ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ И ПОЛОЖЕНИЕ НА ФРОНТАХ В 1916 ГОДУ

В 1916 году произошли крупнейшие сражения Первой мировой войны, из-за чего его часто считают самым тяжелым годом войны. Кроме того, большое военное напряжение утомило все государства и все их население.

Антанта сохранила стратегию, предусматривающую большие наступления с целью разгрома неприятеля в решающей битве, что было подтверждено и на второй конференции союзников в Шантильи в декабре 1915 года. Союзники пришли к согласию, что в случае нападения Центральных держав остальные члены окажут солидарную помощь. Оценив ситуацию на фронтах и состояние армий, совместную операцию на Восточном и Западном фронтах запланировали на лето 1916 года.

У Германии с Австро-Венгрией не было согласованной военной стратегии. Вена планировала нападениями из Тироля вывести Италию из войны, благодаря чему появилась бы возможность около 400 000 солдат перебросить на Западный фронт. Берлин считал планы своего союзника иллюзорными, а его армию недейственной, однако и сам не располагал достаточными силами для победы и предопределения исхода войны. Для Германии основным противником являлась Великобритания, а во Франции она видела «сателлита Лондона», которого нужно уничтожить первым, чтобы закончить войну. Решив поэтому на Западном фронте начать широкие наступательные действия, германское командование собиралось в феврале напасть на Верден, оборона которого стала для французов вопросом национальной чести и достоинства.

За артобстрелом последовали атаки пехоты, и результате которых уже за первые дни сражения линия фронта передвинулась, и оказались захваченными передовые позиции обороны города. За неделю боев французы были отброшены на 8 километров, однако прорыв они остановили; под началом генерала Петена оборона была сплочена и укреплена. После многодневного круглосуточного артиллерийского сражения в начале марта на фронте установилась равновесие. В течение следующих нескольких недель и месяцев чередовались наступления и контрудары с использованием артиллерии и боевых отравляющих веществ. Последние немецкие атаки, представлявшие серьезную угрозу обороне Вердена, были проведены в июне-июле 1916 года. За время обороны, в которой участвовало 70 дивизий, французская сторона потеряла 275 000 солдат. В состав германских входило 47 дивизий, а общие потери их составили 282 000 человек. Наступление была прекращено в сентябре, однако бои велись и в последующие месяцы. «Верденская бойня» явилась большой неудачей для немцев, она показала, что их войска не способны добиться окончательной победы. В то же время оборона Вердена подняла авторитет и престиж Франции.

Стремясь помочь защите Вердена, французское и британское военное командование предприняло наступление на реке Сомма, начав его в июле 1916 года, с целью окончательно сокрушить германские силы на западном театре военных действий. Британцы впервые использовали танки, атаки пехоты поддержала также авиация. Артиллерии ставилась задача «расчистить» вражеские позиции, а пехоте «наводнить» всю линию фронта, из-за чего на участке около 70 километров были сосредоточены 26 французских и 32 британские дивизии. В тактике французов, которая основывалась на опыте, приобретенном за предыдущие годы войны, особое значение придавалось артиллерии. По другую сторону фронта укрепилась Вторая немецкая армия, боевая мощь которой, особенно по артиллерии и авиации, была в три раза ниже, чем у противника. Бои, которые велись в течение июля, дали мало результатов, за то обернулись непредвиденно большими потерями. Немецкая сторона за первый месяц боевых действий потеряла 120 000, французская 145 000, а британская 55 000 человек. Такие же изнурительные бои велись и в августе, значительно увеличив численность погибших и раненых солдат. После первоначальных успехов, достигнутых ценой больших жертв, особенно со стороны Британии, сражение превратилось в пятимесячное взаимное изнурение. Потери воюющих сторон были огромными — в общей сложности около 1 260 000 убитых и раненых, причем из-за ограниченных людских ресурсов и военного потенциала больше досталось Центральным державам.

Ожесточенные бои велись также и на Итальянском фронте. В середине марта 1916 года оживился фронт на Соче, хотя обещанное большое наступление итальянцев не состоялось. Наоборот, в апреле, одновременно с ожесточенными боями у Вердена, австро-венгерские части совершили прорыв из Тироля. Состояние итальянской обороны в конце мая было критическим, а наступление на всем Западном фронте остановилось в первые дни июля. Это совпало с так называемым Брусиловским прорывом, который, помимо прочего, должен был «разгрузить» положение союзников на Западном и Итальянском фронтах. В середине июня укрепленные и численно превосходящие итальянские части предприняли контрнаступление, однако им удалось завладеть только той частью территории, которую неприятель добровольно покинул. Другие наступательные операции, проведенные в июле, принесли только локальные успехи. Окончательные итоги операций периода с мая по конец июня 1916 года проявились в потерях, составивших 147 730 бойцов с итальянской стороны и 82 815 с австро-венгерской. Во второй половине года на фронте на Соче было много крупных боев, потери в которых не соответствовали результатам. Австро-венгерские войска потеряли около 100 000 солдат, но не осуществили прорыва к Триесту. Кроме того, бои на Итальянском фронте облегчили положение Румынии на Восточном фронте.

В то время как на Западном и Итальянском фронтах предпринимались наступления, Центральные державы на Восточном фронте оборонялись. Южный участок фронта контролировался Австро-Венгрией, а северный — Германией. Требования оказать серьезное давление на неприятеля уже в первые месяцы 1916 года наступательными операциями, чтобы облегчить положение союзников на Западном и Итальянском фронтах, русские восприняли сдержанно. Наступательные операции предпринимались весной 1916 года у озера Наpочь, но они принесли огромные потери. В соответствии с межсоюзническим договором в Шантильи, крупномасштабные операции были запланированы на лето. Между тем, все наступление было тщательно подготовлено, собраны важные разведывательные сведения, армия вооружена, определены цели нападения. Брусиловский прорыв начался 4 июля 1916 года, в разгар боев на Итальянском фронте. Сконцентрировав армии в четырех точках фронта, генерал Брусилов застал врасплох неприятеля и нанес самый тяжелый за всю войну удар по австро-венгерским войскам. За три месяца (июль-август) боевых действий Австро-Венгрия потеряла в общей сложности 613 537 солдат, из числа которых более полумиллиона было взято в плен. Среди пленных было много представителей славянских народов, для которых предпочтительнее было сдаться в плен, чем продолжать воевать на стороне Австро-Венгрии. Поскольку из-за этого прорыва возникла опасность вторжения русских войск в Венгрию, немецкое командование перебросило часть сил с Западного фронта, облегчая союзникам оборону Вердена. Прибытие новых частей неприятеля, большое истощение сил и нехватка боеприпасов остановили продвижение России. Однако же под ее давлением в войну на стороне Антанты в августе 1916 года вступила и Румыния. По тайному Бухарестскому договору союзники обещали ей Буковину, Трансильванию и Банат. Но румынская армия капитулировала уже в декабре того же года.

Несмотря на то, что замышлялись крупные сухопутные операции, за время Первой мировой войны все избегали определяющего сражения на море. Германия с начала 1916 года вместо «решающей битвы», на которую у нее не было достаточно сил, избрала тактику постоянного давления на противников, чтобы заставить силы Антанты покинуть позиции стратегического значения на море. Поскольку гибель большого количества американских граждан, вызванная потоплением торговых судов, грозила вступлением США в войну на стороне Антанты, Германия была вынуждена прекратить ограниченную подводную войну и искать новую стратегию борьбы. В связи с этим была повышена активность флота, чаще стали столкновения военных кораблей, начались с судов обстрелы приморских городов, планировались нападения на военно-морские базы. Одно из крупнейших сражений состоялось в конце мая — начале июня 1916 года у Ютландии (Дания). В сражении участвовало около 250 британских и германских судов, обе стороны понесли большие потери. Британцы имели военное превосходство, но потери были больше: в тоннаже почти в два раза (111 980:62 233 тонны), а в личном составе больше чем вдвое (6 489 британцев и 2 921 немец). Но с точки зрения стратегии, они остались хозяевами поля сражения.

На пространстве от Адриатического моря до Солуни был образован Солунский фронт, на котором основу союзнических сил составляли воинские части французские и сербские, а затем британские и итальянские.

Итоги военных событий 1916 года не могли удовлетворить ни одну из противоборствующих сторон. Победу в Румынии затмило поражение, которое Центральные державы потерпели у Вердена и в Тироле. Результаты, которых добились силы Антанты в Брусиловском прорыве, меркли на фоне безуспешных попыток осуществить наступление на Сомме и Соче. Людские потери были огромны. В немецких войсках, которые по отношению к иным участникам военных операций имели меньше всего пострадавших, насчитывалось более 1 400 000 выбывших из строя. Австро-венгерская армия зафиксировала потери численностью 1 753 224 солдата и офицера. Потери Франции достигали 100 000 убитыми, тяжелоранеными и пропавшими без вести в месяц. Приблизительно такими же были потери Великобритании. Россия за 1916 год потеряла около 4 500 000 человек. Модернизация вооруженных сил привела к тому, что наряду с винтовками и штыками пехота в большей степени стала использовать автоматическое оружие (пулеметы, автоматические винтовки), минометы, гранатометы и ручные гранаты. Исход ключевых сражений решали артиллерия, авиация и средства связи. Напряжение всех воюющих сторон было доведено до критической точки. Чтобы поддерживать надлежащую численность войск, на фронт призывались и восемнадцатилетние (1898 года рождения). В армиях больших государств ежемесячно выбывало из строя по нескольку десятков тысяч лошадей.

