«О ПИРОГАХ И ПЫШКАХ, СИНЯКАХ И ШИШКАХ». — НОВЫЕ ЗАДАЧИ ПОЛИТИЧЕСКОГО РУКОВОДСТВА. — «КУЛЬТУРНАЯ АРМИЯ КУЛЬТУРНОГО НАРОДА». — КОГДА ОТКРОЮТ ВТОРОЙ ФРОНТ? — ОСВОБОДИТЬ РОДНУЮ БЕЛОРУССИЮ. — ХЛЕБ И СОЛЬ БОЛГАРСКОГО НАРОДА. — РАПОРТА ДАЛЬНЕВОСТОЧНИКОВ. — БЕРЕЖНО ОТНОСИТЬСЯ К ЛЮДЯМ. — «ВЫ ЧИТАЛИ РОМАН СТЕПАНОВА „ПОРТ-АРТУР“?» — «А. В. СУВОРОВ — РЕФОРМАТОР В ОБЛАСТИ ВОЕННОГО ДЕЛА». — НЕ ЗАБОЛЕТЬ БЕСПЕЧНОСТЬЮ. — ПОСЛЕДНИЕ ШАГИ К ПОБЕДЕ

Хорошо помню торжественное заседание Московского Совета депутатов трудящихся, которое проходило 6 ноября 1943 года в Большом Кремлевском дворце. Все присутствующие с особым вниманием слушали доклад И. В. Сталина. У нас были основания радоваться: войска Красной Армии в истекающем году прошли с боями от 500 километров в центральной части советско-германского фронта до 1300 километров на его южном крыле, очистив почти две трети родной земли, которую терзали захватчики. У всех на лицах улыбки, сияющие глаза, отражающие радостное возбуждение. Многие пожимали друг другу руки, переглядывались. А когда в докладе пошла речь о «пирогах и пышках, синяках и шишках», то под сводами дворца раздались громкие аплодисменты. Рабочие и инженеры, генералы и офицеры, академики и артисты — все дали волю переполнявшим их чувствам. Люди в едином порыве поднялись с мест и подались вперед, как стебли пшеницы под напором ветра. Такого открытого ликования мне давно не доводилось видеть.

Доклад И. В. Сталина транслировался по радио, и на следующий день только и были разговоры об успехах на фронте, об освобождении Киева. Подъем чувствовался необыкновенный. Люди прониклись еще большей верой, что долгожданная победа не за горами. И с утроенной энергией трудились для ее приближения.

1944 год начался стратегическим наступлением советских войск на Правобережной Украине и поражением немецко-фашистских войск под Ленинградом. Город Ленина был окончательно избавлен от блокады.

В Главное политуправление вернулись с Ленинградского фронта все, кому пришлось работать в блокадном городе. Среди них Михаил Александрович Миронов — начальник отдела пропаганды — и Иван Митрофанович Науменко — начальник отдела северо-западного направления управления кадров. Они больше других там находились, оказывая помощь политорганам.

М. А. Миронов — небольшого роста, ладный, подтянутый, подчеркнуто вежливый — был человеком обаятельным. Запомнились его темно-серые глаза и загадочная улыбка, которая почти не покидала лица. Он хорошо знал марксистско-ленинскую теорию. До войны преподавал историю партии в Военно-политической академии, имел звание доцента. Дело свое Михаил Александрович горячо любил и умело спорил с любым оппонентом.

С живым интересом слушали офицеры и бойцы его выступления на политические темы. Нередко он начинал беседу с частного факта, завладевал аудиторией, а затем доходчиво разъяснял принципиальные положения политики партии. Говорил всегда образно, избегал казенных фраз, прибегал к народным пословицам, поговоркам, интересным построениям речи. И мысли, излагаемые им, легко западали в душу слушателя.

Михаил Александрович от природы был наблюдательным человеком, умел подмечать характерные явления в войсковой жизни. Эти наблюдения придавали злободневность и остроту его беседам и докладам. Слушая Миронова, я каждый раз удивлялся: откуда у этого скромного, тихого, порой застенчивого человека появляется на трибуне столько энергии? Это был настоящий пламенный трибун.

Находясь на переднем крае обороны, Михаил Александрович много работал с агитаторами частей и подразделений. Не случайно начальник политуправления Ленинградского фронта П. А. Тюркин просил почаще присылать М. А. Миронова.

Несколько другого склада был И. М. Науменко. Он отличался аккуратностью в работе, принципиальностью в оценках людей и своих поступков. Одной из главных задач отдела было знать кадры политработников до замполита полка включительно. Иван Митрофанович знал на Ленинградском фронте политработников и батальонного звена. Он на месте помогал политуправлению лучше организовать работу отдела кадров, показывал пример изучения политсостава непосредственно в бою. Это был коммунист с высоким чувством ответственности и удивительного трудолюбия.

А. С. Щербаков не раз говорил о том, что мы обязаны лучше знать настроения и нужды той категории командиров и политработников, которые непосредственно организуют жизнь, быт, боевую деятельность бойца. Именно так и поступал Иван Митрофанович. Он принципиально реагировал на недостатки, будь это в воспитании личного состава, его материальном обеспечении или в других областях. При необходимости ставил вопросы перед политорганами и военными советами армий и фронтов. Начатое дело доводил до конца.

В подготовке и проведении Корсунь-Шевченковской операции (24 января — 17 февраля 1944 года) участвовала большая группа инспекторов, лекторов и агитаторов, которую возглавил начальник управления агитации и пропаганды, заместитель начальника Главного политического управления генерал-лейтенант И. В. Шикин.

Я встретился с ним в первый день после возвращения с Украины. Усталый, но очень довольный, он говорил об исключительном наступательном порыве воинов, которые в условиях ранних оттепелей и весенней распутицы мастерски били врага.

— Нам удалось, — подчеркнул Иосиф Васильевич, — в период подготовки организовать изучение опыта политического обеспечения наступательных операций весной 1943 года. Тогда тоже люди шли вперед на пределе физических возможностей…

С чувством выполненного долга он рассказывал о том, какие доклады прослушали работники политуправления и штаба фронта, политотделов и штабов армий, какие семинары проводились с командным и политическим составом в полках и батальонах, как готовили агитаторов, какое внимание уделялось парторгам рот, расстановке партийного актива.

— А в ходе боев все наши товарищи находились в частях и подразделениях, помогая политорганам наращивать наступательный порыв…

Из рассказа И. В. Шикина сам собой напрашивался вывод: успеху операции в немалой степени способствовала партийно-политическая работа.

Умение предвидеть события, строить работу так, чтобы ничто не застало тебя врасплох, — важнейшая черта стиля партийного руководителя. Этими качествами в полной мере обладал Александр Сергеевич Щербаков. Он и работников ГлавПУ учил жить не только сиюминутными интересами, а непременно думать о завтрашнем дне, заглядывать далеко вперед.

Должен сказать, что с приходом А. С. Щербакова Главное политическое управление, его аппарат ни разу не были поставлены перед сколько-нибудь значительными обстоятельствами, требовавшими принимать какие-то экстренные меры, решать крупный вопрос, что называется, впопыхах. Так было и с наступлением нового этапа войны, когда нашим войскам предстояло освобождать от фашистских захватчиков народы Юго-Восточной и Центральной Европы.

Я уже упоминал, что еще зимой 1943 года А. С. Щербаков дал задание начать переподготовку военных журналистов с учетом действий наших войск за рубежами нашей Родины. При этом он напомнил положение Ленина о том, что без журналистского аппарата ни одно массовое движение обойтись не может в сколько-нибудь цивилизованной стране. Еще только освободили Левобережную Украину, а начальник ГлавПУ предложил работникам аппарата подумать о трудностях в партийно-политической работе, с которыми столкнутся наши войска, например, в Польше или Чехословакии, и внести предложения о подготовке политорганов к деятельности в новых условиях.

Задание это было сложным, опыта никакого. Наши товарищи посмотрели соответствующую литературу, посоветовались с политуправлениями фронтов и внесли три предложения. Во-первых, провести совещание руководящих политработников фронтов по вопросу о работе политорганов в условиях действий войск на территории других стран (для подготовки материалов к совещанию предлагалось создать группу из работников ГлавПУ, а также просить принять в ней участие членов Совета военно-политической пропаганды); во-вторых, отделу по работе среди войск противника принять меры по обеспечению политорганов необходимыми печатными материалами для работы за рубежом; в-третьих, управлению кадров выявить и взять на учет политработников как в действующей армии, так и в тылу, владеющих польским, румынским, чешским и словацким языками.

А. С. Щербаков согласился с предложением.

Прошло не так много времени, и мы убедились, насколько своевременно А. С. Щербаков нацелил нас на подготовку к решению интернациональных задач.

События на фронте развивались успешно. Стратегическая инициатива была полностью у советского командования. Наши войска подходили к государственным границам на широком фронте. Части Красной Армии форсировали реку Прут и 27 марта вступили на румынскую территорию с задачей преследовать противника до полного его разгрома и капитуляции.

Перед военными советами, политорганами, партийными и комсомольскими организациями вставали совершенно новые задачи большой политической важности. Нужно было обратить особое внимание на воспитание личного состава войск в духе интернационализма, братской солидарности с трудящимися стран, оккупированных фашистскими войсками. Необходимо было довести до каждого советского воина указание партии о том, что нельзя отождествлять немецкий народ с кликой Гитлера. В перспективе вставала задача воспитания боевого содружества с армиями стран Восточной Европы, которые могут вступить в совместную с нами борьбу против немецко-фашистских захватчиков.

В конце марта 1944 года состоялось Всеармейское совещание руководящих работников политуправлений фронтов, на котором были доведены принципиальные указания ЦК ВКП(б) и Верховного Главнокомандования об интернациональной миссии Красной Армии, ее роли в освобождении европейских стран от немецко-фашистского ига.

— Самое главное сейчас, — говорил на совещании А. С. Щербаков, — это разъяснить личному составу, что мы вступаем на территорию другой страны не завоевателями, а освободителями. Мы выполняем свой интернациональный долг, освобождая народы от гитлеровской тирании.

Начальник Главного политического управления РККА указывал на необходимость серьезного внимания командиров и политорганов к вопросам воспитания политической бдительности, высокой дисциплины и организованности войск на чужой территории, гуманного отношения к населению.

— Нетрудно понять, — говорил А. С. Щербаков, — что воспитание солдата и офицера в духе пролетарского интернационализма имеет особое значение, если учесть, что советские воины своими глазами видели фашистское варварство на своей земле, если учесть, что у многих из них убиты, замучены, искалечены родные и близкие, разрушены их любимые города и села.

Он предложил провести в армиях и фронтовых частях семинары политработников, на которых посоветовал выступить командующим, членам военных советов, начальникам политотделов армий.

В таких семинарах, проходивших на 2-м и 3-м Украинских фронтах, принимали участие работники Главного политуправления. Политическая работа направлялась на полный разгром противника в Румынии, на сочетание высокого патриотизма с интернациональным долгом советского воина, на установление добрых отношений с населением освобождаемой страны, поддержку прогрессивных организаций, выступающих за свержение фашистской диктатуры Антонеску. Главное политуправление обращало внимание политорганов на разоблачение лживой антисоветской пропаганды об «ужасах советской оккупации», о «ссылке румын в Сибирь» и т. п., требовало налаживать контакты с органами административной власти.

Огромное значение для политической работы в войсках и с населением имело постановление Государственного Комитета Обороны, принятое 10 апреля 1944 года. В нем определялись нормы поведения войск на территории Румынии, предусматривалось сохранение органов власти, охранение собственности и имущественных прав граждан. Определялся общий порядок руководства и контроля за деятельностью гражданских органов власти. За все это личная ответственность возлагалась на члена Военного совета фронта. По указанию ГКО Военный совет 2-го Украинского фронта обратился к румынскому населению с воззванием, в котором разъяснялось, что Красная Армия вошла в пределы Румынии не как завоевательница, а как освободительница румынского народа от немецко-фашистского ига.

Постановление имело огромный международный резонанс. Оно продемонстрировало интернациональный характер политики СССР.

Без промедления в войсках развернулась широкая политико-массовая работа с личным составом по разъяснению постановления ГКО от 10 апреля. В свете его требований партийные организации обсуждали свои задачи, то же делали и комсомольские организации.

В конце апреля Александр Сергеевич Щербаков пригласил к себе руководящий состав ГлавПУ. Он кратко подвел некоторые итоги зимней кампании Красной Армии, дал оценку работы управлений и отделов и поставил задачи.

