— Так это была та самая девчонка, которую вы убить, если что не так, собираетесь? Она же… Вы? Ну, вы и…

— Хватит, Славик! Никто ее пальцем не тронет! — пообещал Кирилл и повернулся к старому другу.

— И как же вы провернули столь хитроумную операцию, без помощи смертников и новичка? — лицо босса стало бордовым.

— Мороженым, босс! — выдавил спец, не в силах больше сдерживать смех.

— Ты меня, кем считаешь? Каким еще мороженым? — процедил сквозь сжатые зубы босс и привстал с кресла.

— Пломбиром, босс. Самым обычным пломбиром.

— Как результат? — убедившись, что Кирилл не шутит, босс сел на стул, скрестив на груди руки, и забросил ногу на ногу.

— Визитка моя у нее. Осталось только ждать, — совладав с собой, доложил он.

— Подробнее, — раздраженно велел босс.

— Я своим глазам вначале не поверил… Точно была она, только слишком… — Кирилл замолчал, глядя сквозь босса.

— Слишком что?

— Слишком красивая… Даже не в этом дело. Слишком живая, босс!

— Ну, это вопрос времени Кирилл, — он ухмыльнулся, — как и для всех нас, не ты ли мне это сегодня ночью растолковывал?

Спец повернулся в сторону оцепеневшего подростка.

— Славик, позови Ника, а сам переоденься и замени через час новичка. Пусть он явится сюда, — сказал Кирилл и уселся на свое место напротив босса.

— Я тут, хочу быть! — подросток надулся и не сдвинулся с места.

— Ты же, сам просил, по-хорошему. Или как? — Кирилл посмотрел ему в глаза.

— Ладно. Я пошел, — обреченно простонал Славик.

— Вот и хорошо! — спец дождался, когда он выйдет и продолжил. — Но план 'Новичок' отменять не нужно.

— Это почему же, Кирилл? Если ты говоришь, что она сама к нам в руки приедет, зачем новичком рисковать?

— В том-то и дело, босс! Может, лучше перестраховаться, чем время потерять? Ведь, если она не позвонит, тогда, что делать будем? — Кирилл положил правую руку на край стола и начал разминать древесину как пластилин.

— Кирилл! — зарычал босс.

— Что? — спец поднял глаза и посмотрел на друга, лицо которого еще сильнее покраснело.

— Ты, что с моим антикварным столом делаешь, скульптор?

— Извините, босс. Кажется, я задумался и решил себя простимулировать. — Кирилл сконцентрировался и вернул столу первоначальный вид.

— Хватит заумных штучек, Кирилл! Что тебе покоя не дает?

— Не зря у вас степень по психологии, босс! Может мне тоже? — серьезно спросил совета спец.

— Хватить шутить, иначе твои мозги закипят!

— А, что тут сложного, Стас? Кто-то коллекционирует монеты, оружие, машины или мебель, — Кирилл многозначно посмотрел на своего старого друга, — а я буду коллекционировать разные специальности степени доктора наук. Четыре у меня уже есть, может вот, пятую получу?

— Да пулю ты себе в лоб схлопочешь, гений!

— Пуля не поможет, — скептически заметил Кирилл. — Ты и сам прекрасно знаешь, Стас.

— Вот то-то и оно, что знаю, — сухо подтвердил босс. — Пустят тебе пулю в лоб и вынимать не станут, да закапают, где-нибудь вблизи Минска так, что ни одна собака не найдет.

— И, что с того?

— Живьем червей кормить ты будешь. Вот что, гений!

— Да, сценка не совсем приятная, — спец кивнул. — Но, я без сознания буду — мне все равно!

— А, сколько, ты без еды протянешь? — холодно спросил босс, буравя Кирилла взглядом.

— Вот это — другое дело. Так бы, сразу сказал. Не меня черви есть будут, а я их!

— Ну, ты и…

— А, что тут такого, Стас?

— Впрочем, да ничего… — босс задумался. — Я их и сам ел. Мы их все ели. Нас ведь всех этому в спецназе учили. Да-а…

— А, чем тебе черви не нравятся? Это же деликатес у некоторых племен, как виноградные улитки или мидии в европейских странах!

— А, что с улитками или мидиями не так, Кирилл? — удивленно спросил босс. — Довольно-таки вкусные, констатировал он и прищурился.

— Вот то-то и оно, что улитки аппетитные, потому что живьем варенные! — взорвался спец. — А мидии вкусные и сочные, потому что живые, если их в ресторане открытыми подают — нарушение правил! Чего же мы людей все время варим живьем как улитки или вскрываем, словно они мидии и нам их непременно нужно на зуб попробовать?

— Ты, опять за свое, политик? — взревел босс.

— Да не за свое, я, Стас. Не за свое… Мы же их сварили или вскрыли, и даже не съели, а выбросили на помойку — пользы никакой! Только вот, потомство их нам же и растить… Вот такими, как Кира и Славик года три назад были, из нормальных детей фраера и вырастают: злые, не подступишься, пока в их болоте сам не искупаешься…

— Ты, чего на детей наговариваешь, Кирилл? — босс с силой сжал край своего любимого стола и тот засиял как нионовый диод.

— Да успокойся ты, коммунист! Я не только про наших, Славика и Киру, я про таких же вокруг! Да и не только у нас — везде. Мира у таких, как Славка или Кира, нет! Вот они то, когда вырастают, все кругом палят или по своему усмотрению плавят, как наши родные члены БНФ, — Кирилл горько улыбнулся.

— Какие они тебе родные, гений? Они же все давно продали за зелень в карманах, — гневно зашипел босс, — и душу свою продали, как ты сам любишь выражаться!

— Так-то оно так, Стас. Вот только мы тоже свою душу продали! Ты, это хотя бы понимаешь? — босс пронзительно выдохнул. — Хорошо, что хоть своему народу и своей белорусской земле.

— Так, Кирилл, никакой больше учебы! — приказал босс. — Ты, меня понял?

Кирилл громко рассмеялся, еще больше разозлив старого друга.

— А чего это ты за меня решать будешь, гений биополей? — возмутился спец, уняв смех. — Ты же, сам психологию изучал, чтобы в себе разобраться, после того, как человек пятьдесят на тот свет отправил! А я раза в два больше за двадцать лет… Я ведь не хуже Эйнштейна физику знаю, не хуже Менделеева в химии разбираюсь, и уж точно получше Евклида или Лобачевского с геометрией управляюсь, а себя самого не знаю! Ты, это понять можешь? Я людей вокруг знаю лучше, чем себя самого! Ты что, считаешь, что я три года назад думал, что буду ругаться и на людей с кулаками бросаться? Мне же палец на шею положить им достаточно и они трупы, а я как зверь напролом… Сам же Славику говорил, что напролом идти следует, когда тебе что-нибудь сломать могут, а не когда с тобой по хорошему… Вот и хочу я разобраться, когда со мной или с моей страной по-хорошему, а когда и руку переломать можно, что за кусок поаппетитнее ухватиться хочет! Но ведь, может, хватить лишь сломанной руки, пусть даже так, чтоб кости года два срастались и операции западные хирурги бес конца делали… Зачем сразу по шее, как Славик сегодня пошутил, под газон в лесу и амба, только звери все равно раскопают и нам же в зубах принесут, чтобы добавки попросить! Наши же звери!

— Ты, уймись, Кирилл, — настороженно сказал босс. — Ты же сам говорил, что со зверями нужно по-звериному. Вот они и тащат нам позеленевшие кости. Да и сами они давно перестали быть серыми волками, а стали западными шакалами… Впрочем, мех у них самих, хоть и зеленый, а уже давно в дырках весь. Белорусская моль, знаешь, как всякие там западные штучки любит, скоро только лохмотья останутся!

— Вот то-то и оно, Стас! — зашипел спец. — Чтоб Кира этим ночным мотыльком была или Славик? Спецы они, еще те, да вот крыльца хрупкие! Шубку хозяин со своих шакалов вместе с ними, запутавшимися в гниющей зелени, снимет и спалит в камине, даже оставшейся зелени не пожалеет и новых серых щенков в шакалы нарядит!

— А, чего они в шакалы рвутся? — вспылил босс. — Вот сидели бы дома или учились, как ты!

— Дурак ты, Стас, дурак… И я тоже дурак… Щенки то эти серые, что в зеленых шакальих шубах фраеров корчат, это те, что с такими как Славка или Кира, вместе в сад ходили или в школе учились… Свои они. Мы же сами себя грызем! Детей своих до дыр загрызаем, а считаем, что очередного преобразившегося западного шакала освежевали… И Славик или Кира могли их шакалами стать, если бы к нам сами не пришли. А ведь по своей воле пришли! Нашли и пришли, и никто их не заставлял, никто их не прикармливал, как западные хозяева своих зеленых, у нас же доморощенных, шакалов!

— А, что прикажешь делать, Кирилл?

— Уже делают, Стас… Уже делают. Вот только не с ними… Они на зайцев больше охоты не начнут, пока вся западная зелень не переварится. Вегетарианство штука въедливая, да и зелени в отдельных странах, пруд пруди. Еще одну заводь запустят и будут наши доморощенные шакалы, как в сказке, ее хоть хвостом ловить. Здесь только один вариант…

— Ты это о чем, Кирилл? — перебил его босс. — Ты на себя в зеркало взгляни! У тебя сегодня ночью без вариантов! Нику я еще одно задание дам, а ты поспи! Сколько ты уже не спал? Суток трое?

— Так точно, босс! Ты, правда, меня насквозь видишь. Только спать я не буду, пока кое-что не сделаю.

— Ты, что Кирилл? Сколько ты собираешься не спать? У тебя голова должна быть светлая, чтобы горячки не пороть!

Спец кивнул.

— У тебя же степень по психологии, Стас, — Кирилл слегка улыбнулся, — значит, ты и психофизиологию изучал, и измененные состояния сознания проходил. Не так ли?

— Ну, так, Кирилл. Что с того?

— Для чего сон человеку нужен, Стас? — спросил Кирилл, с интересом глядя на друга.

— Чтобы мозг отдохнул. А твой вот и не отдыхает!

