В этот ветреный пасмурный вечер то и дело моросило. Не успевала земля подсохнуть, как её уже снова поливал дождик.
Дёрн пропитался водой, словно губка. С кустов текло. С карнизов крыш в лужи шлёпались большие тяжёлые капли.
В такую погоду противно и нос-то на улицу высунуть. А тем более лежать в траве. Но что поделаешь! Бывают в жизни такие обстоятельства, что приходится и в мокрую траву лечь, да ещё надолго. Ты чувствуешь, как сырость проникает сквозь одежду, пронизывает тебя до костей, бросает в озноб. Тут уж не остаётся ничего другого, — стисни покрепче зубы, сожми руки в кулаки и повторяй про себя: «Выдержу! Выдержу!»
Вероятно, именно так думали мальчик и девочка, спрятавшиеся на участке Курвитсов. Хотя перед их глазами качались стебли высокой травы и ветки малины, дом Курвитсов был как на ладони. Прошёл уже час с тех пор, как прекратился дождь, но возле дома всё ещё не было ни души. Очевидно, погода не благоприятствовала сидевшим в засаде. Придёт ли вообще кто-нибудь сюда сегодня?
Девочка засунула руки в рукава плаща и передёрнула плечами.
— Пошли…
— Подождём ещё чуточку, — прошептал мальчик и принялся жевать новую травинку. — Ты же сама слышала, мальчишки Казе обещали ему что-то сюда принести.
По булыжной мостовой улицы раздался грохот колёс. Кто-то сердито понукал лошадь.
Повозка всё приближалась… Наконец стук железных ободьев о камни прекратился.
Подняв головы, сидевшие в засаде увидели, что телега остановилась возле участка Курвитсов.
— Открой! — приказал чей-то надтреснутый голос.
В воротах появился Вальтер. Он был в комбинезоне и в кепке. Вальтер отодвинул засов, и ворота раскрылись.
— Ноо! — скомандовал высокий мужчина с крупными чертами лица, по-видимому, отец Вальтера.
Лошадь рыжей масти повернула в ворота, ступила на дорожку, вздрогнула, остановилась. Затем потянула, напрягшись всем телом. Ни с места. Передние колёса нагружённой камнями телеги завязли в неглубокой канаве. Лошадь дёрнула ещё раз. Из-под копыт полетели искры. Но телега не поддавалась.
Мужчина схватил палку. Послышались глухие удары.
Лошадь вновь собрала все свои силы. Попыталась сдвинуть телегу… Никакого результата.
— Чёртова тварь! — выругался отец Вальтера и вновь взмахнул палкой. Лошадь фыркнула, подковы её со скрежетом заскользили по гравию дорожки.
— Вальтер! На, держи! Я ей сейчас покажу! — в бешенстве закричал мужчина, бросая Вальтеру вожжи.
Вальтер поймал их на лету, а его отец схватил палку обеими руками и принялся избивать лошадь.
Сидевшие в засаде впились ногтями в мокрый дёрн. Оба собрали всю свою выдержку, чтобы не вскочить и не вмешаться.
— Вот изверг!.. — процедила девочка сквозь зубы.
— Тсс!.. — шикнул на неё мальчик. Но он тоже был очень взволнован. Ещё немного — и он кинется на помощь рыжей лошади, вырвет из рук её мучителя палку…
Наконец Вальтер догадался подтолкнуть телегу плечом, и взмыленной лошади удалось вытянуть колёса из канавы. Судорожно согнув передние ноги, дрожа всем телом, втащила она телегу на грязный двор.
— Эг-ге… — засмеялся отец Вальтера, бросая вожжи на потный круп лошади, — сто́ит только взяться за дубину, мигом вывезет!
Вальтер обошёл вокруг телеги. Проходя мимо морды лошади, он замахнулся, точно собираясь ударить, и животное испуганно вскинуло голову.
Отец Вальтера свалил камни возле фундамента, влез на телегу и крикнул исчезнувшему в доме Вальтеру:
— Ты что, не едешь?..
— Нет. Я подожду мальчишек Казе. Они обещали мне кое-что принести.
— Смотри не задерживайся опять до ночи. Ноо!
Грохот колёс по булыжнику начал удаляться.
Вальтер вышел из дому, закрыл ворота, несколько раз прошёлся туда — сюда. Остановился возле штабеля досок, вытащил из-под кучи мусора какую-то рейку, примерно метровой длины, затем — вторую. Крутанул их, словно мечи, несколько раз над головой. Потом выпустил из рук, — обе палки со свистом полетели в кусты малины недалеко от сидящих в засаде.
