На одной из первых послевоенных выставок картин советских художников общее внимание привлекло полотно, написанное знаменитыми карикатуристами Кукрыниксами – М. В. Куприяновым, П. Н. Крыловым и Н. А. Соколовым, – «Бегство фашистов из Новгорода».

Нет, это была не карикатура. Чувство боли и гнева охватывало всякого, кто видел картину.

Занесенные снегом, огромные бронзовые фигуры разрушенного немцами памятника тысячелетию России, как бы взывая об отмщении, поднимали руки к хмурому небу. Среди полуразрушенных зданий новгородского кремля сновали серо-зеленые фигурки фашистов-поджигателей с факелами в руках.

А на заднем плане высилась белая громада древнего Софийского собора. Он тоже был сильно поврежден. Огромный центральный купол, некогда горевший золотом, ободран до каркаса (в газетах писали, что это какой-то немецкий генерал хотел подарить своей супруге столовый сервиз). Над собором – зарево занявшегося уже пожара. Но крепко стоит это прекрасное здание, и его спокойные, торжественные линии художники противопоставили мечущимся фигуркам немцев, подчеркивая тем самым обреченность фашистов и уверенность в победе русского народа.

София! Сколько раз угрожали ей враги за девять веков ее существования! Но выстоял Великий Новгород, выстояла Русская земля, и враги всякий раз бывали отброшены и разбиты.

Софийский собор был главной церковью Новгородской республики. Однако он значил для народа гораздо больше, чем могла значить любая церковь.

С Софией связывалась мысль о самом Новгородском государстве. «За святую Софию!» – призывали друг друга новгородцы в боях. «На полатех Софии» хранилась казна Великого Новгорода, откуда брали в случае необходимости средства, например, на постройку крепостей. Неудивительно, что новгородцы стремились украсить свою Софию не только художественной росписью, но и военными трофеями.

С западной стороны собора и сейчас есть огромные бронзовые двери. Если присмотреться к ним повнимательнее, нас поразят изображения на рельефных литых пластинах, из которых составлены эти «врата» (так принято называть церковные двери). С первого взгляда как будто ничего особенного. На каждой створке дверей по двадцать четыре прямоугольника, в которых литые рельефные изображения различных «божественных» сцен: Еву вытаскивают из ребра Адама, ангел передает Марии весть о том, что она станет матерью бога, Христос на осле въезжает в Иерусалим, а на другом изображении – возносится на небо. Все это, конечно, передано несколько условно и наивно. Но и сама манера художника, и одежды, и в особенности оружие изображенных им людей какие-то не русские. Воины с треугольными щитами, в конических шлемах, какие были в ходу в Западной Европе в XI—XII веках, короли – в зубчатых коронах, духовные лица – в католическом облачении. Среди сцен на библейские и евангельские темы вклинились аллегорические изображения, но они мало понятны русскому зрителю.

Над изображениями – латинские надписи.

Так, на одной из аллегорических сцен два вооруженных воина попирают ногами поверженных врагов.

Вверху латинская надпись «fortitudo» и ее русский перевод – «крепость», внизу – латинское «paupertas» и русское – «убожество».

Но вот и изображения исторических лиц – епископ Александр Плоцкий, епископ Вихман Магдебургский. Ученые давно уже выяснили, что первый из них пребывал в городе Плоцке в Польском королевстве на реке Висле с 1129 по 1156 год, а второй правил Магдебургской епархией в Германии с 1152 по 1192 год. Город Магдебург стоит на реке Эльбе.

Но что особенно интересно – это изображения мастеров. Скромно одетый человек с непокрытой головой, с весами в правой и клещами в левой руке стоит в свободной позе, чуть согнув правую ногу. Над его головой – надпись: «Riguin me fecit» – «Меня сделал Риквин». Такие слова мастер как бы вложил в уста своего детища. А вот и другой ремесленник, помоложе, с длинными волосами, с клещами в руках. Его звали Вайзмут, как гласит соответствующая надпись.

Итак, несомненно, что двери сделали мастера Риквин и Вайзмут. Всего вернее, что они выполняли заказ Магдебургского епископа Вихмана. Это могло быть не раньше 1152 и не позже 1192 года.

Как же попали эти двери в Великий Новгород, что стоит на берегах реки Волхова, немного ниже ее истока из озера Ильмень? Кто перевел на русский язык множество латинских надписей?

Когда это произошло?

Почерк русских надписей – это так называемый «устав», каким писали у нас в XIV веке. Значит, не менее ста лет, а, вернее, лет сто пятьдесят прошло между тем временем, когда врата были сделаны, и тем временем, когда они были снова собраны в Новгороде.

