«Превосходная схема», — сказал себе Паркер. Девять двадцать, а многое пошло не так. И в первую очередь потому, что хотя он уничтожил следы хижины, которую использовали они с Дитой, как будто там никого не было, Мик Стрэхан заметил одну вещь, которую он проглядел.

— Только один, мистер Паркер? — сказал он через две минуты после их возвращения.

Брезгливо воспользовавшись веточкой, он отбросил в сторону использованный презерватив. Он уже был облеплен большими красными муравьями и наполовину уничтожен, но все еще можно было понять, что же это такое.

Вместо обычно ясного синего неба и тепла, от которого с плантаций, пастбища и леса поднимался белый туман, утро было пасмурным. На востоке громыхало, а здесь было жаркое затишье, от которого Паркер непонятно почему нервничал. И остальные тоже. Билл и Бен бормотали на своем шипящем языке, а Мик Стрэхан принялся поедать плитки шоколада, как в последний день. Наверное, подумал про себя Паркер, причина в необычно мрачном дне.

И снова он осознал, что не может думать как гарнизонный командир, распорядок был нарушен: с девяти часов на дорожках, разделяющих делянки маиса, было оживленное движение. Он не мог выяснить, что же там готовится, потому что кукуруза была слишком высокой, и он заметил только, что мужчины и женщины в камуфляже ходят в узком пространстве между плантацией и оградой. Но он предположил, что они укрепляют свои редуты — от нападения, которого они теперь ожидали до наступления завтрашнего утра, спасибо телефонному звонку Аугусто.

Перед ним был мучительный выбор: следовать плану и начать в условленное время, когда сменяющийся караул соберется у вышки возле ворот и тем позволить им продолжать укрепляться, или упредить их, начав на час раньше. Но чтобы сделать так, ему пришлось бы нарушить радиомолчание и переговорить сначала со всеми четырьмя командирами групп. Рации, которые у них были — передатчики из комплекта PRC319, пригодные для передачи речи, и легкие, — работали в ультракоротковолновом диапазоне. Проблема была в том, что, имея в своем распоряжении так мало людей, он не захотел обременять одного человека в каждой группе полной системой, поскольку это требовало подготовки и умения. В результате эти переговоры можно было перехватывать, и если предположить, что у защитников гарнизона есть соответствующее оборудование, то и запеленговать. Это все не имело значения, если бы все шло по плану, поскольку он не собирался пользоваться рациями до начала операции, да и вообще. Но теперь...

У гарнизона была своя радиосистема, соединяющая сторожевые вышки и казармы — он видел антенны, — и с ее помощью можно было провалить операцию. Потея еще сильнее, чем обычно, Паркер посмотрел на часы. Девять тридцать. Он ждал. В любом случае он получит подтверждение от Беннета, что остров занят и отступление безопасно.

В этот момент его рация забормотала. Он нажал кнопку приема.

— Остров занят. Все, — сказал голос Беннета.

На полчаса раньше. Бога ради, почему?

Дело было в том, что Беннет, Смит и Уинтл обнаружили, что дело много легче, чем они ожидали. После переправы атакующих групп через реку сразу после наступления ночи, они остались на северном берегу, спрятали один «джемини» и перегнали остальные на пять километров вверх по течению к местечку рядом с островом и добрались туда в десять часов. Ночь была ясная, над головами висела половинка луны. Потом, когда она скользнула к горизонту на юго-западе, она все еще светила им. Поднимался белый туман, но никаких серьезных помех для ориентации не было. Они держались ближе к берегу, который был справа, но слишком близко — река была широка, и течение не создавало проблем. Их весла ритмично опускались в воду с минимальным шумом.

Иногда слышались всплески у самого берега, производимые какими-то земноводными.

— Крокодилы? — предположил Смит.

— Аллигаторы, — ответил Беннет. По своей привычке он прочел пару путеводителей в публичной библиотеке перед отъездом. — Да и другие хищники.

— Удрал, — фыркнул Смит.

— Да. Они добираются сюда из Карибского моря. Так что если у тебя есть идея снять ботинки, забудь ее.

В то время как он продолжал грести, мысли Уинтла обратились к Биллу Айнгеру. Его двоюродному брату — неудачнику. Врач, которого толстый американец привез на вертолете, чтобы осмотреть его, сказал, что он, вероятно, останется хромым на всю жизнь. Ублюдки. Колин Уинтл не сомневался, и никто ему не говорил другого, что напавшие на его брата были из той компашки, с которой они теперь шли разбираться. Если получится, будет приятно всыпать им самостоятельно, а не только держа ленту для Тима Гудалла.

