Ты знаешь, что луч продолжается вечно? Ты веришь в осенние желтые листья? Ты веришь, что солнце тоскует о лете? Так было, так есть и так будет на свете.

Медленно снег летит. Кончилась осень рано. Кто-то сейчас грустит, Солью мучает рану. Скоро придут холода И затрещат морозы. Мчатся мои года, В быль превращая грезы. Все неожиданно так… Пусть все бывает случайно. Вредно курить натощак, Курят же — это не тайна. И затянувшись дымом, Читают «Былое и думы». Чьим был Герцен любимым? Чьей печалью угрюмой? Вновь закружились снежинки, Тонкие, хрупкие иглы. Кем то сплетенные льдинки, Вся ваша жизнь-миг.

Мы разных кровей. Ты и я. Но в этом беды нет. Любить тебя, любить меня. Сгореть через 1000 лет. Но лишь один, один был день. Сон, сказка, печаль, мечты. Остались в зиме только наши тени, И бродят они. Я и ты.

Ты зачем приходил, мальчишка? Знаю я — ты помнишь меня. Хочешь мир узнать, И не по книжкам. И поет колокольчик, звеня. О любви и о дружбе, о чести. Неужели считаешь возможным Быть со мною рядом. И вместе Дружбу нашу беречь осторожно. Станешь взрослым, как прежде скажу я. И мечты свои ты забудешь. Знаешь ты, с тобою дружу я. Станешь мудрым и сильным будешь.

Это просто скука виновата. Где искать веселья в темноте. В пустоте не водится веселье. Там движенья и слова не те. Вы уйдете тени. Убежите. Тени, что пришли ко мне вчера. Где-нибудь в тени моей живите, Делая чернее вечера. Нам не надо часто врать друг другу. Ложь, неискренность, ужасный бред. В жизни ты нашел себе подругу. Знаешь, нам любовь приносит вред. Муки, горечи, обиды и печали. Лучше бы друг друга не встречали.

Вместе лишь один день прожили мы. Был он осенью жесток, как зимой. Не было ни осени ни зимы, Был для нас он нежной весной. Знаешь, когда люди жгут мосты, Остается долго запах гари. На краю мучений, пустоты, Мы с тобой друг другу спички дарим. И теперь — ты там, а я — тут. «Яблоки зимой не цветут». Как прекрасна наша беда. Ярче счастья она искрится. Порастет травой то, что сбыться, Сбыться было должно у нас. Торжествует наша беда, Что прожив целый день, как час, Мы расстались с тобой навсегда.

Все забыть ты не сможешь, знаю. Что же делать, как быть теперь. Как же искренне я играю! Ты не веришь в меня? Не верь. Пусть все сон. Пусть все бред. Все ложь. Но она так манит и тянет. Как не прячься, тот день настанет, Тот, когда ты ко мне придешь. В прах развеется, с шумом рухнет. Та стена, что не из кирпича. Нет тоски, пустоты, мук-нет. И заплачет наша печаль.

Видишь снег идет За окном густой. Мы с тобой вдвоем В комнате пустой. От чего ж тогда стало грустно нам, Больше никогда не звучать словам. Все, что мы с тобой говорили — вздор, Пульса сильный бой, Мрачный взгляд в упор. Это я была, И останусь ей, Но зима пришла. Расцвела сирень В комнате пустой. В комнате твоей Раннею зимой Спел нам соловей. А потом замерз. Птица на снегу. Холод и мороз. Вьюгу и пургу позовем сюда. И под ветра свист разница в годах Старый танец «Твист» спляшет на ковре. Наметет сугроб. «Ля, соль, фа, ми, ре» — Все наоборот. Все не так, не так, — а как быть должно, Если алый мак выброшен в окно. Если холода, если нет беды, В том, что я одна, в том, что ты один.

Был обыкновенный День рожденья! Гости танцевали, пили, пели, Я пришла к тебе среди веселья. Это не во сне. На самом деле. Я хочу, чтоб ты пришел ко мне. Не хочу чтоб в вечность уходил Только наш с тобою зимний день, Необыкновенный длинный-длинный.

