… Удавку отпустили. Точнее - приспустили. Первое впечатление - мне плохо. Хочется выблевать хоть что-то, настолько тошнит, - и не могу: сухое, забитое песком горло намертво зажато и не хочет разжиматься. Дышу-то с трудом. О кашле подумать страшно. Лежу на спине… Глаза горят, словно присыпанные тем же песком или проткнутые иглами, больно - не открыть. Но реальность уже начала вторжение в моё сознание. Первым делом шибанула в нос резкая вонь. Хлорка. Пот. Испражнения. И что-то ещё сладковато-гнилое, что чуть позже определил как кровь.

Над головой злобные крики. Мужская ругань, изредка женские голоса, возмущение.

Но пока больше волнует, что не могу шевельнуть рукой.

Глаза открыл, хотя веки сопротивлялись изо всех сил. Господи-и… Где я…

Лежу в просторном коридоре. По обе стороны от меня - клетки с людьми, надрываясь орущими, стучащими кулаками о толстые прутья. Надо мной - чей-то зад с отвисшими штанами. Скосил, охнув от боли, глаза - штаны странного серебристого цвета, впрочем, уже грязного, заправлены в странные же сапоги, чья подошва - сплошь металл.

Это - потом. Что мне давит на горло? Железка какая-то. Я напряг мышцы шевельнуть рукой, потрогать железо - и с ужасом, обдавшим холодным потом, обнаружил, что не могу шевельнуть рукой. И вообще… Моё тело странно ощущается. Я человек плотный - работа в основном сидячая. Но сейчас… Выпотрошенный, провисший мешок с костями, которые тяжело давят. По ощущениям. Холодный, мокрый от пота мешок, распластанный по полу…

Железка снова впилась в горло, и я понял, что меня тащат за неё по коридору. Едва меня сдвинули с места (чуть сознание не потерял от боли - убийственно больно! Режет же горло!), крик из клеток взвился пострашнее, чем ранее. Мой мучитель остановился и то ли прорычал, то ли огрызнулся:

- Заткнитесь, крысы арестантские! Этот дохляк давно сгнил!

В ответ раздался такой рёв, что я почти оглох. Зато тип в серебристом комбинезоне принялся рявкать на всех вопящих, и удавка снова обмякла. Надолго ли? Пытаясь отдышаться и лихорадочно понять, во что я вляпался или меня вляпали, я вслушался в вопли и свист и постепенно уловил: я в тюрьме, меня посчитали мёртвым, поскольку уже некоторое время не ел положенного пайка, не открывал глаз, не шевелился. И сейчас тот, который стоял надо мной, собирался меня выкинуть… Выкинуть?.. Не совсем понял, что он имел в виду, но, судя по крикам, это что-то страшное. Почему не в мертвецкую? Или на заключение врача в какой-нибудь кабинет?! Ведь такое существует в тюрьмах!

Мучитель увлёкся перебранкой. А я всё-таки медленно, но согнул хотя бы левую руку в локте. И всё. Только на это я и способен? Что же со мной сотворили? Почему этот… надзиратель… называет меня дохляком? Хотя сейчас я как раз им себя и чувствую… Ещё немного согнуть бы… Теперь в поле моего зрения оказалась ладонь, еле прикрытая грязной тряпкой. Господи, что за пальцы у меня - тощие, как кости скелета из кабинета биологии, только обтянуты тонкой посеревшей кожей…

Надо мной надзиратель ярко и смачно рассказывал, что он сделает со всеми, кто меня защищает, после того как выбросит меня в утилизатор… Куда?!

Стараясь не потревожить кольца-удавки на шее, цепь от которой заканчивалась в кулаке надзирателя, я медленно перевалился набок. Потом попробовал встать. Пальцы поехали по жирному, грязному полу. Ага… Правая рука тоже ожила. Теперь я перевернулся на карачки. Только в полную силу опираться на правую я почему-то не мог. Мешало что-то твёрдое, какой-то бугорок в середине ладони. Сосредоточившись на собственных проблемах, я уже не смотрел, что делает мой мучитель. Меня заинтересовало - тупо и механически - почему я не могу опереться на ладонь правой руки. И - нажал краем. Лишь бы подняться. И чуть не рухнул с карачек - от ужаса и боли: показалось, что-то вылетело из пола, чтобы проткнуть ладонь. Всё так же тупо вскоре я смотрел на непонятный твёрдый предмет желтоватого цвета, странным образом прикреплённый к внутренней стороне ладони, ближе к промежутку между указательным и средним пальцами. Будто рос из самой ладони. Похож на тонкий, как игла, осколок сломанной кости, хорошенько высушенный. Сантиметра два. Боль не давала внятно мыслить, но до меня всё-таки дошло, что этот предмет прятался в ладони под кожей, а когда я ударил краем ладони, он вылетел.

