Бетт Дэвис (властная женщина бальзаковского возраста — нервно ходит взад-вперед по залу своей усадьбы, в то время как ее больной муж наблюдает за ней из кресла-каталки; действие происходит в южном американском штате вскоре после окончания Гражданской войны между Севером и Югом). Что-то все-таки заставило меня выйти за тебя. И, похоже, самым веским соображением, в конечном счете, было именно это... (пауза). Нельзя сказать, чтобы я стремилась именно к этому, но делать нечего, приходится мириться. Я никогда вполне не отдавала себе в этом отчет, хотя... (муж горестно сжимает горло рукой) нетрудно было догадаться, что ты умрешь раньше меня. Единственное, чего я не могла предположить, — что у тебя так быстро разовьется тяжелая сердечная болезнь. Я везучая женщина, Хорэс, мне всегда везло. (Муж с трудом подъезжает на своей каталке к столику, где стоит лекарство.) И будет везти. (Муж пристально смотрит на нее, затем, словно ему не хватает воздуха, подается вперед, протягивает руку и судорожно хватает пузырек, пытается его открыть, но тот выскальзывает из его дрожащей руки и разбивается вдребезги; жена стоит без движения; он медленно задыхается; она следит за ним, не делая ни малейшей попытки прийти на помощь, пока не убеждается, что муж мертв: тогда поднимается и кричит, зовя на помощь прислугу.)

(«Волчица», Сэмьюэл Голдуин-Ар-Кей-Оу)

Буэнос-Айрес, ночь с 19 на 20 мая 1969 года

Ниже описано произошедшее с Лео в его воображении за долгие часы бессонницы:

1) В его гостиной на ковре — пятно: лужа белесой, тягучей жидкости, однако в полутьме характер пятна издали определить трудно. Сквозь оставленную открытой дверь квартиры видна стоящая на лестничной площадке борзая, которая собирается как будто идти прочь, но затем возвращается. Борзая, в чесоточных язвах, входит, наполняя комнату струящимися у нее из пасти горячими испарениями, сглатывает, чмокая языком, слюну — и тут обнаруживает лежащего возле белесого пятна на ковре раздетого мужчину. Тот лежит неподвижно. Стоит ему шевельнуться — и борзая может наброситься и укусить его. Борзая подходит вплотную, опускает морду к луже и принимается лакать тягучую жидкость. Обнаженный протягивает руку, чтобы прикрыть пах; пес рычит. Рука мужчины замирает на полпути. Несколькими быстрыми движениями усыпанных острыми зубами челюстей борзая в состоянии исполосовать его кожу, превратив ее в кровавое месиво. Мужчина разглядывает темное лишайное пятно на ребрах собаки. Та высовывает язык в желтых наростах, похожих на полипы, и приближает свою морду к незащищенному паху обнаженного. Дверь квартиры по-прежнему открыта, так что с площадки можно увидеть, что происходит внутри. Глаза мужчины, широко открытые, не в силах оторваться от черных сморщенных сосцов на животе собаки, которые окружены прилипшей к серой шерсти чесоточной коростой. Борзая еще сильней высовывает язык — с него стекает густая, точно лужа на ковре, слюна — и принимается лизать пах мужчины, затем живот, грудь и, наконец, губы. Тот лежит по-прежнему без движения. Самая крупная язва, набухшая гноем — теперь ему это видно — у собаки на загривке. Снаружи, с лестницы доносятся шаги. Собака оборачивает морду по направлению к двери. На полу, в пределах досягаемости для мужчины, валяется тапок. Обнаженный замечает его, протягивает руку, хватает тапок и наотмашь бьет им что есть силы по нарывающим сосцам суки. Животное издает глухой вой. На месте удара выступает кровь, которая вскоре сворачивается, становясь черной, как сами сосцы. Борзая, дрожа всем телом, забивается в угол комнаты. Мужчина поднимается и направляется в ванную принять душ. Включает воду, берет кусок мыла, взбивает обильную белоснежную пену и тщательно смывает с тела и лица всю мерзость, оставленную прикосновениями собаки. Та все это время продолжает лежать, забившись в угол. Рана ее больше не кровоточит, но между передних лап, стекая из пасти, капает бесцветная слюна. Чуть позже по широкой, окаймленной деревьями аллее проходит пара опрятного вида. Стоит солнечный вечер. Пара приближается к перекрестку и собирается перейти через улицу. Машины текут непрерывным потоком. Им приходится стоять у края тротуара в ожидании перемены огней на светофоре. Транспорт проносится мимо в каких-нибудь сантиметрах от них, и толкни он резким, коротким движением свою спутницу в спину за пару секунд до приближения автобуса — та, без сомнения, окажется под колесами. Однако в этом случае водитель может заметить его маневр.

