Старейшему писателю Ливана, одному из родоначальников современной литературы Арабского Востока, Михаилу Нуайме исполняется девяносто лет (родился в городе Бискинта 22 ноября 1889 г.). М. Нуайме получил разностороннее образование: после окончания школы на родине учился в России, в Полтавской семинарии (1906–1911 гг.), затем окончил филологический факультет Вашингтонского университета в 1916 году и несколько месяцев посещал университет города Ренна во Франции, где оказался в составе экспедиционного корпуса во время первой мировой войны. После десятилетнего пребывания в эмиграции в США, — там М. Нуайме принимал активное участие в литературном кружке, возглавляемом Джебраном Халилем Джебраном, — вернулся на родину в 1932 году.
Путь писателя Михаила Нуайме сложен, творчество его многогранно — драматург, новеллист, романист, автор многочисленных эссе и общественно–политических статей, критик и историк литературы. Наиболее известные произведения писателя: драма «Отцы и дети» (1918), сборники статей «Сито» (1929) и новелл «Было — не было» (1937), повести и романы «Встреча», «Мирдад», «Последний день», исследования о Дж. –Х Джебране (1934), автобиографическая трилогия «70 лет». Мировоззрение писателя формировалось под влиянием весьма разных, порою противоречивых, литературно–общественных явлений и тенденций. Сначала было увлечение русской литературой, прежде всего учением Л. Н. Толстого о нравственном совершенствовании человека, о неприятии войны и насилия, затем — самыми разными литературными направлениями, возникавшими после первой мировой войны в литературах Америки и Европы, потом было длительное творческое содружество с Дж. –Х. Джебраном — их объединяли и общность идейных исканий, и приверженность арабской романтической школе, и последующее увлечение идеями суфизма, которое отрицало официальные церковные догмы.
Наши читатели знакомы с творчеством Михаила Нуайме. его реалистические новеллы были переведены на русский язык и опубликованы в сборниках «Рассказы писателей Востока» (1958), «Современная арабская проза» (1961), «Современная арабская новелла» (1963), наконец, в книге М. Нуайме «Ливанские новеллы» (1959).
Публикуемые ниже рассказы взяты из сборников разных лет. Рассказ «Часы с кукушкой» — из книги «Было — не было» (1937), новелла–притча «Два солдата» — из сборника «Абу Батта» (1959). Эта новелла характерна для позднего творчества писателя. В ней выражен протест против несправедливости войны, которую ведут власть имущие, желая защитить свои богатства и посылая народ страны убивать людей, к которым тот не испытывает никакой вражды. Автор утверждает: «Человек рожден, чтобы жить, чтобы любить жизнь и жизнью побеждать смерть…»
Часы с кукушкой
У меня хранится письмо, полученное мною в начале мая 1922 года. От кого оно, не знаю, но, судя по марке, письмо пришло из маленькой ливанской деревни. Я читал его, перечитывал и наконец решился опубликовать, такое сильное оно на меня произвело впечатление.
«Вчера все жители нашей деревни, и стар, и мал, проводили в последний путь своего земляка. Были на похоронах и священники — один из восточной, другой из западной церкви. Каждый бросил на могилу горсть земли, соленой от слез.
Великим обычно считают того, кто пишет прекрасные книги, сочиняет стихи, воздвигает памятники, совершает открытия на благо человечества. Ничего этого не сделал покойник. И все же он был велик и останется великим для нас навсегда. Вы спросите: отчего? Да оттого, что он потерял себя, а затем нашел вновь. Он сражался против часов с кукушкой и одолел их. Одолеть часы с кукушкой мог лишь тот, кто поистине велик.
Он пришел в нашу деревню два года тому назад. Никто его тогда не знал, да и по сей день не знает так, как знал его я.
Ты ливанец и хорошо знаком с нравами ливанских деревень. Ливанец никогда не закроет дверь перед человеком, нуждающимся в куске хлеба. Но непременно его обо всем расспросит. Кто он? Откуда? Зачем пришел?
Поэтому на следующий же день все уже знали, что чужак американец, что зовут его Томас, что родился он в Ливане, а потом уехал за океан, два десятка лег трудился там и вот, вконец обессиленный, вернулся на родину, чтобы доживать свой век в нашей деревне.
Увидев его, я сразу же почувствовал притягательную силу его глаз, они словно звали и манили, но гордый, неприступный вид предостерегал: «Не подходи!»
Мы подружились. И он раскрыл мне свою душу. Ливанцы очень любят давать прозвища, ведь в прозвище всегда отражается сущность человека. Наградили прозвищем и Томаса и стали звать его Абу Мааруф, что означает и «справедливый», и «благородный», и «вежливый» — словом, человек, обладающий всеми самыми лучшими качествами.
