47.

Не знавший, что спит на диване, Лёхин вместе с одеялом свалился на пол и сразу перед носом увидел мобильник.

— Свет включите, — сказал он теням и фигурам, набежавшим на "звонок".

Прислонился к дивану и наконец посмотрел: "Валя". Кто такой или такая Валя?.. Сердце бежало куда-то торопливо и беспокойно… Лёхин глубоко вздохнул и поднёс мобильник к уху.

— Валя? Что случилось?

— Алёша, Лада нашлась!

В зале вспыхнул свет. Глядя на будильник, Лёхин никак не мог определиться: четыре или около того?

— Вы где сейчас?

— Мост над заливом. Она позвонила, чтобы я приехала и привезла хоть куртку какую-нибудь. А потом сказала, что домой не пойдёт. Что мне делать, Алёша?

— Она слышит, что ты говоришь?

— Да. И молчит. Представляешь, она до сих пор легко одета. Замёрзла — ужас. Еле отогрелась… Я не знаю, что мне делать, Алёша!

— Сейчас приеду. Вы ведь под мостом?

— Да, а как ты?..

— Догадался. Дождь. Только не знаю, под которым.

— Транспортный.

— Хорошо. Сейчас буду.

Но сидел ещё с минуту, прежде чем снова взяться за телефон.

— Лёхин? — совсем не сонно спросил Олег.

— Олег, извини за ранний звонок. Сможешь отвезти меня под мост — вдоль залива?

— Так. Не всё сразу. Я хоть и проснулся, но соображаю туго. Вдоль залива под мост. Ага. Со стороны театра объехать. Ага. Это — могу. Раз плюнуть. Пять минут на сборы — и выезжаю. Где тебя прихватить?

— На остановке.

Последнее Лёхин договорил уже в ванной, куда вошёл с решительным желанием опрокинуть на себя ведёрко холодной воды. И снова потратил минуту, ошеломлённо разглядывая в зеркале мумию, сбежавшую из музея… Под рукой, опёршейся на раковину, пролез Елисей, встал на пластмассовую подставку для всякого рода мелочи: мыла, зубной пасты… Встал — и гордо оглядел сложную повязку на хозяине, от пояса до плеч.

— Не снимай пока, Лексей Григорьич. Водицей холодной лицо освежи, а как начнёшь обуваться, я тебе кофейку принесу. Воду уж поставил.

И убежал, деловитый и озабоченный. А Лёхин потрогал на себе длинные лоскуты, узкие бинты и долго думал насчёт очень знакомой ткани с блёклыми синенькими полосками. Думал, пока умывался, а Шишик зевал с плеча в зеркало; думал, пока одевался, а Шишик бубнил какую-то песенку: "Бум-бум-бам", причём на "бам" он подпрыгивал, выпучив огромные глаза, явно изображая какое-то чудище, — что пару раз было увидено Лёхиным в зеркале шкафа… Вообще, во все эти странные предутренние минуты "помпошка" торчала решительно из всех дел, которые пришлось переделать Лёхину. Это здорово раздражало. Так что он не выдержал и в прихожей, допив кофе, спросил, глядя в зеркало:

— Елисей, а у Шишиков блохи бывают?

Шишик оцепенел.

Линь Тая, выплывшего в прихожую в составе провожающей призраковой компании, словно нечаянным ветром снесло в зал, отчего его смех слегка заглушили занавески. Дормидонт Силыч, о чём-то негромко толковавший с Глебом Семёновичем, словно подавился словом. Касьянушка, хихикая, кинулся вслед за Линь Таем. Усмехнулся даже Никодим. Один Елисей суперспокойно поинтересовался:

— А что так спрашиваешь, Лексей Григорьич? Откель подозрения такие?

— Да вертится, как на сковороде…

— Ну, так просто не скажешь. Вернётесь вот — погляжу, поищу, — бесстрастно сказал Елисей, взял опустевшую чашку и ушёл на кухню.

"Помпошка" шевельнулась на плече, в зеркале встретилась с человеком глазами. Что-то странное, непонятное мелькнуло в выражении жёлтых глазищ. Лёхин нагнулся взять с трельяжа "ложку" для обуви — Шишик мгновенно съехал по руке и так же мгновенно по занавеске домчался почти до потолка, где и сгинул в стаде соседских "помпошек".

Обидел — понял Лёхин. И Елисея обидел, хотя тот и словом не обмолвился… Что для других прозвучало грубоватой шуткой — для этих двоих стало почти оскорблением. И виноват Лёхин. Раздражение выплеснул. Жуткое напряжение взбухших, как на дрожжах, мозгов, от которых, кажется, вот-вот лопнет голова. И? И состояние то же осталось, и друзей обидел…

— Шишик, пошли! — позвал он, надеясь, что приглашение Шишик воспримет как извинение. Но десятки косматых шариков уставились на него с потолка и только с интересом хлопали глазищами.

Лёхин поморщился. Напряжение, сковавшее голову, недвусмысленно переходило в боль.

— Шишик, пожалуйста… Я больше не буду. Честно, — прошептал он.

А потом, не глядя на недоумевающих привидений, натянул плащ и с зонтом под мышкой вышел из квартиры. Дверь пришлось закрыть самому. Озлился на "помпошку", пребывающую в хорошем настроении, — обидел и домового, — напомнил себе.

Всю дорогу под грохочущим ливнем Лёхин клял себя на все лады и обещался в следующий раз быть сдержаннее.

Олег уже ждал. Лёхин сел рядом, захлопнул дверцу. Машина поплыла.

— Значит, так, — начал Лёхин. — Неделю назад в городе пропали двое. Пока искал, наткнулся на то самое кафе, которое обсуждали. "Орден Казановы". Помнишь? Ну, твой друг Санёк рассказывал про ребят, которые из-за этого кафе разорились.

— Помню.

— Я ещё не вполне разобрался, в чём тут дело. Но, похоже, близко подобрался к месту, где спрятан один из двоих пропавших. Забавное местечко, надо сказать. А сейчас мы едем за вторым из пропавших. Это девушка. Она появилась внезапно и очень не хочет ехать домой.

— Понял. Повезём к тебе, потому что дом защищён?

Сначала Лёхин не понял, о какой защите говорит Олег, потом вспомнил. Магическая защита домовых, подвальных и прочего паранормального народа, живущего в доме и возле него.

— Не только. У себя в квартире я её оставлять не могу, поскольку тоже засветился в "Ордене Казановы". Но есть одно место, где она будет в безопасности. И где за нею присмотрят… Олег, завтра-послезавтра как с работой?

— Если нужно могу с кем-нибудь договориться о замене. Нас ожидает что-то интересное?

— Боюсь, это будет посерьёзнее августовских событий.

— Ну, если бы ты думал, что не справлюсь, наверное, не заговорил бы со мной об этом. Где, когда и что именно?

— Завтра — то есть уже сегодня, в семь вечера. "Орден Казановы". Возможно, будут ещё два человека. Вечу ты знаешь. Ещё один — Павел. Он частный детектив и сам здорово увяз в этом деле. Но поскольку они ещё не знают, что я хочу их рекрутировать, есть возможность, что откажутся. Особенно Павел.

— Драчка будет в "Ордене Казановы"?

— Нет. Кафе — это лишь выход в другое место. Называется оно Камень-город, или Каменный город. Всё дерьмо "Ордена Казановы" именно оттуда.

— А-а… Каменный город — звучит как название неблагополучного района. Или ошибаюсь?

— Камень-город — город настоящий. Со странностями, конечно. А главная странность в том, что ты входишь на его территорию и становишься его собственностью. То есть остаётся сознание современного человека, как и твоя внешность. Но меняется одежда. И, если есть, оружие… У Павла с собой был пистолет — он получил меч. Тебе тоже придётся найти какое-нибудь оружие. Кулаком тамошних не пробьёшь. Про всё про это наши домовые говорят: Камень-город видит нас такими.

— Обалдеть! — донельзя счастливым голосом сказал Олег. И вдруг добавил, смеясь: — Привет-привет, попрыгун! Специально для тебя подвесил!

Какие-то толстые нитки с перекладинкой на петле вдруг раскачались перед ветровым стеклом, словно пустые игрушечные качели. Лёхин замер, затаился. "Помпошка", подчёркнуто не обращая на него внимания, сосредоточенно и важно моталась на персональных качелях. А потом застыла — глаза в глаза с Лёхиным.

— Извини. Пожалуйста, — прошептал Лёхин и, помедлив, протянул ладонь.

Шиши немигающе сверлил глазищами.

Лёхин вздохнул, понимая, как нелепо выглядит…

Качельки дёрнулись.

Вцепившись в манжету куртки, Шишик ещё секунды всматривался в хозяина, а потом побежал-покатился по рукаву.

Лёхин исподлобья глянул в зеркальце над ветровым стеклом. Круглое и лохматое сидело на привычном месте, на левом плече, и привычно таращилось на убегающую под колёса блестящую дорогу.

Машина спустилась к драматическому театру, объехала его и ровно пошла вдоль залива. Вот и мост.

Сначала Лёхин решил, что девушки не дождались и ушли. Потом свет фар наехал на чёрную фигуру, и он испугался: неужели Лада сбежала? И, лишь выйдя из машины, увидел: Лада прислонилась к Вале, которая обняла её и укрыла полами своего плаща.

Почему-то Лёхина очень удивило, что Лада оказалась выше своей давней подружки. Взгляд на её ноги объяснил: не выше — стоит на бордюре, потому как под мостом, на дороге, тоже лужи ручьями. А Валя — рядом, вот и получилось так…

— Привет… Доброе утро, — сказал он.

— Доброе, — откликнулась Валя.

— Ну что? Идите в машину. Замёрзли, наверное.

— Алёша, она не хочет.

— Лада…

Девушка вздрогнула и прижалась к Вале так, что той пришлось переступить, чтобы не упасть. Несмотря на то что подружкин плащ скрыл её почти всю, выглядела она очень и очень растрёпанной. Если не сказать — растерзанной и перепуганной… Лёхин перевёл взгляд на ноги в кроссовках — ноги голые, ещё бы: только неделю назад в городе тихо млело тёплое бабье лето… Вот чёрт… Лёхин "подкрутил" зрение и пригляделся внимательнее. Ноги оказались не только голыми, но и грязными и даже расцарапанными. Вот теперь Лёхин аж похолодел. А правы ли они с Павлом, решив, что Чёрная Охота имеет отношение к частному детективу? Да, чёрная метка на Павле была. И всё-таки… А если Альберт со своими охотничками устроил облаву на Ладу?

— Лада, — мягко позвал он снова. — Я отвезу тебя в надёжное место и спрячу там, пока не найду Романа.

— А кто… просил вас найти меня?

— Это я ей сказала, что вы ищете её и Ромку, — объяснила Валя. — Думала как лучше. А она всё равно упёрлась.

С такими юными, как Лада, Лёхин говорить не умел. Поэтому решил сказать правду.

— Дядюшка ваш предложил мне это дело. Мы хорошо знакомы.

— Я никуда… не поеду.

Лёхин вытащил мобильник, глянул на время. Почти пять. Оттого и ночная темень на глазах переходит в густо-синий сумрак, который на горизонте высветлен слегка.

— Ты никуда не хочешь ехать. А я из-за твоих капризов должен терять время? Хорошо. Чего же ты хочешь?

— Я останусь здесь.

И в этот момент он понял, как говорить с нею. И — заговорил жёстко и напрямую:

— Останешься? Ждать чего? Чёрной Охоты? Загонщиков? Или их псин?

Ладу передёрнуло так, что Валя, обнимавшая её, чуть не упала.

Через минуту обе сидели в машине.

48.

Перед тем как свернуть во двор, машина проехала вдоль дома и вильнула в переулок. Лёхин успел убедиться, что нужное ему с северной стороны окно уже теплится мягким жёлтым светом.

Олег оставил их у подъезда и повёз Валю на её съёмную квартиру. По тому, как они переглянулись, когда девушка села рядом с водителем, Лёхин мельком решил, что копить Вале на квартиру, возможно, и не придётся.

Чуть согревшаяся в машине, Лада снова начала дрожать. Лёхин молчал, пока поднимались в лифте, а выйдя, сказал, кивая на свою дверь:

— Это моя квартира. А нам — сюда.

Он позвонил, и старушечий голос откликнулся почти сразу:

— Кто там?

— Галина Петровна, Алексей это.

— Господи, случилось что?

Торопливо открытая дверь заставила Лёхина досадливо поморщиться: бабка Петровна, наверное, думает, что он с вестями о правнуке.

— Господи-и… — изумлённо протянула соседка, разглядывая дрожащую девушку.

— Галина Петровна, это Лада — девушка Романа. Вы можете приютить её у себя до завтра? У меня опасно. Это связано с делом вашего внука.

— Внука? — прошептала девушка.

— Правнука, — поправила бабка Петровна и деловито скомандовала: — Скидывай кеды свои. Вон лужи какие натекли с них.

Лада послушно нагнулась развязать шнурки на кроссовках. Бабка Петровна зорко глянула на Лёхина и вышла с ним на лестничную площадку. Лёхин покачал головой и вполголоса объявил:

— Ничего пока не могу сказать. Только одно: кажется, у Лады тоже дар.

— О Господи… — снова только и выговорила бабка Петровна.

— Вы не отпускайте её никуда, — попросил Лёхин и чуть не ляпнул: "Дом-то охраняется от нечистой силы, а вот на улице она беззащитна".

У себя, перед тем как снова свалиться спать, он успел поставить часы мобильника на полвосьмого.

Касьянушку, в молитвенном благообразии сложившего ручки и направившегося в спальню спеть хозяину пару колыбельных, перехватили у порога. Елисей орал (шёпотом) так, что перепуганное привидение легко усвоило немудрёную угрозу: шаг Касьянушки за порог спальни — больше ни одного призрака домовой в квартире не допустит. Укоризна остальных привидений: "Из-за тебя и мы персонами нон грата будем!" смутила Касьянушку до слёз и сбивчивых оправданий. После чего его торжественно проводили к "компотеру" и дали посмотреть и послушать службу на Рождество Пресвятой Богородицы.

Шишик, чуть помятый внезапно повернувшимся хозяином, крякнул и вылез из-под щеки Лёхина. Сны хозяина, хаотичные и многослойные, оказались слишком беспокойными и путаными, чтобы "помпошка" могла ими насытиться. Следовало разобраться в странном переплетении фактов и впечатлений, упорядочить их, чтобы хозяин успокоился и видел только эмоциональные образы, которыми только и кормились Шишики. Факты же были несъедобны — и это "помпошку" раздражало… Косматый шарик, ухватившись на всякий случай за ухо, влез на висок хозяина и нахохлился.

Дёрганые факты, выхваченные из разных мест и от разных свидетелей, постепенно выстраивались в логическую цепочку.

У Ромки дар влюблять в себя. Каким-то образом Альберт понял это и устроил грандиозную аферу. Ромка приносил ему тексты любовных баллад. Альберт менял в них буквально слово или фразу. Роман пел компаньонам и компаньонкам, и они тоже становились носителями дара, но — с червоточинкой: благодаря ему, они влюбляли посетителей "Ордена Казановы" в себя и собирали с них дань за эту любовь, сами взамен не давая ничего. Мальчишка ничего не замечал — почти. А потом появилась Лада. С её приходом перестал действовать дар Вали, а несколько мальчиков-красавчиков избили Анатолия. Тоже перестал работать дар? Тогда почему Анатолий, разговаривавший с Ладой, не изменился? Оказался крепче остальных? Или порченный Альбертом дар именно в нём самом вызвал какие-то изменения? Скорее всего. Пока остальные постепенно теряли наведённые чары, он всё глубже проваливался в червоточину. Судя по всему, Диана — тоже.

