#img_1.jpeg

 

По Уфтюге

Жаркое солнце не спеша погружалось в теплую летнюю тучу. Закапал «грибной» дождь.

Наша группа рыболовов-туристов расположилась на палубе плывущего вверх по Северной Двине пассажирского теплохода «Неман». За поворотом остался Архангельск, а впереди открылась красивейшая панорама северной реки.

Северная Двина — река равнинная, с развитой гидрографической сетью из шестисот рек и речушек. У Пинеги речная долина суживается до двух километров, а в районе Холмогор доходит до двадцати. Так же резко меняются и глубины. Наш мелко сидящий теплоход то оказывается на мели, то вдруг под ним — 25-метровая толща воды.

До Котласа плыли почти двое суток. Здесь пересели на маленький теплоходик и отправились вверх по Вычегде — правобережному притоку Северной Двины. И опять — полукилометровая ширь. Берега до самого горизонта покрывает тайга. Вычегда на языке коми — «река, текущая в зеленых берегах». Она самая протяженная, многоводная и рыбная из притоков Двины. В Вычегде водится лещ, язь, окунь, щука, сорога, нельма, хариус, ерш. Нижнее течение сравнительно богато стерлядью. Нерестится в реке и во многих из ее двухсот притоков и семга.

Предутренний туман заставил нас пристать прямо к обрыву. Все вылезли на берег и принялись собирать чернику и морошку…

По Вычегде плыли двенадцать часов, пока не достигли на 144-м километре от устья пристани Козьмино — исходного пункта нашего рыболовно-туристского похода. Отсюда мы пойдем к верховьям Уфтюги, по которой намечен наш дальнейший путь.

Часа через два пришли в поселок Гижег, от которого в тайгу уходит узкоколейная железная дорога. В ее тупике, на 28-м километре, находится поселок лесорубов Боровое. За ним — нетронутая тайга. Чтобы успеть до темноты на расположенную в трех километрах к западу от Борового квартальную просеку (по ней нам и идти к вершине Уфтюги), сделали быстрый переход.

Заночевали прямо на просеке. Ночь была тихая и теплая, но допекали комары. Воюя с ними, израсходовали первый тюбик крема «Тайга».

С рассветом были в пути. Пошли просекой на север. Лес дремал. Ни голоса, ни взлета самой незначительной пичужки. Непривычно для нас и отсутствие болот и озер. Да что озер! Ручейка не встретили. Потому были довольны, когда во время 25-километрового перехода дважды пересекли речку Важугу и запаслись водой.

Верховья Уфтюги достигли 27 июля. В районе устья притока Селюги нашли каменистый пляжик. Свалили с плеч рюкзаки и решили устроить отдых. Мы изрядно устали, поэтому с большим наслаждением выкупались и погрелись на горячих от солнца камнях. Загорать мешали слепни и оводы. Они набросились на нас целым роем. Отбиваясь, мы в то же время «заготовили» отличную наживку на хариуса.

Пока Виталий, Анатолий и я ставили палатку и разводили костер (в такое время года его можно разводить, не опасаясь пожара, только на островках и косах посреди реки), Евгений Кудряшов и Юрий Кашин изготовили удилища и тут же, вблизи костра, наловили десятка полтора хариусов. На ужин была чудесная уха!

К вечеру жара спала. Дышалось легко. Тишину леса не нарушало ничто, он стоял в какой-то полудреме… Чуть ли не над головами «проплыл» тетеревятник. По его полету чувствовалось — людей он не боится.

Ночевали в палатке. Утро обрадовало рыболовов — на одну из рогаток (жерлиц), поставленных вечером, попала килограммовая щука.

Лебеди. Фото Ю. Лаврова.

Верховье Уфтюги похоже на широкий ручей. Мелко, много завалов, течение слабое, и приходится все время грести или тащить лодку по мелям. Чтобы облегчить ее, уменьшить осадку, в лодке оставили двух гребцов. Остальные идут берегом, собирая грибы, ягоды — не одной же рыбой питаться.

Берега реки сплошь потоптаны лосями. Кругом их лежки. На песчаных пляжах четкие отпечатки росомашьих лап. Жара и гнус согнали зверя и птицу к воде.

Четверо суток шли и плыли вниз по реке, делая небольшие привалы для отдыха и рыбалки. Часто купались. Вот и сегодня, облюбовав небольшой пляжик, решили передохнуть. Здесь же Юрий Кашин нашел рог молодого лося, позже мы натолкнулись в чаще на остатки растерзанного и почти съеденного росомахами лосенка…

Первого августа проплыли безымянный правобережный приток Уфтюги. Отсюда она стала шире. По берегам пошли сплошные заросли малинника. Первым обследовал их Виталий. А вскоре все мы лакомились спелой крупной малиной. Ягоду эту очень любит медведь, но следов его здесь мы не обнаружили.

Первую избушку увидели километрах в пяти выше устья левобережного притока — Важуга. Здесь вспугнули чирков.

В устье Важуги оказалась глубокая яма. Евгений опустил весло, потом шест, но дна так и не достал.

— Ого! Вот это глубина… Порыбачим?

Разбили лагерь. У ямы выставили рогатки.

Пока мои спутники трудились, я отправился вверх по Важуге. Русло притока мелкое и каменистое, но есть ямы. В километре от устья находится избушка. Около нее вспугнул выводок крохалей. А когда вернулся, Евгений рассказал, как он чуть не наступил на затаившегося глухаря.

Около десяти вечера у одной из рогаток шумно заплескало. Мы бросились к воде — и через минуту на земле сильно била хвостом щука килограмма на два с половиной. На рассвете попала еще одна.

…После впадения Важуги Уфтюга стала шире, но глубина по-прежнему оставалась небольшой. Сегодня встретили первый двухкилометровый перекат. За ним пошли длинные и прямые, поросшие густой травой колена. Тут приходится грести — река «стоит». Изредка встречаем уток. Зато очень много ястребов.

Настроение у моих спутников чудесное. Хорошая погода и удачная рыбалка пока сопутствуют нам. Наваристая уха и жареная рыба не сходят с походного стола.

3 августа вплыли в сильно заросший водорослями участок реки. Под слоем тины оказался плотный песчаный грунт, покрытый галькой. В этом районе Уфтюги в несметном количестве держится рыбья молодь. А рядом, в омутах, — щука и крупный окунь, мы застали их «бой».

Быстро организовали рыбалку. Незацепляющимися блеснами (их привязывали прямо к удочкам) и удочками на червя натаскали целую связку щук и крупных окуней. Клев отличный. Только закинешь — поплавок сразу начинает уходить под воду. Тут уж не зевай. А какое удовольствие тянуть увесистого красавца-окуня!

4 августа стала портиться погода. Низкие облака все чаще закрывали солнце, зашелестели прибрежные заросли ивняка, по вершинам сосен волнами побежал шум. Чувствовалось приближение дождя… Преодолевая каменистый перекат, обратили внимание на мечущихся в прозрачной воде хариусов. Пока вода не замутнела от дождя, они спешили «пообедать».

Спешили и мы установить палатку и заготовить дрова. А наши рыбаки Евгений и Виталий тут же натаскали на искусственную муху хариусов. Когда не было слепней и оводов, мы все время ловили на нее. Маскировали рыболовный крючок волосом. Секрет успеха заключается в том, что хариус лучше берет на рыжую муху. Отхватили прядь у Юрия Кашина (у него волосы с каштановым отливом) — и порядок!

На косе мои спутники нашли окаменелость, нечто вроде клыка какого-то древнего ящера (впоследствии оказалось, что это белемнит — «чертов палец»).

Я читал о палеонтологических находках на юге области, бывал в Архангельском краеведческом музее и знал, что именно бассейны рек дают палеонтологам богатые «сборы» не только четвертичных и третичных, но даже гораздо более древних пресмыкающихся и земноводных.

В 1895—1903 годах неподалеку от Котласа, у деревни Ефимовской, на правом берегу реки Малая Северная Двина раскопками профессора Б. П. Амалицкого, известного палеонтолога, найдено было около десятка полных и почти полных скелетов древних земноводных.

В настоящее время эта коллекция, представляющая мировую научную ценность, составляет один из основных отделов Палеонтологического музея Академии наук СССР. Амалицкий считал, что берега Северной Двины и ее притоков содержат множество замечательных материалов, ожидающих своего открытия.

Если верить нашей карте издания 1964 года, мы должны проплыть лесопункты Спасский, Слободу и Квасский мыс. Очевидно, путешествующим по Уфтюге будет небезынтересно узнать: всех трех лесопунктов нет! Теперь и лес сплавляют только от притока Мотьма.

На берегу Уфтюги, против бывшего лесопункта Спасский, стоит изба. Здесь встретились с местными жителями, поднявшимися на сенокос на легких долбленках. Двое, Александр Петрович Вешняков и молоденький парнишка Саша, утром собирались в Комарово. Договорились порыбачить вместе.

Спали в ту ночь прекрасно. Товарищи разместились в избе, я под тентом. Долго беседовал с Вешняковым — самым известным на Уфтюге охотником. Всю свою трудовую жизнь промышлял он лося, куницу. Добыл полтора десятка медведей. Промышленник награжден орденом «Знак Почета».

Отплыли на рассвете. Дед объявил заранее, что у переката стоят четыре больших хариуса, которых он приметил, когда толкался на шесте вверх по реке.

Подходим к указанному месту.

— Вон один, второй… Где же еще один? Ага, притаился…

Нам оставалось только забрасывать удочки.

Вот это дед! Не зря колхозники говорят, что зовут его на Уфтюге «дед Зыря».

На стоянке Вешняков много рассказывал о промысловых возможностях Уфтюги.

— С рыбой у нас тут просто. Заходит в реку по весеннему подъему воды и «лезет» к верховьям. После спада остается в ямах, больше в верховье Уфтюги и ее притоках, например, Селюге и Важуге. Если не пугать, так она все лето на одних местах и продержится.

По наблюдениям местных жителей, в Уфтюге остается стерлядь до четвертого, нельма до десятого, язь (его в речке маловато) до семидесятого от устья километра. Сиг, окунь, семга, налим поднимаются до Селюги, хариусы — до самой вершины. Щука тоже поднимается высоко, но крупная (до пуда лавливали) не выше двадцатого километра.

Птицы (глухарь, тетерев) немного. Есть рябчик. В верховьях реки держатся лось, дикий северный олень, росомаха, куница. По всей реке встречается выдра, а выпущенный на расселение бобр добрался в этом, 1967 году, уже почти до Важуги…

По Уфтюге. Фото М. Пуссе.

Первое со стороны верховья поселение на Уфтюге — Ипишский лесопункт (поселок Комарово) — на левом берегу. В поселке собственная электростанция, работающая на отходах лесосырья. Почти во всех домах радиолы, приемники. Рабочие живут хорошо.

В Комарово расстались с Сашей — здесь его дом. Ночевать остановились у деда, для этого пришлось спуститься еще на два километра ниже. Вешняков поразил нас. С пяти утра 62 километра по реке старик толкал лодку шестом. От нашей помощи категорически отказался. И это в 67 лет. Вот какие деды встречаются в лесных дебрях нашего Севера!

Утром отправились в Красноборск, а оттуда — в Архангельск. Домой вернулись загорелые, довольные путешествием и рыбалкой.

Совершен еще один поход. А это значит — новые впечатления и, конечно же, новые друзья.

 

По рекам Чирка-Кемь и Кемь

К югу от города Беломорска есть железнодорожная станция Кочкома, от которой уходит грунтовая дорога в центральные районы Карелии. По ней мы теперь и едем на рейсовом автобусе к верховьям реки Чирка-Кемь. Широкая лесная дорога вьется по бору, спускается к огромным озерам с потемневшим от весеннего солнца льдом. Всюду гранитные выступы. Вдоль дороги часто встречаются аккуратно огороженные памятники с лаконичной надписью: «Советским воинам, отдавшим жизнь в борьбе с фашистами».