Вся экономика воюющих стран была взята под государственный контроль. В то же время, для снабжения войск и гражданского населения она должна была переориентироваться исключительно на производство вооружения, военного снаряжения, продовольствия и обеспечение других военных нужд. Из-за проведенных мобилизаций лишились рабочих рук фабрики и поля. Новую рабочую силу составили женщины; они, как никогда ранее, стали выполнять работы, на которых прежде были заняты только мужчины. Для сохранения производства, особенно военного профиля, правительства воюющих стран вынуждены были внести трудовую повинность. И несмотря на это экономика все больше приходила в упадок. От ее ориентированности на военное производства выгоду имели только нейтральные европейские государства — Швейцария, Швеция, Дания, Норвегия, Голландия и Испания. а до вступления в войну также США и Япония, чье участие на сторона Антанты было символическим. Именно в те годы благодаря неограниченному производству в названных государствах отмечался стремительный индустриальный, торговый и финансовый рост. В странах, участвовавших в войне, нехватка необходимых товаров — вопреки усилиям — с каждым годом становилась ощутимее, особенно чувствовался дефицит продуктов питания, поскольку огромные пространства были покрыты фронтами, уничтожены траншеями и артиллерийскими обстрелами. Были введены реквизиции продовольствия и иных продуктов производства; цены росли, а уровень жизни снижался. Научный и технический прогресс перестал служить во благо человечеству, переориентировавшись на разработку все более эффективных средств массового уничтожения людей и их имущества. Тяготы войны становились все ощутимее. Количество жертв росло ежедневно. Антивоенная пропаганда набирала силу. Общественность, обсуждая причины военных неудач, с каждым днем усиливала давление на правительства воюющих государств. Политики требовали от военных более эффективного ведения войны. Участилось вмешательство их в военные дела, а генералов в политические вопросы. В то же время нарастали социальные протесты. Европейские социалисты призывали пролетариат всех стран повернуть оружие против внутреннего, классового врага. И наоборот, заметны были тенденции усиления авторитарной власти. Появлялись и предложения о заключении мира. Вудро Вильсон, президент США, хотел выступить посредником между воюющими союзами и открыть пути к компромиссному миру, на такую посредническую роль обе стороны воспринимали с недоверием. После победы в Румынии правительство Германии по дипломатическим каналам предложило противникам переговоры о мире, настаивая на том, что члены Антанты должны безоговорочно принять ее условия как победителя. Расценив это предложение как «крик о мире», Франция сочла его проявлением «слабости» и «лукавства». По мнению же британцев, согласиться на переговоры с Берлином, не зная условий мира, для союзников означало бы сунуть голову «в петлю, конец которой держит Германия». Москва и Рим тоже отвергли это предложение. В ответе союзников, который официально дан был 31 декабря 1916 года, указывалось, что противостояние не может быть прекращено «до тех пор, пока не будет гарантировано восстановление нарушенных прав и свобод, признание принципов национальности и свободы существования малых государств; пока не будет принято решение, окончательно устраняющее причины, которые так долго представляли угрозу для народов».

ОККУПИРОВАННАЯ СЕРБИЯ

Берлин, Вена и София восприняли поражение Сербии осенью 1915 года как триумф собственного оружия, который нужно было использовать в военных, политических и экономических целях. Немецкий император Вильгельм II в дни победы заявил, что Сербия «должна совсем исчезнуть». Близкое окружение Франца Иосифа решительно придерживалось позиции, что нельзя допустить, чтобы «хоть что-то осталось от суверенной Сербии». В планах военной верхушки доминировали мнения, согласно которым, помимо обещанных территориальных уступок Болгарии и Албании, вся территория Сербии должна была быть присоединена к Габсбургской монархии. То есть, используя насильственные военные и дипломатические меры, ее следовало «устранить из ряда европейских государств». Пропагандистское подчеркивание вины Сербии в развязывании войны служило оправданием мер, предлагаемых военной верхушкой Монархии.

Идеи Вены об аннексии встречали сопротивление более умеренных кругов в Будапеште, опасающихся, что из-за этого были бы ослаблены позиции венгерской части Двойной монархии. Это обсуждалось и на состоявшемся 16 января 1916 года заседании объединенного Совета министров, когда при определении военных целей Монархии все присутствующие, кроме графа Тисы, высказались за передачу части сербского государства Болгарии и Албании, а также за аннексию остальной территории. Излагая свое особое мнение, граф Тиса высказал опасения по поводу потенциальной численности сербов в Венгрии и трудностей, которые влекло за собой такое решение «сербского вопроса». Вследствие этого он считал, что в минимально возможном объеме могут быть аннексированы только северо-западные части Сербии. Достигнутый компромисс предусматривал, что аннексированные территории северной Сербии объединятся c Австрией, часть захваченных областей будет присоединена к Венгрии, восточные и южные земли уступят Болгарии, а области, «примыкающие» к Албании, будут переданы этому государству. В соответствии с этими планами, уменьшенная Сербия, формально сохраняющая независимость, была бы сведена к горным областям, удаленным от речных бассейнов Савы и Дуная и изолированным от мира. Ее экономическое и политическое существование было бы направлено исключительно на обеспечение Монархии и контролировалось бы ею.

В Софии преобладали мнения, что Сербия должна быть «стерта с политической карты»; и территориальные аппетиты Болгарии после победы намного возросли по сравнению с моментом вступления в войну и подписания Тайной конвенции. Кроме того, что гарантировалось Тайным договором с Центральными державами, Болгария требовала территорию до левого берега Великой Моравы, что обеспечивало бы ей контроль над транспортной линией Смедерево — Ниш и частью Косова, которая была оккупирована в итоге военных действий болгарской армии. Понимая, что Монархия не готова к уступкам, в Софии сочли, что новых территориальных приобретений можно добиться при поддержке Берлина.

Центральные державы сразу после отступления сербской армии поделили между собой территории Сербии, установив оккупационный режим.

Германия, хотя при разделе Сербии не высказывала территориальных претензий, осуществляла временный контроль над главными путями сообщений в долинах Моравы и Вардара, над Белградом с окрестностями и над рудниками в северо-восточной Сербии. Это были первостепенные задачи немецких войск на территории Сербии, ставившиеся с целью достичь политической и экономической гегемонии. В конкретных условиях войны «этапная зона» временно контролируемая Германией, включила всю Македонию, болгарскую часть Косова, рудники Бора и железнодорожные коммуникации у Великой и Южной Моравы. Для Германии особое значение имел также судоходный путь по Дунаю. Центр, из которого немецкие власти управляли названной территорией. находился в Нише, откуда контролировалась и железная дорога Ниш — София, равно как и линия в долине Тимока. Командование всех немецких вооруженных сил было дислоцировано в Скопье. Подчеркивая, что Сербия для нее — «область снабжения и транзита», Германия обеспечила себе право контролировать на ее территории пути сообщения, используя сырье и обеспечивая себя продовольствием. Вследствие этого Балканы для нее являлись важной транзитной областью, через которую проходили пути на Восток. В то же время, учитывая, что из-за войны она потеряла заморские рынки, Балканы стали также важным экономическим пространством. Соответственно, пути сообщения, экономика и рынок являлись основными элементами, предопределявшими то, чтобы пространство Балкан было определено в качестве сферы интересов Германии и включено в программу ее завоеваний. Осуществлялось это непосредственно — овладением коммуникациями и контролем над ними, эксплуатацией природных ресурсов, и также опосредованно — через Австро-Венгрию и Болгарию, военных союзников, для которых в послевоенное время предусматривался статус подчиненных государств. В таком контексте тайные переговоры, заключавшиеся во время войны, явились основой для экономического прорыва Германии на Балканы, который должен был последовать после окончания войны. Это как нельзя лучше раскрывало подлинные империалистические мотивы Германии, которые и привели к Великой войне.

В соответствии с интересами самой Германии и с учетом того, что ее союзники по нападению на Сербию вступили в споры по поводу раздела территории и добычи, фельдмаршал фон Макензен составил план раздела между Австро-Венгрией и Болгарией. Германия была склонна поддержать территориальные претензии Болгарии и вынудить Монархию на уступки. Под влиянием Германии обе стороны 1 апреля 1916 года подписали договор, которым была утверждена демаркационная линия между австро-венгерской и болгарской зонами. В болгарской оккупационной зоне были образованы Военно-инспекционная область Морава с центром в Нише (Пиротский, Заечарский, Неготинский, Пожаревацкий, Чуприйский, Нишский и Враньский округа) и Военно-инспекционая область Македония с центрам в Скопье, куда входили области, присоединенные к Сербии в войнах 1912–1913 годов. Под контролем австро-венгерской военной управы находились округа Шабац, Белград, Валево, Смедерево, Крагуевац, Горни Миланавац и три района Чуприйского округа (Ягодина, Варварин, Рековац). В последующие месяцы эта оккупационная зона увеличилась за счет округов Ужице, Чачак и Крушевац, Косовска Митровица, Нови Пазар, Приеполе. По договору о разделе территории Сербии линия границы проходила таким образом, что Эльбасан, Джаковица. Касовска Митровица, Александровац, Крушевац и правый берег Великой Моравы находились в оккупационном подчинении Австро-Венгрии (всего 29 664 квадратных километров, из которых 23 880 квадратных километров «старых» и 5 784 квадратных километров «новых» областей), а Призрен, Приштина, Прокупле и левый берег Великой Моравы в ведении Болгарии (24422 кв. км. «старых» и более 27 000 кв. км. «новых» областей). Принципиальное столкновение между Веной и Будапештом, в котором, с одной стороны, высказывалось требование Сербию как преступницу «убрать из ряда европейских государств неким насильственным дипломатическим актом, который в определенной мере был ратифицирован военной ситуацией», а с другой — выражалась стремление уменьшить ее территорию посредством уступок соседним странам и решить югославянский вопрос в «границах Монархии», определяющим образом повлияло на то, что в годы войны оккупация не переросла в аннексию.