Вскоре все жители деревни полюбили Абу Мааруфа. Он стал для нас товарищем, советником, судьей. Теперь уже никто больше не помышлял об уходе из родной деревни. Абу Мааруф научил нас любить свою землю и небо над ней, ее воздух и воду, ее скалы, ручьи, ее горы, потому что сам все это безгранично любил. Без родины нет жизни, говорил он, кто не предан своей земле, тот не полюбит и чужую землю, какой бы богатой она ни была.
Вот некоторые из высказываний Абу Мааруфа: «Земля тебя одевает и кормит. А разве можно жить без одежды и без пищи? Брось в землю зерно, она возвратит тебе десять. А как она пахнет! С ее ароматом не сравнится аромат самых лучших духов! Пусть тело будет грязным, лишь бы душа была чистой. Но еще лучше, если и тело и душа, чистые, как у земли. Прикоснись к ней, и сам очистишься.
Человек человеку — раб. А вот земля никого не порабощает, никого не эксплуатирует. Не стыдится того, что на ней рядом растут розы и колючки, пшеница и сорняк. Люди же стыдятся колючек и сорняков, уничтожают их. Учитесь правде у земли.
Жили некогда два человека: один копил деньги, другой сеял зерно. Выдался голодный год, и вот тот, кто копил деньги, пришел к тому, кто сеял зерно и стал на коленях молить спасти его от голода, предлагая любые деньги. Но тот, кто сеял зерно, сказал: «Прежде ты радовался тому, что скопил, теперь я радуюсь тому, что собрал».
О, если бы ты только слышал, как говорил Абу Мааруф. И не с трибуны говорил, не с кафедры, не на торжествах, а в полях и виноградниках, когда вместе с нами работал с сохой и мотыгой в руках. И одевался он, и ел, и пил, как мы все. За это я и полюбил его!
Воспоминания о нем всегда вызывают у меня слезы, вот и сейчас их капли на этом письме. Боюсь, что ты не поймешь того, что говорил Абу Мааруф, потому что неведомы тебе, как Абу Мааруфу, слезы, рожденные любовью, неведом язык земли.
…Абу Мааруф умер. Но он живет среди наших полей и виноградников, в наших домах, в сердцах наших.
Однажды Абу Мааруф сказал мне: «Ворона счастлива, потому что не завидует голосу соловья, а соловей счастлив, потому что не завидует силе вороны. У людей же все не так: у кого красивый голос, завидует тому, кто сильнее его; тот, кто сильнее, завидует тому, у кого голос красивее».
Сидели мы как–то с Абу Мааруфом, любовались природой. Вдруг он сказал:
— Прислушайся! Слышишь?
— Да, слышу.
— Что слышишь?
— Птица кричит, мы называем ее кукушкой, она прилетает весной.
Я не понял, почему Абу Мааруф изменился в лице и сказал:
— Послушай, я расскажу тебе одну историю.
Было это, не было ли, а только жил давным–давно один ливанец со своей женой, земледелец, который в поте лица зарабатывал себе кусок хлеба. Был у них единственный сын Хаттар. А по соседству жил вдовец со своей единственной дочерью Зумруд. Все считали, что Хаттар и Зумруд созданы друг для друга.
Не верь, когда говорят, что любовь слепа. Любовь все видит, всему придает красоту. Ничего нет важнее любви. На ней зиждется жизнь. Тот, кто любит, находит в любимом только прекрасное, влюбленные способны проникнуть в самую суть жизни.
Крепко полюбили друг друга Хаттар и Зумруд. Шел тысяча девятисотый год. Родители влюбленных решили сыграть свадьбу сразу же после пасхи. В это время вернулся из эмиграции в Ливан Фарис Хайбар, некогда покинувший родную землю. Ему было около сорока. Среди прочих диковинок, которые ему довелось увидеть за границей, он упомянул часы с кукушкой.
Ты когда–нибудь видел такие часы? Если, к примеру, наступил полдень, в часах распахивается дверка, из нее выскакивает кукушка и двенадцать раз кричит свое «ку–ку». Затем исчезает и дверка захлопывается.
Об этих удивительных часах услышали Хаттар и Зумруд, и девушка захотела во что бы то ни стало взглянуть на это чудо, висевшее в доме Фариса Хайбара.
Когда же настал день свадьбы, Зумруд убежала с Фарисом.
Убитый горем Хаттар говорил себе: «Стыдись, Хаттар, что такой человек, как Фарис Хайбар, украл твою невесту, опозорил тебя. Часы с кукушкой оказались сильнее тебя. Что это за страна, где умеют делать такие чудесные вещи?»