С декабря 1941 года по июнь 1944 года в этих местах шли ожесточенные бои. Много раз пытались гитлеровцы перерезать здесь дорогу на Мурманск, но так и не смогли.

…Часа через четыре приехали в Тикшу. Солнце уже село, и аккуратные разбросанные прямо в сосновом бору домики лесопункта обволокла сонная тишь. Пахло прелой хвоей.

В поселке оказался дом для приезжих, и на ночь мы разместились в нем, а утром я встретился со старожилом здешних мест И. Ф. Константиновым. Пока мы беседовали с ним о предстоящем походе, Михаил Фатьянов и Николай Корельский закупили необходимые продукты и договорились с шофером попутной машины о переброске нас к реке — до нее осталось еще три километра.

Надували лодку у моста через Чирку-Кемь и с тревогой посматривали на небо. С юга надвигалась тяжелая свинцовая туча, подул сырой порывистый ветер.

К Човгозеру плыли около часа. Течение медленное, но помогал попутный ветер. Над рекой проносятся кряквы, чирки, чернять. В свое время Пришвин называл Карелию краем нехоженых троп и непуганых птиц. Теперь здешняя птица ведет себя осторожно, но мы все же добыли одного крякового селезня.

Вскоре поняли, что к избушке, расположенной на правом берегу озера, не пробиться из-за льда. А именно там нам рекомендовали заняться рыбалкой. Пришлось западным берегом тащить снаряжение и лодку к левобережной избе. В ней не оказалось печки, и, пока я разводил костер, мои товарищи поспешили на лед. В руках Николая закружился ледобур. Было сомнительно, что в надвигающуюся непогодь будет клев. Но уже через несколько минут на льду бились окуни и сороги… Карелия — это все-таки Карелия!

Итак, озеро подо льдом. Правда, в центральной его части поверх льда появился ручей, мы его обнаружили, наблюдая за быстрым перемещением по течению почему-то нелетного крякового селезня, — но ведь это только ручей. На пути будут и другие озера, и тихие широкие плесы со слабым течением. Выходит, и там лед, а для нас это большая помеха…

— Смотрите! — всполошился Михаил. Из-за маленького лесистого островка, с которым поравнялся плывущий селезень, на него набросился черный ворон. В туче брызг носился селезень, отбиваясь от хищника, — нырнуть-то ему некуда. В конце концов хищник отступился, тяжело полетел к берегу, а минут через пять мы снова увидели путешественника. Он бодро плыл дальше, в реку…

Ранним утром шестого мая двинулись в путь. Ниже Човгозера река оказалась чистой и несколько сузилась. Появились небольшие перекаты, по-местному «карюшки». С одного из них мы неожиданно «соскочили» и приняли в шлюпку ведро ледяной роды. Однако настроение у всех было бодрое — день разыгрался, на небе ни облачка, а воздух такой чистый и свежий, что, кажется, невозможно им надышаться.

Ниже появились островки, течение резко ускорилось и пронесло нас под лесорубским мостиком. Мы были на чеку — недалеко до опасного Хаудапорога. И вот, проплыв еще с километр, услышали шум первого порога. Здесь, на правом берегу, — брошенный поселок. Живут в нем лишь четыре семьи. Вылезли на берег, обнесли лодку и снаряжение вокруг порога — он короткий — и поговорили с местными жителями. Совсем недавно в поселке жила и пятая семья. Но случилась беда. Разложили костер — пообедать решили. А под костром оказалась мина… Через двадцать лет после окончания войны она унесла еще три человеческие жизни.

…Второй и третий пороги обошли по крутым холмам. Попотели изрядно, так как солнце сильно припекало, и были рады, когда снова продолжили плавание по речному холодку к Тахкоозеру. Лагерь в этот день разбили на его правом берегу. Здесь решили заночевать, приготовить жаркое из селезней и порыбачить.

Но только успели поставить палатку и натаскать сухостоя, как налетел порывистый ветер. В костре заметалось пламя… Погода резко изменилась, хотя, честно говоря, я этому был даже рад. Дождь поднимет воду, разрушит на озере лед. А пока у нас есть и питание, и крыша над головой.

Всю ночь штормило. Исхлестанную дождем и ветром палатку пришлось укреплять. Утром нас разбудил Николай. Размахивая снятым с рогатки килограммовым налимом, он возбужденно рассказывал, что пытался вытащить с другой рогатки «что-то тяжелое», но едва сдвинул с места. Мы увидели разогнутую лапу тройника, наживки не было. Очевидно, сошла огромная щука.

К утру погода несколько улучшилась, и мы, сняв лагерь, побрели холмами к концу озера. По пути согнали пару рябчиков, а Николай подстрелил в заводи селезня-гоголя. Не доходя до избы Келлогора (в ней сегодня будем ночевать), натолкнулись на могилу жертвам белофиннов 1921 года. Известно, что глубокой осенью 1921 года белофинны вторгались на территории) северной Карелии и оккупировали ее северо-запад. Кстати, недалеко от Архангельска, на Кегострове, бережно охраняется могила одного из героев освобождения, Тойво Антикайнена.

Изба Келлогора и местность вокруг нее нам понравились. Из заливчика несется кряканье. Напротив островок — хорошее место порыбачить и поохотиться на зорьке. Так оно и вышло. Уже через час я добыл на чучелах крякового селезня, а друзья наловили на уху окуней.

* * *

Ниже бывшего поселка лесорубов Чирка-Кемь льда больше не было, река расширилась, течение усилилось. Кажется, плыви спокойно. Но мы знаем, что скоро начинается самый трудный участок реки — до лесопункта Боровое идут сплошные пороги и карюшки.

Поселок Чирка-Кемь — граница двух районов Карелии. Мы только что покинули Ругозерский и вплыли на территорию другого с поэтическим названием — Калевала. Именно в этом, бывшем Ухтинском районе ученый Э. Лёнрот собрал руны о подвигах и приключениях героев сказочной страны Калевалы Вяйнямейнена, Ильмаринена, Лемминкяйнена и издал их под общим названием «Калевала».

…Семь километров после поселка Чирка-Кемь плыли по разлившейся на сотни метров от слияния с притоками реке. Часто рыбачили, но все время были начеку, ожидая Кильва-порог. Но и после него нам предстояло не менее трудное путешествие — тридцатикилометровый участок реки с шестнадцатью порогами.

Карелия. Фото М. Пуссе.

День прошел без приключений, в охоте и рыбалке. Водоплавающей здесь более чем достаточно, но мы добываем только для питания. Ночевать остановились ниже порога Нукута в небольшой избенке. Приготовили чудесный ужин. У нас были селезни и килограмма на три налим… Вечером Михаил «лицом к лицу» столкнулся с беляком. Зайчишка неторопливо уковылял в лес.

Пороги нас крепко измучили. Мы сделали вывод, что путешествующим по этому маршруту не следует испытывать судьбу, а, увидев буруны или услышав шум воды, причаливать к берегу и осматриваться: как лучше преодолеть препятствие.

* * *

В устье реки Чирка-Кемь, на берегу крупного озера, расположен лесопункт Юшкозеро. Местные жители чисто говорят по-русски, хотя между собой в разговоре переходят на карельский язык. Здесь мы пополнили запасы и отправились в плавание через крупную озерную лагуну к истоку реки Кемь.

Юшкозеро — последнее в цепи огромных озер Куйто, тянущихся от самой финской границы. Окружающие их болота, мелкие озера и речки — прекрасные гнездовые угодья.

А вот и исток реки Кемь. Поток тотчас же подхватил нашу лодку. Мы уплывали из центральной Карелии к берегам родного нам Белого моря.

Кемь протекает через озеро Сапосальма. На его берегу в бывшем лесопункте живет лишь одна семья финнов. Муж и жена. Юкки Нурминенн — худощавый, спортивной внешности блондин с традиционной финкой на поясе, открыл нам пустующую комнату. Из его короткого рассказа (он свободно и чисто говорит по-русски) узнали, что озеро — «рай для охотников и рыболовов». По берегам встречаются лось, северный олень. Из птицы много тетерева, белой куропатки.

— Уток и гусей стреляю из окна, — говорит хозяин. И как бы в подтверждение сказанному мимо окна проплыла пара крякв.

Рассказывая о своей жизни, Нурминенн упомянул о том, что местные жители могут получить разрешение посетить своих родственников в Финляндии.

— Недавно одна из наших женщин получила разрешение погостить два месяца. Но пробыла в Финляндии всего двадцать дней и вернулась. Дома, говорит, лучше.

Сапосальма — очень рыбное озеро. На нем и следующем по нашему пути озере Ранома (до него плыли еще пять часов) отличные рыбалки. На пути к озеру Ранома наблюдали на острове турухтаний ток.

Лещи. Фото М. Фатьянова.

Во время путешествия мы порыбачили удочкой на червя, с озерного льда на мормышку. Основная наша добыча — окунь, сорога, ерш. А какие здесь ловятся лещи! Побывали и на тетеревином току. Так что питанием наша группа была обеспечена отлично. Жаркое из птицы, наваристая уха, жареная рыба — что может быть лучше к походному столу! Аппетит у всех хороший. А чистый лесной воздух, множество впечатлений поднимают настроение. Вот и сегодня, когда удили, совсем близко подошла лосиха. Она с минуту любопытно рассматривала нас в упор, а затем не спеша удалилась в редколесье. На утренней заре «в гости» пришел северный олень. Ему, как и лосихе, надо было переплыть протоку, а наша лодка — на пути. Олень оказался посмелее. Побродив но берегу, вошел в протоку и переплыл ее.

Последующие трое суток спускались по Кеми. Миновали лесопункт Панозеро, вышли к поселку Шомба. Опасные пороги Пьяный и Белый обошли берегом…

Наш путь подошел к концу. И хотя резко похолодало, временами шел дождь с мокрым снегом, ничто уже не могло испортить нам настроения. Мы завершали двухсоткилометровое плавание по бурным рекам, открыв для себя еще один чудесный уголок родной страны, богатый, гостеприимный, хотя и немного суровый. Но какой турист ищет себе проторенную дорогу и гостиницу с отдельными номерами?!

 

По реке Поной

В Ловозерском районе Мурманской области есть несколько саамских поселков, до которых можно добраться только самолетом. К одному из них, Краснощелью, и летит наш АН-2. Прильнув к иллюминаторам, разглядываем медленно плывущий навстречу ковер из бурых болот, желто-зеленой тайги и лесотундры.

На полпути приземлились в Ловозере. Село раскинулось на берегу озера и является районным центром. Коренные жители — саами. Лопари (самоназвание — саами) живут в ряде районов Кольского полуострова. Некогда народ этот занимал значительную часть Скандинавии, Финляндии, Беломорья. В настоящее время 96 процентов всех саами живут в Норвегии, Швеции, частично в Финляндии. На территории же СССР, по переписи 1959 года, — 1,7 тысячи.

Мы снова в воздухе. Под нами сейчас голубые озера, светлые пятна ягельных болот. Места тут очень ягодные, особенно много морошки. Ловозерцы собирают ее десятками тонн и даже экспортируют в Швецию. Но нам ею не полакомиться — отошел сезон.

Многочисленные извилистые речки сверху кажутся в пучках стекловаты. Это кипящие в бурунах пороги и перекаты. Кто решит путешествовать по рекам Кольского полуострова, тот неизбежно встретится с ними.

Наша группа на этот раз состоит из трех человек. Мои товарищи Василий Кошелев и Григорий Ульянов охотно согласились побывать на Кольской земле. И сейчас, когда самолет пошел на снижение, мы стараемся получше рассмотреть русло Поноя — не ждут ли нас сразу опасные пороги. Поной, особенно в нижнем течении, — опасная река, но тем она для нас и интересна.

* * *

Краснощелье расположено на очень красивом месте. Берег реки сухой, окружающие его холмы покрыты сосновыми борами. Широкие улицы застроены аккуратными, добротными домами. Сеть электричество и радио. Живут здесь саами, русские и коми. В колхозе тринадцать тысяч оленей, звероферма, рогатый скот.

