#img_13.jpeg

#img_14.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

К о ч е в а р и н  Михаил Антонович.

Г е о р г и й }

А л е к с е й }

К о н с т а н т и н }

Е к а т е р и н а }

Л ю б а } — его дети.

З о я — жена Алексея.

К о р н е й — муж Екатерины.

Ш м е л е в а.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Квартира Кочевариных, большая комната с балконом, обставленная давно вышедшей из моды мебелью: круглый стол, покрытый плюшевой скатертью, венские стулья, резной буфет, диван, телевизор «Рекорд» первых выпусков, старый фикус в кадке, старые настенные часы в деревянном корпусе, с колонками. Только стереопроигрыватель напоминает о том, что сейчас не пятидесятые, а восьмидесятые годы.

Справа дверь в другую комнату и выход на балкон. Балкон на переднем плане, ухоженный, весь в цветущей герани. Слева, на переднем плане, прихожая, здесь — круглая напольная вешалка, столик, два стула. На столике телефонный аппарат. Из прихожей дверь в кухню.

Проигрыватель включен — джазовая музыка. Под эту музыку  Л ю б а  производит в квартире уборку: вытирает пыль, поливает цветы на балконе и т. д.

Звонит телефон.

Л ю б а (выходит в прихожую, берет трубку). Слушаю. Это ты, Владик? Уже освободился? Понимаешь, я пока не могу уйти из дома. Папа… Куда-то умчался часов в семь, оставил записку: «Прошу никуда не отлучаться». Не знаю. Все. «Прошу», и точка. Придется ждать. Знаешь что, приезжай прямо сюда. Ну и что? Ты плохо представляешь моего старика. Прекрасно, что ты в форме, к форме он испытывает уважение. Все равно когда-нибудь придется вас познакомить. Почему не сегодня? Трусишь? Можешь купить букет для храбрости. Там у вас возле вокзала цветочный базар. Не боись, лейтенант, ты же как-никак двух вооруженных преступников задержал. Третий, квартира четырнадцать. Номер дома тебе, надеюсь, напоминать не нужно? И подъезд наш ты, по-моему, тоже неплохо успел изучить… (Смеется.) Да. Угу. Я тоже. Очень. Милый… Скажи еще что-нибудь. Ты откуда звонишь? Тебя там никто не слышит? Смотри, а то получишь нагоняй за использование телефона в легкомысленных целях. Ах, так? Значит, цели у тебя все-таки серьезные? Ну-ну! Целую. Жду. Выручай. (Кладет трубку, стоит возле телефона, закрыв глаза, улыбается.)

Звонок.

(Не сразу вернулась к действительности. Побежала в комнату. Выключила проигрыватель, только после этого открыла входную дверь.)

Входят  А л е к с е й  и  З о я.

Это вы… А я думала, папа.

А л е к с е й. Здравствуй, Люба!

Л ю б а. Привет, привет!

А л е к с е й. Где отец?

Л ю б а. Понятия не имею. Умчался куда-то спозаранок. Я еще спала.

А л е к с е й. Ты его видела вчера вечером?

Л ю б а. Нет не дождалась. Он очень поздно вернулся.

А л е к с е й. Откуда? Где он был?

Л ю б а. Он мне не докладывает. Ты что, не знаешь папу?

А л е к с е й. Странно… Вчера после полуночи позвонил нам по телефону…

З о я. Разбудил…

А л е к с е й. Положим, мы не спали…

З о я. Лично я спала.

А л е к с е й (Любе). Просил приехать сегодня к десяти.

Л ю б а. Зачем?

А л е к с е й. Не знаю. Не сказал. Просил быть обязательно.

З о я. Просил… Приказал. Тон у него был…

А л е к с е й. Нечего слушать чужие разговоры.

З о я. Меня это тоже касается, зайчик. До каких пор ты будешь терпеть его деспотизм?

А л е к с е й. Он — мой отец.

З о я. Мог бы по крайней мере объяснить, зачем мы ему вдруг понадобились. (Любе.) Ему даже в голову не приходит, что у нас могут быть свои планы. У нас сегодня очень ответственный день, времени в обрез.

Л ю б а. У нас тоже.

А л е к с е й. У кого это — у вас?

Л ю б а. У нас…

З о я. Чего ты улыбаешься?

Л ю б а. Так, ничего… Тебя это раздражает?

З о я. Если ты что-нибудь знаешь — объясни.

Л ю б а. Не больше вашего. (Показывает Алексею записку.) Вот что я нашла утром на столе.

А л е к с е й (берет записку, читает). «Прошу никуда не отлучаться. Кочеварин».

З о я. Покажи. (Берет у мужа записку, читает.) Поразительная бесцеремонность! (Посмотрела на часы.) Полчаса у нас еще есть. Приказано не отлучаться — ладно, подождем. Полчаса и ни минуты больше.

Села на диван, достала из сумочки сигареты.

Л ю б а (Алексею). Чаю хочешь?

А л е к с е й. Мы завтракали.

Л ю б а. Имеется кулебяка. Еще теплая. Папа ночью испек.

А л е к с е й. Ночью?

Л ю б а. Факт. Вчера вечером ее еще не существовало.

З о я. У него что, бессонница?

Л ю б а. Последнее время он какой-то странный: почти не разговаривает, спит плохо, курит по ночам. Скучает, наверное, без мамы.

А л е к с е й. Ты его вчера вообще видела?

Л ю б а. Утром, когда уходила на работу. Завтракали вместе.

А л е к с е й. Ничего не говорил?

Л ю б а. «Да». «Нет». «Не хочу». Принес папку, листал какие-то документы. У него сложная ревизия.

А л е к с е й. Где он проводит ревизию?

Л ю б а. Ты же знаешь, он о таких вещах не распространяется. Встал, как всегда, в семь. Зарядку сделал, принял душ… Постой-постой…

А л е к с е й. Ну?

Л ю б а. После завтрака ушел к себе, закрыл дверь… Пел.

З о я (удивленно). Пел?

А л е к с е й. Ты не ошиблась?

Л ю б а. Я своим ушам не поверила, думала, за окном. Подошла к двери, прислушалась — он.

З о я. Наверняка прищучил какого-нибудь бедолагу.

А л е к с е й. Что он пел?

Л ю б а (напевает). «Все васильки, васильки, много мелькало вас в поле. Помнишь, у самой реки мы собирали для Оли…»

А л е к с е й (жене). Я тебе говорю: что-то случилось…

З о я. Не понимаю, чего ты всполошился. Он жив, здоров, слава богу… Всех нас переживет.

А л е к с е й. Как-то мне не по себе… Не знаю… У него был такой голос ночью… Мне показалось, он очень несчастен…

З о я. Пожалей его, пожалей… Очередная блажь.

Пауза.

Л ю б а. Так что насчет чаю?

А л е к с е й (отрицательно). Спасибо.

Л ю б а. Тогда, с вашего разрешения, я закончу уборку. (Включает проигрыватель.)

Музыка. Люба убирает. Зоя на диване. Алексей ходит по комнате из угла в угол.

З о я (мужу). Дай зажигалку.

А л е к с е й (похлопал по карманам). Я ее оставил в машине. Принести?

З о я. В кухне наверняка есть спички. Сообрази.

А л е к с е й. Да-да, ты права… Сейчас.

Уходит в кухню.

З о я (Любе). Он тебя еще не выгнал из дома с проигрывателем?

Л ю б а. Терпит.

З о я. Прогресс…

Возвращается  А л е к с е й, зажигает спичку, дает жене прикурить.

Мерси бьен. (Любе.) Помнишь, как он перебил мои пластинки?

Л ю б а. Тебя предупреждали: не приноси.

А л е к с е й (ходит, Любе). От мамы есть какие-нибудь известия?

Л ю б а. Потрясающе! Ты ничего не помнишь? Мы были у нее в четверг. Я же тебе рассказывала по телефону.

А л е к с е й. Я был страшно загружен всю неделю. Прости. Санаторий действительно хороший?

Л ю б а. Могли бы съездить навестить.

З о я. Съездим. Непременно.

А л е к с е й. Непременно. На той неделе. Это ведь недалеко? Километров сорок?

Звонок.

З о я. Ага! (Посмотрела на часы.) Ровно десять. Точность — вежливость королей и ревизоров. Чего-чего, а этого у него не отнимешь. (Любе, указывая на проигрыватель.) Выключай духовный наркотик. От греха.

Люба выключает проигрыватель, Алексей идет в прихожую, открывает входную дверь. Входит  Г е о р г и й.

А л е к с е й (кричит в комнату, женщинам). Это Гоша!

Г е о р г и й. Здорово, брат! (Обнимает Алексея.) Где можно встретиться, если не в отчем доме!

Люба и Зоя выходят в прихожую.

Л ю б а. Какой гость!

Г е о р г и й. Все несчастья современного мира от трех зол: поливитаминов, телевидения и телефона. Эрзац питания, эрзац искусства, эрзац общения. Когда-то люди хоть письма писали друг другу. Эпистолярная литература… Что останется от нас? Обрывки телефонных проводов и погнутые мембраны. Давненько не виделись.

А л е к с е й. С полгода, наверное. А еще говорят: мир тесен.

Г е о р г и й. Тесен-то он тесен… Слишком много стало улиц с односторонним движением.

Л ю б а. Как всегда: метафоричен и афористичен.

Г е о р г и й. Язвите, сестренка. (Целует Любу.) Нам за глубокомыслие деньгу платят. (Алексею, указывая на Зою.) Ее можно?

А л е к с е й. У нее спроси, такие вопросы она решает самостоятельно.

З о я (Георгию). Тебе можно. (Подставляет для поцелуя щеку.)

Г е о р г и й. Нужен портрет для обложки. Журнал «Советская женщина». Хочешь, сосватаю?

З о я. Я не тщеславна.

А л е к с е й. У нее и так от поклонников отбоя нет.

Г е о р г и й (похлопал Алексея по плечу). Счастливчик… А где отец?

А л е к с е й. Мы тоже хотели бы это знать. Его дома нет.

Г е о р г и й. Как нет?

З о я. Вот так — нет…

Г е о р г и й. А вы что тут делаете?

А л е к с е й. Тебя поджидаем.

Г е о р г и й. Вы знали, что я должен прийти?

А л е к с е й. Не знали, но этого следовало ожидать.

Л ю б а (Георгию). Тебя вызвал папа?

Г е о р г и й. Да. (Алексею и Зое.) И вас тоже?

Л ю б а. Не сказал, зачем?

Г е о р г и й. Когда он позвонил, шло редакционное совещание, не мог расспрашивать. Ты-то, надеюсь, в курсе?

Л ю б а. Отнюдь. Сама ничего не понимаю. Я не знала, что он вызвал вас. (Показывает Георгию записку.) Вот вся информация, которой мы располагаем в данный момент.

Г е о р г и й (прочитал записку, снисходительно). Ну, старик… С росчерком: Ко-че-ва-рин. Мог бы и не подписывать — такую цидулю мог сотворить только он, наш дорогой родитель. Прошу — в смысле «повелеваю». «Я — царь, я — раб, я — червь, я — бог»…

А л е к с е й. Он позвонил нам ночью. Знаешь, мне не понравился его голос. Что он тебе сказал?

Г е о р г и й. Не вникал. Он, как всегда, не вовремя. Подвал сняли, шеф на бровях ходит… Черт! Не знаю, что делать: отпускать машину или нет? Рабочие на даче, у Катьки ангина, Стасика в лагерь нужно собирать… Муся в истерике… (Провел рукой по горлу.) Во! Под завязку.

З о я. Мы с Алексеем уедем ровно через двадцать минут.

А л е к с е й. Встреча с Иваном Феодосьевичем. Сам понимаешь…

Г е о р г и й. В офисе или на даче?

З о я. На даче. Сегодня суббота.

Г е о р г и й. Шустро. В конечном счете этот почтенный старец решает все… Куда? Какие палестины?

З о я. Только не палестины. Без нас. Европа!

Г е о р г и й. А-а… (С усмешкой, понимающе.) Загнивающая старушка Европа… Впрочем, там сейчас тоже стреляют. Торгпредство?

А л е к с е й. По специальности.

Г е о р г и й. Шустро. Как это вам удалось?

З о я. Что ты у него спрашиваешь? У меня спроси.

Г е о р г и й. Молчу. (Алексею.) Я всегда говорил: из этой невинной куколки образуется такая бабочка… Бедный Иван Феодосьевич. (Зое.) И тебя берут?

З о я. Пока машинисткой. Там видно будет. Два языка как-никак.

Г е о р г и й. Аленку с собой возьмете?

А л е к с е й. Я предлагаю оставить у стариков. Зоя против.

З о я. Еще не хватало! Замучают ребенка.

А л е к с е й. Мама была бы рада.

Л ю б а. Маме и так хватает.

З о я. При чем тут мама? Маме я бы оставила ребенка не задумываясь. В этом доме командует один человек.

А л е к с е й. Ничему плохому он не научит. Он всегда искренне желал нам добра.