Австро-Венгрия в доставшейся ей части Сербии создавала отдельную территориально-административную единицу, возглавляемую военным губернатором и разделенную на двенадцать округов, в которых высшая власть принадлежала окружным комендантам, и город Белград. В процессе установления власти столкнулись австрийские и венгерские интересы, так как обе стороны хотели преимуществ для себя. Венгры, например, требовали, чтобы им досталось управление гражданскими делами, что они обосновывали наличием общей границы. По этой причине при военном генеральном губернаторе была учреждена должность помощника, то есть гражданского комиссара, которую занимал высший чиновник — венгр по национальности.

Действия оккупационных властей основывались на принципе, что Сербию следует разорить. Управление оккупированной территорией осуществлялось посредством распоряжений, а не закона. Национальные учреждения были упразднены. Официальная переписка с оккупационными властями велась исключительно латиницей, а в официальных актах, приказах, постановлениях, предписаниях, уведомлениях и переписке проводилась хорватизация сербского языка. Чиновникам в инструкциях приказывалось действовать сурово, «чтобы сербство было сломлено и его сила уничтожена на как можно более длительное время». Военным оккупационным властям рекомендовалось «самой твердой рукой» и с «беспощадной строгостью» подавлять любое сопротивление и возмущение. С этой целью массово применялись денежные штрафы, реквизиции, телесные наказания, власти не гнушались и смертных казней. Такие же методы работы применялись и во всех делах эксплуатации. Трудовая повинность и принудительные работы стали обязательными. Сербские деньги обесценились на 50 %, что тоже являлось частью уничтожения национальной экономики. Сберегательные вклады и ценные бумаги были изъяты. Согласно инструкциям, представителей интеллигенции, элиты следовало уничтожить или, если они находилась в эмиграции, любыми способами препятствовать возвращению. Передвижение населения было ограничено. Драконовские наказания, безжалостная эксплуатация и материальное истощение до крайнего предела стали основными признаками австро-венгерской оккупационной власти в Сербии. А одновременно шла работа по инкорпорированию Черногории в состав Монархии.

Чтобы предотвратить возможное сопротивление, обеспечить надежную экономическую эксплуатацию и реализацию планов по долгосрочному владению захваченными территориями, граждан Сербии подвергали запугиванию, притеснениям, наказаниям, взятию в заложники и интернированию. Из Сербии нужно было удалить всех оставшихся мужчин в возрасте от 17 до 55 лет, способных к военной службе. Для чего по всей Монархии — в Венгрии, Австрии, Чехии, Словакии, Хорватии, Боснии и Герцеговине, — а затем и в Болгарии. создавались лагеря для сербов из Сербии, Хорватии, Воеводины, Боснии и Герцеговины. Из них самыми большими и пользующимися дурной славой были Арад, Ашах, Браунау, Кечкемет, Вац, Дрозендорф, Цегед, Дженджеш Наджмеджер, Маутхаузен, Болдогасань, Рабс, Нежидер, Карлштайн… Только на территории Хорватии, Воеводины и Боснии и Герцеговины имелось около двух десятков временных (сборных) и стационарных лагерей. Жизнь в них была очень тяжелой, поскольку интернированных пытали, принуждали к изнурительному физическому труду, очень плохо кормили, отказывали в медицинской помощи, за малейшую провинность убивали…. Смертность была настолько высокой что из лагеря в Араде домой вернулись лишь около 20 % интернированных. По существующим оценкам, число интернированных гражданских лиц колебалось между 150 000 и 200 000. В конце 1916 года на территории, оккупированной Австро-Венгрией, осталось почти на полмиллиона жителей меньше, чем перед началом войны (около 26 %).

Частью той же политики было и разжигание разного рода столкновений, нетерпимости и ненависти среди населения. Промышленные предприятия, банки и торговля специальным декретом были переданы в руки военных органов. Была введена монополия на значительный ряд товаров. Все, что реквизировалось у населения, вывозилось в Монархию. Рынок Сербии открылся для австро-венгерских торговцев. Власти не заботились об организации снабжения, поэтому голод начал опустошать разрушенную и изнуренную Сербию, взимая свою дань. Дневные нормы продовольствия на жителя уменьшались из месяца в месяц, из-за чего Сербия стала походить на один огромный лагерь для изнурения голодом. По имеющимся данным, от голода до сентября 1917 умерло более 8 000 человек.

Культурные сокровища тоже стали военной добычей; они бессовестно раскрадывались и растаскивались, систематически вывозились в Вену и другие австро-венгерские города. Университетские библиотеки были разграблены различные учебные пособия изъяты; аналогично и все остававшиеся служебные архивы правительственных учреждений, министерств и политических партий. Австрийцы особый интерес проявляли к документам различных довоенных патриотических организаций и объединений. Ограблены были также ризницы монастырей Дечаны, Раваница и Манасия. Из Призрена забран «Законник царя Душана». Часть этих ценностей бесследно исчезла, и все послевоенные попытки вернуть их законным владельцам оказались безуспешными. В школах было запрещено использование кириллицы как письма, которое считалось частью сербской национальной идентичности. Помимо использования латиницы, обязательным стало изучение немецкого и венгерского языков. Педагогические кадры заменялись, в некоторых случаях даже австро-венгерскими унтер-офицерами (капралами). Тем не менее, Австро-Венгрия преподносила всю работу оккупационных властей в Сербии как «цивилизаторскую».

Оккупационные власти собрали группу немногочисленных довоенных австрофилов, среди которых оказались некоторые бывшие министры, видные юристы, университетские профессора и промышленники. Из их числа был сформирован Муниципальный совет города Белграда — орган, который носил декоративный характер, поскольку он не решал важных и политических вопросов. Отношение оккупационных властей к сербским австрофилам было весьма надменным. Это еще больше подрывало авторитет как самих австрофилов, так и учреждения, которое они представляли.

Во главе оккупационных областей, которые сформировала Болгария, стоял военный губернатор, а власть принадлежала исключительно болгарам. Весь чиновничий аппарат прибыл из Болгарии, а сербское население могло участвовать в управлении только на уровне сельских общин. С заданием проводить болгаризацию были присланы и болгарские учителя. В школах, обязательных для сербских детей, обучение велось исключительно на болгарском языке. Болгарской пропаганде было подчинено прежде всего преподавание истории и географии. Ученые получили задачу «доказать» этническую, языковую, историческую и географическую принадлежность «болгарского Поморавья» и Македонии к матице Болгарии, а работники просвещения — преподавать это в школах. Пропагандистские функции выполняли пресса и те учреждения культуры, которым разрешена было работать. Под угрозой оказались национальное сознание и самоидентификация сербского народа. Для того, чтобы сербскую интеллигенцию уничтожить, арестовывались местные учителя и профессора, священники, чиновники и политики. Многие из них были сразу же казнены, чаще всего очень жестоким способом. С этой точки зрения болгарская оккупация была более жестока, нежели австрийская. поскольку ею злодеяния совершались постоянно и в больших масштабах. Еще во время войны обирали сведения о совершенных злодеяниях и систематических нарушениях прав человека, сербские власти обратились за помощью к Международным гуманитарным организациям, отчеты которых подтверждали истинность утверждений сербов. Только во Враньском округе за первый год оккупации было убито около 3 500 человек. а в Суpдулице и окрестностях около 2 500. Жестокому террору, а часто и истреблению подвергались целые семьи. По данным Международной анкетной Комиссии, была убито более ста священников.

Легализации грабежей и поборов с населения в оккупированных областях способствовало и военное законодательство. Современниками отмечалось, что в болгарской части оккупированной Сербии «не знали судов», что там человеческая жизнь зависела «исключительно от благоволения любого полицейского агента, любого болгарского жандарма» и что от восточного берега реки Морава «начиналась Азия». В «Западном крае», как называли оккупированные земли в официальных кругах Софии, действовало не законодательство Королевства Болгарии, а военные законы и произвол военных и гражданских властей. Террор властей был частью устремлений сделать все оккупированное пространство чисто болгарским, даже ценой его «превращения в болгарскую пустыню».

Использование сербских личных имен, надписей и языка была запрещена; учебники и книги на сербском языке систематически уничтожались. Сербы получали новые фамилии, а новорожденные дети — болгарские имена. Сербские церкви были сначала осквернены, а затем в них присланы болгарские священники. Сербскую крестную славу (почитание святых покровителей рода) запретили. Все воевавшие в сербской армии мужчины, независимо от возраста, были депортированы сразу после установления новой власти. Численность заключенных составляла более 20 000. Особенно тяжелой была принудительная мобилизация сербского населения в болгарские военные части, что категорически запрещалась международным правом. Кроме того, население вынуждали подписывать заявления о принадлежности к болгарской нации.