Сейчас трудно поверить, что сравнительно недавно саами кочевали. Зимой жили в глубине тундры, летом — на берегах озер и моря. Жилищем служил дымный чум.

Как и о других маленьких народностях, государство проявляет о саами особую заботу. Саамские дети бесплатно содержатся в яслях, детсадах, школах-интернатах.

…Итак, четвертого сентября 1967 года мы отправились в плавание по Поною к первому на нашем пути поселку Чальмны-Варрэ. До него 75 километров.

Река Поной. Фото М. Пуссе.

Туристам следует знать, что Поной и все его притоки выше Краснощелья — бобровый заказник, на территории которого охота запрещена. Река внушительна даже здесь, в верхнем своем течении. Ширина достигает ста метров. Течение пока спокойное, и наша лодка легко покачивается на воде. После двухдневной дорожной суеты, перелетов хотелось отдохнуть. Раскинули палатку. Натаскали целую гору подберезовиков, подосиновиков и моховиков. Их тут оказалось такое множество, что собирали только самые молодые грибы. Ночью пошел дождь, и утро оказалось тоже ненастным. Но непогода нас не пугала, наоборот, после дождя поднимется вода, спрячутся каменистые пороги, путь будет легче. К тому же рыбалка оказалась сразу удачной. Уже утром на обеих жерлицах плескались килограммовые щуки.

После завтрака поплыли дальше. Используя попутный ветер, шли «под парусом» — растянутой на шестах палатке. Григорий с полчаса безуспешно ловил щуку на незацепляющуюся блесну. Уже собирался смотать дорожку, когда вдруг сильно дернуло. Подсеченная щука, пока ее тянули, почти не сопротивлялась, но, увидев лодку, заметалась. Пришлось выстрелить чуть сзади жабр. Метровой рыбине, из опасения, как бы не прокусила надувашку, надели на голову дюралевый бидон.

Ближе к Чальмны-Варрэ все чаще стали встречаться утки. Большие стаи перелетали из заводи в заводь. Я замаскировался в береговых зарослях карликовых берез и высадил четыре резиновых чучела кряковой утки. Охота оказалась успешной. Теперь у нас есть рыба и дичь.

Постепенно характер реки начинает меняться. Пошли многочисленные протоки, по берегам встречаются небольшие озера. Иногда кустарники сжимают реку. Но вот сразу стало светлей. Береговые заросли отступили, и мы увидели поросшую сосновым бором каменистую гряду, у подножия которой лепилось десятка два подгнивших изб — Чальмны-Варрэ. Русские называют этот поселок Ивановка. Пока здесь еще живет около трех десятков жителей, но уже в этом году все переселяются в благоустроенное Краснощелье. Мы осмотрели поселок, в местном магазинчике закупили продукты, а у одного из жителей — ведро картошки. Оказывается, она родится и в центре Кольского полуострова.

Чальмны-Варрэ — хороший исходный пункт для летне-осеннего путешествия по рекам Варзуга и Стрельна. Но Варзуга и Стрельна порожисты, и плавание по ним требует большой осторожности.

До темноты добрались до расположенного ниже поселка озера Вулиярв. На всем восьмикилометровом участке реки нас сопровождали нескончаемые стаи уток. К озеру приплыли вместе с местным жителем Николаем и разбили лагерь в протоке перед самым входом в озеро.

— Рыбалка тут отличная, — говорит Николай, — только вот ветрено сегодня, едва ли будет клев. Попробуйте, а мне пора обратно. Счастливого путешествия.

Ветер и впрямь усиливался и гнал с далекого, потерявшего очертания горизонта полчища косматых туч. Плыть сейчас через многокилометровое озеро нечего было и думать. Разбили лагерь. Григорий натыкал вдоль берега прутиков-сторожков и набросал в протоку донок: «Авось, клюнет!».

Утром заметили — сторожки шевелятся. Оказалось, на донках сидят два налима и килограммовая сорога. На остальных крючках черви были объедены. Что ж, это уже хорошо, и Григорий, накинув плащ-палатку, теперь не отходил от донок. Только кончик прутика начинает шевелиться — сразу подсекал. Крупные сороги то и дело оказывались у него в руках. Азартный рыболов волновался — кончались черви.

Я тоже не высидел в палатке и занялся охотой. И, хотя утки спрятались, на высаженные чучела все же добыл пару. Пришлось нам с Василием опять трудиться в поте лица: потрошить дичь и чистить рыбу.

По улучшению клева можно было предположить, что рыба чувствует перемену погоды… И точно. К полудню ветер стал стихать, на небе появились голубые просветы, сквозь которые все чаще и чаще показывались золотые лучи осеннего солнца. Нам надо было, не теряя времени, переплыть озеро. Шестикилометровой длины озеро Вулиярв мелко и каменисто. Посредине камыши. Но проход быстро нашли — помогло очень сильное течение, которое должно вынести нас в реку.

Когда доплыли до середины озера, внимание привлек сильный птичий гомон. Течение несло нас как раз в ту сторону, и, казалось, птицы совсем рядом.

В конце концов я не вытерпел:

— Высадите меня, посмотрю, что там творится…

Ориентируясь на шум, я побрел по кочковатой низине, поросшей высоченной травой и камышом. Но тут дорогу мне преградили сплошные заросли карликовой березы. Они оказались настолько плотными, что пролезть через них было совершенно немыслимо. А утки крякают совсем рядом, значит, березняк растет по краю водоема. Снедаемый любопытством и азартом, решил пробираться к воде лосиными тропами, благо их тут множество. И хотя тропа увела меня влево, вдоль кустарника, но в конце концов вывела к воде. Я осторожно выглянул: все водное зеркало было черно от тысяч уток, бело от сотен лебедей! Как зачарованный, глядел я на необычное зрелище… Вдруг лебеди стали вытягивать шеи. У воды что-то зачавкало — похоже, шел лось, — и в тот же момент словно взрыв нарушил тишину. Цепляясь хвостами и лапами за воду, лебеди начали разбег, несметная стая уток закружилась и заслонила надо мной небо. Я выстрелил. Две кряквы упали в воду, но птицы не обратили на это никакого внимания. Покружившись немного, стали опять садиться на то же самое место… Нет, охотнику здесь не интересно — слишком много дичи.

Вскоре я вернулся к лодке. Товарищи тоже видели уток и лебедей и возбужденно обменивались впечатлениями… Впереди темнел лес. До наступления темноты надо обязательно доплыть до него, так как мокрые луга и голые берега озера для ночевки явно не годились.

В сумерках высадились на поросший березняком левый берег Поноя. Приготовили дрова, и вскоре мои спутники расположились у костра, готовя ужин.

Ночь эта была для нас необычной. Когда багровое солнце стало тонуть в озере и похолодало, противоположный берег снова огласился трубными кликами лебедей, непрерывным плеском и кряканьем уток. Совсем рядом, с болотины за ручьем, закричали куропатки. Наконец, тьма окутала наш лагерь, вокруг все стихло. И вдруг по небу будто кто-то взметнул огромную зеленую шаль — северное сияние… Мы долго молча смотрели на это чудо природы, и тишину нарушали лишь потрескивающие в костре головни да плески в воде.

* * *

После озера характер реки опять изменился. Русло расширилось до двухсот и более метров… Еще в Мурмашах мы были предупреждены рыбинспектором о том, что лов рыбы на Поное на блесну, рогатки и удочки разрешен в верхнем течении, до озера Вулиярв. Ниже этого озера любой лов рыбы запрещен. Дело в том, что до притока Лебяжье поднимается с моря семга, а ее разрешено ловить только понойской сельхозартели «Север».

Закон нарушать мы не собирались. Дальнейшее наше занятие — охота, сбор грибов и, конечно, исследование маршрута.

На самой современной карте Мурманской области Лебяжье, где мы остановились, обозначено как поселок. На самом же деле в пятидесяти метрах от устья притока — одна-единственная землянка. Здесь мы впервые увидели выпрыгнувшую из воды семгу.

Плыли дальше. Утки здесь почти не было. Ясно, что она сейчас на крупных озерах — этих своеобразных «утиных аэродромах» — концентрируется перед отлетом на юг.

Ночью опять дождь не давал нам покоя, а к утру неожиданно сильно похолодало. Мы почувствовали леденящее дыхание осеннего Заполярья. К середине дня двенадцатого сентября, миновав Женихов порог, мы подплыли к Каневке — поселку оленеводов. Здесь оленеводческий совхоз.

В Каневке я едва не оконфузился. Только пристали к берегу, из-за ближайшей избы прямо на нас вылетели четыре диких гуся. Я вскинул ружье, забыв, что, подплывая к поселку, разрядил его. Когда гуси облетели нашу лодку и завернули к устью тут же впадающей речки, послышался детский голос:

— Дяденька, эти гуси в поселке живут. Мы их летом поймали и вырастили.

Нам стало не по себе…

Но вскоре мы уже были друзьями. Ребята сводили нас «в гости» к пойманному весной медвежонку. Пленник не обратил на нас никакого внимания. Он был занят — деловито вылизывал что-то на дне таза.

* * *

За Каневкой начались пороги Калмацкий, Ольховский и другие. У Калмацкого встретились геологи. Руководитель партии Костин возился со шкуркой подстреленной им росомахи. Василий Александрович рассказал нам о своей нелегкой работе, о перспективах реки, на которой в будущем намечается строительство Понойской ГЭС…

С росомахой. Фото В. Костина.

Ночь на 14 сентября провели в устье правобережного притока Пурнач.

Пурнач поразил нас обилием заходящей с Поноя семги. Идущая вверх по притоку рыба непрерывно выскакивала из воды. Менее чем в километре от устья на Пурначе есть порог, и я долго сидел у него с фотоаппаратом, пытаясь заснять семгу в прыжке. Но, очевидно, рыба меня видела, и снимок не удался.

Чем ниже по Поною, тем труднее с дровами. На обрывах реки сырые кустарники. Наверху тундра. В устье речки Томба, там была очередная наша ночевка, мои товарищи полезли на крутой склон за дровами. Заодно решили вскарабкаться на самый верх — посмотреть, что там, и натолкнулись на бежавшую по тундре лосиху. На них она не обратила внимания, зато часто тревожно оглядывалась назад. Поскольку в Мурманской области официально объявлено об уничтожении всех волков (хотя местные жители 28 августа видели все-таки двух), лосиху, возможно, преследовал медведь. Они встречаются на всем протяжении Поноя.

За устьем Томбы на Поное есть опасные пороги. Особенно известен Бревенный, на его счету немало человеческих жизней. Гибли здесь туристы и в позапрошлом и в прошлом годах. Сухой и Бревенный пороги мы обошли по холмистому плато левобережной тундры. Пока брели, удалось подстрелить трех куропаток.

За Бревенным увидели моторку. Рыбачили колхозники из понойской сельхозартели «Север».

— Ниже поселка Поной, — рассказали они, — увидите наш «забор». Река перегорожена сетями. Там наш колхоз ловит семгу. А мы облавливаем пороги спиннингами.

В этом занятии промышленники показали себя виртуозами. На наших глазах колхозник сделал тридцать один заброс. На первом, третьем и тринадцатом вытащил три пятикилограммовые рыбины. Я попросил разрешения осмотреть снасть. Ничего особенного. Удилище обычное, десятирублевое. Лески зеленые, 0,9 мм. Красномедная блесна с тройником, изнутри луженая. Двойной ее изгиб сделан для того, чтобы она при выборке жилки шла по прямой. Грузовик и стальной поводок рыбак не применял, крепил леску прямо к кольцу блесны. И, действительно, поводок вроде бы ни к чему. Если щука берет блесну взаглот, то все выловленные семги попались на якорек «губами».

Поделились поморы и другими своими наблюдениями.