На что надеялся Альберт, убирая Ромку с Ладой в Каменный город? Что, разделив влюблённых, он сможет и дальше царствовать в "Ордене Казановы" и руководить Романом? Точнее — его даром? И кто, вообще, такой Альберт, если он сразу увидел нечто в мальчишке и угрозу установленному им порядку — в Ладе? Кто он такой, если ведёт себя в Каменном городе если не владетельным князьком, то явно по-хозяйски? Кощей чёртов…

Упорядочив главные факты и сформулировав главные вопросы, Шишик со вздохом облегчения снова залез между подушкой и макушкой хозяина и стал смотреть сон: Лёхин и Аня бегут под солнечным дождём… Вкусный сон…

… На бордюре, напротив подъезда, сидели три зеленовато-призрачные крысы. Однажды они смогли войти в подъезд, следуя за Лёхиным. Зашли легко. Но сейчас они даже и шагу не пытались сделать: дом упрятан в магическую броню. Люди ходили как обычно, не замечая ничего, разве что какой-то особый покой интуитивно чувствовали в собственных квартирах, но себе его объясняли просто: в дождь, промозглый и затяжной, как на контрасте не увидеть в доме тепла и защиты? Паранормальные существа тоже легко проникали сквозь магическую броню… Призрачные крысы знали: стоит им только дотронуться до невидимой структуры — и любой домовой будет оповещён, что в здание хочет войти нечто враждебное.

Не глядя друг на друга, сияющие зеленоватым призраки скользнули на газон и сгинули в канализационном колодце. Главное они всё равно узнали: девушка у Лёхина.

… Лёхин проснулся за десять минут до звонка. Полежал, не двигаясь и собираясь с мыслями. Да, расследование придётся отложить. Надо сосредоточиться на том, как освободить Романа.

Полусонные мысли сразу оживились и распрыгались не хуже стада Шишиков. Лёхин с трудом утихомирил их. Вопрос первый. С чего начнём? Протянем от вопроса линию к действию. Итак, представим, что стоим наверху лестницы, ведущей в Каменный город. Уточним: Лёхин надеется, что та лестница, на которой будет стоять, приведёт в некий дворец, замок, терем, или что там ещё может быть, где томится (если томится) Ромка. Итак, Лёхин стоит на первой ступени. Кто его здесь может ожидать? Какая-нибудь челядь дворцовая. На что точно можно рассчитывать — медвежьих "лошадок" точно не будет. Во всяком случае, Лёхин надеялся, что лошадок всё-таки оставляют в конюшне или гонят куда-нибудь в ночное. А вот собачины… Да, феодалы во все времена считали нормальным, что собаки безнаказанно носятся по всему замку. Утешает единственное: вся свора вряд ли окажется в доме. Загонщики тоже вряд ли допускаются в хозяйские апартаменты. Челядь… Челядь… Может, стражники какие. Возвращаемся к Лёхину на первой ступеньке. Кто может стоять рядом? Олег уже согласился. С Вечей надо поговорить. И — позвонить Павлу. Если в Олеге и в Вече Лёхин уверен, то Павел вызывает сомнения. Он и на сбор информации-то с трудом согласился. А после сумасшедшей ночки захочется ли ему снова пускаться во все тяжкие? Один только шанс есть уговорить детектива на убойную экспедицию: меч-то у него отобрали, а ведь оружие — бывший пистолет. Интересно, думал ли Павел о том, что его пистолетом могут воспользоваться наверху, чтобы подставить его?

С явлением слова "интересно" мысли снова активизировались и выдали на-гора мысль оригинальную, но совершенно не нужную: интересно, а если в Каменный город пригнать машину, во что она превратится — в танк или в боевого слона?

Мобильник разразился звоном-будильником — приятной в обычное время музычкой, но сейчас — нудной и приставучей.

— Да встаю, встаю я, — раздражённо пробормотал Лёхин.

Но сразу не встал. Слишком хорошо было ощущение тёплого солнечного луча на щеке. Пока не прислушался — и снова не услышал уже привычный стук дождя по карнизу вперемешку с торопливой россыпью капель, брошенных ветром в окно.

Странно. А солнце-то откуда?

Вот когда встал — тогда и увидел откуда. С подушки на простыню лениво съехал Джучи с зевающей "помпошкой" между ушами. Котяра, съехавши на пригретое хозяином место, тоже зевнул и, устроившись спиной в тёплую подушку, зажмурился.

Мысли Лёхина, только переключившиеся на поиски оружия, немедленно вскипели и предложили неожиданную идею.

Лёхин замер и, наверное, с минуту разглядывал кота.

Хм. Да. Интересно.

А что произойдёт в Каменном городе с Джучи? Ведь что он собой представляет? Кот. Полудикий зверь, несмотря на определение "домашний". Хищник в расцвете сил. Может, взять с собой? Купить в каком-нибудь зоомагазине поводок для мелких собак, привезти на место — и спуститься по лестницам. Кто будет стоять рядом с Лёхиным на последней площадке? Лёхин попробовал представить — и разулыбался от удовольствия: он с трудом удерживает тяжёлую цепь, натянутую громадным тигром, при виде которого вся челядь Альберта в панике разбегается.

Джучи бдительно открыл один глаз. Чего это хозяин торчит у кровати и пялится на него, словно впервые видит?

— Спи, котяра, спи, — тихо сказал Лёхин, погладил его и вместе с уцепившейся за палец "помпошкой" вышел из спальни.

Оказывается, это только в спальне темно и сумрачно. Начиная с прихожей, квартира сияла и переливалась огнями свечей или обычных лампочек.

— Зачем? — изумился Лёхин, пока Шишик, уронив нижнюю челюсть до пола (что при его "помпошковости" неудивительно), хлопал глазами на все источники света.

Еле видный в ярком свете Дормидонт Силыч гордо сказал:

— Домовой у нас, Лексей Григорьич, с выдумкой и пониманием. Говорит, тёмно-то угнетает, а жить надо. Ещё, грозится, будут тряпки-матерьи цветные развешены, чтоб глаз радовали. Во как!

Лёхин усмехнулся. "Домовой — у нас?" Но шутить не стал. Привидениям тоже нужен дом и осознание, что они в этом доме свои. Что им пустая квартира по соседству, когда жизнь здесь, у Лёхина, кипит и бурлит, а они полноправные участники всякого действа? Вопрос риторический.

Но на кухне, уже спокойной приготовившийся к выходу, Лёхин спросил:

— Елисей, это ты меня так будишь?

— Догадался, да? — Елисей задумчиво перетирал чашки. — Не высыпаешься ведь, Лексей Григорьич, я ж вижу. Оттого и раздражительный ходишь. Так и заболеть недолго. Как у тебя болячки-то, кстати?

— Ни одной не чувствую. Спасибо за мазь.

— Это Лешему-лесовику спасибо. Травы да мёду вовремя принёс… Э-э, Лексей Григорьич, а вот чего поспрошать хочу. Шишик нам, конечно, порассказал по Камень-город много чего любопытного. Да вот Никодим забегал, про Ладу рассказывал. Правда ли, она из Камень-города сбежала?

— Правда, Елисей. И не просто сбежала, а от Чёрной Охоты.

— Значит, и Ромушка наш там?

Лёхин чуть не усмехнулся, но усмешку зажал: "Ишь. Ромка-то уже и Ромушка, и "наш". А ведь неделя только прошла, как их ищу".

— Там — я думаю. Ты мне, Елисей, вот что скажи. Шишик всем ярмарку в Каменном городе показал?

— А как же!

— Вопрос у меня. Люди из нашего мира там были. Почему у меня одежда трансформировалась, изменилась, а у них нет?

— Так ты ж вошёл, а они явились. — Домовой вдруг испугался и заторопился: — У кого какой дар есть, все по Камень-городу гуляют во сне. А являются в той одёжке, в которой привыкли ходить. А ты пошёл специально. Вот город тебя под себя и приноровил.

Допивая кофе, Лёхин немного недоумевал: а чего это всполошился Елисей? Пока не сообразил. Домовой сначала объяснил ему, человеку, как объяснил бы кому-то из паранормального народа. А потом испугался, что Лёхин не поймёт и снова обидится, и подобрал объяснение проще.

49.

Уже на пороге Лёхин вспомнил, что должен позвонить Егору Васильевичу. Глянул на часы — время есть.

— Егор Васильевич? Доброе утро!

— Лёша, наконец-то. Данила сказал, ты вчера в какую-то драку влез.

— Ничего страшного, Егор Васильевич.

— Ну и слава Богу. Лёша, как дела? Я тут задумался — хочу всё-таки в милицию обратиться. Кажется мне, зря я тебя впряг в эти поиски. — Старик говорил мягко, словно советуясь, но Лёхин аж потом облился: а если уже обратился?

— Егор Васильевич, нашёл я Ладу. И спрятал. До завтра. Тут такая история получилась, что ей пока никак нельзя на людях появляться. А до завтра я всё улажу и привезу девушку туда, куда скажете. Или на её квартиру, или к вам. Как решите — в общем.

Потрясённое молчание старика ощущалось на расстоянии. А когда он заговорил, у него снова появились интонации жёсткого бизнесмена, тактика и стратега.

— Если нужен кто-то из моих гавриков — звони сразу. И если ещё что-то нужно — не стесняйся. Я тебе это говорил и повторяю сейчас.

— Спасибо, Егор Васильич. Понадобится помощь — звякну Даниле.

— Звякай.

И старик отключился.

А Елисей задумчиво сказал:

— И хотелось бы, чтоб помогли, да ведь не пустит их Камень-город, коли таланта в ком не будет.

— То есть каких-то сверхъестественных способностей?

— Их, Лексей Григорьич.

— Тогда — никаких звонков, — решил Лёхин и спохватился: — Елисей, ты говоришь — талант, дар. А как же Павел? Детектив частный?

— Вспомни, Лексей Григорьич, — назидательно поднял палец домовой, — пожимал детектив сей руку агенту нашему и не прохладу уловил, а холод ощутил. Есть в нём дар, слабенький, но есть.

"Но рассчитывать я могу всё-таки только на Олега и на Вечу, — вздохнул Лёхин, сбегая по лестницам — лифт для его нетерпения слишком медлителен. — А если они не имеют дара? Пойду один, что ж делать…"

Насупившийся на серьёзные мысли хозяина, Шишик смотрел с его плеча орлом-молодцом — глазами треугольными из-под сдвинутых бровок.

Углядев настроение "помпошки", Лёхин задумался о постороннем: "Холодно, а я без шляпы бегаю. Купить, что ли, стетсон какой-нибудь? И Шишику на шляпе интереснее будет!" А потом чуть не рассмеялся: так кому он собрался головной убор покупать — себе или для Шишика?

Шишик же, уловив мысленный образ, рассерженно протопал по плечу ближе к уху: ну хозяин, ну удумал! А кто ж тебя в ухо пинать будет, не ровён час попадёшь в заваруху?! То-то же! Не надо нам шляп ваших! Себе покупай, а нам не надо!

На остановке, как по заказу, встретил Вечу. Тот ждал троллейбуса и Лёхину обрадовался. Даже и спрашивать его не пришлось — сам сказал, пальцами расчёсывая на косой пробор слипшиеся от дождя волосы:

— Завтра с самого утра на дежурство. Хочу съездить продуктов закупить, пока дождь не больно сильный. А то вечером да после работы никуда уже не хочется.

Они поболтали о том о сём, пока не подошёл Вечин транспорт. Перекивнулись — и Лёхин пошёл на следующую остановку, на мост, где можно сесть на маршрутку до "Ордена Казановы". Проходя мимо места, где он ночью перешёл дорогу и спустился к лестнице в Камень-город, он невольно замедлил шаги. И остановился. Благо позволил мелкий, моросящий дождик. "Следовательно, Веча отпадает. Надежда только на Олега. Как бы узнать, есть ли у него паранормальные способности? А, думать ещё. Подвезёт и, если что, будет ждать в машине. Тоже неплохо…" Он постоял ещё немного, чувствуя неодолимое желание немедленно спуститься к опорам моста и погулять по Каменному городу. Там сейчас ночь. " Хотя бы поискать, в какой стороне находится дворец или что там у них. Логово — в общем", — попробовал убедить себя в деловом настрое Лёхин, сам невольно улыбаясь, и почти побежал к остановке, пытаясь размышлять обо всём сразу, но неизменно соскальзывая мыслями на предстоящую встречу.

Как и договорились, на этот раз заказывал Лёхин. И — назаказал. Несмотря на плотный завтрак, он набрал столько пирожных, что Аня просто охнула и засмеялась.

— Тяга к сладкому — первый признак нехватки в организме хрома и ванадия! — торжественно поднял ложку Лёхин. — Эта великая мысль… выловлена сегодня в Интернете!

Он запнулся, пропуская слово "привидения" и на ходу строя фразу несколько иначе. Аня знала только о Шишике. В свой достаточно странный мир Лёхину хотелось бы её ввести постепенно. Великую же мысль выудил из Интернета Касьянушка, прилепившийся к двум домовым, которые объединились в поиске диет.

— Ради такой мысли стоило проводить Интернет, — весело заметила Аня. И вздохнула. — Алёша, прости моё любопытство: как с мальчиком и с девушкой? Ничего не слышно?

— Слышно, — вздохнул Лёхин. — Девушка нашлась. Примерно знаю, где находится Ромка. Но его придётся выручать с боем. Моё сегодняшнее занятие — рекрутирование бойцов в мою личную гвардию. Только плохо — с рекрутами. Маловато добровольцев.

— Брата возьми, — спокойно предложила Аня. — Он со вчерашнего дня бегает в очень хорошем настроении. А сегодня, несмотря на то что очень мало спал ночью, чувствует себя в отличной форме.

— Мне, вообще-то, бойцы нужны, Аня, а профессор…

— Профессор во времена перестройки испробовал много чего, — улыбнулась Аня. — В основном китайской гимнастикой занимался и у-шу. Он даже в Китай ездил посмотреть на монастыри, где бойцов готовили. А потом возил меня в наш монастырь, где жил монах Ратибор — тот, что воевал в составе русского войска во времена нашествия Батыя. Так что, я думаю, он будет рад.

— Боюсь я его, — признался Лёхин. — И не представляю, как сказать…

— Я скажу.

Она снова улыбнулась, и они заговорили о другом.

"Придёт не придёт, зато вот уж о ком не надо будет думать, сможет ли он войти в Каменный город", — ненужно размышлял Лёхин, глядя вслед троллейбусу, на котором уезжала Аня.

До вечера ему оставалось выяснить у подвального Бирюка, есть ли у дома с кафе "Орден Казановы" выход в Каменный город; позвонить на всякий случай Павлу, а вдруг он всё-таки решится снова пойти в странное и страшное место? Ну и попробовать найти время для сна… Только подумал о сне — возле уха засопели. Точнее — сопнули. А ещё точнее — икнули… Лёхин вытащил мобильник, приложил к уху — так он придумал разговаривать с Шишиком на улице, чтобы никого не смущать.

— Алло, на плече! Обожрался? Да? — спросил Лёхин, косясь на "помпошку".

Шишик снова икнул и сделал умильные-умильные глазки полумесяцем.

В кафе-кондитерской Аня впервые обратила внимание на зеркальную стену, заставленную яркими коробками с конфетами и печеньем. Спросила у продавщицы, есть ли зефир. И купила роскошную коробку с нежнейшим зефиром.

— Можно я Шишику твоему дам? А то мы всё время лакомимся…

— Ага, Шишику зефир, а мне?

— Шишику два — тебе одного хватит. Ты уже два куска торта съел!

— Сюда бы кефиру, — мечтательно сказал Лёхин. — Я б и третий умял.

— У, жора-обжора!

— Я не жора-обжора, а Лёхин-уплетёхин.

— Лёхин? Мне нравится.

И тогда он признался, что друзья именно так его и зовут. А она заявила, что она тоже друг и с сегодняшнего дня зовёт его только так, а не иначе. И они снова улыбнулись друг другу.

Забытый Шишик сначала кряхтел, стараясь порвать плёнку вокруг коробки с зефиром, потом попытался переместиться вовнутрь, но пространство внутри коробки грозно мерцало: "Чужое!" "Помпошка" психанула и с воплями принялась прыгать вокруг недоступного зефира, купленного, вообще-то, для него!.. Сколько можно улыбаться и пялиться друг на друга! Тут несчастное существо от голода изнывает! Глаза залеплю, хозяин!

