Даже прежде, чем маленький самолетик превратился в мошку и скрылся за низким юго-восточным горизонтом, Джек Глеу построил семерых, включая Гудалла, которые были готовы приступить к серии упражнений Королевских воздушных сил Канады, список четвертый, уровень Б.

— Так, ребята, нам нужно управиться с этим, пока не стало жарко. Ноги пошире, руки вверх, наклон влево, коснуться земли перед левой ногой, между ногами, нагнуться, перед правой ногой, выпрямиться, круг над головой, руки прямее, снова вправо, потом снова наклон... Раз... два... три... двадцать шесть... двадцать семь... двадцать восемь. На землю, лечь на спину. Плевать на муравьев, муравьи помогут вам двигаться, ноги прямо, ступни вместе, руки прямые над головой. Сесть, коснуться пяток, руки и ноги прямые... Раз... два... три... девятнадцать... двадцать... двадцать один... Перевернуться, лечь на живот.

— Эта хрень куда хуже, чем чертов Уэльс, — шепнул Билл Айнгер Колину.

— Я слышу. Двадцать пять отжиманий, пока остальные переводят дыхание. На костяшках, десантник, на костяшках. Следующее. На живот, руки вытянуть. Если кто попал лицом в навоз, может его убрать. Навоз, конечно, а не лицо.

Прошло пятнадцать минут.

— Перерыв пять минут. Принять таблетку соли и маленький, я сказал МАЛЕНЬКИЙ, глоток воды. Переходим к бегу.

Гудалл отделился от остальных. Невольно его взгляд возвращался к тому участку неба, где исчез самолет. Уже прошло тридцать шесть часов после того, что было. И за все это время она не прикоснулась к нему и только трижды одарила его улыбкой более личной, чем те, которые она расточала остальным. И он ненавидел то, как она общалась с испанцами на их языке и иногда смеялась, даже казалось, что она смеется вместе с ними над гринго. Это все было болезненно, но еще и заставляло его почувствовать себя живым. Он забыл, что когда влюблен, то страдания больше, чем удовольствия, но это не вредная боль, а просто боль желания. Шорох травы рядом оторвал его от мечтаний. Это подошел Глеу.

— Как ты их находишь, а?

— Что?

— Как ты находишь эту группу? — Глеу мотнул своей седеющей головой назад через плечо.

— Цветочные Горшки хороши. Билл Айнгер делает успехи. Уинтл кажется слегка угнетенным. А у толстого даго физиономия под конец была цвета черносмородинового сока. Еще один, тот темная лошадка. Или он чертовски хороший актер, или он идеально подходит. Он, кажется, не устал вообще.

— Увидим. Санчес, толстячок, не так уж плох. Считай, он проходит, если сможет сбросить килограмма три.

— Не особенно похоже, что сбросит. Когда явится шеф-повар, мы все будем есть больше, чем надо бы.

— Может быть, — смеясь, ответил Глеу. — Сейчас будет кросс, тебе нет необходимости напрягаться.

— Спасибо, Джек. Говоря по правде, местность немного необычная.

Джек взмахнул правой рукой и отошел.

— Эй, парни, — позвал он.

«Это Джек для себя делает, — подумал Гудалл. — Заботливый. Знает, что эти молодые ребята обгонят его и что это не добавит ему авторитета. Дисциплина дается нелегко, и большинство отряда не поможет ему, если будет знать, что может его обогнать. — Его взгляд вернулся к горизонту. — Она — они будут отсутствовать одну ночь, так они сказали. Переспит ли она с Паркером? Не с Джеффом же Эриксоном. Джефф был однолюбом, преданным старой склочнице, с которой он жил, — художнице, которая годилась ему в матери. — Гудалл тряхнул головой. — Странные люди, это нельзя отрицать. А что, если она?.. Трахнется ли она с Паркером? Возможно. Это нужно допустить... возможно». — Он яростно потряс головой, отогнал поднимающуюся злобу, спазм безнадежного желания, приправленный теперь завистью и злостью.

— ...Затем вы пробегаете перед зданием на вершине, но не сворачиваете с холма вниз, пока не достигнете угла ограды. Вдоль забора до той большой пальмы, и только потом рвете напрямую обратно сюда. На бычков не обращайте внимания, но если они приблизятся к вам, то просто бегите чуть быстрее. Я считаю, что здесь полторы мили, так что жду самых быстрых здесь десять минут, и никого — после двенадцати.

— Считай меня тоже, Джек.

Глеу смотрел на Гудалла секунд пять.