— Семга лучше ловится в пасмурную погоду и даже в дождь. В пасмурные дни блесну надо чистить. — Рыбак вынул чернильную резинку и продемонстрировал, как чистится блесна. — Становиться надо на косе, а ловить у противоположной глубоководной части протоки, так как семга очень осторожна и хорошо видит. На глубоком месте, где не грозит зацеп, блесну надо вести помедленней, иначе рыба не догонит, где помельче, вращать барабан побыстрей, иначе зацеп — и прощай блесна…

…Уже давно мы чувствовали близость моря. Начиная с Калевки, встречаем чаек и тюленей, которые умудряются форсировать очень сложные пороги в азартной охоте за семгой. Но больше всего тюленей у Бревенного порога, где они активно охотятся.

Семнадцатого сентября, благополучно миновав восемь крупных понойских порогов, мы достигли поселка Поной. На последнем пороге наблюдали, как местный рыбак-колхозник ловил «на торпеду». Так здесь называют в какой-то мере сходное с известным по рыболовной литературе «корабликом» приспособление для ловли хариуса. Внешне «торпеда» напоминает деревянные детские санки, к которым особым образом крепится миллиметровой толщины жилка. Идущий берегом против течения рыбак буксирует за жилку положенные на воду «санки». К миллиметровой леске привязываются двухметровые хвосты с «мухами» по хариусу (обязательно с красной тряпочкой или красной шерстинкой). Стометровая жилка позволяет санкам углубиться далеко в средину реки, где стоят за камнями наиболее крупные хариусы. За сегодняшний день рыбак уже поймал этой «торпедой» двадцать рыбин.

С начавшимся отливом мы уплыли к левобережному поселку Корабельное, где расположен «морской вокзал» — избушка на крутом скалистом берегу. Отсюда моторная лодка перевозит пассажиров к останавливающемуся на взморье пассажирскому пароходу, обслуживающему линию Мурманск — Архангельск. Раз в неделю он посещает устье Поноя. Здесь и закончился наш очередной трехсоткилометровый маршрут.

С хариусами. Фото М. Пуссе.

 

Вокруг Онежского полуострова

15 июля 1968 года вдвоем с Николаем Погожевым мы отправились на лодке типа «казанка» от причала северодвинской лодочной станции в путешествие вдоль Летнего берега, порыбачить на морском побережье и в прибрежных озерах.

Благополучно проскочив по приливу сравнительно мелководное Пудожемское устье, вышли в Двинской залив. Однако вскоре с востока налетел шквал. Лето в этом году было холодное и ветреное, но мы никак не ожидали, что в первые же часы плавания подвергнемся жестокой атаке стихии.

С Северодвинского приемного буя пятибалльный ветер развел такую волну, а на приливе она еще неприятнее, что мы вынуждены были развернуться кормой к ветру и начать спуск по волне к сереющему вдали Летнему берегу. Шторм пригнал нас к песчаным пляжам, что южнее устья Солзы. Для высадки подобрали участок правее кошек, у которых море буквально кипело. На малых оборотах приблизились к линии прибоя. В момент, когда «дюральку» подхватил очередной вал, я слегка прибавил газ. Винт царапнул за песок раз, другой, и мотор стал. Гребень волны плавно опустил нас на песчаный пляж. Быстро перенесли на берег снаряжение, пустую лодку вытянули по каткам.

От пронзительного ветра укрылись за песчаным холмиком, под которым раньше была землянка. Здесь поставили палатку, развели костер, надеясь, что к утру шторм стихнет.

Каждые два часа я снимал отсчет с анероида, наносил на ленту барографа. Кривая быстро падала. Принятый по радио прогноз не утешал.

Беломорское побережье. Фото К. Коробицына.

Подъехавший верхом на лошади пастух посоветовал нам «покамбалить», то есть половить камбалу. Его предложение понравилось. Для наживки наловили креветок, и продольники выставили в наиболее богатой ими лагуне. Начался прилив, и лежащие на песке крючки с наживкой стало затоплять. В первые сутки на семьдесят пять крючков мы выловили двадцать шесть камбал и восемнадцать наваг. Николай неплохо готовил. Вареная и жареная рыба была на завтрак, обед и ужин. Шторм не утихал. Зато рыбалка оказалась на славу. Ежедневный улов камбалы дошел до тридцати семи штук. А вот продолжить плавание мы не могли, и это нас угнетало. Когда начинался отлив и спадал ветер, мы с надеждой посматривали на покрытое белыми барашками море. А вдруг все-таки стихнет? Но, увы! Из запланированной на поход десятидневки израсходовали «в плену» уже половину, а погода и прогноз не менялись. Что делать? Решили возвращаться домой. Во время отлива на лошади пастуха увезли лодку в устье реки Кудьмы. В тот же день вернулись домой: Николай завершать отпуск, я — готовиться к очередному плаванию.

…И вот наша «Венера» снова стремительно несется вдоль Летнего берега. На этот раз компанию мне составил Анатолий Глухов. Постепенно сужаются затопленные приливом низменные лайды, и обрывистый береговой уступ становится привычной панорамой берега. Лодка предельно загружена, но с мощным мотором «Вихрь» она все равно дает 20 километров в час. Летний берег, вплоть до Унской губы, исхожен нами многократно, и промежуточных стоянок мы не планируем.

Через четыре с половиной часа высадились на ночевку у избушки на мысе Красногорский. Избушка оказалась на замке, и мы расположились в дюнах на свежем воздухе. Провести тихую летнюю ночь на берегу Белого моря (сегодня 1 августа) — большое удовольствие. К ночи похолодало, стал слышен лай собак, стрекот лодочных моторов: за холмистой грядой — Пертоминск.

На рассвете, опасаясь очередного шторма, спешим прорваться к поселку Дураково, где наметили первую рыбалку. Далеко уходящие в море каменистые корги Красногорского и Яреньгского рогов обходили по малой воде и с большой осторожностью. В 1956 году, во время осенней охоты по морским зайцам, наш катер дважды выскакивал здесь на груды скользких камней, и, несмотря на то, что двух зайцев мы добыли, — поволновались тогда сильно…

Километрах в четырех от Яреньгского рога — группа изб. Это рыбачий стан. Рыбаки ставными неводами ловят сельдь. Против Лопшеньги — семужьи невода-тайники. Здесь одна из уловистых тоней рыболовецкого колхоза «Заря», бригады которого живут и в Лопшеньге, и в Яреньге. «Заря» — миллионер. Имеет два траулера, сейнер и даже собственный ПТС. Промысел трески и сельди в Баренцевом море и Атлантике дает большую долю колхозных доходов, но ведут и прибрежный лов сельди, наваги, семги. О чем бы промышленники ни говорили, разговор переходит к семге. Вот и сейчас время ей идти, но рыбы нет. А семга — это заработок!

Из рассказов поморов мы узнали, что идущая в Северную Двину на нерест семга, как правило, подходит к Летнему берегу с востока. Обычно эта рыба «в ходу» числа с двадцатого августа и лучше ловится сразу после шторма, когда вода мутная. Из ветров предпочитает западный. Рыбаки убеждены, что к берегу, на корги, семга подходит «чесаться», освобождаться от прикрепившихся под брюхом «клопов».

Для отлова рыбы применяется сетная ловушка — тайник. Устройство его несложно. На вертикально воткнутых в грунт шестах пяти-семиметровой высоты промышленники закрепляют стенку и окольную снасть. Внутри последней располагаются большой и малый «дворы» и «крючок». Тайники ставятся с расчетом, чтобы идущая по ложбине дна семга упиралась в стенку и, не имея другого пути, шла через оба «двора» в «крючок». Отсюда ей уже не уйти.

Осмотр сетей рыбаки производят в начале прилива и отлива, причем задерживаться с осмотром не рекомендуется, особенно осенью, так как на попавшую рыбу нападают рачки-бокоплавы («капшаки»), которые до утра могут начисто обглодать семгу.

…В Дураково приплыли при быстро усиливающемся волнении. С северо-востока, со стороны горла, бил сильный накат. С опаской обходили далеко выступающую в море каменную гряду. Местные, зная в ней проход, плавают напрямик, мы же на это не решились.

В Дураково живет и работает бригада рыболовецкого колхоза «Беломор». В поселок мы не пошли, а остановились в расположенной на берегу рыбацкой избушке.

— Приглашаем на уху из камбалы и пинагоров, — позвали нас рыбаки.

Пинагоры? Это интересно… Непривычная для северодвинцев рыба. В нижней части туловища у пинагоров присоска, которой рыба прикрепляется к камням.

— Сейчас произведем «съемку мундира», — пошутил старик-рыбак, занявшись ошкериванием рыбы. Кожу с пинагора он снял чулком, без видимых усилий. — Есть любители, которые ее варят и едят, — продолжал рыбак. — Другие сушат, распаривают в теплой воде и скармливают собакам.

Нерест у пинагора обычно завершается к середине июля, но принесенные рыбы оказались с оранжевой икрой, которую после приготовления попробовали и мы. Вполне съедобная.

Весь следующий день штормило. Берег гудел от могучего напора моря. Пенистая полоса прибоя выплевывала на него водоросли и наносник. Около избушки ручеек. Еще несколько лет назад местные жители ловили в нем форель. А теперь устье не сразу и рассмотришь — все завалено плавником. Сколько его на берегах пропадает без пользы!

Рыбаки утверждали, что на всем Летнем берегу нет уловистее места, чем здесь. Даже горбуша, последний массовый подход которой наблюдали в 1965 году, тут ловилась неплохо.

Поскольку прогноз не менялся, договорились с рыбаками, что своим мореходным карбасом они отбуксируют нашу лодку за мыс Ухт-Наволок. На отливе (в это время ветер стихает) в течение часа мы шли бортом к волне. Несмотря на то, что «Венеру» полностью разгрузили (в пустой лодке остался я в спасательном жилете править привязанным к транцевой доске веслом), буксирный фал все-таки лопнул. С карбаса мне бросили капроновый, на котором благополучно закончили буксировку.

Теперь, когда сулой Ухт-Наволока остался позади и от волны нас прикрывает каменистая гряда мыса, ничто уже не препятствует нашему движению по маршруту. У Ухт-Наволока окончился протянувшийся от устья Северной Двины Летний берег. Впереди, до самой Онеги, — Онежский берег.

К рыбачьему стану Лопатка подплыли очень осторожно — тут везде камни. К берегу подошли на веслах и сразу же занялись рыбалкой. Анатолий сходил к мостику через ручей и на дождевого червя наловил на уху форели. Я трудился на побережье. У берега здесь очень плотный каменистый грунт. Рачков нет, а копать морских червей трудно, не лезет в здешний грунт лопата. Пришлось набрать в кучках сохнувшей на берегу анфельции мидий и наживить крючки продольников их мякотью. Камбала и навага берет такую наживку безотказно.

Утро четвертого августа порадовало нас хорошей погодой. Солнце залило морскую гладь нежным светом. Казалось, что до острова Анзерский — рукой подать. А по карте — 32 километра! Прежде чем начинать к нему плавание, проверили запасной мотор «Москва». Он уверенно заработал, и мы взяли курс на Анзерский маяк. Мощный мотор понес нас к стамику Капельский. Мы специально начали плавание с отливом. В районе этих мелей сильные сулои. Они слабеют с отливом.

Протянувшийся на добрые полтора десятка километров остров Анзерский сильно залесен в западной и центральной частях. Восточная оконечность острова как тундра. С моря приметны Анзерский скит, гора Голгофа и маяк. Огибая остров с запада, проливом Анзерская Салма, почувствовали — снова свежеет. Порывистый ветер нагонял на солнце рваные облака, стало волнить.

В Троицкую губу — она на северном берегу Анзерского — заскочили только-только. От северо-запада заштормило. Пристали у заброшенных изб крутого западного берега. В одной на втором этаже оказалась почти целая комнатушка. Минут пять простояли у окна, наблюдая двух морских зайцев, вертевшихся вокруг нашей «Венеры». Их мы спугнули с камней, когда сюда подплывали. Вдоль берега все время летают утки и кулики-сороки.