Сегодня таяла зима. Туман. И я в тумане. Не видно ничего. И неужели это все — обман? И весело и грустно отчего? Зима заплакала. Так ей и надо. А может, просто пожалеть ее? Я пожалеть ее бы рада, Если б зимой было тепло. И выросли цветы на белом поле, Красивые снежинки не кололись. И чтобы не было печали, боли, Чтоб счастьем в мире дни заполнились. Я хочу музыки и снега. И пусть на радость добрым людям На нашу Землю голубую Густым потоком льется с неба Мелодия и хлопья снега.

Ты пришла, зима, Ты пришла. Заморозила воздух, завьюжила. Ты сугробы свои намела, Ты из снега сплела кружева. Стало холодно. Воздух — хоть режь. И хрустит под ногами снег, Рассказать он хочет, что прежде Был водой он и без помех Протекал где-то тихой речкой, Иль ручьем, или океаном, И казалась жизнь беспечной, И о холоде думать странно. Так бежала вода, не ведая То, что холод ей принесет, И не знала, что не растает Берега сковавший злой лёд.

Где же ты был? Лето прошло. Где же ты был? Прошла осень. Где же ты был? Мне так тяжело. Кто же, кроме меня тебя спросит. Где же ты был? Вчера иль сегодня. Ты без меня хоть чуть-чуть скучал? Я так хочу, чтобы ты постучал Вместе с дождями ко мне постучал, Вместе с грозой ко мне нагрянул. Это ведь не просто и не случайно, То что в глаза мне смотришь прямо. Где же ты был? Днем или утром. Что же ты медлишь, что же ты тянешь. Мне без тебя очень-очень трудно. Ты без меня одиноким станешь.

Ты вернулся, любимый мой, Ты вернулся, чтобы любить. Я твоею буду звездой. Ты моей звездой хочешь быть. Ты пришел, когда я не ждала, Думала, что ты позже придешь. Я ждала от тебя письма. Вдруг звонок. По спине — дрожь. Я открыла тебе дверь. «Вам кого?» — не узнала я. Но уже я знаю теперь — Я нужна тебе, только я. Заблестит на руке кольцо. Заблестит седина в в волосах. 200 лет пройдет иль 500. От желаний останется прах. Помнишь, сжег ты мою мечту. Пепел на бумаге растер. А потом шагнул в темноту И забыл погасить костер. Я жива. Я тебя ждала. И боялась, что не придешь. А теперь-я твоя жена. По стеклу стучит снег и дождь

Я невестою долго была. Буду верной женой тебе. Разбудил меня ото сна. И теперь никогда и нигде Ты не дашь уснуть, умереть, Мне ты жизнь подарил и свет. Ты заставил льдинку гореть И любить на 1000 лет. Поспешила я обожглась, Принесла злую боль тебе, Наша жизнь ужасна сложна, Ты поверь мне и судьбе.

Сволочь, холера, подонок, Прочь убирайся уйди. Молокосос из пеленок! Крик у меня в груди. Убирайся к чёрту отсюда. Еле сдерживаю себя. Негодяй, подлец, иуда. Я ненавижу тебя. Как ты меня раздражаешь, Как надоел мне ты, Что меня взглядом жалишь, Душишь мои мечты? Вон уходи отсюда. И уходи скорей. Тут же тебя забуду. Стану я веселей.

Облако дерзко по небу плыло, Солнце кололи верхушками ели. Толь одно прошепчи: «Милый» Чтобы от счастья вы онемели. Ты на закате сумей прошептать: «Милый» Ты расскажи, что тебе не снилось. Счастье, как красное солнце было. Солнце за край Земли закатилось. Темные сумерки обняли плечи. И в молчание вас погрузили. Кончился день и пришел вечер, Что же глаза твои загрустили?

Он шел к ней столько дней, Она всё та же. Быть может только волосы длинней. Он так любил, он шел к ней столько дней. Мороз по коже пробежал От слов ее холодных, скользких. Совсем другой он встречи ждал. О сколько ждал её он, сколько! Простых два слова. И конец: «Я замужем», — она сказала. И не тяжел был ей венец, И «горько» им родня кричала.