— Все оно так, — подтвердил спец. — Только сон нужен не просто для того, чтобы мозг отдохнул, а чтобы клетки нервной системы восстановили свой энергетический потенциал.

— Ну, это то же самое, что я тебе и сказал! — не понимая куда клонит Кирилл, босс в очередной раз кивнул.

— Я спец, Стас. Спец с уникальной способностью. Мои клетки восстанавливаются очень и очень быстро. Может, ты не знаешь, сплю я по привычке. Хотя мог бы обойтись и без сна. Приятно чувствовать… — Кирилл замолчал и через некоторое время продолжил. — Приятно чувствовать, что я еще человек. Вот и отсыпаюсь, вроде как…

Босс многозначительно посмотрел на друга.

— И, какой этот твой вариант, Кирилл?

— Кингу я напишу, Стас. Маленькую такую книгу. Серо-зеленую ей бы обложку, да название такое колоритное красным, как кровью, чтоб профили Рузвельта и Франклина фоном в сравнении с ним казались, и ни один шакал мимо не прошел — зелень же им нравится, хоть и чужая. Глядишь, наши доморощенные шакалы и купятся. Кстати, можно и зайцев наших на обложку, вместо Рузвельта и Франклина. Так местами. Для разнообразия… — босс уставился на Кирилла как на сумасшедшего. — Не смотри на меня так! Я не святой, Стас! Я по шею в крови до сих пор купаюсь, как в лаве с тем гадом глазами кверху… Только ведь его уже давно нет, а я все вылезти никак не могу… Я не хочу, чтоб такие, как Стас или Кира за мной в эту лаву прыгали, чтоб славы себе сыскать, или похвалу западного хозяина получить. Ему же на них плевать! Сварятся вкрутую — он себе новых прикупит…

— Иди спать, Кирилл… Им не поможешь, — произнес босс и закрыл глаза.

— Почему не поможешь? Напишу, как я человек сто на тот свет отправил. Опишу во всех подробностях, да так, чтоб их замутило. Может, хоть тогда головой начнут думать, а не в зелененькую шубку прыгать! Им ведь тоже, потом пистолет в руки и в чужие виски свинец втыкать… — спец тяжело вздохнул. — Зелень может и глаз радовать, ну и желудок, само собой разумеется, если она свежая, молодая, а вот если зелень гнилая, отравляет она их так, что ни один врач не поможет, даже Вика, хоть она и спец в этом деле. А им ведь такую именно и скармливают, шакалам нашим доморощенным… Им же из этой зелени даже напитки выжимают вот они их внутрь себе и вливают, ну или вкалывают…

— А знаешь, Кирилл, — с минуту помолчав, сказал босс. — Ты ведь прав… Впрочем, как всегда. Может поэтому ты жизнь так и ценишь, что стольких на тот свет отправил, если он есть, конечно же… Или, своей смерти, так хочешь?

Кирилл не ответил. Босс ждал, поглаживая стол.

— Чем они меня хуже, Стас? — продолжил спец. — Они что, кого убили? Обколотые и пьяные, что с них взять? Вот булыжниками в Амон и швыряют. Только даже булыжник может полететь в другую сторону. Нужно только показать в какую.

— И, куда ж это они, по-твоему, бросать их должны? В хозяев своих? — босс недовольно поморщился.

— На хозяев их я, если они что-нибудь удумают, и сам по паре глыб сброшу, — спец ухмыльнулся. — А они пускай в землю под ногами бросают, что б стоять прочнее. Да хорошо, чтоб рикошетом себе по ноге, для шоковой терапии.

— И что, если даже и попадут? Ты ж сам сказал, что они обкуренные и вдребезги пьяные. Им же все фиолетово!

— Им то, может, и фиолетово, когда они обкуренные или пьяные, а вот когда они очнутся через день в больнице или на нарах, может и поймут, что сами себе пальцы переломали, вот тогда возможно и начнут ценить то, что у них под носом дома свои зайцы есть. И радоваться, что они сами себе ноги переломали, а не им кто-нибудь вчера шею, пока они в отключке у трибун своих хозяев валялись как мягкий зелененький коврик, о который и грязные ноги вытирать приятно. Он же не свой — не жалко. Его можно и заменить. И меняют же… — Кирилл замолчал и закрыл глаза, а стены комнаты начали стекать, как лава, на пол.

— Ты, чего творишь? Кирилл, уймись! — босс заорал, вставая из-за стола.

Кирилл открыл глаза и ошарашено уставился на стены, начинающие застывать.

— Ты, что вытворяешь? — прорычал босс. — У Славки со сплавами лучше получается работать, а ты, весь дом захотел в желе оформить?

— Извини, Стас… Сам не знаю, как это вышло. Я попробую… — Кирилл вновь закрыл глаза.

Босс стал наблюдать за стенами, которые начали стекать к потолку, возвращаясь в свой изначальный вид.

Все вернулось на свои места.

— Есть такой психологический эффект толпы, — произнес босс, усаживаясь на свое место и уцепившись глазами за друга, оглядывающегося по сторонам. — Называется он 'заражение'. У меня возникла идея, как этот эффект происходит на физическом уровне… Понимаешь, Кирилл. Поля людей ведь соприкасаются друг с другом, да и находятся они в общем поле Земли…

— Я об этом тебе и твержу, гений полей! — поддержал спец. — Запустить цепную реакцию, как деление атома, и никакого Амона не понадобиться. По крайней мере, меньше булыжников полетит. Бросать станет некому. Или почти некому.

— Может, и некому, Кирилл… Только вот те шакалы, что уже лет пятнадцать за зеленые шубки своим хозяевам серых щенков в зубах приносят, как были, так и останутся их верными псами! И ничего ты с ними не поделаешь, кроме того, на чем ты натренирован! Запустят тебя в полет, и сто первый будет протаранен… С другой стороны, пусть мотают на ус, что их собственные шакалы скоро на части разорвут, да и на их же могиле выплясывать будут, чтоб в их же шубку, что позеленее, впрыгнуть…

— О каких это вы шакалах и зеленых шубках разговор ведете, не уж то решили бутик одежды из меха и кожи экзотических животных открывать? — спросил Ник, проходя в кабинет. — За браконьерство сажают, босс!

— Да, умник. Но только, если поймают! — отрезал босс. — К тому же, мы ведь, не подобие Эльзы Кох, чтоб из кожи одежду или аксессуары вырезать. Мы цивилизованные люди. Да и негоже нам своих волчат стрелять. Мы лучше из западных шакалов чучела сделаем, чтоб наши волчата, учуяв их вонь, стороной подобных падальщиков обходили. Лучше в серой шубке им на свободе бегать, чем в зеленой людей пугать или честной народ смешить! — произнес босс и указал Нику на стул. — Только охоту мы на западных шакалов начинать не будем, слишком много своих волчат перестреляем.

— Ты, чего так долго? Ты, где прохлаждался? — зло спросил Кирилл.

— Да я, вообще-то, с Кирой играл, вот только, во всем белом свете, нигде местечка для меня потеплее, ты не сыщешь! — прошипел Ник. — Даже твоя лава, как горячий шоколад для тебя. А для меня мысли Киры, как защита той девчонки, на окне которой ты руку свою зажарил! Вот только ты раз! А я каждый день по раз двадцать свои мозги сжигаю! Вот потом и хожу часами, словно не в себе… Может я на нее и злился поэтому, а вовсе не отрывался?

Босс понимающе кивнул.

— Так, не считывай ее мысли! — посоветовал он.

— Если бы, босс. Не могу я не считывать! Канал обрубить не могу! Я могу его ослабить, но до конца обрубить не могу… Вот и мучаюсь как проклятый! — спец сел на свободный стул и уставился в пустоту перед собой.

— Может, оно и к лучшему, Ник! — съязвил Кирилл. — Если ты на ее мыслях жаришься то, каково этому шестилетнему ребенку по белу свету ходить? Чего она, по-твоему, всех зажарить готова? Что мы с тобой сделали не так или, кто что сделал не так, что такие дети мучаются? И вырастают из них садисты и убийцы, а не серые волки, облачившиеся в зеленые шубки! — Кирилл замолчал и закрыл глаза. Стены в очередной раз начали плавиться.

— Это он? — удивленно спросил Ник, глядя на то, как со всем их содержимым, стены слой за слоем стекают на пол.

— Он самый! Ты, посмотри, что вытворяет, я же его предупреждал!

Кирилл открыл глаза от удара тока по ногам.

— Ты, чего, Стас? — Кирилл замолчал, глядя на стену за боссом, с которой начали стекать оголившиеся кирпичи. — Я же ничего такого и не думал…

— Вот именно! Не думал! Где мой кабинет, Кирилл?

— Сейчас верну твой кабинет, Стас! Не горячись! — спец посмотрел на напарника и исправился. — Сейчас все сделаю, босс! — он закрыл глаза, и через несколько секунд облегченно вздохнул.

— Ты, давно так творишь? — поинтересовался Ник, с любопытством глядя на друга.

Кирилл озадаченно молчал, осмысливая произошедшее.

— Как хочешь! Твое дело! Можешь не говорить. Чего ты меня позвал, уникум?

Кирилл очнулся от размышлений.

— Тебе Славик о наших приключениях ничего не рассказывал? — удивившись, спросил он.

— Что Славик! Мне Кира все уши прожужжала, что у нее теперь есть смугленькая подружка, полная ее противоположность! Я даже немного удивился, как это Кире мог понравиться кто-нибудь из ее ровесников! Она же их на дух не переносит! Вот поэтому в садик и не ходит. Другие, наверное, они все. Не такие, как она, вот и не понимают ее.

Кирилл изучающе посмотрел на напарника, решая, стоит ли впредь ему продолжать шутить над ним или хватит. Вдруг, Ник настолько повзрослел, что шутками просто так не отделаешься.

— Да, Ник, ты попал в самую точку. Эта малышка к ней свой ключик подобрала, да так ловко, что Кира не отстанет пока она в гости к нам не приедет! — веселясь, подтвердил спец.

