Не зная с чего такие мысли нехорошие, посмотрела на тарелки в сушителе. Эту купили в шестьдесят девятом. Ей тут делать нечего, побьется еще. И вот – основная миска его и младшей. Из нее дети съедали в полтора раз больше, и все ради аляповатого ежа с непонятным ромбом и лимонного оттенка груш, мы приходим в мир такими. И что воспитание дает!

Нежданный звонок чуть не привел к падению памятных тарелок на пол. Проб. Мужчина! Никогда не надо два раза объяснять. Понимает, нелегко пришлось, и сейчас выхватывает по полной. Другим дети путевки покупают без подсказок. Она четверых, кроме нытья. Забаловала эту, да и тот, когда по-хорошему.

Открывая, думала тяжелым взглядом в закрашенную голубым стену предбанника, и потянув дверь осуждающе через пол бросила винящий взгляд на нее.

Но это была другая.

Растерялась, и без приветствия почему-то спросила:

– Тебе чего? – держа дверь на цепочке.

– Беда. Пусти, – повела на кухню.

– Водицы?

– В целях.

– Не знаю. Не бойся?

– Что гнетешь? Вновь бои? Денег? Сейчас нет. – Предпочитала занять немного, а потом вернуть, рейки.

– Прост.

– Зачем он? – не пропадая в трезвом, всегда ссылался на родственника, и обычно сами звонили ее Лойту.

– Хока убили.

– Догулялся.

– Аконт исчез.

– Говорят, это Проб.

Помолчали. Лейзи сосредоточено жевала женьшень, жестом попросив вторую успокоиться.

Решив, лучше теперь рассказать, все что знает, та было заговорила, но Лейзи остановила рукой:

– Что с ним? Неизвестно где? А Проб! – та решилась обнять ее и они обе заплакали. Но как только удрученные хлипы прервались криком и громким плачем навзрыд откуда-то изнутри в одном из ее красивых домашних халатиков, всегда несших успокоение, частичку детства, в дверь позвонили.

– Лайки наверно. Ты не бухай ей как мне. Точно?

– Лойту сам шеф рассказал. Стала бы я, чертить! – та побежала открывать, худший день в году. Только открыли, а теперь насколько затянется! Еще и от своего влетит, что без него.

Не посмотрев, открыла, вместо ее на пороге стояли два ровных и погожий.

– Аконт! – бодро представился последний. – Здесь проживаете?

– Нет.

– А где хозяева?

– Она дома, но ей сейчас не очень хорошо.

– В смысле?

– Плоховато. А вам чего?

– Мы пройдем?

– А вы кто собственно – даже не представились.

– Девушка! Или пропустите – или считайте, что сопротивляетесь!

– Ладно, – примирительно сказал один. – Главный группы Мэтью О’Ныни.

– Но у вас форма не та!

– Девушка! Очень прошу! Лицом к стене!

– Помогите! Бандиты! Муж работает где надо.

– Мы сами оттуда, – весело усмехнулся кричавший.

– Я напротив думаю – вы обыкновенные бандиты!

Парни переглянулись и один вдруг прыгнул в дверь, а эти схватили ее за руки и буквально втащили в квартиру.

Лейзи встретила в коридоре.

– Кто такая! Лицом тоже, – задорно обозначил кричавший ранее, протаскивая с другим открывшую не вовремя на кухню.

– Сколько тебе говорить! – отринула та, пускаясь было за ними, – но ее остановил, взяв под локоть тот же.

– Пойдемте, дорогая моя.

– Мой так вам этого не оставит! Дайте позвонить! – А та сидела на маленьком стуле в наручниках уже и плакала.

– Молодец, – ажурно попросил один из них, – ведите хоть вы себя благоразумно, хорошо?

Лейзи кивнула и сама села за стол. Ценности фамильные отдавать так не хотелось!

– Здесь живете, – начал ближайший к ней, но в дверь снова позвонили.

– Кто там?