В даль уходящий человек, Скажи — кого оставил ты? Быть может это сгоряча летели под ноги цветы. Летели, о любви крича. В даль уходящий человек, Твоя спина напряжена. Ты слышишь двери злой хлопок. И та жестокая волна спешит поймать тебя навек, В даль уходящий человек. Пусть звуковая та волна Тебя накроет с головой. И звон в ушах от резких слов пусть обратится тишиной. Не оглянешься ты назад. Кого жестоко бросил ты? Как рвется из груди душа, А вдруг любимые цветы те подбирает чуть дыша. Нет, не вернешься ты назад.

Все, исчез Щепачёв. Умер. Стихи остались. Что же теперь еще. Коль победила старость? Старость его взяла, Но не его творенья. Вот такие дела — песни, стихотворенья. Пусть тебя нет, поэт. Но снова прочтет любимый Мне через много лет Строки, тобой творимые. И о курящих подругах, И о березе белой. В радостях и недугах чудо стихами делают. Спасибо, поэт, тебе. Ты помог мне однажды. Счастье в моей судьбе Строчкой принес каждой. Счастье всего на миг. Мне подарил твой стих.

Сирота. Слово такое жалкое. Слово, боль приносящее. Слово о помощи чей-то просящее. Слово тяжелое битое палкою. Матери нет, и нет отца. Только в 1000 раз страшнее. Так тяжело и еще больнее Быть сиротой при живом отце.

Ночной звонок. Звонок в ночи. О чье-то боли он кричит. Печалью светлый день убит, Не выдержав, в ночи звонит. Дождаться утра было трудно. И не возможно было ждать. Просить о помощи, кричать. Нет, не возможно было б утром. Ты, тот кто ночью в дверь звонишь, Свое дыханье затаишь, Шаги услышав. Жди и верь Тебе откроют ночью дверь. Откроют, если будешь ждать. Сумей забыть, умей прощать.

Бесконечные, как звезды, Одинокие, как небо. Где ты, где ты, будет поздно. Хоть частичку тебя мне бы. Думаете, я не знаю. Есть на свете это чудо. Оно было. Не ругаю и корить тебя не буду. И хочу я вновь победы, Хоть чуть-чуть тебя коснуться. Сон такой хочу изведать, Чтоб боялась я проснуться.

Кто ты, где ты, как ты, что ты? Сердце стучит. Резок тот ритм. Это же ты, ты не ко мне. Это другой, это к соседям Стук в тишине. Боль в глубине. Брежу я, бредишь ты, бредим. Где ты, когда ты, с кем ты, кто ты? Смысла нет не в тебе, не в работе. Что с тобой, как ты, зачем ты, почем? Я не при чем, я не при чем. Я не при ком. Но все же когда Уйдешь навсегда, придешь навсегда. Не надо. Я не рада.

Если сможешь, прости, любимая. Если ты умеешь прощать. Или мне отомсти, любимая. Больше я не могу ждать. Глаз не видеть твоих, Слов не слышать. Это очень жестоко, пойми. И стучит теплый дождь по крышам. Тает лёд между людьми. Резать чёлку твою длинную Я хочу как прежде, хочу. Милая, моя Ляля, любимая, Я раскаиваюсь и молчу.

Позвони ко мне, позвони. Всё сказать тебе я должна. Не гони меня. Позови. Я нужна тебе. Я нужна. Позвони в мою дверь. Я жду. Знаю я, ты давно пришел. А к тебе я сейчас приду. Ведь тебе со мной хорошо. Позови меня далеко. Столько дней прошло. Тишина. Знаешь ты, мне с тобой легко. Я нужна тебе, я нужна.

Телеэкраны голубые, И фильмы длинной чередой, Совсем не те, совсем иные, Не те, что видели с тобой. Шаги чужие. Чужой кашель. Чужой звонок. Чужая дверь. Когда же встреча будет наша? Она не далеко теперь. Поет о том же Демис Руссос, Но только я уже одна. Мне очень грустно, очень грустно. И надоела Тишина. В поэму не ложатся строки. О чем мечтать, кого ругать. Когда прошли уже все сроки, И я устала очень ждать. О чем писать, еще не знаю. Куда от скуки мне бежать. Хочу весны, апреля, мая, Хочу свободою дышать. Мне грустно, скучно, одиноко. Тоскливо, тяжело, грешно. Та встреча далеко-далёко, А мне смешно, смешно, смешно.

