Лёхин пошевелился, расправляя занывшую спину. И снова застыл. В полутёмной комнате громко отмеряли время настенные часы. Они тикали так гулко, будто находились в пустом пространстве, среди голых стен. Странно, до сих пор Лёхин их не замечал, а сейчас размеренный стук настырно бил по ушам.

Олег больше не лежал жёстким солдатиком. Пока Лёхин смотрел на часы, он повернулся набок и обнял подушку.

Как легко!.. Это первое, что пришло Лёхину в голову. Жуткое колдовство, которого боятся даже домовые и Шишики, оказывается, легко снимается!.. Правда, исподтишка тут же полезли два вопроса. А если легко только в случае Олега, который сопротивлялся собственным страхам? И почему домовые сразу не сказали Лёхину, что есть такой простой способ решения проблемы?

Ладно. Что бы там ни было, пора идти к ребятам. Заждались, наверное. И Валю успокоить, что с Олегом уже всё в порядке…

Лёхин резво встал и… А вот фиг тебе - встал! Мечтать не вредно. Мышцы даже не напряглись. Попытавшись подвигаться и так и этак и выяснив, что тело не слушается, Лёхин вдруг подумал: "А если мне только кажется, что я сижу на стуле? А если я уже сплю - и вот-вот выползет мой самый главный страх?! А если я поменялся с Олегом местами?! Тоже, герой-экспериментатор нашёлся! Чёрт, что делать? Руки еле двигаются, ноги совсем отказали!"

Паника накатывала исподволь. Вместе со странно тянущей болью по всему обездвиженному телу. Впечатление, что из организма вытекает кровь, становилось всё отчётливей, и вскоре Лёхин уже с трудом сидел на стуле, сопротивляясь навалившейся на плечи невидимой тяжести. А тело таяло - вместе с той болью, что сначала вкрадчиво вползла, а теперь уже активно развернулась в огонь, сжигающий безвольную плоть.

Занятый собой и собственными ощущениями, Лёхин не сразу заметил, как с потолка на пол, между ним и Олеговой кроватью, мягко шлёпнулись, словно сбитый с дерева снег, два комочка и деловито покатились к его ногам. Забрались на колени, полупали жёлтыми глазищами на неподвижного человека и куда-то усвистали.

Во вновь наступившем покое Лёхин, чтобы отвлечься от нарастающей боли, снова посмотрел на Олега и затаил дыхание: там, где щека парня примяла подушку, еле различимо возилось что-то маленькое и круглое. Будто почувствовав взгляд, нечто сверкнуло на Лёхина жёлтым и пропало, протиснувшись под щёку спящего. Олегов Шишик! Лёхин увидел его впервые. Он постоянно прятался, когда Лёхин забегал в гости к бывшему коллеге и приятелю. Сначала нежелание Олегова Шишика появляться на глаза казалось странным. Но, вспомнив одну буйную "помпошку", которой Шишик Ник однажды передавал информацию, Лёхин сообразил: Шишики разные, причём их характеры не зависят от характеров их хозяев.

Шишики вернулись - и не одни. Домовой Боян встал перед стулом с Лёхиным и всплеснул руками.

- Ахти ж тебе, Лексей Григорьич, что ты с собой наделал-то!

Лёхин хотел ответить, но ни горло, ни губы напрячь не смог. Да Бояну ответ и не нужен был. Он быстро просеменил к одной стене комнаты - стукнул, помчался к другой - и снова замолотил кулачишками. А Лёхин задним числом, да сквозь сжигающую боль, из-за которой горели глаза (так и хотелось закрыть их и повалиться на пол: может, там легче будет), удивился: домовой? Здесь, в комнате Олега?.. И тут же про себя вздохнул: Шишики, небось, Бояну рассказали и о том, что больше нет чудовищного призрака, и о том, что с человеком неладно.

Пока Боян снова дошёл до Лёхина, из одной стены шагнул домовой, из другой - двое, видимо, сосед в гости пришёл. Маленький консилиум, придирчиво оглядев человека, в минуту определил, что с ним.

