1.

На возможности жителя растут, как скорости у

А таланты тут блеснут, как крем на шее у записного франта.

Быстрее, чем анемоны, у властителя и способности к науке, и умение биться напролом и раздвоиться, и одурение и хватка.

Без обиняков текут руки и дорогая и — числом под сто, но не менее

Бывают, конечно, и кромешные тупики, и дураки, что рьяно тянут на тебя, из - резину. Но на то и велики у живых власть и страсть особы, на ниразинуть.

Мертвяки — не но вниманием обделены, как на танцах — подружки, крайние у стены.

Стоят они в и кучей и, как огни, горят при этом, но — без света: манят случай, но — без привета.

Однако не таков вояка-покойник, если и в кресле суров, как разбойник: не ждет приглашения в пару, а берет расположение ударом, чтобы наперед знали ходящие, кто на пьедестале и на что способны смердящие.

А угодил, из старья на сдобный пир, сразу, от скамьи, и объявил:

— Я — командир!

И все свои таланты и пыл, подобно осе, раскрутил и десантом

2.

На личной Труотчасти преодолел типичные для напасти.

Подобно правил среди них и ненужных правил.

А и могущественных и тел преуспел и в ведении царственных, государственных и имущественных дел.

День за днем чередом —

Воплощал идеал и заполнял — пробел.

Огнём выжигал тень и трудом покорял — лень.

И побеждал — ловко, а кусал — зубасто.

За обстановкой в лучшем виде на троне холодильниками.

Указы издавал не часто, но в научном тоне и с издевкой над и противниками.

Тайные советы сходу и позволял свою печать при спокойном молчании.

Зато не разрешал сброду ворчать в и ответа ни на что не давал — и на законном основании.

От природной скромности своей натуры не негодной склонности к лишним хоромам, но затевал для гостей чайные процедуры с необычайно пышным приёмом, при котором и гам, и бал, но сам изображал сталь и с укором родимую даль.

В быту проявлял простоту: без на челядь престижным художникам, не допускал собеседников, неподвижно играл с ёжиком и взятки брал посредников.

По мерпотерв и для жестокого ввода закона выезжал для с и балкона изрекал прямо перед жителями и страстные речи — под с усилителями.

В факты, но смелактам бои, а свои застолья и огрехи, как и утехи, хотя и не шутя поощрял успехи.

Стремительно, как фараон, намечал пунктир выхода из препон, но более тихого властителя мир не знал от седых времен.

3.

В приходе к управлению были многие.

Организованные группы населения мостили под пятой дороги к блуду и золотой в народе говорили, что налоги будут не строгие.

И кое-какие ожидания получили оправдание.

Скромные бюрократы за услуги и при ставки заслужили прибавки к зарплате, а и дорогие дачи, квартиры и самолет для поездки по миру за счет: возили в нём с хламьём навалом шалых девок и немало резонных сделок.

Вышколенные делегации на участие в е за волынки отхватили себе благодарственные дотации, дешевые кредиты, новые рынки сбыта, государственные и образцовые торговые базы.

Военные командиры за форме дуги, диспозиции обновили в хроме и другую ю амуницию, а за истребительные атаки сверх всех обычаев прицепили на мундиры дополнительные И кроме того, для сохранения в своего ремесла и наращения числа готовых трупов бурно к новых

Интеллигенция за молчание и свободы и воздуха, конференции пансионаты и лесные дома отдыха, палаты из стекла забытой архитектуры и подписные тома литературы для ума и культуры.

и гражданам за жалость положения досталось от перемен уважение, а бедным и - и снижение цен на вредную

Вместе с тем при проблем благонравных живых людей державный кудесник не и о воплощении своих идей.

И верховодил без и сил, но похлеще вещих судей.

4.

Правление Трупа как и святое с раздолья радости и опрятности.

Лишь клика из лиги живых мышь, в подполье: тупо и дико, на авось, плела интриги и со зла ждала одних гадостей и неприятностей.

Но общество в и новое воцарилось как и

Толковые слова породили образцовые дела, разорили дотла пустяковые сомнения и мановением руки превратили в материки острова благонадежности.

Покойные получили достойные права и возможности.

5.

Столь благообразные меры охватили, как и вдоль, и вширь, разные сферы.