Они пристали к берегу в том месте, которое Беннет присмотрел с той стороны неделю назад — маленький галечный пляжик между рекой и джунглями, спрятали спущенный «джемини» и пошли назад. Они могли сбиться с дороги в джунглях, где ни один из них раньше не был, но этого не случилось, так как идти оказалось довольно легко, если оставлять лес и реку все время справа. Подлеска здесь, под могучими кронами, почти не было, и они шли по лучу фонарика Беннета — он счел, что они могут это себе позволить, поскольку риск потеряться или застрять мог подвергнуть опасности все отступление, в то время как вероятность того, что яркий луч привлечет чье-то внимание, была очень сомнительна.

К часу ночи они вернулись туда, откуда начали путь, чтобы повторить все заново, но на этот раз со всем оружием, боеприпасами и амуницией. Они устали, так что добрались до пляжика к пяти часам, с первыми проблесками рассвета. Под начинающуюся какофонию рассветного хора — состоявшего в основном из попугаев и обезьян, — от которой звенело в ушах, Уинстон Смит нес первую вахту, в то время как остальные спали, пока Беннет не сменил его.

При дневном свете Беннету не понравилось то, что он увидел. Вместо синего неба, тумана над рекой и горячих солнечных лучей, которых они ждали каждое утро, не было ни тумана, ни солнца, а облачное небо давило духотой.

Это беспокоило Беннета, от природы человека осторожного, его это возбуждало: он не должен был занимать остров до десяти часов, но теперь он почувствовал необходимость переместиться в безопасное место. В девять он приказал заново надуть «джемини» и спустить на воду, и через двадцать минут, ведя на буксире второй плот, нагруженный снаряжением — кроме винтовок, которые лежали у них на коленях, — они появились на пристани.

Хуанито, девятилетний сирота, родители которого погибли в войнах с контрас, внук старика из ресторана, наблюдал за их приближением из-за перечного дерева. Когда они подплыли к пристани, он увидел, что они вооружены, и принял решение: бежать к команданте — он докладывал ей или Даниэлю обо всех прибывающих на остров, кого можно было счесть опасными для исследовательской станции.

Используя дом и уборные для прикрытия, он перебегал от одного к другому быстрой тенью и, нисколько не обеспокоенный тем, что доски могут скрипом выдать его, побежал босиком через мост, который соединял остров с берегом. Уверенный, что он в безопасности, он бросился через заросли сахарного тростника, кукурузы и бананов, производя минимум шума.

Затем, пробежав всего несколько сот метров, он увидел их в сотне метров перед собой и прямо на пути. Среди папоротников и подлеска под кокосовыми пальмами они были скрыты со стороны ограды и сторожевых вышек, но не с тыла. Они стояли спиной к нему и были сосредоточены на том, что видели за оградой в каких-то трехстах метрах. Там были трое мужчин и женщина, и он узнал ее, и еще одного из мужчин — по фигурам. Он остановился, постоял, решая, что же делать.

«Притвориться, что не видел их, — сказал он себе. — Если они подумают, что я не видел их, у них нет повода что-то делать». «Делать»? Он знал, что имеется в виду «убивать»: он видел войну достаточно часто в первые пять лет своей жизни и помнил, что это такое. Затылок у него похолодел, в горле пересохло. Ему вдруг захотелось бежать в безопасное место, как тогда, когда мины стали падать на его деревню, и переждать все это. Но он знал, что сначала он должен все рассказать Даниэлю и команданте. И еще он подумал о маленькой Зене Сомерс, с которой часто играл.

Дита услышала его, узнав знакомый по детству на Кубе «La Marcha de los Pobladores», который всегда исполняли на разных государственных мероприятиях. Она перевернулась и навела бинокль.

— Господи, да это мальчик из ресторана, помнишь?

Она передала бинокль Гудаллу.

— Ты права. Видел ли он нас?

Пауза. Она забрала бинокль назад и принялась изучать смуглое личико под шапкой черных волос.

— Думаю, да. Иначе он не пошел бы через рисовое поле, когда есть прямой путь мимо нас. И он что-то замышляет.

Гудалл потянулся к рации.

— Мистер Паркер. Мальчик из ресторана идет мимо нас к ограде. Мы думаем, что он нас видел, но притворяется, что это не так. — Выслушав ответ, он сказал: — От нас не требуется никаких действий.

— Я полагаю, он знает, что делает, — заметила Дита.

— Обычно да.

— Есть кое-что, что ты делаешь лучше. Намного лучше.

И от ее улыбки колени у него превратились в желе.

Паркер ругался. Мальчик не только увидел Гудалла и его группу, но он еще должен был увидеть прибытие Беннета. Он быстро взвесил возможности: начать преждевременно атаку было нельзя без проверки готовности. Он вытащил фотографию, на которой красным крестом отметил начальные позиции каждой группы, нашел рисовое поле и взялся за рацию.