— Не будет преувеличением, — говорил А. С. Щербаков, — если мы отметим возросшую роль Главного политического управления РККА в деле руководства военными советами и политорганами Красной Армии. Аппарат учится работать оперативно.

Мы тогда все подметили этот нюанс: начальник ГлавПУ не сказал, что аппарат научился работать оперативно, а — учится. Таков был подход А. С. Щербакова к оценкам: не переоценивать, а добиваться стремления к дальнейшему подъему уровня работы.

Особое внимание обращалось на повышение бдительности.

— Враг все еще силен и коварен, — напоминал всякий раз Александр Сергеевич, — опасность не миновала…

Он предложил направить работников ГлавПУ на 1-й Прибалтийский, 1, 2 и 3-й Белорусские фронты с задачей разъяснения первомайского приказа Верховного Главнокомандующего, который будет опубликован в печати. В политической работе рекомендовалось шире использовать сообщения Чрезвычайной государственной комиссии о массовом уничтожении женщин, детей и стариков фашистскими палачами в лагерях смерти.

Александр Сергеевич поручил И. В. Шикину инструктирование отъезжающих. Позже нам станет известно: Ставка Верховного Главнокомандования уже в апреле определила, что освобождение Белоруссии явится крупнейшей операцией лета 1944 года.

В первых числах мая работники ГлавПУ выехали на фронты. Они проделали большую работу, связанную с подготовкой к предстоящим боям.

Учитывая возрастающее значение политического руководства войсками на новом этапе войны, ЦК ВКП(б) в мае 1944 года провел совещание членов военных советов фронтов. В канун совещания Александр Сергеевич работал особенно много. И я не переставал удивляться его феноменальной работоспособности. Создавалось впечатление, что начальник ГлавПУ совсем не отдыхает.

На совещание в Москву прибыли члены военных советов фронтов В. Н. Богаткин, Ф. Е. Боков, Н. А. Булганин, П. И. Ефимов, А. С. Желтов, К. В. Крайнюков, Д. С. Леонов, В. Е. Макаров, Л. З. Мехлис, М. В. Рудаков, Н. Е. Субботин, И. З. Сусайков, К. Ф. Телегин, Т. Ф. Штыков. О том, какое большое значение придавалось обсуждаемым вопросам, свидетельствовало то, что в его работе принимали участие члены Политбюро ЦК ВКП(б), ГКО и Ставки ВГК.

На совещании был сделан анализ политической обстановки, складывающейся в связи с вступлением Красной Армии на территорию иностранных государств, намечены новые задачи в деле политического руководства войсками, усиления интернационального воспитания воинов. Отмечалась важность повышения роли членов военных советов в решении больших и сложных задач, стоявших перед Красной Армией на заключительном этапе войны.

Политбюро обязало членов военных советов смелее выдвигать, ставить перед ЦК неотложные вопросы, возникающие в ходе осуществления освободительной миссии, потребовало обстоятельной и своевременной информации ЦК о ходе боевых операций, о жизни войск.

Задачи, поставленные Политбюро ЦК ВКП(б), обсуждались на заседаниях военных советов, в политорганах, на собраниях партийных активов (если позволяла обстановка), в первичных партийных и комсомольских организациях. Проводилась большая работа по воспитанию бдительности и непримиримости к классовым врагам. Войска активно готовились к выполнению освободительной миссии.

В работе Главного политического управления одной из основных задач с весны 1944 года стала подготовка всех звеньев партийно-политического аппарата к практическому осуществлению указаний Центрального Комитета партии по воспитанию войск в связи с их вступлением на территорию иностранных государств. Эти новые задачи отражались в планах работы каждого управления и отдела, занимали важное место на проводимых всеармейских сборах и совещаниях.

В мае было созвано Всеармейское совещание начальников седьмых отделов политуправлений фронтов. Выступавшие товарищи с мест с похвалой говорили о влиянии нашей пропаганды на войска противника, приводили примеры, свидетельствующие о растущем интересе немецких солдат к советским листовкам.

А. С. Щербаков несколько охладил пыл участников совещания.

— У руководителей рейха, — говорил он, — наша пропаганда вызывает беспокойство. Это верно. Они внимательно ее изучают, разрабатывают контрмеры. Следовательно, действенность нашей пропаганды нельзя отрицать. Она имеет влияние на немецкого солдата. Но это прежде всего потому, что Красная Армия бьет врага. Поэтому не будем переоценивать результаты и почивать на лаврах, а будем повседневно совершенствовать наше идеологическое оружие. Как нам действовать в новой обстановке? — ставил вопрос Александр Сергеевич и отвечал: — Убедительно разъяснять, что немцы войну проиграли. Им остается одно: сдаваться в плен. Не следует при этом запугивать немецкого солдата и офицера ответственностью за преступления. Надо показывать, как живут пленные у нас. Показывать без прикрас. Для нас неприемлема любая ложь. Ленин учил: «Никакой фальши! Наша сила в заявлении правды!» В листовках и радиопередачах — доходчиво раскрывать успешное развитие советской промышленности, массового производства вооружений, продовольствия, возрастающую на этой базе мощь Красной Армии.

Далее А. С. Щербаков обратил внимание на то, что необходимо донести до немцев заявление И. В. Сталина: Советское государство не отождествляет гитлеровскую клику и народ Германии. Населению освобождаемых стран разъяснять, что Красная Армия идет в Западную Европу не как завоеватель, а как освободитель народов от гитлеровской тирании.

Начальник Главного политуправления потребовал остро разоблачать фашистскую пропаганду, срывать маску с врага. И сам он показывал пример пропагандистского искусства. Помнится, в докладе на торжественно-траурном собрании, посвященном двадцатой годовщине со дня смерти В. И. Ленина, он едко высмеял заправил гитлеровской Германии, их попытки скрыть свое поражение, объяснить отступление плановым укорачиванием линии фронта. Александр Сергеевич тогда говорил:

— На этот счет есть мудрая русская пословица: «укоротишь — не воротишь». Берлинское радио, — продолжал он, — расписывало ширину и глубину Днепра, высоту его западных берегов, выгодность и неприступность командных позиций немцев на высотах днепровских берегов. На днепровских позициях гитлеровцы намеревались прочно держаться. Но, как говорится, «держалась кобыла за оглоблю, да упала».

В мае же состоялось Всеармейское совещание (второе за время войны) комсомольских работников. После обсуждения конкретных задач комсомольских организаций на новом этапе войны участников совещания принял Михаил Иванович Калинин.

Как всегда, он по-отечески беседовал с молодежью. Михаил Иванович говорил о том, что главная задача комсомола всюду, в том числе и в армии, — воспитание молодежи. В условиях армии воспитание людей дело сложное и тонкое. Офицер-комсомолец должен приучить комсомольцев к строгой дисциплине. Эта задача будет успешнее решаться, если офицера-комсомольца уважают красноармейцы, если он имеет авторитет.

— Как этого лучше добиться? — спрашивал Михаил Иванович и отвечал: — Знанием своего дела, опытом, поведением. Для этого надо постоянно учиться. Желательно, чтобы офицер-комсомолец был более политически грамотным, более культурным. На войне, конечно, трудно учиться, но надо находить для этого возможность. Если человек не будет пополнять знания в трудную минуту, то в другое время, когда работы будет меньше, наверняка скажет, что ему надо отдохнуть.

Всесоюзный староста давал немало других советов комсомольским вожакам. Например, рекомендовал им знать, как работает каждый комсомолец, и ежели он загружен основной военной работой, то не считать его отлынивающим от комсомольских обязанностей. Ведь главная задача сегодняшнего дня — разбить фашистов. Говорил о чести полка, дивизии и перешел к тому, что наши части сражаются за пределами Родины, на румынской земле. Он заметил, что среди населения Румынии распространилось много лжи о Советском Союзе. Некоторая часть населения запугана фашистами, боится нас. Надо показать румынам, как их обманывали, что к ним пришла культурная армия культурного народа, не вмешивающаяся в их государственное устройство. И в заключение от всей души пожелал комсомольским работникам успеха в работе.

Получившие в Москве зарядку комсомольские вожаки под руководством политорганов энергично готовили бойцов к новым боям. На комсомольских собраниях обсуждались задачи, вытекающие из освободительной миссии Красной Армии, о поведении комсомольцев на чужой территории.

А. С. Щербаков постоянно следил за тем, как политорганы претворяют в жизнь указания Политбюро ЦК ВКП(б). В конце июля этот вопрос обсуждался на Совете военно-политической пропаганды. С докладом «О состоянии партийно-политической работы в войсках фронта за пределами Советского Союза» выступил начальник политуправления 2-го Украинского фронта А. Н. Тевченков.

Подводя итоги обсуждения доклада, начальник Главного политуправления подчеркнул, что в условиях победного наступления политорганы должны не ослаблять партийно-политическую работу, не допускать самоуспокоенности и зазнайства, всемерно повышать бдительность.

— Теперь, когда войска находятся за пределами нашего государства, — говорил А. С. Щербаков, — вопросы идейного воспитания должны ставиться с большей остротой. Мы выдержали испытание оружием. Теперь капиталисты будут принимать все меры к тому, чтобы воздействовать на наши кадры со стороны идеологической. Именно поэтому идейно-политическое воспитание личного состава приобретает особое значение, его надо поднять на новую ступень. Политорганам следует с большим вниманием отнестись к работе с офицерами. Известно, что среди них многие поднялись из рядовых, пришедших в армию с предприятий и колхозов. Им надо помочь правильно понять всю сложность политической обстановки, интернациональные задачи Красной Армии. Это преданные Родине люди, но они нуждаются в идейно-политическом воспитании.

Начальник Главного политуправления говорил о той большой ответственности, которая ложится на политорганы за воспитание поступающего пополнения. В армию пришли сотни тысяч призывников из освобожденных от гитлеровских захватчиков районов, в том числе из западных областей Украины и Белоруссии. Они были оторваны от политической жизни страны и находились под воздействием фашистской пропаганды.

— С пополнением требуется продуманная политическая работа, — предупреждал А. С. Щербаков.

Изучение инструкторами ГлавПУ пополнения, прибывшего из Черновицкой области и Молдавской ССР в 28-ю стрелковую дивизию, показало, что призывники — малограмотные люди, напичканные клеветой на Красную Армию. Из прибывших 4022 призывников со средним образованием было лишь 58 человек, по слогам читавших — 1041, умевших расписаться — 1384, совсем неграмотных — 1539. С таким пополнением действительно нужна была популярная, доходчивая и предметная политико-массовая работа.

Обобщенный материал о заседании Совета военно-политической пропаганды был доведен до всех политорганов.

К тому времени шло формирование редакций газет для населения тех стран, которые освобождала Красная Армия. Эта работа проводилась без особых трудностей, так как еще в 1943 году лица, владеющие иностранными языками, были взяты на учет. Это помогло не только создать костяк редакционных коллективов, но и обеспечить войска переводчиками.

По мере освобождения стран в них сразу же начинали выходить массовые газеты, выпускаемые политуправлениями соответствующих фронтов. В Польше издавались «Новая жизнь», «Свобода» и «Свободная Польша», в Румынии — «Свободное слово», в Венгрии — «Венгерская газета», в Германии — «Ежедневное обозрение» и «Немецкая газета».

Кроме того, широко использовались листовки. Только политорганы 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов за пять месяцев (декабрь — апрель) с помощью авиации сбросили на территорию Германии 8,3 млн. листовок с обращением Советского военного командования к немецкому народу, с информацией о положении на фронтах. Широко распространялся приказ № 20 Верховного Главнокомандующего, в котором разъяснялись задачи Красной Армии, разоблачались вздорные росказни — будто мы хотим истребить германский народ. Главное политуправление РККА в помощь войскам издало массовыми тиражами справки о Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии. Газеты и листовки сыграли большую роль в установлении правильных взаимоотношений населения с советскими войсками.

— Это все? — спросил А. С. Щербаков, подписывая последний документ — приказ о присвоении воинских званий большой группе политработников.

— Все, Александр Сергеевич. Разрешите идти?

— Нет, подождите, — ответил он. — Хочу вас попросить выполнить необычное поручение, так сказать, из сферы дел международных. — В голосе его прозвучали шутливые нотки.

— Готов, хотя и не имею дипломатической практики, — в тон ему ответил я.

