Бенни сидел у постели, пока сам не заснул, а когда проснулся с затекшим, одеревеневшим телом, разглядел в темноте Пэт. Теперь она лежала на боку, ровно дыша. Настала ночь, наркотическое забвение перешло в сон. Он снял с нее туфли, накрыл одеялом.
Теперь в лице Пэт не было никакой жесткости, просто тихо посапывающая девушка, маленькая и беспомощная.
Он смотрел на нее, и его задело за живое. В тот момент он не мог думать о деле, о своей ненависти и решимости, хотя это всегда было с ним, всю его беспокойную жизнь. Это помогало. Это помогало забыть об отце, которого он никогда не знал, и о матери, которая ничего для него не сделала, только произвела на свет. Легче всего было бы оставаться в банде с мелкой хриплой шпаной, в ничтожной злодейской жизни которой одна только цель — быть крутым в данный момент, и чтоб все это знали.
Он хорошо показал себя в этой игре. Был не самым крутым, но самым хитрым, не самым сильным, но самым проворным. И была одна разница между Бенни и остальными. Он не собирался прекращать демонстрировать силу. Он должен быть сильным.
Бенни встал со стула, прошел мимо постели. Девушка по-прежнему спокойно спала. Он повернул и принялся искать сигарету.
Она проспала до утра. Он ждал ее пробуждения, гадая, что с ней будет. Сев и заметив его, она мигом преобразилась. Лицо, которое он видел сонным, нахмурилось и застыло. Теперь это была дочь Пендлтона.
— Вали отсюда, не подсматривай!
Он вытаращил на нее глаза.
— Я хочу душ принять.
Бенни вышел из комнаты без единого слова. Может быть, он все выдумал. Мало спал. Но тут вспомнил, зачем он здесь, реальную причину — дело на миллион долларов, которое зависит от одной тощей девчонки с бесстыжими манерами и бешеным нравом. И вернулся в комнату.
Она нашла большой белый купальный халат, отчего голова и руки казались маленькими, хрупкими. Поэтому он сказал, пока выражение ее лица снова не изменилось:
— С тобой все будет в полном порядке, Пэт. Вчера вечером…
— Чего тебе надо? — Она бросила на него решительный взгляд.
Теперь он тоже сменил тон и шагнул к ней, сунув руки в карманы:
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, Тейпкоу. А что?
— Ведь ты напилась.
— Не изображай из себя младенца, Тейпкоу.
— Просто хочу тебя предупредить насчет Тобера. Держись подальше от этого парня.
— Почему это? — Она села на стул у постели, закинула ногу на ногу. — Потому что он сел на иглу?
Бенни лишь закусил губу, но она заметила.
— Потому что сам варит зелье?
Он вытащил сигарету, полез за спичкой и позабыл об этом.
— Слушай, Пэт. Дай мне разъяснить. Мы с тобой сюда вместе приехали. Поэтому я слежу… чтоб с тобой ничего не случилось. Я хочу сказать…
— Если закуривать не собираешься, отдай мне сигарету.
Он смотрел на ее улыбающееся лицо и чуть не потерял терпение. Потом очень тихо сказал:
— Заткнись на минуту и слушай.
— Знаешь, Бенни, — сказала она, дотягиваясь до его руки, — если ты беспокоишься насчет снадобья, которое он мне дал, успокой свою совесть. — Голос ее стал медовым — это что-то новенькое. — Абсолютная ерунда, Бенни, самая крошечка.
Он на шаг отступил и прищурился:
— Ты про что это?
— Про героин, дорогой. — Не успел он опомниться, как Пэт продолжала: — И нечего шум из-за этого поднимать, Бенни. Бедный старик Тобер никогда не проговорится. Он же всегда был твоим старым верным другом.
— Крошечка, — вымолвил он наконец. — Самая крошечка! — И заговорил резче: — Знаешь, на сколько ты вырубилась?
— Догадываюсь, — подтвердила она, все еще улыбаясь. Медленным гипнотизирующим движением она подняла рукав халата. — Но не вини Тобера, дорогой. Я сама вкатила.
И он увидел на нежной коже на сгибе руки красную точку.
Пэт с наслаждением наблюдала за выражением его лица.
— Что? — прохрипел Бенни, а потом взревел: — Что?! Сама вкатила? Ах ты, сучка свихнувшаяся, сама, очертя голову, вколола эту адскую дрянь…
— Честно, я засыпать не хотела. Да откуда мне знать, что от такой малости отключаешься. — Улыбка теперь превратилась в ухмылку.
