Хош

— Держись за бронёй! — прокричал Хлох, а сам запрыгнул на «Ящера» и рванул к башне, перескакивая металлические дужки и люки.

Я резко присел за «кормой», выглянул из-за колеса. Теплокровы оживились, перебегали — меняя позицию. Шмальнув пару раз одиночными, я попытался разглядеть «бэху». Повреждена, нет? Но сквозь пелену ещё сильней припустившего ливня теперь можно было видеть разве что метров на двадцать.

Вот тебе и развлечение, — прохрипел я, невольно вспомнив слова Хиеха.

Хлять, сколько же вот такой хрени случается после слов — ну что, развлечёмся?

А где кстати Хиех?

Пытаясь увидеть грузовик, я наткнулся взглядом на теплокрова, который в этот самый момент клал на плечо гранатомёт. Чё-о-рт!

Щелчок флажка и две короткие очереди. Теплокров упал носом в землю, шайтан труба отлетела в сторону, он стал неуклюже подниматься, потянулся к ней. Ещё одна очередь и теплокров застыл кучей свежего мяса.

— Чёрт-чёрт-чёрт, — дрожащими руками я пытался поставить переключатель на одиночные, повторяя всего одно слово. — Чёрт-чёрт-чёрт…

И только когда мозг перестало клинить, закончил эту мозговую чечётку другим словом:

— Убил.

А следом словно отрезало. Руки перестали труситься, мысли приобрели чёткость и холодность. Ну убил. Да. И что? У меня не было выбора. Ещё секунда и он бы разнёс «Ящера» нахрен, а заодно с ним и меня.

Справа снова заработал крупнокалиберный, но ненадолго. Я вжался в броню, переждал, и потом начал стрелять одиночными по позициям теплокровов. А с их стороны огонь становился всё реже, они явно уходили от дороги.

— Хош! — сквозь потрескивание выстрелов донёсся до меня голос Хлоха. Я повернул голову и увидел, что он подаёт мне знак. Вперёд.

Кивнув, подскочил и, согнувшись, бросился к насыпи, залёг за ней, краем глаза увидел перебегающего Хлоха и ещё одного нашего. Прикрыл короткой очередью. Два трассера дали понять, что время менять рожок. Отцепил пустой, быстро вырвал из кармашка броника полный. В это время Хлох уже зарылся носом в землю прямо перед дорогой, и перевернувшись на спину, нажал на крючок подствольника. Взорвалось где-то за их бронмашиной, в ответ два невнятных одиночных.

— Хлох! Они уходят! — проорал я, пытаясь продраться голосом сквозь шум ливня, Хлох кивнул и, вскочив на ноги, бросился к подбитой «броне» теплокровов. Пришлось следовать за ним.

На дороге поскользнулся, растянулся в грязи, выругался. Шум в ушах усилился.

— Чёртов дождь, — вырвалось невольно, но повернув голову, увидел, что в этот раз дело не в ливне. К нам двигался второй «Ящер».

Ну, слава Алху. Поднявшись, я быстро преодолел расстояние между мной и бронмашиной противника, и тут уже, спокойный как удав, плюхнулся на колени рядом с Хлохом. Волнения больше не было. Вообще не было.

— Ушли, щеровы отродья, — сквозь зубы процедил мой соратник, и бросив взгляд на третьего нашего, спросил. — А где Хиех?

— К грузовику пошёл.

Он зло сплюнул, и поднявшись в рост, запрыгнул на машину.

— Отходи!

Пять шагов в сторону, Хлох спрыгнул на землю, побежал за мной, присел. Внутри вражеской бронмашины гулко взорвалось, зазвенело в ушах.

— Давай к нашему «Ящеру»! — по перекошенному лицу Хлоха было понятно, что он орал, но я слышал всё в довольно спокойных тонах.

— Понял! — прокричал я в ответ и не без радости побежал обратно. Судя по всему, всё уже закончено. И слава Алху, в нашу пользу.

Пока вторая часть отряда занималась преследованием и добиванием, мы с Хлохом помогли выбраться из подбитого «Ящера» механику-водиле, потом вытащили тела командира и наводчика. Последнего пришлось доставать по частям, от взрыва ему оторвало голову и левую руку, прихватив с ней лопатку и несколько рёбер. От вида окровавленной шеи и ошмётков лёгкого, торчащего из огромной дыры в теле, меня вырвало. Я упал на колени и долго блевал, упираясь ладонями в грязь. Щера с разорванной башкой видел, и ничего, а тут накатило, да так, что хрен остановишь.