— Вот в чем дело, — продолжал начальник ГлавПУ уже серьезно. — Корреспондент американской газеты «Торонто стар» Джером Девис прислал золотые часы и письмо, в котором просит передать свой подарок одному из самых храбрых воинов Красной Армии. Свяжитесь с подмосковными или столичными госпиталями и подберите среди раненых достойную кандидатуру. Кроме того, подготовьте подарки и для товарищей по палате…

— Вы намерены сами вручить часы?

— Да, очень хотелось бы в канун Первомайского праздника поздравить раненых, порадовать их подарками…

В московских госпиталях на лечении находилось немало воинов, которые не раз проявляли в боях и мужество, и ратную доблесть. Наш выбор пал на гвардии старшину Ивана Федоровича Козачука — командира разведвзвода 215-го стрелкового полка 77-й гвардейской стрелковой дивизии, удостоенного звания Героя Советского Союза. О его яркой фронтовой биографии убедительно свидетельствовали высокие награды: орден Ленина, ордена Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды, многие медали. Храбрый разведчик десятки раз переходил линию фронта. В тылу врага он действовал решительно и дерзко, добывая необходимые командованию сведения. В совершенстве владея румынским и немецким языками, старшина переодевался в форму противника и умело брал не первых попавшихся «языков», а зачастую на выбор.

Накануне праздника я доложил А. С. Щербакову, что его задание выполнено. Он быстро пробежал глазами короткую справку о И. Ф. Козачуке и произнес:

— Вот это настоящий герой. А куда его ранило? Как он чувствует себя?

— Ранение тяжелое, в ногу. Операция в целом прошла удачно. Врачи сохранили ему ногу, но в строй он уже не вернется. Чувствует себя хорошо.

Александр Сергеевич посмотрел свои записи на календаре и сказал:

— Давайте поедем в госпиталь Первого мая в 15 часов. Раньше не получается. Вы приезжайте ко мне, и вместе навестим раненых.

Однако этим планам не суждено было сбыться. В полдень мне позвонил А. Н. Крапивин и передал:

— Александра Сергеевича вызвали в Кремль. Он просил вас и Шикина оставаться на месте и ждать его звонка, а в госпиталь направить кого-либо из ваших заместителей. Сейчас я вам пришлю с нарочным письмо.

— Какое письмо? — спросил я.

— Его написал Щербаков сегодня для старшины Козачука и просил вручить вместе с часами.

Подумав, я понял, почему начальник ГлавПУ так поступил: он счел неудобным переносить визит на другой, не праздничный, день, да и в госпитале ждали; не имея возможности навестить раненого лично, посчитал необходимым проявить внимание к бойцу хотя бы коротким письмом.

Ныне этот документ, подписанный А. С. Щербаковым 1 мая 1944 года, и золотые часы с выгравированной надписью «Храброму солдату СССР от американца» хранятся в краеведческом музее города Черновцы — родины отважного разведчика.

Вернувшись из госпиталя, генерал-майор Н. А. Романов доложил мне, что для старшины И. Ф. Козачука письмо и часы были полной неожиданностью, что раненые расценили подарок журналиста как проявление американцами чувства солидарности с нашим народом. Но тут же один из них сказал: «Солидарность — это хорошо. А когда они второй фронт откроют? Уж два года отсиживаются». И посыпались в разных вариантах вопросы, суть которых сводилась к одному: когда союзники выполнят обещание?

— А ведь верно сказал боец — отсиживаются, — заметил А. С. Щербаков, когда я поздно вечером рассказал ему о поездке заместителя начальника управления кадров в госпиталь. — Правящие круги США и Великобритании намеренно затягивают открытие второго фронта, ждут взаимного истощения СССР и Германии. Но никуда они не денутся — откроют второй фронт. И скоро откроют.

— Снова придумают отговорки и нарушат обязательства, как было уже не раз, — сказал я.

— Наши победы их заставят. Они уже поняли, что Красная Армия одна, без помощи союзников, способна разгромить гитлеровцев и освободить Европу от фашизма. Кроме того, в США и Англии борьба народных масс за открытие второго фронта приобрела такой размах, что правящие круги не могут не считаться…

Спустя месяц после этой беседы, 6 июня, англо-американские войска начали высадку десанта на северо-западе Франции, в Нормандии. Это известие вызвало смешанное чувство удовлетворения и досады. «Ну наконец-то!» — была первая мысль, а вторая: «Ведь сколько тянули!» Но как бы то ни было, все твердо надеялись, что мощные удары Советских Вооруженных Сил с востока и наступление американцев, англичан и канадцев с запада ускорят окончание войны.

Эта надежда еще больше окрепла, когда появилось сообщение о том, что Красная Армия начала крупное стратегическое наступление. 10 июня сильные удары нанесли группировки Ленинградского, а 21 июня — Карельского фронтов.

В это же время полным ходом шла подготовка Белорусской стратегической наступательной операции, которая войдет в историю как одна из самых крупнейших в годы Великой Отечественной войны.

Военные советы, командиры, политорганы и партийные организации широко пропагандировали яркие успехи Красной Армии, раскрывали принципиальные основы этих успехов: направляющую и организующую роль Коммунистической партии, непрерывное совершенствование стратегии и тактики, высокий моральный дух личного состава, оснащение войск первоклассной военной техникой, растущее боевое мастерство воинов всех родов войск. Вся военная, идеологическая и политическая работа направлялась к одной цели — очистить всю советскую землю от фашистских захватчиков, восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии от Черного до Баренцева моря.

Белоруссия… Командиры и бойцы ее фронтов настойчиво учились воевать в лесисто-болотистой местности, эффективно использовать в этих условиях боевую технику, форсировать водные преграды. На эти темы политорганы выпускали памятки и листовки. Были приняты меры к укреплению батальонных и ротных партийных организаций. С 1-го Белорусского фронта докладывали, что лишь за июнь 1944 года в партийные ряды принято 17 632 бойца и офицера. Примерно такая же картина была и на других фронтах.

За несколько часов до начала атаки в войска поступили листовки с обращениями военных советов фронтов. Они призывали к решительному и беспощадному удару по врагу.

Наступление началось 23 и 24 июня и развивалось успешно. Войска героически преодолевали ожесточенное сопротивление противника и продвигались в высоком темпе. Наступательный порыв был необычайно высок, бойцы и офицеры проявляли массовый героизм. Уже после войны, работая в архивах, я сделал выписки из нескольких донесений. Начальник политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-майор С. Ф. Галаджев доносил Главному политическому управлению: «За период с 24 по 30 июня в стрелковых соединениях 65-й армии вручены на поле боя правительственные награды (ордена и медали) 699 бойцам, сержантам и офицерам, награжденным за образцовое выполнение боевых заданий командования в наступательных боях. На митинге 47-го стрелкового полка 73-й стрелковой дивизии награду вручили санинструктору сержанту Грышковцу, который во время переправы через водный рубеж, не дожидаясь, когда подойдут саперы, в течение 15 минут обезвредил и снял с заминированного фашистами моста 8 противотанковых и 3 противопехотных мины и этим обеспечил продвижение полка вперед».

Начальник политуправления 3-го Белорусского фронта генерал-майор И. М. Казбинцев 10 июля также докладывал о массовом героизме и приводил такой пример: «В бою за г. Витебск отважно действовал стрелковый взвод коммуниста лейтенанта Удасского. Взводу была поставлена боевая задача — внезапно атаковать противника, оборонявшего подступы к городу на важном направлении. Фашисты открыли по нашим бойцам сильный огонь из минометов и автоматического оружия. Взвод залег. В критическую минуту коммунист Удасский поднялся во весь рост и с возгласом „Вперед, за Родину!“ смело бросился в атаку. Все бойцы взвода, следуя примеру своего командира, дружно пошли вперед. Гитлеровцы, сидевшие в укрытии, не выдержали, начали отступать. Бойцы этого взвода выполнили поставленную боевую задачу — заняли важную позицию, уничтожили 24 гитлеровца и шестерых захватили в плен».

Начальник политуправления 1-го Прибалтийского фронта генерал-майор Д. Ф. Дребеднев сообщал о высоком наступательном порыве воинов. Он сослался, в частности, на подвиг казаха-комсомольца рядового Садыка Абдужаббарова, который, форсировав реку Западная Двина, во главе группы бойцов под сильным огнем противника ворвался в населенный пункт Стрелка. Воины уничтожили несколько гитлеровцев, а офицера и двух солдат захватили в плен. «Передав пленных конвоирам, Абдужаббаров лег за станковый пулемет, отбитый у противника, и огнем из него истребил до десяти гитлеровцев, в том числе расчет вражеского пулемета, засевший в церкви. Действуя смело и бесстрашно, верный сын казахского народа рядовой Абдужаббаров обеспечил на этом участке успех своему подразделению. Абдужаббаров представлен к присвоению звания Героя Советского Союза».

Это лишь отдельные примеры. Всего же в ходе операции было награждено орденами и медалями более 402 тысяч бойцов и офицеров.

Как известно, Белорусская операция закончилась разгромом основной фашистской группировки войск — группы армий «Центр». Враг понес колоссальные потери: 17 дивизий и 3 бригады были полностью разгромлены, а 50 дивизий потеряли более половины своего состава. В результате этой операции были освобождены Белорусская ССР, часть Латвийской и Литовской ССР и восточные районы Польши.

Запомнился разговор в кабинете А. С. Щербакова, состоявшийся в те дни. Александр Сергеевич сообщил, что скоро москвичи станут очевидцами редкостной картины: по улицам столицы под конвоем пройдут десятки тысяч немцев, взятых в плен на полях сражений многострадальной Белоруссии.

Да, Гитлер кричал на весь мир, что устроит парад на Красной площади, уничтожит Москву. 17 июля немцы (57 тысяч!) действительно прошли по улицам города, но не парадным шагом победителей, а в жалких колоннах пленников.

Зрелище, конечно, это было потрясающее: в безмолвной тишине шаркающие шаги поверженных врагов и пристальные взоры москвичей, в которых было все — и презрение, и ненависть, и удивление, и жалость… Потом машины вымыли улицы, чтоб и духу немецких вояк не осталось.

Разгром вражеских сил на центральном направлении создал благоприятные условия для наступления на южном крыле советско-германского фронта. Еще в конце марта, преследуя отступающего врага в ходе Уманско-Ботошанской операции, советские войска вступили на территорию Румынии. Армии Германии и Румынии откатились на рубежи, с которых они начали вероломное нападение на Советский Союз на этом направлении. По указанию Ставки дальнейшее наступление было приостановлено. Румынскому правительству были направлены условия перемирия, на которые оно не ответило. А немецко-фашистское командование, воспользовавшись передышкой, срочно укрепляло оборону. В этой обстановке войска 2-го и 3-го Украинских фронтов получили директиву начать подготовку к Ясско-Кишиневской операции.

В конце июля Главное политуправление направило на эти фронты группы работников, в их числе начальников отделов М. А. Миронова, В. В. Золотухина, С. А. Месропова. Беседуя с отъезжающими на фронт, А. С. Щербаков говорил, что надо разъяснить бойцам и командирам суть предложения нашего правительства о перемирии, не принятого румынскими правителями. В этих условиях нам ничего не остается, как решительно подавить сопротивление врага. Важно, однако, добиться, чтобы личный состав руководствовался не чувством слепой мести за злодеяния румынских войск на советской земле, а стремлением быстрее покончить с германским фашизмом и освободить румынский народ от гитлеровской тирании.

— В массово-политической работе, — говорил Александр Сергеевич, — надо разъяснить личному составу устремления американских и английских империалистов на Балканы, в том числе и в Румынию, чтобы не допустить здесь победы демократических сил. Господин Черчилль спит и видит Балканы.

В ходе подготовки этой операции, как отмечали позднее представители ГлавПУ, особенно активно в разъяснительной работе участвовали командующие фронтами генералы армии Р. Я. Малиновский и Ф. И. Толбухин, члены военных советов генерал-полковники И. З. Сусайков и А. С. Желтов. Они в окопах переднего края беседовали с бойцами и командирами об опыте прошлых сражений, о поведении воинов за рубежами нашей страны, интересовались настроением личного состава, качеством питания, получением газет, писем. Р. Я. Малиновский и И. З. Сусайков побывали также в румынской бригаде добровольцев.

