…КТО ЗАМЕНИТ ПОЛИТРУКА? — ГОТОВИМ ПРЕДЛОЖЕНИЯ. — ТАК РЕШИЛИ ЦК И ГКО. — «ГДЕ ТРУДНЕЕ — ТАМ НАШЕ МЕСТО». — «ЗЕМЛЯ — НАША ЛУЧШАЯ БРОНЯ». — «ДЕЛО ЖИВОЕ, — ЗНАЧИТ, ПОЛЬЗА БУДЕТ». — КАК МНОГО МОЖЕТ СДЕЛАТЬ ГАЗЕТА. — «ВЫ — ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ БРАТСКИХ РЕСПУБЛИК». — ВПЕРЕД, К СЕДОМУ ДНЕПРУ. — КАК ПОЛИТОРГАНЫ ПОМОГАЮТ ПАРТОРГУ? — ВАЖНЕЙШАЯ ДИРЕКТИВА. — ДРУГ ДЕЛА. — «А ЧТО ИЗВЕСТНО О ШОЛОХОВЕ?» — «ДАВАЙТЕ ПОГОВОРИМ О ВАШИХ СТИХАХ…»

— Я пригласил вас по очень важному делу, но разговор пока должен остаться между нами…

Этими словами А. С. Щербаков встретил нас с начальником оргинструкторского отдела В. В. Золотухиным, едва мы закрыли за собой дверь. Это настораживало. И раньше существовало неписаное правило — не разглашать содержание разговоров, которые велись с начальником Главного политуправления РККА. Но то, что мы услышали, произвело впечатление грома среди ясного неба:

— В ближайшие дни встанет вопрос о передаче политработников на командную работу, в том числе низового звена. Думаю, на этот раз нам придется отдать людей больше, чем это было сделано в октябре 1942 года…

В памяти всплыли цифры: после введения единоначалия на командные должности были назначены сразу 3 тысячи наиболее подготовленных в военном отношении политработников, а свыше 10 тысяч направлены на курсы командиров полков, батальонов, рот и батарей. Сколько же теперь предстоит передать?

Александр Сергеевич пояснил причину предполагаемого сокращения числа политработников, сказав, что армия и флот почти два года пополняются тружениками из народного хозяйства. Но всему есть предел, и сейчас возникла необходимость пересмотреть использование людских ресурсов как в сфере производства страны в целом, так и в Вооруженных Силах. Цель одна — высвободить потребное количество людей для фронта, а в самой армии — найти резервы для пополнения командных кадров, особенно в ротах и батальонах. Предполагается резко сократить штаты частей и учреждений округов, а также тыловых и обслуживающих подразделений, пересмотреть все звенья войскового организма и высвободить воинов, не занятых непосредственно боевыми действиями, как, например, это сделали в прошлом году, когда в войсках около 20 тысяч мужчин-поваров заменили женщинами.

— Задача эта государственная, — продолжал А. С. Щербаков, — и подойти к ней надо по-государственному, по-партийному. Местничество тут недопустимо…

Начальник Главного политуправления поручил нам подготовить предложения по двум направлениям. Во-первых, какие категории политработников с меньшим ущербом мы смогли бы сократить, и во-вторых, как усилить при этом партийное влияние в войсках, чем восполнить отсутствие в ротах политруков, если все же придется их передавать на командную работу.

— Подумайте, все подсчитайте, и на днях мы продолжим обсуждение…

Называя заместителей командиров рот по политчасти политруками, Александр Сергеевич не оговорился. Ему нравилось это слово, обобщающее звание армейского политработника — смелого, кристально честного и преданного партии и народу, — и первое время после введения единоначалия он еще часто употреблял его в разговорах.

Покинув кабинет, мы, не сговариваясь, остановились в приемной, погруженные в свои думы, осмысливая услышанное. На сердце было тяжело. Мне почему-то вспомнился рассказ об инженере, который несколько лет жизни отдал строительству любимого детища — огромного железнодорожного моста, а потом ему самому пришлось помогать саперам подрывать его, указывая места для закладки взрывчатки. Наши чувства можно было понять: столько сил отдано подготовке кадров политработников, их обучению и воспитанию! И казалось, каждая клеточка мозга пропиталась пониманием важности, необходимости этих кадров для повышения боеспособности частей и подразделений, для достижения победы в бою. А теперь многих из них, притом лучших и опытных, надо передать на командную работу…

Конечно, мы хорошо понимали, что недостаток командных кадров, особенно с фронтовым опытом, постоянно ощущался в ротах и батальонах действующей армии. А опыт наступательных операций показал, что для успешного ведения боев необходимо иметь не только штатный состав командного состава, но и значительный резерв, способный быстро восполнять потери. Однако все это в равной степени, думал я, относится и к кадрам политработников…

Мои размышления прервал голос Валентина Васильевича:

— Давайте сегодня подумаем, поищем решение каждый самостоятельно, а завтра сойдемся и обменяемся мнениями. Подходит?

— Возражений нет. Поехали?

В управлении кадров меня уже ждал начальник отдела формирований полковник Б. Н. Георгиевский.

— У вас что-то срочное, Борис Николаевич? — спросил я.

— Да, очень срочное. Очередной приказ о назначении политработников в распоряжение политуправления Степного округа…

К этому округу у нас отношение было особое. Он создавался на воронежско-курском направлении вначале как Резервный фронт и являлся стратегическим резервом Ставки. Уже сам факт его создания говорил о возросших возможностях Советского государства по укреплению Вооруженных Сил. По боевому и численному составу округ представлял собой наиболее мощный резерв, когда-либо создававшийся в годы Великой Отечественной войны. В него вошли пять общевойсковых, одна танковая и одна воздушная армии, а также один стрелковый, шесть отдельных танковых и механизированных, три кавалерийских корпуса. Это оперативно-стратегическое объединение создавалось в очень сжатые сроки. Поэтому все вопросы, связанные с пополнением его кадрами политработников, Главное политуправление решало в числе первоочередных.

Завизировав документ, я сказал дежурному по управлению кадров, что буду занят выполнением важного задания и не смогу встречаться с начальниками отделов ближайшие два часа. Мысли возвращались вновь и вновь к беседе с А. С. Щербаковым. Первым делом я внимательно прочитал последние справки наших сотрудников, вернувшихся из командировок. В них были и предложения из войск по изменению штатных структур, сокращению или введению некоторых категорий политработников. Обратил внимание на то, что ни одно политуправление фронта, где были наши товарищи, не высказывалось за уменьшение политработников в ротах и батальонах. Постепенно сложилось решение, приемлемое на мой взгляд. Произвести подсчет высвобождающихся политработников по родам войск, по должностям и категориям не составляло большой трудности — учет кадров в ГлавПУ был налажен хорошо.

На следующий день мы с полковником В. В. Золотухиным обсудили прикидку и пришли к выводу, что необходимо объединить должность заместителя командира по политической части с должностью начальника политотдела соединения, упразднить должности замполитов начальников штабов в бригадах, дивизиях и корпусах. А вот вопрос о возможном упразднении замполитов рот был трудным. Наши точки зрения совпадали: эта мера вызовет ослабление партийно-политической работы в подразделениях и не намного увеличит резервы командных кадров. К тому же замполиты рот непосредственно находятся в боевых порядках переднего края. И по сравнению с другими категориями политработников несут на поле боя самые большие потери. На сокращение этой должности можно пойти лишь в подразделениях тыла, обслуживания, не ведущих непосредственно боевые действия.

Ключевым пунктом в проблеме усиления партийно-политической работы, посчитали мы с Валентином Васильевичем, должно стать изменение структуры партийных организаций в армии, повышение роли ротных и батальонных организаций. Подобных предложений из войск поступало много. Еще в июле 1942 года начальник политотдела 33-й армии Ф. С. Вишневецкий высказался за создание первичной организации в батальоне. Но тогда это предложение не было принято из-за недостаточной численности коммунистов. Теперь же, когда резко возросло количество членов партии в стрелковых, артиллерийских, танковых и авиационных частях, когда почти в каждой роте и равных ей подразделениях имеются полнокровные парторганизации, назрела необходимость изменить структуру. «В настоящее время, — говорилось в донесении политуправления Западного фронта, — в батальоне имеется 5―6 ротных парторганизаций с общим количеством по 50―60 членов и кандидатов в члены ВКП(б). Такую парторганизацию следует считать полнокровной… Партбюро батальона сможет оперативнее руководить ротными парторганизациями, будет иметь возможность лучше заниматься вопросами роста партии и политическим воспитанием коммунистов».

— Эти предложения обоснованны, — говорил мне В. В. Золотухин. — Партийное бюро полка уже не справляется с руководством ротными организациями, число которых резко возросло, испытывает большие трудности с проведением партийных собраний, не успевает рассматривать заявления воинов о вступлении в партию…

Вскоре А. С. Щербаков нас вызвал к себе, как и обещал. Был приглашен и генерал И. В. Шикин.

— Какие у вас предложения? — начал он с вопроса.

Мы доложили ему наши соображения и доводы по сокращению численности политсостава. Как всегда, он слушал внимательно, изредка задавал уточняющие вопросы:

— Сколько у нас политруков в стрелковых ротах?

— Более тридцати одной тысячи, — ответил я.

Александр Сергеевич сделал пометку на листе, обвел эту цифру несколько раз и подчеркнул. Но своего мнения — приемлемо или не приемлемо предложение о частичном сокращении замполитов рот — не высказал. А когда В. В. Золотухин сказал, что идея о реорганизации парторганизаций не плод кабинетных размышлений и родилась она на фронте, — заметил с улыбкой:

— Это хорошо, что вы учитываете предложения из войск. Думаю, что политрука, если будет принято решение о его сокращении, восполнит в какой-то степени неосвобожденный парторг роты. Мы должны его отсутствие компенсировать повышением активности ротных и батальонных парторганизаций. Будем обращаться в ЦК с просьбой разрешить создание первичных парторганизаций в батальоне…

В начале мая А. С. Щербаков докладывал Председателю Государственного Комитета Обороны предложения Главного политуправления РККА о сокращении численности политсостава. Они были приняты, кроме одного: институт заместителей командиров рот по политической части упразднялся не частично, а полностью. Вскоре состоялось постановление ГКО по этому вопросу.

Должен заметить, что замполитов рот высоко ценили военные советы, командиры и политорганы. Это были правофланговые своих подразделений. Это они первыми шли в атаку, отличались храбростью и боевым мастерством, поддерживали у бойцов дух войскового товарищества и взаимной помощи, а в часы затишья выступали организаторами их досуга. Упразднение ротных политработников — мера вынужденная, она стала возможной благодаря возросшей политической сознательности бойцов, военной и политической зрелости командиров, укреплению батальонных и ротных партийных и комсомольских организаций. Вместе с тем эта мера позволила укрепить командные кадры офицерами с фронтовым опытом в преддверии крупнейших сражений летней кампании 1943 года.

24 мая 1943 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и усилении роли фронтовых, армейских и дивизионных газет».

Первичная партийная организация создавалась теперь в батальоне, дивизионе. В ротах, батареях, эскадронах, эскадрильях оставались подразделенческие, или, как мы тогда их называли низовые, партийные организации. Партийное бюро полка приравнивалось в правах к партийному комитету. Дела о приеме в партию рассматривались в первичной организации батальона, дивизиона и передавались прямо в партийную комиссию при политоргане. Партком полка, конечно, обязан был заниматься вопросами роста партийных рядов, но не рассматривал заявления о приеме. Для обеспечения постоянного руководства первичной и ротной парторганизациями в боевой обстановке ЦК ВКП(б) разрешил иметь назначаемых парторгов. Это временное сужение партийной демократии вызывалось особыми условиями деятельности парторганизаций на фронте, когда в ходе боев парторги выбывали из строя, а провести собрание коммунистов и выбрать нового не представлялось возможным.

