— Кто даст арифметику скатать?

Отчаянная просьба о помощи раздалась ещё прежде, чем Пауль Оттин успел войти в класс.

— У Пауля старая песня! — засмеялся Калью. — Ты можешь рта и не раскрывать. Мы и так знаем, что тебе надо приготовить тетради для списывания по всем предметам.

Пауль швырнул свой жёлтый портфель на скамейку, помахал полами куртки, обдувая пухленький животик, и воскликнул:

— Не мели чушь! От тебя я никогда ничего не просил и просить не собираюсь. Жадина! Выскочка…

Фраза осталась незаконченной, — Пауль шлёпнулся на скамейку рядом с портфелем. Несколько мгновений мальчик пытался сохранить равновесие, но, получив второй тумак, съехал на пол.

— Видали умника — сказал Пээтер, глядя на барахтавшегося под партой Пауля. — Что ему в голову взбредёт, то на других и валит!

И Пээтер отвернулся, словно ничего не случилось.

Он терпеть не мог привычки Пауля срывать на товарищах своё дурное настроение. Ведь в большинстве случаев Пауль нёс несусветную чушь. Вот как сейчас. Это Калью-то жадина! Калью — выскочка? Такое можно сказать о ком угодно, только не о Калью. Калью Пийр — парень честный и прямой.

Если бы все были такими, как он… И учится он тоже хорошо. Всегда — в числе первых учеников. Так же, как и Пээтер. С Вильмой, конечно, им обоим тягаться не под силу. У неё и голова, и руки золотые.

Чертыхаясь, Пауль вылез из-под парты.

— Не воображай, будто тебя кто-нибудь боится: ты Пээтер — пентюх! Ну и задал бы я тебе сейчас трёпку, да времени у меня в обрез! — закричал он на весь класс, чтобы всем стало ясно, почему Пээтер не получил сдачи.

Вот развеселил-то всех. Прямо потеха!

Пээтер сделал вид, будто ничего не слышал, сел за свою парту и открыл учебник по истории.

— Ну, так кто даст мне тетрадь по арифметике? — вновь начал Пауль подавать сигналы бедствия. — Ты, Майму? У тебя сделано?

— Сделано, а то как же! — Майму мотнула головой. — Только списывать я тебе не дам.

Последние слова она произнесла нараспев и с такой издёвкой, что любой на месте Пауля махнул бы рукой. Но Пауль на такие тонкости внимания не обращает. Вернее, обращать-то обращает, но вида не показывает. Дескать, пусть себе дразнится на здоровье: главное — получить от неё, в конце концов, тетрадь.

— Ну дай! Будь другом! — канючит он, навалясь грудью на парту, за которой сидит Майму.

Но у девочки, как видно, нет никакого желания быть «другом Пауля». Она вертит кудрявой головой и продолжает поддразнивать:

— Не дам! Вот возьму и не дам! Ну что ты мне сделаешь!

Однако Пауль — попрошайка с опытом. Уж он-то знает, как смягчить сердце упрямицы. Вернее, ему ясно, из-за чего она так ломается.

Пауль наклоняется к самому уху Майму и что-то ей шепчет.

— Обманываешь?! — отодвигается от него девочка. Но и этот приём знаком Паулю. Он знает, что теперь делать. Мальчик быстренько извлекает из своего кармана рубль.

— На большой перемене сбегаю в ларёк. Принесу! — обещает он.

— Честное слово? — не сдаётся Майму, однако голос её звучит не так холодно.

— Разумеется, — честное слово!

— Экстру? Да?

— Конечно.

— Всю плитку? Себе кусок не отломишь?

— Разве я когда-нибудь прежде… — рассердился Пауль, которому надоела эта бесконечная торговля. — Давай скорее тетрадку!

Наконец, держа в руке столь желанную тетрадь по арифметике, Пауль поспешно уселся за свою парту. Но приступить к «работе» уже не оставалось времени. В класс вошёл учитель истории. А на его уроке посторонним делом не займёшься! Учитель истории всё время расхаживает по классу.

Не успел прозвенеть звонок на перемену, как на столе Пауля появились две тетради по арифметике.

Теперь придётся поднажать! Следующий — урок старика Нормана. Засыпаться на его уроке не очень-то приятно. Так тебя пропесочит, что свет будет не мил.

Но стоило Паулю обмакнуть перо в чернильницу, как рядом невесть откуда появился Вальтер, раскрыл свою тетрадь, пододвинул тетрадку Маймы к себе поближе и как ни в чём не бывало принялся списывать.