Как всегда, в подготовительный период в окопах и блиндажах проходили партийные и комсомольские собрания, на которых звучали слова клятвы — не пожалеть сил, а если надо, и жизни для достижения победы над врагом. Проводились беседы об уважении нравов и обычаев румынского народа, о нормах поведения советского воина за рубежами Родины. Для офицеров работники ГлавПУ прочитали лекции о Румынии, о политике Советского государства в отношении этой страны.

25 августа, уже в ходе Ясско-Кишиневской операции, было опубликовано заявление Советского правительства. В нем говорилось, что Советский Союз не имеет намерения приобрести какую-либо часть румынской территории, изменить существующий социальный строй или ущемить каким-либо образом независимость Румынии. Наоборот, Советское правительство считает необходимым восстановить совместно с румынами независимость страны путем освобождения Румынии от немецко-фашистского ига. В документе обращалось внимание на необходимость участия румынской армии в освобождении своей страны. «Советское Верховное Командование считает, — указывалось в заявлении, — что если румынские войска прекратят военные действия против Красной Армии и если они обяжутся рука об руку с Красной Армией вести освободительную войну против немцев за независимость Румынии… то Красная Армия не будет их разоружать, сохранит им полностью все вооружение и всеми мерами поможет им выполнить эту почетную задачу».

Политорганы, разъясняя содержание этого заявления, подчеркивали великий советский гуманизм: в апреле румынские руководители не приняли наше предложение о перемирии и, несмотря на это, Советское правительство, имея подавляющее превосходство в силах, вновь призывает их к благоразумию.

Александр Сергеевич с пристальным вниманием следил за ходом операции. В политдонесениях с фронтов он выделял сообщения о взаимоотношениях наших бойцов с местным населением, по телефону напоминал членам военных советов внимательно изучать первый опыт партийно-политической работы в войсках, действующих за рубежами нашей Родины. Он с явным удовлетворением отмечал, что солдаты и офицеры проявляют полное понимание интернациональных задач и повсеместно устанавливают нормальные отношения с жителями сел и городов Румынии.

Ясско-Кишиневская операция продолжалась всего 10 суток, с 20 по 29 августа, и завершилась уничтожением 22 немецких и почти всех румынских дивизий, находившихся на фронте. Крах немецкой обороны на южном крыле советско-германского фронта повлек изменение всей военно-политической обстановки на Балканах. Румыния вышла из войны на стороне фашистской Германии и объявила ей войну.

Разбитый враг отступал в Венгрию и Болгарию. Румыния и Венгрия, как известно, открыто воевали против нас. Наше отношение к правительствам этих стран было предельно ясно. Другое дело — отношение к Болгарии. Формально она не была в состоянии войны с нами. Но ее фашистское правительство пособничало гитлеровской Германии. Болгарские войска несли оккупационную службу в Греции и Югославии, высвобождая германские силы для действий на советско-германском фронте.

А. С. Щербаков как-то рассказывал И. В. Шикину, В. В. Золотухину и мне о внутриполитическом положении Болгарии. В стране было закончено создание Отечественного фронта, возглавляемого Болгарской рабочей партией и поддерживаемого патриотически настроенными рабочими, крестьянами, военными, интеллигенцией, прогрессивной молодежью. Отечественный фронт ставил перед собой такие задачи: разрыв с гитлеровской Германией и ее союзниками; вывод болгарских войск из Греции и Югославии; восстановление в стране политических свобод и роспуск фашистских организаций; свержение прогерманских правителей и создание правительства, опирающегося на доверие народа; обеспечение дружбы и сотрудничества с СССР.

— Для нас представляет большой интерес и то, — продолжал Александр Сергеевич, — что в Болгарии широко развернулось организованное партизанское движение, что там существует повстанческая Народно-освободительная армия. По-видимому, небольшой численности, но существует. Георгий Димитров заверял, что болгарский народ с нетерпением ждет Красную Армию, чтобы с ее помощью установить власть Отечественного фронта.

Александр Сергеевич подчеркнул, что особенности внутриполитической обстановки в Болгарии необходимо учитывать при организации партийно-политической работы в войсках 3-го Украинского фронта, и просил В. В. Золотухина, выезжавшего на этот фронт, проинформировать об этом Военный совет.

5 сентября болгарскому посланнику в Москве была вручена нота, в которой указывалось, что «Советское правительство не считает дальше возможным сохранять отношения с Болгарией, рвет всякие отношения с Болгарией и заявляет, что не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, поскольку на деле она и ранее находилась в состоянии войны с СССР, но и Советский Союз отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией».

Войска 3-го Украинского фронта перешли болгарскую границу.

Вспоминая то время, член Военного совета генерал-полковник А. С. Желтов рассказывал мне:

— Исходя из общей политики нашего государства, Военный совет обратился к болгарскому народу. Мы писали, что Красная Армия не имеет намерения воевать с болгарским народом и его армией, так как считаем болгарский народ братским народом. У Красной Армии одна задача — разбить фашистов и ускорить срок наступления всеобщего мира. Для этого необходимо, чтобы болгарское правительство прервало немедленно всякие отношения с нацистской Германией и перешло на сторону коалиции демократических сил.

Политорганы, продолжал А. С. Желтов, организовали разъяснение заявления Советского правительства, а также обращения Военного совета к болгарам. Агитаторы, лекторы, инструкторы политуправления фронта и политотделов армий — все были в войсках. Готовились мы активно, но испытывали недостаток людей, хорошо знающих болгарский язык, быт и нравы в стране…

Я напомнил А. С. Желтову, что он по поводу кадров обращался с просьбой в ГлавПУ и что в связи с этим я, по поручению А. С. Щербакова, связывался с Георгием Михайловичем Димитровым, оказавшим нам содействие. Словом, люди, владеющие болгарским языком, были найдены. Это — преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе Черкасов, болгарин по национальности, Коларов, сын видного болгарского коммуниста, и еще один товарищ, фамилию которого я не запомнил. Все они охотно согласились немедленно вылететь на 3-й Украинский фронт.

— Черкасова и Коларова я помню, — оживившись, сказал А. С. Желтов. — Они хорошо помогли нам. Когда наши войска перешли румыно-болгарскую границу, западная печать сразу же подняла шумиху, клевеща на Красную Армию: она-де на своих штыках несет революцию в Болгарию. Вскоре мне позвонил начальник ГлавПУ. Я доложил, что мы строго соблюдаем все указания Государственного Комитета Обороны и Главного политуправления. Ни в какие вопросы государственной и общественной жизни страны не вмешиваемся. Болгарский народ встречает нас как своих освободителей, как братьев — цветами и хлебом-солью. Вместе с тем я доложил, что в освобожденных районах партизанские отряды, как нас информировали, действительно сметают старые порядки и устанавливают народную власть. Но это их дело, мы не вмешиваемся во внутренние дела. Александр Сергеевич Щербаков еще раз предупредил о необходимости безусловного соблюдения войсками всех норм поведения за рубежами Родины, спросил о других делах на фронте, пожелал успеха и тепло попрощался.

В ночь на 9 сентября в Софии началось народное восстание, закончившееся победой Отечественного фронта. Было сформировано новое правительство, которое назначило делегацию для заключения перемирия с СССР.

Делегация Болгарии вела переговоры с Военным советом 3-го Украинского фронта и приняла все выдвинутые им условия.

Необычное задание пришлось выполнять в эти дни начальнику политуправления этого фронта И. С. Аношину. Об этом рассказал мне сам Иван Семенович.

— Не помню числа, — говорил он, — но это было где-то в середине сентября. Позвонил Александр Сергеевич Щербаков и спросил: «Вам известно, где находится состав немецко-фашистского представительства, живший в Софии?» Я ничего ответить не мог. Он тогда как-то мягко сказал: «Толбухин по этому вопросу будет посылать своего представителя в Софию, хорошо бы с ними выехать и вам». «Есть, выехать», — ответил я. И мы поехали с начальником штаба фронта Бирюзовым. Удивительно, но германские дипломаты бесследно исчезли, ищи их как иголку в сене. Были приняты меры, подключили даже авиацию. И нашли. Состав посольства взяли под стражу десантники уже на железнодорожной станции Раковская, недалеко от греческой границы.

Когда И. С. Аношин докладывал начальнику ГлавПУ подробности этой истории, Александр Сергеевич рассмеялся и сказал:

— Не сумели улизнуть…

Как только была ликвидирована окруженная группировка немецко-фашистских войск под Яссами и Кишиневом, войска 2-го Украинского фронта двинулись к венгерской границе. Это явилось памятным событием. Все мы были в приподнятом настроении: после выхода из фашистского блока Румынии, Финляндии и Болгарии у Гитлера оставался один союзник — Венгрия.

— Разобьем гитлеровцев в Венгрии, а там уж и до Берлина недалеко, — говорили в войсках.

Запомнилась беседа А. С. Щербакова с руководящим составом ГлавПУ, состоявшаяся в те дни. Александр Сергеевич говорил, что англичане стремятся войти в Венгрию раньше Красной Армии и сохранить там реакционный режим. Их планы должен знать личный состав 2-го Украинского фронта. Позднее об этих планах У. Черчилль писал: «Я очень хотел, чтобы мы опередили русских в некоторых районах Центральной Европы. Венгры, например, выразили намерение оказать сопротивление советскому продвижению, но они капитулировали бы перед английскими войсками, если бы последние могли подойти вовремя».

— Надо предупредить политорганы, — говорил А. С. Щербаков, — о необходимости серьезной моральной и психологической подготовки войск к решительным, бескомпромиссным действиям. Фашистский режим Хорти, готовый капитулировать перед англичанами, окажет ожесточенное сопротивление Красной Армии, он уже призвал на помощь немецко-фашистские войска…

Политорганы 2-го Украинского фронта конечно же были предупреждены и, как доносил начальник политуправления А. Н. Тевченков, провели огромную политическую и организаторскую работу.

6 октября 2-й Украинский фронт, усиленный артиллерией, танками и механизированными корпусами, при содействии 4-го Украинского фронта начал Дебреценскую операцию, в результате которой после упорных боев были освобождены восточные районы Венгрии и северная часть Трансильвании, 20 октября был очищен от вражеских войск город Дебрецен.

Мне хорошо запомнился этот период, потому что за прошедшие недели А. С. Щербаков не раз говорил о боевых действиях в Венгрии, а также в Закарпатской Украине. И вот известие о том, что одновременно с Дебреценской операцией закончилась и Карпатско-Ужгородская. А с месяц спустя произошло знаменательное событие. 26 ноября состоялся 1-й съезд делегатов народных комитетов Закарпатской Украины в городе Мукачево, который принял исторический манифест, выразивший волю трудящихся Закарпатской Украины воссоединиться с Советской Украиной. Завершался наконец процесс воссоединения всех исконных украинских земель. Об этом событии политорганы всех фронтов широко известили воинов.

В конце октября А. С. Щербаков информировал руководящий состав Главного политуправления о том, что освобождение Красной Армией восточных районов Венгрии и северной части Трансильвании вынудило находившуюся в Москве венгерскую военную делегацию принять наши условия соглашения о перемирии между Венгрией и СССР и его союзниками. Венгрия, оставаясь независимым государством, должна была порвать связи с фашистской Германией и вступить с ней в войну. Однако Гитлер отстранил от власти старых правителей и на их место посадил главаря венгерских фашистов Ф. Салаши.

— Красной Армии теперь придется драться не только с немецко-фашистскими войсками, но и против венгерской армии, — говорил А. С. Щербаков. — Надо готовить войска к упорным сражениям, не допускать какой-либо расслабленности, притупления бдительности. — И он поручил И. В. Шикину сориентировать политуправления 2-го и 3-го Украинских фронтов.

Любопытна одна деталь. Венгерскую военную делегацию в Москве возглавлял генерал, владевший у себя на родине поместьем и огромной свинофермой. Так вот этого генерала, как рассказывал нам Александр Сергеевич, интересовала не столько судьба соотечественников, сколько спасение фермы и поместья. Только его заботы оказались тщетными. Позднее стало известно, что фашисты сожрали всех свиней, а поместье перед отступлением разорили.

Мы были осведомлены, что Коммунистическая партия Венгрии обратилась к своему народу с воззванием. В нем выдвигалась задача борьбы за независимую Венгрию путем изгнания немецко-фашистских оккупантов и создания подлинно демократического государства. Эти призывы усилили позицию рабочего класса. В стране нарастало движение Сопротивления. Многие офицеры венгерской армии считали бессмысленной борьбу с Красной Армией, начали переходить на нашу сторону, сдаваться в плен.

