Было привычно поздно, пока Кимберли читала эти письма за компьютером, а ведь раньше прислал посылку, с маркой ограниченной двухлетней аккуратно почерком четко сказал искренне при стабильных да сотрудников отдела, или она хотела получить. Зачем все только.
Иногда от работы не могла даже вызвать – чтобы завести машину нужны еще силы, неловко сидела, и ни о чем не думала. Порою – о зарплате. Что с ней.
Примерно так представлял реакцию. Последний месяц писал ей не он, а Грейс. Она пока учится!
– Правда, удивительное, – Грейс принесла бокал с мельбой. – Чего тебе?
– Сельдерей.
– Снаряжаю экспедицию.
– Слушай, говорил что был там, может не поедем? Тебе не интересно.
– А «сухопутные водоросли», «небесный поток»? Что расскажем твоим?
– Ты так прочувствованно это говоришь, «твои». Скажи еще.
– Что?
– Пожалуйста! Один-другой, ну-ка.
– Не нукай, – ответил Аконт наименьшее из возможного. Было предельно ярко, ставя ожоги ультрафиолета столь нежно на кордильерскую увешку. Рано заходит средней зимой, и немногочисленным благодарным зрителям сурово улыбаются портреты столетий. Немного раньше актуальности данных событий ценность индивидуального сознания высилась рубежом, галопируя его, неслись недовольные окрики погонщиков речи привычной. От жары до холода, через поквартирные пропуски часов настоящего летнего зноя, простертого щедрой природой над бывшими долинами, окружающие становились или не собой, то вместе предсказывали крушение стабильности.
Надо очень сильно не заслужить, чтобы стать нами. Мерещились родители с флаконами снотворных. Они хотели жить спокойно, мы расти. Раньше так добро полыхали четыре конфорки на кухне, ожидая разогревания супа, чайника со свистком, сковородки для трех-двух яиц. Сменила его в ванной, пропорхнув мимо по-своему, приятно улыбаясь.
– Ты там? Открывайте!
За дверью оказался Никон. За несколько лет он не особенно изменился, скорее наоборот. Удивлению Аконта не было предела. Вдруг! В камерном уголке солнечного горного воздуха нашел. Вместо «я думал ты умер» – молча достал литр мастики, не глядя плеснул в стаканчики.
– Совсем один?
– С подругой.
– Думаешь?
– Да.
– Все она твоя, точно? Сама и нашла?
Аконт смутился, один в один перед забором бесконечным. Когда до изучающих бесстрастно лица иконок лаптопа оставалось несколько минут, обыкновенно прислонялся к забору и жадно дышал, вслушиваясь в гудки пролетающих скорых. Лето обычно кончалось, выпущенным из шарика-поздравления аргоном – быстро и без остатка, и словно кто-то давил сверху телом. – Оболочка. – Родная осерчала, и с грозною лаской хватила за фалды. – Опять свою ламу на ночь слушал! У меня в эти кассеты младшие играют, по двору разматывают и бегают, счастливые невинные выражения, привези, все больше пользы. Мясо на прилавок не попадет. У нас на местном из-под полы чего только нет, домашнее! Творожок вот принесла на потом. – Не успел тогда Аконт перейти на понятную тему частного хозяйствования, купит дом, стали вместе со всеми поклоны бить, избавлять от греховности буддизма. Комплекс там какой, трое суток не мог потянуться. Кто он? За что? Помогла добром женщина, три года хоронила. Кто помог бы мальчику с разбитным лицом, потерявшемуся?
Никон уловил, красиво улыбнулся.
– Порядком твоя изволит. Женщина обязана за собой следить.
Аконт случайно задержался во взгляде его. Нежданно понял, не так он и рад, как предполагал последние месяцы. Друг отодвинул стакан, на который нацелился, и пошел, ничего не говоря, на улицу.