– Наверно мой!

– Мой друг и младшая, пожалуйста, не трогайте их!

Тот достал пистолет и направил на нее.

– Да что нет! – они метнулись в коридор.

– Вот она, с другом! Сколько у тебя их, извините. Вы, собственно, так называемая Лайки?

– В смысле??

– Слушай, девочка.

Да она этому старшему в прихожанки гордится!

Тут Проб резко толкнул на нее ближайшего майора и почти одновременно врезал куда-то второму. Тот выстрелил, но ее уже был в коридоре. Они отправились за ним.

– Вот недотыкал! – выругался задержавшийся. – Вы, значит, Лейзи Ваш, а вы – получаем, Лайки Нен?

– Да!

– А я не буду говорить, и мой муж Лойт вас из-под земли достанет.

– Кто вы такие? И кстати, что за «Ваш»?

– Не надо возражать, мне все равно. Так вот, так называемая…

– Хватит издеваться над моим именем!

– У меня вам две новости.

Пристал – и к ней! А Проб – найдет настоящих? Читала, что всегда надо выбирать хорошую вначале, так печальное принимается легче.

– С хорошей.

– Вы – не так называемая Лайки. Вы – Ене Анкерсмит-Дихтер.

– Дихтер? – хором спросили женщины.

– Да, Дихтер. Старинная. Сибирские такие есть. Я работал с вашим отцом…

– Вы нас убьете, да? Зачем заливаете? – вторая плакала, хоть ее отпустят! За младшую обидно.

– Шучу, правда твоя. В проеме показался один из этих.

– Так, дамы, вы – с ним, а ты – пойдемте, – махнул пистолетом.

– А новости? – на ходу спросила тяжко.

– По дороге.

– Тогда не пойду.

Он еще раз махнул оружием, и она со вздохом глубоким вышла из квартиры. Надо было так сглупить! Это было крайне сложно. Как так оказалась не у метро, а прямо напротив материного подъезда! А лейзин деликатно взял под ручку и повел заходить. – Вот и не ждал! Одумались! Молодец вы. Наверно и та дошла. Сейчас щец с морозца! – И уже снова выходит, словно это все сон, из подъезда.

Он вел безвольную женщину прямо к подкатившему грузовику.

В автомобиле было еще двое, и один не из них.

– Начну с хорошего. Кстати, можете меня звать Энджел, – сказал в штатском. – Мы сотрудники одиннадцатого управления. Вы были рождены и провели детские, юношеские годы в специальной тренировочной колонии «Заря-12». Вы дочь очень уважаемого человека и генетически практически безупречной материи. Вас зовут Ене, можно и Ене Дихтер.

Вот так.

Вы и подобные – последний кадровый подарок империи. К счастью, программа была рассчитана на много большее число кадров, но и израсходовано – тоже намного выше запланированного. Вы входили в состав спецгруппы, на случай прямой запутанной агрессии превосходящих сил, иначе сказать, просто оставлены на обновление и ремодуляцию фонда. Почти никого не осталось.

– А как получилось, что забыла? И моя, старшая – тоже фондовая?

– Брось. Есть специальные методики, хорошо восприимчивые экспонаты.

– А мой этот? Настоящий, в смысле. Дихтер. Где? И кто моя эта?

В штатском отрицательно покачал головой с поддельным сочувствием.

– Чего в самом деле? Не сбивай. Страна помнит о вас. Она всегда была рядом. И мы – я простой начальник, – столько лет ждал сказать вам – первому человеку, который войдет в историю… – Энджел вспотел и промакивал лоб углом шинели. – Историю человечества. Поздравляю Вас, Ене Дихтер, также известная как Лайки с зачислением в Первый межгалактический полк Второго специального управления программ «Галактик» и «Галактика-з» при Росгалактперспективе.

– Куда надо полетите, – встрял, сидевший напротив. – Не буянь девушку. Ей не надо всего.

Да они психи! Зачем им понадобилась! Еще заставят делать чего! Откуда авто?