— Ты, это серьезно, Кирилл? — недоумевая, спросил Ник. — А, если ее тетя, что-нибудь заподозрит? Что мне с ней делать? Практиковаться в своем гипнозе? Ты же, знаешь, я применяю его на людях лишь при крайней необходимости. Это не спецы! Для них последствия могут быть похуже, чем после атомной войны… Я же тебе рассказывал! Если мне Кира помешает, даже врач не поможет. И будет эта девушка до конца жизни овощем лежать или зомби ходить!

— Мне казалось, что ты ее готов был раньше пришить! А теперь ты ее так рьяно защищаешь! Ты, меня просто удивляешь, Ник. Оказывается, ты не только хороший исполнитель… Может ты еще и наполовину человек? — Кирилл с интересом наблюдал за реакцией напарника. — Так. Все ясно. Славка тебе только полправды рассказал? — Ник удивленно уставился на друга. — Понятно.

— Ты, это о чем? И, когда я собирался ее на тот свет отправить? Что-то ничего подобного не припоминаю, — озадаченно заключил он.

— Ты же, в ее голову залезть не смог и твердил мне еще ночью, что она очень опасна. Или она наша — или ничья, — холодно намекнул Кирилл.

— Да хватит говорить загадками! Ты можешь прямо сказать? — взорвался Ник.

— Прямее уже не куда, Ник, — произнес босс и кивнул.

— Вы, что? — оторопел спец. — Надомной решили вдвоем подшутить?

Ник нервно дернулся.

— А мне, казалось, что я шутить разучился, когда своего первого на тот свет отправил, — стол опять засиял под рукой босса.

— Это была та девчонка, которую мы…

— Какой же ты умный можешь быть, если тебе мозги прочистить! — Кирилл засмеялся.

— И она что, сама приедет? — заинтересовался Ник, сложив мозаику вместе.

— Так-с. Приедет или не приедет — вот в чем вопрос! — Кирилл улыбнулся.

— Ты чего мне цитаты из 'Гамлета' читаешь? — раздосадовано спросил напарник.

— Какого Гамлета? А, ты про пьесу! Ты, монолог малость перепутал, это я так… А ты, не забыл все-таки, как мы с тобой ту первую операцию в театре провернули?

— С тобой забудешь! — зло прорычал спец. — Впрочем, там еще одна занятная сценка была, когда Гамлет держал в руках чей-то череп.

— Ты, на что намекаешь, знаток глубокого искусства? — лицо Кирилла побелело.

— На то и намекаю! Или голова этой девчонки останется на ее плечах или нет!

— Ты, чего вскипел, Кирилл? Успокойся! Хватит мне стены портить! — прошипел босс.

Кирилл посмотрел на ошарашенного друга и медленно проговорил:

— Со мной со вчерашнего вечера что-то твориться… Может, мне пойти попрактиковаться на манекенах Киры? Хотя нет, уж лучше она сама пусть на них развлекается, а то я окажусь в их ряду! — он засмеялся, обнажив ровные ряды белых зубов.

— Тебе точно, не нужен отдых? — поинтересовался Ник, глядя на спеца, смеющегося как его шестилетняя подопечная.

— Знаешь, Ник, может, и нужен! Вот только не мне, а всем вам, если собрались голову этой девчонки с плеч снять и на нее, как на очередной трофей любоваться! На нее ведь живую смотреть гораздо интереснее. Да и слушать кстати, тоже… — Кирилл перестал смеяться, вытянул ноги под столом и заложил руки за голову.

— Что делать будем? — спросил босс.

— Введем в дело новичка, для начала, и останется нам только ждать, босс, — предложил Кирилл и хитро улыбнулся.

Ник пожал плечами.

— Как вы собираетесь работать потом, если вдруг она заявится в гости? Где вы нового следока найдете?

— А с чего это ты их так странно называешь? — спросил Кирилл, и, не прикасаясь, пододвинул стул напарника к себе.

— Кирилл! — нервно прошипел спец. — Я могу вынести с тобой что угодно, но не собираюсь становиться объектом телекинеза!

Стул замер.

— Ты не дорассказал, — напомнил Кирилл.

— А, чего вам слоган не нравится? След да око вот вам и следок, — зло ответил Ник и сжал зубы.

— Детский сад какой-то, а я уж было подумал, что ты намекаешь, будто бы они сами следов на деле столько оставляют, что, поди, разберись, чьих больше! — Кирилл громко рассмеялся.

— Они то следы может и оставляют, а вот ты полный набор отпечатков пальцев подарил девчонке, хоть снимай да натягивай себе на руку, — съязвил спец.

— Ты, отстанешь от меня, Ник? — стул вместе с ним поднялся на полметра вверх и зависнув в воздухе на секунду, со свистом полетел вниз.

— Ты, чего творишь, Кирилл? Ты, меня убить собрался? Что я тебе сделал?

— Если не замолчишь, очнешься через час, с рукой точной копией моей. Ты, меня понял? — Кирилл злобно посмотрел на напарника. — Ты, меня понял?

— Да понял я! Понял! Ты, уже шуток не понимаешь? С каких это пор?

— С тех самых, как ты собрался на голову девчонки любоваться, — холодно ответил спец.

— Да нужна она мне! Я только выполняю свою работу. Вот и все. И тебе советую!

— Наемник ты, Ник… Шел бы в легион что ли, или в действующую армию. Ну, в крайнем случае, договорился бы с Юрием насчет гражданства какой-нибудь страны и стал миротворцем. Им ведь платят больше. Что ты в этой стране забыл? Большинство ведь уже сбежало. Бежал бы за ними!

— А ты, чего интересно здесь остался, Кирилл? — Ник посмотрел на напарника и с досадой толкнул его стул. — Конечно. Тебе деньги не нужны! Ты, в любой момент, можешь заработать не хуже олигарха, — он задумался и продолжил, с сомнением поглядывая на друга. — У меня возникла одна очень заманчивая идея.

Босс с интересом наблюдал за тем, как его подчиненные ведут себя как сварливая детвора.

— Что ты хочешь? — Кирилл встал со стула и направился к двери.

— Сделай парочку черных алмазов, и мы будем в расчете за все мои мучения с тобой. Да и нам с Викой не нужно будет беспокоиться о своем будущем.

Не дойдя до двери, спец остановился и повернулся на сто восемьдесят градусов так быстро, словно шел к двери спиной.

— Ты, о чем Ник? О каких алмазах? Где я тебе их возьму? Это не в моих правилах! Я не ворую. Я выигрываю у тех, кто выигрывает еще больше!

— О да! Ты, у нас самый честный игрок в мире! Ты же… Ты, обворовываешь казино как липу, а мне жалеешь всего парочки-другой черных алмазов! — Ник поймал убийственный взгляд Кирилла и поежился. — Не смотри на меня так! Я согласен и на обычные, сверкающие алмазы! Хотя не откажусь и от цветных…

— Я никого не обворовываю, — прошипел спец.

— Ну, да! — съязвил Ник.

— Они играют с математикой. И я играю с математикой. С теорией вероятности не поспоришь!

— Только вот в твоем случае вероятность составляет сто процентов! — Ник засмеялся и чуть не поплатился за это. Около его головы пронеслось, что-то смутно знакомое и застыло, зажав его шею в смертельных тисках.

— Ты, не забыл, кто я? — процедил Кирилл сквозь зубы.

— Извини, — произнес, задыхаясь, напарник и считая количество кругов мигающих перед глазами.

— Так-то лучше, — спокойно сказал Кирилл и опустил хватку, освобождая зажатую шею.

Ник закрыл глаза.

— Лучше я достану еще парочку миллионов, чем потрачу сутки на один алмаз. Да и сделать его без помощи Дмитрия я не смогу. Температура — это пол дела, а вот контролируемое давление — другое… Хотя, Дмитрий не против был бы попрактиковаться. Но без меня! — отрезал Кирилл и сел в свое кресло.

— Да ребятки… — задумчиво протянул босс. — Что вы между собой все цапаетесь? Жили бы мирно — забот было бы меньше.

— Стас, не начинай, — сухо попросил Кирилл. — Я старше тебя, и нервы у меня покрепче.

— Так-то, оно так, Кирилл. Только, чего ты все время кипятишься? Где твоя хваленая железная выдержка и беспристрастность в выполнении приказа?

— Я на службе, Стас лишь потому, что мне нравиться с вами развлекаться, поэтому я здесь.

— Вот это-то меня и волнует, Кирилл… Поехал бы куда-нибудь на море или в горы по скалам лазить. Кстати, неплохая идея! По скалам без страховки — для тебя самое то! Съездил бы, пожил там снова, отдохнул? — босс посмотрел на не выражающего ничего Кирилла.

— Зачем спрашиваешь, если знаешь? Скучно мне там становится уже на третий день. Ломал я там пару раз шею, правда, только в самом начале своей карьеры скалолаза. И что мне с того? Я все горы облазил. Мерз как в морозильнике… Я ведь, когда на Тибете к монахам в гости заявился, они меня, чуть было, за иного не приняли. Какой нормальный человек в тридцати пяти градусный мороз и метель один будет лазить по горам? Вот только у них я и задержался на две недели. Познакомился с их духовной верой и решил, что она не для меня. Слишком мистики много и философии… И слишком мало научных фактов.

Босс удивленно посмотрел на Кирилла.

— Мне казалось, что ты у нас любитель философии! Да и на пацане, ты вроде парочку приемчиков использовал. Судя по его поведению — не без успеха.

— Так он у нас оказывается духовный Вуду для Славика? — присвистнув, отозвался Ник.

— Не твое дело! — Кирилл пригвоздил напарника взглядом. — Будешь много болтать, не проживешь и минуты. Меня достало тебя уму-разуму учить! Ты же ничем не лучше Славика, а разница у вас почти пятнадцати лет. Не известно, с кем мне повезло больше, с ним или с тобой! Им хотя бы управлять можно, а что мне с тобой прикажешь делать?

— Чего тебе нужно мной управлять? — разозлился Ник. — Я не робот! И мозги у меня есть! — он вскочил со стула и прошагал к окну.

— Только часто ли ты ими пользуешься, Ник? Иногда мне кажется, что ты слишком сильно сливаешься с другими людьми и тебя за ними совсем не видно. Где ты сам? — Ник молчал, глядя в окно. — Где этот расхлябанный новичок? Я его голову быстрее сниму, чем чью-либо! — прорычал Кирилл и направился к выходу.