Страшная угроза сработала — и Шишик получил целых два зефира.

— Наверное, лучше пройти пешком? — размышлял Лёхин в мобильник. — А то вдруг тебя в транспорте стошнит? Да и пройтись спокойно хочется. Погулять.

На выключенном экране телефона, как в зеркале отразился Шишик, раздувшийся и счастливый.

— И как в тебя эти зефиры полезли? Ты же сам с зефир.

"Помпошка" пробормотала что-то похожее на слово "обзавидовался". И снова икнула.

— Ладно. Ты, главное, не свались. Конец связи, — сказал Лёхин и положил телефон в карман. И — вовремя, потому как телефон от счастья запел "К радости", и пришлось его вынуть и заговорить по-настоящему: — Да, Павел, я тебя слушаю. Привет.

— Привет, — сказала трубка таким сиплым голосом, что Лёхин поспешно снова глянул на экран мобильника, не ошибся ли он. Но нет. Ему точно звонит частный детектив. В трубке откашлялись, и теперь более узнаваемый голос продолжил: — Я встал только что. На голос внимания не обращай. Слушай, Лёхин, тут такая хрень выходит. Мне ведь без оружия ни туда ни сюда. И что теперь делать?

— Меч у тебя какой был? Не помнишь? Я понимаю, что темно было и всё такое. Просто я сегодня возвращаюсь в Каменный город, и будет возможность…

Его прервал вопль такой силы, что, поневоле подслушивающий Шишик сорвался с плеча. Лёхин, резко отведя мобильник от уха, машинально поймал "помпошку". А частный детектив продолжал вопить:

— Я, блин, из-за этого меча по всему городу ищу, блин, каких-нибудь толкиенистов, блин, или хотя бы ролевиков с мечами! Мне ж с мечом бегать понравилось, хоть и держал его, на…, всего-ничего, блин! А ты! Тоже мне, блин, друг называется!!

Лёхин решил подождать, пока вопли по громкости не перейдут в стадию хотя бы просто громкого голоса. И ностальгически покачал головой: неужели этот громогласный скандалист совсем недавно казался истинным джентльменом, да ещё с некоей лукавинкой? Чёрный костюм, ослепительно белая рубашка, сдержанные манеры — весь облик Павла укладывался в характеристику человека, умеющего идеально держать себя в руках, а собеседника — на расстоянии. И на тебе — меч в руках подержал!..

— Отбушевался? — спросил Лёхин. — Значит, так (он вспомнил домового в квартире Павла и улыбнулся). Звонишь мне в шесть вечера и говоришь точно, идёшь или нет. Если идёшь, подъедешь к "Ордену Казановы". На этот раз идём оттуда. На месте тебя познакомлю с теми, кто ещё будет в нашей компании.

— Понял, улыбаясь, — сказал Павел — и вдруг почти неслышно засмеялся.

— Смешинка в рот попала? — с улыбкой же спросил Лёхин.

— Не, начинаю думать о том, что взять с собой. Догадайся, о чём думаю в первую очередь?

"Дурака валяешь?" — хотел было спросить Лёхин, но прикинул и усмехнулся:

— Думаешь, где найти второй пистолет?

Счастливый вздох в трубку, небрежно брошенное "Пока!" — и Лёхин, стараясь не глядеть в изумлённые глазища Шишика, философски подумал: "Меч в руках превращает современного мужчину в мальчишку — в первые минуты обладания оружием. А потом… Потом мальчишка осознаёт себя мужчиной, понимая это слово уже не просто как следующий этап взросления… Мда, в философы ты точно не годишься".

50.

Под моросью он прошёл ещё остановки две, а потом пришлось забежать в продуктовый: как-то внезапно стемнело — и грохнул на уставшую от дождей землю холодный тяжёлый ливень. Кроме Лёхина, в магазин вбежали ещё несколько человек, видимо понадеявшихся на моросящий дождик и не взявших зонта. Продавцы поглядывали на вошедших, но помалкивали. Одна уборщица что-то было заворчала, но дверь магазина открылась в очередной раз, впуская спасающихся от непогоды, — женщина глянула и ахнула:

— Господи, что на улице творится-то!

Стоя у витрины, заставленной разноцветными коробками, Лёхин смотрел на бушующую осеннюю бурю и думал: "Что там с тобой, Роман? Сидишь где-нибудь в темнице и уже отчаялся выйти? Или бушуешь, потому что с тобой происходит нечто? Потерпи, парень. Потерпи немного…"

Он представил, как бабка Петровна стоит у окна, сжимая руки, не зная, то ли ругаться с непутёвым внуком, то ли жалеть его.

Буря затихла внезапно, словно и не было. Снова заморосил мелкий, паутинно-липкий дождь. Лёхин недоверчиво, как и остальные вышел из магазина. И — снова зашагал вниз. "По времени и накалу страстей похоже, — размышлял Лёхин, — к Роману кто-то вошёл и довёл до бешенства. А может, не разговором — одним своим видом. А ушёл — и мальчишка мгновенно успокоился, вернулся к прежним, невесёлым мыслям".

Сам погружённый в раздумья, Лёхин едва не отправился напрямую к "Ордену Казановы". Спохватился, благодаря Шишику, привычно стукнувшему по уху.

К подъезду, где обретался подвальный Бирюк, не пошёл: побоялся, не узнали бы в нём участника позавчерашнего публичного поединка, хоть дело и ночью было. А вышел на задворки кафе, к приметному крыльцу с бетонными скамейками.

Здесь курил какой-то парнишка. Лёхин его не заинтересовал: подумаешь, ещё один от дождя прячется. Докурил и зашёл в подъезд, чуть придержав за собой дверь: а вдруг Лёхину туда же, только попросить стесняется? Лёхин улыбнулся. Мир всё-таки не без добрых людей.

— Ну, как мне домовых-то вызвать? — тихонько спросил он Шишика.

Тот надулся и опал — вздохнул. Но скатился с хозяина на скамейку и с неё стукнулся в стену.

— Стучать?

Жёлтые глазища хлопнули веками.

— А куда?

Тишина и застывшее, напряжённое вглядывание в глаза человека.

— В дверь? — Тишина. — В стену? — Моргнул. — В любом месте? — Моргнул.

"К вопросу о пределах слышимости в паранормальном мире, — теперь вздохнул Лёхин. — Попробуем". И постучал в серый кирпич под доской объявлений. Выпуклые жёлтые глазища косматого шарика словно разбежались в разные стороны. Лёхин сам затаился, глядя на него. Вот как. Кажется, от его пробного стука вибрирующие волны расплылись по достаточно большой площади здания, и Шишик их видит!.. Интересно, а домовые его стук услышат или увидят?

— Стучат тут всякие, — проворчали высоко над головой. Лёхин только успел глаза поднять, а там уж удивились: — Ишь, со смыслом стучат! Чего надо-то, добр человек?

Лёхин открыл рот сказать "Здрасьте" — не успел. Снизу объявили:

— Да это ж Лексей Григорьич. Небось, к Сверчку явился.

— Не-е, он Бирюка ищет, подвального, — сказали сбоку, и Лёхин едва успел заметить пышную бородищу, утянувшуюся в щель между дверью и косяком. — Сейчас сбегаем, кликнем.

— Дедушки! — взмолился Лёхин. — Не надо никого кликать! Вы мне скажите — где он. Сам дойду.

— А, тогда у нижнего подъезда найдёшь. Там Зеркальщика с дороги тянут.

— Спасибо!

— А на здоровье!

Снова раскрыв зонт, Лёхин поспешил к концу дома. Дорога здесь и впрямь ощутимо шла вниз, так что он сразу сообразил, о чём говорили домовые. При воспоминании о Зеркальщике его передёрнуло от брезгливости: жутковатая сущность — огромная труба с тонкой кожей, словно набитая легчайшим желе, от которого трясётся при движении. Питается человеческим эмоциональным негативом, а созревая, лопается где ни попадя, вызывая взрыв ненависти и злобы среди людей. Пакостник тот ещё.

Здешний Зеркальщик лежал на газоне, искренне не понимая, чего от него хотят. Компания озверевших домовых и подвальных пыталась выкатить его в сторону дороги. Но как катить по земле воздушный шар-сосиску, по чьей-то прихоти наполненный водой?

— В тополиную аллейку хотим вывести, — тяжело отдуваясь, сказал Бирюк. — Там по нынешней непогоде — грязи! Никто и не ходит. Вот и лежать бы там ему, никому не мешая.

Лёхин хорошенько осмотрел двухметровую "сосиску", шириной где-то с водосточную трубу, и, сомневаясь, спросил:

— А он не созрел ещё? Вдруг лопнет на всех этих камнях да на мусоре?

— А что делать? Не оставлять же здесь? Это ж лихо какое страшное! Нельзя ему рядом с человеческим жильём. Ох, нельзя…

И времени жалко. Лёхин мысленно поплевал на ладони и, оставив зонт на попечении Сверчка, взялся за конец Зеркальщика — тот, что ближе к дороге. Стараясь не слишком кривиться, чувствуя в руках тёплую аморфную массу, он осторожно потащил "сосиску" с газона. Бирюк и ещё какой-то подвальный сообразили приподнять другой конец Зеркальщика, чтобы подстраховать на предмет невредимости. Кажется, Лёхин тащил "сосиску" с головы, так как именно отсюда доносилось недоумённое и даже обеспокоенное бульканье.

Бережно и даже нежно Зеркальщика уложили на середину тропы в тополиной аллее, в самую грязь. "Сосиска" с недоумением побулькала ещё немного, а затем тяжело осела, расслабилась. Кажется, здесь ей понравилось.

— Грязь к грязи, — вздохнул Бирюк.

— И что теперь с ним будет? — спросил Лёхин.

— Да что обычно, коли не пережрёт! Переварит, что набрал, потом опять к дому полезет. Мы уж его который раз за неделю таскаем. Углядеть вовремя — так ещё ничего, жить можно… А тут… Жрёт и жрёт, откуда только берёт? Вроде и народ домашний не больно ругливый в последнее время. Разве что это вот кафе непотребство творит. А ты, Лексей Григорьич, опять по делу, что ли?

— По делу, Бирюк. Где бы поговорить нам?

— А вон, ещё ниже, сушилка бельевая а за ней скамейка под "грибком". "Грибок" тот от детского садика остался, а местные наши ребятишки приспособили его над скамейкой — хороший уголок для компаний.

— Одобряешь, что собираются там? — удивился Лёхин, прихватывая двух подвальных и Сверчка под мышку.

— Дык, под приглядом — вот что ценно.

Скамейка под "грибком" оказалась местом уютным и сухим. Лёхин оставил на одной половине паранормальный народ, сел рядом сам.

— Информация к размышлению: следы Ромки привели в Каменный город. Вопрос: есть ли выход в Каменный город из кафе?

Сверчок, как и Лёхин, уставился на подвальных. А подвальные переглянулись, и Бирюк покачал головой:

— Как обухом ты нас, Лексей Григорьич, по темечку. С чего ты решил, что с кафе есть ход в Камень-город?

— Должен быть. И Роман, и Лада были несколько минут в зале, а потом пропали из него, но никто не видел, как они вышли.

— Нет. Не может быть такого, Лексей Григорьич.

— Так. Стоп. Бирюк, мне свои домовые сказали, что в Каменный город вам, домовым и подвальным, попасть нельзя. Сверчок, это так?

— Так, Лексей Григорьич.

— Бирюк, есть ли в кафе место, которое для тебя под запретом?

Подвальный задумался, а Лёхин, перебирая всё, что слышал об "Ордене Казановы" и что видел в нём, вдруг вспомнил.

— Вот что, Бирюк. На другой стороне от входной двери в кафе — два коридора. Один ведёт к служебным помещениям и к туалетам. Другой заканчивается двумя… мм… скажем так, ветками. Один из боковых коридоров ведёт в тупик. Бирюк, что скажешь о тупике?

Подвальный отчаянно свёл густые брови.

— Что скажу, что скажу!..

И замер. И Сверчок замер, глядя на него.

А второй подвальный тихонько спросил:

— Бирюк, слышь? А не тот ли это коридор…

Тут Лёхин припомнил ещё кое-что и задумчиво сказал:

— А интересно… Не было ли раньше на месте этого дома реки?

— При чём тут река? — озадачился Сверчок.

— Знаю два выхода в Каменный город. Оба — под мостами.

— … А уж сыро там завсегда было, — пробормотал Бирюк, явно витая мыслями в заданном месте. — И плесень… Да, там ещё узор выложен из цветных паркетин, а угол от плесени аж махрится, как будто мох там растёт… И дверь забитая…

— Нет там никакой двери!

— Есть, Лексей Григорьич. Залепили её блестяшками вместо обоев, вот и не видать. А дверь там завсегда была, да. Старый подвальный Сысой тоже говаривал: мол, не пускат та дверь ни за какие коврижки, да и не надоть. А подземная река — да, было дело, тоже балакали. Но ведь далеко вниз ушла!..

Измученный воспоминаниями, Бирюк словно листал собственную память. Прислушиваясь к его речи, Лёхин сам вспомнил, что его дом стоит на обмелевшей подземной реке, о чём ему сообщил как-то Ерошка, дух болотный. А если под городом система сообщающихся между собой ходов-выходов из Каменного города? Только преграда, наверняка ментальной природы, не даёт путешествовать из верхнего города в нижний паранормальному народу и людям вообще без параспособностей… Хотя Лёхин слышал когда-то, что людей таких нет: способности есть у всех — только у одних спят дремучим сном, а у других активны в разной степени… Ладно, хватит. Увело уже, куда не надо. А надо…

Лёхин поднял голову. Домовой и подвальные, только что втолковывавшие друг дружке тайны земли, на которой дом стоит, проследили его взгляд.

— Глупые мысли какие-то лезут, — пробормотал Лёхин. — Бирюк, а не считая того, что тебя крысы гнали из подвала, нет впечатления, что в последний месяц тебе трудно стало бегать по коридорам? Ну, например, не бывало впечатления, что подвал стал совсем чужим?

— Страсти какие говоришь, Лексей Григорьич, — тихонько сказал Сверчок.

— … И я никак в гости зайти не мог, — эхом откликнулся второй подвальный. — Выстукиваешь, выстукиваешь по стене, ан не слышит. Пока сам не выйдет — не дозовёшься, а, Бирюк? Такое ведь тоже было. А раньше стукнешь — уже бежишь.

— Они впустили Камень-город в подвал?! — слепой взгляд в точку — качал головой Бирюк. — А меня, значит, кошка держала, пока не окотилась. Вон что… Кошки ведь и там. И здесь безнаказанно бегают… Ох ты…

— Потом напереживаешься, Бирюк, — невежливо перебил Лёхин. — Ты мне лучше объясни, где дверь тайная находится.

Подвальный моргнул, приходя в себя, и объяснил.

51.

За полчаса до выхода из дома Лёхину позвонили. Номер высветился незнакомый.

— Я с телефона жены звоню, — неторопливо сказал очень спокойный голос. — Леонид это. Добрый вечер.

У Лёхина на сердце отлегло. А то… распрыгалось, понимаешь…

— Добрый вечер, Леонид.

— Дело у меня, Алексей, тут такое… Жена говорит — позвони и позвони. В общем, как у тебя дела? Помощь не нужна?

— Смотря какая. — Леонид осторожничал — и Лёхин осторожничал. И вдруг — сообразил. — Слушай Леонид, давай напрямую: с чего жена твоя (он напрягся и вспомнил), Люда, решила, чтоб ты обязательно позвонил? Давай только без этих, как ты сам говорил, танцев-шманцев.

— Да сон опять, — теперь уже легко сказал Леонид. — И в прошлый раз сон, и в этот. Видел я, как ты и ещё один — во сне его Пашкой звали — сначала по каменному полю шли, потом с собачьей сворой дрались. И ещё с кем-то.

— И что из этого?

— Я так понял — продолжение следует? Бой-то не закончен ваш. Я завтра выходной. Куда приходить, если что, и собак брать ли?

— Леонид, ты понимаешь, что сон сном, а убить могут реально?

— Понимаю.

