Лестничная площадка. Маша своими ключами открывает дверь. Темная маленькая квартира, здесь пахнет табаком и замоченным скисшим бельем. Повсюду – на шкафах, на полках и трюмо разложены сухие ветки деревьев. Саша быстро проходит на кухню, выключает газ. Открывает форточки.

Маша (в комнате). Мама? Мама, ты здесь? Ты живая? Мамочка?

Из кладовки выходит маленькая сухая женщина – седая, коротко стриженная. Это мама Маши – Арина. Шаркающей походкой она идет к Маше.

Арина. Что, дочь моя? Пришла повидать мать в последний раз? Ожидала застать ее бездыханное тело? Обрадовалась? Уже заказала мне гроб?

Маша. Мама, перестань… У нас гости, видишь? Давай хотя бы не сейчас?

Арина. Какие еще гости?

В комнату заходит Саша.

Саша. Александр Бондарев к вашим услугам. Немного поэт, немного художник.

Арина. Вы художник?

Саша. Для художников я поэт, для поэтов художник.

Арина. Правда? Ой… А я актриса. Арина Аркадьевна Филимонова меня зовут. Можно просто Ариша Филипок. Это у меня прозвище такое в юности было. Антоша Чехонте – Ариша Филипок – есть что-то общее, правда? Я ведь всю жизнь, Саша, проработала в нашем Театре юного зрителя. Тридцать один год. Суки! Суки! Ненавижу! Этот мудак уволил меня за профнепригодность. Режиссер, мать его! Да я таких режиссеров в рот ебала! Я пьяная на сцену выходила – да! Но ты на себя, мудак, посмотри! Я, блядь, тридцать лет в вашем гребаном театре отработала, меня каждая крыса в этом городе знает! А ты тут кто такой? Из Москвы он, блядь, приехал, режиссер он, блядь! Я Катерину в «Грозе» играла, когда он на горшке ссался, я Карлсона играла, Буратино, меня Папа Карло, блядь, строгал, когда тебя еще в планах не было! Я пятнадцать лет Чиполлино была, я, блядь, весь мировой репертуар переиграла. Профнепригодная я! Прошу любить, блядь, и жаловать! Здравствуйте, дети, я профнепригодная, вы посмотрите на меня! (Поет.)

Первоклассник, первоклассник, у тебя сегодня праздник, Он хороший и веселый, встреча первая со школой! Эх, яблочко, да на тарелочке, да надоела мне жена, пойду к девочке! Эх!

Маша. Мама, не надо. Пожалуйста, не начинай.

Саша. А по вам видно, что вы актриса. Если бы вы даже не сказали, я бы сразу понял.

Арина. Талант, б. дь, не пропьешь. Вы, Саша, водку пьете?

Саша. А как же? Правда, временно в завязке. Пишу сейчас пьесу, а пока работаю – не пью, алкоголь расслабляет.

Арина. Вы – драматург?

Саша. Да, я, пожалуй, немного драматург.

Арина. Да что вы говорите! А вас где-то ставят?

Саша. Пока мое творчество наши театры еще не оценили.

Арина. Вот я и говорю – суки, мудачье позорное! Ставят, чернуху, блядь, один мат на сцене – типа правду жизни показывают. А вы, Саша, о чем пишете?

Саша. О любви, о смерти, о страданиях человека. Но больше, конечно, о любви.

Арина. Да? А я всю жизнь говорила режиссерам – надо ставить о любви, господа. О любви. Не о хуете всякой, а о любви!

Саша. У меня главная героиня как раз примерно такие слова в пьесе и говорит. Только более высоким слогом.

Арина. А что за героиня?

Саша. Женщина, лет пятидесяти, тонкая, прекрасная, такой, знаете, зрелый цветок. Ее бросил муж, она гениальная поэтесса, но никто этого не замечает. Это пьеса о том, как порой легко загубить талант, как грубый и бестактный мир убивает хрупкое существо…

Арина. Сашенька, это про меня. Это все я. Меня тоже бросил муж. Я стихи писала раньше. Вы посмотрите, это же моя фактура. А там большая роль?

Саша. Это монолог.

Арина. Сашенька, дружочек, вам срочно, срочно с вашей замечательной пьесой надо идти в Драматический театр, я вам дам телефон одного режиссера, он пьющий, мы его уговорим! Это срочно, это надо ставить. Вы должны сказать, что у вас уже есть актриса. Сашенька, дружочек, это просто судьба…

Саша. Вы знаете, я решил пока не отдавать свою пьесу в театр. Я хочу сам ее поставить.