Спец спустился вниз. Пересек зал и прошел сквозь дверь, которая расплавилась при его приближения, по контуру тела.

Удивленные Вика и Кира наблюдали за исчезающим Кириллом и за дверью, которая за его спиной начала приобретать привычную форму.

— Тетя Вика! — вскрикнула Кира и помчалась сломя голову за опекуном, но ударилась в закрытую дверь и от обиды заплакала. — Почему ему можно делать все что хочется, а мне нельзя? — сквозь слезы проговорила она и побежала вверх по ступенькам в свою комнату. Вика последовала за ней, все еще не в силах понять, что только что произошло.

Кирилл приближался к въездным воротам, когда заметил Славика и новичка, практикующихся в своих способностях.

— Я тебе, что сказал? — угрожающе спросил он, окатив подростка ледяным взглядом.

Славик поежился и попятился назад, упершись спиной в застывающий металл будки охранника, которая стала походить на произведение средневекового кованого искусства.

Подросток закричал от боли. Его рубашка прилипла к телу, а застывающий металл обжог большую часть спины.

Новичок испуганно уставился на извивающегося Славика, скрутившегося у его ног.

— Черт бы вас побрал, детвора! Когда вы наиграетесь? — прошипел Кирилл и поднес руку к позвоночнику подростка.

Почти застывший на его спине металл мгновенно расплавился и оказался на руке спеца. Он скривился и махнул кистью в сторону стены будки охранника, словно отряхивал руку от стекающей воды.

— Сколько мне тебе повторять, Славик! Не тренируйся там, где есть посторонние! Кирилл посмотрел на свою руку и оторвал кусок металла, застывший на пальце. Рука зажила в считанные секунды. — Что мне с тобой делать? Я же тебе сказал заменить его и отправить к боссу. А ты, ему представление устроил?

Славик молчал, скрутившись у ног спеца. В его глазах читался ужас.

— Позови Вику, Алексей! — Кирилл взглянул на худощавого парня лет двадцати с заостренными чертами лица. — Ты, меня слышишь? Живо!

Новичок рванул с места и понесся к дому, его короткие русые волосы, подергивались с каждым шагом.

Спец встал на колени около подростка, онемевшего от болевого шока.

— Что ты вытворяешь, Славик? — мягко спросил он, поднимая его подбородок. — Посмотри на меня. Все будет хорошо.

Славик начал приходить в себя.

— Я не хотел, — прошептал он, глядя помутневшими глазами на Кирилла.

— Не хотел! — спец закатил глаза. — Ясное дело не хотел! Я ведь тебе уже не раз повторял. Не забывай о том, что сделал! А ты… Меня увидел и словно черта испугался. Будто из твоей головы все мысли выветрились, — он посмотрел на будку охранника. — Такую красоту испортил!

Кирилл засмеялся. Славик попытался улыбнуться, но его лицо искривилось от боли.

Вика прибежала и запричитала, увидев спину подростка без кожи.

— Я ведь тебя предупреждала, чтобы ты не занимался всякой ерундой! Сколько можно?

Славик молчал, закрыв глаза и сжав зубы.

— Где Кира? — спросил спец, посмотрев на Вику.

— С Лешей, — произнесла она и положила ладони на спину Славика.

Под ее пальцами обнажившаяся рана, занимающая поверхность от плеч до поясницы подростка, начала покрываться коркой, защищающей ткани тела от заражения.

С каждым еле заметным продвижением ладоней под пальцами Вики, ожоги начали заживать.

Когда вся спина Славика покрылась толстой сухой коркой, Вика опустила руки и устало произнесла:

— На сегодня все. Завтра явишься ко мне в комнату часам к восьми утра. И не смей мыться сегодня! Ты, меня понял? — Вика прикоснулась к затылку подростка. Он поднял голову и посмотрел ей в глаза

— Спасибо, тетя Вика. Я приду… Завтра, — он попытался разогнуться и подняться, но сразу замер и застонал.

— Большего я сделать сегодня не смогу. Радуйся тому, что есть. Придется тебе сегодня ночью помучаться. Да и мне тоже. — Вика погладила Славика по голове. — Завтра я смогу нарастить новую кожу. Но на сегодня все. Только не спеши, не делай резких движений… Иди, поспи… — она посмотрела на спеца. — С Кирой придется поиграть кому-то другому. На сегодня я все… Мне бы до кровати дойти.

Женщина поднялась, и устало посмотрела на подростка.

— Славик, Славик… Горе ты мое луковое. Глядя на тебя, плакать хочется.

Славик поднял голову и взглянул на свою спасительницу.

— Не надо, тетя Вика! — взмолился он.

— Ты на себя посмотри. Глаза вытри и иди спать. Не дай бог тебя Кира увидит! — женщина в ужасе взглянула на Кирилла.

— Иди, отдохни, Вика. Я с ними разберусь.

Вика кивнула, еще раз взглянула на подростка и направилась к дому, пошатываясь на ослабевших ногах.

— Ты, как? — Кирилл с сомнением посмотрел на своего подопечного.

Славик поймал его взгляд и спросил:

— Как ты… Что с тобой было в лаве, дядя Кирилл? — в его глазах читался ужас.

Спец зло чертыхнулся.

— Ты туда же! Кто тебе рассказал?

Подросток молчал.

— Пойми, Славик. Ко всему можно привыкнуть. Даже к тому, что в тебя втыкают каждый день иголки или живьем снимают кожу, но лучше… — спец замолчал.

— Лучше, что? — переспросил подросток, скорчив недовольную гримасу, и попытался подняться.

Кирилл помог ему встать.

— Лучше не надо, Славик. А для этого нужно думать на десять минут вперед. — Спец подавил смех. — Чтобы не прикладываться частями тела к только что собственноручно расплавленной стенке. Ты на нее посмотри. Чувствую, отпечаток твоей спины будет красоваться на ней не один день!

Подросток с мольбой посмотрел на спеца.

— Нет, Славик. Я ничего делать не буду. Придешь в норму, сам исправишь, — сдавленным голосом сказал он.

— А как же Кира?

— Хватит, пацан! Исправишь сам. Пусть тебе будет несколько дней стыдно. Кира ни о чем не догадается. Я об этом позабочусь… Скажу, что ты решил попрактиковаться, забыв, что ты не я.

Вместе с подростком под руку, Кирилл направился к дому. Новичок остался у ворот.

— Почему я не могу заживлять раны, как ты? — Славик с досадой посмотрел на Кирилла и надулся.

— Потому что ты — не я… Каждый спец да и человек уникален. Нет двух одинаково способных людей… Кто-то делает что-то лучше других. Кто-то — хуже. Но тот, кто делает хуже что-то, чем кто-то, может делать многое одинаково хорошо. И это тоже талант. Уметь делать что-то лучше других — здорово, но этим не следует задаваться, иначе ты не продвинешься вперед. Ты, застрянешь на месте и будешь кичиться своей уникальностью, а это смерть для твоего таланта, Славик. Я пытаюсь сдвинуть тебя с этой мертвой точки, а ты уцепился за нее зубами и согласен сломать не один десяток, лишь бы оторваться по полной… Я могу многое, но не могу делать что-то в совершенстве. Ты же можешь одно, но овладел своим мастерством и решил, что кроме него у тебя ничего нет. Кто будет за тебя думать? Я не всегда буду рядом и уж точно не горю желанием расхлебывать заваренную тобой кашу каждый раз. Если ты и сегодня ничему не научишься, ты — неисправим! Следующий твой шаг — сломанная шея. И даже Вика не сможет ее восстановить, делай выводы.

— Ты бы, видел свое лицо, — оправдываясь, сказал Славик. — Тогда бы не удивлялся! Я, когда тебя злым вижу, ни одна мысль в голову не лезет! Я ведь обо всем на свете забываю!

— И, что я тебе сделаю? — Кирилл посмотрел на испугавшегося подростка. — Вот Ник тебя сегодня и в самом деле может захотеть отправить на тот свет. Ты, Вику до какого состояния довел? Ей ведь не лучше твоего сегодня придется!

— Почему, не лучше? — запротестовал Славик. — Она просто устала и все, а я с этой ерундой на спине целую ночь мучиться буду. Я ведь спать не смогу!

— Бестолковый ты, Славик. Ты, думаешь, Вика руками поводила и спать спокойно ушла. Куда, по-твоему, твоя боль делась? И ожег твой, как наполовину зажил?

— А, разве нет? — подросток со страхом посмотрел на спеца. — Это все теперь и на ней тоже? — он остановился и чуть не закричал.

— Успокойся, Славик. На ее спине твой кровавый узор точно красоваться не будет. Только боль твоя не исчезла просто так. Такие как Вика, а слабее ее в мире тысячи есть, если не каждый двадцатый, они не убирают что-либо в никуда. Это научно доказанный факт: физики гарвардского университета провели исследование, которое доказало, что негативную энергию можно не только изолировать, но и ею управлять. Ими с помощью атамносилового микроскопа, например, было выявлено действие субатомных частиц появляющихся из ниоткуда и исчезающих в никуда в вакууме. Даже боль человека материальна, если рассматривать поле человека, как часть этой материи… Да я тебе об этом не раз рассказывал.

— А, куда они все это девают?

— Кто они?

— Ну, ты же сказал, что таких, как Вика, тысячи, хоть и способности у них намного слабее. Куда они все девают? Ну, то, от чего лечат?

— А ты, соображаешь, когда хочешь… Только, почему не всегда? Меньше работы было бы Вике… Да ладно… Есть два варианта. Один из них: Вика забирает все на себя, не в буквальном смысле. На ее теле не красуются раны тех, кого она исцеляет, но она иногда чувствует тоже самое, как если бы они были и тратит очень много сил…

— А, какой второй вариант?

— Для таких, как Вика, безболезненный, но… — Кирилл замолчал и пошел дальше к двери.

— Но, что? — спросил Славик, ухватившись за руку спеца.

— Они перенаправляют то, от чего исцеляют.

— И куда они это направляют?

— А, как ты думаешь, Славик? Ты же, вроде уже начал шевелить извилинами.

— Зачем ты надо мной все время издеваешься? Я ведь… Я все понимаю!