Черной показалась Хаттару родная земля, и он уехал в Америку.
Там он с самого первого дня понял, что ключи к этой стране — деньги, без них там никому нет жизни. За ключи эти шла настоящая война. И Хаттар вступил в нее. Поначалу ему не везло, зато он познакомился с тайнами Америки, увидел ее чудеса, в том числе и часы с кукушкой.
Неожиданно счастье распахнуло свои двери перед Хаттаром, он стал владельцем большой торговой фирмы. И первое, что он купил, разбогатев, были часы с кукушкой. Да, он стал богат, но хорошо помнил прошлое, аккуратно посылая деньги родителям. Часы с кукушкой, самое дорогое для него, висели в большой комнате.
Он познакомился с девушкой–сирийкой Алисой, которая родилась и выросла в Америке, и женился на ней.
Но счастье уходит так же неожиданно, как и приходит.
После женитьбы Хаттара будто подменили. К нему вернулись прежние страдания, он тосковал по родине. А однажды, словно очнувшись после сна, вдруг прозрел.
Алиса требовала, чтобы он снял со стены часы с кукушкой, поскольку они старомодны и портили вид комнаты. Хаттар к тому времени уже разлюбил жену, и ее капризы неизменно вызывали в нем раздражение.
— Я тоже старомоден, — закричал он в гневе. — Ты что, забыла, что я крестьянин и смыслю лишь в торговле! Поэтому мне понятен один лишь язык, язык денег!
Потом он сказал себе: «Кто ты сейчас, Хаттар? Когда–то в родной деревне ты был уважаемым человеком, любимым сыном, имел клочок земли. А что теперь? Ты превратился в крохотный винтик всей этой адской машины. Чему ты научился? Новому языку? Узнал новую страну? Нет, ты остался невеждой. Что ты приобрел? Деньги? Но они не могут принести счастье ни тебе, ни твоим родителям, ни твоей любимой — Зумруд…»
И вновь ожила в его памяти любимая. Где она сейчас, Зумруд, как ей живется? Только один человек понимал его, утешал в тяжкие минуты, как родного сына, — это была служанка, старая сирийка, которую много лет назад судьба забросила в Америку.
Как–то вечером, когда Хаттар сидел с женой и друзьями–американцами в ресторане, к ним подошла служащая ресторана и передала Хаттару записку, сказав, что это от той госпожи, которая стоит у окна. Пока Хаттар читал записку, выражение его лица менялось. Потом он встал и пошел к окну, где его ждала незнакомка. Они поговорили, и Хаттар, прощаясь, оставил ей свою визитную карточку. Когда он вернулся к своему столику, жена и его друзья собрались уходить. Всю дорогу они молчали, а дома жена при всеобщем одобрении друзей заявила ему, что жить с ним больше не намерена. В это время в дверь позвонили. В комнату вошла та самая женщина, с которой Хаттар говорил в ресторане. Она сняла рабочую спецовку и осталась в поношенном, дешевом платье. Увидев ее, Алиса вскрикнула, а Хаттар словно окаменел. На крик Алисы прибежала служанка Саида. Незнакомка подошла к Алисе и хотела ей что–то сказать, но та оттолкнула ее, закричав: «Не подходи ко мне, не касайся меня!» — выбежала из комнаты в сопровождении друзей–американцев. Чтобы не упасть, незнакомка схватила за руки Саиду, и они обе грохнулись на пол.
Хаттар растерялся, в глазах его были гнев и изумление. Саида, та самая Саида, которая была для него олицетворением древней Сирии, самый дорогой для него человек в доме, лежала у его ног беспомощная и неподвижная. А рядом эта жалкая женщина, совсем обессиленная. Там, на родине, она была нежной и благоухающей, как роза. Но теперь нет ни аромата, ни нежности, есть пятеро детей и муж, пьяница и картежник.
А ты, Алиса, кто ты? Ты крадешь красоту у жизни, чтобы превратить ее в нечто порочное.
А ты, Хаттар? Был ли ты когда–нибудь счастлив? И перед глазами Хаттара поплыла его родная земля, и ему казалось, что он трудится на этой земле, а над ним в вышине поют птицы его родины.
Вмиг развеялись призрачные надежды Хаттара, остались только разочарование и смерть и шум города, который никогда не спал. И почудилось Хаттару, что город этот — огромная башня с тысячью колес, которые вращаются с головокружительной быстротой и на башне этой едут бродяги, невежды, они слепо следуют туда, куда влечет их эта машина, а на верхушке башни — огромные часы, и большая птица, откидывая крышку, выкрикивает свое «ку–ку!». А пассажиры шепотом повторяют. «Это и есть те часы! Те самые часы!»
