ну что ты с ними нянькаешься? — заорал возница.

— А? — Кожемякин словно очнулся ото сна.

Правый глаз возницы, помимо шрама, закрывала черная пиратская повязка. «Пират» в десять широких шагов преодолел разделяющее нас расстояние. Он окинул нас цепким взглядом и остался недоволен увиденным.

— Положите руки на решетку. И ты тоже, дамочка.

Мы сделали, как он сказал.

«Пират» вел себя на порядок смелее и властнее. Я бы предположила, что именно он был в охранной группе Советника командиром.

«Пират» прохлопал рубашку Дарена. Если он дотронется до его талии, то наткнется на эфес меча. Я задержала дыхание.

«Что ты извращенец, чтобы лапать мужика!» — крикнула я про себя.

«Пират» содрогнулся, будто схватился за гнилую картошку. Обтерев ладони о штаны, он спустился к ногам. Серебряная печатка на мизинце наемника тернулась о нож, который был спрятан у Дарена на лодыжке. «Пират» замер. Я практически ощутила кожей вырывающееся из него ликование.

«Нож? Нашел-таки оружие! От Ратмира не спрячешь, гаденыш!» — успел подумать «пират», прежде чем я вмешалась.

«Забудь. Это не важно. Ты обыскал его. Он чист. Ты же везде посмотрел. Он чист», — я изменила его мысли, перестраивая так, чтобы он сам себе поверил.

Его взгляд расфокусировался.

— Чист. Надо же, живой и без оружия? — пролепетал Ратмир и усмехнулся, кисло, с мукой на лице.

Дарен убрал руки с ограждения.

— Истинный воин даст отпор и мотыгой, — вставил свои семь медяков Кожемякин.

Все три наемника засмеялись неправдоподобности этой шутки.

— Дамочка, повернись кругом. Эй, руки не опускай.

Я покрутилась на месте.

— Ратмир, её не будешь обыскивать? — крикнул третий наемник, оставшийся в тени кареты и по-прежнему искавший цель своим огромным арбалетом.

— Что я баб не трогал?

Они снова засмеялись, с жирным отпечатком пошлости.

Мне даже не пришлось ему внушать. Это хорошо. Удерживать концентрацию становилось все труднее. Но до предела было еще далеко.

Дробь копыт, слышная едва-едва, сделалась громче, и к нашей стоянке подъехала еще одна карета. Гораздо более скромная. Без герба, золота и прочих отличительных знаков.

— Всё! Чисто, — крикнул Ратмир.

Из кареты выскочили еще два наемника. Теперь их пять, а мысленных потоков девять. И десятый, скрытый тонкими стенами кареты.

— Ратмир, Богдан, проверьте кусты. Не нравятся они мне.

Когда охрана Советника убедилась в безопасности, дверка отворилась во второй раз.

Советник оказался низеньким подтянутым мужичком с ярко-синими глазами и приветливой улыбкой.

Он покинул коляску стремительной походкой военного человека.

— Дарен! Это, и правда, ты! — они обменялись крепким рукопожатием. — Не ожидал тебя увидеть еще когда-нибудь. Очень рад, что ошибся.

Меня прошиб пот. Обнимись они с Дареном, и все могло бы провалиться. Даже если бы я смогла стереть ощущение меча из головы Советника, то наемники наверняка бы обратили внимание на странное поведение начальника.

— Как поживаете, Семен Иванович? — спросил Дарен.

— Не сказать, что хорошо. Но не жалуюсь, — Советник почесал кончик носа.

— Это, я так полагаю, графиня Ячминская?

Его взгляд приобрел большую четкость, будто он старался запомнить каждую особенность во мне: от манеры держать себя, смотреть, до моих острых плеч и родинки над губой. От его взгляда так же не ускользнуло, что я одета в «мужские» обтягивающие кожаные штаны, пыльную и рваную рубашку, что у меня усталый измотанный вид. На графиню сейчас я меньше всего походила, соответственно и надобности вести себя согласно титула не видела. Графу Ворошину хватило воспитания подметить мой «упадок», но не показать свое отношение к этому.

Я протянула ему руку. Он неуверенно пожал её, будто боялся повредить.

— Верелеена Ячминская, — представилась я.

— Граф Ворошин. Вы еще тогда были совсем крошкой, но я Вас помню хорошо. Хоть Вы, конечно, и изменились.

Я тоже его помнила, но смутно. Главным образом, улыбчивые синие глаза и приятность, которая пропитывала его насквозь. Он был частым гостем в нашем доме в Крашене. Мои родители считали его своим другом.

— Прошу в мою коляску. Николай будет очень рад тебя видеть, — обратился граф к Дарену.

— Сомневаюсь, — ответил Дарен и пригладил непослушные волосы.

— Вот и зря. Да и Вас тоже, Верелеена. Если вы унаследовали хоть небольшую толику таланта отца, то ваша помощь окажется как нельзя кстати.

В карете было душно и темно. По стеклам, достаточно запотевшим еще по пути сюда, стекали капли. Мы с Дареном сели напротив графа Ворошина с охраной. Повисло молчание. В темноте, которая скрывала оружие, можно было расслабиться. Как только моя рука сползла с ноги, её крепко сжали. Граф Ворошин и охранники ничего не заметили. Я попыталась выдернуть свою ладонь, но Дарен, будто назло, сжал еще сильней. Что он хочет этим добиться?! Карета накренилась в бок — крутой поворот. Спешим? Я сжала руку в кулак и дернула на себя.

Один из наемников наполовину обнажил свой меч.

— Волтиш! — граф Ворошин успел перехватить его кулак, в котором тот сжимал рукоять. Наемник спрятал меч.

Мы переглянулись с Дареном, как воры.

— Э-э-эээ, — сказал Дарен.

Не густо.

Я взяла ладонь Дарена и глуповато улыбнулась.

Мужчины уставились друг на друга.

— А-а-а! — граф Ворошин пожурил пальцем.

Охрана ухмыльнулась. Деваться было некуда.

Лошади в упряжке проскакали по каменному настилу моста, который соединял два берега Ольшенки, быстрой искусственно созданной речушки, берущей начало в Лузге.

— Карплезир во всем его великолепии, — сказал граф Ворошин, когда мы выбрались из кареты.

Перед дворцами, соединенными между собой стеклянным мостом, растянулись темно-зеленые овальные лужайки, словно отпечатки больших собачьих лап. Из центра каждой «лапы» возвышались белые ажурные беседки, оплетенные селадоновым вьюнком. Разделяли лужайки белые полукруглые дорожки, создавая контраст черно-белого в ландшафте.

Сами дворцы были схожи красотой и помпезностью архитектуры, но отличались по стилю и размеру. Престольный дворец построен в старовиргалейском стиле из терракотового камня с белыми резными наличниками на окнах, Георгиевский — в модном стиле барокко из белого мрамора.

— Николай еще не знает, что ты вернулся. Думаю, будет лучше, если я предупрежу его сам.

Дарен кивнул.

Мимо нас то и дело проходили служанки в белых чепчиках. Им тоже приходилось отводить глаза. Одна из служанок сделала книксен и замерла около Советника.

— Твоя комната по-прежнему за тобой. Для Вас, Верелеена, будет выделена отдельная опочивальня. Я хорошо знал Вашего отца. Он был прекрасным человеком.

Из слов графа я услышала только последнюю фразу, про моего отца.

Дарен ушел глубоко в себя.

— Спасибо, — сказала я, очень сомневаясь, что ответила впопад.

— Дарен, у меня осталось незаконченным одно срочное дело. Надеюсь, ты простишь старика.

— О чем речь, Советник.

Они обменялись рукопожатием.

— До встречи, Верелеена. Мария проводит вас в гостевые комнаты.

Служанка снова сделала книксен, на этот раз уже нам.

Из-за часовни вышла группа солдат.

Граф Ворошин поспешил вдоль мраморной дорожки в одну из неприметных двухэтажных построек.

— Прошу Вас, госпожа, следуйте за мной, — сказала Мария и направилась к мраморным ступеням дворца.

От долгой концентрации у меня кружилась голова, и бросало в нестерпимый жар — верный признак скорого разоблачения.

— Дарен, нужно избавиться от служанки!

— Что за фокусы с мечами?!

Он сдерживал гнев, готовый овладеть его разумом в любую секунду.

Я качнулась.

— Потом-потом! Пусть она уйдет!

Вход в замок охраняли двое караульных с ружьями. Солдаты раздвинули пики, и мы прошли в замок без лишних вопросов и объяснений.

Как только мы оказались в затемненном своде коридора, я расслабилась. Контроль над мыслями людей давался очень тяжело. И буквально забрал всю накопленную Силу.

Во дворце мы также могли наткнуться на посты гвардейцев. Но, во-первых, мала вероятность, а во-вторых…. я просто устала.

— Мария, вы можете идти. Я провожу графиню Ячминскую в гостевые покои.

— Да, господин, — она присела и ушла.

Дарен набросился на меня, как только Мария скрылась на лестничном пролете.

— Что ты вытворяешь? — его шепот взлетал под потолок.

— А что надо было отдать им оружие?

— Говори потише, — шикнул Дарен.

На тахте сплетничали три женщины. Увидев нас, они замолчали, с недоумением рассматривая наш внешний вид.

— Добрый день, дамы.

Я тоже поприветствовала женщин, проявив необходимую вежливость. Не задерживаясь, мы поднялись на третий этаж.

— Я отведу тебя в свои комнаты. Побудешь у меня, пока я не узнаю обстановку.

Его комната находилась среди множества дверей и портретов. Стены длинного коридора были оббиты темным деревом. Пол устлан красной ковровой дорожкой. Ниши украшали мраморные скульптуры и рыцарские доспехи.

Дарен отодвинул портрет молодой дворянки и достал серебристый ключик.

— В следующий раз ПРЕДУПРЕЖДАЙ, — сказал он.

— Я сказала: ничему не удивляйся.

— Этого маловато. Мне мало этого, что тут удивительного?

— А мне мало обещаний твоих. Я не чувствую себя в безопасности!

— Нам бы вернули оружие, как только бы всё уладилось.

— Слабое утешение. Особенно сейчас, когда таких, как я, снова отлавливают. Или ты думаешь, что ведьме ни к чему подобное ухищрение?

Он оторвался от борьбы с замочной скважиной.

— Ты меня не слышишь.

Я сползла по стене и спрятала лицо в руках. Я слишком устала, чтобы расстраиваться или обижаться на него.

Щелкнул замочный механизм. Я слышала как Дарен ходит по комнате, осматриваясь. Потом, так же деловито, он подхватил меня на руки и занес внутрь.

Довольно шикарная для комнаты офицера обстановка. Широкая кровать, пуфики, столики, вазочки, шелк и бархат, которые были везде. Плотные коричневые шторы скрывали дневной свет.

Его губы были очень близко. Я чувствовала его дыхание на своем лице и наслаждалась этими ощущениями.

— Мне надо помыться, — сказала я. — И, если возможно, другая одежда.

Дарен опустил меня в кресло.

— Я пришлю тебе горничную. Она все организует.

— Спасибо.

Я утонула в мягком кресле. Веки налились свинцом.

— Чувствуй себя как дома, — он растягивал слова. Улыбался, наверное. Как легко он впускает в свое сердце удовольствие. Ведь смех — тоже удовольствие.

— Попробую договориться о приеме на вечер.

Я кивнула, сквозь пелену сна.

— Закрою тебя на ключ.

Ключ провернули два раза в замке. Наступила тишина и сон.

Позднее, когда Престольный дворец погрузился в сумерки и в коридорах и проходных залах дворца зажгли канделябры, горничная проводила меня в выделенные мне гостевые покои.

Горничную Шуру ко мне прислал Дарен с запиской. В записке размашистым мелким почерком было написано о том, что он сам придти не может, потому как встреча с императором затянулась. Более того, у Дарена имеются неотложные дела и встречи. Все вопросы, связанные со мной, улажены. Завтра утром император ждет меня в Приемном зале Георгиевского дворца для беседы. Подпись стояла Д.К. Но и без подписи я знала, что писал Дарен. Бумага сохранила отпечаток его ауры, которую я достаточно хорошо изучила.

Не знаю, что произошло у Дарена в прошлом, но сейчас ему хочется восстановить разорванные связи. Ведь со столицей связана большая часть его жизни.

Шура была молодой и робкой девушкой. Она поглядывала на мой внешний вид с толикой неприязни и осуждения. И очень удивилась тому, что я без багажа. Можно подумать, что они тут все в столице живут как на отдельном материке и не понимают, что происходит за пределами купола! Даже если у меня есть чемодан платьев, как бы я смогла его довезти? О чем я и сообщила служанке. Она смутилась и долго извинялась, что посмела оскорбить меня. После чего настал мой черед испытывать стыд. Прерывая её смущение, я попросила принести мне чистую одежду. Убегая исполнять поручение, она сказала, что поговорит с камеристкой дворца, которая может помочь подобрать готовое платье из пошивочной мастерской.

Мои гостевые покои оказались на последнем четвертом этаже восточного крыла Престольного дворца. В соседних покоях жили старая глухая нянька императора и пожилая вдова генерала. Соседки были тихие и спокойные. Жили во дворце на полном иждивении короны и радовались жизни. В их компанию я не вписывалась. Скорее, мой образ жизни можно рассматривать как полную противоположность. Видимо, поэтому меня и поселили в эту глухую часть Престольного дворца, чтобы я никому не мешала.

В сравнении с Георгиевским дворцом, построенном относительно недавно, порядка ста пятидесяти лет назад, Престольный насчитывал больше четырех веков и по размерам уступал Георгиевскому дворцу. Первоначально Престольный дворец использовался для коронации монарших особ и как летняя резиденция. На протяжении лет дворец перестраивали, расширяя. Император Георгий, правивший около двухсот лет назад, пожелал полностью перебраться на окраину Крашеня вместе со всем двором. И перебрался, когда в Престольном дворце были надстроены два жилых этажа.

Престольный дворец сохранил дух старой Виргалеи. Дверные порталы были выполнены из белого камня, стены украшены растительным орнаментом, узорами из зверей и птиц. В окнах вставлена цветная слюда. Потолки были куполообразные и украшены, так же как и стены. Проходя мимо открытой двери в залу, я заметила изразцовую печь.

Быт дворца был размерен и статичен. Завтрак, обед и ужин в одно и то же время. Помещения освещались свечами. В десять часов вечера слуга тушил свечи, и коридоры погружались в полную темноту. Из новшеств: была встроена канализационная система.

Вымывшись в заранее приготовленной теплой воде, я переоделась в чистую хлопковую ночнушку, приготовленную Шурой. Девушка сообщила, что мастерицы из пошивочной разошлись спать и платье она сможет раздобыть только завтра. Но завтра непременно. Отпустив девушку отдыхать, я тоже легла спать. Все-таки тело требовало отдыха. Сон в кресле — одно издевательство над измученным организмом. Едва коснувшись подушки, я уснула.

Ночью охранная система купола Чарующего леса пыталась выдернуть меня, требуя внимания. С прошлого раза я откорректировала защиту, и предупреждения были гораздо менее агрессивны по отношению ко мне. Кроме того, я перенаправила большую часть защитных функций на Путяту. Поэтому, когда система реагировала, и я не отвечала, сигнал переходил к духам моего леса. Это было сделано с тем расчетом, что я не всегда могу вернуться в Чарующий лес, даже в виде шельта, а Путята и Моркл — духи леса и в их интересах беречь лес и его жителей.

 

Глава 15. Представление императору

Приемная зала императора была пропитана высокомерием и гордыней, как едким дымом. Стены были украшенные лепниной в виде резных листьев и покрыты позолотой. Массивный лакированный стол из темного дерева занимал треть залы. В оконных нишах вздымали лица к небу массивные статуи с две маховые сажени, чей рост, как и высота потолков, заставляли чувствовать себя букашкой.

Император соответствовал кабинету идеально. То же высокомерие и гордыня. У него были глубоко посаженные глаза и пронзительный буравящий взгляд. Где-нибудь в другое время при других обстоятельствах, я могла бы назвать его симпатичным. Да, могла бы. Если бы не взгляд. Он смотрел на меня, как на насекомое. Очень редкое насекомое.

К тому моменту как я предстала перед «небольшим» собранием доверенных лиц, которое больше напоминало военный совет, я еле сдерживалась, чтобы не разбить одну из дорогих напольных ваз. Просто чтобы убедится, что эти люди еще способны реагировать искренне.

Император встал, как только я вошла. Видимо, не хотел дать мне шанса почувствовать себя выше его.

Дарен стоял отдельно от приближенных лиц. На том месте, где мог бы находиться человек, являющийся правой рукой самодержца, если бы таковой у него был. Ноги на ширине плеч, руки за спиной. Он смотрел на меня.

За спинами генералов, казначеев и палача (его грязная аура оставляла серо-бурые отпечатки на всем, к чему он прикасался) располагались удобные стулья, обшитые золотистым бархатом. Все предпочитали стоять, лишь для того, чтобы в который раз выказать подобострастие.

— Итак, наконец, Вы графиня, почтили нас своим визитом, — сказал император Николай Великодушный.

Великодушным его прозвали за либеральное отношение к разжалованным при регенте дворянам и магам и предоставление некоторых свобод низшим слоям общества.

— Прошу прощения, что не приехала раньше. Не было возможности, — ответила я, скрипя зубами.

— Оставьте Ваше вранье для простаков.

— Я не хотела Вас оскорбить, — я слегка присела в реверансе.

Может быть, я и росла в Моне и от двора была далека, но этикет я знала. Мать, а потом и отец постарались вдолбить его в меня. Будто знали, что рано или поздно мне придется служить императору Вирганы.

Реверанс в штанах — не самое культурное зрелище, но за неимением платья, сойдет и так. Если подумать, мужчинам тоже приходится кланяться и при этом они не выглядят смешными. Поизящнее многих дам.

— Ваш титул, графиня, земля и крепостные, принадлежащие Вам, обязывают служить империи. Это Ваш долг.

Он молчал, буравя меня своим взглядом светлых равнодушных глаз. Я молчала тоже. Землю я хотела сохранить. Очень. Без раздумий я бы согласилась отдать титул, крепостных в обмен на землю и свободу. Только даже заикаться о подобном бартере не стоит. Либо выгонят с позором, лишив всего, либо на плаху.

Реальность в империи такова, что титулованная помещица или помещик по дарованию императора владеют землей и крестьянами, которые вкалывают на этой земле и ежегодно пополняют казну налогами. На этой системе и построена империя. Если дворянин будет владеть землей без крестьян, он не сможет платить налоги. Не будет у него дохода, да и жить на широкую ногу дворянин не сможет. В общем, кормиться за счет невольного труда выгодно и империи и дворянам.

Если у дворянина нет земли, значит, он должен служить в армии, в министерстве, в казначействе и т. д. Либо при дворе. Для женщины-дворянки все сложнее. Она должна быть замужем и тогда муж расплачивается по налогам. Или на выданье — тогда отец.

Самое выгодное дворянке стать вдовой состоятельного мужа. При наличии земли платить налоги с крепостных. При отсутствии — плакаться на жестокую долю и перечислять взнос в казну со счета покойного мужа. Еще лучше попасть в свиту императора или принцессы. Тогда и взнос платить не нужно.

— Чем Вы можете быть полезны империи?! Помещица без крепостных, к тому же, с весьма скверным характером и славой!

Действительно чем? Усадьба разорена, да и в нынешних условиях, мечтать о её восстановлении глупо. Пользоваться счетом в Дворянском банке могу с разрешения императора, так как ни отца, ни брата, ни мужа у меня нет. По «хорошему» я должна выйти замуж, а потом овдоветь, и тогда смогу распоряжаться собой и деньгами как захочу.

Замуж я не собираюсь, становиться вдовой тоже. Остается только служба в качестве придворного мага. Что мне совсем не по душе.

Я молчала. Предлагать себя в качестве придворного мага — унизительно. Дарен, наверняка, рассказал ему про все, что видел.

— Мне доложили, что ваша слава колдуньи имеет все основания. Вы унаследовали дар графа Ячминского и хотите претендовать на должность придворного мага, — он замолк, предоставляя возможность всем присутствующим переварить услышанное.

К слову сказать, я вовсе не претендовала на эту должность. Но весь разговор очень умело свелся к тому, что я вынуждена согласиться.

— Диплома с собой Вы не привезли. Очень жаль. Но, думаю, что магу диплом не нужен в качестве подтверждения его способностей. Если маг нас не обманывает. Правда, графиня?

— Итак. Что вы умеете, Верелеена? — Император оперся пальцами на глянцевый янтарный стол. Двенадцать пар глаз наиболее приближенных к государю людей следили за каждым моим движением. Глаза Советника, графа Ворошина, единственные выражали дружелюбие.

Лицо же Дарена не выражало ничего. Он провел вчера весь вечер наедине с императором. Перед заседанием я его не видела. О чем они договорились можно только предполагать.

— То же, что и отец, ваше величество, — ответила я.

Если он надеялся, что я выложу ему всё, как на исповеди, то сильно ошибся.

— Значит, он вас научил тому, что умел? Отец Гавриил подайте мне контракт графа Ячминского!

Мужик, в черной рясе до пяток и огромным животом, как и положено попу, выдвинул стул. Звук тяжелой поступи деревянных каблуков эхом разносился по зале, пока отец Гавриил обходил стол, чтобы лично в руки передать свиток. От попа разило луком, причина блеска длинной бороды.

Император нахмурился. Развернув контракт, он так посмотрел на попа, что тот сник и осунулся, стараясь уменьшиться в размерах. Что было непросто при его внушительном росте. Глиняная печать на свитке оставила в качестве памяти о себе пару коричневых крошек.

— Так. Значит, вы можете перемещаться в любую точку страны, заряжать пространство на богатство, здоровье, успех, гадать на Таро — это можно опустить… обычный набор придорожной цыганки. Лечение болезней без хирургического вмешательства… ерунда полная. — Он умолк, читая про себя. — Конечно, от демонстрации вы отказываетесь. Любопытство не повод его удовлетворять, не так ли?

Обрюзглый генерал в синем мундире подавился смешком.

Эти слова любил повторять отец. Из уст императора они прозвучали как пощечина.

— Подобное шулерство может пригодиться только на ярмарочных представлениях, — добавил император и улыбнулся собственному остроумию.

Все присутствующие заулыбались. Кроме Дарена.

— Один мальчик по неосторожности провалился под лед. Ему тогда было пять лет и он, может быть, забыл тот случай. Двухстороннее воспаление легких с осложнением на сердце — он умирал и лекари отказались от него, за что отправились на эшафот, — мой голос дрогнул. В горле пересохло. Хотелось сглотнуть, откашляться, но это явилось бы проявлением слабости, а эти люди слабости не прощают, — но, как ни странно, мальчик выжил. И выжил он благодаря, как Вы выразились, шулерству.

Молодой император сложил руки за спиной и прошелся вокруг своего кресла. Казалось, он забыл где находится, и по какому поводу все собрались. Из глубокой задумчивости его вывело поведение собравшихся. Приближенные тревожились.

Все пошло не так, как планировалось?

— Так, ладно. У Вас еще будет время показать свои невероятные способности. Так что приберегите, графиня, красноречие и силы.

Он смотрел на меня снова, как на насекомое.

— Ваше величество, если Вы не уверены во мне, то почему назначаете на должность?

Император усмехнулся.

— Я решил дать Вам шанс, — зал вздохнул, — меня убедили в том, что Вы можете быть полезны империи, поэтому мы здесь, а не на площади Трех Повешенных.

Меня затрясло. И эта дрожь, которая расходилась по всему телу подобно прибою, не означала ничего хорошего.

— Хороший император знает, кого надо казнить, а кому казнь отсрочить, верно? — спросила я.

Отец говорил, что император Павел Непредсказуемый часто повторял эти слова, чтобы держать подчиненных в страхе.

Николай вспыхнул, но не как огонь в камине, а другим, холодным светом ненависти. Он подался вперед. Я почти слышала скрежет его зубов.

— Понятно теперь, что капитан Казимов в Вас нашел, — император оскалился. Это был подлый удар. Потому что предназначался не мне.

— И впредь, графиня, будьте менее разговорчивы. Я не потерплю неуважения.

Я сжала челюсти так сильно, что наверняка выступили желваки, и присела в реверансе. В последнее время я отвыкла подчиняться. В основном подчинялись мне. Пришлось опустить глаза в пол, тем самым выражая согласие с его требованием, и скрывая ярость.

— Вопросы будут к придворному магу? — император пошел вдоль его личного «взвода», намереваясь просто слушать комментарии преданных ему людей.

Я обыскивала глазами всех, кто не боялся ответить мне прямым взглядом. Таких нашлось немного, и те опускали головы. Во многих теплилось добро, которое они вмяли так глубоко, что и сами забыли о нем. Но в большинстве лишь подобострастие и лицемерие.

— Тогда все могут быть свободны. Кроме Вас, графиня, главного казначея и моих генералов.

Управляющая верхушка отодвигала в сторону стулья чинно, застегивая камзолы, оправляя одёжи. Дарен оставался на месте, настолько идеально растворившись в эмоциональном фоне, что хамелеон мог позавидовать. Он был здесь, передо мной, я его видела, но практически не чувствовала.

— Завтра вы осмотрите сокровищницу. Естественно, в присутствии стражи, — Николай Великодушный криво усмехнулся. Мол, не думала же ты, глупая, что останешься в сокровищнице один на один с золотом? — Вас уведомят о точном времени позже. Как я решу — тогда.

Император развернулся на каблуках. Его черная мантия всплеснулась в ногах и легла идеальной волной.

— Можете идти. ВСЕ ВОН! Я хочу отдохнуть…

По этикету я должна была дождаться, пока один из высокородных мужчин откроет мне дверь. Генералы поднялись, поклонились спине императора. Казначей сбивал в ровную стопку свои бумажки. Дарен начал оттаивать, возвращая себя обычного.

Я направилась к выходу не спеша, и не зря. Генерал Кожемякин, кажется так его имя, метнулся к дверям и молнией исчез в проходе. Вот тебе и этикет. Граф Ворошин улыбнулся мне и слегка повел глазами. Мол, невероятно нервные пошли генералы.

— Графиня Ячминская, — обратился ко мне император, — теперь основной Вашей обязанностью станет защита Крашеня от монстров.

Голос императора был исполнен желчи, губы презрения, а глаза полны холода.

Граф Ворошин хотел придти мне на выручку — он уже распахнул двери и подал знак бровями. Чтобы еще больше его не подставлять, я улыбнулась с признательностью и отрицательно мотнула головой.

— Вы должны научить наших солдат убивать их.

— Как пожелаете, император, — я поклонилась ему в исполненном достоинства темпе.

— И раз Вы сведущи в ли́карстве, в госпитале нужна будет Ваша помощь, — добавил Николай Великодушный, когда все лишние покинули зал.

Теперь это был жесткий, весь в себе человек. Высокомерия и презрения не было.

Дарен обогнул стол, просматривая стулья.

— Хорошо, ваше величество.

— Итак… — император опустился за свой длинный стол. — Как я знаю, Ваша усадьба сгорела, за крестьянами Вы так и не явились. Вы лишены заработка. Наследство отца храните в банке? Следовательно, наличных средств не имеете.

— Мне хватает средств, которые я зарабатываю сама. Состояние отца мне пока не нужно.

— Графине не пристало колесить по губернии и зарабатывать ли́карствам. Это чудачество. Проявление излишнего своеволия.

— Так я же маг, ваше величество.

Николай Великодушный изогнул бровь и посмотрел скептично.

— Мы еще поговорим на эту тему. Я позабочусь о том, чтобы Вы имели все, что положено Вам по титулу и должности. Завтра Вы осмотрите сокровищницу, с утра. Теперь мне, и, правда, нужно отдохнуть. До встречи.

Он кивнул Дарену и вышел. За ним следом вышли два гвардейца, которые стояли около дверей.

Император верил в то, что купол над Крашенем — это защита, которую оставили маги императора Павла. Слушать эту версию событий от Дарена мне было смешно. Да, маги могли подготовить почву для купола, но возводили его недавно. Скорей всего незадолго до нашествия. Значит, кто-то знал заранее и подготовился. Кроме того, для создания купола такой мощности нужна Сила пяти магов, не меньше.

Конечно, может быть так, что этот «кто-то» принял видение, которое рассылала Элини для своей защиты. Тогда зачем возводить купол скрытно? Молодой император настроен к магам лояльно. И принял бы от них помощь, если бы они обратились к нему.

Еще одно событие вызывало подозрение. Буквально пару дней назад сокровищницу пытались взломать. Действовал вор скрытно. Без магии точно не обошлось. Вся охрана была усыплена. Но из казны ничего не украдено. Вор выбирался из сокровищницы ползком, размазывая кровь. Двери он бросил открытыми.

 

Глава 16. Осмотр сокровищницы

Вторая ночь в Престольном дворце вышла тяжелая. Любое проникновение через купол людей по-прежнему притягивало мои тонкие тела в Чарующий лес. К счастью или к несчастью, тут как посмотреть, эта ночь была богата на гостей. Изможденный крестьянин, волк, и маленькая девочка.

Крестьянин был измучен охотой на него. Забравшись под кроны елей моего леса, он долго лежал, пытаясь отдышаться, и готовился к смерти. Не знаю, чего он боялся больше: монруклов, которые застревали в куполе и подыхали, или Ведьминого леса. Он так всю ночь и провалялся под елками, ожидая смерти. А потом заснул. Усталость взяла своё. Путяту я попросила присмотреть за мужиком и не пускать к избе, пока я с ним не побеседую.

Волк лежал на опушке и долго зализывал раны. Звери были на совести Путяты. Дух Чарующего леса позаботиться о звере.

Третьим гостем стала девочка, лет семи-восьми. Она была вся в земле, испуганная до полусмерти, и конечно, изможденная. По всей видимости, пряталась в одной из землянок около ручья.

Так совпало, что девочку я почувствовала еще на поле. Она ползла, молча заливаясь слезами. Крестьянин как раз пытался отдышаться, а я раздумывала над тем, чтобы с ним поговорить.

Птерозавр сверху заметил ребенка и кинулся к добыче. Она бы никак не успела добраться до купола. Я схватила девочку под мышки и вместе с ней полетела под защиту. Она закрыла ладошками глаза и завизжала. Наверное, решила, что ящер её сцапал.

— Тише, не кричи. Да тише ты! — я пыталась достучаться до неё и у меня получилось.

Она притихла. Опомнилась только у избы. А куда еще мне было девать ребенка?

— Ты меня съешь? — спросила она тоненьким голоском.

Каждый ребенок в окрестностях Ведьминого леса знает, кто в нем живет. И естественно, именно мной пугали родители непослушных деток.

— Нет. Я добрая ведьма.

Голос мой был наполнен свистом. Скорее шелест листьев, чем голос в привычном смысле.

— Точно?

— Точно, — я опустила её на крыльцо.

— А почему я тебя не вижу?

— Потому что я нахожусь в другом месте.

— Разве можно быть там и там?

— Очень трудно, но можно.

Она мне задала еще с десяток вопросов. В обмен на ответы я отправила её вымыться в теплой дождевой воде, которая всегда была во дворе в кадке. Открыв двери в избу, я принесла девчонке льняную рубаху и еду. Перед тем как отправить Гриду спать, я познакомила её с Путятой. Именно ему предстояло присматривать за ребенком и за мужиком, который отсыпался в канавке.

Попрощавшись с Путятой и Гридой, я вернулась в тело. За окном брезжил серый рассвет. Летом светает рано, поэтому я легла спать. До назначенного императором времени успею вдоволь отоспаться.

Разбудил меня стук в дверь.

— Кто?

Я была не в настроении. Эмоциональная энергия в районе нуля.

— Я.

— Кто Я?

— Может, откроешь дверь?

Теперь я была уверена, что по ту сторону Дарен. После императорского приема весть о появлении в Карплезире некой графини-колдуньи разнеслась очень быстро. Уже по возвращению в гостевые покои возле доспехов рассматривал потемневшую картину суетливый дворянчик. Слуги до глубокой ночи ходили туда-сюда, подслушивая, и пытаясь рассмотреть, что я делаю в замочную скважину, что было слышно по осторожным шагам.

— Сейчас, подожди, — ответила я, на ходу завязывая горловину и подпоясывая штаны.

Я провернула ключ, который туго и нехотя поддавался использованию.

— Тебе что не принесли одежду?

Он зашел в комнату, как к себе. Под одеждой подразумевалось корсетное платье, вероятно.

— Позже горничная принесет. Камеристка оказалась с характером.

Зеркало висело около кровати над круглым столиком, таким маленьким, что годился он только под вазу с цветами. Только никакой вазы на нем не было. Из овального зеркала, охватывающего верхнюю треть туловища, на меня смотрело красноватое, опухшее после сна лицо, такое же поношенное, как некогда белая рубашка с высоким воротником и широкими рукавами-парусниками.

Шура обещала перетащить из соседних покоев трельяж. Все равно покои пустуют, а знатной даме крайне необходимо широкое зеркало. Для того, чтобы рассмотреть красоту со всех сторон.

В дверь постучали.

— Графиня, это я, пустите, — в замочную скважину проговорила Шура, чем вызвала наши улыбки.

Она положила на кровать стопку выглаженных нижних платьев и белья. Путята бы долго восхищался вышивкой, кружевами, маленькими круглыми пуговками и прочими прелестями швейного мастерства. Надо обязательно вызвать его, чтобы оценил. Где еще он получит столько положительных эмоций?

Не успела Шура покинуть нас, как в коридоре послышался звонкий топот. Перед самой дверью гость замер. Прислушивался. А может, не решался войти. Аккуратный стук — дополнил букет несоответствий.

— Кто это? — спросила я.

— Не имею представления.

Дарен сидел в кресле и наблюдал за моими действиями. Руки сложены на животе в замок. Он старался сидеть непринужденно, но в этом старании крылась неловкость. Мне захотелось поблагодарить его за то, что он убедил императора в моих благих намерениях и скорей всего поручился за меня, но я промолчала.

— Сколько сейчас времени? — я осмотрелась в поисках часов. Их не оказалось. Эту комнату лишили подобной роскоши.

— Полвосьмого, не больше.

Дарен энергично поднялся и открыл дверь.

Рука стучавшего повисла в воздухе.

— Макс?

— Приветствую, о, Дарен, — Макс поклонился, едва не достав волосами до пола. Ему было свойственно переходить на пафосный тон.

— Что за клоунада, Макс? Ты хотел что-то?

— Можно пройти?

Дарен замялся.

— Я всегда знал, что ты очень любезен. Но не настолько же?! — воскликнул наш давешний знакомый по ту сторону двери.

— Я не хозяин, чтобы у меня спрашивать разрешения.

— Да, ладно! Она же одета. Или нет?

Макс вошел, не дождавшись ответа. В любом случае прикрыться я бы не успела.

Он остановился в трех шагах от меня, оценивая меня, словно лошадь на ярмарке.

— Все так же хороша. Говорят, Вы ведьма? — он прищурился, словно я пыталась его обмануть.

— Может быть.

Он слегка растерялся. Наверное, я должна была иначе ответить по канонам светской беседы.

Подтвердив свое невежество и грубость, я направилась в банную комнату, которая примыкала к моей комнате. В ней была большая дубовая кадушка. В ведрах осталась вода, которую вчера натаскали служанки. Шура хвасталась, что в Георгиевском дворце есть не только канализация, но водопровод, подающий горячую и холодную воду. В Арении бытовые удобства были в порядке вещей. В Виргане же это было в новинку. Признаться, я бы с удовольствием воспользовалась благами прогресса. Но Престольный дворец настолько старый, что, как выразилась Шура, может развалиться, «засунь» в него водопроводную систему.

Вода была холодная, бодрящая до мышечных судорог. Я обтерлась досуха полотенцем из грубо выделанного льна и вновь ощутила вкус к жизни.

К тому времени как я помылась, Макс успел уйти по делам, как сказал Дарен. Сам Дарен вышел в коридор, дав мне спокойно одеться. Шура принесла чистую рубашку, панталоны длинной до икр, нижние юбки и белый парик. Все старье, что сумела найти, видимо. Как можно в такую жару одевать панталоны, две нижние юбки, рубашку и сверху верхнее платье? Ладно, пусть я преувеличиваю. Летом женщинам разрешается заменить рубашку с длинным рукавом на рубашку с коротким, а панталоны заменить их укороченным вариантом. Но две нижние юбки зачем? В Моне лет двадцать назад отказались от панталон, нижних юбок и корсетов. Для поддержания груди используют строфии, кожаные либо сатиновые ленты, или бюстгалтер, новомодное изобретение Ольской швеи. Парик же носят по естественным причинам, таким как облысение.

Следом за Шурой в мои покои, робея и смущаясь, вошла еще более молодая горничная, почти девочка, неся объемное длинное платье из тафты.

Представив себе, что надену ворох юбок и этот ужас из розовой плотной ткани, я уже заранее взмокла. Заметив мою реакцию на платье, Шура пообещала снять мерки и отдать на шитье по моему вкусу. Так же она поведала, что готовое платье можно найти в пошивочной мастерской, но придворные дамы обычно предпочитают шить на заказ.

Послать Шуру за другим более легким платьем я не успевала. Дарен два раза стучал в мою дверь, напоминая, что мы можем опоздать. Пришлось одеть кожаные брюки, чистую белую рубашку и жилет, что было верхом вульгарности и пошлости, потому как благородная дама не может одеваться, как матрос.

Про матроса и благородство придворных дам я узнала от фрейлин принцессы. Не успев отойти, они принялись обсуждать мой внешний вид.

К назначенному времени мы пришли вовремя. Принцесса же опоздала, как и положено важным особам. Точнее венценосным особам полагалось приходить последними, и чтобы соблюсти этикет, они слегка опаздывали.

Принцесса Абрагель была похожа на заграничную фарфоровую куколку с белоснежными кудрями, розовой кожей и персиковым румянцем на щеках.

Меня она предупредила, чтобы я держалась от неё подальше и если она заметит что-то, что по её мнению примет за ворожбу, то наш «поход» закончится очень быстро. Причем для меня с плохими последствиями.

Я взяла с собой только нож. Тратить силы на отвод глаз от кинжала было неразумно, учитывая, что я в безопасности, а спрятать его так, чтобы никто не заметил, оказалось невозможно. Только если надеть мантию или плащ, что было бы странно.

Мы спустились на второй этаж, и пошли вдоль длинного коридора с узкими овальными окошечками. Коридор соединял гостевые покои с огромной башней.