— Господи Иисусе, вот глупая девка! Не знаешь, что от этого бывает? Не видишь, что творится с этим блаженным Тобером? Не знаешь, почему он теперь полный кретин? Развалина! Дешевка!
— Дешевка, кретин? — неожиданно завизжала она. — Ах ты, лицемерный мошенник! — Она согнулась, быстро бросая злобные слова, которые сыпались на него, словно стрелы. — Ты, урод, коротышка, стоишь здесь средь бела дня и корчишь из себя судью, рассуждаешь, как святой, потрясенный тем, что кто-то разваливается на куски, ломается, катится вниз! — В глазах у нее стояли слезы, она не скрывала их. — Ты, свинья вонючая, стоишь тут, учишь меня быть воспитанной леди, не думая о собственной мерзости? О какой? О той, что была вчера, святой Бенни, о той, что была позавчера, о вранье, которое ты плел в коттедже, о благородном поступке, чтобы я посчитала святошу Бенни святым. Он не воспользовался свихнувшейся дамой, которая предлагала себя, потому что свихнулась. Пожелал оставить ее чистенькой, а, возможно, потом заняться с ней чистой любовью, такой чистой, такой редкостной, такой… — Она не могла продолжать. Голос треснул, Пэт всхлипнула.
И тут он понял. В ту ночь в коттедже она легла в постель, думая о нем с любовью. Она…
— Не трудись, Тейпкоу. — Он было потянулся к ней, но ее слова остановили его. — Ты забываешься. Перед тобой мисс Пендлтон, а с ней связано дело, которое у тебя в руках. Эта крошка Пэт чистенькая, холодная и очень важная. — Она звонко, угрожающе рассмеялась. — Ты ничего мне не рассказал, святой Бенни. Тобер тоже не собирался рассказывать. Но запомни кое-что, святоша. Никогда не доверяй тем, кто сидит на игле.
Она с шумом выскочила из комнаты, а он все стоял, устало потирая лицо рукой.
Возможно, неделя, сказал Альверато. Возможно, неделя, а может, чуть больше, поскольку святой Бенни, крупный делец, нашел нужную даму и все под контролем.
Потом Пэт вернулась, держа в руках шорты и топ:
— Проваливай, Тейпкоу. Мне надо одеться. — Оглянулась, увидела, что он стоит. — Не волнуйся насчет меня. Никуда я не денусь.
Бенни закурил:
— Я просто кое-что запомнил. Никогда не доверяй тем, кто сидит на игле.
Она пожала плечами. Потом сбросила на пол халат. Он смотрел, как она натягивает шорты, надевает топ, расправляет на себе одежду, прикасается пальцами к волосам, направляется к двери.
— Ты не доверяешь мне, Тейпкоу? — Пэт открыла дверь. — Тогда запомни еще одно. Я люблю папочку нисколько не больше, чем ты. Меньше. — И хлопнула дверью.
Он спустился вниз, остановился в коридоре. Заметив вчерашнюю невысокую девушку, что была в мокрой простыне, проследовал за ней на террасу, так как она везла тележку с кофейником и едой. Налил себе чашку кофе, нарочно глотнул, чтобы обожгло язык. Помогло.
И происшедшее в комнате наверху помогло. Бенни вернулся к прошлому, думая только о важных вещах и о том, как их осуществить. У него в руках крупное дело, и ничто не заставит его выпустить это дело из рук.
Потом он вернулся в холл, сел так, чтобы видеть лестницу и машины за открытой дверью. «Никогда не доверяй тем, кто сидит на игле», — сказала она.
Снова увидев Пэт, Бенни от изумления вытаращил глаза. Это была та же самая девушка с длинными загорелыми ногами, в пляжном наряде, с растрепанными волосами. Только волосы были взъерошены, словно объяты огнем, глаза — два сверкающих драгоценных камня. Она визжала, словно воздух вокруг нее искрился электрическими зарядами. Прыжками промчалась по лестнице, и, когда оказалась поближе, Бенни заметил, что Пэт смеется. Она пронеслась мимо него, метнулась к дверям, потом вернулась и остановилась. Взмахнула рукой, больно ущипнула его за щеку, щуря от смеха глаза. Потом снова взбежала по лестнице и исчезла.
Не успел он прийти в себя, как она опять появилась. С ней был Тобер. Ему каким-то образом удалось вдохнуть жизнь в свое обмякшее тело, и они оба хихикали, как сумасшедшие. Бенни действовал без предупреждения. Схватив Тобера спереди за рубашку, он локтем хорошенько двинул его.
