Суббота, 28 апреля 1659 года от Рождества Христова, полдень

Симон постоял с полминуты в вестибюле, не в силах ступить и шагу. Мысли вихрями проносились в голове. Наконец он решился и, выбежав из дома, пустился по Крестьянской улице и дальше к рыночной площади. Юноша задел нескольких торговок, едва не опрокинул хлебный ларек и, не обращая внимания на ругань и проклятия, миновал амбар и помчался к Речным воротам. Через несколько минут он уже был у реки, проскочил мост, оставил по левую руку сгоревший склад и поспешил по дороге, ведущей от пристаней в Пайтинг.

Совсем скоро Симон достиг опушки леса. Дорога в полдень обезлюдела, большинство повозок еще ранним утром отправили к реке. Слышалось пение птиц, время от времени в глубине леса трещали ветки. Не считая этого, вокруг царило спокойствие.

— София!

В тишине голос Симона прозвучал одиноко и приглушенно. Так, словно звук его уже через несколько метров поглотил лес.

— София, ты слышишь меня?

Он проклинал самого себя за свою идею. С тех пор как девочка убежала в лес в этом направлении, прошло, должно быть, не более получаса. Однако с трудом верилось, что она его слышала. Она могла быть уже далеко, очень далеко отсюда. И, кроме того, кто сказал, что София хотела его услышать? Вполне возможно, что она вот прямо сейчас сидит на какой-нибудь ветке и наблюдает за ним. Девочка сбежала, ее подозревали в колдовстве и пособничестве ведьме. Она сирота без всякого имени, и не было свидетелей, которые за нее вступились бы, поэтому очень даже вероятно, что ее отправят на костер вместе с Штехлин, пусть ей и двенадцать лет. Лекарь слышал о процессах, на которых по обвинению в колдовстве сжигали детей и помладше. Так что с какой стати ей сейчас показываться на глаза?

Симон вздохнул и собрался уходить.

— Стой, где стоишь!

Голос долетел откуда-то из глубины леса. Симон остановился и начал поворачиваться в ту сторону. В бок ему ударился камень.

— Ай! София, чтоб тебя…

— Не оборачивайся, — снова прозвучал голос Софии. — Не обязательно, чтобы ты видел, где я.

Симон покорно пожал плечами. Место, куда угодил камень, дьявольски болело, и он не хотел получить еще один.

— Мальчишка все выболтал, да? — спросила София. — Это он сказал, что я его отправила?

Симон кивнул.

— Не обижай его, — сказал он. — Я бы и так догадался.

Он уставился в далекую точку в зарослях леса. Так легче было говорить с невидимой девочкой.

— София, где Клара?

— В безопасности. Больше сказать не могу.

— Почему?

— Потому что они ищут нас. Нам с Кларой опасно оставаться в городе. Антона и Петера они уже настигли. Вам нужно проведать Йоханнеса Штрассера у трактирщика в Альтенштадте…

— Он пропал, — перебил Симон девочку.

Та надолго замолчала. Симону послышались тихие всхлипы.

— София, что произошло в ту ночь? Ведь вы все были тогда вместе, так? Петер, ты, Клара, другие сироты… Что произошло?

— Я… не могу сказать, — голос Софии дрожал. — Иначе всех найдут. И нас сожгут, всех нас сожгут!

— София, клянусь, я никому не дам тебя в обиду, — попытался успокоить ее Симон. — Никому не причинят вреда. Никто…

Раздался треск ветки. Звук донесся не сзади, где, судя по всему, стояла или сидела София, — он шел откуда-то спереди. Слева, в двадцати шагах от Симона, была сложена куча хвороста. За ней что-то шевелилось.

Симон услышал, как сзади что-то шлепнулась, и начали быстро отдаляться шаги. София бросилась наутек.

Мгновением позже из-за кучи хвороста выскочил человек. На нем был плащ и широкополая шляпа. Симон решил поначалу, что это палач. Но тот вдруг вытащил из-под плаща саблю. Всего на один миг солнечный луч пробился сквозь заросли, и сабля сверкнула на свету. Человек устремился к Симону через полосу света, и что-то белое засияло на солнце.

Костяная рука, рука дьявола.