Хаттар склонился над бездыханным телом Саиды и сказал женщине:
— Помоги мне, Зумруд.
Они вынесли мертвую Саиду из комнаты».
Тут Абу Мааруф умолк, а потом сказал: «Вот и история. А поведал ее тебе сам Хаттар».
Перевод с арабского А. Имангулиевой
Два солдата
Аббас покинул дом до рассвета. Он не помнил ни как вышел, ни как дошел до опушки густого леса, отделявшего его дом от большой дороги. Он шел, ничего не видя вокруг. Ему казалось, что земля уходит из–под ног, деревья обрушиваются на него, а небо опускается, грозя стереть его с лица земли.
Дело в том, что накануне вечером он получил повестку из военного министерства с требованием явиться в семь ноль–ноль на ближайший призывной пункт. Фронту нужны были мужчины, а пушкам человеческое мясо.
Призывной пункт находился в восьми милях от его дома. Идти надо было пешком, потому что жил он в глухом, отдаленном местечке и в его распоряжении не было никакого транспорта, кроме осла. А ослом он воспользоваться не мог — некому было отвести его домой.
Для Аббаса и его матери эта новость была как гром среди ясного неба. Мать хотела умереть прежде, чем аллах снова пошлет ей подобное испытание. Она еще не забыла тот день, когда шесть лет назад почтальон принес извещение о гибели ее мужа, который «пал смертью храбрых, защищая родину, мир и свободу». Он оставил ей двух сыновей и дочь, виноградную лозу, сад с яблоками и сливами и маленький ветхий домик. Но аллах не обошел вдову своей милостью. Ей стоило огромного труда спасти себя и детей от голода, не попав в сети ростовщиков. Она была счастлива, что Аббас, ее первенец, вырос хорошим и добрым, как и отец, так же любил землю и всегда старался поднять хозяйство. Он отремонтировал дом, сделал пристройку, купил двух коров, определил брата и сестру в школу и начал подумывать о женитьбе: ведь жена может стать хорошей помощницей матери. Аббас посватался, когда ему исполнилось девятнадцать лет, к дочери одного богатого феллаха, жившего по соседству. Он был занят приготовлениями к свадьбе, но тут пришла повестка.
Аббас и его мать провели бессонную ночь. Все, что он создал тяжелым трудом и бережливостью, грозило развеяться в прах. Кто знает, вернется он с войны или нет? Может, и вернется, так без рук или без ног, а то и полным калекой.
* * *
Занималась заря, лес, окрашенный в цвета осени, тревожно шумел, словно, вспугнутые чем–то, перелетали с ветки на ветку птицы. Аббас остановился, чтобы бросить последний взгляд в сторону дома, которого уже не было видно. Он был огорчен: не поцеловал на прощание сестричку и забыл сказать матери, чтобы присматривала как следует за буренкой, которая должна была отелиться впервые, не оставляла бы ее ночью одну. Он тяжело вздохнул и вслух сказал: «Господи боже мой!» Из глаз его потекли слезы.
Кто–то у него за спиной повторил то же самое, и Аббас испугался. Он обернулся и увидел мужчину, который лежал под деревом. Мужчина пытался встать на ноги, это ему не удавалось, и он, не глядя на Аббаса, но, видимо, обращаясь к нему, говорил:
— Тебя послал аллах, чтобы ты помог мне. Дай руку, сынок! Господи боже мой!
Аббас подошел к человеку и протянул ему дрожащую руку. Тот вцепился в нее.
— Помоги мне, пожалуйста, сесть. Я весь высох от голода и к тому же расшибся. Никогда не думал, что можно так сильно разбиться. Господи боже мой!
Аббас помог старику сесть. Тот прислонился к дереву и повторил с тяжелым вздохом:
— Никогда не думал, что можно так сильно разбиться. Меня подвели глаза, я наткнулся на дерево, приняв его за тень. Вот и случилось….
— Что случилось?
— Протез сломался и костыль тоже. А я весь расшибся. Так и пролежал здесь всю ночь.
Аббас обернулся и увидел валявшийся на земле деревянный протез, а метрах в трех от него — сломанный костыль. Присмотревшись к незнакомцу, Аббас заметил, что он без ноги, без руки и без глаза. Ему было лет пятьдесят, не больше. Когда–то он, по–видимому, был хорошо сложен и красив.
Совершенно измученный, он говорил прерывисто, но не роптал, не жаловался. Это вызывало и сострадание, и восхищение.