З о я. Он всегда…

Г е о р г и й (перебивает). Хватит, ребята. Хватит. Его тоже можно понять.

З о я. Счастливый у тебя характер, Гоша: все можешь понять.

Г е о р г и й. Терпимее нужно быть, дорогие мои, берегите нервы. Живем один раз. Как это у Жени Евтушенко: «И спасибо той арбузной корке, на которой поскользнулся ты… И спасибо самой сильной боли…»

З о я (скептически). Философия…

Пауза.

Л ю б а (Георгию). Чаю хочешь?

Г е о р г и й. В другой раз, ладно?

Л ю б а. Когда он будет, этот другой раз, — через полгода?

Г е о р г и й. Разве я себе принадлежу! Читали мой последний материал?

А л е к с е й. Еще бы! У нас в отделе до сих пор на стенде висит. Тема животрепещущая. И написано с блеском. Много было разговоров. Лестно.

Г е о р г и й. Наверху тоже отметили. (Достал трубку, раскуривает.) Ты как живешь, Любаша?

Л ю б а. Тебя это очень интересует?

Г е о р г и й. Мы все искренне желаем тебе счастья.

Л ю б а. Терпеть не могу лицемерия. Плевать вам на меня.

Г е о р г и й. Ну вот, обиделась… (Обнял сестру.) Засиделась ты здесь. Замуж пора.

Л ю б а. Не берут.

Г е о р г и й. Это тебя-то? (Гладит по голове.) Ты у нас самая славная, самая добрая.

З о я. На добряках воду возят.

А л е к с е й. На дураках.

З о я. Это одно и то же.

Г е о р г и й. Не скажи. Дурак не ведает, что творит, а добряк… Добряк, он все понимает. (Гладит сестру по голове.) Жертвенная натура.

Л ю б а (отстраняется). Оставь! Маму жалко, а то бы давно… Мама — единственное, что нас всех как-то еще соединяет.

З о я. Внимание! Кажется, нашелся наконец самоубийца. (Любе.) Я правильно поняла?

Л ю б а. Слушай, Ващенко… Самоубийца у нас в семье один — Алешка.

А л е к с е й. Люба! Я тебя прошу…

З о я. Кто бы мог подумать, что когда-то мы с нею были задушевными подругами?.. (Георгию.) Ведь это она привела меня в ваш дом.

Л ю б а. Никогда себе этого не прощу, Ващенко.

З о я. Моя фамилия — Кочеварина. Уже два года. Придется привыкать.

Г е о р г и й (умиротворяющим тоном проповедника). Все действительное разумно, все разумное действительно, случается только то, что должно случиться, браки заключаются на небесах.

Л ю б а. А подлости совершаются на земле.

А л е к с е й. Опять?! Люба…

З о я. У нее запоздалое развитие. (Любе.) Зло беспредельно, нелимитировано, а количество добра в мире ограничено, дефицит. Приобретая что-то для себя, невольно отнимаешь у других.

Л ю б а. Ты умная, ты можешь оправдать что угодно.

З о я. Во-первых, не собираюсь оправдываться, а во-вторых… Посмотрим, как оправдаешься ты. С женихом познакомишь?

Л ю б а. Да уж придется… Вы его сегодня увидите. Придет. (Посмотрела на часы.) Скоро.

А л е к с е й. Сюрприз!

Г е о р г и й. Поздравляю! Кто он, если, конечно, не секрет?

Л ю б а. Это имеет значение?

Г е о р г и й. Все-таки любопытно, кто станет новым членом нашей семьи.

Л ю б а. Милиционер.

З о я. Оригинально. Надеюсь, ты шутишь?

Л ю б а. Двадцать семь лет шутила, хватит. Лейтенант милиции, милиционер. Тебя это шокирует?

З о я. Только милиционера в нашей семье не хватало…

Звонок. Люба бежит в прихожую, открывает входную дверь.

Входят  Е к а т е р и н а  и  К о р н е й. У Корнея в руках два чемодана внушительных размеров, у Екатерины — сумка, тоже не маленькая.

Л ю б а. Господи, Катька!

Е к а т е р и н а. Не ждали? Мы сами не надеялись, что поспеем вовремя. Билеты едва достали, а тут еще самолет задержали в Омске на два часа.

Л ю б а. Катька! (Бросилась на шею сестре.) Катька приехала!

Е к а т е р и н а. Погоди, дай сумку поставлю. (Целует Любу.) Лапушка ты моя! Как же я рада тебя видеть! Похорошела, расцвела просто. Влюбилась наконец, точно влюбилась!

Все выходят в прихожую.

Г е о р г и й (Алексею, указывая на Екатерину). Обрати внимание, нас она даже не замечает, не удостаивает, я бы сказал.

Е к а т е р и н а. Дойдет и до вас очередь, мужики. (Целует Алексея.) Похудел. Избегался, что ли? А этот-то, этот… Гусь! (Целует Георгия.)

Г е о р г и й. Стареем, Катюша.

Е к а т е р и н а. Кому-кому, а тебе годы на пользу. Такой вальяжный гражданин, куда там. Очки где брал?

Г е о р г и й. В Милане.

Е к а т е р и н а (передразнивает). В Милане… Гусь! Мне такие для директора нужны.

Г е о р г и й. В определенных кругах циркулируют слухи, что тебя депутатом горсовета выдвинули.

Е к а т е р и н а. В каких кругах? Откуда знаешь?

Г е о р г и й. Пресса. У нас очерк готовят о твоей стройке.

Е к а т е р и н а. Поговорим?

Г е о р г и й. Естественно. Поговорим.

Е к а т е р и н а (Корнею). Что ты там застрял в дверях? Проходи.

К о р н е й (входит наконец в квартиру, ставит на пол чемоданы. Снял шляпу). Здоровьица всем!

Все кивают в ответ, вопросительно смотрят на Екатерину.

Е к а т е р и н а (с небрежностью, за которой угадывается плохо скрытое торжество). Мой муж — Корней.

З о я (смерила взглядом богатырскую фигуру Корнея, свистнула). Оторвала… На полметра меньше тебя бы не устроило?

Е к а т е р и н а. Мышь копны не боится. (Корнею.) Чемоданы в комнату неси.

Все направляются в комнату.

А л е к с е й. Почему не предупредили, мы бы вас в аэропорту встретили.

Е к а т е р и н а (остановилась, окинула всех недоверчивым взглядом). Интересное кино.

З о я. Кажется, появился человек, который что-то знает.

Г е о р г и й (Екатерине). Просвети.

Е к а т е р и н а (достала из сумки телеграмму). Это что?

А л е к с е й (берет телеграмму, читает). «Прошу быть в Москве субботу десять утра. Обратные билеты обеспечу. Кочеварин».

Пауза.

Г е о р г и й. Покажи. (Берет у Алексея телеграмму, изучает.) Из Москвы вчера в десять пятнадцать. Странные дела творятся в датском королевстве.

Е к а т е р и н а. Ребята, вы со мной в прятки не играйте, в случае чего, у меня нервы крепкие, вы знаете. Мама где?

Л ю б а. В санатории. Путевку дали бесплатную, как ветерану труда. Честное слово, Катюша, мы сами ничего не понимаем. Мы даже не знали, что он вам послал телеграмму.

З о я. С возрастом люди становятся сентиментальны. Помяните: окажется, что сегодня день рождения какой-нибудь бабушки или сорок дней с кончины двоюродного дяди. Все равно. Уедем. Что бы ни произошло.

Пауза.

К о р н е й. Что же вы на свадьбу не приехали? Свадьба у нас была выдающаяся. В Доме культуры. Поросята молочные. Осетр цельный на пятнадцать кило. Икра, конечно, и все прочее, как полагается. Оркестр инструментальный. Из филармонии.

Л ю б а (Екатерине). Вы, наверное, устали с дороги? Может быть, чаю? Я поставлю. Кулебяка есть.

Е к а т е р и н а. Не надо, не хлопочи. Мы первым классом, кормили в самолете. Подождем отца.

Пауза.

(Георгию.) Как дети?

Г е о р г и й. Дети мои, дети, куда мне вас дети? Родишь — узнаешь.

Е к а т е р и н а. Пока воздержимся.

Г е о р г и й. Стаська совсем от рук отбился: хамит, за девками гоняет. Ансамбль какой-то, электрогитары…

Е к а т е р и н а (сочувственно покачала головой). В дядю.

Г е о р г и й. Чур меня, чур! Не дай бог.

Е к а т е р и н а. Говорят, гены таким образом распределяются: от дяди к племяннику.

К о р н е й. Это какой дядя? Дефективный?

Е к а т е р и н а (смутилась). Ой, Корней… Цены тебе нет. Когда молчишь.

Пауза.

Л ю б а. Больно думать о нем… Кем бы он мог стать, если бы по-другому… (Корнею.) Он был у нас в семье самым талантливым.

А л е к с е й. И самым беспутным.

Л ю б а. Ты-то уж молчи. (Корнею, с подтекстом, адресованным не ему — Алексею и Зое.) Он был талантлив во всем. На гитаре как бог играл. Подружки головы теряли, в дом нельзя было приводить…

Г е о р г и й (провел рукой по струнам висящей на стене гитары. Резкий дребезжащий звук — гитара сильно расстроена). Кстати, вам не кажется странным, что нет Константина? Если отец вызвал всех…

Е к а т е р и н а. Он как, функционирует?

Г е о р г и й. Не знаю, не видел очень давно, года два, если не больше.

А л е к с е й. Я тоже.

Л ю б а. Одно время он снимал комнату за городом, в Булатникове, у какой-то старухи. Пыталась его найти — съехал, не живет больше.

Г е о р г и й (посмотрел на Алексея, Зое после паузы). Ты тоже ничего не знаешь?

З о я. Успокойтесь — жив. Видела его.

А л е к с е й. Где?

З о я (не сразу). В планетарии.

А л е к с е й. Интересно… Что ты делала в планетарии?

З о я. Неясно, что делают в планетарии? Интересовалась, есть ли жизнь на Марсе.

Л ю б а. Как он?

З о я. Марс? Загадочная планета.

Л ю б а. Не остри. Костя.

З о я. В своем репертуаре.

Л ю б а. Работает?

З о я. В какой-то шарашкиной конторе. Дезстанция, что ли.

Л ю б а. Живет где?

З о я. У приятеля.

А л е к с е й (Зое). Ты не ответила на мой вопрос.

З о я. А разве обязательно отвечать на каждый вопрос мужа?

А л е к с е й. Зоя…

Г е о р г и й. Я думаю, отношения вам целесообразнее будет выяснить дома.

В комнату входит  К о н с т а н т и н.

Е к а т е р и н а. Господи! Легок на помине…

К о н с т а н т и н (держится очень независимо. С безмятежной улыбкой). Привет, Кочеварины!

Л ю б а. Костик…

Пауза.

Г е о р г и й. Явление Христа народу.

Входная дверь открылась несколько раньше, вошли  К о ч е в а р и н  и Константин. Кочеварин пропустил сына вперед, запер входную дверь, положил ключ в карман, только после этого направился в комнату.

К о ч е в а р и н. Все в сборе? Здравствуй, племя младое! (Екатерине.) Как долетели?

Е к а т е р и н а. Самолет задержали в Омске на два часа. Здравствуй, папа… (Пошла навстречу, хочет поцеловать, но не решается. Указывая на Корнея.) Муж мой — Корней.

К о ч е в а р и н. Который по счету? Я что-то сбился.

Е к а т е р и н а (передернулась). Папа! Я живой человек… Живой.

К о ч е в а р и н (подает руку Корнею). Кочеварин. Покойник. Сорок лет прожил с одной женой. Не побрезгуйте.

К о р н е й. Здравствуйте, папаша. Душевно рад. А вы… веселый.

К о ч е в а р и н. Весельчак.

К о р н е й. Что же вы на свадьбу не приехали? Свадьба была…

К о ч е в а р и н (перебивает). Зарплата у меня сто сорок, сынок. Билеты к вам да обратно — сто сорок шесть рублей двадцать копеек.

К о р н е й. Обижаете. Мы б выслали…

К о ч е в а р и н. Одалживаться не привык. Не в моих принципах. Привык жить по средствам. (Любе.) Что они у тебя стоят, как в трамвае? Проси садиться. Музычку заведи. Биг-бит или как его там? (Другим тоном, повелительно.) Прошу подождать еще несколько минут. (Пошел в другую комнату, остановился возле часов.) Опять не заведены?

Л ю б а. Я заводила, папа…

К о ч е в а р и н (встал на стул, заводит ключом часы). Двенадцать раз нужно повернуть. Двенадцать. На неделю. Тридцать лет твержу одно и то же. (Толкнул маятник.)

Часы пошли. Стук их будет слышен в паузах во время всего дальнейшего действия.

Уходит в другую комнату.

Л ю б а. Запасных частей в мастерских нет… Пружину два раза склепывали… Откуда же на неделю?

Пауза.