- Поистратил силушки внутренней, - заявил Боян. - Кады хозяина нашего выручал.

Единственное, на что Лёхина хватило, - это взглянуть на домового в надежде, что Боян сам сообразит, о чём он спрашивает.

Домовой переглянулся с соседями, и один, в очках на толстом длинном носу, задумчиво сказал:

- Ну, ежели только его друзья-приятели не ворвутся, мож, успеем.

"Что - успеем?" - хотел поинтересоваться Лёхин - губы так и не шевельнулись, зато голова взорвалась от взрезавшей её боли.

Все четверо убежали в стену - Шишики укатились за ними, будто решили проследить, всё ли правильно собираются делать дедушки.

Всё. Глаз больше не открыть - понял Лёхин. И рот, скривившийся от боли, не заставить принять спокойное положение. В голове ухали колокола, болезненно лупя от затылка в виски. Наконец комната поехала перед глазами, приоткрытыми на шумок… И Лёхин помечтал, что вот сейчас он всё-таки свалится на пол, разляжется вольготно и не надо будет напрягаться из последних сил, чтобы удержаться на стуле…

С трудом двинув глазами, он, как во сне, разглядел: из стены выпрыгивают двое домовых и, развернувшись к ней, тащат что-то поблёскивающее. "Гирлянду, новогоднюю", - безразлично подумал Лёхин, не в силах разомкнуть сморщенных бровей.

Выпрыгнули из стены ещё двое, поддерживая хвост гирлянды. Ношу свою домовые торжественно (с трудом, вообще-то) поднесли к Лёхину. Нагнувшись, бережно положили и обернулись к стене.

Лёхин снова закрыл глаза. Пусть делают, что хотят. Без него обойдутся, а ему уже и тем легче, что напрягаться не надо…

Сначала холодком опахнуло ноги. Затем по болезненно чувствительной коже лица словно ласковыми прохладными пальцами провели. В комнате застоялась овражная сырость и терпкие ароматы палых листьев. Осеннего леса. И - зашелестело. Лёхин с усилием поднял больные веки.

Из стены напротив, откуда домовые тащили блестящую гирлянду, сыпались сухие листья. Некоторые влетали в комнату, будто вот только падая с дерева. Некоторые - будто планировали на мягкой волне ветра. Листья летели вразброс, но при сосредоточенном взгляде на шуршащий ворох было ясно, что волна постепенно, но верно добирается до стула с Лёхиным.

Последний лист упал на его ногу. Кленовый, в полутьме и не разглядеть точно, какого цвета, только по слишком глубокой темноте предположить можно, что багряный…

Тишина. Ни слова. Чего домовые ждут? Если что-то придумали, пора бы им приступить к спасению Лёхина от боли, которой он уже не в силах испытывать…

Шорох. Изо всех сил напрягшись, Лёхин поднял голову.

Среди листьев стояла женщина. Еле видная в полутьме. Высокая, статная, в странном платье из шуршащих при ходьбе листьев, с распущенными волосами, пышными от вплетённых в них цветов и травы. Она зашелестела листьями, шагая по ним легко и почти невесомо. Домовые почтительно расступились перед нею.

Когда незнакомка очутилась рядом с Лёхиным, он присмотрелся к её лицу. Полное, спокойное до бесстрастия и в то же время странно изменчивое, может, благодаря огромным глазам. Она чуть склонилась к нему. Свет лампы сонно лёг на её лицо. Глаза цвета необычного - чёрно-оранжевого, как тех цветов, что по осени отцветают на клумбах и на газонах последними. Полуприкрытые веками, глаза почти рассеянно вгляделись в лицо мокрого от пота Лёхина. Он держался из последних сил. Стыдно было бы свалиться со стула на глазах незнакомки.