Все сельскохозяйственное производство на оккупированных территориях Сербии болгарские власти поставили под секвестр и таким образом легализовали грабеж. Соответственно, до полного истощения доводилось сельское население, у которого, кроме годового урожая, конфисковались основные сельскохозяйственные орудия труда и реквизировался скот. Экономическими распоряжениями сербские бумажные деньги были объявлены недействительными, а ценность денег серебряных сведена до 50 % по сравнению с болгарскими. Все эти меры экономического грабежа считались законной военной добычей.

СЕРБИЯ И СОЛУНСКИЙ ФРОНТ

Военное поражение Сербии не означало отсутствия интереса обеих воюющих сторон к балканскому театру военных действий. Центральные державы были заинтересованы, чтобы стратегически важное коммуникационное направление Белград — София — Стамбул, после поражения Сербии находившееся под их контролем, функционировало как можно лучше. Чтобы поддержать позицию короля Греции Константина и принимая во внимание территориальные устремления Австро-Венгрии и Болгарии к Македонии и Солуни, германский Генеральный штаб после того, как было прекращено преследование сербских войск, приостановил военные действия Болгарии и Турции против англо-саксонских сил, дислоцированных в Греции. Присутствие там слабых союзнических подразделений не считалось опасным. По оценкам генералитета, для Германии лучше было, чтобы они оставались «прикованными» на линии фронта у Солуни, нежели подкрепили силы союзников на Западном фронте. Австро-венгерская военная верхушка, в то же время, настаивала, чтобы военные операции продолжались и после захвата, Сербии, а сербская и черногорская армии были уничтожены. Па мнению австро-венгерских офицеров, окончательную расправу над Сербией одновременно стоило использовать и для полного изгнания войск Антанты с Балкан. Они считали, что в противном случае после отступления немецких и австро-венгерских войск непременно следует ожидать удара по болгарским позициям со стороны французских и английских частей, дислоцированных у Солуни, итальянских частей из Албании, а также реорганизованной сербской армии. Возможные успехи союзников на балканском театре военных действий представляли бы угрозу, по мнению Вены, не только для Болгарии, но также для позиции и влияния Центральных держав в Греции и Румынии. Австро-Венгрия попыталась чти идеи навязать Берлину, а затем реализовать их военным путем на месте. И первое, и второе пе принесло успеха.

Общественность государств-членов Антанты резко осудила свои правительства за крах Сербии, а все поведение центров политических сил, оттягивавших принятие решения об оказании помощи сербской армии, назвала безнравственным. Поражение на Балканах поспособствовало падению тогдашнего французского правительства и привело к переменам в политических и военных верхах Великобритании и России. На проходившей с 5 по 7 декабря 1915 года конференции представителей союзных генштабов в Шантильи представители

Франции обвинили союзников в «нерешительности» и «запоздалости» действий, считая их несущими ответственность за поражение Сербии и судьбу ее армии, Решение сербского правительства от 4 ноября 1915 года о продолжении войны и верности Антанте, принятое при драматических обстоятельствах, в условиях военного поражения и оставления страны, самым непосредственным образом помогло прийти к общей позиции относительно дальнейших действий союзников на Балканах.

Французские и русские военные верхи расходились во взглядах на основные цели присутствия союзников на Балканском театре военных действий, но не во мнении, что на Балканах нужно оставаться и что сербской армии должна быть оказана помощь.

Для британцев поражение Сербии было знаком, что Балканы потеряны для союзников и в связи с этим нужно уводить все силы союзников с этого театра военных действий. Стремясь в данных обстоятельствах обеспечить защиту исключительно собственных интересов, Лондон правительствам Франции и России предлагал создать большую Албанию под покровительствам Италии, при условии, что итальянские власти усилят военное присутствие в этой части Балкан. Усиление итальянского влияния в Албании мотивировалось, помимо прочего, и необходимостью облегчить снабжение сербских частей на Адриатическом побережье.

B отличие от британцев, военные и политические представители Франции считали, что войска союзников должны остаться на Балканах, дождаться решительной победы на одном из больших европейских фронтов и только после этого решительно действовать в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Русские военные верхи придерживались мнения, что балканский театр военных действий следует воспринимать как пространство, с которого нужно начать решающий удар по Австро-Венгрии. И Париж, и Петроград считали предложенное Британией расширение Албании «безусловно нежелательным» и вредным. По их мнению, расширение территории Албании вызвало бы включение «христианских народов в небольшое мусульманское государство», что в будущем непременно послужило бы поводом для «новых кровопролитий и новых международных осложнений». Итальянские генералы были убеждены, что нужно сохранить союзные войска на Балканах, но их Верховное командование не было готово без дополнительных компенсаций расширять военное присутствие в Албании вне собственной сферы интересов.

Сербское Верховное командование балканский театр военных действий считало одним из важнейших. В связи с этим предполагалось сгруппировать военные силы численностью около миллиона солдат, которые бы вывели Болгарию из войны, освободили Сербию, нанесли удар по Будапешту и Вене и, действуя по неукрепленным тылам Центральных держав, способствовали бы их окончательному поражению.

В заключительных обсуждениях, несмотря на осторожность военных представителей Великобритании, преобладающим стало мнение командования союзников, что французско-британские экспедиционные войска должны остаться на Балканах и, не ожидая решения их властей, начать все необходимые приготовления к обороне Солуни. Такая позиция, прежде всего, была обусловлена конкретной ситуацией на месте, где немецкие и болгарские войска, несмотря на то, что остановили свое наступление на северной границе Греции, самым непосредственным образом угрожали военным и политическим интересам союзников. Военная мощь Центральных держав, их готовность в любой момент начать действия с целью захвата Солуни и угрозы прогермански настроенных греческих властей прогнать войска Антанты со своей территории пугали Лондон, равно как и Париж. Исходя из этого, согласившись на предложение военных экспертов, на заседании 9 декабря 1915 года заключительные положения договора в Шантильи приняли также представители французского и британского правительств. Упомянутые позиции, несмотря на их вынужденность и декларативность, были важны для Сербии. Однако то, что союзнические военные и дипломатические соглашения о судьбе войск Антанты на Балканах совпали с военным поражением Черногории, которая, так же, как и Сербия, была предоставлена сама себе, еще дополнительно ухудшало положение сербской армии.

Почти в то же время, когда представители военного командования и правительств союзников обсуждали ситуацию на Балканах, правительство Николы Пашича, имея в виду прежние намерения союзников посредством давления и шантажа добиться согласия Сербии на уступки территорий соседним государствам, сразу по прибытии в Скадар потребовало от членов Антанты гарантий, что в случае заключения мира ими будет обеспечена и подтверждена неотчуждаемость территорий Сербии. Для самих союзников, занятых собственными оценками ситуации и политическими расчетами, такого рода заявления были нежелательным «связыванием рук», поскольку никто не мог предвидеть дальнейшего хода войны и условий, при которых будет заключаться мир. По этой причине после внутренних консультаций сербскому правительству 9 декабря 1915 года было объявлено, что члены Антанты такие заявления считают «преждевременными». Данный ответ только укрепил сомнения и усилил беспокойство. Кроме того, он последовал почти в то же время, что и компрометирующая информация из Германии, в которой очень подробно сообщалось о предложениях, сделанных союзниками в предшествующий период Болгарии за вступление в войну на стороне Антанты и касающихся территории Сербии. Поэтому сербский посол в Париже Миленко Веснич 12 декабря 1915 года направил российскому министру иностранных дел Сазонову ноту, объяснив, что требуемое «заявление» следует понимать не как «гарантию», которая дается Сербии, а как акт, который в тяжелые времена, наступившие после оставления Отчизны стал бы поддержкой для сербских властей и вкладом в сохранение духа изгнанной армии и подверженного оккупации народа.

Данное обращение побудило российских дипломатов к большей активности в решении сербского вопроса с союзными правительствами. В инструкциях, данных российским дипломатам 15 декабря 1915 года, поручалось в переговорах с представителями правительств союзных стран, в которых они аккредитованы, акцентировать «стремление союзников не только восстановить Сербию в ее прежних границах, но и как можно полнее выполнять данные Сербии обещания относительно территориальных расширений». Несколькими днями позже, не дожидаясь согласия союзнических правительств, министр Сазонов поручил послу России при правительстве Сербии князю Трубецкому убедить Николу Пашича, «что государства Антанты никоим образом не считают, что кампания на Балканах завершена, и они стараются, чтобы сербской армии поставлялись продовольствие и боеприпасы» Б поручении указывалось также на необходимость передать сербскому правительству, что союзные державы «твердо решили не только восстановить Сербию в прежних границах, но и выполнить обещания территориальных расширений, данные ей».

Отдельные интересы великих держав слишком часто лишали смысла решения, к которым союзники приходили на общих встречах представителей военных и политических властей. Такое поведение существенно задевало жизненно важные интересы маленьких государств и самой Сербии.