– Теперь хуже новость, – кивнув ему, и хмыкнув, на на лице мысли, без менжевания рек Энджел. – Ваш, Клавенрон – очевидно, скончался, не приходя в сознание.

– Это имени кого, – спросил молчавший сотрудник слева, с эпатажем шеврон.

– Помолчи, – заткнул его тот. – По имени не та.

– На этой, что ли, – у него был забавный высокий голос.

– Имя сам знаешь.

– Ты мне рот не надо.

– Что тыкаете?

– Мужики, спокойно.

– Где родной мой Аконт?

– Не знаем. Там разборка, видимо попали под огонь, пошли в пригород пройтись.

– Мне очень жаль. Но сейчас нужно подумать о хорошем. Насчет грибов, я не серьезно, просто вчера малину заготавливали – все мы люди – с этим вот, – он ткнул в ближнего с важным выражением. – Время. Найдется.

У Энджела начала рация: «Новый! Я – Четырнадцатая. Прием».

– Слушаю, – в самом штатском поднес к уху наушник, долго напряженно что-то там слушал.

– Еще есть хорошая новость! Ене, я знал твоего отца, понимаешь?

– Данного?

– Да, настоящего. Дихтера. Я твой первый тренер.

– Забыла.

– Тебе не тридцать восемь, тридцать два. Года! На шесть меньше, чем в паспорте. Поэтому так молодо выглядишь, превосходные ДНК.

– А с ним что? – известие ошеломило. Она молодо выглядит. Действительно, даже старшая специально говорила. «И что помогает держать кровоток», – та о велосипедной многодневке, когда перекрыли движение, и пришлось ждать пока проедут в разноцветных майках поджарые иностранные гонщицы. В себе не сомневалась, стали понятны подростковые неврозы – после прекращения тренировок!

– Это что за, – вскинулся руководитель.

– На перекрестке, где остановились только, из потрепанной шестерки вышел водитель и начал из автомата стрелять по подъезжающим машинам, из которых в него тоже стали палить.

Парень прыгнул обратно и дал быстро. Все это время из окна шестерки смотрел окрыленный юнец.

– Привет! – кричал он!

– Вот и ты!

То и выбило из привычного восприятия похитителей.

– Задержать всех. Маркс, – диктовал после секундного замешательства Энджел. Оказывается за ними ехали машины сопровождения. Из них стали нажимать на спусковые крючки в подъехавшие нивы.

– Гоним! – приказал Энджел и участливо спросил:

– Твой будет?

– Да, он, могу произнести клятву! Не верите?

– Удачная встреча.

В это время Аконт, стараясь не чувствовать, говорил непослушно:

– Она! В той машине!

– Будет. Обещал позаботиться о тебе, сейчас пойдет охота.

– Что за он?

– Прячемся.

– Простите?

– Предлагаю на «ты». С ним видел, что стало?

Аконт неуверенно разрыдался.

Эх! Не был он в армии. Нашу вот увидел, – думал Проб под фанфары триумфатора. – Неужели прошло? Подъезжали, увидел – щелкнуло. Вышел и на глазах милиционеров стал стрелять, а потом уехал.

– Тебя всегда помнить буду!

Одна встреча может изменить! Когда встретил Чарли, тот был совсем другим. Голодный парень не пользовался авторитетом. Вы великаны.

Пошли в круг – сам, гроза и Камерон Диас. Диасу стало вдруг плохо, немного отбились и при Чарли принял патруль. А он пришел с цепью и положил троих, но его скрутили.

Осторожно открыл дверь, вытащил у все сползавшего на пол ведущего пистолет, направил на пьянку. Забрали, и на с пистолетом у виска замначальника поехали в головное. Замначальника вдруг выхватил пистолет из руки зевавшего Диаса и приставил к лбу грозы:

– Вышли. – Вы двое – поедете руду добывать. А тебя пристрелю.

