Вагон, как всегда, был полон. Кто читал, кто переговаривался, кто-то дремал, кто-то поглядывал в окно. И в этом не было ничего необычного. Единственное отличие состояло, возможно, в том, что среди пассажиров на этот раз было много детей. Мальчишек и девчонок. Шестой пионерский отряд ехал на экскурсию, которой был премирован.
В коридоре школы висела большая таблица. Больше всего красных кружочков там именно в графе шестого отряда. За общественную работу, за сбор макулатуры, за порядок в классе, за тимуровскую работу… Внизу таблицы красным кружочкам дано пояснение — ПП, что, в свою очередь, расшифровывается, как полный порядок. А это значит, что лучше не сделаешь. Такая оценка, конечно, завышена, потому что каждое дело можно сделать и еще чуточку лучше…
Так как ребят в вагоне было больше обычного и это были уже не малыши, а, по всей вероятности, семиклассники, то и некоторые взрослые стали приглядываться более внимательно. Чем же это молодое поколение живет? Всякое о них говорят. Что бессовестные, и хулиганье, и… А сейчас вон их сколько перед глазами, да и времени хватает, можно понаблюдать.
Кое-кто из пассажиров перестал читать объявления, другой дремать, третий смотреть в окно.
Строгая средних лет дама повернулась вполоборота на скамейке. Так было удобнее смотреть в сторону противоположного окна. На другой стороне прохода сидело шестеро ребятишек. На одной скамейке три мальчика. На другой две девочки и мальчишка. Трое подростков выглядели чуточку старше, и строгая дама сделала вывод, что они вовсе и не из ребячьей группы. Просто оказались рядом.
Надо сказать, что тут дама оказалась права. «Совсем еще маленькие, едва по двенадцати», — определила дама возраст двух девочек и, мальчишки.
И тут она почти что угадала… Тринадцатого дня рождения никто из них еще не справлял.
Строгая дама отметила, что троица парней довольно оживленно переговаривается и жестикулирует. Они все время поглядывали на сидящих напротив, весело смеялись, переговаривались…
«Смотри, как мило они разговаривают с младшими», — сделала дама новый вывод. Но тут она ошиблась.
Ребята помладше почему-то не реагировали. Больше того, они даже замкнулись. Краснощекий мальчишка, насупившись, смотрел в окно. Худенькая девочка, опустив глаза, сидела, сложив руки на коленях. Лишь высокая, в очках, девочка пристально и чуточку как бы через плечо смотрела на говорящих. Но и она не произнесла ни слова.
Вагон гудел, колеса постукивали.
«Ни слова не разберешь, — посетовала строгая средних лет дама и вздохнула: — Этот грохот может у человека все нервы выесть!»
Колеса грохотали на стыках. Вагон гудел, как концертная раковина. Но слова и смех троицы слышались отчетливо.
Сидящий напротив хмурого Андреса парень сказал:
— Смотри-ка, и детсад усадили в вагон!
Второй вспомнил о сосках, третий о ночных горшочках…
Так уже порядочное время перемывали косточки детскому саду. Вскоре от оценки общего положения перешли к детальному разбору тех, кто сидел напротив. Сперва принялись за девчонок.
— Жуткая жердь, и слепая еще. — Это относилось к Лейде, которая была в очках.
Сидящий напротив Айли парень хихикнул:
— Во, маменькина дочка тоже здесь, ручки между коленочек, прямо дева невинная!
Насмешник открыл было снова рот, чтобы сказать еще что-нибудь и о Лейде, но, встретив презрительный взгляд девочки, только произнес: «Ха-ха-ха…» И опять принялся за Айли.
Андрес не отрывал взгляда от окна.
Он сидел прямо как палка. Сжатые в кулаки руки были засунуты в карманы брюк.
За мутными оконными стеклами проплыли опушки, серые крыши хуторских построек, дороги с запыленными машинами.