Считая, что к участию в Дарданелльской операции и присутствию на балканском театре военных действий их страну вынудили помимо воли, а это противоречит их интересам, часть влиятельных кругов Великобритании противилась всякой мысли о дальнейшей поддержке Солунского фронта. B Лондоне в начале декабря 1915 года можно было услышать и мнение, что для союзников было бы больше пользы в том случае, если бы Сербия заключила сепаратный мир с Австро-Венгрией, чем тогда, когда ее правительство откажется от предложений Вены и Берлина и решит продолжать войну. Часть общественности была убеждена, что согласие Сербии на сепаратный мир освободило бы западных союзников от всяких обязательств по отношению к этому государству и уменьшило риски от продолжения войны на Балканах. Доминировало убеждение, что союзники не в состоянии оказать помощь Сербии до окончания войны. В Лондоне рассчитывали на то, что после заключения сепаратного мира с Сербией и осуществления замыслов, послуживших толчком к войне, Австро-Венгрия перестанет выполнять союзнические обязательства перед Германией, и такое развитие событий, которое бы противопоставило ее Германии, считалось в Лондоне особенно благоприятным. Обсуждались также варианты, при которых Болгария, получив Македонию, под воздействием союзников могла бы выйти из войны. По некоторым расчетам, уход союзнических войск c Балкан обеспечил бы силам Антанты стратегическое преимущество на других, более важных для них, театрах военных действий. И несмотря на то, что не были официальными, указанные позиции свидетельствовали об отсутствии со стороны великих держав, особенно Великобритании, какого бы то ни было сочувствия национальным и экзистенциальным интересам их балканского союзника.

Позиция официального Парижа по вопросу судьбы Сербии была очень близка той, которой придерживался Петроград. Учитывая ситуацию на фронтах, французское правительство было готово специальным заявлением поддержать Сербию, но считало, что содержание этого документа должно быть менее определенным и обязывающим, нежели то, которое предлагал министр Cазонов. Однако, по мнению Лондона, то, что предлагалось правительством Франции как содержание заявления, было намного больше «того, что разумно» и того, «что само сербское правительство ожидало или просило» Для британцев приемлемым было только заявление общего характера, в котором бы отмечалось, что «правительства Антанты приложат все усилия, чтобы сербской армии помочь, и они не считают, что балканская кампания закончена». Некоторое смягчение позиции Лондона предвещал меморандум от 31 декабря 1915 года, которым Эдвард Грей уведомлял министра Сазонова о готовности внести в предложенное заявление также пункт «что союзные государства считают независимость Сербии одной из главных целей их политики». Петроград, между тем, не склонен был принимать заявление, которое бы умаляло значение предварительно данных уже Сербии обещаний. Для самого сербского правительства, не способного влиять на решение союзников, по сути приемлемой была только позиция России. Судя по телеграмме, которую князь Трубецкой отправил министру Сазонову, Никола Пашич выказывал величайшую благодарность за старание России защитить интересы Сербии.

Гораздо более серьезные последствия для сербской армии имела позиция британского правительства в вопросах, самым непосредственным образом касающихся выбора места, эвакуации и восстановления сербской армии. Которая после отступления из Сербии находилась на албанском побережье Адриатического моря. Британские власти вплоть до середины января 1916 года блокировали и подвергали обструкции намерения Франции найти для сербской армии надежное место для восстановления сил. Таким образом они косвенно поддерживали действия Италии, которая препятствовала снабжению сербской армии в Албании и блокировала ей подступы к Валоне. Правительство Великобритании противилось также попыткам своих союзников урегулировать с Грецией нерешенные вопросы, касающиеся фронта у Салуни. Вынужденные перемены в отношениях британцев к Балканам и к судьбе сербской армии произошли только после резкого протеста России и заявления французского правительства, что оно полностью возьмет на себя заботу о снабжении, эвакуации и обеспечении сербской армии. На состоявшемся 21 января 1916 года в Лондоне заседании британского Военного совета было принято решение поскорее сосредоточить сербские войска на о. Корфу «для лучшего их снабжения и дальнейшего использования». На том же заседании, где присутствовал и премьер-министр Франции Аристид Бриан с еще двумя министрами, было решено урегулировать запутанные отношения с Грецией и побудить Италию к большей военной активности на фронте у Солуни. Так представители французских и британских властей нашли согласие па вопросу окончательной «оккупации Солуни», однако не смогли прийти к единому мнению, стоит ли на этом театре военных действий ограничиться только выполнением оборонительных задач или планировать также наступательные операции. По мнению британской стороны, в случае благоприятного развития событий на других фронтах, установления тесного сотрудничества с нейтральными до тех пор балканскими государствами и включения восстановившейся сербской армии в состав союзных войск, фронт у Солуни из оборонительного можно было бы превратить в наступательный театр военных действий. Эта гипотетически излагаемая позиция о перерастании франта у Солуни из оборонительного в наступательный, которая содержала множество неизвестных и в начале 1916 года не выглядела реальной, все же являлась предпосылкой того, что фронт у Солуни будет сохранен. Для сербской армии это имело большое значение, так как открывало перспективу не только для ее существования и реорганизации на Корфу, но и для начала операции, которая в будущем могла привести к освобождению Сербии.

Месяц спустя, 22 февраля 1916 года, британское правительство приняло решение, в соответствии с которым была отклонена возможность осуществления наступательных операций на Балканах даже в том случае, если Греция и Румыния начнут активное военное сотрудничество с силами Антанты. По мнению Лондона, то, чего можно достичь в результате наступательных операций на Балканах, в любом случае будет не более чем «скромным», и не оправдает вложенных материальных средств и принесенных человеческих жертв. Правительство Великобритании намеревалось решительным влиянием дипломатические и военные действия членов Антанты как можно эффективнее защитить собственные интересы, но при этом сохранить корректные отношения с союзниками. Когда дело касалось балканского театра военных действий, в британской столице высказывались мнения, что Великобритании больше пользы принесло бы заключение сепаратного мира с Турцией и Болгарией. Отношения с союзниками не позволяли поднять этот вопрос в ближайшей перспективе, но и отказываться от него британцы не собирались, а осмотрительно планировали отложить и решить тогда, когда позволят обстоятельства. Поэтому любые рассуждения относительно осуществления наступательных операций в направлении Болгарии на фронте у Солуни для Великобритании, ее интересов, намерений и планов, были неприемлемыми и контрпродуктивными. Это подтверждал и меморандум Военного комитета под названием «Политика союзников на Балканах», который британское правительство приняло в конце апреля 1916 года. В нем очень ясно указывалось, что политика союзников на Балканах «должна быть оборонительной», силы союзников следует сократить до численности, необходимой для обороны Солуни и окрестностей, исключив даже отдельные наступательные действия. С содержанием меморандума была ознакомлено и правительство Франции, считавшейся главным креатором военной активности на Балканах.

Как бы ни были важны вышеуказанные акты британского правительства, они все же не имели достаточно силы, чтобы дезавуировать французско-британское соглашение, которое было принято на конференции, состоявшейся в Париже 21–23 февраля 1916 года. Выполнение договоренностей о равноценном участии обоих правительств в снабжении сербской армии во время ее пребывания на Корфу и участия в действиях фронта у Салуни было обязательным. Вся операция по снабжению сербских частей проводилась под руководством французской стороны и военной миссии, во главе которой стоял генерал Мондезир, но включала также участие британских офицеров, в задачу которых входило сопровождать и контролировать выполнение обязательств, взятых на себя правительством в Лондоне.

Взгляды официальных кругов Парижа на балканский театр военных действий и его значение для союзников были противоположны тем, которые выражал Лондон. Обе стороны не намного расходились в оценках военной выгоды от фронта у Солуни. Ожидалось, что там, помимо обороны залива, может быть нанесен кокой-то удар по болгарским военным силам и тем самым увеличатся шансы на сотрудничество Греции и Румынии с силами Антанты, но не более того. Однако для Франции было важно и вынуждало прилагать усилия, чтобы Солунский фронт существовал и после поражения Сербии как второстепенный плацдарм, активностью которого к Балканам были бы «пригвождены» значительные силы противника. Центральные державы, таким образом, не имели бы возможности эффективно использовать их на каком-то другом фронте. По этой причине на британского союзника постоянно оказывалось давление, чтобы фронт у Солуни сохранился, и результаты, достигнутые на конференции 21 февраля 1916 года, в Париже считались не только исполнением морального долга перед Сербией, но и важным дипломатическим достижением Франции. По планам французского Верховного командования, операции на Солунском фронте следовало начинать в тот же момент, когда и наступательные действия союзников на остальных фронтах. А ради успешного осуществления этого замысла оно настаивало на том, чтобы переброску сербских частей с Корфу на фронт у Салоник начать как можно скорее.

Конференция премьер-министров и начальников генштабов Франции и Великобритании, состоявшаяся 27 и 28 марта 1916 года в Париже, окончательно подтвердила решимость союзников сохранить фронт у Солуни, снабдить сербскую армию необходимым вооружением и снаряжением и перебросить ее в Солунь. В связи с этим было также принято решение пойти навстречу требованиям сербского Верховного командования и выделить сербской армии, как самостоятельному военному субъекту, отдельный участок фронта, этим самым сербская политика укрепила позиции среди союзников, а сербская армия получила шанс влиять на события и процессы, которые привели бы к освобождению Отечества.

Солунский или Балканский фронт простирался от Орфанского залива по греческой и албанской территории до Ионического моря, являясь частью военной стратегии членов Антанты по защите Солуни. После поражения Сербии и Черногории и провала Дарданелльской операции поддержать фронт означало поднять авторитет союзников среди народов и государств Балкан. Фронт сначала служил по преимуществу интересам Франции и Великобритании, желающим привлечь на свою сторону нейтральные балканские страны — Грецию и Румынию. По оценкам союзнических генштабов, вступление этих государств в войну помогло бы изменить равновесие сил на Балканах, не имея достаточно сил для наступления, на фронте у Солуни нужно было держать неприятеля «под угрозой наступления». С другой стороны, и Центральные державы отвергали возможность наступательных операций на Солунь, опасаясь захватом территории Греции «подтолкнуть» эту страну в объятия членов Антанты. Более того, сводя активность войск до уровня «диверсий» в соответствии со стратегией, целью которой было «связывание» сил противника на фронтах, «не решающих исхода войны», немецкое Верховное командование отозвало большую часть своих сил, разместив их на западном театре военных действий.

