Оружейные занятия занимали все меньше и меньше времени по мере того, как руки вспоминали старую сноровку. Так что Паркер стал концентрироваться на физподготовке и умении передвигаться в джунглях. День за днем он рассылал их четырьмя отрядами по четыре человека в каждом все дальше и дальше в лес, варьируя нагрузку, которую они несли, и состав каждого отряда. Дита ходила вместе с ними на случай встречи с пограничными патрулями или какой другой неприятности.

Когда Паркер воспротивился этому, сказав, что Монтальбан может выполнять эту работу не хуже, она ответила, точно как предсказывал Беннет, что ей платят как переводчику, а не как кухарке, и что в любом случае английский Монтальбана не годится для более-менее сложных объяснений, а его испанский хорош для Испании, а здесь может возбудить настороженность и даже враждебность.

На пятый день Паркер повел их через границу, около десяти километров восточнее того места, где они переходили раньше. Еще через пару километров они подошли к реке, снова километрах в пяти к востоку от переправы и острова с ресторанчиком. Там Паркер приказал надуть один из «джемини» и спрятать остальные. Затем велел им всем сесть и слушать.

— Так, — сказал он. — Беннет, Санчес, Мик Стрэхан и Колин Уинтл останутся здесь на две ночи. Вы можете тренироваться под руководством Беннета дальше в лесу, но вас не должен увидеть никто, и особенно никто с другого берега. Остальные под командой Джека, Тима и Майка Хенчарда возвращаются к «финке» отдельными группами, не вступая в контакт друг с другом по дороге, скрываясь от местных жителей. Джек и Тим затем организуют двухдневную программу основных учений для джунглей, дневных и ночных, и особенно ночных. Тем временем я отправляюсь лично на рекогносцировку к цели. Беннет и Мик Стрэхан перевезут меня сейчас через реку и будут готовы вытащить обратно через пятьдесят два часа, то есть послезавтра...

— Вы пойдете в одиночку?

— Да, Гордон. Но я буду поддерживать радиосвязь с тобой все время, так что ты сможешь пойти и помочь мне, если я попаду в беду...

— Я не думаю, что вы должны идти в одиночку.

— И я тоже, — сказали сзади. Это были слова Диты, которая прислонилась к дереву и поправляла волосы. Как и остальные, она была одета в пятнистую полевую форму и ботинки, и ее лицо было в камуфляжной раскраске.

— Я пойду с тобой, — сказала она под хор кошачьих воплей и свиста, сопровождаемый потрясанием кулаков в неприличном жесте.

Паркер покраснел, глядя на мужчин, которые превратились из дисциплинированных десантников в орду сексуальных маньяков. Хотя это разозлило его, он знал, что это к лучшему. Беннет, Гудалл и Глеу должны сортировать их — это подходящий момент, — хотя он заметил, что лицо Гудалла, сидевшего вполоборота к остальным, было почти черным от стыда.

— Конечно же, ты не пойдешь, — сказал Паркер, когда шум наконец улегся.

— Конечно, пойду. В первом пункте Гордон совершенно прав — это против всех правил, что ты собираешься идти один на вражескую территорию. Второе. Если дела пойдут плохо, тебе понадобится кто-то, кто говорит по-испански. Третье — ты на вершине командной пирамиды. Убрать тебя, добавить немного пива и чуть-чуть рома, и я могу предсказать плохой конец этой банды...

Среди нового хора воя и свиста Гудалл выкрикнул:

— Никоим образом. Пусть сначала уберут меня с дороги...

— Это можно устроить, — саркастически заметил другой голос.

Несмотря на шум, все слышали это, большинство предполагали, хотя никто не заметил этого точно, что это был голос Джеми Стрэхана. Шум прекратился как по команде, и стало очень тихо.

— Понятно, что я имею в виду?

Дита бросила слова во внезапную тишину. И все знали, другого выхода нет: она пойдет с Паркером. На самом деле единственное возражение, которое они могли сделать — что она может понадобиться здесь, — было несущественным. Они все знали, что она ходит в джунглях с меньшим шумом, чем большинство из них, лучше многих стреляет — по крайней мере из мощного «браунинга», который она носила у правого бедра.

— Хорошо, — сказал Паркер. — Спускайте «джемини» на воду.

Он не мог сдержать самодовольства, которое он чувствовал.

На той стороне Паркер вышел первым и подал руку Дите, что она оставила без внимания. Когда Беннет оттолкнулся и они с Миком Стрэханом поплыли обратно через широкую оранжевую реку, Паркер раскрыл свой рюкзак и из кармашка для карт вынул карту и небольшую пачку фотографий.

— Мы примерно здесь. Пять километров на юг и вниз по течению от острова. Как видишь, река поворачивает на юг как раз рядом с ним. Нужная нам зона поэтому лежит примерно в восьми километрах к северу и затем северо-западу от того места, где мы сейчас находимся. Здесь пустая ложбина, а на восток земля поднимается от двадцати до пятидесяти метров над равниной и покрыта девственным лесом. Мы пойдем через возвышенность до восточного периметра ограды. Мы укроемся в зарослях на кромке леса, которого мы можем достичь к середине дня. И там мы останемся на сорок восемь часов — хотя мы можем передвигаться вокруг, если я сочту это необходимым.