— Тогда сам ответь на свой вопрос! Если ты дорос до ответа на него. — Кирилл зашел в дом и придержал дверь, чтобы подросток мог пройти внутрь.

Славик остановился в дверном проеме, его колени еще сильнее задрожали.

— Они что, перенаправляют это на других людей? — он замолчал, испугавшись своей догадке.

— Совершенно верно, Славка. Они одаривают этими смертельными подарками окружающих, продлевая кому-то жизнь за деньги… В лучшем случае, они просто заряжают своей энергией воду. Что-то вроде ионизации. Ты, мои уроки не забыл?

— Да помню я! Забудешь их. Ты же, почти все законы физики на личном примере показывал. Тебе бы в цирке работать, дядя Кирилл! — Славик впервые улыбнулся за время получения ожога и на ватных ногах зашел в дом.

— Это только малая часть того, что они могут… Кстати, и деньги на этом не малые зарабатывают. Маскируют под каббалу и продают по сверхцене. За стакан такой воды получают не меньше тысячи, не рублей, конечно же.

— Ты, не шутишь, дядя Кирилл?

— Куда уж мне. Только, не у нас… Это в основном западные звезды, чтобы свою молодость продлить, их услугами пользуются.

— Что еще за звезды? Почему ты все время говоришь загадками? — обиделся Славик и отвернулся от спеца.

— Ты, хоть что-нибудь кроме русской попсы слушаешь?

— Да понял я, о ком ты! — подросток резко развернулся. — Они, что не попса? Может, ты их фанат?

— Вообще то, нет, Славка. Но у таких, как они, можно и поучиться.

— Чему это интересно? Голоса у большинства из нее нет! Попсу и то, некоторые лучше поют!

— В этом я с тобой согласен, пацан. Только, не задумывался ты когда-нибудь о том, в чем талант таких людей? А ведь у них есть талан спеца, только не все это видят.

— И в чем же он? По сцене бегать и шептать или кричать? Я недавно слышал песню какой-то русской певицы, она пела не хуже, чем в фильме про пятый элемент.

— Ты, меня удивляешь иногда, Славик. Насколько знаю имя у нее старинное, русское. Я ее тоже слышал. Поет она, конечно же, намного лучше, но как ты думаешь, почему она не зарабатывает столько же?

— Ты, всегда задаешь вопросы! И почти никогда не отвечаешь! Сказал бы сразу!

— Я хочу, чтобы ты думал сам, а не за тебя кто-то. Вот и все. — Кирилл положил руку на плечо Славика и тепло улыбнулся.

— А я, не хочу думать! Ну, поет она! Кажется, песню спела… Подожди. Ты же мне сам рассказывал. Она песню исполнила, что на компьютере создали. Песня ей настолько понравилась, что она ее и спела… А ученые считают, что человек не способен воспроизвести такие колебания!

— Не зря тебе десять по физике поставили, Славка. Ты попал в точку. Она воспроизвела волны недоступные для человека физиологически. На какую мысль это наводит?

Подросток сел на диван и оперся спиной о белоснежную кожу обивки.

Кирилл только покачал головой.

— Никто не смог, а она смогла! Вот и все!

— Не все, Славик. В том то и дело, что не все. Она захотела, не зная, что это невозможно и именно поэтому смогла, а не только благодаря своему таланту. Западные певцы, даже не обладая и половиной вокальных задатков этой русской исполнительницы, тоже захотели и сделали все, чтобы их мечты стала былью, и смогли… А ты, когда захочешь желать что-нибудь по-настоящему? Когда ты перестанешь страдать ерундой, а займешься делом?

— А если это моя меча! — с вызовом сказал подросток и опустил голову. — Если я хочу делать что-нибудь красивое, а не плавить или убивать кого-то?

Кирилл сел рядом с ним и начал водить рукой по дивану, меняя цвет его обивки на черный.

— Тогда поступай в институт культуры и твори, что душе пожелается. Тебя туда с руками и ногами заберут… Только тебе нужно еще год в гимназии доучиться. Ты год без приключений прожить сможешь? — Кирилл начал плавить кожу дивана.

— Дядя Кирилл, зачем ты это делаешь? Тетя Вика расстроится!

— Славик, Славик… В мире есть тысячи вещей, которые мы можем исправить. Эта кожа не без исключения. Если я не в силах буду исправить, что маловероятно, то ее можно заменить. Но чем ты прикажешь заменить твою кожу? Когда ты, в конце-концов поймешь, что плавить легче, чем создавать. Уничтожать всегда было легче, чем делать что-то более совершенное! — Кирилл вспомнил будку охранника. — А у тебя и, правда, талант. Только ты должен научиться с помощью него общаться с людьми, а не творить лишь для того, чтобы что-то делать — это мертвое искусство. Если твое творение лежит у тебя в шкафу — оно служит лишь твоей гордыне. Если его видят и понимают другие — значит, оно живет. А если ты смог зацепить их душу, если она у них была, значит, ты делаешь то, что должен и то, что лучше всего умеешь.

— А ты сам, что ты сделал? Кроме того, что убил много людей?

— Это интересный вопрос, Славик. — Кирилл задумался. — И у меня есть на него ответ… Я удвоил свое время… На данный момент.

— Ты, о чем, дядя Кирилл? Разве время можно удвоить? Ты же, говорил, что оно необратимо, его можно только замедлить! А теперь говоришь, что ты его удвоил! Ты, меня запутал!

— Ты, сам ответил на свой вопрос, Славик. Только не до конца осознал… Фактически земное время можно остановить или замедлить, увеличив скорость.

— Но ты же не носишься со скоростью света, как писал Эйнштейн! Ты ходишь также как и я! Почему для тебя время удвоилось, а для меня нет?

— Посмотри на себя в зеркало и все поймешь, Славик! — спец сострадальчески улыбнулся.

— И, что я там увижу? Я утром смотрелся! Там ничего интересного нет! — раздосадовано произнес подросток.

— Неужели? Ты можешь повернуться к зеркалу затылком и полюбоваться на свою изуродованную спину?

— Ну, и что? Завтра, я схожу к Вике, и никаких шрамов не останется!

— Вот-вот, завтра. Ты упомянул Эйнштейна, а он указывал не только на скорость или на время. Теория относительности не существует сама по себе. Она объясняет что? — Кирилл в надеже посмотрел на подростка.

— Да не знаю я, что она объясняет! И знать не хочу, я устал! И мне нужно отдохнуть!

— Славик, Славик… Ты хоть понимаешь, что ответил на свой же вопрос! Не время идет спать! Не время проснется завтра и со скоростью четырех-шести километров в час направится к Вике залечивать ожог. Ты встанешь и ты будешь двигаться. Для тебя — ты самая главная точка вселенной. Для твоей жизни, твоя скорость самая важная и твое завтра, относительного сегодня, тоже самое главное. Это две точки, связывающие твое завтрашнее будущее и ставшее прошлым сегодня. Но ты не можешь сам регенерировать клетки своего тела, поэтому твое будущее отдалено от тебя до завтрашнего утра, я могу деформировать или искривлять то, что ты привычно делаешь каждый день. Я меняю процесс. Не я двигаюсь. Я остаюсь на одном месте. Но мои клетки могут опережать скорость движения практически любого объекта в нашем мире, потому что они в физическом плане замерли на месте, пространство вокруг меня движется, ускоряя процесс регенерации. Скорость регенерации ускоряется, потому что двигаются не только мои клетки, а мир вокруг меня. Мое время удвоилось, но никто кроме меня этого не замечает. Человек может понять это только когда начинает делать, например, нудную работу. Тогда он почти останавливает до допустимо возможной точки свое время. Специфика нашего восприятия времени именно такова. Чем менее интересна работа, которую мы выполняем или чем более она трудна, тем медленнее двигаемся мы в нашем собственном времени, человек словно останавливается, чтобы принять решение, но он уже принял его давно, когда замедлил свое время… Когда-то я очень сильно захотел жить и ускорил свое собственное время за несколько недель, после чего оно остановилось для моего тела на всю жизнь. Я не знаю, какой долгой она будет, но знаю, что это возможно. Обычный человек, не обладающий даже пятой части моих способностей, при желании, может замедлить свое время, питаясь лишь негативными эмоциями, но его настоящая жизнь пройдет мимо него. Ведь чем быстрее движется время в восприятии человека, тем интереснее для него самого его собственная жизнь.

— Ты, так говоришь. Будто думаешь, что я могу тебя понять! Ты, можешь сказать по-человечески? Почему ты меня мучаешь своими монологами? — Славик скрестил руки у себя на груди и недовольно заерзал на диване.

— Ну, по крайней мере, ты хотя бы усвоил, что такое монолог! Это уже прогресс. — Кирилл улыбнулся.

— Я понял то, что ты удвоил свое время, потому что проводишь его неинтересно. Вернее не так, как хотел бы!

— Ты, не совсем прав, Славик. Дело не только в том, что я делаю.

— А, в чем? Ты, только что сказал, что то, что я делаю, влияет, чуть ли не в арифметической прогрессии на мое восприятие времени.

— Ты, прав отчасти. Я думаю, ты сможешь понять, когда я тебе объясню. Попытаюсь это сделать попроще… Дело не только и не столько в том, что мы делаем. Есть то, что опережает наши действия. Ты слышал, что об Эйнштейне говорят, что он смог остановить скорость света? — Кирилл посмотрел на озадаченного подростка. — Не в буквальном смысле. Он смог остановить скорость света мыслью и начать новый отсчет. Но он не учел того, что не только объект движется, тем самым меняя свою скорость во времени. Если человек и есть тот самый объект, за которым следит сторонний наблюдатель, то есть и то, что движется с человеком — это его мысли.

— Но ты сам говорил, что если две машины движутся с разной скоростью в одном направлении, то когда одна машина будет обгонять другую, их скорости не суммируются, а вычитаются относительно водителя той машины, для которого мы будем считать улавливаемую скорость другой машины. Мы суммируем скорость, только когда машины движутся навстречу! Значит, ты ошибаешься!