Кончается месяц Нового года. Наступит февраль, конец зимы. Пусть виновата только природа, В том, что с тобой расстались мы. Пусть виновата судьба в разлуке, Пусть виновата вся Земля. В том, что расстались наши руки. Только не ты, только не я. Только меня ни в чем не надо, Меня обвинять, ругать, обижать. Только себя ни в чем не надо, Винить, бранить, хулить, осуждать. Пусть виновата во всем природа. В том что с тобой потерялись мы. Что накануне Нового года Мы не выдержали Зимы. Нет не кори меня не ругай. Нет не вини себя. Бывает. В том что весна — обязательно май, Пусть природа весну ругает. О чём ты долго тогда молчала, Сбросив тяжесть златого венца.

На краю Земли, острее иглы, на хрустальной грани Я всё сердце свое изранила, Утопила печаль в крови. Что грустишь? Не плачь, не реви. Не кончается юность с иголками и уколами — C’est la vie. Улететь, раствориться б вечности, Что же держит меня на Земле? Нет любви, нет во мне человечности. Сердца стук отсчитает мне, Как кукушка дни прокукует, дни без жалости, Дни без крови. Лучше — ночи, где я ликую от пространства, звезд и Луны. Где я с папой в лесу гуляю, где рисую красками радуги, Где в тумане и свете летаю и с Неба делюсь радостью.

Что ты, милый? Не волнуйся. Что ты, милый? Не тревожься. Всё пойму, не беспокойся, И меня не кинет в дрожь. Ты вернешься очень скоро, Как всегда, я дверь открою. И с тобою я не спорю, Даже если прав порою. Очень трудно, очень плохо. Что же делать, все пройдет. Не хочу я плакать, охать. Что мне чуждо — отойдет.

Дайте губам напиться, Дайте спастись от жажды. Это должно случиться. Встретились мы однажды. Дайте звезде погаснуть, Что бы она не видала. Пусть отвернется месяц. Дайте концу начало. «Здравствуй!» — Я не ответила, «Здравствуй!» — Я промолчала. Что ж ты звезда светлая Блестела, не закричала. Направь ты свое сияние — Всю остроту лучей — В сердце разъокоянное Больней, сильней, горячей. Поздно уже, иль рано. Странно это. Все странно.

Как же это, как же странно, Новая на сердце рана. Там, где сердца не было давно, Вдруг забилось, застучало, И молчало, и кричало, Что любви мне чувство не дано. Пусть навеки и не надо Вспоминать былые мысли. Мы не вместе. И в награду Солнце спалит наши письма. День проходит без страданий. День с другой рукою связан, С музыкальною рукою. Истязай себя — Наказан. Мной, судьбою и природой. Счастье ты свое погубишь. Убегаешь. Ты ведь гордый. Но меня ты любишь, любишь.

О превращениях наука, Соединениях с «ОН». Не говори — «Какая скука», Как говорил Онегин наш. Измена цвета, разложенья, Реакций ядерных полна, Молекул связь и замещенье, Волшебница миров она. Я оды не пою науке, Они глупы, они пусты. Быть может рифмы мои сухи Для сей науки красоты. R-NH2