Он свернул карту, сложил фотографии обратно в пластиковый конверт и снова затянул рюкзак. Он взял компас с пояса, засек направление, оставил компас висеть снаружи, так чтобы можно было сверяться с ним каждые сто метров, затем, вскинув MP5 на левое плечо, взял свой нож в правую руку. Дита пошла за ним, чувствуя вес времени среди двухдневного рациона в маленьком рюкзаке, в котором была еще черная коробочка, которую никто, кроме нее, не видел.

Паркер продолжал говорить, и она держалась на таком расстоянии, чтобы иметь возможность слушать.

— Главное — смогу ли я установить за сорок восемь часов гарнизонный распорядок, их слабости и их силу. Я собираюсь записывать свои впечатления на микрокассету. Но поскольку ты здесь, ты можешь делать записи, если магнитофон накроется...

Он шел как школьник, объясняющий что-то своей замужней тетушке, время от времени срубая ножом попадавшуюся на пути лиану. Почему? От смущения перед ней? Может быть. Исчезнет ли оно потом? Она усмехнулась про себя. Почти наверняка.

* * *

Через два с половиной часа они обосновались там, где хотел Паркер: на краю леса у низкого обрыва. Сначала он очень осторожно и с аккуратностью, которая поразила ее, использовал мачете, чтобы сделать обзорное отверстие в сплошной завесе примерно в полуметре от земли, так что им приходилось стоять на четвереньках или лежать, чтобы смотреть через него. Все это было сделано без нарушения внешнего занавеса побегов, листьев и высокой травы. Позади он раскинул легкую и тонкую, но прочную плащ-палатку площадью в два квадратных метра.

Присев на нее, Дита могла видеть дорогу, которая вела из деревни к воротам в трехстах метрах. Первый барак был еще на сто метров дальше. Солнечный свет отражался от стекла контрольного комплекса. В двадцати метрах к северу от ворот стояла дозорная вышка над своим редутом. В другом направлении ограда и кукуруза за ней тянулись на километр к югу до следующей вышки, которая была примерно в восьмистах метрах от их укрытия. Между ними и оградой почва понижалась и снова слегка повышалась у ограды. Паркер бережно записал все это и посадил Диту заносить все это на ноутбук, который он принес с собой.

Когда он закончил, начали падать первые капли послеполуденного дождя, и хотя в первые двадцать минут попало на них немного, Паркер знал, что скоро они промокнут.

— Смотри за вышками и воротами и скажи мне, если что-нибудь сдвинется.

Паркер отдал ей легкий цейсовский бинокль. Она немного изменила настройку и угол между двумя половинками, потому что расстояние между глазами у нее было меньше, чем у Паркера.

Тем временем Паркер быстро срезал десяток прутьев, каждый метра три в длину, и соорудил навес, на который накинул темно-зеленую легкую непромокаемую ткань и закрепил ее. Под конец Паркер покрыл сооружение самыми большими листьями, какие только смог найти. Получившаяся крыша не пропускала воду.

— Это, — сказал Паркер с мальчишеской гордостью, — прототип хижины.

— Они уже сменили караул на дальней вышке, — проговорила Дита, когда он устроился рядом. — Трое ушли, трое пришли.

Паркер посмотрел на часы.

— Четырнадцать двадцать пять.

Через восемь минут группа примерно в полтора десятка человек, в камуфляже, с АК47, прошла по дорожке, разделявшей две делянки кукурузы, пересекла дорогу за воротами и подошли к той вышке, которая была ближе. Трое из них несли зонтики, разрисованные зелеными пятнами, что выглядело смешно.

— Бинокль, пожалуйста.

Дита отдала ему бинокль с облегчением.

— Я просто хочу увидеть, откроют ли нам эти ребята что-нибудь.

— Вроде того, как они выследили нас?

— Ну, вроде этого.

На мгновение она почувствовала холод в животе от страха.

— Нет. Если они и увидели что, они не говорят об этом пока, — он постучал по диктофону и показал, чтобы она вернула ему ноутбук и карандаш. — Дозорные меняются после четырнадцати. Сменившиеся двигаются по периметру против часовой стрелки, последний пункт — вышка у ворот, в четырнадцать тридцать пять. Это получается так долго, потому что они возвращаются назад каждый раз, чтобы не показываться снаружи ограды. Группа, возвращающаяся назад, состоит из девяти мужчин и шести женщин. Новая деталь — на вышке у ворот три женщины. А, да — при смене караула все шестеро на вышке одновременно.

Он выключил диктофон.

— Что ты думаешь об этом? — спросил он.

Она пожала плечами.

— Женщины готовят пищу, едят, потом возвращаются мужчины, чтобы поесть.

Казалось, что она не удивлена и не смущена тем, что половина гарнизона оказалась женской.