Симона внезапно охватило чувство, что замерло само течение времени. Сознание его отмечало каждое движение, каждую мелочь. Ноги приросли к земле, словно погрузились в трясину. Лишь когда дьявол преодолел десяток шагов, лекарь вновь обрел способность двигаться. Он развернулся и, объятый смертельным ужасом, бросился вон из леса. За спиной слышались шаги дьявола — размеренный топот по камням и земле. Вскоре стало слышно и дыхание преследователя. Он приближался.

Из страха сократить разрыв Симон не смел обернуться. Он бежал и бежал, во рту появился привкус крови, и лекарь чувствовал, что сил больше не остается. Человек сзади был привычен к бегу, дышал спокойно и размеренно. Скоро он его настигнет. А выход из леса все не показывался, лишь заросли да сумрак.

Дыхание стало еще ближе. Симон проклинал себя за идею отправиться в лес в одиночку. Дьявол видел их с палачом у стройки. Они гнались за ним. Они его разозлили. И теперь дьявол уже за ним следовал по пятам. Симон не тешил себя надеждами. Если он догонит его, то убьет. Быстро и походя, как прихлопывают надоедливую муху.

Впереди наконец показался просвет. Сердце бешено колотилось. Вот он, спасительный выход! Дорога проходила через ложбину, а затем выводила из леса и спускалась к реке. Сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи, тени остались позади. Симон проковылял еще несколько метров и выбежал на солнечный свет. Он спасся. Юноша остановился, покачиваясь, на пригорке и посмотрел вниз, на пристани. На берегу стояли люди, к лесу по горке волы тянули повозку. Только теперь Симон осмелился обернуться. Его преследователь исчез. Лес высился черной стеной под полуденным солнцем.

Но в безопасности Симон пока себя не чувствовал. Он несколько раз глубоко вдохнул и побежал, пошатываясь, вниз, по дороге к пристаням, то и дело оглядываясь. И когда обернулся в очередной раз, налетел на кого-то впереди.

— Симон?

Это была Магдалена. В руке она держала корзину, полную трав. Девушка смотрела на него с изумлением.

— Что случилось? У тебя вид такой, будто ты призрака повстречал.

Симон прошел с ней оставшийся путь до пристаней и опустился на кучу досок. Лишь теперь среди суеты извозчиков и плотогонов он чувствовал себя в безопасности.

— Он… он гнался за мной, — просипел наконец юноша, когда дыхание понемногу успокоилось.

— Да кто же? — обеспокоенно спросила Магдалена и села рядом с ним.

— Дьявол.

Магдалена рассмеялась, однако смех вышел натянутым.

— Симон, не говори чепухи, — сказала она наконец. — Ты перегрелся на солнце.

Симон покачал головой. И рассказал ей все, что произошло этим утром. О разгроме на стройке, погоне в лесу с ее отцом, разговоре со священником, Шреефоглем и Софией. И в конце о своем бегстве к пристаням. Когда он закончил, в глазах у Магдалены застыла тревога.

— Но для чего бы дьяволу подстерегать тебя? — спросила она. — Ты же не имеешь к этому отношения, так ведь?

Симон пожал плечами.

— Может, потому, что мы следим за ним. Потому, что мы чуть его не поймали, — он серьезно взглянул на Магдалену. — Твой отец тоже в опасности.

Магдалена усмехнулась.

— Хотела бы я посмотреть, как дьявол заявится к моему отцу. Не забывай, он палач.

Симон встал с досок.

— Магдалена, это не шутки, — воскликнул он. — Этот мужчина, или кто он там еще, предположительно, убил нескольких детей. Попытался убить меня, и, возможно, даже теперь наблюдает за нами.

Магдалена огляделась. Прямо перед ними плотогоны загружали на два плота ящики с бочками и закрепляли их. В отдалении несколько человек разбирали обугленные развалины склада. Рядом уже сложили новые балки. То и дело кто-нибудь из рабочих оглядывался на Симона и Магдалену и шептался с соседом.

Симон мог себе представить, о чем они шептались: шлюха палача и ее любовничек… Сын лекаря, который спит с палачихой и не желает признавать, что по городу бродит дьявол и что знахарку нужно сжечь.

Симон вздохнул. Магдалену и так никто всерьез не воспринимал, да и его теперь, скорее всего, тоже. Он погладил ее по щеке и заглянул прямо в глаза.

— Твой отец рассказал, что ты нашла в лесу альраун, — сказал он. — Этим ты, возможно, спасла жизнь Штехлин.