Основу союзных сил на фронте у Солуни составляли французские и британские дивизии, подкрепленные меньшими русскими и итальянскими контингентами. Стремясь сохранить целостность сербской военной организации, Верховное командование Сербии настаивало на том, чтобы его войска тоже как можно скорее включились в боевые действия на Солунском фронте. Эта было на руку и французскому Верховному командованию, которое после отражения немецкого натиска под Верденом считало, что балканский театр военных действий приобретает все большее значение. Окончательное решение Румынии вступить в войну на стороне Антанты также обязывало союзников начать наступательные действия на Солунском фронте. Поэтому переброска сербской армии на Солунский фронт была ускорена, так как ей, кроме прочего, предстояло нести основной груз наступления, посредством которого нужно было выполнить обязательства перед Румынией и реализовать планы союзников на балканском театре военных действий.

Окончательная договоренность представителей французских и сербских властей о выделении отдельного участка фронта в зоне западнее Вардара, на котором должны дислоцироваться сербские части, была достигнута в середине июня 1916 года. В этом же месяце началось закрепление участка фронта от села Люмиця на Кожуфе до Лерина в Пелагонии. Сербское правительство формально решение о выступлении на фронт приняло 24 июня 1916 года. После переброски войск у сербской армии на этом театре военных действий в начале июля было 152 000 солдат, которые заняли центральный участок фронта севернее Солуни. На правом фланге располагалась британская армия, а на вардарском направлении — французская Восточная армия. Против сербских войск были размещены силы Первой болгарской армии.

Сербские войска на Солунском фронте были дополнительно вооружены и обучены, а привлекая их, Антанта упрочила свои позиции на Балканах и в некоторой степени подняла авторитет, пошатнувшийся в результате неудачности Дарданелльской операции. Концентрация войск около Солуни давала возможность провести наступательную операцию на позиции Центральных держав. Кроме того, в соответствии с планами Франции, задачей размещенных на Солунском фронте формирований было «тревожить болгарские войска» и таким образом привязывать их к фронту. В то же время, сохранение фронта у Солуни имело значимость для союзников и по причине все более проявлявшегося враждебного поведения прогерманского правительства Греции. В конце концов, фронт севернее Солуни приобрел стратегическое значение после присоединения Румынии к коалиции союзников.

Вскоре после прибытия на Солунский фронт сербская армия вступила в первые боевые столкновения. Союзники свои операции планировали начать 20 августа 1916 года. Но Центральные державы опередили их. Так неожиданно уже 17 августа 1916 года сербские части оказались на направлении главного удара стремительного наступления болгар. Особенно сильным атакам подверглись позиции, оборону которых осуществляли Добровольческий отряд и Дунайская дивизия. После нескольких дней отступления сербское Верховное командование было вынуждено вывести из резерва и отправить в бой Вардарскую дивизию. Последовавшее затем наступление, помимо планированного, велось также на «битольском направлении», где находились сербские части.

Несмотря на жесткий отпор, который давали сербские войска, на другом участке фронта, обороняемом греческими силами, болгарско-немецкое наступление дало результаты. Некоторые греческие подразделения сдались, были разоружены и интернированы в Германию в статусе «гостей», в то время как небольшая группировка солдат и офицеров отступила на Тасос, а затем в Пирей. Болгарские войска не смогли прорвать фронт на фланге, обороняемом сербскими частями, но на другом конце линии обороны 12 сентября 1916 года заняли Кавалу. Их вторжение в восточную Македонию сопровождалось негуманным отношением к местному греческому населению. Пассивность греческого германофильского правительства и дефетизм в рядах войск вызвали ухудшение отношений с Антантой. Имевшая штаб-квартиру в Солуни Либеральная партия, которую возглавлял Элефтериос Венизелос, возмутившись преступлениями болгар и пассивностью Афин, потребовала, чтобы греческая Македония пополнила ряды Антанты. Чтобы воспрепятствовать дальнейшей утечке информации, французское военное командование разоружило греческую Солунскую дивизию, вынудив правительство в Афинах предоставить им контроль над всеми транспортными средствами и выслать агентов Центральных держав со своей территории. Такое развитие событий решающим образом повлияло на греческое правительство, которое во второй половине сентября 1916 года выразило готовность присоединиться к Антанте. Небольшое же отступление на участке фронта, обороняемом сербскими частями, было остановлено в начале сентября, когда командование Первой армией принял на себя воевода Живоин Мишич.

Помимо прямой зависимости от вступления Румынии в войну на стороне Антанты, действия союзников на Солунском фронте были связаны с началом наступательной операции Центральных держав в Трансильвании и Добрудже в сентябре 1916 года. В связи с этим были затребованы и наступательные oпеpации союзников на Солунском фронте, чтобы все болгарские части, как приказывал генерал Жоффр, «приковать… к границе Греции». Наступление союзников началось 12 сентября и продолжалось да конца декабря 1916 года.

Сербские войска с середины сентября составляли ударную силу наступательных операций союзных войск и ежедневно продвигались вперед. Прорывая фронт неприятельских сил три раза, 14 сентября они одержали победу в трехдневном сражении возле Горничева. Болгарские войска вынуждены были отступить на позиции, с которых месяцем ранее начали наступление. Поражение болгар при этом отразилась на всей линии фронта. Генерал Саррайль битву возле Горничева, в которой «настоящими победителями были сербы», назвал «блестящим военным успехом». Дальнейший прорыв сербских войск к Битолю обеспечивался захватам укрепленных высот на горе Нидже, где располагались крупные силы болгар. Тяжелая битва, насыщенная отчаянными атаками и болезненными неудачами. Велась с целью закрепиться на вершинах горы Нидже — Старков гроб и, особенно, Каймакчалан. Окончательная победа, достигнутая ценой гибели 4 643 сербских солдат, была одержана 1 октября 1916 года. Болгарские части отступили к повороту реки Црна, а сербская армия вернулась на территорию собственного государства. Ее успехи открыли возможности для продвижения французских частей, которые, подобно британским и итальянским, не проявляли особой активности на фронте. Среди последующих военных операций особое значение имело сражение на излучине реки Црна, в результате которого Первая армия совершила значительный прорыв, отодвинув линию обороны болгар на расстояние около 40 километров. Болгарские части после этого поражения были не в состоянии организовать надежную оборону, тогда как немецкие части, также дислоцированные на Солунском фронте, были вынуждены отступать. Непрестанно продвигаясь вперед, сербские формирования при поддержке русских 19 ноября 1916 года вошли в Битоль. После побед при Горничево и на Каймакчалане, это был третий раз, когда сербы «вызвали событие», как отметил генерал Саррайль. Свое уважение он выразил и в ежедневном рапорте следующими словами: «Сербы, вы первыми открыли путь, вы первыми увидели, наконец, нашего врага бегущим, и ваши титанические усилия сделали возможным взятие Битоля». Потом фронт закрепился, так как начался период окопных боев, в ходе которых ни одна сторона не имела особых успехов. Наступательные действия на Солунском фронте в середине декабря 1916 года, после поражения Румынии, утратили стратегическое значение. Однако, несмотря на это, на нем находилось 433 706 солдат союзников.

Четырехмесячные бои измотали сербские войска. За вступление на «порог» отчизны и освобождение 1 200 квадратных километров территории довоенной Сербии было заплачено огромными потерями. Сражаясь, сербские войска вывели из строя около 68 000 и взяли в плен около 7 700 немецких и болгарских солдат. Принимая во внимание, что и сами понесли большие потери — 1 209 офицеров и 32 380 унтер-офицеров и солдат, — в начале 1917 года они опять были реорганизованы. С этого времени их составляли только две армии: Первая, под командованием воеводы Живоина Мишича, и Вторая, под командованием воеводы Степы Степановича. Потери остальных союзников были значительно меньше (10 446 погибших, раненых и пропавших без вести французов, 4 425 британцев в 1915 и 1916 годах, 1 701 русский, 327 итальянцев), что косвенно свидетельствует и об активности, проявленной союзниками. Военная отдача сербских войск многократно превосходила их численную силу и огневую мощь (см. табл. 1).

Таблица 1 [363]P. Tomac, nav. delo , str. 427.

Анализ действий союзных армий на Солунском фронте в начале октября 1916 года показал, что силы, которыми располагала Антанта на этом театре военных действий, были недостаточными для решающего разгрома неприятеля. Не хватало еще пять-шесть дивизий, но также не было желания Лондона и Парижа дислоцировать и задействовать их на балканском театре военных действий. Однако к концу того же месяца ситуация в некоторой степени изменилась. Столкнувшись с поражением Румынии, враждебным поведением Греции и давлением России, правительства Великобритании и Франции на конференции в Булони приняли решение отправить на фронт еще две дивизии, а Италию обязали добавить еще одну бригаду. Принятое решение подтвердила и конференция союзников, состоявшаяся в середине ноября 1916 года. Эта делалось с целью решительными боями в Македонии исключить Болгарию из войны, а Румынию c ее армией спасти от поражения и полного краха. План этот все же не был осуществлен, так как формирования, которые должны были ввести британцы, оказались недостаточно мощными и на балканский плацдарм слишком поздно были переброшены.

