Лишь захлопнув за собою двери школы, Пээтер понял, что его бегство — просто-напросто глупая выходка. Он вёл себя словно обидчивая девчонка. Словно Майму — чуть что ей не по нраву, сразу убегает, закрыв лицо ладонями.

Во всяком случае, теперь возвращаться совсем глупо. Ни дать ни взять — побитая собака с обвисшими ушами и поджатым хвостом.

И Пээтер уходил всё дальше от школы.

В его голове беспорядочно кружились обрывки мыслей. Он то начинал сердиться на агронома, но сразу же остывал, — откуда же постороннему человеку знать, как несправедливо поступили с Пээтером зелёные маски! То удивлялся тому, что Калью кинулся следом за ним, пытаясь вернуть его назад. Но тут же вспоминал злорадное хихиканье Вальтера, и все другое мигом забывалось…

Незаметно для мальчика, улица привела его к городскому парку. Прохожие провожали Пээтера изумлёнными взглядами: полы куртки мальчика распахнуты, концы шарфа развеваются за спиной, руки засунуты глубоко в карманы…

На краю парка, как раз возле живой изгороди, таинственно посаженной накануне ночью, его дружески остановила чья-то рука.

Мальчик хотел было вырваться, но оглянувшись, мигом вытащил руки из карманов и поспешно поклонился:

— Здравствуйте!

— Здравствуй, здравствуй, ученик Киви! Так, кажется, твоя фамилия? Или у тебя есть прозвище? Есть? Мотаешь головой. А если бы и было, что с того. Между приятелями всякое случается… Прозвища даются чаще всего шутки ради.

Перед Пээтером, улыбаясь, стоял старик с большими усами. Он опирался на можжевеловую трость, но голова его ничем не была прикрыта, словно у юноши. И ветер трепал серебристо-белые, такого же цвета, как и усы, волосы. Да, годы добросовестно поработали над ними. Ни одной тёмной прядки!

Лицо старика было всё иссечено морщинами. Они, точно глубокие борозды, сбегали ко рту и мясистому носу.

Молодыми казались лишь глаза старика. Они смотрели живо и словно бы с озорством, хотя их тоже окружала частая сеть морщинок.

В петлице синего плаща гордо красовался тёмно-зелёный лист дикого винограда. Пээтеру сразу вспомнилось, что у товарища Нымма (это был он!) всегда что-нибудь воткнуто в петлицу: какой-нибудь цветок, листик, колосок или просто, веточка.

Учитель Аугуст Норман и пенсионер Кристьян Нымм — два самых популярных человека в школе. Кристьян Нымм без всякой платы взялся помогать учительнице естествознания по работе в школьной теплице. Сколько желающих находится каждую осень потрудиться там, — прямо диву даёшься! Под руководством товарища Нымма хотят заниматься все, — охотников в десять раз больше, чем позволяет помещение…

Старичок Нымм запахнул полы куртки Пээтера и заботливо застегнул несколько пуговиц.

— Разве можно так… Ведь ветер-то не посмотрит, что ты боксёр, он не из пугливых. Надует тебе хворобу да ещё и присвистнет в придачу. Куда путь держишь, голова ты садовая?

Пээтер, застыдившись, принялся разглядывать свои ботинки.

— Никуда. Просто прогуливаюсь.

— Прогуливаешься? — недоверчиво переспросил Кристьян Нымм. — Но ведь у вас сегодня должен быть сбор отряда. Вы же хотели взять в оборот Вальтера Курвитса.

— Я убежал со сбора! — выпалил вдруг Пээтер и торопливо, перескакивая с одного на другое, стал обо всём рассказывать.

Пээтеру очень хотелось, чтобы ему посочувствовали, — ведь Кристьян Нымм хорошо его знал. Ещё с тех времён, когда теплицу начали строить. Сколько раз он хвалил Пээтера. Уж старик-то непременно скажет, что с Пээтером поступили несправедливо, что его зря оскорбили и опозорили, что зелёные маски просто-напросто хулиганы, что им надо отомстить: вызвать их на открытый бой…

Старик Нымм поднял руку и застегнул последнюю, верхнюю пуговицу на куртке Пээтера. Затем разгладил ладонью смятый клапан кармана, похлопал мальчика по руке и — ничего не сказал.

— Товарищ Нымм, разве я не прав? Прав ведь? Верно?

Всей душой ждал Пээтер поддержки.

Но старик покачал головой.

— Видишь ли, сынок, чтобы ты был прав по всем пунктам, этого сказать нельзя. Уж наверное, знак на руке и на дверях тебе поставили не просто так, а за дело. А что касается нападения на тебя… ведь зелёные маски объяснили…

Пээтер не стал слушать дальше. Он повернулся на каблуках, пробормотал что-то, похожее на «будьте здоровы!» и, словно пришибленный, пошёл прочь: через газон и через низкую живую изгородь, сквозь кусты — прямиком к улице Койду.

