— Мне подсознание не нравится, — артикулировал Вреж, подергав за щинду ближнего типса. — Мы боремся с врагами, что напали на беззащитную область в предгорьях Амазонии, где тучные анаконды перекусывают зазевавшимися прощелыгами. С гневом отодвинув предложенный революционный наган, он слабо зазырил, где у типа что. День пугливо убегал, оставляя прошедшим недосказанность и смятые документы без резолюций.

— Грозить плясам не понты финтилить, — оппонировала знойная сомелье, чмокая хреновым кьянти.

— Вы несказанно чаруете, в блестках отбиваясь от хахалей, целующих вам затылок по мановению точеных движений.

Из коры мозга пришли ненависть и восхищение, восторг треволнений и жалобы на жлоба, что зажабил картинку к общему веселью. Танцуя на карточках и вбивая в мороз по коже яхтинг в заскорузлые акведуки, несшие чистые воды с Ганги на плату заброшенному укрытию, приютившему звездоподобных искателей экстрима, получилось не на лучший вид, хотя всем понравилось, когда он привстал, и лобызая приобнял милую за гарцующий стан. Проведя некоторые дни в пахотном аду, беспочвенно биться головой сельди о тихоокеанские борта, привезшие камни, жемчуга, не дорогой мексиканский кустарник. Заплатив больше, чем хотели, Вреж с друзьями, которых послало провидение, били по локоточкам, изображая танец волков на костях железных грифов. В музее остатки пещерных птеродактелей висели под высокими потолками, пугая падением на не подозревающих о непрочности тросов поздних зашедших.

Вреж умело перебирал католические четки, сняв шлюпу перед плывущей лыбой зловредной обольстительницы, она целила одними глазами, весь облик выражал похоть и злодеяние коварства, перхоть с предводителя захваченной шайки, так и сыпалась вниз на лишь недавно просохший от не частного дождя асфальт. Килограмм девятнадцать показали весы, но не все собравшиеся стали рядом, невзирая на оборудование, забытое при переносе выгодной части груза. Здесь не многие за то, чтобы правда выходила почаще, кричали пером профессионала жаркие обращения к людям труда, забытым в свою очередь, прикрытой шалью схваченной за подол красотки они тянули в ириску, удачно тянувшуюся зубами с незабываемым вкусом советской карамели и шармель кати бочки прочь от дощатых трапов, где крокодилы для портфелей и настоящие американские сапоги, не ботфорты с Нью-Гемпшира, увязанные по горловину, снабженные не стыкующимися шнурками и в оглядку на зад пятки дающие противень вместо положенной решетки для курятины, забывшись, Вреж смаковал программу передач, точно ручной тормоз с набалдашником выгодный в иных обстоятельствах шофер, у которого не все дома, в частности, ушла к почтмейстеру жена, на бруствере пообнимав за жир полезный в пакете с завода, переработанный для отечественных нужд и довольно стильно выходящий в супах на поверхность солнечную, подсаливая в мыслях за свою половину, Вреж тянулся к арбалету, что припав на колено предлагал типе, но не хотел прямо сейчас разрядить в членов шайки, злых на него за медленный отказ от скоротечной казни, они готовились к издевательствам.

Дома ждала Ангелова, горделиво подняв окутанную вуалью шею, под ней читалось ожерелье. На задних ногах, выбив поклоны из реверансиста, что поутру заходил нежно вести неспешные диалог под однажды выбранную кружку с перьями жаркий, возымевшей страдание желать не жалуясь, вбивая в морозец земли порожней прежние напевы на бубенцах фортеля над тройкой, под копытами не поведавших вьючность коников рассыпался в песок легкий гравий, попавший на полотно неспроста, по прихоти последнего завозчика. Канделябры свисали с протяженных потолков, освещая скорбь во всем облике, что могло обойти стороной виделось вызывающим боязнь, подобно перекрестному огню из вовремя поднесенных к непреклонному подбородку крикетов. Хотя ее вполне устраивал расклад, встретить не ходя далеко родного, осенить поцелуями мужественную грудь, склонив головку ловко посветить пирсингом через майку. Собрание жильцов постановило осудить загулы на лавочках, поставить на вид, что не соблюдают меры. Молодость не пророчествует, а чертит изломы на холоде рам. Ругая Врежа что будет поздно, била в косяк белым лбом, встряхивая разметанные локоны. Мирно обойдясь без скандала с заинтригованной подружкой, она знала, что лучшее, не обходиться без силы притяжения одних членов общества к другим, без самой срамной прихоти затеняя суть приходящих на к знаменателю вещей, рискуя сделанными ставками на карте международных отношений, ведя к диаграмме походов, оживляющей рыцарские турниры, когда с севера ко двору приходили пешие и конные, готовые драть копьями круглые ясеневые щиты и звенеть протяжно о закаленные латы. Он был бароном безмолвных равнин, где тучные кони выискивали тонкие травки, а мирные жители подозревали не прозревших жен в смертном грехе и кощунственным охлаждении после рядовой литургии. Он ее целое счастье неделимого согласия, порядочный солдатик грядущего ада, взявший манеру соглашаться, а не повышать падением голос. Он сейчас решает не самые неважные вопросы, на острие борьбы, разве можно залипнуть в его огромное чувство ответственности, не потеряв себя на досвадебном глянце снимков. Она сжимала своего мальчика всем естеством, по-американски, что называется в закутках баров и нишах бюстов. Еще неделю назад громила их с компанией, нагрянувших поздно и бивших по столу, негодуя на поздний расход по домам. Жалела добрых павших в объятия уличного произвола, чем нежно быть придушенными ароматом шелков, литографиями на оживающих теням по вечеру противоположных стенах.

Кто их разберет, жизнь диктует реноме.

Вреж заканчивал с последним, когда почувствовал ее в себе, пробрала до самых кончиков зачесанного направо пробора. Добрейший человек, и интересная женщина, приведется ли обозначиться в ее покоях после таких подвигов, не лучше проследовать с большинством в открытый бар и отмечать щедрый по трудному времени улов, она может прознать, добиться с него расписки в похождениях. Ничто не сводило на нет милующихся внутри хрустящих простыней, только гнетущее совместное переживание о конечности объятий и вздохов, направленных в благодарность высшим силам, сведшим два одиночества вместе. Любящие огоньки облепивших просторный Норт Фейс светлячков, два Гарлема в китайских трусах, одам и небо благодарно за возвышенность низменных влечений, превознесенную в классике и растоптанную местоблюстителями городовой бедности в похожих на венгерские верхах. Свойское отношение к нежничающему якобы телу и костровищу оторванных от сердца оторв различала правых от стремящихся установить законы для любящих, призывая уничтожить и тень подлинности чувств от одного глубокого поцелуя, убивающего подхалима ради легкости типично трезвящего негодяя, приглашенного не для красоты. Лицезрев смущение красивого парня, она сманила милого тремя блестками ноготка, без ухаживания и цветов за глаза. Во след сбегшим с карнавальной ночи стремилась злоба с пней многолетней рябины. Летели в платьях выше колен танцы, вздымали красные тельца рейвы, распахнутыми створками занимал в прошлом место замок.