Архитекторы сменили векторы стиля и кров для одних мерт

Строители возводили для них обит

Крупные отборные соединения подворно сторожили трупные поселения.

Чтобы привилегированные особы не гнили от окисления, образованные инженеры следили за погодой и с применением высшей меры руководили откачкой лишнего кислорода из атмосферы. Для того и растения рубили и, не мудря, без промедления отвозили на тачках в лагеря для истребления.

Натужные усердия и глупые труды по производству не нужной трупам руды, энергии и еды сократили как вящее злое уродство, доводящее кое-кого до корчей, беды и угрожающей порчи окружающей среды.

При наличии охоты, выраженной в завещаниях, усопшие производили работы, но не общие, а приличные: руководили на совещаниях, следили за увещаниями, вершили поди описями, служили организаторами при парадах и операторами при автоматах, сторожили на складах и в лавках, входили в штаты при неявках персонала и копили зарплаты для капитала.

На случаи пополнения отряда мертвых от бедствий, аварий и происшествий при пожаре, на заводах и в бригадах отводили лучшие охранные помещения и не в проходах, а в цехах и при домах культуры: с опрятными плакатами в стихах и комфортом для сохранения бездыханной фигуры.

Для перемены мест неживых открыли отменных машин. Внедрили и многократный бесплатный проезд по контрамарке. С поклонами снабдили их и талонами на бензин.

и естественных и отменили, но пригласили всех в новые — для торжественныпоминовений в тризне рано от жизни. и что они не приобщили к расходу, праздничные дни дарили порядочному, а не упадочному народу.

и прелести прекратили, чтобы все ходили озадаченные и не в красе об утраченных, которых крутили на колесе, дабы в оба глазели на достойныслабых, о деле покойных.

Упразднили и стадион: газон скосили, а скамьи для пробы пустили на изготовку рекордного черного гроба с особой окантовкой. Футбол заменили на кулачные бои и стрельбища, чтобы били не в гол, а в челюсти, и подстрелили ненароком тех, кто по срокам не утех заслужили, а ворон, полыньи или похорон.

Зато повсюду открыли музеи и следили, посетили не трущобы, а дворцы, а ротозеи не в сквер или к зазнобам на шуры-получили в пример образцы посуды и умирающей культуры.

Золото, серебро и драгоценности сохранили в неизменности, но по решению бюро изъяли у живых на медали и украшения для остальных. Крупное добро было расколото совокупно зубилом и и по частицам и брошам ввернуто в петлицы усопшим и лицам, пожелавшим сохраниться на виду в трупном

Грандиозный успех без нервозных помех всех важных начинаний говорил об исполнении обещаний для Пыл дарителя превосходил доброту и вселил в суету ветрил рвение сил и терпение могил.

Из пастбища сотворил кладбище и твердой мертвой рукой насадил на живой перегной гордый покой!

Поверить в такой поворот невозможно, как без потери измерить провода в никуда, но не секрет, что вера всегда непреложно, как мера за весом, идет за интересом, и не беда, что несёт бред, а отрада, что не ползёт задом наперед.

Верное обстоятельство, наоборот, умрёт, как старьё, без причины, а необъятная мертвечина оживёт и наберёт размах и без личины: её доказательство — крах и руины.

6.

Выходило, что пора было признаться: трупное правление — не шило в рыло, нора и могила, а крупное достижение цивилизации. Оно не угодило тощему но послужило общему прогрессу. А заодно и породило полезные для любезной кончины почины.

Главное, уравнялись в правах мертвое и живое.

Зависть и страх отменялись, а славное, гордое и твердое умножались вдвое.

Жить теперь не соглашались так, словно прыть — зверь без края и никогда не умирает, а смерть привечали любовно и без печали, словно беда — не враг, а родная твердь или пустяк.

Покойники перестали слыть национальным меньшинством и попадали в хроники своим изначальным естеством и непростым для жильцов мастерством мертвецов. кончиной обыватели не утрачивали причины для занятия карьерой, но наутро шустро затевали вторую — и удачнее первой. Получали втихую и посты повыше, и оклады не меньше, и наградные листы без фальши, и выходные наряды — новейшие, и не канаву им давали с глухим пустырем, а дом с крышей, и славу воздавали всем блестящую, как брызги, и женщины ласкали их, как дорогих, и чаще, чем раньше, при жизни.