После ночевки в избе, дождавшись прилива, уплыли в глубь губы. Очень осторожно миновали первый порог. За ним в районе каменистого островка хорошо ловится навага, а иногда и треска на донную удочку. Следующий каменистый перекат с сильным течением, а также коргу миновали на веслах. В самой глубине губы, невдалеке от устья ручейка, возвышается Анзерский скит. Скит — двухэтажное каменное здание, точнее каркас от него, так как внутри все разрушено. Из избушек, его окружающих, для ночлега пригодна одна. Отдохнув, мы направились к озеру Святое, оно прямо за домами. Действительно ли на Соловецких озерах хорошо клюет? Оказалось, да. Штормило, а мы вскоре надергали целую связку.

Пока Анатолий бродил вокруг озера с удочкой, спугнул из травы и камышей несколько уток и гуся. Им теперь здесь раздолье, так как на всех островах Соловецкого архипелага охота запрещена.

Весь следующий день путешествовали по острову. Четыре километра к горе Голгофа шли лесной дорогой. По пути миновали три живописных озера — в них тоже хорошо ловится окунь. На Голгофе дорога затерялась. Ориентируясь по компасу, шли тропами к губе Кириллова. В течение получаса продирались чащобой, лезли через крутые холмы. Посветлело, началось редколесье с приятным светло-зеленым ягельным полом. Подошли к избе, что на западном берегу губы. Как я и ожидал, здесь находились приехавшие на Соловки пароходом мой товарищ Иван Коньков и его спутники. После дружеской встречи нас тут же пригласили к «столу». Иван рассказал о рыбалке на озере Капольском, оно в нескольких километрах от избы, где, кроме обычных для Соловков окуней, ловятся и крупные сороги.

Снабдив на прощание канистрой бензина (мы уже израсходовали 80 литров) и хлебом, друзья перебросили нас на своей моторке обратно к Анзерскому скиту. На следующий день на отливе мы переправились через Анзерскую салму и, огибая Соловецкий остров с севера, поплыли к Кремлю. Несмотря на то, что шторм кончился, еще сильно волнило, и Анатолию — он ведет лодку — приходится быть начеку: как бы не захлестнуло. Пересекая открытую с севера губу Сосновая, наблюдали нелетные еще выводки гаги, уходящие от нас вплавь и нырками.

Обедали на мысе Перечь-Наволок. Хозяин избы и его жена — сборщики анфельции.

— Избу эту, — рассказывал хозяин, — я построил вот уже семь лет назад. С весны и до ледостава собираем здесь с женой анфельцию. Драгировать ее разрешают только после цветения, то есть после 10 июля. Делаем это в тихие солнечные дни, когда хорошо видно дно… Ловится здесь в августе — сентябре дрифтерными сетями очень вкусная и жирная соловецкая селедка, но угостить ею вас, к сожалению, не могу: сейчас ее нет.

Ночевали в кутовой части губы Белужья, в избе, что метрах в двухстах вверх по впадающей в губу речке. Порыбачили на озере Волчье и, несмотря на легкий дождик, опять наловили и сорог, и окуней. Мы сделали вывод, что уха на Соловках всегда гарантирована.

Восьмого августа продолжили плавание к Соловецкому заливу. В его глубине расположен Кремль — туристский «магнит», всесоюзного значения. Только стали поворачивать в залив, увидели белоснежный теплоход «Татария», совершающий свой плановый туристский круиз. Оказалось, что присутствие этого лайнера влияет и на наши планы. Стоящий у причала маленький теплоходик «Балтиец» был задержан для связи «Татарии» с берегом. Сегодня вечером «Балтиец» должен был возвратиться в Онегу. Тут же договорились с капитаном и с помощью туристов подняли на полубак теплохода нашу «дюральку» и снаряжение. Ночью при хорошей погоде уплыли в Онегу…

Во время прежних походов по Онежскому полуострову мы неоднократно бывали в районе сел Покровское, Тамица, Кянда и сейчас, миновав их, разбили первый лагерь у Пурнемы, где сразу же занялись ловлей камбалы на продольники. В Пурнеме — сельсовет и правление рыбколхоза «40 лет Октября». Бригады этого колхоза ведут лов в губах Кяндской, Нижмозерской и Ухте. У Тамицы и Покровского ловят селедку: в море — неводами, подо льдом — рюжами. Хорошо ловится в губах и навага. В ноябре — декабре здесь происходит ее преднерестовое скопление. В феврале — марте здесь же ловят отнерестившуюся, «голодную» навагу. Кроме рюж, распространена и ловля удочками на завязанного узлом морского червя. Заглотнувшую такой «узелок» навагу быстро выдергивают на лед.

Поморы рассказывали, что в годы, когда подходит навага, на подледном лове можно неплохо заработать. Поэтому к такому промыслу готовятся загодя. Летом и осенью копают и сушат морских червей. На одного червяка ловят до тридцати наваг.

До недавнего времени колхоз имел рыбачий стан на Пурасозере, в котором ловятся лещи до четырех килограммов весом. Теперь стан заброшен, но оставшимися на озере четырьмя лодками пользуются рыбаки-любители.

На Онежском берегу после штормов с запада улучшается лов рыбы. Со второй половины августа из глубины лесов на взморье выходят медведи — вдруг повезет на труп морского зайца? И нередко рыбаки наблюдают медведя или медведицу с медвежатами то у речки Вейга, то за Лямцей.

Уже подплывая к Лямце, мы почувствовали — надвигается непогодь. Солнце давно запуталось в рваном облаке, с севера нависала огромная темная туча. Пугающее затишье разорвал первый порыв ветра. Только заскочили в устье, начался дождь…

Речка Лямца вытекает из Лямицкого озера. Течение умеренное. Ниже Каменного ручья — это километров двадцать от устья — немало каменистых перекатов.

В устье реки — поселок того же названия. В нем есть необычный памятник. Металлический крест, окруженный горкой скрепленных винтами чугунных ядер. Старославянскую надпись, сделанную на нем, мы не поняли. Но местные жители расшифровали: «В честь отражения английского парохода Фрегат крестьянам селения Лямцы. Июнь 1876 года».

Поселок Лямца. Памятник. Фото М. Пуссе.

Во время безуспешной осады в 1854 году Соловецкого монастыря англичане пытались пополнить в поселке на побережье Онежского полуострова запасы мяса. Крестьяне, вооружившись кремневками, оказали грабителям сопротивление. Фрегат ответил бомбардировкой поселка и сжег церквушку, поселок же Пушлахту спалил совсем.

…А давление все падало и падало. Опасаясь приближающегося шторма, мы сделали попытку прорваться к речке Палова, где можно было порыбачить. Но вскоре поняли — до цели не добраться. Волнение так быстро усиливалось, что пришлось повернуть обратно к берегу. Мы пристали напротив избушки, где оказалось трое сборщиков анфельции. Встретили нас очень гостеприимно, предложили ухи. За разговорами прошел вечер.

— Вся наша жизнь и работа связана с морем, — делился А. Е. Пунонцев. — Я, например, начинал с «зуйка» — юнги на норвежской шхуне. Подходили они в двадцать восьмом — двадцать девятом годах к Лямце для найма рыбачьих артелей из поморов. Наживлял я мойву на ярусы. Треска на нее хорошо берет. Рыбачили мы тогда вдоль Мурманского берега. По окончании лова шхуна подходила к поселку, и меня возвращали отцу вместе с заработком…

Старший из сборщиков Ф. П. Нестеров — тоже потомственный помор, всю жизнь проработавший на Онежском берегу, рассказывал нам о сборе анфельции:

— Собираю за сезон около тонны анфельции. Из пяти килограммов сырой после сушки получается один. За килограмм сухой и вытеребленной нам платят по 26 копеек… Но брошу, наверное, собирать. Глаза от анфельции очень болят и руки чешутся. Приезжал тут инструктор, жаловались мы. Обещал очки специальные прислать и лекарство и исчез. А если бросим мы, старики и старухи, ее собирать, кто этим займется? Молодежь уходит в крупные колхозы, на сейнеры, в город. Пропадает весь наш поморский опыт…

На наши расспросы о семге сказал: семгу у нас ловят в Онеге у подпорожья, в губе Конюхово, и Летней Золотице. Раньше, до постройки плотины, она и в Тамицу хорошо шла, и Лямцу не забывала. Но в основном же в наши реки идет не семга, а кумжа. Тоже ценная рыба. Уж не знаю, по науке сходится ли, но приметы у нас есть верные. Семга и кумжа хорошо подходят после штормов с запада. Появились в мережах «карбаски» с открытыми створками и высосанным нутром или, к примеру, в мережи корюшка стала попадаться в массе — жди семгу и кумжу. Они всем этим питаются. Еще примета. В год, когда больше дождей, кумжа в реки заходит пораньше. А вообще-то она и сейчас уже начинает идти. Самый лучший ход, например, в Летнюю Золотицу — с листопадом, то есть во второй половине сентября.

Поплыли дальше. Фото М. Пуссе.

Вторник, тринадцатого августа, мы провели в рыбачьем стане на речке Палова. Ловили удочкой форель, на взморье — камбалу и навагу, а потом, минуя мыс Каменный (здесь в поросшем тростником озере на пролете задерживаются гуси), поплыли к избушкам, что разбросаны по берегу до Пушлахты. В них останавливаются рыбаки во время лова пушлахотской селедки.

В самой губе Пушлахта, где живет бригада рыболовецкого колхоза «Беломор», рыбу ловят мало, зато в следующей губе — Конюхово (в ней мы тоже потом останавливались) хорошо ловятся и семга, и сиг.

По пути к Летней Золотице познакомились с Николаем Дмитриевым. Он возвращался с осмотра продольников и пригласил нас к себе «на уху». Долгое время Николай был кадровым охотником в Пушлахте, и, по его наблюдениям, участок Пушлахта — Летняя Золотица в последние годы обеднел охотничьей фауной. Лось и медведь стали редки, зато вот уже лет пять как появились волки. «Я лично встречал у Лопатки сразу шесть штук, и вообще с ними много воевал. Как глубокие снега наступают, волки уходят на взморье, в ропаки. Давят там хилесаек (молодь нерпы). Я выкладывал отравленную фторацетатом бария навагу. Один волк отравился. Но были и недоброкачественные партии яда. Брали волки и одну, и две пилюли — уходили живыми… Куниц за весь позапрошлый сезон я добыл в нашем районе только шесть штук. Даже боровой птицы стало мало. Только у Пушлахты еще косачей достаточно. Из водоплавающей же у нас остается зимовать морянка».

Рассказывал он о промысле нерпы на Соловках и Жижгине:

— Бродим но отливу по коргам с фонарями и бьем нерп. С первого сентября и до ледостава ловим их «юндами». Зимой и ранней весной ведем отстрел с лодок. За весновку (бить тюленя на плаву разрешается до 14 мая) добываем до трех десятков на лодку. Молодь нерпы и морского зайца не трогаем. А вот за белька гренландского тюленя платят хорошо. Мы раньше на ледоколах в горло ходили его промышлять.

До глубокой ночи шла интересная беседа… К десяти утра на рейд Летней Золотицы пришел грузо-пассажирский теплоход «Мудьюг». Не без трудностей (сильно волнило) нашу моторку подняли на борт.

Долго мы еще не уходили в каюту, прощаясь с удаляющимся берегом. Песчаный обрыв отступал все дальше, лесная чаща превращалась в зеленую полоску.

 

Берег справа

Леденящий северо-запад дул не переставая. Необычно затянувшаяся весна 1969 года путала все наши планы. Намечали проскочить к Куе напрямик морем или под прикрытием острова Голец, а вынуждены теперь петлять по Черенкоме…

Но зима сдает свои позиции. Это видно по тому, как тянутся к нежаркому солнцу освободившиеся из-под снега камыши и с каждым днем нарастает шум птичьего говора.