— Пусть будет пятнадцать, — поправился он. — Пять, четыре, три, два, один... Старт!

Они стартовали ровной рысью, держась вместе, через плоскую поляну на север от старой «финки». Длинная мокрая трава хлестала по их обтянутым тренировочными штанами бедрам, кроссовки хлюпали и хлопали по мокрой земле. Кузнечики, похожие на бипланы, разлетались при их приближении, как самолеты от Кинг-Конга в старом фильме, блескучие мухи поднимались тучами. После первых четырехсот метров они свернули налево, следуя инструкции Глеу, и начали подъем. Гудалл почувствовал, что обливается потом, сердце начало колотиться. Цветочные Горшки, маленькие, стройные, темные, пошли в отрыв, хотя Монтальбан держался вместе со всеми.

Склон стал круче, и бегуны растянулись — впереди Билл Айнгер, за ним Сан-чес, Колин Уинтл и Гудалл замыкающими. Тут, к своему удивлению, Гудалл услышал легкие шаги позади. Он взглянул назад и увидел у себя за спиной Джека Глеу. Невысокий Джек бежал хорошо, работая локтями, подняв голову так, что видны были жилистая шея и адамово яблоко.

— Джек, какого черта?

— Увидишь. Давай беги, — он посмотрел на секундомер на правой руке. — Взглянуть на тебя поближе, что я должен сделать, чтобы ты не навернулся?

Они бежали перед новой «финкой». Все это время они двигались вдоль простой двухпроволочной электрической ограды, вполне достаточной для того, чтобы удержать бычков от прогулок в лес. На большей части пути их отделяла от деревьев заросшая просека, но теперь, когда они были почти на вершине, большие альмендры, джакаранды, увешанные лианами и эпифитами, с гроздьями цветов, пурпурных и белых, приблизились, и иногда их ветви, распростертые широко в стороны, поскольку росли они на краю леса, укрывали их тенью. Перед бегущими вспархивали птицы — алые, желтые и голубые, каркающие, как вороны, или взвизгивающие, как павлины, с длинными золотыми перьями в хвостах. Уинтл удивился и явно хотел остановиться и посмотреть, но поймал взгляд Глеу и заработал ногами.

Они миновали дом американца. Форд был на террасе со стаканом чего-то, выглядевшего как молоко, в жирной лапе. Он поднял стакан в издевательском салюте и потянул ледяную жидкость через соломинку. В нескольких ярдах была группа его ковбоев, которые свистели и орали, махая своими бейсбольными кепками. У одного рука была еще в повязке, и Гудалл почувствовал тревожную дрожь. Они жаждали отмщения, те двое, которых они с Паркером унизили. Они еще не отомстили, но должны были.

— О'кей, — сказал Глеу. — Здесь мы их покидаем. Кроме всего прочего, кто-то должен быть на финише.

И он свернул под острым утлом снова вниз с холма к старой «финке» и тому месту за коралями и сараем, где они делали разминку. Здесь склон был не такой крутой, как с внешней стороны холма. Бег не так вымотал Гудалла, чтобы он не мог теперь получать удовольствие от того, что ему легче, чем другим, на вершине холма.

Остановившись и припомнив старые привычные и с прохладцей выполняемые упражнения — попрыгать на месте, руки вытянуты, руки вниз, руки поднять, — они переговаривались, глядя, как Цветочные Горшки появились из-за пальмы, которая избавила Гудалла и Глеу от необходимости бежать через поляну. Монтальбан был в двадцати метрах позади них, Билл Айнгер отставал от него на пятьдесят, а Уинтл и Санчес трусили кое-как в ста метрах сзади.

— Как ты считаешь? — спросил Глеу.

— Я полагаю, Бен и Билл выиграют, — отозвался Гудалл.

— Спорим?

— Могу поспорить, если ты делаешь ставки, — сказал, смеясь, тайнсайдец.

И тут, вполне уверенно, когда оставалось триста метров, Монтальбан вырвался вперед, обходя гуркхов. Внезапно они поняли, что, хотя и сохраняли ровный темп, у них не хватает сил на финишный рывок. Седеющий тощий испанец почти не запыхался.

— Черт, — сказал Гудалл. — Ты мог слупить с меня денежки. И ты знал это.

— Ага. Монтальбан бежал полтора километра за Испанию на Олимпиаде в Токио. Пришел четвертым в финале. Я там был.

«Конечно, был, — припомнил Гудалл. — Полусредний вес. Дошел до четвертьфинала».