К тому времени в тылу немецких войск были высажены 10 партизанских групп, в которые наряду с нашими бойцами входили и венгры. В страну возвратилась из Советского Союза часть политэмигрантов, в том числе А. Апро и Я. Кадар.

Политорганы широко разъясняли среди венгерского населения постановление Государственного Комитета Обороны от 27 октября 1944 года, в котором излагалась политика нашего государства по отношению к Венгрии: не для завоевания пришла Красная Армия, а с целью освобождения венгерского народа от фашистского гнета. Военный совет 2-го Украинского фронта обратился к населению с воззванием, в котором разъяснялись цели Красной Армии.

29 октября 2-й Украинский фронт начал Будапештскую операцию — важный этап освобождения Венгрии. Развернулись упорные, кровопролитные бои. Против будапештской группировки противника Ставка подключила войска 3-го Украинского фронта. 26 декабря Будапешт был окружен. Салаши и его министры сбежали в Австрию.

2 декабря по инициативе коммунистов был создан Венгерский национальный фронт независимости. Программа возрождения страны, разработанная компартией, стала его платформой. В программе предусматривались помощь советским войскам в изгнании фашистов, роспуск антинародных организаций, ликвидация феодальной системы землевладения, установление тесной дружбы с СССР и соседями…

В декабре же местные комитеты Национального фронта провели демократические выборы во Временное национальное собрание. Было образовано Временное правительство, которое 28 декабря объявило войну Германии. Так создавались условия для действительно независимой Венгрии.

Во всех странах, освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков, устанавливались добрые отношения с местным населением. Было приятно сознавать, что напряженная работа коллектива ГлавПУ РККА, военных советов, командиров, политорганов и партийных организаций по выполнению указаний Центрального Комитета партии принесла свои плоды.

После взятия Будапешта начальник политуправления 2-го Украинского фронта генерал А. Н. Тевченков докладывал, что жители города с восторгом встречают наши войска, предлагают командирам свои услуги, приглашают в гости… А к гитлеровцам открыто проявляют ненависть. В разрушении столицы обвиняют только фашистов. Наблюдается массовое стремление венгров с оружием в руках воевать против гитлеровской Германии. Наши бойцы и офицеры ведут себя достойно, как и подобает советским воинам.

Начальник политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-майор С. Ф. Галаджев сообщал, что отношение бойцов к польскому населению хорошее, сочувственное. Никаких отрицательных фактов не зафиксировано. В свою очередь поляки относятся к Красной Армии благожелательно, часами стоят на улицах и площадях, приветствуя наши проходящие части, красноармейцев и командиров забрасывают цветами, многим прикалывают цветы на грудь.

Шла информация и с 3-го Украинского фронта о лояльном отношении к Красной Армии населения Австрии. Командиры частей получают много предложений о готовности оказать ту или иную услугу. Австрийцы по своей инициативе помогают восстанавливать дороги, выделяют специалистов для строительства разрушенных мостов…

Иная обстановка была на территории Германии. Член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант К. В. Крайнюков докладывал, что в занятых городах немцы, одурманенные геббельсовской пропагандой, враждебно относятся к Красной Армии, имелись случаи вооруженного нападения на наших бойцов и офицеров.

Этого нужно было ожидать. Ведь антисоветизм и антикоммунизм — стержень фашистской пропаганды. Населению Германии изо дня в день вдалбливалась клевета о «большевистском терроризме», о «неполноценности славянских народов» и т. д. Людей буквально одурачивали. И потребуется какое-то время, чтобы немцы поняли суть этой клеветы, лично убедились, что руководители рейха их преднамеренно обманывали.

Надо сказать, что наши войска сравнительно быстро сумели установить добрые взаимные связи и контакты и с населением Германии, показали на деле свой интернационализм и советское благородство.

Напряженный рабочий день подходил к концу. Я просмотрел запись неотложных дел и с удовольствием зачеркнул еще одну строку в пометках на календаре. Оставался не выполненным один пункт — встреча с начальником оргинструкторского отдела полковником В. В. Золотухиным, о которой мы договорились накануне. Однако в условленное время он не зашел и не позвонил. Это и удивляло, и немного настораживало — Валентин Васильевич был человеком пунктуальным и обязательным. Я снял трубку и набрал его номер. Дежурный офицер ответил:

— Полковник Золотухин выехал к начальнику Главного политуправления по его вызову часа два назад.

Не успел я опустить трубку телефона, как в дверях показался с папкой в руках Валентин Васильевич.

— Прошу извинить меня, — начал он с порога, — что не смог даже позвонить. Я к вам прямо от Александра Сергеевича.

Он коротко рассказал о задании, которое только что получил:

— Нашему отделу предстоит объемная работа: в ближайшее время Оргбюро ЦК партии намерено рассмотреть вопросы роста партийных организаций в армии.

И хотя Валентин Васильевич стремился говорить неторопливо и ровно, было заметно, что он волнуется, поминутно перебирая исписанные листы в папке подрагивающими пальцами. Я попытался его поддержать дружеским участием, понимая, что не каждый на его месте мог оставаться спокойным, зная о предстоящем отчете перед ЦК за порученный участок работы.

— Не волнуйтесь, Валентин Васильевич. Все должно быть хорошо. Насколько мне помнится, армейские парторганизации с начала войны выросли почти в пять раз. И это несмотря на большие потери коммунистов в боях!

— Большие потери — не то слово, — заметил собеседник. — Я бы сказал — огромные. В прошлом году, например, в тяжелейших боях под Курском только в парторганизациях Воронежского фронта за июль — август выбыло из строя 25 тысяч коммунистов. Правда, эти же парторганизации за то же время приняли в свои ряды свыше 40 тысяч лучших бойцов и командиров.

— Значит, количество принятых в партию значительно превышает боевые потери?

— Да, превышает. И это характерно не только для Воронежского фронта, но и для Красной Армии в целом.

В. В. Золотухин любил свое дело, отлично его знал и отдавался работе целиком. Он с увлечением начал говорить об аспектах партийного строительства в армии, словно уже отчитывался о деятельности своего отдела. Полковник обладал цепкой памятью и приводил в доказательство высказанных мыслей немало цифр и примеров. Из его рассказа складывалась впечатляющая картина целенаправленных усилий громадного числа армейских парторганизаций для достижения постоянного роста рядов партии. Невольно напрашивался вывод: забота о непрерывном пополнении партийных организаций является не самоцелью, а важнейшим фактором повышения боеспособности частей и соединений, что увеличение удельного веса красноармейцев и сержантов среди принятых в партию позволяет усилить большевистское влияние на массу бойцов в самые ответственные моменты боев и сражений.

— Как я понял, — продолжал В. В. Золотухин, — начальника ГлавПУ беспокоит не общее состояние работы по приему в партию, а ее качественная сторона, строжайшее соблюдение принципа индивидуального отбора…

Валентин Васильевич рассказал, что А. С. Щербаков подчеркнул необходимость повышения взыскательности к вступающим в партию в новых условиях, когда наиболее критический период войны миновал, когда явно видна наша победа.

Невольные нотки восхищения прозвучали в голосе В. В. Золотухина, как только он заговорил о том, что начальник ГлавПУ привел поучительную историческую параллель. В наиболее тяжелый период становления Советской власти ЦК проводил «партийные недели», облегчая условия для вступления в ряды большевиков рабочим, крестьянам и красноармейцам. В это труднейшее время тысячи и сотни тысяч наиболее самоотверженных сторонников Советской власти пополнили партию, придав ей новые силы. Но после разгрома белогвардейских армий Деникина и Юденича создалась угроза проникновения в партию мелкобуржуазных, карьеристских, короче — вражеских элементов. Вот почему, выступая в декабре 1919 года на VIII партийной конференции, В. И. Ленин говорил: «После того, как мы произвели такое расширение партии, мы должны ворота запереть, должны быть особенно осторожны. Мы должны сказать: „теперь, когда партия побеждает, новых членов партии нам не нужно“».

Ленинские слова, как утверждал В. В. Золотухин, Александр Сергеевич привел на память, не заглядывая ни в записи, ни в собрание его сочинений. Что ж, это еще одно свидетельство феноменальной памяти А. С. Щербакова.

В те дни по указанию А. С. Щербакова на фронты были направлены группы работников аппарата ЦК и ГлавПУ, глубоко изучивших положение дел с приемом в партию.

Политорганы проводили большую работу по росту партийных организаций. Однако, как показала проверка, кое-где в погоне за количеством стали нарушать принцип индивидуального отбора в ряды партии, а установленный ЦК партии порядок приема отличившихся в боях воинов начали распространять на всех военнослужащих.

— Конечно, — говорил А. С. Щербаков, — многие из фронтовиков, самоотверженно работающих и образцово выполняющих свои обязанности, заслуживают чести быть принятыми в партию. Однако если они не участвовали непосредственно в боях, то на них нельзя распространять преимущества, установленные ЦК для тех, кто отличился на поле брани. Нельзя смешивать и боевую характеристику со служебной. Это разные документы. Проверка же показала, что, например, в одной воинской части в течение года в партию приняли на основе положения об отличившихся в боях 900 воинов, а на общих основаниях — только двух.

14 октября 1944 года вопрос о приеме в ряды партии лучших воинов рассматривался в Центральном Комитете. Отмечалось, что бурный приток в партию отличившихся в боях бойцов и командиров позволил организационно укрепить парторганизации в войсках, особенно в стрелковых подразделениях, которые несли наибольшие потери в наступательных операциях. В то же время указывалось, что молодость коммунистов по партийному стажу стала характерной особенностью армейских парторганизаций. Среди главных недостатков были отмечены: нарушение принципа индивидуального отбора и распространение установленного ЦК порядка приема в партию отличившихся в боях воинов на всех военнослужащих действующей армии.

В тот же день А. С. Щербаков подписал директиву Главного политуправления Красной Армии «О крупных недостатках по приему в члены и кандидаты ВКП(б)». Этот документ был утвержден Оргбюро ЦК партии.

Политорганы Красной Армии провели большую работу по выполнению указаний ЦК ВКП(б). Повышалась ответственность коммунистов за дачу рекомендаций и за поведение рекомендованного после вступления в партию, а также ответственность политорганов за строгое соблюдение принципа индивидуального отбора и порядка приема. Заявления о вступлении в партию тщательно рассматривались на собраниях ротных партийных организаций, на заседаниях бюро первичных организаций и парткомиссиях. Одновременно повышались требования к политорганам за воспитание молодых коммунистов. Создавались политшколы для изучения Устава ВКП(б) и истории партии. Партийные организации регулярно проводили с кандидатами в члены партии беседы, лекции, доклады, давали партийные поручения. Делалось все, чтобы вступившие в партию быстрее, как того требовало постановление Оргбюро ЦК, «усваивали всю ответственность перехода от беспартийности к большевистской организованности, воспринимали традиции нашей партии и овладевали большевизмом».

В годы войны Главное политическое управление основное внимание сосредоточивало на организации партполитработы в действующей армии. И это естественно. Однако деятельность политорганов Дальневосточного фронта, созданного для отражения японской агрессии, а также внутренних округов не выпадала из поля нашего зрения.

Многие политработники частей и соединений, находившихся в глубоком тылу, стремились во что бы то ни стало попасть на фронт. Их рапорта поступали и командованию округов, и в Главное политуправление. Получая отказ, люди обращались во второй, третий и четвертый раз. Желание офицеров из учебных заведений и частей внутренних округов, как правило, удовлетворялось, а на их место назначались раненые фронтовики, закончившие лечение в госпиталях. А вот поддержать просьбы офицеров с Дальнего Востока и Забайкалья было сложнее.

Однако рапорта и письма по-прежнему шли, и работники управления кадров оказывались перед необходимостью их рассматривать. У нас еще в 1942 году родилась идея: производить замену дальневосточников и фронтовиков. Посоветовавшись в управлении, я решил доложить А. С. Щербакову. Он, как всегда, внимательно выслушал, но предложение отклонил.

— Еще не время, надо подождать. Да и пойдет ли на пользу дела эта замена? Может, следует подумать о стажировке?

Где-то в начале 1944 года на одном из совещаний начальник ГлавПУ вернулся к этому вопросу и предложил подготовить предложения об организации, как он выразился, «боевой стажировки политработников» из забайкальских и дальневосточных соединений.