2) Гостиничный номер, не блещущий чистотой. За окном, на улице загорается и гаснет неоновая вывеска, выхватывая из мрака кровать, скелеты рыб, остатки кораблекрушения и прочие рассеянные по комнате объекты: проколотый резиновый мяч, гладко отшлифованные камни, обмякшее тело женщины на полу. Вывеска зажигается вновь. Следов насилия на теле женщины не заметно. Вывеска гаснет. Затем, уже при сером утреннем свете, инспектор полиции ощупью обследует труп. Присутствующие при этом горничная и портье замечают бесцветную тягучую нить, которая начинается между ног покойной и заканчивается на полу. Рука инспектора, ощупывающая труп, доходит до горла женщины и обнаруживает, что оно передавлено пополам. Он объясняет понятым, что некоторые удары, используемые в каратэ, способны вызывать бескровную смерть. Одного за другим служащих отеля опрашивают — и те в один голос утверждают, что никто на их глазах в номер не поднимался. Преступник не оставил никаких следов. Не исключено, что мотивом было ограбление. Дело сдается в архив. И пылится там, покуда однажды, палящим жарким днем, внезапно не раздается звонок, извещающий полицейские власти о том, кем совершено преступление. Еще до захода солнца устраивается очная ставка между подозреваемым и автором доноса. Арестованный издалека замечает приближающуюся по коридору знакомую, выступающую деревянным шагом фигуру. Его пробирает дрожь ненависти, он выкрикивает оскорбления, называя другого предателем. Автор доноса повторяет свои показания в присутствии обвиняемого, сидящего перед ним в наручниках. Нарушая профессиональную этику, обязывающую его хранить тайны пациентов, без каких-либо вещественных доказательств — на основании лишь дедуктивных построений — психиатр выдвигает против подозреваемого тяжкое обвинение. Следователи внимательно слушают врача, который вещает, приподняв бровь, и в заключение своей речи вперяет месмерический взор в арестованного. Все становится ясным, как день. Преступник приговаривается к пожизненному заключению за предумышленное убийство.

Для осужденного, в его лишенной света камере, день неотличим от ночи. В кромешной тьме сетчатка его глаз медленно атрофируется, становясь твердой и холодной, точно стекло. Проходит много лет. Когда, наконец, заключенного амнистируют за примерное поведение, он выходит на свет уже совершенно седым. Ворота тюрьмы отворяются, выпуская освобожденного, и собака-поводырь ведет его, слепого, по дороге, пока они не оказываются у порога нищей хибары, которая стоит посреди чистого поля. Унылее места не придумать. Для слепого старца дни там так же сливаются с ночами, как и в камере, пока в конце концов он не начинает различать их по тому, что с восходом солнца все его недомогания обостряются и головные боли становятся нестерпимыми. Пес ни на минуту не покидает хозяина: кажется, будто он понимает, что тот болен и испытывает страдания. Под палящим полуденным солнцем недуг старика прогрессирует, превращая часть его мозга, как ранее сетчатку глаз, в стекло. Это какая-то церебральная болезнь, мутация клеток, развившаяся вследствие двадцатилетнего пребывания в абсолютной тьме. Когда состояние его становится критическим, пес впервые оставляет старика и, пробежав не один километр, будит лаем обитателей ближайшего жилья. Медики, в шапочках и масках, с помощью хирургических инструментов осторожно пытаются удалить опухоль. Операция рискованная и должна быть выполнена с большой точностью и быстротой. Руки в резиновых перчатках действуют в ускоренном ритме, однако в разгар операции оказывается, что все усилия были напрасны. Санитар вывозит тележку с беззащитным телом пациента из операционной. С деревьев вокруг стоящей посреди чистого поля хибары облетает листва — холодные осенние ветры без конца гоняют ее из стороны в сторону. Кипа листьев, занесенных в дальний конец сада, покрывает земляной холмик, оставляя открытым глазу лишь деревянный крест над ним. Рядом сидит и воет собака, но завываний ее за шумом ветра никто не слышит.