Магдалена хмыкнула.

— Всего лишь вернула долг. В конце концов, когда-то она мне эту жизнь подарила. Мама говорила, что рожала меня в ужасных муках. Я шла ножками вперед и не желала выходить. Не будь Штехлин, то и меня бы не было. И теперь я просто ей отплатила.

Она наконец снова посерьезнела и проговорила:

— Нужно найти отца и предупредить его. Может, он придумает, как изловить этого дьявола.

Симон покачал головой.

— Прежде надо выяснить, с кем дьявол и остальные наемники встречались в трактире Земера. Я уверен, этот человек — разгадка ко всему остальному.

Оба задумчиво замолчали.

— Для чего дьявол вернулся?

— Что? — Симон оторвался от раздумий.

— Зачем он вернулся на стройку? — спросила Магдалена еще раз. — Если погром действительно устроил он и его люди, то зачем ему снова туда приходить? Ведь дело уже сделано.

Симон наморщил лоб:

— Может, потому что он потерял что-нибудь? Мешочек табака, который нашел твой отец… Он не хотел, чтобы его нашли и что-нибудь заподозрили.

Магдалена покачала головой:

— Не верится. На мешочке не было надписей, ничего, что навело бы на подозрения. Должно быть что-то другое…

— Может, он искал что-нибудь? — спросил Симон. — Что-нибудь, чего не нашел в первый раз.

Магдалена погрузилась в раздумья.

— Что-то влечет его туда, — сказала она. — Даубенбергер рассказывала, что раньше там плясали ведьмы. А совсем скоро Вальпургиева ночь… Быть может, он и в самом деле дьявол?

Они снова замолчали. Солнце, хоть и апрельское, было почти жарким и изрядно нагрело доски, на которых они сидели. Издалека до них доносились крики плотогонов, которые плыли по реке в сторону Аугсбурга. Вода сияла, словно расплавленное золото. Симону вдруг так все опротивело — бегства, нескончаемые вопросы, головоломки, страхи…

Он вскочил, выхватил у Магдалены корзину и пустился в сторону реки.

— Ты куда? — закричала девушка.

— Собирать травы. С тобой. Пойдем, солнышко светит, а я знаю одно укромное местечко.

— А как же отец?

Симон взмахнул корзиной и улыбнулся.

— Он может и подождать. Ты же сама говорила, что ему не страшны ни смерть, ни дьявол.

Под настороженные взгляды извозчиков девушка побежала за ним.

Тьма простерла с запада свои хищные лапы и окутала леса вокруг Шонгау. Дорога на Хоэнфурх полностью погрузилась во мрак, и человек, который приближался через кустарник к вырубке, почти сливался с ним. Он избегал выходить на дорогу и все время шел по густым зарослям вдоль нее. Путь таким образом увеличивался чуть ли не вдвое, но человек мог тогда не сомневаться, что его никто не заметит. Городские ворота закрылись еще полчаса назад, и вероятность встретить здесь кого-нибудь была ничтожной. Но он не хотел рисковать.

Плечо ныло под тяжестью лопаты, пот ручьями катился со лба, а колючки и репьи облепили плащ и местами уже разодрали его. Человек выругался. Вперед его гнала лишь уверенность, что скоро все закончится. Тогда он сможет распоряжаться собой, как ему вздумается, и не будет никого, кто станет ему указывать. Когда-нибудь в далеком будущем он расскажет об этом внукам, и те его поймут. Они признают, что он предпринял все это только ради них, ради продолжения рода, династии. Что он спас их семью. Но потом он понял, что он зашел уже слишком далеко. Он никому не сможет рассказать об этом — слишком многое успело произойти, слишком много грязи и крови. Эту тайну он унесет с собой в могилу.

В темноте треснула ветка, раздался шелест. Человек замер, дышать стало трудно. Он осторожно поднял маленький фонарь, который до того прятал под плащом, и посветил в том направлении, откуда донесся шум. Недалеко от него в воздух взмыла сова и полетела над просекой. Он хмыкнул. Страх уже свел его с ума.

Он в последний раз огляделся по сторонам, потом вышел на строительную площадку и двинулся к зданию посередине.