Она нагнулась к его ногам и что-то взяла с блестящей гирлянды. Разогнулась и словно на мгновения задумалась о чём-то о своём. От боли Лёхин опустил глаза и увидел в её руках знакомую фигурку. Живую. Почти человеческая, величиной в палец, с еле уловимыми глазу прозрачными крылышками. Лёхин поднапрягся и вспомнил: он видел их однажды, когда Толстики-летуны, как он их тогда назвал, отплясывали на уснувшем спьяну в кустах Федьке Хромом. Федька, несмотря на неудобное ложе, казался очень счастливым. А когда Толстики коснулись лба уставшего с дороги Лёхина, он понял, почему так безмятежно спит в кустах сосед-пьянчужка: прикосновение маленьких летунов мгновенно сняло усталость.

Этот Толстик-летун, в руках женщины, осторожно подхваченный под пузечко, вид имел крайне сонный, то и дело зевал и дремотно помахивал поблёскивающими крыльями.

Женщина пошевелилась, когда Боян, нарочито шаркая ногами в лаптях, прошёлся рядом с нею. Пошевелилась и словно пришла в себя. Во всяком случае её движения стали уверенными и быстрыми. Первым делом она положила вялого Толстика-летуна на голову Лёхину. Затем склонилась за следующим. Вот почему блестела гирлянда!.. Она состояла из Толстиков, облепивших еловую ветку. Поэтому так бережно тащили её домовые…

Вскоре домовые сообразили, как ускорить процесс поднимания Толстиков. Они сами осторожно отнимали от ветки малышей и передавали женщине. А уж она ловко и сноровисто облепляла ими Лёхина. А тот млел от счастья: головная боль прошла, улетучилась - да так, что уже можно крутить головой (он проверил!). Мышцы медленно наполнялись силой, и он чувствовал их, как чувствовал и их живость. Он даже попробовал приподнять руку. И приподнял бы, если бы женщина не положила ладонь на его локоть и мягко, но настойчиво не заставила опустить её.

Едва еловая ветка опустела, женщина начала обратный процесс - снимать с Лёхина Толстиков-летунов. Время от времени она касалась его лица или руки, и ему казалось, что боль утихомиривают и её прикосновения.

Наконец настал момент, когда Лёхин вздохнул полной грудью и не ощутил ничего болезненного. Он здоров! Что это за чудо - быть здоровым!..

Женщина подняла руку и погладила его по голове. Как маленького. И словно очищающая волна прошла сквозь голову Лёхина и смыла остатки боли.

Домовые приподняли гирлянду с крепко спящими Толстиками-летунами и подали незнакомке. Она легко, без усилий забросила ветку на плечо и, оглянувшись на очарованного Лёхина, шагнула в стену.

А Лёхин после её оглядки затаился, и сердце зачастило: женщина изменилась так, что ему причудилось лицо Ани.

Тихо. Издалека, как будто из другого мира, доносятся голоса. Друзья разговаривают - с Валей, наверное…

- Грибами пахнет…

Лёхин встретился глазами с приподнявшим голову Олегом.

- Проснулся? - ненужно спросил он.

- Ага… Я болел, что ли? Такое впечатление, что сплю давным-давно.

- Ну, что бы там ни было, неплохо бы встать и умыться. Я не один. Здесь Павел и Леонид. С собаками, - зачем-то добавил он и улыбнулся. И покачал головой. Лёгкой, без боли. Господи, как хорошо…

Олег сел на кровати, почесал за ухом и сказал:

- Я тебя во сне видел. Ты с мечом был. А я у тебя меч отобрал. К чему бы это?

- Кто у нас спортсмен? Наверное, подерёшься с кем-нибудь, - усмехнулся Лёхин. - Иди-иди, не задерживай народ.

Олег, постепенно оживляясь, надел тренировочные штаны, накинул рубаху и босиком пошлёпал из комнаты. Дверь открылась-закрылась, и Лёхин услышал слабый вскрик Вали. Снова усмехнулся. Олегу ещё предстоит узнать о своём недавно плачевном состоянии. Его в Каменный город теперь точно не возьмёшь. Но вот что интересно, задумался Лёхин. Про кого только удалось узнать, все заснувшие не только бывали в Камень-городе, но и имели какую-то вещь из него. Тот же Ромка, например, взял кусок от кандалов. И ему приснилось, правда, слабо. Что, интересно, взял с собой Олег?..