— Хорошо. Тогда так…

Лёхин придумал такой план: Павлу три тысячи в зубы на вход — и он называет охране имя одной из компаньонок (Валя подскажет свободную девушку), он уже был в кафе, охрана мельком его запомнила, а то, что мальчики-красавчики его куда-то тащили, охрана наверняка ни сном ни духом; Олег идёт в кафе как человек, завернувший перекусить, обычным посетителем. Ну, у Лёхина причина законная — Диана. Затем двое из них по одному исчезают в тупиковом коридоре, ищут нужную дверь. А Лёхин тем временем идёт в коридор с туалетом, открывает окно, впуская профессора (уже созвонились) и Леонида. И теперь они уже втроём присоединяются к двоим, открывают дверь в Каменный город, а там… Там — как Господь на душу положит.

План не идеальный — понимал Лёхин. Мало того — поверхностный. Но большего придумать не мог. К его удивлению, с планом согласились и остальные без споров и возражений. Понадеялись, что он единственный в курсе всего, потому и согласились?

"Домочадцы" провожали Лёхина толпой. Заставили присесть на дорожку. Глеб Семёнович и Линь Тай чуть не плакали: драка грандиозная намечается — и без них! Слёзно умоляли взять с собой: а вдруг по дороге какого-нибудь алкаша найдут да в его теле в Камень-город проникнут? Лёхин возражал: а если на пороге между городами выкинет призраков из человеческого тела, что ему, Лёхину, тогда делать с бедолагой, очнувшимся в странном и страшном месте?

Касьянушка беспокоился, хорошо ли "пояс военный" на Лёхине застёгнут. Елисей норовил из этого пояса что-нибудь вынуть да сунуть вместо оного сухарик: "Камень-город же! Вдруг из хлебушка засушенного каравай явится! Голодными хоть сидеть не будете!" Дормидонт Силыч бубнил, чтоб Лёхин не зевал: "Где воинская наука впрок не идёт — хитростью брать надо!"

Лёхин пытался сосредоточиться на плане — "домочадцы" заморочили голову напрочь, тупел в собственных глазах. Выдержки не хватило — взмолился:

— Ну хоть перед дорогой помолчим!

И все торжественно замолчали. Правда, секунды через две квакнул Касьянушка — открыл-таки рот, а Дормидонт Силыч и шлёпнул по губам. Купца, грубияна и рассказчика развратных анекдотов, Касьянушка боялся. Поэтому сделал благостное лицо многотерпеливца, возведя очи к небесам.

В общем, Лёхин понял: досиди он эту минуту — точно взорвётся. И — пулей вылетел за дверь!

На остановке его, обозлённого, мокрого (зонт забыл второпях!), дожидался Олег. При виде распахнутой дверцы Лёхин содрал с себя плащ и юркнул в машину. Скомканный плащ он некоторое время угрюмо держал в руках, пока Олег, посмеиваясь, не предложил:

— Разверни да брось назад! Хоть немного да просохнет.

Они уже проскочили памятный поворот у моста, когда по рукаву Лёхиного свитера скатился Шишик. Его выпученные глазёнки хищно таращились куда-то наверх. Лёхин глянул, и у него сердце замерло. А Олег гордо сказал:

— Специально для Шишика купил!

И Лёхин — заржал, громко и неприлично. Душа не выдержала.

Под потолком машины болталась подвеска со множеством "качелей" в виде колец, треугольников, ромбов. Все они висели на отдельных тесёмках и нервно подпрыгивали.

Отхохотавшись, Лёхин принялся перечислять все сегодняшние раздражители ошарашенному его реакцией Олегу, а "помпошка" — счастливая! — кажется, на всех качелях решила укататься до тумана в глазах.

Олег в ситуацию вник и теперь смеялся сам, поскольку Лёхин успокоился и уже с улыбкой расписывал картину "Прощание с домочадцами".

До кафе осталось совсем немного, когда Шишик упал на колени Лёхина. Один глаз бессмысленно плавал в космах наверху. Другой — наверное, потерялся где-то внизу. Лёхин вздохнул, надел плащ и сунул "помпошку" в карман.

Как и договаривались, Олег свернул в арку и остановил машину напротив первого подъезда. Но ещё раньше Лёхин заметил, что внизу, рядом с кафе, что-то уж больно много народу. И машины — кажется, мигалки и "скорой", и милиции промелькнули. А на задворках — обнаружили Олег и Лёхин — народ явно из дома группками стоит и что-то заинтересованно обсуждает, несмотря на дождь.

Выяснилось, что Олег притормозил аккурат за машиной Соболева, в которой, кроме профессора, сидел и Павел. Судя по всему, они неплохо столковались. Во всяком случае, профессор называл детектива по имени и не возражал против "ты" с его стороны — хотя Павел и продолжал величать его по имени-отчеству.

Наскоро Лёхин познакомил их с Олегом.

— Что происходит в кафе?

— Сами в непонятках, — вздохнул Павел. — Жильцы говорят разное. Одно только повторяют абсолютно все: в кафе несколько трупов, а хозяина не могут нигде найти.

— Весело, — пробормотал Лёхин. — Значит, отсюда нам в Каменный город не попасть, блинчики-оладушки. Подождите немного. Может, попробую информацию из первых рук получить.

Он еле успел выйти из арки, как от толпы у кафе к нему побежала фигурка на высоких каблуках, в длинном плаще с капюшоном.

— Алёша!

Шишик пробурчал что-то недоброжелательное и утоп в кармане.

В дождливых сумерках лицо Дианы почему-то казалось скульптурно-прекрасным. Лёхин быстро перешёл на тонкий уровень зрения — ни одной крысы вокруг неё! А когда девушка подбежала, он сообразил, почему её лицо кажется скульптурным. Даже бег не оживил застывших черт. Изумлённый Лёхин мог поклясться, что Диана сейчас такая же сонная, как Валя недавно. Значит, он прав? Значит, все компаньоны и компаньонки находились под сильнейшими чарами?

— Что случилось, Диана?

— Такой ужас, Алёша! Нас всех почему-то посчитали наркоманами. И милиция, и врачи. — Девушка говорила тонким, монотонно-капризным голосом, каким иногда говорят заболевшие, с высокой температурой дети. И как капризный больной ребёнок, она держалась за его руку — может, в поисках уверенности?

— Ну а сейчас уже не считают?

— Конечно, нет! Альберт нам даже курить запрещал — не то что наркотики.

— А почему они вообще приехали? Что случилось в кафе, Диана?

— Кто-то из подсобных рабочих нашёл в служебке трупы. Как это страшно! Альберта не было, и он вызвал милицию! А сейчас собрали всех компаньонов и почему-то сразу решили, что мы наркоманы.

— Потому что все выглядят сонными? — задумчиво подсказал Лёхин. — А компаньонов собрали почему? Потому что трупы в служебке? — и вдруг сообразил: — Диана, это кто-то из ваших?

— Да, это наши, — она, не глядя, убрала ладонь с его руки. — Я так устала. И мне… как-то пусто. А всё время хочу спать… А? — встрепенулась она, словно услышав вопрос. — Да, это те четверо, с которыми подрался Анатолий. Помнишь, ты звонил?

— Помню, — выговорил ошеломлённый Лёхин. Четверо?!

— Их убили страшно. Говорят, крови очень много. Нас уже отпустили, но предупредили, что завтра с утра всех на допросы… А если в университете узнают, что мы в уголовном деле замешаны…

Она произнесла это всё с той же, почти монотонной, безразлично-вопросительной интонацией, словно не отвечала на вопрос, не разговаривала с собеседником, а размышляла вслух. А потом словно потухла и, сгорбившись, пошла на остановку. Лёхин успел догнать её и задать важный вопрос — очень важный, хотя сообразил только что.

— Вас всех вызывали? Анатолий тоже здесь?

— Анатолий? — удивилась она наконец. И Лёхин мог бы поклясться, что следующая её фраза прозвучит так: "А кто это?" Но нет. — Странно, что ты спросил. Нас тоже спрашивали о нём.

— И что? Никто не знает?

— А зачем? Зачем нам знать?

Она снова зашагала к остановке, но вдруг остановилась.

— У нас был Роман. Ромка. Он здорово пел под гитару. Послушаешь — и снятся странные, красивые сны. А когда его песни запел Анатолий — это даже выглядело глупым. Я ему однажды сказала, а он обозлился… — Она снова отвернулась к остановке и забормотала, раз за разом зевая: — Ну да… Я и сказала… потому что знала — он… обозлится. Глупо всё.

Чтобы слышать её, Лёхин торопился следом, а она как будто знала: подъехала "маршрутка", девушка дождалась, пока все выйдут. Придержала дверь и, обернувшись, сказала ясно:

— Я всегда знала, что "Орден" будет существовать, пока в нём поёт Ромка.

Возвращаясь на задворки кафе, Лёхин мечтал о паре таблеток от головной боли. Четыре трупа, пропавший Анатолий, пропавший же хозяин, пифия Диана со своим трагическим заявлением о Ромке, в кафе не попасть ни через парадный вход — там милиция, ни через подсобные помещения — не на глазах же десятков взволнованных жильцов! Да и смысл теперь попадать туда? Внутри, небось, обыски вовсю… Придётся всей компанией ехать либо к заливу, либо к мосту возле дома. А Лёхин так надеялся, что кафе напрямую связано ходом с логовом Альберта, который — Лёхин уверен на все сто — убегая, прихватил с собой Анатолия.

Пока он отсутствовал, появился Леонид. Не один — с собаками, как однажды и предположил Лёхин. Именно доберманы в отсутствие Лёхина познакомили своего хозяина с честной компанией: когда Леонид прибыл на место, псы радостно потянули его к Олегу. Олег бы, может, и не узнал доберманов, тем более на поводке и при хозяине, если б Лёхин не рассказал о них по дороге к кафе. Собакам Олег обрадовался. Ещё больше обрадовался, убедившись, что псины нашли-таки дом… И даже профессор принялся вглядываться в них задумчиво, хотя вроде и не должен был их помнить. Может быть, принялся потому, что оказался вторым, кого подошли обнюхать псы.

— И что теперь делать? — беспомощно спросил Лёхин, отчитавшись о встрече с Дианой.

— Если Лада убегала от загонщиков, вряд ли это было в городе, — сказал Павел. — Нам придётся ехать к мосту в твоём микрорайоне, потому что он даёт выход прямо в Каменный город.

— Едем, — нетерпеливо предложил Олег. — Леонид, собаки в машину пойдут?

— Сейчас узнаем.

Лёхин и слова сказать не успел, как все быстро рассредоточились по машинам. Всё ещё сомневаясь, он тоже шагнул к машине.

— Уф-ф, успел-таки… Лексей Григорьич! Лексей Григорьич! Не уезжай!!

52.

Оглянувшись, Лёхин присел перед Бирюком, подпрыгивавшим на бордюре. Подвальный выглядел неимоверно грязным и усталым.

— Что случилось, Бирюк?

— Дай отдышаться, Лексей Григорьич!.. О-ох… Думал, уж уедешь.

Пока подвальный усмирял дыхание, Лёхин поднялся с корточек и заглянул в машину за зонтом.

— А-а…

Почти квадратные, потрясённые глаза Олега сначала даже испугали. Но и Леонид выглядел изумлённым. Лёхин только хотел спросил, что это с ними, как Олег смог выговорить:

— Лёхин а ты куда пропал? Только что был, раз — и нет.

— Да так, погулять вышел, — отшутился Лёхин, сообразив, что удивление вызвало его приседание на корточки.

Он снова присел, раскрыв зонт над собой и Бирюком. Свесившись из кармана плаща, проскрипел благожелательно Шишик.

— Ты, Лексей Григорьич, со своими товарищами иди на ту скамейку где вчерась балакали. Нашли мы тебе вожатого до Камень-города. Там и дожидается.

— Да мы и так собирались…

— Лексей Григорьич, он вас к ходу от кафе этого злосчастного выведет.

— Ага… Так, — проговорил Лёхин, соображая. — Спасибо, Бирюк.

— Не за что пока. Это я тебе спасибо говорить буду, как в родной подвал вернусь.

— Подожди здесь, под зонтом. Я объясню народу ситуацию, и пойдём к скамейке по одному, чтобы не привлекать внимания.

— И хорошо, Лексей Григорьич, что по одному. Только поскорее бы. Долго ждать вожатый ждать не будет. Не любит он к нам, на поверхность, выходить.

Последних слов Бирюка Лёхин не дослушал: сбегал к машине Павла, показал, куда идти, потом Олегу и Леониду. Взглянув на доберманов, он было обеспокоился, смогут ли собаки перейти невидимую границу между привычным миром и территорией Каменного города. Потом вспомнил, как дома, у Леонида, к псинам подбежал домовой и они потянулись к нему обнюхать. И — успокоился.

Прихватив зонт и подвального, Лёхин поспешил к скамейке. Интересно, что за вожатого нашёл Бирюк? В его мире много любопытнейших личностей. Вожатый этот наверняка из таких.

Сначала показалось — на скамейке вырос тонконогий, с узкой, колокольчиком, шляпой гриб. Привычный к виду Леших-палисадничих, Лёхин решил, что вожатый похож на них. Хорошо, Бирюк с локтя предупредил:

— Меня, грязного, взял на руки и не побрезговал — хорошо. С Мокричником так не делай. Не любит. Да и не всякий его вида выдержит.

— А почему Мокричник? — за несколько шагов до скамейки шёпотом спросил Лёхин. — У воды живёт?

— Не только. Он мокриц пасёт, пиявок прикармливает. Ты с ним много не разговаривай — не любит.

Лёхин хотел спросить — чего ещё не любит Мокричник. Не успел. Подошли к скамейке. Из вежливости Лёхин присел — и с трудом удержал приветливое выражение лица. Он привык, что у паранормального народца лица почти человеческие. А сейчас на него взглянула из-под шляпы натуральная пиявка.

— Добрый вечер.

Тускло блеснули маленькие чёрные глаза, на сплошь ровной поверхности возможного мелкочешуйчатого лица прорезалась поперечная линия. Наверное, рот.

Не успел Лёхин ни чего подумать, ни спросить чего, как Мокричник спрыгнул со скамьи. Так мальчишки на речке или на пруду прыгают в воду — "солдатиком". Лёхин дёрнулся — ой, упадёт! Но Мокричник, держась прямо и жёстко, зашагал к забору позади скамейки. И невообразимо стремительным движением нырнул под нижнюю перекладину — и пропал.

— Шагай, Лексей Григорьич, — донёсся со скамейки шёпот подвального. — И не боись: я тоже пойду с вами до хода-то.

Пока до Лёхина дошло, что пора переходить на другой уровень зрения, к нему подошли Олег и Леонид с доберманами. Псы с интересом обнюхали Бирюка (тот не возражал), брезгливо чихнули над следом Мокричника и свели глаза к носу, разглядывая оседлавших их Шишиков. Те сидели на собаках тоже не просто так, а качались в стороны, изучая то один, то другой глаз ездовых животных.

За забором, который, как оказалось, был фрагментом и его легко обошли, ютились остатки деткой веранды — полупроваленный пол, куда и поспешил Мокричник. Он спрыгнул с одной раздавленной доски на другую, затем на землю. Потом гриб-пиявка обернулся. Снова под малюсенькими, туповато-блестящими глазёнками появилась ротовая прорезь. Прорезь росла, пока Мокричник явно дожидался сбора всей честной компании. Лёхин себя слишком брезгливым не считал, но когда из угла ротового отверстия полезла белёсая струйка слюны… Внезапно Мокричник нежно прочирикал длинную фразу и, будто подрезанный, сел на землю.

— Он говорит — дошли, — сам удивлённый, сказал Бирюк. — Лексей Григорьич, дальше я не ходок. Вам нужно поднять вот эту доску, но держась только за этот край, который ближе к нам.

— Странное требование, — удивился Лёхин и посветил на доску.

Остальные поняли, что он разговаривает с кем-то из паранормальных, и терпеливо ждали.

Не убирая пара-зрения, Лёхин взялся за доску и осторожно приподнял её. Пока один край оставался на земле, доска поднималась легко, но едва он поднял её над землёй, она хоть и поддалась, но налилась тяжестью. И чем выше он поднимал, тем тяжелее доска становилась. И край — тот, что на земле, — удлинялся.