На задворках всласть неслась поговорка:

— Умрешь, как вошь, за грош инспектором, а без дыхания попадешь в и найдешь состояние!

Жильцу, признавали, безответная страсть — тюрьма, а мертвецу — несметная власть ума: нанесешь себе от обид удар — и дорогая сама, рыдая, как метель, прибежит к тебе в постель с розой в дар и — прекратит свое снимая пеньюар и выполняя твое завещание под угрозой кар.

7.

Предсмертное завещание — не вздохи под аккомпанемент молчания, но главный документ эпохи трупного правлениязакон для усердного и неотступногобез препон, воплощения.

Его применение предвидено, как в лупу, у самого Трупа на - в предвыборной программе.

Особый декрет пролил свет чернил на эксперимент:

«Чтобы живые не желали невозможного и соблюдали тишь непреложного, подлежат официальному исполнению лишь роковые прощальные волеизъявления».

Резунаповал недостойных и, как после зимы лето, согревал кости покойных.

Недовольные собой и судьбой рассуждали:

— Не возьмешь тут живьем — ну и что ж, дадут потом!

И умирали без печали — и получали о чем

Однако принимали закоутверждали, что он — крут и что «ни в не пойдут на поклон к «дошлым дохлым кривлякам».

И спорили окольно и непристойно:

— За что тем, несвежим собакам, почет? Не много ли воли у покойных над беспокойными? И зачем же напряжение мозгов, коли конец неизбежен у жильцов, а любой мертвец, что блюдет покой, превзойдет по достижениям тех, кто идет вперед и кует успех рукой?

На это представители власти возражали:

— Жители света — части строя, а покой — строй. Едва ли живое перешагнёт род и гнёт невзгод. А полёт кончины — далее любой вершины. Оттого-то люди — болото и не судьи, а смерть — круговерть гор и приговор!

Казалось, что — убедительно.

И подтверждалось — практикой.

Но непокорным представлялось спорным и — тактикой.

А у повелителя открывалась поразительная вялость, и волнение населения — распалялось.

И так, из атак на завещание, разгоралось неподчинение и разрасталось — восстание.

8.

Правление мертвеца зрело томительно, как возбуждение скопца, но пролетело стремительно, как оскопление жеребца.

О времени его говорили несмело или ничего: одни оценили трупные дни в год, другие усмотрели — смутные недели, а третьи, злые, вопили, что переворот угас за час всего и меньше того.

Поклонники при ответе городили идиллии и заметили, что срок — немал, как мощнейший вал, что даёт струю, прёт вброд и в гору и не истёк и по сию пору.

Размеры превозносили, но о силе веры голосили, что — чиста:

— Неспроста получили наказ: не верьте в рассказ о смерти — верьте на глаз! Хорошее прошлое грубо губят плохие живые губы!

И продолжали — без вуали:

— Чуть запылится путь покойных, клеймят их, как жуть из ям помойных. И верят нА слово, что тело к нам из-за границы заслано. А наберёт мёртвое дело оборот — в могилу норовят перед распростёртыми поклониться и кричат, что сила не истлела, а, как чудо-птица, перья переодела и в полёт оттуда стремится. И сулят без потерь успех, и хрипят, что чудодеи из святых и теперь живее всех живых, ибо с нимбом и смеют покуситься на то, что для других — и темница, и пыточная рея, и стена, и плато, и несбыточная затея, и не одна, а сто!

— Так и случилось с бездыханным новатором, — подхватывал агитатор за агитатором: — и милость даровал окаянным, и естество, и право, и апории, а провокаторы и простофили учинили скандал и за пустяк свалили его в канаву истории. А по какой причине? Чтобы под «упокой ныне и присно» на могиле спрыснуть реставрацию, надругаться у гроба над командирами и остаться в трущобах сирыми!

И согласным, и несогласным было ясно: переворот потряс народ.

Но унылый рассказ вяз в вёрсты длиннот.

А иное мнение о мёртвой идее, без сомнения, было вдвое длиннее.

Однако история — не апория, которая ведёт наоборот.

История бремя двояко несёт — огород плетёт, но зовёт — на

— Время, вперёд!