«Старик Нымм тоже считает, что я заслужил весь этот позор. Проклятые маски!» — думал мальчик.

Ах, если бы он мог собственноручно их проучить! Он вышел бы один против трёх и нокаутировал бы противников одного за другим. Безжалостно. Приволок бы их на сбор, поставил бы перед всем отрядом! Заставил бы признаться. По отношению к другим они, может быть, и правы, но его, Пээтера, обидели зря.

Уже возле дверей своего дома Пээтер заметил, что в руках у него нет портфеля, — остался на стуле в пионерской комнате.

Ничего не поделаешь, придётся вернуться. Наверное, сбор уже кончился и все разошлись по домам.

Но на ближайшем углу Пээтер остановился, точно вкопанный.

Навстречу ему шла Вильма!

Что надо ей в этих краях?

Ого! В руках у девочки два портфеля! И, хочешь верь, хочешь нет, один из них — портфель Пээтера. Коричневый, с двумя замками, перехваченный ремешком (замки иногда преподносят неприятные сюрпризы).

Наконец Пээтер приходит в себя и направляется к Вильме.

И вот они уже стоят друг против друга.

Щёки Вильмы раскраснелись от ветра. Глаза смотрят испытующе, но доброжелательно.

— Твоя сумка. Или, как любит говорить Пауль, портфель.

— Спасибо, — Пээтер берёт свой портфель у девочки.

— Жалко, что тебя не было. Вальтер хотел отпереться, — говорит Вильма.

— Ах! Кто станет теперь меня слушать! Мои слова уже ничего не значат. Ведь я в сравнении с Вальтером чёрен, как дёготь. Опозорили перед всем городом. Чего доброго, скоро ещё и в газете ославят.

Произнеся эти злые слова, Пээтер быстро зашагал прочь. Он шёл не оглядываясь. Но с каждым шагом у него всё сильнее щемило сердце.

«В чём Вильма-то виновата? Зачем я с нею так?.. Ведь она же принесла мне портфель…»

Пээтер остановился, посмотрел назад.

Девочка уже скрылась за углом.

Пойти за нею? Догнать?

Пээтер долго стоял в нерешительности. По улице навстречу ему катились гонимые ветром листья.

Настроение Пээтера не улучшилось и к вечеру. Учить уроки не было ни малейшего желания. Сегодня его не привлекала даже география. А география была его любимым предметом, — ведь он собирался стать моряком. Не хотелось идти и в детский сад за Вийве. А о том, чтобы наколоть дров и принести их домой, даже думать было противно.

Но дрова были нужны, в квартире стало холодно. Пришлось пойти. Волоча за собою пустой мешок, Пээтер вышел на лестницу. В дверях подвала навстречу ему попался Волли. Под мышкой он держал какие-то четырёхугольные дощечки, приколоченные к длинным палочкам. Во всяком случае, так показалось Пээтеру.

Расстроенный Пээтер, вероятно, и не заметил бы дощечек, если бы Волли не спрятал их за спину. Испуганное движение соседа сразу бросилось Пээтеру в глаза.

— Что там у тебя?

Волли, продолжая держать дощечки за спиной, пробормотал:

— Ни… Ничего. Просто так… Наколол лучины для растопки. Из обрезок досок. Хорошие, сухие.

— Чего же ты их за спину-то прячешь?

— Ни… ничего я не прячу… Просто они чуть не упали.

— Чуть не упали, говоришь?! Ну и напустил туману… — Пээтер махнул рукой и, хлопая мешком по ноге, начал спускаться в подвал.

Раздался стук топора. Настроение Пээтера с каждым ударом становилось всё лучше. Работа словно отогнала невесёлые мысли.

Мальчик взмахивал топором всё веселее. Гора расколотых поленьев росла и росла. И вот уже дров для плиты хватило бы на два, потом на три, на четыре, на пять дней… А топор всё поднимался и опускался. Пээтер даже начал посвистывать.

Наконец мальчик разогнул спину, потянулся и начал укладывать пахнущие смолой сосновые поленья в мешок.

«Сейчас затоплю плиту. Потом сяду за уроки, — решил он про себя. — Сделаю побыстрее. Приведу домой Вийве. А потом послушаю радио. Сегодня опять будут транслировать песни мужского хора. Уж на этот раз я не прозеваю».

Таща мешок с дровами вверх по лестнице, Пээтер вспомнил, как Вильма принесла ему забытый в школе портфель.

И настроение мальчика стало ещё лучше.