Пауль даже слова не мог вымолвить от изумления. Ну и тип! Действует нахрапом. Хоть бы разрешения спросил! Словно это в порядке вещей: он, Пауль, купит для Майму плитку шоколада, а Вальтер спишет просто так, за здорово живёшь.

Ну да пусть. Сейчас некогда заводить ссору. Да и какой от этого толк…

«Задание №…» — успел написать Пауль, но в это время из громкоговорителя раздался голос диктора школьного радиоузла:

«Внимание! Внимание! Слушайте все! Слушайте все! Совет пионерской дружины передал нам интересное сообщение. Сейчас будет зачитано письмо совета дружины. Слушайте! Слушайте!»

Рука Пауля застыла в воздухе, затем в такт словам диктора медленно окунулась в чернила.

«Начинаем:

Совет пионерской дружины первой средней школы доводит до сведения всех учащихся, что при совете дружины образовано тайное общество!»

Последние два слова диктор почти прокричал в микрофон. Сделал паузу, кашлянул и торжественно продолжал:

«Общество ставит перед собою цель — бороться с теми, кто наносит вред растениям и мучает животных, а также помогать жителям нашего города украшать улицы, ухаживать за парком и тому подобное.

Почему общество является тайным, должно быть каждому понятно.

Председатель тайного общества — пионер пятого «а» класса — Калью Пийр. Название общества — «Зелёные маски».

Такое же общество образовалось сегодня и при пионерской дружине второй средней школы.

Членом общества «Зелёные маски» может стать каждый ученик, достойный называться защитником природы. Вопросы рекомендации в члены общества и вопросы приёма решает общее собрание «Зелёных масок».

Председатель общества «Зелёные маски» Калью Пийр обязан хранить в тайне фамилии членов общества».

В эти минуты в школе всё словно замерло, — никто не бегал и не шумел. Каждый стоял там, где его застало начало передачи, и затаив дыхание ловил слова диктора.

Разве кто-нибудь слышал такое прежде? Потрясающе!

Ну и разговоров было после окончания передачи!

Школа превратилась в огромный растревоженный улей. Гул возбуждённых голосов всё усиливался.

С молниеносной быстротой новость перенеслась во двор, оттуда — в сад, на спортивную площадку. Игра в футбол тотчас была забыта. Лапта уже никого не интересовала, словно давно просмотренный фильм.

Ученики собирались группами, кричали, объясняли, размахивали руками, разыскивали членов совета дружины, надеясь получить у них более подробные сведения. Калью Пийра спрашивали в десяти местах одновременно. И куда это он запропастился? Пусть-ка обо всём расскажет!

Наконец кто-то отыскал Калью в библиотеке. Ещё чего не хватало, — сидит себе и строчит заметку в библиотечную стенную газету. Ведь заметку можно в любое время написать. Пора ему заняться делом поважнее!

Его уже не отпустили; потащили в вестибюль, оттуда — во двор. Толпа вокруг Калью увеличивалась не по минутам, а по секундам. Вопросы сыпались градом. Каждый считал свой вопрос самым важным и старался перекричать других. Во дворе стоял невероятный гвалт.

Что мог ответить Калью?

Он забрался на плечи двух рослых мальчишек, похлопал в ладоши, состроил такую несчастную рожу, что всем стало весело, и крикнул;

— Слышали сообщение совета дружины: за-пре-ще-но! Строжайше запрещено! Так что относительно зелёных масок у Калью Пийра рот на замке. Вжжик!

Калью сделал рукой такое движение, словно он застегнул «молнию».

Ребята засмеялись.

— Прими и меня тоже! — воскликнул кто-то.

Калью развёл руками:

— Тут уж я ни при чём: принять или не принять — это от меня не зависит. Слышали ведь сами: вопросы приёма решает общее собрание.

Толпу ребят разогнал лишь пронзительный звонок. Ну так он ведь на то и существует, чтобы напомнить, что вскоре начнётся урок и опаздывать на него нельзя.

В пятом «а», разумеется, возбуждение и любопытство достигли наивысшей точки. Ребята следили за каждым движением Калью с таким интересом, словно он марсианин, только что спустившийся на Землю.

Видали номер! Сидит за партой их старый знакомый Калью — добродушный шутник, но всегда готовый встать на защиту товарища. Руки у него словно клещи. Когда он здоровается за руку, девочки даже вскрикивают. Глаза — ясные и внимательные; в глубине их всегда кроется улыбка. Калью никого не боится, даже самого чёрта. А если надо постоять за правду, будьте уверены, сложит за неё голову.

Да, это тот самый, знакомый всем Калью, председатель совета отряда, центровой игрок баскетбольной команды их класса.

Но сейчас в нём неожиданно появилось что-то новое, что-то таинственное.