Позади, за спиной (я повернул голову - с болью и со слезами от натуги - взглянуть на них), внезапно замахали тем пленникам, с кем ругался надзиратель. Те принялись издеваться над ним, изощряясь в придумывании прозвищ и, мягко говоря, нелестных эпитетов и стуча по решёткам. Отвлекают?.. Зачем?

Мучитель решительно бросил цепь, за которую волок моё тело, и развернулся к плюющим в него и орущим оскорбления. Я краем глаза видел, что в руках у него очутилась какая-то странная труба…

Умом я понимал, что долго он отвлекаться на них не будет. А тело изо всех сил протестовало против одной только мысли, что нужно встать на ноги. Но всем этим людям, казалось мне, нужно - просто необходимо было, чтобы я встал. Хотя причины этого желания я тоже не понимал. Я и встал. Покачался. А пространство многообещающе и тошнотворно угрожающе покачалось передо мной… Силы в общем крике прибавилось. И тут я увидел сумасшедшую надежду в глазах тех, кто кричал. Я стоял, пошатываясь, за спиной мучителя (попяться он - и первым же шагом сшибёт меня с ног) и тщетно пытался понять, что происходит. На что надеются эти люди, глядя на меня?..

В общем рёве я вдруг чётко различил адресованное именно мне: "Ну?!"

Не раздумывая, я как-то привычно поднял правую руку пальцами кверху и легко ударил - как будто шлёпнул ладонью! - надзирателя костяным штырём в висок. В надрывном многоголосом крике, которым было пронизано всё моё тело, я всё-таки ощутил: острый конец штыря мельком наткнулся на височную кость, а затем соскользнул в отверстие, почти невидимое, и вошёл в мозг. А я легко, словно тысячи раз так делал, повернул уже влажную от крови ладонь пальцами вперёд.

Он обвалился тушей рядом со мной, упав на цепь и невольно протащив её по полу. Металлическое кольцо натянувшейся цепи так ткнулось в мой кадык, что чуть не снесло голову. Я снова грохнулся. Пришлось полежать, собираясь с силами. Мыслей - никаких. Кроме одной: я убил человека. Живого.

Не сразу я понял, что вокруг меня воцарилась тишина, в которой всхлипы и охающие ругательства казались грохочущими.

Оттянув кольцо на шее, я отдышался. Растопырив пальцы правой руки и в основном опираясь на левую, постыдно выпятив задницу, кое-как встал на колени.

- Пацан! Ключи!

Еле двигая коленями, с опорой на руки (штырь исчез), я приблизился к тюремщику. Попытался рассмотреть его пояс. Никаких ключей. Какие-то короткие полоски, явно пластиковые. Может, и ключи. Но странные: каждый из брусков разного размера, цвета и с разным расположением на них каких-то непонятных знаков.

Что делать… С отчаяния я просто срезал костяным штырём с надзирателя этот пояс со всеми прибамбасами и дополз из последних сил до решётки, от которой мне кричали про ключи.

Торжествующий рёв в клочья взорвал насторожённую, словно таившую дыхание тишину.

… Сидящий у экранов слежения за платформой поднял ладонь и, растопырив три пальца, тут же сжал кулак и большим пальцем указал вниз.

… Снова тьма в глазах. Кто-то поднимает мне голову. Потом помогают мне сесть и прислоняют, судя по ощущениям за спиной, к решётке. Позвякивание. Прикосновение к шее металла и живых, тёплых пальцев. Внезапно становится легче. Шею больше не тянет металлический груз цепи. Что-то давит на мои губы, и я чуть не захлёбываюсь тёплой сладковатой жидкостью.

- Не торопись. Пей спокойно. Всё твоё будет, - говорит женский голос. И, кажется обращаясь к кому-то рядом, добавляет: - Ну и довели его дружки… Ведь и впрямь мертвецом выглядел… Да и сейчас… Ну-ка хватит, отдышись…

Жидкость у меня отняли. Но кто-то пристроился рядом, чтобы помочь мне усидеть, прислонясь к решёткам. Так что, и впрямь отдышавшись, я смог открыть глаза. Скосился. Меня, судя по хрупкому строению и длинным волосам, плечом подпирала девушка. Двигаться я пока боялся, так что удовлетворился тем, что углядел… Вокруг ходили - довольно спокойно - выпущенные из клеток люди. Атмосфера была настолько отличной от того, что я недавно видел, что пришлось задаться вопросом: а я точно в тюрьме?

