Отряд у нас очень хороший и единодушный. Лодырей и лентяев среди нас нет. Все время между членами отряда идет соревнование по сбору металлолома. И по бегу и по прыжкам провели серьезное состязание.

Жизнь в отряде шла отлично.

Но вот на одном сборе Тармо — он у нас вожатый отряда — заявил, что у нас слишком мало соревнований. А соревнование, сами знаете, подгоняет и оживляет, и на большие дела направляет.

Тармо объяснял долго. Все о том, что подгоняет и оживляет… Он у нас вообще известный говорун. Если уж заведется, то конца не дождешься.

Наконец Ааре сказал, чего, мол, талдычишь и так все ясно. И мы тут же решили, что устроим еще соревнование по сочинению стихов, по рисованию и по поведению.

Казалось, что все в порядке. Но на следующем сборе выступил Лембит и сказал, что он сочинять стихи и рисовать не умеет и поэтому у него все же очень мало соревнований. Надо бы придумать еще что-нибудь.

За чем дело стало! Придумали соревнование по езде на велосипеде, не касаясь руля.

И снова все казалось в порядке. Только в последующие дни словно зараза пристала. Постоянно кому-нибудь приходило в голову какое-нибудь новое соревнование. А как откажешься, если товарищ выдумал такое, что живит и бодрит!

Мы включили в план все новые и новые соревнования. Выходило, что придумывание соревнований по-своему стало тоже соревнованием.

Нас охватила настоящая соревновательная лихорадка. Не оставалось времени даже как следует учиться. Каждый день был заполнен страхом, что вдруг ты проспал какое-нибудь соревнование.

Но вот однажды Тармо пришел к мысли о таком мощном соревновании, которое, несмотря ни на что, никак нельзя было отставить.

— Знаете, ребята! — выпалил он на одном дыхании и хлюпнул носом.

Ааре тут же вставил:

— За хлюпанье носом тебе в соревновании по поведению минус два пункта! — и начал быстро искать таблицу, чтобы отметить эти минусы. Ааре вел у нас учет соревнований. Картонная папка была у него набита бумагами и таблицами.

— Ладно! — покорно махнул рукой Тармо. — Но себе поставь три минуса в соревновании по поддержанию порядка на сборе! Чего ты мешаешь выступающему!

Когда минусы были помечены, Тармо снова выпалил:

— Знаете, ребята! Я придумал такое соревнование, всем соревнованиям соревнование!

Мы слушали навострив уши, а Ааре начал вычерчивать уже новую таблицу.

— Знаете, ребята! Давайте соревноваться, кто сделает больше добрых дел!

Мы притихли как мыши, и каждый, наверное, думал, что вожатого мы выбрали действительно настоящего. По сравнению с этим соревнованием все предыдущие просто чепуха. И мы включили это соревнование в план.

Прежде, чем мы разошлись, Тармо сказал еще, что каждое доброе дело не должно повторяться. Не так, что делаешь одно и то же, скажем, двадцать раз! Если уж двадцать, то обязательно двадцать отдельных добрых дел. Окончание соревнования — через две недели.

Я начал лихорадочно думать, как бы поскорее записать первое доброе дело. Соревнование есть соревнование, и тут нельзя терять время.

К тому же у меня нашлась прекрасная идея, и я пулей вылетел из пионерской комнаты. Понесся во двор. Набрал из поленницы охапку дров — и сразу обратно к школе.

К своему удивлению, я увидел, что все наши мальчишки с охапками дров направлялись в ту же сторону! Поддали ногам жару. И помчались по лестнице в свой класс.

Тармо у нас толстяк. Он остался последним и страшно запыхался.

С грохотом побросали дрова перед печкой в кучу — и мигом за новыми. Я подумал, что буду носить до тех пор, пока другие уже не смогут. Тогда победа будет за мной!

Мы как раз побросали по четвертой охапке, как вдруг появился директор школы и спросил, что это за шутки мы тут выкидываем.

Хоть Тармо и объяснил, что мы помогаем нянечке, но директор сказал, уж не собираемся ли мы топить печь, пока она не лопнет? И что если топить нормально, то недели две придется пробираться к доске через кучу дров на ходулях. Он сказал, чтобы мы отнесли лишние дрова обратно и убрали мусор на лестнице, в коридоре и в классе.

Ну отнесли. И там же у поленницы разгорелась ссора. Каждый утверждал, что именно он пришел первым к этой мысли и что доброе дело следует записать именно ему. Больше всех возмущался Тармо. Потому что он еще вчера придумал это доброе дело.

— Да ты был со своими охапками самый последний! — кольнул Ааре.

— У меня нет твоих длинных, как у журавля, ног! — рассердился Тармо.

— Сам ты журавль! Только и знаешь языком чесать! — отпарировал Ааре.

Тогда я сказал, что первым за дровами выскочил я.

Лембит решил, что это ничего не значит. Что мне, наоборот, следует поставить семь минусов в соревновании по поддержанию порядка на сборе, потому что, когда я выскакивал, Тармо в это время произносил лишь заключительные слова.

Спорили мы долго и решили, что это доброе дело никому не зачтется.

Я был страшно зол и думал про себя, что я еще им покажу, какие добрые дела следует делать. Придумаю такое, что другим и в голову не придет. Пусть тогда завидуют.