3) Самолет отрывается от взлетной полосы, беря курс на Сан-Паулу. Одна из сидящих в салоне пассажирок, боящаяся высоты, сжимает руку своего соседа — опасного преступника (о чем она, конечно, не догадывается). Когда лайнер, наконец, набирает высоту, тот безучастно откидывается на своем кресле и закрывает глаза. За несколько минут до приземления сквозь иллюминатор начинают различаться небоскребы Сан-Паулу. Аэропорт переполнен людьми. Проходя пограничный и таможенный досмотр, путешественник убеждается, что аргентинцу для въезда в Бразилию достаточно любого удостоверения личности — и в документе этом не ставится никаких дат и печатей. Путем дедукции он приходит к заключению, что таким же образом все, должно быть, обстоит и при возвращении из Бразилии в соседнюю страну.

В тропиках смеркается рано: часы на павильоне Международного Фестиваля искусства показывают шесть вечера. Рыбьи скелеты, обломки кораблекрушения, проколотый резиновый мяч, гладко отшлифованная галька и другие объекты лежат, рассеянные в поле зрения. После долгих часов оформительской работы под его руководством в углу салона оборудована площадка, где перед публикой художница будет декламировать свои произведения. Он поворачивается к ней и говорит, что необходимости в его присутствии, видимо, больше нет: все приготовления завершены, миссию свою он выполнил. Слыша эти слова и видя, как он поворачивается и направляется прочь, художница бледнеет. Он приезжает в аэропорт, предъявляет свой билет, служащий отрывает купон, на котором значится имя пассажира, и дает ему взамен посадочный талон. Весь его багаж — сумка с ручной кладью. До отлета остается несколько минут. Пассажир не торопится, хладнокровно покупает газету — в то время как женский голос по громкоговорителю объявляет на разных языках окончание посадки на рейс Сан-Паулу — Буэнос-Айрес и повторяет номер посадочных ворот. Пассажир в числе последних проходит в указанное место, вручает стюардессе свой посадочный талон, но по пути в самолет незаметно отделяется от группы опоздавших и прячется в ближайшем ангаре. Стюардесса, идущая впереди группы, ничего не замечает. Официально зарегистрировано, что пассажир покинул страну в 20.00 по местному времени. Единственными подтверждающими этот факт документами являются посадочный талон и отрывной купон, на котором фигурирует его имя.