Тюремщик - один на всю тюрьму? Почему, чтобы утихомирить бунтовщиков, не бегут сюда его помощники - какой-нибудь карательный отряд быстрого реагирования или что там, в заключении, бывает?

А приглядевшись к противоположной стене с клетками (камерами?), я оторопел. Что это за тюрьма, если каждый отсек, отделённый от другого, пестреет какими-то мирными тряпками и набит предметами домашнего быта? Почему женщины и мужчины мирно разгуливают вместе? Я мало что понимаю в этом, далёком от меня мире, но уж СМИ, книги и фильмы постарались, чтобы некоторые реалии тюремной жизни стали известны всем гражданам… Здесь же о ней напоминали разве что решётки…

- Будешь ещё? - Смуглая женщина, с красивыми, но жёсткими серыми глазами, лет тридцати, с чашкой в руках, присела передо мной на корточки.

Хотел ответить, но пережатое горло всё ещё не пришло в себя. Не хотелось беспокоить. Кивнул. Не выпуская чашки из рук, она прижала край к моим губам.

- Пей. - А через минуту вдруг наклонилась ко мне, разглядывая что-то сбоку, бесцеремонно оттопырив мне ухо, после чего решительно позвала: - Лоренс! Быстро сюда! - А когда запыхавшийся полноватый человек, какой-то неопределённо светловолосый, подбежал к нам, она чуть нагнула мне голову вправо. - Посмотри-ка у него под ухом. Видишь? Здесь же явно была накладка. Я правильно понимаю, что произошло?

- Господи, да он чудом остался жив! - тенорком заговорил изумлённый Лоренс.

По звучанию речи или по напечатанному тексту я легко могу определить основные языки Земли. Попробовав на вкус (про себя, конечно) услышанную недавно и сейчас речь, я пришёл к выводу, что вокруг меня люди, говорящие на странной смеси англо-русского с примесью латыни и греческого. Не успел додумать, как полноватый Лоренс взял меня за подбородок и спросил, глядя в глаза:

- Говорить можешь, Брис? Знаешь терралингву или говоришь на каком-нибудь диалекте?

Облегчение окатило меня тёплой волной. Что ж, заговори я не совсем понятно для этих людей, воспримут как диалект. Только почему он назвал меня Брисом? И тут мои глаза наткнулись на бейдж с именем "Лоренс" на кармане его пиджака. Понятно теперь. Смягчил горло сглатыванием и прохрипел:

- Могу… говорить…

- Ты что-нибудь помнишь из того, что было, перед тем как ты… потерял сознание?

Он что - травмировать меня боится, называя обмороком то, что остальные восприняли как смерть?

- Нет. - И тут мне в голову пришла великолепная идея. - А я… кто?

Смуглянка и Лоренс переглянулись. Надеюсь, они решат правильно: амнезия в результате клинической смерти. Лоренс медленно протянул:

- Эти подонки вырвали с мясом его накладку. Странно, что кровью полностью не истёк. И вообще не идиот. Брис, ты правда ничего не помнишь?

- Нет.

- А вот этих людей?

"Эти люди" шли мимо нас, негромко, но зло переругиваясь. Пятеро. Настоящие уголовные морды. Каковыми и оказались.

Смуглянка (на бейдже - "Лидия") коротко ввела меня в курс дела. Отчего у меня холод застыл внутри. Итак, не считая пятерых, к которым теперь меня не относили (во всяком случае пока), в этой странной тюрьме собраны люди, которые слишком активно протестовали против государственных законов, не дающих вздохнуть простому человеку. Люди с разных планет. Теперь они, используя эвфемизм, переселенцы. То есть найдена не самая лучшая планета, близкая к земному типу, неразработанная, необжитая, куда переселенцев должны сбросить, чтобы они начали терраформинг. На первых порах домом им будет служить тюремная платформа. Лидия широко обвела рукой, объясняя, что всё, что я вижу, - это и есть платформа. Вот тут-то я и не выдержал:

- Так мы сейчас в космосе?

- Ну да, - удивлённо было начала Лидия, а потом, видимо вспомнив, что у меня с памятью плохо, смягчилась: бедолага, он и этого не помнит.