Возникла мысль: хорошо бы изучить состояние работы с кадрами на месте, тем более что около двух лет в этих краях наши представители не были. Александр Сергеевич предложение принял. Вскоре группа наших работников, возглавляемая начальником отдела управления кадров полковником В. Я. Карпеевым, выехала в командировку.

Я не сомневался, что Василий Яковлевич справится с заданием. Он возглавлял отдел уже давно, обладал опытом партийно-политической работы в войсках. Умел налаживать взаимоотношения с людьми, не уступая принципиальных позиций. В коллективе слыл острословом. Несмотря на большую загруженность делами, находил время для чтения художественной литературы, был в курсе книжных новинок, помнил литературных героев и любил в разговоре к месту привести сравнение.

Группа работала в войсках полтора месяца. Ознакомилась с подбором и расстановкой политработников начиная с замполита полка и выше. В итоге мы получили полное представление о состоянии дел и подобрали кандидатов для стажировки в действующей армии.

В это же время другая группа нашего управления находилась в Киевском военном округе, сформированном на территории, недавно освобожденной от гитлеровских захватчиков.

Проверка в Забайкалье, на Дальнем Востоке и Украине показала в целом-то неплохие результаты работы с кадрами. Однако и серьезных недостатков, требующих незамедлительного устранения, выявилось немало. Определенную ответственность за них несло и наше управление. И хотя было крайне неприятно, я доложил начальнику Главного политуправления все как есть, не пытаясь смягчить своей вины. Александр Сергеевич внимательно выслушал и после паузы, показавшейся мне крайне длинной, сказал, что, учитывая самокритичную оценку, о наказании речи не будет. Однако он предложил собрать офицеров управления, пригласить представителей управления агитации и пропаганды и организационно-инструкторского отдела и сделать глубокий анализ сложившегося положения в Забайкалье и на Дальнем Востоке, чтобы это стало уроком для всех работников ГлавПУ. А затем, немного подумав, добавил:

— Начинайте подготовку к совещанию с начальниками отделов кадров внутренних округов и Дальневосточного фронта. В июне мы их вызовем в Москву.

Мы подготовили для Александра Сергеевича справку к этому совещанию. Он ее взял, а с докладом предложил выступить мне. Тут же высказал совет, на что следовало бы обратить основное внимание в докладе:

— Во-первых, несмотря на благоприятно складывающуюся на фронтах обстановку, нельзя ослаблять бдительность и предаваться идиотскому благодушию, будь то на Дальнем Востоке или во внутренних округах. Во-вторых, чтобы более успешно вести обучение и воспитание воинов, мы будем укреплять войска Забайкалья и Дальнего Востока политработниками с боевым опытом. Возможности теперь у нас есть. Условьтесь, как это лучше осуществить, не обижая тех, кто не успел еще побывать на войне. В-третьих, много у нас в работе с людьми бюрократизма. Надо объявить решительную борьбу с этим пороком. Фактов у вас достаточно. Подумайте и выступайте.

Действительно, фактов по принципиальным положениям доклада хватало. Бюрократизм и формализм, можно сказать, свили гнездо в отделах кадров некоторых округов. Волокита сплошь и рядом: назначат политработника на должность, а известят его об этом через месяц, даже два месяца; присвоят очередное воинское звание, а объявить забудут; вызовут офицера на беседу сегодня, а встречаются с ним день спустя… Это не мелочи, тем более что они касаются людей. Или такой факт: в отделе кадров лежали нераспечатанные письма от инвалидов войны, которые нуждались в разъяснении многих, жизненно важных для них вопросов. Это же явное бездушие к людям, которые вернулись к родному очагу, честно выполнив воинский долг. А ведь политорганы были обязаны по решению ЦК партии заботиться об инвалидах.

Иные руководители политорганов плохо знали кадры. В Киевском военном округе, например, назначили заместителем начальника отдела агитации и пропаганды политуправления одного майора. Через три месяца его решили снять, посчитав недостаточно компетентным пропагандистом. Стали разбираться на месте. Человек окончил Восточный институт, Институт красной профессуры, на недостатки в работе замечаний ему никто не делал. Оказалось, что начальник политуправления его ни разу не видел и даже по телефону не разговаривал. Можно ли в таком случае рассчитывать на внимательное и бережное отношение к людям? А работник-то, кстати сказать, оказался дельным, грамотным и умелым организатором.

На совещании шел серьезный разговор об объективной оценке политработников, исключающей какую бы то ни было поспешность и несправедливость. Приводился, в частности, такой факт: в январе 1944 года оценка политработнику дается положительная, а через три месяца — отрицательная, хотя автор характеристики один и тот же. В первой говорилось: и нацеливает, и обеспечивает, и трудолюбив, и подготовлен; во второй — все наоборот. Участникам совещания я напомнил указание начальника Главного политуправления о том, что выдвигать надо людей принципиальных, прямых, обладающих высокими деловыми и политическими качествами, решительно избавляться от угодников и подхалимов.

Во время совещания нам удалось в рабочем порядке заменить часть политработников — забайкальцев и дальневосточников на офицеров с боевым опытом, а написавших рапорта послать в действующую армию.

Позднее, после капитуляции фашистской Германии, на Восток было направлено более трех тысяч политработников, прошедших суровую школу войны. Среди них — генералы Т. Ф. Штыков, А. Н. Тевченков, Д. С. Леонов, А. Е. Хмель, В. Р. Бойко и другие. Туда же выехал генерал И. В. Шикин, назначенный членом Военного совета при Главном командовании советских войск на Дальнем Востоке. Скажу лишь одно: в трудных, специфических условиях борьбы с вооруженной до зубов Квантунской армией политработники оказались на высоте положения.

С событиями на Дальнем Востоке у меня связано еще одно воспоминание. Однажды дежурный по управлению передал мне толстый пакет, в котором оказался исторический роман писателя А. Степанова «Порт-Артур». Книга пахла еще типографской краской. Мне было приятно держать в руках это произведение еще и потому, что я по стечению обстоятельств встречался с автором, косвенно был причастен к его переизданию.

А дело было так. Как-то в конце 1943 года А. С. Щербаков спросил меня, лукаво улыбнувшись при этом:

— Вы читали роман Степанова «Порт-Артур»?

— Нет, Александр Сергеевич, не довелось, и даже названия не слышал.

Он рассмеялся. Я, грешным делом, подумал, что поводом для смеха было мое невежество, но вышло совсем другое.

— Книгу эту, — сказал начальник ГлавПУ, — отыскал товарищ Сталин. Издана она в Краснодаре, вышла очень маленьким тиражом, и ее с трудом нашли лишь в Библиотеке имени Ленина. Товарищ Сталин на днях показал мне этот роман и спросил, не читал ли я его. Я признался, что, хотя читаю достаточно много, это произведение как-то прошло мимо меня. Вот он и дал мне прочесть.

Затем Александр Сергеевич помолчал и продолжил:

— Далеко смотрит товарищ Сталин, далеко…

И вот роман оказался у меня с наказом — прочесть в течение одного-двух дней, а ведь в нем страниц пятьсот, не меньше! А когда читать? Не успел я одолеть книгу до конца, как раздается телефонный звонок начальника ГлавПУ:

— Товарищ Сталин считает необходимым «Порт-Артур» немного переработать, подсократить то, что касается любви, и переиздать большим тиражом. Нужно бы поскорее разыскать автора.

Вот теперь-то и дошла до меня реплика Александра Сергеевича: «Далеко смотрит товарищ Сталин, далеко…» Переиздание этой книги большим тиражом на переломе войны с немецко-фашистскими захватчиками продиктовано своего рода заботой о морально-психологической подготовке армии, да и страны в целом, к неизбежной схватке с японским милитаризмом…

Нам удалось установить, что автор романа «Порт-Артур» перед войной жил где-то на юге, а в начале войны добровольцем ушел в армию. Отыскали мы его на Карельском фронте. Вызвали. Явился к нам пожилой (на вид, во всяком случае), усталый старшина. Убедившись в том, что это действительно тот Александр Николаевич Степанов, который нам нужен, приодели его и представили Александру Сергеевичу.

Беседа была довольно продолжительной. Писатель рассказал о себе, о том, как двенадцатилетним мальчиком во время русско-японской войны был связным у отца, который командовал батареей в Порт-Артуре. Затем плен, возвращение на родину, только закончил Петербургский технологический институт, а тут снова война. Был с первого дня на фронте, а в гражданскую сражался с немецкими оккупантами под Нарвой, с колчаковцами — на Урале, с белогвардейцами Юденича — под Питером.

— Значит, своими глазами вы четвертую войну видите? — спросил я Степанова.

— Выходит, так, если не считать еще и штурм мятежного Кронштадта в марте 1921 года. Когда мы наступали по льду, рядом разорвался снаряд и я оказался в ледяной купели. Спасли товарищи.

Он рассказывал о своей жизни без всякой рисовки, а о боях — как о делах обыденных.

— Болезнь надолго приковала меня к постели. Лечился в Краснодаре. Здесь перечитал свои дневники, которые вел с раннего детства, и пришел к мысли написать книгу о защитниках Порт-Артура. Взялся за изучение исторической литературы, документов того времени. Когда здоровье пошло на поправку, начал преподавать в институте, а вечерами сидел над рукописью, которая буквально поглотила все мои помыслы. Всегда буду благодарен Сергееву-Ценскому и Новикову-Прибою за советы и помощь.

Затем речь пошла о напечатанном романе. Александр Сергеевич высказал предложение о частичном его сокращении, а также задал кое-какие вопросы по тексту. А. Н. Степанов внимательно выслушал пожелания и замечания А. С. Щербакова, выразил полное согласие с ними и готовность немедленно приступить к работе. Запомнилась такая деталь: генерал-полковник (это звание ему было присвоено в начале 1943 года) тепло попрощался с писателем в форме старшины и, бережно взяв за локоть, проводил до двери.

Устроили его в гостинице, предоставив отдельный номер. Александр Сергеевич постоянно интересовался ходом дела и два-три раза встречался с писателем, который работал с большим вдохновением, выкраивая на сон три-четыре часа. В середине 1944 года, когда появилось новое издание романа «Порт-Артур», А. С. Щербаков лично подготовил список адресов, куда направить книгу. Ее послали персонально каждому командующему фронтом, члену Военного совета и начальнику политуправления, командарму, члену Военного совета и начальнику политотдела армии.

Везде, на фронте и в тылу, читали эту книгу, которая сразу стала популярной. Она сыграла большую роль в формировании общественного мнения и вошла в число лучших исторических романов. И не случайно в 1946 году Александра Николаевича Степанова удостоили Государственной премии.

Здесь будет, пожалуй, уместно заметить, что привлечение внимания руководящего командного и политического состава к историческим произведениям было не единичным случаем. Когда в 1942 году Госполитиздат выпустил в свет монографию К. Осипова «Суворов», А. С. Щербаков сразу ее приметил и прочитал. Книга произвела сильное впечатление. Александр Николаевич Крапивин рассказывал мне, что начальник Главного политуправления, рекомендуя прочитать книгу, говорил ему:

— Время теперь иное, но задуматься над тем, что было когда-то, очень полезно. К Суворову приходили разные войска: екатерининских времен, павловских — с буклями и пудрой. Он сам их готовил, горячо любя солдата, и всегда побеждал. Суворов все делал во имя своего Отечества. Суворов — не просто полководец, он — реформатор в области военного дела.

А. Н. Крапивин показывал мне книгу, где на полях Александр Сергеевич поставил десятки восклицательных знаков и пометок: «Интересно», «Важно», «Звучит современно». А в предисловии автора Александр Сергеевич подчеркнул синим карандашом фразу: «Суворов — эти три слога звучат как апофеоз русского военного искусства, как победный клич и военное напоминание о непобедимой мощи русского оружия».

Начальник ГлавПУ пришел к выводу, что этот труд принесет несомненную пользу, если его послать в войска. Но, очевидно, по своей скромности посчитал свою оценку недостаточно компетентной и обратился к специалистам — военным историкам с просьбой подготовить объективную рецензию. 30 августа 1942 года он направил Наркому обороны монографию К. Осипова, рецензию специалистов с запиской, в которой писал: «Этот труд об опыте великого русского полководца, не имевшего ни одного поражения, может многому научить командиров и политработников Красной Армии». А. С. Щербаков также просил И. В. Сталина разрешить распределить эту книгу «исходя из следующего расчета:

― на управление фронта · · · · · · · 30 экземпляров

― на управление военного округа · 30

― на управление армии · · · · · · · · 15

― на управление корпуса · · · · · · · 10

― на стрелковую дивизию · · · · · · · 20

― на военное училище · · · · · · · · · 30

― на академию · · · · · · · · · · · · · · · 70»

И. В. Сталин поддержал это предложение, написав всего одно слово: «Согласен».