Ослабленные сербские части пополнялись различными способами, в то время как другие воюющие армии старались пополнить свои ряды солдатами из колоний, сербская армия это делала за счет добровольцев. Уже в начале войны в 1914 году из пограничных территорий Австро-Венгрии прибыло около 4 000 добровольцев, которые участвовали в боевых действиях, которые тогда велись. Из взятых в плен на Восточном фронте австро-венгерских солдат в основном сербов, а также, в значительно меньшей степени хорватов и словенцев, — позднее в России был сформирован Добровольческий корпус. Добровольцев набирали и в Америке, о чем заботилась Югославянская народная оборона. Прибывшие на Солунский фронт добровольцы вливались в состав существующих частей сербской армии и в Югославянскую добровольческую дивизию, которая участвовала в прорыве Солунского фронта и в боях за освобождение страны. Па имеющимся данным, на стороне сербской армии сражалось около 32 000 добровольцев.

ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЙ КОНТИНУИТЕТ СЕРБИИ

Военное поражение 1915 года, оккупация территории и беженство не означали разрыва государственно-правового континуитета и утраты суверенитета сербского государства. В соответствии с Гаагской конвенцией 1907 года, военная оккупация считалась «фактическим и временным состоянием», которое не отменяет государственный суверенитет, а лишь временно приостанавливает, без права его переходя к оккупанту в случае с Сербией оккупация территории не сопровождала капитуляция армии. Однако военное поражение неблагоприятно отразилось на международно-правовом положении Сербии и усилило ее зависимость от союзников. Реальная сила ее во внешнеполитическом плане была ослаблена, а возможности правительства ограничены. В то же время, защищая свои интересы, великие державы отклоняли попытки Николы Пашича добиться, чтобы за Сербией признали статуса союзника, которому было бы гарантировано право участия в мирных конференциях с «решающим правом голоса».

Помощь союзников имела решающее значение в функционировании правительства, Народной скупщины и армии — институтов, которые продолжали существовать в эмиграции и благодаря которым поддерживался континуитет сербской государственности. Подчиненная таким образам воле союзников, Сербия пыталась оказывать какое-то сопротивление, особенно в военных вопросах и в политической сфере деятельности правительства. Никола Пашич, осознавая, что у государства нет необходимой экономической и военной мощи, вел политику, которая сербские военные цели увязывала с планами союзников, и умудрялся сохранять свободу действий в так называемых «сербских вопросах».

С целью укрепить пошатнувшееся международно-правовое положение Сербии регент Александр и Никола Пашич в марте 1916 года посетили крупные союзные государства: Италию, Францию и Англию, а в апреле того же года председатель правительства ездил также в Россию. В ходе визитов состоялись встречи с влиятельными личностями европейской политики королем Виктором Эммануилом III и министром Сиднеем Соннино, премьер-министром Франции Аристидом Брианом. британским королем, принцем Альбертом, премьером Асквитом и министром Эдвардом Греем, российским царем Николаем II и министром иностранных дел Сергеем Сазоновым. Союзникам в основном представлялась югославянская программа; визитам предшествовали приглашения союзнических правительств, а это являлось знаком, что авторитет Сербии после размещения ее армии на фронте в Солуни значительно возрос.

Переговоры в Риме, несмотря на оказанные почести, усилили подозрения к проводимой Италией политике и подтвердили опасения, вызванные незнанием полного содержания договора, который она в апреле 1915 года заключила с союзниками. Пребывание же во Франции подтвердило, что союзники рассчитывают на сербскую армию. Для Парижа была важно, чтобы встреча с Николой Пашичем, регентом Александром и представителями сербского Верховного командования состоялась до военной конференции союзников в Париже, запланированной на вторую половину марта. Правительство и военные верхи Франции в ходе переговоров с представителями Сербии намеревались подготовить предложения, которые потом бы представили остальным союзникам, из-за чего приоритетность имели вопросы, связанные с сербской армией и Солунским фронтом. Никола Пашич о планами ее реорганизации и привлечения к военным действиям ознакомился во время официального участия в работе межсоюзнической конференции в Шантильи. Для самой Сербии, несмотря на преимущественно манифестационный характер всей конференции, особенно важно было знать, что союзники собираются делать для «отделения одного воюющего балканского государства от коалиции Центральных держав». Какой бы неприятной она не была, такая декларация давала возможность сербской дипломатии в очередной раз выразить отношение к политике союзников на Балканах. По мнению представителя Сербии, для сербской армии, только что оправившейся от удара, нанесенного вступлением Болгарии в войну на стороне Центральных держав, сведения о планах и расчетах союзников были бы обескураживающими. Реагируя на высказанную критику, премьер-министр Франции Аристид Бриан заверил, что союзники «не хотят совершать на Балканах ничего такого, что могло бы ущемить легитимные интересы Сербии». С такой позицией были согласны и представители России. Решимость, с которой реагировали французские и российские дипломаты, позволила добиться также согласия Эдварда Грея по этому вопросу.

Этого рода заявление составило основу специальной резолюции, в которой Франция, Россия и Великобритания торжественно обязались «не заключать никакого сепаратного мира» с Центральными державами и «сражаться да полного краха политики гегемоний и насилия, а триумфа прав свободы и достоинства народов». Представители Италии не подписались под этой резолюцией, считая, что задача конференции состоит в решении конкретных вопросов дальнейшего ведения войны, а не в определении условий будущего мира. Такое поведение их можно было воспринимать лишь как еще одно неприкрытое выражение враждебности, которую официальная Италия проявляла по отношению к Сербии. Несмотря на это содержание резолюции являлось значительным дипломатическим успехом Сербии. Есть сведения, согласно которым Николе Пашичу тогда было обещано, «что в случае овладения югославянскими территориями за пределами Сербии и них будет установлено совместное правление союзников с участием представителей Сербии и в соответствии с ее интересами».

Важное значение для Сербии имело и решение союзников сохранить Солунский фронт. Согласно сведениям, с которыми представители сербского правительства были ознакомлены лишь позднее, к нему пришли только после сильного давления, оказанного французами и русскими на представителей Великобритании, в соответствии с планами, которые стали тогда известны, на фронте у Салуни после прибытия сербских частей и определенного контингента русских войск должно было оказаться около 350–400 тысяч солдат союзников. Такая численность недостаточна для наступательных действий, которые принесли бы решающую победу на фронте, но поскольку союзники уже были задействованы в битве при Вердене, это было пределом их возможностей. Представителям правительства и Верховного командования была сообщено, что Франция на основании соглашения с Великобританией предоставит сербской армии все пехотное вооружение и боеприпасы, а вопрос насчет артиллерии надлежало решать позднее. Париж они покидали с чувствам удовлетворения. Никола Пашич впоследствии отмечал, что регент и он встретили полное понимание со стороны французского правительства. Складывалось впечатление, что Франция поддерживает стремление Сербии к объединению и готова защищать ее интересы от претензий Италии. Верилось, что союзники накажут Болгарию и сместят ее границу с восточным соседом на Тимоке и Струмице в пользу Сербии.

Пребывание в Лондоне использовалось для того, чтобы ознакомить политическую общественность с ситуацией, в которой находилась Сербия, а также с тем, как меняется отношение Великобритании к ней и созданию югославянского государства. Никола Пашич в среде представителей власти и в прессе старался пробудить интерес к формированию на Балканах единого сильного и стабильного государства, которое стало бы плотиной на пути распространения германского политического, экономического и культурного влияния. По мнению Пашича, создание югославянского государства было не только необходимостью, но и условием победы в войне. Он был готов согласиться на плебисцит в Македонии, уверенный, что население выскажется за совместную жизнь с Сербией и другими югославянскими народами. Особенно он подчеркивал, что объединение в одно общее государство с Сербией должно проводиться на основе «свободного волеизъявления» югославянских народов. В противном случае, полагал он, населенные югославянскими народами области должны остаться автономными, сохранив полную политическую и религиозную независимость, а экономически и внешнеполитически были связанными с Сербией в рамках Объединенных Государств Югославии. Его идеи и предложения британскими официальными лицами «воспринимались очень сдержанно». Министр иностранных дел Грей в своем ответе, подчеркивал, что Великобритания против любого рода иностранного владычества на Балканах. Эта значило, что объединение сербов Королевства Сербии с южными славянами Австро-Венгрии в принципе было возможно, при условии, что обе стороны выразят желание объединиться. Обосновывая позицию Великобритании по вопросам территориальных уступок, которых требовали от Сербии осенью 1915 года, министр Грей пояснил, что это делалось исключительно из соображений отвратить Болгарию от вступления в войну на стороне Центральных держав. Само объяснение, судя па всему, главным образом было нужно для того, чтобы сербских представителей убедить, что Лондон благосклонно относится к Сербии, таким образом развеивая все сомнения относительно тех шагов, которые британское правительство предпринимало до и после поражения сербской армии.

В конце апреля 1916 года Никола Пашич прибыл в Петроград. Переговоры, которые там велись подтвердили. что Россия не будет возражать против расширения Сербии за счет Австро-Венгрии. Во всех публичных выступлениях председатель сербского правительства говорил о плане объединения с сербами, хорватами и словенцами, проживающими на территории Габсбургской монархии, а в телеграммах, которые посылал из Петрограда регенту и правительству, он подчеркивал, что подходы России и Сербии к вопросу реализации сербских военных целей «идентичны». Российские правящие круги оказывали Пашичу сильную поддержку из убеждений, что сильное и увеличившееся сербское государство должно представлять и русские интересы на Балканах. Было дано обещание наказать Болгарию и сместить ее границы в Струмицком и Видинском краях. Большое значение имело и обещание умерить аппетиты итальянцев относительно югаславян.