Домой я не пошел, а бродил по поселку. Поначалу на глаза ничего подходящего не попадалось. Ради развлечения начал представлять себе всяческие прекрасные положения, когда можно было бы совершить такие дела, которые бы всех ошеломили. Например, скажем, загорелся бы этот дом Рейна Копли или свалился бы в Лягушачий ручей какой-нибудь карапуз. Я бы сразу же прыгнул за ним…

Постоял немного возле ручья, понаблюдал, как малыши бросали туда камешки. Но ничего не случалось. Ильме Саар разок вроде споткнулась, но в воду не полетела. Я здорово рассердился на нее за это.

Наконец отправился на станцию. Поезд скоро должен был прибыть, и я решил проверить все пути, может, где трещина появилась или шпала отошла.

Я немного побродил по путям, пока дежурный по станции не вышел и не прогнал меня. Мол, разве я не знаю, что ходить по путям и трогать гайки запрещено.

Когда я наконец добрался домой, уже темнело. И мне здорово досталось от мамы. Дескать, соседка приходила просить меня отнести ей вещи на станцию, а меня нигде не было. Отец после работы хотел послать меня к Рейну Копли. А пришлось идти самому.

Я не посмел и заикнуться о том, чем я занимался в поселке.

На следующее утро все ребята нашего отряда расхаживали с таким видом, будто каждый из них нашел волшебную лампу Аладдина. Я тоже напустил на себя важности и многозначительно поглядывал на других. О добрых делах мы между собой не говорили.

И тут посыпались неприятности. Они валились на наши головы, будто молнии с ясного неба.

Прежде всего вызвали к директору Тармо. Он вернулся оттуда весь красный. Некоторое время не произнес ни слова. Лишь отмахивался от нас. Наконец мы его все же разговорили.

Оказывается, к директору явилась разозленная Эллен Каазик. И директор очень серьезно и сердито спросил:

— Ты почему, Тармо, выбил окно в квартире товарища Каазик и залил комнату водой?

Он, Тармо, честно заверил, что у Каазиков был пожар. Он своими глазами видел, как из форточки валил дым. Тогда-то он и схватил ведро у колодца и плеснул! Но ведро задело стекло, и — дзинь! Откуда ему было знать, что у Каазиков так ужасно чадит печь!

Директор страшно ругался и сказал, что сломя голову и доброго дела не совершишь. Получится одно хулиганство.

На следующей перемене мы уже собирались было вновь обсуждать эту историю с пожаром, но тут к директору вызвали Ааре. А вернулся он такой же красный, как и Тармо. Ааре получил нагоняй за то, что выпустил кроликов. Тетушка Саар приходила в школу жаловаться, мол, это хулиганство, и у нее, мол, в результате пропали два прекрасных ангорских кролика.

Ааре, правда, объяснил, что он хотел только добра. Хотел загнать выпущенных кроликов в клетку. Ужас, сколько просидел за воротами, но никак не мог выполнить свое доброе дело. Кролики спокойно сидели в клетке, хотя он и открыл дверцу, но потом…

— Ну и балда! — не удержался Лембит.

— Это кто балда? — поинтересовался Ааре.

— Ты.

— Ах я?

— Да, ты!

И тут Ааре так двинул Лембита, что тот полетел вверх тормашками.

Мы все бросились на помощь. Кто к Ааре, кто к Лембиту. Получилась такая свалка, только держись!

Кончилось все тем, что на следующей перемене наш отряд в полном составе стоял в «почетном карауле» возле учительской. Мы были так обозлены, что и не смотрели друг на друга.

А еще через перемену к директору вызвали Лембита. Хоть мы и были все в ссоре, но как один подкрались к директорскому кабинету и стали прислушиваться:

— Что ты натворил вчера на станции?

Это директор спросил.

— Ни… ничего.

— Тут женщина приходила жаловаться, говорит, ты хотел утащить у нее сумку. Тебя задержали дружинники.

— Я… я хотел помочь ей донести сумку. Она сказала, не надо… Тогда я все же взял… Она стала кричать, а я с испугу бросился бежать и… и забыл поставить сумку.

Больше мы ничего не слышали, математичка прогнала нас.

Когда Лембит вернулся, Ааре не удержался:

— Ну и балда! Сумкомахатель!

Дело чуть снова не дошло до драки. К счастью, в класс вошла учительница, и мы, сопя, разбрелись по своим местам.

После уроков весь отряд позвали к директору.

— Что это значит? — сердито спросил он.

— Мы… мы соревнуемся… — пробормотал Тармо и хлюпнул носом.

Мы посмотрели на Ааре, не извлечет ли он таблицу соревнования по поведению. Но нет.

— Ах, значит, в хулиганстве соревнуетесь? Прекрасно! — с насмешкой сказал директор.

Мы повесили головы и ничего не смогли ответить. Даже Тармо словно воды в рот набрал.

Но едва мы выбрались из директорского кабинета, Тармо снова завелся рассуждать:

— Знаете, ребята! Мне пришло в голову еще одно соревнование! Это о том, кто…

— Кто сумеет без соревнования быть настоящим человеком? — вставил я.

И все закричали «ура», и Ааре под сопровождение радостных возгласов стал разрывать таблицы соревнований. Обрывки бумаг так и летали вокруг.

Мы какое-то время молча наблюдали это. Потом вдруг все набросились на Ааре. Но спасти удалось лишь две таблицы. Одну по сбору металлолома, другую — по спортивным соревнованиям.

Потом мы были очень довольны, что подоспели вовремя. Не очень рано и не очень поздно!