— Если мысли человека движутся в том же направлении, что и сам человек, и со скоростью почти равной скорости движения человека, тогда мы можем учитывать только скорость человека. Но мы не машины. И даже им дают команды, а это меняет скорость движения. Если представить, что мысли человека опережают его реальное движение в пространстве, в десять-двадцать раз, то это значит, что скорость движения человека определяется не столько его моторикой, а его мыслями. Это легко представить. Сегодня утром, когда ты ехал на линейку, ты о чем думал?

Славик недовольно заерзал на диване.

— Чего ты мне напоминаешь? У меня каникулы! Я могу не думать об учебе?

— Я не про это. Ты, слышал мой вопрос?

— Я думал о линейке. И, что с того?

— А, ты заметил, как быстро ты приехал?

— Кажется, ты гнал быстрее обычного, вот мы и приехали быстрее, ничего тут странного нет!

— Нет! Я ехал почти в два раза медленнее, чем обычно. А ты говоришь, что мы ехали быстрее!

— Я вообще очень сильно устал и хочу спать! — запротестовал подросток и собрался встать с дивана.

— Ты, никуда не пойдешь пока мне внятно не ответишь, Славик. — Кирилл придержал его за руку. — О чем ты думал и почему считаешь, что мы ехали быстрее?

— Да о линейке я думал! Я тебе уже сказал, а приехали мы быстрее… Для меня приехали мы быстрее, потому что мысленно я был на линейке и мое время ускорилось? — подросток отказался от намерения вставать и спец отпустил его руку.

— Ты можешь думать, когда захочешь, Славик. Именно так и было. Для меня время фактически шло еще быстрее, потому что мой мозг работает быстрее — это моя особенность, из-за регенерации, но мое тело застыло, когда мне было двадцать четыре года. Я удвоил физическое время, потому что мне двадцать четыре года, уже двадцать четыре года. Сейчас мне должно быть сорок восемь. Но мой мозг… Я пытаюсь мыслить медленнее, Славик, но не могу. Мои мысли обгоняют мои движения в тысячу раз, значит скорость моего движения больше в тысячу раз за секунду. Это нельзя не учитывать. Я двигаюсь в мыслях почти на семнадцать минут быстрее, чем мое тело. Фактически я уже там. Погрешность составляет плюс-минус одну минуту. И если это так, есть время, где я уже там, в нужном мне месте, тогда как мое физическое тело будет там на семнадцать минут позже, но там буду не я, вернее не совсем я, мои мысли снова будут на семнадцать минут впереди. Как твои, сейчас, похоже, уже спят. — Кирилл посмотрел на засыпающего от усталости подростка. — Люди рассчитывают скорость движения своего тела, но они не учитывают, что их тело двигается намного раньше. Ты знаешь, даже мышцы срабатывают от наших мыслей. Называется это 'идеомоторным актом'. Телу все равно: мы идем, или мы только думаем, что идем. Мышцы срабатывают так, как если бы мы на самом деле двигались. Тогда возникает резонный вопрос, почему всегда учитывают только движение людей относительно определенной точки, но не учитывают движение их мыслей от этой точки, если они уже начали свой отсчет? Тогда следует вычитать скорость движения тела человека, от скорости движения его мыслей. Полученная разница и составит реальную скорость движения человека в реальном времени и для его тела, и для его мыслей. Это некое новое измерение, своеобразный баланс между физическим телом человека и его мыслительной сущностью. Фактически этот феномен используют для тренировки летчиков многие ВВС и ВМС самых разных стран мира.

— Я в этом никакого феномена не вижу! Бред это твой, вот и все!

— Может и бред, Славик. Вот только не мой, а твое нежелание… Когда-то я увлекался программированием, даже удачно взломал парочку кодов спецслужб. Правда, не наших… Да ладно, так вот однажды мне попалась в руки книга по языку программирования Ява, не путай с островом. Когда я начал ее читать, я было уже подумал, что перепутал книгу. В ней с самого начала речь шла о каякерах, а не о языке программирования. Ты знаешь, кто такие каякеры, Славик?

— Не знаю, но что-то такое слышал…

— Это люди, занимающиеся тем, что повышают уровень адреналина в своей крови, спускаясь вниз по крутым водным порогам. У них есть своя градация сложности водных препятствий, но не в этом главный смысл… В этой книге приводилось сравнение, как каякеры избегают катастроф. Как ты думаешь, почему им это удается делать? Пороги не просто крутые. Сантиметр в сторону — и им никто не поможет, такое, кстати, случается очень часто с новичками.

— Откуда мне знать, я даже никогда их не видел!

— Вот тут-то и скрыт смысл, Славик. В книге приводился самый простой, и доступный для понимания любым человеком наглядный пример, как избежать ошибок в программировании, да и не только. Ошибки, допускаемые большинством уже известны. Зная их, или, в случае каякеров, наблюдая за спуском более опытных, можно избежать своих собственных ошибок. Наблюдение — это такой же опыт, как и собственное исполнение. То же самое, происходит при тренировке летчиков на спецтренажерах, где восприятие человека во время тренировки приближено максимально к реальному восприятию боевых условий. Это наводит меня на то, что наши мысли не просто создаваемые в нашем сознании образы или идеи. Это своеобразные волны, посылаемые нашим телом, как транслятором, в ту точку, в которую мы планируем двигаться. Это еще раз подтверждает, что скорость наших мыслей не просто опережает скорость наших действий, они уже движутся в заданном направлении, проверяя условия той точки координат, в которую стремится наше тело. Ты, когда-нибудь слышал о том, что некоторым людям удавалось избегать собственной смерти в авиакатастрофах, лишь потому, что они принимали неожиданное решение не ехать или панически отказывались даже приближаться к самолетам, выбрасывая билеты? Впрочем, и не только. Люди избегали дома, поезда, автобусы, взрываемые террористами, или отказывались ехать в страны, где через день, неделю случалось землетрясение или другой катаклизм?

— Кажется, я смотрел какую-то передачу, — произнес Славик и сонно закрыл глаза.

— Да, Славка. Мы с тобой говорим сейчас не о вселенских расстояниях, а о расстояниях в рамках нашей планеты. Я более чем уверен, что наши мысли, вернее то, что они собой представляют вне нашего тела, кстати, с ними и работает Ник, вот они то и бывают раньше нас в местах, куда мы направляемся. В моем случае, они бывают на семнадцать минут раньше, а это значит, если что-нибудь произойдет за семнадцать минут, которые я буду двигаться к этой точке, плюс еще семнадцать минут, так как мои мысли будут двигаться вперед, значит у меня в запасе около получаса времени, чтобы в случае чего отказаться от своей цели. У меня это доведено до автоматизма на уровне сознания. Я предвижу то, что произойдет со мной через полчаса. Хотя нужно отметить, что вариантов тысячи и иногда кто-то может заблокировать мои способности… У некоторых людей эта способность доведена до автоматизма не на уровне сознания, а на уровне инстинкта и их даже сотней тысяч долларов не заманишь в дом, который взорвется через несколько минут, или в самолет, которые рухнет через час. Они не понимают этого, но чувствуют тревогу, которая тормозит их моторику, подбрасывая на сознательном уровне всевозможные альтернативы. Ник работает с чужими мыслями, но любой человек в состоянии работать со своими собственными — каждый человек должен больше доверять своим мыслям, пробивающимся в его сознание. Как их называют: предчувствие, инстинкт самосохранения или как-то еще — это не важно. Человек должен больше доверять себе, и если ему что-то подсказывает сделать шаг в сторону, почувствовав, что на его голову рухнет лед или остановиться в начале пешеходного перехода, почувствовав, что он не успеет перейти на другую сторону — он должен сделать это и не боятся того, что над ним кто-то будет впоследствии подшучивать. Это личное время человека и он вправе делать с ним то, что хочет. Но есть одно 'но'. Я ломаю голову над этим 'но', уже несколько лет.

— Ты о чем, дядя Кирилл? — усталость на лице Славика сменилась любопытством, и он стал внимательно прислушиваться к тому, о чем говорит спец.

— Это очень значимое и важное 'но' в этой своеобразной системе трансляции мыслей… Ты же прекрасно знаешь, что для того, чтобы человек получил, например, звуковой сигнал, он должен быть опосредованно перенаправлен или непосредственно направлен ему. Если мы направляем мысли в определенную точку, возникает резонный вопрос. — Кирилл задумался.

— Кто перенаправляет нам мысли или то, что они собой представляют?

— Что? — Кирилл взглянул на подростка. — Ты о моей версии? Да, Славик. Меня этот вопрос очень даже донимает. Если наши мысли представляют собой специфические волны, тогда кто или что их принимает и транслирует обратно… Я слышал об одном эксперименте по трансляции мыслей, кажется, его проводили в России и в одной из европейских стран. Так вот, двух людей помещали в открытое пространство и окружали зеркалами. После чего они последовательно передавали друг другу новым мыслительным каналом фразу, не известную адресату ранее. Человек, находясь на расстоянии нескольких тысяч километров, безошибочно улавливал суть фразы или называл фразу целиком — это впечатляет. Не так ли? — Кирилл посмотрел на подростка и тот кивнул. — Наш мир — это четырехмерное пространство-время для нас. Если Финслер был прав, это значит, что более рационально использовать уравнение четвертой степени для четырехмерного пространства-времени, а не уравнение второй степени. Рассматривая уравнение четвертой степени для двумерного пространства-времени можно обнаружить три известных коэффициента при различных степенях переменной, в качестве которых выступают метрические формы: Галилея, пространства Менковского и Бермольда-Муора — впоследствии ее назвали метрикой Финслерова пространства. Однако существует некая 4 форма до сих пор не нашедшая своего логического объяснения и доказательства.

— Ну, существует какая-то форма. Что с того?

Кирилл осуждающее посмотрел на Славика.

— Эта форма иллюстрирует лучше других четырехмерность нашего пространства-времени, в котором мы живем. Каждая часть этой формы — вариант комбинации четырех переменных. Допустим, что длина — это h1, ширина — h2, высота — h3, соответственно время — h4. В этой новой неизвестной формуле все четыре переменные представляют собой произведения трех чисел. Первое число — это обычная формула трехмерного пространства: h1 h2 h3, второе комплексное число представлено произведением длины, ширины и времени, третье число — это длина, высота и время, а четвертое ты уже сам знаешь какое.