Разумеется, Калью прекрасно видит, что одноклассники буквально не сводят с него глаз. Куда ни повернёшься, всюду — вопросительные взгляды.

— Что вы на меня уставились?! — восклицает Калью, размахивая руками, словно таким образом можно заставить любопытных отвернуться. — Вот тоже, нашли невидаль!

И, чтобы избавиться от чувства неловкости, он вытаскивает из портфеля губную гармонику — своего верного друга, садится на парту, кладёт ноги на спинку сидения и начинает играть.

Над партами, словно приплясывая, льются звуки весёлой польки. Той самой польки, которую Калью исполнял на майском карнавале., Пауль Оттин решает, что настал подходящий момент подлизаться к Калью, подталкивает его локтём и, хихикая, говорит:

— Ну и здорово же вы это придумали!.. — Полька обрывается. Музыкант внимательно прислушивается. — Вот показал бы я тем, кто траву топчет! Ого! Взял бы рогатку да и всадил бы из-за угла каждому такую порцию… Да ещё в подходящее место прицелился бы! Ну и попрыгали бы! Хе-хе-хе…

Калью ударяет гармошкой по ладони и серьёзно спрашивает:

— И скворцов оставишь в покое?

Класс прыскает со смеху.

Пауль приходит в ярость. Он отодвигается от Калью, словно наткнулся на колючку, и кричит:

— Погоди ты! Теперь всё известно! Известно, кто портфель измазал! Заплатишь! Ты у меня попляшешь!

— Пожалуйся маме, — советует Тоомас.

Калью вновь подносит гармонику к губам. Полька продолжается.

События последних пятнадцати минут взбудоражили Пээтера, — его мучает один вопрос.

Ведь по радио ясно сказали: зелёные маски решают сами, кого принять. «А я-то вчера полез… Точно так же, как сейчас Пауль. Эх! До чего глупо получилось! Да ещё дважды отмеченный знаком «ВП»!»

Появляется учитель Норман.

На лице старика улыбка. Глаза за толстыми стёклами очков хитро прищурены.

— Так, так… — бормочет он. Некоторое время молча поглаживает свой подбородок, наконец говорит, качая головой: — Вот это история так история. Целое общество неизвестных! Ты, Калью, хорошо помнишь формулы? А не то тебе трудновато будет командовать всеми этими иксами и игреками.

— Я постараюсь привести их к общему знаменателю. Тогда проще! — отвечает Калью.

Учитель Норман смеётся. Всё его тучное тело вздрагивает, будто он едет на велосипеде по булыжнику.

— Ха-ха-ха-аа!.. Стало быть, к общему знаменателю! Это блестящая мысль!

По классу проносится смешок. Все улыбаются.

— Пауль Оттин зачитает нам решение заданных на дом примеров.

Шёпот умолкает. Хорошее настроение остаётся.

Пауль встаёт с места так медленно, словно поднимает на плечах гору.

— У меня не… не сделано…

— Нуу? — Учитель смотрит на него поверх очков. На этот раз с любопытством.

— Да, — говорит Пауль смелее. — У меня… у меня живот болел! Живот, да!

Кто-то смеётся. Затем смеётся второй, третий…

Учитель произносит «ого!» таким тоном, будто он всем сердцем сочувствует Паулю.

— Да. Весь вечер бегал… — Пауль входит в роль. Он уже сам готов поверить в свои слова.

— Гм-да… — задумчиво изрекает учитель Норман. — Действительно, я видел, как ты бегал… следом за мячом. Там, возле железной дороги… Ну-ка, принеси дневник. Посмотрим, поможет ли эта таблетка!

Большая рука учителя Нормана ставит в дневнике Пауля единицу, затем подрисовывает к ней основание, словно боится, что иначе эта тощая цифра не сможет стоять и упадёт.

Урок продолжается. То один, то другой ученик отвечает на вопросы учителя. Наконец настаёт очередь Вальтера Курвитса.

Пауль поворачивает голову, прищурившись, смотрит в сторону последней парты, злорадно посмеивается.

Но Вальтер смело поднимается с места, уверенно берёт в руки тетрадку и начинает без запинки читать. Цифры, буквы и знаки действий так и отскакивают у него от зубов.

«Вот это да! — думает ошеломлённый Пауль. — Когда же Вальтер успел?.. У него ведь тоже ничего не было сделано».

Откуда было Паулю знать, что во время всеобщего оживления, вызванного сообщением совета дружины, Вальтер преспокойно продолжал списывать. Его такие пустяки не собьют с толку! Вот если бы радиоузел подсказал решение примеров, тогда — другое дело, тогда стоило бы и поинтересоваться!