Что произошло с дверями за этот период?

На этот вопрос ответить значительно труднее. Им занимались многие ученые и не пришли к единому мнению.

Большинство исследователей считают, что церковные двери из Магдебурга были первоначально отправлены в город Сигтуну – один из политических и религиозных центров тогдашней Швеции. Здесь они красовались в каком-то католическом соборе, для чего и заказал их магдебургский епископ Вихман.

Но Сигтуна была в 1187 году взята и разрушена русскими и финскими войсками. Предполагают, что в этом походе участвовали и новгородцы. Тогда уже совсем просто представить себе, что в качестве военного трофея они увезли двери Сигтунского собора, а потом (может быть, даже много позднее) приспособили их к своей Софии. В пользу этого предположения говорит и то, что одни из дверей Софийского собора издавна называют Сигтунскими. Но вся беда в том, что это имя присвоено как раз не тем дверям, о которых только что рассказывалось. Их имя «Корсунские» (то есть Херсонесские). Сигтунскими же называют другие, внутренние двери собора, а они, кстати сказать, не западноевропейской, а явно византийской, возможно, как раз херсонесской работы.

Сторонник другой точки зрения, археолог Владимир Андреевич Богусевич, не соглашается с тем, что здесь просто перепутаны названия и Сигтунские двери в более позднее время названы Корсунскими, а Корсунские – Сигтунскими. Он думает, что двери византийской работы действительно могли попасть в Новгород через Сигтуну путем перепродажи. А двери, сделанные по заказу Магдебургского епископа, пребывали ряд лет в Дерптском католическом соборе (Дерпт – это нынешний Тарту в Эстонии) и были захвачены новгородцами много позже, во время похода против немецкого Ливонского ордена в 1262 году, привезены как трофей в Новгород и через несколько десятков лет приспособлены к Софийскому собору.

Тем или другим путем, но двери попали в Новгород. Чтобы использовать этот трофей для своего собора, новгородцы, которых не смущало, что здесь изображены католические святые, должны были проделать немалую работу.

Видимо, собор, для которого двери были заказаны, имел несколько меньший дверной проем. Привезенных в Новгород литых пластин не хватило для огромного портала новгородской Софии.

И тут за дело взялся новгородский мастер. Он отлил несколько недостающих пластин, на одной из которых поместил излюбленное в русских сказаниях изображение Китовраса – мифического царя, получеловека-полуконя, побежденного, согласно одной из легенд, библейским царем Соломоном. Китоврас изображен стреляющим из лука. На другой пластине новгородский мастер поместил фигуру дьякона, каких можно было встретить в русских городах еще и в начале нынешнего столетия. Он выбил также на всех пластинах русские переводы латинских надписей, а на своих пластинах – русские надписи. Он смонтировал (как мы сейчас говорим) эти красивые двери и вделал их в портал Софии.

Кто же был этот искусный новгородский мастер?

К счастью для нас, он, видимо, считал, что сделал для софийских врат не меньше, чем его немецкие собратья, и решил поместить в том же ряду, где были их скульптурные изображения, и свой портрет, который, по всей вероятности, сам и отлил.

Маленькая бронзовая фигурка изображает человека средних лет. Волосы его пострижены «в кружок», как носили русские крестьяне и горожане еще в прошлом веке. Лицо обрамляет окладистая борода. На человеке длинная, до колен, рубаха с низким круглым воротником-«ожерельем», узкие штаны заправлены в сапоги с короткими голенищами. Рубаха подпоясана матерчатым поясом, концы которого висят спереди. В правой руке мастер держит молоток, в левой – клещи. На поясе его висит на длинной ручке тигель для плавки металла. Над головой выбита надпись: «Мастер Аврам».

Он, как и его западноевропейские сотоварищи, изобразил себя с атрибутами своего ремесла. Тигель необходим литейщику для того, чтобы расплавить металл на сильном огне плавильной печи (предварительно отвесив на весах необходимое для сплава количество). У одних тиглей были длинные ручки, другие (побольше) ручек не имели, и их брали клещами прямо за край. Такие тигли находят при раскопках. Нередко на их краях ясно видны отпечатки клещей. Видимо, жар огня был так силен, что глина оплавлялась и кончики («губы») клещей вминались в тело тигля. Ну, а без молотка мастер Аврам не мог бы ни приклепать отлитые им пластины к Сигтунским вратам, ни вычеканить надписи. Конечно, для этого ему нужен был еще и чекан.

Так сохранился до наших дней автопортрет новгородского ремесленника-литейщика, мастера Аврама, сделавшего для Софии эти замечательные двери.