– Лучше меня! – зачем-то сказал Проб и бросился на зама, тот нажал курок, но случилась осечка. Замначальника не соглашался, пока подоспевший Диас методично объяснял тяжесть действия.

Угроза убийства! За цепь? Спорт не приносит травмы, но люди не пьяных алкашей трясут.

Гроза тогда сказал: я твой должник. Вот зачем бросился, говорил не раз потом.

– Родная! – кричал Аконт, – показывая куда-то за возникшие березки.

– Его бы пожалели, – причитал Проб. – Не стоит детей! Побойтесь, – хмуро махнул на небо.

– Где твой спаситель, – спросил здоровый. – Рядом?

– Да, – ответил один из них.

И он застрелил вначале первого, а потом третьего палача.

– Не признал? – теперь Проб взялся. Вот и адрес.

В подвалах было с шиком. Вкололи обезболивающие.

Достав бутылку коньяка, разлил по треть:

– Что живы.

Коньяка был ящик. Из закуски, икра красная, трехлитровая банка. Первым спать ушел Аконт. Вколол Диасу еще, чтобы не проснулся жутко, ему не стал – рано. Фобий не было, но тянуло выйти. Постоять на воздухе.

Тир вышел.

– Прием! – позвал мерзкий посвист, из темноты выплыл Проб. Тот чертыхнулся и сотворил крест.

– Что нового, – смерив шофера взглядом, сказал Проб. – Говорим?

– Извините! Не хотел! Просто тип нас выручил.

– Великий? Он свое получит, – согласился Проб практически добро. – Диас работает.

– Хорошо знаете?

– Смотри не ошибись. Сейчас будет новый паспорт, на тебя и Аконта.

– А для Диаса? Что помогло бежать?

– Заткнись, пьянь! Теперь ты отвечай за Аконта. Через несколько лет он возглавит мою империю.

– О чем вы? Про ларьки или рынок?

– Конечно, рынок! Глобальный демократический. Мы с тобой, не скоро увидимся. Ты мне не нужен. Мое негодование. Дядя Проба реально тут был и – тебе на память монеты оставил, – он дал Пробу большую монету.

– Два доллара восемьсот девяносто четвертого года. Пока.

– На том и простимся?

Тир повернулся, и рьяно ушел прочь. Никон побрел за ним.

– Стой, – замахнувшись, как на шотландца крикнул Проб. – Тебе есть чем занять часы.

Никон без слез поворотил. Утро для Аконта и Диаса началось поздно следующим вечером. В историю Проба не поверили отчасти, монета не убедила, делирий у тебя. А паспорта – есть, Ишот сделал, возможно и Проб распорядился.

– Ты ведь не видел его смерть! – Диаса Аконт звал на «ты».

– Кто его оставил в живых бы!

– Знаешь, Диас. Представь мое влечение. С нею было очень хорошо, но что-то не то, не нравилась фигура и лицо.

– Малой, давай еще?

– Кто тебе малой? – себе улыбаясь начал Аконт. Тот ему точно в подбородок.

– Стой! Он ребенок! Сын почти Проба!

– Я спас вас. И твоего Проба, и этого, – Диас драматично показал линии ладони.

– Кэмерон! Только что, между нами сделал сотрясение! Жилец, – и выхватив из кармана найденный под ящиком с коньяком заряженный самопал – выпустил что было в не ждавшего Диаса.

– Долг украсим, – начал Аконт, но Проб тащил его к выходу. Надо найти кого, можно, на банях переждать.

На выходе встречали трое в штатовском. В одном из них Аконт узнал родную.

– Это очень секретно. Я улетаю в галактический полет, программа на другой планете, мягко говоря. Понимаешь, внутри она, что удариться о лед мартовским утром, и там наши зонды построили лимы. Огнеупорные. В общем, увидимся скоро. Кстати, я не твоя настоящая. Вчера сказали, что мой не мой, а мой другой, и мне меньше на шесть лет, а значит как я могла тебя, хотя мой генетический материал превосходен. Делай что хочешь.