Регент Александр визиты в Рим, Париж и Лондон считал продуктивными, веря, что союзники при окончании войны поддержат Сербию в намерении создать сильное государство, которое объединит всех югославян. Несмотря на то, что обещания, полученные Сербией, в большинстве своем были даны в устной форме и по сути союзников ни к чему не обязывали, визиты в европейские столицы подтверждали, что после многомесячной неизвестности положение Сербии окрепло. Это было связано прежде всего c мощью восстановившейся сербской армии. Поэтому регент Александр по возвращении из поездки в особом приказе войскам выделил, что союзники восхищены «бесстрашным и рыцарским поведением Сербии», чтят «неисчислимые жертвы сербского народа», признают его зрелость и способность к государственной жизни и культурному развитию» и готовы Сербии и сербской армии «в этой великой борьбе сильно помочь».

Предпринятые дипломатические действия, между тем, сняли много спорных вопросов в отношениях с союзниками. Способ финансирования Сербского правительства и сербских войск окончательно был определен в июне 1916 года. По соглашению, которое заключили британское и французское правительства, Сербии в виде ежемесячного аванса было выделено 9 000 000 франков, предназначавшихся на удовлетворение первичных потребностей (зарплаты офицерам и чиновникам, помощь беженцам, обучение школьной и студенческой молодежи, финансирование добровольцев…). Отдельная сумма в размере 42 250 000 франков в год определялась для снабжения армии.

Материальная зависимость, однако, была связана с политическими нажимами и вынужденными уступками. На протяжении мая-июня 1916 года от сербского правительства требовали, чтобы воинские части, переброшенные на Солунский фронт, подчинялись объединенному командованию союзников. Британцы уже в середине января 1916 года командную роль на фронте у Солуни предоставили французам, так что и от Сербии требовалось для большей эффективности действий свои части подчинить объединенному командованию. Французская сторона при этом не считала нужным нарушать внутреннюю автономию сербской армии, не ограничивала свободу регента Александра в выборе способов исполнения даваемых приказов. После всего пережитого сербская сторона смотрела на «проблему» в целом другими глазами. Регент, политики и офицеры понимали, что сербская армия для союзников — «лишь средство на одном из театров военных действий», которое может послужить окончательной победе, в то время как для Сербии и сербов оно — «последнее, что у них есть». Поэтому политические и военные круги старались с особым вниманием и ответственностью оценивать все обстоятельства, при которых армия будет использоваться. Комплексный анализ требований союзников показывал, что они, в конечном счете, не только ставили под сомнение правомерность самостоятельных действии армии, но и ограничивали самостоятельность политических решений регента и правительства, мешали осуществлению военных целей и нарушали суверенность Сербии как государства. Поэтому сербские власти готовы были согласиться с принципом единого командования при условии, что главнокомандующим станет регент Александр. Если же должность командующего отдается французскому генералу, требовали, чтобы за регентом Александром, как монархом и верховным главнокомандующим сербских войск, признали соответствующий приоритет, а Сербии дали гарантии, что действия союзников на Балканах будут отвечать сербским интересам. Под этим подразумевалось выделение отдельного участка фронта для сербской армии, ее участие в освобождении национальных территорий и пространства, на которое Сербия претендует, гарантии, что с Болгарией не будет заключен сепаратный мир, формирование сербской власти на освобожденной территории Сербии, учреждение общих органов управления на территориях, на которые Сербия претендует, и иное.

Позиция Франция несколько отличалась. Французское правительство настаивало на необходимости единого командования Солунским фронтом. Оно считало, что вопрос командования не имеет ничего общего с предположениями сербского правительства и опасениями, которые волновали его. При этом дальнейшие заботы о защите легитимных интересов Сербии не ставило под сомнение. Считало вполне логичным, что на вновь занятых территориях Сербии будет установлена сербская власть, но сохраняли за собой право в областях, на которые претендовала Сербия, формировать союзническое управление. Для сербского правительства именно это было неприемлемо, так как согласиться на такое решение, одновременно означало признать все тайные соглашения и договоры, которые союзники на протяжении войны заключили или могли бы заключить с Италией и другими соседствующими с Сербией странами.

Вопреки позициям союзников, которые считало потенциально опасными для будущего Сербии и для ее военных целей, правительство Николы Пашича в своих дипломатических действиях определяло для себя многие приоритеты. Оно упорно отстаивало позицию, в соответствии с которой после освобождения Сербии на ее территории должно восстановиться положение, предшествующее оккупации, а любые предположения, чтобы на ней или какой-либо ее части могла быть установлена какая-то другая власть, считало вовсе неприемлемыми. Настойчивые требования, чтобы освобождаемые союзниками территории, на которых всегда большинство составляло сербско-хорватско-словенское население, управлялись от имени Королевства Сербии, свидетельствовали о том, что оно не отказывалось от югославянской программы. В вопросе единого командования на фронте представители Сербии требовали четко установленной последовательности, предполагающей, что в первую очередь будет утвержден план совместной операции на Балканах, и только в зависимости от него зоны и задачи отдельных армий. В таком контексте правительство настаивало на участии сербского Верховного командования в разработке плана операции, считая важным, чтобы военный штаб был образован вокруг регента Александра, который стал бы верховным главнокомандующим.

Противоречия в позициях союзников и сербского правительства разрешились только в конце лета 1916 года. Столкнувшись с незыблемой позицией Сербии и необходимостью начать на Солунском фронте наступательные операции, которые невозможны без участия сербской армии, союзники уступили по всем вопросам политической природы. Вопрос командования, между тем, красноречиво иллюстрировало содержание телеграммы генерала Жоффра, отправленной 14 августа 1916 года генералу Саррайлю, главнокомандующему Солунским фронтом: «Вы командуете от имени наследника престола Александра и сил союзников». Полномочия, возложенные на союзников, были немалые. Генерал Саррайль «от имени наследника престола Александра» определял задачи, цели, зоны активности, время совместных действий и операций, при этом, упорно сопротивляясь всем требованиям союзников, сербское правительство смогло сохранить формальную независимость сербского Верховного командования и верховного главнокомандующего Александра Карагеоргиевича в вопросах политики и управления войсками.

Столь же тяжелыми были требования союзников, чтобы Сербия отказалась от всего Баната, который по тайному соглашению в Бухаресте от 17 августа 1916 года был обещан Румынии. Попытки сербского правительства добиться международной верификации восточных границ Сербии с Румынией и Болгарией не дали результатов, и неизвестность сохранялась до самого конца войны. Союзники в публичных выступлениях говорили о полном восстановлении сербского государства и подчеркивали заслуги сербской армии, но уклонялись от обязательств по вопросу осуществления сербами их военных целей.

Первые месяцы пребывания за пределами родины, да и последующие, сопровождались многочисленными проблемами: обеспечение беженцев, вопрос ответственности за военное поражение, политические перемены в армии, ее реформирование, организация работы различных учреждений и чиновничьего аппарата, активизация дипломатической деятельности, политические размежевания и столкновения, нетерпимость между собой, различные подходы к югославянской идее и государству, которое на ее основе предстояло создавать.

Члены правительства собрались на Корфу, где Совет министров 21 января 1916 года провел свое первое заседание в изгнании, в атмосфере большой тоски и неизвестности. Вскоре после этого, уже в феврале, было принято решение о начале работы Народной скупщины. Однако на большее не хватило единодушия, характерного для деятельности лидеров партий в первые годы войны. Объединенный клуб народных депутатов, сформированный после оставления отечества, больше не функционировал. Из 166, общего числа, депутатов в эмиграции находились 123. Из них 108 участвовали в первом заседании, которое началось на Корфу 10 сентября и продолжалось до 22 октября 1916 года. Члены Радикальной партии сформировали свой депутатский клуб, от которого отделилась часть депутатов, создавшая Клуб независимых радикалов. Самостоятельные радикалы («самосталци») составили в Народной скупщине отдельный депутатский клуб.

Политикой Правительства Королевства Сербия недовольны были и отделившиеся хорватские эмигранты, объединенные в Югославянском комитете. Недоверие, проскальзывавшее в 1915 году, к началу 1916 года переросло в убеждение, что перед Европой нужно «поставить хорватский вопрос во всей его национальной, государственной и политической запутанности и существенной значимости для югославянского объединения». Опасения и подозрения в «сербском ортодоксальном эксклюзивизме» привели к отказу от идеи «централистской федерации» в пользу решения, которое можно сформулировать как «некий идеальный дуализм». В таких требованиях дальше всех пошел Франо Супило, который в меморандумах, врученных английскому правительству, признавал объединение при условии предварительной внутренней трансформации Сербии. Если же этого не произойдет, вместо «освобождения, объединения и слияния хорватов и словенцев с сербами», по его мнению, «произошел бы, наоборот, некий простой акт захвата и доминирования, вдохновленный сербско-ортодоксальным эксклюзивизмом». Франо Супило считал, что в такой ситуации долг каждого хорвата «делать так, чтобы все югославянские земли», на которых большинство народа по свободной воле проголосовало бы за Хорватию, «были объединены с Хорватией». В то же время он подчеркивал наличие многочисленных «исторических», «государственно-правовых» и «культурных» различий.