— Мой отец придумал хитрую систему безопасности. Только неразумный попытается украсть что-нибудь из сокровищницы, — сказала принцесса заученную фразу. Она сама не верила в необходимость запугивать нас. Кроме того, какой смысл запугивать тех, кто собирается помочь разобраться с их проблемами?

— Я не собираюсь ничего красть, — ответила я. Мой голос прозвучал на удивление однотонно.

Принцесса усмехнулась, глядя на Дарена. У меня складывалось впечатление, что она намеренно не смотрит на меня.

— Вы и не сможете, — ответила она, вздернув подбородком.

Я усмехнулась только для того, чтобы сбить с неё спесь. Она ускорила шаг.

Принцесса постучала в овальную, оббитую кованным железом дверь специальным молоточком, который был прикреплен под квадратным окошком. Окошко со скрипом отворилось, при этом отлетел небольшой кусок ржавчины от петли. Проем окна заполнило широкое бородатое лицо, неразличимое в темноте. Его немного расширенные глаза сверкали нездоровым блеском. Секунд десять ему понадобилось, чтобы собраться с силами.

— Что угодно Его высочеству? — спросил он, наконец, дыхнув перегаром.

Не знаю почему, но меня нервировала вся эта ситуация с осмотром сокровищницы.

Принцесса помахала свитком перед носом.

— Мы направляемся в сокровищницу, — сказала принцесса и протянула туго свернутый свиток через окошко.

Охранник кивнул, но как-то обреченно.

— Я еще не успел смениться, — сказал он в свое оправдание и отдал свиток обратно.

Он вставил ключ в замок и несколько раз провернул его. Дверь вздохнула и открылась внутрь, приглашая нас войти в душное, похожее на пещеру отшельника помещение. В помещении, видимо, экономили на освещении. Два факела на пятнадцатисаженное пространство.

— Проходите, прошу вас, — охранник улыбнулся, пытаясь исправить негативное впечатление. Снова пахнуло перегаром.

Влажность зашкаливала. Я мгновенно взмокла.

— Нам нужен один из ваших факелов, — сказала принцесса.

— Да-да, конечно, — охранник снял со стены горящий факел и протянул ей.

В комнате, по ту сторону света от факела стало еще темнее.

На столе валялись карты, а под столом стояла ополовиненная бутылка с медовухой, накрытая стаканом.

Принцесса махала факелом, будто хотела разогнать перед собой тьму. Она направилась вглубь комнаты.

Дарен наклонился к охраннику.

— Капрал, как можно пить в такой жаре? — спросил он.

Капрал пожал плечами и улыбнулся виновато.

— Приберитесь здесь, — Дарен показал взглядом на бутылку. Охранник немного покраснел.

— Да, да, конечно, это я тут немного… ну, вы понимаете.

— Понимаю, но надо ж меру знать.

— Виноват, расслабился.

— Ладно. Но в следующий раз… — сказал Дарен и хлопнул охранника по плечу, отчего тот заметно погрустнел.

Принцесса выглядела недовольной. Она постукивала мыском по полу и вытирала моментально потеющий лоб.

— Какая жара адская, — сказала она.

— Толи еще будет, ваше высочество, — усмехнулся охранник.

— Знаю, — ответила принцесса. В её голосе чувствовалась угроза.

Охранник снял навесной замок с широких металлических дверец. За дверцами уходила вниз узкая каменная лестница, по которой мог идти только один человек. Снизу доносились удары молота.

— Позвольте мне, Абрагель, — Дарен взял факел и спустился первым. Я замыкала цепочку.

Охраннику видимо очень хотелось загладить свою оплошность с медовухой.

— Доброго здоровечка всем! — крикнул он нам вслед, перед тем как захлопнул люк.

— Осел… — сказала принцесса сквозь зубы.

К влажности прибавилась пыль и отчетливый запах сырости.

— Этим входом редко пользуются, вот они и обнаглели в конец, — сказала принцесса. Она часто дышала. — Умели Вы, капитан, находить с ними общий язык.

— Времена меняются. Когда-то Вы обливали нас холодной водой во сне и считали за смелость ругнуться при Николае, — ответил Дарен.

Повисло молчание, нарушаемое шарканьем обуви и тяжелым сбивчивым дыханием.

Я упиралась руками в шершавую поверхность стены. Свет факела терялся в ногах Дарена — я шла на ощупь. Ступеньки стерлись, из-за чего можно было легко поскользнуться. Лестница огибала башню и постепенно спускалась на нижний этаж.

— Да, брат не выносил этого. А я любила его позлить, — ответила она, — теперь все по-другому. Он изменился. Да и я тоже.

— Теперь за подобную вольность можно заработать десять ударов плетью, — добавила принцесса и хохотнула.

Мы остановились. Раздался металлический стук. Дверь другая, а молоточковая система — та же.

— Какого черта, Баркашка?! — крикнули басом из-за двери.

Минутная возня. Скрипнул три раза замок и открылась дверь.

Меня с ног до головы обернула горячая кусающая за голую кожу волна.

Перед нами предстал кузнец с крупным носом на бордовом лице и такими же крупными бардовыми руками. Своим телом он закрывал дверную нишу, держа в руке огромный молоток.

— А вы кто?! — кузнец нахмурился и перехватил поудобнее молоток.

На зубах скрипела пыль. Я сплюнула.

Принцесса дернула свитком так, словно хотела проткнуть им кузнеца. Тот развернул указ и чересчур долго вчитывался в него.

— Может, тебе прочесть? — спросил Дарен, пытаясь перекричать шум.

Кузнец ухмыльнулся и отдал бумажку обратно.

— Читать-то мы умеем! Да, вы проходите-проходите, высочество! — кузнец отступил в сторону. В коричневой бороде пряталась хитрая улыбка.

В кузнице отливали монеты и ковали мечи.

Работа стихла, как только мы вошли. Нас встречали любопытными, жадными глазами.

— Гришка, где ключ от люка?! — крикнул кузнец.

Гришка, молодой, высокого роста парень, который не успел нарастить мышечную массу, вытащил из-под серой порванной рубахи ключ.

— Снимай его, дурень, да открывай люк! — прокричал кузнец, который был здесь за старшего.

— Чего затихли?! Давайте, работайте! — крикнул кузнец.

Молотки вновь застучали, но без энтузиазма.

Раздался щелчок, скрежет ржавых петель. Сбоку открылась железная дверка, которая отлично подошла бы для домика гномов. Согнувшись пополам, из неё вышел кудрявый мужичок с черным от копоти лицом. У него был тонкий острый нос и живые глазки, которые были настолько светлы, что почти сливались с белками. Главный казначей императора.

В остальных помещениях нас встречали похожим образом. Складывалось впечатление, что их забыли предупредить о нашем визите.

— Не забыли, а специально не предупредили, — ответила мне принцесса. Она сморщилась, будто дотронулась до лягушки, — Император считает, что подобные проверки укрепляют дисциплину.

— Страх — хороший стимул для прилежной работы, верно? — спросила я.

Она содрогнулась, будто я сделала ей больно. Впервые я поймала её взгляд. Она боялась меня.

— Ве-ерна, — протянул с угрозой Дарен.

— Она права, капитан Казимов, — поправилась принцесса, — кому как ни ей знать о страхе.

— И точно, — ответила я.

Когда принцесса отвернулась, Дарен покрутил пальцем у виска.

Пройдя казначескую комнату и оружейную, мы оказались в квадратной комнатушке с двумя факелами, которые крепились к стене цепями. Видимо, были попытки их унести. Желтые разводы от огня танцевали на каменных бугристых стенах. За пределами света факелов, сходилась густая темнота.

Дурное предчувствие усилилось.

— Экономите на освещении? — спросила я.

Принцесса еще плотнее закопалась в свою эмоциональную раковину, казначей внутренне сжался. Конечно, экономия не причем. Старые духи не любят яркого света и начинают шалить. В сумраке им комфортней.

— Не то, чтобы экономим… как бы сказать? — казначей все же решил оправдаться. Все-таки он в обществе власть имущей.

Главный казначей сопровождал нас в тайный отсек сокровищницы, чтобы открыть сундуки с ценностями. Но особой радости он от этого не испытывал.

Мы преодолели сверху вниз четыре пролета. Значит, сейчас находимся под землей на тюремном этаже. Дверь отворилась с протяжным скрипом.

Маленькая комнатка оказалась предбанником в довольно широкий коридор с камерами по обеим сторонам. После кузничной, здесь пробирало от холода и сырости. Нос и глотку залеплял крепкий запах нечистот.

К нам приставили двух солдат, которые чересчур пристально меня рассматривали. Проходя мимо камер, казначей загремел ключами, будто надеялся кого-то этим распугать.

— Кто здесь сидит? — спросила я вполголоса.

На одной из дверей сохранился свежий кровавый отпечаток ладони.

— Политические преступники, заговорщики, — ответил Дарен.

По спине побежали мурашки.

— Знахари, колдуны? — вопрос сорвался с губ, хотя я уже знала ответ. К тому же, Дарен испугался моего вопроса так, словно это было той правдой, которую мне лучше не знать.

Я ощутила на коже скользкие гнилостные эманации, которые хотелось содрать, отскоблить с себя и сжечь.

Дарен наклонился ближе.

— Тебе лучше об этом не думать, — сказал он.

— Я сама знаю, о чем мне думать! — ответила я.

Дарен схватил меня за локоть и развернул к нему лицом. Он пытался удостовериться в моей адекватности.

— У тебя глаза потемнели.

У меня перехватило дыхание.

— Дарен, причем тут мои глаза?

Он отпустил мой локоть.

— Просто держи себя…

Договорить Дарену не дали. Он замолчал и с ненавистью уставился сквозь меня.

— Если будете останавливаться, где попало, то мне придется вытащить свой меч! — гаркнул конвоир прокуренным голосом.

Конвоир стоял слишком близко. Я чувствовала его тяжелое дыхание.

— Тогда я засуну твой меч тебе в задницу, — ответил ему Дарен.

Сказать, что развязному конвоиру не понравилось подобная угроза, значит, ничего не сказать.

— Извините, Абрагель, но если эти двое пойдут с нами, то лучше закончить наше предприятие прямо сейчас, — сказал Дарен принцессе.

Она попыталась улыбнуться, но мышцы лица свело, как от судороги.

— Хорошо, они останутся здесь, — она смотрела на Дарена с опаской.

Под тюрьмой была построена сложная система переходов, соединяющих множество комнат. Мне следовало еще в предбаннике почувствовать, что это не просто тюрьма. На языке появился вяжущий привкус. Спускаясь еще по одной тесной удушливой лестнице, я услышала крики. За стеной кого-то пытали.

— У вас здесь пыточные камеры! — я испугалась собственного голоса.

Мне никто не ответил. Они молчали, при этом взгляды были каменные, как и лица.

Я остановилась. Мои пальцы исследовали стену, будто в ней могло находиться отверстие, через которое я могла бы пролезть и остановить насилие.

Я настроилась на внутреннее зрение. Стена под моими руками стала ядовито красного цвета. Первая моя неосознанная реакция была убрать руки, которые покрыла красная дымка.

За стеной пытали женщину. Её голова безвольно упала на грудь. Спина представляла собой кашу из кожи, мяса и крови. Она болталась на веревке, которой были связаны запястья.

Сквозь толщу ваты я услышала голос. Меня просили о чем-то.

— Верна, очнись! Верна! — Дарен сжал мою руку, чуть повыше локтя.

Я повернулась. Отвратительные эманации страха, боли, злости окутывали Дарена, охватывая его тело кусками.

— Что с ней? Мне это не нравится! — голос принцессы шел откуда-то снизу.

— За стеной пытают женщину. Вы это знаете? — голос мой был сух, лишен эмоций. Потому действовал сильнее.

— Что? Он же обещал, — промямлила принцесса дрожащим голосом. Свет от огня танцевал черными тенями на её лице — расползаясь грязью, обнажая истину. Лгунья.

— Верна, послушай, вспомни ради чего мы здесь!

Дарен прижал меня к стене, вновь склоняя к разумности в данной ситуации.

Ловушка? Конечно. Шаг в сторону, и мы станем марионетками чей-то игры.

— Все в порядке. Идем. И зря ты так кидаешься. — Стряхивая с рукавов липкие эманации страха, я развела руки в разные стороны, повернув ладонями к пыточной и вызывая огонь. Распаляясь яростью, с моих ладоней вырвались потоки белого астрального огня, прожигая красный морок. Тюремщик по ту сторону стены лишился сознания, но кому его жаль.

На физическом плане огонь не был виден. Ощущался лишь жар, и то для тех, кто стоял близко, как Дарен. Он отступил в сторону. Злость накатывала волнами на меня, трудно сказать, во что бы она вылилась. Стоило мне опустить руки, как Дарен обхватил меня и силой потащил вниз по лестнице, где успели скрыться принцесса с главным казначеем.

— Когда я, наконец, подохну?! Глаза б мои не видели этой проклятой книжищи, этой морды звериной! Так нет же! Ходят, смотрят, выискивают чего-то, — пробурчал старик-смотритель.

Как только отворили засов, последний элемент защиты двери, наступила полная тишина. Даже казначей прекратил сопеть.

В сокровищнице пахло свежевспаханной землей и чем-то сладким. Я вошла в сокровищницу вслед за смотрителем, сгорбившимся стариком в дырявом хитоне и нечесаными седыми волосами. Я почувствовала давящую на виски магию. Мощную магию, которой обладают разве что боги или вмещают в себя артефакты, созданные почти богами. Я растерла виски. Легче не стало — мощь пробивалась ко мне в голову с пульсом.

Старик, шаркая в темноте, разжег факелы.

— Здесь постоянно голова болит, — Дарен обвел взглядом комнату с поломанной мебелью.

— Еще бы, — ответила я.

Дарен обернулся ко мне.

— Рядом находятся артефакты черной магии, Дарен.

— Значит, я был прав, — Дарен поспешил за смотрителем.

Меня перекосило от невыносимого прикосновения, которое может сравниться с тем, когда соскальзывает ноготь по учебной доске. Дух-хранитель проверял всех, кто потревожил его покой. Хорошо, что я знаю как их успокаивать. Временно, конечно, но все же.

Одна из четырех каменных стен продавилась под напором земли, образовав трещину во всю длину от потолка до пола — вот и причина погребного запаха.

— Мы производим ремонт в другой зале, — казначей рассматривал разлом, — в скором времени монеты и драгоценности перенесут, — добавил он и оттянул воротничок от горла.

Принцесса задержалась на пороге. Ступить в пахнущую погребной ямой комнату потребовало всего её мужества.

Сокровищница представляла собой десяток комнат с несколькими дверями, каждая из которых вела в следующую комнату. Из комнаты полной холодного оружия: от секир до ножей, инкрустированных алмазами и рубинами, мы попали в узкий, на удивление сухой коридорчик, заставленный рядом сундуков.

Старик шел впереди с факелом, но постоянно оглядывался назад, высматривая желтыми птичьими глазами наши руки и карманы.

— Не трогайте ничего! — прикрикнул он на нас. Хотя никто даже вскользь не коснулся императорского добра. Мы шли цепочкой — настолько тесным был проход между сундуками и стеной. В сокровищницу разрешено было войти мне, Дарену и трем хранителям ключей: Абрагель, главному казначею и самому смотрителю.

Нужная нам комната была целиком оббита елью, пропитывая воздух тяжелым смолистым духом. В центре находился письменный стол и табуретка, прибитые гвоздями и привинченные к полу. Мебелью давно не пользовались. Я прошлась по комнате. Половицы продавливались и скрипели под ногами. Часть стены была черна от огня, но сгореть она не успела.

В углу стоял сундук, окованный железом, со ссохшимися, давшими трещины стенками. Крышка сундука была немного скошена вбок.

— Чертова комната, когда ж я помру, чтоб не видеть тебя и не слышать больше? — старик вновь принялся бурчать себе под нос.

Над сундуком был написан портрет мадонны с младенцем. Рисунок был выполнен углем, внушал тягостные ассоциации.

— Через пять-десять минут они начнут просить, чтобы их освободили, — принцесса вертела головой, словно её заставляли войти, а она отказывалась сойти с порога. Она часто дышала и смотрела на икону, будто она была страшнее, чем содержимое сундука.

В комнате явственнее ощущалась скрытая в сундуке мощь. И чем ближе я подходила к сундуку, тем давление усиливалось. Дух-хранитель, да и магия артефактов сопротивлялись чужим.

Казначей прошел в центр и большими оленьими глазами уставился на прибитые к полу ножки.

— Зачем их прибили? — спросил он высоким голосом.

По его пухлому лицу струился пот, а на губах играла недоуменная улыбка.

— Чтобы не оторвались, наверное, — ответила я, потому что все молчали.

Я отошла от сундука на несколько шагов, достаточных для того, чтобы перестало казаться, что голова вот-вот расколется.

— Посвяти мне, — Дарен наклонился над сундуком.

Старик нехотя наклонился, освещая сундук.

Навесные замки были сорваны, а крышка скошена в бок.

Дарен откинул крышку.

— Теперь я уверен, что видел его. Он стоял сверху, рядом со шлемом, — проговорил Дарен.

— Морун?.. Его нет! — вскричал смотритель, едва не уронив лампу в сундук.

Дарен повернулся к нам. Он смотрел так, словно пытался понять мог ли кто-то из присутствующих быть замешан в краже артефакта.

Принцесса опустила глаза, а казначей, наоборот, свои выпучил.

— Как это понимать? — спрашивал он. — Как?

— Я не причем! Не смотри на меня так, Дарен! — крикнула принцесса.

Дарен вздохнул и потер лоб.

— Как же это? Как? — Смотритель обыскивал глазами сундук в поисках украденного артефакта.

Морункэтль или Морун — древний артефакт, в который была помещена такая же древняя сущность. По преданиям сущность могла открывать туннели между мирами.

— Меня больше волнует, как его вернуть, — сказала я.

Казначей вытер ладони о грудь.

— Ваше высочество, я не понимаю, что происходит? — он мотал головой, ожидая ответа хоть от кого-нибудь.

Я подошла к сундуку. На мои виски словно надавили двумя стаканами. Дух «выглянул» из нарисованной иконы. Если я хочу успеть, то надо приступать сию минуту.

— Через какое время вы начинаете слышать голоса? — спросила я.

— Через пять-шесть минут, — ответила принцесса шепотом.

Казначей прочистил горло.

— Я хочу заявить…

— Помолчи, — оборвал его Дарен.

— Какие еще голоса? — Дарен забрал лампу из трясущейся руки смотрителя.

— Сколько по времени ты здесь находился? — я сощурила глаза от копоти, вырвавшейся из лампы, когда Дарен отбирал её у смотрителя.

— Минут десять, может пятнадцать, — ответил Дарен, — Голова раскалывается каждый раз. Но голосов слышать пока не приходилось.

Я наклонилась над сундуком. На дне под железным шлемом с золотыми рогами лежала толстая в черном переплете книга.

— Я хочу посмотреть эту книгу, — сказала я, — Думаю, мне лучше сделать это одной.

Смотритель вырвался из своих мыслей и уставился на меня, словно я сказала, что завтра потоп.

— Нет, — крикнул он и бросился к сундуку, — Нет! Не надо. Эта книга проклята. Не смей!

Казначей опять засопел.

Я обернулась к Дарену.

— Мне надо знать, о чем в ней говорится.

Он посвятил лампой над сундуком.

— Хорошо. Я остаюсь с тобой.

Смотритель вцепился мне в руку своей сухой жилистой рукой.

— Вы не понимаете. Это адская книга. Она, — смотритель задохнулся, — она, она… вы не понимаете.

— Уходите. Прошу вас, быстрей, — протянула я уже не своим голосом. Виски сдавило, и на сотую долю секунды, пол поплыл под ногами.

— Ваше высочество, я за всем прослежу. Идите, — сказал Дарен с нажимом и, вместе с тем, с заботой.

— Хорошо, капитан. Только… — она бросила опасливый взгляд на меня.

— Только что?

— Быстрей. Давайте быстрей. Случались очень неприятные вещи…

Они ушли, и стало намного легче сопротивляться чужому, очень властному, буравящему подкорку, напору.

— В сторону, — кинула я Дарену, отодвигая его за свою спину. Он не решился возражать — есть надежда, что пройдет гладко.

Я опустилась на одно колено. Сундук в качестве защиты от артефактов был пропитан древней мощной магией, которая если и рассеивается со временем, то незначительно. Ритуал Горока или даже Перуна — очень мощная противодействующая сила магии разрушения. К сундуку был приставлен дух-хранитель, который отваживал от артефакта очень просто и эффективно: воздействуя на психику и выдергивая энергетические сосуды. После времени, проведенном на посту, дух обозлился и успел напитаться силой. Его можно понять и, наверное, можно отпустить. А еще лучше помочь передать ответственность духу помоложе.

Хранитель еще пытался пробиться ко мне с ломом. Я встала над ним и открылась по доброй воле. Лом не понадобился и злость духа схлынула. Власть, богатство и прочие корыстные цели, меня не прельщали. У него не было власти надо мной, значит, не было оружия против меня.

Я взяла книгу в руки. Тяжелая, около пуда веса, в телячьей потемневшей коже. Как и все древние вещи, в которых заключены знания, дарующие Силу, а иначе, способы почерпнуть её. Книга несла в себе мощный отпечаток разрушения. Сундук-ларец выполнял сдерживающую роль. Деморализатор, заключенный в обращениях, овладениях был настолько мощный, что маг должен десять раз подумать прежде, чем проникать в тайные знания. Поэтому они и тайные, что не каждый выдержит их вес.

А проще говоря, мало кто сможет провести ритуал вызова демона, подчинения духов стихий. Еще меньше тех, кто сможет убивать людей группами, взывать к древним силам, омывая собственной кровью их статуи. Книга заключала в себе подробные описания этих овладений силами.

Мое мнение было и есть, что истинный маг ставит перед собой приоритетом моральный кодекс. Новым знаниям, за которыми следует падение, предпочитает отсутствие знаний.

Дух выныривал из разворота книги, размахивал белесыми руками, пугал, страшась изображений на потемневших страницах.

«Ты скоро будешь свободен» — говорили мои чувства и образы.

Он пытался обвинять меня в скрытых намерениях.

«Я перед тобой, как открытая книга — смотри» — говорила я, показывая ему образы.

Он смотрел, всматривался придирчиво, взвешивая каждый помысел, перетряхивая.

«Верю? Верю. Верю? Верю.» — Он принимал решение. «Замена? Хочу замену».

Он опять хитрил.

«Найди сам себе замену. Я помогу» — приказала я. Помощь посредника в моем лице — вот, в чем этот измученный дух действительно нуждался.

Дух вылез из сундука. Его мысли потекли вокруг меня, поглаживая рой моих собственных мыслей. Туман проникал сквозь туман.

Я вернула книгу и шлем на место, закрыла сундук.

Хранитель через открытый мной портал перенесся в мир духов. Ему предстояла сложная и ответственная задача: найти приемника. Искал он замены не потому, что ему надоело охранять или он устал. Его собственная программа говорила ему: для того, чтобы выполнять задачу качественно, нужен дух молодой.

Виски грозили лопнуть, как перезрелые сливы. Но я могла идти сама. Не такие ритуалы выдерживала. Дарен был напряжен, будто его скрутило изнутри, весь ушел в себя, свои мысли, изредка выныривая посмотреть, ту ли он видит женщину, которая вошла в сокровищницу. Та ли держится за его руку или монстр в её оболочке.

Принцесса должна была видеть меня обессиленной, и она увидела. Бледность играть не пришлось. И, тем не менее, лицо её выражало крайнее удивление, смеженное с опасением. Она постоянно оглядывалась на меня. Ей было некомфортно идти как во главе нашей процессии, так и позади неё. Одинаково страшно.

Когда она в очередной раз решила опередить всех, уже в кузнеце, я спросила:

— Что случилось с предыдущими, до меня?

— Что? Не понимаю о чем Вы.

— Падали в обморок, заболевали?

Свидетелей нашему разговору не было. Я говорила тихо. Она, хоть и колко, но также тихо.

— Забудьте об этом. Не советую распространяться о своих, каких бы то ни было, догадках.

— Вы правы, ваше высочество. Это догадки и без доказательств они не значат ничего.

Она сузила глаза. Впервые за долгий подъем позабыв о страхе, и наоборот, давя на меня одним обещанием в глазах. Обещанием мучений и страданий.

Дарен довел меня до порога моих покоев и только потом вспомнил, что подобная вежливость ни к чему. Я так и не спросила, что же он разглядел или услышал, что так поразило его. Захочет сам расскажет. Или не расскажет.

На прощание он посоветовал мне отдохнуть и подготовиться к военному совету. Совет был назначен на завтра. В оставшееся время нужно было успеть собрать офицеров, от которых зависела стратегия и тактика обороны. Чем и планировал заняться Дарен.

 

Глава 17. Искусство целительское и лекарское

Дух вернулся ближе к вечеру. Замену он себе нашел такую как надо. Новый хранитель рвался приступить к службе. От меня требовалось передать привязку к черной книге от старого духа молодому. Контакт с книгой был не нужен. Да, и честно сказать, даже видеть эту вещь не хотелось, не то чтобы прикасаться.

Перед тем как отпустить старого духа, я узнала у него подробности похищения артефактов. Оказалось, что духа провели. Его заставили поверить, что за артефактами пришел маг-хранитель.

Воспользовавшись защитным кругом, который я начертила для своей защиты, я вызвала духа-охранника. Он должен был охранять мое тело, пока я путешествовала.

Мне нужно было убедиться, что с Гридой все в порядке, и проверить как ведет себя крестьянин.

Когда я появилась в избе, девочка уплетала за обе щеки оладьи с вареньем, а Путята, заметно подросший, и сменивший рубашку, топил печку и жарил блины. Он любил детей. Только они не баловали мой лес визитами. Чтобы не пугать девочку, он выглядел как обычный сельский старик. Для духа, чья природа нематериальна, очень нелегко дается подобная иллюзия.

— Присаживайся за стол, деточка, не стой столбом, — сказал Путята.

— Кому ты говоришь, деда Путята? — спросила Грида с набитым ртом.

— Хозяйка пришла, навестить нас, — ответил ей «дед».

Я сделала свое тело видимым и кое-как села за стол. Долго я так не просижу, хотя бы потому, что шельт не предназначен для этого. Он по природе своей не материален и проходит сквозь предметы.

— Как у вас дела без меня? — спросила я, стараясь придать голосу большей натуральности. И все же он сильно напоминал шелест листьев разной тональности.

— Вот обустраиваю твою гостью.

Гостья сидела с открытым ртом. Хорошо, что успела прожевать, а то бы оладья вывалилась изо рта.

— Ты помнишь меня? — я обратилась к Гриде.

Та закивала, закрыв рот.

— Мой лес покидать опасно, Грида. Будешь жить в моей избе, пока я не вернусь.

Грида снова закивала. Её глаза сделались, как плошки.

— Слушай дедушку Путяту и не выходи за изгородь.

В ответ снова кивок.

— За дубом на цепи сидит Моркл. Это… мой сторож. К нему не подходи, поняла?

— А кто это Моркл? Твоя собака? — Грида вышла из ступора.

— Да, только выглядит он иначе, чтобы пугать плохих людей.

— Это хорошо. Я не пойду к нему. А почему нельзя?

— Он тебя не знает. Может укусить.

— А ты снова там и там?

Я кивнула.

— А где там?

— В императорском дворце.

— Да?! Там красиво?

Эти вопросы могли продолжаться бесконечно. А нужно было определиться с крестьянином и внести некоторые изменения в купол.

— Я буду навещать тебя, Грида. Слушайся деда Путяту и веди себя хорошо.

— Хорошо, — девочка кивнула, запихивая следующий блин целиком в рот.

Крестьянина я обнаружила на одной из протоптанных тропинок. Молодой, лет двадцати, заросший и грязный. Он брел по направлению к медвежьей берлоге, в которой жила медведица с медвежатами. Как судьба порой складывается нелепо: мужик спасся от иномирных хищников, чтобы погибнуть от местных. Естественно, я дала ему шанс.

Кормить и поить задарма его я не собиралась. Мне нужны были мужские руки в хозяйстве. Второй год стояла недостроенная баня, требовал присмотра огород. Так же неплохо было бы утеплить избу и, если он решит остаться, то обустроить чердак под жилое помещение.

В обмен за его труд я предложила ему кров и еду. В погребе с зимы у меня остались приличные запасы квашеных овощей, вяленого мяса и рыбы. Не говоря уже, о варенье, муке и крупах, которые я успела заготовить до межсезонья. Кроме того, лесные закрома были богаты грибами и ягодами. Так что мне было что предложить.

На тот случай, если он решит воспользоваться моим гостеприимством в дурных целях, я его предупредила, что этим сделает себе хуже. Не так, чтобы угроза, но почти.

У него был выбор: уйти или остаться. Подумав, он выбрал второй вариант.

Пока Путята пытался наладить контакт с Добрыней (имя было ненастоящее, что подтверждалось бегающими глазами), я внесла изменения в плетение купола. Хищники Нижних миров, приближаясь к куполу, отныне видели, как он начинает светиться красноватыми прожилками. Огонь — стихия магии — вплетенный в основу купола, загорался и отпугивал. В отпугивающем эффекте я убедилась лично и осталась довольна.

Вернулась в свое тело и во дворец я усталая, но довольная. Тщательно затерев следы круга, отскоблив воск и спрятав ножи, я легла спать.

Проснулась я в полдень под бормотание, доносившееся из коридора. Теплый свет двух звезд проходил сквозь щель в шторах и ложился широким лучом мне на живот. День обещал быть жарким, хотя в комнате было прохладно. Бормотание то становилось громче, то затихало. Это было необычно, потому как в коридор четвертого этажа мало кто забредает.

Как оказалось, моего пробуждения ждала беременная кухарка и истопник, детина, больше маховой сажени ростом, с раздутой щекой. Придворные люди стояли рядом с дверью. Чуть дальше, очередную картину этого длинного коридора рассматривал все тот же напыщенный тощий вельможа в расшитом золотыми тюльпанами камзоле.

— Почему бы вам не сходить в лазарет? Не боитесь здоровье будущего ребенка доверять мне?

Дуняша, младшая помощница повара, была настроена решительно.

— Госпожа графиня, я о Вашем лекарском таланте слышала еще от Макарыча, старосты Коплюшек, еще когда замужем-то не была. Его племянник сожрал отравы какой-то, и если бы не Вы, госпожа, помер бы он.

— А мне бы зуб залечить. Сил нет терпеть, — сказал детина басом.

Я бросила косой взгляд на широкоплечего истопника. Они вместе вошли в мои покои, держась друг друга. Как маленькие дети, решившиеся на безумный, но храбрый, даже по меркам взрослых, поступок.

— Вот только с деньгами у меня не шибко. Но я же не для себя прошу, для малыша моего! Собрала пять золотых — вот…

— Объясните в чем дело. И уберите монеты!

Дуняша видит плохие сны о своем не рожденном ребенке, слышит детский плач. Ребенок словно просит о помощи, а она ничем ему помочь не может. Роды ждет к середине августа, а вызвать их раньше — на это у неё нет ни средств, ни возможности. Городская повитуха с Даром, что занималась детьми, исчезла. Оно и понятно, учитывая политику Карплезира до некоторых пор. Обычная разводит руками и советует надеяться на лучшее. Лекари лазарета загружены под завязку раненными с заслона, но и они мало что смогли бы сделать.

Я снова скосила взгляд на детину.

— Мне только зуб залечить.

— Сколько болит уже? День, два?

— Неделю. Сначала просто болел, теперь щека раздулась…

— Так, понятно все. Подожди за дверью. Посмотрю ребенка, потом твой зуб. И смотри, чтобы не мешал нам никто.

Выпроводив детину, я усадила Дуню на кровать.

— Пинается?

— Почти нет. Рожать скоро, притих, видно.

— Угу… Не смотри на меня. Лучше закрой глаза. Если что-то попрошу, то делай.

Она энергично закивала. В глазах появилась робкая надежда на то, что худшее не случится.

Довольно крупный плод. Здоровенький мальчик. Смотрит прямо на меня, будто может видеть, а вокруг шеи пуповина. Двойное обвитие. Почти приговор.

— Встань и расслабься.

Я села на кровать с ногами.

— Ближе, еще. Вот так. Стой и не двигайся.

Я обхватила ладонями низ её большого круглого живота. Ребенок успел перевернуться головой вниз, значит, роды будут гораздо раньше августа.

— Будет легкий дискомфорт.

Сосредоточившись, я отделилась от тела в виде шельта и, не теряя контроля над телом, вернулась в него обратно. Руки остались в свободном движении уже по привычке. Сложность в том, что мне нужно собрать в пальцах всю силу — до той степени, чтобы они могли двигать физические предметы. И при этом, чтобы малыш не перепугался.

Амниотическая жидкость напоминает разжиженную слизь. Пуповина вся в этой слизи. Осторожно, стараясь не касаться ребенка, я сняла с шеи пуповину. Теперь она просто полускрученной кишкой плавала в ногах ребенка. Когда я уже собиралась разбросать скопленную в пальцах энергию, малыш ухватил меня за указательный палец и сжал его. Сердце стукнуло, остановилось, и застучало в ускоренном темпе. С младенцами я не работала. Для этих целей были повивальные бабки. Чувствовать крошечные пальчики было подобно откровению.

Я тут же потеряла концентрацию и моя энергия рассеялась.

— Госпожа, получилось? Скажите, прошу, что с ним?

Я поднялась с кровати. Хорошо еще на пол не упала.

— С мальчиком все хорошо. Родов тебе осталось ждать неделю, не больше.

Дуняша расплакалась. Опомнившись, пыталась вручить мне монеты. Услышав крики и плач, вбежал караульный и стоял, переводя ошалелый взгляд с меня на Дуняшу.

Караульному я написала, на принесенной им же бумажке, травы, из которых нужно делать отвар и полоскать полость рта. Воспаление и боль сняла, но временно. Через месяц-два нерв может воспалиться вновь.

Зубы это общая проблема всей Вирганы. Толковых способов лечения нет, в отличие от Мона, Курундии и других восточных стран. Впрочем, как нет и толковой профилактики. Да, несколько лет назад появились пасты для чистки, но доступны они лишь обеспеченным. Потому зубы гниют и болят.

От монет пришлось отказываться дважды. Хотя во второй было проще. Детина, словно того и ждал, согласно покивал и спрятал монеты за пазуху.

Высказав благодарность раз десять, истопник, который имя свое так и не сказал, и Дуняша, покинули мои покои.

Без их денег я пока смогу обойтись. Император обещал мне открыть свободный доступ к счету в Дворянском банке, как только меня назначат на должность.

Эта мысль согревала меня, когда я думала о том, каким образом мне возвращаться в Чарующий лес. Мне нужен будет конь, желательно породы вирганская верховая, многозарядный револьвер, легкий и эффективный в использовании, и амуниция, типа кольчуги и дополнительной защиты на руки и на ноги. Все это стоит весьма дорого.

Да, я рассчитываю вернуться в свой лес. Как только разберусь с пропавшим артефактом, сразу в путь.

Военный совет был назначен на шесть часов вечера, о чем мне сообщил молодой капрал из гвардейского корпуса. Дарен так и не появился.

У меня было свободное время для того, чтобы взглянуть на столичный лазарет. Не то чтобы меня прельщал общепринятый способ лечения. Скорее, я признавала его как более простую и доступную альтернативу целительству. Я бы никогда не смогла помочь сотням раненых. Иногда одного пациента бывает достаточно, чтобы я исчерпала полностью свой резерв. В сравнении со мной квалифицированный лекарь может обслужить до пятнадцати пациентов за сутки, в зависимости от тяжести заболевания. По-моему, разница очевидна. С другой стороны, если бы у меня была возможность ежедневно оттачивать свое умение, я бы могла довести легкие процедуры до автоматизма, расширить свой энергозапас и увеличить показатель.

В Моне есть частные дома исцеления, которые допускают нетрадиционных практиков. С согласия пациентов. У нас же, в Виргане, все сложнее. На знахарство просто закрывают глаза, при условии хороших отношений с уездным воеводой. Причем речь идет именно о глубинках. В городах целительство запрещено и преследуется по закону.

Как мне объяснили, лазарет располагался за вторым кольцом ворот на южной окраине Карплезира, в шаговой доступности от самих ворот. Для удобства придворных и слуг в обоих кругах ограждения была вырезана дверь, и стоял пост гвардейцев. «Лазаретным ходом» мог воспользоваться любой желающий, что касается выхода. А вот войти на территорию Карплезира только по пропускной грамоте. Грамоты у меня на руках не было. Зато я владела заклятием отвода глаз. Этого вполне достаточно.

До совета оставалось много свободного времени, и я решила прогуляться пешком.

На улице было жарко и безветренно. Такое ощущение, что находишься в центре урагана. Именно в центре разгулявшейся стихии бывает такая тихая обездвиженная погода. Странно и подозрительно. Магический фон, вроде бы, не изменился. Хотя нет, чувствуется некоторая дестабилизация, но с чем она связана, могут сказать только создатели купола. К слову о создателях. Они не дают мне покоя. Версия про оставшуюся защиту от магов императора Павла не выдерживает никакой критики. Следовательно, мы имеем дело с группой магов с неизвестными намерениями. Хорошо было бы выяснить эти намерения. Только как?

На продуктивной мысли меня прервал молодой дворянин. То, что я шла одна, дало ему основание напроситься в провожатые. Природа наградила его смазливой внешностью, которую он пытался мне продать. Не в открытую, а тонкими намеками, невинными мечтами о совместном времяпровождении вечеров перед камином с бокалом пунша, тет-а-тет.

Я сегодня была одета богато и представительно, что дало ему повод за мной поухаживать. Он же, хоть и был одет солидно, но, присмотревшись, становилась заметна застиранность его атласного бежевого камзола с растительной вышивкой золотой шелковой нитью.

Он был моложе меня лет на пять, льстил приторно и навязчиво, давая понять тем самым, что заранее считает меня глупой, самовлюбленной и падкой на внешность.

Отвязавшись от Ивана Зарецкого на первом посту лазаретного хода, я продолжила путь. Пришлось ему сказать, что у меня есть венерическая болезнь, потому и иду в лазарет. Такой довод как магический дар его бы не отпугнул. Если бы он был еще менее скользким и продажным, я бы восхитилась его храбростью.