Откуда начать? Он обошел вокруг разрушенных стен в поисках знака. Ничего не найдя, пробрался через груду камней внутрь и постучал лопатой по каменным плитам на полу. Скрежет металла заставил его поежиться. Грохот, казалось, услышали даже в городе. Он тут же прекратил стучать. Потом забрался на стенку, примыкавшую к главному строению, и осмотрел оттуда всю площадку. Больница, часовня, куча балок, колодец, мешки с известью, несколько опрокинутых ведер…

Взгляд упал на старую липу посреди вырубки. Ветви ее опускались до самой земли. По какой-то причине рабочие не стали ее срубать. Быть может, потому что церковники решили оставить дерево, полагая, что в будущем под его тенью станут гулять больные и прокаженные…

А может, потому, что так захотел старик?..

Он торопливо двинулся к липе, пробрался под ветками и принялся копать. Земля была вязкой, как глина, а жесткие корни разрастались во всех направлениях. Человек ругался и копал, пот начал ручьями стекать под плащ. Наконец он обеими руками схватил лопату за черенок и стал рубить корни толщиной в человеческое запястье. Затем только, чтобы, разрубив один корень, наткнуться на следующий. Попытался с другой стороны, поближе к стволу, но с тем же успехом. Он пыхтел и всхлипывал, все быстрее копал и рубил, пока, наконец, не выдохся окончательно. Оперся на лопату. Это, должно быть, не то место. Здесь он ничего не откопает.

Он посветил на липу фонарем в поисках каких-нибудь отверстий. Под нижней веткой, как раз на такой высоте, чтобы не смог никто дотянуться, он увидел дупло величиной с кулак. Человек поставил фонарь и подтянулся на ветке. С первого раз не удалось. Ладони стали влажными от пота и соскользнули. Потом он все-таки поднял наверх свое грузное туловище и стал пробираться по стволу, пока не сумел просунуть правую руку в дыру. Нащупал мокрую солому, а в ней что-то твердое и холодное. Судя по всему, металл.

Сердце рвалось из груди.

Внезапно руку пронзила острая боль. Он отдернул ее, и в тот же миг из дупла с гневным возмущением выпорхнуло что-то большое и черное. На ладони с внешней стороны появился порез в палец величиной, и из него ручьем потекла кровь. Выругавшись, человек отбросил подальше ржавую ложку, которую до сих пор судорожно сжимал в руке, и спустился на землю. Внизу он слизал кровь с раны, а по щекам у него текли слезы от боли и отчаяния. Над ним, словно в насмешку, раздавалась ругань сороки.

Все напрасно.

Он никогда его не найдет. Старик унес свою тайну в могилу. Человек еще раз оглядел площадку. Стены, фундамент часовни, колодец, куча досок, липа, несколько изрубленных сосен у края просеки. Должно быть что-то такое, что было здесь уже и раньше, что можно сразу заметить и заново отыскать. Но, может быть, рабочие в своем неведении успели уже уничтожить примету…

Он покачал головой. Пространство слишком велико. Можно копать целую ночь, и он все равно не найдет даже намека на то, что ищет. Но в нем заговорило упрямство. Нельзя так быстро опускать руки. Только не теперь. Слишком многое стояло на кону. Нужен новый план… Надо все делать размеренно: разделить вырубку на маленькие участки и потом исследовать клочок за клочком. По крайней мере, в одном он мог быть уверенным: то, что он ищет, здесь. Следует лишь набраться терпения, но оно в итоге окупит себя сполна.

Недалеко, рядом с просекой, стоял, прислонившись к дереву, дьявол и наблюдал, как человек рыл землю. Дьявол выпустил колечко дыма в ночное небо и проследил, как оно стало подниматься к луне. Он знал, что с этой стройкой не все так просто. Ему соврали, и это его злило. Было огромное желание прямо сейчас взять и перерезать глотку этому человеку под стенами и разбрызгать кровь по просеке. Но тогда он получит вдвое меньше удовольствия: не заработает больше денег за следующие погромы и не узнает, что же с таким отчаянием разыскивал там этот ублюдок. Значит, нужно потерпеть. В конце концов, он всегда сможет наказать его за обман, когда тот все отыщет. Так же, как накажет лекаря с палачом за то, что следили за ним. В этот раз врачу удалось сбежать, но в следующий раз ему не уйти.

Дьявол выпустил в ночное небо еще одно облачко. Потом устроился поудобнее на мягком мху под елью и стал внимательно наблюдать за копающим человеком. Быть может, тот что-нибудь и отыщет.