Картина была скучная. Но Андресу не хотелось оборачиваться. Тогда бы он снова увидел того же сидевшего напротив пошляка с усиками. Он только что кончил рассуждать о хилом кавалере и двух его барышнях. Андрес не знал, как ему реагировать, лишь почувствовал, как горячая волна бессилия невольно охватила его щеки и шею.
Вдруг этот усатик скажет еще что-нибудь… о нем или… о девочках. Совестно… Стыдно! Стыдно перед Айли и Лейдой. Особенно перед Айли… Но что ему ответить. Не каждый может говорить пошлость и бить по морде…
— Нос все равно что крючок, хоть пальто и зонтик вешай, — услышал Андрес, он знал, что это про Айли.
— Размер туфель — ящик из-под гвоздей. — Это было в адрес Лейды, но больше ее не касались. Наверное, перестала интересовать.
Что? Что делать?
Кулаки Андреса были до того сжаты, что побелели, наверное, костяшки пальцев.
Вдруг Андрес почувствовал, что кто-то наступает ему на ноги и бесцеремонно их отпихивает. Он глянул вниз. Троица далеко вытянула свои ножищи. Они доставали до скамейки Андреса, Айли и Лейды. Сидеть было ужасно неудобно. Особенно Айли, которая сидела посередине и не могла двинуться.
Андрес понимал, что он должен что-то предпринять. Как-то помочь Айли. Так больше продолжаться не может! Но как помочь? Прикрикнуть, так они и ухом не поведут. Попросить — тем более. Длинноногая троица только бы потешилась. Ответила бы смехом и вздором, и все осталось бы по-прежнему, все равно неслись бы оскорбительные замечания и все равно было бы неудобно сидеть…
Андрес мельком взглянул на Айли.
Она все так же сидела опустив глаза. Руки ее лежали на коленях. Они были крепко сцеплены. Пальцы были слегка лиловато-синими и какими-то жалкими и беспомощными. Руки будто ждали, чтобы кто-нибудь согрел их, взял бы в свои ладони и погладил.
Эти руки и эта уклоненная голова опечалили Андреса. Так опечалили, что он не мог смотреть на них и снова перевел взгляд на окно.
Но за мутными стеклами уже не было леса, не было домов и белых дорог. Виделось только лицо Айли, с ее большими голубыми глазами, носом пуговкой и круглым подбородком. Все это обрамляли длинные мокрые светло-желтые волосы. И лицо это так радостно смеялось, потому что Андрес догонял Айли, и они вместе ринутся с моста в реку.
Айли очень редко смеется. Словно не смеет…
Всегда стесняется, ей все неудобно…
Но она должна смеяться! Обязательно должна!
Один потешавшийся голос произнес:
— Тоже мне девка… связка костей!
Другой голос загрохотал:
— Хо-хо-хо…
Третий хихикнул:
— Хи-хи-хи… — И добавил занудным голосом: — Жуть… руки синие и…
Первый голос съязвил:
— Во, а косички какие! Хвостики крысиные…
Андрес вскочил и всей ладонью ударил пошляка по лицу.
В вагонный шум добавилась звонкая пощечина.
— Господи! — вскрикнула средних лет дама. — Где учительница! Где у этих детей учительница! Здесь пассажиров избивают! Какая дикость! Какая невоспитанность!
Помощница пионервожатой Лоори подскочила как ужаленная. Из рук ее выпал учебник эстетики. Это была стройная и хрупкая первокурсница, которая любила размышлять о красоте и возвышенном. Лоори взялась работать с пионерами. Эту обязанность они взяли на себя вместе с Меэри. А Меэри в последнюю минуту уехала на соревнования по баскетболу. И вот Лоори теперь оказалась одна. Одна с восемнадцатью примерными пионерами. Боже, боже, что они делают!
Покачиваясь в ритме движения поезда, Лоори побежала туда, куда указывал накрашенный ноготок строгой дамы.