Сильная волна заставила-таки нас укрыться в речке Няша. Заночевали в правобережной избушке-теремке. Отсюда хорошо видны безлесые, покрытые разнотравьем острова Муравой и Лебедин. Места здесь чудесные, особенно красивы весной, в конце мая. Какие кадры можно отснять, имея при себе киноаппарат или фоторужье! Мы не могли оторвать глаз от расфранченных петушков — так местное население называет турухтанов. Непривычно крупные из-за отросших по весне «воротничков» черных, белых, рыжих расцветок и лохматой «шапки» они устраивали на току сражения за спокойно прогуливающихся тут же подруг. Наша моторка проносилась от них «на вытянутое весло», а воинственные бойцы, взъерошив жабо и нацелив друг на друга клювы, не обращали на нас никакого внимания. А брачные танцы журавлей! Мы их тоже наблюдали против Муравого. Пронзительно трубящие самцы размахивали крыльями и смешно выплясывали вокруг самок.

На приливе (в это время повернул ветер) выскочили в Сухое море и поспешили к острову Мудьюг, чтобы спрятаться под его берег. Губа Сухое море — водоем мелководный, даже в полную воду редко где глубина достигает трех метров.

Остров Мудьюг протянулся километров на пятнадцать. В годы интервенции 1918—1920 годов он обрел мрачную славу. Многие сотни преданных революции людей — коммунистов и беспартийных были здесь уничтожены интервентами и белогвардейцами, погибли от голода и холода… Народ не забыл героев. Летом и осенью многочисленные туристы склоняют головы у памятника жертвам интервенции и кладут к его подножию скромные букеты северных цветов.

Остров лесист, богат грибами и ягодами. Растут подберезовики, подосиновики, моховики, волнушки, в южной части — боровики, из ягод много черники, голубики, клюквы и брусники. Примечательна и фауна Мудьюга: кроме водоплавающей и куликов, здесь обитают все виды боровой птицы, встречаются лисы, зайцы и… гадюки. Обычно со средины июля сюда переправляется стадо лосей в три-шесть голов, зимой по прочному льду они возвращаются на материк. С окончанием навигации, когда прекращает работать маяк Белая Башня, остров посещают волки (свет маяка их отпугивает).

Сухое море с прилегающими островами Мудьюг, Лебедин, Муравой, лугами дельты реки Мудьюга, пожалуй, самые богатые дичью угодья дельты Северной Двины.

Во время весеннего и осеннего пролета здесь скапливается большое количество лебедей, журавлей, гусей, уток. Из куликов можно наблюдать турухтанов, чибисов, кулика-сороку, больших улитов, кроншнепов, тулесов, иногда золотистых ржанок.

Избушки на Мудьюге есть на всех берегах, мы же уплыли к той, что на мысе Климушек. Это на северной оконечности восточного берега острова, у самого выхода в пролив Железные Ворота. В рыбачьем стане хозяйничал молодой помор Сергей Хабаров из Патракеевки.

— Наши на воскресенье в поселок уплыли, а меня в сторожах оставили, — говорил паренек, встречая нас. — Ушицу сейчас заварим, проголодались, наверное, с дороги-то…

За обедом Сергей делился заботами рыбаков:

— Третьего дня только рюжи впервые выставили, до этого не могли: грязью забивает, заледыши — колья в грунт не загнать. Но улов ничего. Взяли порядочно камбалы, речного окуня, корюшки, сельди, сигов. Даже морской заяц попался.

После отдыха Евгений Колодочкин занялся осмотром мотора, а я сходил за бензином на метеостанцию.

Молодежь метеостанции оказала нам самое дружеское содействие.

— Но и вы нам помогите советом, — попросил меня механик Володя Полежаев. Оказалось вот что. Ледоход принес к их избам двух ондатр. Зверьки поселились рядом с жильем.

— Одна совсем ручной стала, — рассказывали ребята, — хлеб из рук берет. Чем их еще кормить?

Я посоветовал отпустить ондатр в болото, там они сами себя прокормят…

Утром вдруг обнаружили, что ветер повернул с материка, начался отлив. Поспешили к лодке, но увы! Сколько ни пытался Евгений запустить «Вихрь» — главный наш двигатель не заводился. Чтобы окончательно не упустить воду, выскочили через Железные Ворота в море на запасном моторе «Москва». Держась в полукилометре от берега, миновали Кую, Большие Козлы. Здесь живут и работают бригады Патракеевского рыболовецкого колхоза «Красное знамя».

Зимний берег тут мало извилист, сравнительно невысок. Покрытые сплошной чащей холмы опускаются к морю обрывами. Немало ручейков.

Отдыхали в избушке на речке Ерга. Наловили продольниками камбалы и сварили уху. Между прочим, бассейн этой речки и прилегающие районы весной и осенью часто посещают медведи, пожалуй, это самое «медвежье место» на всем Зимнем берегу, но наше уединение топтыгин не нарушил.

За крутым обрывом мыса Зимногорского начинается горло Белого моря, но по-настоящему мы это почувствовали у Вепревского. Сплошная, без разрывов, кромка льда нависла с севера. Покрытую пеной толчею Вепревского сулоя Евгений преодолел на малых оборотах. День сегодня солнечный, крутой берег хорошо прикрывает нас от свежего юго-востока, и это препятствие миновали сравнительно легко. Но вот и первый лед…

Мы специально покинули Ергу на полной воде и теперь застали проход между берегом и льдами. Не задерживаясь, устремились в него. Справа берег, иногда припай. Слева лед, отжатый восточными ветрами и отливом к Терскому берегу. Появились и ропаки — огромные, причудливых форм ледяные глыбы. И ледяные поля, и ропаки непрерывно движутся.

Плывя на Север вместе с весною, мы привыкли уже к обгоняющим нас бесконечным стаям уток, караванам гусей. «Примелькались» даже тяжело машущие крыльями снежно-белые лебеди. Но то, что мы увидели в горле Белого моря, поразило нас. Десятки, а может быть, сотни тысяч морских уток — нескончаемый, беспрерывно гомонящий на разные голоса птичий базар, заполнил все водное зеркало. Флейтами разливались морянки, часто махая крыльями, подергивая головами, стремительно облетали лодку непрерывно кричащие чернозобые и краснозобые гагары. Поражало обилие синьги и черняти как хохлатой, так и морской.

Жители Северодвинска и Архангельска привыкли наблюдать нырковых уток, за исключением гоголя, прежде всего осенью, особенно поздней. Сезон весенней охоты заканчивается у нас раньше весеннего пролета этих уток. А между тем, нырковая утка на Севере весьма многочисленна. Все это грандиозное скопление при приближении моторки взлетало, ныряло.

Между прочим, необычное строение лап нырковых уток (задний палец у них снабжен широкой кожистой лопастью) позволяет им «стоять» в воде. Часто загребая лапами, они высовывают из воды почти весь корпус, как бы рассматривая нас «с высоты своего роста». Темные пеньки все время возникали вокруг моторки.

…А какой сегодня опять денек! Пропитанный солнцем воздух, и море матово блестящее.

Льды в горле в непрерывном движении. На дрейф полей и ропаков влияет ветер, постоянные и особенно приливно-отливные течения. Мы все время настороже, внимательно оглядываем побережье, выбирая чистые от припая участки. Если начнется сжатие, лодку придется срочно вытаскивать на берег. Опасливо огибая плывущие ропаки, мы настойчиво пробиваемся на северо-росток не только в отлив, но и в прилив, так как юго-восточный ветер — наш союзник. Ропаки для нашей «казанки» все равно, что айсберги. Ветер и солнце придают этим ледяным горам самые причудливые формы. Когда прочность или равновесие нарушаются, они с шумом рушатся или переворачиваются. Особенно большие скопления их мы встретили в районе устья реки Ручьи. Евгений осторожно проводит лодку подальше от великанов — зачем испытывать судьбу!

Мы решили переночевать в избушке около устья, лодку пришвартовали к трехметровой высоты припаю, забив якорь в ледяную расщелину. Шел отлив, и только тогда, когда лед плотно осел, мы ушли на отдых в избу…

Четвертого июня с ходу, чтобы не упустить воду, «забежали» в устье реки Мегра. Лавируя между льдинами, поплыли вверх и через пять минут за крутым поворотом реки увидели стоящие на якорях карбасы, а затем и поселок. Мы пополнили запас бензина (канистру автола везем с собой), а в магазине закупили продукты.

У мегринских поморов нас заинтересовала уда — приспособление для ловли камбалы. Мегринская уда — это метровой длины металлический прут в мизинец толщиной с привязанными к равномерно просверленным в нем отверстиям поводками с крючками. Прут опускается на дно на специальной подвеске. На стоящий на двух якорях карбас две рыбачки брали четыре уды и опускали их на морское дно. Пока на одну уду наживляются кусочки морских червей, с другой уже снимается камбала. При нас на берег сошла женщина с тазом камбалы (штук сто), наловленной за четыре часа. Простая и эффективная снасть, своеобразная «помесь донки и продольника».

После захода в Мегру погода стала портиться. От горизонта наползли низкие лохматые тучи, нас окутала мгла. На песчаной косе, закрывшей от моря устьевую излучину, есть избушка. В ней и укрылись. Евгений занялся мотором, а я вскарабкался на крутой правобережный бугор, чтобы осмотреть льды в сторону Майды. Возвращался к товарищу расстроенным: усиливающийся сиверко наглухо закрыл щель. Льды сошлись, и мы оказались в ловушке.

Неприятность оказалась не единственной. Во время отлива стремительно выходящий из реки лед оторвал припай, на который мы вытащили лодку. Находящийся на льдине Евгений с трудом столкнул груженую лодку в воду и запустил «Москву», но в тот же момент обнаружил, что сорвана шпонка. А стремительное течение уже несло льды и лодку в море. Хорошо, что перед плаванием мы позаботились о крупном якоре и длинной прочной капроновой веревке.

Став на якорь и отталкивая веслом наплывающие льдины, товарищ умудрился быстро заменить шпонку прямо в лодке. Взревел мотор, и «казанка» была отогнана в безопасное ото льда место.

Вечером к нам зашел местный житель. За ужином, как всегда, разговорились.

— Рыбы у нас хватает. В реке семга, кумжа, сиг, хариус, щука, камбала, сорога, окунь, налим, ерш. В устьевую часть заходит и навага. А вот год этот необычный. Ледовая обстановка тяжелая. Не можем заняться привычным прибрежным ловом семги — вмиг ропаки сети сорвут.

И по Мегре, и по Майде местные жители поднимаются на лодках до верховьев и озер. Там неплохая охота и рыбалка.

Путь к Майде и далее вокруг мыса Воронов оказался нелегким. Открывшаяся на отливе неширокая дорога вся в льдинах, а тут еще километровые припаи. Но удалось благополучно пробиться через все препятствия и проскочить в пролив Моржовская салма.

У мыса Воронов окончился Зимний берег. Впереди, до устья Мезени, — Абрамовский, о котором поморы отзываются как о «суровом и пустом», так как вдоль него плохо ловится рыба. И, действительно, мы увидели мрачные, однообразные берега, высоченные обрывы в многометровых снежных застругах. Избушек совсем мало.

Плыть вдоль Абрамовского берега лучше с приливом, то есть с попутной водой. С началом отлива, когда оставленная у берега лодка быстро обсыхает, можно останавливаться на длительный отдых.

Дневали сегодня в избушке на самой вершине обрыва. Карабкаясь к ней, долго мяли траншею в снегу. Наверху — голая тундра. Лишь вдоль ручейка проглядывается кромка невысокого леса. Дверь в избушке пришлось откапывать. Пока мы пилили и кололи плавник, в сорока шагах от нас кипели страсти — турухтаны воевали на току. Зато на взморье теперь поспокойнее. Морянки и черняти здесь гораздо меньше. Лишь в изобилии гагары.