Тебя я поздравляю, Чтоб на душе твоей Развеял все печали Тот ветер чудных дней, Чтоб сердце биться стало, И чтобы, как во сне Перед тобой предстала Та сказка вся во мгле. И чтоб тебе приснился Тот чудный зимний лес, Где в инее деревья И множество чудес. Где белые сугробы стоит сосна и ель, И между грустных веток качалась колыбель. А в этой колыбели ребенок тихо спал. И лес стонал и плакал, как человек, рыдал. Не так давно красавица младая здесь была, Оставила ребенка, тихонечко ушла. Кукушкой улетела, оставив колыбель, А лес смотрел угрюмо, И все гудел, гудел. И в этой колыбели ребенок тихо спал, А кровь все холодела, и он все замерзал. Лес поражен коварством красавицы младой, Укрыл дитё ветвями, навеял сладкий сон. И звери все и птицы оберегали ту, Что в этой колыбели уж отошла ко сну. Верхами белка скачет, роняя хлопья снега. Внизу волчонок плачет под звуки колыбели. Но во уже ребенок взрослее стал, умней. И вот из колыбели давно уж встал своей. Но леса он не видел, он видел солнца жар, Созревшие платаны и их чудесный дар. И представлял себя он под зернами гранат, Которые на землю летят, летят, летят. Их солнце освещало и радовало их. И как кровинки красной родной крови его Они питали землю и сердце, что в груди Так жалобно стучится и ждет родной крови. Итак, не человеком, не зверем, не орлом Росла девчонка эта под пологом лесов. А звали её Олей, а значит, это я, Росла среди деревьев, не видела жилья. Ни звери и ни птицы утешить не смогли, А родина исчезла, осталась я вдали. И часто вспоминая родную сторону, Гранатинки я вижу, родную кровь мою. О родина, о счастье, но мне не суждено Добраться и увидеть граната лишь зерно. Но для меня платаны все шелестят листвой, Запомни, край мой милый, я навсегда с тобой. Но солнца свет мне видеть грозой запрещено. Но для меня на небе Луна всходить должна, И серебристым светом сожжет меня она… Вот что тебе поведать хотела я давно, Зачем теперь разглядывать замерсшее стекло. А мне все тяжелее день ото дня. Живи в России этой, счастливей будь меня.

Если сердце — сплошная рана, рваная. Что сказать тебе? — «Что я права?» «Что меня забросил ты не рано ли?». Видишь, я еще не отцвела. Если кровь кипит и стынет, как помешанная, Если рот, то нежен, то безумен, Если я сама вся — тьма кромешная. Если мир стал сер от серых буден… Я хочу любви, хочу сгореть, Пламенем твоим в ответ объята, Я хочу страдать, а не терпеть. Я хочу от счастья умереть, И за смерть не требовать расплаты.

Тянется к плечам твоим черных волос копна. Но все же не касается хрупких плечей она. Из-под намазанных чем-то ресничек Небрежно бросаешь взгляд. Черные стрелы прикроют тайну и не откроют клад. Немного самодовольства вздернуло носик вверх, Но для милого личика это совсем не грех. С губ пленительно розовых легко слетают слова. И часто повторяют то, что тихо шепчет молва. Внешность твоя привлекательна, красива ты и умна. Только напрасно взбираешься на небо — ты не Луна. Послушай совет мой, подружка, — Забудь дурную страсть и помни о том, Mon Cher, что с неба можно упасть.

— Что с тобою, сын мой сталось? Ходишь — сам не свой, Есть не хочешь, спать не можешь. Потерял покой. — Потому не сплю, отец мой, что не вижу сны, Что с закрытыми глазами не видать Луны. — Поздно, сын мой, ты женатый, что Луну глядеть, И в столице не прилично девкам песни петь. Дочка Ирка подрастает. Поздно, сын, забудь, Ту, которую приводит ночью Млечный путь. — Не могу, папаша милый, ты пойми меня, Не могу прожить без Тани, не могу и дня. — Что за девица такая? Ишь с ума свела. Ты б подумал о Наташе, ведь жена она. — Ах, папаша, вы оставьте глупый ваш совет, Краше в свете и милее, чем Татьяна нет! Мою Таню в сердце нежно буду я хранить, Жить без Тани, все равно, что и совсем не жить. — Полноте тебе, Володя, бог тебя простит, По твоим глазам я вижу черт в тебе сидит. — Таня, милая Татьяна, я люблю тебя, Опоздало наше счастье, нежная моя. Помню волосы густые, карие глаза, Губы жаркие, младые — целовать нельзя. Твой прощальный взгляд навеки в сердце у меня, Память дышит из беседки дерзостью огня. Чаще вспоминай, Татьяна, не забудь меня, Я люблю тебя Танюша, Танечка моя.

Что значит писать? Стихи льются сами, И буквы в строфах шепчут губами: «Скорее же парные нам подберите, И рифмами строки соедините» Мне говорят, что в юности каждый В пятнадцать стихи напишет однажды. Неправда это — совсем не всякий Будет писать стихотворные знаки. В юности пишут о нежных чувствах, Пишут, право, совсем безыскусно. Лучше бы не марали листочки И не писали бы в строчках точки. В юных стихах чувства пролиты густо. Я не хочу их — чтоб было им пусто. В каждой строчке слово «люблю», А я на любовь давно плюю. Главное в человеке — разум, Хочу, чтоб мой стих был с разумом связан. Не всегда, конечно писать возможно, С рифмами надо быть осторожной. Льются стихи, прыгают сами, Смотрят на мир большими глазами.