Пауль, напротив, сразу же окунулся в сутолоку. Он тоже бегал взад-вперёд, о чём-то хлопотал, что-то обсуждал.

Вдруг Пауль вспомнил, что ещё не вернул Майму тетрадь. Да, но где же она?.. Как ни странно, тетрадь преспокойно лежит на парте перед своей владелицей.

Между тем Вальтер всё-таки попал в затруднительное положение, — учитель Норман попросил его подробнее объяснить порядок действий одного из примеров.

Наконец кончается и этот урок, так же, как до сего времени кончались все уроки во всех школах мира. Ещё не было такого случая, чтобы какой-нибудь из них длился вечно. Так же, как не было случая, чтобы перемена показалась ребятам чересчур длинной.

— Пауль, поди принеси мне плитку шоколада! — приказывает Майму.

Но разозлённый Пауль не желает подчиняться.

— Какую ещё плитку? Я не успел списать ни строчки!

— А мне что за дело! — настаивает Майму, топает ногой об пол, подталкивает мальчика к двери и, в конце концов, даёт ему подзатыльник. — Обманщик! Попробуй попроси ещё раз!

Вальтер, сунув руки в карманы, наблюдает эту сцену и строит Паулю рожи. Для Курвитса жизненные невзгоды и неурядицы — плёвое дело. Случается, конечно, и ему иной раз расстроиться, но лишь на минуту, и — опять всё идёт своим чередом… Когда он, наконец, станет серьёзнее? Ведь ему уже тринадцатый пошёл. Только… да, во время последнего пионерского сбора с ним произошло такое, чего от него никто не ожидал.

Пятиклассники решили совершить поход в совхоз Вихасоо и провести вместе с тамошними пионерами сбор дружбы.

С Калью во главе отряд, маршируя, выходил из ворот школы. Весело развевался красный флажок. Радостно выбивали дробь барабаны: тада-рада-рам, тада-рада-рам… Ноги словно сами собою чеканили шаг в такт музыке.

Как раз в это время Калью и другие пионеры увидели Вальтера. Он стоял на углу улицы у газетного киоска и пристально глядел в их сторону.

Когда отряд приблизился к Вальтеру, тот отвернулся и сделал вид, будто читает газету.

Пройдя несколько десятков шагов, Калью украдкой посмотрел назад. Вальтер уже отошёл от киоска; он стоял на краю тротуара и не отрываясь смотрел вслед колонне пионеров.

Улица была прямая. Каждый раз, когда Калью оглядывался, он видел Вальтера на том же углу. Мальчик по-прежнему глядел вслед удалявшемуся отряду.

Наконец, за дальностью расстояния, Вальтера стало уже трудно разглядеть, но он всё ещё стоял на том же месте. Стоял, хотя давно уже не слышал барабана и не видел красного флажка.

Да. Может быть, Вальтер мысленно маршировал с отрядом до самого совхоза… Заходил вместе со всеми на молочную ферму, а потом сидел возле костра… Возможно. Всё возможно. В мысли другого человека заглянуть трудно. Но одно несомненно: дни, проведённые в пионерском коллективе, оставляют след даже в очерствевшем сердце.

Медленно идут Пээтер и Тоомас вдоль длинного коридора. Они очень похожи друг на друга — оба неразговорчивы. Но им никогда не бывает скучно вдвоём. В последнее время Пээтер и Тоомас всё чаще ходят вместе. А началась их дружба с одной, на первый взгляд незначительной, встречи.

Однажды в воскресный день Пээтер с Вийве и матерью отправились на прогулку за город в сосновый бор. Там они повстречали Тоомаса.

Вначале Пээтер даже не узнал соседа по парте. Тоомас в тренировочном костюме и в берете бегал между деревьями. С одного холма на другой — то вверх, то вниз.

— Тоомас, что ты здесь делаешь? — крикнул, наконец, Пээтер.

Тоомас немного смутился, но подбежал к Пээтеру.

— Не видишь разве? Бегаю. — Он обтёр рукавом вспотевшую шею.

— Тренируешься?

— Да, вроде бы это так называется.

— Зачем?

— Да затем же, зачем и все.

Пээтер обиделся, махнул рукой, — дескать, нечего из пустого в порожнее переливать.

Но Тоомас обнял его за плечи и засмеялся:

— Ну и колючка же ты! Я закаляюсь. Уже второй год.

Пээтер вытаращил глаза.

— А в соревнованиях ты участвовал?

— Нет.

— Чего же ты впустую тренируешься?