— Джефф? Неприятель идет через твой сектор примерно на четыре часа, в трехстах метрах. Я хочу, чтобы ты достал его бесшумным выстрелом прежде, чем он окажется в поле зрения сторожевой вышки справа от тебя...

— Вижу цель. Но это же только ребенок.

— Который знает, где мы, и он идет предупредить их.

— Черт. Я не готовился к бесшумной стрельбе.

— Давай.

Джефф быстро перезарядил снайперскую винтовку. Он почувствовал тошноту от того, что делал, но собрался с мыслями, сосредоточился на том, как, а не почему, на совершенстве матово-серой рамы из алюминиевого сплава и длинном стволе из нержавеющей стали, совершенном создании Шмидта и Бендера. Теперь спокойно. Расстояние 315 метров. Господи, он перешел на рысцу... предугадать движение его головы... теперь он точно в фокусе — вскарабкался на насыпь, остановился на ее вершине. Симпатичный парнишка. Нажимаю... О черт, попал в него. Думаю, что точно за ухом...

Джефф выглянул из укрытия, которое они устроили из поваленных деревьев, и его вырвало. Кислые запахи кэрри, специй и дешевого рома заполнили его нос и глотку. И смертельная тяжесть в груди, которая, как он знал, превращается в боль.

— Mui bien, — пробормотал сзади Монтальбан. — Хороший выстрел.

— Что это? — спросила Мария Пилар. Пили, невысокая молодая женщина с высокими скулами и темной кожей, наследием индейских и африканских предков, сжала приклад своего АК47, глядя на рисовое поле, которое находилось за отвалами, предназначенными удерживать воду.

Кроме Пили, на сторожевой вышке была Мариза, которая, отложив оружие, дразнила ящерицу, сидевшую у нее над головой. Она подняла с пышной груди немецкий бинокль.

— Ветка сломалась в лесу? Охотничье ружье, наверное. Кто-то из деревенских стреляет по обезьяне.

— Это оттуда.

— О'кей. Если это был выстрел, куда он был нацелен? — Мариза медленно обозрела сектор за сектором, потом воскликнула, перекрестившись: — Пресвятая Мария, матерь Божья! Хуанито. Я уверена.

Она увидела последний всплеск черной крови из отверстия в его голове, потом его грудь вздохнула в последний раз.

Горячий ветер завывал в опорах вышки, и сгонял птиц с верхних ветвей.

— Он мертв?

— Думаю, да.

— Почему?

— Он шел с острова. Сказать нам, что они уже здесь.

— Мы должны сказать Даниэлю.

— Мариза! Пили! Медленно спускайтесь с вышки и идите в бункер. Не торопитесь. Не привлекайте к себе внимания. Помните о своей подготовке. Не рыдайте о Хуанито. Поплачем потом. Вы сделали верно, — Даниэль щелкнул переключателем и повернулся к остальным, бывшим на командном пункте.

— Они здесь, — сказал он. — Они уже здесь. Мы должны двигаться. Вы все знаете, что делать.

Они вышли во двор. Эмилия взяла Зену за руку и пошла так быстро, как позволял ее вес, к комиссариату, где три младшие девушки ждали с приготовленными тортильями, завернутыми в листья, и пятилитровыми пластиковыми канистрами воды. Она отправила их через северный периметр — единственный, который Паркер не разведал досконально, потому что на аэрофотографиях там были только очень открытые поля и не было реального укрытия.

Тем временем двадцать мужчин и женщин вышли почти молча из казарм, вооруженные по-разному: АК47, РПК — «Калашников», превращенный в легкий автомат, американские М16, захваченные у контрас четырьмя годами раньше, разные пистолеты и гранаты. Они разделились на три группы: восемь шли со старым Хесусом, восемь, включая Эстер, с Даниэлем, а четверо остальных — с самой команданте, единственной, у которой за спиной была рация. Они согласованно следовали заранее разработанному плану, располагаясь вдоль периметра и выбираясь наружу через дыры в ограде. Команданте со своими связными нагнали девочек из комиссариата и прошли в северном направлении около полутора километров к загодя подготовленному НП. Остальные разошлись на восток и запад через поля к хорошо замаскированным окопам, которые были метрах в пятистах за исследовательской станцией.

Первый снаряд Паркера разорвался на юге, рядом с одним из контрольно-измерительных приборов, разнеся его на осколки за минуту до того, как команданте добралась до своей позиции. Она ускорила шаги, но не побежала. Еще три снаряда разорвались внутри ограды. Два были фосфорными, разбрасывающими бледно-зеленое пламя, очень яркое, и испускающими белый дым. Командный пункт, который она покинула десять минут назад, расцвел пламенем, и тростниковая крыша мигом превратилась в пепел и развеялась по ветру.