Ты вчера сказал мне мальчик: «Пиши для меня.» Но не дал мне даже спичку, не зажег огня. И писать я не хотела — чистый лист марать. Но потом решила, надо просьбу выполнять. Что тебе сказать могу я, мы который год Вместе в школе добываем горький знаний плод. Что портрет твой представляет — рожица мила. Все же лучше, чтоб такою девочка была. Белокур, упрям, назойлив, нелегко порой, Как начнешь болтать ты, мальчик, справиться с тобой. На лице твоем прозрачном светятся глаза. В них и серых и холодных не живет слеза. Трудно быть на свете йогом, странно йогом жить, На земле гораздо лучше человеком слыть. Да стихи немного сухи, ты не дал огня. Но теперь надеюсь, спичка будет у меня.

Есть тетя у меня, и нет ее чудесней, Живет без короля и жизнь ее, как песня. Не нужно глупой быть, не надо жить напрасно, И замуж выходить, ведь это так ужасно. А тетя у меня весь белый день затмила, О том, что много лет — она давно забыла. Живет в кривых лучах, порхает птицей красной На третьих небесах. И нет ее прекрасней. Полнеть уж начала, ну что же это время Творит свои дела, бросает жира семя. Черты не расплылись на смуглом лице. С нами И волосы сплелись, и улеглись волнами. Открытая душа, у тете нет привычки гутарить не спеша, Слова ее, как птички. Летают изо рта и не всегда приличны, И уши иногда к словам не безразличны. Но сквернословить ей никто не запрещает И нецензура вся по комнате летает. Но за пределы стен ее не выпускают, И на 15 дней смуглянку не сажают. Но вся ее краса все вечно покрывает, Взгляните на нее и сердце замирает. Не много на лице косметики лежало, Настанет ночь и тихо косметика сбежала. Ей нравится закат, восход, цветы, деревья. Сердечко ей пленят дома для новоселья. Строительство-мечта, арнамент — наслажденье. Туф розовый — ночное извечное виденье. А дома на окне вдруг розы расцветают. Клубки и спицы долго в руках ее мелькают. Внутри огонь горит, энергия такая путь сердцу говорит К вратам святого рая. О, тётя, я свои стихи вам посвящаю, люблю вас И в тиши так часто вспоминаю.

Снова кости на кон бросив, Жизнь глотает людское время. И за летом приходит осень, Продолжает болванов племя. (Не смотри одни глазом на жизнь, ты вовсе не циклоп, а может у циклопов жизни тризна была похожа на похороны) Наши письма, как листья свои осень Кружит почта и долго носит. Если б стать настоящим поэтом Вдруг желанье меня посетило, Я б писала стихи не для света… под дождем — подождем, грезы — березы, просится — бросится. крик — сник — затих…

Прогремели весенние грозы, Обласкало лучами березы Солнце, хмурится, но улыбается. В небе ласковом и лазуревом, Будто кем-то нечайно накурены, Облака от него разбегаются. Стать дождем не хотят, они легкие. Хорошо нам воздушным летать. Не желаем дождинками хлесткими землю бить И от них умирать. Не желаем мы капли холодные, слезы пресные С неба бросать. Не смотри ты глазами голодными, Ты, трава, не хотим умирать. Прибегут к нам лучи златокудрые, Защекочут, развеселят, Разлохматят нам белые кудри, Не хотим мы дождем умирать. Порезвимся мы в хороводе, Хорошо нам в лазури порхать, Луч красивый нас за руки водит, Не хотим, не хотим умирать. Солнце хмурится: «Прочь легкомыслие, Не нужны мне паршивые мысли их!» И рукою за молнию — хвать: «Что за дело мне, окаянное, красотой своей облако пьяное, Что не хочешь ты умирать» И красивые, и кудлатые стали тучами вдруг лохматыми, Не успев допеть песню свою. Хлещут злыми холодными каплями, Проклиная солнце заклятое, Проклиная судьбу свою. Заглушает их гром раскатами, Не дает посылать проклятия. Режет молния спины их. Но над тучками солнце сжалилось, Приласкало, одернуло платьеца, И весенний ливень затих. Снова залиты светом березы, Слышат молний жалобный крик. Далеко улетели грозы, И раскат головою поник. Лоб покинут морщинки-грозы, Локон ляжет, как кудри березы, Улетят тоскливые грезы… (Надоело писать, Как Рождественский, рифму что ли всей душою к черту послать) Облака умирать не желают, Ну а я не хочу сочинять.

