Рассказ Ф. Бака был напечатан в журнале «30 дней» в 1928 году.

Рисунок П. ПАВЛИНОВА

Глаза Джонсона были серьезны, немного печальны, когда он посмотрел вслед пробежавшей мимо рыжей собаке.

— Фрэнк, — сказал он, — приезжай ко мне на плантацию, и мы вместе поймаем тигра.

Мы сидели на террасе клуба в гавани Сингапура и смотрели, как в гавань, совсем близко от террасы, входил торговый пароход с грузом австралийских овец — Быть может, эта собачонка напомнила тебе тигра? — спросил я.

— Верно. И если ты хочешь поймать тигра живым… — Джонсон вынул портсигар, взял две сигареты и одну протянул мне. — Ты знаешь Дика Скотта? Так вот, у него двое детей, и он решил завести для них собаку. В последний раз из отпуска он вернулся с сильным серым эльзасцем, худым, как волк. Они назвали его Бинджи. Он оказался чудесным псом — прекрасный сторож, преданный хозяину, и хороший друг детей.

— Ты говоришь о нем в прошедшем времени, — заметил я.

Глаза Джонсона перенеслись на входивший в гавань пароход.

— Да, — сказал он, — глядя вот на этот пароход, и я хочу рассказать тебе об этом… Овец после доставки сюда откармливают на пастбищах неподалеку от плантации, где работает Дик. Однажды ночью в стаде произошел большой переполох, а на следующее утро нашли на земле шесть овец: у каждой было перервано горло.

— Бинджи?

— Да, он. Цепь была порвана, морда у Бинджи вся в клочьях шерсти и следах крови. Не оставалось никаких сомнений. Его стали сажать по ночам на такую цепь, что она могла бы удержать и леопарда. Но Бинджи был сильный пес и уже отведал крови. Вскоре он сорвался и с этой цепи, и двенадцать овец поплатились жизнью Для Дика это явилось последним испытанием. Он решил: нельзя держать собаку-убийцу, и привел Бинджи сюда, в клуб. В тот же день, войдя в бар, я увидел Дика с собакой, свернувшейся калачиком у его ног. Пес действительно был замечательный, мне он страшно понравился. «Можешь взять его себе, если хочешь, — сказал Дик. — Он убийца. Я заплатил уже за восемнадцать овец, которых он задушил, и больше платить не намерен». Конечно, мне тоже не нужна была такая собака. Но я вспомнил кое-что… «Хорошо, — сказал я. — Возьму его».

Джонсон сделал паузу. Потом сказал:

— Знаешь, Фрэнк, зачем мне понадобилась эта собака? Я решил использовать ее как приманку для тигра.

Я уже говорил тебе, что на плантации появился тигр. Ты знаешь, какая это волокита — получить разрешение убить тигра? Закон разрешает ловить их только живыми, и с этой целью я построил ловушку из бревен. Но мне нужна была живая приманка, что-нибудь такое, чтобы кричало и скулило всю ночь. Бинджи подходил для этого как нельзя лучше.

Из разговора с его бывшим хозяином я решил, что пес совсем дикий. Но теперь, глядя на него, мне казалось совершенно невероятным, чтобы этот смирный, ручной пес был убийцей. Наша плантация, как тебе известно, протянулась вдоль берега реки. Мне не пришлось долго увещевать Бинджи, чтобы он сел в лодку. Пес доверчиво последовал за мной. Он лаял, глядя на волны, и, резвясь, хватал зубами пену. То и дело подходил ко мне, дружелюбно совал морду мне в руку.

Когда я сел ужинать, Бинджи лежал на полу и смотрел на меня. Он не просил есть, точно был уверен, что я о нем не забуду. Помнится, я бросил ему несколько кусков, хотя обычно не делаю этого. Но сегодня… сегодня он должен был умереть, а даже приговоренному к смерти дают поесть в последний раз.

После ужина я вышел на веранду, закурил трубку и сидел некоторое время, покуривая и глядя на звезды. Бинджи подошел ко мне, голова его очутилась у меня на коленях. Он не добивался, чтобы я его ласкал, он просто положил свою большую голову мне на колени как товарищ. Я быстро вскочил на ноги и позвал слугу.