Обнялись.

– Будем на видеосвязи!

Тир пустил слезу.

– А ты – смотри не балуй особо, – понял, – заметил один из прочих Пробу, и пнул в его сторону кленовых листьев.

– Это правда ты? – он был горд за нее. Герой. Аконт размахнулся и случайно ударил Проба по лицу тыльной стороной. Что-то им владело. Проб виделся, указание быть лучше и смелее. Сейчас задачи есть и задание.

– Погнали в «Жемчужину», – спросил, улучив момент, показывая, нужно уйти чтобы окончательно не растрогать.

– Куртку теплую одень! – сказала Лайки.

– Но жарко очень, – сказал снова Проб.

– Значит, в другую сторону, – отрезал один из сопровождающих и подтолкнул остальных.

Точно так? Все вдруг сложилось пополам, живое пространство, словно открыл в горах глаза и очутился на поляне, ярко освещен был миг – распадок между холмами, север. Тундра отцветала к зиме, но подавляющим цветом был зеленый, умело переходя в зоны синего, багряного и всей гаммы.

– Я замираю, – нагло заявило нечто близь.

Аконт удивился. Один на земле.

– Я умер? – зачем заспорил Аконт.

– Сдох, – был ответ.

– О нет, – он огляделся в поддельной пока панике, появилась боязнь открытых пространств. Захотелось в комнату, включить экран. Ты тот Глашатай?

– О да. А ты.

– Снова? Что хочешь от меня?

– Подожги меня.

– Я сгорю с тобой! Кроме всего, видимо ты не он, а то, что говорит от имени его, враг, раз хочешь уничтожить объятия врат, баг.

– Побеспокоюсь о нем! – говорил Проб в это время, держа аконтово тело. – Такое было, в четверг прошедший.

– Пригласил, – сказал один пришедших. – Контролируем. Вам совет идти. Его вылечим, не волнуйся, ладно, – потрепал Лайки вне бедра.

– В дни наши вип-пациентов как только не лечат! А ты, – он повернулся к Пробу. – С ним побудешь.

– Где, – не внял Проб, – побыть?

С машины бежали четыре и водитель. Проба повалили, Аконта понесли, плавно тараны ахейцы.

– Будет, – с прежним видом вещал тот же, – спесь умерить!

Тир очень хотел посмотреть лицо сволочи. Видела бы Лайки! Руководители государства! Вспомнил Проба, Проста – что за люди. Цвет акации.

– Пустите, – приказал другой. – Поехали.

– Куда будем? – опять Проб.

– В предстоящее, – и улыбаясь, он ударил таки (локоть – поворот – ансвер) Проба, и ребром по трапеции.

– Не надо засорять, вы не мания, – процедил один из них и удачно плевал.

– Что за мерзости! Стивенс!

– Извини, – адресат снова харкнул. – Не могу держаться.

– У меня тоже, – начал Проб. – И там.

– Не то там, – звякнул Стивенс.

– Хватит, может, – потянулся другой.

– С чего командуешь, – произнес последний.

Его успокоило. Вдруг достал Стивенс рогатку и направил на обидчика.

Он несильно языкнул, с примирением приподнял рукав.

Никто не держал Проба. Аконт начал приходить в себя. Проб закинул его на спину, и пока вокруг спешили успокаивать наперебой Стивенса, ушел вниз по улице.

– Где мы?

– Жив, Аконт! Правда, не знаю, насколько. Мир против нас!

Прохладная московская ночь.

– В группу, значит, не надо возвращаться, – произнес он.

– Да что ты, люблю слово путяга, жаль жизнь прошла мимо! У нас только и есть с тобой три миллиона долларов от Проба. На твое воспитание, а мешают – и те и эти, еще и вот теперь.

– Откуда у него средства?

– Много не знаешь. Хотя не отключись, мы бы не сбежали.