3 июня 1943 года ЦК партии принял решение о порядке создания первичных партийных организаций в батальонах с учетом фронтовой обстановки. Разрешалось не проводить собрания коммунистов в частях, находившихся на переднем крае, а состав бюро назначать. Подбор состава бюро возлагался на замполита и парторга полка, а утверждение — на политотдел дивизии.

Изменение структуры партийных, а также комсомольских организаций рассматривалось как важнейшее политическое мероприятие, направленное на оживление воспитательной работы с коммунистами и комсомольцами, на повышение роли партийных и комсомольских организаций в Красной Армии.

Главное политуправление определило порядок назначения руководителей парторганизаций: парторга роты назначал парторг полка; парторга батальона — политотдел соединения по представлению парторга полка; парторга полка — политотдел армии по представлению политотдела дивизии.

В целях оказания помощи политорганам А. С. Щербаков решил послать в войска несколько групп офицеров ГлавПУ. Всех отъезжающих он пригласил в конференц-зал МГК и подробно проинструктировал.

К 25 июня в батальонах, дивизионах и отдельных ротах первичные партийные организации были созданы. Заместителями командиров батальонов по политчасти и парторгами первичных партийных организаций были подобраны опытные, инициативные политработники.

В результате изменения структуры количество первичных партийных организаций в ряде армий почти удвоилось, следовательно, численно возрос и актив: парторги, их заместители, члены бюро. А это усиливало партийное влияние на массы воинов.

Определенный крен был сделан и в работе политотделов соединений. Теперь они стали больше уделять внимания повышению активности батальонных и ротных партийных и комсомольских организаций, учили командиров рот, батарей, взводов практике воспитания подчиненных, умению опираться на коммунистов.

122 тысячи политработников пополнили ряды командных кадров. Свыше 30 процентов из них были сразу же назначены на должности, а остальные посланы на курсы. В целом же за время Великой Отечественной войны в соответствии с решениями ГКО было передано на командную работу около 150 тысяч политработников. Все они оправдали доверие партии, а многие на новом поприще проявили незаурядные способности. Приведу два примера.

Это было уже осенью 1943 года. Генерал-майор Н. А. Романов положил на мой стол Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза офицерам, отличившимся при форсировании Днепра. Несколько фамилий были в списке подчеркнуты.

— Это бывшие политработники, — пояснил Николай Александрович. — И среди них — подполковник Андрей Михайлович Горбунов. Припоминаете? Это он, комиссар полка, просил не переводить его на командную работу, мотивируя тем, что его призвание быть политработником, что он окончил академию имени Ленина.

— Да разве он один тогда обращался с подобной просьбой? — заметил я.

— Но Горбунов был особенно настойчив, считая, что по своей натуре не сможет стать командиром.

— Да, да, вспомнил. Я тогда еще звонил члену Военного совета 65-й армии…

— А сейчас политуправление Белорусского фронта дает Горбунову самый лестный отзыв. Он быстро освоился с обязанностями командира 237-го стрелкового полка, проявил себя хорошим руководителем и организатором боя, стремится воевать по-современному. Полк успешно выполняет самые сложные боевые задачи, а при форсировании Днепра в числе первых захватил важный плацдарм на правом берегу и удержал его до подхода главных сил дивизии.

— А воспитательной работе уделяет внимание? — спросил я.

— Большой комиссарский опыт помогает ему умело опираться на партийную организацию, внедрять все новое в практику обучения и воспитания подчиненных, проявлять о них подлинную отеческую заботу.

А. М. Горбунов пройдет с боями путь от Днепра до берегов Балтики, в районе Ростока его застанет известие о капитуляции фашистской Германии. Дважды он будет ранен и контужен, но не оставит родной полк. К ордену Ленина и медали «Золотая Звезда» добавятся ордена Красного Знамени и Суворова II степени. А после войны А. М. Горбунов станет работать военкомом Карелии.

Другой выпускник академии имени В. И. Ленина — Георгий Петрович Голофаст с должности комиссара воздушно-десантной бригады был также весной 1943 года направлен на командную работу, но после окончания курсов «Выстрел». Его назначили командиром 27-го воздушно-десантного полка, а затем — командиром 1-й воздушно-десантной бригады. Георгий Петрович с честью оправдал доверие партии, став одним из лучших командиров в воздушно-десантных войсках. А после войны, будучи помощником главкома Сухопутных войск — начальником военно-учебных заведений, генерал-лейтенант Г. П. Голофаст внос много нового в практику подготовки командных кадров.

В канун крупных летних сражений 1943 года Главное политическое управление провело ряд мероприятий, способствующих наращиванию наступательного порыва советских воинов. Одно из них — Всеармейское совещание редакторов военных газет.

В постановлении ЦК ВКП(б) от 24 мая 1943 года указывалось на возрастание роли фронтовых, армейских и дивизионных газет. В этой связи ГлавПУ ознакомилось с деятельностью журналистских кадров, начиная с дивизионок. Это была большая работа: в то время в действующей армии издавалось 13 фронтовых и 128 армейских и корпусных газет.

Военные журналисты готовились в Ивановском военно-политическом училище, которое летом 1942 года произвело первый выпуск. Курсанты, а это, как правило, были заместители редакторов армейских газет, прошли четырехмесячную учебу. Второй набор состоялся в ноябре. Инструктируя нас по поводу учебного плана, А. С. Щербаков говорил:

— Люди подобраны на курсы политически подготовленные, они имеют в подавляющем большинстве опыт газетной работы в гражданских условиях. Поэтому им нужна прежде всего военная подготовка.

Училище успешно справилось с поставленной задачей, и мы располагали теперь резервом газетных работников, чтобы удовлетворить запросы политорганов действующей армии. Признаться, было приятно слышать, когда проверявшие докладывали начальнику ГлавПУ о том, что сотрудники газет в основном подобраны и расставлены правильно и ответственные редакторы с начала войны почти не менялись. Вместе с тем проверка показала, что некоторые газеты не проявляют должной боевитости, не оказывают той помощи командирам, политработникам, агитаторам, всем воинам, которой те ждут от них, а политорганы недостаточно уделяют внимания руководству печатью.

К примеру, на Волховском фронте газета «Фронтовая правда» отставала от жизни и не пользовалась авторитетом у читателей. На ее страницах не публиковались статьи о боевом опыте, о практике партийно-политической работы. 12―27 января 1943 года войска фронта участвовали в наступательной операции, а газета не дала ни одного поучительного материала о действиях воинов в этом наступлении. Авторского актива редакция не имела. Между тем никто из руководителей политуправления фронта работой газеты не занимался. Газета «Вперед за Родину» Северо-Кавказского фронта не обобщала многогранного опыта внутрипартийной жизни и идейно-политического воспитания личного состава. Ее страницы заполнялись перепечатками из центральной прессы.

Многие недостатки объяснялись тем, что политорганы слабо руководили газетами, особенно дивизионными, порой даже забывали пригласить редактора на совещание, где шла речь о принципиальных вопросах жизни и боевой деятельности частей и соединений. А это приводило к тому, что газеты подчас оказывались в стороне от событий, публиковали устаревшие материалы. Некоторые редакции не опирались на военкоровский актив, игнорируя это важнейшее условие повышения роли красноармейских газет.

Ознакомясь с результатами проверки органов печати, Александр Сергеевич согласился с предложением управления агитации и пропаганды о проведении трехдневного Всеармейского совещания редакторов фронтовых, армейских и части дивизионных газет. На совещание приглашались также заместители начальников отделов агитации и пропаганды политуправлений фронтов и инструкторы по печати политотделов армий.

На совещании, начавшем работу 13 июля, с докладами выступили редакторы фронтовых газет Центрального, Волховского и Западного фронтов. На меня большое впечатление произвел доклад подполковника Н. С. Потапова — редактора газеты «Красная Армия» Центрального фронта. Он убедительно показал, как на ее страницах освещались боевое мастерство и героизм воинов в ходе Сталинградской битвы, как готовились материалы под рубрикой «Перекличка бронебойщиков» накануне сражения на Курской дуге. Редакция ввела своеобразную Доску почета под названием «Герои борьбы с немецкими танками. Слава отважным истребителям!», где ежедневно публиковала фамилии отличившихся воинов, предоставила страницы для выступления артиллеристов, минеров и пехотинцев, которые делились опытом борьбы с «тиграми» и «пантерами». Все мы с большим интересом слушали докладчика. И каждому становилось ясно, как много может сделать газета в деле мобилизации личного состава на выполнение боевых задач, поставленных командованием.

Замечу, что в период контрнаступления войск фронта на орловском направлении, когда враг дрогнул и покатился на запад, содержание материалов в «Красной Армии» сразу же изменилось. «Не отставать от танков», «Снайпер в цепи наступающих», «Как был разгромлен опорный пункт противника» — эти и другие статьи и корреспонденции помогали бойцам и командирам овладевать опытом наступательных боев. В марте 1944 года А. С. Щербаков поддержит ходатайство Военного совета 1-го Белорусского фронта (бывшего Центрального) о награждении этой газеты орденом Красного Знамени.

Всего на Всеармейском совещании выступило 22 человека, которые высказали практические советы и предложения, как лучше выполнить постановление ЦК партии от 24 мая 1943 года.

После совещания руководство печатью заметно улучшилось. Военные советы и политорганы стали регулярно заслушивать редакторов, повысили требовательность к работникам печати, их военно-политической и журналистской подготовке. Газеты теперь доставлялись на передовую наряду с продовольствием и боеприпасами. По рекомендации Главного политического управления на многих фронтах состоялись совещания редакторов армейских и дивизионных газет, а затем и семинары с сотрудниками дивизионок.

Усилило руководство печатью Главное политуправление, направляя в войска обзоры фронтовых и армейских газет. Его примеру следовали и политуправления фронтов. За два месяца после Всеармейского совещания политуправление Степного фронта разослало семь обзоров на армейские газеты. Укреплялись связи редакций с читателями: в армейской газете «За правое дело» с июля по декабрь 1943 года выступило 657 военкоров, в том числе красноармейцев — 152, сержантов — 248, офицеров — 257. Армейская газета «Боевое знамя» за август, сентябрь и октябрь 1943 года получила 798 писем, из них 618 опубликовала. Возросла оперативность газет в освещении жизни и деятельности войск. Более квалифицированно пропагандировался боевой опыт подразделений и частей.

По мере продвижения Красной Армии на запад задачи армейской печати усложнялись.

— В ближайшее время, — говорил Александр Сергеевич, — перед газетами возникнут новые вопросы. Надо быть к ним готовыми. — И он предложил организовать курсы усовершенствования военных журналистов при Высших всеармейских военно-политических курсах с шестимесячным сроком обучения по специальной программе.

— В данное время, — говорил А. С. Щербаков, — учебный план должен больше отражать задачи ближайшего будущего. Мы должны вооружить работников печати глубоким пониманием интернациональных задач армии, а также знаниями, которые потребуются, когда Красная Армия выйдет за пределы государственных границ.

Курсы работали успешно и сделали три выпуска.

