Теряясь, но находя в стоящем важные моменты, убегать прочь от нависающих зданий, уносящих километры жизненных стремлений оставить как есть бывшее в негативизме и отрицании правильности устойчивого порядка, установленного врагами с единственной целью дать понять, не все имеет реальный референт, даже предоставив лучшим свои низменные влечения в виде пафосных задач. Блестящие, покрытые дыханием осени стены вели неспешный твердолобый диалог о будущем, ждущем за поворотами приворотов и рвущимся навстречу мечтам стабилизаторам человеческой механики. Храня в оставшемся на новый изгиб судьбины ломте жизненность райского вкуса, перебирая ногами треснутый с приколом асфальт, ведя себя далеким триколором развеваемым духоподъемными порывами в укромные места тихих районов, где стерегутся лавочки и подпирают площадки семерки балтики. Кажущийся сегментом середины истины отказ бороться, бросаться на первых поперечно, навечно изменив обязанности страдать перед несгибаемым памятником подорванным под венгерские ботинки.

— Вы не могли бы выйти?

— Опаздываю на заседание.

— Есть несколько вопросов.

— Ко мне? Видите, я и так сижу, хотите сесть на мое место? Кто предложил бить набатом в баклуши, я что собачья работа, мне и не верится, что не все знают.

— Предъявите.

— И говорю. И так ему объяснял, и по матерому.

— А вот это зря.

— Зряче, точно поправка в налоговый меморандум.

— Мне ваши ксероксы ни о чем не сказали.

Машина рванула с места, унося Гая с любимым охранником от недружелюбного перекрестка. Она не находила в опозданиях ничего предоссудительного, любимая работа любимого всегда шла впрок, поставляя свежесть к четвертому цикорию. Холодея от неприятных ощущений ниже махрового полотенца, обвиняла человека, что изволил стыдится своей неаккуратности все вчерашние бедствования, грозя в стенное панно.

Он позвал немедленно посмотреть праздничное шествие в Риме, где смех и поцелуи не вызывают отторжения у многочисленных гостей со всех стран-членов ЕС.

Они спустятся последними с небес по личному трапу, чтобы не опоздать на фейерверк и маскарад для всех. Потом лягут на кровати в полулюксе, спросят закусить минибар. Нельзя о том, но он платил из своего кармана, не тратя напрасно с карточки. Она хотела помнить карточки, очередь за свежим хлебом, переброс тройкой новых предложений, чтобы быть адекватной очевидным завистникам, занявшим наблюдательный позиции рядом с их местами для поцелуев, словно в рекламе моющего средства, залогом уверенности, что уснешь умиротворенно. Общий вагон уносил прочь ее родного человечка, он обнимал, спросив взглядом разрешение, лишнее одеяло, пытаясь не плакать, представив ее с другим, в окружении счастливых сытых иностранцев. Где там повозка с итальянским Морозом, точно боярыня разбросала по снегу морковные отруби для не впавших в спячку гусей. На гуслях играл нечто трогательное деревенский мужик, невзирая на очевидно декоративный материал ложек пританцовывавшей спутнице. Летели полустанки, названия красивых старинных городов. Она играла локоном, плывя через жалюзеные дневные лучи. Хотела надевать фартук, что забыла уборщица и организовать разнос за отсутствие в борще пампушек. Здесь не умели готовить сметану, не бились до чертиков над клубничным тестом, не ставили на не того бойца без правил, между джин-физзом и кампари-сода. На разноцветных лампочках отражались сцены древних мифов, зовя прочь отсюда, где нет никаких болезней и усталости, вытерев красиво скулу от каплей дождя терпеливо перебирала варианты Ангелова. Хорошо бы он ушел и не вернулся, выполнив свои обещания на прошедший воскресный день. Ловя в упряжь бубенцы пони, отвешивая кивками поклоны и поднимая столбами снежинок серебристую пыль, они были интересны всей улице, беря в оборот вечный город. Прощение за сброшенные полотенца он вымолил свежей молитвой за настоящей пиццей.

Рвение озабоченных сослуживцев вибрировало краткими сообщениями, зовя от сладкой в привычку кабинетных шалостей. Им ничего не стоило биться о выступы секретеров, рыскать в ошибках контрактов, исключая тщетные стимулы пробиться выше его кресла, разломить преломленный ранее хлеб. Сначала необходимо выгнать без выходного немного менее половины виноватых за просчеты, но кто тогда будет поддерживать совместный быт работы, делая второй культурой последующий уют. Ранние обещания расстаться и вынести на плечах рюкзак с рынка, представив поверженным бороться за свои попранные права жалобами.

Избиратели теснились вокруг компании, грозили перейти к решительным действиям, требовали ознакомиться с ответами на заявления, на что имели ответом продолжительный посвист, это нанятые провокаторы с другого адресного куста вклинились с проплачеными заявлениями. Возглавлял их человек серьезный, его уважали.

