1.
Из богемного юродства групп ловчил Труп угодил в системное производство.
Первым без чувства обогатил искусство: разворошил схемы занудства, пробудил и нервы, и взгляд, — но скотство и распутство и уму вредят, и потому из гарема поступил в пролетариат, прямо от ресторанных щедрот — автомобилем — на завод.
Подкатили на проходную, свалили смутьяна на турникет, пошутили: «Привет полену!» — и запустили в ночную смену: погрузили в халат, приучили к пинку и сноровисто прислонили к станку.
Зарплат новичку не объяснили ни чистых, ни прочих — определили в штат разнорабочих.
2.
На перекличке новый проныра затычкой прикрыл дыры: толково заменил прогульщика. И не одного: и за латунщика сошел издалека, и за его подручника-ученика.
Мастер-гамадрил был зол — до страсти:
— А где латун, в езде толкун?
Бригада — щит, и легка на слова:
— Он — вон: торчит из-под станка голова!
Мастер:
— А его, гада, ломастер-шалопут?
Бригада — рада за сосунка в прятках:
— И от него тут — части: из-под станка — пятка!
Мастер:
— Здрасьте! Вдвоём — под станком? Сладко!
Бригада:
— Разъём — крокодилий! Перенасадка — темняком, как в могиле!
Мастер сгрёб лоб в догадках:
— Чтоб без наряда до пятницы перенасадили! Пьяницы!
Бригада:
— Не мордасти с племянницей — оклемаются и управятся!
Потом с дохляком плутовал и стар, и мал.
Когда мастер растолковал навар и счастье труда и без заботы прошагал на оргвопрос за порог, с работы удрал на грог ловкий паренек — для страховки пацан перенес мертвеца под свой станок.
За ним уковылял от грядущих трудозатрат хромой старикан-грузчик — халат с вездесущим покойником ветеран привязал к своим поддонникам.
Затем устал до бесчувствия кладовщик, и в его отсутствие мертвый озорник поковырял отверткой, проник на склад и всем подряд выдавал за него дармовой спирт: нацарапали холодной рукой и каракули в накладной.
Следующим пропал библиотекарь: зачихал, стал ревнив и побежал на флирт с заведующей аптекой. Неживой терпелив к пыли: тихо, без чиха, вручал приятелям и детектив, и модный журнал с водевилем. Читатели свободно, как товар, перерыли развал книг и что получили с кондачка, то вмиг заносили в формуляр новичка.
Помогал смердящий товарищам подобающе: в работягах не скучал, в передрягах — не кричал.
Бывал иногда и стоящим, и лежащим, но всегда работящим и никогда неженкой — стоял и одёжной вешалкой, и надёжной сушилкой, и фигурой с ведром и склянкой у стремянки штукатура, и сигнальщиком с флажком при ящике на дороге, простирал ноги и заменял носилки, а потом принимал наклон и лбом, как пестом, растирал бетон.
— И у придир незаменим! — сказал бригадир остальным.
3.
В разгар трудового позыва от шального разрыва проводки у угла солярия произошла авария.
Мощный пожар сожрал перегородки и под общий смех запылал весь цех.
И здесь молчальник выручал пролетария.
Но не кричал, гребя к окну, а взял на себя вину.
Начальник промычал из-за прорех, но увидал, что Труп — инертный, и признал: грех подлости — на совести жертвы:
— Несчастный — гад ползучий, глуп и не обучен, но виноват не аврал, а ужасный случай!
Не забыли и сноровку: в два момента потушили в мыле огонь, пригласили агента и предъявили права на страховку.
Получили согласие и под гармонь завершили катавасию.
Заглотнули пилюли, отдохнули и смекнули за пищей, что от добра добра не ищут, благодать — не от ликбеза и пора ковать железо.
Быстро раздули искру, перевернули канистру с бензином и разлили по настам миску с машинным маслом.
Опасный инцидент изобразили в прекрасном стиле: цех погасили без огрех, реагент охладили из ведра и из костра выходили здоровыми, не горя, но с новыми потерями старья и сырья.
Агент, когда проверили мертвеца и измерили убытки, не стал сгонять с лица горесть:
— Опять беда? Прыткие рыбки! Материал — на повесть!
Но полис подписал не на совесть, а на глаз.
Обещал для сведения, что — в последний раз.
Боролись в горниле, как на войне, но и получили — вдвойне!
4.
Старания покойного при запале ждали достойного испытания.
Срочно собрали совещание толкового народа.