Через минут пять второй отряд вернулся. Их «Ящер» остановился совсем близко от меня, обдав облаком выхлопных газов. Я поднялся, покачиваясь и кривясь, закинул винтарь за спину.

— Хиех там, мёртвый. У грузовика, — сказал кто-то, и я машинально выругался. А ведь говорил ему — нахрен эти перебежчицы?

А этих самых перебежчиц уже вели к нам, и к моему удивлению, они не оказывали никакого сопротивления. Шли себе спокойно, а одна так и вообще улыбалась приветливо, словно видела перед собой не с полдюжины хладнокровных, а старых знакомых. Но после удара прикладом винтаря в грудь, улыбка эта быстро с её лица слетела. Не выдержал и ударил Хлох. Вслед за первым ударом, он отвесил ей ещё и пощёчину, а после этого притянул за шиворот.

— Канша ли ортулаки? — спросил он вдруг на неизвестном мне языке, и девка стала торопливо отвечать, ошеломлённо хлопая ресницами, а я с не меньшим ошеломлением рассматривал обеих женщин. Во-первых, это были первые «человеческие» существа противоположного пола, которых я видел после попадания сюда, а во-вторых… Мы здесь что — ради вот этих двух? Ради вот этих страшных, если не учитывать, что второй вообще под сраку лет, мы положили половину наших?

Выслушав молодую, Хлох грубо оттолкнул её и повесил винтарь на плечо.

— Соберите всех погибших и загрузите их в десантные отделения. Вы двое, прочешите окраину леса. Только быстро. Может та щерова тварь где-то рядом. Только осторожней, она вооружена. Выполнять.

Он обернулся, и поймав мой недоумённый взгляд, дёрнул головой, мол — что?

— О чём она говорила? — ляпнул я, хотя хотел озвучить тот вопрос, что назойливо крутился в мозгу — Ради вот этих? Но всё же не озвучил. Мало ли, может, я чего не понимаю. Может, это какие завербованные, у которых есть важная информация.

— Она говорила, что не убивала. Там с ними были ещё две девки. Вот одна из них и пристрелила Хиеха, а потом они сбежали. Ты ещё и языка их не помнишь, — добавил он как-то зло и зашагал к одному из «Ящеров».

Я двинулся следом. Здесь уже, оставшиеся в живых, аккуратно затаскивали тех, кому не повезло в десантное отделение. Я взялся помогать. С Хлохом мы подтащили тело того, что первым стрелял из гранатомёта, потом побежали туда, где приняла бой вторая часть отряда. Навстречу нам, тяжело сгибаясь к земле, проспешили двое наших, неся тело Хиеха. Помимо него ещё было два трупа в месте перестрелки. Одному пробило осколком лоб, второго всего изрешетило крупным калибром. Пришлось здорово потрудиться, чтобы его донести. Во-первых, мокрые грязные и застывшие пальцы практически не слушались, во-вторых, едва Хлох ухватил мёртвого подмышки, как одна из рук попросту оторвалась. Поминая всех щеров, он положил её на тело, вцепился в броник, и мы на полусогнутых двинулись обратно.

— Ещё один, — сухо бросил Хлох, когда мы подтащили изрешечённого к «Ящеру» и указал рукой за спину. Двое, принёсшие Хиеха, бросились туда, а мы принялись аккуратно усаживать мёртвого в стальное кресло.

— Майхал нам за это все чешуи выдернет, — проговорил, стоявший рядом водила первого «Ящера», вытирая ладонью разбитое в кровь лицо. Хлох согласно кивнул. — Твой поедет? — спросил он, когда тело убитого было более-менее зафиксировано.

— Поедет. С чего это они так усилили конвой?

— Может из-за этой? — кивнув в сторону грузовика, предположил я. — Которая Хиеха застрелила.

— Интересно, что это за сучка, — задумчиво пробормотал Хлох и стал закрывать аппарель. Потом стукнул кулаком по дверце. — Какая-то сука-теплокровка убила Хиеха.

— Явно она не перебежчица, — тут же откликнулся ещё один из наших. — Может из спецов? У них же есть какая-то команда из девок. «Вторая сила», по-моему, называется. Или «Другая сила»…

— Да щер её знает. Ну что там? — криком спросил Хлох у вынырнувших из пелены ливня двух бойцов, которых он посылал прочесать окраину леса.