Итак, цели таинственных защитников столицы неясны. И выяснить их представляется мне задачей не из простых. Например, можно найти место активации купола. И попытаться обнаружить следы аур, которые частично успели стереться. В итоге после многих часов поисков у меня на руках будет совершенно бесполезная информация.

Нет, единственная реальная зацепка это джинны, чья сила была вложена в заклинание. Маги очень ревностно относятся к своим духам. Отправлять в ментал или тем более уничтожать их не стали бы. А вот приказать поддерживать магические связи купола и заодно охранять от посягательств — запросто.

Чтобы охватить всю площадь Крашеня поисковым заклинанием, мне нужно обзавестись накопителем силы. В качестве накопителя хорошо подходит серебро и черные ониксы. Серебряный браслет, инкрустированный ониксами, подошел бы идеально. Такие браслеты делаются на заказ. И требуют оплаты золотыми монетами.

Значит, мне срочно нужен доступ к моему счету в банке. О чем я непременно напомню Дарену, ведь это его император сокрушался о моей финансовой беспомощности.

Погруженная в мысли о создании накопителя, я прошла через второй пост. За внешним кольцом ограждения раскинулся лес, разделенный сельской дорогой. И где же лазарет, который по утверждению Шуры был сразу за оградой?

Измученные открытыми лучами Эндимиона и Акидона, гвардейцы указали направление штык-ружьем. Искомое учреждение обнаружилось за густым пролеском темно-зеленых тополей и кустов селадоновой ольхи. Длинное светло-бежевое трехэтажное здание было окружено плакучими ивами с темной листвой и кустами цветущего можжевельника. Под окнами были разбиты клумбы с цветами, привнося ощущение домашнего уюта.

Подъездная дорога и лужайка были заполнены каретами, лошадьми, телегами с грязной кровяной соломой. Где-то вдалеке причитала женщина, и ругался мужик. Две лошади, отвязавшись от коновязи, щипали травку под тенью ивы, что вызывало жгучую зависть у остальных лошадей, привязанных и запряженных в экипаж. Зависть выражалась в ржании, фырчании и звонких ударах подкованными копытами о брусчатку.

Внутри лазарета обстановка была еще суматошнее. Широкие светлые коридоры были переполнены людьми, пахло спиртом, эфиром и кровью. Помощницы лекарей сновали туда-сюда, от пациента к пациенту, умудряясь в этой круговерти оказывать помощь раненным, отвечать на вопросы родственников пациентов, выполнять указания лекарей и при этом быть вежливыми и выглядеть опрятно. Головы их были покрыты накрахмаленными белыми чепцами, поверх черной формы, сильно напоминающей рясу, одеты серые застиранные фартуки. Были среди помощников и мужчины, но мало. Так же, как и женщины, они крутились между пациентами, оказывая помощь. Их практичная черная форма действовала угнетающе. Лекари были одеты в белые халаты поверх светлых костюмов, непременно лица их украшала аккуратная бородка, и очки. Осматривая раненных, они держались спокойно и уверенно. Весь персонал лазарета выглядел измождено, лица их были усталыми и осунувшимися.

Прооперированных пациентов везли на каталках не спеша. Тех, кому требовалась операция, бегом, громко уточняя тяжесть ранения и обговаривая способ обработки.

У палат дежурили родственники. Многие пациенты, из тех, кому не хватило места в палатах, лежали в коридоре, накрытые серо-бурыми простынями. Выздоравливающие, в бинтах, с костылями, в креслах-колясках, прогуливались вдоль окон.

Во время операций в качестве анестетика использовали эфир. Его специфический запах трудно спутать с каким-то другим. Эфир узаконили совсем недавно. До этого применяли опий, наркотик, вызывающий пожизненную зависимость. Эфир стал прорывом в ли́карстве. Но и с ним не все было просто. При использовании эфира проблема была в тоа м, что необходимо правильно рассчитать дозировку. Кроме того, перед тем как применять эфир, пациента нужно готовить заранее, чтобы избежать галлюцинаций, проблем с речью и координацией.

Нередко, когда операция затягивалась, и действие анестетика выветривалось, пациент начинал кричать от боли.

Как сейчас. Из операционного отсека доносились душераздирающие крики. Слушать их было невыносимо. Многие в коридоре заткнули уши. Не знаю, что у них случилось в операционной, но пациент продолжал кричать.

До операционной было с десяток шагов. Я их преодолела бегом, и, войдя, одела чепец и халат, висевшие на крючке.

Помощница лекаря пыталась справиться с волнением и открыть склянку с эфиром. Руки её тряслись, а по лицу было видно, что она борется с желанием сбежать отсюда. Одну склянку она уже разбила, отчего по операционной расползся тяжелый запах. Дышать вытекшим раствором было очень вредно.

Лекарь, молодой, высокий и очень худой мужчина, кричал на свою помощницу. Его лицо налилось кровью, на висках вздулись вены.

У пациента была распорота брюшина. Перед лицом его висела занавеска, загораживая вид раны. Руки и ноги были привязаны к специальным поручням в столе.

Знаю, что так делать нельзя, но я открыла окно настежь и посоветовала всем заткнуться. Возможную инфекцию я уничтожу после.

— Кто-кто-кто… — лекарь начал заикаться, пытаясь узнать, как я посмела хозяйничать в операционной. Он побагровел еще сильнее и принялся задыхаться от избытка чувств.

Пациент продолжал орать.

Я обхватила ладонями его лицо, поймала взгляд и вытянула его ментальное тело. Так тоже делать не рекомендовалось. Но еще немного и он умер бы от болевого шока.

Сбросив сгусток маны на разлитый по полу эфир, я подожгла его. Заклубившиеся пары с помощью энергии воздуха отправила в окно. Дышать стало легче и безопаснее. Можно было убрать от лица хлопковую повязку.

— Ведьма! — прошептала помощница лекаря.

— Брысь отсюда! — сказала я девушке, которая, только того и ждала. Опрометью она выбежала из операционной.

Лекарь затих. Он опустился на ближайший стул и, пребывая в состоянии крайней отрешенности, смотрел на меня. Действие эфира налицо. Странно, что помощницу обошла эта участь. Хотя ничего странного, если она изо дня в день вдыхает микродозы эфира.

Положив ладонь на амулет, я мысленно обратилась к своему духу-помощнику, Лили-Оркусу. Влив в него ману, я приказала ему заняться пациентом на операционном столе. Двенадцатиперстная кишка была разорвана в двух местах. Лили-Оркус уже имел опыт лечения подобного ранения. Не так давно мне пришлось исцелять одного неудачливого сапожника, загулявшего в харчевне.

Сапожнику в кабацкой драке распороли живот, и он умудрился дойти до таверны, где я остановилась на ночь. Весть о моем прибытии разнеслась очень быстро, впрочем, как обычно, чем и воспользовался мужик.

Второй раз Лили-Оркусу объяснять не нужно было. Операция прошла без заковырок. Получив порцию маны, дух окутал свое тело серебристым облачком, в котором проскакивали электрические искры. Когда облачко рассеялось, то передо мной предстало забавное существо с телом льва, человеческими руками вместо передних лап, птичьими крыльями за спиной и очаровательной мордочкой получеловека-полузверя. Желтые глаза его светились разумом.

Задерживаться здесь дольше было чревато неприятностями, поэтому я отправила Лили-Оркуса в амулет. Он вздумал сопротивляться. Безмолвное сидение в амулете ему наскучило. Он считал, что больше в этом нет необходимости. Но я считаю иначе. В мире, где ненавидят магов, духам не место.

Да, я понимаю, что его никто не увидит, пока он сам не захочет. А если захочет? Как я объясню его существование и докажу, что он безопасен? Никак. Если раньше над магами стояла гильдия, которая защищала и мага и простых людей от выходок магов. То теперь никого. Ни защиты, ни контроля. Потому рисковать столь трудно добытым и взращенным духом-помощником я не намерена.

Лекарь продолжал сидеть с отрешенным видом, смотря на живот пациента с кривым розовым швом. Шву по меркам лекарей было две-три недели. Врачу было чему удивиться потом, когда он придет в себя.

Я вышла из операционной. К моей радости, меня никто не пытался задержать и допросить о случившемся. Только пациенты и их родственники косились с подозрением.

На выходе из лазарета меня окликнули.

— Графиня Ячминская?

Я обернулась. Хмуря брови, на меня смотрела Екатерина Гречникова, помещичья дочка, в форме помощницы лекаря.

— Здравствуйте, Катя.

— Здравствуйте… А Вы к кому-то, или за помощью?

— Нет, я просто осматриваюсь. Очень интересно как у вас тут организовано лечение.

— Вот как? У Вас есть лекарское образование? — она произнесла это с удивлением.

— Да, у меня есть диплом. Аренийской Школы ли́карских наук. В Виргане он не имеет никакой ценности.

— Да, Вы правы. Это ужасно! — ответила она, хотя я не пыталась жаловаться, и потянула за собой.

— У меня небольшой перерыв, я могу вам рассказать, как мы тут справляемся. И вообще, о многом.

Девушка располагала к себе. Своей открытостью, добротой, и даже напористостью. Так и вертелся вопрос: что помещичья дочка делает в лазарете?

Мы вышли с тыльной стороны и уселись на скамейку, скрытую ивой и кустами цветущей жимолости от окон лазарета. Катя разложила узелок с хлебом, вареным мясом, сыром, молоком и кастрюлькой тушеной картошки с курицей.

— Отец приучил хорошо питаться.

Катя угощала, и я не стала отказываться. Завтрак был давно, обед же я пропустила.

— У меня тоже есть диплом. Хирургический, причем с отличием. Только меня не допускают к операциям. По ИХ мнению девушки не могут быть лекарями.

Я усмехнулась.

— Я уже привыкла, и ты привыкнешь. Не против, если я буду обращаться на ты?

Она кивнула с радостной улыбкой. Прожевав, пояснила, что, наоборот, за.

Мы разговорились. Катя была единственным ребенком в семье зажиточного помещика Гречникова. Хотя мать Кати умерла в родах, отец души не чаял в дочке. Правда, как призналась Катя, прослыл среди окрестных помещиков чудаком. Он любил все заграничное, в быту и одежде отдавая предпочтение вкусам антирийцев, даже говорил по-антирийски и дочку свою учил языкам, математике и литературе. Еще большим чудаком он прослыл, когда отдал свою единственную дочь учиться ли́карству. Позднее, когда Катя от лекарского училища попала в столичный лазарет, её отец в который раз подтвердил свою репутацию.

Катя была благодарна отцу и очень переживала за него. Ведь он, в отличие от самой Кати, во время нашествия тварей был в их усадьбе в Чернушенской губернии. Губерния располагалась далеко на востоке и граничила с Антирией. От усадьбы помещика Гречникова до границы порядка тридцати верст, так что отец Кати мог обратиться за помощью к магам дружественного государства. В отличие от Вирганы, маги Антирии не только свободно использовали свой дар, но среди них было много наемников. О чем я и сообщила Кате, желая её приободрить.

Обсудив нашу женскую долю в ли́карстве, продвинутость в лекарском деле конкретного лазарета, мы распрощались. Напрашиваться на операцию я не стала. До этого нужно раскрыть все свои карты. Иначе выйдет, что я использую её доверчивость. Да и время поджимало.

Открывать свою истинную природу я не торопилась. Катя оказалась одной из немногих в столице и в Карплезире с кем я могу найти общий язык. С ней было интересно. Она была искренним светлым человеком, без лицемерия и лести. У неё отсутствовала потребность выделиться, и поэтому она выделялась и располагала к себе.

Я обязательно расскажу ей про себя, но позже. При более подходящих обстоятельствах. Чтобы для неё не стало это шоком.

 

Глава 18. Военный совет

Поднимаясь на третий этаж Георгиевского дворца, где был назначен военный совет, я столкнулась с императором. Меньше всего я ожидала его встретить на боковой лестнице. Он спускался вниз с Собственным Конвоем гвардейцев.

У меня было пять секунд, чтобы развернуться назад и остаться незамеченной. Но я сочла это трусостью. И зря. Тогда бы удалось избежать реверанса на ступеньках.

— Вас ждут, — сказал император, поздоровавшись.

Я итак поняла, что официальная часть совета завершена, и мне нужно поторопиться.

Он оббежал взглядом мой наряд и остался доволен увиденным.

— Когда-то магини носили подобные платья. Хотите вернуть утраченное?

Сказанное можно было трактовать по-разному. Но верный смысл был далек от моды.

— Что касается фасона платьев, ваше величество, то да, — ответила я.

— Так мало? — он усмехнулся.

Я пожала плечами.

— Значит, Вы графиня довольствуетесь малым? Это восхищает меня, поверьте. Но Вам придется изменить свои привычки во благо империи. Мне нужны результаты.

Я успела прочувствовать эффект захлопывающейся крышки над головой.

— Всего хорошего, графиня, — добавил император и направился вниз.

Дальше я шла, обдумывая услышанное. Вернуть утраченное, как выразился император, невозможно. Можно создать только нечто новое. Например, открыть Школу магических умений и даров, закрытую и забытую. Поставить целительство рядом с ли́карствам. Разрешить целителям частную практику в городах и поселениях. Для начала хватит вполне.

Голоса, доносившиеся из-за дверей, заставили меня остановиться. Один голос принадлежал поручику Донскому, второй — Дарену.

— Наша новая знаменитость — графиня Ячминская… Что скажешь, Дарен?

— О чем?

— Да, о ней, тупица!

— К лешему тебя.

— Давай, выкладывай. Ты с ней провел достаточно времени.

Дарен пожал плечами и переключился мысленно на более важные дела.

— Ну! — прикрикнул Макс.

«Выкладывай, как на духу!» — говорило его лицо.

— Ну что? — Дарен начинал выходить из себя.

— Красивая, манеры, хорошо говорит. Ведьма — ну так что, кто без недостатков? — вопросил Макс и пытливо заглянул товарищу в лицо.

Дарену не хотелось это обсуждать. Это было видно по нетерпению во взгляде и досаде на друга, который привязался к нему.

— Высокомерная, упрямая, циничная. И прежде всего магичка до мозга костей. Она абсолютно другая. Так что забудь, Макс, — ответил Дарен.

— Неужели так плоха?

— Да нет, нет же! Другая и всё. Лучше не лезь со своими симпатиями — обожжешься.

Я стояла около высоких стеклянных дверей, не в силах войти и прервать разговор. Дорогое стекло чередовалось с витражами и позволяло мне видеть и слышать мужчин. Макс и Дарен расположились напротив дверей на диване в небольшой комнатке, которая предназначалась для просителей. Комната примыкала к офицерскому кабинету, где был назначен военный совет.

Как поведала мне Шура, офицерский кабинет принадлежал командиру собственного конвоя императора. Исполняющим обязанности командира вчера вечером был назначен капитан Казимов. Официальное распоряжение будет позже, но поздравлять с повышением можно уже сейчас.

Отпустив свою горничную, я вошла в комнату. На мне было белое атласное распашное котарди, платье, облегающее от узкого воротника до талии, и расходящееся широкой юбкой до пола. Платье было одно из немногих вещей, которые я себе подобрала в гардеробной. Под него можно было одеть киртл, нижнее платье с длинным узким рукавом для прохладной погоды, либо тонкую безрукавку и легкую юбку для жары. Котарди расходилось спереди от талии и позволяло спрятать пару ножен на бедрах, а также пару ножен под рукавами. Кроме того, оно было украшено золотой вышивкой, бранденбурами на груди и медным кружевным поясом, инкрустированным сапфирами, что подходило мне по титулу.

Камеристка предупредила, что это платье было пошито для маскарада несколько лет назад, но его так никто и не надел. Платье с подобным кроем раньше предпочитали женщины-маги. Возможно, именно это послужило причиной его невостребованности.

Меня мало волновала его модность. Я заказала пошить себе еще тройку таких платьев более темных цветов и нижнюю одежду под них.

На короткий миг мне показалось, что я нашла себе одежду для бала, который должен состояться через неделю, и на котором император официально назначит меня императорским магом. Мечты мои были разбиты жестокой камеристкой. Она заявила, что на бал облачаются исключительно в корсетные пышные платья, если я не хочу, чтобы церемониймейстер развернул меня на глазах у всех придворных, ославив и опозорив.

Славу и позор я переживу, а вот попасть в бальный зал мне нужно. Камеристка обещала подобрать мне несколько достойных нарядов для бала, чем заранее насторожила. Достойное в её понимании означало для меня пытку.

— Значит, я высокомерная? — я ударила сложенным веером по ладони. Веер я планировала использовать как указку, ведь я, вроде как, учитель-консультант по тварям. Также веером можно от души врезать по лбу некоторым офицерам.

— Ты подслушивала?

— Я подслушала, но не подслушивала.

Дарен разозлил меня. Я хотела скрыть это. Ведь он, в сущности, сказал чистую правду. Тогда почему так саднит в груди?

Я раскрыла веер и обмахнулась им, стараясь охладить разгоряченную кожу. Если он думает, что хорошо меня изучил, то ошибается.

— Позвольте Вас поприветствовать, милая графиня, — сказал Макс, изящным жестом руки прося позволения поцеловать мою руку. Я протянула ему руку, и Макс поцеловал её. Галантности ему не занимать. А вот с тактом беда.

Я улыбнулась Максу самой милой улыбкой, на которую была способна. Главное не переиграть. Я ведь могу быть милой и любезной, «забыть» о своих способностях. Это довольно трудно, но я справлюсь. Дело в том, что лучше быть зрячей, чем слепой, также как лучше слышать, чем страдать глухотой.

Краем глаза уловила недоумение, с которым Дарен смотрел на разыгрываемое представление.

— Почему вы здесь? — я обвела веером комнатушку, оббитую голубым шелком.

— Тебя ждали, — ответил Дарен. На нем был синий мундир офицера лейб-гвардии. Меч, тот самый, с поля боя, висел в золоченных ножнах на поясе.

Дарен хотел поддержать меня? Или это, наоборот, попытка оградить братьев по службе от меня?

За дверью офицерского кабинета было тихо, но это не значит, что там никого нет.

Макс так и не отпустил мою руку. Как и положено, по правилам этикета Вирганы, он провел меня в офицерский кабинет. Мне следовало быть ему благодарной. Дарен бы не удосужился. Но вместо благодарности я испытывала раздражение.

Офицеры поднялись со своих мест вокруг стола. Дарен представил меня, затем представил мне всех собравшихся. Их имена мне ни о чем не говорили. Некоторых я постаралась запомнить, за тем, чтобы если что обратиться к ним. Фельфебель Инош Кручев, подпоручик Яков Жигунцов и сержант Микола Кутяпкин. От всех прочих их отличал ум, проницательность и способность признавать за другими такой же ум. С ними можно было иметь дело, даже мне, женщине-магу. Их, также как и Дарена, был смысл учить.

Остальные офицеры задержались на совете по необходимости. Они слабо верили, что я смогу им рассказать то, что они еще не знают. Пустая трата времени — читалось на их лицах, выражающих скуку и раздражение. Настроены они были враждебно, пусть и пытались смягчить враждебность равнодушием.

Раз уж я решила всех удивить и быть сегодня милой, я поздоровалась с офицерами и добавила:

— Все особенности хищников Нижних миров были собраны в книге моего отца, графа Ячминского. Когда он обучал меня, то заставил выучить повадки каждого хищника.

Я улыбнулась скромной смущенной улыбкой, при этом опустив глаза, и прикрывшись распахнутым веером. Наверное, на моих щеках появились ямочки. Они всегда появляются, стоит мне выдавить из себя натужную улыбку. Не хватало румянца, но его при всем желании не сыграешь.

Дарен с Максом переглянулись.

Многие офицеры расслабились. Фельдфебель Кручев и подпоручик Жигунцов, ровесники моего отца, с укором посмотрели на Дарена. Ведь это он настоял на моем участии в совете. Сержант Кутяпкин, офицер помоложе, но все же старше и опытнее многих присутствующих, с хитрецой присмотрелся ко мне, подкручивая рыжий ус.

— Графиня Ячминская, так может, вы поделитесь тем, что было написано в Книге? — сказал Микола Кутяпкин и спрятал улыбку в усах.

Он не мог знать, чем вызвано мое поведение, но, по всей видимости, догадался, что я говорю не совсем правду.

— Да, конечно. Что Вас интересует, сержант?

— Например, летающие твари, — ответил он.

— В книге они называются ящерами. Ящеры бывают нескольких подвидов. Например, птерозавры…

— Только давайте без этого, графиня! Зачем нам эта ботаника? Нам нужно знать как их убить, их слабости, это написано в той книге? — встрял один из офицеров, имени которого я не запомнила.

— У аждархидов острый слух. Зрение их отлично от человеческого. Они видят тепло исходящее от нас. Перед нападением они взмывают чуть вверх.

— Кто такие аждархиды? — спросил Кручев.

— Я пыталась объяснить, фельдфебель, но ботаника не всех интересует, — ответила я и пожала плечами, не забыв улыбнуться.

— Простите подполковника Ярового, графиня. Он грубиян и у него нет терпения. Если это возможно, проведите для нас краткий курс. Времени у нас мало, сами понимаете, — сказал подпоручик Жигунцов и слегка поклонился.

Подпоручик был серьезен, поэтому и я не стала юлить.

— Хорошо, подпоручик, я понимаю. Аждархиды — самые опасные из птерозавров…

— Птерозавры — это летающие твари? — встрял один из безымянных офицеров.

— Можно и так их обозвать. Называйте как угодно, господа офицеры, но все же удобнее давать им более точные определения, чтобы потом не путаться. Вы так не считаете? — я принялась усиленно обмахиваться веером, при этом улыбаясь скромной смущенной улыбкой, говорящей «я всего лишь слабая женщина, ничего не понимающая в военном деле».

В кабинете действительно становилось душно, все потому, что собралось слишком много народа.

С продолжением своего рассказа я не спешила. Вместо этого села в мягкое кресло хозяина кабинета. Так было гораздо удобнее. Открывался отличный обзор на всех офицеров, главным образом на Дарена и Макса. Это было даже забавно. Дарен еле сдерживался, чтобы высказать мне прямо сейчас, что он думает о моем поведении. Макс отворачивался, поддерживая подбородок рукой на манер философов древности, тем самым сдерживая смех.

Офицеры принялись бросать друг на друга взгляды, яснее слов говорящие об их намерениях и мыслях по поводу моего участия в совете…

— У меня слишком много дел, чтобы слушать пересказ прочитанных книг, капитан Казимов. Мои люди гибнут, а я тут торчу и занимаюсь невесть чем!

— Да, капитан, побалагурили и хватит!

Все участвующие в совете занимали высокие посты. Дарен был одним из них, но приказывать им права не имел.

Дарен зыркнул на меня с непередаваемой злостью. Но еще больше он разозлился на своих собратьев по командирской должности.

— Я никого не задерживаю!

Большинство офицеров поспешило покинуть совет. Тем более, что животрепещущие вопросы они успели обсудить под предводительством императора, а я была на десерт, так сказать.

— Полно Вам, капитан. Честное слово, есть дела поважнее, — сказал один из безымянных офицеров, и, обернувшись ко мне, отвесил поклон:

— Всего доброго, графиня. Было приятно познакомиться с очаровательной дамой.

В итоге, помимо Дарена и Макса, остались трое офицеров: Жигунцов, Кутяпкин и Кручев.

— Я рассчитываю услышать подробнее про птерозавров, графиня. И простите несдержанность моих коллег, — сказал Жигунцов. — Вы позволите?

Жигунцов спрашивал разрешения сесть.

— Разумеется. Разговор будет долгий и утомительный, если вы действительно хотите знать подробнее, — ответила я, и указала веером на стул.

Улыбаться и жеманничать надоело. Я устала от этого больше, чем могла бы устать от заклятия правды.

Все офицеры внутренне собрались, посерьезнели и заняли стулья у длинного стола.

— Птерозавров можно обмануть, если уменьшить тепло, выделяемое телом. Например, обмазаться грязью, либо закутаться в многослойную одежду.

— Да, это может сработать…

— Это в том случае, если вам нужно от них скрыться. Чтобы их дезориентировать, нужен очень громкий звук. Желательно высокий. У аждархидов чувствительный слух, они не выносят громкого звука. Так вот на аждархидов охотиться не советую. Они чрезвычайно разумны и сообразительны. Охотники мира Рокуэл трубили в длинные рога, вроде рогов буйвола, отвлекали этим птерозавров и расстреливали из луков…

Для наглядности пришлось зарисовывать птерозавров, аждархидов, норлуков и прочих летающих ящеров, чтобы офицеры имели представление о ком идет речь. К зарисовке подключился Дарен. Он все еще злился, поэтому разговаривал исключительно со своими коллегами.

Я прошлась по всем видам хищников, которых довелось встретить в моем мире. Информацию о порабощении аждархидов магами пришлось опустить. Из соображений личной безопасности. Ведь официально пока ни одного мага, кроме меня, в столице нет.

Мне хочется надеяться, что информация поможет рядовым солдатам. Потому что пока, как поделился фельфебель Кручев, птерозавры гибнут в прослойке купола чаще, чем от умелых действий солдат. Впрочем, как и остальные хищники. В среднем на одного убитого птерозавра приходится девять погибших. Пугающая статистика.

— Спасибо за ценные сведения, графиня. И поздравляю заранее с назначением на должность. Вы этого достойны, — сказал сержант Кутяпкин и поцеловал мою руку.

Лесть ложилась охладительным компрессом на мое израненное самолюбие.

— Графиня, вы сегодня очаровательны. Признаться, Вы меня поразили! — Макс подошел ко мне и предложил свою руку. Дань приличиям, хотя можно было обойтись и без этого, когда мы остались втроем.

Я слегка коснулась пальцами его локтя, позволяя вывести меня из офицерского кабинета.

— И приятно удивили, — добавил мой новоприобретенный кавалер.

— Спасибо, поручик. Вы меня плохо знаете, не стоит обольщаться. Если узнаете лучше, я покажусь Вам монстром, как капитану Казимову.

Дарен следовал за нами, как грозовая туча, готовая разразиться руганью и проклятиями в любую секунду.

На мой выпад он промолчал.

Макс рассмеялся.

— Это вряд ли. Но можно личный вопрос, графиня?

Я взглянула с интересом на поручика, что послужило для него согласием.

— Чем наш капитан заслужил Вашу преданность и доверие?

Я растерялась. Разве он заслужил мою преданность? Да и доверять ему я не могла. Доверять кому-либо для меня слишком большой риск.

— Макс, может ты пройдешься? — процедил Дарен сквозь зубы. — А я с графиней поговорю по душам.

— Я бы мог проводить, графиню, Дарен… — начал говорить Макс, но осекся под взглядом своего друга.

— Я сам ее провожу. Увидимся через полчаса, — Дарен приобнял меня одной рукой, сжав руку повыше локтя, и потянул вдоль по коридору к винтовой лестнице. Винтовая лестница Колодезной башни позволяла подняться быстрее.

Я пошла первая. Дарен за мной, из-за чего его рука скользнула по моему бедру.

— Что это? Нож?

— Нож.

Он усмехнулся. Злость его не прошла. Он загнал её поглубже, чтобы не сорваться.

— Ты понимаешь, что они не узнали того, что может спасти жизнь их солдатам? — он говорил вкрадчивым, чересчур спокойным голосом.

— Они и не хотели этого знать. Они не считали, что женщина может им рассказать что-то важное.

Дарен поджал губы, но промолчал.

— Я не нанималась бороться против невежества. И тебе не советую.

До четвертого этажа мы поднимались в молчании. Кажется, мои аргументы подействовали. Дарен начал немного отходить.

Свое собственное раздражение я старалась запрятать подальше. Я же не рассчитывала, что капитан признается в любви к чудоковатой графини, да еще и лесной ведьме. Но дружеское расположение я все же заслужила. Только вместо расположения я чувствую недоверие и подозрительность, с которой он посматривает на меня, думая, что я не вижу.

— Есть какие-то новости про украденный артефакт? — спросила я.

— Нет. Никаких следов, — ответил он, ожидая услышать от меня то, что я могла узнать. Но разговаривать там, где меня могут подслушать, я воздержалась.

Мы вышли в коридоре четвертого этажа. Посетителей ко мне не было. Служанка вытирала пыль с картин. Увидев нас с Дареном, она присела в книксене, и вернулась к работе.

— Этот артефакт мог помочь затащить в наш мир всех этих тварей? — спросил Дарен, когда мы вошли в мои гостевые покои.

— Я не видела его в работе. Но отец рассказывал, что Морункэтль способен создавать коридоры между мирами.

— То есть, если его заполучить, то теоретически можно отправить тварей назад?

— Теоретически. Практически это невозможно.

— Зачем говорить невозможно, если ты, сама говоришь, не видела его в работе?

Я присмотрелась к Дарену. Неужели он действительно верит, что это возможно? Я не знаю даже, как иномирных хищников затащили сюда. Да, я видела клетки, в которых их держали, воронки над горами. Но это было видение, которое послала Элини, и оно могло расходиться в существенных деталях с реальностью.

Наивность и вера в чудеса ранее не водились за Дареном.

— Не надо так смотреть, Верна.

Он усмехнулся и ответил мне прямым взглядом, отражающим мой собственный. Разве не я спасала его, когда уже ангел смерти распростер над ним крылья? Разве не я поехала спасать мир?

— Да, я пытаюсь исправить, что получится. НО! Смотри реально на вещи, Дарен.

Я первая отвела взгляд. Тоже мне выискалась Совесть. Погибать из-за мерзавцев-чернокнижников я не намерена.

Выпив залпом стакан воды, он опустился в кресло. Накопленная за эти дни усталость вернулась к нему, выливаясь в виде темных кругов под глазами и слегка осунувшемся лице. Сквозь загар проступила бледность.

В дверь постучались.

— Госпожа, Вас приглашали на ужин в Белую столовую, — служанка, стучавшая в дверь, присела в книксене.

Получить приглашение на ужин вместе с императором и принцессой была большая честь. Как говорят придворные, от таких приглашений не отказываются. Ведь связи это почти всё в столичной жизни.

— Принеси ужин сюда, Шура. На двоих, — добавила я.

Теперь, когда Дарен успокоился, можно было поговорить более спокойно. Как друзья. Мы ведь можем хотя бы разговаривать, как друзья? Миролюбиво и доверительно.

Дарен положил голову на спинку кресла и закрыл глаза.

Я прошлась до окна.

— Ты была в госпитале.

— Ты следил за мной?

Ну вот, я сама и ответила на свой вопрос. Первой же репликой напомнила себе и Дарену, что «миролюбиво и доверительно» это не про меня. И не про нас.

— Нет. Тебя видели мои люди, — ответил Дарен, по-прежнему с закрытыми глазами.

— А где был ты?

— Пытался разобраться в ситуации.

— И как?

— Сначала ты скажи, что знаешь, Верна.

— Это тебе ничем не поможет.

— Так что это? — он растянул слова, так если бы улыбался.

Я обернулась посмотреть на него, отрываясь от проверки ножа, который я спрятала под подушкой на случай непредвиденных обстоятельств.

На его губах действительно промелькнула улыбка. Видимо, он подумал о том же, о чем и я пять минут назад. Мы не понимаем друг друга и не доверяем.

— Дух, который охранял артефакты, уверен, что Морункэтль забрал маг-хранитель, — я ответила, подбирая слова.

Дарен растер лицо ладонями.

— Значит, все-таки маги?

— В этом можно было не сомневаться. Их было несколько, им явно помогли попасть в сокровищницу. Ты понимаешь?

— Я займусь этим. Казначея, смотрителя сокровищ допрошу.

— Дарен, причем тут казначей и прочие? Без распоряжения сверху никто бы не прошел.

— Это чушь. О чем ты говоришь? Если это были маги, они могли бы обмануть кого угодно! — Дарен жестикулировал и говорил на повышенных тонах. Только какой смысл выгораживать императорскую семью передо мной?

Я промолчала, лишь посмотрела с выражением. Если он, правда, так считает, то убеждать я ни в чем не буду.

— Ты невыносима, Верна! — он вскочил с кресла.

В дверь снова постучались.

— Шура, входи! — крикнула я служанке.

— Куда поставить поднос, госпожа?

— На стол, спасибо.

— Я поем потом. Мне пора, — бросил Дарен и ушел.

И ладно. Со своими иллюзиями пусть сам разбирается! Какой мне интерес порочить императорскую семью в его глазах?

Вот пускай подумает над тем, что я сказала, убедиться в моей правоте, и тогда можно поговорить. Хотя доказательств чьей-либо причастности у меня нет. Но это пока.

 

Глава 19. Библиотека

Перед сном я планировала наведаться в дворцовую библиотеку. Интересно было посмотреть, так ли она уникальна, как рассказывал отец. И если получится, узнать о маге-хранителе Павла Непредсказуемого.

Отец неохотно вспоминал про службу в Карплезире. Возможно, он знал мага, которого назначили охранять артефакты. Но кто он и что с ним стало мне неизвестно.

Старый дух черной книги был уверен, что артефакт забрал хранитель. Так же, как я была уверена в том, что его провели. Но может ли существовать вероятность, что маг-хранитель действительно сам лично забрал Морункэтль?

Библиотека радовала глаз. Просторное помещение с высокими потолками, светлой мебелью и большими окнами идеально подходило для чтения. Стены украшены растительным орнаментом бирюзового цвета на молочном фоне. Для удобства читающих стояли широкие столы и стулья со спинкой, уютные кресла и софы. Но особенно радовали, притягивая взор, ряды длинных стеллажей, заставленные книгами сверху до низу. Настоящее богатство.

На софе около окна с книжкой в руках сидела девушка в алом платье, подкрашенная, эффектно причесанная и надушенная. Девушка была не из простых, скорей всего дочка помещика или виконта. Увидев меня, она скривилась от недовольства. Переносить свой визит на следующий день я не собиралась. Если у неё намечалось свидание, то придется ей найти себе другой укромный уголок.

Настроение у меня было паршивым после перепалки с Дареном. Молча, я прошла мимо неё к стеллажам. Четырехаршинная деревянная лестница стояла поодаль.

Мамзель встала и, обмахиваясь веером, тоже подошла к стеллажам. При этом она пыталась донести до меня свое крайнее недовольство. Она резко выдыхала, цыкала, и весьма яростно обмахивалась веером, так что её челка взлетала надо лбом.

По правилам этикета мы должны быть представлены друг другу, прежде чем сможем общаться. Первой заговаривает та, что ниже статусом. То есть она.

Пока я изучала тематику собранных книг, девушка подошла достаточно близко, чтобы рассмотреть на мне ажурный медный пояс, украшенный сапфирами. Сапфиры имели право носить дворяне с титулом не ниже графского.

Недовольство дворянки буквально застряло у неё в горле вместе с воздухом. Она закашлялась, неуклюже поклонилась и покинула библиотеку.

Уроком будет. В следующий раз для свиданий пусть ищет более подходящее место.

Весь первый ряд стеллажей был забит разного рода любовными романами, сказками, балладами и мифами. Второй ряд содержал более серьезную литературу, в том числе научную. Вместо того, чтобы сосредоточиться на поиске хранителя, я не удержалась от соблазна заглянуть в лекарские учебники. Год издания стоял 5340. Совсем свежее издание. Может содержать нечто новое, чего я не изучала.

Устроившись за лакированным столом на мягком удобном стуле, я принялась пролистывать приглянувшиеся книги. В основном это были книги по лекарскому делу, биологии и три тома биографий известных людей империи. Тома с биографией я принесла для очистки совести. Ведь для начала я собиралась приятно провести время. Я любила читать. В более спокойные времена могла провести за книгой целый день.

Книги по лекарскому делу, к сожалению, содержали общие данные. Авторы книг еще раз подтвердили, что знания Вирганы отставали от достижений ученых и лекарей Мона. В столице Мона, Арении, десять лет назад были сделаны мировые открытия, связанные с кровообращением и строением внутренних органов человека. Профессор Мо Маниту тайком проводил вскрытие трупов, что и позволило ученому совершить прорыв в ли́карстве. Общественностью Мона инициатива ученого лекаря поначалу была воспринята негативно. Состоялся народный суд, где приверженцы всяческих религий обвиняли Мо Маниту в совершении смертного греха. Но на счастье ученого, нашлись лекари и ученые, которые выступили в защиту Маниту. В результате суд разрешил ученому дальнейшие изыскания.

Усердная работа профессора Маниту с группой ученых лекарей привела к другим открытиям. В стенах Невергейма, знаменитого лазарета и закрытой Школы лекарских наук, была изобретена анестезия. Около шести лет назад при участии химиков были изобретены шприц и капельница.

До губерний, далеких от Крашеня, анестезия и шприцы пока не дошли. Много лет строение внутренних органов человека, система кровообращения считались ересью. Лекаря за подобное мировоззрение могли заклеймить позором и лишить права лечить. Насколько я знаю, лишь пару лет назад при поддержке императора Николая Великодушного открытия Мона были узаконены. Столичный лазарет один из первых лечебных приказов ввел в практику шприцы, капельницы и анестезию. Лекарям пришлось кардинально пересмотреть свои знания и лечить по-другому.

Я отодвинула в сторону книгу по биологии. Знания, написанные от руки, были еще более отсталыми, чем в книгах по лекарскому делу.

В библиотеку вошел слуга в ливрее и принялся поджигать свечи в канделябрах, висящих на стенах, и стоящих на столах.

Тома с биографией известных людей империи были написаны мелким почерком. В начале каждого тома освещалась жизнедеятельность всех императоров и императриц Вирганы, далее шли их ближайшие родственники, которые могли наследовать трон в случае гибели семьи Мировичевских. Очередь возможных престолонаследников была очень длинная и ветвистая. К слову сказать, в одном из томов я наткнулась на описание собственной биографии, очень краткое. Мое место в очереди было тридцать восьмым, что умиляло.

Только в третьем томе я нашла информацию о служащих дворцов. Хранителем тайных сокровищ императора (именно так звучала должность) был Яков Краснов, маг III ступени, старший сын обедневшей дворянской семьи. Во время убийства Павла Непредсказуемого ему было двадцать девять лет. Чтобы в таком раннем возрасте получить такую должность, нужно быть амбициозным и иметь связи в дворцовых кругах. Ну, либо остаться последним магом из тех, что на виду. Это я про себя.

В книге указывалось, что Яков Краснов пользовался доверием старого императора. В описании также упоминается черный продолговатый кристалл с кровью императора, Огонис. Кристалл являлся магической вещью, близкой к предметам черной магии. Он защищал хранителя от духа, охраняющего артефакты. Хранитель с Огонисом на шее мог беспрепятственно забрать артефакт и уйти.