— Ширина, высота и время, — продолжил вместо Кирилла подросток.

— Точно. В сумме все четыре произведения дают представление о четырехмерности нашего пространства-времени, но и здесь есть свое 'но'. Форма Финслерова пространства-времени тоже дает представление о четырехмерности пространства-времени. Какая из них проще?

— Я не знаю последней формы!

— Ты ее прекрасно знаешь, Славик. Фактически, это форма пространства-времени или произведение всех четырех измерений. И именно Финслерова метрика пространства проще в объяснении. Однако четвертая неизвестная форма дает схожее объяснение для четырехмерного пространства, но есть важное отличие, оно заключается в комбинации чисел. Четвертая форма существует и объясняет что-то не менее важное, чем все три другие вместе взятые. Возможно, она и объясняет преломление времени относительно каждой из трех метрик пространства.

— А какое это имеет отношение к твоей версии насчет мыслей людей?

— Чтобы это понять, нужно понять, что обозначают три других произведения из этой четвертой формы. Второе произведение тоже достаточно просто в понимании. Фактически это пространственно-временной континуум, но не в нашем трехмерном пространственном понимании, а в отношении плоскости. Время на плоскости. Возможно для некоторых живых существ — это и есть главное время… Но вот два других произведения. Если представить, что есть пространство-время, состоящее из длины, высоты и времени или пространство-время представленное шириной, высотой и временем… — спец замолчал.

— Дядя Кирилл, но ведь эти две формулы такие же, как и вторая, просто они очень похожи на форму пространства-времени для горизонтальной плоскости.

— Я тоже об этом думал, Славик. Если представить, что есть два таких измерения, где важным является соотношение не длины, ширины и высоты, а только плоскостное соотношение длины и высоты с временем или ширины и высоты с временем, возможно это и есть то, что объясняет мою версию насчет мыслей. Возможно, для мыслей людей в отличие от них самих, трехмерность нашего пространства не так важна… Для того, чтобы мысль могла достигнуть своей цели ей не обязательно, чтобы мир воспринимался окружением этой точки трехмерно. Двухмерность в таком случае самый оптимальный вариант — точка координат задана, и мысль без труда сможет достигнуть ее за считанное время. Но с другой стороны, если рассматривать плоскость, то длина и ширина — самые оптимальные варианты. Если рассматривать варианты плоскости из длины-высоты или ширины-высоты — это означает, что плоскость располагается не совсем на плоскости в обыденном понимании. Вертикальная плоскость задана точками координат, как и горизонтальная плоскость, при этом теряется объемность предметов и их некоторые свойства, но на то она вертикальная плоскость, что точки координат задаются вертикально. Где заканчивается эта вертикальная плоскость?

— Ты же сам мне говорил про поле всеобщее и для людей и для всех живых существ. Может быть, оно и является границей вертикальной плоскости?

— А ты, думаешь, когда хочешь, пацан! Возможно, ты и прав. Тогда последовательность суммирования произведений этой третьей формы и есть последовательность взаимодействия во всех четырех вариантах пространства-времени и не только для мыслей людей. Но даже, если рассматривать лишь мысли человека, это значит, что воспринимая пространство трехмерно, а мир четырехмерно, наши мысли неким образом в нашем сознании или скрыто от него, меняют четырехмерность восприятия мира на трехмерность, для простоты передачи. Наши мысли действуют не в четырехмерном пространстве-времени, а в трехмерном пространстве — времени, из которого исключена одна из плоскостных координат. От перемены мест слагаемых, общая сумма, как известно не меняется, но меняются промежуточные суммы. В данном случае последовательность сложения произведений играет определенную роль, но она может меняться под воздействием ряда неизвестных факторов. Если предположить что последовательность сложения произведений — это не случайность, а устойчивая закономерность, то наши мыли, после восприятия нами пространства трехмерно, транслируются в реальную точку координат, включающую длину и ширину, в определенном времени. Это и есть способ передачи в определенную точку наших мыслей.

— Но это и так понятно. Ты же сам сказал, что в объяснении передачи мыслей возникает меньше проблем, чем в объяснении их ретрансляции!

— Вот в этом и все дело, Славик. Две последние формулы-произведения четырехмерного пространства-времени, из которых последовательно исключаются ширина и длина, по всей вероятности и есть система ретрансляции наших мыслей. В приведенном мною эксперименте это все очень просто объясняет именно трансляцию мыслей другому человеку, но как быть собственно с точкой пространства, где еще нет ни одного человека… Возможно, ретранслятором выступает именно поле нашей планеты, универсальный разум, для которого это не составит особых затруднений, как гигантское псевдозеркало, отражающий наши мысли. Фактически, промежуточная сумма последних двух произведений и есть та же, изначально заданная точка координат, в которую стремятся наши мысли, но преломляемая через время и высоту и откорректированная посредством их. Возможно, люди уже с давних времен знали о существовании подобного рода мыслительного канала и поэтому образно говорили о полете мыслей человека.

— А если человек уже умер или он спит, что тогда? — сонно спросил Славик.

— Это значит, что реальная смерть человека наступает не сразу, после отказа физического тела, а именно после прекращения продуцирования его мыслей. Вопрос в том, мыслит ли всецело физическое тело человека или есть что-то еще. Тогда жизнь человека в буквальном смысле продолжается, но для нас, в физическом плане он уже мертв, так как его тело умерло. Со сном иначе. Сон — не обычное состояние бодрствования человека. Это измененное состояние его сознания. И если меняется состояние, меняется восприятие времени и пространства, меняется восприятие так называемого пространственно-временного континуума, — Кирилл задумчиво замолчал.

— Ты, не дорассказал про сон! — напомнил Славик.

— Ты, прав… По-моему, время, когда мы спим, начинает походить на черную дыру, с той разницей, что мы можем балансировать на грани, когда переходим от одной фазы сна к другой, словно двигаясь со сверхскоростью по сменной орбите вокруг черной дыры. Фактически человек мог бы проходить сквозь время во сне, хотя это и звучит фантастически… Знаешь, Славик, быть может, два последних произведения из упомянутой мною неизвестной формы и есть связующие звенья между точками так называемого прохождения сквозь время? Первая объясняет направление движения — его первоначальный вектор, а вторая из-за возможной кривизны времени, корректирует вектор, относительно заданной пространственно-временной точки… Я на личном опыте убедился, что фактором, влияющим на пространство-время, является и сила мысли человека. Если человек не просто верит, а желает больше всего в мире чего-то, он может это получить, силой мысли. Чем сильнее мысль, тем сильнее человек влияет на свое пространство-время, но если он отходит от своих мыслей, концентрация ослабевает, а другие мысли поглощают его внимание, тогда не сам человек управляет своим пространством-временем, а пространство-время является определяющим в его жизни… Во сне кое-кому это удается делать лучше — он напрактикован в этом, и может легко переходить от одной точки к другой, а кто-то довольствуется той точкой, за которую он уцепился… Как ты уцепился за свою способность зубами и не понимаешь, что развивая только ее ты ничего не получишь другого в результате.

— Мы сейчас не обо мне говорим, дядя Кирилл!

— Ладно… — согласился спец. — Сон, не только экономит наше время для нас, восстанавливая мозг… Люди считают, что они просто спят и видят сны, создаваемые их мозгом, для того, чтобы они могли доработать свои идеи, пережить, наконец, свои чувства, но эта правда только от части. Это правда такая же, как и то, что ты сидишь на коже, Славик.

— Кожа как кожа, покрасили и вот тебе белый диван! — подросток провел рукой по обивке.

— Так-то оно так, Славик. Вот только, эта кожа была чьей-то, а сейчас уже не кожа того животного, с которого ее сняли. Ее не просто доработали. Ее улучшили, пропитали, покрасили. Отбелили как холст, на котором можно рисовать.

— Ну, стала она белой, а какое это имеет отношение ко сну?

— Наш мир таков, что в нем есть видимое и то, что можно увидеть, если подумать и захотеть, изменив угол зрения… Сон человека не только его сон в обыденном понимании. Это шанс отбелить свое сознание, закрасив все то, что было на нем нарисовано за день. Слой за слоем мы отбеливаем свою жизнь. Каждый день, каждый год, десятки лет. Каждый день — это новый слой нашей жизни. Но слои не исчезают в никуда, они накапливаются, сбиваются в толстый пласт и иногда отваливаются. Или их кто-то отковыривает… как Ник… Но есть кто-то или что-то, с чем даже наш гений гипноза не сравнится…

— Кто-то лучше дяди Ника? Ты его знаешь?

— О да Славик, с этим кто-то я знаком давно, да и ты тоже.

— Ты меня хочешь засонить или довести до приступа?

— Я пытаюсь тебя заставить думать! Вот и все.

— И, о чем я должен думать, дядя Кирилл? О своем белом сознании? Ты издеваешься?

— Если бы это было так… Ты уверен, что рисуешь только ты, Славик?

— А кто еще?

— Ты уверен, что когда ты спишь, работает только твое сознание?

— А чье еще, если не мое?

— Я ведь тебе рассказывал про Вернадского, Славик. К тому же пару минут назад ты сам напомнил об его главной идее.

— Ну, рассказывал что-то, я уже не помню! — категорически заметил подросток.

— Да и босс мне идейку подбросил…

— Ты, о Станиславе Анатольевиче, дядя Кирилл?

— О нем самом… Вернадский все время твердил о сфере разума. Это-то ты помнишь?

— С тобой забудешь!

— Босс мне напомнил, что все тела людей имеют свои биополя, и они соприкасаются. Фактически существует поле, в котором плавают поля всей людей. Всех шести миллиардов человек… Их мысли: злые и хорошие, их чувства и эмоции: негативные и положительные — они питают это поле, создавая его уникальный узор в местах скопления людей. Впрочем, не только людей. Все живые существа находятся в этом уникальном поле. А оно не просто уникально — оно самый совершенный в мире спец, Славик. Вот именно оно и может рисовать вместо тебя или… ретранслировать для тебя картины жизни других людей, из других времен, или твою жизнь — для него не существует препятствий в пространстве-времени. Для того, кто и есть время — лишнее время точно не проблема, для того, кто и есть пространство — попасть в любую точку нашей планеты проще простого. Это всеобщее универсальное поле и его невозможно игнорировать. С ним невозможно не считаться.