— Никого. Ушли твари.

— Щер, — Хлох сплюнул сквозь зубу. — Этого в первый грузите! — снова закричал он, тащившим последнее тело. — Здесь уже некуда! И теплокровок туда же.

Два бойца резко взяли правее, рванули к подбитому «Ящеру». Туда же заспешил и водила, продолжая остервенело стирать с лица кровь, а я, схватившись за поручень, взобрался на нашу бронмашину. Вслед за мной залез Хлох, уставился на второй «Ящер». И только когда погрузка в него была закончена, и развернувшись, он подъехал к нам почти вплотную, постучал прикладом по водительскому люку:

— Хашхар, ехали отсюда к щерам!

Дара

Поскальзываясь, падая, поднимаясь, снова поскальзываясь и поднимаясь — они неслись по размякшей земле, огибая деревья и кустарник. А иногда и напрямую ломились сквозь последние, боясь потерять время. Холодные капли с листьев колко били в лицо, напитывали одежду. Отяжелевшие и норовившие упасть штаны приходилось постоянно подтягивать, грязь на ботинках становилась неподъёмной, но Дара не останавливалась. А заодно тянула за собой девчонку, постоянно оглядываясь и готовая в любой момент нажать на спусковой крючок, если покажутся эти отвратительные зеленомордые твари.

Ливень прекратился неожиданно. Вот только был всепоглощающий шум и вдруг тишина. Словно кто-то отключил звук. Но, отключив этот звук, он включил другой. Девчонка завсхлипывала, стала молить об отдыхе. Ну, хоть немножко, ну, пожалуйста…

— Никаких остановок, — отрезала Дара. — Переходим на шаг. Если остановимся — замёрзнем.

— Я и так замёрзла, — в последний раз проканючила девчонка и замолчала, не решившись спорить дальше. Так они и шли до самого рассвета, больше не пытаясь заговорить, и только когда местное солнце поднялось достаточно высоко и почувствовалось хоть какое-то тепло, Дара решила сделать привал.

Выбрала взгорок на небольшой поляне, долго елозила рукой по мокрой жухлой траве, но потом, плюнув, подогнула правую ногу и уселась на неё. Всё равно будет мокро, как не старайся. Ливень пропитал землю щедро, солнце ещё не скоро просушит.

Когда девчонка перестала ёрзать, дёргая скреплённую чёртовой железякой руку, Дара положила автомат не землю, и позволила себе зажмуриться, подставив лицо солнечным лучам.

— Тебе есть куда идти? — спросила она через какое-то время и посмотрела на спутницу. Та закивала.

— Родители? — поинтересовалась Дара, прикидывая в уме, как это может помочь.

— Нет. Родителей моих убило, два года назад, — жалостливо заговорила девчонка. — Бомбой. Только тётка и осталась. К ней я и шла, пока меня не поймали и не передали военным.

— За бродяжничество?

— Нет. За бродяжничество в тюрьму не сажают. Тут таких бродяжек на Рубежке и без меня хватает. Я с голоду сунулась в один двор что-нибудь поесть своровать, а хозяин поймал.

— Поня-ятно, — протянула Дара, снова зажмуриваясь.

— Я до этого не воровала, — тут же с жаром бросилась объяснять спутница. — Честно. Это я в первый раз. Правду вам говорю.

— Какая разница? — Дара пожала плечами. — И далеко отсюда до твоей тётки?

— Не знаю, — жар из голоса девчонки пропал, и его место быстро заняла прежняя жалость к себе. — Я даже не знаю, где нас держали. Пока меня поймали, я три дня шла. Оголодала так, что ноги подкашивались.

— А название населённого пункта, где тётка живёт, помнишь?

— Да. Арфирка. Маленькая деревня, дворов сорок.

— А после того, как тебя поймали — везли в том же направлении куда ты шла, или в обратную сторону? — почувствовав, что подогнутая нога начинает затекать, Дара зашевелилась, пересела на левую.

— Да, — кивнула после небольшой паузы спутница. — Вроде бы туда же.

— Это хорошо, — обрадовалась Дара, но радость эту в одно мгновение сдуло, словно пушинку мощным порывом ветра. — Merde, — ругнулась она на родном языке и, трясущейся от озноба и накатившего страха рукой, потянулась к автомату.