Тянулись здания настоящего юга. Он ничего не говорил, но с каждым пролетом близких переулков Аконт ждал расплаты. Мог сказать, испугался, двадцать не возраст, наконец про девушку, что виновна. Но когда в одном мысленном предложении сходились три и больше «что» говорить не хотелось, понурясь сдерживаться. Взращенное родителями благородство, усиленное подвижничеством примеров на виду пересиливало.
– Считаю знакомые сочетания. У нас был атлас и кровать, за тридцать, а я всегда хотел побывать там, где никто не был. Хватают, тащат в вездеход. Решили, с подмогой вернулся, тогда помогло, что мои рядом.
– Подыхать оставил. Убиться! – на последних словах представил, как она выходит из ванной, сушит, спеша волосы, вдруг стук, аборигены зовут выйти, и она видит его. Что говорить родным?
Голос подбодрил – иди с ним, не переживай! Я покажу тебе другой Ольдштайн.
Подошли к распивочной с подсвеченной двуцветной неоновой лентой надписью «Evening Lie».
– Веди себя обычно и возможно буднично, – проинструктировал прибывший.
Внутри оказалось безлюдно. Диктовал меню легкий даб-степ.
Зашли за две ширмы, на первой японка без черт из мифа трясла дерево с одиноким яблоком и двумя цесарками. На второй пары блудливых гетер танцевали на берегу подернутого обычными лотосами озера, одна воздела непропорциональные руки к небу, вторая жестами звала зрителя к себе.
Дальше оказался недлинный коридор, приведший к двери с хулиганской надписью VIP. На полу была надпись фирмы, огонь из баллона летел мимо, такое ведь нельзя штамповать, вспомнил Аконт.
Видно, устали мыкаться. За небольшим столом с водкой в ведерках со льдом и скромной бадьей севрюжьей икры было десять человек.
– Меня зовут Флосом. Остальных можешь никак не звать. Садись, – Аконт сел на единственный свободный стул, друг замер у стены.
– Товарищи собравшиеся! – без пауз, но постучав перстнями о ближайшее ведерко начал самый представительный. – Сегодня, в этой далекой солнечной стране, где девушки приветливы, а туземцы за пару сотен бус твои лучшие друзья, мы собраны принять важное решение. И поверьте мне, – оценил каждого взглядом скучающего – нельзя, чтобы поверили всем. Молодой человек, просим, и несколько предложений о себе.
– Меня зовут Аконт. Я из столицы. В третьем поколении не взираю на опахала. По образованию – продюсер. Занимаюсь умеренно бизнесом. А вас как зовут?
Собеседник условно показал бультерьера. – Такое тут – тебе решать, приятное или нет, – тронул себя за браслет на счастье. – Это как называется?
– Подарок, – ответил Аконт.
– Дарю, – не представившийся снял браслет, на нем висел плоский опаловый Crux Ansata и через сидевшего между ними силача передал Аконту. – Теперь так. Знаешь, парень, в честь чего собрались. На тебя работает логическое мышление?
– Хотите меня призвать к ответственности, вот за что.
– Расскажи, все ждут, – сказавший потянулся к сырам, но предыдущий говоривший остановил, на хоум ран.
– Бросил друга на дороге, с проблемами. Почудилось, он не совсем понимает. Близкий оставил мне, – продолжил более задушевно Аконт, но дружный гвалт собравшихся прервал неплохое начало:
– За себя говори! У меня тоже много кто есть! Сейчас такой придет! Сам по себе не маленький!
– Проб, – тем не менее упрямо доксил фабулу Аконт, – владел городами. Я намечал к своей поехать, а друг сказал бросить.
– В итоге бросил своего? – предположил сосед. – Или кинул, сам поможешь?
– Мне было не так много лет.
– С ней сейчас прикатил?
– Нет, другая.
– Оружие на стол! – приказал кто-то. Собравшиеся стали с характерными шмяками клацать о мореное дерево небольшие, не похожие на настоящие пистолеты, кто два, кто один.
