В июне 1982 года, ровно через пятнадцать лет после начала Шестидневной войны, второе правительство Бегина решило начать по собственной инициативе войну против Ливана. Сегодня эта война известна как «первая ливанская война». Бегин, с его склонностью к риторике, дал ей название «Мир Галилее». Было что-то курьезное в том, что война называется «миром». Сегодня это название забыто. В памяти народа эта кампания осталась как «первая ливанская война».
Народу не было дано четкое объяснение относительно целей войны. План военной операции назывался «Ораним» [19] . По сути дела, были подготовлены два плана; первый, «Малый Ораним», был скромен: войти на территорию Ливана, занять полосу глубиной сорок километров, изгнать оттуда террористов и сделать поселения Верхней Галилеи недосягаемыми для обстрела «катюшами». О «Большом Ораним» говорили меньше. Это был не тактический, а стратегический план, преследовавший далеко идущие политические цели.
Во время войны и после нее в прессе было много споров вокруг этих планов. Некоторые комментаторы утверждали, что правительство утвердило только «малый» план, а министр обороны Ариэль Шарон и начальник генштаба Рафаэль Эйтан без утверждения приступили к осуществлению «большого плана» и тем самым поставили правительство перед свершившимся фактом. Другие утверждали, что все было запланировано заранее: после достижения тактических целей решено было перейти к стратегическому плану.
Цель «большого плана» заключалась в превращении Ливана в сателлит Израиля. Для этого Израиль заключил союз с ливанскими христианами-маронитами, которые вели ожесточенную борьбу за сохранение своей гегемонии против усиливающейся общины мусульман. Если бы этот амбициозный план удалось осуществить, то геополитическое положение в регионе изменилось бы в пользу Израиля.
Сближение с маронитами, у которых была своя «частная армия» под названием «фаланги» (у каждой общины в Ливане была своя армия), началось задолго до войны. Бегин лично участвовал в тайных встречах с командирами фаланг. Встречи устраивались по ночам, но от глаз вездесущих журналистов не укрылись ночные исчезновения главы правительства из его резиденции. Корреспонденты начали задавать вопросы, на которые Бегин ответил остротой, вошедшей в политический фольклор Израиля: «Не принято спрашивать мужчину, куда он ходит ночью». Но покров тайны был сорван, и вскоре после этого вся страна уже знала о «ночных свиданиях» главы правительства.
Как можно после этого утверждать, что Бегин не знал о намерении осуществить «большой план»? Для малого тактического плана ЦАХАЛ не нуждался в ливанских союзниках, которые, кстати, были очень ненадежными. Помощь фалангистов была нужна для действий в рамках «большого плана».
Не берусь утверждать, говоря о решении начать войну по нашей инициативе, что у Израиля не было на это веских причин. Главной причиной было массивное присутствие палестинцев – членов ООП в Ливане. В Бейруте находился штаб ООП во главе с Арафатом. ООП использовала Ливан как базу для террористических актов, населенные пункты нашего севера часто обстреливались ракетами. Ограниченные операции против террористов не достигали цели: за ними следовали лишь короткие периоды затишья, а затем обстрелы возобновлялись.
Начало войны вызвало в народе прилив патриотических чувств и укрепило положение правительства, пошатнувшееся ввиду необузданной инфляции. Кто посмеет критиковать власти, когда наши солдаты находятся на поле брани? Наступление развивалось успешно, от «малого плана» плавно перешли к «большому», и через короткое время ЦАХАЛ уже был на подступах к Бейруту.
Мне было тяжело писать в те дни. В стране царила эйфория, подобная той, которая наблюдалась после Шестидневной войны. Многие уже видели в Ливане нашу провинцию, можно было слышать разговоры о постройке железнодорожной линии до Бейрута и даже о создании поселений в Ливане. Критические голоса заглушались хором ликующих.
Западная, мусульманская часть Бейрута была окружена, и Израиль ультимативно потребовал изгнания оттуда двенадцати тысяч террористов во главе с Арафатом. Ультиматум был принят, члены ООП были погружены на корабли и отправлены в Тунис, единственное государство, согласившееся их принять. ЦАХАЛ вел себя в Ливане как полновластный хозяин.
Правительство не скрывало своего удовлетворения, и казалось, что «большой план» увенчался успехом. Началась попытка превращения военного успеха в политический. В Иерусалиме было решено помочь лидеру союзников, командиру фалангистов Баширу Джумайлю, стать президентом Ливана. Парламент, собравшийся под охраной танков ЦАХАЛа, избрал, как и ожидалось, Джумайля, который был единственным кандидатом. Согласно плану, Джумайль подпишет с Израилем мирный договор, условия которого закрепят зависимое положение Ливана от Израиля.
И в этот момент, когда казалось, что успех достигнут, началась полоса бед. Через несколько дней после избрания его президентом Джумайль погиб вместе с членами его штаба в результате террористического акта, устроенного его противниками. Он даже не успел официально занять пост президента.
Гибель Башира Джумайля стала поворотным пунктом в войне и в отношении израильской общественности к ней. Президентом стал старший брат Башира Амин Джумайль; он был сторонником Сирии и отмежевывался от Израиля. Превращение Ливана в сателлита оказалось далекой мечтой. ЦАХАЛ, силы которого контролировали большую часть территории Ливана, превратился в мишень для нападок со стороны враждующих между собой ливанских общин. Нередко бывало, что он стоял как щит между отрядами друзов и шиитов, пытаясь предотвратить кровопролитие, и «в благодарность» подвергался атакам с обеих сторон.