Платформа отделена от буксира-переносчика временным лифтом, а поскольку народ на платформе в основном мирный, то тюремщики здесь не больно-то и нужны. Есть не столько надзиратели, сколько дежурные, каким был и тот, что тащил меня в утилизатор. У меня сжалось сердце.

- Я… убил его.

- Собаке собачья смерть, - сплюнула Лидия, хотя на меня тоже поглядывала настороженно. - Как его только, этого Бишопа, свои терпели. Правда, есть одно "но". Не убил ты его. Не знаю уж, чем ты там действовал, да только он всего лишь парализован.

- Но ведь я его… И вы вышли… - Не в силах полностью выразить мысль, я снова откинулся на решётки, тяжело дыша после всех новостей и событий. Лишь взглянул на ладонь, где притаился бугорок, похожий на застарелую, очень стёртую мозоль.

Терпеливо слушавший Лидию Лоренс вздохнул.

- Здесь такая охрана, что на смерть они смотрят сквозь пальцы. Но… Раз было, что они выпустили на платформу слезоточивый газ, чтобы утихомирить людей. Однажды отключили свет на двое суток. Сейчас с репрессиями и правда что-то медлят. Может, из-за того что именно сегодня мы должны выйти из подпространства на орбиту нашей планеты? И им просто не до мелочей, каковой можно считать нашу (он подчеркнул это слово интонацией) расправу над этим негодяем? Впрочем, наивные рассуждения. Наши мужчины пытаются заблокировать вход на платформу. Может, преуспели… Хотелось бы надеяться…

Они продолжили рассказ о происходящем. А я пытался разложить по полочкам всё, что видел и о чём узнавал. Камеры-клетки, в которых развешаны тряпки, принадлежат бывшим гражданам… Земли? Или пока предпочтительней считать их землянами? Камера-клетка в самом конце коридора - для уголовников, к коим я, оказывается, отношусь. Но Лидия уже решительно взяла надо мной шефство… Господи, сколько у меня вопросов… Если бы ещё голова не болела… Да, вот ещё… Что она там недавно сказала… Про какую-то накладку у меня за ухом… Боль, кажется, оттуда и идёт волной…

- А вы… - Не договорив, я с трудом поднял руку и дотронулся до точки за ухом (заодно убедившись, что налысо обрит), которую Лидия показывала Лоренсу. Пальцы коснулись довольно болезненного места - похоже на застывающую кровь и разорванную кожу. Меня ударили?

- Ты и правда ничего не помнишь, - жалостливо посмотрела на меня Лидия. - Но хоть, слава Господу, соображаешь. Ты был неврально ресоциализирован. Это значит, тебя хотели оставить в качестве нормального гражданина на твоей родине, где бы она ни была, но что-то пошло не так, и тебя отправили с нами. А эти, дружки твои, не знаю, что уж вы не поделили, содрали твою накладку. Ты мог истечь кровью. Впрочем, судя по всему, и впрямь истёк, вот Бишоп тебя и потащил в утилизатор. Мы все думали - ты мертвец…

Она со странной горечью посмотрела чуть в сторону. Как я понял - на безмолвную девушку, которая до сих пор помогала мне сидеть не падая. Теперь я чувствовал себя гораздо легче, поэтому перестал опираться на её плечо, полностью навалился на прутья клетки и наконец взглянул на неё. И замер. Наверное, когда-то она была хорошенькой. Но сейчас бессмысленное выражение лица и струйка слюны, блестящая с края безвольно опущенного рта, превратили её в олицетворение идиотки.

- Что… с ней?

- Её тоже… Но перестарались.

Вмешался Лоренс.

- Брис, неплохо бы попробовать встать. Мы поможем. Давай-ка…

Это он так посмеяться решил надо мной? "Поможем…" Да они с Лидией просто взяли и подняли меня - как куклу. И прислонили снова к решёткам. Ноги подрагивали, но я уже чуял, что могу встать и без поддержки.

Собравшись с мыслями, я попытался вернуться в прошлое, за полчаса до этой минуты. Урок. Я у доски. Начинаю диктовать названия рассказов… Нет. Не могу. Не могу представить, что это было так недавно. Не могу. Я уже здесь. Я ни о чём не могу сожалеть. Я в теле молодого человека - "Пацан! Ключи!" Да, я в какой-то степени фаталист. Судьба мне уготовила что-то странное. Но значит, так нужно. Что ж, посмотрим, что из этого выйдет.