Арина. Сашенька, у вас получится, я верю. А площадка есть?

Саша. Я договорюсь в университете, мне дадут сцену…

Арина. А артистка? Вы уже кого-то держите на примете?

Саша. Пока нет. Все еще в планах.

Арина. Саша, а вы не думайте, что если меня уволили, я все пропила. Я форму, Саша, держу. Вы вот видите – у меня ветки по квартире разложены? Это, Саша, лес. Я «Сон в летнюю ночь» репетирую, Титанию – царицу фей и эльфов.

Маша. Ты только Офелию, мама, репетировать не начни, а то весь дом затопишь.

Арина. Молчи, неблагодарная. Я с драматургом разговариваю. Так когда вы планируете приступить к репетициям?

Саша. Как только найду подходящую артистку…

Арина. Ну, вы ее нашли… Если, конечно, вы считаете, что я смогу. Знаете что? А давайте я вам сейчас почитаю, и вы сразу поймете – подхожу я вам или нет? Что прочесть? Могу из Шекспира. Или жахнем по басне? Или стихи – Ахматова, Цветаева, Ахмадулина, на ваш выбор. (Подвывая.)

Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым!..

Маша. Мама, прекрати! Прекрати, хватит! Невозможно слушать! Саша, заканчивайте этот балаган, это подло, вы слышите, это подло, это за гранью вообще! Она больной человек! Вам нравиться играть в догонялки с безногими?

Арина. Что? Что подло? Зачем ты вклиниваешься в разговор? Ты всегда все портишь! Ты – крест мой, ты поняла, я тебя двадцать девять лет тащу! Крест, а крест, заткнись, дай я режиссеру покажу, на что способна. Он, может, еще Товстоногова с Эфросом переплюнет, и меня с собой в Голливуд увезет, не дай мне мой шанс просрать.

Маша. Саша, можно тебя на минуту?

Саша. Конечно.

Маша. Мама, мы на секунду, ты пока порепетируй.

Маша с Сашей выходят на кухню.

Маша. Ну ты и подонок!

Саша. Почему?

Маша. Что ты тут устроил? Ты хоть понимаешь, что ты ей сейчас по больному режешь? Что ты сейчас из живого человека кусок мяса вырываешь? А я тебе доверилась…

Саша. Ты видела, как у нее глаза загорелись?

Маша. И что? Ты сейчас уйдешь, она будет ждать, а потом не дождется и точно с собой что-нибудь сделает. Это она с виду такая. А загляни ей в душу – там живого места нет, там одни раны, и из них кровь так капает, капает… Каждый день, каждую секунду. И обида ее съедает – на мать, на мужа, на театр.

Саша. А если я правда для нее пьесу напишу?

Маша. Ты что, умеешь пьесы писать?

Саша. Вместе напишем. Че там сложного? А насчет сцены я серьезно, я в универе могу договориться, меня замдекана любит.

Маша. Я на работу каждый день хожу, мне писать некогда.

Саша. А в выходные?

Маша. Как на это муж посмотрит?

Саша. Он ревнивый?

Маша. Нет. Но я сама так не могу. Я провожу время с молодым человеком, а муж в это время меня дома ждет? Это как?

Саша. Ладно, я сам пьесу для нее напишу. Как она хочет – о любви. Пусть она репетирует. Потом развесим афиши, позовем друзей… У меня журналистка знакомая есть, ее тоже позовем. Напишет про твою маму в газету.

Маша. Ты правда это сделаешь?

Саша. Почему бы нет?

Маша. А зачем тебе все это?

Саша. А я давно хотел написать что-нибудь о любви. Почему бы этому что-нибудь не обрести форму пьесы? Времени у меня навалом, компьютер есть, одиночества предостаточно, да и страданий хватает. Сублимирую их в гениальное и вечное.

Маша. Ты очень необычный человек. Но спасибо тебе. Если это правда, спасибо. Я буду помогать. Запиши мой телефон, пожалуйста. И мамин тоже.

На кухню заходит Арина.

Арина. Я готова читать!

Саша. Арина Аркадьевна, я сейчас пойду, мне еще Машу проводить нужно. Я к вам завтра приду с камерой, давайте? Заодно и видеоматериал запишем.

Арина. С камерой? А это для чего? Вы собираетесь кино снимать?

Саша. Для архивов. Вдруг мы прославимся на весь мир, и про нас начнут снимать документальные фильмы? Найдут архивы, обрадуются, подерутся за права, всё как у нормальных великих.