Из ангара пассажир пробирается служебным ходом в столовую для персонала, затем в громадный зал ожидания. Оставляет сумку в автоматической камере хранения, садится в такси и отправляется в отель, где остановилась художница. Ключ от номера он раздобыл заранее, но ему необходимо миновать портье и подняться на лифте. Лифтерша узнаёт его и удивляется: разве тот не должен был улететь рейсом в 20.00?.. Он выбирается из ангара, проходит служебным коридором в столовую для персонала аэропорта, оттуда в просторный зал ожидания, ловит такси у выхода и едет прямо в павильон Международного фестиваля искусств. У входной двери дежурит охранник. Приезжий огибает павильон и, перепрыгнув через ограду, пробирается внутрь. Кругом кромешная темнота, слышатся шаги, сноп света, бьющего из ручного фонаря. Охранник раздвигает одну из тяжелых парусиновых занавесей, пропуская в помещение лунный свет. Она говорит, что этого ей достаточно для последнего осмотра перед открытием, и охранник со своим фонарем удаляется прочь. Она неподвижно стоит, озирая свою композицию из разнородных объектов. Он беззвучно, на цыпочках приближается к ней. Фигура его вырисовывается на фоне незанавешенного окна, но она его не замечает, ибо глаза ее закрыты. В руках у нее проржавевший кусок обшивки разбитого корабля. Она прижимает его к груди и с нежностью произносит дорогое ей имя — имя преступника. Он тихо подает голос, отвечая, что он здесь. Она открывает глаза, оборачивается, замечает его и бросается в объятья. Он начинает раздевать ее, она не сопротивляется. Он укладывает ее, обнаженную, на мозаичный пол и зажимает ей рот, боясь, как бы она не закричала от боли и кто-нибудь не поспешил ей на помощь. Она по-прежнему ничуть не сопротивляется. Он вводит ей член, она с готовностью отдается, но вдруг эрекция сходит на нет, и он не знает, как быть... По проходу, вслед за снопом света от ручного фонаря, приближается она в сопровождении охранника. Преступник прячется за колонной. Охранник раздвигает одну из парусиновых штор, впуская в помещение лунный свет, она говорит, что для последнего осмотра ей этого достаточно, и охранник со своим фонарем удаляется. Она стоит недвижно, разглядывая в упор один за другим свои разнородные объекты, затем вслух обращается к ним, говоря, что благодаря наивности одного дурака сумела, наконец, достичь своей цели. При этих словах у нее вырывается саркастический смешок, эхо которого разносится по безлюдным залам. Однако тут же она осекается, заметив отсутствие среди ее объектов небольшого заржавленного якоря. От страшной догадки по телу ее пробегает дрожь, но уже поздно...

Пациент замечает во взгляде врача тень подозрения. При этом тот словно бы делает вид, будто не понимает, что пациент только что исповедовался ему в совершенном преступлении. Пациенту становится ясно, что в голове у того зародился какой-то план, но он снова закрывает глаза и пытается сосредоточиться на потоке своего сознания. Однако уличные шумы мешают ему, и он жалуется на них психотерапевту. Тот отвечает, что в действительности пациента тревожат голоса, звучащие в его сознании, которые он хотел бы заглушить. Пациента охватывает страх, что психиатр может нарушить медицинскую этику и выдать его полиции. Врач заверяет его в полной безосновательности опасений, но просит, чтобы пациент не пытался дурачить его: никакой женщины тот не убивал — она, должно быть, находится в каком-нибудь потайном месте, так как найденный в павильоне обугленный труп принадлежит не ей. Пациент возражает, что труп не был обуглен. Врач объясняет, что, совершив убийство, преступник облил труп спиртом и поджег, чтобы нельзя было обнаружить, кого же он убил той ночью. Убитый — мужчина или женщина — так и не был опознан. Преступник вновь уверяет врача, что труп не поджигал, и умоляет не разглашать профессиональную тайну. Врач, приподняв бровь, вперяет в пациента месмерический взгляд и заявляет, что никакая профессиональная тайна не связывает его в отношении другого преступления, совершенного много лет назад. Пациент притворяется, будто не понимает, о чем речь, — чем приводит медика в бешенство. Тот объясняет пациенту, неподвижно лежащему на диване, что в ходе психоаналитических сеансов сумел отыскать ключ к его психике и с помощью последнего раскрыл преступление, которое тот совершил много лет тому назад на одном пустыре. Врач поворачивается к лежащему спиной, подходит к телефону, берет трубку. На столе рядом с пациентом стоит пепельница из розоватого кварца, чуть легче кирпича. Врач набирает привычный шестизначный номер — и на том конце звонит телефон. Кварц на ощупь оказывается немного шершавым. Рука его изо всей силы обрушивает пепельницу на затылок врача. Дежурный офицер на другом конце провода поднимает трубку, и преступник отвечает ему, извиняясь за неверно набранный номер. Бездыханное тело психиатра лежит на персидском ковре. Преступник сдирает с него одежду, оставляя почти полностью раздетым, и собирается осквернить труп калом. Однако в этот момент раздаются шаги: по проходу приближаются она и охранник. Преступник прячется за одной из колонн. Охранник раздвигает парусиновые занавеси, впуская внутрь лунный свет. Она говорит, что для задуманного ею осмотра этого достаточно, и охранник с фонарем удаляется. Она стоит, застыв, разглядывая в упор свои бездушные объекты, затем издает саркастический смешок, эхо которого разносится по безлюдным залам, — и вдруг осекается, заметив отсутствие небольшого ржавого якоря. По телу ее пробегает дрожь догадки, но поздно: недрогнувшая рука что есть силы обрушивает якорь на ее череп. Она валится замертво, преступник срывает с нее одежду, обнажая половые органы, и собирается надругаться над трупом. Его горящая кожа приникает к ее холодеющей плоти. Рот преступника искривляет гримаса блаженства, он сжимает челюсти. Но тут раздаются шаги: по проходу в его сторону направляется охранник. Преступник, вынужденный прервать свой извращенческий акт, бросается к найденному лазу, выбирается наружу, перелезает через стену ограды и бежит прочь по улице.