Скоро в калитку вошли два мальчика. Ростом они были ниже Вальтера, но такие же худенькие.
Это явились братья Казе, ученики второй средней школы. Один — из третьего, другой — из четвёртого класса.
Мальчики повозились некоторое время возле дома. Какой-то предмет переходил у них из рук в руки и наконец исчез в кармане Вальтера. Затем все трое вышли на улицу.
Калитка захлопнулась.
Сидевшие в засаде напрягли слух.
Ушли. Даже шагов не слышно.
Девочка вскочила на ноги. Раздвигая ветки кустов, она бросилась прямо в заросли малины и подняла брошенные Вальтером рейки. Концы у обеих были оструганы. По-видимому, для того, чтобы удобнее держать в руке.
— Иди сюда!
— Что там такое? — Мальчик, потягиваясь, поднялся с земли. — Жаль, что мы ничего не обнаружили… Придётся ещё раз устроить здесь засаду. А о папаше Вальтера надо будет написать в газету.
— Как ничего не обнаружили?! — воскликнула девочка. — А это?!
Она покрутила двумя найденными в кустах рейками.
— Это те самые палки, которыми избивали Пээтера!
Мальчик подошёл, повертел в руках рейку с оструганным концом, осмотрел её со всех сторон, словно желая убедиться в справедливости слов девочки.
— А где же третья? Ведь их было три.
Девочка усмехнулась.
— Третьей рассекли Пээтеру бровь. И Пээтер взял её себе. Она сейчас…
— А-а! — перебил её мальчик. — Ясно. Всё ясно. Припоминаю. Ты мне говорила.
Сказав это, мальчик оживился. Он щёлкнул пальцами и присвистнул, затем коротко произнёс:
— Отнеси назад. На то же место, в кусты.
— Зачем? Ты что, спятил?..
— Неси, неси. Какая польза от того, что их нашли мы? Поняла?
Девочка кивнула и отнесла палки на прежнее место, в заросли малины.
После этого мальчик и девочка пролезли сквозь недостроенный забор на соседний участок, пересекли двор и вышли через калитку на улицу.
На следующее утро председатель совета дружины Гуннар Лойк, ученик восьмого класса, обнаружил на своей парте письмо. Ничего особенного — обыкновенный голубой конверт, на нём написана фамилия. И всё-таки находка озадачила Гуннара. Ведь не каждый день у тебя на парте появляются письма! В школе принято объясняться друг с другом в устной форме, иногда, правда, пускают в ход и руки. Но — письма! Такого никогда не случалось.
В конверте лежал сложенный вчетверо листок из тетради. На нём было написано:
«Вальтер Курвитс — хулиган. Нам известно о нём следующее:Зелёные маски».
1. Вальтер и с ним, вероятно, братья Казе из второй средней школы под видом зелёных масок напали на Пээтера Киви и избили его палками. Одна из палок попала в руки Пээтеру, но он забыл её у Вильмы Кютт. Палка до сих пор стоит у неё в прихожей возле вешалки. Две другие палки лежат в малине на участке Курвитсов. Под четвёртым кустом, если считать от калитки.
2. Вальтер и с ним, по-видимому, те же братья Казе совершили нападение на Вильму Кютт. И опять под видом зелёных масок. Об этом случае можно расспросить Пээтера. Насколько нам известно, Пээтер ещё никому ни о чём не рассказывал.
3. Вальтер мучил собаку, — её спас Пээтер. За этот поступок Вальтеру было сделано предупреждение на сборе отряда.
4. Ребята могут привести ещё много доказательств хулиганских поступков Вальтера.
Такому хулигану, как Вальтер, не место в рядах пионеров!
Ниже стояло: «Примечание: Вальтера до сих пор не заклеймили знаком «ВП» только потому, что зелёным маскам не удалось застать его на месте преступления. А у нас такое правило — отмечать только тех, кто на наших глазах причинял вред природе».
Некоторое время Гуннар вертел письмо в своих сильных руках. Он был не из тех, кто принимает поспешные решения. Но если уж он принял решение, то не отступал, пока не проводил в жизнь.
— Ах, так! — пробормотал он угрожающе и пошёл к старшей пионервожатой — советоваться.
Вскоре после окончания школьного дня калитка на участке Курвитсов распахнулась, и во двор решительно вошла группа пионеров — Гуннар, Вильма, Калью; старшая пионервожатая Урве Таммик и сам Вальтер. У всех были с собою портфели. Только Вильма вместо портфеля крепко держала подмышкой какой-то длинный, завёрнутый в бумагу предмет. (Девочка успела сбегать домой на последней переменке.)