Слова А. В. Суворова «Мы русские, мы все одолеем» А. С. Щербаков нередко употреблял как пословицу. Он хорошо знал и любил историю. Как-то в беседе с руководящим составом ГлавПУ Александр Сергеевич выразил сожаление, что в агитации очень мало используется героическое прошлое страны, что политработники еще не научились «черпать силы в лучших традициях русской армии». Мне врезались в память и мысли о необходимости широкой пропаганды боевых традиций и традиций передового русского офицерства.

— Я не профессионал-историк, — говорил А. С. Щербаков, — но я хорошо знаю, что еще со времен Петра I, а затем Румянцева, Суворова, Кутузова передовые офицеры русской армии были преданы интересам Отечества, стремились к широкому образованию, обладали высоким чувством чести и долга, завоевывали расположение солдатского сердца отеческой заботой о воинах. Они старательно учили солдата военному делу и меньшими силами в труднейших условиях побеждали врага. Это глубоко национальная черта, характер русского народа.

Признаться, для нас в какой-то мере такая постановка вопроса была неожиданной. Ведь и само понятие «офицеры» только начинало входить в обиход.

По указанию начальника ГлавПУ управление агитации и пропаганды разработало тематику бесед и лекций о боевых традициях, подготовило материалы для агитаторов и пропагандистов. В этих материалах, а также в материалах, опубликованных в военных журналах, приводилось немало примеров из истории русской и Красной Армии, поучительных высказываний полководцев Суворова, Кутузова, Фрунзе. Изложение боевых эпизодов как прошлого, так и настоящего увязывалось с требованиями уставов и наставлений.

В «Красной звезде», фронтовых, армейских и дивизионных газетах появились статьи и очерки о боевых традициях, о верности Знамени части и военной присяге, о боевой дружбе и товариществе, о чести и доблести офицера. Воспитание на боевых традициях русского народа не было кратковременной кампанией. Оно являлось составной частью идеологической работы и велось на протяжении всей войны.

На заключительном этапе войны Главное политическое управление сосредоточило усилия политорганов и партийных организаций на дальнейшем улучшении идеологической и организаторской работы. А. С. Щербаков предупреждал нас о необходимости пресекать в войсках зазнайство, шапкозакидательство, не допускать беспечности, напоминал, что враг еще силен. Беседуя с генерал-майором М. В. Краскевичем, выезжавшим с группой офицеров ГлавПУ на 1-й Белорусский фронт, он говорил:

— Посмотрите на месте, быть может, следует обсудить задачи повышения бдительности и борьбы с зазнайством на партийных собраниях?

В те дни в войсках 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов началась подготовка Висло-Одерской наступательной операции, которая имела политической целью завершение освобождения Польши от гитлеровской оккупации, а стратегической — разгром группы армий «А» и выход на рубеж реки Одер, что создавало благоприятные условия для последующего решающего удара по Берлину. Наступлению должны были содействовать также войска левого крыла 2-го Белорусского и правого крыла 4-го Украинского фронтов.

Подготовка к операции впервые велась за пределами Родины, на польской земле, где шла острая классовая борьба между силами демократии и буржуазной реакции. В случае же успешного наступления наши войска выходили на территорию фашистской Германии. Все это надо было учитывать в партийно-политической работе. Мне запомнилась такая деталь. Беседуя с группой работников Главного политуправления, А. С. Щербаков взял в руки том сочинений В. И. Ленина со вложенной закладкой, раскрыл и прочитал:

— «Ненависть к немцу, бей немца» — таков был и остался лозунг обычного, т. е. буржуазного, патриотизма. А мы скажем: «Ненависть к империалистическим хищникам, ненависть к капитализму, смерть капитализму» и вместе с тем: «…Оставайся верен братскому союзу с немецкими рабочими». Нам надо учиться у вождя классовой оценке, партийному определению сущности явлений, — говорил Александр Сергеевич, закрывая книгу…

Обычно Александр Сергеевич цитаты классиков марксизма-ленинизма приводил по памяти, зачитывал лишь в том случае, когда выступал с докладами. И я понял, что том сочинений В. И. Ленина остался у него на столе после работы над каким-то очень важным документом. И это предположение позже подтвердилось. Память у А. С. Щербакова, как уже говорилось, была блестящей. Я часто поражался, что он помнил по имени и отчеству огромное количество людей, с кем хоть раз ему приходилось встречаться, великолепно знал историю СССР, международного рабочего движения и, конечно, историю ВКП(б).

Однажды зашел разговор о Всероссийском бюро военных комиссаров — первом политическом органе в Вооруженных Силах. И он тут же спросил меня:

— На каком съезде партии обсуждался военный вопрос?

Это было неожиданно. Смутившись, я подумал и ответил:

— Если не ошибаюсь, на восьмом, Александр Сергеевич.

— А в каком году был съезд?

— В 1919 году.

— В каком месяце?

— Не помню, кажется, весной.

— Съезд проходил 18―23 марта, можете проверить.

Позднее мы с помощником Александра Сергеевича посмотрели Краткий курс истории партии. Месяц и дата были названы точно.

Наши товарищи из ГлавПУ, приехав на 1-й Белорусский фронт, которым командовал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, убедились, насколько был прав начальник Главного политуправления, говоря об особенностях партийно-политической работы в предстоящей операции. Военному совету и политуправлению фронта приходилось, в частности, много заниматься созданием военных комендатур в гминах (волостях), повятах (уездах) и городах. Эти комендатуры являлись связующим звеном между командованием и местными органами власти. Они активно помогали польским административным и культурно-просветительным организациям, содействовали укреплению дружбы между советскими и польскими людьми. Впервые офицеры ГлавПУ познакомились с работой политотдела управления военных комендатур, созданного при Военном совете фронта. В штате каждой комендатуры имелся заместитель коменданта по политической части. Их подбирали из числа политработников, которые знали польский язык, знакомы с местными обычаями, нравами и традициями, общительных и энергичных по характеру.

Одновременно политорганы подбирали кадры для большого количества комендатур, предназначенных для работы в западных районах Польши, которые еще предстояло освободить. Политуправление фронта провело с руководителями комендатур семинар, снабдило инструкциями, где излагались их права и обязанности, составило программу занятий и с бойцами комендантских подразделений. Затем комендатуры распределили по армиям и подчинили их военным советам.

В подготовительный период политорганы 1-го Белорусского фронта и представители ГлавПУ отдали много сил организации политического обеспечения сосредоточения войск на плацдармах. Достаточно сказать, что на небольшом участке на левом берегу Вислы, в районе Магнушева, сосредоточивались четыре общевойсковые, две танковые армии и кавалерийский корпус, а на пулавском плацдарме — две общевойсковые армии, усиленные двумя танковыми и одним кавалерийским корпусами.

Сосредоточение и перегруппировка войск проводились скрытно, только в ночное время. Оперативная маскировка, строжайшее сохранение военной тайны, соблюдение дисциплины на марше, и особенно на переправах, — все это приобретало громадное значение. И к чести командиров и политорганов, они успешно справились с задачами.

Корпуса и армии были насыщены артиллерией и танками как никогда. В связи с этим член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин, начальник политуправления генерал-майор С. Ф. Галаджев большое внимание уделяли политическому обеспечению взаимодействия родов войск. Во всех соединениях состоялись совещания замполитов стрелковых, артиллерийских и танковых частей, на которых обсуждались конкретные вопросы партийно-политической работы, связанные с взаимодействием в бою.

Начало операции намечалось на 20 января 1945 года, но Верховный Главнокомандующий решил сократить сроки подготовки на 7—10 дней. Это было вызвано тем, что в Арденнах у союзных армий, особенно у американской, сложилось критическое положение и У. Черчилль запросил о помощи.

Как рассказывал М. В. Краскевич, за 4―5 часов до наступления в войсках закипела, именно закипела, работа с личным составом. В траншеях, землянках, на огневых позициях бойцы слушали обращение Военного совета фронта. Там, где это было возможно, состоялись митинги с выносом развернутых Боевых Знамен. Воины поклялись мужественно и смело выполнить приказ Родины.

На первом этапе операции советские войска мощным ударом прорвали оборону противника, неприступностью которой так много хвалились гитлеровцы. 17 января была освобождена Варшава. На следующий день А. С. Щербаков сказал мне, что в донесении 1-го Белорусского фронта говорится о варварском разрушении Варшавы фашистами, с жестокостью изощренных вандалов… Лицо его было мрачно, широкая спина ссутулилась. Таким я его давно не видел. В ходе преследования отступающего врага политорганы и партийные организации перестраивали свою работу. Центр ее тяжести переносился на пропаганду личного примера, развитие мужества, физической выносливости воинов. В устной агитации, в листовках, газетных статьях провозглашались лозунги: «Слава и честь тому, кто первый вступит на территорию фашистской Германии!», «Вперед! Освободим наших братьев из фашистской каторги!», «Вперед! На Берлин, в логово фашистского зверя!». Сила ударов советских войск нарастала. Они «висели у противника на плечах», не давая закрепиться на заранее подготовленных рубежах.

Вечером 26 января передовой отряд 5-й ударной армии первым из войск 1-го Белорусского фронта с ходу переправился в районе Чарникау через речку Нетце и вышел на территорию Германии. Вышел без единого выстрела. Как потом выяснилось, войска противника не успели занять долговременные укрепления на этом участке.

Агитаторы первым делом установили на границе щиты-плакаты, которые хорошо отражали мысли воинов: «И вот она, Германия!», «Добьем фашистского зверя в его берлоге!», «Бойцы и командиры! Мы вступили на территорию Германии. Вперед — на Берлин!».

В конце января и начале февраля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов вышли на Одер и захватили несколько плацдармов на левом берегу, в том числе в районе Кюстрина, от которого до Берлина было рукой подать — менее 70 километров. Задачи, поставленные Ставкой, были решены блестяще.

Я помню, какое оживление царило в Москве в те дни. За прошедший год люди вошли во вкус победных наступлений. И все же известие о начале боев на немецкой земле было по-особому радостным и долгожданным. Наконец-то сбылись мечты тех, кто еще в 1941 году верил: вернется война туда, откуда фашистской чумою навалилась на мир.

Конечно, советские воины испытывали сложные и противоречивые чувства при вступлении в Германию. Это и гордость за мощь родной армии, и радость победителей. Но в то же время они не могли забывать пролитую в боях кровь товарищей, замученных и сожженных мирных людей, пепелища на месте сел и деревень, развалины городов. Жгучая ненависть, ярый и справедливый гнев вызывали желание отомстить за кровь, слезы и муки.

Потребовалась повседневная и неустанная работа командования, политорганов, партийных и комсомольских организаций, чтобы этот справедливый гнев направить только на противника с оружием в руках и добиться осознания каждым воином разницы между вооруженными гитлеровцами и мирным немецким населением.

В приказе Народного комиссара обороны от 19 января 1945 года с исчерпывающей ясностью разъяснялись цели и задачи Красной Армии в Германии, указывалось, что мы не мстим немецкому народу, обманутому фашистскими главарями, отравленному ядом человеконенавистнической расистской пропаганды, а хотим помочь ему сбросить с себя это чудовище — фашизм. Когда я прочитал приказ Наркома обороны, то понял, что накануне беседы с группой наших товарищей Александр Сергеевич работал над этим документом.

По указанию А. С. Щербакова уже на следующий день в войска ушла директива ГлавПУ. «Красная звезда» в передовой статье дала развернутые пояснения основных требований приказа, а вскоре «Правда» опубликовала передовую статью «Советский человек за рубежом родной страны».

Требования приказа, выступления «Правды» и «Красной звезды» обсуждались на совещаниях командного и политического состава частей и соединений, на собраниях партийного актива, партийных и комсомольских собраниях, семинарах агитаторов. Сотни тысяч коммунистов и комсомольцев выполняли в те дни одно поручение — довести до всех без исключения воинов веление Родины, помочь им осознать свою историческую освободительную миссию. Особый упор в разъяснительной работе делался на индивидуальные беседы, особенно с теми воинами, которые в годы войны потеряли родных и близких, чьи семьи оказались на временно оккупированной территории. И хотя на сердце многих из них лежал тяжелый груз переживаний, зовущих к мести, они глубоко поняли политику ленинской партии и Советского правительства, свою освободительную миссию и давали волю чувствам лишь в бою с фашистскими захватчиками.