Вопрос: есть ли у Николая Огонис? Напрашивается ответ, что вряд ли. Либо он не знает его предназначение. Иначе, зачем было посылать меня и, главное, Дарена, его друга, в сокровищницу, если он знал, что без Огониса у нас могут быть серьезные проблемы с духом?

Книга была издана в 5335 году. Шесть лет назад. Дата смерти хранителя сокровищницы императора Павла не была указана. Значит, он жив и скрывается, либо участвует в заговоре и преступлении против человечества. Учитывая его амбициозную натуру, я бы поставила на второй вариант.

Сейчас Краснову около пятидесяти лет. Маг, к такому возрасту становится весьма опасным противником. Если он жив и здоров, то уже достиг уровня магистра.

Свечи на моем столе окончательно погасли, прогорев. Лакей так и не пришел их менять. Значит, уже за полночь.

Настроившись на внутреннее зрение, я разложила книги на стеллажи и отправилась в свои покои.

Престольный дворец спал. Внутреннее зрение позволяло видеть в темноте. Оно работало за счет накопленной маны и различало не отражение света от предметов, а отражение эмоций и частиц аур, оседающих и накапливающихся на всех вещах, где только бывают живые существа.

Я шла по тихим узким коридорам, прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнат, балконов и ниш в стенах. Во дворец начали съезжаться приглашенные на бал гости. По сравнению с прошлыми балами, куда съезжалась вся Виргана, этот бал будет менее людным. Но и те дворяне, что жили в столице, жаждали примкнуть к придворным императора.

В одной из этих «шумных» комнат мужчины играли в карты и курили. В другой, откуда доносились стоны и вздохи, была тайная встреча влюбленных. С балкона доносился бархатистый женский смех. За постаментом с чучелом павлина обнималась парочка. Я хотела пройти незаметно. Но женщина, вырвалась из мужских объятий и повернулась в мою сторону. В коридоре было темно. Как она меня увидела, не знаю. Но все же увидев, она подняла такой визг, что от испуга я слегка взлетела и, ускоряя свой полет, свернула к лестнице.

Если бы это произошло днем, я бы просто побежала. Наверное. Ночью же мне гораздо легче летать. Я могу это делать почти неосознанно. Как и получилось сейчас.

Оказавшись на своем четвертом этаже, я еще слышала её визг и последовавший за ним топот и голоса.

Пока все собравшиеся на визг, пытались найти объяснение, а может, успокаивали впечатлительную женщину, я успела раздеться, одеть ночнушку и забраться в постель.

Где-то через двадцать минут ко мне в дверь постучали. Чего-то подобного я и ждала. Я подожгла свечу и вместе с подсвечником отправилась открывать.

Свечи в коридоре были подожжены, освещая стоящего рядом с моей дверью гвардейца.

— Графиня, извините за поздний визит…

— Вы правы, визит очень поздний! — я подкинула недовольства в голос. Мне еще не хватало разборок с императором.

— Герцогиня Вальтерштурская уверяет, что видела в коридоре ведьму, — произнес он очень неуверенно, особенно понизив голос на слове «ведьма».

— И Вы решили, что она видела меня? — я повысила голос. — Какое это имеет ко мне отношение?

— Извините, я понимаю, Вы уже спите…

— Да, я сплю. Герцогине видимо что-то показалось. И вообще, что она делала в это время в коридоре?

Гвардеец смутился. Уж не он ли тот мужчина, с кем герцогиня обнималась в нише? Я подавила смешок. Очень уж забавная складывалась ситуация.

— Еще раз извините. Как Вы думаете, могло ли это быть приведение в таком случае?

Я усмехнулась.

— А вот это могло быть. Дворец очень старый, — я выделила слово «очень».

Гвардеец удивился и немного испугался, но постарался скрыть недостойные офицера эмоции.

— Благодарю за разъяснения, графиня. Спокойной ночи!

 

Глава 20. Покушение

Утром ко мне заглянула Шура и передала настоятельную рекомендацию императора явиться на завтрак в Белую столовую. Белая столовая располагалась в Георгиевском дворце. И чтобы успеть вовремя, нужно было быстро одеваться и выходить.

Шура помогла мне одеть вчерашнее распашное платье. Хотя в его одевании не было ничего сложного, у Шуры застегивать пуговички на узких рукавах киртла, управляться с бранденбурами верхнего платья выходило гораздо ловчее. К моей светлой коже и темным волосам шел цвет и фасон. На этот раз я буду выглядеть в глазах общества так, как подобает женщине. Но только женщине-магу, а не закованной в корсет жертве моды.

Прическу делать было некогда. Я попросила Шуру заплести мне косу. Шура оказалась мастерицей и сотворила настоящую красоту из моих непослушных густых волос, вплетя в косу алиссум, цветы с крошечными белыми бутонами. Получилась объемная прическа, изящная и нежная.

Я пришла в столовую перед самым приходом императора и принцессы. Длинный стол, накрытый белой скатертью, и заставленный блюдами, был заполнен придворными.

Меня встретили настороженно. С выраженным неодобрением, как моим опозданием, так и внешним видом.

Придворные были одеты богато, вычурно и неестественно. Талии многих дам были перетянуты корсетами. Мужчины были сплошь в расшитых золотом камзолах, в кипенно-белых рубашках с жабо и многоярусным кружевом на манжетах. Большинство женщин и мужчин сидели в белых париках и с напудренными лицами. Женские лица дополнительно «украшали» красные губы бантиком, добавляя кукольности.

Страсть к пудре, помаде, а также новомодным косметическим средствам, целью создания которых было сделать женщин привлекательнее и моложе, приносила прямо противоположные результаты. Многие светские дамы в тридцать лет выглядели, как старухи. Кожа их имела желтоватый оттенок, старела раньше времени, и даже покрывалась красными пятнами. Чтобы скрыть следы старости прибегали вновь и вновь к косметике.

Дарен так и не появился. Император, сев за стол, наградил меня оценивающим взглядом. По его лицу трудно было прочитать, что он думает. Он научился отлично маскировать свои эмоции и мысли. Придворным он показывал часто прямо противоположные чувства. С чем связана его скрытность, пока трудно было судить, да и не было желания копаться.

Перед тем как приступить к еде, поп прочитал короткую молитву. Вознеся хвалу Создателю и трем ближайшим его помощникам, и пожелав здоровья и благоденствия императорской семье, он сел за стол.

Сидящий напротив меня граф без конца таращился на мой амулет, который выглядывал из-под нижнего платья. Две дамы по правую руку от него пристально разглядывали меня и шепотом обменивались замечаниями. Мне не нужно было прислушиваться, чтобы знать, о чем они шептались. Высокородным дамам положено быть в теле — это раз. Ведь полнота это признак достатка. Имея приличный счет в банке, крепостных и землю, мне надлежало всем этим пользоваться — это два. Одеваться более нарядно, с размахом, носить драгоценности — это три.

Жить в лесу, перебиваясь с хлеба на воду, вдали от благ своего положения это огромное чудачество. Только не им меня судить. Они дальше своего носа не видят, их интересы замкнуты на богатые тряпки, дорогие цацки и связи. Цель их жизни хвастнуть вышеназванным и посплетничать. Чем здесь гордиться? Выказывать свое мнение моим образом жизни с их стороны — глупость и чванство.

Герцогиня Вальтерштурская, упитанная, симпатичная женщина, чуть старше меня, жаловалась, что Престольный дворец кишит привидениями. Симпатичной она мне показалась, потому что была без парика и с естественным румянцем на розовом пышущем здоровьем лице. На вопрос, что она так поздно делала в коридоре, она ответила, что ей не спалось, и она дышала воздухом.

— Теперь у нас есть маг, герцогиня. Она позаботиться обо всех привидениях Престольного дворца, — сказал император.

Сказано было в настолько пафосной высокомерной манере, что я чуть не рассмеялась.

После завтрака мне пришлось обойти все коридоры и нежилые комнаты Престольного дворца, разгоняя приведений. В качестве изгоняющего средства мною использовалась свеча и палочка ладана. Очень вонючая штука. И в данном применении бесполезная.

На первом этаже я действительно увидела душу. После смерти старого лакея, душа застряла в этом мире по известной ей одной причине. После смерти прошло две недели. Я открыла воронку-портал и отправила душу в астрал, куда она должна была уйти сама.

Можно сказать, на совесть выполнив порученную мне работу по изгнанию всех приведений дворца, я отправилась на свежий воздух. После едкого дыма от ладана прогулка мне была жизненно необходима. Нужно было подышать кислородом и подумать.

Совсем скоро должен состояться бал, на котором император официально назначит меня на должность придворного мага. Для империи, в которой больше десяти лет уничтожали людей с Даром, это значимое событие. Поворотная веха.

Хотя если принять во внимание, в связи с какими событиями стал возможен этот поворот, напрашивается вывод об отчаянном положении Вирганы. Или даже катастрофическом.

Не знаю, какую роль мне отводит император в борьбе с катастрофой. Один маг, даже пусть я стихийник-универсал, при всем желании не сможет исправить ситуацию. Если только усугубить. Усугублять мне не хотелось.

С тренировочного поля, которое было за казармой, доносились крики и звуки, которые обычно сопровождают тренировку солдат. То и дело слышались команды и вслед за ними слаженный гул голосов.

Чем ближе я подходила к казарме, тем звуки становились громче.

Став под крону одной из лип, которые были посажены вокруг корпуса казармы, я решила понаблюдать за происходящим на тренировочном поле. До поля было рукой подать.

Дарен вместе с Максом, а так же фельдфебелем Кручевым и подпоручиком Жигунцовым тренировали по отделению гвардейцев. Судя по всему, они отрабатывали тактику обороны. В левой руке солдаты держали по железному круглому щиту.

Я была далека от военного дела. Но если представить, что на отделение Дарена нападает ящер, то выстроенная им оборона была довольно эффективной. Солдаты собирались вместе, опускались на одно колено и закрывались со всех сторон щитами. Оставались крупные дыры между щитами. Вот если круглые щиты заменить на прямоугольные, будет гораздо лучше. Но это, думаю, Дарен и без меня знает.

Словно услышав мои мысли, он обернулся. Некогда белая рубашка его выгрязнилась и пропиталась потом. Светлые волосы спутались. Жесткое решительное выражение лица слегка смягчилось.

Я хотела помахать ему. Но передумала. Взгляд, который он бросил на меня, спрашивающий, почему я болтаюсь тут без дела, отбил этот порыв.

Действительно, зачем я сюда пришла? Прогулка затянулась. Пора возвращаться во дворец. Тем более что после обеда была назначена примерка готовых платьев для бала.

Как сказала мне придворная камеристка, выбрать достойное платье за три дня нереально. Но все же подобрала несколько нарядов и прислала старшую горничную с помощницей для примерки.

Платье из коричневого атласа с кружевами цвета топленого молока оказалось длинным и свободным в лифе. Я, было, хотела плюнуть на этот факт и отдать на ушивку, но передумала. Замучают с примерками.

На кровати осталось три платья, из которых два мне уже не нравятся. Третье меня устраивает ровно настолько, насколько вообще может устраивать удушающий корсет и длинная юбка до пят.

Меня обслуживали старшая горничная и её племянница.

— Госпожа, как же трудно с Вами — всего четыре платья подобрали! Если б Вы видели, каких прелестных нарядов лишились! Как бы чудесно они смотрелись на Вас! — сказала Апраксинья Августовна. Её призванием было находить общий язык даже с молчунами и затворниками. Она не говорила, а щебетала.

— Вы мне льстите.

— С вашей фигуркой Вы могли бы стать звездой бала! Милая моя, Вы прелестны, очаровательны. Вам нужно обязательно носить пышные юбки! Почему Вы носите эти ужасные штаны и рубашки? Кошмар!

Я попыталась стереть с лица недовольное выражение, отразившееся в овальном зеркале на стене. Я вроде как исправилась. На мне теперь исключительно платья. Но мои появления в исконно мужском костюме запомнили все и надолго.

Помощница взяла с кровати черное, отделанное изысканными тончайшими кружевами платье. Я забралась в юбку, потом еще в одну. И только потом на меня натянули верхнее.

— Машенька — очень приветливая девушка — трудолюбивая, скромная, вы можете на нее во всем положиться. Голубка, подойди поближе.

— Держи за лиф, а я буду шнуровать, — старшая горничная раздавала команды, ловко продевая кожаный шнурок в металлические петли корсета.

— Не сходится! Как жаль. Корсет маловат.

Моя грудь грозила полностью вывалиться из тугого корсета. Трудно стало вздохнуть — похоже, и впрямь маловат. На кого его шили? На девочку - подростка?

— Не расстраивайтесь, госпожа, еще два варианта в запасе. В любом случае можно будет спуститься в гардеробную и выбрать другое платье…

— Нет, еще одного похода в гардероб я не выдержу!

Она почти поддалась жалости, но потом, вспомнив свои обязанности, неодобрительно покачала головой. Если я буду одета неподобающим образом, первой на орехи получит моя прислуга.

— Ой, графиня, и прекрасно, что не подошло. Оно же Вам не идет совсем. Сразу видно: и цвет не ваш и фасон, его только на похороны одевать.

Дверь распахнулась, словно вошедший хотел застать всех присутствующих врасплох. Стоящий на пороге Дарен замялся, увидев посторонних, но потом вспомнил, что пришел в гости ко мне, и, наконец, вошел.

— На бал собираешься? — спросил он, нет, обвинил меня. Как будто на развлечение я собралась. В прошлый раз мы расстались с ним, разругавшись. И сейчас он хочет снова продолжить?!

Апраксинья Августовна всплеснула руками от такой бесстыжей невоспитанности.

Упёрла руки в бока и загородила меня своим телом.

— Молодой человек, как Вам не стыдно входить в дамские покои без стука? Да к тому же, когда она переодевается?!

Дарен посмотрел на меня, обглядел от мысков до макушки, остался чем-то недоволен.

— У меня срочное дело. Мне нужно поговорить. Прямо сейчас, — сказал Дарен с нажимом.

— Какая неслыханная дерзость! — Апраксинья Августовна сдаваться не собиралась. И я была с ней малость солидарна. Были бы это покои другой девушки, он войти бы не посмел.

Дарен подошел поближе к кровати, окинул взглядом платья и выбрал темно-зеленое.

— Я помогу одеть этот ужас из кружев. Только пускай твои защитницы уйдут куда-нибудь погулять.

Лицо старшей горничной пошло пятнами.

— Извините его, Апраксинья, он не в себе. К тому же солдат. А они не приучены к манерам. Оставьте нас, пожалуйста.

Апраксинья Августовна, послав мне долгий, осуждающий и вместе с тем полный надежды взгляд, направилась к двери. Так и не дождавшись, что я передумаю, удалилась вместе с племянницей.

— Повернись, — Дарен принялся не менее ловко, чем служанка, расшнуровывать мой корсет. С объяснениями он не торопился, и я подумала, что и вовсе их не дождусь. Может, выгнать его?

Он стряхнул с меня все платья, оставив в хлопковой сорочке на тонких лямках.

— Меня пытались убить. Только что, — Дарен опустился на кровать, наблюдая снизу за моей реакцией.

— Как это случилось? — я села рядом. Мне захотелось его обнять, утешить. Только не надо забывать, он не маленький. За утешением пошел бы не ко мне. А вот за советом…

— Угадай.

— Отравленная еда?

Он кивнул, всё так же всматриваясь в моё лицо. Этот настороженный, выжидающий взгляд сопровождал его с того момента как он ворвался в мои покои. Чего же ты хочешь, Дарен?

Я положила ладонь на его ухо, так чтобы большой палец касался виска, и поймала его взгляд. Его зрачки расширились, пульс стал отчетливей и пугливей.

— Все, что окружает отравление, — приказала я.

Перед моим внутренним взором открылось скорое будущее Дарена. В зеленом сумраке его будущего плескалась красная тень смерти, рядом колыхались алые, черные, ядовито-желтые сгустки выгоды и интересов влиятельных людей. Интересов, которые трудно разрушить. Тут нужен ритуал, либо смерть. Ритуал создания второй ауры помог бы «закрыть» Дарена от убийц. Вторая аура выплетается поверх имеющейся и закрывает от магических атак. Но от нападения убийц она мало защитит.

Я закрыла глаза, тем более что в зрительном контакте отпала надобность. Иногда получается сбить след. Отвлечь роковую волю от объекта. В глубине зеленого сумрака красная тень Дарена разделилась на две: одна гораздо меньше первой, вторая — больше. Две тени будут следовать за Дареном. В момент покушения большая тень должна оторваться и утянуть за собой летальный исход. Отрываясь от носителя, тень может случайно присоединиться к неудачнику или случайной жертве. Такое бывает. Ничего с этим не поделаешь.

Я распласталась на кровати, тяжело дыша. Голова кружилась и к горлу подкатывала тошнота. От злости и отчаяния я сжимала кулаки. Я не должна вмешиваться в судьбу. Но я не могла не вмешаться. Это темная магия. Иметь с ней дело не стоит. Она очень быстро порабощает, размывая внутренние границы дозволенного.

Именно вседозволенности я всегда пыталась избежать. Потому и выбрала целительство. Хотя могла заниматься чем угодно, ведь все четыре стихии мне подвластны.

— Ну что?

Дарен склонился надо мной. Не терпится ему. А то, что я, может, совсем не хочу заниматься такими вещами, в расчет он не берет. Вынь, да положи.

— Ты перешел дорогу кому-то влиятельному. Будут пытаться еще. Исход пока не ясен. Зависит от многих людей и их поступков. Но удача, хотя нет скорее что-то неизбежное, вроде стихии, будет на твоей стороне.

— Ты будешь на моей стороне, — сказал Дарен тихо.

Его взгляд изучал мое лицо, волосы, шею. Ниже он опустить глаза не решился. И вернулся вновь к лицу.

— Моя овчарка умерла сегодня вместо меня.

Он полулежал надо мной. Я заметила искру, которая вспыхнула в его взгляде, когда он захотел увидеть мое тело в тонкой сорочке. Он просто запретил себе и теперь висел надо мной камнем.

— Кто заинтересован в твоей смерти? — я встала с кровати, тем более мне хотелось пить. Стакан воды немного привел в чувство и охладил.

— Многие. Только немногие попытались бы осуществить задуманное.

— И? Сам ты что думаешь?

Заведя руки на затылок, Дарен лег на кровать.

— Есть пара людей, которых надо проверить. Загляну в «Княгиню».

— Подробностями поделиться не хочешь? — я уперла руки в бока.

Он растерялся и наградил меня удивлением. Мол, зачем тебе это?

— Я тебе кто? Безгласная отвечалка? Или ты думаешь, я всем отсрочиваю смерть?

Он снова не понимал меня. И опять удивлялся.

— Убирайся!

Он медленно поднялся, и хотел было последовать совету.

— Я не хотел тебя обидеть. Что ты хочешь?

— Угадай.

— Верна, — он произнес мое имя с укоризной.

— В следующий раз даже не надейся на меня.

— Нет, так не пойдет. Я имею ввиду, не уберусь я никуда! Тебе еще платье мерить. Давай, забирайся в него.

Вот он снова распоряжается. Я скрестила руки на груди, и не думая двинуться с места.

— Хочешь подробностей? Хорошо. Расскажу. Одевайся и поворачивайся. Ну?

Я залезла в пышные юбки, натянула на грудь корсет и повернулась к нему спиной.

— В «Княгине» бывает один ублюдок. Наемник. Он много знает, и я хочу с ним перемолвиться парой слов.

— Я пойду с тобой.

— Куда?

— Сам сказал. В «Княгиню».

— Ты хоть знаешь ЧТО это за место?

— Ты мне расскажешь.

— Хорошо. Если ты так хочешь. Только потом без претензий. Я складываю с себя всю ответственность за то, что ты там увидишь или услышишь.

— Знакомые слова.

— А то.

Я усмехнулась.

Платье село идеально, словно на меня шили. Темно-зеленый атлас облегал фигуру. Нежные кружева шли по линии декольте, подчеркивая пышность груди. Отлично. Можно сказать, я отделалась малой кровью.

Перед тем как Дарен ушел, я спросила:

— Ты получил мою записку?

Он повернулся ко мне, держась за ручку приоткрытой двери.

— Записку? — он нахмурился, делая вид, что вспоминает, при этом имея такой вид, что я отвлекаю его по пустякам.

— Записку. Да. Шура сказала, что вручила тебе лично в руки.

После прогулки я озаботилась написать Дарену записку с просьбой решить вопрос с моим счетом в Дворянском банке. Понимаю, что выдавать мне крупную сумму не в интересах императора, но придется.

— Зачем тебе деньги?

Настороженность и подозрительность в его голосе мне крайне не понравилась. Я снова уперла руки в бока.

— Я что для тебя мало сделала? Почему я не заслужила доверия? И почему я должна выпрашивать деньги, которые необходимы мне? — я постаралась скрыть злость, но мне плохо удалось это.

Он опешил от моего тона.

Нет, я могла бы просто попросить и объяснить по-хорошему. Ведь я действительно не собираюсь никуда сбегать. Дарен бы дал согласие и долго тянул с разрешением. Но дело в том, что золото мне нужно уже сейчас.

— Император дал указание секретарю. Завтра сможешь снять, сколько решишь нужным. Ты довольна? — его голос был тих. Говорил он сухо и безэмоционально, так чтобы посильнее меня задеть. И ему это почти удалось.

— Довольна, — ответила я.

Одарив неприязненным взглядом, он ушел. Если он думал, что я расстроюсь, то сильно ошибся.

 

Глава 21. Публичный дом

На следующий день я несколько раз посылала Шуру к секретарю императора за разрешительной грамотой. Каждый раз она возвращалась ни с чем. Неужели Дарен обманул? Это совсем не в его характере.

Разрешил мои сомнения сам Дарен. Он явился ко мне после обеда с разрешением. Оказывается, император позволил мне пользоваться счетом только под присмотром. Управляющим моими делами на плотном листе пергамента был вписан капитан лейб-гвардии Казимов Дарен Станиславович. Капитан лучился самодовольством, хоть и пытался это скрыть. Вчерашние обиды были им забыты. Впрочем, и я тоже не таила на него злости. Возвращаться в Чарующий лес я пока не собиралась, поэтому мои расходы будут самыми невинными.

Сняв пятьдесят золотых (очень приличная по крестьянским меркам сумма, на которую можно было построить каменный дом и купить скот на две семьи), мы отправились в ремесленный район. Купив широкий серебряный браслет под накопитель в лавке кузнеца, мы заглянули в мастерскую ювелира. На мою удачу у него нашлось семь черных ониксов подходящего размера. Он обещал инкрустировать браслет камнями в течение одного-двух дней и самолично доставить заказ во дворец. За срочность пришлось заплатить три золотых, но оно того стоило. Поначалу, услышав мои запросы, ювелир насторожился. Ведь ониксы — это камни магов. Но увидев, что меня сопровождает капитан лейб-гвардии, успокоился.

Дарен специально по случаю посещения банка надел форму, во избежание лишних вопросов. И это значительно убыстряло обслуживание в лавках, да и в банке на нас смотрели с уважением и обслужили, как особо важных персон.

Помимо ониксов, в лавке ювелира я прикупила себе нитку жемчуга и золотой перстень с сапфиром. На последнем настоял Дарен. Ведь перстень с сапфиром имели право носить лишь графы, а, следовательно, меня будут воспринимать с положенным уважением.

— Может быть, ты хочешь купить другие украшения? — спросил Дарен, с задумчивостью глядя на дворянку, обвешанную от макушки до пальцев рук золотом и драгоценными камнями.

Девушка была моего возраста. К ней идеально подходила пословица о том, что дворянство свое состояние носит на себе.

— Ты же боялся дать мне золотой в руки, — ответила я, изучая его лицо.

Он слегка смутился.

— Я не боялся дать тебе золотой, — ответил он и замолчал, подбирая формулировку ответа.

Так и не придумав красивой лжи, он выдохнул и посмотрел мне прямо в глаза.

— Я сомневался в том, что ты хочешь здесь быть. Ты же ждешь не дождешься, чтобы вернуться в свой лес. Стоишь и смотришь на парковые деревья, будто не видела их десять лет.

Теперь настала моя очередь отводить взгляд и подбирать красивую ложь.

Так как щекотливая тема была затронута в ювелирной мастерской, я обратила внимание, что ювелир прислушивается к нашему разговору. Да и клиентки ювелира, косились и перешептывались.

— Там мой дом, Дарен, — ответила я. Голос меня подводил. Общаться «по душам» было нелегко, да и отвыкла я от такого общения. Проще эмоции держать в себе. — Единственное место, где мне спокойно, где на меня не смотрят с осуждением. Там я могу быть собой, такой, какая есть. Со всей своей магией, что ты так ненавидишь.

Мы стояли у коновязи, в стороне от людского движения.

— Я не ненавижу твою магию, — ответил Дарен с излишней поспешностью, сжал веревку, болтающуюся на коновязи, и со злостью дернул.

— Если бы ты присмотрелась, то заметила бы, что мое отношение изменилось. Но я не об этом. Если помнишь, я спрашивал тебя о другом.

— Я не люблю украшения. Готова носить на себе только нужные вещи. Амулеты, накопители, например.

— Магические, — вставил Дарен и хмыкнул, что должно было лишний раз подтвердить, что я не исправима.

— Да, вещи, которые жизненно необходимы. Я люблю свободу…

Дарен взял в руки мой амулет, к которому был привязан Лили-Оркус. Я задержала дыхание. Мой дух слишком много для меня значил. Его безопасность была больной темой, и мне сильно не нравилось когда интересовались амулетом. А тем более трогали его.

— Это амулет? — спросил Дарен и поднял на меня взгляд, не подозревая какая буря чувств обрушилась на меня.

— Да. — Я перехватила его руку. Другой рукой взялась за амулет, осторожно пытаясь с него убрать пальцы Дарена.

— Теплый. Зачем он нужен?

Он заметил мой маневр, но отпускать не собирался. Наоборот, вцепился сильнее. Внутри всколыхнулась Сила. Инстинкты мага трубили об опасности, призывая бросить в обидчика чистой энергией.

— Зачем тебе это?! — я развернулась боком, пытаясь оторвать пальцы Дарена от амулета. При этом я с силой прижимала его руку к себе, скручивая. А Дарен специально мешал мне еще другой рукой.

Мы, как дети, боролись за желанную игрушку. С той лишь разницей, что Лили-Оркус не игрушка, а очень ценный дух.

— Верна, успокойся, ладно? — Дарен отпустил мой амулет.

— Ты, как старая бабка, вцепилась в свои секреты, — сказал он. — Из тебя же лишнего слова не вытянешь! Тебе знакомо такое понятие, как сотрудничество?

Сила внутри вновь спокойно потекла по сосудам.

— Дарен, это не игрушки!

Я отвернула завернувшийся в ходе борьбы рукав. Сотрудничество? Меня разобрал нервный смех с истерическими нотками. Я чуть не швырнула его через всю улицу, а он мне говорит про секреты!

— Тебе надо научиться доверять, Верна. Мы на одной стороне с тобой. Я надеюсь, — добавил Дарен, подумав.

Я окончательно успокоилась. Дурных намерений у него не было. Дарену просто захотелось проверить меня на открытость. По мне, это была плохая идея.

— Подумай насчет украшений и прочих женских штучек. Ты же графиня. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя среди этих разряженных павлинов комфортно.

Я улыбнулась, окончательно простив ему детский выпад.

Проходя мимо бутика модной одежды, я «случайно» увидела сорочку, рубашку и плащ. Дарен покосился на меня с подозрением, но промолчал. Вещи могли мне понадобиться и в городе. Тем более, что на вышеназванном я закончила свои покупки. Хотя хозяйка магазина с модисткой предлагали мне взглянуть на готовые платья, которые, по их словам, сделают меня неотразимой.

Походы по лавкам меня изрядно утомили. Я предложила Дарену вернуться в Карплезир, переодеться и отправиться в Княгиню. Но Дарен с саркастической ухмылкой на лице, сказал, что так рано это место не посещают.

— Ты еще можешь передумать, Верна, — добавил он, — Я обойдусь.

— Нет, я с тобой, — ответила я.

Что ж, не хочет рассказывать подробнее, не надо. Узнаю через несколько часов.

Направляясь к креолке, оставленной около лавки кузнеца, наше внимание привлекла ресторация «Императорские разносолы». Это было новомодное заведение с высоким классом обслуживания и качества блюд. За стеклами широких окон за белоснежными изящными столами ужинали состоятельные горожане.

От мысли о близкой еде, желудок предательски заурчал. Признаться, я изрядно проголодалась с обеда. Дарен, по всей видимости, тоже. Потому как первый предложил снять пробу с фирменного блюда.

Посетители ресторации хоть и были при золоте, но мы с Дареном выделялись из их числа. То и дело я ловила на себе пристальные взгляды. Две девушки, так вообще глаз с Дарена не спускали. Наверняка, если бы он был один, то придумали предлог для знакомства.

Еда оказалась в Императорских разносолах на достойном уровне. Так вкусно и с изыском кормят только во дворце. Мы заказали карпаччо, рулет из осетра, блинчики с сырным соусом и по бокалу белого вина.

За одним из дальних столиков, скрытых тенью, я заметила Ивана Зарецкого, который набивался мне в кавалеры. Он ужинал вместе с богато одетой женщиной, старше его в два раза, и разливался перед ней соловьем. Женщина поощряла его улыбкой, кивала, соглашаясь, и смущалась от комплементов, на которые был горазд обедневший дворянин.

Отужинав, мы вернулись в Карплезир, переоделись, и отправились в Княгиню. Оказалось, что нам предстоит вернуться в тот же район, где мы были днем. У меня были догадки по поводу характера сего заведения, но высказывать их в слух я не торопилась. И эти догадки подтвердились.

«Княгиней» оказался публичный дом. Располагался он в конце Купеческой улицы в отдалении от лавок портных, сапожников и ювелиров. На узкой тихой улочке перед мостом через Лузгу, где с приходом ночи благородная торговая суета замирала и начиналась торговля иная.

— Я тебе говорил, что сюда лучше не ходить? — опять я слышу беспокойство. Опять он пытается оправдать себя и заодно отговорить меня. В который раз он пытается быть моим другом и потом снова отдаляется.

— Дарен, лучше помолчи.

Я чувствовала и слышала больше, чем он. Мне нужно было еще с этим справиться. В обычном двухэтажном доме скрывалось пристанище низших человеческих пороков, смешение грязи.

Каменная мостовая блестела в свете далекого тусклого фонаря. Дождь закончился с час назад, и по воздуху разливалась лесная свежесть.

— Пришли, — Дарен не стал больше колебать мою уверенность сомнениями. Он открыл дверь и предложил мне войти первой.

На мне был плащ с вышитой золотой короной на левом плече, отличительным признаком высшего дворянства. Высокородные женщины имели права посещать подобные места, а простые могли здесь только работать. Верхнюю часть моего лица закрывала маска, один из обязательных атрибутов для женщины. Как и высокомерие, которое является общей чертой богатого дворянства.

Вход от залы отделяла темная изогнутая лестница. Желтый свет, смех и вседозволенность ожидали сразу за поворотом. В просторном зале, заставленном вычурной мягкой мебелью с алой обивкой, было очень жарко и многолюдно. Воняло потом и сигаретным дымом. На тахте развлекались два пузатых купца в бархатных камзолах с девицей, обнаженная грудь которой колыхалась над корсетом.

В углу, отгороженном малиновой ширмой, веселилась большая компания. Доносились взрывы женского смеха, мужские голоса и крики. В другом углу за круглым столом играли в карты солидные господа, дымя курительными трубками.

По залу борделя прогуливались женщины легкого поведения в откровенной одежде, при этом обмахиваясь веерами и бросая бесстыжие взгляды на посетителей. Последних было предостаточно.

Я чувствовала, что тону в трясине беспомощности и пустоты. Вокруг слишком много фальши, похоти и разврата.

Проход в мир духов приоткрылся, образуя узкий тоннель. Воздух под моей ладонью стал осязаем. Я напрягла пальцы, с них тонкими невесомыми струйками полилась мана, как часть вознаграждения духу за будущую работу. Дух отозвался, и контракт почти подписал, начав впитывать ману.

Дарен врезался в меня, я думала случайно, но он сжал мои предплечья в каменные тиски и слегка встряхнул.

— Верна, прекрати это! — он шептал мне в самое ухо. — Если ты забыла, то мы всего лишь гости! И должны вести себя соответственно. Или ты хочешь, чтобы тебя разорвали на куски? Здесь и такие найдутся, не сомневайся.

Мы по-прежнему стояли у тахты, которая качалась и на которой двое мужиков развлекались с работницей «Княгини». К своему стыду от близости Дарена мои ноги стали ватными. Сила, направленная в руку, развеялась и проход в мир духов схлопнулся.

— Я только хотела ускорить наше пребывание здесь. И всё!

— Подожди немного. И все будет очень быстро! — толкая перед собой, он повел меня к скрытой в темноте барной стойке. Я лишь успевала перебирать ногами.

— Что желаете? — спросил флегматичный хозяин выпивки.

Дарен видоизменил тиски, зажав меня под мышкой одной рукой.

— Что-нибудь полегче. И…с Гертрудой бы увидеться.

— Только была. Скоро придет.

Странный он. Если испугался за меня, то зачем сдавливать так, что хочется плакать от боли.

— Дарен, отпусти меня!

Он задумался, и с облегчением освободил меня.

— Извини, — сказал он, осознав, что перестарался.

— А вот и Гертруда, — сказал бармен и поставил перед нами два бокала с вином.

К нам двигалась пышнотелая, сильно накрашенная женщина с объемной прической из черных кудрей. Волосы, которые топорщились в разные стороны, и подведенные черным глаза придавали ей сходство с ведьмой на шабаше.

— Дарен, мой мальчик, как я рада тебя видеть здоровым и полным сил! — Гертруда залепила ему сочный поцелуй в щеку. У неё был высокий и звонкий голос, за которым скрывалась разбитная и циничная личность.

— Как, и сюда моя история докатилась? — сквозь смех спросил Дарен. Он выглядел очень довольным, обнимал мадам, но взгляд оставался цепким и холодным.

— Дарен, дорогой, к нам стекается информация намного раньше дворца. Мужчины с дороги идут, прежде всего, к нам, а уж потом куда надо!

— Итак… — начала она многозначительно и только теперь обратила внимание на меня. — Ты не один? Как странно…

Странным ей казалось то, что она увидела меня только сейчас.

— Лиза, — представил он меня.

В её извращенном сознании тут же возникли варианты нашего времяпрепровождения, что читалось на её обрюзгшем лице. Ведь в «Княгиню» просто так не ходят. Она даже сбросила со счетов открывшиеся извращенные наклонности её старого знакомого.

— Могу предложить Карлу, очень привлекательную блондинку, или Симону, очаровательную рыжую бестию. Можно их двоих. Силы-то есть, верно?! Еще Генрих свободен, антириец.

Дарен с вниманием слушал варианты нашего времяпрепровождения.

— Итак?

— Организуй нам комнату наверху. Мы позже решим.

— Как скажешь, милый.

Мы поднялись на второй этаж, следом за Гертрудой. В комнате, ближней к лестнице, стонала женщина. Дверь следующей была открыта. В проеме стоял дворянин и наблюдал за происходящим, прислонившись к косяку.

— Нет, пожалуйста, не надо! — кричала женщина из очередной комнатенки. Просьбы перемежались со стонами, грохотом и коротким мужским: «Заткнись! Заткнись!». Дверь была заперта. Дарен перехватил меня за кисть, и я чуть не вывернула себе руку. Я все-таки хотела проверить, что там происходит.

— Некоторые наши клиенты любят игры, — пояснила хозяйка борделя. — Если хотите, можете посмотреть.

— Нет. Не стоит, — ответила я, чувствуя к хозяйке борделя жуткое отвращение, переходящее в ненависть. Хотя зарекалась держать себя в руках. К сожалению, она распознала мой взгляд.

— Лиза, — протянул Дарен с угрозой. Он обнял меня за талию, гораздо нежнее и аккуратней, чем внизу и прижал к себе. Я знала, что он делает это только затем, чтобы спрятать мое лицо и отвлечь от Гертруды. Но я готова была поверить в его заботу и нежность и забыть, что только что слышала и видела.

Обстановка разрядилась. Гертруда сделала вид, что забыла про ненависть и отвращение к ней, полноправной хозяйке сего «уважаемого» заведения. Только щеки её мучил гневный румянец, и зрачки лишились покоя.

— Ваша комната.

— Спасибо, Гертруда. Думаю, мы бы поели чего-нибудь и выпили, — он улыбнулся ей и сделал знак лицом: «Извини, она у меня с приветом».

В комнате горела модная керосиновая лампа, освещая незамысловатое убранство. Когда Гертруда ушла, я ждала, что Дарен начнет вычитывать меня. Но вместо этого он приглушил яркость лампы, зашторил окна и повалился на кровать.

За стенкой одна из работниц борделя подбадривала медлительного клиента. Их кровать тряслась, ударяясь о стену. Клиент старался.

Дарен наблюдал за мной. Он по-прежнему молчал, хотя мог бы поделиться своими планами. Как-то разрядить обстановку. Вместо этого он наблюдал с большим интересом за тем, как я поведу себя в такой двусмысленной ситуации.

Не стоит так обращаться с женщинами. Особенно, если они обладают магическим даром. Я забралась на кровать и подползла к нему. Вопрос в его глазах сменился желанием. Но Дарен очень быстро его подавил. Слишком быстро для того, чтобы избавиться полностью.

Я легла ему на грудь и коснулась щеки, мягкой и одновременно жесткой. Исследуя подушечками пальцев его лицо, я добралась до губ. Очень нежных, гораздо мягче, чем гладковыбритая кожа на щеке. Ощущать его близость, вдыхать тепло было чем-то из разряда невозможного, и потому привлекательного. Моя сила и желание скрутились в тугой узел — так крепко, что дышать стало тяжело.

Очень медленно, не дыша и не думая, я начала отползать. Иначе я могу нечаянно отравить его тонкие тела своей Силой.

Он попытался удержать меня. Обхватил мою спину, отчего кожу пронзили электрические разряды. И будто опомнившись, а вернее сказать, вспомнив, кого он удерживал в объятиях, отпустил.

К нашей комнате кто-то подошел, послушал, а потом только постучался.