Г е о р г и й. Начало многообещающее… (Константину.) Тебе обязаны?

К о н с т а н т и н (беспечно насвистывает). Выпить что-нибудь в этом доме есть?

А л е к с е й. Кто про что, а вшивый про баню. Алкаш!

Л ю б а. Я сейчас посмотрю… (Открыла буфет, налила из графина в рюмку, подала Константину.)

К о н с т а н т и н. Спасибо, сестренка. На все семейство одна добрая душа. Впрочем, при нынешнем дефиците не так уж мало. За удачу! (Выпил, крякнул нарочито громко, порылся в кармане, вынул темный камешек, кристалл неправильной формы, понюхал и положил в ладонь Любе.) Держи. На счастье.

Л ю б а. Что это?

К о н с т а н т и н. Талисман. Храни, внукам будешь показывать. (Алексею.) Не твоя машина у подъезда стоит? Рыжая.

А л е к с е й. Моя.

К о н с т а н т и н. Поздравляю. Молдинги сперли.

А л е к с е й (всполошился). Как, опять?! Слышишь, Зоя? Опять молдинги сняли. Бандитизм какой-то! (Спешит на балкон, смотрит вниз, на улицу.)

К о н с т а н т и н (Зое). Дай докурить, Росомаха.

З о я (протягивает ему пачку сигарет). Травись.

К о н с т а н т и н. Мне ту, к которой ты прикасалась губками.

З о я. Она в губной помаде, дурачок.

К о н с т а н т и н. Уж ежели отраву, так сладкую. (Взял у нее из пальцев дымящуюся сигарету, курит.)

С балкона возвращается Алексей.

А л е к с е й (Константину, сердито). Дурацкие шутки.

К о н с т а н т и н (пускает дым колечками). Всполошился, собственник? Это тебе за алкаша.

А л е к с е й. Я думал, ты хоть немного поумнел.

К о н с т а н т и н. Ты тоже не подобрел. (Прошелся, осматриваясь, по комнате, остановился возле фикуса, усмехнулся.) «Анчар, как грозный часовой, стоит один во всей вселенной. К нему и птица не летит, и зверь нейдет» (Георгию.) Да, братец! Прочел твою статью. С большим интересом.

Г е о р г и й. Вот как? Так ты еще и читаешь?

К о н с т а н т и н. Преимущественно объявления. «Прием стеклотары во дворе». «Отпуск спиртных напитков производится…» В таком духе. Каюсь, не удержался. Значит, справедливость все-таки восторжествовала?

Г е о р г и й. Ну? Дальше.

К о н с т а н т и н. Плакал от умиления.

Г е о р г и й. Все?

К о н с т а н т и н. Сколько тебе платят за такую статью?

Г е о р г и й. Хочешь занять на бутылку? Не дам.

К о н с т а н т и н. Естественно. Познавательный интерес, чисто теоретический: интересно, почем нынче справедливость?

Г е о р г и й. Скверная шутка.

Е к а т е р и н а (Константину). Остряки. При мне попрошу. Впредь.

З о я (Константину). Ее в горсовет выдвинули.

К о н с т а н т и н (шутовски). Ой! Не губи, матушка-царица!

Е к а т е р и н а. Плохо ты кончишь, Константин.

К о н с т а н т и н. Что верно, то верно… (Это уже вполне серьезно.)

Пауза.

К о р н е й. Половину «Жигулей» на свадьбу угрохали. Не считая того, что постройком подбросил. Все начальство было: и заводское и районное. С моей стороны родни тридцать два человека, а от вас никого. Неловко. Тем более по телевизору показывали.

К о н с т а н т и н. По местному?

К о р н е й. По местному. Да.

К о н с т а н т и н. До общесоюзного, значит, не дотянули?

К о р н е й. Не вижу повода для ироничности.

К о н с т а н т и н (Екатерине). Он у тебя кто — баскетболист?

К о р н е й. Я пожарный.

К о н с т а н т и н. Умру! (Хохочет.) Если бы мне сказали, что наша Катька выскочит за пожарного… Ей-богу, умру!

К о р н е й (набычился). Не вижу повода.

К о н с т а н т и н. Она же принца искать уехала. В Сибирь. По комсомольской путевке. Нашла. Принц… С брандспойтом.

К о р н е й. Для жизни я человек вполне основательный. Без дефектов. А если ты про нее хоть одно плохое слово…

Г е о р г и й (перебивает). Не обращай внимания, старик, он у нас с отклонениями.

К о н с т а н т и н. Отклоняется даже магнитный компас. Куда отклоняться — вот вопрос.

Г е о р г и й. Ну, это тебе, по-моему, без разницы. «Правая, левая где сторона…» И так далее.

К о р н е й. Я насмешек не терплю. Могу и врезать. Хотя избегаю, поскольку внутренне дисциплинирован и из боязни членовредительства. Тем более родственник. Какой-никакой. Москвич… (Екатерине.) Может, мне пока по магазинам прошвырнуться? Тем более завтра — воскресенье.

Е к а т е р и н а. Правильно. Ступай, Корней. Мы тут без тебя разберемся.

К о р н е й. Давай список. Кому чего.

Е к а т е р и н а (достала из сумки листки бумаги, отдала Корнею). Простыни не забудь.

К о р н е й. Помню. Я сперва в ГУМ. (Идет в прихожую, дергает ручку входной двери. Дверь не открывается.) Заперто, что ли?

Входит  К о ч е в а р и н, в руке папка.

К о ч е в а р и н. Да, заперто.

К о р н е й. Так дайте ключ, папаша.

К о ч е в а р и н. Ключа не дам.

К о р н е й. Не понял…

К о ч е в а р и н. Все останутся здесь. Пока не закончим, никто из квартиры не выйдет.

З о я. Ну, это уж черт знает что! Алексей!

А л е к с е й. Папа, я не знаю, чем вызваны эти драконовские меры, пойми, у нас очень серьезное дело. Сегодня решается вопрос…

К о ч е в а р и н (перебивает). Все вопросы сегодня будут решаться здесь. Сядь.

З о я (бежит в прихожую, дергает входную дверь). Выпустите! Я здесь не останусь!

К о ч е в а р и н. Не бесись. Дом старый, дверь цельная, надежная. Прошу всех сесть.

Г е о р г и й (развел руками). Ну, отец… Узнаю коней ретивых. Это надолго?

К о ч е в а р и н. Навсегда.

Г е о р г и й. Тогда я отпущу шофера.

К о ч е в а р и н. Отпусти. Прокатишься разок городским транспортом, к народу поближе. Ты ведь у нас инженер человеческих душ, тебе полезно.

Г е о р г и й (выходит на балкон, зовет). Коля! Николай! Поезжай на дачу. Скажи Марии Павловне, что я задерживаюсь. Совещание. Экстренное. Хлеба купи по дороге, будь другом. Завтра, как обычно, — в восемь тридцать. (Вернулся в комнату, сел нога на ногу, сунул в рот трубку.) Ну-с… Мы слушаем.

К о ч е в а р и н (разглядывает сына). Ба-арин… Когда вы были детьми, учились говорить, мы с матерью исключили из лексикона слова «твое», «мое», «дай». Только «на», «возьми», «наше»! Мы старались с младых ногтей воспитать вас…

З о я. Начинается.

Л ю б а (страдальчески). Папа…

К о ч е в а р и н. Прошу не перебивать. Если ты меня уважаешь, не ходила бы лучше в таких туалетах. Все прелести наружу. Во времена моей молодости за такое декольте…

З о я. Слава богу, времена вашей молодости прошли.

Л ю б а. Теперь все так ходят.

К о ч е в а р и н. Нет, не все!

Г е о р г и й (пытается обратить все в шутку). Ишь разошелся… Чего цепляешься, отче? Мы маме пожалуемся. Пользуешься тем, что мамы нет? Некому заступиться? Любочка хочет быть привлекательной. Что в этом дурного? Теперь другой эстетический идеал. Диалектика, объективный исторический процесс.

К о ч е в а р и н. Да ну? (Кланяется.) Поговорите со мной, ученые люди, просветите. Этот процесс на русском языке называется «падение нравственности». Или, проще говоря, похабство! Мы жили беднее вас, но зато чище, честнее, строже. По-ря-доч-нее! Известно вам такое слово — «порядочность»?

Г е о р г и й. Ты собрал нас для того, чтобы разъяснить это?

К о ч е в а р и н. В известном смысле — да.

Г е о р г и й. Знаешь, что я тебе скажу… Не обижайся. Порядочность тоже может превратиться в сектантство. Так же, как и честность и все прочее. Любая крайность отвратительна. И опасна. (С улыбкой.) Тебя бы в Майами-Бич, на пляж…

К о ч е в а р и н. Где уж нам! По заграницам не шляемся, геополитического кругозора не имеем. Что с нас взять? Ограниченный человек. Маленький человек. Рядовой. И в армии был рядовым. Войну, между прочим, рядовые выиграли — кровью своей за чужие ошибки платили, но стояли насмерть, где поставили.

З о я. Ради бога, Михаил Антонович, короче!

К о ч е в а р и н. Не торопись, невестка, узнаешь, в чем дело, поймешь: торопиться тебе некуда.

Л ю б а (принесла из кухни воду в стакане, подает отцу). Я переодену платье. На, выпей.

К о ч е в а р и н (кланяется). Благодарствую.

Е к а т е р и н а. Мы все тебя уважаем, не нервничай. Только бы не было войны, остальное переживем.

К о ч е в а р и н. Бывает и пострашнее, чем на войне… Позавчера я закончил ревизию на заводе «Прогресс». Слушайте внимательно, дорогие, это касается вас всех. Плевый заводишко, но у них там по технологии в производство идут большие объемы товарных жиров. Они умудрились заменить их грошовыми отходами нефтехимии, а жиры пускали налево. (Кладет на стол папку.) Здесь все материалы, выводы. В понедельник их должно сдать начальству, а затем в следственные органы. Судя по всему, статья девяносто третья, первая. Вчера утром я был свободен, собирался поехать в Солнечногорск, навестить мать. В дверь позвонили, вошел незнакомый мне человек, представился фамилией Карпов. Стоял вон там, у двери, где Алешка стоит. Предъявил ультиматум: либо я, Кочеварин Михаил Антонович, уничтожу эту папку, пока о ее содержимом никто не знает, либо на скамью подсудимых вместе с прочими сядет мой сын — Кочеварин Константин Михайлович.

Пауза.

К о н с т а н т и н (небрежно). Точно, сяду.

К о ч е в а р и н. Сядет. Это серьезно. У них есть документы. Задумал аферу он, нашел предприимчивых дельцов. Продал идею. Жуликам.

Г е о р г и й (посмотрел на Зою). Метод инженера Ващенко?

К о ч е в а р и н. Да.

А л е к с е й. Невозможно…

З о я (Кочеварину). Как вы сказали? Бумаги моего отца… Продал? Жуликам?

К о ч е в а р и н. Да. Ты правильно поняла.

Е к а т е р и н а. А они? Что?

К о ч е в а р и н. По моим подсчетам, присвоено около двухсот тысяч рублей.

К о р н е й. Сколько-о?

Г е о р г и й. Подожди, Корней. (Константину.) Ты знал, что имеешь дело с жуликами? Знал или нет?

К о н с т а н т и н. Понятно, тебе бы очень хотелось, чтобы я ответил «нет». Сожалею… Знал.

К о ч е в а р и н. Для справки. Статья девяносто третья Уголовного кодекса РСФСР гласит: «Хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах, независимо от способа хищения, наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества либо смертной казнью с конфискацией имущества».

Пауза.

А л е к с е й. Допрыгался… Скотина!

К о н с т а н т и н. Простите великодушно, подпортил анкету.

К о ч е в а р и н (стучит кулаком по столу). Молчи!

К о н с т а н т и н. Не стучи, батя, страшнее смертной казни все равно ничего не придумаешь. Тем более с конфискацией имущества…

Е к а т е р и н а. Что-то незаметно, чтоб он сильно разбогател.

К о н с т а н т и н. Пропил, ребята, все пропил. Я ведь не Алешка — копилок не заводил, друзей уважаю. Дальше что? Топить будете или выручать?

Л ю б а. Мама знает?

К о ч е в а р и н. Нет.

З о я. Второго инфаркта она не переживет.

Л ю б а. Ты! Вообще… Не каркай.

Пауза. Екатерина подходит к Константину, несколько мгновений смотрит в упор, затем бьет по лицу наотмашь.

К о н с т а н т и н. Вот это мы умеем, вот этого у нас не отнимешь.

К о р н е й. Драться-то зачем?

К о н с т а н т и н. Она с детства такая. Решительная.

Е к а т е р и н а (отцу). Что ты ответил этому Карпову?

К о ч е в а р и н. В юности я прочитал дневники Льва Толстого. Одна мысль поразила меня, безжалостная, как всякая истина: «Давай, как должно, и пусть будет, что будет».

