Алхимия

Рабинович Вадим Львович

К ЧИТАТЕЛЮ

 

 

На рубеже веков, отвечая на вопрос анкеты, составленной А. П. Николаевым, «XX век: вехи истории — вехи судьбы», — «Чем был XX век в истории России? Его социально-политические и нравственные итоги» — я ответил так: «Да, да. Не кукситесь и не обижайтесь. Главным событием XX века в истории России считаю выход в свет моей книги «Алхимия как феномен средневековой культуры» в 1979 году в издательстве «Наука»». Это ли не событие? А разве, так сказать, методологически обосновать алхимию советской власти (попутно с алхимией исторической), успешно взрастившей советского человека — гомункулуса из гомункулусов, на редкость живучего и жизнестойкого, — не есть ли дело, важнейшее из многих?! Понимаю: утверждение крайне субъективное. Но, доведенное до предела, оно становится предельно же объективным, сполна свидетельствуя о моем Я, о моем сознании: и тогда я (ты, он, она) есть весь XX век; но и весь XX век есть ты, он, она (Я). Объективно и навсегда. Как то, что время идет, а вечность самодостаточна. Как личность: непрерывное само-изменение, втиснутое в рамки идентичности. «Любое время — время для всего» (Антоний Шекспира, хотя и в переводе Пастернака). Еще раз: суверенная личность в ее беззащитности, но и в ее всесилии. А это и есть итог XX века: нравственный, и потому социальный, и потому же и политический.

И вот, спустя тридцать лет, моя Алхимия нимало не постарела и потому теперь воспроизводится стараниями Издательства Ивана Лимбаха и его замечательного редактора Ирины Кравцовой, за что им от всей души мое благодарение. Воспроизводится почти в первоначальном виде: как алхимический трактат об алхимии, но в другом окружении — история всех перипетий первого издания; продолжение алхимических штудий автора после выхода книги; рефлексия собственной мысли на этот счет; алхимические трансмутации меня самого за эти многие годы. С верою в чудо как радость нечаянную, которое явится или нет, но всегда мреет и зыблется; знанием, соскальзывающем в не-знание; любовью в виду не-любви. И в ином арт-сопровождении — художника и книжного дизайнера Ника Теплова, вежественно вошедшего в мою Алхимию. И ему тоже моё благодарение.

Здесь уместно выразить особую признательность Людмиле Личагиной — моему дорогому другу и верному помощнику, жене.

Прежний текст — совершенно иной контекст, и потому текст тоже другой. То же, да не то же. Раз случившееся не может пропасть без следа, хотя и претерпевает всяческие изменения на пути к вечному.

 

Трансмутация зайца

Осталось вовсе ничего, Нисколько не осталось. Стою один на пятачке, Как заяц заполошный. В окружье полая вода, А пятачок ледовый, И с каждой новою волной Он тает, тает, тает… И, встав на цыпочки, тянусь, Дрожу, как на пуантах, Как будто я хочу взлететь Золотокрылой рыбкой. Одна надежда на авось Или на чудо-юдо, Которое, когда не ждешь, Из ниоткуда грянет. Сквозь туч проклюнется звезда,  А зайцы, Солнца дети, Отца не вспомнят своего, Да и Луну не вспомнят. Но будут, память потеряв, Длить жизни быстротечность Угасшие на склоне дня Солнечные зайцы. А поутру Левиафан Величиною с небо Сорвется в океан морей С высот своих высоких. Как говорится, не судьба… И всею мощью глыбьей Он дно пробьет, а вот меня И усом не заденет. И, вытеснив за край беды Большой воды стихию, Спасет он своего зайца (В согласье с Архимедом, И с Птолемеем заодно, Китом и черепахой). И синь тех дрогнувших небес Пойдет на нимб кому-то, И этим кем-то буду я, Неравнодушный к нимбам. Гордыня головы дурной… И девушка босая Примерит радугу. И все. И никакой заботы. …Меж тем солярные часы,  Как принято в Эдеме, Бьют вечность без пяти минут До нового Потопа…