"Открываю дверь подземного хода!", — понял Лёхин, и его прошибло холодным потом, когда он отвалил до конца тяжеленную дверь и увидел ступени вниз.

Снова что-то нежно прощебетал Мокричник, утёр слюну и куда-то ускакал.

— Дальше вы сами, — перевёл подвальный. — Дойдёте ли, Лексей Григорьич?

— Дойдём, Бирюк. А дверь за собой закрыть?

— Лучше закрыть. Другого человека от неё оттолкнёт, но не ровён час такой, как ты, объявится? Провалится да сгинет.

— Ладно, сделаем. Счастливо оставаться!

— Прощевай, Лексей Григорьич! Скатертью ваша дорожка, ровной да гладкой!

Лёхин оглядел добровольцев.

— Кто-нибудь видит вход?

— Я вижу, — сказал Соболев неуверенно. — Лестница вниз. Да?

— Хорошо. Тогда идите первым и встречайте остальных. Мне велено дверь закрыть, чтоб беды не случилось.

Профессор шагнул на видимую компании землю — и его ступня словно исчезла в воде. Перенёс другую ногу. Доберманы шумно вздохнули: Соболев исчез полностью.

— Забавное впечатление, — донёсся его голос издалека, будто из-за приоткрытой двери. — Кто следующий?

Как и предполагал Лёхин, следующим оказался Павел. Леонида потянули доберманы. Больше всего Лёхин боялся за Олега. Но тот, глубоко вздохнув, тоже шагнул и пропал. Оглядевшись — никто не видел? — Лёхин встал на ступеньку и осторожно потянул дверь на себя.

По первой лестнице никто без него не спустился.

— Хоть какое-то оружие взяли все?

Озабоченно покивали. Один Павел расплылся в счастливой улыбке. Ну, с этим всё ясно. Упрямый.

— Лучше вынуть и держать в руках, — посоветовал Лёхин. Заранее предупреждать не хотелось. И не только из-за эффекта неожиданности. Пусть насладятся, какими увидит их Каменный город. И даже Павел его понял — ухмыльнулся, довольный.

И — побежали. Павел — впереди всех.

Третья лестница — торжествующий вопль, оборванный на полуслове. Павел. Обзавёлся экипировкой. Остальные, изумлённо поглазев на него, сообразили-таки глянуть на себя. Короткий свист, смущённое покашливание, довольное "Ха!" — кажется, никто не возражал против личных метаморфоз.

Сам Лёхин выглядел, как и в прошлый раз, только плащ покороче (Шишик немедленно завис на аграфе легкомысленной пушистой помпошкой), жилет уже не кольчужный, а настоящий доспех; к наручам и ножам в сапогах добавились металлические звёздочки и, как ни странно, кнут. Верёвку сунул Елисей: "Вдруг как лазать придётся? Пригодится!"

Оглядев воинство, Лёхин понял, что Каменный город не только увидел своё в непрошеных гостях, но и выявил суть каждого: Павел казался весьма довольным одеянием воина — возможно, странствующего наёмника (Лёхин невольно усмехнулся: ну и начитался же я всякого!); скромный по жизни Олег превратился в воина-монаха; уверенный в себе Леонид — нечто среднее между ними. Незаметный же, сдержанный профессор внезапно сразу вызвал к себе почтительное внимание: он словно расправил плечи под длинным тяжёлым плащом, край которого слева слегка приподнимал кончик ножен; какое уж под плащом пряталось одеяние — сказать трудно, но сам плащ тоже вызывал почтение: чувствовалось в нём что-то богатое…

— Охренеть!.. — восхищённо сказал Павел, недавно по-свойски болтавший с Соболевым. — А корону тебе, Дмитрий Витальич, на последней лестнице преподнесут?

"Значит, не один я вижу в нём "его императорское величество"!" — ухмыльнулся и Лёхин, разглядывая смущённую физиономию Соболева.

Леонид тем временем подошёл к следующей лестнице.

— Там поворот — и ещё одна.

— А может, и не одна. Отсюда не видать, — заметил Олег.

— Предположительно, мы сейчас должны выйти к какому-то большому дому, где Альберт держит Романа, — сказал Лёхин. — Или сразу войти в него. Склоняюсь ко второму. Смысл делать ход из кафе, если не попадаешь к себе сразу…

— Ты уверен, что Роман жив?

— А смысл убивать? Альберт его и сейчас может использовать по полной. Ведь что требуется от Ромки? Только петь. Я тут покумекал и сообразил — схема простая: он поёт, наделяя будущих компаньонов привлекательностью и обаянием; Альберт же добавляет в его песни слова, которые делают ребят и девушек не способными на ответное чувство — и меркантильными. Когда Ромка начал понимать, что в кафе происходит странное и, возможно, он виной тому, он поругался с Альбертом и тот пошёл на попятный: Ромкиных песен он не трогал, но те же песни, им подкорректированные, стал петь Анатолий. Но… Силы у Анатолия маловато без Ромки. Четверо ребят-компаньонов, судя по всему, очнулись одними из первых, а когда стали соображать, что к чему, избили Анатолия. Их-то сегодня и убили. Подозреваю — Анатолий. Мало того что у него ничего не получается, так ещё и крысы жизнь забирают… Вот и взбесился… Ну, всё? Успокоились? Привыкли к себе? Идём дальше.

— Совсем озверели они там, в своём кафе, — сердито проворчал Павел, сбегая по ступеням рядом.

— Как сказать! — откликнулся Леонид. — Разве остановишь, когда богатство в руки само плывёт? Человек — утроба ненасытная, — заключил он философски.

Два добермана бежали по бокам от него. Лёхин всё оглядывался на них. Всё казалось, шерсть на них загустела, посветлела.

— Ого! — сказал Павел.

Они пробежали следующую площадку. Последняя лестница, похоже, спускала на крышу самой настоящей башни с зубцами и бойницами.

— Вот это да! — ахнул Олег, сияя от восторга, когда всё войско поспрыгивало с лестницы на башню.

И все уставились на Леонида. Точнее — на собак возле него.

Леонид сначала не понял — псы сидели чуть позади. Оглянулся.

Два огромных белых волка с шипастыми ошейниками преданно уставились на хозяина. Леонид нерешительно потрогал косматые холки и сказал:

— Вот блин, а?

И все с ним согласились.

53.

С башни вниз вела узкая лестница. Но прежде чем спуститься, они быстро обошли площадку и в конце концов встали около Соболева.

— Мда, вид интересный, — озадаченно сказал Олег.

Кроме башни под ногами, существовали ещё три по углам основного здания. Насколько удалось рассмотреть, само здание высилось на четыре этажа — считали по окнам. Плюс к этим этажам высокие потолки. А значит, стояли воинственные путешественники на высоте этажа пятого. Учитывая крышу, возможно, и шестого. Ко всему прочему замок обнесён каменными стенами, образующими достаточно просторный, по-утреннему пустынный двор с хозяйственными пристроями.

Разглядывающий двор вцепившись в башенные зубцы, Леонид усмешливо спросил:

— Мы… вот это всё… завоёвывать будем?

— А я б не отказался от такого загородного домика! — хохотнул Павел.

— Хохмачи… Наша сверхзадача — Ромку отсюда вытащить.

— Интересно. Для начала неплохо бы найти его. А как?

— Как-как! Тщательный обыск каждого помещения! Если мешать не будут — недельки за две закончим.

— А чего только за две?

— А винные погреба? Пока каждый бочонок не отдегустирую — ни за что не выйду.

"Адреналин! — понял Лёхин. — Небось, каждого трясёт и колотит, как меня". Кроме, наверное, профессора. Тот, спокойный, с тенью улыбки, стоял около Леонида, и оба белых волка неплохо вписывались в портрет императора.

— Лёхин, с чего начнём?

— Надеюсь, слишком массовых потасовок не предвидится. Мне сказали: можно попасть в Каменный город, если город позовёт. А вчера я убедился, что может быть и обратная связь. Профессор, можно попросить вашего Шишика?

Пока Соболев оглядывал себя в поисках "помпошки", Лёхин снял Профи с его плеча и теперь в руках держал двоих.

— Мне нужно минуты две, после чего, я думаю, мы напрямую пойдём к Ромке.

Лёхин сел на первую ступеньку узкой лестницы, закрыл глаза и вызвал в памяти гитарный аккорд.

— "Вот город теней…"

Тишина. Внизу — редкий человеческий разговор, цокот лошадиных копыт по брусчатке двора… Затаив дыхание, Лёхин снова "услышал" гитару и свой голос. И снова — вслух:

— "В нём реки дорог. Бегом по асфальту… Эхо шагов…"

Мгновенно облился потом, когда промелькнуло перед закрытыми глазами: Ромка резко поднял голову.

— Ну же, помогай… "Вот сумрачный дом — высокий порог…"

— "… А входишь — пусто… Игры богов…"

От Романова шёпота Лёхин содрогнулся, а его товарищи вздрогнули. Но одновременно подпрыгнули в ладонях "помпошки". Он открыл глаза: Шишики стреляли глазищами во все стороны и дружно вдруг уставились вниз.

Лёхин встал. Оба Шишика глянули на него.

— Контакт? Или этого мало?

Сверлят глазищами.

— Эх, гитары нет… Ладно. — И в полный голос: — Дождь, разыщи его! Ветер, найди его! В Каменном городе он заплутал! — Тот же напряжённый голос-шёпот: "В Каменном городе я заплутал…" Забывшись, Лёхин в голос спросил: — Что, сбежать хотел — не получилось?

Никто не ответил, зато "помпошки" нетерпеливо дёрнулись вцепиться в пальцы, как детвора облепляет перила моста поглазеть на воду внизу. Для проверки Лёхин быстро сбежал по лестнице. На площадке к трём коридорам у Шишиков чуть глаза не выпали, пока они таращились налево. Маленькое войско проскочило короткий левый коридор. Дальше — длиннющая галерея, пустая, с высокими потолками, с длинными окнами в узорных красно-синих витражах.

— Профессор, Олег — от Лёхи по сторонам на два шага. Мы — сзади, — скомандовал Леонид.

Его послушались так, словно он всю жизнь командовал ими. И помчались.

— Дождь, разыщи его… Ветер, найди его… — задыхаясь, бормотал Лёхин.

— Странные слова для песни, — легко, словно прогуливался, а не бежал изо всех сил, сказал Соболев.

— Нормальные слова… — пропыхтел Лёхин. — Пока не проведёте параллель между их содержанием и погодой в городе!

— Обалдеть! — искренне восхитился Олег.

Соболев только бровь поднял.

А сзади подал голос Павел, слышавший обмен репликами:

— Есть и третья параллель. Лёхин, помнишь, что сказал Ксандр? В Каменном городе какого-то идола или бога рассердили! Вот мне сейчас интересно стало. Мы-то под крышей. А снаружи каменный дождь не начался?

— На всякий случай держимся подальше от окон!

— Вряд ли что-то будет. Голоса Романа не слышу. Только шёпот. — "Ну же, Роман!" Лёхин снова вызвал в воображении фотографию, на которой Ромка смеётся. — Улицы, улицы. Дождь, нудный дождь… Листья осенние…

— Её не вернёшь…

— Что?!

Шишики захлопали на Лёхина озадаченными глазами. Зов потеряли. По прямой Лёхин добежал до середины галереи — и до выхода на лестницу. Куда дальше?

— Что случилось?

— Должна быть строка: "Ты меня ждёшь". Ромка сказал другую: "Её не вернёшь". И всё. Связь оборвалась. Что делать?

— Так… "Её не вернёшь". Её — это кого?

— Ладу, наверное.

Первым сообразил Павел — специалист по сбору нужных реплик.

— Они сказали ему, что девушку затравили Чёрной Охотой! Сможешь ему передать, что она в безопасности?

— Он слышит только голос поющего. Если сейчас полностью не заблокировался.

— Тогда рифмуем — и поёшь. Какие там слова были сначала?

Общими усилиями родились строки: "Улицы, улицы. Дождь всё идёт. Лада в окошко смотрит и ждёт".

— Пииты, — пробормотал профессор, непонятно, то ли — насмешливо, то ли — вздохнув.

Прислонившись к стене, Лёхин снова зажмурился. Так, гитара, струнный перебор, вслух наспех придуманные простенькие слова. Спел раз. Тишина. Спел второй. Тишина. Спел всю песню и закончил придуманными словами.

"Она меня ждёт?" — не вздох, а шелест умирающего.

Шишики встрепенулись.

— Угу…"… смотрит и ждёт", — подтвердил Лёхин и прислушался.

Пауза. Напряжённое молчание.

— Дождь!.. — тяжело сказал Роман, словно уронил огромный камень, — и в полный голос. Голос сильного человека, терпению которого пришёл конец.

"Помпошки" с беззвучным воплем спрыгнули с ладоней Лёхина и в панике усвистали за стену, в коридор.

Белые волки поджали хвосты и попятились туда же, не спуская глаз с красно-синих оконных витражей галереи.

— Странная тишина. Как перед… — только и успел сказать Леонид.

— Прячьтесь! — крикнул Соболев и рванул за волками и Шишиками.

Замешкавшегося Лёхина сразу несколько рук втащили за стену — так что ему повезло. А замешкался он, потому что услышал всю фразу: "Дождь, разыщи меня!", произнесённую с отчётливыми интонациями: "Ну, всё! Дождались?!"

Витражи взорвались с грохотом и звоном. И не по одному окну, а все разом, как будто к каждому подсоединили бикфордов шнур, и кто-то, ничтоже сумняшеся, нажал на кнопку с чувством закоренелого террориста, выпущенного наконец-то на свободу.

— Каменный дождь! — крикнул Павел. Его с трудом услышали и закивали.

— Здесь опасно! — завопил Лёхин, почти не слыша себя в стеклянно-каменном громе. — Следующая строка — про ветер!!

Он смёл "помпошек" с пола и ринулся к лестнице.

"Ветер, найди меня!" — слова упали, словно холодные валуны, звякнув тяжёлыми кандалами, грохнувшими на пол.

— Лёхин, стой! У тебя кровь!

— Где?

— На лице!

— Да фиг с ней!

— У меня йод есть! — похвастал Павел. — И пластыри бактерицидные!

Если бы не ситуация, они б легли от смеха. А так — хохотали, чуть не воя, хватаясь за стены и перила, чтобы не упасть.

Только Лёхин знал подоплёку Павловой предусмотрительности. Он-то помнил, как испугался частный детектив за Мокия, раненного стрелами загонщиков. Но знал — и хохотал, как все остальные, стравливая напряжение последних минут.

Дохохотались. Выглянул со следующей лестницы некто лысый, в широченном халате тошнотворного, коричнево-болотного цвета, блеснул призрачными зеленоватыми глазами и удрал вниз.

— Вот они здесь какие — крысы-привидения! — нараспев высказался Павел. За каменным грохотом его расслышал только Лёхин.

Но остальные крысу заметили и насторожились.

Назад, в галерею, уже никак нельзя: ураган за стенами замка уже забрасывал камнями лестницу, внизу которой они стояли. Впереди — неизвестность, кишащая крысами на двух ногах. Но здесь, даже среди крыс, есть шанс прорваться, а в галерее одного шального камня хватит…

И они побежали по второй лестнице, через небольшую площадку свернули к третьей. Дыхание перехватило: третья спускала в небольшую залу, полную двуногих крыс.

Лёхин сквозь зубы потянул похолодевший воздух, когда узнал одного крысюка.

— Анатолий! — бесцеремонно ткнул он пальцем влево.

Леонид протяжно засвистел.

— А позади него — высокий, в чёрном? — поинтересовался Соболев.

Высокий, в чёрном, прятался в тени.

— Альберт, хозяин "Ордена Казановы". Вы же с ним сталкивались, Дмитрий Витальевич. Неужто не узнали?

— С ним-то я как раз не сталкивался. Как-то так получалось, что являлся я в кафе не вовремя, — его всё не было. Так говорите, это он?