Обсуждали отладку сверхурочно нового мотора для вездехода.
Инженеры объясняли скорые меры свойствами тела:
— Горело и уцелело! Спокойствие — ах ты!
— Проверим не зверя, не собаку, а человека!
— Глаза не боятся ни мрака, ни иллюминаций! Эка!
— Его бы для пробы — в шахты!
— Движок уши не оглушит — у него тормоза на шок! Автомат — не продает и аптека!
— А пойдет дремучий аромат, нос проймет до кишок на износ, а у него — ничего, ни одышки.
— А в рот попадет порошок — не вспучит до отрыжки.
— А рванет — не стреканет, не заорет, что калека.
И хором повторили в стиле мотора:
— Эка!
Главный спешил на посыл и был скуп на слова:
— Славный труп. И при месте. Но если иначе — никак, на дрова так на дрова!
Подтвердили задачу звонко, как прокатили на веломобиле девчонку:
— Такому и ускорители по фигу!
И приговорили спасителя к трудовому подвигу.
5.
Мотор рванул сразу. То ли не дотянул фазу, то ли — перебор по газу.
Главный от смеха и боли икнул и прилег на стол:
— Забавный прокол! И в срок!
А начальник цеха печально сиганул под стул.
И не обманул, а предрек!
Пожар побежал по крыше — не чета бывшим.
Суета разлилась всласть, и не показушная, а тщедушная.
Пламя не гасили, а ногами разносили! Паника!
Схватили бак с бурдой — решили, что с водой — и слили, но полыхнуло так, что приседали до упада, а начальника сдуло из-под стула, как детали со склада: без наряда.
Пожарники кишели в мыле, как тушки в банке. Нацепили мешки для башки и тушили останки из кишки, но сожалели, что не прихватили пушки: горели не игрушки на карусели, а вершки на теле, хрустели не сушки, а умные станки и чугунные чушки.
Когда беда отступила на шаг, комиссия установила, что в очаг попал чудак и не выберется никак: вал до макушки обуял и отвал из горнила — миссия не по плечу.
Страховой агент завопил:
— Не иначе, дебил! Таковой эксперимент не оплачУ!
Задача Трупа поневоле обновилась: пролезть в пламя и сырость телесами, в роли щупа, принести весть о пути и спасти на месте, если есть, кого спасти.
Для того насадили мертвяка в стиле шашлыка на несгораемую корягу, снабдили уловителями и датчиками, носителями и ухватчиками и ткнули беднягу, как в улей, в нежелаемую передрягу.
Первопроходчик горнил подтвердил засыл: не пощадил молодчик ни жил, ни почек.
Пёр на бугор, как танк на окоп: в лоб. Плыл, как крокодил под сугроб на юг: и не грёб, и не утоп от мук. Давил фланг, как утюг, без рук. Тащил шлейф, как водопроводчик — шланг, а налетчик на банк — сейф.
И не точил штык, а проник в недра!
Рыло закоптил, но выходило — мил: под негра.
Взрывы получал щедро, но лениво: куски терял, но виски не подставлял под тиски.
Канонад не слушал и не зажимал плаксиво уши, да и смрад допускал до ноздри — без преград.
От удара обухом не дребезжал, как гитара, а взлетал до потолка, как глухари — от промаха стрелка.
Точно усладу, принимал на гортань яды, кал и прочую дрянь.
Спокойно и без овчинки лег в пробоину трансформатора и пропускал ток — до починки генератора.
Но вот зажал ухватчиком живот самого неудачника и тем же путем в борьбе с мятежным огнем на себе приволок его, наконец, под порог цеха.
Пляс и потеха! Мертвец спас человека! Эка!
Станцевали, но благодарности придержали: не по чину!
Посчитали наладчика за скотину и машину!
Сняли с датчиков показания, описали данности и странности обжигания при накале и отослали историю возгорания в лабораторию для анализа катализа и картин бедствия и в следствие — для опознания причин происшествия.
А спасенный дорогой ценой работяга и шага прилюдно не ступил: как сонный, ногой посучил и беспробудно почил.
— Клиент плох, — разоблачил агент. — Не дебил, а сдох из-за пройдох!
6.
Момент для администрации — тревожный и неловкий: за эксперимент возможны санкции треста — вместо страховки. А за преступную халатность — до уголовки! Неприятность…
Но снова, как со старта, разыграли трупную карту.
Ссученного убрали в кучу помоев и протекторов, а инспектору показали другого молодчика — из героев: замученного от атак, но так и не изученного первопроходчика.