А. С. Щербаков участвовал в деятельности ГКО и Ставки ВГК, где утверждались замыслы и планы стратегических операций и кампаний, отвечавшие военно-политическим целям войны, имел постоянные контакты с начальником Генерального штаба Маршалом Советского Союза А. М. Василевским. Все это помогало видеть главное, четко определять важнейшие направления работы политорганов и партийных организаций.

Александр Сергеевич, разумеется, не раскрывал до поры до времени никаких планов и замыслов Ставки, но давал нам принципиальные указания, на каких участках и когда сосредоточить основные усилия Главного политуправления. «Где труднее, там и наше место», — говорил он.

Наши повседневные деловые связи с Главным оперативным управлением Генштаба позволяли конкретизировать задачи и планировать оказание помощи политорганам тех фронтов и армий, которым предстояло проводить крупнейшие наступательные операции, быть, как говорится, на острие главного удара. Деловые связи и контакты ГлавПУ РККА с Генеральным штабом, другими органами управления способствовали дружной совместной работе по инспектированию войск, подготовке их к наступательным операциям и накапливанию резервов.

Мне представляется необходимым еще раз подчеркнуть, что каждая групповая командировка наших работников на фронт или несколько фронтов была органически связана с военно-стратегической обстановкой и планами Ставки. Главное политическое управление не шло в хвосте событий, а вместе с Генштабом, в контакте с ним, активно готовило эти события. Мы жили потребностями действующей армии, чувствовали, как говорится, ее пульс.

При выезде на фронт группу тщательно инструктировал начальник ГлавПУ или его заместитель. Ее работа четко планировалась с учетом задач, решаемых войсками. Каждый работник знал, что он должен делать: проверить исполнение соответствующих решений ЦК ВКП(б) и ГКО, требований приказов Верховного Главнокомандующего или директив Главного политического управления, в чем помочь политоргану, командиру, первичной партийной организации.

Стилем работы представителя ГлавПУ было начинать изучение состояния дел с роты, батальона, первичной организации, находившихся на передовой. На общение с бойцами, командирами и политработниками войск первого эшелона отводилась основная часть времени. Через призму их политико-морального состояния, их готовности к бесстрашной борьбе с врагом рассматривалась деятельность политорганов, делались выводы как о слабостях, так и о положительных моментах в партийно-политической работе. И конечно же, оказывалась практическая помощь военным советам, командирам и политорганам.

Так было еще в зимнюю кампанию 1942/43 года. Политбюро ЦК ВКП(б), ГКО и Ставка ВГК признали тогда необходимым «считать предстоящую операцию в районе Сталинграда главным мероприятием до конца 1942 года на всем советско-германском фронте, сосредоточив на ней основное внимание и усилия партии, правительства и всего советского народа».

Разумеется, в то время мы не знали этого решения. Но основная часть аппарата ГлавПУ около трех месяцев по указанию А. С. Щербакова находилась на сталинградском направлении, активно решая вопросы политического обеспечения как подготовки, так и хода операции. Летом же 1943 года в полном соответствии с решениями Ставки основное внимание было сосредоточено на Воронежском, Центральном и Степном фронтах.

В годы войны наши товарищи были на всех стратегических направлениях, оказывая помощь политорганам в подготовке и проведении фронтовых и армейских операций. По-деловому решали проблемы в войсках такие работники ГлавПУ, как Д. И. Афанасьев, А. Ф. Баев, А. Я. Баёв, Б. Н. Георгиевский, В. X. Гриневич, Б. И. Захаров, В. В. Золотухин, Н. Д. Казьмин, Ф. М. Константинов, К. Ф. Марченко, А. А. Царицын и многие другие. Все мы помнили слова Александра Сергеевича Щербакова о том, что своевременный контроль и оказание помощи — святая святых в деятельности Главного политического управления.

Должен сказать, что ГлавПУ не посылало политорганам каких-либо директив об организации политической работы, будь то в обороне или наступлении. Осуществлялось живое руководство — через своих представителей, перед которыми нередко ставил задачи сам начальник Главного политуправления.

Перед выездом на эти фронты инспектора, агитаторы, инструкторы в деталях изучили опыт партийно-политической работы, приобретенный в сражениях под Сталинградом. Затем с ними встретился начальник Главного политического управления. Запросто и доброжелательно беседовал он с отъезжающими товарищами. Убедительно говорил о возрастающей экономической и военной мощи страны, о превосходстве Красной Армии над силами врага.

— Мы теперь, — говорил он, — выпускаем больше танков, самоходных артиллерийских установок, самолетов различного назначения, чем противник. Наш Т-34 превосходит немецкие танки по маневренности, ИС-2 — по мощности вооружения, а штурмовик Ил-2 вообще не имеет себе равных.

Надо было видеть, с каким удовлетворением он говорил об этом и настойчиво советовал широко пропагандировать в войсках достижения оборонной промышленности.

Александр Сергеевич сообщил, что по решению Ставки войска Центрального и Воронежского фронтов после длительного зимнего наступления перешли к преднамеренной обороне.

— Ваша задача, — продолжал он, — состоит в том, чтобы помочь политически обеспечить это решение. Главное — мобилизовать весь личный состав на создание непреодолимой обороны и подготовку к решающим сражениям с захватчиками. Начать нужно, как всегда, с коммунистов и комсомольцев.

Начальник ГлавПУ поручил проверить, как работают первичные и ротные парторганизации после постановления ЦК ВКП(б) от 24 мая 1943 года, особенно по поддержанию высокой бдительности у воинов и воспитанию у них ненависти к врагу. Он сослался при этом на такой пример. На одном из фронтов провели опрос 700 бойцов и офицеров. 686 опрошенных сообщили о зверствах, учиненных фашистами над их родными.

— О таких фактах должны знать все бойцы и командиры, — сказал А. С. Щербаков.

Он напомнил требования первомайского приказа Верховного Главнокомандующего о том, чтобы все воины без устали совершенствовали боевое мастерство, а командиры становились мастерами вождения войск, умелыми организаторами взаимодействия всех родов войск.

Было условлено, что о работе в войсках (а она, как всегда, организуется совместно с политуправлениями фронтов) старшие групп должны докладывать начальнику Главного политуправления телеграммами через каждые 10 дней.

Выезжающую на Центральный фронт группу возглавил заместитель начальника оргинструкторского отдела полковник В. М. Краскевич — подготовленный и опытный политработник. Он несколько лет командовал ротой на Дальнем Востоке и зарекомендовал себя прекрасным воспитателем красноармейцев и младших командиров. Затем окончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина и работал в политорганах войск, а перед войной был назначен инструктором оргинструкторского отдела Главного управления политической пропаганды. Владимир Михайлович с большой ответственностью относился к любому заданию, глубоко вникал в существо партийно-политической работы в в войсках, проявлял должную принципиальность. И когда возникла необходимость назначить заместителя начальника отдела, то было решено остановиться на кандидатуре В. М. Краскевича. Время показало, что выбор был сделан правильный.

Другие группы, выезжающие в войска, возглавили: на Воронежский фронт — заместитель начальника управления агитации и пропаганды генерал-майор В. С. Веселов, на Степной фронт — заместитель начальника управления кадров генерал-майор Н. А. Романов.

Наши товарищи работали на фронтах более месяца.

Подготовка глубоко эшелонированной обороны в сравнительно короткий срок потребовала огромных затрат физического труда. И люди отдавали все силы, сооружая днем и ночью полевые укрепления. Сотни тысяч воинов перелопачивали мозолистыми руками горы тяжелого грунта. Они рыли окопы, траншеи, ходы сообщения, укрытия для техники и орудий, строили блиндажи и землянки, оборудовали наблюдательные и командные пункты, устанавливали проволочные заграждения, создавали противотанковые узлы и районы. Войска буквально зарывались в землю.

В этих условиях использовались все формы партийно-политической работы: собрания, митинги, беседы, пропаганда опыта передовиков, личный пример коммунистов и комсомольцев…

Командиры и политработники напоминали воинам:

— Лезьте глубже в землю! Земля — наша лучшая броня! Из укрытий легче поразить противника…

Об объеме земляных работ красноречиво говорят цифры: к началу битвы было оборудовано в районе Курского выступа восемь оборонительных полос и рубежей общей глубиной до 300 километров, а в полосах только Центрального и Воронежского фронтов отрыто до 10 тысяч километров траншей и ходов сообщения.

Из коротких докладов работников ГлавПУ можно было заключить, что военные советы, командиры и политорганы настойчиво готовят войска к отражению наступления противника. Упор делался на освоение опыта взаимодействия сил в бою; на умелую организацию огня, своевременный маневр огневыми средствами; на создание мощной противотанковой обороны. От генерала до рядового — готовились все, осваивая опыт минувших боев, учились правильному сочетанию оборонительных действий с решительными контратаками.

Успешные действия войск в решающих боях во многом зависели от идейной закалки бойцов и командиров. По указанию А. С. Щербакова в соединениях и частях Воронежского, Центрального и Степного фронтов впервые за время войны начали проводиться плановые политические занятия с красноармейцами и младшими командирами, а с офицерами и генералами — марксистско-ленинская подготовка. Тематика занятий была разработана Главным политическим управлением, она отвечала актуальным задачам дня. Представители ГлавПУ во многих дивизиях и полках инструктировали руководителей политзанятий, читали лекции. Они проводили семинары командного состава, на которых изучались ленинские идеи о защите социалистического Отечества, указания ЦК ВКП(б) и приказы Верховного Главнокомандующего. И конечно, каждый из наших товарищей стремился побеседовать с бойцами на переднем крае.

Внимание командиров, руководителей политорганов обращалось на изучение опыта партийно-политической работы как в оборонительных, так и в наступательных операциях. Проводилось инструктирование парторгов и комсоргов батальонов и рот. Продолжалась работа по созданию полнокровных партийных и комсомольских организаций в подразделениях. Партийные организации отбирали в партию наиболее активных воинов, отличившихся в минувших боях. К началу июля 1943 года по сравнению с апрелем того же года количество коммунистов в войсках, действующих в районе Курского выступа, возросло за счет приема на 26 процентов, а комсомольцев — на 54 процента.

Энергичные меры по укреплению партийного влияния во взводах, расчетах и экипажах повышали боеготовность частей и соединений в целом и, как показали дальнейшие события, явились важным условием, обеспечившим несокрушимый боевой дух бойцов и командиров.

Политорганы учили парторгов и комсоргов вдумчивому подходу к воспитанию воинов, их психологической подготовке, с тем чтобы не допустить каких-либо негативных явлений, в частности «танкобоязни» и «самолетобоязни».

По тем же докладам работников ГлавПУ было видно, что военные советы и политуправления Воронежского, Степного и Центрального фронтов принимали действенные меры по обеспечению морально-психологической стойкости войск. Буквально во всех частях, включая тыловые, были проведены занятия по изучению методов борьбы с танками противника. Подготовлены и выпущены памятки пехотинцам, артиллеристам, бронебойщикам по уничтожению вражеских танков и штурмовых орудий, а также листовки, содержащие советы, как бороться с новыми танками гитлеровцев. В войсках широко использовался апрельский номер журнала «Агитатор и пропагандист Красной Армии», в котором был опубликован материал об уязвимых местах танка «тигр».

Военный совет Воронежского фронта поддержал инициативу воинов, начавших движение за рост мастеров истребителей танков. На этом фронте был проведен слет истребителей танков, на котором пехотинцы-бронебойщики и артиллеристы обменялись боевым опытом.