Додумать не успел.

Мимо пробежал Боян, сам точно осенний лист со своей рыжиной, - явно на кухню.

- Боян, подожди немного, - попросил Лёхин. - Там сейчас Валя наверняка орудует, и без тебя обойдутся.

Домовой остановился, оглянулся на дверь и снова поглядел на Лёхина.

- Небось, спросить что хочешь?

- Хочу. - Лёхин осторожно встал со стула и попробовал шагнуть. Вроде всё нормально. Опустился на стул. - Боян, а это кто был? Ну, женщина эта?

- Осенница, чать, кто ж ещё? У нас здесь лесопарк близёхонько. Вот мы с соседями и упросили воробьёв слетать за нею. Она перед большим снегом всех спать собирает. Ну, летних то есть. Вот и пришла на наши слёзные уговоры тебе помочь.

- Осенница?

- Ну да, ну да, кто ж ещё?

Лёхин сам себя переспросил: а правда, кто ж ещё? Невольно улыбнулся. Ладно, об Осеннице узнаем позже. Елисей, вполне возможно, о ней тоже знает. Расскажет.

- Боян, в доме есть какая-нибудь старинная вещь, которую Олег принёс примерно в прошлом месяце?

- Старинная али нова - под старину?

- Ну, и так и так.

- Оберег у него есть. На шнурке кожаном.

Лёхин сморщил рот в недоумении: оберег - и не спас от страшного сна? А может, это не оберег, а что-то другое? Просто похож? Надо бы забрать на всякий случай. Не дай Бог, сон повторится.

- А где тот оберег, Боян?

- В ящике лежит, в столе. Забрать, что ли, хочешь, Лексей Григорьич?

- Эх, Боян… Думаю я, что через тот оберег прорвались к хозяину твоему в сон и заставили его видеть свой страх.

Домовой поднял голову, будто прислушиваясь к чему-то, и быстро побежал к письменному столу. Лёхин вздохнул с облегчением: возьми сам - вроде как на воровство смахивает, а тут - второй по значимости хозяин квартиры сам отдаёт.

В левое ухо хихикнули. Кажется, Шишик Ник прочитал эту мысль.

Через минуту, сунув в карман оберег - плоский камень на шнурке, Лёхин вышел из комнаты. Довольные "помпошки" сидели в том же кармане и изучали оберег.

Олег был всё ещё бледен, но оживлён. Пока ему не рассказали всю историю. Валя слушала вполуха, хлопоча на кухне, но ничего не сказала, когда Олег заявил:

- Если вы собираетесь в Каменный город, я просто должен быть с вами!

- Ну, пока мы не собираемся прямо так уж сразу в Каменный город, - сказал Леонид, лукавя. - Нам ведь ещё профессора найти надо.

- Хорошо. Договорились. Как только начнёте собираться - свистните.

Гости покивали, но, видимо, не слишком уверенно. Олег подозрительно осмотрел всех, но тут ему под нос Валя сунула тарелку с картофельным пюре и мясом, и он набросился на еду. Гости под предлогом "мешать не будем!" откланялись.

Уже на улице, пока у супермаркета ловили такси, а собаки развлекались, обнюхивая все сокровенные столбы, Павел спокойно сказал Лёхину:

- Ты ещё не рассказал, что было в комнате у Олега. Итак, у тебя получилось вернуть его и прогнать его страх. Но почему так долго? И что теперь будем делать - бегать по всем потерпевшим и всех выводить из их сна?

- Не торопись, - вздохнул Лёхин. - Я там чуть было концы не отдал, а ты говоришь - бегать по потерпевшим. В общем, если рассказывать, то всё звучит таким образом. Есть возможность вытащить спящего, но при условии, что он сопротивляется. Как Олег. Но для вытаскивающего это дело чревато последствиями. Если честно, не хотелось бы повторить такого. Не будь рядом домовых - точно бы концы отдал. Так что… Не подойдёт нам это.

- Так, - сказал Леонид. - А теперь в подробностях, пожалуйста.