— Никак не возьму в толк, что вам от меня надо, — ворчал Вальтер. Он беспокоился, — уж очень всё было таинственно. После уроков Гуннар позвал Вальтера на минутку в пионерскую комнату. Старшая пионервожатая сказала, что нескольким ребятам необходимо зайти по делу на участок Курвитсов. Предложила отправиться в путь сразу же. И — больше ни слова. Вальтер, правда, пытался узнать, в чём же, собственно, состоит дело. Но ему не сказали. «Небось, на месте увидишь». Какой же это ответ! В нём даже слышалась угроза. И Вальтера мучило недоброе предчувствие. Поэтому-то его взгляд беспокойно перебегал с одного лица на другое.
— Пошли туда, к малине. Четвёртый куст, — распорядился Гуннар.
Все повиновались.
Гуннар раздвинул руками ветки.
Вальтеру стало ясно: что-то ищут. Но что? Он топтался на месте и заодно со всеми вытягивал шею. Что же в самом деле может быть там, в кустах? Он не помнит, чтобы туда.
Гуннар наклонился.
Когда председатель совета дружины выпрямился, в руке у него были две короткие рейки с оструганными концами.
Он поднёс это «оружие» к самому носу Вальтера, словно спрашивая его о чём-то. Все напряжённо следили за выражением лица Курвитса, за его позой, за каждым его движением.
— Что это такое, Вальтер?
Вопрос был задан спокойным тоном; Вальтер не мог уловить в нём ничего особенного. И всё же он отступил на шаг, словно счёл за лучшее держаться подальше от Гуннара и других пионеров.
— Рейки. Сам не видишь, что ли? — ответил Вальтер с безразличным видом.
— Что ты с ними делал?
— Ах, не разводи историю! Что делал? А что с ними полагается делать?.. Обрезки, остались после стройки.
— А зачем у них выструганы рукоятки?
Вдруг в сердце Вальтера закрался страх. Парень почуял приближение опасности. Куда они клонят? Неужели?..
Он отступил ещё на шаг, метнул исподлобья взгляд в сторону старшей пионервожатой.
Принесла же нелёгкая сюда эту Таммик! А то послал бы всех к чертям!
— Ну… — подыскивал он объяснение. — Ну… устраивали тут с парнями Казе соревнования.
Гуннар смутился. Ответ был простым и казался вполне правдоподобным. Что же спросить дальше? Сразу бросить ему в лицо обвинение?
— А где же третья? — спросила Урве Таммик.
Вопрос был неожиданным и уже не на шутку испугал Вальтера. У него не хватило смелости соврать старшей пионервожатой, будто третьей и не было вовсе. Нет. Им что-то известно!
И он осторожно начал искать лазейку.
— Да кто его знает… Может быть, парни Казе куда-нибудь забросили.
Тут старшая пионервожатая взяла из рук Вильмы длинный предмет, быстро сорвала с него бумагу. И все увидели третью палку.
— Стало быть, ты и раскроил этой самой палкой Пээтеру бровь в городском парке?
Круглое, словно у девочки, лицо Урве Таммик сделалось суровым.
И Вальтеру стало ясно: наступила пора расхлёбывать кашу, которую он сам заварил. Но он не спешил с этим. Ещё чего! Надо быть набитым дураком, чтобы так прямо взять да и признаться: дескать, верно, я раскроил. Ещё можно вывернуться.
Словно собираясь пуститься наутёк, Вальтер отступил ещё на один шаг. Но Гуннар сразу же шагнул следом за ним, — в каждой руке он держал по палке.
— За что ты избил Пээтера?
Вальтер вновь сделал шаг назад. И Гуннар снова шагнул вперёд.
— Так разве я… Парни Казе. Я удерживал их. Я не ударял. Ни разу. Честное слово!
До чего противно было на него смотреть! Как метался из стороны в сторону его взгляд, останавливаясь то на Гуннаре, то на Урве Таммик, то на Калью! Какое приниженное и плаксивое выражение появилось у Вальтера на лице! С какой готовностью сваливал он вину на своих приятелей!
— Вальтер! Не ври!
В голосе Урве Таммик слышалась угроза. Казалось, старшая пионервожатая хотела предупредить его: «Не ступай на эту дорогу, — завязнешь ещё глубже».
— Я… не вру, — гнусавил Вальтер. — Это они…
— Замолчи! — вновь перебила его Урве Таммик. — На палке, которую швырнули в голову Пээтера, выжжены твои инициалы. Ты что, забыл об этом?
Старшая пионервожатая поднесла палку к лицу Вальтера. На конце рукоятки ясно выделялись буквы «ВК».