Итак, командиры, политорганы и партийные организации настойчиво добивались всесторонней подготовки частей и соединений к предстоящим ожесточенным боям, хорошо понимая, что эти бои потребуют от каждого воина колоссального напряжения моральных и физических сил.

Из событий того времени память сохранила еще один, на мой взгляд, примечательный эпизод. Как-то поздно вечером я приехал к А. С. Щербакову, чтобы доложить очередные приказы по личному составу.

— Присаживайтесь, — сказал он, подняв взгляд от документов. — Прошу подождать несколько минут — дочитаю бумагу с Центрального фронта.

Ждать пришлось недолго. Александр Сергеевич обладал способностью быстро схватывать суть написанного и читал очень быстро. Перевернув последнюю страничку донесения, он как бы поделился впечатлением:

— Комсомольцы проводят полезную работу с письмами, на собраниях их обсуждают. Это живое дело, а значит, и польза будет…

А речь шла вот о чем. На Центральном фронте все чаще практиковали коллективное чтение писем, поступавших на передний край обороны. Зачитывали не только наказы от трудовых коллективов, но и письма родных и близких воинов (разумеется, с разрешения адресата). Во многих подразделениях состоялись открытые комсомольские собрания с повестками дня: «Как мы выполняем наказы родных?» или «Письма родителей». Когда бойцы слышали, что деревня, где вырос их боевой товарищ, сожжена дотла, а его сестренку угнали в Германию, то восприятие бесчинств, творимых фашистами, становилось зримее и острее. Тут уж и впрямь вскипала ненависть к врагу, руки тянулись к курку и штурвалу…

Об эмоциональном воздействии этих собраний свидетельствует участник Курской битвы, в то время заместитель по политчасти командира 16-го танкового корпуса, а ныне генерал-майор в отставке А. А. Витрук, опубликовавший свои воспоминания в «Военно-историческом журнале». Он рассказал, в частности, о командире танка Т-34 младшем лейтенанте А. Н. Столярове, который 6 июля в одном бою уничтожил две самоходки «фердинанд», затем два танка, а третий танк таранил и сам погиб смертью героя. «Уже потом, — вспоминает А. А. Витрук, — в обгоревшем, исковерканном танке нашли случайно сохранившийся планшет Столярова, в нем — неотправленное письмо. На тетрадном листе он писал ровным, убористым почерком: „Сейчас иду в бой. Будь уверен, отец, твой сын честно выполнит свой долг…“ На треугольничке адрес: „Гомельская область, Уваровичский район, поселок Октябрьский“. Фамилии получателя не было.

Сейчас нет возможности сказать с полной определенностью, почему письмо осталось неотправленным. Не исключено, что прозвучал сигнал к бою, как пишут авторы книги „Гвардейская танковая“. Но, по моему глубокому убеждению, более вероятно другое… Гомельская область в июле 1943 года еще была оккупирована. Выходит, младший лейтенант писал письмо отцу, не имея возможности отправить его. Но тогда какой же смысл? И тут возникает вопрос, чрезвычайно важный с точки зрения действенности политико-воспитательных мероприятий. Надо полагать, что комсомольское собрание с повесткой дня „Письма родителей“ сыграло свою роль. Под его сильным впечатлением у Андрея Столярова возникло желание написать домой, но он некоторое время не брался за карандаш — отправлять-то письмо некуда. А перед первым в жизни боем у него появилась острая потребность хотя бы мысленно поговорить с отцом и как бы дать ему клятву».

Когда я прочел эти строки в журнале, то в памяти отчетливо прозвучал голос Александра Сергеевича: «Это дело живое, а значит, и польза будет».

Известно, что в ходе оборонительных боев на Курской дуге наши войска выдержали невиданный по силе натиск врага, измотали его, заставив израсходовать значительную часть резервов. Именно этой цели и добивалась Ставка, принимая решение о преднамеренной обороне, ставшей неотъемлемой частью стратегического плана, основу которого составляло решительное контрнаступление в районе Курска, а затем общее наступление советских войск силами сразу нескольких фронтов.

В ожесточенном сражении наши воины проявили беспримерный подвиг, показав превосходство над врагом. Их высокое ратное мастерство, железная воля, стойкость и героизм стали одним из главных факторов одержанной победы. И, как всегда, коммунисты были там, где решалась судьба боя, операции. В крупнейшем встречном танковом сражении под Прохоровкой, где 12 июля сошлись в общей сложности 1200 танков и самоходных орудий, коммунисты шли впереди, воодушевляли всех личным примером. И здесь уместно отметить, что партийная прослойка в танковых частях на Курской дуге составляла 40―45 процентов.

Еще шли оборонительные бои на Курской дуге, а 11-я гвардейская армия и Брянский фронт, поддержанные авиацией, по указанию Ставки уже 12 июля перешли в контрнаступление, которое успешно развивалось. В эти дни А. С. Щербаков пригласил к себе начальников управлений и организационно-инструкторского отдела Главного политуправления. Он определил конкретные задачи партийно-политической работы на новом этапе Курской битвы. Теперь главное внимание обращалось на то, чтобы наращивать наступательный порыв войск. Надо было оперативно решать вопросы, связанные с расстановкой кадров политработников, с заменой выбывших из строя парторгов, комсоргов и агитаторов, с укреплением ротных парторганизаций, и в первую очередь в танковых, стрелковых и специальных подразделениях.

— Прошедшие бои показали, — говорил Александр Сергеевич, — что наш командир, наш боец, наше оружие неизмеримо выше фашистских. И это особенно надо подчеркивать при организации воспитательной работы…

Начальник Главного политического управления подчеркивал, что политорганы должны поддерживать постоянные контакты со штабами, своевременно реагировать на возникающие «узкие места». Недопустимо, в частности, отставание дивизионных газет от продвижения войск, как это случилось в ходе контрнаступления под Сталинградом.

Особое внимание А. С. Щербаков обратил на организацию эвакуации раненых с поля боя. Забота о них, как он подчеркивал, имеет огромное моральное значение. Поэтому политорганы, особенно тыловых частей, обязаны оказывать всемерную помощь медицинской службе, добиваться, чтобы она работала четко, слаженно. Александр Сергеевич с возмущением в голосе спрашивал:

— Разве допустимо, чтобы раненый долго ждал медицинской помощи?

Он подошел к карте, посмотрел на нее молча. Я понял, что разговор о раненых его сильно взволновал и он хотел успокоиться. Обращаясь к Иосифу Васильевичу Шикину, сказал:

— Надо как-то передать товарищам Веселову, Краскевичу и Романову о новых моментах в партийно-политической работе на период наступления. А вопросы, относящиеся к Главному политуправлению, решить без промедления…

Через 4―5 дней войска Воронежского и Степного фронтов также начали контрнаступление.

Под напором наших сил враг вынужден был повсеместно отступать. 5 августа советские войска освободили Орел, Белгород, а 23 августа очистили от захватчиков Харьков. Так закончилась Курская эпопея.

Историческая битва под Курском явилась одним из решающих событий Великой Отечественной и всей второй мировой войны. В ходе оборонительных и наступательных сражений советские войска разгромили до 30 отборных дивизий, из них 7 танковых и моторизованных. Противник потерял более полумиллиона человек, до 1500 танков, 3000 орудий и более 3700 самолетов. «Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой», — отмечал И. В. Сталин. Гитлеровское командование вынуждено было перейти к стратегической обороне. Здесь был навсегда развеян миф, созданный фашистской пропагандой, что будто бы лето — время побед германской армии.

Вскоре в Главном политическом управлении мы подводили итоги партийно-политической работы в летних операциях. С сообщениями выступили почти все наши офицеры, участвовавшие в Курской битве. Мне отчетливо запомнились основные выводы.

Указывалось, что в условиях наступательных действий войск очень важно сохранить боевитость самого политоргана, призванного со знанием дела, конкретно и непрерывно руководить партийно-политической работой в армии, соединении. Речь шла о продуманной расстановке сил политотдела, о его связях и контактах со штабом, с политработниками частей, об оперативной информации, о средствах передвижения и т. д. В этом отношении положительно отмечалась деятельность политотдела 61-й армии. Еще перед началом наступления начальник политотдела полковник К. А. Зыков правильно расставил людей. В дивизии первого эшелона он направил по два работника политотдела, в дивизии второго — по одному. Небольшая часть работников была послана в органы и учреждения тыла. Все они должны были ежедневно докладывать в политотдел о проделанной работе и о положении дел в частях. 3―5 офицеров политотдела оставались в резерве на КП армии.

Полковник Зыков всегда был в курсе оперативной обстановки. При необходимости он принимал меры по устранению «узких мест», посылая в то или иное соединение работников, находившихся в резерве. И конечно же, информировал аппарат политотдела о новых задачах. Все это позволяло политоргану целенаправленно строить работу по выполнению боевого приказа.

Слов нет, расстановка сил политоргана зависит от многих факторов, в том числе и от знания его начальником деловых качеств политработников в дивизиях и полках. Тут, как говорится, рецепта на все случаи фронтовой жизни дать невозможно — нужен творческий подход. Одно очевидно: продуманной, обоснованной расстановки офицеров политорганов надо добиваться.

Выступающие отмечали, что военные советы и политорганы оперативно решали вопросы, связанные с заменой выбывших в бою партийно-политических работников. Фронтовые и армейские резервы политсостава вполне обеспечивали потребности в этом отношении.

И еще. На протяжении всего периода наступления политорганы заботились об укреплении первичных и ротных партийных организаций. Этому способствовала тяга передовых, сознательных воинов соединить свою судьбу с ленинской партией. Лишь в июле на Воронежском фронте было подано 23 846 заявлений о приеме в партию. В ходе боевых операций принимались меры к возрастанию партийной прослойки в передовых отрядах и штурмовых группах.

Новая структура партийных организаций полностью себя оправдала. Парторгам нередко удавалось проводить партийные собрания в ротах и даже батальонах, подводить итоги боевого дня, ставить задачи перед коммунистами и добиваться их авангардной роли, рассматривать заявления о приеме в партию. На партийных и комсомольских собраниях зачастую присутствовали представители политорганов, в том числе Главного политического управления.

Впервые на Воронежском, Центральном и Степном фронтах стали подбирать резерв парторгов и комсоргов. Их учили в запасных частях. Вскоре эта инициатива была распространена на всю действующую армию.

Опыт Курской битвы свидетельствовал о возрастающей роли агитаторов. Они были важным звеном в идейно-политическом воспитании воинов. Политорганы обеспечивали их материалами о героических подвигах бойцов, о боевых успехах соседей, сводками Совинформбюро. В короткие периоды затишья, как правило ночью, агитаторов собирали в батальонах, иногда даже в полках, и ставили перед ними очередные задачи.

Широкий размах получили митинги. Они подчас возникали стихийно, особенно при освобождении населенных пунктов, нередко проводились в батальонах и ротах. В Белгороде, Орле и Харькове на массовых митингах выступали командующие армиями и фронтами, члены военных советов, начальники политорганов, офицеры и бойцы, представители местного населения. Эмоциональное воздействие митингов было необычайным. Воины клялись в кратчайшие сроки очистить родную землю от ненавистных захватчиков.