— Но это всего лишь твои предположения, ты ведь вечно твердишь, что доверять нужно фактам, а не домыслам, а последние несколько дней только и делаешь, что фантазируешь!

— Я не совсем фантазирую, Славка. Научные факты они и остаются научными в рамках науки. Любая наука — это не просто система знаний или форма сознания человека. Любая наука — это система договоренностей.

— Каких еще договоренностей? — опешил подросток. — Это же наука!

— А как прикажешь называть то, что изучается во всем мире, чтобы оно было понятным для всех? Вот люди и договариваются, что понятие обозначает конкретное явление, и выражается отдельным словом-термином.

— Но как можно в физике, о чем-нибудь договориться?

— Ты должен понять суть физики, или другой науки, Славик. А это очень легко, если не застревать на конкретных определениях, а сконцентрироваться на сути системы. В любой науке система — это совокупность явлений. Но не все явления известны. Некоторые открыты сто лет назад, некоторые открываются сейчас или будут открыты через сотню лет. Люди открывают что-то случайно или знают, что чего не хватает, знают что искать, чтобы система стала почти совершенной, даже заранее дают название еще не открытым явлениям. Таким образом, ученые ищут то, что поможет закрыть пробелы в системе.

— Неужели все можно объяснить системой?

— В том-то и дело, Славик, что нет. В нашем мире существует огромное количество фактов, даже научно подтвержденных, но они находятся вне системы. Пока что, так как для них не обнаружена отдельная ниша, которую они могли бы занять. Тогда такие научные знания оказываются или на задворках науки или в ее центре. Чаще, как в первом случае — проще сохранить устойчивость системы, чем развалить ее одним-единственным, пусть и научно доказанным фактом, чем выстроить систему заново.

— Но если люди договариваются, что они, например, ток, будут называть током и понимать под ним движение заряженных частиц, есть ли вероятность того, что люди ошибаются?

— Относительно тока, думаю, что вряд ли, но глядя на Стаса Анатольевича, я понимаю, что в некоторых формулировках есть неточность из-за нехватки научных знаний или из-за того, что эти знания могут не вкладываться в традиционную схему или скрываться обладателями этих знаний из-за их уникальности.

— Как например твоя регенерация или телекинез?

— Что-то в этом роде… Телекинез ведь давно открыли и подтвердили экспериментами. Но он не совсем вкладывается в рамки традиционной науки. — Кирилл потрепал Славика по голове и улыбнулся.

— …что происходит, если этим настоящим знаниям удается занять свое место в науке? — Славик повернулся к спецу и положил голову на спинку дивана.

— Тогда происходят научные революции. Это значит, что не знания подстраиваются под систему, а система перестраивается в соответствии с этими новыми знаниями, но такое бывает очень редко. Кстати, я убедился, что ты не единственный кто уцепился за одно место зубами и готов разорвать любого, кто тебе перечит.

— А может мне начать охоту на них? На тех, кто противится изменениям, если они очевидны!

— Тогда тебе следует начать с самого себя. — Кирилл вызывающе посмотрел на подростка. — Занятная картинка. Куда ты собираешься поместить свою голову? И как будешь охоться без головы.

— Зачем ты так? Я же могу и поменяться! Тебя же я слушаю!

— Меня то ты слушаешь, — улыбнулся Кирилл, — но делаешь все по-своему.

Славик устало зевнул.

— Дядя Кирилл, а кто мы для науки?

— Я думаю, что ты и сам прекрасно понимаешь, Славик. Иначе не играл бы роль отличника и пай-мальчика.

— Мы для них что, подопытные кролики и, когда мы сами убегаем, за нами ведут охоту?

— Лучше не скажет никто, Славик. Именно так! И только поэтому люди, обладая столь уникальными для человечества способностями, предпочитают вести обычный образ жизни. Лишь единицы демонстрируют свои специфические дарования. Однако это для них заканчивается очень и очень плачевно. в большинстве случает… Те, кому они помогают, те же их и сдают… Люди неосознанно мстят за их уникальность или пытаются доказать, что достижения человечества не хуже способностей в данной области одного единственного человека, в результате чего не привлекают спецов, когда помощь нужна их близким… И очень часто они умирают… Но они умерли, а спецам приходится с этим жить, словно со своим крестом, что ли… Тогда спецы остаются спецами, но теряют… Теряют смысл того, что они делают. Это лучший способ уничтожить спеца. Не в буквальном смысле. Его голова остается на его плечах, для властвующих — это плюс, только спец в такой ситуации сознательно отказывается от своих способностей. Он ставит крест не только на себе, но и на других людях. Но винить его не в чем… Он стал заложником обстоятельств и зависти людей… Именно поэтому я тебе говорю, что ты должен не высовываться, если хочешь, чтобы и с тобой и с Кирой все было в порядке!

— Почему, дядя Кирилл? Почему, если я могу плавить, ты можешь делать почти что угодно, дядя Ник может манипулировать другими людьми, а тетя Вика целить людей, почему мы не можем, делать это, не скрывая, если это помогает другим людям?

— Насчет манипуляции, сразу скажу, что Нику пришлось бы очень и очень не легко найти себе достойное применение… Хотя, ему бы удалось находить общий язык в больнице с особо буйными пациентами — это многого стоит, как люди с ними работают? Это ведь что-то! А если говорить без шуток… то, что не вписывается в науку, должно в нее вписываться по определению, если иначе, то это не наука, а паранаука и к ней всегда будут относиться со смешком.

— А если доказать, что то, что мы делаем — это реально? Они ведь не смогут это опровергнуть!

— О да, опровергнуть не смогут, но чтобы доказать свою точку зрения, они попытаются любого втиснуть в рамки науки, даже если для этого им потребуется тебя разобрать и собрать. Именно поэтому, очень известных спецов так мало. Как я тебе говорил: не высовывайся — целее будешь. Вот для них, в отличие от тебя, это не просто фраза, а кредо всей жизни.

— А почему сейчас показывают всякие там соревнования людей со спецспособностями? Они что, не боятся? Их ведь тоже могут на кусочки разобрать, чтобы узнать, чем они отличаются от других! — возмутился Славик.

— Их-то могут, но ты видел среди них хоть одного стоящего спеца? Впрочем, было несколько, способности которых грех недооценивать. Вот только играют они по большему счету на публику и зарабатывают на этом деньги и славу, в то время как по-настоящему сильные спецы ни за что не станут раскрывать свои способности всему миру — себе дороже.

— Но, что нужно сделать, чтобы к твоему мнению прислушивались, а не отмахивались?

— Нужно занять свое место в науке и только потом начинать внедрять что-то стоящее.

— А почему нельзя сразу?

— Потому, что все твои идеи зарубят на корню, Славик. Кто ты для них? Если ты им не ровня — тебя в серьез воспринимать никто не станет. Если ты равный им, в их понимании, только тогда ты сможешь что-то доказать.

— А как же этические принципы науки? Ты же мне сам все время рассказывал, что в науке людей слушают не за их звания, а за их достижения и открытия!

— Так-то оно так, Славка. Формально так. Вот только каково тебе было бы, если бы ты лет двадцать не покладая рук трудился и, в конце-концов, получил свое звание, оклад, привилегии, а какая-нибудь 'выскочка', пусть и уникум в человеческом понимании, за два года сделал прыжок, для которого ты тренировался два десятка лет… Правила есть, но они, как и сама наука — договоренность. Следовать им или не следовать — выбирает именно человек, а создается видимость, что выбирает наука. Чем выше должность и звание — тем больше свободы в праве выбора, но, конечно же, тем больше и ответственности.

— Получается, что те, кто требует соблюдать правила, нарушают их больше других?

— Вот именно, Славик, но отвечают они, как и все.

— А как же быть умным и способным людям?

— Если человек не получил признания в науке, он выпадает из системы, а значит и не обладает существенным голосом.

— Но почему талантливые люди, с рождения воспринимаются как изгои?

— Очень умных и талантливых людей, по-настоящему талантливых, отличают от других прямолинейность и обостренное чувство справедливости. А это значит, если они видят что система, какая угодно, не работает — они не будут молчать. Они станут высказывать то, о чем думают. Это для них также естественно, как умываться по утрам.

— И тогда, мы начинаем охоту за их головами?

— Возможно, Славик. Но есть другая категория талантливых людей, они не рисуют, не создают музыкальные произведения, но они мыслят. Интеллектуальный талант таких людей, тормозит их эмоциональность, а это позволяет им контролировать не только свои мысли, но и то, что они говорят.

— Но ведь это скучно и противно, дядя Кирилл! Думать одно, а говорить совершенно другое. Как они живут?

— Ты меня не понял, Славик, такие люди не обманывают. Или почти не обманывают — это против их природы. — Кирилл улыбнулся. — Они просто-напросто недоговаривают или говорят уклончиво, обличая свои мысли, например, в метафоры.

— Но ведь это тоже обман! Так бы и сказал!

— Это не совсем обман, Славик. Они по-своему говорят правду.

— Но как понять, что они хотели сказать?

— Их нужно слушать и слышать. Впрочем, как любого другого человека.

— А разве есть разница между тем, чтобы слушать и слышать? По-моему это одно и то же!

— Нет, Славка. Ты ошибаешься! Мы можем слушать, но не слышать другого человека или делать вид, что слушаем, а на самом деле нет.

— Зачем тогда слушать, если не собираемся слышать?

— А ты, сам подумай. У тебя это здорово получается. Я тебя все время предупреждаю, а ты вечно втянешься в какую-нибудь авантюру. Зачем ты к нам пришел? Жил бы себе с Кирой спокойно, а так, судя по твоей удачливости, кроме сломанной шеи тебе ничего не светит.

— Но у тебя все по-другому! Я тоже так хочу!

— Я вижу, — Кирилл засмеялся, — чем заканчиваются все твои желания. Ты же даже создав, что-то уникальное не можешь, чтобы во что-нибудь не вляпаться! Мы с тобой и так засиделись. Иди отдыхать, Славик, а мне пора работать.