— Этот мальчишка ударил по лицу того парня! Господи, какая грубость! — разохалась дама и все еще указывала на Андреса.
— Андрес? — спросила Лоори своим самым строгим голосом.
— Да… — пробормотал мальчик и почему-то поднялся.
— Что значит «да»! — воскликнула Лоори и топнула ножкой о качающийся пол вагона. — Ты ударил?
— Ударил, — отозвался Андрес.
Лоори глубоко вздохнула. Она вдруг забыла, что дальше делать и что сказать.
— Господи! — выдохнула строгая дама и опустилась на сиденье. — Он еще смеет признаваться!
— Проси… немедленно попроси прощения! — потребовала Лоори первое, что пришло в голову.
— Не стану! — сказал Андрес и хмуро продолжал смотреть себе под ноги, туда, где вытянулись ходули усатика.
— «Не стану»… — как эхо повторила Лоори, и у нее от слов мальчишки перехватило дух.
— Боже праведный, какой ужасный буян! — причитала средних лет дама. — Молодые люди так весело, так мило беседовали… Хотели и других увлечь… А он, а он ударил! Ударил по лицу! Прямо по лицу! До чего жестокое и злое сердце у этого ребенка!
Лоори оправилась после первого испуга. И задала самый обычный вопрос, какой можно задать в подобной ситуации. Она спросила:
— За что ты его ударил?
Андрес не ответил. Он не мог ответить… Тогда бы пришлось сказать о милом смехе Айли. Об ее стеснительности. О том, какая она скромная, как легко причинить ей боль, что никто не смеет ее тронуть… Ни словом, ни делом. Но об этом же не скажешь! Может быть, когда-нибудь и кому-нибудь… Но не здесь, в вагоне…
— Так почему же ты ударил?
Андрес молчал.
— Девочки, почему Андрес ударил?
Айли не могла ответить. Она бы ни за что не ответила! Весь вагон ждет ее ответа! Но тогда она должна будет повторить, что сказали ей… Может быть, она шепнула бы кому-нибудь… Нет, нет, даже маме не сказала бы, что Андрес догонял ее, что он запихал в ее кеды мох и положил в них по яблоку… По краснобокому яблоку…
И Лейда не могла сказать, объяснить. Она чувствовала, что этого не хочет Андрес. Она знала, что Айли и Андрес не хотят этого.
— Какое нахальство! Они даже ответить не потрудятся! — причитала средних лет дама.
— Что… что? — спросил сонный мужчина, который только что высунулся из-под плаща.
— Ужасные вещи… — вздохнула какая-то старушка и сунула за щеку новую конфету.
— Вот видите! — сказала строгая дама и дотронулась до рукава Лоори, — Они ни во что не ставят вас…
Лоори вышла из себя и резко воскликнула:
— Сейчас будет станция. Ты, Андрес, сойдешь и на первом же поезде вернешься домой. Ты недостоин премированной экскурсии!
Айли вздрогнула, но глаз не подняла. Она вся напряглась, только глаза моргали, моргали… На щеки скользнули первые слезинки. Айли не смела поднять руку, чтобы смахнуть их. Она знала, что тогда она разрыдается в голос. Что этим движением разрушит напряжение, и она не сможет сдержаться.
Андрес не произнес ни слова. Он сел и стал смотреть в окно.
Только Лейда посмотрела в глаза Лоори, нервно поправила очки и уверенным голосом сказала:
— И я вернусь домой.
— Это почему? — воскликнула Лоори.
— В знак солидарности! — ответила Лейда и снова поправила очки.
Этот ответ прозвучал как обвинение и как демонстрация превосходства. Такое в отряде могла позволить себе только Лейда. Она всегда знала, что и где можно сказать, где и какую позицию занять.
— Ужасные дети! — вздохнула строгая дама.
— Да-да… — пробормотала старушка и зашуршала конфетными обертками, которые пристали к карамельке.
Сонный мужчина спокойно продолжал дремать дальше.