Вальтер стоял опустив руки. Ветер трепал полу его серого плаща. В воздухе кружились сорванные с деревьев листья; беспомощные, они были во власти ветра, словно подбитые птицы.
Гуннару стало до боли стыдно, что в его дружине есть такой пионер. Председатель совета дружины многое отдал бы за то, чтобы все происшедшее оказалось лишь дурным сном. Но — чудес на свете не бывает.
И Гуннар отвернулся от Вальтера, ещё раз приподнял рейки, с отвращением на них взглянул и бросил через плечо назад, в кусты.
Урве Таммик выжидательно смотрела на пионеров. Как поведут они себя дальше? Какие чувства испытывают они к Вальтеру, — жалеют его или презирают?
Она ни о чём не договаривалась с ними заранее. Здесь присутствовали председатель совета дружины, председатель совета отряда и звеньевая. Кому же, как не им, решать!
Гуннар, Калью и Вильма некоторое время стояли в задумчивости. Затем все трое, словно сговорившись, медленно направились к калитке, не произнеся ни слова. Слышался только шелест осенних листьев у них под ногами.
Урве Таммик пошла следом за своими пионерами. Пионервожатая была рада, что они закончили разговор с Вальтером именно так.
Хлопнула калитка.
Вальтер остался один; он всё ещё стоял среди заваленного строительным мусором двора.
Через несколько дней состоялся сбор отряда.
Пионеры расселись за длинным столом, покрытым зелёной материей. У большинства лица были серьезные и решительные и лишь у некоторых — выжидательные: дескать, посмотрим сначала, что скажут другие.
Но про себя каждый рассуждал примерно так:
«Мало ли какой поступок можно совершить. Можно сделать глупость, вести себя по-дурацки. Иной раз бывает и такое, что не хочешь, да причинишь кому-нибудь неприятность. Это совсем другое дело. Это не подлость. Но использовать форму зелёных масок для того, чтобы отомстить Пээтеру, избить свою звеньевую… Бросить тень на чужое имя! А самое ужасное — мучить животных. Какая гнусность! Фу! Когда подумаешь об этом, по телу пробегает дрожь отвращения, словно ты дотронулся до чего-то омерзительного и липкого».
Учитель Норман сейчас среди своих учеников. Поглаживая рукой подбородок, он задумчиво переводит взгляд с одного на другого.
Рядом с ним, опираясь локтями о стол, сидит старшая пионервожатая.
Гуннар познакомил собравшихся с обстоятельствами дела, подчеркнул, что отряд должен сказать своё веское слово.
— Пусть сначала выскажется Пээтер! — потребовали ребята.
— Он знает больше всех!
Пээтер поднялся с места.
— Чего тут много говорить. Вальтер хотел отрубить собаке хвост. Напал на Вильму. И… и на меня тоже. Всё и так ясно. Где это видано, чтобы пионер так поступал! Взбучку хорошую ему следовало бы дать. Разговоры на него не действуют — как с гуся вода. Его ведь предупреждали.
Пээтер с грохотом пододвинул стул и сел.
Пионеры зашумели. Видали, что надумал! Взбучку! Ну и Пээтер!..
— Как будет выглядеть эта взбучка практически?
Задавая вопрос, учитель Норман наклонился вперёд, словно боялся не расслышать ответа Пээтера.
Пээтер растерянно осмотрелся. Его сунутые под стол руки то сжимались в кулаки, то разжимались. Действительно, как?.. Ну и сморозил!..
Не найдя выхода из затруднительного положения, он пожал плечами.
Кто-то вскочил с места. Раздался слегка хрипловатый прерывистый голос.
Пээтер поднял голову.
Кто это? Неужели?..
Да, действительно, говорил Волли Кангур.
— Мы предупреждали. Никакого толку. Продолжает своё… Исключить! Исключить из пионерской организации. Чего доброго, нас всех начнут считать такими. Но… но Пээтер говорит глупости… Какая может быть взбучка!
Раскрасневшийся оратор опустился на стул. Было заметно, как поднимаются и опускаются плечи Волли, — он тяжело дышал от возбуждения.
Пээтер не мог отвести глаз от этих худеньких плеч. Волли удивлял и восхищал его. Вот он какой — Кангур, его товарищ по классу, товарищ по отряду, а Пээтер так долго просто не замечал его. Ни в классе, ни дома, хотя они уже около полугода соседи.
Последнее время Пээтер очень внимательно присматривался к Волли, и постепенно тот нравился ему всё больше. А это смелое выступление Волли окончательно убедило Пээтера, что Кангур — стоящий парень.