О рыбалках в этом районе мы расспросили женщину из обслуживающего персонала маяка Воронов:

— С рыбой нынче неважно. Поставили рюжу на взморье — попалось только шестнадцать камбал, а пинагоров (они от Воронова до Юроватого со сходом льда обычно много попадаются) ни одного. Рюжу день продержали и срочно убрали: льду нагнало… А вот озерная рыбалка понадежнее. С января — февраля мы ловили налимов на Кривом. На Кедовских озерах хорошо ловятся щуки, сороги, крупные окуни. Озер у нас тут множество, только сейчас они еще подо льдом. Раньше всех в нашем районе вскрываются Малое Гагарье и Зубково. Мы в них вершами ловим щук, окуней, ершей. Вчера, например, вытащили семь килограммовых щук и двух килограммовых окуней.

Абрамовский берег. Фото К. Коробицына.

Воскресным утром восьмого июня, дождавшись полной воды, стали пересекать залив реки Койда, но ветер вдруг опять усилился. О берег, не переставая, били мощные валы. Не очень помогал и закрывающий нас со стороны моря лед.

Ночевали прямо в тундре. Костер разожгли обычным способом: налили в плоскую консервную банку бензина и подожгли, сверху положили плавник. Вскоре сварили ужин, напились горячего чая и отправились к ближайшему холму любоваться брачными играми белых сов. После нескольких взмахов кружащийся над тундрой самец складывает под брюхом крылья и как бы «проваливается» к земле, затем взлетает снова. Полярная сова отличается от филина не только цветом оперения, отсутствием «ушей», но и тем, что хорошо видит и охотится в светлое время…

Как быстро на севере меняется погода! Ночью штормило, а к утру наступил полный штиль. Яркие солнечные лучи вселяли радость во все живое. Не теряя времени, отплыли. Уж сегодня-то мы доберемся до тебя, Канин! Но у мыса Абрамовский нас поджидала беда. От самого берега и до горизонта мы увидели сплошной лед. Попытались обойти его, в такую отличную погоду риск не велик. Проплыли километров на шесть мористее, — а лед опять до горизонта! Абрамовские мели тянутся на сорок километров, и мы поняли, что пути дальше нет.

После короткого совещания повернули к берегу. Ничего не оставалось, как плыть в Койду, ожидать южных ветров. Они отведут лед от берегов.

В Койде сельсовет и центральная усадьба колхоза-миллионера «Освобождение». Местные жители тоже дивились необычной весне и ледовой обстановке:

— Ни пароходов, ни вертолетов… Сколько здесь живем, не помним такого года.

Напугали старожилы нас:

— К устью Мезени сейчас не пробьетесь. Даже в обычный год на Абрамовских мелях весь июнь лед стоит.

Что делать? Накупили в магазине продуктов и уплыли к левобережной избушке рыбачить и ожидать южного ветра.

Устье Койды в песчаных косах. В отлив здесь почти полная осушка. Затопляемое во время штормов левобережье обильно куликами и водоплавающей; на зорях из леса доносятся крики куропаток.

Поморы поднимаются по Койде на моторках до самых верховьев и озер. Река богата рыбой: семга доходит до самых озер, а кумжа — до притока Ашуга, есть нельма, горбуша в реку заходила вплоть до 1967 года. Зимой в устьевой части жители ловят навагу удой и поддергалом.

Койдинская уда, точнее ее деревянная часть, внешне похожа на искусно выделанную (вся в резьбе) детскую саблю. На мотовиле намотана бечева, к которой привязано тяжелое свинцовое грузило десятисантиметровой длины, снизу к нему прикреплен металлический прут с поводками и крючками. Интересно, что морские черви в Койде почти не используются, наживка — навага, но с «приправой»: у грузила подвешивают корюшку для «запаха». Ручку имеет и поддергало, но грузило и поводки у него расположены вертикально. Грузило уды и поддергала опускают до дна, а затем чуть поднимают, чтобы наживка касалась грунта.

Чтобы лучше было видно ледовую обстановку в районе мыса Абрамовского, мы уплыли в речку Койдица. Здесь, вблизи от устья, есть маленькая избушка. Поморы нас предупреждали, что на Абрамовском берегу, к востоку от Койды и до устья Кулоя, рыба, не считая селедки, ловится плохо. Поэтому мы не удивились, когда в такой внешне привлекательной речке с песчано-галечным, местами глинистым дном на выставленные продольники не поймали ничего.

Утром выглянули на улицу — все бело! Тундра как простыней накрыта. Вроде бы снова началась зима. О переходе к устью Кулоя и Мезени, они всего в двух-трех часах плавания, не может быть и речи. Северный шторм накрыл весь Абрамовский берег сплошной ледовой шапкой. Мы опять оказались в плену…

Непогода и холод согнали к устью реки дичь и хищников. Утром видели лису, белых сов. Поморники же буквально осадили избу. Этот бойкий белогрудый хищник (здесь встречается в основном длиннохвостый поморник) нападает на все и вся, что послабее его. Я понаблюдал за одним. Он бегал по тундре, ловил лемминга, потом принес его на снежник вблизи нашей избушки и, как кот, «играл» с жертвой. Не прошло и нескольких минут, как он напал на крачку. Силуэты обеих птиц слились, и самка отчаянно закричала, но выручил самец. Перед дружной парой разбойник отступил… Скоро в тундре появятся и птенцы. Ни яйцам, ни птенцам от поморников пощады тоже не будет.

В устье Койды и Койдицы небольшими стайками держатся крупные кулики с длинными изогнутыми кверху клювами. Это большие улиты. Очень интересно «ухаживают» их самцы. Непрерывно крича ти-ти-ти-ти… ходят за самочкой и опахивают ее крыльями.

К вечеру четырнадцатого июня опять замолчали птицы. Только сидевшая у избы пара больших зуйков тоскливо и однообразно тянула свое пии-пии. Солнце начало закрываться дымкой. Мы бросились таскать к избе плавник и пилить его. И точно — северный ветер усилился, а к ночи ударил еще и мороз.

Договорились с товарищем попытаться вернуться в Койду, оставить на сохранение лодку и снаряжение и улететь домой, чтобы после месячного перерыва, когда Мезенский залив точно уж освободится ото льда, продолжить путешествие.

Ледяные поля против Койдицы разряжались не в отлив, а в прилив. С многочисленными хитростями, используя начальную стадию прилива, когда ропаки еще на мели, «удрали»-таки в Койду, но… только шестнадцатого, когда ветер поутих.

Здесь нас пригласили в гостеприимную семью потомственных поморов Малыгиных. (В Койде Малыгины — самая распространенная фамилия). Евстрат Филиппович — семидесятилетний пенсионер, вся жизнь которого прошла на промысле. Ему есть что порассказать.

— Наша Койда — знаменитое среди поморов село, — гордо говорил дед. — У многих здесь и прадеды, и прапрадеды поморами были. Сколько помню я с детства рассказы, наши и на Новую Землю, и на Грумант на елах ходили.

Конечно, я понимаю, — времена теперь не те. Прибрежный промысел на нет сходит, дохода не дает. Главный доход у колхоза сейчас от СРТ и сейнера… А вот в наше время, — тут старик оживился, — мы только и жили, что навагой, треской, семгой. На зверобойку, бывало, ходили. На карбас о трех полозьях укладывали снаряжение, даже дрова, и тащили его по льду до разводья. Под Терский берег ходили, на Кедовские и Северные кошки, даже к Шойне… Лед везде в движении. Где плывем, где на лед лодку вытащим. Зевать нельзя — вмиг раздавит. По четыреста лодок зверобоев на Моржовец высаживались. С февраля по апрель тысячами тюленя били, вперед белька, потом взрослых. Вот были заработки! Ну и поплатились, конечно, — старик снова стал угасать. — Мало стало лысуна.

Белек. Фото К. Коробицына.

При Советской власти, это уже, дай бог память, с 1921 года, на ледоколах ходили. Я стрелком был. А промышленники стаскивали лямками добытого зверя в кучу. На ночь вешали фонарь, чтобы ледокол мог собрать…

Николай, он председатель Койдинского рыбкоопа, пояснил, что эта охота и сейчас в почете. В этот сезон от колхоза были направлены только 25 человек, а желающих большинство. За декаду рублей по 350 заработали на каждого.

…В вертолете мы с товарищем подсчитали: от Северодвинска до мыса Абрамовский плыли около одиннадцати дней. Семь часов проработал «Вихрь», тридцать два — «Москва». Это с учетом, что, лавируя во льдах, сбавляли скорость. Спокойно этот же путь можно было бы повторить на моторе «Москва» за сорок пять часов непрерывной работы… Учтем на будущее.

* * *

Начинался прилив и, как всегда, усиливался ветер. Было мозгло и неуютно, чувствовалось, что скоро задождит. Мы спешно готовились к первой ночевке на Конушинском берегу. Топили каменку, потом, опасаясь угара, избу час проветривали. Очень хотелось спать, но, беспокоясь о лодке, не ложились. Шел прилив, и накат мог добраться до нее, а тут рядом камни. Здесь, у устья Мезени, да впрочем, и вдоль Конушинского и Канинского берегов приливы достигают девяти метров (а во время паводков и нагонных ветров с моря и больше!).

Поскольку Конушинский берег окаймлен многокилометровой ширины осушкой, отплыли незадолго до полной воды, когда прилив поднял лодку и ослабло встречное течение. Плыть на север здесь выгодно в полную воду и особенно с началом отлива. Образующееся в это время попутное течение очень ускоряет плавание…

Вход в реку Нижняя Мгла довольно широк и расположен между двумя покрытыми лесом холмами. Все устье в песчаных кошках и илистых няшах. Окружающие луга, как в средней полосе: стога, бродящие у кромки леса журавли, снующие туда-сюда кулики. В Нижней Мгле водятся сиги, нельма, камбала, навага, изредка заходит горбуша и семга. Виктор Федоров — наш новый спутник — немедленно включился в рыбалку на взморье и с местным жителем Николаем Коткиным принес килограммов десять камбалы, пришлось ею заняться.

Без затруднений проплыли устье реки Несь. В поселке Несь (он далеко в глубине материка) расположена центральная усадьба рыболовецкого колхоза «Северный полюс» с бригадами в Мгле, Чиже, Кие, Шойне. Владения этого колхоза-миллионера охватывают чуть ли не весь полуостров Канин. В хозяйстве 5 СРТ, 12 000 оленей.

Рыжебородый промышленник, с которым мы разговорились на берегу, хвалил свой поселок и охотничий район:

— В нашей Неси даже голуби и скворцы живут!.. Лучшее время для спортивной охоты с 9 до 20 мая, а осенью — с конца августа и весь сентябрь. Охотимся на уток и пролетных гусей. Что касается куропатки, она перекочевывает к нам обычно к январю, но мы ее не стреляем: боезапаса не напасешься — добываем силками (рыболовная жилка 0,3 мм). В этом сезоне я сдал 2000 штук.

Собеседник рекомендовал нам хорошую рыбалку на реке Малая Боровая. Мы направились туда, но километрах в трех от рыбачьего стана вдруг забарахлил мотор. Шел отлив. Пока возились, отыскивая причину, вода ушла. Мы и глазом не успели моргнуть, как оказались далеко от берега на песчаной осушке. Предстояла холодная и вообще необычная ночевка.

Песчаные отмели против уловистых речек Большая и Малая Боровая, на которых мы остались на вынужденную ночевку, в невероятном количестве «копанок» морских червей. Этих червей, ракообразных и моллюсков нужно использовать как наживку при любительском лове рыбы на взморье. Морского червя — пескожила — приходится откапывать лопатой, наживлять его нужно кусочками. Песчаная креветка — небольшой десятиногий рачок светлой окраски. Отлавливается на малой воде сачками с мелкой ячеей. Для наживки используют лишь туловище рачка. Песчаная ракушка — светло окрашенный моллюск со створками до 10 сантиметров длины. Зарывшись в песок, он выставляет на поверхность грунта трубку (сифон), через которую дышит и питается. Макома — тоже моллюск, белый или розовый, с округлыми створками сантиметровой длины. Живет в верхнем слое грунта. Мясо и сифоны этих моллюсков — хорошая наживка для морской рыбалки.

Всю эту ночь с большим увлечением «охотились» мы на обитателей отмели. Собрали своеобразную коллекцию. Заметив, что из этого можно извлечь пользу, около нас немедленно приземлился поморник и бродил совсем рядом, высматривая извивающихся пескожилов.