В наступательных боях, в том числе в Висло-Одерской и Восточно-Померанской операциях, отличились части и соединения Войска Польского, сформированного на территории СССР. Воины-поляки рука об руку с советскими воинами мужественно и самоотверженно сражались за родную землю, освобождая ее от немецко-фашистских захватчиков. А на завершающем этапе войны они примут участие в Берлинской и Пражской наступательных операциях Красной Армии. Это приятно сознавать еще и потому, что мне приходилось оказывать помощь в формировании 1-й польской дивизии имени Т. Костюшко. Это было весной 1943 года. Меня вызвал А. С. Щербаков и спросил:

— Помните, как мы помогали в формировании чехословацких частей?

Я конечно же помнил. Главное политуправление выделило для чехословацкого корпуса кадры политсостава, обеспечивало его политпросветимуществом…

— Так вот ныне нам предстоит помочь полякам, желающим вместе с нами бороться против фашизма. Государственный Комитет Обороны дал согласие сформировать на территории СССР польскую дивизию и обеспечить ее всем необходимым, в том числе офицерскими кадрами и оружием.

У меня мелькнула мысль: у нас есть немало политработников польской национальности. Словно угадав, о чем я думаю, Александр Сергеевич продолжал:

— Надо незамедлительно учесть всех поляков-политработников, выяснить знание ими языка, разобраться с должностным положением и воинскими званиями.

Эти данные управление кадров могло подготовить за несколько часов (вот где вновь пригодился налаженный учет). Но сведения по знанию языка требовалось уточнить, следовательно, нужно было побеседовать с каждым поляком-политработником. И я попросил разрешения поручить эту работу политуправлениям фронтов. Начальник ГлавПУ согласился, но предупредил, чтобы опрос не возбуждал излишнего интереса.

— Пусть просто, между делом, поинтересуются, в какой мере человек владеет родным языком.

Надо сказать, что Главное политуправление выполнило все просьбы командования польской дивизии и установило с ним отношения, как в свое время и с чехословаками.

Политорганы фронта, куда входили чехословацкие и польские части, относились к ним с большим вниманием и уважением, как к братьям по оружию. Разумеется, они не вмешивались в вопросы воинского и политического воспитания. Но при проявлении интереса с их стороны охотно делились своим опытом. Их просьбы о текущем обеспечении политпросветимуществом, в том числе типографиями и бумагой, полностью удовлетворялись.

На заключительном этапе войны такие же братские отношения устанавливались у нас с болгарской, югославской, румынской и венгерской армиями. Главное политическое управление требовало от политорганов фронтов пристального внимания к воспитанию личного состава Красной Армии в духе интернационализма, в духе взаимной выручки в бою. Наши бойцы и офицеры были широко информированы о боевых успехах воинов братских частей и соединений, о их героических подвигах, о награждении офицеров и бойцов, а также частей и соединений советскими орденами и медалями.

Плечом к плечу с Красной Армией шли в бой наши друзья — чехи, поляки, болгары, югославы, румыны и венгры. Они твердо знали, что их сила в дружбе с нашей армией. Так в огне сражений рождалось братство по оружию.

В дни всеобщего подъема, когда все понимали, что конец войны не за горами, Александр Сергеевич слег: обострилась болезнь сердца. Врачи не позволяли ему покидать дом и разрешали ограниченно пользоваться телефоном. Мы через помощника А. Н. Крапивина докладывали начальнику ГлавПУ лишь самые неотложные и крайне важные вопросы.

Бытует мнение, что о начальнике можно судить по тому, как действуют подчиненные, когда он долго отсутствует. Аппарат Главного политуправления, накопивший под руководством А. С. Щербакова огромный опыт, продолжал работать с большим напряжением и выполнял возложенные задачи четко.

Партийно-политическая работа в войсках проводилась под лозунгом «Завершить разгром фашистского зверя в его логове!». Особый размах она получила в Берлинской операции, которая проводилась силами трех фронтов — 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского. На подступах к столице рейха противник создал мощную оборону, стянул для ее защиты крупные силы. И каждый наш солдат должен был знать о неизбежности ожесточенного сопротивления врага.

Группа офицеров ГлавПУ выехала в начале апреля на 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты. Очевидно, нет необходимости детально рассказывать о всем комплексе мер по мобилизации личного состава на выполнение боевой задачи. Ныне все это нашло отражение и в исторической, и в военно-мемуарной литературе. Остановлюсь лишь на отдельных моментах, которые, на мой взгляд, были характерны для этой операции.

В ходе наступления войскам предстояло прорвать мощную и глубоко эшелонированную оборону от Одера до Берлина, вести тяжелые бои среди каменных зданий в лабиринте улиц и перекрестков, в городах с развитой сетью подземных коммуникаций, преодолеть многочисленные каналы и озерные дефиле. А все это требовало всесторонней подготовки. Политорганы и партийные организации оказывали помощь командирам, выводившим ночью в плановом порядке части и соединения на восточный берег Одера для организации учебных занятий. В течение нескольких суток с воинами проводились тактические учения на местности. Особое внимание уделялось действиям штурмовых групп, отработке взаимодействия пехоты, танков и артиллерии в ночных условиях. В дивизиях состоялись показательные учения для командиров стрелковых батальонов и рот.

В те дни и ночи приводились в действие все средства богатейшего арсенала партийно-политической работы — от собрания накоротке до индивидуальной беседы и партийного поручения. Поддерживалась боевая инициатива, и каждый коммунист и комсомолец показывал личный пример в дисциплине, в совершенствовании боевого мастерства, в смелых, решительных бросках.

Политуправления фронтов издали свыше 30 памяток пехотинцу, артиллеристу, танкисту, пулеметчику, саперу, огнеметчику, в которых объяснялись особенности ведения боя в большом городе. Армейские и дивизионные газеты публиковали статьи и заметки ветеранов, делившихся опытом ведения боевых действий в городах, форсирования водных преград. Партийные и комсомольские организации устраивали встречи бывалых солдат с молодыми воинами.

Политорганы особую заботу проявляли об укреплении партийных организаций рот и батальонов первого эшелона. В этих целях по согласованию с командирами производились перемещения коммунистов по ротам и батареям с учетом их боевого опыта, воинской специальности и политической зрелости. Партийные организации пополнялись также за счет фронтовиков, отличившихся в боях. Работа по приему в партию и комсомол проходила в преддверии 75-й годовщины со дня рождения В. И. Ленина. В своих заявлениях бойцы и командиры писали, что на решительный штурм фашистского логова они хотят идти коммунистами. За месяц до начала наступления в партийных организациях трех фронтов, участвовавших в Берлинской операции, было принято в кандидаты и члены партии 17 тысяч лучших воинов, а всего к началу операции в составе этих фронтов насчитывалось 723 тысячи коммунистов и 433 тысячи комсомольцев, что составляло почти половину всего личного состава полков и дивизий. Это была огромная сила!

Политорганы делали все для того, чтобы в ходе наступления боевой порыв нарастал. Были заранее продуманы многие вопросы, в том числе и такие, как своевременное рассмотрение заявлений о вступлении в партию, вручение вновь принятым партийных документов. Больше обычного создавались резервы партийно-политических работников. Так, на 1-м Белорусском фронте в резерве находились на каждую армию один начальник политотдела корпуса, два начальника политотдела дивизии, девять-десять замполитов полков, до тридцати замполитов батальонов и на каждую дивизию не менее сорока парторгов.

Одной из форм мобилизации личного состава на ратный подвиг явилось поручение лучшим воинам прорваться в ходе боя к объекту атаки и водрузить на нем красный флаг как символ доблести подразделения, части, соединения. Политорганы заблаговременно подготовили и направили в части флаги и флажки.

Чрезвычайно повышало моральный дух личного состава вручение орденов и медалей. На 1-м Белорусском фронте командиры и политработники частей и подразделений с помощью политотделов внимательно изучили, как каждый воин действовал в последних боях и сражениях, определили тех, кто достоин наград Родины, и оперативно оформили представления. Только в 5-й ударной армии с 10 по 15 апреля было награждено 8500 рядовых, сержантов и офицеров.

На каждом этапе операции командиры и политорганы творчески подходили к определению форм и методов политической работы. Сошлюсь хотя бы на такой пример. В ходе наступления на 1-м Белорусском фронте армейские газеты напечатали географическую карту Германии с коротким текстом: «До Берлина осталось 70 километров». Но какое воздействие оказала эта публикация на читателей! В последующие дни во всех газетах и листовках непременно указывалось расстояние, оставшееся до Берлина: 40, 30, 15 километров и т. д. Это был призыв быстрее двигаться вперед.

Сергей Игнатьевич Руденко, командовавший в то время 16-й воздушной армией, ныне маршал авиации, рассказал мне одну любопытную историю. Дело было так. В эскадрилье Героя Советского Союза И. Н. Белавина 9-го штурмового авиационного корпуса зародилась идея сбросить войскам, прорывавшим оборону противника, символические ключи от Берлина. Военный совет поддержал это предложение. Тогда в армейской мастерской сделали несколько больших ключей, сходных с тем ключом, который был добыт русскими войсками при взятии Берлина в Семилетнюю войну. На них нанесли две даты: «1760―1945 гг.». По договоренности с политотделом 8-й гвардейской армии летчики сбросили ключи на парашютах над боевыми порядками 29-го гвардейского стрелкового корпуса, который в то время вел тяжелые бои по прорыву Зеловских высот. К ключам привязали металлическую пластинку с надписью: «Гвардейцы, друзья! К победе, вперед! Шлем вам ключ от берлинских ворот. С вами гвардейцы-штурмовики Героя Советского Союза Белавина».

Боевой призыв летчиков вызвал новый прилив сил у наступавших стрелков, и к исходу следующего дня они во взаимодействии с 1-й гвардейской танковой армией прорвали вражескую оборону, устремились к Берлину. Добавлю, что один из этих ключей (длина 95 см) ныне экспонируется в зале Победы Центрального музея Вооруженных Сил СССР.

В ходе операции Главное политуправление поддерживало постоянную связь с фронтами. По ВЧ велись переговоры с представителями ГлавПУ, с членами военных советов фронтов К. Ф. Телегиным, Н. Е. Субботиным и К. В. Крайнюковым, с начальниками политуправлений С. Ф. Галаджевым, А. Д. Окороковым, Ф. В. Яшечкиным. Заслушивалась их информация, давались советы.

Помнится, у нас было огромное желание порадовать Александра Сергеевича Щербакова добрыми вестями, которые начали поступать одна за одной: штурмовые группы ворвались в пригород Берлина, красный флаг взвился над Силезским вокзалом и Берлинской ратушей, войска замкнули кольцо окружения всей берлинской группировки, и наконец пришло сообщение — Красное знамя взвилось над рейхстагом!

Работники Главного политического управления, как всегда, были в гуще боевых событий. С войсками 1-го Украинского фронта они дошли до Эльбы и на ее берегах встретились с союзниками. Начальник отдела управления кадров полковник С. А. Месропов, участник этих встреч, рассказывал:

— Часть наших товарищей находилась в 5-й гвардейской армии, наступавшей южнее Берлина. Я был в 173-м гвардейском стрелковом полку 58-й гвардейской дивизии. Продвигались вперед с непрерывными боями. И вот 25 апреля в районе города Торгау наш 173-й полк встретился на Эльбе с частями 69-й американской пехотной дивизии.

30 апреля командующий 5-й гвардейской армией генерал-полковник А. С. Жадов, члены Военного совета А. М. Кривулин и П. Е. Сухарев, начальник политотдела Ф. А. Катков, представитель Главного политуправления С. А. Месропов, а также журналисты, в том числе Совинформбюро, ТАСС, «Красной звезды», встретились с офицерами 1-й американской армии во главе с командующим генералом К. Ходжесом.

— После горячих рукопожатий и приветствий, — продолжал С. А. Месропов, — все сели за столы, строго соблюдая порядок рассаживания: один офицер советский, рядом с ним — американский, и так все застолье. Разговоры длились до поздней ночи. Было сказано много теплых и добрых слов, провозглашались здравицы за дружбу и сотрудничество, за вечный мир.

Кто бы мог подумать, что правящие круги Соединенных Штатов сразу же после окончания второй мировой войны начнут раздувать пожар войны холодной?..