Повысилась и роль печати в ходе наступления. Отмечалось, что политотделы дивизий, военные советы и политорганы армий и фронтов стали больше издавать листовок и плакатов. К примеру, политотдел 8-й стрелковой дивизии оперативно выпустил плакат, текст которого гласил: «Честь и слава сержанту Носкову, уничтожившему два немецких танка и сбившему из противотанкового ружья вражеский самолет. Товарищи бойцы, уничтожайте фашистскую технику, как отважный воин Носков». Политотдел 13-й армии, как только подводил итоги за день, сразу же издавал листовки, которые широко использовались в агитационной работе. Более оперативно стали освещать подвиги и боевой опыт воинов дивизионные и армейские газеты.

Наконец, в ходе наступательных операций проводилась идейно-политическая работа с населением освобождаемых городов и сел. Сотни агитаторов и пропагандистов, члены военных советов, начальники политорганов выступали с докладами о положении на фронтах Великой Отечественной войны, о состоянии тыла, о дружбе народов, о внешней и внутренней политике партии. Политорганы оказывали помощь в создании местных органов власти, в подборе руководящих кадров, в разъяснении постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1943 года «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации». С населением проводилась культурно-просветительная работа — демонстрировались кинофильмы, давались концерты художественной самодеятельности. Вторые эшелоны войск оказывали колхозникам помощь в уборке урожая, в строительстве и ремонте домов.

Подводя итоги партийно-политической работы, мы, конечно, выявляли и недостатки. Отмечалось, в частности, что политорганы все еще мало уделяют внимания партийным и комсомольским организациям противотанковых частей и артиллерии в целом; некоторые политорганы в ходе операций были слабо осведомлены об оперативно-тактической обстановке, что сказалось на их практической работе, часть политотделов дивизий и бригад по-прежнему не справлялась с оформлением и выдачей партийных документов вновь принятым в партию.

Главное политическое управление позаботилось о том, чтобы опыт партийно-политической работы, накопленный в ходе гигантской битвы на Курской дуге, стал достоянием всех политорганов и партийных организаций. В этих целях широко использовалась печать. Политическая работа в наступлении всесторонне анализировалась на фронтовых совещаниях.

Войска Воронежского, Степного и Центрального фронтов, выполнявшие задачи, поставленные Ставкой ВГК, по освобождению Левобережной Украины, оставались в центре внимания Главного политического управления. С конца августа там работали группы наших офицеров. Они на месте помогали политорганам в главном — в наращивании наступательного порыва воинов.

Красная Армия на широком фронте подходила к Днепру. Понятно, что форсирование такой крупной водной преграды сопряжено с огромными трудностями. Было известно, что враг создавал по западному берегу Днепра сплошные укрепления. Гитлер после Сталинграда и Курска хотел любыми средствами поддержать престиж вермахта. Он хвалился перед своими генералами, что днепровские позиции неприступны. «Скорее Днепр потечет обратно, — говорил он, — нежели русские преодолеют его».

Между тем Ставка требовала форсировать Днепр с ходу, захватывать и укреплять плацдармы на его правом берегу. Нужна была большая материальная и духовная подготовка войск к такой сложной операции.

Помнится, в начале сентября, ночью, А. С. Щербаков вызвал к себе И. В. Шикина и меня. Не успели мы закрыть за собой дверь кабинета, как он жестом пригласил нас к карте и карандашом стал показывать.

— Видите линию фронта на вчерашний день? У себя небось не отметили… — заметил он и продолжал: — Что из этого следует? А то, что скоро нашим войскам придется форсировать Днепр, а впереди еще много других водных преград. Так вот, — продолжал Александр Сергеевич, — завтра выйдет директива Ставки, подписанная товарищем Сталиным, о том, чтобы за форсирование крупных рек и закрепление на плацдармах представлять воинов к наградам, а за форсирование Днепра ниже Смоленска — к присвоению звания Героя Советского Союза.

Он помолчал, как бы желая понять наше отношение к этой информации, посмотрел на карту и продолжал:

— Сейчас же надо связаться с начальниками политуправлений фронтов или членами военных советов, а также с руководителями наших групп и дать указание об организации разъяснения бойцам и офицерам положений этого важного документа.

Военные советы и политорганы развернули широкую работу в связи с директивой Ставки. Исходя из обстановки, использовались все формы и методы для морально-психологической подготовки офицеров и бойцов к такой ответственной задаче, как форсирование Днепра. Партийные и комсомольские организации проводили собрания, обсуждали задачи коммунистов и комсомольцев. Укреплялись партийные организации полков и дивизий, предназначавшихся первыми форсировать Днепр. При политотделах этих дивизий создавался резерв политработников батальонного звена и парторгов рот.

Большое внимание уделялось агитаторам. Войска наступали. Агитаторы полков и политотделов дивизий безвыездно находились в боевых порядках частей. И все же военные советы и политуправления Воронежского, Степного и Центрального фронтов посчитали необходимым провести с помощью работников ГлавПУ серию однодневных семинаров с агитаторами. Их обеспечили новыми материалами о выдающихся успехах Красной Армии, об умелых и героических действиях частей и подразделений; памятками с требованиями Боевого устава пехоты о форсировании водных преград.

Руководитель группы ГлавПУ — начальник отдела агитации полковник Н. Д. Казьмин доложил А. С. Щербакову о том, что на Степном фронте за минувшую неделю провели семинары агитаторов и лекторов политотделов армий, на которых разъяснялась директива Ставки о поощрениях за форсирование Днепра. Кроме того, работники ГлавПУ выступили с докладами о славных победах Красной Армии и очередных задачах политической агитации, об успехах в работе тыла страны и постоянном наращивании оснащения войск новой боевой техникой и оружием.

Проведены также семинары агитаторов дивизий и полков в 53-й и 57-й армиях. С ротными агитаторами велось индивидуальное инструктирование, а где позволяла обстановка — побатальонно и реже — в масштабе полка. Проведены совещания с редакциями армейских и редакторами дивизионных газет. И так было и на других фронтах.

Во второй половине сентября войска Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов начали выходить к Днепру, пройдя с боями почти 300 километров. Передовые отряды приступили сразу же, с ходу, к форсированию реки, используя подручные средства. Проявляя чудеса храбрости, советские воины под огнем врага преодолели эту водную преграду, зацепились за правый берег и развернули бои за расширение захваченных плацдармов.

Помнится, в донесениях, поступивших из войск, начальник Главного политуправления отметил активную роль в организации переправ через Днепр групп офицеров политуправлений фронтов. Они устанавливали связь с партизанами, с населением, с их помощью находили подручные материалы для изготовления плотов и других переправочных средств. Во многих районах к моменту выхода войск к реке уже были доставлены бревна, бочки, рыбацкие лодки. Будучи уполномоченными военных советов на переправочных пунктах, офицеры политуправлений вместе с командирами организовывали переправу войск, наводили порядок и дисциплину. Александр Сергеевич с удовлетворением отметил и то, что при форсировании Днепра командные пункты армий, корпусов и дивизий переносились на правый берег, как только часть их сил и средств переправлялась на плацдармы, а политорганы переправлялись с частями первого эшелона.

— Это в значительной степени укрепляет моральный дух воинов, — говорил он. — И этот опыт надо учесть — впереди еще немало водных преград.

В битве за Днепр героизм наших воинов был поистине массовым. Ныне подсчитано, что 2438 наиболее отличившихся солдат, сержантов, офицеров и генералов были удостоены звания Героя Советского Союза, а десятки тысяч воинов — других государственных наград. Я был свидетелем разговора по телефону А. С. Щербакова с генералом армии Н. Ф. Ватутиным, в конце которого начальник Главного политуправления советовал командующему Воронежским фронтом «не скупиться на награды достойным героям». Запомнилась такая деталь. Положив трубку, Александр Сергеевич с большой теплотой отозвался о Н. Ф. Ватутине, а затем похвалил начальника политуправления этого фронта С. С. Шатилова за то, что четырем отважным гвардейцам, совершившим подвиг, было направлено письмо Военного совета с поздравлением.

После войны это письмо мне попалось в Центральном архиве Министерства обороны. Оно адресовано четырем воинам-комсомольцам из роты автоматчиков 51-й гвардейской танковой бригады рядовым В. Н. Иванову, Н. Е. Петухову, В. А. Сысолятину и И. Д. Семенову. Они добровольно вызвались первыми переправиться через Днепр в Букринской излучине вместе с партизаном-проводником, устроили в тылу противника перестрелку, отвлекая на себя внимание, что позволило всей роте в предрассветной мгле переправиться без потерь на правый берег и закрепиться. «Ваша героическая переправа через Днепр, — отмечал Военный совет фронта, — цепкое закрепление на правом берегу, готовность, не щадя жизни, отстаивать каждый клочок отвоеванной родной земли и неукротимо двигаться все дальше вперед на запад служит примером для всех воинов.

Так надо выполнять воинский долг, нашу священную клятву Родине…

Благодарим за честную солдатскую службу. Желаем дальнейших боевых успехов».

Мне остается добавить, что всем четырем гвардейцам за проявленные отвагу, мужество и инициативу было присвоено звание Героя Советского Союза.

На огромном протяжении от Лоева до Запорожья армии Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов в ходе стремительного наступления захватили 23 плацдарма на правом берегу Днепра, сорвав планы гитлеровского командования отсидеться за линией Восточного вала. К концу сентября почти вся Левобережная Украина была освобождена от захватчиков. Такой огромный успех был обеспечен высоким морально-политическим состоянием бойцов и командиров, возросшим боевым мастерством. 18 октября 1943 года «Правда» писала: «Сражение за Днепр приняло поистине эпические размеры. Никогда еще не выделялось из множества храбрых советских воинов столько сверх-храбрых. Красная Армия, давшая уже миру столько примеров воинской отваги, словно превосходит самое себя…»

«Святая святых в нашей работе — контроль и оказание помощи», — любил напоминать офицерам и генералам Главного политуправления А. С. Щербаков. И напоминал часто. Однако в его устах эти слова не звучали дежурной фразой, не были данью модным изречениям. Неукротимая энергия и железная воля Александра Сергеевича проявлялись и в том, что, приняв решение, он не забывал его, не останавливался на полпути к цели и доводил начатое дело до конца, невзирая на трудности и другие возникавшие задачи. Исполнение всех директив по важнейшим аспектам партийно-политической работы, подписанных А. С. Щербаковым, обязательно проверялось. И так же непременно оказывалась помощь на местах, решались организационные, кадровые и другие вопросы на уровне Главного политуправления, а если возникала необходимость, то и в Центральном Комитете партии или ГКО.

Наши работники выезжали в войска как с целевой установкой — проконтролировать выполнение такой-то директивы, — так и для комплексных проверок. Иногда проверки приурочивались к подготовке крупных мероприятий, проводимых в Москве. Так, например, было, когда А. С. Щербаков предложил управлению агитации и пропаганды провести сборы агитаторов, работающих среди бойцов нерусской национальности.

У генерал-лейтенанта И. В. Шикина это решение вызвало некоторое недоумение. И казалось, что понять его можно: ведь только в мае закончились сборы полковых и дивизионных агитаторов, где обсуждались и формы работы с воинами нерусской национальности. Проведение же в столице нового мероприятия потребовало бы больших усилий по его подготовке, предварительного изучения положения дел в войсках. Но Александр Сергеевич не согласился с доводами управления агитации и пропаганды, посчитав, что эта проблема заслуживает специального обсуждения и контроля, а агитаторы среди воинов нерусской национальности — особой помощи.

Офицеры управления агитации и пропаганды оперативно провели надлежащую подготовку. Почти на всех фронтах, кроме Ленинградского, Волховского и Карельского, работали группы ГлавПУ, изучали исполнение политорганами директивы о работе с бойцами и младшими командирами нерусской национальности.