В течение получаса ничего не происходило. В маленьком пространстве было душно и жарко, пот катился по их спинам и лицам. Когда они шевелились, то старались не коснуться друг друга, а когда это все-таки происходило, почти неслышно извинялись. Потом Паркер продолжал записывать детали, которые открывались ему: изменение освещения, интенсивность дождя, направление ветра, которое показывал черно-красный сандинистский флаг.

Потом он стал говорить более отрывисто. Его колено коснулось ее бедра.

— Прошу прощения. Судорога.

— Все в порядке.

Он перевел дыхание.

— Ты знаешь, я чувствовал бы себя уютнее с тобой, если бы знал о тебе больше.

Она рассмеялась.

— Почему ты смеешься?

— Иногда, когда вы оба серьезны и смущены, ты говоришь почти как этот английский актер, который получил «Оскара». Сэр Энтони... знаешь?

— В самом деле? Когда я впервые увидел тебя, ты была типичной офисной девкой — шелковая блузка, юбка, которая задницу едва закрывает, высокие каблуки...

— Черные чулки и духи «Импульс». — Она рассмеялась, села напротив него.

— Точно. Но кажется, что в тебе есть что-то большее.

— Ты так считаешь?

— Ты свободно владеешь двумя языками, умна, уверенно сексуальна, пускаешь это в ход, когда хочешь...

— А ты хочешь немного действия, солдат. Не правда ли?

— Десантник, если ты ничего не имеешь против. Да, конечно. Кто не хочет? — Он смутился и снова посмотрел в бинокль на ограду. Потом продолжил: — Но это не все. Ты привычна к джунглям, и кое-что говорит мне, что у тебя есть боевой опыт. Вот. Так откуда ты? Как старший офицер в этой операции, я думаю, что должен это знать.

Она пожала плечами.

— Ладно. Мне двадцать девять лет. Я ожидала, что ты сочтешь меня моложе, чем я есть. Большинству мужчин нравится думать, что цыпочки, которых они находят привлекательными, на самом деле цыплятки. Мои родители кубинцы, двадцать лет назад с позволения Кастро они покинули остров и обосновались в Майами. Отец был, то есть он и сейчас юрист, но у него была пара земельных участков — все, что ему осталось от нашего фамильного достояния. Я там выросла, — в голосе ее послышалась ностальгия. — Я была настоящим сорванцом.

— Готов поспорить.

— В Майами я получила хорошее образование, никакое несчастье меня не постигло. Но я все это ненавидела после Гаваны и каникул на асиенде. Пошла в армию, попала в морскую пехоту, получила свой зеленый берет... Идея была такая, чтобы я первой ступила на причал, когда мы вернемся...

Ее голос затих.

— А что потом?

— Ну, десантник, ты должен домыслить все остальное, но ты прав: я побывала в сражении. Теперь я работаю в МПА, а через родительскую компанию — в «Буллбургере». Твоя очередь.

— Моя очередь?

— Почему бы нет?

— Хорошо. Но это не так уж много, — он отбросил назад прядь черных волос. — Самый что ни на есть британец, знаешь ли. Семья со связями, но без денег. Частная средняя школа, но не из лучших. Как только смог, я пошел в армию. Королевские «коричневые береты», стрелковый полк. САС. Фолкленды. Подготовка в джунглях Борнео небольшой заварушки в пользу султана Брунея, частным образом убирающего некоторых вольных стрелков, которых он не любил. Северная Ирландия. Работа в штатском. Хлебнул, когда военная полиция убрала пару наших ребят, хотя мы знали, кто они такие, так что я пошел, э-э, один. Шишкам не понравилось то, что я сделал...

— Шишкам?

— Боссам. Предложили мне почетную отставку, если я буду сидеть тихо. Благодаря связям я получил место на лондонской бирже, занимаюсь металлом, работаю на одного такого Сэма Дорфа. Конец истории.

— Женат?

— Нет.

— Почему?

— Никого я по-настоящему не привлекал. Не как ты, видимо.

— Гей?

— Боже, нет.

«Но, — сказала она себе, — он не уверен в этом на сто процентов». Она удивилась, когда он пошел в контратаку.

— А что насчет тебя? В основном я должен поместить тебя где-то между бисексуалкой и лесбиянкой.

— В самом деле?

Несколько минут они прислушивались к шуму дождя, слишком сильно ощущая жару, сырость, сильные запахи, прикосновение одежды к телу.

— Господи, что это такое?

Раздражающая серия звуков, то усиливающихся, то затихающих, как будто ногтем царапают по доске, донеслась до них откуда-то слева — там показалась процессия из четырех быков, направляющихся от деревни. Животные с огромными рогами, мощными шеями и широкими подгрудками волокли телеги, которые были разрисованы яркими пятнами. В каждой был погонщик в майке и хлопчатобумажных штанах, в сомбреро, которые почти не пропускали дождь. Телеги были пусты.

Паркер вытащил свой диктофон и глянул на Диту со своей мальчишеской улыбкой.

— Снова за работу, — сказал он с видимым облегчением.