Арина. Хорошо. Как скажете, Сашенька. Как скажете. Я буду в черном, черное подчеркнет хрупкость и взгляд.

Саша. Да. Обязательно в черном. Моя героиня тоже всегда ходит в черном.

Арина. Сашенька, мне ведь вас бог послал. Я чувствую. Ко мне неделю назад ангел во сне приходил, на кровать ко мне сел, крылом меня обмахнул сказал: «Не бухай, дура, жди, скоро все изменится». И вы пришли.

Саша. А вы знаете, я вас помню. Я маленьким был, меня мама в ТЮЗ водила… На Карлсона.

Арина. Моя любимая роль. Как я там сальто делала, помните? А вот это?

Поет.

Пусть все кругом Горит огнем, А мы с тобой споем: Ути, боссе, буссе, бассе, Биссе, и отдохнем. Пусть тыщу булочек несут На день рожденья к нам. А мы с тобой устроим тут Ути, боссе, буссе, капут, Биссе и тарарам.

Маша. Мама, ладно, нам пора идти. Ты только не пей сегодня больше, хорошо?

Арина. Не буду, доча. Саша, а вы мне завтра мою пьесу принесете?

Саша. Не завтра, но на следующей неделе точно.

Арина. А завтра с камерой, да? Мне вас бог послал. Мне вас бог послал, это абсолютно точно. Я губы красным подведу, а глаза – черным, как уголь, как ночь…

Маша. Обязательно, мама. Ты ведь такая красавица, когда следишь за собой. Ну все, мы пошли.

Арина. Валите кулем!

Маша собралась уходить, но в последний момент подошла к матери, обняла ее.

Маша. Я тебя очень люблю, мамочка. Будь молодцом, пожалуйста.

Арина. И я тебя, доча, люблю. Крестик мой на шее родненький, я из-за тебя Джульетту не сыграла, Костромской, суке, роль отдали…

Маша. Ну что ты, мамочка. Зато ты у меня талантливая, красавица вон какая…

Арина. Давай, доча, пиздуй. Я себя хорошо вести буду. Сейчас читать сяду, потом стихи повторю и спать. Сашенька, я вас завтра в любое время жду…

Саша целует руку Арине.

Саша. Оревуар, леди!

Саша с Машей выходят из квартиры.

На лестничной клетке.

Маша. А ты правда за неделю сможешь пьесу написать?

Саша. Я не знаю. Но я попробую. Идеи кое-какие есть…

Маша. Спасибо тебе. Спасибо, что ты появился. Она как будто другая стала. Совсем другая. Раз и все – и переключилась. Я ее такой тыщу лет не видела. А если ты насчет нее волнуешься, она хорошая актриса, ты не переживай. Я в детстве так любила на нее в театре смотреть. Сижу в зале, и вздохнуть боюсь – такая она красивая. Кажется, всю жизнь бы только на нее одну смотрела. Так сердилась, когда она со сцены уходила. А на поклоне она мне всегда подмигивала. У нас такой с ней уговор был – она со сцены только для меня подмигивает, только если я в зале. И никто, кроме нас, об этом не знал. Ты даже не представляешь, что такое – восхищаться по-настоящему. Я это с мамой пережила. Обнимаю ее и страшно, и не верится, что она рядом…

Саша. А я правда на Карлсона в детстве ходил.

Маша. А я раз сто.

Саша. Значит, мы, маленькие, уже встречались?

Маша. Наверняка. Странно, что я тебя тогда не заметила.

Саша. И я тебя. Ты, наверное, была такая высокая тощая девочка с большими глазами и косичками?

Маша. Почти угадал. Только коротко стриженная. Маме с косами возиться было некогда. А ты был таким белобрысым, любопытным пацаненком, всюду лез, носился и везде совал свой нос?

Саша. Почему? Я в детстве спокойным был. Воспитанным. Никуда не лез, ходил степенно, размышлял о тайнах бытия.

Маша тихо засмеялась.

Саша. Пойдем? Я тебя провожу.

Маша. Да нет, меня не надо провожать, я могу сама…

Саша. Опять – что скажет муж? Ничего не скажет. Он не узнает.

Маша. Как это не узнает? Я сама ему расскажу. У нас друг от друга нет секретов.

Саша. Хорошо. Где ты живешь?

Маша. Рядом с «медгородком».

Саша. О! Мне тоже в ту сторону. Пошли?

Маша (улыбается). Пошли. Ты телефон мой и мамин не забудь записать…

Саша. Диктуй.

Маша с Сашей спускаются по лестнице вниз.