«Сейчас мы отведем приманку в нашу ловушку», — сказал я.

Бинджи весело бежал впереди. Он был очень рад этой неожиданной прогулке в джунглях. Его светло-серый хвост мелькал среди деревьев, а нос был устремлен в землю.

Мы подошли к ловушке. Ты знаешь, как они делаются: большая клетка из толстых бревен с поднятой дверью, которая захлопывается, как только зверь схватит приманку.

Но когда слуга привязал Бинджи и оставил его в клетке одного, тот понял, что во всем этом есть что-то необычное, и начал громко скулить. Бинджи считался дурной собакой — убийцей. Дик все равно собирался застрелить его. Так рассуждал я, возвращаясь домой. Сзади до меня доносился вой Бинджи, становившийся все громче и громче.

«Лучшей приманки для тигра и не придумать, — сказал мой слуга. — Пес воет так громко, что тигр придет непременно».

Я лег спать, но мне не спалось. О чем бы я ни начинал думать, мне тотчас мерещилась моя собака: большие карие глаза, морщины на носу, огромные теплые лапы, лежащие у меня на коленях. И я начинал рассуждать. У меня нет собаки во дворе. Хотя Бинджи и душит овец, но возле моего дома их не пасут. Почему бы не оставить его как сторожа?

Удивительно, как быстро порой у человека меняются мысли. До этого момента я думал лишь о том, чтобы каким-нибудь способом поймать тигра. Теперь же я питал надежду в душе: авось он не будет пойман! Называйте это излишней чувствительностью или как хотите: может быть, мокрая морда Бинджи у меня на коленях, его радостное настроение в лодке, его взгляд, когда он лежал у моих ног за ужином в тот вечер, — одно или другое, но что-то так подействовало на меня, что я вдруг вскочил с постели и разбудил слугу.

«Вставай! Сейчас пойдем и выпустим собаку из клетки!»

Мы не шли, а бежали: полмили по джунглям покрыли в несколько минут. Если у тебя, Фрэнк, была когда-либо любимая собака, то ты поймешь мое состояние.

Когда мы приблизились к клетке, то не услышали ни звука. Мне показалось, что тигр уже расправился с Бинджи. Но вот я услышал тихий вой — так, надо полагать, плачут дети, когда их оставляют одних. Потом я увидел Бинджи: его черная морда торчала между бревнами, глаза горели при свете нашего факела, и он вилял хвостом, как будто хотел сказать: «Ну вот, мы уже долго играли в эту игру, давайте попробуем другую!»

Когда мы его отвязали, он в два прыжка выскочил из клетки. Он не стал прыгать или ласкаться ко мне, он просто бегал вокруг, страшно возбужденный, помахивая хвостом и высунув язык.

«Идем, Бинджи, — сказал я, — идем домой».

Он побежал вперед по тропе, то забегая далеко, то останавливаясь, так что оказывался у нас под ногами, все время нюхая почву, обследуя ее, как настоящая ищейка.

И вдруг что-то налетело на нас, налетело так быстро и неожиданно, что я не успел даже поднять факел вверх. Я увидел перед собой два белых, как слоновая кость, сверкающих клыка, направленные прямо на меня, — страшные, острые, как меч. Мы наткнулись на дикого кабана, сторожившего самку с детенышами. Триста фунтов страшного живого динамита готовы были разметать меня на куски! У меня не было ни секунды, чтобы поднять винтовку. Все произошло в мгновение ока.

Но так же неожиданно из ночной тьмы вынырнуло что-то серое. Я слышал, как кабан хрюкнул от внезапного толчка. Его блестящие клыки исчезли во мраке. И затем послышался ужасающий вой Бинджи, сменившийся глухим, диким рычанием — так рычал он, вероятно, когда душил овец.

Двумя выстрелами я уложил кабана, — медленно закончил свой рассказ Джонсон. — Но когда я подошел к Бинджи, то увидел, что кабан насквозь пронзил ему грудь клыками, а он своими крепкими зубами мертвой хваткой вцепился тому в горло.

Читайте в следующем номере документальную приключенческую повесть Г. Продля «Господа грабители считают своей честью…».