— Госпожа Гертруда просила Вам передать, — сказал флегматичный бармен и поставил поднос на стол.

— Вы определились с Заказом?

— Позовите нам Кривуша, — ответил Дарен излишне грубым раздраженным тоном. Не знаю, на что он злился больше. За то, что хотел удержать, или за то, что я пыталась его соблазнить?

Брови бармена прыгнули вверх. Больше он свое удивление ничем не показал.

Отодвинув край шторы, я выглянула на улицу. Темно, тихо, безлюдно.

Кривуш не заставил себя долго ждать. Отвесил нам шуточный поклон, взял поднос с фруктами и разлегся на кровати. Одет он был дорого и вычурно.

— Что желают, господа? Что-то не замечал за тобой, Дарен, склонности к мужчинам, — выдал Кривуш, прожевывая виноград.

Дарен отвесил наглецу затрещину, отчего тот чуть не подавился.

— Эй! За побои оплата сверху! Мою цену знаете?

Дарен стиснул шею Кривушу, прижав его к кровати. Оставалось неясным умрет парень от удушья или подавиться едой.

— А теперь помолчи и послушай меня. Я задам тебе пару вопросов, заплачу и катись на все четыре стороны. Или, как в твоем случае, комнаты, верно?

Как только Дарен его отпустил, Кривуш подорвался с кровати и закашлялся.

— Хорошо, хорошо! — крикнул парень и трусливо глянул на дверь. Где стояла я. Потом бросил взор на окно и сдался. Ломать себе шею ради чужих, порой нечаянно подслушанных, секретов ему расхотелось.

— Ты общаешься с Корытом. Рассказывай, что знаешь о его невыполненных заказах.

Кривуш снова закашлялся. Только теперь его кашель не имел отношения к застрявшей в глотке пищи. Лицо его багровело. Он пытался вдохнуть, но не мог.

— Да что с тобой?! — Дарен хотел хлопнуть парня по спине, но передумал.

Я все также стояла на месте. Только глаза мои раскрывались от парализующего меня страха. Судьба Кривуша была решена. Смерть от яда. Слишком быстрая, чтобы я что-то могла сделать. Если бы отравили Дарена, это был бы конец.

Кривуш повалился на постель и, хватаясь пальцами за шею так, будто вокруг неё стягивается канатная веревка, умер.

Дарен оторвал виноградинку, понюхал.

— Возможно, батрахотоксин, — сказал он, — Дорогой яд.

— Лучше не трогай!

Я была согласна с Дареном. Яд без запаха и без цвета. Возможно, с добавлением яда скорпиона. Очень уж быстро умер Кривуш.

Я наклонилась над парнем и закрыла ему глаза.

— Он умер вместо меня. Я бы наверняка что-нибудь съел.

— И зря! Тебе пора быть осмотрительнее. Например, покупать продукты самому.

— Ну уж нет. Пошли! — Дарен поймал мою ладонь и потащил за собой.

Дверь в комнату для просмотра была по-прежнему открыта. Из неё были слышны обрывки фраз и вздохи, от которых пробирал озноб. В коридоре никого не было. Дарен взбежал по короткой лесенке, что вела на чердак и, разогнавшись, вышиб единственную дверь.

Когда я вбежала следом, Дарен стоял у постели трех полуобнаженных мужчин, держа ятаган у горла одного из них. В руке мужчины был заряженный арбалет, направленный Дарену в живот.

Стало страшно до одури. Заклятие Защиты сорвалось с моих губ, прежде чем я успела оценить степень риска. Мана, почти вся, что есть в моем резерве, окутала с ног до головы, позволяя двигаться быстрее и формировать из энергии оружие. Еще это заклятие называют «вторым измерением». Сегодня впервые я увидела, как пространство вокруг меня разделяется на два. В первом измерении оставались мужчины, во втором — я. Грубая энергия Силы заволакивала пространство комнаты, разделяя, защищая и погружая в живую субстанцию. Из серых вихрей энергии появились черно-белые сгустки и начали змеями жалить врагов.

— Верна, выйди отсюда.

Дарен еще помнил, что я рядом, но видеть не мог.

— Нет, — звук моего голоса раздвоился, как если бы говорящих было двое. Причем один — говорил приглушенно, а второй — моим обычным голосом, только более низким и раскатистым.

«Змеи», кусая, вызнавали для меня слабости наших врагов. Конечно, двое парней не были врагами, они всего лишь удовлетворяли клиента за вознаграждение. Врагом был их клиент, наставивший арбалет. Наемный убийца.

Если бы мне сказали, что сегодня я увижу содомитов, я бы сказала, что это невозможно. Но смотря на трех голых мужчин по доброй воле предававшихся разврату, пришлось поверить в реальность происходящего.

За мужеложство в Арении наказывали и принуждали к лечению в Невергейме. Не вдаваясь в подробности лечения, скажу, что в девяноста случаях из ста результата оно не приносило. Максимальный результат (те самые десять процентов) — это брак-ширма с женщиной и возврат к прежним увлечениям.

В Виргане за такие дела били плетью. Будь эта троица застигнута в более приличном месте, они были бы схвачены и отправлены на главную площадь для наказания. Публичный дом в этом плане дает им существенное преимущество. Даже по наводке никто не станет обыскивать место для утех уважаемых горожан. Отсюда и получается, что публичный дом — свободная территория, где закон — это его хозяйка и прикормленные стражники.

— Скажи своим, чтоб убирались, — сказал Дарен уже мужчине-клиенту.

— Уходите.

Похватав одежду, парни выбежали за дверь.

— Что тебе надо?

— Узнать, кто заказал меня.

— Я что один наемник в столице?!

— Ты знаешь. Я по глазам вижу, — Дарен сжал рукоять.

— Я ни причем. Хочешь знать, если бы у меня был заказ, ты был бы мертв!

— Я хочу знать, кто меня заказал. И убери свой арбалет! Он тебе не поможет.

Дарен был прав. Если наемник дернется, то останется без головы.

— По крайней мере, никто не скажет, что меня убил какой-то служака и ушел при этом целым.

Я обогнула Дарена и опустилась перед убийцей на одно колено. Чтобы наши лица были на одном уровне.

— Дарен прав. Тебе лучше опустить арбалет. Мы поговорим с тобой без оружия. По-дружески, — мой голос по-прежнему раздваивался. Но в тоже время достигал сознания быстрее обычного, как если бы я телепатировала свои мысли.

Убийца головы не повернул. Он следил за Дареном, но боковым зрением улавливал несоответствия видимого.

— Стоит ли умирать ради конкурентов?

Наемник все-таки повернул голову. Удивительно, что с такой слабиной в характере, он убивает людей.

Я увидела себя его глазами. Мутное серое пятно вместо лица в черном обрамлении одежды и волос.

— Что это такое? — он спросил Дарена. — Что за фокусы?!

— Ничего такого. Слыхал про Орден Мары?

У наемника расширились глаза, он сглотнул. Но, как жулик со стажем, попытался перевернуть ситуацию в свою пользу.

— Хорошо! Я согласен, давай поговорим без оружия. Тем более, что я не имею никакого отношения к этому заказу! — он отвел арбалет в сторону. — Вот видишь, я выполняю условия сделки!

— Хватит трепаться. И положи арбалет подальше, — Дарен указал ятаганом приблизительное место.

— У тебя по-прежнему ятаган в руках. Не наглей.

— Ладно. Пусть так.

Пока они препирались, я обошла кровать, став поближе к арбалету.

Видел ли меня Дарен — не знаю, наемник же удивился. Когда он хотел снова рассмотреть мое лицо, меня уже не было на прежнем месте.

Я взяла арбалет и осторожно разрядила его. Пропажу оружия наемник не заметил.

— Заказали тебя люди не простые. Высшие чины, это точно. Только наемников себе нашли из новичков, извини, ты ведь жив еще.

— Не тебе выставляться.

— Да, конечно. Но и не тебе.

Дольше держать такую энергию я не могла. Даже сквозь призму Силы я чувствовала, что ноги дрожат и обстановка комнаты расплывается на отдельные картинки. Пришлось отпустить. Я прислонилась к стене, слыша, как парни, которые торчали за дверью, словно беспомощные котята, побежали прочь. За помощью. За деньги в борделе можно заниматься чем угодно. Кроме драк.

Видимо их притянуло заклятием, и они не могли шевелиться. Но слышать могли. Что они слышали и что поняли из произошедшего?

— Значит, наемников несколько, — полувопросительно сказал Дарен.

— Конечно. Карплезир, подходы к дворцам, река — все охраняется. Тут нужна команда.

Я зарядила арбалет и прислонилась к прохладной стене.

— Другое дело, что действуют они, как дилетанты. Но не мне их судить — не я же их учил.

— Ты б их научил… Значит, не ваши. Кто же тогда?

— А леший их знает. У магички своей спроси.

Они оба взглянули на меня, так между делом. Но задержали взгляды. Ведь теперь они могли меня видеть, тогда как раньше не могли. Хоть и не понимали.

— Эй, мы так не договаривались! — крикнул наемник, заметив арбалет в моих руках.

— Успокойся, Ерш! Верна?..

— Надо уходить, — сказала я и кивнула в сторону двери.

По лестнице застучали три пары сильных ног, следом тяжелая поступь Гертруды. Они спешили и готовы были действовать решительно.

— Повезло тебе, Ерш.

— Вали вали!

— Что ты здесь устроил, Дарен? Мы так не договаривались с тобой! — Щеки Гертруды раскраснелись, грудь тяжело вздымалась от бега.

— О Чем же мы с тобой договаривались? Чтобы нас травили ядом?!

— Какой яд? В моем заведении…

— Иди в нашу комнату и проверь, дорогая. Кривуш умер минуты за полторы.

— Как умер?! — возмутился наемник.

— Мы уходим. — Дарен махнул мне рукой.

Гертруда пыталась объясниться, но Дарен делал вид, что не слышит. Конечно, он играл. Причем тут бордель, если на него ведется охота? Но Гертруде этого было знать не обязательно. Иначе тумаками мы не отделаемся.

Карета понесла нас прочь. Путь предстоял долгий: через мост Канатоходцев, через весь город, по главной улице в Аквинский парк. Потом досмотр и в Карплезир. Хотелось расслабиться. А лучше забыться черным сном. Но как расслабиться, если карета очень удобная мишень?

— Ты как? — судя по напряжению в голосе и времени, прошедшему с посадки, он тщательно обдумывал вопрос. Забота обо мне давалась ему тяжело.

— Все хорошо.

— Ты еле говоришь.

— Правда?

По-моему, я хорошо держалась. Учитывая, какое заклятие применила.

Мое удивление было вполне искренне, потому Дарен пересел ко мне, обнял за плечи, приговаривая:

— Белая, как полотно. Даже губы побелели. В темноте-то! По-твоему, это хорошо? — он уложил мою голову себе на грудь и, кажется, слегка откинулся назад, чтобы мне было удобнее.

— Можешь расслабиться, — в его тоне была та повелительность, которую используют с детьми. Он гладил меня по голове всей ладонью. И только его дыхание выдавало скрываемое напряжение.

Мне очень хотелось воспользоваться столь заманчивым предложением. Я так и сделала. Почти. Глаза мои были закрыты, тело расслабленно, дыхание редко и неглубоко, как у спящих. Но я не спала. Периодически я смотрела в окружающий нас фон смертельных вероятностей, очень ярких в приглушенном течении жизней.

— Почти приехали. Выходим.

Мы пересели в дворцовую карету, практически без досмотра, и без происшествий оказались в Карплезире.

— Ты решил меня проводить?

Дарен пожал плечами. В нем чувствовались решительность и собранность. Я же расслабилась, словно была обычной женщиной, которая рядом с сильным приятным ей мужчиной чувствует себя под защитой.

— Это я должна тебя провожать. Ты так не считаешь?

— Нет. В открытом бою я первым накостыляю. А вот интриги не по мне.

— Да и не по мне.

Он вместе со мной зашел в мою комнату, огляделся, словно впервые в ней.

— Когда ты рядом, я чувствую себя в безопасности, — я сказала вслух.

Не зажигая свечей, я повалилась на кровать. Только в уюте теплой постели почувствовав, насколько я вымотана.

— Закрой меня на ключ…

 

Глава 22. Первые следы Морункэтля

Как только Верна заснула, он хотел уйти. Зачем ему было оставаться? И все же Дарен остался. Может быть, хотел вернуть долг. Ведь она ему жизнь спасала, ни единожды. А может, ему самому хотелось покоя.

Перед тем как лечь рядом, снял с девушки туфли и плащ. И укрыл покрывалом.

Проснулся первым. По давней солдатской привычке, с рассветом.

Верна еще спала. Удивительное дело, спящая она меньше всего походила на загадочное и опасное существо. Наоборот, хрупкая молодая женщина с милыми чертами лица, нежными губами, очаровательной родинкой над верхней губой. Кожа бледная, видимо, сказывалось вчерашнее приключение; длинные, черные ресницы, нежная кожа, которой хотелось коснуться…

Может быть, почувствовав взгляд, Верна стала просыпаться. Один неуловимый миг — черты лица стали жестче, тени глубже. Словно ранимый и уязвимый человек превратился в холодный мрамор…

Дарен отправился в умывальню. Его преследовало жуткое ощущение. Этот переход от человека к уже нечеловеку… От женщины… к ведьме (точнее слова нет!). Он пытался смыть с себя разрывающие его чувства. Почему он должен думать об этом? Во сне все более ранимы. Почему его это волнует?

После того, что он видел, и что пришлось испытать в её компании, думать о ней, как о женщине, почти извращение.

Он не станет совершать ошибок. Лучше быстро соберется и отправится в гвардейский корпус на утреннее построение и тренировку. Чем быстрее его бойцы будут действовать, чем ловчее уходить от смертельных атак и ловушек, тем ему будет легче жить. Виргане позарез нужны бойцы, умеющие убивать иномирных хищников. Знать, что он научил их проявлять смекалку и силу, научил их выживать и убивать опасных хищников, лучше любой похвалы и награды.

И все же, увиденное возвращалось. Дарен прогонял воспоминания, заставляя себя думать о тренировке.

— Двадцать девять, тридцать, тридцать один… — голос капитана Казимова разносился по тренировочной площадке. Гвардейцы отжимались, вкручивая кулаки в песок.

Он должен их подготовить к тому, что их ждет за «стеной». Тренировки на износ один из методов.

Император хочет как минимум две роты хорошо подготовленных бойцов для очистки территорий вокруг Крашеня. Это для начала. Если бойцы покажут себя как умелые воины, то можно думать об остальных губерниях, захваченных тварями. Одно плохо: нет точной информации. Что происходит в отдаленных губерниях неизвестно. Центр империи, все западные территории оккупированы хищниками. Это капитан Казимов сам прекрасно видел. Если, как утверждает Верна, прорыв пошел со стороны Цветных гор, то есть шанс, что твари не успели рассредоточиться по всей империи.

Утром подтвердилась информация, что твари отошли от заслона. Не все. Особо тупые продолжают испытывать выстроенную стену на прочность. У некоторых даже получается перелезть, чтобы погибнуть в прослойке купола.

Первоначальную тактику придется менять. Хотя тактика, казалось бы, была проста и хитра одновременно. Группы по пять-шесть солдат ждали, когда твари, копошащиеся за стеной, рассредоточатся. Подгадав момент, бойцы выбирались за стену и короткой стремительной атакой нападали.

Отсутствие опыта борьбы с хищниками, давало противоположные результаты. Солдаты, даже в стремительных атаках гибли. Даже упрощенные условия для убийства тварей не давали преимущества. Потому как солдаты обучены воевать с людьми. Они не охотники.

У капитана Казимова иногда проскакивала шальная мысль: «Почему бы не попросить Верну создать иллюзию ящера? И пускай бы его гвардейцы в условиях, приближенных к реальным, испытали свою смелость и поучились грамотно рубить и уходить от атак. Как минимум, это морально их подготовит. А это уже половина успеха.

Почему бы и нет? Допустим, вчера она вымоталась. Но завтра-послезавтра вполне можно её привлечь».

Император ей не доверяет. Он ждет результатов. А их пока нет. Как Дарен ни старался, убедить Николая в лояльности графини не получалось. На его доводы, он отвечал так: «Как волка не корми, он все равно в лес смотрит». Отчасти Николай прав. Только не в главном.

Капитана Казимова жизнь тоже научила доверять только проверенным людям. Еще держаться за свои корни: дом, друзей, родных. Не брать на себя того, что не в силах вытащить. И драться за то, во что веришь.

Он понимал Верну. Вернее, сейчас стал понимать её. Но для этого пришлось пройти через суеверия, через лешего и через оживший кошмар проклятого замка. Ему пришлось заплатить высокую цену за это понимание. И все равно барьер, который стоял между ними, оставался.

Почти каждую ночь он просыпается в холодном поту, только увидев, что вновь идет по золотой лестнице, которой не видно конца. «Интересно её тоже мучают кошмары? — Дарен часто задавался этим вопросом, — Или такие, как Верна, живут в кошмаре и не замечают этого? Ведь она живет в диком лесу вместе с духами и радуется. Даже уезжать не хотела. К сожалению, это он никогда не поймет».

Сила, которая существует в ней, делает Верну настолько отличной от обычных людей, что иногда бросает в дрожь. Но благодаря этой силе он жив, надо помнить об этом. И отчасти благодаря именно всему, что с ним произошло после отъезда из столицы, он избавился от дурного увлечения.

Всегда осторожный с женщинами, что касается любовных дел, он умудрился попасться на крючок к одной замужней акуле. Нет, он не складывает с себя вины. Просто как оказалось не он первый, кем Илария Яхонтова вздумала манипулировать. Красота, обаяние, шарм — своими достоинствами она умела пользоваться. А еще изворотливый ум и лживая душонка. Но последние качества открылись перед Дареном позднее. Вначале было притяжение, которое он решил удовлетворить. Притяжение переросло в страсть.

Капитан Казимов и сам до конца не понимает, как Илария этого добилась. Возможно, она знала куда надо надавить, чтобы заставить мужчину влюбиться. Рассказывала, что муж променял её на работу, что они спят в разных спальнях и давно уже чужие друг другу. Всячески демонстрировала насколько она добра и отзывчива, что готова помогать несчастной вдове офицера, что платит слугам за их работу, что молиться в храме и все в таком роде, что, так или иначе, трогает мужское сердце.

Позднее начались разговоры о том, что надо убрать старого мужа. Генерала императорской армии убрать было весьма сложно. Когда Дарен отказался, она расплакалась, и рассказала возмутительную историю об издевательствах, которым подвергает её властный муж. Однажды пришла к нему в синяках и шрамом от плетки. Это была еще одна уловка. Слушая эти невероятные вещи, у Дарена начали закрадываться подозрения. Ведь на людях генерал всегда был вежлив и обходителен со своей женой. В его глазах неизменно светилась любовь, которую трудно сыграть.

Дарен навел справки. Для этого пришлось задействовать старых осведомителей, оставшихся еще со времен его службы в Канцелярии розыскных дел. Выяснилось, что Илария, еще будучи в девках, крутила с одним помещиком. Тот дарил ей цацки, платья, пока не узнал отец и в срочном порядке не выдал замуж за старого друга. Причем выдал весьма удачно, учитывая, что приданного за неё давалось порядка ста золотых (по меркам знати крошечная сумма). Похоронив мужа, Илария осталась бы состоятельной вдовой.

Вскрывшиеся обстоятельства заставили по-другому взглянуть на зазнобу сердца. Вина за связь с замужней женщиной, за обман, и так тяготившие его разговоры об избавлении от мужа — всё отошло в сторону. Его просто использовали. Осознавать это было легче, чем верить в любовь с замужней женщиной и думать о том, что муж над ней издевается.

Николай настаивал на ссылке обманщицы в отдаленный монастырь. Так получилось, что император оказался в курсе его интрижки. Макс настаивал на том, чтобы открыть глаза генералу на его благоверную.

Дарен решил по-своему. Он условился о встрече с бывшим любовником Яхонтовой, Мизурой Катковым, который спустил почти все наследство на Яхонтову и теперь держал трактир на окраине столицы. В тот же трактир капитан Казимов пригласил Иларию. Очная ставка вышла на славу. Лгунья выкручивалась, оправдывалась и клялась Дарену в любви. Стерва уверяла, что любит, а прошлое есть у всех. Тогда Дарен подхватил её под руку и отвез к генералу. Чтобы та сказала при муже, что тот её бьет. Скандал вышел отвратительный. Но Дарен не мог ей позволить и дальше обманывать и использовать доверчивого Яхонтова. Более того, он не мог позволить ей убить его.

При муже она принялась отрицать все обвинения в свой адрес.

В конечном итоге, генерал простил её, а Дарена объявил лжецом и порочным типом. Чтобы замять конфликт, император вызывал генерала к себе. Дарена же решил женить на благонравной и тихой девушке, дочке какого-то помещика.

Жениться Дарен не собирался, тем более не известно на ком. Разругавшись с Николаем, он возглавил взвод новобранцев и в составе первой роты, вместе с тремя командующими офицерами, отправился в глушь империи на учения. Перед межсезоньем было принято «бросать» войска по всей территории империи на полевые учения. Жара, долгая дорога, учебные задания закаляли новобранцев. И тренировали бывалых бойцов.

— Бегом, бегом! Пригнись, твою мать! — крикнул Дарен, отодвигая нахлынувшие воспоминания на задворки сознания.

Гвардейцы проходили полосу препятствий. Капитан бежал с боку, чтобы видеть весь взвод, и следить за выполнением упражнений.

— Выше, выше прыгай! — крикнул капитан Казимов, заметив, как один из бойцов зацепился за барьер.

Ближе к полудню принесли донесение с заставы. На этот час в столице было два происшествия. Ящер, подохнув в куполе, рухнул на дом попа. Подгнившие балки не выдержали, и крыша рухнула, покалечив попа и его тетушку с собакой. Дарен терпеть не мог попов и прочих лицемеров, прикидывающихся святошами, и под эту лавочку вытягивающих последние медяки. К счастью, с ящером успели разобраться. Мертвую тушу затащили на телегу и увезли на мясобойню. В условиях дефицита мяса, свежезадушенный ящер сгодиться вполне.

Вторым происшествием стала драка между гвардейцами и городскими стражниками. Драка произошла на заставе и требовала внимания. Лейб-гвардия всегда считалась элитным родом войск, посему у некоторых гвардейцев зашкаливала самооценка. Часто тех, кто не согласен с привилегированным положением гвардейцев, ставили на место. Раньше в свою бытность командиром полка лейб-гвардии его величества, он закрывал глаза на драки. «Парни выпускают пар» — так он считал. Сейчас же совсем другая ситуация. «Нужно держаться всем вместе, если хотим выжить. И драки — это зло, которое нужно раз и навсегда выкорчевать».

К вечеру все вопросы с зарвавшимися гвардейцами были решены. После разъяснительной беседе на языке простых солдат, зачинщики были отправлены на заслон вне очереди. Остальные участники получили по три хозяйственных наряда. Выполнив унизительные работы для слуг, гвардейцы лишний раз подумают, прежде чем затевать драку. А зачинщики остудят горячие головы, столкнувшись с реальным врагом.

На ежевечернем докладе у императора, капитану Казимову доставили срочное донесение. После обнаружения пропажи артефакта Канцелярии розыскных дел было дано указание прошерстить всю столицу. Должны были найтись те, кто видел необычный «предмет», либо слышал что-то важное о нем.

В донесении говорилось о том, что в старо-купеческом районе снимали дом странные господа. Почтенная матрона, коротающая дни, глядя в окошко на улицу, видела, как они въезжают под покровом ночи. Что примечательно, двое мужчин, одетые в дорожные плащи, тащили в руках малых размеров скульптуру.

Взяв с собой фельдфебеля Донского, экспедиторов Канцелярии и тридцать гвардейцев, капитан Казимов отправился в старо-купеческий район. Если информация подтвердится, и в доме окажутся бунтующие маги, то их возьмут численным перевесом.

Перед тем как сесть в карету, капитан отдал приказ разыскать предприимчивого купца, сдавшего дом.

Морункэтль представлял собой небольшую, чуть выше локтя, но увесистую скульптуру. Скульптура выполнена в виде крылатой ящероподобной твари. Как скульптура получила свойства артефакта, капитан Казимов не знал. На этот вопрос могла бы ответить графиня Ячминская. «Наверное, стоило пригласить Верну с собой…» — подумал капитан. Но, тем не менее, он решил для начала осмотреть дом и его жителей своими силами и методами.

В случае с обычными людьми захват эффективнее было провести ближе к ночи. Окружить дом, перекрыть входы-выходы, и взять всех жильцов по-тихому. «С магами же ни в чем нельзя быть уверенным, — думал капитан Казимов, планируя арест. — Они могут видеть в темноте. Некоторые, говорят, предчувствуют опасность, а другие и предвидят события». Поэтому капитан выбрал внезапность и численный перевес.

По совести сказать, капитан Казимов особо не рассчитывал накрыть гнездо преступников. И все-таки надежда найти артефакт и повязать магов, нет-нет да и согревала сердце.

Отряд, возглавляемый капитаном Казимовым, въехал в старо-купеческий район, разбившись на четыре группы. Большинство гвардейцев были на конях. Офицеры лейб-гвардии и экспедиторы Канцелярии в двух каретах, в которые планировали посадить арестованных.

Эндимион садился, окрашивая небо и, казалось, сам воздух багряным цветом. Тихий теплый вечер нарушился грохотом и гулом, шедшими из-под земли. Вдалеке завизжала женщина. Грохот усилился, смешиваясь с криками жителей района. Землетрясение в Крашене? Северный материк один из самых спокойных на всей планете. Землетрясение, если и бывают, то на юге империи, либо на территории Гористой и Богазской губерний.

Когда до съемного дома по прикидкам капитана оставалось порядка пятидесяти саженей, подземные толчки стали ощутимы. Жители района высыпали на улицу. Карету начало шатать из стороны в сторону, с домов сыпалась известка и камни, падая на крышу кареты. Один камень с кулак залетел в окно, саданув по ноге фельдфебеля Донского. Из пыли и летящего мусора стали собираться вихри, добавляя еще большей нереальности происходящему.

Движение экипажей пришлось замедлить. Жители то и дело перебегали улицу, спасаясь от камней. Кони становились на дыбы, либо пытались повернуть назад. На узкой улочке экипажу было не развернуться. Можно было сменить направление у ближайшей развилки. Но капитан Казимов приказал двигаться вперед. Очень уж землетрясение было странным явлением, попахивающим магическим вмешательством.

Когда кареты достигли места назначения, подземные толчки стихли. Купеческий район вновь окутала тишина, перемежаемая женскими причитаниями и детским плачем.

Конные гвардейцы, чьи нервы и чьи кони выдержали землетрясение, окружали дом с четырех сторон.

Под аккомпанемент детского плача и проклятий магам, капитан Казимов, фельдфебель Донской, экспедиторы Канцелярии и командующие группами гвардейцев вошли в дом.

Еще до того, как офицеры, разбившись по двое, принялись осматривать дом, капитан Казимов почувствовал, что дом пуст. Зайдя в покосившуюся дверь, он будто охватил внутренним взором весь дом, и «увидел», что живых в нем нет. Иррациональное ощущение капитан Казимов постарался выкинуть из головы. Лучше опираться на реальные факты, которые видел своими глазами, чтобы потом не корить себя.

Приготовив заряженные револьверы, они облазили первый, второй этаж, чердак и погреб. Морункэтля нигде не было, как и магов. Зато остался прощальный подарок.

На втором этаже в самой большой комнате, бывшей некогда кабинетом, царила разруха, а на полу лежал окровавленный голый труп мужчины. На стене был написан кровью какой-то символ, который было не разобрать. Одна из стен обгорела и продолжала тлеть. Окно выбито вместе с наличниками. Ткань, которой были оббиты другие стены, была местами порвана, местами заляпана кровью. Картины и мебель поломаны, так если бы их швыряли об стены.

— Тухлый носок! Что Здесь Произошло? — воскликнул фельдфебель Донской, осматривая комнату.

— Как будто взорвался пушечный снаряд, — высказал общее мнение сержант Пупов.

— И вылетел в окно, пришибив мужика, — добавил фельдфебель Донской и гоготнул.

Капитан Казимов бросил на друга хмурый взгляд. Он считал, что сейчас не время для шуток.

Экспедитор Канцелярии Вдовин опустился над трупом. Тот еще был теплым. Убийца проткнул ему сонную артерию. Вследствие чего кровь била фонтаном, попадая, куда попало.

Руки убитого были в мозолях, ступни сбиты. Тело было чистым, но это ничего не значит. Убийца мог заставить его вымыться, перед тем как убить.

— Похоже на магический ритуал, — процедил сквозь зубы экспедитор Бурштейн и сплюнул. Ненависть, буквально сочившаяся из его глаз и в голосе, лучше слов говорила об отношении экспедитора к магам.

— Судя по состоянию кожи, зубов и ногтей, убитый был домашним слугой, либо подручным купца. Была бы одежда, проще было бы определить, — сказал экспедитор Вдовин, осмотрев тело.

— Осмотритесь здесь хорошенько. Если найдете что-то необычное, докладывайте мне лично, — отдал распоряжение капитан Казимов.

На пороге стояло трое гвардейцев, не решаясь войти без разрешения.

— Каптенармус, сержант создайте наблюдательный пост около дома. Если в дом кто-то войдет, сообщите мне сразу же, — обратился капитан Казимов к гвардейцам, заметив их.

— Есть! — сказали одновременно оба гвардейца и вышли, оставив своего товарища переминаться в проходе.

— Ты думаешь, они вернуться? — спросил фельдфебель Донской.

— Вряд ли. Но вдруг я ошибаюсь? — ответил капитан.

— А ты капрал, захвати с собой еще пятерых гвардейцев, и пройдитесь по домам. Поспрашивайте, не пропадал ли у кого слуга, — приказал капитан Казимов, обратившись к оставшемуся гвардейцу.

Капитан Казимов так же, как и экспедиторы Канцелярии, осмотрел кабинет и другие комнаты в доме. В спальне на втором этаже обнаружилась порванная хламида. На этом из личных вещей — всё. Никаких подсказок, куда направились жильцы этого дома или о том, кто они.

Если верить легенде, то Морункэтль мог открывать порталы в пространстве. Если маги, укравшие артефакт, нашли способ это делать… Это может значить, во-первых, что благодаря артефакту хищники других миров попали в Виргану. Во-вторых, они могут свободно перемещаться куда угодно. И, в-третьих, их будет очень трудно поймать. Если верить легенде, конечно.

Доказательств того, что артефакт был в доме, пока не было. Одни предположения, основанные на показаниях пожилой женщины. Одни догадки и куча вопросов! Капитан Казимов ударил кулаком в дверь, снимая напряжение и одновременно выходя из дома.

Последней надеждой узнать что-то ценное о таинственных жильцах и событиях, последовавших за их вселением, оставалась беседа с предприимчивым купцом.

Купца решили слегка припугнуть и доставили в одну из небольших допросных комнат Канцелярии розыскных дел.

Андроськин Матвей Федотович попытался откреститься от того, что сдал дом за плату. Ведь от сдачи собственности положено было платить налог в казну. За нелегальную сдачу полагался штраф. А за злостное уклонение — заключение в тюрьму.

При этом его лицо и короткая бычья шея покрылись красными пятнами. На лбу и над верхней губой выступил бисеринками пот.

— Мы все равно выбьем из Вас правду, уважаемый, — сказал капитан Казимов, нависнув над купцом.

Экспедитор Канцелярии, сержант Потёмочкин, нехорошо заулыбался.

Оба офицера видели, что купец вот-вот признается не только в том, что сдавал дом без уплаты налога, но и в том, что захаживает к булочнице каждую пятницу после семи. О булочнице сообщила все та же почтенная матрона.

— Наверное, стоит позвать караульного. У меня нет времени с ним нянчиться, — добавил экспедитор Бурштейн.

Слухи о Канцелярии ходили по столице пугающие. Первоначально Канцелярия создавалась для раскрытия заговоров против императора и устранения врагов империи. Поговаривали, что в казематах Канцелярии были замучены и убиты сотни изменников.

Девять лет назад император разделил Канцелярию тайных и розыскных дел на два приказа. Штат Тайной Канцелярии теперь состоял из ограниченного числа доверенных лиц, и все дознания производили в подвалах Престольного дворца. Канцелярия розыскных дел осталась на том же месте, но отныне занималась поимкой воров и убийц среди простого населения. Не смотря на то, что Приказ видоизменился, благоговение перед экспедиторами Канцелярии живо по сей день. Как и страх перед пыточными.

Стоило капитану Казимову крикнуть караульного за дверью, как купец заговорил.

— Да, сдавал, и готов понести положенное наказание! Только не отправляйте меня в пыточную! Я всё скажу! — затараторил купец, складывая руки в молельном жесте.

Он сдал дом на неделю. Утром пять дней назад к нему в трактире подбежал мальчишка из голытьбы и сказал, что один господин интересуется, сдает ли Андроськин дом. Получив положительный ответ, мальчишка подбежал к сутолому мужчине, сидящему за столом у входа. После чего, этот мужчина подсел к купцу. Единственное, чем купец поинтересовался, зачем господину целый дом. Ведь можно снять комнату. Дешевле выйдет, при нынешнем спросе на жилье. Господин сослался на то, что любит уединение и располагает достаточными средствами для комфортного проживания. Что примечательно, расплатился немногословный господин алмазами.

На вид съемщику было пятьдесят с хвостиком. Седые коротко стриженные волосы, стальной взгляд, благородные манеры. Одет в дорожный плащ с капюшоном. На безымянном пальце красовалась серебряная печатка с рогатой мордой, то ли быка, то ли еще какого зверя.

Больше купец ничего полезного вспомнить не смог. Перепоручив купца заботам экспедиторов Канцелярии, капитан Казимов отправился в Карплезир.

Было уже за полночь, когда капитан вошел в Престольный дворец. Император ждал командира Собственного Конвоя с докладом. После срыва операции капитан Казимов передал со своим человеком краткое донесение императору. Но тот хотел видеть своего командующего лично, чтобы обсудить подробности.

Перед ним стоял большой соблазн зайти к графине Ячминской. Она должна знать о подобных ритуалах.

Выпускали кровь мужику так, чтобы она брызгала фонтаном. Как предположил экспедитор Бурштейн, маг купался в крови убитого или вобрал в себя силу мужика во время смерти.

Хотя какая к лешему сила у обычного слуги? Гвардейцы, опросив жителей старо-купеческого района, быстро разыскали дом, в котором работал убитый. Обычный слуга, из вольнонаемных. Да и маги, народ хоть и странный, но купаться в крови — это уже перебор. Попахивает психопатией.

Только графиня Ячминская могла пролить свет на демонов ритуал. Нет, безусловно, можно было обратиться к литературе, хранившейся в библиотеке дворца. Только это непозволительная трата времени и сил.

В любом случае уже поздно, графиня спит. К тому же, караульные на воротах отправили императору записку с голубем. Николай страдает некоторым нетерпением. И требует от доверенных лиц постоянно держать его в курсе происходящего. Вплоть до того, когда капитан Казимов пересек границу внутренних ворот. Вряд ли долгая задержка подчиненного поднимет Николаю настроение. Особенно, если он узнает, почему капитан Казимов задержался.

Изложив все, что видел и слышал, а также свою версию событий императору, капитан Казимов услышал нечто неожиданное.

— Знаю, что ты доверяешь графине Ячминской. Но я предпочел бы оставить информацию об артефакте не озвученной, — сказал император и с ожиданием всмотрелся в капитана Казимова.

Некогда их связывала крепкая дружба. Когда Николай взошел на престол, отношения стали постепенно ухудшаться. У Николая теперь была власть, и она, как бы Николай не утверждал, что он остался всё тем же, лишь повзрослел, меняла его. Дарен стал его подчиненным. Но подчиняться и оставаться друзьями, это из разряда малоправдоподобного. Стычка из-за жены генерала Яхонтова еще больше увеличила пропасть между ними. Хотя Николай лично улаживал конфликт с генералом, Дарен предпочел потерять звание и должность и уехать подальше от столицы. Хотя мог жениться и все, даже самые ярые поборники морали, простили бы ошибку молодости.

— Она единственный маг, который на твоей стороне, — ответил Дарен, встречая взгляд императора.

— Но ты не можешь поручиться, что она, попади к ней в руки артефакт, отдаст его?

— Могу, — ответил Дарен, соврав даже не моргнув.

— Да, брось!

Дарен молчал. Спорить с Николаем было бессмысленно, когда он вбил себе что-то в голову.

— Я лишь хочу, чтобы у нас было хоть какое-то преимущество. Например, информация об артефакте, — не без раздражения сказал император, прерывая затянувшееся молчание.

— Сомнительное преимущество.

— Не спорь хоть в этом со мной, — сказал император с усталостью.

Дарен встал из удобного глубокого кресла, сидя в котором у него начинали слипаться глаза. Кабинет императора освещал один канделябр. Из приоткрытого окна тянуло свежим ночным воздухом.

— Хорошо. Про артефакт она не узнает.

Сославшись на дикую усталость, Дарен покинул кабинет императора. Ему действительно надо было поспать и отдохнуть. Утром он придумает как узнать у Верны нужную ему информацию, избегая упоминания об артефакте. Потому как, что бы Николай ни планировал, и как бы ни хотел мифических преимуществ, без знаний магических им в этой войне не выиграть.

 

Глава 23. Чаепитие и сплетни

Я так и заснула — в одежде. Хотя приучена с детства раздеваться, перед тем как лечь спать. Телу так легче восстановить силы. Кожа дышит свободней, и нет скрипучего чувства разбитости и затекших членов на утро.

Периодически я выныривала из глубокой трясины сна, как слепая птица, чувствуя рассвет.

Когда я окончательно проснулась, рядом никого не было. Хотя запах и тепло еще чувствовались.

Вместо того, чтобы уйти, Дарен остался со мной. Мне было все равно почему. Было просто хорошо от мысли, что я ему не безразлична.

За ночь мана частично заполнила опустошенные энергетические каналы. Чувствовала я себя гораздо лучше, но общая разбитость оставалась, как напоминание, что не стоит прибегать к заклятиям высшего порядка. Такие заклятия — поле деятельности архимагов. Но никак не полумагистров, как я. Ведь я так и не успела освоить ступень магистра. Отец умер, а Моир не любил планомерное каждодневное обучение. Да, он мог помочь освоить то или иное заклятие или ткнуть носом в ошибку, но не более.