— Вы откуда родом и куда путь держите? — вежливо осведомился Аббас.
— Нет, лучше ты мне скажи, откуда ты родом и далеко ли идешь? Моя–то жизнь кончена, а вот у тебя еще все впереди. Так откуда же ты идешь и куда направляешься?
— Прямо с поля иду на войну.
— На войну?! О–о–о! И к тебе протянулась кровавая рука войны?..
— Да. Я иду на призывной пункт.
— Добровольно или по приказу, сынок?
— Добровольно?! Разве кто–нибудь идет на смерть добровольно, покидая дом и родных?
— Кто ж заставляет тебя?
— Государство, точнее те, кто им управляют.
— И государство вправе посылать тебя на смерть? Может быть, это оно дало тебе жизнь и теперь намерено распоряжаться ею по собственной прихоти?
— Но ведь оно охраняет мою жизнь, мой дом и свободу.
— И ты думаешь, что поэтому оно может отнять у тебя и жизнь, и дом, и свободу? Ведь это же вероломство, губить того, кого защищаешь! Для ягненка, пожалуй, лучше, чтобы волк его не стерег.
— Ну, а если смертью своей я спасу родину и тех, кто останется жить? Если они получат мир и свободу, которых я был лишен?
— Ах! Спасение родины… Послушай моего совета, сынок.
— А что ты мне посоветуешь?
— Возвращайся туда, откуда пришел. Вот тебе мой совет. Возвращайся домой.
— Но тогда я нарушу приказ. И либо сяду в тюрьму, либо буду казнен… Да и кто я такой, чтобы нарушать приказ государства?
— Государство. А что такое государство? Ты — государство! Я — государство! Если бы не я, и не ты, и не все прочие люди, не было бы государства. Мы объединились для того, чтобы жить, а не умирать, да именно чтобы жить. Если же все погибнут, то не будет и государства.
Старик вдруг зашевелился, своей единственной рукой уперся в землю и согнул свою единственную ногу, как будто собирался совершить прыжок. Но так и остался сидеть на земле, не в силах от нее оторваться. Пробормотал что–то, сплюнул и повернулся к Аббасу, устремив на него пылающий взгляд.
— Я был призван на войну до тебя. Я ничего не знал и повиновался. Я отдал за родину мою ногу, за мир — мою руку, за свободу — мой глаз. Но теперь у меня нет ни родины, ни мира, ни свободы. Я никогда не имел земли. Все, что у меня было, — это молодость. Радужные надежды и страстное желание жить. А те, ради которых я пожертвовал своей молодостью, надеждами и счастьем, кого защищал, знать меня не желают, дарят меня презрением. Унижают, словно милостыню, дают мне пищу, одежду и кров. Они сковали мне сердце, мешают дышать. Я пожертвовал моей родиной, моим миром, моей свободой, чтобы у тебя и подобных тебе были родина, мир и свобода. Но вы все же идете туда, где родина — ад, мир — война, свобода — рабство. Увы, погублена весна жизни, напрасно пролита кровь, а души развеялись прахом! Если власть имущие верят, что война принесет мир, а смерть даст свободу, они несомненно глупцы. Если же говорят так корысти ради — преступники. Пусть вернут мне мою ногу, мою руку и мой глаз. Пусть вернут мое достоинство и красоту жизни, а то, что они называют родиной, пусть возьмут себе. Что заменит ногу, руку и глаз, когда можно бегать, танцевать, работать и видеть! Или власть имущие хотят купить мир ценой крови? Так пусть покупают его ценой собственной крови! Или жаждут войны, чтобы защитить собственное богатство? Пусть тогда сами воюют. Может, они хотят дать свободу своим мыслям и сердцам? Пусть тогда из своих мыслей и сердец строят замки свободы. Но какое они имеют право силой гнать тебя и меня убивать таких же, как и мы, людей, с которыми у нас нет никакой вражды? Но мы разрушаем их дома, а они — наши. Мы убиваем их, а они — нас. Мы проливаем их кровь, а они — нашу. Разве для этого мы рождены? Нет, мы рождены, чтобы жить, чтобы любить жизнь и жизнью побеждать смерть. Возвращайся домой, сынок! Жизнь — это драгоценность, с которой не сравнятся никакие сокровища мира.
Старик умолк и закрыл глаза; он устал. Аббас был растерян. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог ответить:
— Сейчас я схожу домой, приведу осла и отвезу вас к себе. Вы подождите меня здесь.
Старик ничего не ответил. Аббас поспешил домой и через час вернулся с ослом. Но старика и след простыл, лишь на земле по–прежнему валялись сломанный костыль и деревянный протез.
Перевод с арабского И. Билык