– При всех? – спросил тот же, и Никон, на которого уставились присутствующие, вытащил молоточек.
– Или конечно уважаешь, или бесконечно.
– Бесконечно признательным быть можно.
– Бывает, – согласился последний его собеседник. – Я без обиняков, это же от слова обвинение?
– Сверимся со словарем.
Он расстегнул ветровку, демонстрируя полный набор непонятного назначения приспособлений, присобаченных к оторочке.
Не представившийся выдохнул, и, подняв в кулаке рюмашку с безалкогольным яблочным предложил:
– За услугу! – все чокнулись, – Аконт поискал перед собой стопарь, но не найдя никакой посуды вперед по столу, открыто манкировал.
– Наличествует непонимание с одним человечком. В пенатах. Перекрыл тут все, словно советский униат.
– Жизнь морошкой не казалась чтобы. Придержи земли распаханной от новой борозды. Три дня. Билет взяли. Твоей придумаем. Вот для нее, между прочим, – и предположительно главный из собравшихся достал из широких карманов что-то вроде колье. – Не самое. Но с Ливерпуля. – Заметил, все стоит, но вместо чтобы ожидаемо сесть, протиснулся к Аконту и спросил, подкупающе ерзая:
– Да – нет?
– Пойдет, – отвечал Аконт, на ходу решение надо быстро принимать, тем более в застольной беседе. Уважение – оно всегда к собеседнику, поддерживаешь или ведешь, не столь принципиально.
Никон зачерпнул блестевшим перед ним кухонным ножом икорки, и, стряхнув в рюмку, вкусил.
– Это Мидиец и Квестор, – показал Никон в темнеющей подсветке плохо освященную часть стола. Отвезут.
Дальше долго шли из бара бедными квадратами, Мидиец иногда оборачивался.
– Что ждешь? Никто не знает.
Совершенно сели в автомобиль и в молчании понеслись по хайвею. Небо начало светиться, и Аконт спросил:
– У меня там моя. Наверно места не находит.
– Слушай свежий. Поймал Рип рыбку. Просто. Рыбка говорит ему человека баритоном: отпусти меня на все четыре зоны. Достал дед сетку для сушки улова, только собрался положить, слышит, сзади шевелятся. Обернулся – никого. Кто здесь! Молчание ему ответом. Кряхтение нарастает. Дует прорывами жести бриз, несет по воздуху брызги океанские. Вдруг из-под камня вылезает – не то человек, а иначе посмотришь, так и не человек вовсе. Дед-а! Не отпускай рыбку, подаришь половине улыбку.
– Приехали, – хлопнул Мидиец, кажется, по товарищу.
Спутники вышли и широкими шагами двинулись в сторону редких финиковых пальм.
– Это вот банановое дерево мы называем. А это – автоматический пистолет системы Фаст-фуд. Целиться надо будет выше.
Пока восток не проснулся. Мчали до города, и против ожиданий повернули на аэропорт.
– А моя там?
– Легенду сочиним, дескать, попал, спал.
– Не поймет! У нее и родители влиятельные, пробьют по бюро. Никого б не подставить.
– Твои списки скажем не показывать.
– А очень плохой человек?
Показались характерные постройки.
– В общем, послушал рыбак жителя – решил добить Мидиец. – Приходит домой, а там не то, что случилось. Благоверная омолодилась. Стол полнится, скоморохи бродяжные частушки скабрезно поют. Сама скромно у стенки, ласково готовится. Просыпается – ничего не изменилось. Забылся. Сказка жизни смена плохая.
– Дайте позвонить.
– Нельзя.
– Прошу всем.
– За спасибо помогаем, не искушай, по чем берешь. Не промахнись, будем. На вот, – Квестор протянул два сотых под натуральный виски шоколада. – Поспишь на борту. Вернешься, запиши: «Бэй Сохот». По-русски. Переведешь, в «Боне» привезут.
– Что в деталях?
– Одолжение.