Л ю б а. Ты его выгнал. Да? Выгнал…

Г е о р г и й (отцу). Впоследствии граф изменил свои взгляды…

К о ч е в а р и н (отрезал). Я не граф!

З о я. Что верно, то верно…

К о ч е в а р и н. Мой отец был телеграфистом, он передавал первые декреты Советской власти.

З о я. Поздравляю. Теперь вам, может быть, наконец, прибавят зарплату.

Е к а т е р и н а (отцу, настойчиво). Что ты ответил?

К о ч е в а р и н. За ответом он придет сегодня. Теперь понимаете, зачем я вас собрал?

Пауза.

Г е о р г и й. Ты сделал глупость, отец. Прости. Такие вещи не решают на семейном совете.

К о ч е в а р и н. Почему?

Г е о р г и й (пожал плечами). Сам понимаешь…

К о ч е в а р и н. Ты хочешь сказать, что дело это нечистое и решение принять я должен был тайком, наедине со своей совестью?

Г е о р г и й (перебивает). Я не это хотел сказать.

К о ч е в а р и н. Это!

Г е о р г и й. Ну, если на то пошло — да! Здесь все свои, будем называть вещи своими именами. Если ты допускаешь такой выход, если по каким-то причинам он для тебя нравственно возможен, незачем было посвящать всех. Да еще вот таким широковещательным способом. Если нет…

К о ч е в а р и н (перебивает). Испачкаться боишься? Хочешь остаться чистеньким?

Г е о р г и й. Как тебе объяснить? Неужели не понимаешь?

К о ч е в а р и н. Нет.

Г е о р г и й. Наш разговор бессмыслен. Ты… Да и мы все… Одним словом, как должно поступить, знаем.

К о ч е в а р и н. Знаете? (Обвел внимательным взглядом лица детей.) Все знаете?

Никто не ответил.

(Вынул из кармана ключи, бросил на стол.) Вот ключи. Не смею задерживать.

Пауза. Константин взял со стены гитару, настраивает. Монотонный звук натягивающихся струн. Никто не двинулся с места.

Давайте раздвинем стол.

Все смотрят недоуменно, точно не понимают, что он сказал.

(Усмехнулся невесело.) Когда еще соберетесь вместе, разве на похоронах. Там кулебяка в духовке. Все прочее в холодильнике.

Все еще неподвижны, никто не решается начать действовать первым.

К о р н е й. Давайте, папаша.

Кочеварин и Корней раздвигают стол.

К о ч е в а р и н. Может, уйдешь, пока не поздно? Сынок…

К о р н е й. Вы когда-нибудь видели, как горит нефтяное месторождение? Катаклизма. Ничего. Тушим.

Стол большой, тяжелый, не раздвигали его очень давно, скрипит, поддается с трудом. Георгий отстраняет отца. Мужчины раздвигают стол. Постепенно все приходят в движение, начинают действовать сосредоточенно, деловито, будто это и есть главное дело, ради которого собрались: стелют белую скатерть, расставляют посуду, носят из кухни закуски и т. д. Только Константин остался сидеть, где сидел, — настраивает гитару. Он на пути из кухни к столу, его обходят, точно не замечают. Сначала звучат отдельные, ничего не значащие по существу фразы:

— Глубоких тарелок не надо.

— Где острый нож?

— Смотри, он и салат приготовил.

— А кулебяка еще теплая.

— Раз, два, три, четыре, пять — вышел зайчик погулять.

Е к а т е р и н а. Нас сколько?

А л е к с е й. Пятеро. Отец шестой. Корней, Зоя. Восемь.

Е к а т е р и н а. Нужно еще два стула.

Л ю б а. Я принесу. (Идет в прихожую, звонит по телефону. Номер занят. Крутит диск снова и снова.)

А л е к с е й (Георгию). Пойдем покурим.

Алексей и Георгий выходят на балкон.

Ты что-нибудь понимаешь? Зачем он устроил этот цирк?

Г е о р г и й. Подожди, это только прелюдия. Главное — впереди.

А л е к с е й. Думаешь?

Г е о р г и й. Слава богу, я его неплохо изучил за сорок лет.

Курят. У стола Екатерина и Корней, разговаривают вполголоса.

К о р н е й. Отец у вас человек. Строгий, но человек. Переживает. А вы злые, ругаетесь. Чего ругаться-то?

Е к а т е р и н а. Всю жизнь грызут друг друга, грызут. У вас по-другому.

К о р н е й. Семья. Разобраться надо, обмозговать.

Е к а т е р и н а. Что? О чем речь? Соображаешь? Мне! Диссонанс…

К о р н е й (руками развел). Катаклизма…

Е к а т е р и н а (порывисто обняла, прижалась к нему). Ой, Корюша! Не надо было ехать. Говорила тебе. Не получили телеграмму, и все.

К о р н е й. Как ехать? Нельзя. Родня.

Е к а т е р и н а. Сами не живут и другим не дают жить. (Проходя мимо Константина, зло.) Связал черт веревочкой.

К о н с т а н т и н (взял на гитаре аккорд, напевает. Альпинистская песенка).

А л е к с е й (Георгию). Ты как считаешь: это дело… Его действительно можно нейтрализовать?

Г е о р г и й. На это он не пойдет.

А л е к с е й. Даже ради мамы?

Г е о р г и й. Жизнью ради нее он бы пожертвовал не задумываясь, а принципом… сомневаюсь.

А л е к с е й. Люди меняются. Он уже не тот, каким был лет десять назад. Зачем же он нас собрал?

Г е о р г и й. Что-то он не договаривает.

К о н с т а н т и н (напевает). «Связал нас черт с тобой…»

К о р н е й (Екатерине). Он почему из дома ушел — дефективный ваш?

Е к а т е р и н а. Они с отцом всю жизнь грызлись, до смешного. Скажет: белого хлеба купи — непременно черного принесет, скажет: этого приятеля в дом не води — приведет назло. (Уклончиво.) Старая история…

А л е к с е й (Георгию). Бедная мама. Этот юродивый ей труднее всех достался.

Г е о р г и й. Потому и любит больше всех. На Руси любят юродивых. Да ведь и отец любит его. По-своему, по-кочеварински. Только не сознается никогда.

А л е к с е й. Учитывая все обстоятельства, которые вскроются на суде, высшей меры, конечно, не будет. Не взял он из этих денег ни одной копейки. Уверен.

Г е о р г и й. Не имеет значения. Ах, Лешенька… Групповое дело. Компаньоны не выпустят его, не в их интересах. За собой потянут. Семь лет. Минимум. Да-а… С каким удовольствием кое-кто станет трепать мое имя… Худо, брат.

А л е к с е й. Хуже не придумаешь…

Л ю б а (она еще в прихожей, у телефона. В трубку). Алло! Райотдел? Алло! Алло! (Номер не соединился. Нажала на рычаг, опять крутит диск.)

Екатерина и Корней направляются в кухню.

Е к а т е р и н а (Любе). Ты кому?

Л ю б а. Ко мне прийти должны, договорились.

Е к а т е р и н а. Сюда? Кто?

Л ю б а. Потом расскажу. (Крутит диск.)

Екатерина и Корней уходят.

К о н с т а н т и н (напевает).

Г е о р г и й (Алексею). Слушай, а почему вдруг решили проводить ревизию на этом заводе?

А л е к с е й. Какая разница?

Г е о р г и й. Наш брат Костик не просто недоучившийся студент. Да и не алкаш он, нет… Он озлоблен. Он ведь так и не простил старика…

Пауза. Смотрят друг на друга. Понимают гораздо больше, чем говорят.

А л е к с е й. Ну, это уж чересчур…

Г е о р г и й. Не скажи. Все дело в цене. Чем человек готов заплатить за поставленную цель. Посмотри на него.

Исподтишка наблюдают за Константином.

Как стал похож на отца. Голову так же прямо держит, тот же упрямый рот. И в глазах нечто… От дедушки-телеграфиста. Такие не останавливаются на полпути.

Из кухни выходит  З о я, Георгий и Алексей отвернулись, стоят, облокотившись на перила, к двери спиной.

З о я (остановилась возле Константина, смотрит на него, грустно качая головой). Вот зачем тебе понадобились бумаги моего отца…

К о н с т а н т и н. Ага… Не тебе одной красиво жить хочется.

З о я. Дурачок. Кого ты пытаешься обмануть? Господи, какой дурачок!

К о н с т а н т и н. Дурачки нынче ой как нужны… Чтоб умник не дремал. Слишком много умников развелось.

З о я (после паузы). Какое счастье, что ты уехал тогда… Чего доброго, вышла бы за тебя замуж.

К о н с т а н т и н. Да, повезло.

З о я (после паузы). Уголовник! (Отвернулась. Негромко.) Если тебя будут судить, я умру.

К о н с т а н т и н. Ну да? (Смеется.) Не умрешь, ты живучая. Лихо адаптируешься к условиям окружающей среды.

З о я. Не пытайся меня унизить! Если жизнь на земле временами бывает сносной, скажите за это спасибо нам, беспринципным.

К о н с т а н т и н. Беспринципность тоже своего рода принцип, способ существования, служения… Самому себе.

З о я. Ты такое же бездушное чудовище, как твой отец.

К о н с т а н т и н. Кто это говорит о душе? А? Ты, звереныш? Мелко мыслишь. Отец не бездушный, нет, — если бы он не умел страдать, как все нормальные люди, я бы давно забыл о его существовании.

А л е к с е й (Георгию). О чем они?

Г е о р г и й. Не слышно.

А л е к с е й. Она назвала его чудовищем?

Г е о р г и й. Хочешь, я тебе скажу правду?

А л е к с е й. Не надо. Я знаю: она все еще любит его.

З о я (она уже у стола, стоит спиной к Константину, говорит не оборачиваясь). Помнишь, как я первый раз пришла в этот дом?

К о н с т а н т и н. Тебя Любашка привела. Биологию учить. ДНК, РНК. (Напевает.)

(И сразу без всякого перехода, лихо.)

Л ю б а (дозвонилась наконец, в трубку). Алло! Райотдел? Попросите лейтенанта Чудова. Очень нужен. Будьте добры, пожалуйста, посмотрите. Спасибо. Жду.

К о н с т а н т и н (поет). Свя-азал нас черт с тобой…

Входит  Е к а т е р и н а.

Е к а т е р и н а. Поешь?

К о н с т а н т и н. Воспоминания юности.

Е к а т е р и н а. Совесть надо иметь. Полагается.

К о н с т а н т и н. Не всем же. В семье не без урода.

Л ю б а (в трубку). Да-да, слушаю. Ушел? Давно? Извините…

Положила трубку на рычаг, стоит растерянно возле аппарата.

К о н с т а н т и н. Катька, помнишь, как ты меня «р-р» говорить учила? Костик, скажи «р-рыба». «Лыба». Скажи «забор-р». «Забол».

Е к а т е р и н а. Такой был хорошенький.

К о н с т а н т и н. Тюрьма. Срок. Нар-р-ры. Видишь, рычу.

Е к а т е р и н а. Смотреть противно.

К о н с т а н т и н (напевает, утрируя). «Сижу на нарах, как король на именинах…»

Е к а т е р и н а (кричит). Люба, где стулья?!

Л ю б а. Несу, сейчас.

Приносит из прихожей стулья.

Из кухни выходят  К о ч е в а р и н  и  К о р н е й. Корней несет бутылки с боржоми.

Г е о р г и й (выколотил трубку о перила. Алексею). Пойдем посмотрим, что дальше будет.

Георгий и Алексей входят в комнату.

К о ч е в а р и н. Давненько мы не собирались за этим столом. Ну, сядем.

Все рассаживаются.

(Константину.) Наливай, это по твоей части.

Константин разливает вино в рюмки, всем, кроме себя. В свою рюмку наливает боржоми.

Это как понимать?

К о н с т а н т и н. Завязал.

К о ч е в а р и н. Давно?

К о н с т а н т и н. Давно. Уже… минут двадцать.

К о ч е в а р и н. Ты даже в утробе матери поперек лежал, не как все люди, родиться не успел — чуть на тот свет не отправил. (Поднял рюмку.) За маму!

Выпили. Закусывают. Пауза.

Г е о р г и й. У Катьки в школе сочинение писали по Достоевскому в прошлом учебном году, — один умник сообразил: «Раскольников не был убийцей, он и старуху-то убил только из принципа».

К о н с т а н т и н. Душегуба делать из меня не надо, каждый живет, как может, как совесть позволяет.

К о ч е в а р и н. Совесть… Да. Очень она у тебя эластичная.

К о н с т а н т и н. Кому какая досталась. Твоя не гнется, а моя растянулась. От частого употребления.

К о ч е в а р и н. Ясно, ясно… Еще что скажешь?

К о н с т а н т и н. О чем говорить? Все всё знают. Ты давно предрекал, что я тюрьмой кончу. Нет проблем. Сажайте. Три года вполне законно стенки казенных кабинетов дурным лбом прошибал — мечтал облагодетельствовать человечество… Это добром не кончается. Деградировал, здоровье испортил…

А л е к с е й. Думаешь, это тебя оправдывает?