— Будете прорубаться к нему? — деловито спросил Леонид. — Спину прикрою, если что.

— Лёхин, а с Романом что теперь?

— Он где-то там, за этой крысиной стаей. Всё за то, что драться придётся.

— Можно подумать — кто-то отказывается. — Олег с улыбкой оглядел противника, поэтому не заметил, как белые волки скептически посмотрели на него. Лёхин им усмехнулся: август вспомнили.

— Леонид, ты у нас товарищ, выученный многому. В том числе и противодействию агрессивной толпе. Вот они стоят — вот мы. Как думаешь, стоит ли проводить мирные переговоры? Хотя бы попытаться? Вы нам Ромку — мы уходим!

— Не получится, — категорично сказал Леонид, не глядя и держа меч за рукоять и за клинок, ближе к эфесу.

— Почему?

— Потому что профессор… Чёрт…

Соболев сбросил плащ и с двумя мечами кинулся вниз по лестнице. Не вперёд, а налево, где пряталась тощая чёрная фигура. Леонид — за ним.

54.

Лёхин не столько поразился двум мечам Соболева, сколько обозлился на него: и правда, какого чёрта?! Пусть перед ним главный виновник гибели жены, но ведь не один же он сюда пришёл! Если уж начинать действовать, то уж всем вместе!.. Развели самодеятельность, блинчики-оладушки…

Потом одёрнул себя: ты не знаешь, каково это — терять любимого человека дважды. Сначала — когда любимая вдруг ни с того ни с сего влюбляется в другого. И второй раз — когда внезапная любовь становится буквально смертельной.

А потом он лишь обрывками удивлялся: я ещё о чём-то думать успевал?! Ай да я!

Орда крысюков навалилась так, что не продохнуть. Лупили в основном мечами — абсолютно одинаковыми и какими-то даже обезличенными. Именно лупили, поскольку полагались не на умение драться, а на душераздирающий вопль. Тем не менее считать их примитивными простаками тоже опасно.

Минут через пять Лёхин, как и остальные, шедший за Соболевым, начал опасаться не того, что могут ранить или убить. Не поскользнуться бы, не оступиться бы… Соболев дрался яростно — в буквальном смысле шёл по трупам. Четверо шли за ним, закрепляя прорыв. Кровь у крысюков оказалась скорее оранжеватой, чем красной, — и таковой сплошь стала прорубленная Соболевым дорога.

Вскоре Лёхин начал различать противников. Слабейшими были те, что сохранили на голове хоть какую-то растительность, лысые — и крепче, и энергичнее, а значит — опаснее. С последними помогали справляться волки — уже не чисто-белые, а в оранжевых пятнах. Но волки успевали не везде. В основном, по старой привычке, наверное, охраняли Олега. Хотя его-то охранять опасно: он дрался, как будто танцевал сумасшедше-энергичный танец. Павел действовал так, словно выполнял работу — деловито и старательно. От боя Леонида веяло некоторым высокомерием: этим — драться со мной? Кишка тонка! "Такими нас видит Каменный город!" — мельком напомнил себе Лёхин. Оправдывал ли профессора взгляд города? Времени подумать нет.

Оранжевым капельным веером брызнула кровь. Лёхин отшатнулся. Клинок Олега, пропоровший крысюка, едва не достал и его. Олег вскинул глаза, странно отрешённые, нервно улыбнулся, видимо ещё сам не понимая чему.

Клинок дёрнулся назад. Визжащий крысюк, зажимая рану, упал ничком. Целым не упал: экономные движения Павла — тело грохнулось, а голова, крутясь, заскользила по оранжевой луже.

Мгновением позже Павел сцепился с плешивым крысюком, а на Олега набросились трое, на спину одного из которых через пару секунд прыгнул волк — и Олег шарахнулся от падающих.

Лёхин отбивался от компании, чуть отрезавшей его от остальных. Отбивался как-то машинально, уже успевая при том замечать всё вокруг, пусть даже не анализируя. Поэтому, когда он увидел картинку, резко отличавшуюся от общей картины кровавого столпотворения, понадобились мгновения, чтобы понять. А картина нарисовалась следующая: где-то впереди, куда шёл разъярённый Соболев, стена вертикально прорезалась, расширилась в узкий прямоугольный проём и захлопнулась, пропустив две тени — высокую, отчётливо худую, и чуть тоньше, неопределённую из-за мотавшегося на ней плаща.

Соболев, идущий напролом, мог и не заметить картинки за толпой орущих крысюков.

Лёхин пришёл в себя и взял пример с Павла, чьим девизом, несмотря на упоённую драку, стало: "Это работа такая!"

Пальцы левой — в кулак. Наруч ощетинился клинками поверх костяшек. Одновременно кончик меча застыл на уровне груди. Лёхин зарычал (крысюки шарахнулись) и тоже пошёл напролом. Кажется, рычащий человек, решивший пропахать дорогу в крысиной стае, выглядел весьма впечатляюще. Прежде чем добраться до Соболева, Лёхин убил всего троих, самонадеянно посчитавших, что оружие на руке — всего лишь бутафория. И то один не в счёт: Лёхин буквально на ходу ударил клинками наруча в затылок крысюка, слишком упорно наседавшего на Олега. "А волки где?" Волки дрались между Леонидом и Павлом, не подпуская противника ни к тому, ни к другому. И вообще, отметил Лёхин: то ли их маленькая армия так раззадорилась, то ли противник оказался хитёр, но людей разбросало друг от друга на приличное расстояние. Поэтому добравшись до Соболева, первым делом жёстко сказал:

— Бросили всех, да?

Ни слова не говоря, Соболев развернулся и на той же волне ярости обрушился на крыс, отделявших его от остальных. Двойного напора крысюки не выдержали, отступили, дико переглядываясь и оглядывая зал. Вопить они перестали и, скучившись, негромко и быстро принялись переговариваться.

Получившая передышку армия пришельцев воссоединилась. Выглядела армия воинственной и потрёпанной… Лёхин стремительно прошёл вдоль отвоёванной стены. Так и есть! Дверь. Он осторожно приоткрыл её. Коридор.

— Что там? — требовательно спросил профессор.

— Пусто. Но именно сюда бежали Анатолий и Альберт.

Соболев так рванул к двери, что едва не врезал Лёхину по носу. Чуть задержавшись, Лёхин крикнул:

— Ребята, дверь посторожите!

И бросился за Соболевым. Далеко бежать не пришлось: тот стоял, растерянно озираясь. Неудивительно. Двери, двери, двери по всему длиннейшему коридору. Открой одну — где гарантия, что тебя не прикончат, выскочив из комнаты напротив?

Они переглянулись и почти одновременно ударили ногами в первую пару дверей. Добежали до следующей пары… В третью вломиться не успели. Из левой двери четвёртой пары вылетел крысюк, придерживающий на плече лямки чего-то вроде вещмешка.

— Анатолий!

Крысюк взвизгнул от неожиданности и помчался по коридору. Лёхин — за ним. Они не успели пробежать и десяти метров, как мимо уха Лёхина свистнуло что-то тяжёлое и влепилось в спину Анатолия. Тот словно споткнулся. Загремел неизвестный предмет. Мешок грохнулся, рассыпая содержимое по полу. Анатолий с жалобным высоким криком прокувыркался чуть дальше — и затих.

Тяжело дыша, Лёхин остановился. Мимо спокойно прошёл Соболев. Он пнул тело Анатолия в бок и поднял меч. Лёхин тем временем, сев на корточки, рассматривал сверкающую в свете коридорных факелов россыпь из вещмешка. Каких здесь только украшений нет!.. Лёхин вспомнил Анжелу и настроился на поиск золота с голубыми искорками сапфира. Сетку на цепочке нашёл сразу. Ещё пара секунд направленного поиска — нашёл одну серёжку и браслет.

Остриё меча разбросало драгоценности так, чтобы они не лежали друг на друге. Лёхин сначала решил, что профессор просто рассматривает нежданную добычу. Но вскоре меч очистил пространство вокруг кулона, будто сплетённого из тончайших золотых нитей. Образованный ими изысканный узор заключал в себе небольшой камень глубокого холодновато-сиреневого цвета, окружённый тёмно-синими камнями помельче.

Словно не замечая пристального внимания Соболева к драгоценности, Лёхин оглядел блистающее добро и вздохнул:

— Нам предстоит та ещё работа по розыску владельцев этих вещей.

Кончик меча слегка подцепил кулон за цепочку и подкинул к общей куче.

— Что дальше? — холодно спросил Соболев. — Мы не будем преследовать этого Альберта?

— Так, полагаю, смысла нет. Он наверняка удрал, как удрал бы и Анатолий, не пожадничай. Сейчас надо забрать эти поблескушки, найти Романа и вернуться в свой город, наверху.

— Вы считаете, мы сделали всё, что нужно?

— Кафе "Орден Казановы" прекратило своё существование. Нашлась Лада. С возвращением Романа в городе прекращается бесконечный дождь. Разве не это главное?

— Не чувствую удовлетворения, — тяжело сказал Соболев и быстро пошёл к двери из коридора. Там уже снова слышался визжащий вопль, топот многих и грохот оружия.

Лёхина с двух сторон стукнули по ушам — одновременно на периферии зрения он уловил движение чего-то светлого в стороне противоположной двери.

— Чёрт!! — завопил он, резко глянув вдоль коридора: зелёная крыса резво мчалась к чуть открытой двери на другой конце.

Стремительно обернулся профессор. Лёхин шарахнулся к стене и резко сел. Шуршанул воздух — меч грохнул о стену. Снова жёсткое шуршание, почти свист — загремел второй, проехавшись по полу.

Светящееся зелёное пятно на миг появилось в чёрном проёме двери и пропало.

Широко шагая, Профессор прошёл мимо Лёхина за мечами.

— Я думал, вы его убили, — недоумённо сказал Лёхин.

— Я — тоже. Меч, скорее всего, ударил плашмя, — пожал плечами Соболев и протянул руку. Лёхин ухватился и кряхтя встал. Колени дрожали мелкой дрожью: одно дело вздрагивать, когда мимо летит оружие. Другое — осознать, что это оружие могло бы стать твоим личным шампуром.

Лёхин встряхнул мешком, уплотняя кучу безделушек.

— Надо идти. Ребятам, наверное, туго приходится.

— А вас не волнует, что это уже второй, кого мы упускаем?

— Нет. Это может подождать. — Он закинул вещмешок на спину и заторопился вперёд — профессор перед ним.

Орда крысюков снова разбросала бойцов, и Соболев с порога бросился в самую гущу битвы. Лёхин же задержался у входа в зал на несколько секунд: покрепче ухватил рукоять меча, снова сжал левый кулак, высвобождая клинки и, глядя в потолок, прошептал: "Дождь, разыщи его! Ветер, найди его!"

В зале, благо окна не только высокие, но и широкие, стремительно светлело. Факельный огонь терял яркие краски и постепенно растворялся. Честно говоря, Лёхин почему-то надеялся, что с дневным светом крысюки если не растают, то хотя бы превратятся в довольно безобидных крыс. Ничего подобного! Битва продолжалась странным, дурным сном.

Вернувшись, Лёхин и профессор быстро собрали разошедшихся по залу бойцов. Крысюки брали численностью. И скоро Лёхин забеспокоился, как бы противник не сообразил просто пойти глухой, нерассуждающей толпой и смять людей волной собственных тел. Тем более — люди-то элементарно устали.

Удар клинками в морду крысюка — тот хотел нырком под ноги Павла упасть и ударить снизу. Остальные отшатнулись. Павел воспользовался заминкой — опустил руки отдохнуть. Лёхин с усилием встряхнул рукой, спихивая труп с клинков и против воли отчётливо ощущая, как труп, скрежеща костями на металлическом, съезжает с лезвий. Павел, бледный, осунувшийся, вдруг бросил меч на плечо падающего крысюка и дёрнул, словно кием бил по шару. Короткий удар свалил подбежавшего крысюка, ускорив падение Лёхиного с клинков… Две секунды. Всё в две секунды.

— А нам это надо? — спросил, задыхаясь, Павел.

— Что… Надо?..

— Ну… всех этих изничтожать? Может, сбросить их с хвоста, найти Романа, да и драть… к себе?

— Не смеши… Чтоб найти Романа… Надо пробиться… Чёрт!..

Оранжевый волк свалился на закорках одного крысюка — и прямо под меч второго. Отчаянный визг раненого зверя почти слился с опоздавшим на мгновение бешеным рычанием Леонида. Олег, подхватив волка под мышки, потащил его к стене. Остальные заняли круговую оборону.

— Можно было бы отдохнуть в том коридоре! — крикнул Павел.

— Дверь больно хлипкая! — откликнулся Лёхин. Его наруча крысюки очень боялись, и ему приходилось бегать, помогая другим.

— Как-то всё это однообразно, — устало сказал Олег, оставивший волка у стены. Выглядел он тоже утомлённым.

— Потому что это… настоящее, — сквозь зубы выговорил Леонид и схватил за жёстко затрещавший рукав профессора, рванувшего было в гущу крысюков: — Куда прёшь?! Видишь же — заманивают!

Лёхина как будто тихонько похлопали по плечам. Он вздрогнул: обе "помпошки" радостно прыгали, раскрыв кровожадно оскаленные пасти.

Хорошо — они все не стояли прямо напротив той двери в коридор!

Она резко распахнулась, ударившись о стену, как с грохотом распахнулась и ещё одна — с противоположной стороны зала. И крысюки завизжали от ужаса.

55.

Две чёрные волны хлынули в зал. Мимо Лёхина и его товарищей пронеслись мужики, возглавляемые Ксандром, то ли орущим, то ли рычащим. В толпе сплошь дубины, ножи и… булыжники!

Впереди второй мужицкой волны летел высокий темноволосый парень — с мечом в одной руке, на пальцах другой — кастет, ощетиненный зубчатым лезвием.

Слегка задержавшись вначале, две волны решительно пошли на соединение. Дубинки, как выяснилось, против крысюков оказались оружием более эффективным, чем мечи. Дикая, оруще-рычащая музыка быстро добавила в жуткую мелодию бойни не самые приятные звуки "хрясь!", "хрусть!" и "чпок!".

Немного растерянно глядя на происходящее, Леонид спросил:

— Мы вроде как не у дел остались, да?

— Почему же? — откликнулся Соболев. — Нам, напротив, предоставлена возможность прийти в себя и кое-что подлатать.

— Лучше бы помыться, — проворчал Павел, таща на живот рубаху и стараясь заглянуть на спину. — Обляпались оранжевой вонючкой, чуть не пропитались ею.

— Да фиг с ней, — нетерпеливо сказал Леонид, присевший рядом с волком. — Ты говорил — йод у тебя есть. Давай сюда!

И все занялись волком. Рана оказалась неглубокой: видимо, меч скользнул по шерсти, но вывернутые края пореза быстро наполнялись кровью, как только Леонид промакивал его полой собственного плаща. Второй волк совался между руками и всё пытался вылизать рану, начиная с холки и до плеча.

Лёхин, стороживший невольных лекарей и заодно следивший за ходом бойни, чуть не пропустил момент, когда две чёрные волны сомкнулись, полностью уничтожив всё зелёное, что шевелилось. Мужики разбрелись по залу, добивая раненых, ещё огрызающихся крысюков, а Ксандр с Романом подошли к Лёхину.

— Лексей!

— Дядя Лёша!

Лёхин подал им руки, представил свою команду, причём Роман обрадовался Леониду, а тот его обнял и треснул хорошенько по спине.

— Задал ты всем шороху!

— Я не хотел, — сказал Роман, напряжённо обшаривая глазами помещение. И не выдержал: — А где Лада?

— Неужели ты думал, что девушку сюда потащим? — поразился Павел. А сообразив, объяснил: — Она нашлась раньше. Вон Олег подтвердит.

— Подтверждаю. Сам за нею ездил.

— Ксандр, нам пора, — сказал Лёхин, снова тряся руку бывшему разбойнику, а тот проворчал:

— На ногах еле стоите, а всё туда же, бегом. Торопыги.

— Ксандр, как там Мокий? — спросил Павел.