– Поверстаем за бугор, – смело хрипотнув, предложил Аконт.

– Что.

– Только за девушку ту переживаю, что была в плену со мной. Лорин? Те ли подсказывает воспоминание. Нет. Понравилась мне, что прибавить?

Он остановил еще издали машину, условился. Аконта вперед. Сам в крови. – Опять выругался! – корил себя напористо.

– Не смогу без нее, – продолжал все более угрожающим, даже со скидкой на мальца Аконт. – Есть с кем по-настоящему? – спросил водителя.

Шикнул на Аконта было, но сам осек.

– Да, к девушке?

– У меня молодая красивая сожительница.

– У тебя? – непонятно почему так запанибратски на шофера полез Проб.

– Да. Стройная брюнетка, сто семьдесят, третий, – и он ободряюще повернулся к Аконту.

– Да ты интеллигент! Тебе сто!

– И в отличие от вас, – обвел стыдящихся Аконта и Проба красноречиво, – регулярно занимаюсь, как теперь говорят, «сексом».

– А раньше? Впрочем, не отвечайте. Вот что. Про отношения. Мне необходимо ее видеть, прямо сейчас, понимаешь, а он, – показал в Проба, – мешает.

– Ты кто? Твое дело – стремянка, что полез? Ему веришь? Он каждый день только сам себя развлекает на лавке, или половине раз, – Пробу было хорошо в теплой машине, раны не сильно ныли.

– Присовывает, что за пошлость молодежи. – Меня кстати Винс зовут, сказал он Аконту. – Молодец, что пристегнулся, – и резко крутанул направо. Винс остановил середине обочины. Достал домкрат. Вытащил почти несопротивляющегося из машины и угостил.

Аконт боялся движений. Затем же, подумав, он еще молодой, вышел и крикнул водителю:

– Винс, хватит, пожалуйста. – Тот удержался. Посмотрел на Аконта и улыбнувшись немного, отметил:

– А тепло в машине было.

– К девушке, или брошу здесь. – Поставил Аконт обездвиженному Пробу выбор, когда Винс уехал.

– Там сотни таких девушек. На нас сезон! Также, лишившись меня, останешься без полутора миллионов долларов.

– Может, нет денег зеленых! Смотрим, почему полтора. Три должно на мое воспитание! Решил присвоить. Убьет тебя, ты единственный, говоришь, его видел после смерти?

– Да, кто что видел. Я все мог забрать. Это Россия. Увлекательное состязание, в которое втянул твой, и ты кровушка его – опасен. Завалят с тобою.

– Проб, ты нормальный. Но резковатый. Наверно после всего.

– У тебя похоже. Полагаешь, можешь. Куда ты ее поведешь?

– В то самое место! У нас полтора?

– Сейчас тебе как папа, понимаешь? Не злобствуй.

– Что знаешь о папе? – Аконт красиво прыгнул около столба, повернулся и отправился в уютную метель.

– Вернись! Сгину теперь! Прошу, – спохватился Проб. —

Изранен, холод. – Но Аконт поступательно удалялся.

– Хорошо! За девушкой!

Аконт продвинулся на пару шагов и пошел обратно.

Тир посмотрел в чистый взор.

– Не будет с ней свободы.

Тир сбился, сосредоточившись, жевал стиморол.

Самые искренние слова могут быть восприняты молодым в виде зла. Умрет здесь? Не приедет барином столичным домой, не обнимет, чтобы вся улица видела – живет. Чтобы она, привлеченная сходом, протиснулась сквозь толпу.

– Тебе миллион, и к девушке!

На братана Аконт предсказуемо реагировал. Сейчас Проб думал думать, на это, не на миллион.

– Она одна на миллион, – Проб увидел только желание жить. – Сначала за деньгами.

– Что там, тарелка?

Аконт увидел явственно, не в здравии друг. Размеренно, махнув, поднял руку и посмотрел чуть вперед – скоро завалится с деньгами к ней, и в путешествие.