Почти ежедневно публиковались сообщения о гибели солдат ЦАХАЛа в результате вражеских действий. Десятки солдат ЦАХАЛа погибли в результате страшного террористического акта – взрыва здания временной базы в городе Цоре. В обществе начали задавать острые вопросы о цели пребывания ЦАХАЛа в Ливане. От воодушевления первых недель не осталось и следа. Никто уже не говорил о мире для Галилеи; говорили о «ливанской трясине», в которой увяз ЦАХАЛ.
Низшей точкой падения популярности этой кампании было побоище, устроенное фалангистами, союзниками Израиля, в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила, в западной части Бейрута. В мире обвиняли Израиль в том, что он поддержал вход христианских фаланг в лагеря беженцев с целью «очистить» их от террористов и тем самым способствовал побоищу среди мирного населения. Комиссия расследования, созданная по инициативе Бегина, сместила Ариэля Шарона с поста министра обороны, добавив в своем решении, что Шарон никогда больше не должен занимать этот пост.
Это было время острой борьбы между правым и левым лагерями. Я чувствовала, что тоже участвую в этой борьбе как маленький солдатик. Исход борьбы должны были решить ближайшие выборы. Я старалась влиять в максимальной мере; думала, что на фоне крушения планов войны народ отвернется от руководства, которое втянуло страну в ненужную войну, унесшую жизни шестисот пятидесяти солдат. В то время мы еще не знали о косвенном последствии этой войны – появлении экстремистской шиитской организации «Хизбалла», заклятого врага Израиля.
Глава правительства Менахем Бегин, по-видимому, раскаивался в принятии решения о большой войне вместо ограниченной тактической операции. Растущее число погибших угнетало его. Демонстранты ставили перед его домом транспаранты, на которых каждый день указывалось число погибших солдат. Смерть любимой жены также причинила ему большое горе. Он впал в глубокую депрессию и с середины 1983 года перестал руководить правительством, сидел на заседаниях, погруженный в свои мысли, и не реагировал на окружающее. Министры пытались скрыть от общественности тяжелое состояние главы правительства, исходя из своих интересов сохранения власти. Но Бегин сам положил конец этой игре и подал в отставку. Причину он объяснил тремя словами: «Не могу больше».
После отставки он заперся в своей скромной квартире и не принимал посетителей. Только раз в год он выходил на церемонию памяти у могилы жены. Во время этих редких выходов из дому он выглядел как тень, что, впрочем, не мешало репортерам налетать на него, совать ему в лицо микрофоны и спрашивать, почему он ушел в отставку. Ответ был написан на его лице, но они не унимались. Он хранил благородное молчание. В такие минуты мне было стыдно за поведение моих коллег по профессии.
За исключением мира с Египтом, другие вещи, которые Бегин делал и говорил, были мне чужды. Я не любила патетический тон его выступлений, особенно на публичных митингах, на которых он умел разжигать страсти. Вместе с тем я питала к нему уважение и сожалела о его состоянии. Было в его личности качества, выходящее за пределы обычных критериев оценки политиков: мужество, личная честность, настоящая любовь к стране. Он умел ненавидеть, но умел и любить. Всю жизнь он страдал от крайних перепадов настроения. Но в свои лучшие дни он был настоящим лидером.
После его ухода в отставку правительство еще функционировало несколько месяцев, до выборов. Возглавлял его Ицхак Шамир, который был заместителем Бегина.
Выборы состоялись в октябре 1983 года. К моему разочарованию, «неполадки» (выражение Бегина) в ведении войны и функционировании правительства, отставка Бегина и нескольких министров, большие потери ЦАХАЛа в Ливане оказались недостаточно сильными факторами, чтобы побудить народ к разочарованию руководством правого лагеря. Ликуд [20] , новая партия, образовавшаяся в результате слияния партии Херут [21] и либеральной партии, получил 46 мандатов; вместе с рядом религиозных партий Шамир создал коалицию из 63 депутатов кнессета.
Шамир не пользовался большой популярностью. Он получил прозвище «мистер Нет» за его упорное сопротивление всякому изменению статус-кво. Во время его пребывания на посту главы правительства ухудшились отношения между Израилем и США, так как он отвергал всякое предложение о продвижении к миру.
Другой бедой, которую Шамир унаследовал от правительства Бегина, была инфляция, ввергшая экономику в состояние полного хаоса. Ни один экономический показатель не оставался стабильным, все текло и изменялось не по дням, а по часам.
Разгул инфляции и потеря контроля над экономикой были в большой мере следствием реформ, осуществленных с целью превратить Израиль в чисто капиталистическое государство. Весь аппарат государственного контроля над хозяйством был разрушен одним махом. Люди ходили с чемоданами, полными долларов, магазинные полки ломились от импортных товаров, у людей кружились головы от свободы выбора, и они покупали все, что подворачивалось под руку. Результатом был рост цен, который еще больше подстегивал спрос на товары. Страна нуждалась в мужественном руководстве, которое не побоялось бы прибегнуть к непопулярным мерам, чтобы остановить эту цепную реакцию.
Лидеры левого лагеря возлагали надежды на следующие выборы. Все признаки указывали на то, что правительство Шамира не выстоит до конца срока.
Было ясно, что совершить «встречный переворот» будет нелегко. Что-то глубинное, коренное было в связи людей из восточных общин с Ликудом, особенно в провинции. Один из многочисленных израильских парадоксов: люди, стоящие на низшей ступени социальной лестницы, любили самую капиталистическую партию из всех действующих на арене. Во всем мире дела обстоят наоборот, но кто сказал, что мы такие, как весь мир?