От завтрака я решила отказаться. Появляться в таком виде на публике не хотелось. Зачем давать лишний повод для пересудов?

Чтобы ускорить процесс накопления маны, я села медитировать.

В полдень в мои покои постучался ефрейтор с сообщением, что ювелир привез мне заказ. Самого мастера Кудашева оставили за внешним оградительным кругом. Чтобы получить заказ, я села в креолку и вместе с ефрейтором Окуневым, отправилась к внешним воротам.

Дорогой ефрейтор развлекал меня смешными историями из жизни и анекдотами. Ему было двадцать, и больше он походил на трубадура, чем на солдата. Наивность, добродушие и открытость так и лились из него. Родители ему дали имя Юлий. Друзья называли просто Юла. Я дала себе зарок запомнить этого гвардейца.

За скорость выполненной работы и доставку я заплатила ювелиру десять серебряников. Он выглядел разочарованным. Ведь он надеялся попасть в Карплезир, чтобы показать свой товар придворным дамам. Юла сообщил, что Кудашев раньше часто наведывался в Карплезир. Его изделия пользовались неизменным успехом.

Поблагодарив ювелира, я отправилась в обратный путь, но уже одна. Юла остался на воротах.

Отобедав в своих покоях (к счастью, сегодня меня забыли пригласить в столовую), я приступила к созданию накопителя. Чем быстрее я его сделаю, тем скорее смогу найти джинов.

Спустя полтора часа усердной медитации, мой резерв был восстановлен. Можно было приступать. На первом этапе создания накопителя идет вливание и фиксация маны. Оникс диаметром пять миллиметров вмещает в себя около семидесяти единиц маны. Если учесть, что у мага средней силы сто пятьдесят единиц маны, то семь ониксов дадут мне силу трех магов. Серебро тоже хороший накопитель энергии. Сто грамм серебра может вместить до ста единиц маны. В итоге браслет даст мне дополнительную силу двух магистров.

Процесс впитывания маны камнями довольно-таки длительный. Нужно постепенно, концентрируясь на руке, выпускать ману из резерва, позволяя ей впитываться в оникс. Если выпустить ману быстро, то камень не успеет её впитать и большая часть развеется. Отец мог выпускать ману из глаз. Выглядело пугающе.

Наполнить браслет я смогу примерно в три захода. Мой резерв выше среднего, что позволит мне сэкономить время. Но все равно нужно дня три. Быть может, слишком долго.

Заполнив маной браслет процентов на тридцать, я зафиксировала результат руной огня. Мой собственный резерв был снова истощен. Я упала на кровать, раскинув руки. Полежав без движения, я снова вернулась к медитации. Ненавижу чувство беспомощности. А оно непременно появляется, если я не чувствую хождения маны по венам.

Ближе к вечеру, когда я решила пойти поискать Дарена, ко мне постучалась горничная с запиской. Записка была от герцогини Вальтерштурской. Она приглашала меня на чаепитие, а также выражала надежду на приятную беседу. Первым порывом было отказаться. Но поразмыслив, я согласилась. Мне нужна информация о том, что происходит в Карплезире. Чаепитие в кругу говорливых дам не самый худший способ её почерпнуть. Заодно проверить собравшихся на предмет наличия Дара.

Чаепитие должно было состояться на летней веранде Георгиевского дворца. На летнюю веранду можно было попасть двумя путями. Подняться по парадному трехуровневому крыльцу на верхний уровень, где и находилась веранда. Либо зайти с черного хода для слуг и войти на веранду с женского крыла.

Я выбрала второй путь. Прежде чем меня рассмотрят гости герцогини, я должна их сама как следует рассмотреть.

Собравшиеся женщины разных возрастов чинно и важно пили чай за глянцевыми темными столиками. Расположившись на мягких вычурных скамейках, пуфиках и софах, уложенных миниатюрными подушками, они брали фарфоровые кружки двумя пальцами, оттопыривая мизинец, и делали маленькие глотки. Зачем спешить?

Мягкий золотистый свет Эндимиона и Акидона заливал веранду, отражаясь от натертого до блеска паркетного пола. Стена, как и двойная дверь, выходящие на мраморную площадку парадного крыльца, были сплошь из стекла, разделенного узкими деревянными рейками.

Вид на Малый парк открывался изумительный. На крыльце так же стояли круглые столики, для тех, кто предпочитает свежий воздух. Я бы выбрала пить чай, а также завтракать, обедать и ужинать на улице, слушая пение птиц и наслаждаясь ароматом леса. Идеальным было бы вернуться домой, в Чарующий лес, где и жить подальше от дворцовых интриг и притворства. Но пока об этом я могу только мечтать.

Все гостьи предпочли сидеть за стеклом, там же где и герцогиня Вальтерштурская. Герцогиня сидела по центру, лениво обмахиваясь веером и посматривая в сторону крыльца. На внешность она была типичной вирганкой: очень светлые золотистые волосы, кудряшками обрамлявшие белое круглое румяное лицо, и яркие голубые глаза. Улыбка её была приятной и располагающей. В её благосклонном отношении к окружающим женщинам на удивление не было притворства.

Я накинула на себя заклятие отвода глаз. Присматриваясь к циркулирующей в женщинах энергии, я обошла веранду вдоль стен. Ни одна из приглашенных не обладала Даром. На двух были надеты магически заряженные украшения: рубиновый браслет для привлечения мужского внимания и кольцо для сохранения здоровья. Браслет, к слову сказать, принадлежал герцогине.

Украшения могли достаться в наследство от родителей. Двадцать лет назад подобные вещи считались совершенно обычным атрибутом. Придавать значение не стоит.

Можно было расслабиться и снять заклятие.

Сделав вид, что только что вошла, я пожелала всем доброго вечера. Ответом мне стали вялые приветствия и цепкие, порой испуганные, взгляды.

Большинство женщин, а их собралось много, были без париков, в корсетных платьях с пышной юбкой, но без обручей. У многих девушек я заметила в прическах живые цветы. Еще немного и в дворцовую моду войдет коса, прическа простолюдинок. Всяко лучше, чем сооружать башни и птичьи гнезда у себя на голове в разгар страденя.

На мне был одет привычный наряд: распашное светло-зеленое платье с вставками из белого кружева по горловине и белое тонкое нижнее платье. Нижнее платье было настолько тонкое, что просвечивались коленки, если сесть. Зато было не жарко. Волосы уложены в пышную косу на бок с вплетением цветков алиссума. Украшения я не любила. Жемчуг, что я купила у ювелира, так и остался лежать на прикроватном столике. Надела перстень с сапфиром, и то по необходимости.

— Я так рада, что Вы пришли, графиня, — герцогиня Вальтерштурская грациозным жестом руки указала на пустующий рядом с ней стул.

— Спасибо за приглашение, герцогиня, — ответила я любезностью на любезность.

Столики окутала тишина. Женщины прислушивались к нашему разговору и присматривались ко мне.

— Можете звать меня Изабелла, — сказала герцогиня и улыбнулась. Улыбка у неё вышла искренняя, что меня порадовало.

— Верелеена, — ответила я и улыбнулась ей в ответ.

— Знаете, я вчера так испугалась. Вышла подышать воздухом, а тут это привидение черной тенью пролетело передо мной! Я думала, что умру от разрыва сердца!

Все женщины заохали, что еще раз подтверждало их чуткий интерес.

— Старые дворцы порой таят в себе привидения, — ответила я. — Но Вы, Изабелла, можете больше не бояться. Вчера, еще до обеда, я уничтожила его.

Объяснять, что я открыла портал и отправила неуспокоенную душу в астрал, я не стала. Они просто не поймут в честь чего жалеть мерзкое привидение.

Герцогиня захлопала в ладоши.

— Браво, Верелеена! Вы такая молодец. Как мы раньше жили без Вас?

Женщины, наконец, отвлеклись и принялись обсуждать все потусторонние встречи или знаки, коим они были свидетельницами. Семя упало в благодатную почву. Но, как оказалось, герцогиня на это и рассчитывала.

— Это правда, что Вы спасли капитана Казимова? — спросила она, понизив голос.

— Да, я помогла ему. Перевязала раны, ухаживала за ним, пока он не поправился.

Она наградила меня скептическим взглядом.

— А я слышала другое. Что Вы смогли его буквально выдернуть с того света! — она понизила голос и слегка подалась ко мне.

— Это сплетни. Вы же понимаете, Изабелла, что это невозможно. Да, я обладаю даром исцеления, но этого недостаточно.

Изабелла разочаровалась во мне. Это было так заметно, что я еле удержала победную улыбку. Герцогиня, наверняка, поделится нашим разговором с парой-тройкой доверенных лиц. Те, в свою очередь, перескажут своим друзьям-подругам. Чем слабее меня будут считать враги, тем сильнее я смогу их удивить при встрече. В том, что встреча состоится, можно не сомневаться.

— Надо же, такая романтичная история была, — проговорила герцогиня, придя в себя.

— Видимо, Вы романтик, Изабелла, — осторожно закинула я крючок.

Она смутилась слегка, отчего её наливные розовые щеки сильнее раскраснелись.

— Я верю в любовь, Верелеена. Она может пронзить твое сердце, как стрела, и ты уже не будешь властен над собой. А Вы?

— Я?

— Да. Вы верите в любовь?

Я скривилась. После истории с Эриком мне трудно верить в любовь. Пройдя через боль, я поняла, что любовь, какую описывают в антирийских романах, мне не светит.

— Дайте угадаю! Неудачная любовь?

— Можно и так сказать, — наконец выдавила я из себя.

Вдоль стеклянной стены веранды быстрым шагом прошли Дарен с Максом. Они спешили. Дарен выглядел сосредоточенным. Впрочем, как и Макс. То, что он в Карплезире, а не на заставе уже хорошо. Можно радоваться.

— А Вы знали, что капитана Казимова император приставил к учебному взводу в отместку? — герцогиня тоже заметила проходящих офицеров и переключилась уже на них. Я почти выдохнула с облегчением, когда она сменила тему, если бы ни её слова.

— Нет. За что же?

— Император решил женить капитана на младшей дочери барона Овсянникова. Капитана Казимова на тот момент связывали скандальные отношения с женой генерала Яхонтова. По слухам император до последнего прикрывал эту связь. Ведь капитан был его другом.

— Извините, что я вмешиваюсь в Ваш разговор, герцогиня. Знаю из достоверных источников, что капитана сослал не император, а сам генерал Яхонтов, — сказала дворянка, сидящая за рядом стоящим столиком. Голос её был сухой и безэмоциональный. Глаза холодные, как у рыбы, и слегка навыкате. Я задержала на ней взгляд. От женщины сквозило ненавистью и злобой, хотя она пыталась это скрыть за равнодушием.

— Не смешите меня, виконтесса, — ответила ей Изабелла. — Яхонтов — старый пень. Его должность номинальная. Никакой власти он не имеет. К тому же, о жене самого высокого мнения и не знает про её интрижки!

Это и есть та полезная информация, ради которой я сюда пришла?

Слушать эти препирательства потребовало от меня некоторых усилий. Ощущение, будто откусил пол лимона. Так и подмывало встать и уйти.

— У меня сведения из первых уст, — ответила виконтесса и улыбнулась с превосходством.

— Я рада за Вас, — сказала ей Изабелла.

— Графиня, пойдемте, прогуляемся на свежем воздухе. С площадки открывается великолепный вид, — обратилась герцогиня ко мне.

— С удовольствием, — ответила я.

Мы вышли на крыльцо через двойную стеклянную дверь. Вид с площадки и впрямь открывался великолепный. Эндимион садился за горизонт, окрашивая багряным цветом небо. Лужайки перед дворцом в виде отпечатков больших собачьих лап казались черными, ярко контрастируя с белыми резными беседками и дорожками. Бело-желтый диск Акидона, который после заката старой звезды будет царствовать четыре часа, тонул в богатстве цвета. Шумела вода в фонтанах, ниспадая вниз и омывая площадку на втором уровне.

— Терпеть не могу эту выскочку Луизирскую! — сказала герцогиня. — Думает, что если ходит в фрейлинах у принцессы, то умнее всех.

— Вы правы, герцогиня, виконтесса невыносима. Особенно в последнее время, — сказала пожилая, худенькая, со сморщенным лицом, дворянка. Она вышла следом за нами и усиленно обмахивалась веером. Чем старше человек, тем труднее ему переносить жару.

— Да, графиня, все так и есть, — ответила Изабелла. — Позвольте представить вас. Графиня Оксенбурская. Графиня Ячминская.

Выказав знаки уважения, мы направились вдоль площадки, обрамленной мраморными перилами.

— Капитан Казимов порядочный мужчина, — сказала графиня Оксенбурская.

И она туда же?

— Действительно, в свое время ходили слухи о его связи с Яхонтовой. Но он сам попросил императора отправить его за пределы столицы, чтобы разобраться в себе.

Обсудив личную жизнь Дарена, женщины перешли к обсуждению более интересной темы: личной жизни самого императора. Где было еще запутанней. Личная жизнь императора меня мало волновала. Как и личная жизнь его придворных.

Сославшись на запланированное дело, я покинула чаепитие. Ничего полезного я не узнала, одни сплетни. Либо не та обстановка, либо не то окружение.

В Престольный дворец я возвращалась через женское крыло Георгиевского дворца, как и пришла сюда.

Проходя мимо очередной залы, я услышала голос принцессы. Она была чем-то взволнована. Прислонившись к двери, я сосредоточилась на доносившихся голосах. Способность путешествовать в виде шельта дает очень удобное для службы во дворце преимущество видеть и слышать, что происходит за толстыми стенами.

— Мне не спокойно, Увар, — сказала принцесса. В просторном с высокими сводами помещении её голос разносился эхом.

Мужчина был красив собою и богато одет. На поясе у него висела шпага в золоченых ножнах, инкрустированных сапфирами. Он повернулся к принцессе, проявляя излишнюю внимательность к её настроению, как если бы от настроения Абрагель могла зависеть его судьба.

— Когда она появилась в Карплезире, мне постоянно кажется, что она рядом и может услышать меня, — добавила принцесса гораздо тише.

— Дорогая Абрагель, ты же знаешь, что я принимаю меры, — мужчина попытался погладить принцессу по плечу, но она сбросила его руку. Приступ её страха прошел, уступив ярости.

— Ты принимаешь их слишком медленно эти меры! — прокричала она. — Я уже извелась вся, ты понимаешь?

Лицо графа исказилось от злости, но он опустил глаза, стараясь скрыть истинные эмоции. Он не привык к такому обращению, особенно от женщин. Ведь с такой внешностью, как у него, они должны виться около него и всячески добиваться внимания.

— Успокойся, эта графиня не всесильна. Ты зря так волнуешься! В наших руках сосредоточена гораздо большая мощь! Ей не справиться с нами!

— А если она скажет брату? — Абрагель принялась заламывать кисти, будто от приступа артрита.

— Она ничего не знает, — проговорил он сквозь зубы и все-таки сжал ей плечи, притянув к себе.

— Я боюсь! — прошептала принцесса.

Мужчина наклонился еще ближе.

— Мы стараемся быстрей. У нас все получится, Абрагель, поверь, — последние слова граф прошептал в губы Абрагель, а затем поцеловал её. Постепенно принцесса расслабилась. Поцелуй захватил их обоих. В упоении они наслаждались друг другом, позабыв о делах и разногласиях.

Я отстранилась от двери.

Было над чем поразмыслить. Речь шла обо мне. Еще с похода в сокровищницу я чувствовала страх принцессы, хотя логичных оснований для него не было. То, что принцесса может быть суеверной или бояться магов, мне мало верилось еще тогда.

Вызывало опасения, что именно они готовили.

Хотелось бы обсудить услышанное с Дареном, но он уже дал понять, как относится к информации, прямо или косвенно порочащей императорскую семью.

Одно теперь я знаю наверняка: принцесса что-то скрывает от императора и боится меня, полагая, что я могу помешать её планам. Также то, что Абрагель находится под влиянием этого дворянина.

Чтобы делать обоснованные выводы, нужно больше информации. Пока у меня её разрозненные части.

Войдя в свои покои, я заперлась на ключ.

Перед сном я решила навестить Чарующий лес. Меня тянуло туда магнитом. Как справляется Путята с гостями? И как Грида справляется со свалившимися на неё проявлениями магии? Ведь она еще ребенок.

Чтобы обезопасить себя, я начертила защитный круг и легла в него, подложив под голову подушку. Как я уже говорила, во время путешествий шельта, случаются всякие неприятности. Умереть от того, что из носа пойдет кровь от перепада давления, мне, как магу, было бы стыдно.

Путята обрадовался моему визиту. Он был доволен. Хищники хоть и беспокоили лешего, но гораздо меньше, чем в первую неделю осады. Значит, пугающая подсветка купола сработала.

Грида пыталась сама топить печь, Путята готовил еду и учил девочку стряпать. Хмурясь и отводя глаза, Путята признался, что утром у Гриды была истерика. Ей приснилась мать, и девочка не могла долго успокоиться. Слышать это было тяжело. Ведь я ничем не могла помочь бедняжке. Даже обнять и то не могла, чтобы немного утешить. Чтобы успокоить ребенка, Путята приволок из леса двухмесячного зайца. Грида обрадовалась ему и чуть не затискала до удушения. Все-таки ребенку нужен кто-то живой рядом, пускай царапающийся и брыкающийся.

Добрыня не в счет. Он был далек от воспитания детей. Утешать или опекать девочку не собирался.

С моего прошлого визита он выкинул старый хлам с чердака, вычистил его и с разрешения Путяты повалил сосну для мебели. Меня он боялся, как огня. Отвечал односложно, заикался. На лице было написано, что он ждет, чтобы я поскорей исчезла. Пообещав вскоре вернуться, я так и сделала.

Я по-прежнему стремилась всеми фибрами души в свой лес. Но вернуться, спрятав голову в песок, и сделать вид, что я живу не в Виргане, а в своем отдельном мирке, не получится.

Прежде чем вернуться, я должна сделать все, что в моих силах.

С настроем если не исправить, то хотя бы смягчить ситуацию, я и заснула. Предварительно стерев следы круга, и забравшись в мягкую постель.

 

Глава 24. Порча

Боль была повсюду — меня омывало волнами боли. Я попыталась сесть. Острая, ни вздохнуть, ни крикнуть, боль в сердце, словно его проткнули ножом. Я захрипела и выгнулась дугой: мягкая кровать превратилась в раскаленные угли, которые съедали мое тело, вылизывая кожу, раздирая мясо до костей.

Я отделилась от тела и раньше, чем тело успело обмякнуть, взмыла к потолку. Мое тело, обычно имевшее зелено-голубую ауру, окутывала черная дымка. Вместо кровати — огненно-алое ложе.

Ритуал смерти и я его жертва. Опустившись чуть ниже, так чтобы чувствовать силу разрушения, я всмотрелась. Ритуал еще не закончен, и тот, кто его исполняет, рядом. Чьи-то серые тени рук сжимают восковую куклу. Огненный пар окутывает серую фигуру. Магнитом я потянула картинку к себе. Как только серая фигура вскинула тени рук в жесте защиты, я ухватила её за кисти. В другом случае это могло стать мне пленом, сейчас же с точностью до наоборот.

Какая-то гадкая баба, далекая от магии, механически выполнила ритуал и почти убила меня. Почему далекая? Потому что иначе я была бы уже мертва.

Оказавшись в незнакомой затемненной комнате перед лицом моей убийцы, я отпустила её руки. Лицо её было мне знакомо. Выпуклые глаза, холодный взгляд… Кажется, баронесса или виконтесса, которая вставляла никому не интересные комментарии в наш разговор с Изабеллой.

На черном столике, перед ней, валялась бесформенная куча воска, в которую превратилась кукла. Из сердцевины торчала шляпка алгойской булавки, а вокруг слепка были намотаны наполовину сожженные волосы. В плоской, инкрустированной жемчугом и топазами чаше тлели угли. Чаша множество раз использовалась в подобных ритуалах. Столько раз, что в ней жила память и сила, позволяющая выполнять ритуал, без особых знаний и опыта. Настоящий артефакт.

От испуга или потрясения «ведьма» выронила слепок из рук. Теперь же, будто очнувшись, схватила слепок и сдавила его. На красивом лице проступила гримаса злобы и безжалостности. Дрожащими пальцами она схватила большую иглу со стола, но вонзить в слепок не успела.

Я схватила её за горло. Меня трясло от страха, от обиды, от ненависти. Стоит ей бросить куклу в чашу и мне конец. Одно из двух: либо я, либо она. Третьего не дано. Она выронила иголку со слепком и попыталась отцепить мои руки от горла. Её ухоженные руки лишь разгоняли воздух. Не умеет она ничего. Глупая пустышка!

Уйти, оставить все как есть? Она закончит начатое. Потому как поняла, во что впуталась.

Длинными белыми пальцами в перстнях она хватала пустоту, била наотмашь, царапалась, но безрезультатно.

Сзади раздался грохот — вроде бы, упал стул.

— Госпожа! Что происходит? Что мне делать? — за спиной закричала женщина.

«Ведьма» захрипела. Дрожащей рукой она указала в сторону черного лакированного комода, на котором лежал амулет. В центре амулета, окруженного разноцветными перьями, блестел рубин.

Служанка, закутанная в плащ, поспешила к комоду.

«Ведьма» видела в этом амулете свое спасение, поэтому я стала ей за спину. Пока она не успела очухаться, я левой рукой схватила её за подбородок, правую положила на макушку и резко крутанула вправо. Раздался хруст и её голова безвольно обвисла в моих руках.

Внутри меня тоже что-то сломалось, только я не поняла что именно. Подумаю об этом тогда, когда моей жизни не будет угрожать опасность.

Служанка кинулась к столу, ища расплавленный восковой слепок. Но уничтожить следы я ей не дала: я ударила её по щеке, так что она отлетела с визгом на пол.

— Кто здесь?! — она прокричала срывающимся высоким голосом. — Кто здесь, я спрашиваю?!

Я сосредоточилась, и мое тело обрело видимость. Призрак с руками, ногами и головой. Она завизжала и закрыла лицо руками.

— Убирайся отсюда! Я здесь не причем! Слышишь, я здесь не причем!

Поняв, что я не пытаюсь ей причинить вред, она вскочила, вжалась спиной в дверь. Рукой, отведенной за спину, нашарила ключ, торчавший в замочной скважине, и выбежала из комнаты.

Я позаботилась лишь о слепке: спалила примотанные к голове куклы волосы в тлеющих углях камина, потом туда же бросила иголку, и отдельно бросила воск.

Без чаши эти принадлежности были никчемными деталями. Чаша с углями осталась на столике. Артефакт имеет большую магическую ценность, нельзя позволить его уничтожить. Так же, как и оставить без присмотра.

Чтобы потом вернуться я облетела дом с внешней стороны. Трехэтажный роскошный особняк стоял на холме в окружении тихой, спокойной в своем благополучии улицы. Улица знати.

Серая хмарь рассвета успела тронуть небо. Вдоль широкой мощеной камнем дороги тянулись двух-трех этажные дома с небольшими фруктовыми садами, беседками и прудами. Вблизи домов стояли распряженные именные кареты с гербами.

С высоты третьего этажа, откуда я вынырнула, паря над землей, виднелся дворцово-парковый ансамбль Карплезира.

Я успела подумать, что надо хорошенько запомнить расположение дома, и отключилась.

 

Глава 25. Духи-стражи Карплезира

Я очнулась на мокрых, сбитых в ком простынях. Стоило повернуться и меня вырвало.

Над домом псевдоведьмы я отключилась. В обычных путешествиях шельта такого со мной не случалось. Скорее всего, истощение стало следствием ритуала. И всего, что произошло в доме. Вспоминать убийство мне не хотелось. У меня не было выбора. Либо она, либо я. Смерть была личным выбором дворянки. Ведь это она решила пойти на грязный ритуал.

В любом случае подобные потрясения нужно выжигать из себя активными действиями.

Я окунулась с головой в кадушку с холодной водой. Оставила холод и погрузилась в ванную с подогретой водой. Шура подливала кипяток. Девушка жаловалась, что вчера меня приглашали на завтрак в Белую столовую, но она не смогла меня найти. Говорить ей, что я восстанавливала силы после похода в публичный дом, было бы аморально. Девушка бы меня поняла в корне неправильно.

Шура причесала меня, помогла одеться. На выбор предложила три парика, исключительно из натуральных волос. Девушка, выполнив свой долг, достала для меня эти уродства, полагая, что приведет меня этим в восторг. Пожалев затраченных ею сил и времени, мы договорились, что впредь она будет советоваться со мной, прежде чем принести мне что-то.

Отдав предпочтение шляпе с широкими полями, и светлому распашному платью, я отправилась на прогулку.

Под платье я одела облегающие брючки для верховой езды в мужском седле и короткие сапожки из ткани.

Шура с поддержки дворцовой камеристки всерьез озаботилась моим внешним видом. Теперь в моем личном гардеробе были все необходимые вещи для соблюдения приличий в императорском дворце. Другое дело, что о приличиях у меня было иное понятие. Например, лучше ездить на лошади с удобством, чем мучиться в женском седле. Или надеть шляпу от солнечного удара, чем страдать в парике.

Было около восьми часов утра. Порывистый горячий ветер гонял пыль по дорожкам, пытался сорвать мою шляпу с головы и поднимал вверх полы широкой верхней юбки.

Апатичный конюх вручил мне удила и вернулся к работе. Его безразличие к прихотям придворной знати меня устраивало. Чем меньше внимания я вызову, тем лучше мне самой. С Федей, так звали закрепленного за мной коня, мне хотелось познакомиться основательно. Ведь конь может, как ускорить мою деятельность, так и свести на нет.

Я набросила нательник, седло, затянула подпругу. Федя косился на мои действия с вежливым интересом. Пару раз дернул крупом, и только.

Двор подметал сонный мужик, с тренировочной площадки слышались строевые команды.

Конь оказался резв, но послушен. Может статься, что удача будет на моей стороне. Дав хороший круг по резиденции императора, я спешилась под плакучей ивой. Словно почувствовав неладное, конь застриг ушами.

— Знаю, ты не любишь колдовства, — я провела ладонью по вытянутой морде, вложила в губы припасенный сахар. — Но поверь, я хочу только посмотреть на дворцы и парки с другой стороны. Будь смелым, хорошо?

Накопитель был еще в работе, а мне хотелось, не медля, выяснить есть ли еще желающие убить меня. С магическими способностями, конечно. Территорию всей столицы мне не охватить. Начну с Карплезира.

Конь тряхнул головой. Умные и верные животные. Только магию чувствуют острее.

Одной рукой я держала узду, второй гладила коня по шее. Моя магия всегда со мной. Внутри меня. Когда же она выходит за пределы моего тела, касается нечаянно или специально — вот к чему я должна подготовить животное. Смирный, мой погибший на болоте конь, за время совместных путешествий приспособился к моей силе и почти не обращал внимания.

Привычным посылом я высвободила силу и направила её на поиск враждебных существ.

Федя заржал, весь взъерепенился. Я продолжала держать его. Постепенно конь успокоился, лишь продолжал коситься на меня с опасением.

Увеличив радиус действия заклятия и соответственно вкладываемую силу, я повторила поиск. Конь всхрапнул, дернулся и застыл монолитом. Федя оказался умным и понятливым.

Мое заклятие поиска перехватили. Четыре духа огня, судя по белым вспышкам в поисковом поле. На такой ответ я не рассчитывала. Вот где бы пригодился накопитель. Ответный поиск отличался от моего, безвредного и довольно мягкого. Мое тело пронзила тысяча острых иголок, которые добывали нужную духам информацию, и попутно пытались поджарить.

Посылаемый грифонами огонь был такой мощи, что из ментального спускался во все изменяемые уровни мира.

В том, что мне ответили грифоны, я была почти уверена. Отец говорил, что раньше опытные маги создавали для защиты магических стражей жилья. Между прочим, грифоны многим властителям Вирганы, а также их свите, спасали жизни. Одни из самых сильных духов огня. «Привязывали» огненных духов-стражей к каменным скульптурам, на крышах или у парадного входа.

Конь заржал, встал на дыбы. Я была уже в седле, стискивая колени вокруг лошадиного живота. Обнаружить здесь стражей такой мощи я меньше всего ожидала. Когда ни одного свободного магически одаренного в столице не осталось. Тем более такого, который стал бы возиться с магией магистерского уровня. Знахари, травники и прочие не в счет.

Грифоны, чей покой я потревожила, оранжево-белыми вспышками покидали скульптуры горгулий. И без того шаткое равновесие в атмосфере из-за магии купола нарушилось. Воздух вокруг меня раскалился от посылаемого в меня огня, задрожал, пожирая листья и траву. Эндимион и Акидон светили сверху, подпитывая духов огня.

Федька не выдержал, сорвался в галоп. Сквозь текущий в глаза пот, белый ад, я видела как оставляю за собой черный след выгоревшей травы.

Нужно было выставить щит. Но я не могла сосредоточиться. Все расплывалось и куда-то уплывало. Позади, по бокам мелькали ослепительные крылья грифонов. И никакой возможности достать их. Сильные твари. Очень удобно преследовать противника, находясь в иной плоскости и в ином состоянии, не физическом. Знаю по себе.

Очень вовремя вспомнилась алхимическая мудрость. Когда не можешь повернуть процесс вспять, нужно его ускорить.

Огонь распалял воздух, следовательно, создавал условия для дождя. Я отпустила поводья, слепила электромагнитную сферу и швырнула её вверх, удерживая над собой. Потом следующую, еще одну, подпитывая и увеличивая первую. Грифон, летящий надо мной, кувыркнулся, одна сфера задела его крыло, но вреда не причинила. Спину обожгло чем-то липким и жгучим. Было больно, но закричать, значило, сбиться. А мне итак с трудом удалось придумать план и сосредоточиться. Стискивая зубы, я сбивала в большую сферу электрические и магнитные заряды, уплотняла их, пока воздух надо мной не заискрился. Осталось только выпустить сферу вверх. Что я и сделала.

Если бы погоня происходила в обычных природных условиях, у меня бы ничего не получилось. Но надо мной магический купол.

Небо потемнело. Сухие листья взметнулись вверх, догоняя мою бешеную скачку, запутываясь в волосах. Поднялся ветер, сгоняя тучи вместе. Ударила молния, раздался гром, и следом за ними на Карплезир обрушился ливень.

Грифоны кричали, поливая огнем. Только без огня физического в виде Эндимиона огонь астральный я могла отразить.

Дворцы остались далеко позади. Впереди лес. Конь мчался, не разбирая дороги. Хорошо, что наши желания совпали. Федя свернул в лес, пытаясь укрыться за деревьями от крылатых духов, объятых белым пламенем.

В просветах ольхи вместе с землей и небом прыгала речка.

Кусты грифонам мешали. Каждый раз они поднимались вверх над ними. Сверху им было целиться еще удобнее, но им хотелось как можно скорее нас уничтожить, растоптать, спалить. Гнев их достиг апогея. Задевая деревья, грифоны сжигали ветки, так словно те были сухим прошлогодним хворостом.

Спасла ситуацию вода. Федька на всем ходу, перепрыгнув поваленное дерево, бросился в речку. Грифоны все вчетвером поднялись вверх, чтобы оказаться в ловушке водяной спирали. Этому фокусу я научилась на первых этапах обучения, точнее обуздания Силы. Астральный огонь легко затягивается и поглощается водяной стихией, которая имеет форму спирали. Это, конечно, при наличии близкого источника физической воды.

Заклятие водяной спирали высосало всю Силу грифонов и те исчезли. Отправились «спать» и восстанавливать Силу в свои статуи.

Наверное, со стороны я смотрелась чудовищно. Хоть пиши гравюры. Волосы всклокочены, пальцы скрючены и выделывают резкие пассы, лицо, тоже, маска мучения, злости и ярости. Если кто-то видел… Маршрут мой пролег через Мартовский Парк, а закончился в речке. Начинался же с панорамы Георгиевского и Престольного дворцов и прилегающих к ним построек, фонтанов, декоративных кустарников и садов. Путь мой обозначился черным следом выгоревшей травы и деревьев, которые судя по запаху, еще тлели.

Мышцы дрожали от усталости. Переставляя непослушные конечности, я взобралась на крутой глиняный берег. Промокшие юбки опутывали ноги, тянули вниз. Федя беспокойно ржал, стоя по брюхо в воде.

Я стянула с себя платье, стараясь как можно реже задевать кожу на спине, куда угодило заклятие. Кожа горела, движение причиняло боль.

Повинуясь зову, Лили-Оркус выпрыгнул из амулета и вылечил ожог. За прошлый раз я рассчиталась с ним. Мой дух-помощник подрос. По размеру он сравнялся с домашней кошкой. Пообещав, что расплачусь с духом позже, я отправила его в амулет. К сожалению, накапливать долги перед духом входит у меня в привычку.

Замшевые сапожки утонули в Ольшенке, шляпа слетела во время скачки. Новое платье испорчено.

Босая, в нательной рубашке и брюках, с поцарапанными до крови руками — куда мне такой податься?

Я просто лежала на мокрой гладкой траве и смотрела в светлеющее небо, на сходящиеся в высоте макушки деревьев. На миг закрыла глаза… Когда открыла, стояла душная полуденная жара, на этот раз вполне естественная.

Иного выхода у меня не было. Взобравшись на коня, закрепив на поясе кинжал, я направилась в лазарет. Лазаретный ход для придворных и слуг находился от места моего «купания» недалеко. Грамоты у меня на руках, конечно, не было. Впрочем, мне не впервой пользоваться отводом глаз.

Волосы высохли, и теперь развивались по плечам. Скачка проветрила голову, окончательно разложив все мысли по полочкам. Вид мой вызывал слишком много вопросов, чтобы попасть вот так во дворец. Другое дело лазарет. Руки, от кистей до плеч, были располосованы красными воспалившимися царапинами — теоретически мне могла понадобиться помощь. Именно по этой причине я не стала просить Лили-Оркуса заживлять ссадины, царапины и синяки.

Чтобы избежать светских сборищ, которые заполоняли днем все ухоженные тенистые места парков, я свернула в густой лес Большого парка, двигаясь между деревьями и кустами. Пятнышки теплого света Эндимиона и Акидона ласкали кожу, где-то вдали от меня жужжали мошки, пахло грибами, в глубине березовой рощицы пел соловей. Я дышала и не могла надышаться. Смотрела и не могла насмотреться. Так соскучилась… Очень грело душу, что в моем лесу стоит такая же благодать.

Изредка я направляла Федю, он норовил забраться в малинник или выбраться на парковую прогулочную дорогу.

Я просто знала куда ехать. Это было также естественно, как видеть, пить или чувствовать запахи. Можно назвать это интуицией.

* * *

… - Куда мы идем? — Дона дрожала, не смотря на тепло.

— К ручью.

Нас окружали могучие улихи, грабы, вдвое выше привычных, дубы. Лес казался заколдованным. Птицы молчали, только световые блики кружили вокруг. Позже, вспоминая, я поняла, что птицы смолкли из-за нас, а лес, и правда, был необычным, потому что имел заботливых хозяев.

— Откуда ты знаешь, что там речка? — пропищала Белла.

Нам было по двенадцать лет. Что я могла знать? Только чувствовать.

— Знаю и все.

Воспитательница повела нас на экскурсию, конечно, верхом. Нам же до тошноты надоели нудные экскурсии. Впятером, своей обычной компанией, мы решили изучить все сами. Отстали от группы, углубились в лес. Сначала было весело. Потом, ужаленная шершнем, кобыла Орэн понесла. Мы за ней следом. Когда Орэн справилась с лошадью, вокруг нас были одни деревья, без намека на какую бы ни было тропку.

Разумнее всего было вернуться по своим же следам. Но где там. Ни сломанных веток, ни приметных деревьев, кустов. Все чужое.

Речка обнаружилась за пригорком, с пологими берегами, быстрая, холодная и очень вкусная.

— И что дальше?

— Я так и знала! — воскликнула Дона.

— Куда дальше? — спросила Орэн. Смотрела она на меня. Мне кажется, что она догадывалась о природе моей интуиции, но никогда не говорила об этом.

Я прислушалась к себе. Действительно, я знала, куда надо идти. Перед мысленным взором словно разворачивалась карта местности, или скорее её подобие.

Повернуть слегка направо — выйдешь на широкую проселочную дорогу, продолжать заданный маршрут — в деревню. Внутри поселился живой компас. Верный надежный компас-помощник…

* * *

Федька споткнулся о корягу и принялся хромать. Пришлось выбираться на обкатанную каретами дорогу. Пройдя без лишних вопросов пост гвардейцев лазаретского хода, я столкнулась с обозом раненных.

— Нимфа!

— Ты откуда, эй?

Я пожала плечами. Разговаривать не хотелось, тем более реагировать на глупые заигрывания.

— Эй, красавица…

— Лесная богиня!

— Отвалите от девушки, — это был очень хриплый голос. — Не видите плохо ей и без вас?

Принадлежал голос круглолицему пожилому мужчине, судя по остаткам мундира, подполковнику армейской пехоты. У него была глубокая длинная рана на груди, очень похожая на ту, что была у Дарена. С такой раной он еще умудрялся говорить.

Я подъехала ближе, рассмотреть. Чья-то потная рука обхватила мою лодыжку, с намерением затянуть меня на телегу. Выхватив кинжал я воткнула его… в податливое дерево телеги. Солдат успел убрать руку. И хорошо. Я научилась жестокости, он, возможно, когда-нибудь научится думать, прежде чем распускать руки.

— Да ты!… Обезумела что ли?! Чуть руку не проткнула!

— Держи свои руки при себе, солдат, — ответила я.

— Девушка, Вы не обижайтесь на него. Мы тут все без женского общества, вот и кидаемся, — подполковник говорил тяжело, с видимым усилием. Еще чуть и он провалится в обморок. Но нет, держится. Редкая, достойная внимания и уважения живучесть.

— Вам вредно говорить. Давайте, закрывайте глаза… — я потрогала воздух над раной. Сухой и колючий. К живучести можно приписать податливую структуру раны к магическому воздействию.

— Не нужно. Напоследок я хочу все видеть.

— Еще правнуков будете нянчить. Закрывайте, — я коснулась его лба, накладывая пелену забвения. — Дайте воды. Ну, живо!