План сборов, проведенных с 15 июля по 5 августа 1943 года, предусматривал и обмен опытом работы, и чтение лекций, и встречи с видными деятелями партии и государства. Значительно больше, чем на сборах полковых и дивизионных агитаторов, отводилось времени на культурно-просветительную работу с участниками, на организацию их досуга. Например, планировалось показать им больше кинофильмов.

На сборы из действующей армии вызвали 123 агитатора, представлявшие двадцать четыре национальности нашей страны. Все они были штатными работниками политорганов дивизий, армий и фронтов. Каждый из них получил лист с вопросами, на которые нужно было ответить… В то время анкетирование было делом необычным, новым. Некоторые наши товарищи высказывались отрицательно, считая его проявлением бюрократизма. Они говорили, что, кроме лишних бумаг и дополнительной «бухгалтерии», анкеты ничего не дадут. Но Щербаков не разделял этой точки зрения.

— Опрос поможет нам, — говорил он, — лучше понять настроения бойцов нерусской национальности, выявить интересующие их вопросы, учесть их затруднения в агитационной работе и предложения в наш адрес. Что же тут плохого? В чем усматривается бюрократия?

Обобщенные данные оказались очень интересными как для анализа уровня подготовки агитаторов, так и для выявления характерных трудностей в агитационной работе с бойцами на переднем крае. Один из пунктов анкеты был сформулирован так: «Какие вопросы чаще всего задают вам на беседах?» Большинство участников сборов в различных вариантах написали: «Почему мы не наступаем?», «Коминтерн распущен, а как же быть с лозунгом „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“?», «Как надо рассматривать сейчас рабочий класс Германии?», «Откроется ли когда-либо второй фронт?», «После разгрома фашистов будем ли воевать против Японии вместе с нашими союзниками?». Эти вопросы сами по себе свидетельствовали о политической зрелости бойцов, их желании как можно скорее разбить фашистов.

Что касается трудностей, с которыми встречаются агитаторы, то они в основном сводились к недостатку литературы на родном языке, да и на русском тоже; малому количеству экземпляров газет на национальных языках, поступавших в роту, батарею. А в графе предложений чаще всего стояла просьба: «Прислать национальные музыкальные инструменты и концертные бригады из республик Средней Азии и Закавказья».

Как мне рассказывал И. В. Шикин, начальник ГлавПУ внимательно прочитал справку о результатах анкетирования и оставил ее у себя, сказав, что она, возможно, пригодится для выступления. Уже сам факт, что Александр Сергеевич вызвался выступать на сборах, говорил о том значении, какое он придавал осуществлению ленинской национальной политики в наших Вооруженных Силах. В своей речи перед агитаторами он говорил:

— Пятьдесят процентов участников нашего сбора — с высшим образованием, сорок пять — со средним. В этом факте отражаются те огромные изменения, которые произошли в стране за годы Советской власти. Они вселяют уверенность, что воспитание воинов нерусской национальности будет еще более активным и идейно более содержательным.

Александр Сергеевич произносил фразы четко, не напрягая голоса и не прибегая к внешним эффектам. Но уже после первых минут аудитория оказывалась полностью во власти его мыслей.

— Вы — интеллигенция братских республик, — обращался он к агитаторам. — Вам понятно, что одно из величайших завоеваний Октября — это дружба народов многонационального Советского Союза, ставшая краеугольным камнем нашего могущества. Сегодня все народы СССР участвуют в борьбе с фашистами. Командиры и политработники отмечают неуклонное повышение боеспособности воинов нерусской национальности, укрепление их политико-морального состояния. Растет число вступающих в партию и комсомол. На Юго-Западном фронте с ноября 1942 года по апрель 1943 года бойцы нерусской национальности от всех вступивших в партию составили 11,5 процента.

Далее начальник ГлавПУ отметил, что одно время необходимость особой агитационной работы с бойцами и младшими командирами нерусской национальности недооценивалась. Теперь положение меняется к лучшему: на языках народов СССР печатаются фронтовые газеты и боевые листки, изданы миллионными тиражами и поступили в войска 318 брошюр и книг, более 360 листовок.

В частях и соединениях стали больше учитываться национальные традиции и обычаи. Там, где позволяет фронтовая обстановка, появились чайханы, в которых красноармейцы могут отдохнуть и поговорить, создана своя художественная самодеятельность. Отличившихся бойцов нерусской национальности все чаще приглашают к себе командиры полков, дивизий, военные советы армий.

Подробно Александр Сергеевич остановился и на недостатках, отметив, что, к сожалению, не всюду наблюдается надлежащий поворот к идейному воспитанию бойцов нерусской национальности. Обращаясь к агитаторам Брянского, Воронежского и Калининского фронтов, он спрашивал:

— Почему на ваших фронтах медленно перестраивается эта работа, почему нет должной настойчивости и целеустремленности? Почему издаваемая литература на национальных языках не доходит до тех, кому она предназначена? Почему не везде умело ведется борьба с различными предрассудками? — И отвечал: — Это происходит, видимо, потому, что вы работаете недостаточно инициативно, а политорганы недооценивают этого вопроса. Прошу вас так и передать своим начальникам.

Александр Сергеевич обратил внимание агитаторов на необходимость воспитания у воинов чувства гордости за принадлежность к Советскому Союзу. Он советовал раскрывать роль русского народа как старшего брата в единой большой семье, особенно в деле разгрома врага, развивать у бойцов стремление к изучению языка Ленина, являющегося средством общения народов страны. В этой связи говорил и о задачах Главного политуправления — больше помогать агитаторам; издать книги, которые пользуются большой популярностью в народе: у грузин — «Витязь в тигровой шкуре», у калмыков — «Джангар», у армян — «Давид Сасунский», у казахов — «Батырлар жыры»…

В заключение начальник ГлавПУ сказал:

— Положение на фронтах значительно улучшилось. Следовательно, для работы агитаторов, как и в целом для идейного воспитания воинов, складываются более благоприятные условия. А как их лучше использовать — многое зависит от вас, товарищи. Агитатор лишь тогда успешно выполнит свой долг, когда станет организатором масс. Постарайтесь подобрать себе помощников, актив, который содействовал бы вам охватить агитацией каждого воина.

4 августа участников сборов принял в Кремле М. И. Калинин. Он выступил с яркой, проникновенной речью, закончил ее словами: «Наша Красная Армия — это единая боевая семья, в которой все народы живут в крепкой, нерушимой дружбе… Эта дружба является верным залогом нашей победы над немецко-фашистскими захватчиками».

Можно себе представить, с каким воодушевлением разъезжались агитаторы в свои дивизии и полки после встреч с М. И. Калининым и А. С. Щербаковым, после бесед с писателями и поэтами К. М. Симоновым, Л. С. Соболевым и А. Т. Твардовским, а также лекций лучших пропагандистов столицы. Участники сборов выступали на многочисленных семинарах ротных агитаторов среди воинов нерусской национальности, встречались с героями боев.

А вскоре в действующую армию начали поступать книги и журналы, национальные музыкальные инструменты. Об этом по просьбе А. С. Щербакова позаботились ЦК компартий союзных республик.

В течение всей войны начальник Главного политуправления Красной Армии держал в поле зрения вопросы воспитания воинов нерусской национальности. При инструктировании групп офицеров, выезжавших в войска, при заслушивании докладов руководителей политорганов на Совете военно-политической пропаганды, при личных встречах с политработниками из действующей армии он всякий раз интересовался состоянием агитации, глубиной ее воздействия на бойцов из союзных республик.

Если контроль и оказание помощи А. С. Щербаков считал «святая святых» в нашей работе, то можно представить, с каким вниманием, я бы сказал, даже с пристрастием, относился он к проверке исполнения постановлений ЦК партии.

В центре внимания политорганов были в то время вопросы, связанные с перестройкой структуры партийных организаций, осуществляемой в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 24 мая 1943 года. Начальник Главного политуправления охотно поддержал полковника В. В. Золотухина, предложившего проверить на двух фронтах деятельность политорганов по руководству первичными и ротными парторганизациями.

— Очень своевременное предложение, — заметил он. — Пора посмотреть, как на деле партийные организации приблизились к бойцам, как политорганы помогают парторгам.

Учитывая, что речь идет о проверке выполнения решений ЦК партии, Александр Сергеевич сказал, что организовать ее надо шире, не на двух, а на четырех-пяти фронтах, а затем провести заседание Совета военно-политической пропаганды.

Масштабность подхода к данной проблеме была понятна. Начальник ГлавПУ с особым интересом вникал в партийную работу в новых условиях. Как-то мне удалось записать беседу Александра Сергеевича с начальником политуправления Брянского фронта А. П. Пигурновым. Выразив удовлетворение ростом численности партийных рядов и увеличением количества ротных и батарейных партийных организаций, он говорил:

— Это хорошо, но только этого мало! Надо, чтобы ротные партийные организации были постоянно жизнедеятельными. Что для этого требуется? Чтобы парторганизация ни часу не оставалась без парторга.

— Парторги рот в бою часто выбывают из строя, они ведь всегда на острие атак, — заметил А. П. Пигурнов.

— Это верно. Именно поэтому надо иметь непреходящий резерв парторгов в полках. Есть ли он у вас?

— Есть, должен быть.

— Должен-то должен, а как на деле? Парторгов надо учить. Он обязан вместе с командиром расставить коммунистов, выделить взводных агитаторов и поставить перед ними задачу, подобрать пограмотнее коммунистов для выпуска в ходе боя молний-листовок «Передай по цепи». Да и других забот у него хватит.

— Перед каждым боем мы расставляем коммунистов и комсомольцев на самые ответственные участки и поручаем им вести за собой бойцов.

— Этого надо добиваться. Вместе с тем парторг должен готовить достойных воинов к вступлению в партию и уметь по уставу оформить прием. Словом, политорганам надо жить дыханием ротной и первичной парторганизаций.

После этой беседы А. П. Пигурнов выражал удивление: до каких деталей доходит начальник ГлавПУ!

Я уже отмечал, что наступательные бои на Курской дуге и Левобережной Украине показали, что новая структура партийных организаций оправдывала себя. К такому же выводу пришли и наши товарищи, проверявшие партийную работу на Ленинградском, Волховском и других фронтах.

Новая структура была более приспособлена к решению задач, стоящих перед войсками, заметно оживилась деятельность первичных парторганизаций, расширился партийный актив, повысилась ответственность коммунистов за состояние дисциплины и боевую выучку личного состава. Отмечалось, что партийные бюро полков, возглавляемые парторгами, стали лучше руководить батальонными и ротными парторганизациями. В батальонах и ротах в перерывах между боями, а также ночью, во время нахождения во втором эшелоне имеется возможность проводить партийные собрания. Более оперативно стали рассматриваться заявления воинов с просьбой о приеме в партию. В ходе августовского наступления 1943 года партийные организации частей, соединений Калининского, Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Степного, Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского фронтов приняли кандидатами в члены партии 113 268 человек, или в два раза больше, чем было принято ими до начала летнего наступления.

Благодаря перестройке структуры парторганизаций партийная работа приблизилась непосредственно к роте, к основной массе воинов, что имело большое значение для наращивания наступательного порыва войск.

Однако проверка выявила и серьезные недостатки: политотделы некоторых соединений медленно перестраивались в новых условиях, когда в ротах не стало штатного политработника, мало помогали парторгам батальонов и рот.