Спасибо, бывшая подруга, За то, что эгоизм сломя, Пахучим рыжим мандарином От жажды ты спасла меня. На «русском» всякое бывает, Но жалко мне … — родная, ты Себя на миг лишь забываешь, Даря другим прозрачные мечты. И вот в нутро мое впадает, И по гортани сок течет. Сосед сварливый обоняет: «А кто-то мандарин жует!» И одарив спасительною влагой, Сама не знаешь ты о том, Что в сердце вдохновенье впало. И вот рука с карандашом. Вновь я мечтаю над поэмой, Пегаса гриву теребя, Желанием полна скакать по небу, Я обниму крылатого коня.

Черноту волос ночь тебе дала, Яркий блеск в глаза бросила луна. Свет мерцанья свой звезды с неба льют, Лишь касаясь чуть розовеньких губ. В колдовском гнезде, ты в Михайлове Отдыхать идешь к Снежеде — реке. Тихо вкруг Земли месяц будет плыть, Чтобы не мешать жизнь тебе любить.

Видишь ты порой звезды над рекой. Месяц в ней плывет, говорит с тобой. И в Михайловке он тебя зовет к Снежеде-реке. Посиди чуть-чуть, травушку сорви, Дай в своей груди сердцу отдохнуть. Песня пусть летит с потускневших губ, Песня в даль летит, звезды свет свой льют. Вспомни, что сбылось в прошлом у тебя. Пусть тебе река пожурчит о том. Сядь на берегу, вспомни о былом. Холодом чуть-чуть тянет от реки. Вспомни, посиди …и домой иди. Маленький порог свой переступи Комнаты уют не дает тоски. И пускай мой стих с грустью улетит, Пусть тебе всегда радость он дарит.

Здесь раньше было общежитие, Но лишь семья осталась в нем. Здесь моего grandfarthers дом — От стужи и жары укрытие. В нем ожерелья печки вьют, Пять комнат водят хоровод. Им в окна солнце свет свой льет, А печки им тепло дают. Не в каждой комнате уют. Вид потолков — сплошной позор. Облезлых стен чудной узор Абстрактный глаз лишь не убьет. Полы чисты, но не всегда, И если дождь тоскливый льет, Грязь на полы плывет, плывет — Бессильны тряпка и вода. Пол крашеный нельзя топтать, И он гордится этим — что ж, Хоть цвет его не так хорош, Здесь надо тапочки снимать. Кладовки топчутся в дверях. Они пройти боятся в дом. Соленым пахнут огурцом, Тихонько плесень затая. Огромный, мудрый, старый дом, Ты много знаешь, но молчишь. Спокойно ночью ты стоишь И торжествуешь жизнью днем.

А дождинка с рекой сливается, Затихает в бурном потоке. Ей из тучи полет забывается, Нет в реке суеты, нет мороки. Не понять ей людские течения, Ей теченья реки лишь понятны. И плывет она в море везения, То звенит, то бормочет невнятно. Растворилась в воде дождинка, И гремит она бурным потоком. А в глазах у людей пылинки Растворяют людские пороки.

Гуляет в море пароход, Он по волнам плывет вперед. И волны тихо борт его ласкают. Навстречу серебру Луны Плывет вкруг маленькой Земли И днем и ночью море колыхает. Его бы принял порт любой, Но он плывет с больной тоской, Родную пристань с грустью обходя. Он затаит свою тоску, Следы проказы на борту Утопит в море, погубив себя.