К о н с т а н т и н. Не собираюсь оправдываться. Тем более перед тобой. Сапа.

А л е к с е й. Слышите? Он еще и хамит.

К о н с т а н т и н. Поди папе пожалуйся, поплачь в жилетку. Ты должен был заниматься этим, не я.

А л е к с е й. И оказаться вместо тебя на скамье подсудимых?

К о н с т а н т и н. Уж если ты Зойку от меня унаследовал…

А л е к с е й (кричит). Заткнись!

К о ч е в а р и н. Тихо! Дети…

А л е к с е й (Зое). Ты знаешь, как я относился к твоему отцу. Он сам нарушил закон. Он сделал все, чтобы скомпрометировать свое изобретение. Он был очень непрактичным человеком, вспыльчивым, независимым, самолюбивым, умудрился нажить массу врагов. Его никто не поддерживал. Так дело не делают…

З о я. Успокойся. Я тебя ни в чем не виню. Можешь не оправдываться.

А л е к с е й. Он не смел меня упрекать. Ты же знаешь, у тебя самой хватило здравого смысла.

З о я (перебивая). Не будем об этом.

Пауза.

К о р н е й. Кулебяка классная.

Е к а т е р и н а. Ешь, Корней. Тебе еще положить?

К о р н е й. Очень ласковая кулебяка.

К о ч е в а р и н. Начинка удалась.

К о р н е й. Под такую закусь…

К о н с т а н т и н. Понял. Не дурак. (Разливает вино в рюмки, себе снова боржоми.)

К о ч е в а р и н. Кто еще хочет высказаться?

Л ю б а (встала). Можно мне?

К о ч е в а р и н. Имеешь право голоса. Говори.

Л ю б а. Вся беда в том, что мы не умеем жить. Надо учиться жить. Проснуться в один прекрасный день, открыть глаза и сказать себе: жизнь начинается. Прошлого нет, есть только настоящее и будущее. Забудем старые счеты, обиды…

З о я. Это ты кому говоришь — себе?

Л ю б а. И себе тоже. Милые мои, дорогие, нам нельзя ссориться. Давайте не будем ссориться. Прошу. Хоть раз в жизни. (Подняла рюмку.) За мир!

К о н с т а н т и н. Во всем мире?

Л ю б а. Ты правда невыносим!

К о н с т а н т и н. Давайте-давайте. За мирное сосуществование. (И добавил уже после того, как все выпили.) Двух систем.

К о ч е в а р и н. Выражайся яснее, а то ведь не все понимают, что ты хочешь сказать.

К о н с т а н т и н. Ты, надеюсь, понимаешь?

К о ч е в а р и н. Мне шестьдесят пять, сынок, чего я только не повидал в жизни.

Г е о р г и й (закусывает, о Константине, снисходительно). Мальчик…

К о н с т а н т и н. Что, дядя? Разъясни, похрюкай с присущим тебе талантом. Про справедливость. Бесплатно не хрюкаешь? Лень поднять голову от корыта?

Е к а т е р и н а (прикрикнула). Не фрондируй! Этого мы тебе не позволим.

К о н с т а н т и н. Да ну? Испугала.

Л ю б а. Опять… Да остановитесь же!

К о ч е в а р и н. Пусть говорят.

К о н с т а н т и н (Екатерине). Слыхали про мою статью? Девяносто третья, первая. Вы меня боитесь, я уже ничего не боюсь.

Г е о р г и й (бросил вилку). Потрясающе! Этот вор и алкоголик чувствует себя героем.

К о н с т а н т и н. Попрошу без оскорблений, я завязал.

Г е о р г и й. Надолго?

К о н с т а н т и н. Навсегда.

Г е о р г и й. Примите уверения… Вор и бывший алкоголик. Бывает, конечно, оступится человек, совершает мерзость, но понимает: мерзость. Это еще полбеды. Вот когда он начинает искать себе оправданий, возводить свою мерзость на пьедестал почета, это уже конец, психология рецидивиста.

К о н с т а н т и н. Как формулирует! Хоть в бронзе отливай! Ну, ты поднаторел, братец. Вспомни, как я приходил к тебе в редакцию два года назад!

Г е о р г и й. Я тебе тогда сказал и теперь повторю: в это дело вмешиваться не буду, не мой профиль. Я в вашей химии ни бельмеса не понимаю.

К о н с т а н т и н. Ты школу с золотой медалью окончил, университет с отличием, ты умница, Гошечка-победоносец, ты голова, ты все понимаешь… когда хочешь понять.

Г е о р г и й. В каждой игре есть свои правила, мой милый, их нужно соблюдать. Если вообще не хочешь вылететь из игры. Как ты вылетел. Понял?

К о н с т а н т и н. Понял. Это у тебя психология рецидивиста. Какую я совершил мерзость, ну-ка разъясни? Продукция с «Прогресса» идет, как и раньше, даже план стали перевыполнять, а растительное масло, которое цистернами лили в мастику, — на прилавках магазинов. Возможно, ты на нем сегодня утром картошку жарил.

К о р н е й (Кочеварину). Папаша, я что-то не пойму… Да им премию нужно давать.

А л е к с е й. Они уже получили свою «премию» — двести тысяч. Хапнули.

К о н с т а н т и н. Не хапнули — подобрали. Они на свалке под ногами валялись. Просто никто, кроме жуликов, не пожелал нагнуться, чтобы поднять их. «Все у нас народное, все у нас мое». Там еще валяется миллионов двести. Тебе не нужно? Могу дать адресок.

Е к а т е р и н а. Послушаешь его — праведник…

К о н с т а н т и н. Говорю же я вам: ни у кого мы этих денег не крали, никакого вреда никому не принесли. Пользу! Потерпевших нет. Как вы оцениваете этот факт?

Г е о р г и й. Я думаю, его по достоинству оценит народный суд.

К о н с т а н т и н. Вот тут я с тобой не согласен. В суде нас не поймут. Одна надежда на вас…

Алексей пытается что-то сказать.

Л ю б а (останавливает его). Молчи! Пожалуйста, Алеша. Давайте молча посидим. Подумаем.

Пауза.

К о р н е й (Константину шепотом). Ешь, закусывай.

К о н с т а н т и н (так же). Ты прав, пожарный, надо закусывать. Завожусь, боржом в голову ударил.

К еде никто не притрагивается.

К о ч е в а р и н. Больше нет желающих высказаться?

Все молчат.

Ты, Катерина?

Екатерина молчит.

(Вздохнул.) Салат так и не попробовали… С копченой треской. Раньше ее много было, трески. Качественный продукт. Калорийный. И недорогой. По средствам. Любили в детстве.

К о р н е й. Удивительная вещь: лично я до сих пор обожаю сырые яйца. У нас куры были свои. Чем в детстве кормят, к тому пристрастность сохраняется на всю жизнь.

К о н с т а н т и н. Или наоборот.

К о р н е й. В смысле отвращения?

К о н с т а н т и н. Вот именно.

К о р н е й. Если перекормить? Вполне вероятно.

К о н с т а н т и н (Георгию). С чего это ты взял, братец, что я вылетел из игры? Не-ет. Моя игра не закончена. Может быть, она только начинается.

Е к а т е р и н а. Знаете, я его и вправду боюсь…

К о н с т а н т и н (взял гитару, напевает).

К о р н е й. Ты почему такой злой, парень?

К о н с т а н т и н (в тон). Разозлили, парень. А ты добрый?

К о р н е й. У людей спроси. Для всех. Всегда. Добрый.

К о н с т а н т и н. Ну и чеши в ГУМ, за шмотками.

К о р н е й. Опять насмешки?

К о н с т а н т и н. Ну врежь, врежь. «Катаклизма».

К о р н е й. Я понять хочу.

К о н с т а н т и н. Не ты один. (Посмотрел на отца.) Тут еще кое-кто пытается кое-что понять. (Корнею, указывая на Екатерину.) Ну-ка, спроси, как я к ней на строительство приезжал.

К о р н е й (Екатерине). Ну? Как?

Е к а т е р и н а. Не слушай ты его.

К о н с т а н т и н. Стесняется.

К о р н е й (Екатерине). Зачем приезжал?

К о н с т а н т и н. У них тоже по технологии маслице цистернами льют. В замазку.

Е к а т е р и н а. Не мы одни льем, ГОСТ. Не мы его придумали, не нам менять. Где можно сэкономить народную копейку — экономим. Неужели себе враги? Встречный план приняли. Одних индивидуальных обязательств по экономии горюче-смазочных и прочих материалов на семьдесят пять тысяч. В организованном порядке. А ты… (Корнею.) Он авантюрист, понимаешь, Корней? По духу своему. Экстремист, как теперь говорят. (Константину.) Вам дай волю… Мы жить хотим.

К о н с т а н т и н. Вот это точно. Хорошо жить хотите. (Корнею.) Ее как раз председателем постройкома должны были выбрать. Не стала бы председателем — не вошла бы в состав партбюро, не вошла бы в состав партбюро — не выдвинули бы в депутаты горсовета. И свадьбы вашей не было бы образцово-показательной, с осетрами да с телевидением. А впереди-то что! Светлые дали. Так резон ли ей было…

Е к а т е р и н а (перебивает). Да, нельзя нам было встревать в это дело! Понимаешь ты, припадочный. Нельзя. Неэтично.

К о р н е й. Не понимаю… Если эту химию вместо масла использовать можно, так почему же? В законном порядке…

К о н с т а н т и н (указывая на отца). А вот об этом у ревизора спроси.

К о ч е в а р и н. Я маленький человек.

К о н с т а н т и н. Ты большой человек, отец. Не прибедняйся. Ты даже сам не понимаешь, какой ты большой. Кстати, я в ихнюю тмутаракань за свой счет летал, командировочных никто не платил. Отметь там у себя в графе «расходы». Где твоя папочка?

Пауза. О папке все успели забыть, теперь оглядываются по сторонам, ищут. Папки нигде нет.

К о ч е в а р и н. Глупо. Где папка?

Молчание.

Прошу вернуть.

Снова молчание. Все только переглядываются.

А л е к с е й (отцу). Там у тебя что? Документы? (Подозрительно смотрит на жену.) Зоя…

З о я. Что? Что ты на меня уставился?

А л е к с е й. Ты же понимаешь… Если мы сообща не придем к единому мнению… Встань, пожалуйста.

Зоя не двинулась с места.

Прошу, встань.

Пытается за руку стащить жену со стула.

Зоя вскакивает, папка у нее в руках, она сидела на ней.

(Пытается отобрать у жены папку.) Отдай! Не сходи с ума!

З о я (убегает, увертывается, прячет папку за спину). Ты же будешь невыездной, кретин! Мы все будем невыездные! Екатерина! Надеешься, что допустят к баллотировке? Ха-ха! Георгий! Если его посадят, ставь на своей карьере крест. Михаил Антонович! Сорок лет безупречной работы, гордость, честь, так высоко ценимые вами, — вся жизнь… Кошке под хвост!

А л е к с е й. Не надо преувеличивать!

Кочеварин смотрит на Зою очень спокойно, даже как будто улыбается слегка.

З о я (Кочеварину). Можете презирать меня сколько угодно. Я знаю: вы считаете — я всему виною, я принесла несчастье в вашу семью…

А л е к с е й. Замолчи!

З о я. Раньше нужно было бояться, когда женился на мне. (Протягивает папку Константину.) Проси отца! Видишь, он сегодня сам не свой, колеблется, он еще ничего не решил. Проси!

К о н с т а н т и н (взял папку, взвесил на ладони, небрежно бросил на стол). Да, батя, трудный у тебя сегодня денек…

Звонок в прихожей.

Е к а т е р и н а. Это еще кто?

Г е о р г и й (отцу). Карпов?

Снова звонок.

Л ю б а. Это ко мне.

К о ч е в а р и н. Открыть?

Л ю б а (испуганно). Нет!

Звонки. Все неподвижны, прислушиваются, ждут, когда незваный гость уйдет. Звонки прекратились. Пауза.

Люба опустилась на стул, закрыла лицо руками, плачет.

З о я. Это был он?

Люба плачет.

К о ч е в а р и н. Кто приходил?

Г е о р г и й. Это ее жених, папа. Он лейтенант милиции.

К о ч е в а р и н. Новости.

Л ю б а. Как раз сегодня собирались подать заявление в загс…

К о ч е в а р и н. Перестань! Что ты ревешь?

Л ю б а. Не понимаешь?

З о я. Подарочек для отдела кадров МВД.

К о ч е в а р и н. Если он порядочный человек…

З о я. Бросьте! Старомодно. Не женится он на ней, брат — уголовник… Придется выбирать — либо жена, либо служба.

Л ю б а. Не меряй всех на свой аршин! Он действительно порядочный. Он любит меня. Тем более… Как же я могу? Втягивать его в эту грязь…

К о ч е в а р и н. Не реви!