— Лежит. Чего ему…

— Слушай, передай ему этот пузырёк. Точнее, не ему, а той старушке, которая его выхаживает. И вот эти таблетки — тьфу, этот порошок уже. И объясни ей…

Дальнейшего разговора Лёхин не услышал. Его вдруг охватила страшная тревога. Всем существом он рвался домой, с трудом сдерживаясь, чтоб не побежать впереди всех.

Первым заметил его состояние Олег.

— Лёхин, что такой хмурый? Что-то не то?

С минуту Лёхин молчал, пытаясь определиться. Ничего не понял и раздражённо дёрнул плечом.

— Да блинчики-оладушки! Душа не на месте, а с чего — не пойму.

— Представьте несколько мест, важных для вас, — предложил профессор. — Иногда помогает.

Они распрощались с Ксандром и его войском, напомнив о загонщиках и их псах ("А мы чего задержались?" — проворчал Ксандр).

Крестьянское войско повело Ксандра из замка, толкуя, что придётся бывшему разбойнику старостой быть при Камень-городе. А замок-то — он всё равно на отшибе, надо б сюда с бабами прийти да трупы прихоронить — от греха подальше, а то, неровён час, мор отсюда пойдёт. А так — пусть стоит, не мешает… Ксандр слёзно умолял старостой его не делать, а мужики солидно напоминали, что мир просит, а что неграмотный — нестрашно; совет при нём сделают, чтоб по одну руку глава купеческой гильдии сидел, а по другую — дворянский, значит, представитель, а чтоб шибко не задавались да над мужичьём не глумились — супротив них мастеров кузнечного дела да кожевенного цеха добавить, а с университету профессора позовём, да чтоб не забывался, с кем дело имеет, на пару к нему дьячка с приходской школы посадим… Вот и будет тебе совет, Ксандр, — голова-астый…

Леонид нёс на руках завёрнутого в плащ волка, второй бежал чуть впереди и постоянно оглядывался. Лёхин не выдержал — спросил:

— Рана серьёзная?

— Ничего страшного. Ща придём — Люда перевяжет или, если что, ветеринара вызовет.

Он зверя нёс легко, будто не ощущая никакой тяжести. А может, и правда, не ощущал, потому как был оживлённо весел и негромко переговаривался с Павлом и Олегом, шедшими по бокам. Эта троица вообще казалась возбуждённой, несмотря на усталость и раны: царапины, синяки, кровоподтёки и даже укусы. Прислушиваясь к их беседе, Лёхин услышал тщательный и многогранный анализ недавней битвы. Причём в младших оказался Олег, смиренно слушавший и мотавший на ус.

Профессор приотстал — по собственно инициативе. Никто не возражал. Прикрывать тылы тоже на всякий случай надо. А Лёхин примерно представлял, о чём думает Соболев: не удалось поймать главного зачинщика того гадства, что приводило пойманных в него людей к чёрному отчаянию и самоубийству; и не удалось покончить с самым талантливым исполнителем…

Ромка шагал рядом. Только раз спросил:

— Как там бабуля?

— С дождём ругается, — усмехнулся Лёхин.

А про себя подивился: "И вот этакого парня я в мыслях мальчишкой называл? Почему мне казалось, что он гораздо моложе?.." Но мысли о Романе становились всё рассеяннее — с ним-то теперь всё ясно, беспокоиться не надо. Что про Ладу не спросил — тоже понятно, он главное услышал о ней и готов терпеливо ждать встречи.

Что же душу-то гложет? Почему кажется — забыл что-то? Недосмотрел? Не учёл какой-то малости, которая легко перерастёт в нечто серьёзное?

Тем временем команда одолела все три лестницы и вышла на башню. Оглядевшись, Лёхин увидел первую лестницу наверх, в город. Подошёл к ней, встал на первую ступень — и лестницу увидели все.

— Смех один, — грустно пожаловался Павел. — Вроде всё закончили, а уходить не хочется. И чего так?

— Мы с тобой здесь уже дважды, да всё ночью. Может, потому и уходить не хочется, что мало чего разглядели и смутно всё? — предположил Лёхин.

— Ну, ребята, вы уж совсем глупостей не говорите, — покровительственно сказал Леонид. — Чего уж рассуждать, когда и так понятно, почему уходить не хочется. В нас самих причина. Не хочется возвращаться в себя, как бы так выразиться помягче, упорядоченных. Здесь мы все — ого! И все вместе, и по отдельности. А наверху? Там и оружия никакого не достать, да и вроде как незачем оно!

— Это точно, — сказал Павел и любовно огладил рукояти двух мечей. Заметив удивлённый взгляд Лёхина, пояснил: — В том же зале одна стена сплошь в коллекционном оружии. Я, конечно, сомневаюсь чуток, но, по-моему, взял всё-таки свой.

— Удалось двумя помахать? — с завистью спросил Олег.

— Пытался. Честно. Ни фига не получилось. Лёхин, а почему мы здесь это умеем? Я вчера дома пробовал с палкой — ни фига не получается. А здесь только меч в руку — и пошло-поехало.

— Нашёл, у кого спрашивать! Единственно… Помните, было сказано: Каменный город видит нас такими.

— Любопытно, а каким наш город увидел бы Ксандра?

И они расхохотались.

Но Лёхин всё-таки попытался представить Ксандра в современном городе: снять с него лишнюю растительность, сунуть мужика в цивильный костюм… Вот это да… А ведь освойся Ксандр в их городе, он бы создал очень даже недетскую конкуренцию Лёхиному благодетелю и покровителю — Егору Васильевичу!..

Первым заставили встать на ступеньку рядом с Лёхиным Леонида. Всем оказалось интересным посмотреть на превращение белого волка в чёрного добермана. И посмотрели, и долго восхищались, пока шли по лестницам. И даже разочарование ощутили слабее, чем ожидал Лёхин, когда начались собственные метаморфозы. А выбравшись, всё никак не решались отойти от невидимого входа в странное место, именуемое Каменным городом.

А потом побрели к машинам — в непривычной тишине, без дождя, и Леонид спросил:

— Лёхин, а без тебя мы сможем спуститься в Каменный город?

— Не знаю. Место вы знаете — может, и спуститесь. Попробуем как-нибудь поэкспериментировать. Но только не сейчас, ладно?

— Замётано. Но помни: ты обещал — когда-нибудь.

Вмешался Олег:

— Ребята, я вас развезу. Сначала Леонида с собаками, потом Павла, а потом…

— Олег, Алексея Григорьевича и Романа я отвезу сам, — мягко сказал Соболев, который до сих пор как-то держался в стороне.

— Хорошо. Ребята, смотрите-ка — тихо как…

— А чего ты хотел? Четвёртый час ночи…

— Так. Которые наши машины?

Сначала быстро и деловито загрузили пассажиров в машину Олега. Только машина отъехала, как Соболев вдруг дёрнул головой и тихо, но отчётливо в ночном безмолвии сказал:

— На заднем сиденье… Кто-то…

Лёхин немедленно ухватился за меч-складенец и неспешно пошёл к машине. Роман и профессор — за ним. Перейдя на другое зрение, Лёхин увидел, разглядел — и усмехнулся. Позади машины мелькнула тень.

— Дмитрий Витальевич, на заднем сиденье Ромкина гитара в чехле. Вы пока садитесь, а у меня небольшая беседа намечается.

Роман тут же нетерпеливо задёргал дверную ручку.

Вслед за тенью Лёхин перешёл дорогу к дому, к памятному подъезду с бетонными скамейками. Там уже поджидала его вся честная компания. Сияющий Бирюк сказал:

— Как вы ушли, мы всё пробовали в кафе-то войти, а Камень-город всё не пускает. А недавно глядим — дождь перестал. Ну, мы снова пошли в подвал, а там!.. Благодать — одним словом ежели. Пока милица туда-сюда, мы гитару Ромушкину разыскали да, пока никого нет, на улицу-то и вытащили, а то не видать ему гитары-то али затаскают по сыскному делу-то.

Несмотря на приподнятое настроение всей компании домовых и подвальных, Лёхин чувствовал какое-то напряжение.

— Дедушки, говорите, что не так? Ведь чую — не про гитару хотели вы мне рассказать!

— Дело такое, Лексей Григорьич, — коротко вздохнув, сказал Сверчок. — Незадолго до того, как дождю кончиться, вылезла с вашего хода крыса зелёная. Одна, правда. Ох и злющая!.. Всё что-то рычала-бормотала, да и побёгла к дороге!

— Понял. Спасибо, дедушки!

56.

Зелёная крыса в очередной раз прыгнула на магическую преграду, укутавшую дом Лёхина, словно в несколько праздничных упаковок. Оранжевая кровь брызнула из неосторожно подставленного носа. Задохнувшись от боли и ненависти, крыса начала трансформацию. Где-то там, на задворках звериного сознания, оставался маленький кусочек поля Анатолия, который крыса пока ещё не растворила в собственном микрокосме. Этот кусочек изрядно надоел зверю за последние сутки, но за то же время уже не раз пригодился. Крыса, как и Анатолий, знала, что возвращаться к хозяину с пустыми руками/лапами не стоит. Информации, которую она получила из неосторожных реплик людей, посчитавших её мёртвой, маловато, но она надеялась получить её на месте.

Почувствовав, что его, кажется, всё-таки выпускают, Анатолий забился, пытаясь взять верх над тварью, так легко подчинившей его сознание.

Крыса недовольно рыкнула. Трансформация в человеческое тело нужна ей, только чтобы проникнуть в подъезд. Выход человеческого сознания поверх её собственного ей точно не нужен. Остановив жутковатое действо на половине — хватит человеческого тела и головы на кривых крысиных лапах, тварь неуклюже понесла себя к двери.

Магическую преграду крыса одолела легко. Посомневавшись, та пропустила, но осторожно звякнула в местах соединения "паутины безопасности", где с вечера дежурили домовые.

В лифт крыса даже не пыталась сунуться: Анатолий вдруг начал сопротивляться так отчаянно, что она не могла вернуть первоначальную форму, а затем прийти в форму крысюка. Вновь заблокировав сознание человека, тварь решилась оставить тело как есть. По лестницам бежалось в таком виде легко.

… Едва она одолела два этажа, к подъезду приблизилась машина.

Стекло со стороны водителя опустилось, и Данила сказал в трубку:

— Нет, и окна тёмные… Да, сейчас пробовал. Совсем тихо. Может, у мобильника аккумулятор сел?.. До утра? Ладно. Осталось-то. До свидания, Егор Васильевич.

Он обернулся к двоим на заднем сиденье.

— Слышали?

— Слышали. Чего старик так за Лёхина беспокоится? Загулял парень — ну и пусть себе гуляет.

— Если б ты его вчера видел, не говорил бы так.

— А что?

— Да его будто через мясорубку пропустили да трое суток спать не давали. Интересно, по какому делу его Васильич так гоняет…

… Крыса дошлёпала до седьмого этажа. На ровной поверхности ей приходилось нелегко. Особенно мешала человеческая голова, которая то и дело норовила мотаться в разные стороны, разглядывая всё вокруг: глаза-то у человека впереди — не как у зверя, по бокам. Неправильно устроены. Тело хоть и подчинялось больше, но постоянно пыталось командовать лапами, дёргая мышцы, чтобы вознестись над полом. Из-за чего плохо сохранялась координация движений.

Стукаясь обо все поверхности, крыса наставила себе синяков и едва не вывихнула лапу, когда тело в очередной раз начало бузить. Обозлившись, крыса сконцентрировала боль и послала импульс в тот самый кусочек Анатолиева сознания. Человек взвыл от боли. Слушая его жалобный вой и смакуя оттенки, тварь не сразу сообразила, что человеческий остаток в ней сейчас особенно уязвим. А сообразив, она поняла и другое: человек больше не нужен, к его форме она уже никогда не вернётся. И, пока человек в ней орал, она внутренне подобралась (в очередной раз стукнувшись глупой человеческой башкой в дверь Лёхиной квартиры) и сожрала никчемный довесок. После чего принялась уже спокойно трансформироваться в крысюка.

… Глухой стук в дверь привлёк внимание Касьянушки, который слонялся из пустой кухни в пустую прихожую. Пока весь народ толпился у компьютера, он сочинял колыбельную песенку для детишек. Две строчки он уже придумал — дело оставалось за малым: придумать ещё две строчки и припев.

— Листики кленовые на дорожке спят. Песню колыбельную изредка шуршат… Дождик притомился, за окном уснул… — бубнило привидение. — Уснул — зевнул, куснул… Ой, чтой-то я — куснул?.. Уснул… Уснул… Гул? Ну какой же ночью гул? Разве что от ветра? Дык ветер-то, небось, тоже баиньки? Охти ж, непростое то дело-то — виршеплётство, ой непростое!.. За окном уснул… — Касьянушка остановился, улыбнулся: — Дормидонт Силыч сказал бы, небось, "загул"!

Бух!

Касьянушка застыл в воздухе, а затем осторожно сунул голову сначала в одну дверь, затем в другую. Увиденное поразило его так, что он замер на целую минуту, глядя, как страшенный усатый зверь на двух лапах тщательно обнюхивает лестничную площадку, постепенно всё ближе и ближе подбираясь к двери бабки Петровны.

Выдернув голову из-за дверей, Касьянушка бросился в зал.

— Елисеюшка! Никодимушка! Страсти-то какие! Ужасти!

Вскоре вся входная дверь была облеплена домовыми, Шишиками и привидениями. Никодима, увидевшего, что зверь подслушивает под дверью его дома, впору было сердечными каплями отпаивать.

— Что же делать, что же делать!.. — лихорадочно повторял он.

А Елисей сообразил.

— Вячеслава, Лексей Григорьича дружка, на помощь звать!

Домовые переглянулись. Елисей подбежал к стене, стукнул — из квартиры за стеной перестукнулся тамошний домовой: "Чего, мол?" Ему коротко объяснили и показали картинку — он помчался к стене на стыке со следующей квартирой передавать информацию соседу, как и тот передаст её по цепочке.

Домовой Вечи, получив послание, недолго думая погрузил картинку с лестничной площадкой и жуткой тварью на ней прямо в сон хозяина. Наложенные на картинку страх и тревога мгновенно разбудили Вечу.

… Крысюк проверил ещё раз. Всё правильно: следы девушки в квартиру Лёхина не вели, а исчезали за порогом квартиры напротив. Он обнюхал дверь ещё раз и обнаружил на ней следы и мальчишки, который так сейчас досаждал хозяину! Следы девушки и мальчишки. Одно подтверждено другим. Логично.

Тварь подняла лапу и когтем надавила на кнопку звонка.

… Наблюдавший за нею народ охнул. Никодим медленно сполз по стенке — ноги не держали, а Елисей укоризненно прошептал:

— Что ж ты, Никодимушка! Неужто хозяйка у тебя така глупа, что середь ночи невесть кому дверь откроет? В жисть не поверю!

И в самом деле: не разглядев стоящего в темноте (крысюк пальцем закрыл "глазок"), бабка Петровна встревоженно спросила:

— Кто это там?

Крысюк оглянулся в сторону лестницы. Слегка вытянутая к расплющенному носу морда раскрыла пасть и зашипела.

— Что? Не слышу ничё! Кто там балуется! Чего надо? — уже испуганно спрашивала бабка Петровна. — Хулиганить будете — милицию вызову!

Не зря смотрел крысюк на лестницу. В квартире Лёхина зазвонил домофон. Елисей бросился скинуть трубку и кнопку нажать. Веча! Единственная надежда!

"Бамс!" — загрохотала металлическая дверь соседки. Бабка Петровна охнула. Крысюк изо всех сил и всем телом бросился на дверь. "Бамс! Бамс!"

— Убьёт ведь хозяйку! — возопил Никодим.

— Дык ведь дверь у вас крепкая! — пробовали вразумить его.

— Да ежели с такой силищей бросаться будет, с петель же слетит!

— Не слетит — железная!

— Веча идёт! Веча! — обрадовались все звуку поднимающегося лифта.

— А чего же соседи не выходят?! — плакался Никодим. — Всех же перебудили! И — ни один не вышел хоть посмотреть!