В ходе наступательных боев многие ротные парторганизации распадались из-за больших потерь коммунистов, а батальоны порой оказывались без парторгов. По далеко не полным данным, лишь за два месяца (июнь — июль) в Красной Армии выбыло из строя около двух с половиной тысяч парторгов батальонов и около девяти тысяч парторгов рот, из них треть сменилась дважды.

Ознакомившись с материалами проверки, А. С. Щербаков в начале сентября созвал Совет военно-политической пропаганды. Заседание Совета проходило в том же помещении, как всегда, да и его члены были в основном те же. Но что-то неуловимое изменилось в общей атмосфере их общения. У собравшихся, людей сдержанных и умудренных жизненным опытом, было иное настроение, которое проявлялось и в оживленных приветствиях, и приподнятых комментариях последних новостей с фронта. А известия поступали вновь замечательные: стратегическое наступление Красной Армии успешно развивалось. В конце августа войска Центрального фронта, прорвав мощную оборону противника на реках Сев и Сейм, вышли на территорию Северной Украины. Уже освобождены города Глухов, Кролевец, древний Путивль, который дорог каждому соотечественнику как место исторических событий, рассказанных в «Слове о полку Игореве» — классическом творении о защите родной земли от ворогов. А вчера освобождение пришло и в город Конотоп — крупнейший железнодорожный узел…

Совет заслушал доклады начальников политуправлений Волховского и Ленинградского фронтов К. Ф. Калашникова и Д. И. Холостова и содоклад начальника оргинструкторского отдела ГлавПУ В. В. Золотухина. После обмена мнениями членов Совета выступил А. С. Щербаков. Он отметил, что перестройка партийных и комсомольских организаций предъявляет повышенные требования к политорганам, которые теперь больше, чем когда-либо, должны во всей своей работе опираться на партийные организации. Однако многие из них еще слабо руководят парторганизациями. Дело зачастую сводится к совещаниям вместо живой работы.

Для повышения уровня подготовки парторгов полков начальник Главного политуправления предложил провести при политуправлениях фронтов в течение сентября — октября (ориентируясь по обстановке) 10-дневные сборы по вопросам партийного строительства и практики работы, а с парторгами батальонов подобные сборы провести при политотделах армий в те же сроки; создать в дивизиях постоянный резерв парторгов рот и их заместителей…

Мне запомнилось, что Совет военно-политической пропаганды в своем решении наряду с другими рекомендациями отметил необходимость поднять роль организационно-инструкторских отделов и отделений политорганов, значительно улучшить воспитание партийного актива и его обучение. Запомнилось потому, что уже на следующий день перед управлением кадров Александр Сергеевич поставил задачу подобрать кандидатуры офицеров с большим опытом организационно-партийной работы для укрепления тех политорганов фронтов и армий, где при проверке обнаружилась недостаточная компетентность отдельных оргработников. Он же запросил представить расчет и необходимые документы для введения в состав политотделов дивизий новой штатной должности — старшего инструктора по организационно-партийной работе. Сроки были очень сжатые, и нам пришлось проявить оперативность при выполнении этих заданий.

7 сентября 1943 года начальник Главного политуправления РККА направил в войска директиву «О недостатках в работе политорганов по выполнению Постановления ГКО об упразднении института заместителей командиров подразделений по политической части и Постановления ЦК ВКП(б) о реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и мерах устранения этих недостатков». Это был один из важных документов Главного политического управления за все время Великой Отечественной войны, концентрирующий результаты глубокого изучения состояния деятельности парторганизаций действующей армии и рекомендаций Совета военно-политической пропаганды. С особой остротой перед политорганами ставилась задача объединения партийных, организационных и идейно-воспитательных мер в целях максимальной мобилизации воинов для разгрома немецко-фашистских захватчиков.

В связи с этим документом у меня состоялся интересный разговор с начальником политуправления Южного фронта М. М. Прониным. Мы были с ним добрыми друзьями и часто советовались. Здесь я не могу удержаться от небольшого экскурса в прошлое, чтобы рассказать об одной постоянной страсти Михаила Михайловича — увлечении военной историей.

Как-то еще до войны меня вызвали в отдел пропаганды и агитации Главного управления политической пропаганды РККА как начальника Военно-политического училища имени В. И. Ленина. Закончив дела, я зашел к Пронину, который тогда возглавлял организационно-инструкторский отдел. На его рабочем столе лежал раскрытый том Военной энциклопедии, изданной в 1914 году. Перехватив мой удивленный взгляд, Михаил Михайлович сказал:

— Лучше бы нам надо изучать военную историю в учебных заведениях. Столько в ней интересного, поучительного и для нашего времени! Вот послушай, как энциклопедия объясняет «нравственный элемент в военном деле»: «Высокий подъем нравственных сил, увлечение какой-либо мыслью… помогут легко перенести физические невзгоды, совершить огромный переход, пробежать значительное пространство перед ударом в штыки и т. п.».

— Все это так, но в современных условиях…

Но Пронин не дал закончить мысль:

— Слушай дальше, не перебивай. «Значение нравственного элемента на войне так велико, что Наполеон выразился: успех на войне зависит на 3/4 от нравственного элемента и лишь на 1/4 от материального… Нравственное превосходство войск является плодом соответствующего воспитания или следствием ряда предшествовавших подвигов». Тут не все абсолютно верно. Но сколько мыслей! Ведь и Ленин обращал внимание на необходимость изучения истории, подчеркивал ее прямую связь с воинским воспитанием.

Позже, когда мы работали с М. М. Прониным бок о бок, я убедился, что увлечение военной историей помогает ему в делах. И еще врезалась в память черта стиля его работы: спокойно обдумать задание, разложить все по полочкам и методично выполнять принятый план.

Вот эта методичность четко была видна и в рассказе Пронина о работе по реализации директивы ГлавПУ РККА. Он предложил членам военных советов и начальникам политотделов армий разработать конкретные меры по ее выполнению, подчеркивая, что этот документ определяет сейчас все содержание работы партийных и комсомольских организаций. Рекомендовал начальникам политотделов армий непосредственно самим разъяснить директиву всем работникам политорганов, потребовал, чтобы ее содержание знали все политработники, парторги и комсорги батальонов, а парторги рот — в части, их касающейся. Если позволит обстановка, директиву обсудить на партсобраниях первичных организаций, где с докладами обязал выступить руководящих работников. В управлениях штабов армий директиву довели до коммунистов лично члены военных советов, они же сделали доклад о роли офицеров в воспитании личного состава.

Мы долго беседовали с М. М. Прониным в тот вечер. Он поделился интересным наблюдением: в армии значительно быстрее, чем в мирное время, идет омоложение состава коммунистов. И это обязывает постоянно искать возможности организации обучения и воспитания партийного актива, особенно парторгов батальонов и рот.

— И мы убедились, — говорил он, — что наиболее действенный метод — это практический показ, практическая помощь на месте со стороны политработников. Но больше всего осложняют подготовку и воспитание партийных руководителей огромные потери парторгов рот и батальонов в наступательных боях. Мы добиваемся, чтобы у них было по два заместителя, чтобы резерв парторгов был укомплектован за счет возвращающихся из госпиталей активистов и наиболее грамотных коммунистов тыловых и обслуживающих подразделений. Так что забот хватает. Но какие бы трудности ни были, важно одно — парторганизации батальонов показывают высокую жизненность и каждодневно мобилизуют бойцов на разгром врага. А это — главное…

А. С. Щербаков любил прозу и поэзию, театр и музыку, хорошо понимал силу воздействия художественных образов на умы и души людей. При всегдашней занятости Александр Сергеевич находил время для встреч с композиторами и артистами, писателями и поэтами, помогал им принципиальной, но тактичной критикой, добрым советом, дружеским участием. Он ненавязчиво направлял их усилия в нужное русло.

Особую, надо сказать, привязанность А. С. Щербаков питал к литераторам. Как известно, в 1934 году он был избран секретарем Союза советских писателей. Ему тогда было всего тридцать три года, но широкая эрудиция и организаторский талант помогли Александру Сергеевичу завоевать авторитет и уважение в писательской среде. Лучшее свидетельство тому — письма великого пролетарского писателя А. М. Горького и его отзыв на рецензию, написанную А. С. Щербаковым на роман Авдеенко. Чтобы представить, о чем идет речь, приведу лишь выдержки из этой развернутой рецензии, тем более что высказанные в ней мысли не потеряли своего значения и в наше время.

«Дорогой т. Авдеенко!

Вы настаивали, чтобы к Вашему роману было отношение строгое. Именно поэтому я буду писать так, как считаю необходимым.

Начну с самых существенных замечаний.

1. Художественное произведение о пятилетке не может претендовать на значительность (я уже не говорю о таком произведении, которое собирается быть непревзойденным в ближайшие 3―4 года), если в этом произведении более или менее развернуто не отображена героическая и руководящая роль партии. В Вашем романе эта роль показана слабо. Вы скажете: а Дубров, Старожилов, секретарь парткома? Да, но этого мало, во-первых, и действуют они часто не так, как это бывает на деле, во-вторых.

Фронт врагов на строительной площадке представлен куда более ярко и выпукло. Тут есть прямые агенты иностранного капитала; филиал мощной организации вредителей, опутавшей своими сетями как центральные учреждения, так и стройку; белогвардейские агенты, опирающиеся на контрреволюционное казачество и кулаков… — все это часто показано ярко, выпукло.

Что им противопоставлено? Дубров, начальник строительства, — фигура недоработанная, не яркая, схематичная; секретарь парткома — фигура еще более бледная. Старожилов — действительно подлинный коммунист, вдумчивый, делающий огромную черновую работу партии. Еще две-три фигуры. А как действуют коммунисты? Вот Дубров едет уговаривать казаков дать хлеб для стройки. Вместо кропотливой организаторской и разъяснительной работы с его стороны следуют окрики и рукоприкладство, чем, естественно, сейчас же воспользовались контрреволюционные элементы…

Еще одна существенная деталь: у Вас на протяжении первых месяцев стройки (в романе это занимает 5 или 6 глав) вообще нет коммунистов, кроме Дуброва. Между тем в действительности было не так: партия, начиная такие стройки, с самых первых дней сколачивает на них ядрышко коммунистов, которое затем, как правило, вырастает в мощную организацию. И вот вам фактическая справка: на Магнитострое (на материале которого Вы пишете роман) на первое января 1930 г. было 103 коммуниста — правда, на производстве из них работало немного. На 1 января 1932 года коммунистов на строительстве было уже более 5000. ЦК ВКП(б) послал на руководящую партийную работу на Магнитку более 50 человек крупных партийных работников — большинство из них было послано в течение первых полутора лет. Стало быть, как ни слаба была партийная организация в первые дни строительства, Дубров был не одинок…

Мой первый совет Вам: сделайте коммунистов более живыми и яркими, а роль партийной организации более выпуклой. В романе у Вас уже имеется ряд эпизодов (например, роль партийной организации в продвижении предложения Корабельникова), которые, будучи развернуты более ярко, выдвинут партийную организацию и коммунистов на место, какое они занимали в действительности…»

Алексей Максимович Горький познакомился с этой рецензией и счел необходимым написать Александру Сергеевичу:

«Тов. Щербакову.