Из задумчивости Пээтера вывел голос Калью — спокойный, глуховатый, почти скорбный, как в тот раз, когда Калью говорил об аресте своего отца.
Пионеры насторожились. Калью редко говорил таким тоном.
Председатель совета отряда поднял руку и начал один за другим загибать пальцы.
— Избил товарища по классу. Издевался над собакой. Запугивал Волли. Наплевательски отнёсся к требованиям пионерской организации…
Вскоре были загнуты все пальцы и одной, и второй руки. Но перечисление позорных поступков Вальтера продолжалось.
Время от времени присутствующие смотрели в конец стола. Там, на краешке стула, сгорбившись, сидел виновник неприятного для всех разговора. С той минуты, как начался сбор, Вальтер не изменил позы. Он точно боялся сесть поудобнее, точно хотел показать всем, какой он несчастный.
Курвитс ни разу не взглянул на своих товарищей. О чём он думал? Что заставило его сидеть, не поднимая глаз, — страх? Стыд? Или притворство?
Пээтер представил себя на месте Вальтера и ясно почувствовал, что не вынес бы такого осуждения.
Вдруг голос Калью изменился. Казалось, мальчик уже не в силах был сдерживаться и дал волю своему гневу.
— О чём ты в самом деле думаешь! — страстно воскликнул председатель совета отряда. — Что за человек из тебя вырастет? Быть дураком, быть трусом — это куда ни шло… Но быть подлецом — это… У меня слов не хватает. Страшнее уже ничего не придумаешь. Никто не захочет стоять рядом с тобой, считать тебя своим товарищем. Потому что в один прекрасный день ты его подведёшь… А разве с тобой мало говорили? Но всё без толку. Как ты мне всегда отвечал? «Не разоряйся! Какое кому дело до моих поступков!» Вот они, твои слова.
— Скоро пойдём на завод работать, — продолжал он. — Через три — четыре года. Встанем у станков. А ты занимаешься тем, что топишь мух в чернильнице…
Калью умолк так же внезапно, как и заговорил. Щёки его пылали. Нервы были напряжены до предела. Он понимал, что надо ещё многое сказать, чтобы Вальтер… чтобы все поняли, как отвратительна подлость. Но Калью не находил слов. Не знал, как выразить переполнявшие его чувства.
И он тяжело опустился на стул.
Ребята затаили дыхание. Надолго запомнят они этот момент. В особенности восклицание Калью: «Что за человек из тебя вырастет?»
Ведь каждый член отряда чувствовал: вопрос этот обращён не только к Вальтеру.
С места поднимается старшая пионервожатая.
— Волли Кангур предлагает исключить Вальтера из рядов пионерской организации. Есть другие предложения?
Молчание.
— Хорошо. Тогда проголосуем. Кто за то, чтобы исключить?
Отряд должен вынести приговор. Да или нет.
Руки поднимаются: одни сразу, другие медленно, третьи — лишь после того, как Калью начинает подсчитывать голоса.
Вальтер боится шевельнуться. Даже глаза его перестают бегать.
Калью считает:
— Один, два, три, четыре.
Затем, махнув рукой, говорит:
— Чего тут считать! Единогласно. Руки подняли все.
В комнате воцарилась гробовая тишина.
— Вальтер Курвитс! Встань!
Решение отряда — закон. Калью снимает с шеи Вальтера красный галстук.
Вальтер стоит в конце стола. Он больше не пионер. Он больше не товарищ по отряду. Теперь он всего лишь одноклассник.
— Можешь идти! — Старшая пионервожатая указывает на дверь.
— И помни, Вальтер, все ошибки можно исправить. Как в тетради, так и… в своём сердце, — говорит учитель Норман.
Бывает ли у преподавателя более грустная минута, чем та, когда осуждают его ученика? Вряд ли. Не удивительно, что в глазах Аугуста Нормана появляется какой-то странный блеск.
Тяжело ступая, пересекает Вальтер комнату. Вслед ему никто не смотрит. Нет. Это было бы чересчур больно. Терять товарища всегда нелегко.
Звук шагов уходящего глухо раздаётся в комнате.
Внезапно шаги замирают.
Все поднимают головы.
Вальтер стоит держась за ручку двери. Он оборачивается и обиженно бормочет:
— А парни Казе?.. Ведь они тоже пионеры…
Волли не выдерживает:
— Вон!
Вальтер скрывается за дверью.
Отряд молчит. Всем становится ещё тяжелее. Тяжело и стыдно за одноклассника.
По-видимому, для того, чтобы исправить свои ошибки, Вальтеру понадобится немало времени.