— Дык ведь думают, Федька Хромой второй день пьяный да бушует, с тёткой Лианой разборки крутые устраивает. Забыл, вчерась как было?! — втолковывали ему.

При виде зелёного нечто, напоминающего крысу, вывалившийся из лифта Веча просто остолбенел. Чем и воспользовался Глеб Семёнович, попытавшись проникнуть в него для поддержки. Но Веча не пил уже несколько недель, да и тренировки с Лёхиным своё дело сделали. Как влетел в него бывший агент, так и вылетел. Силён оказался дружок Лёхина. И в себя пришёл быстро — едва крысюк прыгнул на него.

Никодим вдруг рванул вперёд.

— Куда-а! — поймали его.

— К хозяйке с девицей! Хоть утешить, успокоить!

— Сдурел совсем?! Через площадку-то?! Иди вон через пустую квартиру!

— И правда — забылся с беспокойства! — признал домовой и юркнул в стену.

Драка тем временем набирала обороты. Веча явно сильнее, но крысюк оказался скользкой личностью во всех смыслах: он выскальзывал из всех Вечиных попыток схватить его и то и дело пытался устроить противнику подлянку наподобие подножки или укуса руки, которой его хотели поймать.

Примчались Касьянушка и Линь Тай, бегавшие в поисках помощников.

— Там, на улице, Данила в машине! А с ним ещё двое молодцов!

Толпа домовых буквально рухнула с седьмого на первый этаж. Шишики стремительно скатились за ними. Точно — Данила! А молодцы-то какие молодцеватые! Небось, охрана Егора Васильича. Как же их на свой седьмой этаж залучить?!

— А машинку их раскачать! — предложил Касьянушка. — Как выпрыгнут да побегут к Лексей Григорьичу!

— Да Лексей Григорьич какая причина качанью?! — возмутился Елисей. — С чего они побегут к хозяину?

— А свет в окошке включить? — робко сказал Прокл, домовой Федьки Хромого. — Они ж думают, Лексей Григорьича дома нет, а тут раз — и свет! Мож, залюбопытствуют да подымутся?

— Голова! — восхищённо рыкнул Дормидонт Силыч.

И вся толпа стремительно помчалась назад, в квартиру. Перед тем как свет включить, выглянули на площадку. Ужасом обвеяло: крысюк молотил вяло лежащего человека головой о плитки!.. Кровищи-то!

Елисей стремглав бросился в спальню хозяина. Шишики волной сыпанули с потолка — включили люстру, а домовой — лампу, которая на письменном столе, близёхонько к окошку!

И снова приземлились домовые поглядеть, как люди увидят единственное в тёмном доме светлое окно.

Но все трое сидели в машине, лениво разговаривали и на дом не смотрели.

— Качать! — твёрдо высказался Глеб Семёнович. — Как выйдут, машинально на дом всё равно глянут!

— Галиба Симёнач! А-а!! — завопил вдруг Линь Тай, и его словно унесло в подъезд.

Секунду бывший агент ошеломлённо смотрел ему вслед — и хлопнул себя по лбу:

— Без сознания же!

И рванул за китайчонком-привидением.

Домовым уже было не до откровений, посетивших привидения. Они облепили машину и принялись её раскачивать, прыгая на капоте. Долго работать не пришлось: один из охранников насторожился и позвал:

— Ребята, что с машиной?

— Я тоже что-то… чувствую, — медленно сказал Данила. Ни с того ни с сего ему внезапно вспомнился кусок пирога, взлетевший на кухне Лёхина. Как ошпаренный, он выскочил из машины.

Увидеть освещённое окно он не успел. К подъезду с другой стороны подлетела старенькая "ауди", затормозив с воинственным визгом чуть не нос к носу с джипом. Из "ауди" выскочили трое — и бегом в подъезд. В одном из троих Данила узнал Лёхина.

— Ребята, за ними!

Слава Богу, дверь не успела закрыться.

57.

Лёхин прыгнул в лифт, за ним — Соболев и Ромка. Своим беспокойством он взвинтил их до предела, поэтому держались настороже. Лифт дрогнул и пошёл наверх. Лёхину показалось — по лестнице к лифту ещё кто-то бежит. Но дверь успела закрыться, и он не разглядел. А через секунду он забыл о том, что показалось… Все трое дышали учащённо. Профессор расстегнул свободный плащ — со стороны глядя, нетрудно придумать, что ему жарко. Если не знать, что плащ скрывает два меча. Роман обнимал гитару и прятал за нею ножны своего меча, так и не обратившегося после пересечения границы Каменного города во что-то другое.

… Крысюк снова кидался на дверь.

Привидения опасливо, сторонкой подлетели к избитому-искусанному Вече — и вдруг исчезли. Секунды спустя Веча сел на полу, упёрся кончиками пальцев в плитки и мягко встал. Подвигал плечами, покачал головой, разминаясь, — и дал пинка крысюку. Тот взвизгнул от неожиданности. Но его реакции надо отдать должное: едва не размазанный пинком по стене, он мгновенно пришёл в себя и, ощерив мелкие, но длинные резцы, прыгнул на Вечу.

… Соболев из лифта шагнул первым и немедленно лязгнул мечами. У Лёхина дыхание перехватило: на лестничной площадке лежит окровавленный человек, а над ним, по-человечески, на коленях, крысюк — морда тоже окровавлена. При виде людей тварь зашипела. Не замедляя шага, Соболев ураганом налетел на неё, отогнал от жертвы, к которой немедленно кинулись Лёхин и Ромка.

Двумя мечами Соболев управлялся виртуозно, но — только не подпускал к себе. Скользкая тварь бешено вертелась, избегая страшных ударов и одновременно не оставляя попыток прыгнуть на человека. Профессор же вроде делал время от времени лишь попытки достать её, но опять переходил к защите.

Неизвестно, понимала ли это тварь, или для неё бой шёл всего лишь "я нападаю — ты защищаешься!", но Лёхин отчётливо видел: несмотря на видимую оборону, Соболев достаточно успешно теснит крысюка к лестнице.

Крысюк дёрнул задней лапой, не нашедшей опоры. Злобное изумление только-только начало появляться на его морде… Он замахал передними лапами, стараясь удержать равновесие… Заверещав, крысюк быстро оглянулся — высока ли лестница…

Профессор отпрянул за лифт, кабина которого вдруг пошла вниз.

От грохота выстрелов подъезд вдруг превратился в замкнутую, но огромную пещеру со слишком отчётливой акустикой.

… Не выдержали нервы одного из охранников. Попробуй, сохрани самообладание, когда по инерции бега вскакиваешь на первую ступень лестницы, с которой на тебя оглядывается зубастый урод, светящийся зелёным!..

Данила и охранники по стеночке обошли тело, под которым разливалась оранжевая — в полутьме чёрная — лужа и на котором, словно на догорающем полене, вспыхивали и гасли зеленовато-прозрачные всполохи. Но шли они не настолько медленно, чтобы не увидеть: некто высокий и смуглый вгоняет меч в ножны под плащом (причём сбоку плащ тоже подозрительно топорщится), а затем этот плащ застёгивает и взглядывает высокомерно; что у хорошего знакомца, Лёхина, весёлого мужика и гостеприимного хозяина, на бедре тоже подозрительные ножны, только короткие — не то он там ножик держит, не то фиг знает что…

Пока ошеломлённые по второму разу охранники пытались сообразить что к чему, доехал лифт. И вышедший из него Егор Васильевич тоже получил на свою долю патетики: дверь в квартиру бабки Петровны распахнулась, из неё выбежали, обливаясь слезами, две женщины, совсем старая и совсем молодая, и бросились к высокому парнишке…

Из прострации Лёхина вывели двое: Соболев коротко кивнул, зашёл в лифт за спинами двух только что прибывших, обалдевших от всего телохранителей и благополучно удалился; а над ухом Лёхина дрожащий от умиления голосок Касьянушки продребезжал:

— И возлегша на грудь ему и зарыдаша!..

Лёхин огляделся: пол, ближе к стенам, усеяли домовые; потолок шевелился плотным скоплением глазастых от бешеного любопытства Шишиков. А на узкой лестничной площадке стоят десять человек, один лежит, и только двое из всех твёрдо понимают ситуацию: Ромка, их ненаглядный Ромка вернулся!

Глянув налево, Лёхин увидел своего Шишика. Тот сидел на рукаве, на декоративной заплатке от фирмы-производителя. Всё! Весело раззявленная пасть и глазки косенькими полумесяцами прорвали плотину. На последнем грамме выдержки он влетел в открытую Елисеем квартиру, в спальню — и уж здесь дал волю смеху!

С вызванной соседями милицией разбирался Данила, пока Егор Васильевич отсиживался у бабки Петровны. Данила предъявил ребятам из патрульной машины человека, до бессознательного состояния искусанного бешеной собакой, а потом предъявил и само взбесившееся животное, опасное для жизни, но героически подстреленное охраной Комова. Услышав о Комове, милиция "надела белые перчатки", да и предоставленные их вниманию факты достаточно плотно укладывались в предложенную историю.

Вызвали "скорую", Вечу увезли.

Милиция уехала.

Егор Васильевич, волей-неволей попавший на раннее чаепитие к бабке Петровне, только после этого известия вышел из кухни в поисках молодёжи. Обнаружил в зале. Роман и Лада, втиснувшись в старое, довольно широкое кресло, спали в обнимку. Судя по осунувшимся лицам, сон им был во благо, и Егор Васильевич не стал тревожить их.

Но и в Лёхиной квартире он не добился ничего: охранники проводили его в спальню, где хозяин дрых мёртвым сном. На все попытки разбудить его Лёхин только бурчал: "Ага… Ща…" Охранники, посмеиваясь, предложили окатить хозяина холодной водой — и Егор Васильевич махнул рукой: пусть выспится! Придёт в себя — сам всё расскажет.

И никто не заметил под сброшенной Лёхиным курткой приличных размеров вещмешок.

Заметили привидения. Они сначала всей компанией полюбовались на Шишика, который, изо всех сил вцепившись в ухо Лёхина, блаженствовал: хозяин видит сны! Много! Вкусно!.. Примостившийся под боком у Лёхина Джучи поднял царственную морду к слишком болтливым и громогласным привидениям и хищно зевнул на них.

Естественно, Касьянушка сбежал первым. Последним вприпрыжку летел Линь Тай. Он-то, востроглазый мальчишка, и увидел незнакомый предмет в досконально изученной комнате полюбившегося привидениям и приютившего их дома.

— Ах-ха! — завопил он и стремительно спикировал к вещмешку, чьи ремни слегка высовывались из-под куртки.

— Чего — ага? — строго вопросил Дормидонт Силыч, подлетавший выставя важный купецкий пузень.

— А ведь здесь явно что-то интересное, — погрузившись в пол по шею, констатировал бывший агент КГБ. — Принесено, насколько понимаю, нашим хозяином. А уходил — что-то не припомню: был ли у него с собой?..

Хором подтвердили: не брал Лексей Григорьич мешков! Да и нет таких в доме! Позвали Елисея. Тот прибежал взволнованный: что, мол, ещё стряслось?

Показали. Домовой походил-походил, потрогал-потыкал и растерянно пожал плечами:

— Без хозяина что могу? А вдруг запретное что? Нельзя видеть ни нам, ни ещё кому. — И покосился на моргнувших наверху Шишиков.

— Неужто бы Лексей Григорьич принёс какую-нибудь вещицу да нам не показал? — удивился Касьянушка. — Да вот так бы охломонисто на полу побросал, коли вещь тайная да страшная?

— Резонно, — улыбнулся Глеб Семёнович.

Ну, тут и Елисею любопытно стало, что же хозяин такого в дом приволочь мог. Он быстро стащил с вещмешка полуприкрывавшую его куртку, поцокал на неё языком: возиться со стиркой придётся — и ой как долго! Потом с помощью соседей-домовых развязал верёвку, стягивающую верх таинственного мешка. Поставленный на попа мешок повалился, изливая на старенький палас груду поблёскивающих драгоценностей… Касьянушка было запричитал от восторга, но, оглянувшись на спящего хозяина, заткнул рот ладошками.

— Не хило, — солидно высказался Дормидонт Силыч.

— Странно, — задумался Глеб Семёнович, — наш хозяин — и это добро…

— Не странно, а стыдно, Глеб Семёнович, — твёрдо сказал Елисей. — Да в жизнь не поверю, чтобы Лексей Григорьич может энтим делом промышлять!

— И всё-таки что-то мне этот мешок напоминает. — Привидение с силой потёрло лоб. — Где-то я уже видел такой свет вокруг него…

— А в подъезде, — тихо подсказал Касьянушка. — Тварюшка убиённая такой свет испускала.

— А значит, хозяин наш в честном бою сие добро взял! — заявил ободрившийся Дормидонт Силыч и тоже слетел рассмотреть удивительные по красоте безделушки. — Ишь, старинные тоже есть. Лепота какая!

— Вы, Дормидонт Силыч, неправильно понимаете ситуацию, — заметил бывший агент КГБ. — Алексей Григорьич, судя по всему, это добро не просто в бою взял, а отбил. И сдаётся мне, что будет он это добро раздавать потерпевшим. О, смотрите-ка! Судя по ауре, это кольцо и во-он тот браслет имеют одного хозяина.

Линь Тай завизжал от восторга и кинулся тоже искать вещи по хозяевам. Он этот поиск воспринял почти как игру: а раскидай-ка предметы из кучи по одинаковым цветовым рисункам!

Домовые-соседи тем временем разбежались. Остался лишь Никодим, сияющий от радости и готовый хоть как послужить Елисею. Пока привидения азартно искали "родственные" драгоценности, оба домовых сбегали на кухню и принесли пакетики-мешочки, бережно хранимые Елисеем.

Привидения — обрадовались. Сначала ювелирные изделия разложили по всей комнате кучками: привидения показывали — домовые таскали. Потом, убедившись, что каждая кучка переливается лишь ей присущими расцветками, ссыпАли её в отдельный пакетик и скручивали верх, чтобы не высыпалось.

Касьянушка от умиления прослезился, представляя, как счастливы будут те, которые смогут получить назад незаконно отнятое. Его поправляли: не отнятое — бедолаги отдавали сами, — Елисей рассказал всё, что знал о махинациях в кафе. Привидение возражало: "сами" не считается, потому как не по своей воле отдано, а колдовством чёрным, наведённым заставили людей расставаться с дорогими побрякушками.

Над мешком, теперь плотно набитым пакетиками, плясал и прыгал Линь Тай, изображая "дедушку с бородой из ваты".

А потом, угомонившись, привидения потянулись за домовыми на кухню. Туда же покатилась и куча Шишиков — послушать интересные разговоры.

— Допреж беседы самовар поставим, — сказал Елисей, и Никодим согласился. — Хоть и утро — ночь, однако, беспокойная была.

Уперев руки в боки, Дормидонт Силыч важно обсуждал с Глебом Семёновичем котировки валют, подсмотренные на страничке "компотера". Линь Тай парил возле подоконника и на пару с Джучи пытался напугать толстого голубя, приземлившегося на карниз. Один Касьянушка "сидел" тихонько на хозяйском месте, глубоко погружённый в какие-то свои думки.

Елисей включил радиоприёмник — негромко. Радио будто откашлялось и бодро заговорило о нападении, об убийствах, о похоронах, об ограблении… Домовой послушал, пригорюнясь, чуток, да и выключил.

— Опять ты вздохнул (Касьянушка резко поднял голову), Елисей. И что ты слушаешь эти новости? Лучше соседей по дому послушай — вот где жизнь-то! А ты…

— Вздохнул! Вздохнул! — завопил Касьянушка, и вскочил, и умчался в зал, отчего-то невероятно счастливый.

Забыв закрыть рты, вслед ему посмотрели привидения купца и агента КГБ. С карниза удрал толстый голубь, перепуганный стремительной тенью. И только Елисей, вздрогнув, как и все, меланхолично снова вздохнул.

— Эх, Никодимушка! Даже не знаю, что и делать. Будить хозяина — жалко. Не разбудишь — лютовать будет. Что ж делать-то?