Переживание схлынуло, стало снова душевно среди доброты пейзанской натуры. Хорошие люди охали, требуя возобновить оркестровые марши, на что им отвечали невпопад со стороны, держа в руках себя, кто представит первым, пойдет прочь, прогоняя не самые обходительные манеры до предстоящих разговоров, где им придется бить себя в живот, щемя отстающих белым пластиком.

— Останься на улице, — почти приказал он, держа на изготовку портмоне. Банкноты смачно хрустели внутри, выпирая одна одну. Из транзистора на обмотанном перфолентой мачте гремел маршевый вальс.

— Не говори со мной точно потерял из виду ворс на мебели. Где мы договорились быть вместе?

— В одном из гетеробаров Рок-Айленда, падая в стойку за сделанные погромче погодные остроты.

— Храни мне силы держать в руках отбивающихся от работы радетелей мирового порядка, ставивших на чрезмерный взлет ИПО.

— В пору зимней стужи размочить горло плеснутым с жиром домашним, рисуя на обоях карандашом в столбик.

Препираясь не ровен час, и почти заговорив ей возражения, вытек из двери, вызвав приличный жест летевшего самаритянина. Всего и надо забрать другой миллион, оставить в руках сумку с чужим билетом на Аброад, держать в уме не давая стальным плащам.

Взгремели иерехонской трубой сирены ученой тревоги, спотыкая заспешивших более обычно державных флаерщиков. Им было недосуг, фланелевые рубашки кителили короткие фалды, не вся группа посетила шейпинг, подарок на урок от взятых за произвол гонителей справедливости, озлившихся на демонстрацию готового платья перед прибранным позавчера элитным бутиком, где владелец играл в понт на восьмеру, а главный клиент оставил на стене отпечаток на двенадцать. Не было причин испытать сомнение, ей приглянется выбор, хотя кружева заняли место текстурной органзы. Здесь иногда решали дела и вполне простые с виду сограждане, при том пьяные на дух, сметая с полок дизайнерские носки с резинкой-резинкой через призовой сантиметр более легкого чем основная ткань изделия хлопка. Куртка выглядела спортивной, при общей низкой посадке позволяя вздымать ребрами отдыхающую после стычки грудь. Там досталось, она не ценила мужские забавы, и наверняка не одобрит новье, привыкать. Сдоба на прилавке манила чужой корицей, за это вылетит отсюда пулей, прокинув чтобы освободиться два сантиметра резной цепи под мужской браслет, на что мода все обещала, но смелым крутили на глазах колеса пореволюционных повозок когда обод уже обивали гвоздями.

Не все стремились старомодно вклинивать слова любви в обмен любезностями, но то время имело свой ридикюль, спицами взбивая не прошенный на объезде чертополох. Магические пертурбации на вдохновении ушатанного поцелуя, формация во главе с проходимцем, жадным до грязных денег через рассекающие дельтами рукавов таежные быстрые ручьи. Лозунги за землю в потворство коварным артиллеристам, взявшим на абордаж посягательства, что это за слово, данное в поручительство обещание по лопатке, хлопнув лопатника за ремешок с еще пахнущего сексом Китая Черкизона, полторашка дней в обмен на продовольственный ажиотаж под продажу загородной недвижимости невидимой днем иллюминацией на как искусственных елках у родных спусков в известные по работе переходы. Их пробирали насквозь в глазах прибарышеных барышень с запада притащивших на излетах походки последний шанель. Хитросплетение прижатых к мозаике счастливых на выхвати из потока свою, готовых слиться в иероглиф лобызанием в шеи, ловящие одобрительный гул солидных.

— Заставил ждать через опущенное стекло, и вывел из себя просто чтобы заживить мне тягу к кофтам, смей после открывать рот без очевидной нехватке оправданий, час битый видеть твои недомолвки с готовыми сбросить одежду римлянками, гордыми за свои дворцы и портики.

— Прости, я готов молить коленопреклоненно, вжавшись в прорезиненный коврик наутюженым кулаком.

— Страда небес в помощь.

Он целовал голень, моля восторженно заказать столики. Ангелова томила, чмокая люменисцентную секундную средних картье. Зачем ей блеск на его щетине оставлять, когда ждут икебана и обслуживание по фен-шуй. Не стоит вестись на целования не двойного узла, нужно плестись в хвосте автоколонны, слушая Ред Снаппер.

Они знают толк в связующих пары невидимых нитях, но при второй подруге не стоило вести себя так откровенно с новым, хотя он дал обещание хранить молчание, сжав бесконечностью губ как перо пирата, ошибшегося с форштивнем, но не с дислокации сундука с драгоценностями испанцев, решивших подчинить все короны удачи зову премьерного сердца для чувств, стоящих иной реплики за кадром в рамке, где они так беззаботно трунили над ателье с клоном в пошив, ломая работу фотографа через перемену слагаемых своей страсти пришедшей непринужденно за горьким игристым.