Откопали из архива и фото завода: персонал стоял у входа красиво, как экипаж на причале у парохода.
Ни в первом, ни в сотом инспектор не признал жертву, но, как лектор, поиграл на нервах — вызывал раж и обиду:
— Карнавал сброда! Глуп с виду.
Пристал косо с вопросом:
— А труп кто такой? Свой ли?
На то и подбивали!
Успокоили:
— Едва ли! Не из наших. Чужой. Без документов. Диверсант или экскурсант из студентов. Или пострел из забежавших в лаз на свет. А у нас пострадавших — нет.
— А вахтер куда смотрел?
— На получку!
— А волонтёр когда приспел?
— А в отлучку!
Разговор — малость, а оказалось, и ерунда — впору: досталась вахтеру для позору взбучка, настиг и втык, а конфликт — вмиг сник.
Инспектору дали взятку в двойном номинале, к остатку мотора прислали от директора инженеров для разбора на нем примеров, спасенному, но не сохраненному работяге, рявкнув, записали неявку на смену, протекторы и незаконные бумаги сожгли, валы золы размели в овраге и разровняли поленом до земли, а конкурсанту и экскурсанту верно обещали перемену соразмерно таланту.
7.
И снова поскакали в народе слухи, что сохраненный мертвец — подмененный.
Но на заводе основа коллектива — не старухи: ретиво организовали собрание, показали в зале образец для опознания, не опознали ни на ощупь, ни на взгляд и записали мощи в штат.
И смотрели не в щели, а в лупу: не подозрительно, а пронзительно. И разглядели не малость, а офицера: карьера Трупа развивалась — стремительно.
Оказалось, непроницаемая манера удальца при поведении — желаемая в управлении.
Следили за людьми издалека — и поди, пойми, отличи валенка-мертвяка от подлеца-начальника. Экипировку носил ту же, да и мерки повторил не хуже. И ключи нацепил, и черные очки. Маскировка! Непокорные дурачки отважно подходили для проверки, норовили сыграть в проворные толчки, да неловко: угодили однажды на живого и получили, простофили, мать-перемать, а кроме подзаборного слова в проработку, за игры, как на ипподроме, — по выговору на профкоме.
Руководил Труп кротко и был не груб: и впереди не тормозил, и позади не торопил, и ударника не осадил, и охальника не побил. Изобразил и охранника, и мэтра без сил. Не любил затей с прибаутками и служил без возни — сутками. Не теребил на теле ключей от склада, зато от ветра они звенели когда надо, и не смели — никто! — ни покуситься ни на что, ни украсть, ни отлучиться от труда, ни остановиться, ни упасть.
Отныне власть избегала гордыни, скрывала лица под козырьком и управляла персоналом тайком: неотличимые командиры — недостижимые кумиры!
8.
Дни полетели тугие. Одни робели, как дети под плетью. Другие — корпели. Третьи со зла еле скрипели. Вместе пели, как сидели на чайнике, но не песни, а печальненько, под стон:
— Он? Не он?
Мнительность расцвела — производительность росла.
Начальники поднаторели в неглупом обмане. Вертели Трупом, как в кармане: сажали и председателем на собраниях, и надзирателем при увещаниях, и оператором при механизмах, и организатором при катаклизмах.
Повторяли, что новичок — недалек, не из книгочеев, но прочнее стали. Добавляли, что не падок на перерывы и перекуры, но строг на срок, порядок и процедуры. Замечали, что ни пива в рот, ни денег в руки — не берет. И — не изменник, и скуки — не поймет.
Перечисляли немалые капиталы на счет любимца.
Объясняли, что давали за нрав, а не для проходимца:
— Тот оборот пойдет от щедрот на народ, на завод и на уход от невзгод. Злодеи блеют, что не имеет прав на чек. Мол, не живет. Но вас он превзошел наверняка. Не лоботряс. Не жует, как козел, у станка. И не калека. Человек! И рожден от человека! И не гол, а одет. И не плетет бред. А будете от лени слепыми чудиками в тюбике, не приголубите — вон! Заменим такими, как он! Расход на персонал упадет, доход — подрастет. Вам — по губам, а капитал — нам!
И сдержали угрозу, как изъяли занозу: для забойных работ на металле стали набирать покойных рать.
Вот превосходство и пыл лихого мертвеца: развил производство до конца живого! До конца!
Но сам, понапрасну от драм не мучась, заслужил иную, золотую и прекрасную участь.
Дельца!