Промыв рану, я накрыла офицера простынью. Рыжий рябой солдат перекрестился. Решил, дурной знак. Остальные, кто мог смотреть, и у кого было такое желание, пялились на мои ноги, грудь и задницу.

Я лежала на шее коня, маскируя пассы словами.

— Рана не такая и страшная. Я видела и хуже. Скоро Вы поправитесь. Обязательно, вот увидите. Еще будете удивляться, что собирались умирать.

Некоторые солдаты, кто смог усмирить свою похоть, начинали дремать.

Я сумела заживить сосуды, запаять те, что вылазили обрубками. Соединила разорванный желудок и селезенку. Мы были почти на месте, когда донесся приближающийся стук копыт.

— Гвардейский капитан, из дворцовой стражи.

— Да, слово держит. Только подполковнику уже все равно.

Оставались поломанные ребра и сама рана, которую зашьют в лазарете. Я послала коня рысью, чтобы успеть свернуть к черному входу до того, как Дарен нагнал обоз.

Катю я нашла в палате. Она перевязывала рану больному. Мое появление босой и по меркам дворцового этикета полуголой, вызвало у нее недоумение.

Она одолжила мне обувь и ситцевое платье. Допытываться о том, что случилось, Катя не стала. Хотя её волновал этот вопрос.

— Ты знаешь, у нас на днях такой интересный случай произошел…

Я сделала вид, что занята закреплением ножен на талии.

— Как раз в тот день, когда ты приходила. Ты не представляешь просто!

— Уверена, это что-то очень интересное, Кать. Я бы послушала, но я спешу. Извини. Давай в другой раз?

В её глазах горел настоящий огонек. После моих слов он слегка потух.

— Конечно, еще увидимся, — она пожала плечами.

Пообещав заехать после бала, я вернулась в Престольный дворец. Сегодня мне необходимо было присутствовать на ужине в Белой столовой. После ужина попасть в библиотеку. Хотелось бы знать какие еще сюрпризы меня могут ждать в Карплезире. Охранные заклятия дворцов могли быть в дальней секции.

Помывшись и одевшись, я пошла на ужин. Белая столовая радовала глаз чистотой, просторностью и светом, лившимся через огромные широкие окна. На этом вся радость от ужина и завершалась. Потому как придворных собралось много. Спокойно есть, когда на тебя глазеют, шепчутся, и пытаются вызнать волнующие обстоятельства моей жизни, уж извините, выше моих сил.

Император держался высокомерно, так словно он один за длинным столом. Абрагель вторила старшему брату, кривя рот, или улыбаясь до того слащаво и фальшиво, что хотелось сплюнуть.

Дарен сидел по правую руку от Николая, и с беспокойством поглядывал на меня. В черном камзоле он был очень хорош. Окружающие его женщины считали также. Они улыбались ему. Одни посылали ему страстные и манящие, другие робкие и смущенные взгляды. Иногда в ответ на эти безмолвные заигрывания на его лице появлялась ухмылка. Насколько я успела изучить Дарена, ухмылка была саркастической.

Когда император и принцесса вышли из-за стола, я тоже решила покинуть Белую столовую. Половина присутствующих осталась. Дарен вышел следом за мной.

— Что с тобой случилось?

— Что со мной случилось? — я затрепетала ресницами на манер его поклонниц на ужине, и посмотрела со всей страстью, которую могла в себе отыскать.

— Доброй ночи, капитан, — мимо нас прошла придворная дама, надушенная, накрашенная, одна из толпы придворных притворщиц. Проходя, она задела локоть Дарена и стрельнула глазами. Взгляд ее был очень многообещающим.

— Вот бесы, — высказался Дарен и осекся, наткнувшись на мой пылкий взгляд. Может, я переигрывала, но меня настолько раздражала эта ситуация, что трудно было сдержаться.

— Прекрати издеваться! — прошипел Дарен мне в ухо и толкнул меня в нишу, скрытую тенью.

Причем сделал это быстро и придвинулся сам, прижимая к стене. Мое дыхание сбилось, по телу разлилась противная слабость.

Дождавшись пока пройдут вышедшие из столовой, он слегка отстранился и убрал ладонь, которой закрывал мне рот.

— Так что сегодня случилось? Мне все рассказали!

— Ты испачкаешь мое платье, Дарен! — возмутилась я, желая выбраться из этой тесной ниши.

Дарен положил ладони на мою талию, удерживая на месте.

— Ты не уйдешь отсюда, пока не скажешь, — его дыхание касалось моей кожи. Он обнял меня, приподнимая и прижимая к себе, пока мое лицо не оказалось напротив его. — Или будешь дальше заигрывать?

У меня перехватило дыхание. Хотелось бы, чтобы от возмущения.

Он был так близко. И, казалось, подначивает меня. Можно даже подумать, что тоже заигрывает.

Я запустила пальцы в его мягкие густые волосы, стараясь дотрагиваться осторожно. Подушечками пальцев погладила кожу головы, нежную кожу на висках. От него пахло лесом, чистым телом и еще чем-то мужским и волнующим.

Он смотрел с желанием. Это трудно спутать с каким-то другим чувством, даже в тени ниши.

Наши лица находились напротив друг друга. Близко настолько, что его дыхание касалось моего лица.

Дарен первый коснулся моих губ. Его губы были горячие и мягкие. Он целовал меня осторожно. Было мучительно приятно, потому что хотелось большего. Хотелось, чтобы он прижал меня к стене сильнее и целовал долго, со всей страстью, на которую способен.

Как и в том борделе, желание скрутилось в тугой узел внизу живота. Я замерла, боясь пошевелиться. Я зажмурила глаза, стараясь убить в себе темное начало Силы, которая заполняла меня всю и желала сломить волю этого мужчины.

К своим двадцати пяти годам я совершенно не умела контролировать эту часть себя. Мои первые и последние отношения с мужчиной закончились фиаско. Эрик сначала влюбился без памяти, а потом возненавидел меня. Закончилось тем, что он пытался меня убить.

— Так что там случилось? — спросил Дарен. Дыхание его было сбивчивым. Губ коснулась заразительная мальчишеская улыбка. Улыбка победителя.

Да уж. Если он таким способом решил вытянуть из меня информацию, то у него получилось. Потому что мне хотелось поскорее уйти, и я готова была выложить все, что натворила.

— Грифоны напали, — сказала я, выбираясь из ниши. Он меня больше не удерживал. Я расправила плечи, пытаясь отдышаться и сбросить напряжение после поцелуя.

Свежий воздух из открытого окна в конце коридора немного отрезвил голову.

— Оказывается, Карплезир охраняют духи огня. Я всего лишь хотела проверить окрестности на магическую активность. Они восприняли меня как угрозу и решили уничтожить.

— Значит, маги не смогут напасть на Карплезир?

— Значит, что перед нападением, им нужно будет обезвредить грифонов и, возможно, других духов уже в самих дворцах. Извини, но проверять пока их наличие я не стану.

— Я не об этом.

— Ну и хорошо, — мне хотелось побыстрей закончить наш разговор, чтобы придти в себя и обдумать случившееся в нише.

— Вчера при странных обстоятельствах был убит слуга в старо-купеческом районе города, — сказал Дарен совсем не то, что я ожидала. — Труп был обескровлен. На стене кровью выведен неразличимый символ.

Я задержала дыхание. Поцелуй и мои переживания разом вылетели из головы.

— Ты думаешь, это сделали маги?

— Почти уверен.

Маги в столице и совершают черные ритуалы?

— Как его убили?

Он поймал мою ладонь и потянул следом за собой. Из Белой столовой вышли две дамы, а свидетели нам действительно были не нужны.

Одна из комнат короткого коридора оказалась не заперта. Воспользовавшись оказией, мы скрылись в этой комнате, оказавшейся буфетом.

— Ему проткнули артерию на шее. Комната, в которой обнаружили тело, была перевернута с ног на голову. Одна из стен черна от огня и выбито окно.

С возрастающим вниманием я слушала его рассказ.

— Мне надо видеть убитого и эту комнату.

— Тело отвезли в морг. И хозяин дома уже нагнал людей для ремонта.

От темы осмотра места преступления Дарен постарался отвязаться с излишней поспешностью. И теперь ждал от меня комментариев.

Я задумалась, принявшись ходить по узкому проходу между шкафами с посудой.

— Дарен, мне трудно сказать для чего его могли убить. В черных ритуалах, проводимых с целью обретения большей силы, это первооснова. Во время смерти высвобождается запас энергии, которую маги впитывают в себя. Но убитый должен быть одаренным. Одного среднего по силе мага не хватит для повышения своего резерва. Нужно два-три хотя бы. Либо приносить в жертву архимага.

— Хорошо. Какие еще есть варианты?

— Чтобы вызвать демона или подчинить какую-то сильную сущность, приносят жертву. Тогда вполне хватит и простого человека без дара.

Мы снова оказались слишком близко. Осознание близости душной пеленой окутало меня. Дарен задумался, и не заметил моих терзаний. Я сделала несколько шагов назад и направилась ближе к двери.

Комната под буфет была маленькая. Использовалась для хранения посуды, скатертей и салфеток. Посуда была расставлена на полках в широких шкафах, оставляя для прохода полтора аршина свободного места.

Дарен уловил мой маневр. Он улыбнулся и направился ко мне.

— Больше вариантов нет?

— Я подумаю на досуге, — ответила я.

Мне не хотелось выглядеть трусихой. Испытывать свою силу воли не хотелось еще больше. Я открыла дверь и хотела выйти.

— Фельдфебель Кручев передавал тебе привет. Говорит, что советы пригодились.

Я кивнула, вспомнив, что сама хотела спросить.

— Что с твоим мундиром?

— Порвался. Что же еще?

— Ты был на заслоне?

— Тренировал солдат.

Не договаривает что-то. Ну и ладно. Я сверкнула на него взглядом, получив в ответ еще одну улыбку, и поспешила скрыться на винтовой лестнице в конце коридора.

Я же сама хотела поцеловать его. Разве нет? Тогда почему трясутся поджилки и хочется спрятаться от него? Да все потому, что мы не пара. Я — маг, он — солдат. Даже если я справлюсь с собственной силой, мы слишком разные.

И еще я не хочу повторения истории с Эриком. Слишком это больно, когда разбивается сердце…

Мы собирались пожениться. Была назначена дата свадьбы. Отец предупреждал меня, что надо быть осторожнее. С частицей дара, что достался мне по маминой линии, нужно быть начеку.

Как оказалось, волшебные существа из сказок имели вполне реальных прототипов. Долгие поколения их кровь спала. Мама, бабушка и прабабушка были совершенно обычными людьми. Но, соединившись с генами отца, потомственного мага, сила Иях проявилась во мне. Не спорю, проявившиеся гены приносят мне больше пользы, чем вреда. Но в моменты сильного желания чего-либо или кого-либо мана выходит из-под контроля, подчиняя и отравляя.

Хотя отец не должен давать таких советов незамужней дочери, он посоветовал мне сначала провести с женихом ночь. И если будет все нормально, то спокойно выходить замуж и жить счастливо в браке.

Маги изначально в плане любви и сексуальных отношений воспитываются иначе. Все равно мужчина или женщина. Отношение к противоположному полу должно быть потребительским. Нельзя падать в отношения, как в омут. Нельзя подчиняться никому, кроме себя самого. Нельзя быть зависимым.

Дарен прав, когда говорит, что я другая. Магиня до мозга костей. Я была воспитана так. Чтобы подчинять себе духов, стихии или элементалей нужно иметь чистый разум и твердую волю.

Я провела с Эриком ночь. Все было чудесно. Но уже на утро он стал вести себя иначе. Был раздражителен, рассеян. Его аура была изъедена по краям, нарушилась защитная оболочка эфирного и астрального тел. Я не хотела придавать значение очевидному. Когда пострадало ментальное тело, появились вспышки немотивированной агрессии и стала наблюдаться потеря памяти, то пришлось взглянуть правде в глаза. Моя сила разрушала его тонкие тела.

Как бороться с этим я не знала. Пришлось расстаться. Я надеялась, что постепенно ткани его тонких тел восстановятся. Ведь яд силы Иях не успел причинить непоправимый ущерб. Я ошиблась.

Я вернулась к отцу в Мерке зализывать раны. Эрик же решил отомстить. Он нанял банду каторжников и приказал им поджечь наш дом. Мы с отцом не ожидали подобной расправы. Не знаю до сих пор, каким чудом я спаслась. Может, сила Иях помогла. Либо от пережитого эти воспоминания стерлись из памяти. Помню одно, как Эрик, смотря на объятый пламень дом, кричал, что всем колдунам и ведьмам дорога на костер.

Отец не спасся. Он остался в горящем доме. Я, когда очнулась, лежа в кустах за изгородью сгоревшего дома, долго не могла придти в себя. Я не могла пошевелиться, не могла плакать, даже дыхания своего не чувствовала. Я просто лежала, как бревно. Позднее пришли чувства, меня накрыло с головой болью утраты и предательства. Только в Чарующем лесу я смогла почувствовать, что вновь живой человек. Путята и Моркл приняли меня. Обживаясь в сторожке, налаживая быт и завязывая знакомства с хитрыми и суеверными крестьянами, я вновь обрела дом.

Воспоминания схлынули, как прибрежная волна, оставив осадок из боли и разочарования. Сама не заметила, как прислонилась виском к холодному камню Безымянной башни. Взгляд мой был направлен на внутренний двор Престольного дворца, просматривающийся из распахнутого настежь узкого окна. По двору изредка проходили кухонные слуги по своим делам. Я же только сейчас отметила про себя, что настолько глубоко ушла в воспоминания, что замечала движение во дворе лишь краем сознания.

Переставляя непослушные ноги, я направилась в библиотеку. Мне нужно было попасть в неё до темноты. Читать при свечах вредно. Дневной свет все же больше подходит для этого. Вдобавок хотелось бы избежать казуса, что случился в прошлый раз.

Настроение возвращалось в норму. Ведь события произошли давно. Осенью в зоревник будет три года, как отец погиб. Эрик мне глубоко безразличен. Хотя нет, вру, должок бы я ему вернула. Если он сам не сдох в какой-нибудь канаве.

Библиотека порадовала светом, чистотой и отсутствием романтически настроенных особ.

В дальней секции обнаружился довольно-таки старый том ритуальной магии. Ритуальная магия была простым и эффективным средством достижения цели. К тому же, минимальна по энергозатратности, в отличие от работы с духами, заклятиями и защитными чарами.

Я пролистала написанный от руки том. Про черные ритуалы здесь было рассказано в общих чертах. Подробные описания запрещенных ритуалов можно с легкостью найти в Черной книге.

Только ради чего мне так из кожи вон лезть? Никакого желания прикасаться к этому проклятому артефакту я не имела. Вот если бы это было важно… Я бы сделала над собой усилие. Тем более, что контакт с новым духом-стражем у меня налажен.

Но Дарен решил держать меня на расстоянии и от трупа, который завтра должны похоронить, и от места преступления. А раз так, то нечего и голову ломать над этим.

Сведений о духах-стражах Карплезира я не нашла. Информация, по всей видимости, была не для общего пользования. Маги — народ скрытный. Нет ничего удивительного, что защита дворцов оберегается.

Я вернула взятые книги на место. Том ритуальной магии я положила на самую верхнюю полку, расчихавшись от скопившейся пыли. Паря под высоким сводом потолка, который подобно шатру накрывал комнату, я наслаждалась. На библиотеку опустились сумерки. Лакей приходил с час назад, и теперь часа через полтора явиться тушить свечи, ведь единственный читатель уже уйдет. Поэтому я позволила себе расслабиться и полетать. К тому же том следовало положить повыше, а возиться с тяжелой лестницей надоело.

Платье развивалось вокруг моих ног, волосы я распустила, чтобы почувствовать, как они свободно струятся над головой. Стихия воздуха обнимала меня со всех сторон, даря счастье невесомости. Медленно я вытянулась параллельно полу и полетела вдоль полок с книгами.

До верхней полки я на лестнице не доставала. Но мало потеряла от этого. Здесь собрали всякое старье столетней давности, пыльное и никому не нужное. Никаких магических книг и тайных рукописей.

Отлетев на пару саженей от стеллажей, я также медленно стала поворачивать тело по часовой стрелке. Когда мое тело оказалось головой вниз, я раскинула руки и ноги, наслаждаясь противоестественностью и безобразностью моего положения. Было для меня нечто притягательное в том, чтобы болтаться в воздухе вверх ногами или летать над деревьями, сбивая макушки.

Грифонов можно было не опасаться. Они накапливали энергию. Да и других вероятных стражей тоже. Ведь я не плела заклинаний, а использовала природное умение, такое же, как ходить и разговаривать.

Насладившись моментом, я снова начала вращаться. То ускоряя, то замедляя темп, я радовалась мелькающим перед глазами деталям интерьера, как ребенок. Мама говорила, что если я еще сильнее раскручусь, то могу вылететь в окно или врезаться в стену, как пробка из бутылки. В ответ я только смеялась. Это был мой способ развлечься и выплеснуть отрицательную энергию.

Сила Иях была на исходе. Я чувствовала, что вот-вот подол платья упадет на меня, накрыв голову, стихия воздуха перестанет подчиняться в той мере, чтобы создавать вокруг тела невесомость парения.

Я опустилась на пол и направилась в свои покои. Веселье весельем, но нужно и меру знать.

Завтра должен состояться бал. Излишество в сложившейся ситуации. Мое присутствие было обязательным. Ведь на балу при всем дворянстве столицы император назначит меня придворным магом. Пустая формальность. Ведь, по сути, в моих руках уже все привилегии и обязанности придворного мага. Но как сказал Дарен, император желает, чтобы вся столица знала, что у него теперь есть личный маг, защита и опора.

Сдается мне, что Николай Великодушный хочет разворошить осиное гнездо за мой счет. Причем «осы» уже начали беспокоиться и жалить.

Добралась до своей кровати я без приключений. Завтра утром надо обязательно проведать Чарующий лес. Путяте одному тяжело справляться и с лесом и с моими гостями. Пускай помочь я ему не могла, но хотя бы поддержать просто обязана.

 

Глава 26. Бал

Утром я, как и планировала, навестила Путяту, Моркла и гостей Чарующего леса. За эти несколько дней Добрыня выкопал картошку и собрал урожай свеклы с моего огорода. Грида ему помогала по мере сил. Конечно, я рассчитывала кормить себя одну, но, думаю, на межсезонье им хватит вполне еды.

Грида всюду с собой таскала зайчонка. Путята сетовал, что когда-нибудь она задавит его. Хотя по матери Грида больше не плакала, ночью её тревожили кошмары. После того, что она пережила, это неудивительно. Добрыня спал на чердаке крепким сном, поэтому утешить девочку приходил Путята.

Мужик оказался шустрым в работе и трудолюбивым. Он утеплил дом и принялся стругать мебель. От прежних строителей, которые перестраивали сторожку в избу, мне достались инструменты. Строители в спешке покидали мой лес, позабыв не только инструменты, но и часть одежды. Ну да ничего. Я всегда могу им отдать их добро, стоит им только вернуться за ним.

Отчаявшиеся хищники порой пытались проникнуть сквозь купол, испытывая свою удачу, но подобных случаев становилось все меньше. Как правило, эти хищники отличались скудным интеллектом.

Вчера ночью задушенный куполом норлук рухнул на опушку Чарующего леса. Утром Добрыня с Гридой ходили смотреть на него. Хотя я строго-настрого приказала Гриду не пускать за пределы изгороди. Не хватает еще девочке столкнуться с Морклом после всех её бед.

— Ты знаешь, деточка, им так легче пережить случившееся. Если врага можно убить, он не так страшен, — ответил Путята на мое возмущение. — Грида взяла камень, чтобы кинуть в чудище. И ей стало легче.

— Ты прав, извини. Но больше не пускай её.

Путята замялся, слегка поблек, отчего сквозь него стали просматриваться деревья.

— Что еще случилось?

— Да тут такое дело… Понимаешь, она все бегает к пруду. Говорит, жалко собачку…

— Надо отпустить собачку! — крикнула Грида, свесившись из окошка чердака. Её светлые волосы распушились, а голубые глаза излучали азарт.

— Ах ты, маленькая егоза! — Путята потряс в её сторону пальцем, чем только рассмешил ребенка.

Добрыня втянул Гриду на чердак, вызвав громкий протест.

— Ей нельзя и близко подходить к нему, — сказала я Путяте, понизив голос.

— Да как ей можно запретить? — Путята всплеснул руками.

Судя по скрипу лестницы за дверью, Добрыня спустился с чердака. Вслед зачем послышался топот детских ног. Спустя секунду девочка распахнула дверь и выбежала на крыльцо.

— Тетя Ведьма, я хочу увидеть собачку! Ему же так скучно одному! — звонкий детский голос разнесся по лесу. Под мышкой у Гриды был зажат зайчонок, который сопротивлялся такому обращению, суча задними лапами.

Я наклонилась вперед.

— Ты же его задушишь, Грида! — я забрала у девочки зайца и отпустила его на траву. — Ты даже не можешь позаботиться о зайчике, а уже хочешь освободить собачку!

Девочка насупилась, сцепила ладошки в замок и принялась крутиться туда - сюда. Её энергичность вкупе с любопытством могут вылиться в печальный опыт. Встречу со своими страхами мало кто из взрослых может выдержать, что уж говорить о ребенке. А девочка всё не уймется.

— Грида, собачка у меня злая. Понимаешь?

Её обида испарилась. Она приоткрыла рот и округлила глаза.

— Злая? — переспросила она.

— Конечно.

Голос мой по-прежнему напоминал шелест, но стал более громким и четким. Что значит практика.

— Поэтому к нему лучше не ходить.

— А он сам приходил, тетя! — с радостью призналась девочка и осеклась, поняв, что проболталась.

Если бы Моркл напугал девочку, то она бы так не радовалась сейчас.

Когда мы с Дареном уехали из Чарующего леса, Путята освободил Моркла. Но когда на территории леса появились гости, Моркла снова пришлось изолировать. Конечно, ночью за пределами изгороди он свободен, но днем на цепи.

— Как это случилось? — все, что я смогла произнести. Ведь даже меня присутствие стража нервирует. Что уж говорить о ребенке?

— Ему было скучно. Он пришел познакомиться. И прятался за деревом!

— Что было дальше, Грида?

— Ничего. Он ушел, — ответила Грида, погрустнев.

— Ты выходила ночью во двор?

— Я выбежала рано утром!

— Постарайся больше так не делать.

Грида молчала, опустив глаза.

— Собака у меня злая. Лучше держаться от неё подальше, — добавила я, видя, что девочка уперлась.

— Хорошо, — ответила она еле слышно.

Так будет лучше для всех. Моркл обладал способностью видеть страхи людей и создавать иллюзии. Общаться, как Путята, он не умел, но был разумен. Он мог чувствовать и передавать свои чувства.

Грида опасности лесу или мне не представляла, но все же трудно предсказать, как он воспримет девочку и что может ей показать.

Вернувшись во дворец, я погрузилась в медитацию. Нужно было восполнить потраченную на путешествие энергию и заняться накопителем.

Если бы я раньше знала, что дворцы под охраной духов огня, то поостереглась бы контролировать чужие мысли, отводить глаза и создавать накопитель в стенах Карплезира. Но, по всей видимости, такие простенькие манипуляции с маной не привлекают внимание духов. Даже заклятье поиска они не почувствовали, пока я не вложила достаточно много силы для обхвата всей территории Карплезира.

Что могло статься с духами в отсутствии мага-посредника? Скорей всего, они забыли цель своего существования. Без четких приказов и границ дозволенного, они растерялись в чужом для них мире.

Нет, конечно, одичать, как дичают духи, лишенные доступа к Прародительнице, они не могли. Ведь в отличие от духов, которых удерживают насильно, с грифонами был заключен контракт. Но могли начать защищать преимущественно себя самих.

Учитывая, что вчера я могла привлечь их внимание к своей персоне, я попросила наносить мне воду в кадушку и в ванну. Домыслы домыслами, а иметь запасной вариант на случай визита грифонов всегда спокойнее.

К счастью, вода не понадобилась. Второй этап создания накопителя прошел без сжигающего огня грифонов. Я снова выложилась, и пришлось опять медитацией вбирать в себя ману.

До бала оставалось на так уж много времени. Пора было надевать платье и делать прическу. Проблема в том, что вчера утром Шура отпросилась навестить заболевшую мать. И пока не появлялась.

Найти горничную оказалось невозможно. Во дворце сегодня был сумасшедший дом. Гофмейстер бегал по всем этажам, раздавая указание лакеям, горничным, кухаркам и прочему подчиненному штату слуг. Слуги в свою очередь бегали, выполняя его указания: мыли, чистили, чинили, варили и пекли. С улицы долетали крики, слышалась суета экипажей, и почти физически ощущалось общее волнение.

В поисках другой горничной я спустилась до первого этажа. С кухни долетали изумительные запахи. А ведь я сегодня ничего не ела. В столовую меня не приглашали. И Шуры не было, чтобы принести мне обед.

Соблазн перехватить с кухонного стола был очень велик. Когда я вошла в длинное узкое помещение кухни, кухарки прервали свою работу. Лишь позади длинного широкого деревянного стола, который занимал половину комнаты, кухарка продолжала шинковать овощи.

— Добрый день! Я сегодня пропустила обед… — начала я, чувствуя себя неловко.

— О, графиня Ячминская! — сказала молодая кухарка знакомым голосом.

На кухне стало еще тише. Девушка, нарезавшая овощи, встала, держась за спину и большой круглый живот. Ей вот-вот рожать, а она работает.

— Дуняша? Разве тебе не пора рожать?

Она улыбнулась.

— Пока все лекари заняты. Сказали ждать, — ответила Дуняша с улыбкой. Казалось, её не тревожит подобное отношение.

Кухарки переглянулись между собой с беспокойством. Чтобы как-то защитить свою болтливую помощницу одна из кухарок, очень полная, но подвижная женщина, поставила поднос на стол и принялась расставлять еду.

— Чего ждать? Когда отойдут воды? А кто будет принимать роды?

— Василиса мне поможет, — ответила Дуняша, но улыбаться перестала. Она взглянула на кухарку, которая собрала мне еду на поднос.

Все женщины прекрасно знали, что если роды проходят без осложнений, то принять их не так сложно. Нужно лишь владеть нехитрыми знаниями. Но если случаются осложнения, то без помощи лекаря или хотя бы повитухи не выжить. В половине случаев такие роды заканчиваются смертью.

— Я сама тебе помогу, — сказала я. — Либо помощница лекаря госпожа Гречникова. На тот случай, если я не смогу.

Глаза Дуняши наполнились слезами. Она сильно сжала мою руку, а потом словно, опомнившись, отпустила. Кухарки, заметившие это, испуганно вскрикнули. Ведь служанкам положено держать дистанцию. За подобные проявления благодарности могли и выпороть.

— Все в порядке, — сказала я на их невысказанные опасения. — Где я могу поесть?

Дуняша проводила меня в пустующую смежную комнату, отведенную под столовую для слуг. Пока я ела, Дуняша поделилась последними новостями Престольного дворца и Карплезира в целом. На бал собралось около двух сотен гостей. Сегодня утром капитана Казимова император назначил командующим Собственным Конвоем. Бывший командующий исчез при странных обстоятельствах больше месяца назад. Очень осторожно она намекнула, что вчера конюх Авдотий видел, как одна из придворных дам скакала на лошади, колдуя и сжигая огнем преисподней все на своем пути.

Дуняша понимала, что это была я, но, тем не менее, сидела рядом со мной. И даже пыталась предупредить.

Я всматривалась в молодую девушку, пытаясь понять, что ею движет. Неужели она так боится за своего ребенка, что готова принять помощь от нечисти? Именно так, бесами и демонами, клеймят магов попы и ярые верующие. Простые и боязливые жители империи с охотой подхватывают это утверждение, перекладывая вину за все свои беды на магов.

Поблагодарив за обед, я отправилась попытать счастья в Георгиевский дворец. В Престольном дворце все горничные были расписаны, и мне было никак не втиснуться в их плотный график обслуживания.

Чтобы сократить путь, я решила воспользоваться стеклянным мостом, соединяющим два дворца на высоте четвертого этажа. Обычно путь к мосту был перегорожен, потому как мост возводили маги. Придворные и слуги опасались ходить по длинному сооружению из стекла, разделенного медными рейками на квадраты. Но сегодня, видимо, в честь бала мост был открыт.

Может, они и правы в своих опасениях. Ветер здесь дул не шуточный.

Но вид открывался захватывающий. Эндимион и Акидон отражались от меди, заставляя сверкать длинный прозрачный мост. Ступая по прозрачному полу, казалось, что я иду по черно-белым, уменьшенным в пять раз геометрическим фигурам Малого Парка.

У меня перехватило дыхание от восторга. И от ветра, который буквально выбивал воздух из легких, поднимая вверх юбку и волосы.

Когда я оказалась под сводами Георгиевского дворца, преградивший мне путь гвардеец слегка поклонился и пропустил вперед. Он любовался видом, оставаясь на каменном полу. Поклон выражал восхищение.

— Вы очень храбры, графиня, — сказал он.

— Мост только кажется опасным. А так вполне надежен.

В Георгиевском дворце суматохи было на порядок больше. Основная часть гостей размещалась именно в этом дворце. Слуги бегали от комнаты к комнате, то разыскивая нужную шляпку, то иголку с ниткой. Два нижних этажа дворца были и вовсе закрыты для посещения. Повсюду стоял караул Собственного Конвоя Императора. Если бы не бал, который состоится в Янтарном бальном зале второго этажа, то можно заподозрить неладное.

Возвращаясь к стеклянному мосту, я встретила фельдфебеля Донского. Он спешил, и ему было не до разговоров. Обычно веселый и легкий в общении мужчина был нервозен и раздражен.

— Графиня Ячминская? — Макс замялся, не зная как реагировать. — А вы уже от императора?

Я удивилась. Меня никто на аудиенцию не приглашал. Так с чего бы мне идти от императора?

Макс осекся.

— Извините, за бестактность. Вы кого-то ищете? — Макс попытался повернуть разговор в другое русло.

— Честно говоря, я ищу горничную. Это морклово платье невозможно одеть без помощницы! — ответила я. Получилось чересчур эмоционально, но я была близка к отчаянию.

— А, горничную… Ну хорошо, я подумаю чем можно Вам помочь! Извините, меня ждут! — ответил Макс, и поспешил вниз.

Определенно у них что-то случилось. Что ж, видимо, пока знать что именно, мне не нужно.

Несолоно хлебавши, я вернулась в свои покои.

Сев перед трёхстворчатым зеркалом и облокотившись на тумбочку, я размышляла о том, насколько будет малодушно, если я не приду на бал. Причина банальна: я не могу сама зашнуровать платье и сделать прическу. Нет, конечно, я могла бы надеть котарди, причесать волосы и отправиться штурмовать бастионы холода и призрения, которые так любит воздвигать знать. Но, как сказала камеристка, церемониймейстер развернет меня перед дверьми в бальную залу.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала я, тупо уставившись на свое отражение.

Дверь дёрнули — ключ вывалился из замочной скважины, брякнув об паркет. Совсем забыла…

— Сейчас, минуточку!

На пороге стояла Апраксинья Августовна с поджатыми губами, сцепленными в замок руками и гордо поднятым вверх подбородком.

— Решила узнать собрались ли Вы на бал, — она стояла за порогом, как глыба льда.

— Как видите, — я развела руками.

Она вошла, держа спину прямо, свысока обсмотрела комнату и недовольно хмыкнула.

— Как можно в одной сорочке, когда до начала меньше двух часов?

Я пожала плечами и постаралась улыбнуться приветливо и скромно.

Она немного оттаяла.

— Платье подошло?

— Да, — я кивнула, скрыв недовольную гримасу.

— Это уже что-то. Ладно, мы наденем платье, а потом займемся прической. Да и, кстати, надо припудрить ваше лицо. Загар — считается верхом холопства.

Не знаю, где она увидела загар на моей коже. Он смылся на третий день после приезда в столицу.

— Если время останется, то постараюсь отыскать вам подходящий по размеру парик…

Старшая горничная ловко шнуровала корсет, при этом снабжая меня, по её заблуждению, важной информацией. Кого ожидают на балу, от кого нужно держаться подальше, к кому поближе, с кем непременно поболтать, над кем посмеяться, с кем пропустить бокал, а с кем наотрез отказаться от выпивки. В это время я думала о том, что нужно будет постараться рассмотреть всех собравшихся. Быть может, среди них окажутся заговорщики.

— Прекрасно, просто прекрасно! — Апраксинья Августовна сновала вокруг меня, разглядывая платье со всех сторон, — Ничего лучше бы Вы не нашли — это точно.

Она окончательно оттаяла, простив мне обиду.

— Сейчас наденем парик, будете, как принцесса! — она побледнела. — Ой, я хотела сказать, не как принцесса, она все же краше…

Я дернула женщину за рукав.

— Апраксинья Августовна, Вы не волшебное говорящее зеркальце. Или шпионов боитесь?

— Что за глупости, я говорю правду. В смысле оговорилась я просто. С кем не бывает?

Она завертела головой, будто оправдывалась перед палачом, обвиняющим её в немыслимой клевете на сестру императора. По щекам гулял лихорадочный румянец.

— Чего вы боитесь?

Она ушла от ответа, продолжив на все лады расхваливать принцессу Абрагель. Вклинившись в поток комплементов принцессе, я настояла на прическе из моих собственных волос.

Апраксинья Августовна подкручивала шипцами свисающие на плечи пряди волос, когда в дверь постучали.

— Открыто, — сказала я, направляясь к комоду возле окна. Под комодом были припрятаны: кинжал и два ножа. Я нащупала рукоять ножа, и завела его за спину, поднявшись в полный рост. Сомневаюсь, чтобы на меня напали открыто, но лучше я буду мнительной, но живой.

В дверях стоял поручик Максимилиан Донской. Это было неожиданно. Все-таки я надеялась увидеть Дарена, но он, видимо, сильно занят, чтобы проводить меня на бал.

Нет, я тоже считала, что сегодняшний бал — это пир во время чумы. Я нашла бы себе занятие более полезное.

Впрочем, из этого мероприятия можно извлечь пользу. Если постараться.

Его тонкие слегка напомаженные губы растянулись в улыбке.

— Вы очень соблазнительны, графиня. Это платье подчеркивает ваши прекрасные достоинства. Дарен просто обомлеет.

Я подавила желание кинуть в него увесистой книгой. Апраксинья Августовна покраснела и хотела что-то сказать, но я её перебила.

— Спасибо за помощь, Апраксинья Августовна. Теперь мне нужно побыть одной.

— А как же белила?..

— Я сама. Благодарю за помощь.

Она поклонилась и вышла, поджав губы. Кажется, я опять её расстроила своим поведением.

— Дайте мне пять минут.

— Понимаю. Внести последний штрих?

— Что-то в этом роде, — ответила я.

Конечно, ни о каких белилах и парике не могло быть речи. Я приладила ножи на бедра и окинула себя последним оценивающим взглядом. Темно-зеленое платье подчеркивало светлую кожу и оттеняло глаза. Каштановые волосы завиты локонами и подняты вверх. Лихорадочный блеск в темных миндалевидных глазах и румянец придавали опасного очарования. Решительность во взгляде и даже некоторую жестокость я постаралась смягчить улыбкой. Так-то лучше.

Я отказалась от обручей, которые помещались под юбку и делали её пышной, и отказалась от парика. Пусть сами носят свои парики. Корсет поднимал грудь, глубокое декольте её открывало наполовину. Мне это не нравилось. Не люблю, когда на меня смотрят с вожделением. Особенно всякие слащавые подлецы, льстецы и прочие напомаженные индюки.

— Прошу, — сказал Макс, подставляя свой локоть для моей руки.

— Спасибо, — я дотронулась кончиками пальцев до его локтя.

Мы вышли на парадную лестницу, ведущую в Янтарный бальный зал, и влились в толпу придворных.

Сытые, завистливые лица оборачивались и бесстыдно рассматривали меня с ног до головы. Как же, новое лицо! Плюс моя репутация и должность.

Макс наклонился ко мне и шепнул:

— Не обращайте внимания.

Перед нами и следом за нами спешили на бал пары и семьи с детьми, племянницами, добрыми тетушками, решившими побаловать домочадцев. Дамы увешаны драгоценностями, все в пышных дорогих платьях. Кавалеры в строгих костюмах с орденами и медалями. Военные в мундирах с эполетами и наградным оружием, которое разрешалось носить на балы и приемы. Большинство мужчин принадлежали к военным. Император отдавал им предпочтение, считая высшей кастой.

Последним писком и, вероятно, неописуемой смелостью среди женщин считался «естественно» блондинистый цвет волос, полученный с помощью заграничной и безумно дорогой перекиси водорода. На подавляющей части рисковых модниц, думаю, в данный момент красовались парики. Те же, кому повезло, и волосы выдержали издевательство химией, отпугивали желтизной.

Были и те, кто носил свои собственные волосы, без глупости и жеманства. Судя по всему, они были самыми разумными и адекватными из всего женского общества.

Мы прошли в следующий зал. Белизна стен, пола и потолка создавали впечатление стерильности, а высокие потолки принижали. Около зеркала выстроились дамы разных возрастов. Семейный выход. От пестроты нарядов рябило в глазах.

Молоденькая девчонка в светло-розовом платье, лет пятнадцати на вид, выпятив ухо, с ужасом рассматривала увиденное в зеркале:

— Мама! Мне забыли напудрить уши! Вот позор!

— Ничего страшного, детка. Сейчас, сейчас исправим, — ответила мать девочки, доставая белила.

Следующий зал был меньше: позолоченные стены, тяжелые бордовые портьеры и ореховый паркет, натертый до блеска. Зал был заполнен охраной и бальной толпой, выстроившейся в очередь по два человека, чтобы после тщательного осмотра, наконец, попасть в Янтарный бальный зал. Причем численность гвардейской охраны превосходила численность гостей.

Мы встали в очередь.

У дверей стояло четыре охранника в полном боевом облачении. Один производил досмотр, остальные следили за порядком в очереди. В основном они осматривали штатских мужчин, обшаривая их костюмы. Но один, усердный, осматривал и дам. Что вызывало возмущенный ропот.

Когда очередь дошла до нас, Макс представил нас:

— Графиня Ячминская и обер-офицер лейб-гвардии поручик Донской.

Охранник с равнодушным лицом похлопал по фигуре Макса в поисках спрятанных ножей.