Андрес сидел. Его спина была прямо-таки судорожно прямой. Руки крепко-накрепко ухватились за сиденье.
«Почему Айли тоже не сказала так?»
«Почему Айли не…»
«Почему Айли…»
Это была первая мысль, которая стала биться в голове Андреса после слов Лейды. Возникла и исчезла. Другая огромная забота отогнала ее.
«Я сойду… Айли останется одна… Эти парни здесь…»
Затем он вспомнил, что сойдет на станции, откуда начнется экскурсия. И Айли тоже сойдет. Вместе с другими она пойдет дальше пешком. Она не останется на произвол этих парней… Это хорошо!
«Лейда… Надо будет сказать, чтобы она осталась…» — тут же пронеслась новая мысль. Но это не было заботой о Лейде. Это была забота Андреса о самом себе. Это было какое-то беспокойство, странное чувство неполноценности.
Он боялся Лейды. Он всегда немного стеснялся этой девчонки. Лейда слишком… слишком… Что «слишком», этого Андрес не мог выразить словами. Может быть, Лейда слишком рассудительная и волевая? Значит, она слишком рассудительная и волевая! Нет, нет, так не скажешь. Она высокомерная. Нет, что за высокомерная, глупости…
«О чем я с ней буду говорить, когда мы вместе поедем домой?» — вдруг испугался Андрес.
«А с Айли?» — тут же спросил он себя и еще больше смутился. Он знал, что с Айли вообще не сможет говорить. Не посмел бы и рта раскрыть! Но это смущение сразу прошло, потому что с Айли можно и помолчать!
Тут опять подумалось:
«Почему Айли тоже не сказала так?»
Эта мысль осталась.
Поезд сбавил ход. Вот и конечная станция премированной экскурсии.
— Жуткая драма… — издевательски произнес усатик. Но в его голосе уже не было прежнего циничного превосходства. В нем не было даже злорадства, что у Андреса все так плохо кончилось. Произошло что-то такое, что осталось для него загадкой.
Обратный поезд должен был подойти через четверть часа. Лоори сказала, что пока не посадит Андреса на поезд, они со станции не уйдут.
Лоори сходила вместе с Андресом за билетом. Велела, чтобы он сразу же шел с поезда домой, а не гулял по городу. Предложила ему бутерброд с ветчиной.
И Лейда тоже купила билет. Ей Лоори ничего не велела, будто Лейде и не обязательно было сразу идти домой, казалось, Лоори словно бы и не было до нее дела.
Андрес все время молчал. Он никогда не отличался разговорчивостью, сейчас же у него не было ни малейшего желания говорить. Даже самые любопытные мальчишки из отряда не услышали от него и полслова в ответ на свои расспросы, не говоря уже о девчонках.
Андресу было жалко экскурсии, но о своей пощечине он не жалел. Конечно, лучше бы сдержаться. Но нет, он ни о чем не жалел, ни о чем.
Вдруг Лейда повернулась к нему и сказала:
— Не думай, что я тобой восхищаюсь или что-нибудь подобное! О нет! Я не люблю тех, кто поднимает кулаки.
Как Андрес и думал, он ничего не смог ответить Лейде.
Подошел поезд.
Отряд стоял на платформе.
Лоори перед ними.
Андрес поднялся в вагон. Вслед за ним тут же вошла Лейда.
В этот же миг из здания станции выбежала Айли. Сумка болталась через плечо, открытый кошелек в руке.
Айли почему-то сделала Лоори книксен и негромко сказала:
— До свидания! Я еду домой! Я тоже недостойна этой премированной экскурсии.
…Они втроем сидели в вагоне. Сидели и молчали. Смотрели друг на друга, были серьезными и молчали.
Молча жевали свои бутерброды. Безмолвно обменивались конфетами и печеньем.
Или им не о чем было говорить? Так ли это? Или молчание тоже красноречиво? Скорее всего. Потому что Андрес больше уже не волновался о том, с чего начать разговор.