Я снежинку тебе дарю. Снега много — уже зима. В город тихо ступила она, Заморозила в небе зарю. Но тебе я не ту дарю, что в сугробе давно лежит, Под людским ботинком скрипит И влетает тебе в ноздрю. Нет тебе я другую дарю. Я поймала ее сама. Снега не было в это день. От березки лежала тень. Лишь она прилетела одна, Прилетела в ладошку мне, не растаяла, а увела Меня в сказочный зимний день, Показала, где спит весна. Увела меня в сказку, в лес, где волшебные палочки в нем Зажигаются инеем днем на деревьях, Где мир чудес. Облака там низко весят, Это дом сестричек ее, это снежное их жилье. Вот откуда снежинки летят. Опустилась на варежку мне, Что бы я сказала: «Дарю». Чтоб ее принесла тебе, ту, которую я люблю. Так возьми, не дыши на неё, Аккуратно, смотри не разбей. Паутинку сорви в углу, привяжи снежинку скорей. Крепко, крепко держи ее. Паутинка тонка, пойми. Ты снежинку мою береги, пусть напомнит детство твое. Часто ты приходил тогда, Мы дрались, поднимали крик, Ну хотя бы из-за того, что тебе показала язык. Словно мы не брат и сестра. Согласись-побеждала я, говорят, что ты уступал. Это «враки» — победа моя, все царапки и крови коралл. Паутинку крепче держи, а отпустишь — забудешь все, Не вернется она назад, со снежинкой моей дружи.

А летом не хватает мне лимона. Зимой же о гранате я мечтаю. Не достает мне только «Н» иона, Когда вокруг среда уж щелочная. И радуюсь, когда зайчишка дохлый, Я не люблю, когда по полю скачет, Накачанный, надутый заяц-мячик. И нравится мне воздух мокрый. Вода ж меня пленит только сухая. Я не могу бабьи дела терпеть, Над ними никогда не размышляю. Нет, я не женский пол — гермафродит. И никакая сила не заставит меня Варить, стирать, скоблить и мыть. Пусть бабы все наперебой Жужжат мне сразу в оба уха. Пускай же — караул, разбой орут. Но ухо мое глухо. Пусть всё, пусть все так говорят, Я знаю бабий дух не сгинет. Пока снежинки в ноль летят Или шумит осенний ливень. И долго будут опошлять мир этот гадкие бабенки, Будут весь век они стирать детьми зас… тые. пеленки. Будут пытаться рассуждать. В политику они залезут, не вымыв руки после щей. Эмансипация у баб, и нет у бабы больше вшей. А мне же летом плохо без лимона, Зимой граната мне так не хватает. Не достает мне только «Н» иона, Когда локальная среда щелочная.

Ты просишь итальянский пистолет, Я говорю: «Его ты не получишь» Ты хмуришь бровь, как старец во сто лет. И больше ты со мною не пошутишь. Хромированной прелестью блестя, Табличкою прекрасною красуясь, «Made in Italiy», но заключаю я — не дам. И созерцаю я. Опять ты, хмурясь, Отводишь в сторону глаза. Что ж посмотри в окно. Как дедушкина старая коза, Зима в big-power вошла давно. Чудесный иней облепил стекло, И краски вечные покуда жив, храня, И ты взгляни скорее на окно, Все время иней смотрит на тебя. Какая радуга, переливаясь днем, На ярком солнце, привлекает взор. И колорит всех вечных красок в нем Рисует тонкой кисточкой узор.

Рисует итальянский пистолет Из лучших пистолетов миллион. Тихонечко послушай tet-a-tet Умеет говорить с тобою он. Замри, тихонько ухо приложи К холодному, морозному стеклу, И от мурашек зыбких не дрожи. А вечером, взгляни лишь на Луну. Послушай тихо иней пропоет Прекраснейшие песенки свои. Струиться перестанет и замрет Свет звезд моих и серебро Луны.

Песня инея: «Слышишь, хмуриться перестань, Перед нами скорей предстань, И снежинку мою возьми, Чудеса ты с нею твори. Видишь, краски играют в нас. Ведьма смотрит на них сейчас. Свет из ведьминых глаз больших, Посмотри на руках твоих. Чтоб творить тебе чудеса, Наша песня летит в небеса.» Затихла песня, лишь искрится снег. И вместе с нею мой стишок затих. В твоих руках же пистолета нет, В твоих руках очередной мой стих. Ха-Ха