— Так, погоди-ка, сержант. Графиня Ячминская… — его глаза скользили по моей фигуре, — Вас надо осмотреть на предмет наличия острых предметов.

Когда его сально-поблескивающие глаза наткнулись на мой взгляд, он опешил.

— Ты с кем разговариваешь, не забыл? — я говорила вкрадчиво и приглушенно, — Кто тебе позволил ощупывать дам?

— У нас приказ — осматривать всех, — немного виновато сказал сержант, стоящий рядом.

Я поймала его взгляд. Зрачок расширился, а потом сузился.

— Меня Это Не Касается.

— Вы правы, графиня. Проходите, — ответил гвардеец обмякшим голосом. Очередь теперь будет продвигаться значительно быстрей.

Макс посмотрел на меня с долей страха и непонимания. Но скоро он поймет, что пора заканчивать с комплементами.

Церемониймейстер, пожилой сухонький мужчина во фраке, с белыми перчатками на руках, взялся за ручку, чтобы открыть нам двери.

Когда мы вошли в Бальный зал, церемониймейстер громко объявил нас.

Зал завораживал. Электрическое освещение заменяла поражающая своими размерами двухсаженная люстра, утыканная свечами. Стены были облицованы белым мрамором и светло-желтым янтарем в виде фигур мифичных божеств. Боги, статные мужчины и прекрасные женщины, с чересчур большими глазами и тончайшими талиями, демонстрировали удовольствия праздной жизни. Пол был выложен насыщенно-вишневым лакированным паркетом. Сверкающий золотом, светлым и темным янтарем свод потолка куполом шатра смыкался высоко над головой, и по цвету эффектно дополнял паркет и стены.

Это была огромная бальная зала, способная вместить около двух сотен человек. Около стен толпилось множество разряженного народа, жужжащего, как стая пчел. То и дело хлопала дверь, и звучал громкий раскатистый голос церемониймейстера.

Гвардейцы в праздничном обмундировании и саблях наголо ревностно берегли проход для императора. Оркестр музыкантов в белых костюмах с жабо, человек двадцать, настраивали инструменты — их разместили в самом конце зала.

За мной по пятам следовал Макс. Мы продвинулись в толпу. На нас практически не обращали внимание. Лишь изредка взгляды замирали, и сквозь маску высокомерия и чванливости проскальзывало осуждение или зависть.

Все притворялись. Внутри же под маской таился страх. Можно быть богатым и влиятельным, но многого боятся: потерять деньги, уважение, славу; стать обычным человеком из серой толпы, бедным и неузнаваемым; открыть истинные чувства; стать неугодным императору.

— Давай прогуляемся по залу, — попросила я Макса.

Тот лишь удивленно взглянул на меня и повел, лавируя между собравшейся знати. Макс оказался довольно понятливым и неназойливым спутником. Вопросов не задавал, хотя должен бы был. Попутно он здоровался со знакомыми и знакомил меня, тем самым придавая цель нашей прогулке.

У девочки-подростка я обнаружила старинный кулон, притягивающий внимание мужчин. Пурпурное свечение было слабым. Передавалось украшение скорей всего по наследству для выгодного замужества.

Тучный генерал носил кольцо с изумрудом, которое помогало добиваться поставленной цели.

Более ничего. Жалкие остатки от деятельности магов прошлого. Никакой зацепки. Либо ответы лежат глубже, чем я рассчитывала.

Мы сделали еще один круг. Настроения были разные. От сдержанных, патриотических и боязливых, до накаленного предчувствия праздника. Опасность витала в воздухе, как шлейф дорогих духов. Её можно было почувствовать, но определить от кого исходит было трудно. Лишь отголоски будущего, слишком далекого, чтобы сказать каким оно станет.

— Как Вы в такой дремучей глуши просидели и не умерли со скуки?

— Я говорил, что все высокородные дамы немного мазохистки?

Подобные высказывания, слегка переиначенные, звучали от многих. Дамы восхищались платьем, мужчины делали комплименты моему голосу, обворожительной улыбке. Я опускала глаза, за ресницами и улыбкой скрывая настоящие чувства.

Мою прогулку сопровождал внимательный взгляд. Тот, кому он принадлежал, видел насквозь мои действия. Взгляд не из толпы, а будто над ней. Взгляд буравил мне затылок. Когда я стояла к нему лицом, прожигал лоб.

Макс шепнул, что надо поприветствовать семейство Казимовых. Родители Дарена и сестра стояли тесной группкой в десяти шагах от нас. Заметив Макса, женщина улыбнулась и кивнула. Отец Дарена, генерал в отставке, держался сухо и строго. Мать, наоборот, лучилась приветливостью и добротой. Сестра, девушка лет шестнадцати, с неприязнью и ревностью косилась в мою сторону, на поручика же смотрела влюбленными глазами. Внешне они все были светловолосы, голубоглазы, с приятными чертами лица, так напоминавшими самого Дарена.

Макс успел нас представить друг другу, когда объявили появление императора и принцессы.

Янтарные двери распахнулись, и по толпе полетел завороженный восторгающийся шепоток: «Император!». Николай Великодушный шел в сопровождении принцессы и двух караульных Собственного Конвоя. Выглядела императорская семья помпезно: Николай в белом парадном мундире, на плечах пурпурный плащ с соболиной оторочкой, на голове золотая корона в драгоценных камнях; Абрагель была в черном бархатном платье и золотой диадеме, удерживающей распущенные золотистые волосы.

Дарена не было видно. Где же он?

— Прежде, чем начать бал, я хочу поделиться нашей утратой. Позавчера была убита виконтесса Мария Луизирская, верный друг императорской семьи.

Воцарилось молчание, прерываемое всхлипами, охами и ахами.

— Я рассчитываю, что новый императорский маг поможет в расследовании странной смерти виконтессы и убийца будет наказан. Представляю вам — графиня Верелеена Ячминская, мой придворный маг, — сказал император.

Хотелось бы мне обмануться, но по всему выходит, что убитая виконтесса и есть моя несостоявшаяся убийца. Смерть которой мне предстоит расследовать.

Меня заранее проинструктировали, что я должна стоять вблизи трона, поэтому я шагнула вперед и оказалась перед светлейшими очами его величества. Очи осмотрели мою прическу, платье и даже зону декольте. Он был удивлен тем, что я могу выглядеть, как придворная дама, и что мне будет идти этот образ.

— Отныне графиня Ячминская является придворным магом. Должность сия долгие годы была упраздненной, потому, надеюсь, Вы оправдаете мое доверие.

— Сделаю все от меня зависящее, ваше величество, — ответила я по протоколу.

Губы принцессы изогнулись в саркастической улыбке.

— Подойдите и склоните голову.

Он надел мне на шею тяжелый медальон на золотой витой цепочке. От медальона пошло тепло. Разливаясь по всему телу, тепло заполняло каждую клеточку моего организма. Мне показалось, что если я взмахну руками, то могу взлететь. Чего публика не выдержит. Поэтому я стояла, боясь пошевелиться. Звуки померкли и, словно сквозь вату, я почувствовала как чьи-то руки поднимают мое тело с колен.

— Графиня? С Вами все в порядке? — Макс тянул меня вверх.

— Нет. Но спасибо.

Макс рассмеялся шутке, чем немного сгладил произошедшее.

Как пьяная, я поднялась на ноги. Император сидел на троне и с интересом меня рассматривал.

— Ваше величество, кому принадлежал этот медальон?

Встревоженная, словно пчелиный улей, толпа затихла.

— Я уже и не помню. К чему эти глупости? Теперь он Ваш.

Медальон принадлежал отцу, больше некому. К тому же, отец рассказывал, что когда он служил старому императору, у него был Spiritus exercitus, замаскированный под медальон. С помощью Spiritus exercitus отец управлял духами-стражами дворца.

Присев кое-как в реверансе, я соединилась с толпой.

Вести пустые разговоры я была не в настроении, отвечая односложно или вовсе игнорируя Макса. К нам подходили какие-то люди. Я не смотрела на них. Макс принимал огонь на себя, оправдывая меня и любезничая за нас двоих.

— Я хочу сбежать отсюда. Я здесь задыхаюсь!

Голос разума, в лице Макса, был непреклонен:

— Вы же знаете, моя милая графиня, что должны быть до конца.

Я стояла посреди толпы и думала о том, как было бы здорово полетать сегодня над своим лесом. Я так соскучилась по Путяте, по спокойному голосу леса, по пению птиц и ночной разноголосице кузнечиков. Даже по Морклу.

Можно было совершить безумство и полетать над дворцами, но грифоны по-прежнему прячутся в статуях. Да, ночью они менее опасны, но накопленной энергии хватит вполне, чтобы спалить одну самоуверенную магиню.

— А вот и Дарен. Как принц ворвался в скуку бала и растопил сердца всех дам.

Я вытянула шею, чтобы из-за кружащих в вальсе пар увидеть его. Дарен был, как и прочие офицеры, одет в парадную форму, белоснежную с голубыми вставками, которая с выгодой оттеняла его загар. Загара он, как и многие военные, не стеснялся, чем заслуживал уважение. Волосы его, цвета выгоревшей пшеницы, против обычного, были зачесаны назад. В движениях прослеживалась сила и грация физически сильного, тренированного тела. Наклонившись над троном, он докладывал о чем-то молодому императору.

Взгляды, которые он бросал на меня, обжигали. Моркл пожри, этот мужчина действует на меня, как демон-инкуб. И если с суккубом я могу справиться, то с притяжением Дарена бороться тяжелее.

Я повернулась к нему спиной, чтобы не видеть.

Макс подметил мой маневр, но лишь усмехнулся. Я ожидала услышать от него очередную остроту, но «мой кавалер» выхватил с подноса проходящего мимо лакея два бокала с игристым вином. Один бокал он протянул мне.

— Давайте выпьем… — начал было поручик Донской и замолчал, переключившись на происходящее за моей спиной.

Я тоже обернулась. Тост Макс прервал, увидев приближающегося Дарена.

— Где же ты был, о, Дарен? — сказал Макс в своей привычной манере язвительности и сарказма.

— Да так… — сказал Дарен, игнорируя нетерпеливое ожидание друга.

Мы смотрели друг на друга. Мне казалось, что я не видела его очень давно. В его же душе я читала досаду и нетерпение.

— Мне нужно поговорить с тобой. Наедине. Макс?

— Где твои манеры, друг?

— Какие уж тут манеры? — вопросил он, при этом приглушая голос и тон, чтобы меньше привлекать внимания.

Макс ушел, высматривая хорошенькие личики в бальной сутолоке.

— Итак?

Вокруг Дарена сгустилась давящая атмосфера невысказанного и наболевшего. Взгляд стал тяжелым, тело каменным от напряжения.

— Скажи как есть, — посоветовала я и сжала ладонью его предплечье.

Позади раздался высокий энергичный смех, словно по нервам кипятком.

— Я хочу, чтобы ты вела себя более традиционно. В обществе. Слухи итак ползут, а ты их подхлестываешь. Знаю, что обещал защиту, но от взбесившейся толпы с вилами еще никто не спасался. Даже Ворошилов. Не стоит провоцировать!

— Сцену в камере я помню. Можешь не напоминать.

— Прекрасно. Так вот, я лишь прошу о том, чтобы в толпе ты… — продолжил он в том же увещевательном тоне.

— Дарен, о чем ты? — я перебила его.

Он немного поостыл, а точнее задумался. Я бы еще поняла, если бы он вычитал меня за случай на проходной.

— Мне ничего ровным счетом не угрожает. Во мне видят исключительно Графиню.

— Нет…

— Да. Ты один смотришь на меня, как на опасную колдунью. — Я приблизила свое лицо к его, чувствуя дыхание.

— К чему?..

— К тому, что ты можешь быть спокоен за меня, — я говорила, почти шептала ему в ухо, опираясь на его плечо, обнимая. Наверное, так змеи обвивают своих жертв. Или матери детей.

— Ты волнуешься за меня — это очень приятно. Но получается, ты видишь не так, как другие. Ты придумываешь то, чего нет.

— Или больше других, потому что знаю, как может быть. Как толпа теряет рассудок и устраивает самосуд. Если ты не будешь осторожней…

Его взгляд окрасился лихорадочным мерцанием, тем таинственным светом, который говорит о повышении температуры тела и взаимодействии с окружающими все живое полями.

Я отскочила от него, как ошпаренная, и ударилась в чью-то грудь.

— Дарен, я, конечно, многое понимаю, но надо все-таки скромнее. На вас показывают пальцами. Наше общество не переваривает подобных сцен.

Как только Макс отвлекся, Дарен полыхнул на меня опять моим собственным взглядом. Сила была разбавлена злостью, недоверием — небольшим путчем чувств — что было хорошо. Это было нормальным для него.

Ненормальной была его энергетика. Энергетические каналы его тонких тел расширились, и по ним бежала мана. Мана была прерогативой магов и никаким образом не могла впитываться обычным человеком. По тонким «венам» обычных людей текла прана и только.

Энергосистема одаренного человека позволяла помимо праны впитывать ману и использовать её по своему усмотрению. В каналах тонких тел адепта, вступившего на путь овладения магией, превалирует прана. Мана тоже присутствует, но незначительно. Постепенно в процессе обучения организм перестраивается, и мана составляет порядка девяноста процентов всей энергии тел. Но это в случае с одаренным.

Аура Дарена стала ярче и насыщенней, что говорило о Силе. Одновременно с тем как Дарен успокаивался, концентрация маны уменьшалась. Я не могла поверить в то, что вижу.

Мы стояли в углу, за высокой Моновской вазой с белыми лупоглазками, но были как на ладони. Стайка хихикающих девушек испарилась. Как давно — не помню.

— Добрый вечер, офицеры, графиня, — Катя слегка склонила голову. Я с ней условилась о встрече после бала, но уверенности в том, что она захочет продолжить знакомство, не было.

Макс расплылся в обезоруживающей улыбке и поцеловал Кате руку.

— Поздравляю с назначением, Верна, — сказала Катя. — Почему ты не говорила, что обладаешь Даром?

Если уж она после того как меня назначили императорским магом считает возможным общение, нужно оправдывать её расположение.

— Я думала, ты испугаешься, — ответила я правду.

— У моей бабушки был Дар. Только он никому из внуков не передался. А жаль, — сказала она.

— Я приду в лазарет в ближайшие дни, и мы сможем поговорить. Здесь не самое подходящее место, — ответила я Кате, оглядываясь.

Пока мы говорили, Макс с Дареном перекидывались взглядами, говорящими громче слов о глупости моей попытки утаить принадлежность к магам. Вмешаться они не пытались, со снисхождением слушая наши трогательные любезности.

На погонах Дарена появились две красные продольные полоски, вместо одной.

— Тебя повысили? — спросила я, пытаясь угадать были у Дарена маги среди родни. Мог ли это быть разовый всплеск Силы? Если так, то беспокоиться не стоит. Бывает, что у людей без Дара, случаются всплески Силы.

— Дали полковника, — Дарен сказал так, будто стеснялся повышения.

— Верелеена, Дарен скромничает. Его не только повысили, он теперь командир Сборного полка и командир Собственного Конвоя Императора!

Дирижер объявил белый танец. Завязалась возня: дамы приглашали кавалеров и пары спешили занять пустые места в зале. Музыка величественная, но тоскливая, поплыла по залу.

Расталкивая оставшихся без кавалеров девиц, к нам пробивалась женщина в красном атласном платье с декольте на грани приличий. Она была красива, и думаю, без зазрения совести злоупотребляла властью, которую дает красота и зрелость.

Дарен с Максом стояли к ней спиной, поэтому не могли её видеть.

В снисходительном изгибе пухлых губ скользила железная уверенность в собственной неотразимости.

— Добрый вечер! — Голос её был низок и мягок, но оставлял склизкий осадок. Она обращалась к Дарену. — Офицер, позвольте пригласить на танец.

Макс прильнул к её белой ручке и отвесил довольно низкопробный комплимент, рассчитанный на непритязательную, обделенную вниманием, дурнушку.

Дарен посмотрел на меня, моля глазами о помощи. Когда-то их связывали близкие отношения. Судя по властности женщины и упрямству Дарена, отношения сопровождались постоянной схваткой за лидерство. Спустя время, ничего не изменилось.

— Я уже приглашен, — он попытался улыбнуться, но вышла гримаса.

— Да? И кем же? — её лицо улыбалось, но глаза выдавали с потрохами.

— Мной, — сказала я и взяла его под руку.

Он повел меня, лавируя между танцующими парами, в самый центр зала. Вместо того, чтобы подтвердить свои слова делом, а именно вальсом, Дарен продолжал идти вперед. К балкону.

— А как же вальс? — я не пыталась скрыть насмешку.

— Ты хочешь танцевать?

— Может быть.

Дарен закрыл за собой стеклянные двери. Теперь мелодия стала глуше, то приближаясь, то снова отдаляясь, как прибрежная волна.

— Перед балом императору подбросили голову младшего адъютанта его Собственного Конвоя. К личным покоям.

«А еще ты тут бродишь в толпе, навлекая на себя опасность» — говорило его лицо.

У меня тут же отпало желание шутить. Я села на широкие каменные перила и откинулась на дворцовую стену. Сначала Дарен, потом я (хотя на этот счет уверенности нет), и, наконец, император. Очень похоже на бескровный переворот. Для начала хотят убрать всех верных людей, — так сказать, ближний круг. Потомственным дворянам, на которых держится власть государя, предоставят выбор. Только не думаю, что выбор будет широким. Финал проще некуда. Подушка на лицо императору во время сна.

— У тебя есть конкретные подозреваемые? — спросила я, втайне надеясь, что он сбросил шоры с глаз, и наконец, увидит, что Абрагель задумала нечто подлое.

— Имеются.

— Дискредитировать мы никого не будем. Можно собрать совещание в узком кругу. Уже по тому, как люди будут держать себя, можно будет многое сказать. А дальше — больше, — сказала я.

Дарен молчал. Думал, всматриваясь в лиловую темноту неба.

— И ты готова назвать нам причастных? — он перевел на меня взгляд, в который прорвалось беспокойство и требовательность.

Я их готова назвать хоть сейчас. Только зачем? Настроить против себя Дарена? И тогда я уже точно не смогу ничего сделать.

— Разве мы теперь не на одной стороне? — ответила я, вместо того, чтобы посоветовать ему присмотреться к ближайшему окружению.

— Верна, я совсем не это имел в виду. Я лишь хотел сказать…

— Я знаю. Забудь…

— Нет. Я имел в виду, что это вроде как расходится с твоими принципами. Ты уверена, что нам стоит затевать эту встречу?

Я спустилась с перил.

— Конечно, я уверена. Нити от этого заговора можно протянуть очень далеко — слишком далеко, чтобы бездействовать. К тому же, если за тобой охотятся заговорщики, в случае успеха они успокоятся.

Он шагнул ко мне. Мы оказались лицом к лицу. Его лицо было над моим, все же он выше меня. Хотя он стоял близко, но не настолько, чтобы я вновь потеряла над собой контроль.

— Завтра нам нужно осмотреть место преступления, — его голос стал тише.

— Завтра так завтра. А сегодня я устала и хочу уйти с бала, — я даже добавила капризных ноток в голос.

Он нахмурился.

— Ты что-то задумала.

Когда он успел настолько меня изучить? Можно подумать, что я открытая книга. Ладно, любопытство — это ведь не преступление?

— Ничего такого, что бы ни соответствовало моей новой должности.

— И не надо меня расспрашивать, — добавила я, опережая Дарена. — Тебе все равно это не понравится.

— Да, ты права, — он сжал мой локоть, твердо, но не жестко, ограничивая в движении.

Я пропустила момент, когда он придвинулся очень близко. Обручи под юбку я отказалась одевать категорически. Этот пытательный инструмент «красоты» пусть носят светские модницы. На мне был корсет и пышная юбка на кринолине, которая легко прижималась к телу. Поэтому я могла чувствовать каждый изгиб его тела, сильного и тренированного. От этого ощущения по телу проходил ток.

— Ты мне доверяешь или нет? — я попыталась разозлиться.

— Тебе правду сказать?

Дарен наклонился чуть ближе. Второй рукой он обнял меня, просунув руку мне подмышкой, и притягивая еще ближе к себе. Сегодня он пах иначе. Шампанским, хотя вряд ли его пил. От его запаха и близости перехватило дыхание. Не знаю, чего он хотел добиться больше. Надавить морально, чтобы я выложила ему свои планы или снова поцеловать. Грань была размыта.

Стеклянные двери распахнулись.

— Вот Вы где, офицер! — воскликнула дама в красном. — Видимо, пытались отыскать соринку в глазу магини?

Я усмехнулась. А дама-то не из пугливых, еще и с юмором.

— Ты помешала, — сказал Дарен, по-прежнему удерживая меня в своих объятиях.

— Я так и думала, что не помешаю, — ответила она, проходя к перилам балкона.

— Верна, пойдем, — сказал Дарен и потянул меня к распахнутым дверям.

— Даже не спросишь, как я поживаю, Дарен? Неужели тебе совсем не интересно?

— Легко догадаться как ты. Встречаешься с очередным любовником, пока муж на службе.

Она резко обернулась. А мне захотелось сбежать. Запрыгнуть на перила и улететь подальше от этих разборок.

— Как это низко с Вашей стороны, офицер! Оскорблять даму!

Я попыталась выдернуть свой локоть, но Дарен, как клещ вцепился в меня.

— Только так, — ответил он и потащил меня в зал.

Вспомнив о приличиях, Дарен отпустил мою руку. Взамен он предложил мне взяться за его локоть. Мне хотелось его отправить на деревню к дедушке считать гусей, как говорят у меня в Гжатском уезде. Но необходимо было соблюдать моркловы приличия. Поэтому я взяла его под руку, и мы пошли к выходу из Янтарного зала, лавируя между вальсирующими парами.

Когда шумная зала осталась за огромными закрытыми дверьми, Дарен сказал напоследок:

— Будь осторожна.

В ответ я улыбнулась. Он беспокоился за меня и мне это нравилось.

Поднявшись к себе в покои, я заперлась на ключ. Нужно было проверить свойства медальона. Начертив воском защитный круг, внутри круга я нарисовала символы стихий. Четыре основные стихии должны будут создать внутри круга колебания энергетических потоков. Духа-охранника призывать смысла не было. В случае нападения грифонов он только выдаст мое местоположение. А так круг сделает меня невидимой для духов и даст время для защитных заклинаний.

Я села в круг в позе лотоса и закрыла глаза. Вложив поочередно Силу четырех стихий в символы, я активировала защитный круг. Мне нужно было успокоиться, выровнять дыхание и настроиться на медальон. Медальон был тяжелый, слепленный из двух круглых блинов золота и серебра. Гравировка в виде пятилучевой звезды была на лицевой золотой стороне. На оборотной серебряной стороне были нанесены символы стихий, космоса и мира Элини, а также выбита надпись на виргалейском: «Подчинись моей воле». Эти слова использовались как заключительная часть очень многих заклинаний и ритуалов. На медальоне она могла означать, что владелец, обладающий Силой, может подчинять себе существ, связанных с медальоном.

Я сосредоточилась на частичке Силы, заключенной в медальон. В ответ тот стал теплеть. Посмотрев внутренним зрением, я увидела, как энергия расходится меридианами вокруг медальона, расширяясь и принимая форму шара. Меридианы, пройдя сквозь мои тела, вступили во взаимодействие с моей энергией. Нагревшись сильнее и расширившись, меридианы засияли всеми цветами радуги и стали подстраиваться под мои тонкие тела.

Медальон оказался Spiritus exercitus, как его называют маги. Очень сложная по созданию и плетению энергии вещь. Украденный и одетый на шею вором Spiritus exercitus убивал за считанные минуты. Переданный добровольно должен был служить новому хозяину верой и правдой.

Подстроившись под меня, Spiritus exercitus показал всех подвластных ему существ. Ими оказались грифоны, иморы и келпи. Духи, почувствовав нового хозяина, проснулись, выбираясь из скульптур, реки Ольшенки и подземелья.

Я стерла границу круга, спрятала нож в складках пышной юбки и отправилась на крышу. Только там в данное время я могла спокойно завершить ритуал.

На крышу вела узкая железная лестница. Взобравшись по лестнице, я оказалась на покатой черепичной крыше. Передвигаться в пышном платье было неудобно, но приходилось терпеть. Нужно было как можно быстрее завершить ритуал, пока духи не нашли меня первыми.

— Силой, данной мне при рождении, Spiritus exercitus, дарованным мне, призываю духов-защитников явится ко мне! — сказала я, чувствуя как с каждым моим словом, медальон снова нагревается. Меридианы энергии, заключенной в Spiritus exercitus, увеличились в размерах, проходя сквозь меня до лопаток.

Яркими огненными вспышками передо мной появились семь грифонов. У них было тело льва, орлиная голова, хвост и крылья. А еще длинные острые когти. Они взмахивали своими бело-огненными крыльями, обдувая печным жаром, и щери. Келпи в количестве трех материализовались в виде черных водяных коней. От них веяло морским бризом, но сладость этого ощущения была обманчива. Келпи в совершенстве владели убийственной силой воды, могли обрушивать водяные вихри, воронки и устраивать шторм. Четверо иморов бесшумно просочились сквозь черепицу крыши. Иморы были духами земли и предпочитали мрак и холод подземелий и погребов. Они выглядели как бесформенные призраки, серый влажный туман.

Всего я насчитала четырнадцать духов-стражей. Как отцу удалось объединить духов трех стихий в одном Spiritus exercitus оставалось для меня неразрешимой загадкой. Управлять одновременно духами двух стихий сложно, а трех это просто архисложно.

Каждой стихии присущи определенные свойства. Огонь это смелость, импульсивность и решительность. Вода это неспешность, милосердие, чувствительность. Земля — твердость, непоколебимость и практичность. Техника при общении с духами стихий в том, чтобы сузить спектр своих чувств до спектра присущего конкретной стихии. Быть с духом на одной волне, чтобы он понимал и выполнял приказы. Переключаться с одной «волны» на другую — вот, что требуется от мага, владеющего духами трех стихий.

Я порезала ладонь и приложила к медальону.

— Силой данной мне при рождении, Spiritus exercitus, дарованным мне, и кровью, пожертвованной мною, я закрепляю свое право власти над вами.

Повернув медальон серебряной стороной, я произнесла финальную фразу:

— Подчинитесь моей воле!

Из Spiritus exercitus полился серебристый свет, схожий со светом Каллы ночью. Омыв светом стражей, я окончательно закрепила свой новый статус императорского мага.

 

Глава 27. Встреча с Моиром

Я легла поздно и собиралась проспать до обеда. Тело успело расслабиться, и, провалившись в зыбучую темноту сна, подсознание только-только показало первые цветные картинки сновидения. Вынырнув нехотя из состояния долгожданного отдыха, я открыла глаза. Меня кто-то звал. Над моей кроватью, в лучах серого рассвета, парил Моир.

— Моир?

Появление архимага могло означать только одно. У него есть новости касательно магов, нарушивших границы миров. И возможно, план действий. Хотя насчет последнего я сильно сомневаюсь. Ведь покойный архимаг, как правило, только наблюдает.

— Приветствую, Верелеена.

Я села на кровати, чтобы окончательно проснуться. Закрыв глаза, я начала скользить по его мысленным образам. Ритуал был приветствием, вежливостью и естественным инстинктом, пренебречь которым мог только очень глупый маг.

— Я вижу в тебе ауру силы, — произнес Моир.

— Да, все так.

— Не кайся. Пока ты еще можешь вернуться. Ты же хочешь вернуться?

— Непременно, — в моих эмоциях было слишком много страстей и отрицания.

Для Моира главный принцип существования — это наблюдение. Аура его спокойна и безмятежна по цветопередаче, что говорит об уверенности и спокойствии. Чтобы он вмешался, применив Силу, должно произойти нечто чрезвычайное.

Я же раз за разом переступала черту. Все чаще и чаще я трансформирую ману в защитный кокон. Мне все легче использовать Силу в качестве оружия. И это плохо. Это очень скверно, потому что маг должен держаться подальше от власти. А применение заклятий защиты, двойного пространства и, что главнее всего, убийство — прямой путь к саморазрушению.

— Я знаю, ты будешь стараться — а это главное.

Он переместился ближе, повисел, оценивая мой резерв, и только потом поманил за собой. Мое тело, лежащее на кровати, он обернул коконом защиты. В отличие от моего защитного кокона, который я в последнее время приловчилась «одевать» на себя, кокон Моира имел только защитные свойства. Пока я буду путешествовать, к моему телу не сможет присосаться никакой астральный или ментальный паразит.

Моир решил мне показать то, что требует моего внимания. Он телепортировался за купол Крашеня и утянул мой шельт за собой. Для перемещения в теле шельта достаточно лишь ясно представить место, где хочешь оказаться. Даже если твои ноги окажутся в чьей-то брошенной телеге, тонким телам ничего не будет.

Моир ничего не объяснял. Тянул за собой и только. Ради чего мы летели над лесами, уничтоженными или взятыми в осаду городами, я должна была догадаться сама.

Мы перемещались скачками, задерживаясь в тех или иных местах по необходимости, оставляя за спиной леса, поля, извилистые реки и людские поселения Вирганы. Все обжитые территории от мелких деревень до крупных городов были либо изничтожены, либо взяты в долгую экспансию. Но не всех городов коснулось вторжение.

Под куполами оказались два крупных торговых центра Вирганы, так же Мореход, город с судостроительными верфями, и город-порт Переславль, соединяющий Виргану по океану с королевствами Северного материка и Зорскими островами. Кроме того, внимания и защиты удостоились шахты по добыче драгоценных камней, золота и рудники.

Размах организации заговора поражал! Все важные государственные точки были взяты под защиту. Не трудно догадаться, что защиту обеспечивали маги.

— Основной удар пришелся по Виргане. Антирия, Парагвия и королевство Будьшир затронуты по касательной, — сказал Моир.

Моир нарушил свое главное правило — не вмешиваться. И это было странным. Он наблюдал, как Миротечь разрушается и превращается в мир полуразумных хищников, не делая попыток помешать. Здесь же налицо явное вмешательство.

— Обрати внимание на энергетические потоки. Смотри в целом, — он указал прозрачной рукой на улицу.

Мы болтались над брусчаткой спящей улочки Переславля. Занимался рассвет, раскрасив первыми лучами каменные дома горожан. Но не пейзаж рыбацкого района меня интересовал. Я пыталась найти несоответствия в потоках, которые окутывали землю, дома и поднимались высоко вверх, доходя до ионосферы. Первое, что меня поразило, это их истончение. Хотя чего-то подобного нужно было ожидать.

Больше ничего. Но Моир не был бы Моиром, если бы хоть чуть-чуть, но не усложнил мне задачу.

Пролетев вдоль улицы, я вернулась к архимагу. Ничего. Потом поднялась над домами и тогда картина варварского вмешательства предстала перед моим взором. В энергетическом поле Переславля были огромные, словно изъеденные гигантским змеем туннели. Туннели без энергии. Туннели пустоты.

— Так высосать энергию может только очень энергозатратный ритуал. Заклятье на такое не способно, — высказала я свои мысли, потому как Моир молчал.

— Энергия выпита до нуля, но только в червоточине, Верна, — сказал Моир. Над его телом вспыхивали алые и пепельные росчерки эмоций и мыслей: волнение и злость, злость и волнение. Чтобы так довести Моира нужно постараться.

Мог ли пропавший артефакт оставлять подобные туннели? И неужели это значит, что Морункэтль способен создавать коридоры в пространстве?

Я перестала себя контролировать, обдумывая реальность того, что артефакт действительно способен перемещать между мирами физическое тело. В таком случае многое становиться понятным. Начиная от воронок над Цветными горами, из которых вываливались хищники, и заканчивая тем насколько быстро кукловоды вторжения тварей смогли сотворить купола.

Мне не нужно было доводить свои мысли до Моира. Учитель их прекрасно читал в моем сознании.

— Я думаю, ты права. Насчет артефакта, создающего червоточины в пространстве. Его название не столь важно для меня. Важно то, каким образом он работает. Единственными существами, способными перемещаться физически между мирами были драконы. Только в нашей галактике их не осталось.

От драконов остались одни легенды. Также как от эльфов, гномов и прочих рас. Анналы Акаши сохранили лишь записи об их существовании и последующем исчезновении. Часть волшебного населения Элини ушла в другие миры, те, кто не смог уйти — вымерли. Так вот, уходили они с помощью драконьих переходов между мирами.

Драконы были высшей расой, демиурги Чертог Галатеи. Только они были способны создавать переходы, которые выедали физические туннели между мирами.

Возникает вопрос: каким образом маги смогли то, что было под силу лишь демиургам?

В местах образования туннелей прослеживалась логическая связь. Дома вокруг туннелей были полуразрушены. Туннель начинался внутри дома и выходил из него.

Над одним из домов, подобием большинства домов рыбацкого района, потоки энергии пришли в движение. В естественном состоянии потоки энергии движутся медленно, как улитка, и представляют собой переплетения жгутов энергии разнообразных по цвету, плотности и толщине.

Картина, которую мы наблюдали с Моиром, была далека от естественной. Моир полетел ближе и поманил меня следом. Хотя если честно мне хотелось держаться подальше от происходящего.

Земля задрожала. С крыш поднялась пыль, сор и посыпались осколки камней. Пятачок города, где началось землетрясение, имел радиус около ста саженей. Довольно маленький для естественного землетрясения.

Энергетические потоки вокруг эпицентра землетрясения смешались в серо-бурую массу. Масса за считанные мгновенья накалилась до слепящего яркого света, вспыхнула и, прорубив очередной туннель, растворилась, оставив круглый коридор пустоты.

Мы парили с Моиром над опустевшим домом, в котором еще недавно прятались маги. Надо же, я была так близка к тому, чтобы узнать своих врагов, и понять принцип работы артефакта!

Из попавших в эпицентр землетрясения домов начали выбегать проснувшиеся рыбаки, их жены и дети. Кое-где накренилась крыша, покосились двери, и треснула стена. Но в целом каменные дома рыбаков уцелели.

Заглянув в дом, где прятались маги, мы обнаружили тело парня. Он был убит, или точнее сказать принесен в жертву, потому как его кровью были забрызганы и потолок и пол. На стене кровью была нарисована руна вызова. Парень был обнажен и лежал на грязном полу, словно забытая игрушка жестоких детей.

Помочь юноше я уже ничем не могла. Моир потянул меня дальше.

Следующей точкой нашего путешествия оказались Цветные горы. Моир попросил меня вспомнить, где в моем видении появлялись воронки. Что оказалось задачей не из простых. Ведь физически я в горах не бывала. Приходилось сравнивать воспоминания из видения и то, что я видела сейчас перед собой. Наверное, я так бы и не нашла нужное место. Помогли туннели пустоты, которые висели во множественном количестве над одной из гор и у её подножия. Шахты отсюда были далеко, ни озер, ни ручьев. Безлюдное и какое-то заброшенное место, которое как нельзя подходило для темных дел.

В начале туннеля, там, где энергетическая ткань мира соединяется с пустотой, острыми щупальцами распространялась какая-то серо-бурая субстанция.

Моир эти воспаления заметил раньше и подлетел поближе, чтобы рассмотреть. Я последовала за ним. Создавалось крайне неприятное впечатление. Отталкивающее. Будто ткань мира загноилась и теперь зараза распространяется вглубь.

Серо-бурые щупальца успели разрастись саженей на пять-шесть. Если посчитать время, прошедшее с открытия воронок, то скорость распространения заразы две сажени в неделю. Не мало.

Когда я хотела подлететь еще ближе, Моир остановил меня:

— Если «плесень» опасна для тонких тканей мира, то она может быть опасна и нам.

Самое страшное, что я не имею представления как бороться с нагноением. Ни в одной прочитанной мною книге не говорилось об этом. Если только обратиться к анналам Акаши…

— Значит, если позволить воспалению распространиться, то может погибнуть весь мир? — задала я, мучивший меня вопрос.

— Возможно, — ответил Моир.

— Надо найти этих недоумков, — сказала я, закипая от ярости. В угоду своим корыстным интересам, они могут погубить весь мир!

— Верелеена. — тело Моира окрасилось в сине-красные цвета, которые вспыхивали и тут же гасли.

Моя ярость поутихла. Моир был в бешенстве. И он прав. Я не имею право на эмоции и безрассудство!

— Мы ничего не знаем об этих магах. Если их десять или двадцать? Если среди них есть магистры или даже архимаги? Что мы сможем сделать с тобой вдвоем? Здесь нужно действовать разумно и взвешенно. Тебе нужно до последнего скрывать свои возможности. И особенно духов-стражей! Только используя внезапность, у нас есть шансы одолеть их.

Сине-красные вспышки исчезли. Тело архимага вновь лучилось спокойным сиреневым цветом. Он не стал дожидаться от меня оправданий. И так понял, что я раскаялась.

— Я попробую найти отступников. Я буду неподалеку, Верна. Если ты их встретишь раньше, тебе достаточно будет мысленно меня позвать, и я приду.

— Спасибо, Моир. — Моя благодарность за то, что он отступил от своих правил наблюдателя, была безмерна.

Моир за пару часов показал мне то, что ему самому пришлось собирать по крупицам. И я была ему благодарна. Но растеряна я была больше.

Я открыла глаза в отведенных мне покоях. Моя голова лежала высоко на мягкой подушке, что меня порадовало. Ведь о правилах безопасности забывать не стоит, даже в спешке.

На бежевой наволочке свежие следы крови. Я вытерла губы и подбородок. После трудоемкого ритуала и бессонной ночи мне пришлось снова тянуть из себя ману, а ведь резерв не бесконечен. Вот и результат: энергетическое истощение.

Я достала из тумбочки ягодные конфеты, которые мне вчера всучила Дуняша. От истощения самое то. Запив сладкое водой, я снова легла.

Итог моего путешествия следующий: маги научились открывать физические порталы. И это несет в себе прямую угрозу всем мирам галактики Чертоги Галатеи.

Ситуация в империи стабильно тяжелая. Хищники разбрелись по территории Вирганы, осели в лесах, вырезанных деревнях, вдоль трактов. Те, кто поумнее, от магического купола держаться подальше. Выжидают. Безрассудные и глупые продолжают осаждать купола. Но последних становиться все меньше.

На первый взгляд, корыстные планы магов довольно просты. Они хотят захватить власть в империи. Но имея в резерве Морункэтль, могут взяться и за всю территорию Элини.

И главное, решающий удар по старой власти не заставит себя ждать. Надо быть готовой.