Потом попытался схватить Пэт, которая взобралась на перила и приготовилась спрыгнуть. Он так и не понял, как это ей удалось. Снизу донесся лишь вопль, шлепанье босых ног по кафелю, она выскочила через парадную дверь во двор.
Он остановился в открытых дверях и увидел ее в машине, за рулем. Пэт посмотрела в его сторону и спокойно проговорила враждебным тоном:
— Я уезжаю.
Мотор заработал, рука лежала на рычаге переключения передач.
Он не знал, как она раздобыла ключи, да это сейчас не имело значения. Тобер подошел к двери, с интересом разглядывая автомобиль.
— Никогда не сажусь за руль под кайфом, — объявил он. — Я старый зануда, и у меня есть несколько основных правил.
— Тобер, — тихо проговорил Бенни, боясь пошевельнуться. — Заставь ее остановиться. Она не должна уезжать, Тобер.
Пот застилал ему глаза, но он даже не моргал.
— Эй, Пэтти! — певуче окликнул Тобер, как нянька, призывающая дитя. — Пока ты не уехала, Пэтти…
Она слушала.
— Пока ты не уехала, Пэтти…
Мужчины медленно пошли вперед. Она резко дернула машину, громко, решительно крикнув:
— Не хочу, чтобы эта свинья подходила! Не нужен мне этот Тейпкоу! Тейпкоу, ты никогда не сдаешься, да?
Он понятия не имел, что она имеет в виду. Пришлось остановиться рядом с Тобером, и Бенни хрипло шепнул:
— Тобер, скажи ей, пускай обождет. Предложи выпить на дорожку и поднеси чего-нибудь покрепче. Слышишь?
— Но, Бенни, у меня только… Ты же не хочешь, чтоб я ей дал…
— Загрузи ее до макушки, только останови!
Три фигуры неподвижно застыли в ярком солнечном свете. Мотор бормотал, потом взвыл, потом снова забормотал.
— Эй, Пэтти, — опять раздалась песнь. — Одну на посошок, дорогая?
— Что? — Она заморгала, глядя на них против солнца.
— Одно дело — удирать, милочка, другое — удирать всухую.
Она сидела, раздумывала, только нога нервно жала на газ, отчего завывал мотор.
— Эй, Пэтти…
— Прекрати выть, — шепнул Бенни. — Предложи еще раз.
— Ладно, — крикнула она через двор, — только свинья Тейпкоу пусть не шевелится. Не хочу, чтобы он подходил ближе.
— Он не подойдет, Пэтти-пышечка, — обещал Тобер.
Он пошел в дом, Бенни остался на месте.
Казалось, прошла вечность под добела раскаленным солнцем, каждый мускул болел собственной болью, от холодного пота зудела кожа.
— Дзинь-дзинь, Пэтти-пышечка!
Тобер спустился с лестницы, вышел на солнце с подносом, на котором стоял графин. Почти зеленое содержимое колыхалось на каждом шагу. Когда Тобер подошел к машине, она убрала ногу со сцепления, и голова ее запрокинулась от толчка. Потом мотор заглох. Какое-то время они спорили по этому поводу, после чего она снова включила мотор, и заметила:
— Ты стакан не принес.
Бенни наблюдал, как она берет поднос, как Тобер бредет назад к дому. В ожидании она уставилась на него, следя, чтобы он не двигался.
Вернувшись, Тобер налил ей полный стакан.
— Немножечко забалдеешь от этого, только смотри не свались. Я тут, подхвачу тебя, когда рухнешь, — хихикнул он.
Пэт подняла стакан, выпила.
Не закашлялась, не содрогнулась, ничего подобного. Выпила и сказала:
— Откуда такое крепкое? — и допила до дна.
— Теперь минут пять помолчим, пока божественное зелье не взыграет.
Не собирается ли этот придурок свернуть представление? Бенни затрясся, услышал, как Пэтти сказала:
— У меня уже нету пяти минут, — и не мог больше вытерпеть.
Пыль взметнулась, когда он сделал рывок, поднялась почти таким же облаком, как то черное, что взлетело за взревевшим автомобилем. Машина дернулась, Тобер покачнулся, удерживая поднос. Бенни слышал неровный рев заработавшего мотора, кашель выхлопных газов. Автомобиль пытался набрать полный ход, голова Пэт тряслась от толчков, а когда мотор заглох, она, согнувшись, исчезла из поля зрения. Бенни оказался рядом с машиной, заглянул в слепые глаза, не совсем еще отключившиеся, заметил, что она совсем обмякла.