— Как это впустую?.. — протянул Тоомас. На его добродушном скуластом лице вновь появилась улыбка. — Сказано тебе — закаляюсь. Я перенёс воспаление лёгких и очень ослаб. А врач мне сказал: «Если у тебя хватит силы воли тренироваться, через несколько лет будешь здоров, как бык». Вот я и начал понемножку… Каждый день. Сперва бегал недалеко, потом всё дальше. В первое время до большого камня позади дома, потом — до сарая, потом — до леса. Теперь вот бегу уже целый час без остановки… И не очень-то устал.

Тоомас, как видно, и сам удивился своей разговорчивости. Он недовольно буркнул:

— Объясняй тут тебе… Ещё остыну.

— Но… но ведь теперь из тебя получился бегун на длинные дистанции! — воскликнул Пээтер. — Ты не пробовал участвовать в соревнованиях?

— И не собираюсь, — ответил Тоомас таким тоном, словно Пээтер несёт несусветную чушь.

— А ты попробуй.

— Для чего?

— Вдруг окажется, что у тебя спортивное будущее.

— Не выйдет.

— Как? Спортсмена не выйдет?

— Почему спортсмена? Я уже два года каждый день бегаю. И в дождь, и в снег…

— Ну, это другое дело. А соревнования, победы…

— Не выйдет, — повторил Тоомас.

— А вдруг ты самый сильный бегун в школе?.. Да что там! Может быть, даже в республике!

— Ну и что с того?

На такой вопрос Пээтер не нашёлся что и ответить. Слыханое ли это дело! Вот чудак!

— И долго ты таким образом собираешься бегать?

— Не знаю. Там видно будет… Может быть, всегда. Всю жизнь. Зимою на лыжах катаюсь… По душе мне пришёлся этот… этот спорт. Да и в лесу очень уж хорошо! Кто знает, может, я лесником стану.

На том они и расстались…

Да, после этой встречи в лесу Пээтер смотрит на своего соседа по парте совершенно другими глазами: словно только что с ним познакомился.

Сейчас приятели прогуливаются по коридору и время от времени обмениваются скупыми фразами.

— Завтра будет экскурсия, — произносит Пээтер.

— Да. Пойдёшь?

— Разумеется. В типографии, наверное, интересно?

— Не знаю. Я никогда там не был.

Разговор обрывается. Когда мальчики достигают противоположного конца коридора, Пээтер спрашивает:

— Кто твой отец?

— Шофёр.

— На грузовой?

— Да, на самосвале.

По коридору навстречу им идёт Калью. Он с аппетитом ест яблоко и, по-видимому, кого-то ищет. Заметив Пээтера, он подзывает его пальцем.

Они отходят в сторону. Калью останавливается в лучах осеннего солнца, которые вливаются в открытое окно. Нажимает пальцами на яблоко в том месте, откуда торчит черенок, — с тихим хрустом яблоко разламывается пополам.

— Возьми. Вкусное. Хороший сорт.

Пээтер щурит глаза от яркого света солнца. Откусив яблоко, ждёт, что же будет дальше.

Калью расстёгивает «молнию» на спортивной куртке Пээтера — вжжжиг!

— Приходи в пять часов на угол улиц Койду и Сулева. Сможешь?

— Смогу.

Замок «молнии» вновь бежит вверх.

— Никому — ни слова. Понятно?

— Понятно.

И вот уже Калью спешит по коридору дальше. Он бойко размахивает руками. Вихор на его макушке весело подпрыгивает.

Кто знает, с кем из ребят ему ещё надо поговорить во время переменки?

Вдруг до слуха Пээтера доносится тонкий голосок, злой и плаксивый.

— Чёрт бы побрал зелёные маски! Из-за них я получил единицу по арифметике. А теперь ещё Майму пристала, как репей: подавай ей плитку шоколада, и всё тут…

Пауль повис на руке Тоомаса. Глядя на них, можно подумать, что это гуляют отец с сыном. По походке Тоомас сильно отличается от всех учеников класса, а от Пауля и подавно. Тоомас ходит медленно, шагает широко, враскачку, точно моряк. Издали его можно принять за взрослого человека.

— Делать нечего, придётся пустить в ход рогатку…

Глаза глубоко оскорблённого Пауля мечут молнии. Сердито взглянув на Тоомаса, он исчезает в толпе детей.

«На углу Койду и Сулева… На том самом углу, где я нашёл маску… Интересно, что понадобилось Калью», — думает Пээтер.

Мальчик сгорает от нетерпения, а до пяти часов ещё так долго ждать!

Из репродуктора, установленного в конце коридора над дверью химического кабинета, слышится звонкий голос диктора. Он повторяет сообщение совета дружины о том, что общество «зелёные маски» получило законное право на существование.