Аэропорт Сан-Паулу почти безлюден в этот час. Вот-вот должен взлететь последний ночной самолет — рейсом на Фоз де Игуазу, небольшой бразильский городок у самой границы с Аргентиной. Поскольку рейс это внутренний, документов, имен и тому подобного при покупке билета на него не требуется — все равно что для проезда в метро. Еще до восхода солнца самолет приземляется в городке, расположенном посреди дикой сельвы. Вдали, точно гром непрерывно бушующей грозы, слышен рев водопадов: там, всего в нескольких шагах протекает река, по которой проходит естественная граница между Бразилией и Аргентиной. Сидя в нанятой за несколько долларов лодке контрабандистов, преступник не отрывает глаз от приближающихся огней аргентинского берега. Цветные фонарики, не гаснущие всю ночь, отмечают место нахождения приграничного борделя. Преступник входит, заказывает выпивку, рассматривая между тем густо накрашенные лица проституток. Скоро уже рассветет. Издалека доносится звук марак, играющих под аккомпанемент тамбуринов. Древняя бронзовая кровать, залитая мертвенным красным светом. Сидящий на кольце какаду наблюдает за вошедшей в комнату парочкой. Преступник хочет скоротать остаток этой длинной ночи. Женщина раздевается и ложится на постель. Ноги ее раздвинуты, она не выказывает ни малейших признаков сопротивления. Преступник гладит рукой податливую плоть женщины, затем зажимает ей рот, боясь, как бы она не закричала от боли и кто-нибудь не прибежал ей на выручку. Глаза проститутки широко открываются. До рассвета остается всего несколько минут, но тропическое небо еще черно. По телу женщины пробегает дрожь — однако страх ее напрасен. Спустя секунду он отпускает ее: податливая плоть проститутки вызвала у него лишь отвращение. Та выходит из комнаты, зажав в руки отсчитанные им банкноты, и оставляет дверь приоткрытой. У него уже нет сил ни на что — даже на то, чтобы закрыть дверь — но не выпущенное им наружу вещество бродит в его теле, отравляя плоть и не давая сомкнуть глаз. Он безвольно наблюдает, как в оставленный зазор просовывает морду и затем входит борзая собака в лишайных пятнах. Преступник закрывает глаза. Борзая вываливает желтоватый язык и принимается лизать ему между ног. Ночь осталась позади. Водопады переливаются всеми цветами радуги в солнечных лучах; солнце, бьющее в зазор между раздвинутыми парусиновыми занавесями, освещает объекты, рассеянные по полу просторного зала: ржавые железяки, источенные куски дерева, проколотый резиновый мяч, окровавленный якорь, проломленный череп женщины, пятна крови и лужицу белесой тягучей жидкости. Ночь позади, начинается новый день. Борзая наступает лапой на мерзкую белесую лужу и, оставляя за собой липкий след, выходит из комнаты.