Л ю б а. Не кричи на меня! Хватит кричать. Всю жизнь кричит, кричит… Докричался. Мне двадцать семь лет, а я только начала жить. Я люблю его. (Константину.) Плевать мне, на чем будут замешивать вашу замазку: на товарных жирах или на этой дряни! Я могу жить на хлебе и воде, только бы он был рядом. Двадцать семь лет я прожила в этом доме монашкой. Я держалась дольше всех: выслушивала нравоучения, являлась домой не позже одиннадцати, уходила из театра с последнего действия, если был длинный спектакль, носила строгие платья. Я почти отучилась улыбаться. Я понимаю их всех, даже Зойку, — они просто хотят жить! (Плачет.)

Пауза.

К о ч е в а р и н. Что вы все повскакали? Садитесь. В ногах правды нет.

К о н с т а н т и н. А где она есть? Сядем — появится?

Зоя смеется.

Е к а т е р и н а (удивленно). Ты что?

З о я. Вдумайтесь, что он сказал: «сядем — появится»? (Хохочет.) Сядем — появится… Сядем — появится… Сядем — появится… (Хохочет.)

К о ч е в а р и н. Дайте ей валерьянки.

З о я (подошла к Константину, погладила. Ласково). Костик, ты, Костик… Закурить хочешь?

Л ю б а. Ващенко… Бесстыжая. (Плачет.)

Все рассаживаются на свои места.

К о ч е в а р и н. Еще по одной?

К о р н е й. Я не против.

Г е о р г и й. Пас.

А л е к с е й. То же самое.

Е к а т е р и н а. Хватит. Не для того собрались. Не праздник. (Отцу.) В зеркало посмотри, давление наверняка подскочило.

Пауза.

Г е о р г и й. Так мы никогда не сдвинемся с места.

К о ч е в а р и н. Есть предложения?

Л ю б а. Надо вызвать маму. Мы просто не имеем права…

К о ч е в а р и н. Маму побережем.

Л ю б а. Ты всю жизнь берег ее, все решал сам. Вот результат…

К о ч е в а р и н. Нет!

Пауза.

Г е о р г и й. Чего ты ждешь от нас, отец? Не можем же мы, в самом деле, уговаривать тебя… (Умолкает, недоговорив.)

К о ч е в а р и н. Совершить преступление?

Пауза. Молчат, в глаза не смотрят.

Не можете? Или не хотите?

Г е о р г и й. Вот что тебя волнует…

К о ч е в а р и н. Что меня волнует, знаю я один. Для справки. Ревизию на «Прогрессе» назначили не случайно, анонимка была. Как правило, мы на анонимки не реагируем. Это была особенная. Не кляуза… Убедительный документ. Деловой, без эмоций. Такой мог составить только посвященный в суть аферы специалист. (Константину.) Не знаешь случайно, кто бы это мог быть? Кто автор?

К о н с т а н т и н. Наивный вопрос. Анонимка… Автор, как говорят в таких случаях, пожелал остаться неизвестным. Понятная скромность: у жулья, видишь ли, своя «нравственность», узнают — живым не быть, а ему, возможно, посмотреть охота, чем дело кончится. Такой любопытный человек, любознательный…

К о ч е в а р и н. Что же у него, совесть заговорила?

К о н с т а н т и н. Кто знает? Чужая душа — потемки, в своей бы как-нибудь разобраться. Возможно, у него был свой расчет…

К о ч е в а р и н. Какой же?

К о н с т а н т и н. Ну, скажем, вот какой… На суде что будет? Скандал. В нашей передовой стране столько лет равнодушные бюрократы зажимали ценное для народного хозяйства изобретение. Ай-яй-яй! Продукция с «Прогресса» идет по технологии Ващенко, — против факта не попрешь. Скандал. Пресса. Частное определение. Зоя Ивановна, получите авторское свидетельство за своего безвременно погибшего папу.

З о я. Господи, какой дурак! И ты все это ради…

К о н с т а н т и н. Истины! Только ради истины!

Г е о р г и й (Алексею). Что я тебе говорил?

К о н с т а н т и н (Георгию). Что ты говорил?

Г е о р г и й (Константину). Пострадать захотелось?

К о н с т а н т и н. Куда денешься? За все надо платить, братец. Жизнь — это тебе не госдача.

Е к а т е р и н а. Эгоист проклятый! Анонимку написал ты? Сам?

К о н с т а н т и н. Этого я не говорил. Допустим. Дальше что?

К о ч е в а р и н. А если бы на «Прогресс» послали другого ревизора?

К о н с т а н т и н. Исключено. (Саркастически.) Ты же у нас специалист…

К о ч е в а р и н. Значит, ты не просто решил сесть, хочешь, чтоб я тебя посадил? Сам, своими руками?

К о н с т а н т и н. Почему не доставить тебе такое удовольствие?..

Г е о р г и й. А Карпов этот самый? Карпов! Его кто послал? Зачем?

К о н с т а н т и н. Это уже не я. Это ему бог послал. Испытание. (Отцу.) Он какой из себя? Как выглядит?

К о ч е в а р и н. Кто?

К о н с т а н т и н. Тот, что назвался Карповым. Высокий, лобастый такой, в очках?

К о ч е в а р и н. Он…

К о н с т а н т и н. Сам! Хозяин фирмы. Большой человек, масштабный. Три судимости. Значит, в лобовую пошел, на таран? (Смеется.) Достал ты его. Держись, батя!

А л е к с е й (отцу). Да он же просто мстит тебе, а заодно и нам всем!

Е к а т е р и н а (Константину). Чего добиваешься? Прямо говори!

Г е о р г и й. Ему нравится роль великомученика, что вы, не видите? Он же приносит себя в жертву.

А л е к с е й. Христосик!

Г е о р г и й. Миф об Иисусе Христе на определенном историческом этапе отражал вековечное стремление людей к правде и справедливости. Величие его в том, что Иисус жертвой своей искупал грехи человечества. (Многозначительно посмотрел на отца. Константину.) Что искупаешь ты?

Е к а т е р и н а. Пьянство свое и воровство!

Г е о р г и й. Подожди, Катя. (Отцу.) Пусть он ответит.

К о ч е в а р и н (Константину). Ну? Так что же? Чей грех искупаешь?

К о н с т а н т и н. Сам и ответь.

К о ч е в а р и н. Мой?

К о н с т а н т и н. Стоило ли нам всю жизнь ссориться? Видишь, как хорошо мы с тобой понимаем друг друга.

К о ч е в а р и н. За всю свою долгую жизнь я не совершил ни одного поступка, за который раскаиваюсь.

К о н с т а н т и н. Не верю.

К о ч е в а р и н. Ни одного.

К о н с т а н т и н. Мне жаль тебя, отец.

К о ч е в а р и н. В жалости не нуждаюсь. Я всегда честно исполнял свой долг.

К о н с т а н т и н. А сидишь в рядовых ревизорах. Все твои однополчане в большие люди вышли, а тебя начальником отдела так и не назначили.

К о ч е в а р и н. Не стремлюсь.

К о н с т а н т и н. Сейчас, может, и не стремишься, а прежде карабкался. Чтоб стать начальником, на жизнь нужно смотреть пошире — глядишь, чего-нибудь и не заметишь…

К о ч е в а р и н. В чем ты меня обвиняешь? В честности?

К о н с т а н т и н. А инженер Ващенко умер…

К о ч е в а р и н. Мне жаль. Искренне жаль.

К о н с т а н т и н. Возможно, он был гений…

К о ч е в а р и н. Такого понятия нет ни в одной инструкции. Он израсходовал деньги, отпущенные на капстроительство, обманул банк, ввел в заблуждение министерство. Я сделал для него все, что мог. Гениям тоже не положено нарушать финансовую дисциплину.

К о н с т а н т и н. У него не было другого выхода.

К о ч е в а р и н. Ложь — это не выход. Ложь всегда вредна и безнравственна!

К о н с т а н т и н (с горечью). Дантон в парусиновых нарукавниках. Блюститель нравственности. Маленький человек с потертым портфелем. Ты помнишь лицо Ивана Анисимовича Ващенко? Он никогда не снится тебе по ночам? Три года назад он сидел здесь, в этой комнате. Вот на этом стуле. (Указывает на стул, где сидит Алексей.) Помнишь, о чем он просил тебя? (Алексею. Грубо.) Встань!

А л е к с е й. Ты… Потише…

К о н с т а н т и н. Пошел вон! (Сгоняет брата со стула.)

А л е к с е й. Он совсем озверел… Бешеный!

К о н с т а н т и н (садится на стул. Как бы от имени Ващенко). Михаил Антонович, я понимаю всю двусмысленность своего визита. Я не пришел бы к вам, если бы не ваш сын. Он дружит с моей дочерью, кажется, у них серьезные намерения. Он убедил меня в том, что с вами нужно идти в открытую, что вы трудный, неуживчивый, но честный и принципиальный человек.

К о ч е в а р и н. Этого он не говорил.

К о н с т а н т и н. Мог сказать. Это я уговорил его пойти к тебе. Я тебя не любил, но я верил в тебя, я тебя уважал. Я надеялся…

К о ч е в а р и н. Дальше.

К о н с т а н т и н. Михаил Антонович, вы знаете, как трудно рождается новое: косность мышления, незаинтересованность, амбиции, бюрократизм. На это уходят годы. А иногда и вся жизнь. Что это значит — быть честным, Михаил Антонович? (Указывает на Георгия.) Жить по правилам личной безопасности? Или всеми правдами и неправдами биться за дело, в которое веришь? Я грешный человек. Я верю в грешников, а не в святых! Правила создают люди. Но люди их и меняют. Люди имеют обыкновение ошибаться. Сегодняшняя правда может стать неправдой завтра…

К о ч е в а р и н (перебивает). Это кто говорит, ты или он?

К о н с т а н т и н. Он! Мне ничего не нужно для себя. Как и вам, Михаил Антонович. Я не боюсь ответственности. Я боюсь только одного: узнают раньше времени о моем самоуправстве — прихлопнут все, что я успел сделать. Мне нужен месяц, чтобы закончить обогатительную установку. Задержите акт ревизии. Один месяц! Больше я ни о чем не прошу! Так он тебе говорил?

К о ч е в а р и н. Примерно…

К о н с т а н т и н. Он все тебе выложил. Сам.

К о ч е в а р и н. На коллегии я высказал свое особое мнение.

К о н с т а н т и н. Ты предал его!

К о ч е в а р и н. Иначе я поступить не мог. Закон есть закон.

Е к а т е р и н а. Знаете, как все это называется? «Паны дерутся, а у мужиков чубы трещат». Дайте жить! Больше мы вас ни о чем не просим. Дайте спокойно жить!

К о н с т а н т и н (отцу). Это ты погубил Ващенко! А вместе с ним и его изобретение.

К о ч е в а р и н. Чушь! Я не мог его спасти. Точно такой же акт записал бы на моем месте любой ревизор.

Л ю б а. Нет, папа, не любой. Я ведь тоже экономист, кое в чем разбираюсь. К нам в жэк ревизор из райфо ходит — Анна Павловна. Слесарю две ставки платили. Нельзя, не положено. Исхитрялись. Что делать? За семьдесят целковых приличный человек работать не пойдет. Пьянь держать? Бухгалтер работала, пенсионерка. По закону не имела права работать на управленческой должности, только уборщицей или лифтером. Держали. Правдами и неправдами. Нет бухгалтеров, дефицит. А потом указ вышел: и рабочим ставки увеличили, и пенсионеров на управленческой разрешили. Жизнь подсказала. Значит, ревизор правильно закрывала глаза на наши нарушения? Для пользы дела?

К о ч е в а р и н. Какого дела? Борьбы с утечкой воды из кранов? Экономист… Декольте! Далеко так можно зайти, очень далеко… Государство — это порядок. Пока закон не отменен, он должен выполняться неукоснительно! Вот наше дело!

Л ю б а. Да здравствует порядок! И пусть течет вода из кранов.

Г е о р г и й (отцу). А ведь государству это невыгодно, когда течет…

К о ч е в а р и н. Принцип выше выгоды! Принцип — прежде всего! Защищать его — наш долг! Любой ценой!

Г е о р г и й (обнял отца, шутливо). Папочка-а… Ты слишком прямолинеен. Не кажется ли тебе, что вместе с водой может вытечь и нечто большее?.. Можно ведь выплеснуть и младенца… Так что и защищать окажется нечего… М-м? Не кажется?

К о ч е в а р и н (в тон). Недоумок, что с меня взять… (Стряхнул руку сына, резко.) Не смей со мной таким тоном! Запрещаю! Я не видел Россию семнадцатого года, но я хорошо помню двадцать седьмой год. И я знаю сегодняшнюю Россию. Нет, не кажется. Младенец вырос в богатыря.