Ваше письмо Авдеенке, дорогой мой товарищ, я прочитал с чувством глубокого удовлетворения, с радостью. Вы написали деловитую, убедительную рецензию в хорошем, подлинно литературном тоне. Это возбуждает у меня крепкую надежду на то, что молодая наша литература найдет, в лице Вашем, крепкого, толкового, заботливого руководителя. Вы понимаете, как необходим такой руководитель, партиец-большевик, Вы видите, что критика наша все еще не учитель… И дружески отмечая правильность взятой Вами линии, я нимало не боюсь „захвалить“ Вас, „испортить“».

Когда ЦК ВКП(б) назначил А. С. Щербакова заведующим культпросветотделом ЦК партии, без освобождения от обязанностей секретаря Союза писателей, Алексей Максимович писал ему: «Дорогой Александр Сергеевич — не скрою, очень удручен Вашим назначением в Культпроп. Конечно — дело необходимое, с литературой тесно соприкасается и давно требует энергичных работников, — людей, которые имеют определенное представление о социалистической культуре, о методах ее развития. Но боюсь, что новая, сложная работа отнимет у Союза писателей две трети, а то и всю Вашу энергию. В Союзе Вы оказались на месте, быстро приобрели авторитет культурного руководителя и друга дела… То, что Вы не совсем уходите из Союза, несколько утешает меня… И — все-таки — тревожно».

Понятно, что писатели и поэты знали Александра Сергеевича, дорожили его мнением и шли к нему. Мне пришлось быть свидетелем его разговоров с А. А. Фадеевым, К. М. Симоновым, И. Г. Эренбургом, М. А. Шолоховым и многими другими литераторами.

Как-то раз в приемной Александра Сергеевича я встретил А. А. Фадеева, возглавлявшего многие годы Союз писателей СССР. Он стоял озабоченный, держа в руках сигнальный экземпляр толстого журнала — то ли «Знамени», то ли «Нового мира», что, впрочем, не так уж существенно. Мы поздоровались. Александр Александрович рассказал о последней поездке на фронт, о встречах с фронтовыми журналистами, а затем, заметив, что я с любопытством смотрю на журнал, сказал:

— Что ни говорите — удивительных способностей этот человек! Здесь примерно триста страниц. Находилось все это у Александра Сергеевича не более двух часов, а замечаний — и очень существенных! — он сделал столько, что впору весь номер переверстывать… И это после того, как редакция вычитала и все проверила.

Хочется сказать хотя бы несколько слов о А. А. Фадееве. Он выезжал в действующую армию и с автоматом на шее лазил по окопам и ходам сообщения переднего края. Возвращаясь, часто рассказывал нам о работниках печати того фронта, где был.

Нередко А. С. Щербаков расспрашивал А. А. Фадеева, над чем работают писатели, что появится в печати в ближайшее время. Однажды, когда речь зашла о поэзии, он сказал, что ему понравились «Ленинградцы, дети мои!» Джамбула и «Слово о 28 гвардейцах» Николая Тихонова.

Как-то Александр Сергеевич спросил меня:

— А что вам известно о Шолохове, где он?

Признаться, ничего вразумительного на этот счет я ответить не мог.

— Я вас очень прошу, поинтересуйтесь, пожалуйста, где он и что с ним.

М. А. Шолохов в первые дни войны послал телеграмму Наркому обороны, в которой сообщал, что в любой момент готов стать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину. В июле 1941 года он появился в Москве и вскоре опубликовал в «Красной звезде» очерк «В казачьих колхозах», в котором шла речь о мирном хлеборобском труде, но автор отражал глубокую заботу своих односельчан о судьбе Родины. Настроение колхозников убедительно отразил восьмидесятитрехлетний казак Исай Маркович Евлантьев: «Дед мой с Наполеоном воевал и мне, мальчишке, бывало, рассказывал. Перед тем как войной на нас идтить, собрал Наполеон ясным днем в чистом поле своих мюратов и генералов и говорит: „Думаю Россию покорить, что вы на это скажете, господа генералы?“ А те в один голос: „Никак невозможно, ваше императорское величество, держава дюже серьезная, не покорим“. Наполеон на небо указывает, спрашивает: „Видите на небе звезду?“ „Нет, — говорят, — не видим, днем их невозможно узрить“. „А я, — говорит, — вижу. Она нам победу предсказывает“. И с тем тронул на нас свое войско. В широкие ворота вошел, а выходил через узкие, насилушки проскочил. И провожали его наши до самой парижской столицы. Думаю своим стариковским умом, что такая же глупая звезда и этому германскому начальнику привиделась, и как к выходу его наладят — узкие ему будут ворота сделаны, ох узкие! Проскочит, нет ли? Дай бог, чтобы не проскочил! Чтобы другим отныне и до веку неповадно было».

Позднее была опубликована статья Михаила Александровича в «Красной звезде» под названием «Гнусность». Она гневно осуждала варварские действия фашистов, выставлявших впереди цепей своих солдат наших женщин, стариков и детей. Затем он продолжительное время в Москве не появлялся — находился на фронте как корреспондент «Красной звезды».

Не успели мы всерьез заняться поисками пропавшего автора «Тихого Дона», как звонит Александр Сергеевич:

— К вам зайдет Шолохов, разберитесь, что с ним и как, а я, когда освобожусь, вам еще позвоню.

Часа через полтора появляется Михаил Александрович Шолохов — в стоптанных сапогах, изношенной шинели, в какой-то истрепанной шапке, еле державшейся на голове.

— Что случилось, Михаил Александрович?

— Да вот, как-то так получилось: никто меня не признает, аттестатов у меня нет. С питанием, правда, проще — где кухня, там и накормят.

Оказалось, что Шолохов был на фронте, так сказать, «на птичьих правах» и около года не получал ни копейки. Мы уж не стали вдаваться в подробности, как все это получилось, узнали только, что Шолохов оставил родную свою Вешенскую вместе с отступающими частями Красной Армии. Попросили мы интендантов обмундировать его и выдать зарплату как военному корреспонденту «Красной звезды», оформили присвоение воинского звания и уже тогда представили Александру Сергеевичу.

Они встретились тепло. А. С. Щербаков, улыбаясь, встал, вышел из-за стола навстречу гостю. Они крепко пожали друг другу руки, как старые друзья. Мне не видно было лица Михаила Александровича, я стоял за его спиной, но, когда А. С. Щербаков пригласил нас сесть, я обратил внимание, что оно покрылось румянцем. Михаил Александрович как-то с трудом отодвинул тяжелый стул, еще постоял немного и молча сел. Видно было, как взволнован Шолохов.

— Мне рассказали, — начал Александр Сергеевич, — что вы испытывали на фронте трудности. Это совсем неоправданно. Зачем же вы так?

— Да что вы, Александр Сергеевич, в такое время — до себя ли?.. Было — и прошло. Теперь все вопросы решены. Спасибо вашим товарищам, — он кивнул в мою сторону, — приняли меня как родного — вымыли, выгладили, одели. Вроде опять на казака стал похож… — и откровенно рассмеялся.

Потом был интереснейший разговор двух умудренных жизнью людей. Александр Сергеевич поблагодарил Шолохова за статью «Наука ненависти», заметив, что такие публикации имеют большое значение, помогают общему делу, а затем поинтересовался, как оценивает Михаил Александрович настроения бойцов.

О настроениях фронтовиков М. А. Шолохов рассказывал восторженно. Тепло отозвался и о небольших книжках для чтения в окопах, издаваемых ГлавПУ. Говорил о юморе и сатире, необходимых солдату. А. С. Щербаков положительно высказался о «Василии Теркине» А. Т. Твардовского. М. А. Шолохов поддержал это мнение. И так же с одобрением отозвался о пьесе «Фронт» А. Е. Корнейчука. Беседа незаметно перешла к положению в стране. Александр Сергеевич коротко рассказал об успешном развитии промышленности на востоке, о том, что эвакуированные заводы уже начинают выпускать продукцию.

— Скоро, — говорил он, — мы будем иметь много самолетов и танков.

Мне тогда казалось, что такая информация очень необходима М. А. Шолохову, она его самого воодушевляла. На фронте он не мог знать такие конкретные данные. Затем разговор переключился на сроки открытия второго фронта. М. А. Шолохов, слушая Александра Сергеевича, хмурился и, когда собеседник умолк, махнул рукой и сказал:

— Сдержим гнев, будем политиками.

Эту фразу я тогда понял так: черт с ними, обойдемся, своими силами уничтожим фашистов и всем покажем, что такое Советская страна.

А. С. Щербаков деликатно поинтересовался, над чем работает писатель. Михаил Александрович как-то смутился и уклонился от прямого ответа.

Позднее мы несколько раз встречались с М. А. Шолоховым и вспоминали с улыбкой его «незаконное» пребывание на фронте…

В начале войны имя поэта и специального корреспондента «Красной звезды» Константина Симонова мало кто знал. Но вскоре читатели заметили и полюбили его лирические стихи, очерки и корреспонденции, в которых чувствовались суровая правда войны и дыхание боя. Заметил талант молодого спецкора и А. С. Щербаков. Однажды, очевидно после разговора с А. А. Фадеевым, он пригласил К. М. Симонова на беседу. Вот как рассказывает сам писатель об этой встрече в опубликованном дневнике «Разные дни войны»:

«…В „Красную звезду“ вдруг позвонил Фадеев и сказал, что меня хочет видеть Щербаков. По какому поводу, объяснять не стал, просто дал телефон.

Я позвонил. Меня соединили с Щербаковым. Щербаков спросил: могу ли я к нему сейчас приехать? Через полчаса я был у него в здании МК, около Каретного.

Разговор оказался таким же неожиданным, как и вызов. Незадолго перед тем я сдал в издательство „Молодая гвардия“ книгу стихов… Примерно за неделю до вызова к Щербакову я имел беседу в издательстве, в ходе которой мы, как говорится, не пришли к соглашению. Большинство лирических стихов, включенных мною в первый раздел книги — не то пятнадцать, не то семнадцать, — редактор, а вернее, издательство не рисковало печатать…

Придя к Щербакову и поздоровавшись с ним, я с удивлением увидел, что у него на столе лежит та самая рукопись моих стихов, которую я сдал в издательство. Она могла перекочевать к нему только оттуда; второй экземпляр рукописи оставался у меня, а других не было…

— …Давайте поговорим о ваших стихах. Вы ведь сдали книгу в „Молодую гвардию“?

Я сказал, что да, сдал.

— Мы их оттуда затребовали, посмотрели… Мы тут почитали, — сказал Щербаков… — Так против каких же стихотворений они возражают? — спросил Щербаков и пригласил меня сесть к столу рядом с ним. — Давайте посмотрим их…

Мы стали листать рукопись. Стихотворение за стихотворением, останавливаясь на каждом, против которого возражали в редакции. И каждый раз о каждом из них Щербаков говорил, что, по его мнению, это можно печатать.

— Значит, все? — спросил Щербаков, когда мы добрались до конца.

— Все.

— Мы поговорим с издательством, — сказал Щербаков. — Я думаю, они согласятся с нами, что все это можно напечатать. Таким образом, вопрос исчерпан…

Удивленный и обрадованный таким оборотом разговора, я поблагодарил за поддержку…

О Щербакове от причастных к литературе людей я слыхал разное — и хорошее и плохое. Но на меня в ту первую с ним встречу он произвел впечатление сердечного человека, чуть-чуть стесняющегося собственной сердечности».

Беседы Александра Сергеевича с А. А. Фадеевым, М. А. Шолоховым, К. М. Симоновым, другими писателями отражали отношение партии к творческой интеллигенции, внимание и тонкое понимание их труда, заботу о них.