Поморник на гнезде. Фото К. Коробицына.

В пять утра с легким журчанием нас окружила вода. Море фронтом надвигалось на берег. В устье Мезени и у Конушинского берега, когда приливная волна «бежит» через многокилометровые осушки, образуется сильный накат. Поэтому мы укрылись от быстроусиливающегося ветра и волнения в устье безымянной речки. За ее поворотом увидели крышу, здесь и остановились. Между прочим, северо-восточный ветер все время доносит до нас через тундру шум рыбачьих моторок. Там Чижа. В Чиже живет бригада колхоза «Северный полюс», есть своя электростанция, школа, клуб, детсад, магазины. К началу ноября в поселок, как и в Кию и Шойну, собираются рыбаки из мезенских колхозов на подледный лов наваги, которая образует в устьях этих рек преднерестовые скопления.

Обнажающийся при отливе Конушинский берег — излюбленное место кулика-сороки. Этот крупный красноногий и красноклювый кулик питается здесь рачками, червями, моллюсками.

После мыса Конушинский и до самого Канина Носа берег называется Канинским. Отмели теперь почти сошли на нет, стали крутыми и короткими. Зато резко усилились сулои и прибой. Здесь по-настоящему «запахло» океаном. Берега Канина быстро разрушаются. В южной части, например, по четыре метра в год. Береговые обрывы многослойны: снизу глина, сверху земляные плиты с многоэтажный дом, накрытые «крышей» из дерна. Огромные глыбы съезжают по глине прямо в море.

Отдыхали и рыбачили в устье реки Волосово. Как и у других речек Канина, у нее небольшая протяженность, и она сравнительно широка и многоводна только в устье, где сказываются морские приливы.

Нам очень хотелось спать, но тут, у обрыва, такие назойливые и крикливые чайки! И кружатся, и кружатся… Желтоклювая сизая чайка подхватила брошенный нами объедок, а на нее с пронзительным криком уже насела более крупная — серебристая чайка, у нее черные концы крыльев. И опять закружился крикливый хоровод.

После отдыха в Волосово мы весь день бродили по тундре Здесь царство больших зуйков — короткоклювых куликов, парочки которых неотступно сопровождали нас от холмика к холмику, пока не «передавали» владельцам очередной гнездовой территории. Стоило нам углубиться в кустарники — начинали спугивать белых куропаток, чаще самок с летным уже выводком (правда, Виктор нашел и гнездо с восемью яйцами). Иногда при выводке был и куропач, взлетавший с характерным криком.

А ближе к Кие, когда отдыхали на отмели, нас посетила пара северных оленей. Самка и олененок. Подошли они метров на тридцать. Оленуха остановилась, настороженно повернув к нам голову, тянула носом воздух. Стараясь не делать резких движений, я развязал рюкзак, вытащил фотоаппарат и щелкнул затвором. Животные отбежали метров на десять. Виктор тянулся к ним с солью, но гости не подпускали. По утверждению ненцев, оленей-дикарей на Канине нет. Эта отбившаяся в период отела самка возвратится сама, как только почует олений «дух» от прошедшего мимо стада.

Мы выбрали плоский камень с ямкой и насылали в нее полкружки соли. От такого лакомства путешественники, конечно, не откажутся…

У маяка Богатый нас застал дождь. Избушек поблизости не было, и мы вмиг натянули палатку. Вокруг маяка — целое кладбище: останки белых куропаток, куликов и даже чаек. На деревянной лестнице спокойно восседали два крупных, пока еще не летных, птенца ястреба-тетеревятника. Внешне уже сформировавшееся оперение было покрыто седоватым пухом. Виктор полез фотографировать гнездо и поставил ногу рядом с птенцом. Хищник только клюв на сапог разинул, даже не пытался клюнуть. Над маяком невообразимое: мечется мать, вдвое дальше — самец.

Утром вылезли из палатки и увидели, как от маяка к ближайшему кустарнику неуклюже ковыляет птенец, второго уже и след простыл. Взрослые увели за ночь семью от опасности.

С озера Малое Лобаново, где рыбачили удочкой, видны Кийские сопки с островерхими чумами ненецкого становища, бродящие олени. Это одна из бригад оленеводов колхоза «Северный полюс», но к ним мы не ходили, так как вскоре достигнем Кии, где намечено погостить у ненцев.

* * *

Как образуются морские заливы? Мы обратили внимание на Подтундровое — место к югу от устья реки Кия. В этом районе берег Канина резко понижен и отгорожен от моря слабо всхолмленными песчаными дюнами. Огромное количество плавника выброшено здесь не только на побережье, его можно найти и далеко в глубине тундры. Вот куда прорывается море во время свирепых осенних штормов! Тут очень много озер, вода в них сильно осолонена.

Пока что, если посмотреть на морскую карту, в районе Подтундрового показан ровный морской берег. В короткое время, через 10—20 лет, после очередного позднеосеннего шторма море окончательно зальет низину, озера. Тут будет огромный морской залив.

* * *

В окруженном песчаными дюнами поселке Кия — он на левом берегу устья реки — ненецкая база оседлости. В аккуратных стандартных домах здесь живут в основном оленеводы.

— Заходите ко мне отдохнуть и чайку попить, — пригласил нас моложавый ненец Семен.

Нас усадили за стол, а жена Семена стала поспешно накрывать.

— Да вы не беспокойтесь, — отговаривались мы.

В избу зашел старший брат Семена Артемий Иванович Нюров — известный на Канине бригадир-оленевод. Вся семья, в том числе пять ребятишек хозяина, чисто говорят по-русски. Мать, улыбаясь, пояснила:

— Семен ненец, я коми. На каком языке детей учить? Лучше всего на русском…

Естественно, сначала поговорили о рыбалке. В реке Большая Кия водится сиг, щука, налим, камбала, навага, семга. В окружающих озерах — сиг, пелядь, щука, окунь, налим. Рыбными озерами в этом районе считаются Большое и Малое Кривые, Большое Лабуково. А вот крупное Богатое озеро на самом деле пустое.

Артемий Иванович — про него недавно был большой очерк в газете «Нарьяна Вындер» — опытнейший оленевод. Рассказал про работу и жизнь:

— Каждой ненецкой семье разрешено держать по 190 личных оленей. Кроме того, в колхозе зарабатываем, от охоты и рыбалки получаем доход. Налоги с нас не берут. Живем хорошо.

Семен Иванович — главный механик всего поселка (моторист электростанции, тракторист, моторист доры). Но ему этого уже мало, он учится заочно в Мезени и мечтает выучиться на капитана. «Есть же у нас ненец летчик», — поделился Семен.

В поселок Шойна мы уплыли 29 июля. Это — конечный пункт нашего путешествия. Поселок раскинулся на левом берегу реки Шойна. Устье ее с моря как широкий пролив. До реки Малая Шойна — это километров сорок — жители поднимаются на лодках.

Мы продали нашу лодку. Из-за необычной ледовой обстановки (за Каниным и 30 июля лед!) пароходы по расписанию не ходят.

Вечером беседовали с поморами. Вот что они рассказывали.

— С открытием осенней охоты до ноября включительно охотимся с ружьями по белой куропатке. С декабря, когда уже темно, — силками. С выпаданием глубоких снегов куропатка откочевывает на юг Канина, в лесотундру, и с января удачная на нее охота в Неси. Конечно, есть у нас и песцы, и лисы, а вот волка извели.

Кроме семги, гольца, сига, нельмы и другой обычной для здешних рек рыбы, мы промышляем в Воронке атлантическую треску (достигает веса 40 кг!), пикшу, камбалу (до 80 см в длину). Обилие рыбы, проходящей в Белое море, привлекает сюда немало «охотников» — белух и огромных атлантических акул. Первых и сейчас ловят у Тарханова, а акул — обычно в июне на параллели Бугрянцы и мыса Канин Нос. Ловят акул до подхода более дорогостоящей трески и камбалы, а вообще-то можно добывать их весь период открытой воды.

Николай Малыгин, лично принимавший участие в лове акул, рассказывал:

— На глубине 50—70 метров устанавливали с МРС или МРТ две бочки на якорях. Между якорями по дну ярус на 50 крупных кованых крюков на цинковых поводках, наживленных кусками тюленьего жира. МРС отходит и становится на якорь. А чтобы ждать не скучно было, с бортов тоже крюки опускаем. Ходит вахтенный вдоль борта и пробует снасть, пока не закричит: «Акула!» Обычная акула весит 300—500 килограммов, но был случай, когда вытащили восьмиметровое чудовище весом в 1300 килограммов! И чего только у них в брюхе нет! Даже семгу целехонькую находили. У пойманных акул прежде всего берем печень, мясо тоже не выбрасываем, правда, заготовительная цена на него низкая. Из-за этого и не активизируется этот промысел.

Промысел акулы в Воронке. Фото К. Коробицына.

Я давно думал о морских рыбалках, и теперь рассказы Малыгина вернули меня к этим мыслям.

Моря населены неизмеримо богаче, чем реки и озера материка. Не пора ли, в самом деле, дать хотя бы ограниченный покой суше с ее истощившейся флорой и фауной? Ведь если разобраться, лов удочкой наваги, камбалы, корюшки или трески не менее азартен, чем той же озерной или речной рыбы.

Получив зимний отпуск, можно списаться с председателем приморского колхоза и приехать на подледный лов наваги. Тем более, что во многих колхозах не хватает рабочих рук, и отдыхающему с удовольствием даже заплатят за это.

А разве неинтересно отправиться на ледоколе в туристский круиз «С весной на Север», посмотреть «великий морской путь» пернатых, понаблюдать и пофотографировать белух и стада гренландских тюленей!

Ну, а если во время летних круизов наших лайнеров организовать морские рыбалки, тем более на акул удой, — половина охотников и рыбаков материка станут грезить о них. И возможности подводной охоты с ружьем и киноаппаратом поистине беспредельны.

Охотников и рыболовов ждут морские берега, острова, а потом и океанские глубины…

 

КРАТКИЙ ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ

ЗАЛЕДЫШ — лед под грунтом.

КАРБАСКИ — моллюски.

КОРГА — осыхающая каменистая банка.

КОШКА — осыхающая песчаная отмель.

ЛАЙДА — решающая илистая прибрежная отмель.

НАКАТ — движение прилива валом (как в устье Мезени), иногда так называют прибой.

НОС — далеко выдающийся из материка мыс.

НЯША — осыхающая при отливе топкая, илистая поверхность морского берега.

ОСУШКА — осыхающая при отливе полоса берега.

ОШКЕРЯТЬ (шкерить) — разделывать (рыбу).

ПЛАВНИК — выкинутые на берег бревна, доски и т. д.

ПРИПАЙ — неподвижный прибрежный лед.

РОПАК — льдина, торчащая стоймя.

САЛМА — пролив между островами или островами и материком.

СТАМИК — мель, камень, на котором останавливается, торосится лед (стамухи).

СУЛОЙ (СУВОЙ) — всплески, толчея, водовороты от встречи двух течений или течения и ветра.

ТУРА — собирательное название набившихся в сети или выброшенных на берег водорослей, морских растений.

УГОР — крутой высокий берег.

 

ЛИТЕРАТУРА

Атлас охотничьих и промысловых птиц и зверей СССР. Под ред. А. Тугаринова, Л. Портенко. Т. 1. Издательство Академии наук СССР, 1950.

Л. Зенкевич. Моря СССР, их фауна и флора. Учпедгиз, 1956.

Б. Лебле. Охотничьи звери и птицы Севера. Северо-Западное книжное издательство, 1965.

П. Новиков. Рыбы водоемов Архангельской области и их промысловое значение. Северо-Западное книжное издательство, 1964.

З. Паленичко. Жизнь Белого моря. Карельское книжное издательство, 1968.

Ю. Шеманский. Современный морской рыболовный спорт. Лениздат, 1966.

#img_20.jpeg