Г е о р г и й. Вот видишь! Чего же бояться богатырю-то? Гибкость, гибкость… Вот чего нам не хватает сегодня. Во всем — и в политике, и в экономике, и в человеческих взаимоотношениях. Да, папа, да! Сейчас не война, не послевоенные годы, когда ты работал директором совхоза. Тогда было проще: приказ — умри, но выполни. Сегодня тот, кто хочет заниматься делом, а не демагогией, должен исходить из соображений целесообразности. Жизнь уже не та, какой была тридцать и даже десять лет назад. «Противиться не может человек веленьям века». Это написал Шекспир пятьсот лет назад. Что же говорить о нас! Мы живем в стремительно изменяющемся мире. Все меняется. У нас даже Конституция новая.

К о ч е в а р и н. Да поймите же вы, современные люди: в жизни необходим порядок! Прежде всего. Порядок. Иначе к чему придем? (Указывая на Константина.) Вот к чему!

Г е о р г и й. Смею заметить, это твой сын. Твое порождение. Противоположности сходятся. Слыхал парадокс? Порядок… На кладбище — там порядок. Да и то не на каждом. Что ни говори, а против фактов действительно не попрешь. Три года назад судьба изобретения Ващенко была в твоих руках. Ценного изобретения. (Указывая на Константина.) Он доказал это.

К о ч е в а р и н. Уголовно наказуемым способом.

Г е о р г и й. Это другой вопрос.

К о ч е в а р и н. Это один и тот же вопрос. Благие намерения не могут служить оправданием преступления.

Г е о р г и й. Как, по-твоему, где кончается долг и начинается преступление?

К о ч е в а р и н (указывая на Константина). А это ему лучше знать. Я пока что не преступил.

К о н с т а н т и н. Пока что?

К о ч е в а р и н (после паузы). Подлец ты!

К о н с т а н т и н. Что делать, извини — долг…

К о ч е в а р и н (вышел из себя. Кричит). Какой долг? О каком долге говоришь? Ты! Щенок! Недоучка. Студентом был… Студент — учись. Вот твой долг. Перед кем долг? (Указывая на Зою.) Перед ней? Перед этой?.. Да она, как говорится, башмаков не износивши… Увидела, что Алешка защитился, в гору пошел, — и отца своего забыла, и тебя, дурака…

З о я (кричит). Это вы виноваты! Вы! Из-за вас! Я и замуж за Алешку пошла из-за вас, вам назло! Вы сразу невзлюбили меня с того первого дня, когда Люба привела биологию учить. Плевать мне было на биологию, я с вашим сыном хотела познакомиться, с Костей… Думаете, я забыла ваш взгляд? До сих пор затылок горит. Что вы знали обо мне? Громко смеялась, юбка выше колен? Мини… Да, ноги хотела показать, у меня ноги красивые. И сейчас тоже… (Поднимает подол юбки, показывает ноги.) Как, ничего?

А л е к с е й. Прекрати!

З о я. Костя, как? Нравятся тебе мои ноги?

К о н с т а н т и н. Дура ты, Росомашка.

З о я (Кочеварину). Может, я от злости смеялась, от отчаяния. Дура. Девчонка. Платья на вечерок у подруг одалживала. Как мы жили с отцом, знаете? Мать не выдержала — развелась, сбежала. Бросила его. Он же ненормальный был, одержимый. Всю зарплату на опыты… Псих! Прятала от него стипендию, а то бы, наверное, и ее… А в результате что? С работы поперли. Инфаркт. Похоронить не на что было. Задумаешься… (Константину.) Хочешь, брошу его? (Указывает на Алексея.) Брошу! Все брошу! Посадят — за тобой поеду. Куда пошлют. Хочешь?

Пауза.

К о н с т а н т и н. Нет, не хочу… Поздно. Тут уже речь не о нас с тобой. Принципиальный разговор.

К о ч е в а р и н (смеется). Жена декабриста… Надо же! Эта самая… В роли жены… Цирк. Похабница!

А л е к с е й (подскочил к отцу). Замолчи! Я ударю тебя…

К о ч е в а р и н. Ты?! Ну…

Пауза. Стоят друг против друга, глаза в глаза. Алексей сник, отступил.

То-то же.

К о р н е й (страдает почти физически). Нехорошо… Ой, нехорошо…

А л е к с е й (Любе. Едва не плачет). Проклятье какое-то! Как жить?

Л ю б а. Не жаль мне тебя, Алешка, сам виноват.

Г е о р г и й. Зачем все это? Зачем ворошить? (Морщится брезгливо.) Мелодрама. Надоело, честное слово.

К о ч е в а р и н (Константину). Каждый должен исполнять свой долг. Вот так. Свой. Понял? На своем месте.

К о н с т а н т и н (указывая на Георгия и остальных). Им об этом скажи.

К о ч е в а р и н. Взрослые они.

К о н с т а н т и н. Да их с детства тошнит при одном слове «долг». Как от копченой трески.

Г е о р г и й. Нельзя ли все-таки поближе к делу?

К о н с т а н т и н. А это оно самое и есть — дело.

Л ю б а (отцу, указывая на Константина). А ведь он прав…

А л е к с е й. Не надо, Люба!

З о я. Пусть. Дайте ей сказать!

Л ю б а. Нужно вызвать маму. Без нее мы никогда не поладим, только переругаемся вконец. Если есть в нас что-то хорошее, доброе — это от мамы. (Отцу.) Всю жизнь она склеивала, слепляла добротой, терпимостью то, что ты разрушал. Если бы ты послушал ее три года назад, уступил, поговорил с Костей по-человечески — он бы не ушел из дома. Может, и теперь ничего бы не было. Силой не научишь добру, нет, не научишь. Только притворяться научишь, врать.

К о ч е в а р и н. Давно бы нам собраться, поговорить. Вот так, откровенно… Глядишь, что-нибудь и узнаешь о себе. Ну-ну! Говори. Как прикажешь понимать? Я вас врать учил?

Л ю б а. Учил, папа.

К о ч е в а р и н. Интересно. Говори. Ну-ну!

Л ю б а. Не на словах, нет, слова ты всегда правильные произносил — принципиальности учил, скромности, честности… На словах. А все врали. И ты, Гоша. И ты, Костя. (Алексею.) И ты. И я врала. (Отцу, указывая на Константина.) Только он не боялся тебя. Ну и ночевал под окном, на лавочке. Или на вокзале. А мама ему гречневую кашу тайком в кастрюльке носила. Не знал, папа? Или делал вид, что не знаешь? Господи, как я плакала, бывало, если мне учительница тройку в дневник ставила! На пятерки подделывать научилась. Только чтоб без скандала, только чтоб мама не переживала. Сколько раз студенткой уже губную помаду стирала перед нашей дверью, волосы собирала в пучок… Врала! И свидания Зойке с Костей я устраивала. Я! И в тот день, когда ты их здесь на диване застукал, — помнишь, он еще в десятом классе учился? — тоже я. Это Алешка выследил и тебе донес. Ревновал.

А л е к с е й. Неправда, неправда!

Л ю б а. Правда, Алеша, правда! Хватит врать. Я на лестнице стояла, все видела… Напрасно. Не надо было. Зойка была в него по уши влюблена, а он нет. Ничего между ними тогда не было. Может, и сейчас не было б ничего… (Указывая на Костю.) После того случая он мужчиной себя почувствовал, защитником. Вот тогда у них настоящий роман и начался. (Отцу.) Это ты Костю искалечил. Ты им всем троим жизнь поломал. Ты сам кругом виноват!

З о я (подошла к Любе, протянула руку). Помиримся. Дай я тебя поцелую.

Л ю б а. Уйди. (Оттолкнула ее.)

Пауза.

К о ч е в а р и н. Это что же, общее мнение?

Е к а т е р и н а. Она правду сказала, отец. Характер у тебя… Сам себе, наверное, не рад. Я ведь тоже, честно говоря, не по зову сердца в семнадцать лет в райком за комсомольской путевкой побежала. Куда угодно — лишь бы подальше. Мечтала во ВГИК, в артистки…

К о ч е в а р и н. Значит, и тебе я жизнь поломал?

Е к а т е р и н а. Я своей жизнью довольна. Мудрец сказал: «Все к лучшему…» Мир повидала, людей хороших. Добилась кое-чего. Ошибалась, так сама. Спасибо тебе. Пока спасибо…

К о ч е в а р и н (Георгию). Твоя очередь. Ты что скажешь?

Г е о р г и й. Спасибо, папа. Лично я упрекнуть тебя ни в чем не могу. Аве, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Звонит телефон. Люба пошла к аппарату.

К о ч е в а р и н (остановил ее). Не тронь. Я сам. (Взял трубку.) Кочеварин слушает. (И сразу в его лице что-то переменилось.) Это ты, Оленька? Да, да, слушаю. Здравствуй, родная!

Л ю б а. Мама…

К о ч е в а р и н. Хорошо, что позвонила. Не смог. Приехать не смог. Дела. Да, по работе. И по субботам приходится. Готовлю отчет. Ты откуда звонишь? С почты? Как самочувствие? Хорошо. Гуляла? Хорошо. Я? Хорошо. Бодро. Голос? Нормальный. Все в порядке.

Е к а т е р и н а. Дай мне с ней поговорить.

К о ч е в а р и н (зажал микрофон рукой). Она же не знает, что вы здесь. (В трубку.) Да-да, слушаю. Люба дома. Все здоровы. У Алеши? Решается сегодня. Что? Костя? Нет, не появлялся. Все хорошо. Я тебя плохо слышу. Приеду — поговорим. Что? Завтра приеду, утром. Ничего не слышу. Не слышу… (Нажал на рычаг, медленно опустил трубку.)

Л ю б а. Телепатия…

Пауза.

К о ч е в а р и н. В сорок четвертом я в Омске в госпитале лежал. С гангреной. Ногу резать не дал. Врачи отказались, в бокс положили. Домой, естественно, не писал, не хотел волновать. Явилась… Сердце у нее — вещун. Что ее подняло, как пропуск добыла, как добралась?.. Не знаю. Выходила. Профессора только руками развели — чудо! Не поддается объяснению. (После паузы.) Я вам что, враг? Мама враг? Я для нее… Для вас… Я вам всегда добра желал. И теперь желаю. Добра. Сволочи! (Отвернулся, похоже, что плачет.)

Л ю б а (осторожно). Добро должно быть доброе, папа.

К о ч е в а р и н. А что это такое — «доброта»? Ты знаешь?

Л ю б а. Доброта… Это доброта. Мама добрая. (Со значением.) Она бы знала…

К о ч е в а р и н. И курица добра к своим цыплятам.

Е к а т е р и н а. Теперь цыплят без доброты растят, индустриальным методом.

К о н с т а н т и н. Это уже не цыплята — бройлеры. Вкус не тот.

К о р н е й. Доброта — это уважение. Я так считаю.

К о н с т а н т и н. А ты, пожарный, оказывается, мудрец.

К о р н е й. Я сильный, я добрым быть не боюсь. Меня уважают, я уважаю.

К о ч е в а р и н. Это в пивной, сынок. Жизнь — не пивная.

К о р н е й. Так ведь и в пивную, если разобраться, за ним ходят, папаша. За уважением.

Г е о р г и й. Может быть, хватит дискутировать? Спинозы… Мы для чего собрались? Отношения выяснять? Глупо. Виновника искать? Де-юре, де-факто? Де-юре — вот он. (Указывает на Константина.) Тепленький. Сам в петлю лезет. Де-факто… (Отцу.) Карпов этот самый когда придет?

К о ч е в а р и н (рассеянно, думает о своем). Придет… Скоро…

Г е о р г и й. Тогда пора ставить точки над «i». Нравится тебе это или нет, но в известном смысле Люба права; всю аферу на «Прогрессе» с самого начала спровоцировал ты — и психологически, в плане подготовки основных действующих лиц, и, если позволено так выразиться, — организационно.

К о ч е в а р и н. Прокурор, ну прямо прокурор.

Г е о р г и й. Мы все здесь обвиняемые и все прокуроры.

К о н с т а н т и н. Спасибо, братец.

Г е о р г и й. За что?

К о н с т а н т и н. За понимание.

Г е о р г и й. Не спеши радоваться, я не тебя защищаю.

К о н с т а н т и н. Естественно: во всех случаях жизни ты защищаешь только себя самого.

Г е о р г и й. Пусть так. Но в данном случае — и тебя тоже. И маму. И их всех. И, сверх того, изобретение инженера Ващенко.

К о н с т а н т и н. Это каким же образом?

Г е о р г и й. «Связал нас черт с тобой…» Мы тут все одной веревочкой связаны. Никуда нам не деться друг от друга. Ошибочка, дорогой. Не знаю, как ты до этой мысли дошел, что тебя толкнуло: совесть, расчет, злость, раскаяние? А может, все вместе… Подключи мозги. Ты что думаешь: на суде компетентные органы, которым давно следовало внедрить изобретение Ващенко, признают свою вину? Отдохни от этой мысли. Да они сделают все, чтобы доказать его порочность. И докажут. Побочные явления, долговременный эффект, вредное воздействие на здоровье людей… Да мало ли что. Еще получишь максимальный срок. Если не хуже. Про нас не говорю, не смертельно, как-нибудь переживем, но маму сведешь в могилу. И метод Ващенко похоронишь окончательно, навеки. Ну что ты молчишь, отец? Ты знаешь эту механику не хуже меня. Лучше меня. С самого начала знал, поэтому и собрал нас всех. Подтверди этому дураку: все будет так, как я сказал. Да? Так?

К о ч е в а р и н (после продолжительной паузы). Да. На суде вероятнее всего так будет.

Г е о р г и й (отцу). «Делай, что должно…» А что должно? Великий старец так и не нашел ответа. И ты не знаешь. Нет никакой универсальной нравственности. И быть не может. Долг, совесть, добро — это только понятия. Есть одна правда — правда реальной жизни. Реальным людям, живущим в реальную историческую эпоху, приходится делать реальный выбор: вред или польза? П о л ь з а! Это и долг, и совесть, и добро. Остальное — химеры. (Константину.) Вот так, Христосик. Никому твоя жертва не нужна, никому не принесет пользы. Только несчастье и вред. (Всем.) Все ясно? Или требуются еще какие-нибудь комментарии?

Пауза.

Л ю б а (разглядывает камешек, который подарил Константин). Это придумал ее отец? (Отдает камешек Константину.) Возьми. Мне не нужен твой талисман, мне он не принесет счастья.

К о н с т а н т и н. Я должен был…

З о я (перебивает). Ты никому ничего не должен. Никому.

Подходит к Константину, смотрит на него, грустно качая головой.

Я тут какие-то глупости говорила… Забудь. (Отыскала взглядом одиноко сидящего в стороне мужа, подошла, мягко положила руку на плечо.) Алеша…

А л е к с е й (встрепенулся). Что, Зоя?

З о я. Сообрази. Нужно позвонить Ивану Феодосьевичу. Он ждет нас.

А л е к с е й. Да-да, сейчас, конечно… (Подошел к телефону, остановился, вернулся обратно.) Что сказать ему?

З о я. Придумай что-нибудь, ты же у меня сообразительный. Попроси перенести встречу на завтра.

А л е к с е й. На завтра? (Окинул всех вопросительным взглядом, словно ища ответа на невысказанный вопрос.)

Пауза. Все молчат, опустив глаза.

Вы думаете?.. Вы считаете?..

З о я (спокойно, будто ничего особенного не произошло). Не откладывать же до будущей субботы. Нужно начинать оформлять документы.

А л е к с е й (снова окинул всех вопросительным взглядом. Очевидно, прочел в их лицах что-то такое, что придало ему уверенности). Да-да…

Пошел к телефону.

Е к а т е р и н а (вдруг грохнула кулаком по столу). Я категорически против! Категорически!

З о я. Против чего?

Е к а т е р и н а. Да вы что? Смеетесь, товарищи! Двести тысяч рублей! Добыты нечестным путем! Обманом, жульничеством! Как ни крути — жульничество, обман! Нетрудовые доходы! С этим я примириться не могу! Пусть вернут. Все до копейки. Это принципиально.

Г е о р г и й. Как ты себе это представляешь практически?

Е к а т е р и н а. Пусть идут в сберкассу. В трудовую сберегательную кассу. И перечислят. В фонд пятилетки. Если нельзя всю сумму целиком — частями. И чтоб квитанции были!

Л ю б а. Нет у них, наверное, этих денег, прожили.

Е к а т е р и н а. Ничего. Найдут. Украдут в другом месте. Принципиально!

К о н с т а н т и н. Мое мнение вас не интересует?

Г е о р г и й. Нишкни. Тихо сиди. Ты свое уже сделал. У тебя нет выбора. Так же, как у твоих компаньонов. Пойдут на любые условия. Деньги вернут. Частную фирму прикроют. Легализуют производство. И будут работать честно. Парадокс, но это выгодно всем: тебе, нам, им и в первую очередь  г о с у д а р с т в у! (Алексею, который все еще стоит у двери в прихожую.) Что ты остановился? Все в порядке. Иди, звони.

А л е к с е й (отцу, который все еще стоит у двери в прихожую, загораживая дорогу). Разреши, папа… Ты разрешишь?

Кочеварин посторонился, пропустил сына в прихожую, стоит в дверях, смотрит иа него все время, пока тот говорит по телефону, и все остальные смотрят, слушают так, будто этот разговор решает что-то очень важное.

(В трубку.) Иван Феодосьевич? Здравствуйте, Иван Феодосьевич. Это Кочеварин беспокоит. Алеша. Извините, попали в аварию. Ничего. Отделались испугом. Сегодня уже не сможем. ГАИ, протокол… Завтра? Спасибо. Будем точно. Спасибо. Передам. (Положил трубку, проходя в комнату мимо отца, с чувством.) Спасибо, папа. (Зое.) Тебе большой привет. Все в порядке.

Пауза. Все смотрят на Кочеварина.

К о ч е в а р и н. Так… Значит, уже все решили?

Звонок в прихожей.

Е к а т е р и н а. Карпов?

Л ю б а. Владик вернулся…

Снова звонок. Кочеварин решительно пошел к двери.

(Отчаянно.) Не открывай!

Кочеварин открывает входную дверь. Люба убегает в другую комнату. Входит  Ш м е л е в а, в руке папка — точно такая же, которую принес Кочеварин, но другого цвета — красная.

Ш м е л е в а. Здравствуйте, Михаил Антонович!

К о ч е в а р и н. Клавдия Петровна… День добрый.

Ш м е л е в а. Вы что, неважно себя чувствуете?

К о ч е в а р и н. Нормально.

Ш м е л е в а. А я едва поднялась, буквально за волосы себя с койки стащила. Биоритмы сегодня тяжелые. Перепады давления. Внучка говорит: полежи, ты свое отработала… Странные у них понятия: «свое отработала». Прекрасная песня есть у Пахмутовой. (Напевает и одновременно развязывает тесемки на папке.) «Пока я дышать умею…» У меня тут протоколы товарищеского суда. Перепечатала. Подпишете?

К о ч е в а р и н. Давайте.

Ш м е л е в а. Как здоровье Ольги Сергеевны?

К о ч е в а р и н. Нормально.

Ш м е л е в а. Надо беречь себя, мы еще нужны людям.

К о ч е в а р и н. Зачем?

Ш м е л е в а. То есть как это зачем? Мы старая гвардия. Опыт, традиции… Нужно приносить людям пользу.

К о ч е в а р и н. А что такое польза, как вы считаете?

Ш м е л е в а. Польза… Это то, что хорошо, нужно людям… Торжество наших идеалов, мир во всем мире… Может быть, я не вовремя?

К о ч е в а р и н. Вовремя. В самый раз.

Шмелева достает из папки бумаги, подает Кочеварину, тот пристроился у столика, на котором стоит телефон, подписывает.

Ш м е л е в а (напевает). «Пока я дышать умею, я буду идти вперед…» Вот здесь, пожалуйста. Второй экземпляр. И здесь. «И снег, и ветер…»

К о ч е в а р и н. А это что?

Ш м е л е в а. Дело Звонихина. Вот сопроводительная. Поскольку меры общественного воздействия неэффективны, будем привлекать к уголовной.

К о ч е в а р и н (читает сопроводительное письмо). Есть новые факты?

Ш м е л е в а. Вчера опять в нижнем белье за почтой спускался. Извините, в кальсонах… В шлепанцах, с нерасчесанной бородищей и в кальсонах, байковых. Представляете, натюрморт?

К о ч е в а р и н (похоже, что думает о другом). Зачем же он?.. В байковых? Жара…

Ш м е л е в а. Хватит либеральничать, пусть милиция разбирается. Лиманова Оля с третьего этажа, кормящая мать, столкнулась с ним в дверях лифта. Молоко пропало. Мы акт составили. Восемь подписей. Миндадзе, Окунева, Гордон…

К о ч е в а р и н. Зачем он это делает, как вы думаете?

Ш м е л е в а. Из принципа, Михаил Антонович. Хулиган. Вызов общественному мнению. Грозился: если мы его не оставим в покое, голым за почтой спускаться будет. (Указывает, где подписать.) Вот здесь, пожалуйста.

К о ч е в а р и н (вертит ручку, задумчиво). Клавдия Петровна, я очень плохой человек?

Ш м е л е в а. Простите, не поняла?

К о ч е в а р и н. Я злой человек?

Ш м е л е в а (с искренним изумлением). Господи, как вам это могло прийти в голову?!

К о ч е в а р и н. Не считаете же вы меня добрым. Если бы я был добр, наверное, меня бы не выбрали председателем товарищеского суда.

Ш м е л е в а. Михаил Антонович, голубчик, что с вами? Да мы к вам… Мы вас… Вся наша общественность… Более честного, принципиального, высоконравственного человека нет ни в первом, ни во втором, ни в третьем корпусе. Во всем микрорайоне нет!

Пока Шмелева говорит, Кочеварин не спеша рвет бумагу, которую она ему дала на подпись.

Что вы делаете?

К о ч е в а р и н. Спасибо, Клавдия Петровна.

Ш м е л е в а (растерянно). Я не совсем поняла…

К о ч е в а р и н. Звонихина привлекать подождем.

Ш м е л е в а. Но ведь вы сами распорядились: при наличии новых фактов…

К о ч е в а р и н. Подождем. Я поговорю с ним.

Ш м е л е в а. Бесполезно, Михаил Антонович. Если ему не дать как следует по мозгам…

К о ч е в а р и н. Подождем. По мозгам — подождем.

Ш м е л е в а. Пожалуйста, если вы считаете нужным…

К о ч е в а р и н. До свидания, Клавдия Петровна.

Ш м е л е в а. До свидания… Мне кажется, вы все-таки неважно чувствуете себя сегодня. Надо полежать. До свидания, Михаил Антонович. (Уходит.)

Е к а т е р и н а (выходит в прихожую). Папа!

К о ч е в а р и н. Что?

Е к а т е р и н а. Как себя чувствуешь?

К о ч е в а р и н. Нормально.

Е к а т е р и н а. Может, тебе валокордина накапать?

К о ч е в а р и н. Не надо. (Пошел в комнату, взял в руки папку.) Я старый дурак. Догматик. Идеалист. (Указывая на Георгия.) Он прав. Мир действительно изменился. Если мы уничтожим эту папку — возможно, спасем и себя, и изобретение Ващенко. Но при этом… Долг, честность, закон — только понятия, химеры?

Г е о р г и й. Я понимаю, тебе с этим трудно внутренне примириться, нам тоже не просто, не легко. Но если отрешиться от стереотипного мышления, посмотреть на вещи непредвзято…

Е к а т е р и н а. Мы тоже честные люди, папа. Не ты один. Да если бы… Да мы бы… Да никогда!

Г е о р г и й. Другого пути просто нет.

К о р н е й. Что-то я не секу… Правду правдой нельзя добыть? Только ложью?

Г е о р г и й. Молчи, Корней. Туши пожары, это проще.

К о р н е й (не слушает его). Нас тут восемь человек. Да у меня родни тридцать два человека. Сила. Семья. Так неужели мы все вместе правду не добудем?! Посадят — посидит, человеком выйдет, будет прямо людям в глаза смотреть. А может, еще и не посадят. Голову даю на отсеченье, не брал он этих денег ни копейки! Да я сам за него куда хочешь пойду, к любым министрам!

Г е о р г и й. Иллюзии — вот в чем наша беда… (Отцу.) Решай, отец. В общем, тебе решать.

К о ч е в а р и н. Нет, дети, решать будет он (указывает на Константина). Как решит, так и будет.

Пауза. Константин молчит.

Г е о р г и й. Что ты молчишь? Ты своего добился, доказал правоту Ващенко, спас его изобретение. Тебе этого мало?

К о н с т а н т и н. Мало!

Г е о р г и й. Отец, чего он еще хочет?

К о ч е в а р и н. Справедливости.

К о н с т а н т и н. Да. Хочу верить, что она существует.

Г е о р г и й. Какая глупость! Ты думаешь, у тебя есть хоть один шанс? У тебя нет шанса!

К о н с т а н т и н. Все равно. Пусть судят. Положи папку. (Выбивает из рук Георгия папку. Папка раскрывается, на пол сыплются газеты.)

Пауза.

Г е о р г и й. Тут ничего нет. Газеты…

К о ч е в а р и н. Это твои статьи, Гоша. Собирал.

З о я. А документы где?

К о ч е в а р и н (Константину). Ты хочешь верить в справедливость? А я знаю, что она есть. Поэтому документы я отправил по назначению. Еще вчера.

А л е к с е й. Зачем тогда ты нас собрал?

К о ч е в а р и н (Константину). Ты понял?

К о н с т а н т и н. Понял.

Л ю б а (отцу, мягко). Что ты завтра скажешь маме?

Пауза.

К о н с т а н т и н. Да, трудный у нас сегодня денек, батя…

З а н а в е с.